Королевские клетки

Разговор у залива

Вопль 'Альтрес, граф Лорт — к Его Величеству', который у большинства людей ассоциировался бы с приглашением короля, Шут слышал в своей жизни только один раз — когда король официально принимал 'графа Лорта' — как будущего служащего кабинета. И весь вечер потом над этим ржал.

Сегодня все было намного обычнее, и гораздо страшнее. Короткое безобидное донесение в тубусе было страшнее королевской гвардии в бою.

. Что скажешь?

— Оторвись от документов.

Гардвейг поднял голову. Начало было мягко выражаясь нестандартным. Шут достал из тубуса полоску.

— В гавани Альтверы шесть кораблей вирман. С белыми парусами. Стоят вторую десятинку. Их охраняет взвод королевских гвардейцев.

Наверное, король должен переспрашивать 'И что?'. Или гневаться. Или ждать продолжения. Гардвейг с трудом встал и подошел к окну.

— Я люблю этот город, Шут... Правда, люблю. Хоть и не столица.

Залив шумел. Вечерело, город, спускающийся к заливу, готовился ко сну, его уже накрывала оранжево-желтая кисея заката. Покрикивали чайки, стучали последние телеги, доносился скрип снастей. 'Нет бури на горизонте!' — разнеслось над городом.

— Помнишь? 'В году триста двадцать пятом жители призамковой деревни Тарима порешили поставить на мысу человека, дабы предупреждал он рыбаков и купцов....'

Шут ждал.

— Умеешь выращивать репу?

— У нас репа растет плохо.

— А что хорошо?

— Понятия не имею. Узнать?

— А есть смысл?

— Да не особенно. Что нибудь по поводу соли тебе ответили?

— Ответили. Мой венценосный брат сообщает мне, что свято придерживается буквы и духа 'Альтверского договора'. Что ничем не ограничил купцов, не завел шахты, охраняет дорогу и торговые ряды...

— Прямо все перечислил?

— Дословно. Также сообщает, что если кто на его землях творит непотребство и разбой, добывая соль из земли — вот ведь мерзавец, а? — готов своим войском примерно наказать разбойника и самоуправца... Здорово, да? Трех месяцев не прошло — а уже, сволочи, все всё знают.

— На сколько упала продажа?

— Официально — не знаю. Неофициально — на треть. И продолжает падать. Купцы уже секретарю третий раз денег заносят.

— Много? — ответ Шут знал, но хотел понять что знает король.

— Солидно. В последний раз — десять корон.

— Ого! И что же? Он тебя убедил их принять?

— Нет. Я пока очень болен. Особенно потому, что сказать мне им нечего. Сколько нам осталось, как считаешь?

— Лет пятнадцать. Доходы от солевых сборов и торговли — две десятых, портовые сборы и налоги с оборота — три десятых. И кормится со всего этого пять шестых всего народа, то есть в-общем-то мы и остальное оттуда получаем. Если вирмане перестанут беспокоить на торговых путях в районах Брокленд-Иртон, и, например, станут прижимать Лорис только к северу от Тарима — наш оборот упадет втрое, путь-то к портам Ивернеи и востока Ханганата там вдвое короче и погода осенью лучше, да еще пираты, кто к нам поплывет? А значит кормить некого, обшивать некого, верфи наши без ремонта вообще никому не нужны. Ремонта же будет — тоже треть. Кстати, из этой трети кораблей будет много того, что мы себе повезем. Ты как полагаешь, скоро Эдоард с вирманами договорится?

— Думаю, уже. Пришло аж шесть кораблей — значит, минимум четыре клана договорились, то есть, считай, весь остров. Паруса белые — значит, 'в мире и с миром', так? Он их ведь принял на третий или четвертый день? Значит, ждал. Они стоят, никаких проблем нет — то есть все идет нормально. Охрана — просто дураков не пускать. Ну, подробности-то мы потом узнаем, но вариантов нет. Что можно у вирман получить, молоко козье что-ли? Что они у него попросят — корабли покрасить? Морскую торговлю они обсуждают. Чужую.

— Вот и я так думаю. Что с нами будет, твое мнение?

— А то ты не знаешь? Станем провинцией Ативерны. По-хорошему — лет за пятнадцать, по-плохому.... ну, там уже неважно, за сколько. По-хорошему, это если ты моей Анелькой совершишь чудо. В любом случае — провинциальная гавань. И полуголодная провинция.

Шут пожал плечами.

— Все так плохо? Не думаю.

— Это самый плохой вариант — что-то конечно останется, наверное часть путей будет выгоднее тут, опять таки, соль наша явно лучше, но... Не очень сильно. Будем бедной и дохлой страной. Есть идеи, Шут?

— Нет.

— Я не хочу, чтобы этот город, чтобы вот эта страна стала ничем, понимаешь, Альтрес?.. Она, может, и не лучшая — но она моя.

— 'Буря на горизонте!'. А кого мы можем... пригласить помочь?

— Сдурел? Чем отдавать будем? Кто помогать станет, ханганат — наследник которого полгода в Иртоне ошивается и у которого на востоке большая часть народу живет? Ивернея, которая с этого всего выгоду и получит? Эльвану не считаем — ей все эти наши препирательства неинтересны. Остаются Авестер, в котором бароны до сих пор друг за другом бегают с дубинами, и Даркол — потрясающей мощи, как ты знаешь, союзники. И армия им нужна, в основном, чтобы рабы их не перерезали — а к тому все идет. Ну что, есть еще пожелания? Иди и думай.

Шут ушел и подумал. И пришел через три дня. Через десять минут Его Величество выгнали его взашей, и 'Душегуб!!!' было самым нежным из того, что они изволили ему вослед кричать. Еще через день Гардвейг пришел к Шуту в кабинет со своей бутылкой. И они напились так, как не напивались вообще никогда. А потом приступили.

Домой

По субботам Лидия и ее отец изволили готовиться к посещению церкви, положенному верным сынам и дочерям Альдоная, а потому приемы — хвала ему же! — не проводились.

Обычно в этот день Джеррисон и Ричард торжественно закрашивали еще один квадратик в календаре — и занимались своими делами.

Вот и сегодня — они прошлись по торговым улицам, приценились (больше шутки ради) к злобного и страшного вида плоской рыбине, и возвращались назад. Прямо перед поворотом к посольскому дому Джесс вдруг насторожился и притормозил Рика.

— Подожди, пожалуйста.

Он выглянул из-за угла, немного посмотрел и каким-то чужим голосом сказал.

— Пойдем-ка мы дальше гулять...

Ухватив Рика за локоть, он совершенно хамски практически поволок его назад.

— Джесс, в чем дело?

— У посольского дома человек тридцать каких-то оборванцев. И труп стражника.

— Ну так надо же помочь, пошли скорее!

— Некому помогать. Там тихо...

— Хвост мальдонаин...

До Рика вдруг дошло, что разгромленное посольство, труп стражника — да, Ивернея экономила буквально на всем, и он был только один — но был! — этим ребятам были нужны не деньги. Причем там уже тихо — значит сопротивляться там некому. А ведь они шли к обязательному посольскому обеду, за неявку на который "Вобла" Фалион вынимал душу кому угодно. Посольства больше не было. Скорее всего — в живых.

Джесс продолжал тащить его вперед, глядя по вторым этажам домов.

— Вот она! Туда!

— Кто — она?

— Щука. Дом под щукой... Сюда!

Джесс еще протащил его и втолкнул за поворотом в какую-то галерею.

— Постоим чуть-чуть.

Сказав это, Джесс снял плащ, перехватив его за ворот и вынул дагу.

— Ты что собрался...

— Тихо! По имени не зови!

Из за угла торопливо выскочил нарочито средний горожанин в сером камзоле и деревянных башмках. Джесс не стал даже спрашивать — он хлестнул полой плаща ему по глазам. Горожанин отшатнулся, пропуская плащ, дернул правой рукой пояс — но не успел. Джесс продолжил движение, развернув плащ в воздухе, и ударил его утяжеленным галуном по правой руке. Горожанин застонал, пошатнулся — и Джесс ударил его дагой в печень. Сразу, без разговоров, без предупреждения — насмерть.

— Дж..., ты сдурел?! Ты его убил!

— Конечно убил! Слава Альдонаю успел. — улица и так не была людной в это время, и как во время всякой 'благородной' заварухи, жители предпочли захлопнуть ставни и ничего не знать.

— Сюда смотри!

Джесс откинул плащ 'горожанина' и показал два клинка на поясе — мягко выражаясь, не характерно для мещанина. Да и плащ, оказался с прошитым галуном, утяжеленным как и у Джесса — только не украшенным, а скрытым.

— Вот так вот. Это, дорогой мой, зверь крупный — хорошо, что успели

— А нафига тебе была щука?

— Чтобы дяденька не понял, что я его ищу, а не что-то еще. Все, пошли. Уходить будем.

— Как уходить?!

Джесс снова потащил его куда-то в проулки. На этот раз, Рик не сопротивлялся.

— До предместий — пешком.

— А корабль?! Вещи, посольство, наконец?!

— Какое, нафиг, посольство? На тебя охотятся! Где тебя ждать будут — на приеме ,что-ли?!

— На меня?!

Джесс остановился.

— А на кого? Что пошли аж на штурм посольства?

— Подожди.

— Рик, я тебя люблю. Ты — мой будущий король. Когда ты мне говоришь что писать, или объясняешь, что происходит с деньгами — я тебе в рот смотрю. Но вот сейчас — у нас драка. Тебя хотят убить. А я хочу тебя вытащить и буду тащить. И я тебя умоляю, ты же ничего в драках не понимаешь...

— Подожди, говорю!

Рик остановился, уткнулся лбом в грязную стену и постоял так около минуты. Потом он резко оттолкнулся от стены и сказал:

— Ты прав, пошли. Только нам к Альдонайским воротам.

— Зачем?! Чтобы нас поймали?! Это же ворота на Ативерну!

— Важнее то, что они ИЗ Ативерны. Курьер. Нам надо перехватить курьера.

— Ты думаешь, что он будет?

— Обязательно. Эта заваруха — не местная. Что-то произошло, значит должно быть сообщение. Только кто-то был быстрее, но он не мог быть быстрее настолько.

— Но нас там и возьмут!

— Кто, Джесс? Они убили стражника, а значит Ивернея их не поддерживает... Только и сделать ничего не может, но это не удивительно. Я тебе по дороге расскажу. Пошли.

Сразу, конечно, никуда не пошли. Друзья устроили друг другу быструю ревизию и ободрали с камзолов, поясов, плащей и шляп все, что могло быть связано с Ативерной — или просто с богатством. Получилось как раз похоже на местных дворян — клочковато, довольно безвкусно и недорого. Если к ткани не приглядываться.

— Я за перо корону заплатил. — страдальчески говорил Джесс, не забывая оглядываться по сторонам. — А ты его просто выкинул.

— Кончай ныть. И вообще, лучше бы нам поменьше трепаться.

— Да-а-а... тебе легко говорить... — продолжал ныть Джериссон.

На повороте из очередного переулка, их внезапно встретил толстый, одышливый лавочник с идиотически выглядевшим в его руках протазаном. Зачем он был в городских переулках совершенно непонятно — наверное, просто как символ власти.

— А вот, благородные господа, извольте пошлину нашего квартала!

— А-а-а... Вот это, друг мой ДЖЕК и есть то, о чем я тебе собирался рассказать. Сейчас Я с этим почтенным дежурным и поговорю.. И сколько же?

— С вас двоих... ну... серебряную!

— А скажите, глубокопочтенный, а вот эта пошлина — она за что?

— Как за что? За...

Лавочник запнулся, очевидно на самом деле все было не так-то просто.

— За поддержание порядка и благочиния в нашем квартале!

— Ага. Порядка, значит. Благочиния. Что же, значит мы сейчас платим, получаем, конечно, дневную марку, так? А потом идем в магистрат и сообщаем, что в вашем квартале, средь бела дня валяется тело наемного убийцы, с запрещенным к ношению плащом... И вот такой вот порядок, стало быть, тут соблюдается. Джек, у тебя серебрушка есть?

— Э-э-э! Господа хорошие, какое еще тело?!

— Ну, какое? Мертвое, само собой. В галерее дома 'Под щукой'. И мы, стало быть, не видим порядка и благочиния. И магистрату же надо как-то знать...

— А может это вы его?!

— Может. Но магистрат-то он же не за дворянами следит, а за порядком. И правом марки распоряжается... Джек... — а, спасибо. Ну, почтенный? Марочку бы?

Лавочник потел, пыхтел, но как-то не доставал ничего.

— С другой стороны — продолжал Рик. — Мы ведь могли вас и не встретить? А тогда марки у нас нет — так что и идти не с чем. Ну?

Лавочник облегченно и обозленно махнул рукой.

— Ну вот, почтенный. Хорошего вам дня.

Они вышли на Королевскую улицу, как раз неподалеку от ворот.

— Рик, что это было?!

— О! Это совершенно отдельная местная песня. Принцесса Лидия экономит на всем. Одна из ее идей — передача (точнее продажа) права марки за соблюдение порядка в городе. Магистрат дает гильдиям право собирать плату за жизнь и порядок в квартале. Но чистых-то гильдейских кварталов немного, так что магистрат может и разным гильдиям это дать... Ну а те, само собой, за это борются.

— И как это работает?! — ошарашенно спросил Джериссон, вспоминая свой торговый опыт.

— Плохо, как же еще. Народ по кварталам сидит, складов где густо, где пусто, цены выросли... Зато — экономия! Зато — на каждой воскресной службе все всех пересчитывают! Порядок! Двести корон в казну, опять же, за год. Но плюс для нас есть.

— Это какой же?

— Сверху на нас из горшка ничего не вылили ни разу. А то донесут ведь...

Через городскую стену второго кольца прошли через Альдонайские ворота. Назывались они так потому, что дорога со стороны Ативерны заканчивалась на большой соборной площади. На воротах стоял обычный пост, как определил Джесс, выглянув аккуратно из-за угла..

Также Джесс обратил внимание, что там скучала пара наемников, а основной деятельностью занимались мужики вполне купеческого вида. Интересовали мужиков только подводы, а пешеходов они пропускали спокойно.

Рик и Джесс все-таки подождали в проулке, пока через ворота выходил небольшой караван возов. Караван был странноват — на каждом возу стоял еще один, а лошади были впряжены по четыре. Возчики громко и нецензурно отбрехались от мужиков, указав им что 'по рескрипту' обложению принадлежали 'колеса стоящие на земле', а не 'возы вообще'. Мужики с кислыми рожами начали пересчитывать колеса, а Джесс и Рик — ждать, глядя по сторонам.

— Гляди-ка, а вот тут мастера хозяин-то того, достал...

— Ага. А тот, похоже, достал его жену. Или они вместе...

На доме напротив под самым коньком красовались оленьи рога. Причем укрепленные так, что просто с дороги они были почти незаметны.

Рик продолжал озабоченно выглядывать.

— Что ты туда все время смотришь?

— Курьера высматриваю.

— Стой спокойно. Пока этот караван не протянется, ничего не будет.

— Ну да... Слушай, а может, нам лошадей купить?!

— Во-первых, нам, дорогой, надо отсюда побыстрее выйти. А во-вторых — ну ты сказал 'лошадь купить'! Это же не шляпа, это лошадь! До ярмарки-то конской еще десятинки две. Да и будет она в предместьях, не в городе. Эти же крохоборы небось с каждого копыта дерут! Выйдем — попробуем достать.

Наконец караван вытянулся из города, вышли и накопившиеся люди, а вслед за ними, не спеша вышли и Рик с Джессом.

— Смешно. — сказал Рик. — Возвращаемся без корабля, без вещей, без людей... И даже голова не болит — то есть даже и не выпили. Во орлы, погуляли.

— Ага... зато живые и домой.

Лилиан Иртон — фактор

Его Величество Эдоард Восьмой всегда приглашал Лилиан Иртон на беседу в конце рабочего дня. Иногда у него бывала и рабочая ночь — но день рабочим был точно. Днем король принимал просителей и сановников, читал, писал, решал, скандалил. Раз в десятинку он позволял себе в конце дня приятное — Лилиан Иртон.

Лилиан Иртон засияла в жизни королевства десять месяцев назад. Сначала — в Иртонской глуши. Потом при дворе. И почти сразу стала фактором.

Фактор. Такое слово еще отец, Эдоард Седьмой, использовал, когда говорил о каком-то важном явлении, которое меняло расклад в большом деле. Фактор...

Годичный доход графства — или баронства. Ежемесячно, и растет. Казначей воет и камлает её именем — и уже, кажется, скоро закажет ее портрет для кабинета.

Договор с Вирмой. Единая Вирма — еще год назад это даже нельзя было рассматривать.

Соль. Мальдонаин хвост, соль... Он даже понять пока не мог, что теперь будет.

Ювелирное дело. Кружево. Двор воет и интригует, в поместья полетели требования денег.

Стекло. Милостью Альдоная, его моряки пока не в курсе. В смысле, не все еще в курсе.

Как она это назвала? — Врачи. Неужели теперь и правда больше половины солдат будут возвращаться в строй? Неужели потери армии в мирное время почти прекратятся? Отец хромал, и до конца жизни и в сырую погоду старался не ходить... Страшно даже надеяться.

Фактор. Уж конечно это не один он понял: коллекционер диковинок и редкостей Великий Ханган. Показная истеричка и холодный игрок — Гардвейг, и его жуткий Шут. Кто еще?

Изящная — и неуклюжая, прекрасная — и странная... Эдоард Восьмой иногда делил себя на Величество и Эдоарда. Сейчас Эдоард ужасался объему ее дел — а Величество просто вопил 'давай-давай!'. Эдоард затыкал Величество, хотя это было не так уж просто.

Сегодня повод был обычным, а вот причина — тяжелой. Неприятной.

Он кивнул появившемуся секретарю.

— Ваше Величество, графиня Иртон.

Секретарь сразу, не дожидаясь указания вынес кресло. Хороший секретарь не нуждается в излишних указаниях.

— Прошу Вас, графиня...

Как же Джесс мог проглядеть такой бриллиант сверкающий? Как же он сам мог такое проглядеть?.. Эдоард вспомнил сводку, представленную ему Королевской Службой перед свадьбой. Сводка, несмотря на куда более аккуратные выражения, до последнего времени совпадала с мнением Джериссона. Ему было неудобно перед сыном, что ценой солидного куска его жизни он решал проблему с верфями, но Величество тогда спросил у Эдоарда — а, что, собственно, такого страшного происходит? И Эдоард ответа не нашел.

— Расскажите Нам, как идут дела, графиня.

Обычный рассказ. Обычный для графини Иртон. Немного усталый, немного нарушающий этикет, немного... странный. Финансовый отчет — в целом, совпадающий с отчетом казначея.

— Графиня, Вы не ощущали к своим предприятиям в последнее время некоего... излишнего внимания?

— Ваше Величество? Отчет лэйра Ганца, как мне кажется...

Эдоард и сам бы не взялся сформулировать, какое ЕЩЕ внимание могла ощутить графиня.

— Вам не писал граф Лорт? Или Его Величество Гардвейг?

— С прошлой зимы, Ваше Величество, нет.

— Что-ж, это радует Нас... Графиня, Мы весьма довольны вашими успехами. Но хотели бы предупредить, что как Нам кажется, начинается неспокойное время. На следующей десятинке в окрестностях замка Тараль будет расположен временный лагерь Третьего кавалерийского полка. Его командир, шевалье полковник Фрим, прибудет к Вам чтобы представиться — Мы надеемся, что полковник пополнит растущую армию ваших поклонников, а сами могли бы сказать о нем, что считаем его честным и хорошим военным, преданным Нам.

Вообще-то, по поводу третьего полка у Эдоарда были сомнения — полковника он поставил туда всего-лишь год назад, но сейчас у него не было других частей, которые он мог бы в допустимые сроки перебросить к замку.

— Как будет угодно Вашему Величеству.

Отпустив графиню — точнее, пожертвовав ее своим дочерям, Эдоард встал и прошелся по кабинету. Кажется, она просто не поняла. Еще одна странность — но, может быть, и к лучшему? Он позвонил в колокольчик. Секретарь появился сразу же.

— Вызовите на завтра, к часу пополудни, полковника Фрима.

Фактор. Важнейший фактор. Его нельзя не охранять. Особенно сейчас.

— Есть ли вести из Ивернеи?

— Нет, Ваше величество.

Курьер должен уже доехать. Но еще две десятинки ему возвращаться назад. Нельзя беспокоиться. Просто — нельзя. Но Величество беспокоился за наследника, Эдоард — за сыновей. Как же все быстро. И неожиданно.

Фактор Лилиан Иртон, вообще-то довольно крепкой дамы, которую он воспринимал все-таки хрупкой бледной блондинкой, с мелодичным голосом. Раньше пухлой, но теперь резко похудевшей. Не больна ли? Фактор. Надлежит учитывать. Необходимо следить. Сверхважно сохранять. Хорошо бы хоть как-то понимать...

Он вспомнил последний доклад Службы о Лилиан Иртон.

Почтенный Лимаро Ватар ищет подход к графине Иртон. Объяснимо, предсказуемо — весьма оперативно. Нашел путь к ее секретарю, аккуратно предложил ему подумать об организации приема. Логично.

Секретарь намекает на семь золотых, сойдутся на пяти. Не очень-то накладно для почтеного Ватара, но и не дешево. Дешевое не ценится. Мутная водичка этот секретарь — но Лилиан предан, как не всякий пес.

Намекнул уже после того, как Лилиан обсудила возможный визит купца к казначею. Значит, планирует принять, поговорить, сделать предложение. Разумно.

Казначей уже, наверное, и сундук заказал, для налоговых платежей, и перо заточил их учитывать. И кресло старому знакомцу Ватару специальное, наверняка, велел заранее принести.

Купец написал письма в Эльвану и Варийский Ханганат, постоянным партнерам, у которых закупает вещи для себя и важных богатых клиентов под заказ. Праздников в ближайшее время нет, скорее всего обдумывает достойный подарок. Купить до визита не успеет — но полагает, что всегда пригодится... Ссориться, значит, не будет.

Постаравшись все-таки выкинуть все это из головы, Эдоард Восьмой Ативернский пошел к ужину. Секретарь, сразу возникший за левым плечом, напомнил список приглашенных и повестку. Начинался рабочий вечер.

Лилиан Иртон, живой человек

Уже ближе к ночи, в карете дворцовых конюшен, по дороге домой Лилиан вдруг задумалась сколько изящных малозаметных мелочей-решений на самом деле определяют жизнь.

Вот например — королевские кареты. На личный прием к Его Величеству можно прибыть только в такой карете. Правило такое: к Синему подъезду подъезжают только королевские кареты.

И король сразу же принимает только тех, кого сочтет нужным — или кто получил от короля право брать такую карету. И вызывать кого и когда сочтет нужным — Лиля вспомнила, как ее нашли в доме Алисии, когда она как-то не поехала в Тараль. Не перепутали, хоть и не спрашивали ничего. Причем, карета-то закрытая, так что может быть и неизвестно — кого на самом деле король принял.

Лилиан размышляла — а не было ли такой вот 'каретой' решение о размещении полка? Она не очень хорошо себе представляла даже структуру армии Ативерны, но Аля помнила, что вообще-то переброска полка — это целое дело. К которому отец, бывало, готовился по месяцу. Может быть, тут это занимает меньше времени?.. Но зачем полк в Тарале или окрестностях? Какого 'неспокойствия' ждет Эдоард?

Он оставался для Лилиан закрытой книгой, но все-таки что-то она выучилась замечать — Его Величество беспокоился. Сильно беспокоился. И почему-то внимательно проследил за ее реакцией. Чего-то не увидел, удивился, но особо виду не подал. Беспокоиться не перестал. Что-то происходило. Причем видно было это только потому, что король отдыхал, принимая Лилю. Она поняла это не так давно — ему важнее было ее слушать и смотреть на нее, чем вникать в смысл ее слов. О, нет, он слушал и делал выводы всегда — но что-то было более важным, а что-то менее.

Многое в этом мире оказалось не таким, как виделось Лилиан-Але даже после жизни тут. Она видела, как почтительный сановник-старичок со всей верноподданостью в голосе, позе и словах пререкается с Его Величеством Королем — и Его Величество величественно уступает. После часового спора, переполненного числами и отсылками к нормам, правилам и прогнозам. Причем участники даже не заглядывали в них.

Она видела, как почтенный купец, проявляя все надлежащее уважение, выселил дворянина-должника и продал его дом. А тот пошел пешком с семейством к родственникам. И узнала, что тот продал свое перо со шляпы, запасные штаны и какой-то медальон — но не шпагу. И не серьги жены.

Она видела разборку лавочника с купцом, жена которого просто забрала из лавки понравившееся украшение. Без ведома мужа. И предметом спора был не возврат, и не цена, а рассрочка оплаты. Жена же, как выяснилось, не несла за это ответственности — именно потому, что не могла быть стороной сделки при живом муже. А муж ей при свидетелях пообещал это украшение, и она этих свидетелей привела к лавочнику.

Или, например, узнала, что мытье тут не редкость, и грязнуль не больше чем везде. Только дрова-то дорогие, так что ванна — это для богачей. А узнала, увидев как жених, под не вполне приличные но искренние поздравления, покупает для невесты дрова — и услышав, что ему советуют. И посчитав количество объявлений о банях.

Этот мир и эта страна были другими. Не подходившими под учебник. Не похожими на ее старый мир. Другими.

Карету потряхивало сравнительно не сильно, но достаточно, чтобы не уснуть. И достаточно, чтобы не было возможности писать. Оставалось только думать. Как обычно, мысли быстро свернули не туда...

Как же она устала. Это не физическая усталость — тут все в рамках нормы. Она устала постоянно бояться. Она устала постоянно планировать, исходя из этой культивируемой боязни. Она очень устала от медленного, почти незаметного течения здешней жизни.

Закрадывалась мысль о том, что ей уже приятно чувствовать себя солдатом на войне. Это ведь так просто: вот свои, вот чужие. Чужих нужно победить, своих надо поддержать. Результат важнее способа — так что не надо стесняться. Давай, вперед, пусть опаздывают! Так просто, так приятно побеждать...

Лиля попыталась вспомнить Лешу, и вдруг поняла, что не помнит его лица. Его тела. Помнит только впечатления и настроение — ее сегодняшнее тело этим живо интересовалось. А лица — не помнит. Тембр голоса, смысл слов — но не сами слова. То есть слова можно было вспомнить — как текст. Слишком много событий. Слишком устала. И вообще, нельзя о нем думать. Лиля внезапно почувствовала себя обиженной на всех: сели на шею и едут! Бросили одну! Свиньи. От жалости к себе она даже всплакнула.

Усталость взяла свое, и последний час дороги она все-таки проспала. Стало немного легче.

В ожидании

Ричард не любил ждать. Как ни странно, он привык быть чем-то занят. Читать, считать, думать, разговаривать. Ждать — это оказалось удивительно выматывающее занятие. Позицию для ожидания выбрали часах в двух ходьбы от города. По дороге Рик с Джессом пытались выяснить, нельзя-ли купить пару лошадей, но результат был ожидаемым — ответом было либо 'нет', либо 'ну вот, за лесочком, там еще часа два...', либо предлагали такое, что брать было никак нельзя. Похлебав в придорожной харчевне крупяной суп с какой-то пресной рыбой, в конце концов, они дошли до хорошего места — холм с деревом был с одной стороны недалеко от дороги, с другой — вне изгородей, с третьей — с него отлично просматривалась сама дорога — в обе стороны до линии холмов. Ждать решили до заката, а потом попробовать переночевать либо в корчме, вернувшись слегка назад — либо, если все получится, где-нибудь впереди.

Теперь оставалось сидеть и ждать — либо преследователей, либо курьера. Постепенно возбуждение боя и бегства сошло, появились мысли.

Рик маялся. Он посидел под деревом, припомнил его название — ясень, посчитал шагами пространство между изгородями, считал проезжающие телеги (пять за два часа). Потом мысли сползли к посольству и стало совсем погано. Джесс сидел по деревом и дремал. Его, казалось, ничего не волновало.

— Джесс..

— М-м-м?

— А ведь мы их бросили.

— Кого? Посольство?

— Да.

— Мы их не бросили. — нравоучительно поднял палец Джесс. — Мы стратегически отступили перед превосходящими силами противника, дабы сохранить свободу маневра и силы...

— Это вот ты мне откуда сейчас гонишь?

— Матильда Имельен. 'Командир ничьей роты'.

— И что там дальше?

-... так можно назвать быстрое отступление в донесении, если вы понимаете, что вам есть куда отступать.

— Короче, сбежать.

— Да.

— То есть мы их бросили. Неужели тебе не противно?

— Нет. Мне не противно. Ты помнишь, зачем мы поехали? Мы тебя повезли. И не стройного блондина по имени Ричард, а наследника престола. Они не просто компания на прогулке. Они посольство. Им не повезло — ты теперь предлагаешь что, турнир с врагами устроить? А не боишься, что с той стороны рыцарей не найдется, а найдутся совсем наоборот? Ты-то тогда благородно погибнешь, а со страной что будет?

Рик дернул плечом и снова стал смотреть на дорогу. День был нежаркий, где-то стрекотала цикада.

— Хочешь мне сказать, что это не соответствует дворянской чести? — спросил Джесс с немного нарочитой иронией.

— Ну... не хочу, но в общем-то не соответствует.

— Ты, в общем-то, прав. Но я... я за последние десять лет как-то перестал на это особо смотреть. Я, наверное, теперь больше похож на капитана наемников.

— Ну, со стороны по манерам не скажешь.

— Вот мы сейчас попутешествуем — скажешь.

— А почему на капитана наемников?

Джесс помолчал.

— Я же все время воюю. Знаешь, я тут думал — и вдруг понял. Я же с одиннадцати лет вечно в войсках торчу. Только последнюю пару лет вот начал верфями заниматься, и то...

— Что, 'и то'? Это ты про жену?

— Да не только. Я не понимаю — вот как это: я одного выгнал, а за ним остальные пошли? Я же не приказывал, кто их выпустил?! Как это — они обиделись, работа же встала?! То есть умом-то вполне понимаю, но когда что-то решать надо — вовремя не вспоминаю. Мне потом Брокленд плешь проел. С женой вот, опять-же...

— Что это тебя вдруг на откровения потянуло?

— Да так...

— Что — так?

Джес опять помолчал, сорвал какую-то травинку, почистил ее и откусил сладкий хвостик.

— Думал, я вроде как в мирном путешествии. А опять дерусь. И если бы мы с тобой погулять не вышли — скорее всего, там бы лежал.

— Почему лежал?

— Потому, что это только у менестрелей один сотню побить может. А на самом деле, один и против четверых обученных не выстоит. Какой бы ни был замечательный. А десятку даже не обязательно обученным быть.

Рик подумал, что кажется спокойствие Джесса — это не совсем спокойствие. И не так уж ему хорошо.

— А почему ты мне все это рассказывать начал?

— Ну, когда говорю — как-то легче ждать. Да и нам с тобой, если повезет, долго еще добираться, так что уж лучше я все расскажу.

— Джесс, а почему 'все время воюю'? Ты же полковник гвардии?!

— Какой роты?

— Чего?

— Штатский ты, принц Ричард, человек... 'Дворянин есть гвардеец короля' — помнишь? Все дворяне — гвардия. Но только Первая Рота — на самом деле полк охраны дворца и короля. А все остальные — это ополчение. Когда нас всех соберут — хотя я такого вообще не помню и такой праздничек и представить не могу — в этом-то бардаке я и буду полковник. А сейчас я — полковник Пятого пехотного полка. Я там с одиннадцати.. блин, даже с десяти. Восемнадцать лет уже. Как в учебку меня туда отослали, так и живу. В отпуске два раза в год, по одному месяцу. Много...

— Много?!

— Конечно! Это вообще только потому, что у меня как-бы 'дела полка в столице'. А так — три десятинки и привет. Ну и вот, в этот-то вояжик послали.

— И вы гоняете разбойников?

— Ну да. Вообще, мы — один из пяти боевых полков в мирное время.

— А я-то думал — парады, вино, дамы.

Джесса передернуло.

— Слава Альдонаю, парады это без нас! А вместо вина обычно пиво. Или вода, если пива нет.

— А дамы?

— Дамы... — Джесс как-то смялся, что-ли. Он откусил травинку, которую не спеша жевал уже минут пять, отбросил ее и наконец сказал.

— При полку такие... дамы, что их даже не все солдаты могут.

— А не в полку?

— Что ж тебе так покоя мои дамы не дают, а? Завидно, что-ли?!

— Ну, мне же надо знать, чего от тебя ждать, когда мы в поле? Ну и завидно слегка...

— Дамы... Я в дождь один спать не могу. Не могу, понимаешь? А если я не в поле, с полком — кто со мной спать будет? Смешно, да?

Рик не смеялся. Джериссон очень редко говорил про свою службу, никогда не делал этого при посторонних и рассказы эти из него, казалось, прорывались.

— Это после того раза. В четвертый мой сезон, мы тогда банду Шустрого Лиса брали. Это ж только говорится так — банда. А на самом деле там человек триста было. Они аж с трех баронств кормились, слепни поганые. Там ведь человек по двадцать охраны всего — а их триста! Они, сволочи, умелые были, умные. Правда умные. Они нас тогда в ночь, в дождь резать пришли. Дождь хлещет, грязища в лагере... Я вскочил, а часовой уже хрипит. Так и дрались — в исподнем, в грязище. От взвода моего половина осталась. Мы их потом по трупам посчитали — почти семьдесят человек положили. А они у нас — двадцать два. А мне шестнадцать, полгода взводом командовал. На следующую ночь мы их опять ждали. Лежат два десятка рыл, сыро, дождь опять хлещет. И ни в одном глазу. Лежишь и рукоять даги трогаешь. А двое часовых под дождем торчат. И так до утра — лежим и слушаем, как соседи дышат. Не пришли, кошаки. Мы потом их остатки выследили, через три десятинки, перед самой зимой. Капитан наш тогда их грамотно загнал, хитро. Большой мастер был, да.

Год прошел, я в столицу приехал, дяде доложился, матери представился. Весь такой красавец, лейтенант. А ночью дождь пошел. Я проснулся, как будто меня ногой в бок пнули — не слышно, не дышат. Знаешь, как я испугался? На следующий день кого-то я там уболтал, забыл уже кого. Поспал. Потом женился, как-то легче было...

Рик смотрел, слушал и думал, что это все-таки приятно — не знать, а только видеть. Кузен приезжал — высокий, стройный, голубоглазый красавец, бросавшийся на всех смазливых бабенок подряд, почти не знавший отказа — Рик когда-то ему страшно завидовал. А в душе красавца жил ужас. И из десяти месяцев девять этот любимец дам проводил в седле, в драке и в полевом лагере. С водой вместо вина. И ужас скалился из него так, что Рику бывало страшно...

Время текло медленно, ничего не происходило. В распаханных полях никого не было — время жатвы еще не пришло, девятый день — все уже по домам или на ярмарке. Посвистывали птицы, по-прежнему стрекотали цикады. Полю были неинтересны и эти двое, и их разговор, и политические проблемы.

— Знаешь, а я тебе завидовал. — вдруг сказал Джесс.

— Ты — мне?!

— Ну, как же, принц, наследник. Столица.

— Когда я стал наследником, отец решил, что сейчас он все ошибки исправит и меня правильно воспитает. Это в двадцать-то с лихом лет. И все. С тех пор у меня жизнь — как у стряпчего. Подъем, завтрак, библиотека, обед, переговоры, ужин. Или суд. Или совещание. В любом порядке. Знаешь, что тяжело? Тебя учат смотреть на людей. Меня и раньше отец учил, а тогда просто с цепи сорвался.

— Это чем же плохо-то?

— Ты мне не все рассказал.

Возникла пауза. Ричард оттолкнулся от дерева и присел рядом с Джессом, глядя ему прямо в глаза.

— В смысле?

— Когда ты рассказывал про то, почему ты мне рассказывать начал, ты не все сказал. Ты вообще в сторону ушел. Ну?

— Мы их бросили.

— Ну вот!

— Да нет, ты не понял. Я не про честь и прочее. Мы своих бросили, понимаешь? Мне же насмерть вбили в полку — 'Своих не бросать'. Нельзя. А мы бросили. Они были может и поганые, но свои. И я знаю, что так и надо, что нас бы убили и все — но все одно. Нельзя своих бросать. Нельзя.

— Я почти всегда вижу, Джесс. Знаешь, это больно. Когда они все тебе врут. Ты всегда один. Девушка тебе улыбается — а ты прямо видишь, что она оценивает подсекать или нет. Офицер тебе рапортует — а ты видишь, что его прямо трясет от зависти... Все врут Джесс. Все.

— А я?

— И ты. Только не мне. Поэтому то я тебя и терплю...

— Ой! Посмотрите на замученного страдальца!

— Это не смешно, Джесс. Отец говорит, это дар — ну, я тогда не знаю, что ж такое проклятье. А самое страшное — ты все равно не знаешь правды. Вот Анелия, например, она все время боится. Все время. Чего — неизвестно. Лидия сначала просто и незатейливо злилась — а теперь тоже боится. Не меня, но чего-то со мной связанного. Чего, Джесс? И так со всеми — ты видишь, но не понимаешь..

— Конник на горизонте. С заводной. В город.

Ричард подхватился с земли и уже было рванул к дороге, когда Джериссон схватил его за плечо и остановил

— Куда?! С ума сошел? Это же курьер, если бросаться будешь — он тебя убъет и отвечать не будет!

— Спокойно, все учтено!

Рик подошел к дороге и встал на обочине. Из внутреннего кармана он достал золотой медальон на цепи и поднял его повыше. Конник прибавил ходу, и подлетев через три минуты к Ричарду отрапортовался:

— Курьер Дворцовой службы, сержант Пирре, Ваше Королевское Высочество! Готов служить!

Соскочив с лошади, Пирре уважительно поинтересовался:

— А как Вы узнали-то?

— Узнал что? — нарочито спокойно спросил Ричард Ативернский.

— Имею конверт от Его Величества, назначенный лично Вам, в собственные руки.

— Давайте.

Рик взял свиток, отошел к дереву, осмотрел обе печати, сломал их и развернул.

— Это чего?!— Ошарашенно спросил Джериссон.

— Это, мой наивный друг, называется 'шифр'. Поскучайте с сержантом полчасика...

Полчаса Ричард сидел с диском и свитком, а Джесс с курьером выводили лошадей, а потом говорили о новостях. Курьер, узнав про посольство, посмурнел и напрягся.

— Может, вернешься с нами сержант?

— Не могу. Имею приказ — доставить письмо лично в руки королю Бернарду.

— Понятно...А где бы нам лошадей купить, а? Мы ж до ярмарки ждать не можем.

— Тут вы их не купите, особенно сейчас. Страда же скоро. Забирайте моих!

— А ты как?

— Дойду пешком, скажу что на постоялом дворе свели. Только вы уж это... записочку, или, там, подтвердите их Милости барону, что я ж не такой идиот!

— Записочку, сам понимаешь, не могу. Но ты его к нам отправляй — все подтвердим. Если дойдем. Слово графа.

Сержанту явно полегчало.

— Ты мне, сержант, вот что скажи — что сейчас с перевалами?

— Ну на три десятинки, они точно открыты. Вот потом дожди начнутся — и, считай, на полгода в Ивернею только кругалем или морем. Вы если там пойдете, учтите — за десятинку обернетесь, сможете на рудном караване пройти. А если нет — не знаю, кто через Лейс пойдет. Лейс шутить не любит, а по осени — совсем.

— Ты, кстати, не очень-то про то куда мы идем...

— Не извольте беспокоиться, Ваша Сиятельство. Служба наша такая. Я вас и не видел.

Подошел Рик.

— Джесс, отойдем.

Отошли, шурша травой, на другую сторону дерева.

— Нам срочно надо домой. Отец кое-что написал... но чего-то в этом супе не хватает.

— Кто на нас охоту открыл понятно?

— Нет. Наверху списка — Шут. Остальные... Сложно сказать. Похоже, отцу подвернулся шанс, и он его использовал — но наступил он на все хвосты, которые только на свете есть.

— Ну, Шут так Шут. Мы с тобой пойдем через перевалы и Лейс.

— А не на корабле?

— Корабли, во-первых тонут, во-вторых там нас точно ждут. А на все сразу у Шута сил не хватит — не будет же он в каждой деревне держать человека, который нас в лицо опознает. Главное, Бернард на нас не охотится.

— Твоими бы устами...

— Курьер нам лошадей отдает.

— О как! Надо ему заплатить.

— Он на службе, чего это?!

— Джесс. Не будь идиотом. Не жмись.

Разошлись через полчаса. Курьер отказывался, но Рик его все-таки уболтал и две короны всунул.

Рысью — шагом — в поводу

Конная прогулка по живописным окрестностям чего-нибудь — прекрасное развлечение. Особенно с красивой девушкой/юношей, уж кто вам больше нравится.

Конное же путешествие, когда 'на хвосте' — самый настоящий враг, впереди и по сторонам неизвестно что и до места назначения (промежуточного) минимум шестьдесят лиг, ничего хорошего из себя не представляет.

Ночевать пришлось в поле. Не в канаве, но все равно неприятно. Щедрый курьер отдал им весь остаток солонины и одну из фляг. Солонина, разумеется, была мало похожа на нормальную еду, но и Рик, и Джесс молчаливо сошлись на том что кто не ест — тот просто не голодный. Как только сгрызли по куску и оседлали отдохнувших лошадей, сразу и поехали. Рик, разумеется, умел ездить верхом. Но, как и в случае с ожиданием, умений не требовалось — требовалось терпение.

Рысью, шагом, в поводу. Рысью, шагом, в поводу, Рысью... и так лигу за лигой.

Пейзаж медленно менялся. Среди полей стали попадаться каменистые горки, холмы становились круче, появились даже не засаженные склоны — на них, обычно, паслись овцы.

Рик дождался очередного 'шагом' и спросил:

— Джесс, а сколько у тебя денег?

Джесс снял с пояса кошелек и заглянул внутрь, не отпуская поводьев.

— Восемь корон.

— Джесс?..

— Блин, слушай — это всех принцев так учат?!

— Нет, это только тебе так не повезло. Кончай проверять.

— Ладно... — Джесс полез за тулью шляпы, потом — за отворот ботфорта. Потом еще порылся в карманах камзола.

— Одиннадцать корон, семь... в общем серебра, и медяков десять.

— Ага. И у меня семь корон, одиннадцать лев, три скипетра и пять медяков.

— Рик?

— Что?

— Это самое. Сколько?

— Ладно, ладно. Девять корон.

— Итого у нас два десятка корон и всякая мелочь. Негусто. Шиковать не придется.

— Переживем, я полагаю.

— Выбора у нас все равно нет. Овес остался?

— Только в торбах.

— Скажем спасибо сержанту Пирре еще раз и что-нибудь купим на ближайшем постоялом дворе.

Постоялый двор попался как раз под вечер. Вообще, дворы встречались на тракте группами, и за день они успевали две группы проехать, а на третьей встать. Составляло это расстояние примерно двадцать лиг, что опытный Джериссон постановил считать нормальным.

— Дорога просто заглядение, погода отличная. Нам просто возами прет — прямо даже страшно.

На постоялом дворе, пока Джесс привязывал и расседлывал лошадей и размышлял о том, чего бы им завести, Рик сунул нос в общую залу, вышел, и с неописуемым выражением на лице сказал:

— Я там не сплю. И тебе не советую.

— Что, так дорого?

— Мне все равно сколько.

Рик начал очень внимательно осматривать и чистить сапоги. Решив, что привыкший к комфорту друг преувеличивает, Джесс пошел сам. Вышел еще быстрее. Пол, казалось, пополз ему навстречу.

— Н-да. Нет, был, конечно, один персонаж в соседней роте, после которого... — но это даже для меня перебор! Спим на сеновале. Ты сапоги почистил?

— Вот, чищу. Не дай бог пропущу — сожрут же! А то и с сеновала остальным отнесут!

— ХОЗЯИН!!!

Хозяин тоже вышел с другой стороны. Среднего роста полноватый мужик в кожухе-безрукавке, несмотря на теплую погоду. Лысоватый и какой-то... сдувшийся.

— Это у тебя там чего?!

— Стояли вчера мужики какие-то... Будете ночевать?

— Сколько за сеновал?

— Ну... два медяка. С каждого.

— И ужин в эти деньги. — Вдруг сказал Рик.

— Ладно... — пожал плечами хозяин и ушел назад.

Джесс и Рик переглянулись.

— Все равно где-то надо переночевать... А чего он так быстро согласился?

— Мы, похоже, не первые, кто сюда заглядывает. Он уже смирился.

Через час, когда уже темнело, хозяин прибрел снова.

— Ужинать изволите, господа хорошие?..

— Изволим, чего ж нет?

На вполне приличных оловянных тарелках хозяин принес им кашу, позавчерашнего хлеба, кувшин с пивом.

— Хозяин, — сказал Рик. — Присядь с нами, выпей пивка-то.

— Можно...

— Ты чего такой смурной-то, хозяин?

— А я уже, считай, не хозяин.

— Это как это?! А кто ж ты?

Глядя в кружку, вяло и тихо, рассказал им хозяин постоялого двора вот что:

Три года назад помощник средней руки купца, по имени Сапар решил, что жизнь столичная его утомила и пора становиться самостоятельным хозяином. Сапар подошел к вопросу переезда очень внимательно: он изучил как перемещаются возы по трактам и обнаружил, что есть место, которое тяжело груженые караваны преодолевают очень долго — длинный и постоянный подъем в этих местах. И получалось так, что постоялые дворы, расставленные примерно на равном расстоянии — по расстоянию, которое проходил средне-загруженый воз, тяжелым возам — соляным, в первую очередь, оказывались далеко. Приходилось идти дальше, с уставшими волами или лошадьми, по темноте.

Сапар решил рискнуть — он поставил постоялый двор, проехавшись с караваном. Тем более, неподалеку стояла и деревенька, которая ему вполне нравилась. И не прогадал! В первые два года его постоялый двор был забит весь сезон. Ему следовало подумать, что это возы идущие в одну сторону, но... Все же шло отлично!

В королевстве Ивернея была принята забавная система сбора налога с собственника. Определялась цена предприятия по его годичной выручке. И в прошлом году цена была определена по двум удачным сезонам.

А в этом году караванов с солью прошло на пять штук меньше. Это было не так много — обычно их проходило более двух десятков, и в этом году он ждал почти три Сейчас, через две десятины, подходило время выплаты. Денег на налог просто не было. И шансов накопить недостающих два золотых тоже.

— Не будет в этом году караванов-то больше. Все, кончается сезон... Прошли большие караваны.

Его сбережения были вложены в этот постоялый двор. Он закупил сена, овса, и даже мяса на удачный сезон. Припасы просто пропадали. Он мог заплатить налог. Но его постоялый двор в этом случае надо было закрывать — следующий год открывать было нечем. Продать его было очевидно некому.

— Так что вы кушайте, господа хорошие. Вы кушайте...

— Что-то ты, почтенный, нам не договариваешь — вдруг сказал Джериссон. Ты как собирался вообще больше двух лет тянуть-то? Что ж у тебя, каждый год лучше предыдущего должен был быть?

Рик пнул его ногой, но было уже поздно.

— А оделись как благородные. Смеетесь надо мной, почтенные?

Оказалось, все было немножечко не так. Опьяненный сознанием 'Я — Хозяин!', Сапар слишком размахнулся. Он построил дом, ограду, амбар — чего вообще почти никто не делал — и остался почти без денег. Он хотел раскрутиться понемножку, но его соблазнил местный мытарь. Он предложил ему, через каких-то родственников продать припасы сразу на весь сезон — а рассчитаться за них только в конце.

— И деньги-то небольшие попросил, сказал — все равно пропадает... — плакался наивный горожанин Сапар.

— Ну, почтенный, ну ты выдал! — ржал Джериссон. — Да ты бы еще судье денег взаймы дал!

Теперь мытарь требовал денег. А при неуплате обещал просто показать в отчете реальный доход и оборот. Что, конечно, убивало дело сразу.

— Да ты не тушуйся, — сказал Рик. — Не покажет, скорее всего.

— Почему это?

— Да потому что где ж он еще такую дойную корову найдет? Зачем тебя резать-то? Только скорее всего, долю с тебя потребует.

— Сапар, ты бы нам овса и мяса продал, а? Мы-то заплатим.

Хозяин немного оживился.

— А давайте.

Сошлись на семи скипетрах. Припасы купили удачно.

Утром, на четвертой примерно лиге, Рик сказал, куда-то в воздух, не ожидая ответа:

— Чего-то в этом супе не хватает...

'Шевалье Фрим, к Королю!'

Шевалье Лонс Фрим, дворянин в первом поколении, на самом деле был сыном сапожника. Вполне уважаемый член гильдии сапожников второго по величине города Ативерны прочил для третьего сына свое ремесло, и до, примерно, двенадцати лет все так и шло.

А потом через город прошел Седьмой кавалерийский полк и мальчишка пропал. Он вдруг представил, как он бы ехал на таком замечательном коне, ему бы улыбались все девчонки в округе, он бы всех победил! Кого 'всех' и как именно — Лонс Фрим не задумывался.

Довольно трезво прикидывая свои шансы на то, чтобы заработать на мастерскую, при наличии двух братьев, которым совершенно не было резона упускать дармового работника, Лонс Фрим сбежал к своей мечте.

Конечно, никто его, городского мальчишку, знавшего о лошадях только сколько у них ног, брать в полк не стал. Но он прибился к обозу, и быстро стал хорошо известен всему полку — как сапожник и шорник. Никто не отказывал ему в такой мелочевке, как показать пару трюков на лошади, дать помахать палашом или дать лошадь почистить.

А через два года, во время кампании на юге Ативерны в полку убили знаменосца. В глупейшей свалке, какой всегда и бывает неудачная вылазка. Тогдашнего полковника было трудно назвать не то что гением, но и просто грамотным тактиком. Судьба части, потерявшей знамя, одинакова во все времена — она расформируется с позором. Два дня полковник после этого пил, а когда разлепил, наконец, похмельные глаза, то первое что он увидел была кружка с водой, а второе — знамя, которое сунул ему под нос Фрим-шорник.

Через час он стал корнетом второй роты. Через двадцать пять лет — полковником Седьмого кавалерийского полка.

Сожалел он в своей жизни только об одном — не подворачивался случай пройти со своим полком через бывший родной город и глянуть с седла на братьев. Ну пара-тройка дырок в шкуре... Уже заросли.

А еще через семь лет пожилой полковник получил свой свиток с двумя печатями. Он не подал виду, что затосковал — он пошел в свою палатку, сел, прикинул кому и что отдаст из снаряжения и хватит ли накопленного за службу на домик. Продавать своим товарищам снаряжение он считал бесчестным.

Получалось, но на что жить потом — неясно. Скорее всего, надо было найти вдовушку и как-то совместно... Пусть и не благородная, какая разница — что у нее там, поперек что ли?.. Вдовушка у него была и тут, но жить поблизости от своего полка лавочником — было решительно невозможно. Он сломал печати и развернул свиток.

Свиток оказался совсем не о том, чего боялся полковник Фрим. Его переводили. На полк вставал командир его первого эскадрона, которого он сам и растил последние пятнадцать лет.

Провинциальный полковник впервые оказался в столице. Она показалась ему суетливой, путаной и вонючей. На второй день после прибытия он был удостоен аудиенции — на самом деле понял он это только войдя в указанный ему кабинет и увидев вместо маршала — самого Короля.

Его Величество посмотрел на полковника и сказал:

— Нам известно, что Третий кавалерийский полк весьма плохо управляется. Приведите его в порядок — и Мы не забудем вас.

Это означало, что неопределенный титул 'шевалье', полученный за выслугу, превращался во вполне определенный титул 'барон'. Фрим сразу затолкал себе в задницу все обиженные вопросы типа 'За что меня с родного полка?!' и ответил:

— Слушаюсь, Ваше Королевское Величество!

Он был все-таки не молод, и адская работа давалась ему с трудом. Полк был развален. О нормальном подъеме по тревоге и речи быть не могло, в кавалерийском полку не все умели держать строй, на первом же марше две лошади охромели...

Но его Король приказал. И он работал. Он сумел заменить четверть офицеров, провести ремонт конного состава, заменить часть проворовавшихся интендантов. Он достал всех проверками и тренировками. И полк постепенно приходил к норме. Плохо было только то, что это был не его родной полк.

Сейчас Король вызвал его снова, и спросил:

— Полк готов исполнить Наш приказ?

Что он мог сказать — нет, дайте мне еще год? Разрешите подобрать командира первого эскадрона — сегодняшний хоть и граф, но сволочь? Он сказал:

— Так точно, Ваше Величество!

— Переводите полк в район замка Тараль. Мы отдали его под управление графине Иртон, и сейчас полагаем, что ее и все что делается в замке необходимо охранять.

'Он посылает меня стеречь свою бабу?!'

— Важно, чтобы Вы понимали. Это чрезвычайно важно для Ативерны. Обеспечьте ей условия для работы. По прибытии, представьтесь ей, обсудите с ней её пожелания к обороне. Мы полагаем, Вы найдете графиню разумной женщиной.

'До чего я опустился... '

— Еще раз, полковник. Это не моя прихоть. Это не парадная, а боевая задача. Ее муж сейчас в посольстве с Принцем Ричардом, и она под Нашей защитой. Мы надеемся, поговорив с ней вы сумеете понять, насколько это важно. У вас есть вопросы?

— Ваше Величество, дозвольте.... Зима ж на носу... то есть хотел доложить, приближается зима, полк в районе Тараль зимних квартир не имеет. Лошадей же потеряем!

— К зиме надеюсь заменить вас на пехотный полк. Полк готовится к выходу из Мальсана, но ранее чем через пять-восемь десятин на место не прибудет. Если не выйдет — будем искать выход. Есть еще вопросы?

— Ваше Величество, дозвольте еще спросить — мы... лично графиню Иртон охраняем?

— Вы охраняете лично графиню — в первую очередь. Отвечаете головой. Во-вторую очередь, вы охраняете здания — это важные предприятия короны. То, что на них делают — есть будущее Ативерны. Графиня открывает там особые предприятия для учения — их вы охраняете также. Продолжите спрашивать?

— Никак нет, Ваше Величество! — чего тут спрашивать? Позор он и есть позор... А теперь еще и кошмар.

Полковника Джериссона Иртона он знал шапочно, и почитал за молодого, излишне рискового парня. Впрочем, признавал, что тот не выскочка, и на полку стоит дельно. Он мало за кем такое признавал. Величество завел новую фаворитку? Ну и держал бы во дворце... Все эти благородные заморочки, чего нормального парня позорить, ежели жена — кобыла?

— Мы полагаем, что нападения на замок начнутся в течение полугода. Возможно, с моря, возможно с суши. У вас есть десятинка. Выполняйте.

— Слушаюсь, Ваше Королевское Величество!

'Нападения? В сердце Ативерны — на бабу со служанками и десяток сараев?' Но приказ был ясен, и он пошел готовить полк к переброске. Квартирьерский взвод он отправил к замку немедленно, выбил из казначея деньги на новый лагерь (а хоть и временно!)... Времени было в обрез, но он справился.

'Ох, рано, встает охрана'

Его Величество сдержал слово. Уже на второй день десятинки на пустыре, примерно в полулиге от замка зашевелились какие-то люди, на пятый день — стояли ровные ряды палаток и срочно сколачивались какие-то навесы, а на шестой к лагерю подошла длинная колонна и втянувшись туда как змея, сразу превратила его в подобие муравейника.

Полковник Фрим, как и положено во время мирного марша, въехал в лагерь первым, во главе колонны. Капитан квартирьерского отряда встретил его сразу у поста, и отрапортовал:

— Господин полковник, лагерь развернут!

— Принял. Что скажешь, Манс?

Капитану было лет на пять поменьше, чем самому Фриму. Никакое повышение ему 'не светило', но и в отставку его Фрим не выгонял — хорошего квартирьера найти непросто, да и этот служака, из безземельных дворян, ему нравился.

— Поставились. Место, конечно, не очень — но терпимое. Воду нашли, ничего.

— Это хорошо. Что тут вообще-то происходит?

— Да ничего. Места глухие, только вот в этот самый замок и ездят. Не поверишь, почитай каждый день — аварец!

— Вы чего тут пили?!

— Сам увидишь. Ездит на нем дама, назваться не назвалась — но подъезжала узнать кто мы тут и зачем. С дамой ездят вирмане, четверо-пятеро.

— Вирмане... Тогда знаю кто это. Эту-то мадам мы и должны тут охранять. Графиня Иртон.

— Мы тут бабу охраняем?!

— Цыть! Сказано — государственное дело! Его Величество лично распорядился!

— Ну, раз Его Величество — точно государственная... дама.

Фрим предпочел не развивать тему.

— Как тебе ее вирмане?

— Разбойники как разбойники. На лошадях сидят — как на веслах, уже губу одной порвали. Топоры таскают.

— Ладно, присмотримся. А вообще-то охрана тут какая?

— Никакой.

— Шутишь?

Манс покачал головой.

— Сам посмотришь. Кроме этих вирман — никого.

Седьмой день полковник Фрим занимался организацией жизни лагеря (не говорить же — 'разгребал бардак и орал на идиотов'?) и готовился к выполнению задачи по охране и обороне территории (то есть рисовал схему местности и хватался за голову). Днем он послал в замок корнета, из дворян — спросить, когда графиня изволят принять. Ответ был — "Когда господин полковник приедут". Мягко выражаясь, начало не вдохновляло. Оказываться в ряду купцов было неприятно.

На восьмой день Лонс Фрим решил, что трусость не украшает кавалериста и поехал наносить предписанный королем визит. Подумав, он все-таки захватил с собой схему — хотя толку от этого не ждал. Своего заместителя, командира первого эскадрона, он с собой не взял — нечего позориться во-первых, и хватит гадостей для одного дня во вторых.

Замок Тараль, как он уже успел оценить, представлял из себя малопригодное к обороне место: Два не перекрытых подхода, большие окна с — твою ж мать, совсем столица с ума посходила! — стеклами в окнах, выход на берег... Фрим подъехал к замку не особенно скрываясь, но был приятно удивлен, когда еще на подходе его остановили двое здоровенных варваров-вирман и спросили:

— Вы кто, сударь, и к кому?

— Полковник Фрим, к ее Сиятельству графине Иртон.

Наверное будь Лонс Фрим пешком, он бы напрягся — но на Ветерке его эти варвары не волновали.

— Предупреждены, проезжайте.

Ну, хоть что-то.

На взгляд полковника, приемная была вызывающе новой, роскошной и чистой. Он почувствовал себя злым, грязным и подозрительным военным — от чего настроение его немного улучшилось. По широкой лестнице к нему почти сразу сбежал молодой человек с бородкой, в скромном черном камзоле, в руке державший коричневую папку.

— Шевалье полковник Фрим?

— Точно так. С кем имею?

— Шевалье Лонс Авельс, помошник графини. Графиня просит Вас обождать некоторое время.

Чего-чего?! Это что за мужик такой, за бабой бегать?

— Обожду.

Сел на какой-то стул и принялся ждать.

Лилиан закончила работу в лаборатории, устало сняла прожженные перчатки и перешла в кабинет. Стоило прерваться и не повторять больше одно и тоже с одинаково же никаким результатом. Займемся бумагами и планами. Лонс ждал у стола.

— Ваше Сиятельство, прибыл шевалье полковник Фрим, ожидает в приемной.

— Проси.

Зачем откладывать не самый приятный визит? Лучше не станет.

За время жизни в этом мире, Лилиан привыкла к тому, как проходят местные визиты: появляется расфранченный (и не всегда мытый) благородный господин/госпожа, полчаса расшаркивается и разговаривает о погоде, потом потихонечку, приглядывая за реакцией, задает вопросы, часто с подковыркой, и наконец, помотав нервы около часа, уходит долго прощаясь.

Это визит был гораздо больше похож на деловой.

Лонс впустил в кабинет невысокого, худого, пожилого человека, с кривыми ногами и немного неуклюжей походкой. Лицо у него было с тяжелым, низким подбородком, красное, руки большими и мозолистыми. Прическа — заброшенный за спину хвост. Слегка потертый камзол, хорошие, но уже заляпанные чем-то кожаные высокие сапоги. Шел он немного в развалочку, почти строевым шагом, шляпу держал на отлете.

— Здр-равия желаю, ваше ... гхрм... Сиятельство.

Услышав это 'гхрм.. Сиятельство', Лиля начала злиться.

Через полчаса, примерно, Авельс провел его в кабинет к этой самой графине. Ну, надо сказать, кабинет на спальню похож не был, хотя всякой фигни была масса. Зачем было собирать пыль на всякие цветы и кусты в доме Фрим не понимал.

У стола стояла дама. Фигуристая, в белом платье, блондинка. Глаза зеленые, большие. Симпатичная — не жалуется, стало быть, Его Величество на вкус. Здороваться-то с ней как?

— Здр-равия желаю, ваше ... гхрм... Сиятельство.

— Рада приветствовать Вас, полковник.

Альдонайскую твою мать, Шевалье Полковник Фрим! Ладно, мадам не в курсе.

— Направлен Его Величеством для обеспечения охраны и обороны замка Тараль и его окрестностей. Имею указание согласовать с вашим Сиятельством...

...хрен ты от меня дождешься, чтоб я имя своего брата-вояки трепал...

....меры и средства по решению поставленной задачи.

— Что вы полагаете делать, полковник?

Фрим доложил, постаравшись не психовать, что думал по поводу организации охраны. Разъезды и секреты, пропускные пункты на подъездных дорогах, посты на ключевых возвышенностях на берегу. Сопровождение важных лиц и грузов. Вроде ничего не забыл.

— Как часто изволите выезжать из замка?

— Каждый день. Я живу в пригороде столицы и добираюсь сюда верхом.

Ну Альдоная ж мать... — затосковал Фрим.

— Мой разъезд должен сопровождать Вас.

— Меня сопровождает моя охрана.

Пусть твоя охрана сначала научится на лошади-то сидеть, а то видел я их, качаются как скирды на возу... — думалось Фриму.

— Его Величество ничего не сказал о разделении ответственности. Вынужден настоять.

— Но моя охрана может ведь меня сопровождать, не так ли?

Что ж ты скалишься-то? — оставалось ему злиться.

— Точно так.

— Прошу обратить внимание, что по подконтрольной зоне ваши людям ходить не след, дабы мы не спутали их с нарушителями.

— Вы нас в тюрьму сажаете?

Не видала ты тюрьмы, дамочка — подумалось Фриму.

— Я обязан охранять вас и замок, Ваше Сиятельство. Нарушителей надлежит задерживать — как нам отличать ваших людей от чужих? Пусть ходят по дорогам.

— Я буду обсуждать это с Его Величеством.

— Ваше полное право. Часто ли прибывают к вам гости?

— Сюда — нет, не часто. Мой помощник будет сообщать вам о таких визитах. Вы выделите офицера для связи?

Полковник подумал, что он знает, кому подарит это 'счастье'.

— Прибудет к Вам завтра же, мадам. Что мне следует также знать о людях и грузах?

— Грузы...

Через полчаса Фрим, понадеявшись что не забудет ничего важного, пожелал графине хорошего дня, повернулся через левое плечо и с облегчением смылся.

Слава Альдонаю, открыто она не хамила — а намеки мы как бы и не обязаны понимать. Работенку Его Величество подкинул непростую...

Лилю безумно раздражало почти не меняющееся лицо полковника. Она улыбалась, вежливо хамила, отвечала в его же стиле — не менялось ничего. Он дотошно выспросил кучу данных о перемещении всех и всего, ничего не записал и, щелкнув каблуками, наконец свалил.

Солдафон чертов.

Через два часа, немного отдохнув, и все-таки закончив опыт, Лиля немного оттаяла, и подумала что полковник, в целом, не так уж плох — верный служака, аккуратный и наверное для своего места и времени вежливый. Стоило быть с ним любезнее и, наверное, показать производства...

Лиля дала себе слово это сделать. Завтра.

Выводя вечером Лидарха, она обнаружила, что помимо вирман ее сопровождает пятерка кавалеристов, во главе с офицером. Они были вооружены, на пике офицера трепетал флажок. Разъезд не стал к ним приближаться, а разделился на две части — двое поехали вперед, а трое остались сзади. По дороге они видели несколько патрулей, но к ним патрули не подходили. Режим сопровождения явно ужесточался.

О благородной стали, добром железе и орехах

Дорога забиралась вверх. Пропали поля, стало меньше пастбищ, оставались лесистые скалы, к которым и лепились иногда постоялые дворы. Деревень практически не было, они все были на другой стороне хребта, где начинались железные рудники.

На последнем постоялом дворе, где Рик и Джесс — то есть, простите, шевалье Миркем Делям и шевалье Джек Спарроу — заночевали перед последним перегоном, мрачный хозяин предложил им на ужин... свежее мясо! Притом, что до сезона забоя скотины оставался минимум месяц.

— Ты чего это, хозяин?!

— Да, сын мой, дармоед, заспал корову — она в расселине ногу-то и сломала! Эх, да что теперь говорить — как еще зиму-то жить будем...

— Ну, мы тебе посочувствуем... на пять медяшек.

— Помилосердствуйте, благородные господа, уж на двоих -то! Лев!

— За эти-то жилы? Только из уважения к твоим бедам — восемь.

— И-эх... Ладно.

Увы, аргументы оказались правдивыми. Мясо было свежее — но корова, похоже, жизнь провела трудную.

Поскольку через перевал все предпочитали перебираться с утра, постоялый двор наполнился народом. Торговец с охранником, толстый и нервничающий — похоже, везет деньги. Крестьяне, по дороге на рудники. Авестерский рыцарь с оруженосцем — эти появились как раз со стороны перевала уже в темноте. Хозяин и его пухлая служанка бегали по залу и искренне радовались выручке. В этот раз, поскольку народ подобрался степенный и даже почти чистый, легли спать как все — в общем зале, на соломе.

Ночь ознаменовалась эпических размеров переполохом — служанка, потихоньку от хозяина подъедавшая в кладовке продукты, оступилась и рухнула на какие-то горшки, кувшин с простоквашей, уронив в довершение большую корзину с орехами.

Шум получился знатным. Крестьяне заорали 'Разбой, горцы!!!', рыцарь со здоровенным мечом-полуторником вскочив заорал 'Мори, мои доспехи!!!', при этом он наступил на торговца, который вереща от ужаса "Воры!" пихал что-то в солому... С учетом грохота и треска катающихся орехов и неверного света от почти потухшего очага переполох получился знатный.

Рик с Джессом тоже подскочили, оценили суету и разделились: Джесс выскочил во двор, а Рик — к заднему ходу, где и нашел открытую дверь в кладовку и перепуганную служанку. Сверху скатился хозяин, которому Рик и передал подвывающую от ужаса, перемазанную в простокваше девку. Вернувшийся Джесс пробурчал, что вечно Рику достается самое интересное, а он просто вокруг бегает и они снова завалились спать.

Утром, встали поздно, не спеша оседлали, спросили у крестьян каких таких 'горцев' они вообще нашли — выяснили, что так они обзывали банды из обедневших рудокопов и, наконец, поехали.

Сюрприз ожидал их примерно через полчаса. За очередным поворотом дороги, на небольшой полянке, перегораживая дорогу стоял вчерашний рыцарь. В доспехе, на коне, со щитом и в шлеме с опущенным забралом. За ним торчал унылый оруженосец с копьем, на котором слегка шевелился аж какой-то флажок.

— Благородные сэры!! — заорал рыцарь, несколько гулко и неразборчиво из-за шлема на голове. — Я, благородный рыцарь Дальвен, требую, чтобы вы признали леди Фариту прекраснейшей на всем белом свете или сразились со мной!!

Джессу потребовалось усилие, чтобы закрыть рот.

— Рик, что это?! — интересно, у него такие же вытаращенные глаза, как у Рика?

— Понятия не имею. Ну попробуем все-таки до драки-то не доводить?

С загоревшимися глазами привстав в стременах, Ричард простер вперед руку и начал:

— Благородный сэр! Мы не имеем чести знать упомянутую Вами леди, но не имеем никаких сомнений, что она прекрасна, ибо иначе столь благородный и воинственный рыцарь не носил бы ее... — вообще-то ничего не было видно, пришлось импровизировать — цвета в своем сердце!

Джесс не пожелал остаться в стороне:

— Наши обеты и клятвы не позволяют нам назвать наши имена и вступить в благородный бой за признание вашей дамы прекраснейшей — но мы подтверждаем Вам, что имена наши достаточно благородны — получился повтор, сказалось отсутствие практики подобного трепа — и предлагаем Вам тренировочный бой, дабы усовершенствовать подобающее истинному рыцарю воинское искусство!!

Оруженосец шумно выдохнул. Рыцарь с его помощью слез с коня, открыл забрало и оказался совсем молодым парнем, максимум семнадцати лет от роду. В своих доспехах он удивительно напоминал стоящее железное ведро.

— Я буду счастлив обменяться добрыми ударами с благородными рыцарями! Чтобы уравнять шансы, я также буду биться без доспехов!

И принялся снимать части этого самого ведра.

— Оно и к лучшему, — тихонько пробурчал Джесс. — Рик, извини, но это мне придется его погонять.

— Придется?..

— Ладно, ладно — но тебе-то все равно нельзя.

— И ты еще жалуешься?! — вон, целый рыцарь! Как... ну почти как настоящий! Блин, я только на картинках такое видел!

— Я, — ханжески заявил Джесс, не жалуюсь. Я храню своего будущего сюзерена, как подобает...

— Ты, благородный сэр, собираешься развлекаться — а меня не берешь! Вот это и есть правда жизни, и нечего тут мне сказки рассказывать.

Рик и оруженосец, скорее всего по имени Мори, составили группы болельщиков по разные стороны полянки, Рыцари вышли на пусть и тренировочный — но все ж таки бой.

Дальвен встал в стойку с мечом перед собой. Джесс завел руку с дагой за спину и отсалютовал ему шпагой. Бой начался.

Джесс мягко, приставными шагами, начал сдвигаться налево. Дальвен торопливо сделал выпад, чтобы не дать ему развернуть его против встающего солнца, но... Рик, конечно, не видел подробностей — но Джериссон сделал тоже, что и он бы сам. Длинный быстрый выпад и возврат в защиту.

— Ах!...

Дальвен удержал меч, но на правом плече уже быстро расползалось темное пятно. На практике это означало, что Джериссон распорол бы Дальвену мышцы и бой закончился бы через две секунды.

— Желаете продолжить, благородный сэр?

— Конечно! Царапина!

Джесс снова отсалютовал. На этот раз Дальвен был осторожнее и попытался, держа Джесса на расстоянии меча, отбивая о-о-очень неторопливые уколы в грудь, подойти на расстояние рубящего удара. Ему это удалось — минуты через две.

— Х-х-х-а!.. Ах!

Джериссон поймал меч на гарту около рукояти и использовал для того чтобы протанцевать вокруг Дальвена. Теперь пятно появилось чуть выше лопатки на левом плече, а дага вернулась за спину Джериссона.

— Желаете продолжить, благородный сэр?

— Разумеется!

И на это раз Джериссон дал Дальвену возможность атаковать. Снова и снова тот с рычанием пытался длинными петлями задеть Джериссона, предусмотрительно не пытаясь больше ударить его выпадом.

Джесс даже не особенно торопился. Он дожидался, пока меч обретал некоторое направление и слегка шевелил клинком, отклоняя и проводя его мимо себя. Он не блокировал меч, а всегда только продолжал его движение.

Рыцарь, надо сказать, справлялся со своим огромным оружием — но это мало помогало.

Джесс всегда успевал уйти, или 'подправить' меч.

Минут через пятнадцать Джесс, очевидно, решив что пора заканчивать и ехать дальше и во время очередного пируэта сразу обозначил два укола, один из которых окончательно обездвижил правую руку Дальвена.

— Я не считаю возможным продолжать, благородный сэр!

— Но я готов...

Дальвен опустился на траву, почти выронив меч. Оруженосец бестолково толокся вокруг хозяина, пока Рик не оттер его и не перетянул раны Дальвена сам.

— Я был рад встрече со столь благородным рыцарем — пафосно заявил Джериссон, салютуя на прощание и убирая шпагу в ножны, без улыбки. — Я признаю, что леди Фарита прекраснейшая в королевстве Авестер и его окрестностях, и был весьма впечатлен оказанной мне честью.

— Я присоединяюсь к словам моего благородного друга. Будет ли нам позволено узнать побольше о Вас?

Дальвен выглядел измотанным и огорченным.

— Буду рад ответить...

Ричард потратил минут пятнадцать и вытянул из Дальвена его невеселую, в общем-то историю.

Третий сын провинциального даже для Авестера барона никого в своем поместье не интересовал. Ему нашли какого-то престарелого учителя, кормили и в целом больше не трогали. Весь пафос, понятия о чести и праве, а заодно устаревшая лет на триста техника фехтования — это и было результатом воспитания романтичного юноши романтичным же стариком, судя по всему служившего оруженосцем у провинциального рыцаря.

Парень был здоров, прочел все, что нашлось в замке — не так много времени на это и потребовалось— и мечтал о подвигах. А потом отец-барон умер, и бароном стал его старший сын. В принципе, он не относился к брату вообще никак — пока наивный брат не попытался действительно вступиться за крестьянку, к которой куда как более молодой и здоровый барон решил проявить благосклонность в виде реализации права первой ночи. Дело закончилось скандалом, после которого Дальвена из замка выпроводили, вручив меч, древние доспехи и не совсем дохлого коня. Десяток корон юноша, проявив непредусмотренную кодексами сметку, скопил и уволок сам.

Оруженосцем оказался жених той самой девицы. Ее понятия о чести оказались не менее провинциальными и не менее твердыми, чем Дальвена — на свой лад. Она отравилась, в чем господин барон изволили обвинить ее парня — и родственники выперли его, чтобы не длить конфликт. Спрашивать 'до' или 'после' отравилась девочка Ричард не стал. Теперь эта парочка путешествовала, в надежде найти какой-нибудь турнир, выиграть его и прославиться. Далее следовал совсем уж туман, по результатам которого у Дальвена должно было оказаться собственное баронство. Оруженосец планов не строил.

— Я, наверное, не гожусь пока для турниров?

Парень не годился для жизни вообще.

— Не нам советовать благородному рыцарю... На вашем месте, мы бы подумали о том, чтобы присоединиться к отряду охранников в Эльване или Уэльстере.

О том, что про благородство в этом случае точно придется забыть, они дружно не упомянули.

— Спасибо за совет, благородные сэры. Я же совсем ничего не знаю о жизни в большом мире!

Потом они ему попытались объяснить, что турниры в последние лет сто не проводит даже Авестер — с тех пор, как Варийские Ханганы доходчиво и на примерах объяснили ему преимущества легкой регулярной конницы перед рыцарским ополчением в условиях пустынной местности.

И Рик и Джесс смотрели вслед уезжающему рыцарю и его оруженосцу с не очень объяснимой для них самих грустью. Уходила целая эпоха, породившая и их тоже, несмотря на победу — что они теряли вместе с ней?..

— А ты у него легко выиграл, Джесс.

— Это не я.

— А кто же?

— Не кто, что. Сталь. Из которой сделана шпага, замки и болты тяжелых арбалетов. Три сотни лет такой стали сделали это его ведро смешным. А у него еще и меч 'доброго железа' — тяжелый и непрочный. Вот так вот все просто. Знаешь, он ведь сильнее меня — я бы не смог такой оглоблей столько махать.

— Слушай, а как называлась эта деревенька с постоялым двором?..

— Зачем тебе?

— Ну как же! Надо же рассказывать о великом поединке под... как ты его назвал?

— Я еще не придумал. Это же должно быть ого-го какое название, не скажешь же 'поединок при Малых Тележниках'. Блин, но кому рассказать — ведь не поверят же, рыцарский поединок! Я бы сам от себя в тринадцать лет умер от зависти...

— А ведь Авестер-то умирает. Наделы они больше делить не могут, новой земли нет, транспорт и торговля не могут развиваться из-за баронских банд и вечных склок. Как это ухитрился там наивный юноша вырасти — ума не приложу. Видать отец-то силен был, на самом-то деле.

— Живут они, я так понимаю, работорговлей с Ханганатом?

— В основном.

— А почему их до сих пор не завоевали?

Наследный принц Ричард Ативернский повернулся в седле к графу Иртону и, грустно улыбнувшись, процитировал ответ своего отца:

— А зачем?..

Накладная

Шевалье полковник Фрим не любил командира первого эскадрона графа капитана Молле. Граф капитан Молле не любил своего командира полка шевалье Фрима. Полковник считал (не без оснований) что граф мечтает его "подсидеть" и самому встать на полк, но при этом он наглый беспринципный тип и плохой командир. Капитан считал (не без оснований), что полковник грубый, неотесанный мужлан, который категорически не соответствует истинному блеску Третьего кавалерийского полка, почти столичного! То, что при этом и полковник и король считали, что такому блеску — цена в базарный день грош из чужого кармана, графу как-то не приходило в голову.

Полковник мечтал дождаться, пока у капитана подойдет выслуга по званию и спровадить его взашей. Граф мечтал о том же самом — но в отношении полковника. Король, просмотрев представление предыдущего командира полка на графа, наложил еще два года назад резолюцию "Не рассматривать более". Об этом граф пока не знал.

Надо ли говорить, что служилось им друг с другом нелегко?

Последнее время полковник выигрывал: назначив своего заместителя офицером связи с графиней Иртон, он воткнул ему знатную колючку — дело в том, что граф и капитан искренне считал, что место женщины — в салоне и в постели. Так что необходимость согласовывать (!) с женщиной решения для него была тяжелее, чем для самого полковника, которого больше волновал не пол, а вопиющее непонимание ситуации.

Сейчас, через неделю после развертывания, все начало входить в колею. Нарабатывались маршруты, местность уже была более-менее изучена, а жители деревни и замка привыкли ходить по дорогам и не забывать передавать контрольки, так что полковник больше заботился о том, чтобы подопечная оставила привычку пытаться оторваться от конвоя и планировал устроить ей маленькую демонстрацию. Как обычно, жизнь заставила его планы поменять...

— Шевалье? — фирменная поддевка графа, который периодически "забывал" о звании.

— Граф?

— Мне хотелось бы убедиться, что Вы видели такую... как это?.. бумагу? Или иное описание грузов, похожее?

Граф передал полковнику лист, примерно пядь на пядь.

— Что это? Вы, граф, присматриваете товар для магазина?..

Против ожидания граф не обиделся, и вообще был, как оказалось, серьезен.

— Они называют это "Накладная". Список выданного товара. Посмотрите последний столбец. Внизу — общая сумма.

Фрим посмотрел. Потом посмотрел еще раз. Потер глаза. Перевернул лист туда-сюда. Сумма не изменилась.

— Вам не кажется.

— Это вес, что ли?!

— И не надейтесь. Это СТОИМОСТЬ груза. В КОРОНАХ.

Фрим выразил свои впечатления в эмоциональном коротком выступлении, отразив в нем всю глубину и экспрессию своего состояния. Граф кивал.

— Не аристократично — не пнуть он просто не мог, — Но по сути я согласен. Что будем делать? Вот прямо сейчас?

— Куда они это везут?

— На погрузку, к пирсам. Купцы доставляют груз сами.

— И они приехали без охраны?!

— Шутить изволите? Просто мы охрану внутрь периметра не пустили. А так там наемников — на два баронства.

— До погрузки проводить двумя разъездами. Глядеть в оба. И проследить, чтобы погрузили! Нет ну твою ж Альдонайскую...

— Надеюсь, на намечающемся совещании на этот раз будете присутствовать от полка Вы. Честь имею. — Граф вышел, оставив бумагу.

Совещания по безопасности Лилиан проводила каждую десятинку, в четвертый день. Обычно на совещаниях присутствовали: Лейс, Ганц, Лонс — как секретарь, и она сама. На прошлом совещании присутствовал — сидел с кривой физиономией — граф Молле, от Третьего кавалерийского полка. Надо сказать, он здорово мешал — хотя и сидел молча. Целую группу вопросов потом пришлось обсуждать отдельно.

На второе совещание полковник Фрим почему-то явился лично. Он, как и его офицер выслушал все, что сказали остальные, но на вежливое предложение пойти уже вдаль: "Может быть у вас есть какие-то вопросы, полковник?" внезапно сказал.

— Имею вопросы. Разрешите задавать, Ваше Сиятельство?

— Задавайте... — все напряглись, и как выяснилось — не зря.

— Имею первый вопрос. Граф капитан Молле доложил мне, что грузы отправляемые вы сопровождаете листом, именуемым "накладная". Является ли этот лист верным?

Полковник извлек из своего тубуса свернутую накладную — похоже, копию накладной на последнюю отгрузку.

Лонс просмотрел документ и сказал:

— Да, этот документ очень похож на нашу накладную — думаю, он верен.

— Сумма в этом листе — верна, Ваше Сиятельство?

— Да, полковник, верна.

— Каковы меры, которыми вы воспрепятствуете захвату груза, например — посредством нападения или взятия заложников?

Над столом повисла тишина. Ганц Тримейн тяжело посмотрел на полковника и спросил:

— А каковы ваши основания полагать, что таковой захват последует?

— Лэйр королевский представитель, трижды в месяц вы без охраны отправляете с неизвестными вам людьми, оповестив заранее неизвестный круг лиц, годовой доход крупного графства и не считаете это основанием ждать захвата?

— Что значит "неизвестными"?!

— Сколько человек было в охране последнего каравана?

— Не знаю, но...

— Лэйр королевский представитель, мои извинения — их было сорок шесть, скольких из них, кроме купцов, вы проверили? Как вы сумели убедится в их намерениях? Всех ли этих купцов вы знаете?

— Это эвирры, они следят за своими.

— За своими — может быть. А вы уверены, что приехавшие — свои? Вас не было на отгрузке.

— Лэйр Ганц, — сказала Лилиан. — Господин полковник, как мне кажется, прав. У вас есть какие-то мысли на это счет?

Мысли у полковника были: никаких чужих в периметре. Подвоз своими силами к пирсам. Выдача с рук на руки только после проверки, купцов для расчета впускать только с одним охранником и по пропуску, а на границе периметра все пропуска сдавать.

— ... а монетки для пропусков у меня есть, двадцать штук, уже помеченные, с веревочками. Выдал — забрал. И только вот так. Маловато конечно — но хоть начать.

Лилиан отметила себе — предложить бумажные пропуска. Но вслух сказала:

— До следующей отгрузки у нас время есть, обсудим это господа, еще раз — на следующей неделе.

— Имею второй вопрос. Ваше Сиятельство, графиня Иртон. Каковы причины, по которым Вы ежедневно подвергаете себя риску смерти по два часа?

— Что Вы имеете в виду?!

— Ежедневно, о чем все знают, на очень заметной лошади вы изволите ехать в замок, а вечером — из замка. Дорогу используете одну и ту же. Охрана ваша — считай, и не охрана...

— Это почему же это?... — угрожающе спросил Лейф.

— А потому, что любой грамотный командир с двумя десятками людей вас возьмет, и не вспотеет.

— Господин полковник, — вступил Ганц Тримейн. — Такое дело требует подготовки, и осмелюсь предположить, будет вполне заметно. И графиня в такое место не поедет.

— А когда сие проверить разрешите?

— Да когда угодно! Только уж не обессудьте — отвечать будем! — рявкнул Лейф.

— Ты сказал.

На этом совещание и закончилось.

Вечером Лейф, все-таки, похоже обративший внимание на слова полковника, хмурился и осматривал окрестности внимательнее обычного. Уже привычный разъезд держался чуть сзади.

После одного из поворотов лесной дороги, лошадь одного из вирман вдруг всхрапнула и прянула вбок, а сзади заорали "Нападение"! Лиля даже не успела понять что случилось, — а вылетевшие из лесных кустов арбалетные стрелы уже били по вирманам, по лошадям, поднялся крик и суета.

Лейф с рычанием выхватил топор, отмахнулся от стрелы и начал искать врага — но сзади заорали, ""Гони же мать твою так, орясина!!", и сержант дозора догнав их в галопе хлестнул Лидарха по крупу, а сам прижал рукой Лилю к его шее и стал тащить вперед. Лидарх зло заржал, укусил прянувшую в сторону лошадь сержанта и понесся вперед. Лиля не видела куда он несется, по глазам били ветки и листья, было очень трудно усидеть в седле. Оторвавшись, как ей показалось, от погони, она на полном ходу вылетела из-за поворота и... чуть не уткнулась в десяток конников, во главе с полковником Фримом. Ну конечно! Через минуту, храпя и ругаясь, ее догнала большая часть ее сопровождения — злая и в синяках от тупых стрел. А с ними вместе десяток арбалетчиков и конников, которых раньше в сопровождении не было. Физиономии у этих новых людей и лошадей были довольными и несколько ехидными.

Полковник не спеша пустил лошадь им навстречу. Она, с трудом успокоив коня, уже совсем собралась высказать ему все, но он просто объехал ее и приблизился к сержанту:

— Ну?! Чего отпустил?! Прижать и гнать — ТЫ не знал?!

— Ды, ить, укусил же зар-раза!! — В слове зараза слышались какие-то особые нотки. Восхищение и восторг. Полковник в их интерпретации не ошибся:

— "Дык"! "Ить"! Поцелуйся с ним еще! Кобылу надо было брать, кобылу! Почему не взял?

— Да брали мы, не успевает кобылка-то, ить вот... — уныло басил сержант. Про вирман он даже не вспомнил.

Дальше полковник подъехал к красному, злому Лейфу.

— Отьедем?

Лейф насупился.

— Как пожелаешь. Значит, при атаке сзади, сбоку — сразу рви вперед, тем от большей части стрел спасешься.. Охраняемого к холке жми и сам жмись — мишень из себя не изображай. Чтобы не вляпаться в засаду, как в лепешку коровью, впереди имей дозор. Чтобы тебе .... незаметно не напинали, держи и сзади человека. Дозор твой должен понимать, где, как и сколько супостатов таиться могут — а для того, должен и сам такое уметь. Ежели место такое, что ты сам дозор не видишь — должен дозор назад высылать сигнальщика, чтобы он и тебя видел, и дозор. И в особо плохих случаях — вот, как тут, например, хорошо бы по дороге проехаться сначала... Плохая же дорога, чтобы ты знал, это дорога без выбора, с которой удрать нельзя. А откуда у тебя умелый дозор найдется, какие ты дороги знать будешь — так вот на то ты и командир. Капитан мой, во времена оны, мне подзатыльника отвешивал — для вразумления, но ты ж мужчина гордый, сильный — обидишься, поди.

— А вы, ваше Сиятельство, — полковник наконец обратился к ней, подъехав примерно на расстояние корпуса. — Слуг своих верных, коли сочтете возможным поберегите немного — не отрывайтесь от них, без надобности-то. Сами видеть изволите, много из этого плохого может быть. А буде надобность есть — жмитесь к шее коня. Конь-то вас любит, вынесет — ежели это вообще возможно будет. Не на что вам при этом смотреть. А ты, Рыжий, на меня не скалься, не скалься! — обратился Фрим к зло храпящему Лидарху. — Ничего я ей плохого не сказал. Не сильно-то она и напугалась. Капитан!

— Я!

— Сменить эскорт, проводить.

— Есть, проводить!

— Хорошего вечера, доброй ночи, Ваше Сиятельство. А господину королевскому представителю передайте, что на подготовку всего этого времени мы потратили — три часа. По каким признакам он это нападение останавливать заранее собирался — ума не приложу.

Капитан остался командовать, а полковник Фрим поехал во главе всех остальных в лагерь.

Примерно на середине обратного пути Лилю начало трясти. Сначала она злилась на полковника и придумывала ему ответы на его ехидные комментарии — но все они были какими-то неубедительными. А потом Лидарх вдруг обернулся и ткнул ее бархатным носом в колено. Лиля обнаружила, что ее трясет как от холода, а заодно вдруг вспомнила 'Конь-то вас любит, вынесет'.

Ехали в молчании, разговаривать в присутствии конвоя не хотелось.

— Лейф?

— Да, госпожа?

— Ты сегодня не задержишься, ненадолго?

— Конечно, госпожа.

Выглядел Лейф гордым, но хмурым. Что ему сказать? 'Твой наниматель — дура?', 'Ты дурак?' А какой же он дурак, когда он геройский капитан, которого она таскает по суше?

Лилиан страшно захотелось побыть женщиной: чтобы сейчас закатить истерику мужу, а то и вообще ограничиваться нытьем, по поводу скуки. Жить в комфорте. Растить детей — она ведь умеет это делать, правда! Лечить людей. Но ей надо было выжить — и она перешла в другую лигу. В лигу принимающих решения. Уже дома, перед тем как отдать Лидарха в руки конюхов, она все-таки потерлась лицом о его мощную шею. Тот тихонько подышал ей в ухо. Странно, но оказалось что к резкому лошадиному запаху быстро привыкаешь.

За ужином Мири вертелась, что-то рассказывала, а Лили отвечала ей невпопад. Мири надулась:

— Мам, ты меня совсем не слушаешь?!

— Прости малышка, день был очень тяжелый.

Мири ее пожалела.

— Наверное, тебе пора спать! — сказала она это настолько Лилиными интонациями, что против воли Лиля улыбнулась:

— Это точно. Вот поговорим с Лейсом — и пойду.

— Честно?!

— Честно-честно.

— Госпожа?

— Да, Лейф. Заходи.

— Госпожа я.... — Лейф запнулся.

— Лейф прости меня. Я должна была подумать о таких нападениях.

— Нет, госпожа. Это моя работа. Я ее не сделал.

— Лейф, ты не мог. Мне...

— Вы не должны думать обо всем сразу, госпожа.. Женщина ведет дом и хозяйство. Даже если оно такое огромное, как ваше. Мужчина воюет... ну, как умеет. Ативерна намного сложнее Вирмы — там мы воюем почти один на один. Я думал, пока мы ехали: в Тараль нет хороших дорог. Их вообще всего две. У меня нет столько людей. Вы... будете брать вместо нас людей полковника Фрима?

— Лейф, я им не верю. Нет. Ты — моя охрана. Но, наверное, нам придется переехать в замок. Я не вижу иного решения.

Лейф невесело улыбнулся.

— Ингрид будет рада.

— Отдыхай, Лейф. Нам всем сегодня досталось.

Несмотря на обиду, адреналин, злость и усталость, Лилиан чувствовала как в ней буквально растет безысходность. Медленно, неостановимо, очень просто — как прибывает вода. Все её мысли и конструкции упирались в простой вопрос: 'Вы трижды в месяц отправляете с кучей неизвестных вам людей доход крупного графства — и не ждете нападения?' Ее вера в то, что она уже все предусмотрела: упирались в простое и доказанное 'Любой грамотный командир с двумя десятками людей возьмет вас и не вспотеет'. Ей показали разницу между формальным наличием — и настоящей охраной. У нее была 'галочка в плане'. Оказалось, что это хорошо от воров, от нахальных аристократов с такими же 'галочками' — но тут есть и другие. Сегодня она их видел на своей стороне.

Резко и наивно она пинала огромное животное. Пока что оно просто трясло ухом, но уже решило поинтересоваться, что это там такое? То, что ей казалось успехом — было отложенной реакцией. Нападает не ухо, и не хвост — хотя для мух, безусловно, и это аргумент.

Ее знания оказывались не просто бесполезными — вредными. Они превращали ее в приз. А иногда и в препятствие — когда она 'мешала' сгребать деньги. Защитой же были только люди — или ее, или те, кому она — лично она — небезразлична. И таких было очень мало: фактически, кроме ее людей — только трое. Причем одного тут не было, и относился он к ней, похоже, плохо — а она только что написала ему письмо, в котором явно предлагала ему категорию 'все остальные'.

Что теперь? Свое королевство и еще больше проблем, которые она не понимает? Как было бы легко, будь она одна! Но теперь — вирмане, кружевницы, стеклодувы, ювелиры, Миранда. Она впервые задумалась о том, что такое быть главным. Не 'числиться', а 'быть'.

У нее начала болеть спина.

Стальные ворота Лейс

— Рик, все-таки я побаиваюсь. Тот инцидент с третьим герцогом Фалором...

— Господь наш Альдонай, как меня достал разбор проблем этого дебила! Сперва канцлер, потом отец, теперь еще и ты! Ладно, еще раз: беды чемпиона Ативерны по идиотизму начались не в Бейкаре, где его повязали, а в Монкаре. Именно там этот тупица взял взаймы семьсот золотых, причем первой чеканки — и сбежал дальше по Течению. Тогда Монкар потратил сто золотых на выкуп обязательства Больфара перед Бейкаром и выплатой по нему получил ордер на арест и выдачу...

— Против течения?

— Да почему против-то?..

Великая Лейс. Точка соприкосновения почти всех государств континента. Самые большие торговые пути. Торговля всех со всеми и всем на свете.

Четыре реки. Великое Течение — по часовой стрелке. И пять Вольных Городов: Больфар, Бейкар, Мольфар, Монкар и Эльтана. Формально входившие в состав своих государств, города выцарапывали у королей права и вольности, торговались, часть из них теряли, дрались, заключали договора между собой...

Пятьсот лет такой жизни превратили отношения между городами и государствами в бешеную путаницу юрисдикций (например, в Мольфаре были пирсы Бейкара — и там действовали его законы, а Бейкар продал свои права на пирсы — за склады на Самойском тракте — и теперь они были экстерриториальны), юриспруденций (например, в Мольфаре было право прохода, а в Эльтане — право отсутствия препятствий), договоров и склок.

Традиционно, короли Ативерны составляли достойную конкуренцию в крючкотворстве и дотошности и магистратам (Мольфар, Эльтана) и хунте (Бейкар) и гильдейским советникам (Больфар и Монкар).

Рик был полностью готов, да и выполнял уже такие поручения отца, но Джериссон все равно сомневался. Нет, он, конечно, тоже учил — но...

— Да почему против-то?.. У них же есть соглашение о транзите с Эльтаной, так что они его и провезли через свои пирсы.

— Так это сколько все по кругу ходило-то?!

— Я же говорю — идиот! Он три месяца пьянствовал, пока его не повязали. Я вообще считаю, что он так всех достал в Бейкаре, что поэтому и ордер приняли.

— А почему он тогда сидел полгода в Эльтане?

— А потому, что был не сезон. И не полгода, а четыре с половиной месяца. И, кстати, он там формально не 'сидел'. Он хранился. Как ценный груз.

Великая Лейс в целом вообще не отличалась простотой судоходства, но в сезон осенних и зимних штормов по ней вообще никто не ходил. Весной суда ходили — но фактически только между городами, поскольку весенняя распутица не позволяла подвезти и вывезти товары.

— Ладно, эксперт. Через какие ворота мы заезжаем в Монкар?

— Да любые, кроме Медных. А то они с нас потребуют медью, а серебро примут только по своему курсу — в пень такие операции... Какие там будут поближе?

— Стальные.

— Вот и прекрасно. Имена оставляем.

— А у них скидка же вроде была, для особ королевской крови?

— А ты ждать собрался, пока они это подтвердят? Оповестив всех вообще?

— Ладно, принимаем твой план. Я сдаюсь.

Обсуждение конкретных ворот и способа, которым они планировали добраться до Бейкара, формально бывшего уже Ативерной, и заняло у них все время, которое они спускались с перевала.

— Джесс — а может, я уже там подам отцу весточку и дальше буду уже добираться как принц? Можно тут взять роту охраны?

— Можно. Только где твой мешок золота?

— Ну да, они же обязаны только обороной своего участка границы... Слушай, но ведь второй пехотный был как раз из Бейкара?

— Был. Только набрал его не сам Бейкар, а как-бы лично Эдоард Шестой. А они ему просто разрешили рядом с городом постоять. Это уже потом в нем наемников заменили — тут-то им хитрости и отлились, контракта с городом-то не было. Кстати, а долг-то им выплатили?

— Конечно, иначе я бы туда сам не сунулся. Еще дед, хотя это была, я тебе скажу, Проблема.

Так за разговорами они и добрались до Стальных Ворот — ворот, которые поставили и содержали гильдия Сталеваров и цех Кузнецов. Ворота составляли две башни — высокая и изящная да толстая и низкая. Само собой, назывались они Молотобоец и Кузнец. Острые, четырехскатные крыши с фигурными флюгерами были покрыты железными листами.

— А как же у вас крыша-то не ржавеет? — поинтересовался Джесс у добродушного мощного стражника, которому они платили вьездную пошлину.

— Никак. Мы ее каждые два года перекрываем. Оно проще выходит, чем медникам свою чистить. А вот, кстати, ежели благородный господин когда испытает денежные проблемы — то я бы за вот такую шпагу, как ваша, очень бы неплохо заплатил.

— Это зачем же тебе такая шпага? — настороженно спросил Джеррисон, оценив аккуратность словесной конструкции.

— Ну, отличная Сальванская работа прошлого века. Оченно было бы интересно проковочку посмотреть.

На воротах тут дежурили сталевары и кузнецы — по очереди. Узнав о местных постоялых дворах (удивительно, но все рекомендованные оказались в кварталах кузнецов), Джериссон и Ричард вьехали в Вольный Город Монкар.

Уже на подъезде к городу они видели вдали большую серую полосу, сливающуюся с небом, и чувствовали запах. Запах водорослей, воды и путешествия. Запах Великой Лейс.

Мы друг друга поняли?..

Наверное, где-то в идеальном мире руководство руководит — то есть мыслит о глобальных задачах, прорывах и политических решениях. В реальности большая часть времени уходит на ругань по поводу мелочевки, хозяйственные заботы и прочую ерунду. И только одну-две десятых, если вам везет,что-то более серьезное. На всех совещаниях пропорции сохраняются.

Как ни странно, после демонстрации нападения отношения Лилиан и полковника Фрима вошли во вполне приемлемые рамки. Лилиан не "наезжала" на него без необходимости, а он не открывал рта, пока не видел чего-то уж совсем плохого.

Пару раз они все-таки вежливо скандалили. Ну например, когда Лилиан предложила (весьма тактично, как ей казалось), свою помощь с медицинским обслуживанием полка:

— У нас есть три лекаря и докторус, строго по штату!

— Я врач.

— Уточняю. Вы — кто?!

— Врач. Ну... такой особый докторус. — Лилиан подумала, что надо сослаться на что-то правильное — У нас своя гильдия. По указу Его Величества.

— Имею вопрос. Сколько вас, в этой гильдии?

— Э-э-э... Четверо.

— А что я буду делать там, где вас нет? Гильдия докторусов вас приняла?

Это было настолько не так, что дальше можно было не разговаривать. Кроме того, Лиле показалось что полковник про себя подумал "Ты на моих солдатах тренироваться не будешь!"

Но на нескольких вещах Лиля все-таки настояла.

— Если вы заставите своих солдат мыть руки, особенно после оправки, если вы будете брать воду выше по течению, чем отхожие места, у вас существенно упадет количество желудочных больных. Откуда вы берете воду?

— Ваше Сиятельство, вам-то что с этого?

— Будем считать это моей причудой?

Выражение лица полковника явно говорило, что в причуду он не верит.

— Коротко говоря — посчитайте количество больных до и после. И учтите, что если колодец мелкий — туда тоже попадает.

— Не глупей свиньи-то, Ваше Сиятельство, — не выдержал полковник. — Уж это знаем!

Лилиан сообщила ему, что готовится к переезду, на что Фрим церемонно ответил:

— Благодарствую, Ваше Сиятельство.

Обсудили пару хозяйственных проблем, полковник рассказал о расстановке постов. Лилиан решила попробовать:

— Я предлагаю другие пропуска.

Фрим удивился. Он даже спросил:

— А эти чем плохи, Ваше Сиятельство?

— Они легко подделываются и их трудно менять.

— А вы что предлагаете?

— А вот что. — Лилиан достала пачку бумажных листов. — И на них писать кому, кто, на сколько времени выдал.

— И сколько ж это стоить будет?! У меня в год столько пергамента уходит!

— Это не пергамент. И это будет дешево — а для вас вообще ничего.

— Просто так раздавать тоже не след. Опять таки, а патрули мои читать-то не всегда могут. Подумать надо...

На том и закончили.

Дождавшись,пока полковник выйдет, Лиля спросила:

— Лонс, ты-то почему сидел с вытаращенными глазами?

— Ваше Сиятельство, но это же... просто неприлично!! Обсуждать... солдатские...

— Тебе очень хочется иметь тысячу больных поносом вокруг себя?

— Нет, но...

— Лонс, считай, что это заранее сделанная уборка. Поговорить в любом случае быстрее и проще, чем потом убирать.

В интерпретации полковника совещание несколько отличалось от восприятия Лилиан.

Совещания офицеров Третьего пехотного полка проходили, как правило, на пятый день десятинки, по утрам. Ни один командир эскадрона или службы не мог себе позволить просто так это замечательное мероприятие прогулять — обязательно надуют, обойдут, повесят мерзкую задачу, сено "зажмут". Надо быть, надо бдить. Само собой, больше всех внимания этому уделял сам полковник Фрим.

— Так. Господа офицеры!

Все встали.

— Прошу садиться.

Для совещания господ офицеров строился всегда отдельный навес. Формально, все посты находились от него метрах в двадцати, в реальности — как получится. Поэтому секретные вопросы там не обсуждались, а обсуждались вещи гораздо более существенные — так что итоги совещания доводились до исполнителей раньше, чем командир доходил до подразделения.

— Так. Значит, вчера я присутствовал на совещании у графини Иртон. И она у меня поинтересовалась, значит, какого фига на берегу стоит пост и дозор.

Вообще-то графиня просто спросила нужен ли на берегу пост-дозор. Лейф пожал плечами и сказал, что там с моря могут высадиться только водоросли. Полковник пробурчал: 'пусть стоят, хуже не будет'. Но об этом самом дозоре полковник, имевший привычку объезжать все маршруты и посты, знал далеко не только расположение на карте.

Фрим поднял глаза от карты, на которую опирался двумя руками, и грозно обвел взглядом всех собравшихся. Командиры затихли. Это был очень особый пост.

— Спрашиваю: как такое случилось-произошло?! — тут Фрим сделал ораторскую паузу. — Это произошло потому, что кто-то слушает задницей, а на занятиях по тактике жует мочало! Третий эскадрон, кто тут у нас есть?

Командир третьего эскадрона уныло вывесился над столом.

— Да у нас же тут целый командир героев! Они даже хвосты, ... ть, коням заплели и вывесились там над берегом все втроем! Втроем! Что написано в наставлении по дозору?! Вы там чего, на параде были?! И это, блин, было позавчера. Какое совпадение! Лошадям привет. Всадникам ничего не передавай, они, похоже, слов не понимают. Садись.

Командир третьего эскадрона сел на место и про себя поклялся, что позавчерашний патруль запомнит и его, и наставление, и пост с дозором, и маму мальдонайскую на веки вечные

— Значит, что я там мог сказать, кроме тупого мычания?! Ничего. Ничего — потому что эскадрон выступил, как те самые вирмане. Кто там расслабился?! Тут за всеми есть! Меньше других, на мое удивление, выступил первый эскадрон.

— Просто дождь был...— прозвучало откуда-то с конца стола..

— Кто там бурчит?!

— Ага. А в бурю с градом мы бы вообще там показательный артикул устраивали.. — ни к кому конкретно не обращаясь, сказал граф Молле. — Прошу прощения, шевалье полковник.

— Значит, что я на самом деле сказал. Я, блин, сказал что посты и дозоры это мое дело. Что это...

На этом месте командиры выдохнули. Объясняться с подразделениями по поводу этого дозора не хотелось никому.

— ... что это важный для духа войск пост. Но, мать вашу Мальдонаю, чтоб все довели до сведения! Пост для этого дозора я сдвигаю.

Дыхание замерло.

— На двадцать метров к востоку. — все расслабились и выдохнули. — В кустах стоять надо, в кустах! И чтоб разводящий не светился! Вопросы есть?!

Вопросов не было.

— Ну а третий эскадрон, за успехи в тактике, получает четвертую смену на всю следующую десятинку. Вот, значит, по ночам и будете там тренироваться.

Возмущенный вопль командира третьего эскадрона утонул в гуле всеобщего облегчения. Сочувствовать ему было некому.

— Капитан Манс, задержитесь.

Подождав, пока все разойдутся, Манс сел поближе.

— Что, кружевницы пожаловались?

— Если бы эти девки языкатые пожаловались, уж все бы тут об этом знали. Будь уверен, они бы не с графини начали...

— И не стыдно им там купаться?

— Манс, побойся Бога — там почти двести метров. С такого расстояния — что там видно-то? А за нос бравых кавалеристов поводить приятно.

— А что ж они тут за этот несчастный пост так переживают?

— Что им кроме воображения надо-то? Пусть их. Очень полезный пост — пусть наставление по дозорной службе учат, бездельники. Да я не о том — слушай, я такую штуку там видал! Вот, гляди.

На листе бумаги возникло изображение известной будки анфас.

— И что это?..

Полковник объяснил.

— Ну... — поскреб в затылке капитан квартирьеров. — Идея, конечно, забавная... Подумать надо. Это ж сколько гвоздей они на одну такую будку извели?!

— Вот хотя-бы для офицеров, что-ли. Опять же, требует графиня... — последовало краткое и неодобрительное описание гигиенических требований.

— Надо подумать. Опять же — легко сказать, руки мыть! А вода? А выльют ее куда?

— Так, еще одно. Я там про сено спросил.

— И?!

— Она нам сено заказывает. Вместе со своим.

— Сено?!

— Ну.

— Так. А мы стало быть отдаем....

— Держись за лавку. Ничего не сказано — весь навоз наш.

— Шутишь?!

— Не-а. Так что, сколько сможешь — продавай, меняй.

— Да ты что?! Уже тут подъезжали...

— Ты только совсем-то уж не это, не наглей — какие-то сады у них там есть, предложи садовнику. И с гвоздями не жмись — раз уж так вот экономим на ровном месте.

— Нет, но ты что — правда ничего не спросили? Может, просто графине-то как-то неуместно, управляющий там, небось есть?

— Нету. Есть в замке вирманка, есть помошник ее, и все. Так что — лови возможность, загоняй... Манс, вот почему так, а?! Ведь я ж в кавалеристы рвался — я даже подумать не мог, что буду на самом деле заниматься сеном, навозом, да прости Альдонай — отхожими местами!

Манс пожал плечами.

— Ты не хуже меня знаешь — кто этим не занимается, тому потом воевать не с кем...

Два города

Дел в славном городе Монкаре у путешественников было несколько.

Во-первых, следовало продать лошадей. Ближайшую десятинку путешествовать предполагалось водой, везти с собой лошадей было нереально.

Во-вторых, надо было найти транспорт до Бейкара. Причем быстро, поскольку сезон уже кончался.

В-третьих, быстро оценить ситуацию и здесь.

Забросив вещи в постоялый двор Толстого Дварри — настолько комфортный, что там всем постояльцам давали комнаты, Ричард и Джерриссон разделились.

Рик пошел искать улицу Пяти Чашек, на которой находилось представительство Ативерны, а потом в порт. Джериссону ни там, ни там нечего было делать — все равно принц Ричард должен был лично подтвердить, что он это он, в хитросплетениях маршрутов и условий он даже и не пытался разбираться. Рику же абсолютно нечего было делать в лошадиных рядах — где он не мог ни отбиться от барышников, ни поторговаться, ни оценить сбрую.

Договорились встретиться вечером, в корчме Толстого — так оно и вышло. Джесс уже сидел с парой пузатых глиняных кружек пива (какое еще вино в квартале нормальных людей?) и ждал, не спеша обгрызая сушеную озерную рыбину, пока ему принесут мясо с овощами. В городе он удачно прикупил соли, приценился к наплечникам, выторговал отличный набор метательных ножей (а ну и что, что игрушка), еще один нож поразивший его в самое сердце, с сожалением отказался от кольчуги двойного плетения — тяжеловата, а укорачивать некогда. Потом немного поспорил с кузнецами о надлежащем весе шпаги (с примерами) — ну, а там и темнеть начало. Кузнецы его и проводили.

Рик плюхнулся напротив него и не спрашивая приложился к кружке.

— Ноги гудят — сообщил он оторвавшись от нее, и немедленно вернулся к неаристократическому напитку.

— Как прошлись, Ваше Высочество? — иронически спросил Джесс. — Вижу, что не мало...

— Прошелся — хорошо. Дела — отвратительно. Пиво — отличное. Тебе короче расказывать — начни?

— Продал, считаю что неплохо. Несознательные граждане города пытались сбить цену...

— Ага, то есть вот что за ор и вопли были слышны всю первую половину дня?

— Да там всегда орут! И вообще — а как ты слышал-то?

— Улица Фарфоровой Куклы — на два уровня от Лошадиного Луга. Это идти там вокруг полчаса, а так-то доплюнуть можно.

— А-а. В-общем, сторговался на трех коронах и четырех скипетрах и пошел назад.

— А почему потом орали?

— Потому, что нечего при мне крашеного жеребца торговать, пытаясь меня перебить. Тоже мне, ловкач нашелся. Плохо то, кому я их на самом деле продал.

— Кому?

— Коронному курьеру Уэльстера. Слава Альдонаю, он меня не узнал. И была у него при себе сумка с двумя печатями. Прибыл он в город сегодня утром. Еще раз: утром. Смекаешь?

Обычные суда по Лейс ночью не ходили.

— Он купил корабль?!

— Нет. Взял королевский.

— Вот как...

— А у тебя что?

— Во-первых, местный представитель Ативерны ничего сделать не может. Корабля у него нет, общий представительский ушел позавчера — и появится только дней через 12-15. Во-вторых, в дополнение к твоему, корабля-курьера в порту во второй половине дня не было.

— Постой, как это — не было?! Может, он решил сбор сэкономить и на рейде повисеть?

— Джесс, это Лейс! Какой рейд?! Это означает, что он не менее срочно кого-то забрал на борт и пошел дальше. Или уже имел кого-то с таким же срочным сообщением на борту.

— Н-да. Мыслится мне, времени у нас мало. Это все плохие новости?

— Нет. Третья и главная — корабля-курьера или просто попутного каравана в Бейкар нет.

— Как это — нет?!

— А вот так. Основные караваны в Бейкар отсюда — руда, уголь и соль. Ативернские купцы снизили закупку соли наполовину, баржи стали грузить углем и рудой. Так что сейчас, перевозки на сезон фактически закончены. Склады соляные — забиты под крышу.

— Подожди-ка — они соляные баржи под уголь поставили?

— Вот так. Они не надеются на восстановление потока. Не спрашивай меня, что такое дома случилось, ладно? Потому, что я не знаю.

— Ясно. Как будем добираться?

То, что добираться нужно срочно даже не обсуждалось.

— Вариант нашелся... Но поганый. Завтра с отливом идет галера. Везут они шерсть, в Бейкар капитан берется зайти. В принципе, за корону нас берут.

— Галера.

— Именно.

Откуда на таком судне гребцы — тоже можно было не обсуждать. И что за команда, которая этих гребцов заставляет работать.

— Сколько нам на ней идти?

— Двое суток. Сможем спать по очереди?

— Остается попробовать. Ты с капитаном договорился?

— Сказал, что если решу — придем на пирс перед отходом.

— Остался только один вопрос... Где и зачем ты взял эти башмаки?

Вместо привычных высоких кавалерийских сапог, на Ричарде красовались отличные новые ботинки, с тупыми носами и массивными серебряными пряжками. На пряжках были одинаковые эмблемы — сокол на свитке.

— Э-э-э... Ну, я из порта шел, время было... Короче, я поучаствовал в публичном диспуте. Гильдия сапожников-башмачников спорила с гильдией купцов.

— О чем?!

— Полтора года назад, один купец купил в Мольфаре и приволок сюда партию башмаков, корон на двадцать. Сапожники заявили протест, потому что в Монкаре право торговли обувью — за их гильдией. Само собой — башмаки на алтарь, а все — толпой судиться.

— Что ж тут судиться-то?! Дело ясное — право и все!

— Не скажи. Гильдия купцов имеет право торговли вещами. Без оговорок, понимаешь? Всеми. Башмак же вещь? Так что они выкатили протест, в котором в конце и написали, что, мол, нормальные люди алтари башмаками не украшают. Сапожники, само-собой, в долгу не остались — наняли законников, так вот они и препирались. На сегодня был открытый диспут. А я уже злой шел, думаю — а что мне? Ну и влез. Там от башмачников такая рожа чванливая — ну прямо грех не уесть.

— Это мы так скрываемся, значит. Ладно, что там было-то?

— Я, типа, спрашиваю сзади — а что, мол, почтенная гильдия за башмаки права на исключительную торговлю получила? Или что там написано-то, в преамбуле магистратского разрешения? Тот мне и отвечает, что, мол, нетрудно ему и повторить профану — за великую пользу для ног, которую и оказывают их башмаки... Тут я вылезаю вперед — мол, раз польза — от гильдии, то как же вы чужие-то башмаки трогаете? Там польза-то была совсем не вами оказана. И не Монкару, если подумать. Опять таки, а почтенный купец имеет право торговли на основе чего — не на основе ли пользы перевозки? Так что вы мало что чужую пользу хватаете, вы еще и в чужой карман полезли? Опять-же, а башмак есть — что? Ну, тут сапожники нас бить собрались, а купцы меня под руки — да в магистрат. А там свитки подняли, поругались с рожей полчаса — магистрат и говорит, дело, мол, ясное — башмаки сначала выучитесь шить, а потом уже про пользу разговаривайте. Вот купцы мне и это... отблагодарили.

— А почему пряжки факультета права?

Рик с гордостью полюбовался новенькими пряжками, вполне подходившими под определение шедевра.

— А это от их законников, коллеге — магистру. Они уж совсем с делом попрощались. А роже, сказали, сапожники и без меня с горя начистят. Так что я теперь — магистр законник, все как надо — тремя магистрами заслушанный, дело выигравший.

Тут принесли мясо, и на этом Рик и Джесс разговоры о посторонних вещах прекратили.

Утром, увязав всю поклажу в мешки — не так-то много ее и было, но что-то уже накопилось, они стояли на пирсе. Зрелище не вдохновляло.

Название галеры не просматривалось под слоем грязи, причем, похоже, настолько давно, что его не упомянул даже капитан при найме. Ричард и Джериссон думали, что будет какой-то груз — но груза не было видно.

— Че, пришли, что-ли?

Капитан, неопрятный толстяк, с лысиной и клочковатой бородой был одет в кожаный жилет на голое тело, неопределенно-серого цвета штаны и старые сапоги. На поясе у него висел кинжал, который правильнее было бы назвать малым мечом.

— Ты готов к отходу, капитан? — холодно спросил Ричард. — Напоминаю условия: мы платим тебе пять скипетров аванса, остальные — по высадке в порту Бейкар. Оплата — на пирсе. Срок — послезавтра, день. Ты отвечаешь за нашу жизнь и здоровье.

— Ученого не учи, законник что-ле?

— Законник. Берешься, капитан?

— Берусь. Полезай. А вы че вылупились, олухи?! Буди галерников! Труди, бежи к коменданту, скажи — отходим.

Рик и Джесс взошли на борт. Первым их впечатлением была жуткая вонь и стон из под верхней палубы. Там "будили" гребцов.

— Так. — тихо сказал Джесс — С надстройки не сходим, едим и пьем только свое, спим по очереди, глядим на все восемь румбов.

— Он, вроде, согласился?

— Согласиться — согласился, но вот если что-то пойдет не так — ты как претензию предъявишь? Ему какой резон нас отпускать — если соблазн пересилит?

— Пожалуй, ты прав. Я не хочу на весла.

О специфике выбора яснее прочего сказало то, что комендант явился провожать их лично, с пятеркой вооруженных стражников, и пока не получил два скипетра оплаты — команду на открытие цепи не дал.

— Теперь понял, почему он согласился? — спросил Джесс.

— Я и раньше знал. Денег у него на портовые сборы не было, не выпускали его...

По надстройкой мерно начал бить барабан. Весла вспенили воду, галера вышла из порта и постепенно "встала в течение".

До вечера все шло спокойно. Галера шла вдоль берега не быстро — но и не медленно, ритм барабана менялся только один раз, когда гребцов все-таки накормили. Рик и Джесс сидели у борта и ни во что не вмешивались.

Вечером, на закате, после ужина обильно запитого дешевой винно-подобной дрянью и пивом, "свободная" часть команды села под надстройкой играть в кости.

— Че, красавчики, сыграть не желаете?

Естественно, Рик и Джесс не ответили. Через полчаса, когда среди игроков уже увяла первая потасовка, владелец того же мерзкого голоса снова заорал:

— Э, дворянчики, вас люди играть зовут, че, брезгуете что-ль?!

И с руганью полез на надстройку, обещая, что он "задницы их поставит", раз они сами не становятся.

— Че, блондинчик, сильно гордый, да?! — он попытался ухватить Ричарда за плащ и одновременно приставить кинжал к его горлу. Свистнул кинжал самого Рика, и пьяный заорал уже от ужаса и боли — кисть руки с кинжалом вместе валялась на палубе.

— Ты, быдло, сам сказал что я дворянин. А значит твои руки не могут меня касаться. Кто еще желает проверить мое благородство?

Рик встал и пинком ноги сбросил безрукого вниз.

— Перевяжите его. — также холодно порекомендовал он притихшим игрокам. Сзади раздался хрип и всплеск.

— Надо же. — спокойно сказал голос Джериссона у него за спиной. — Вы по вечерам купаетесь и рыбу ловите? Чего это он с сетью нырнул, ась?

— КАПИТАН! — заорал Рик.

— Чего вам?! — капитан, наверное, собирался что-то сказать, но Ричард не дал ему такой возможности. — Ты подрядился доставить нас на пирс порта Бейкар. Оказывается, ты позволяешь своей команде иметь другие планы? Или мне показалось? Так ты учти, что прежде, чем нас возьмут — от нее останется треть. Если останется. Не многовато ли у тебя гребцов?

Зло сопя, капитан раздал зуботычины и игроки рассосались, бросая на Джесса и Рика злобные взгляды.

— Минус два. Стало быть, осталось их шестнадцать. Сможем не спать, Джесс?

— Я подремлю сейчас, а потом ты. Ночью лучше не спать...

Ночь в итоге прошла для них тяжело, но спокойно.

Галера пришла в порт Бейкар днем, и после того, как она отшвартовавшись под ругательства, изрыгаемые капитаном, сбросила сходни.

— Платите! — заорал капитан.

— Спускайся со мной — холодно сказал Рик, направляясь к сходням. Капитан злобно сопя, быстрым шагом устремился за ним, а Джесс с двумая мешками прикрыл эту процессию. На пирсе капитан попытался схватить Ричада за плечо, но уже знакомый кинжал кольнул его в низ живота.

— Мы чуточку дальше расчитаемся, — все также холодно сказал Ричард, всю поклажу которого Джесс только что пронес к берегу. — А ты со мной до середины пирса пройдешь.

Весь путь по пирсу Рик держал капитана между собой и кораблем. Пройдя метров пятьдесят, так что бы бойницы для арбалетов в носу были уже не видны, Рик впихнул капитану за воротник полотняный мешочек с монетами.

— Бывай, капитан. Живи пока... — с этими словами они и вступили в границы славного города Бейкара.

Словарик к главе:

1. Магистрат — сотрудник городского самоуправления, принимающий решения по спорам (не требующим коллегиального решения)

2. Шедевр — качественное изделие, свидетельствующее о достижении подмастерьем уровня мастера.

3. Гильдия — профессиональное объединение

4. Польза — источник, на основании которого гильдия получала в городе исключительные права на свой вид деятельности. В Вольных Городах — решение принималось городским советом.

5. "Поставить на алтарь" — отправить на хранение спорную вещь на церковный склад, как на нейтральный и менее подверженный кражам.

6. Факультет права — саморегулирующееся общество специалистов по юриспруденции. Называется факультетом, поскольку гильдейских прав не имеет.

7. Галера — гребное судно. На Лейс чаще всего — вид баржи. В качестве гребцов чаще всего используются преступники и рабы. 8. Открытый диспут — публичный спор, в котором на самом деле могут участвовать все желающие. Итоги спора — общественная поддержка, формально не обязательная для учета магистратом, на практике — без веских оснований магистрат не будет спорить с горожанами.

Последствия половины пожара

— Садитесь, графиня. Мы рады вас видеть. Что вы расскажете Нам сегодня?

В кабинете было всего двое, и Лилиан — а точнее, Аля — в который раз уже мельком удивилась, как быстро она привыкла слышать большую букву в королевском 'Мы'.

— Рада сообщить Вашему Величеству, что производства и дела Короны в замке Тараль...

Лилиан отчиталась, как обычно, без замечаний. В первые два раза она еще думала, что Эдоард слушает ее невнимательно — но во время третьего такого отчета, она выяснила, что предыдущие он помнит почти дословно.

— ... в заключении же хотела просить Ваше Величество о разрешении переехать в замок Тараль на жительство.

— Вам неудобен дом вашего супруга?

— Полковник Фрим весьма... убедительно доказал, что мои поездки крайне небезопасны.

Эдоард приподнял уголки губ, что у другого человека было бы эквивалентно хохоту.

— Да,Сапожник может быть весьма убедителен. — Эдоард 'поймал' выражение удивления на лице Лилиан — Вам не сказали? Это его прозвище. И происхождение — он из семьи сапожников.

— Сапожников?!

— Не говорите ему, но вся армия знает его как Сапожника. Старая и очень удачная мысль моего отца о необходимости создания полков Короны, в коих не пост зависел бы от знатности, но знатность — от поста, а пост — от заслуг. Шевалье полковник Фрим — один из немногих, кто сумел пройти до самого верха. Мы надеемся, графиня, что это поможет Вам уважать нашего слугу.

Такой маленький королевский намек.

— Но, Ваше Величество, как мне быть с моей репутацией при дворе?..

Эдоард, оттеснив Величество, чуть не сказал 'Какой репутации, Королевской Шпильки для Гильдий?', но вовремя сдержался.

— Это не стоит беспокойства. — Эдоард позвонил в колокольчик. Секретарь, как всегда, появился бесшумно и сразу. И передал свиток с двумя печатями. — Вот разрешение этого затруднения.

... сим Повелеваем: находиться Графине Лилиан Иртон, и дочери ее Виконтессе Миранде Кэтрин Иртон, в замке и поселении Тараль, надлежащим образом управляя им в интересах Короны, до Нашего особого распоряжения. Сим также дозволяем им посещение столицы, но не иначе как в сопровождении конного десятка, а также приемы тех, кого она в исполнении Воли Нашей видеть в замке и поселении пожелает.

Да будет Слово Наше нерушимо — Эдоард VIII Ативернский.

Отправив Лилиан в замок, Эдоард вздохнул с некоторым облегчением. После чего, для завершения дня, просмотрел еще раз всю подборку поступивших на нее жалоб. Несмотря на то, что там встречались прямо-таки образцы стиля, больше всего беспокоило не наличие, а отсутствие одной жалобы. Жалобы немногочисленной, но богатой гильдии — стеклодувов. И особенно ему не нравилось то, что не жаловалась именно та гильдия, которая фактически управлялась не из Ативерны, а из Эльваны.

Лиля же, сев в карету, вдруг подумала, что она ехала уговаривать Его Величество, а именной указ, оказывается, был уже готов.

Говорят два переезда равны одному пожару. Несмотря на то, что Лилиан была фактически в гостях у своей свекрови, и упаковкой занимались слуги, и ремонт в корпусе Тараля был почти завершен — поговорку она ощутила всю целиком.

Следующая неделя была забита огромной кучей хлопот, поглотившей даже кучу времени от управления производствами и лабораториями. Как ни странно, это не вызвало там видимого разброда.

То, что она все-таки далеко не все учла, Лилиан заподозрила тогда, когда вошла в приемную и услышала что именно сказала Мири, узнав, что ее седло еще не распаковано. Не то, чтобы это было обращено против кого-то конкретного, но недлинное выражение ее чувств было весьма... образным. И совершенно не аристократическим.

— Миранда?!

— Прости пожалуйста, мама, я не видела что ты вошла.

— Что значит — не видела, что вошла?! Так вообще нельзя выражаться!

— Да, мама, прости пожалуйста.

— А как там насчет 'я больше не буду'?

— М-м-м... да, мама.

Уклончивость настораживала. Лилиан решила не давить, но поинтересоваться — а чем же таким занялась Мири в последнюю неделю.

Днем, вместо обычного обхода цехов, Лилиан велела оседлать коня и поехала 'в расположение'.

— Мадам, извольте пароль? — первый патруль перехватил ее уже в районе одной лиги от расположения полка.

Лилиан протянула им монету, выданную Фримом.

— Куда вы следуете, мадам?

— В расположение полка. Вы намерены мне препятствовать?

Старший дозора не стал вступать в пререкания.

— Я обязан дать вам сопровождающего. — это было не то, чего Лиля ждала, но и не требовало от нее скандала. Лиля уняла раздражение и задала себе вопрос — а как туда проникла Мири? У нее ведь монетки пароля не было... кажется? Поллиги спустя в отдалении проехал второй патруль — сопровождающий отсалютовал им.

Сопровождающий привел ее не в основное расположение, которое было за песчаной гривкой, а под некий навес, под которым был сколочен стол, а за столом сидел офицер. Лилиан вдруг почувствовала что-то до боли родное — за бровкой явно занимались строевой подготовкой...

— Коли! Назад... Коли! Назад... Малле! Ж...у не отклячивай, рыло!! Коли!

— Мадам?— офицер — наверное, офицер — сидевший за столом очень удивился ее визиту.

— Офицер?..

— Лейтенант Ральвен, мадам, дежурный по лагерю. В чем цель вашего визита?

— Судя по ряду признаков, здесь находится моя дочь. Я желаю ее видеть.

— Есть такая в расположении. Сержант! — Лилиан никак не могла привыкнуть к отсутствию формы. То есть все военные были одеты похоже — но никаких знаков различия не было видно. По запаху они друг друга распознают, что-ли?

— Я!

— Свободен.

— Есть!

— Извольте следовать за мной, мадам.

И этот в курсе, где Мири. Одна Лилиан, похоже, ничего не знает...

Уже на подходе к площадке Аля Сокороленок услышала до боли знакомые интонации прапорщика-инструктора...

— Вот стоите вы... под травою. Держать пики!!! И летит на вас, значит лыцар... Последовала пауза.

— Господин сержант, разрешите обратиться! Правильнее говорить "рыцарь"...

— Так. Умный. На корпус из строя. Строй — пики на стремя! Ты — Пику — ВПЕР-РЕД! Коли! ДЕРЖАТЬ. Назад. Пику— ВПЕР-РЕД! Держать!!! В строй. ОПУСКАТЬ НЕТ КОМАНДЫ. Строй — пику — ВПЕР-РЕД! Коли! ДЕРЖАТЬ. Назад. Пику — ВПЕР-РЕД! Держать, держать!!! Иртон, выше, вижу тебя — а должен пику!!! Так... И летит на вас, значит лыцар... Снова пауза — на этот раз никто уже не вылез. "Умные", очевидно, в строю кончились.

— ЧТО ВЫ БУДЕТЕ ДЕЛАТЬ?!

Тут-то и раздался полный не очень скрытого нахальства голосок Мири. Очень намеренно сделанный голосок — обычно Мири 'девочкой' не прикидывалась.

— Спасать нашего мастер-сержанта Рокка!!

Мастер сержант Рокк нахальство 'не заметил'.

— Так... Новобранец Иртон. Голос обнаружился?! Два корпуса из строя. Строй! Пику — ВПЕР-РЕД! Коли! ДЕРЖАТЬ. Назад. Пику— ВПЕР-РЕД!

Аля не могла даже сосчитать сколько раз слышала этот анекдот. Больше всего его обожали сержанты-сверхсрочники. Впервые за несколько месяцев она искренне хихикнула и попыталась надеть строгое лицо. Получилось, наверное не очень — как ни странно здесь, в довольно грязном, просторечном, жестком окружении она ощутила себя дома и под защитой. Как когда-то на территории части замначштаба полка майора Сокороленка.

Она выехала из-за гривки и увидела расчищенную в осиннике площадку, на которой выстроилось десятка полтора лошадей с всадниками от одиннадцати до пятнадцати. Третьей слева, на самом высоком жеребце, с подтянутыми под самое седло стременами сидела Мири. Весь строй держал пики, у Мири пика была поставлена на стремя. Весь строй, включая ее, поводьев не касался. Лиля не смогла не отметить, что все они держатся в седле откровенно лучше ее самой.

Мастер-сержант Рокк ее, конечно, увидал. И, конечно, виду не подал.

— Так. Значит, новобранец Иртон. Доложи мне рацион жеребенка первого года.

Мири затараторила ответ. Лилиан, к стыду своему, поняла, что не знает вообще ничего.

— Ну, терпимо... А чего, значит, там быть не должно?!

— Клевера, господин мастер-сержант!!

— И то дело. Слушай команду — отбыть домой!

Мири явно удивилась, но подтвердила команду, развернула лошадь — опять без поводьев — и увидела Лилиан. Беспокойно подъехав, она сказала:

— Мам, а мне это... надо Оврага сдать.

— Кого? — недоуменно спросила Лиля.

— Оврага. Ну, коня — он сын Овна и Рагули...

— Ну, поехали сдадим.

Пока Лиля стояла, слушала и ехала ее раздражение как-то растворилось.

На обратном пути она все-таки спросила:

— А как ты в лагерь-то попала?

— Так с дозором же. Я с Шаллахом сидела, а мастер-сержант на посту был — он и говорит, что ж ты при таком коне и не умеешь ничего? Ну и... вот.

— Ладно — Аля вспомнила себя в этом возрасте и порадовалась, что пороха, взрывчатки и осветительных ракет тут нет. Они-то с ребятами были осторожны... — Но ругаться все равно нельзя!

Трудно было обвинять ребенка, что он нашел себе занятие. Она ведь даже Тахиру на этой неделе ничего не диктовала.

— Да, мамочка...

Баржа

Сойдя на берег Рик и Джесс сразу отправились в речной порт Бейкара и разошлись по пирсам. Надо было понять, куда и как они могут добраться. Результаты были неутешительными. Рик закончил раньше и у поворота дороги дождался Джериссона, который и развеял все надежды.

— Нету. До послезавтра — нету.

Это было плохо.

— Почему?

— Завтра церковный праздник. Так что если мы не надеемся найти судно эвирров, или, например вирман...

С таким же успехом можно было искать судно Варийского Ханганата. Подхватив мешки они поплелись в город — надо было хотя-бы переночевать.

— Лэйры, лэйры! На минуту, минуту! Уф-ф-ф. Добрые лэйры, я купец Меррим, рыбник из Бальи.

Отдуваясь, их догнал лысоватый невысокий толстячок в грязном суконном кафтане, размахивающий какой-то серой тряпкой, которой периодически вытирал прямо на бегу лоб и шею. От купца Меррима, тактично выражаясь, сильно пахло рыбой.

— Ну, доброго вам здоровья, почтенный. Чем мы-то вам можем быть полезны?

— Вы же, благородные лэйры, ищете какое судно вниз по реке-то? На завтра?

Джесс уже открыл рот заорать 'Да! Конечно! Сколько?!', но локоть Рика метко ударил его под дых. Джесс поперхнулся, а Рик с ленцой в голосе сказал:

— Ну, на завтра там, на послезавтра... как пойдет, торопиться нам некуда. Праздник вот, опять же.

Рыбник Меррим скривился, вздохнул, опять утер пот со лба и с затылка, и наконец сказал с безнадежностью в голосе:

— Понятно... Сколько?

— Нуу-у-у.... — протянул Рик. — Надо подумать. А что нам, почтенный Меррим, предложить хотите?

Следующие полчаса Джесс сохранял скучающее выражение на лице. Сначала с трудом, потом без труда. Рик торговался.

— ... по пол-короны на каждого. И это мое последнее слово!

— А еда?

— Один раз. В день.

— Пошутили, наверное? Мы охраняем груз, вас, дочь, вашу баржу...

— Можно подумать, вы делаете это по отдельности.

— На голодный желудок мы это вообще не делаем. Мы лежим...

— То есть вы еще и бездельничаете?!

....

Еще через полчаса Рик наконец удовлетворился.

— Ну, по рукам?!

— По рукам!

Наследник самого крупного государства континента и мелкий торговец рыбой торжественно пожали друг другу руки.

— И обратите внимание, почтенный Меррим, — сказал Рик, продолжая трясти руку торговца. — Я даже не требую десять скипетров аванса! Хотя это и в обычае таких сделок.

— И не надейтесь. Через час жду вас на 'Ласточке'.

Торговец убежал, заранее обтирая лоб и шею.

— Рик! Зачем?!

— Что значит зачем, Джесс?! Это же наши деньги!

— Одна корона?!

— И по две кормежки в день, а на борту — отдельный шалаш!

— Да. Шалаш — это все меняет.

— Что бы ты понимал! Да он бы нас в упор не видел, если бы мы просто так согласились!

— Тебя волнует, что о тебе думает рыбник?

— А-а, ты не понимаешь! Как это — ему надо, а мы не поторговались?! Нет, так нельзя.

— Ну, если только. Куда он нас может добросить? До Мювальда, так? Дня за два?

— Да.

— Это хорошо. Тогда мы потом проедем через баронcтво Саверней.

— Зачем?! Это же сутки пути в сторону?!

— Перекаты уже закрыты, а через баронство идет дорога на Дикий Камень. Сам барон, конечно, дуб замшелый и зануда прошлого царствования — но человек-то неплохой. Смекаешь?

— Нет.

— Дикий Камень — пункт постоянной дислокации моего полка. Вот там я тебя смогу защитить от всего. Заодно оттуда и курьера пошлем, а при случае — и сами пойдем, куда Его Величество скажут.

— Резон есть... Пожалуй, так и сделаем.

Баржа 'Ласточка' на юркую и изящную птичку не была похожа совсем. Не новая, солидно обросшая водорослями крепкая посудина, длиной примерно метров тридцать и шириной около семи, она была вообще-то откровенно грязной. Как таковой надстройки в ней не было, а был только помост на корме, примерно метров пять в длину. На помосте стояло два шалаша, один из которых и отдали Рику с Джессом. Под помостом хранилось ценное имущество хозяев, а остальное место сейчас занимал груз. Вверх по реке баржу довели гребцы, но сейчас их уже не было — вниз баржа шла по течению, с управлением и движением вполне справлялось трое матросов. Лоцманом, при необходимости, выступал сам купец.

Сейчас баржа принимала груз: по сходням с грохотом вкатывались большие бочки. Вдоль пирса бегал купец Меррим, поминутно вытираясь своей тряпкой, и довольно бестолково размахивал руками, подавая советы и командуя. Грузчики бодро отбрехивались, бочки закатывались, баржа качалась, скрипя причальными канатами. Жизнь била ключом.

— Джесс, ты глянь, что там есть!

— Баржа тут есть грязная, которую мы подрядились охранять.

— Да нет, ты на корму посмотри!

На корме сидела девушка. Небогато, но добротно одетая, в длинной юбке и сапожках, она сидела на каком-то чурбачке и внимательно смотрела за погрузкой. В руках у нее была дощечка, на которой она и отмечала, от старания высовывая язычок, количество бочек. Кругленькая, крепкая, голубоглазая, невысокая, с волнистыми темно-русыми волосами волосами.

— Ну? Дочка рыбника.

— Хо-хо, это делает плавание куда лучше!

Джериссон закатил глаза.

— Эй-эй-эй, ты, в шапке!! А ну кати назад!

— Какой назад, ты что, сдурела, девка?!

— Дома себе девку поищи, с рогами в стойле стоит, не спутаешь!!! Ты мне полбочки вкрутить хочешь?! А ну, кати назад!!!

Разгорелся скандал, в котором грузчики аппелировали к тому, что им бочки выдали со склада, и они не отвечают. Меррим махал руками и вопил, что он покупает рыбу, а не бочки и вот не надо тут! Дочка кричала, что жулики могут забирать хоть все сразу бочки и скармливать их какому-то 'мерзавцу старому', а они за это не заплатят. Грузчики начали орать, что тогда они тут щас и вообще.

— Ладно, ваше Высочество, пошли отрабатывать плату.

— Так! Мужики! Чего орем? Рыба ваша? — с ходу вклинился в скандал Рик.

— Та мы тут ща!!!

— Это кто там такой быстрый? Чего там 'сейчас'?! — Джеррисону тоже было скучно.

Увидев, что на стороне противника возникло подкрепление со шпагами, грузчики затихли и выдвинули переговорщика.

— Ну, мы тут, значит, грузим...

— Еще раз. Уважаемый. Рыба — твоя?

— Ну, нет, купца Фельта.

— Бочки тебе он выдал?

— Ну?

— Баранки гну, не запряг! Зови его и будем разбираться.

Купец Фельт, очень недовольный, появился на причале через час, выслушал претензию, хромая залез на баржу, осмотрел спорную бочку, а после этого еще полчаса препирался насчет оплаты. В итоге, поскольку баржа уже рисковала потерять ночной прилив — грузчики хотели получать по 'ночному' тарифу, что купцам не подходило категорически — сошлись на снижении оплаты за конкретную бочку на треть. Погрузка продолжилась.

Стоило заметить, что по поводу скидок и оплаты торговалась дочь, и торговалась, судя по кривой роже купца Фельта, небезуспешно.

Через два часа после начала скандала погрузка закончилась, купцы рассчитались, и Рик с Джериссоном наконец зашли на борт.

Скрипя и качаясь, почти черпая воду бортами, баржа отвалила от пирса и стала, стараниями матросов, медленно выходить на основное течение реки, одновременно неуклюже разворачиваясь. На море или Великой Лейс такая загрузка означала бы верную смерть, но на спокойной реке с лесистыми берегами это считалось, похоже, нормой.

Плавание проходило без всяких происшествий. Увязавшаяся за ними было на второй день мутноватая лодочка отстала, после того как Джериссон и Рик затеяли у всех на глазах учебный бой. Теперь купец Меррим храпел под помостом, а Рик, то есть простите шевалье Миркем Делям, и Миллика Меррим сидели на лавочке по правому борту, и, поскольку было прохладно, сидели близко. Очень близко.

-... так вот, почтенная Миллика, и в этой лавке мы видели... Джек, иди погуляй?

— Ой, Мирк, вы столько всего повидали!

— Что ж в этом хорошего, шляемся по свету, голову преклонить негде...

Джеррисон ухмыльнулся и перешел на другой борт.

Баржа плыла по течению, темнело, и из доступных занятий оставались только битье комаров и сон. Джеррисон совместил эти два занятия, решив что первую смену Рик явно взял на себя. Тот растолкал его перед рассветом и сразу завалился спать.

Баржа дошла до Мювальда утром. Зачаливались долго, в основном потому что почтенный Меррим сэкономил на всем — и три матроса с большим трудом заводили тяжелую баржу к пирсу. Тем не менее, купец поспешил рассчитаться с Риком и Джессом. Судя по всему, ему как-то не хотелось, чтобы они находились поблизости от Миллики.

Джесс забрал деньги, но про себя отметил, что купец, кажется, опоздал. Сапоги Рика и сапожки Миллики были видны (плохо, но видны) в щели между пакгаузами. Причем сапожки были существенно выше, чем сапоги Рика, а щель была довольно узкой. Прощание несколько затянулось, но слез и криков вслед им не было.

Следует ли кидаться камнями?..

Одним из несомненных и огромных достоинств Лонса было умение составлять расписания. Лилиан это одно время немного раздражало (как это — не я буду решать когда и что делать?!), но как только дел стало действительно много, она поняла что это — ее спасение. Это возможность пообедать и умыться. Это возможность поиграть с Мири. Это возможность вечером встать, а не остаться до утра лежать на столе... Лонс делал это. Лилиан была готова простить ему взятки — но он их не брал без ее разрешения, ошибки — они чаще оказывались просто разным восприятием ситуации и вообще многое — но прощать не требовалось ничего.

Мнение Лонса о важности визита можно было определить по времени, которое он выделял. Важные визиты ставились с третьего по седьмой день десятинки, и время на них выделялось пропорционально этому самому мнению. Глядя на расписание следующей десятинки, Лилиан видела там чудо.

Четвертый (!) день был отведен разговору с господином Раммитом Экаром. Начинающимся в 12 (!!) дня. Весь день (!!!), целиком.

— Лонс, как это понять?!

— Раммит Экар, Ваше Сиятельство, это полномочный поверенный Стеклянного Дома. Я очень настоятельно советую вам отнестись к этому визиту со всем возможным вниманием и осторожностью.

— Поверенный кого?

Лонс уставился на нее так, как будто у нее выросла вторая голова.

— Стеклянного Дома, Ваше Сиятельство...

Лонс не вдавался в подробности, но его рассказ занял примерно полчаса.

Стеклянный Дом — оказалось это название небольшого особняка на северной окраине столицы Эльваны, гильдейское здание стеклодувов. Дом был построен около 400 лет назад, когда гильдия Стеклодувов решила, что для своих собраний им надо построить себе отдельное здание. Они выкупили солидный участок, заказали проект и постройку лучшему архитектору того времени и, по слухам, оплатили ему работу так, что за платой он пришел с повозкой.

Дом был удивителен в первую очередь тем, что в нем впервые были сделаны застекленные окна — именно это произвело на современников неизгладимое впечатление и дало дому имя.

За последующие четыреста лет, несмотря на то что гильдия всегда была весьма малочисленной, дом обрел мрачную славу теневого правительства Эльваны и организации с весьма широкими возможностями, реализованными через чрезвычайно мутные механизмы.

Во-первых, никто посторонний не видел легендарного Совета Стеклодувов, заседавшего в здании. Не были известны и его члены — они всегда набирались из лучших мастеров-стеклодувов, но каким образом — никто не знал. После вхождения в состав Совета, новые его члены переезжали в Стеклянный Дом и жили совсем затворниками. Никто не знал — кто из них жив, кто умер, кто чем занимается. Дом прекрасно хранил все тайны.

Во-вторых... Двадцать семь лет назад, через два года после выдачи замуж дочери, король Авестера решил восстановить былую славу рыцарской конницы. Маленькая победоносная война с соседями — небольшой армией Эльваны. Армия Эльваны сражалась стойко, была прекрасно вооружена, но разница в размерах армий была уж очень велика. Через три месяца после начала вторжения к лагерю короля пришел человек, представившийся полномочным представителем Стеклянного Дома, и предложил договориться.

Король, закончив смеяться, заявил, что обсудит с ними массовые поставки бутылок, когда они станут его подданными. Представитель сказал, что его Гильдию этот вариант не устраивает. Король публично казнил его за непочтительность.

Через три месяца, пять полков, набранных в четырех ближайших Вольных Городах и оплаченные авансом, в трех подряд произошедших сражениях не оставили от цвета рыцарства Авестера и пятой доли.

Молодая жена, получив известия о таких делах, бросилась к мужу и свекру. Муж и свекор наотрез отказали, после чего отношения между супругами испортились навсегда. Ативерна в войну не вступила.

Через полгода после выхода, с боями вернувшись домой к зиме, остатки армии и больной король обнаружили, что за это время почти треть наиболее плодородных земель была выкуплена вместе с крестьянами — за долги или просто с двукратным превышением цены. Новые хозяева не стали ничего сажать. Они угнали крестьян на восстановительные работы в Эльвану. И даже заплатили им — вполне прилично, по меркам Авестера. Само собой, кое-что понимая о своих хозяевах, почти никто из угнанных назад не вернулся.

Покупатели заплатили — но золото не съедобно. В Авестере разразился голод, а вслед за ним и серия бунтов. За время их подавления, выплат, поисков виноватых, бывшие землевладельцы потеряли девять десятых всего своего богатства — и уж конечно все, что получили за землю. Единственным, монопольным, поставщиком продовольствия два года выступали только купцы Эльваны.

С тех пор Авестер было трудно счесть государством — фактически, он представлял собой набор соперничающих шаек-кланов.

В-третьих, только в Стеклянном Доме можно было получить статус 'стеклодува-мастера', причем только пройдя обучение у действительного мастера Гильдии, что по факту означало — в Эльване. Гильдии стеклодувов во всех странах жили обособленно — и подчинялись, фактически, Стеклянному Дому — а все, что называлось 'гильдиями стеклодувов' за пределами Эльваны фактически представляло собой локальные группы членов Гильдии Стеклодувов Эльваны.

Господин Раммит Экар — 'поверенный', как он отрекомендовался, оказался гражданином Эльваны, одетым неброско, но не дешево. Он был не худой — и не толстый, с темно-зелеными глазами, спокойный. Не то, чтобы никакой — но не обращающий на себя внимания.

Явился строго к назначенному времени, поклонился и поблагодарил за выделенное время и оказанную честь. Моментально отметил бокалы и кувшин из стекла, сделал профессиональный комплимент — восхитился отменнейшим качеством шихты и точностью плавки. Лилиан немедленно преподнесла ему набор в подарок. В качестве ответного дара господин Экар преподнес ей и её дочери по заколке-бабочке. Лилиан восхитилась без напряжения — да, стекло было похуже, чем ее, но художественная ценность самой работы значительно выше. Это был не ширпотреб, а авторская заказная работа прекрасного художника по стеклу, сделанная не просто со вкусом — персонально для нее и для Мири, судя по тому насколько хорошо они бы подошли к платьям и прическам.

Сели.

— О чем вы хотели говорить, почтенный Экар?

— Досточтимый Экар, с вашего позволения, Ваше Сиятельство. Я здесь не своей волей, а волей Стеклянного Дома, и только поэтому решился вас беспокоить. Стеклянный Дом хотел бы узнать у вас лично, как именно вы набрали мастеров по стеклу и какова организация ваших мастерских? В традициях наших, когда мастер является владельцем — но известно нам, что Вы владелица, и мастера работают на вас.

— Не столько на меня, сколько на Корону.

— Да простится мне, неосведомленному, вопрос — на Корону? Или Его Величество лично?

Лилиан вдруг осознала, что вообще-то стоило думать, прежде, чем уточнять.

— Кто бы не был владельцем — что же вызывает беспокойство?

Раммит Экар продолжал спокойно, не меняя выражения лица, смотреть на Лилиан. Подождав немного, он продолжил:

— В первую очередь Стеклянный Дом беспокоит сам факт разделения мастерства и владения. Бывало так, что мастер брал сумму взаймы — и терял мастерскую. Печальный, но в целом не неожиданный итог, подобные случаи разбирались советом — с точки зрения удовлетворения законных интересов кредиторов. Но не было так, что мастер терял само мастерство.

Это было совершенно не то, чего ожидала Лилиан.

— Досточтимый Экар, наверное мой юный возраст и неопытность не позволяют мне понять — как мастер может из-за денег потерять свое мастерство?

Экар вежливо поднял брови

— Как наемный работник. Гильдия Стеклодувов не позволяет не-мастеру работать, а секрет производства остается в мастерской. Много ли заработает мастер, который не может без опаски пользоваться своим мастерством? Есть ли оно у него?

— Что же мешает мастеру организовать свою мастерскую?

— Не будучи членом гильдии?

— Если я правильно помню, ваша гильдия не принимает в свои ряды тех, кто не прошел обучение в ней самой?

— Наша гильдия принимает тех, кого решит принять Совет Стеклодувов. В свою очередь мне бы все-таки хотелось услышать: как же работают ваши мастера?

Лилиан подумала и осторожно сказала

— Совместно с несколькими мастерами-стеклодувами, мы организовали производство, в коем мастера реализуют некоторые мои идеи. Мы рассматриваем их как совместное владение.

— Ваше Сиятельство, вопрос весьма сложен. Даровано Стеклянному Дому многими коронами право торговли произведенными стеклянными изделиями. Исключительное право. Зиждется на нем наше благополучие.

— Я испытываю к Гильдии Стеклодувов глубокое почтение.... Не могла бы я поинтересоваться условиями, которые бы устроили Стеклянный Дом.

— Что ж, Ваше Сиятельство, Стеклянный Дом в моем лице хотел бы в этом случае урегулировать два вопроса: вопрос о гильдейских выплатах и вопрос о сохранении мастерства.

— Какова же... выплата?

— Десятина.

— Десятина от чего? От цены товара, по которой его отпускаю я?

— Условия мы можем обсудить. Стеклянный Дом в первую очередь хотел бы урегулировать вопрос о сохранении мастерства в Гильдии.

— А что же получу я от Стеклянного Дома?

— Статус гильдейского Мастера-Стеклодува. Право набирать учеников. Право на защиту дела и мастерства. И, что вам понадобится в ближайшее время, статус стороны в гильдейском споре.

Лилиан не очень понравилось то, что она слышала, но все-таки осторожность заставила ее уклониться:

— Досточтимый Экар, статус совместного владения предполагает, что мы должны обсудить особенности этого договора прежде, чем согласимся с ним. Мне бы также хотелось услышать мнение Его Величества. Для точности же не могли бы Вы дать мне список прав и обязанностей, возникающий у нас у всех в этом случае?

— Буду рад. С позволения Вашего Сиятельства, экстрактно излагая...

Следующие два часа были посвящены обзору гильдейского права. Против воли, Лилиан заинтересовалась — оказалось, это был сложный комплекс из авторского права, профессионального образования, в смеси с профсоюзом и множеством особенностей, которые она даже не сумела понять.

По окончании же лекции и ответов на ее осторожные вопросы, досточтимый Экар склонил голову и сказал:

— В любом случае, услышанное мной и Вами должен обсудить Совет Стеклодувов. Глубоко благодарен Вам, Ваше Сиятельство за уделенное время и содержательный разговор. Выполнив обязательства перед Стеклянным Домом, я хотел бы из личной симпатии дать вам не совет — но некое мнение, которое полагаю небесполезным...

— Сделайте милость.

— Вы еще очень молоды. Ваша слава летит быстрее ветра, и она полностью оправдана — и даже преуменьшена, как я восхищенно убедился. Но слава — это и отношение. К вам уже относятся не как к прекрасной молодой женщине, а как к умудренному знаниями влиятельному вельможе. Это опасное отношение, Ваше Сиятельство. Будьте осторожнее.

— Позвольте и мне поделиться с вами мудростью — конечно, не моей. В одном из древних трактатов я прочла такие слова: 'Тому, кто живет в стеклянном доме не следует кидаться камнями...'. Человек написавший его не имел в виду вашу Гильдию.

Раммит Экар помолчал немного и сказал:

— Замечательное выражение, Ваше Сиятельство. За-ме-ча-тель-но-е. Глубоко благодарен Вам за него.

Проводив досточтимого Экара, Лилиан села и задумалась. О чем они, в сущности говорили? Что же он сообщил ей? После получаса размышлений она заметила, что, в отличие от всех остальных, Раммит Экар не отдал ей инициативу в разговоре, хорошо знал кто на самом деле чем управляет и является генератором идей, знает ее семейное положение, трудовые отношения и наконец... Обсуждались, в основном, не деньги.

Совсем Лилиан не понравилось то, что фактически ей предлагалось отдавать десять процентов хорошо если прибыли, а то и выручки в другое государство. И отдавать за, похоже, совсем не эфемерные вещи — по крайней мере, за такие деньги ерунды не предлагают.

И при этом господин Раммит Экар не грозил, не хвастался, не давил и вообще был очень вежлив. Это заставляло заподозрить что вот он-то и опасен.

Она подумала, что стоит обсудить это с Его Величеством, и, облегченно вздохнув, перешла в лабораторию. Раз уж время до ужина оставалось.

Правило Гильдии

Еще во времена ученичества, от своего учителя и предшественника, барона Горма, Альтрес Лорт усвоил простую мысль — если хочешь быть в курсе неприятностей ДО того, как они по тебе ударят, — не порть настроение (а тем более — здоровье) тем, кто тебе о них сообщает. Душу отведешь один раз, а потом каждый курьер будут думать — стоит ехать, или потеряться в лесах? А неприятность никуда не денется, в лесах не пропадет — не надейся.

Курьер из Ивернеи прибыл через почти три десятинки от второпях организованной им атаки посольства и новости его были совсем не отличными.

— ... Среди трупов Аделаида Вельс Ричарда Ативернского и Джериссона Иртона не опознала. Попытались организовать погоню — отправили пятерых в порт, троих к городским воротам. Придали им по десятку оборванцев.

— Когда отправили погоню?

— Часа через два после нападения, пока разобрались, пока чего... Корабли из порта на тот момент не уходили.

— А у ворот что было?

Погоня к Полуденным воротам завернула в городской квартал на скандал — нашла Дилана 'Сипатого'. В галерее, насмерть — хлестанули плащом по глазам и локтю, а потом закололи в печень.

— Погоне ума хватило не тормозить и бегом бежать к воротам?

— Одного оставили, но у ворот никого уже не нашли. У остальных ворот тоже. Никто вроде расфранченных торопыг не видел.

— Угу. Куда шлюху дели?

— Спрятали у Мамаши.

— Еще что?

— Леопольд трясется, письмо накатал в поллоктя длиной. Боится, что завоюют его.

Идиотских вопросов типа 'А не найдут ли моих людей Ивернейские службы?..' Шут и не думал задавать.

— Что с оборванцами?

Сидевший на стуле 'для своих' человек в платье небогатого горожанина зло осклабился:

— Кашки поели и преставились. Какие сами поели, а какие и не совсем — но уж преставились-то точно все.

— Ладно. Иди отдыхай.

Шут задумался. Итак, чего и стоило ожидать, неплохой своей наглостью план сработал не полностью. Исполнители откровенно напортачили, поскольку нанимать пришлось второпях тупых оборванцев, не понимающих, во что они ввязываются. Пока объявились знающие люди, пока порылись в трупах... Принца упустили. И уж конечно это драное Мальдонаино отродье, Джеррисон Иртон, упал на все четыре лапы. Следовало признать, что кто-то из этих двоих принял верное решение — и вместо того, чтобы играть в кошки-мышки удрал из города. На дне им там лежать негде.... Итак, из города они удрали. Куда? В Ативерну. Как? Скорее всего, обходным путем — побоялись наверняка напрямую идти. А это значит они где?... Скорее всего, застрянут в Монкаре — погода на Лейс уже портится, так что вряд-ли они успеют. Пошлем человечков в Монкар, пусть поищут.

Ну и надо приступать в Ативерне, а для этого перебросить туда деньги. Что нужно для войны — всего три вещи: деньги, деньги и деньги... Раз война тайная — то четвертая вещь нужна. Деньги. Шутка.

Итак, что будут делать местные заговорщики и сколько им на это выдать? Шут закопался в свою картотеку.

Через три часа, под вечер уже, в кабинет скользнул ощутимо нервничающий помощник и положил ему на стол красно-желтую стеклянную каплю.

— Поверенный Стеклянного Дома просит принять...

Змей открыл глаза... Альтреса передернуло, но он с собой справился. Быстро мигнув помощнику, он убрал с его помощью все со стола, накрыл тканью и сказал.

— Проси.

— Совет Стеклодувов, от имени Гильдии Стеклодувов, моими устами выражает графу Альтресу Лорту свое глубокое почтение и просит учесть мнение Совета Стеклодувов в делах графа относительно Ативерны.

Совет Стеклодувов полагает дела Лилиан Брокленд-Иртон затрагивающими интересы Гильдии. Стеклянный Дом просит учесть, что Совет принял решение о статусе 'Кандидата в Гильдейские Мастера' для графини и отныне просит считать ее судьбу внутренним вопросом Гильдии.

Гильдия Стеклодувов полагает недопустимой деятельность государства Ативерна в отношении Гильдии Стеклодувов и иных Гильдий. Советом Стеклодувов принято решение о содействии Вам, при условии соблюдения интересов Дома в отношении Лилиан Брокленд-Иртон. Совет Гильдии полагает, что вопрос места проживания Лилиан Брокленд-Иртон может быть решен к нашему общему удовлетворению. Буде возникнет надобность в помощи Гильдии Стеклодувов — благоволите прислать переданный Вам знак мастеру-стеклодуву в любом городе Уэльстера и передать сообщение. Мастер же стеклодув, к которому Вы обратитесь, окажет Вам помощь в рамках своих сил незамедлительно. Будет ли ответ на послание прямо сейчас?

— Я благодарен Гильдии Стеклодувов за предложение помощи и свяжусь с Советом Стеклодувов в ближайшее время, как только смогу составить представление о наиболее выгодном для Гильдии предложении.

— Я также уполномочен передать Вам ряд копий документов, кои на взгляд Гильдии будут способствовать успеху наших совместных дел.

Поверенный передал Шуту увесистый кожаный тубус и молча откланялся. Шут ответил ему на поклон и, сев в кресло, вытер холодный пот со лба.

Альтреса не ввели в заблуждение дипломатичные формулировки. Фактически, Стеклянный Дом сообщил ему, что Лилиан — будь она Иртон, Брокленд или еще кто-то (пусть выберет себе игрушку, ежели надо) — отныне собственность Гильдии Стеклодувов. И Гильдия 'весьма неодобрительно' отнесется к попыткам ее отобрать или спрятать. Но также Стеклянный Дом сообщал, что Ативерна его не устраивает и он готов помочь. А если Лилиан... ну, назовем это 'убедят', жить в Уэльстере — он не возражает. Было неудивительно, что Джеррисон Иртон их вообще не интересовал — Гильдия не занималась ерундой. Помощь же Стеклянного Дома — это было много. Очень много.

Шута не удивило, что Стеклянный Дом в курсе его планов. Было бы удивительно, если бы Совет Мертвецов, как иногда позволял себе называть (про себя) Совет Стеклодувов Шут, не узнал о такой масштабной и впопыхах организованной затее.

Змей проснулся... Альтреса еще раз передернуло. Он, ценой неимоверных усилий, пять лет назад узнал имена трех членов Совета Стеклодувов. Из неизвестно скольких. После этого к нему пришел поверенный (не этот) в первый раз и принес палец его осведомителя, в стеклянном кристалле удивительной прозрачности. Поверенный вежливо и тихо выразил уверенность, что графу Лорту нет необходимости вмешиваться в дела Совета Стеклодувов. Всю сеть осведомителей и наблюдения в Эльване пришлось строить заново — ее внезапно не стало. Больше Шут не пробовал против них играть.

Мало живет Мастер-Стеклодув. Сжигает он легкие и меняет их на мастерство, деньги и власть. Кто-то ударяется в разгул, кто-то в алчность. А кто-то рвется к власти. И вот из таких-то расчетливых, богатых, умных и был когда-то составлен состав Совета Стеклодувов. У каждого из них по отдельности времени было мало. Но у Гильдии — сколько угодно. Каждый из них был богат. Гильдия же в целом... Лорт знал, что выплатив за полгода почти сто пятьдесят тысяч золотых монет городским полкам, почти восемьдесят за земли и людей в Авестере — и это только по документам его учителя! — гильдия ничего не занимала.

Шут смотрел на тубус с печатью-лебедем и не мог заставить себя его открыть. Он разрешил себе полчасика малодушия. Все-таки, не каждый день ты выслушиваешь Змея.

Ох, как рынок городской подбирается, когда кухарка Мастера-Стеклодува приходит! Не будет она монету считать — возьмет, что понравится, а то и перекупит. Павой плывет, орлицей смотрит! Самое лучшее возьмет! Ай, как власть городская не против к Стеклодуву на обед попасть! Самая лучшая кухарка в городе. Правило Гильдии.

Большая, большая удача для семьи, если сына в мальчики стеклодув берет. Даже и для небедного горожанина — большая. Не забудет мальчик о семье, когда — если — станет подмастерьем или мастером. Правило Гильдии.

Сытно, сытно живет мальчик у стеклодува. Не бьют его старшие подмастерья, не гоняет кухарка, не хамит служанка. Одет он в новое, для него пошитое-стачаное. Дважды в год справляет мастер мальчикам и подмастерьям новое платье. Не скупится. Есть у мальчика и мелочь, когда в город выходит, бывает и серебро. Хоть и не часто — но гасит по праздникам стеклодув печь, а своих подмастерьев и мальчиков всегда погулять выпускает. Правило Гильдии.

Ах, Подмастерья-Стеклодувы! Ребята богатые, ребята веселые, ребята резкие. Гуляете вы от всей широкой души, серебра не жалеете. Любят вас девушки — и не только за подарки богатые. Хоть и не скупитесь вы на подарки, но дело-то не в том. Женитесь — и жене вашей больше ручек не марать горшком, не уродовать стиркой. Как дворянка живет жена Мастера-Стеклодува, своим домом, домом невидным, да богатым — кто смотреть умеет. Правило Гильдии.

А сколько же лет вашим мастерам, ребята-стеклодувы? Им лет-то по тридцать, по тридцать пять. Что же они не гуляют с вами? Что же не видно их, кроме как в Церкви, да в лавке? Не гуляют они, потому что ходят с трудом. Нет стеклодува старше сорока. Торопятся жить ребята — стеклодувы, подмастерья. Может ли стеклодув долго жить? Может. Если будет делать бусы. Но вы — не хотите жить бусами, вы — мастерами-стеклодувами быть хотите. А мастер не бусы делает. Правило Гильдии.

Ребята веселые. Ребята богатые. Что же вы кашляете, ребята-подмастерья?..

Мастер-Стеклодув. Достиг ты мастерства немалого, богатства скопил — внукам хватит, женат ты на красавице, да только нечем тебе смеяться. Нечем плакать. Только по чуть-чуть дыхания тебе осталось. Сжег ты себя в горне. Утекла жизнь медленной смолой стекокольной массы. Яства заморские не радуют тебя, вина сладкие пьешь ты, вкуса не чувствуя. Жарко в доме твоем, жарко в мастерской твоей — а тебе холодно. Некоторых, говорят, греют еще деньги, но золото — металл холодный. Некоторых греют женщины — только не все из них живут долго.

Но тех, кто доживает до этих лет, тех, кто проходит в Совет Стеклодувов, греют Власть и Знание. Власть — змей холодный, Знание — голод вечный. Власть — и делается по желанию твоему. Знание же говорит, что Власть крепка тайная, невидная. Власть непоказная. Власть у одиночки недолга, да и сколько тебе жить-то? Власть же Гильдии Стеклодувов, в делах ее — полна и вечна. Правило Гильдии.

Тьма. Тайна. Власть. Змей грелся у огня человеческих страстей, но сам оставался холоден. И сейчас Змей присмотрелся и сказал 'Мое. Я разберусь сам.'

Правило Гильдии.

Добро пожаловать на войну

— Сколько весит одна золотая корона?

— Что?..

— Простой вопрос. Сколько весит одна золотая монета?

Лилиан вдруг поняла, что не знает. То есть в руках-то она ее держала, но уже довольно давно.

— Не знаете. Конечно. Я вам сам скажу — тридцать два грамма. Новая. Забавно — король знает, сколько весит его корона. Мой пра-прадед, Рикдалер Первый, на такой вопрос надменно сказал, что лошадь его вполне может увезти тысячу монет. А вот уже дед совершенно точно знал — сколько. И все короли в Ативерне вес монет знают наизусть.

Эдоард широкими шагами ходил вдоль стола — от окна к стене. Шагов получалось немного, так что король разворачивался и также резко шел назад.

— Знаете почему, Ваше Сиятельство? Потому, что их надо возить. В гавани Лавери ежедневно совершается сделок на тысячу семьсот корон. Примерно, конечно. Так вот — никто не будет туда-сюда возить столько денег. И таскать с собой больше ста корон — дурь! А что же всем делать — как, например, купцу оплатить баржу соли? Или отару овец? И вот тут-то появляется Стеклянный Дом!

Сегодняшний визит к Его Величеству начался с того, что он на нее наорал. Не слушая ничего. И причиной его гнева было...

— У Вас пять дней назад был поверенный и Вы только СЕЙЧАС об этом упоминаете?! Какая мальдонайская дурь вам в какое место попала, что вы вообще начали с ним говорить?! Что, не могли сослаться на то, что это дела мужа?! На болезнь?! Да на что угодно!

Лилиан пыталась оправдаться, извиниться и даже обиделась — но ничего не действовало, пока она просто не расплакалась.

Теперь Его Величество читал ей гневную лекцию о ее глупости. Хотя-бы не кричал. Уже. Лекция же началась после того, как Лилиан уверенно заявила, что ее оборот превысит всю торговлю стеклодувов уже в этом году, и она выкинет их с рынка даже не вспотев. Но готова кинуть этой гильдии кость, если уж это так важно. Эдоард схватился за голову.

... триста пятьдесят лет назад, во времена Кровавого Тумана, перемещение ценного груза даже по одной стране было делом, сравнимым с маленькой войной. Торговля практически умерла — графства, баронства жили независимыми островками, и только редкие караваны с большой охраной решались возить только небольшие и дорогие вещи. Иначе как окупить охрану?

Стеклянный Дом, что очевидно, был стороной в такой торговле. Что еще важнее, стеклодувов всегда было мало, так что они постоянно отправляли деньги в Эльвану. И их, конечно, постоянно грабили.

Стеклянный Дом, как всегда, поступил куда умнее прочих. Он почти перестал возить деньги. Вместо денег он стал переправлять поручительства. Конечно, деньги все равно приходилось возить — но гораздо реже и с лучшей охраной. Значительная часть денег все равно шла на закупку сырья, поручительства по сделкам гильдейских мастеров и тому подобные вещи.

Стеклодувы платили очень точно и аккуратно — то есть купец мог продать стекло, взять у местного стеклодува расписку и получить по ней — в Эльване, Авестере, Уэльстере...Можно было отдать деньги в Ивернее — и получить товар в Ативерне, какая Дому разница?!

Мелочь. Проходная идея — просто изменение учета. Но уже через несколько лет торговцы солью попросили передавать и их деньги: им было невыгодно гонять свои конвои практически впустую и таскать деньги через три страны. А потом — лесопромышленники. Не заниматься же своей почтой, охраной денежных караванов или еще чем-то, если можно договориться с надежным партнером?

Стеклянный Дом не отказал — за одну монету из трехста. Разве много? Сам же дом в этом случае уменьшал количество караванов с деньгами — у одних взяли, другим отдали прямо на месте.

Стало очень удобно — вместо кучи корон одна расписка, которую к тому же гораздо труднее украсть. Все равно деньги отдадут тому, на кого они расписаны.

Стеклянный Дом не отказывал никому. Почти.

— Мне не дадут там денег. И ни одному государству. И дворянину тоже, скорее всего.

— Почему?!

— Мы не можем быть стороной в гильдейском споре! С нас нельзя стребовать долг!

Уж конечно, короли быстро поняли, что происходит!

— Уэльстер примерно сто лет назад попытался захватить деньги у стеклодувов. Знаете, что дальше было? Денег у них не оказалось. То есть были — но только то, что привезли примерно за месяц. Около пяти тысяч корон. А потом никто их даже не завоевывал — Стеклянный Дом просто сообщил, что не может принимать и отдавать там деньги. У них товарооборот упал за год в три раза!

Лилиан не стала задавать вопрос 'А что же все короли не договорились?' из-за его очевидной глупости.

— А в Авестере — пока он еще был чем-то — они как-то раз стали принимать их монету по сниженному курсу к нашей короне — потому, что она была плохого металла. И у них был голод. Кстати, Авестер Стеклянный Дом и добил, лет через двадцать. А потом они стали давать деньги в долг. Под залог дела. Или драгоценностей... Спросите еще 'А что же вы не стали брать с этого налоги?'

— И... вы не стали?

— А с чего брать налог? Кто нам сообщит об этих сделках?!

— А сама Эльвана?

— Какая Эльвана? Уже двести с лишним лет Стеклянный Дом выделяет на содержание княжеского двора триста корон в месяц. Может накинуть полтинничек — и князь вообще будет лично с городской стены возносить им хвалу.

— Но все-таки, вы же начисляете налоги?! Почему не с этого вида деятельности?!

— Потому что они просто поднимут ставку. И станут брать у нас не одну монету с трехсот, а одну со ста, например! Как мы будем торговать? Вы хоть представляете, как вырастет цена?!

— Из-за одной монеты?!

— Из-за того, насколько меньше нам станут доверять! Но и это еще не все!

— А что еще?!

— Например, вот что.

Его Величество перебрал несколько свитков, сказал 'О! Вот этот!' — и передал ей.

... настоящим же всеподаннейше сообщаем Вашему Королевскому Величеству, что гильдия Сталеваров Бейкара не имеет в настоящий момент печей для выполнения заказа Вашего Величества в запрошенные сроки....

Король выжидающе смотрел на нее. Вероятно, ей предлагалось подумать. Отбросив первый вариант, Лилиан спросила:

— А вы не можете построить свои печи? Или они для вас?..

— Вы умеете строить такие печи?

Аля сдавала химию и неплохо помнила доменный процесс и его требования. Поэтому честно ответила:

— Нет.

— И я нет! А знаете, где все мастера? В Гильдии! А она — вот сюрприз — не собирается ничего менять! Им не надо!

— Но ведь Гильдии подчиняются Вам?!

Король выжидательно смотрел на нее. Лилиан вдруг поняла, что мастеров можно заставить работать — но не учить себе смену. Что можно заставить лошадь таскать телегу — но не сделать ее.

— А как же мой отец?!

— Начинаете понимать?

Только тут до Лилиан дошло. Август Брокленд создал производство кораблей — от выращивания и рубки леса до оснащения парусами и такелажем. Целиком. Без Гильдий. Он сам себе — и Королю — был гильдией. Теперь Ативерна имела флот, плотников, веревки и канаты, свой собственный морской транспорт — и получала с этого все налоги. И заказывала столько, сколько надо — а не сколько Гильдия КогоНибудь захочет. И изобретала что угодно, не задумываясь о том, что кому-то это помешает продавать привычную дрянь...

— Ваше Величество, но ведь вы можете издать зако... Лиля осеклась.

Эдоард еще раз посмотрел на нее и спросил тоном, которым наверное учил своего сына:

— Почему я не могу этого сделать?

— Потому что некому такие законы исполнять...

— Нет худшей вещи для государства, чем закон, который не исполняют. Вы поняли. Гильдии душат Ативерну. Остальные государства это устраивает — у них нет таких запросов. Они не настолько зависят от внешней торговли. Трудами моего деда и отца — Мы завели армию, Мы единственные, кто чеканит в Ативерне монету. Но пока это делалось — Гильдии забрали себе много вольностей. И теперь они нас душат. Ваш отец и вы — молот, которым Мы разобьем эту цепь. Графиня Иртон, Вы не будете платить Стеклянному Дому ни одного скипетра. Вы будете учить столько людей, сколько сможете. Ибо таково Наше повеление. Мы не задерживаем Вас более.

Плохо соображая, Лилиан присела в реверансе и вышла. Голова ее кружилась, и единственный вопрос, который она могла сформулировать был 'А мне-то как теперь быть?!'

Эдоард Восьмой Ативернский остался в кабинете один. Злость проходила, и на свое место возвращалась тянущая тоска и боль в спине. Вестей из Ивернеи не было. Сыновья пропали. А они были нужны здесь как воздух — взять на себя хотя-бы часть дел. Обеспечить силовое прикрытие важнейшего направления. Развязать ему руки.

Он пытался рассказывать себе, зачем ему тут сыновья — но сам же понимал, что это самообман. Он просто боялся за них так, как раньше боялся только за Джессимин.

Господи, Альдонай Светлый, пусть они будут живы. Пусть Лилиан Иртон выживет...

'... правом Низшего, Среднего и Высшего суда...'

Конечно, купленная пара лошадок была существенно похуже, чем курьерские лошади — но в этот раз Рику и Джессу и не нужно было долго ехать. Уже часов через пять, перевалив через очередной холм, они увидели вдали классический замок времен Трех Регентов — с заметным квадратным донжоном, стеной выстотой метров тридцать с основанием из дикого камня, аккуратно замазанного штукатуркой и башнями из тесанного камня помельче — а где повыше (и, очевидно, где хватало на ремонт) и из красного крепостного кирпича.

Ров вокруг замка был сухой, но мост к барбакану, как и полагалось, был подъемный. Само собой, он был еще опущен — до заката оставалось не менее двух часов.

— А патрулей нет. — заметил Джериссон, уже на подъезде к замку.

— И что это означает?

— Ну... например, что барон Саверней придерживается законов и рескриптов.

— Это ты про 'О ленах и дружинах'?

— О нем самом. Впрочем, неудивительно.

— Он ведь во втором поколении дворянин, пока ненаследный?

— Вот-вот.

На воротах стоял уже пожилой, но все еще крепкий усатый стражник с алебардой и в начищенной кирасе. Больше, похоже, нужной для сокрытия живота. Он их и встретил, а точнее, поинтересовался, не отлипая от стены:

— Откуда к нам, благородные...

— Тифтам! Это чего ж — я тебя, значит, пристроил, а ты меня и в глаза не узнаешь? — беззлобно спросил Джесс.

— Здравия желаю, господин полковник! Рад видеть. Разрешите доложить, за время моей службы тревог на случалось! — подтянулся стражник. — К господину барону?

— Именно.

— Не извольте беспокоиться, доложим!

Пройдя довольно длинным подворотным коридором, миновав две поднятые решетки и еще пару стражников примерно того же возраста, они вышли в замковый двор. Солнце заходило, так что во дворе уже темнело.

Пока расседлывали и протирали лошадей в небольшом, но чистом дворике — мимо них вроде как по делу проскользнуло минимум человек пятнадцать. Любопытно же! Старый барон — пожилой крепыш, очень похожий комплекцией на сержанта, только одетый подороже, на лестнице с левого угла появился вроде как без спешки, но тайком отдуваясь.

— Ваше Сиятельство, граф Иртон! Душевно рад, в нашем-то захолустье! Очень, очень ждал. В полк?

— Ваша Милость, барон Саверней! Рад видеть в добром здравии. В полк, конечно. Позвольте представить...

— Батюшки светы, ах я петух старый! Ваше Высочество, простите великодушно. Не признал! Барон Саверней, может...

— Ваша Милость, невозможно забыть — прием в честь дворян Его Величества. Мои извинения, что вашим гостеприимством так, без предупреждения.

Барон гордо подобрался.

— Нет нужды принцу предупреждать Савернеев, что нужна их служба или гостеприимство. Располагайте нами... А сейчас — прошу отдохнуть, откушать.

— Говорили, ждали меня, барон? Буду рад оказать услугу...

— Никаких разговоров быть сейчас, господа мои, не может — умыться с дороги, отдохнуть. Только, только так...

Барон буквально потащил их в господскую часть. Рик про себя порадовался, что барон не построил слуг и не устроил им торжественный вход с фанфарами. Наверное, просто немного стыдился невеликих размеров своего богатства.

Нельзя было назвать поведение барона особенно аристократичным, но и Ричарда, и Джеррисона, это скорее порадовало. Также, как и то что вместо фанфар и ливрей барон вложился в ремонт замка.

За торжественным — что выражалось в десятке факелов вместо четырех, как отметил Рик, глядя на стены — ужином в малом зале присутствовал хозяин, гости, сенешаль, местный священник. Больше — слава Альдонаю — барон собрать никого не успел.

К ужину подали молочного поросенка (гости же!), свежего пива, тушеной капусты — а на полу поменяли солому. Ричард принял эти старания с истинно королевской благодарностью на лице и в словах (и искренней благодарностью усталого путника в сердце). Джериссон вообще чувствовал себя как рыба в воде.

Прислуживали благородным гостям за столом два парня — тринадцати и четырнадцати лет. Ричарду не требовалось представление, чтобы узнать в них сыновей барона. После первых здравиц и уполовиненной свиньи, барон плавно перешел к сути просьбы.

— Вот, значит, мечтается мне сыновей моих воспитать как дворян и рыцарей. А известно же, что нежность родительская не может подвергнуть сыновей своих испытаниям тяжким, что в деле воинском необходимы. Могу ли просить, Ваше Сиятельство, принять сыновей моих оруженосцами?

— Любезный хозяин наш, большую честь оказываете мне! Был бы рад — но...

На лицах сыновей было прямо-таки написан ужас, что граф сейчас откажется — и все подвиги пройдут мимо них! Вот прямо все и навсегда!

— ... могу только в полку их при себе держать. Дело не вполне рыцарское, но тяготы и лишения службы воинской — обещать могу в полной мере!

Барон неаристократически ухмыльнулся.

— Им на пользу. Как вспомню своего капитана, да треклятый его щит с шишаком... вот, однажды...

На веснушчатых лицах отразилась тоска, но поскольку Ричард слушал эти байки в первый раз — они его скорее позабавили.

— Ну что, оруженосцы? — обратился к счастливым парням Джериссон. — Собирайтесь. Завтра выступаем.

— Может... гхрм... послезавтра, Ваше Сиятельство? — обратился к ним барон. — Суд у нас завтра поутру, боюсь, не успею — а хоть бы попрощаться, да напутствие дать.

— Суд?.. — заинтересовался Ричард.

— Я ж сеньор, а дело-то... гадкое дело. Снасилил мельников сын девку из деревни, а теперь тащит в замуж, говорит — порченую беру из милости...Э, да что там!

— Снасильничал? Так дело-то Среднего Суда? Что это он смелый такой?

— Ненаследный я сеньор, я ж токо во втором колене дворянин! Только Низший суд у меня на этих землях, обычно и хватает! А коли коронного судью ждать будем, так мельник девку со свету сживет, она и так-то... Да и не предъявит она ему, а я ж не пострадавший! А тут он ее родню подговорил подать вроде как ущерб им нанесли! Ущерб! Горшки побили, али кобыла захромала!

Раскрасневшийся барон сбивался на привычный солдатский стиль, что лучше всего выдавало его отношение к происходящему.

— Вот оно что... — протянул Рик. — Ваша Милость, а позвольте и мне в суде поучаствовать? Может, подскажу что.

— Как Вашей Светлости угодно будет. Что угодно лучше эдакого позора, что законом же мельник барона надул!

Суд предполагалось провести в замковом дворе. Судейского помоста как такового не было, но туда вынесли стол, баронский трон, накрыли синей скатертью — получилось вполне торжественно. Для набившихся с утра на бесплатное развлечение крестьян поставили лавки, в некотором отдалении от них, ближе к судейскому месту, лавки Истца и Ответчика, а рядом со столом барона — и дворянскую скамью. На ней-то Ричард с Джериссоном сидели, старательно сохраняя аристократическую презрительную невозмутимость на лицах. Давалось им это с трудом — дело было и правда мерзкое.

— Да ты, Марика, не тушуйси — без приданого возьмем, семейству твому... — мельник зевнул — возместим... значит... беспокойствие. Будут, значит, воспитывать скромнее!

Девушка — Истица была красива. То есть без всяких скидок — высокая, крепкая, с толстенной каштаново-русой косой ниже талии, высокой грудью. Она сидела в явно парадном платье — но вид имела такой, что краше в гроб кладут. Глаз ее Джериссон не видел — она ни разу их не подняла.

Мельник, толстый наглого вида мужик, с кудрявыми черными волосами и нахальным взглядом, в новом и дорогом кожухе явно специально сел позади скамьи Истцов, чтобы поизгаляться над девушкой.

Его сынуля по имени Бакон, более молодая, мордатая, и сальная копия отца — пока еще не такой толстый, но все к тому шло, спокойно сидел на скамье Ответчиков и, чтобы не раздражать барона, улыбочку прятал.

'Семейство' сидело позади девушки с видом патеруса на свадьбе, с лягушкой во рту — и не плюнешь, и не глотнешь.

Джериссон сидел на дворянской скамье и чувствовал, как в нем поднимается холодное бешенство. Значит, сколько там вира за смерда, пусть и свободного?.. Джесс знал про себя много плохого, но вот изнасилование — такого про себя он не желал знать.

— Позвольте, Ваша Милость, уточнить кое-что у Ответчика. — Ричард воспользовался вопросом "Есть ли что спросить у добрых людей?"

Голос Рика был обманчиво тих и вежлив. До сих пор Джесс слышал у него такой голос ровно один раз, перед юношеской дуэлью — и друг его в тот раз безжалостно убил своего противника.

— Значит, ты утверждаешь, что изнасиловал присутствующую здесь девицу Марику?

— Дык, ить, затмение прямо нашло... но мы возместим! И жаницца, значить, готов...

Мальдонаин ты потрох, — думал Джесс. — Девица-то тебя видать послала на болото за сухим песочком, а ты так вот схитровал.

— А поскольку судья, господин ваш, барон Саверней ненаследный дворянин, права судить тебя Средним судом, как за это положено он не может. И ты, значит, требуешь Низшего Суда — и готов возместить вирой. Законы, значит, изучил.

— А и не глупей других, благородный господин! — Рик в суде не представился.

— А что ж коронного судью не призвали?

— Можем и призвать, дак ить занят жа он, когда и приедет. Жить-то надо нам, благородный господин!

— Ну что же, господин барон Саверней. — голос Ричарда окреп. — Именем отца моего, Его Величества Эдоарда Восьмого, имею я, принц Ричард Ативернский, право Низшего, Среднего и Высшего суда в любом лене, государству нашему подзаконном. Есть ли у кого сомнения в том?

Ричард встал и поднял повыше золотой медальон с гербом Ативерны. Крестьяне посваливались с лавок на колени.

— Сядьте, жители баронства. Прошу Вашу Милость передать мне дело по подсудности, как ближайшему коронному судье, что и предусмотрено Судебником.

— Передаю, Ваша Светлость! — с облегчением сказал барон, уступая судейское место.

— Дык... эта, благородный господин, мы ж не хотели!... — заверещал мельник.

— Ты, мельник, в этом деле не Истец, не Ответчик и не свидетель. Сядь.

— Ваше... королевствование... мы же это... — сын мельника потерял весь свой глумливый вид, но тоже пытался выкрутиться.

— Ты согласился, что это дело Среднего Суда. Добрые люди, слышали ли вы это?

Во дворе пришибленно загудели.

— Дело принято. Истица Марика, имеешь ли ты что-либо добавить к сказанному Ответчиком Баконом? Желаешь ли призвать кого в свидетели?

Марика, молча просидевшая весь процесс, и тут ничего не сказала, а только затрясла своим платком в мелкий цветочек. Кончики этого платка она практически изорвала.

— Ответчик Бакон. Ты имеешь ли добавить что-либо?

— Ваша Светлость! — сын мельника свалился на колени — не было ж ничего!

— Молчи, дурень! — грохнул старый барон. — Молчи! Ложь под присягой Коронному Судье, ума лишился?! Голову...

— Барон! — в голосе Ричарда лязгнул металл. — Вы передали дело! Извольте не вмешиваться!

— Приношу извинения, Ваша Светлость...

— Ответчик. Говорит закон — подтвержденное в суде намерение равносильно свершенному. Коли во лжи ты не признаешься.... — Рик сделал паузу, но до мельникова сынка уже дошло. — Итак. Я, Ричард Ативернский, судья, слышал все сказанное, спросил Ответчика и Истца, в присутствии всех людей добрых. Просил я людей добрых, по обычаю и закону свидетельствовать против и за — не возразил никто. По Судебнику, нанес увечье нерожденным детям Истицы Бакон, сын мельника, и в том сознался. По Судебнику, смерд, нанесший увечье, да увечным будет. Как Бакон, сын мельника, тут показал сам, без принуждения, хватал и держал он деву двумя руками...

— Милости Ваша Светлость, Альдонаем прошу, милости!!— заверещала толстая мельничиха. — Сыночка ж мой, сыночка...

— Закон милостив. Дозволяет он не подтверждать добровольные показания против себя пыткой, и трактовать мне велит двусмысленности в пользу Ответчика, а потому, коли рук две, а увечье одно — приговариваю, левую руку отсечь.

Мельничиха заверещала, а сын ее буквально заревел ослом.

— А буде откажется Ответчик от милости Закона. — рык Ричарда без напряжения перекрыл весь визг — Признаю получившей увечье стороной саму Истицу и приговорю отсечь — понятно что?! Барон. — Ричард повернулся к Савернею — Есть ли в замке палач?

— Никак нет, Ваша Светлость, откуда же...

— Рик, — прошептал Джесс — Давай я, я привычнее...

— Тихо. — прошипел Рик. — Ты другого лена владетель. Ты не можешь тут никого наказывать. Я сам.

— Тогда, по Судебнику, — громко сообщил всем Ричард — Приговор исполняю сам.

Мельничиха зашлась в истерике и ее утащили. Остальной народ заклубился и постарался подойти поближе к возвышению, на которое спешно прикатили колоду. Стражники барона без почтения держали бледного как мел мельникова сына.

— Не в обычае то... — пробурчали довольно ясно из толпы. Ричард не спеша развернулся в сторону бурчания.

— Выйди, покажись, коли с решением судьи не согласен!

Толпа расступилась, и показала довольно тщедушного, но все еще высокого старика с седой бородой. Тот явно не горел желанием спорить, но отступать было некуда. Он погладил бороду и еще раз, уже погромче, буркнул.

— Не в обычае такое, что за наглую девку руки лишать. Даже вот семействие ее не просило...

— Я добрым людям назвался, и ты мне назовись.

— Нестор Ляпс я, значить, ваша... Светлость.

— Скажи, Нестор Ляпс, в обычае ли господину земель суд чинить? Да погромче скажи!

— В обычае, да ведь...

— Ты сказал — в обычае. В обычае ли за ущерб ответ держать?

— В обычае, только причем...

— Ты сказал — в обычае. В обычае ли снасильничавши за мужа тянуть?..

— Дык ить...

— Ты не у мельника то спрашивай, и не у меня — у обычая! В обычае ли?!

— Нет, но...

— Не в обычае — ты сказал. Была честная девушка, стала — порченая, так семья ее решила, от приданого отказавшись, мельник говорил ли?! Семья возразила ли?! Иск барону семья не за увечье деве подала, а за ущерб!

Крестьяне и замковые зашумели. 'Во как повернул-то! Эва! И правда — коли не дают ничего, да ущерб — значит и порченая... О как! Сразу видать!'. Марика наконец заплакала навзрыд.

— Так что же, Нестор Ляпс, что обычай говорит про суд господина — не от Альдоная ли он? Или, хочешь ты мне сказать, не увечье это — так у повитухи спроси.

Ляпс молчал.

— В обычае ли, добрый люди?!

'В обычае'.. зашуршало на разные лады по двору.

— В церковный суд меня потянешь, коли ты мое право Альдонаем данное отцу моему, оспариваешь? Ты, Нестор Ляпс, свой интерес обычаем не прикрывай. Думаешь, я не видел, где ты сидел и кто тебя сейчас в спину толкал? Мельник сам в суд всех потянул? Сам. Потому как не в обычае такое — думал, именем Закона да Короля такое провернуть. Не выйдет. Понял ли меня?..

— Ваша Милость! Добрые люди! — вдруг сказал Джериссон. — Вольная ли девушка Марика, или чья-то должница, или служанка, или в иной крепости?

— Вольная она... — пробурчал не очень довольный барон.

— Тогда готов я общине выплатить пять скипетров, коли девица Марика пожелает в моем полку ткачихой и портнихой быть. В моем полку — Джеррисон обращался уже только и лично к Марике. — Кто к женщине против ее желания лезет — тот мало живет и умирает плохо, так что дураков таких я давно не видал.

Все резко зашумели. Пять скипетров — деньжища ж! Дед Ляпс, само собой, забыл про обычай и рванул к старосте участвовать в дележке...

— А вот чтобы не потерялись деньги-то — поднял голос Джесс. — Еще серебряную добавлю за ослика. Хорошего ослика, слышно там?!

Слышно было не очень — стражники аккуратно вытолкали бурлящую, забывшую даже об отрубании руки толпу за ворота.

— Марика. — спросил таки Ричард. — Ты-то нас слышала? Поедешь с нами, или останешься?

— Поеду... Кому ж я тут нужна теперь?!

— Не горюй. Не о чем тут горевать.

— Как же не о чем — жизнь моя тут!

— С этим-то толстым? У нас точно есть для тебя жизнь получше. — Джесс без подсказок развернул девушку к воротам, и повел задавая кучу каких-то мелких вопросов. А Рик повернулся к своей невеселой задаче. Стражники держали сына мельника, так что кисть руки он ему отрубил сразу. Как голову курице.

Только бегать его не пустили, а руку сразу умело затянули жгутом.

— Лекарь ушьет....

И утащили куда-то. Рик остался со старой секирой в руке смотреть на колоду и еще немного подергивающиеся пальцы, в медленно темнеющей луже крови.

Выезжали следующим утром, целым караваном: Рик и Джериссон с накопившимися мешками и оружием, Ройс и Фрайгерсон — тоже с какими-то мешками, и на ослике, поставив впереди себя не больно-то большой узелок, заплаканная Марика — переночевавшая где-то в замковых конюшнях.

Джериссон посмотрел на эту процессию, и поставил ослика в середину.

— Шагом идем, за ослом следим. Ясно, оруженосцы? Рик, мы ж сбежали в чем были -как же мы с тобой обзавелись таким караваном и кучей барахла?!.

— Сам удивляюсь.

Выехали, отсалютовав собравшейся страже, у ворот попрощались и с бароном — тот еще что-то говорил сыновьям, но они уже слушали его невнимательно, нетерпеливо глядя на дорогу. Вдоль замковой стены небольшой караван потрусил к дороге на Дикий камень, а барон, когда думал что на него уже никто не смотрит, шевеля губами послал спине каждого из сыновей знак Альдоная.

— Ваше Сиятельство, — раздался дрожащий голосок Марики уже при выезде на дорогу. — А правда, что в землях дальних люди с головами волчьми да кошачьими, и верующих в Альдоная едят нещадно?

Наступила длинная пауза.

— Чего — чего? — переспросил Джесс. — Какие-какие люди? Это откуда такое?!

Оглянувшись, он увидел три пары глаз, ожидающих ответа и одну — Рика — развеселившихся.

— Так. Оруженосцы. Марика. А ну-ка расскажите мне, что вы про всякие земли знаете?..

Переход обещал быть медленным — но не скучным.

Два письма

'Господин и отец мой король, сын Ваш, принц Ричард шлет свои пожелания здоровья и бодрости на многие лета!

Спешу Вашему Величеству сообщить, что в добром здравии и бодром расположении духа находимся мы с графом полковником Иртоном в местности Дикий Камень, постоянном расположении пятого пехотного Вашего Величества полка, в ожидании распоряжений Ваших, кои и готовы мы выполнить со всем рвением, на которое слабые тела наши окажутся способны.

С глубокой печалью должен сообщить Вам, что вынуждены мы были с графом Иртоном спешно покинуть столицу Ивернеи после того, как увидели гибель посольства нашего. Не имели мы возможности сколько-нибудь убедиться в этом, ибо должен я, вслед за добрым моим другом, подтвердить, что целый ряд обстоятельств этому препятствовал. Полагаю я при всей наивности своей, что нападение это было намеренным — но спешным, и сама Ивернея по причинам Вашему Величеству известным, в организации его участия не принимала.

Предприняли мы после этого длительное путешествие, покинув пределы Ивернеи без существенных к тому препятствий, переправились через Лейс, и спустившись по реке Лавер, через города, селения и замки, прибыли в расположение Пятого пехотного полка. Состояние его после длительного отсутствия граф полковник Иртон находит ухудшившимся, но настолько — что лично я не стал бы оценивать это как что-либо существенное, а труды его заместителей полагаю более чем достаточными.

Считаю необходимым Вашему Величеству довести скромное мое мнение, что друг мой граф Иртон в этом путешествии был человеком незаменимым, многие же доблести и знания его сделали это путешествие для сына Вашего не только возможным, но и приятным — насколько это при наших обстоятельствах могло бы случиться.

Благоприятствовала нам погода, со множеством добрых людей имел я случай говорить, вести дела свои и наблюдать за жизнью их, с чем и нахожу путь наш не менее полезным для меня лично, чем само посольство.

Питаю надежду также обсудить с Вашим Величеством ряд обстоятельств торговых, кои наблюдал я по пути, при первой же возможности.

Письмо сие подписываю своей рукой, и запечатываю печатью ординарной со сносом, Вашему величеству и канцелярии Вашей известной, а также печатью пятого пехотного полка.

К сему с почтением,

Ричард

Писано в местности Дикий камень, третьего сентября

Шифрочасть:

Отправляю третьего числа месяца сентября, дополняю:

Наблюдал я крайне резкое падение объемов соли, поставляемой в Ативерну. Затоварены перевалочные склады, купцы срочно переделывают суда под руду и уголь, грузов возят не более трех четвертых обычного. У мясников, рыбников, владельцев барж паника. Дошло до изменения графиков судоходства на Лейс. Предполагаю по окончании сезона волнения в сопредельных областях Ивернеи, Уэльстера, Эльваны. Отец, я надеюсь ты знаешь, что делаешь.

Помимо моего письма — отправляется письмо графа Иртона, пути их будут различны.'

Рик закончил письмо, перечитал его и, плотно свернув, поставил свою печать — оставив хвост подлинее для второй печати — полковой, Джеррисона. Ну, какую-то же из них в канцелярии, если что узнают.

Полог командирского шатра откинулся, и из темноты в неверный свет факелов зашел Джесс. Зайдя, он стянул через голову всю сбрую со шпагой и кинжалами и почти упал на сундук стягивать сапоги.

— Утром курьеры уезжают затемно, так что лучше бы все сейчас написать.

— Я уже. А ты?

— Сейчас сяду писать... Интересное письмо мне полковой мой лекарь показал. Он у меня теперь, кстати, единственный. Не то, чтобы много мы потеряли — но все таки.

— И кто же ему писал?

— Гильдия докторусов. Знаешь про кого?

— Про тебя?.. Ты заболел и они тебе письменно кровь пустить хотят?

— Почти угадал. Только речь про мою жену.

Рик обратил внимание, что Джесс не сказал 'мою корову'.

— Скажи, ты сколько времени учился, чтобы тебя законники вообще как фигуру восприняли, а не мальчика с придурью?

— Лет десять, наверное. А что?

— А вот почитай.

Они поменялись местами и Джериссон сел к столику. Поправив свечку, он хозяйственно разложил и закрепил пергамент, очинил перо, подлил чернил, подумал — и начал писать.

'Господин мой, Высокий и Могущественный король Эдоард, верный слуга граф полковник Иртон шлет Вам глубокий поклон и заверяет в надежде своей на долгое и счастливое правление Ваше, зиждущемся на Вашем здоровьеи долголетии.

По предложению принца Ричарда, с коим пребываем мы в расположении ввереного Вами моему попечению полка, пишем мы Вашему Величеству раздельные письма.

В первых строках письма своего хотел бы уверить Вас, что будь на то малейшая возможность я писал бы вашему Величеству лишь о событиях и вещах вызывающих приятствие и веселие, пусть и выставляющих меня самого в невыгодном свете. Но в этом письме удел мой куда тяжелее.

Прошлого месяца пятого дня, возвращаясь в дом посольский после утренней прогулки, увидели мы с принцем Ричардом, что дом посольский разорен и пуст, а перед домом не менее двух десятков наемников, имевших в руках вещи и одежду дворян посольства. Перед домом же увидели мы тело стражника ивернейского, со следами насилия.

Из чего рассудили мы, что посольство наше в стране Ивернее более продолжаться не может, и по настоянию моему, за коее готов нести ответ перед Ваши Величеством, наибыстрейше покинули мы пределы столичного города и со всей возможной скоростью отправились сухим путем в Ативерну.

Путь наш, несмотря на печальные обстоятельства его начала, не назвал бы я трудным. Немалая заслуга в том принца Ричарда, и иного спутника в этом, да и всех других своих путешествиях, я не мог бы и желать. Полагаю, его предусмотрительностью и мудростью мы многих бед и опасностей избежали.

По пути нашему не заметил я признаков приуготовления Ивернеи к военным делам, в том числе и пропуску сил иных государств. К тому полагаю, что нападение на посольство было актом торопливым, совершенным наемниками человека могущественного, но в средствах и миньонах на территории Ивернеи весьма ограниченном, как и во времени. Иных условий, приведших к такому результату, представить не могу.

К настоящему моменту принц Ричард и Ваш недостойный слуга пребываем в ожидании распоряжений Вашего Величества, исполнение коих и занимает все наши помыслы. Буде не получим от Вас указаний до числа двадцатого сентября, отбудем с принцем, в сопровождении соответствующего случаю конвоя в столицу.

К сему с почтением, верный слуга Ваш

Джеррисон, граф Иртон

Писано собственной рукой, третьего сентября'

— Интересно. — сказал Ричард. — А почему ты спросил сколько я учился?

— Видишь ли в чем дело — не посылают ловить одного бандита целый полк. Не нужно этого.

— То есть?

— Я ведь тоже фактически лет десять учился, прежде, чем меня вообще можно стало не как конную статую дурачка в бою воспринимать.

Джеррисон повернулся к другу.

— И вот такое вот письмо, в котором гильдия аж запрещает на нашу фамилию работать, требует пациентов отговаривать, гильдию аптекарей уговаривает — это ради чего, ради одной графини, которой взбрело в голову в докторуса поиграть? Обрати внимание, Тахир динДашшар их мало волнует — упомянули и все. НЕ БЫВАЕТ такого, чтоб на своей полянке кто-то сразу пришлого чучела пугался, ЕСЛИ только он не просто выглядит как очень серьезный противник, но еще и уже тебе лично это убедительно доказал. Скажи мне, мой мудрый друг, откуда у моей жены десять лет учебы? Какой свиток надо прочесть, чтобы за полгода всех так напугать?

Рик подумал, что на 'своей полянке' Джесс рассуждает куда как более здраво.

— Да, что-то тут не так. Судебник каждый грамотный прочесть может, да вот законником-то ты от этого не станешь.

— Вот и я о чем. Так что вопрос-то у меня остается — кто же это вместо моей жены так их напугал? И в 'куклу' я больше не верю. Не воют так с куклой, бессмысленно это. Кукловода ищут.

— А ты сказал, что один лекарь у тебя остался?

— Да. Но это ж Пайко Томмен, тут все понятно. Это ж наш человек, плевал он на гильдию. Он себя теперь 'людодером' называет. Мое письмо запечатаешь?

— И ты мое.

Мелочи жизни

Лилиан гордилась своим производством стекла. Всего за полгода, в совершенно не развитой стране создать почти технологическую линию производства листового стекла, зная только общие принципы и особенности химического процесса — это достижение! Да, стекло было по меркам Али 'не очень' — а то и 'очень не', да на производство уходила прорва древесного угля — но оно работало! Пусть ванны были невелики, но все-же стекло было прозрачным и большим.

И сама Лилиан, и тем более Ганц Тримейн, не питали иллюзий по поводу того, что это никому не будет интересно — и производство охранялось в три круга, а весь цикл знала только Лиля и двое ее стеклодувов. Возможно, в этом-то и была проблема..

День обещал быть тяжелым с самого начала. На два часа дня был запланирован разговор с досточтимым Раммитом Экаром. В этот раз Лилиан уже не собиралась повторять свои ошибки — хватит того, что наломала. Она подробнейше распросила Лонса — толку оказалось мало. Лонс просто не знал ничего о делах Стеклянного Дома — для него он был пугалом, о котором он ничего не знал.

Ганц Тримейн знал не больше. Фактически, он не работал с купеческой средой — его целями были дворяне, а купцы в Ативерне больше боялись казначея. Но Ганц сумел задать два вопроса, на которые Лилиан не ответила:

— А если он не опоздал, и не пришел раньше — как он сумел рассчитать, сколько времени займет проход через все посты? Ехать-то от Лавери около часа.

и второй:

— А когда он успел так подготовиться к визиту, что даже заколки вам подобрал? Он в Лавери появился-то за два дня до того, как к вам явиться?

Еще один вопрос у нее не выходил из головы со времени разговора с королем: откуда Раммит Экар вообще знал о том, как именно она договаривалась с мастерами?

Она вызвала мастеров — и увидела, как они бледнеют, краснеют, начинают заикаться при упоминании о том, что к ней вообще пришел представитель гильдии стеклодувов Эльваны. Их позицию выразил старший из них, впрочем, какой он был "старший" — двадцать три года.

— Госпожа, но вы ведь вступите в Гильдию, правда? Мы все согласны быть у вас подмастерьями до конца жизни нашей, вы не думайте! На кресте и Книге поклянемся, в роспись мастерской включимся.

Лиля снова вызвала Лонса и с удивлением узнала, что письмо с просьбой о встрече пришло.... За десятинку до встречи. Доехать же от Эльваны верховой мог не менее чем за двенадцать дней.

Ситуация оказалась намного хуже, чем Лиле казалось: вокруг нее была целая сеть наблюдателей, и в этой сети был как минимум один человек собравший все, внимательно обдумавший, обобщивший — и к ней послали... Совсем другого человека.

Времени оставалось мало, организовать пару приватных разговоров с купцами не вышло. Да и возникал вопрос — а если кто-то из них имеет... ну, скажем так, более тесные отношения с объектом ее интереса, чем ей кажется? Или решит, по такому случаю, их заиметь?

Окна ее кабинета выходили на север, а цех по производству стекла стоял с восточной стороны, но аварию Лилиан почувствовала сразу — по стеклам как будто ударили подушкой. Она подскочила и с ужасом осознала, что тут ведь нечему взрываться, кроме...Генератор газа и кислородная батарея. Ее гордость, кислородная батарея — то, что вообще давало ей возможность делать стекло почти непрерывно и потом с удобствами рядом делать из стекла что угодно на удобной горелке! ГАЗ!!

Лиля бросила перо и заспешила к выходу из замка. Уже на середине дороги ее встретили засыпанные пылью подмастерья:

— Там!! Там!!! Да как бухнет! ВашСиятство, мастерская... Пылищи! Горит, как Мальдоная раздувает!!!

Лиля побежала, насколько это вообще было возможно в проклятущем платье.

Из старого каретного сарая гудело пламя, дожигая перекрытия. Вокруг бестолково бегала толпа подмастерьев, мастеров, слуг, грузчиков.

— Там есть еще кто-то?! — заорала Лиля.

Ее не услышали. Она схватила одного из стеклодувов за ворот и тряханула, срываясь на визг.

— ЕСТЬ ТАМ ЕЩЕ КТО, СПРАШИВАЮ?!

— А?!.. Не знаю... Я щас!!

Мастер уже совсем было рванул к сараю, когда из-за спины Лили вынырнула незнакомая рука в плотном суконном кафтане, схватив его за рубаху, и смутно знакомый голос рыкнул:

— КУ-ДА, дурень?! А НУ СТОЙ ВСЕ!!! ЗАПОР-РЮ!!!

Рык, стукнувший Лиле по ушам не хуже взрыва, был убедительным, все начали останавливаться.

— А ну, оглянись, найди соседа справа по работе!!! А теперь оглядись, найди соседа слева!!! Кого не видишь — спроси!!!

После цепочки: 'а где?!!', 'а нету?!', 'да вот же ж я!!', Лилиан с облегчением услышала:

— Все тута, значить...

— Мастера, ко мне!

Лиля наконец оглянулась. День, уже ставший рекордно плохим, сразу стал еще хуже. Господин Раммит Эккар. Мастера — с обгоревшими бровями, подпаленными рукавами кафтанов, кто-то с ожогом, часто моргающие, собрались к ней. Но первым к ним обратился Раммит Эккар.

— Вы-то что, мастера? Куда суетесь, коль так горит?! Где бадья на выходе? Где попоны пожарные?

— Да мы ж тут и не думали...

— Эх вы, шихта провинциальная... Решили, что Альдонай за спиной стоит? Ну, вот отвернулся.

— А как вы, досточтимый Раммит Экар, тут вообще оказались? — неприятным голосом вдруг спросил подошедший сбоку Тримейн.

— Служанка провела. — обезоруживающе улыбнулся поверенный. — Вы, Ваше Сиятельство, изволили отдать распоряжение, что я приду и меня к вам следует провести. Она и провела. А посты, по такому — он кивнул на пожар. — случаю, туда в основном и смотрели. Не беспокойтесь, лэйр Ганц, тайна этого сарая еще дня четыре храниться будет как у Альдоная за пазухой...

— Это почему?!

— А раньше не остынет. Если вы только стены не разберете — тогда побыстрее. Водой только не поливайте, а то вообще никогда не поймете, что там такое приключилось. Хотя, мыслится мне, ничего особенного там нет.

В 'не особенном' сарае с треском и грохотом провалилась крыша, обдав всех пылью, искрами и жаром. Пламя загудело с новой силой.

— Как оно у вас горит-то, даже удивительно! Пойдемте-ка отсюда, Ваше Сиятельство. И, право слово, видится мне небесполезным и людям тоже сказать, чтоб расходились.

Лилиан скомандовала, сообразив наконец отправить пару подмастерьев с вилами — хоть как-то остановить аппараты. В беготне наметилось какая-то систематизация, все если не успокоилось, то вошло в предсказуемо плохое русло...

— И что же тут по вашему случилось?..

— Дно у ванны плавочной прогорело. Или швы 'пошли', а варщики это дело заспали. Но это уж вы, господа хорошие, сами разберете.

— Вы, досточтимый, вроде поверенный, а не мастер-стеклодув? — теперь и Лиля смотрела на него с подозрением.

— Не мастер. Выбраковка я.

— Кто?!

— Выбраковка. Сварить-то я стекло мог, да работать с ним — нет. — Поверенный вроде как продолжал мило улыбаться, вот только улыбочка была вымученная, прикрывающая старую боль. — У меня очень сильно слезятся глаза в сухом да горячем воздухе. Вот и не попал я в мастера-стеклодувы. Ваше Сиятельство, вы уж не откажите меня проводить — вам тут сейчас делать нечего, поговорить мы не сможем — а ответ вы же мне короткий дадите?

Лилиан согласилась и они не спеша — а куда уж тут спешить? — пошли к главному входу.

— Понимаете, — сумбурно излагала Лиля свои построения. — Мои партнеры...

— Понимаю, понимаю, Ваше Сиятельство. — кивал головой досточтимый поверенный. — Никак нельзя мнение партнеров игнорировать. Очень приятно слышать в наши-то времена такую ответственность. Обязательно все ваши предложения передам, внимательнейше рассмотрят их.

— Вы Ваше Сиятельство, не тушуйтесь, что пожар приключился — утешающе говорил Экар, поддерживая ее под локоток. — Дело-то совершенно житейское, нас ведь тоже за такие вот случаи из столицы во времена оны выставили. Я вот как раз там стоя мудрость вашего подхода-то оценил — ну, вот не дай Альдонай, погиб там кто — ну так найти-то да натаскать нового недолго, а коли у нас мастер погибнет — бывало, целые сорта стекла теряли.

Я вам вот что скажу: будете в Эльване, дайте нам знать. Проведем вас по лучшим мастерским — ахнете! Удивлены? Мы всех дорогих гостей так водим, лет двести уже. Красота светлая, как цветок огненный распускается, ключом лесным, прозрачным застывает, росным полем блестит. Никто равнодушным не остается. Никто. Особенно — кто сам с трубкой стоял, да шихту мешал.

Говоря о стекле, достопочтенный поверенный менялся. Вместо длинных, юридически выверенных формулировок, появлялся говорок мастерового — образный, скорый, построенный как короткие вопросы — ответы.

...Спросите — а как же не боитесь, что тайну украдут? А на то у нас старая-старая история есть, еще тех времен, когда мастера-стеклодувы меж собой враждовали. Один мастер к другому в мастерскую прокрался, все посмотрел внимательнейше, все зарисовал да записал — уж где он грамоту изучил, о том история помалкивает. А вот не вышло у него ничего дельного, сколько он потом ни старался. Так он внимательно по мастерской ходил, что не подумал, откуда песок возят. Так и не увидал, как песок просеивают, как драга устроена, как в нее песок кидают... Песок-то он брал чистый — да крупноват он был. И все.

Когда умер он, выкупили мы его записи — вдове золотом по весу честно заплатили — всем и показываем с тех пор. Старший мастер, говорят, чуть не помер со смеху, когда читал. Никогда, говорит, я так аккуратно да точно дело не описывал — терпения не хватало. Надо, говорил, подмастерьев учить по тем свиткам, только вот свои же глупости поправлю. И учим. И всегда историю рассказываем. Правило у нас такое.

Так что, на дело-то смотреть можно. Да только мастером надо быть, чтобы понять на что смотришь. А кто любит чужое дело воровать — тот мастером не бывает.

Так, за разговором, и дошли до главного входа, где все еще бродила непривязанная лошадка поверенного.

— Полагаю, встретимся мы и еще раз, Ваше Сиятельство. Глядишь, и вопрос с партнерами разрешится. Будьте здоровы да счастливы, Ваше Сиятельство, удачи вам.

И уехал.

Через час пришел хмурый Ганц и сказал:

— Ваше Сиятельство, не было никакой служанки.

— Что?..

— Не водила и даже не отправляла никуда никакая служанка Раммита Экара. Часовым я, конечно, устрою веселую жизнь за ротозейство — но это выходит, он планировку знал и сразу понял где что происходит.

Лилиан пожала плечами. Сейчас ее больше всего занимали остатки по складу стекла и перспектива не успеть сформировать грузы следующей партии. О стоимости и сроках восстановления мастерских не хотелось даже думать.

По всему замку тянуло гарью.

Лилиан и Ганц все-таки подозревали поверенного в организации диверсии — до тех пор, пока через четыре дня все-таки не дождались пока мастерская более-менее остыла и не удалось расковырять залитые стеклом и оловом камни. И разбирательство заняло еще два дня.

В основании ванны лопнуло — а потом и прогорело — четыре камня, борт и часть дна провалились, через дыры хлынуло олово, а автомат, придуманный Лилей, вылил всю остальную стекольную массу ориентируясь на падение уровня. Жара и искры подпалили сначала угольную пыль. Кислород, продолжавший поступать к огню, моментально раздул все это до состояния взрыва. Ну, а дальше уже все горело само. Кирпичи просто не выдержали нагрузки под нагревом. Просто плохой кирпич. Просто никакого способа его проверить. Просто неудачная кладка.

Все очень просто.

Кто тут сержант над офицерами, я вас внимательно спрашиваю?!

С точки зрения Рика, жизнь в летнем полковом лагере в основном состояла из беготни и криков. Крики были разные: кого-то звали, с кем-то ржали, на кого-то просто орали. И все, за исключением капитанов рот и Джеррисона, бегали.

Джеррисон, попав к себе домой — Рик сразу отметил, насколько спокойнее и увереннее он себя тут чувствовал — хоть и не бегал, но постоянно куда-то 'очень быстро шел' и 'весьма громко разговаривал'.

Он подскакивал по общей побудке, распихивал Рика, отправлял оруженосцев за кашей — те уже и ныть перестали — и начинал влезать в каждую мелочь. Иногда казалось, что вся его деятельность и состоит в выяснении, куда третья рота подевала лопаты и почему на вторых воротах пика у часового была короче, чем ему виделось правильным. Тем не менее, все участники процесса, включая Джеррисона, похоже считали совершенно нормальным и правильным полчаса на совещании командиров рот обсуждать 'самострелы с ложей сосновой, количеством два, почти новые' внезапно пропавшие у второй роты и обнаружившиеся у четвертой. Причем факт самостоятельной миграции самострелов никого не интересовал, интересовало где они останутся.

Рик не то, чтобы маялся от безделья, но дело себе нашел сам. Он обошел лагерь и заглянул в каждое интересное место. Поучаствовал в великом споре 'О копчении сала', поддержав сторонников точки зрения 'сожрать свежим'. Узнал где и как устроилась Марика. Был — раз уж не соблюдал вида владетельного сеньора — выгнан старшей ткачихой, убедившись, что на всех войнах обогащаются не солдаты и государства, а кузнецы и портные.

Посмотрел как в учебной роте гоняли новобранцев, включая и сыновей барона Савернея — а то что-ж? Те, конечно, пытались рассказать сержанту что уж они-то! Сержант, пожав плечами, поставил против них десяток новобранцев же с тремя деревянными алебардами, коротко объяснив им что-то.

Новобранцы, 'потеряв' одну алебарду , сломав древко у второй просто завалили обоих парней на землю, прижав щитами.

Переждав гы-гыкание новобранцев и злобное шипение юных дворян, сержант выставил теперь уже по паре солдат на каждого дворянина, и те отыгрались — вплоть до подрезаных штанов.

После чего, сержант с обычным ором построил всех в одну шеренгу, скомандовал всем поднять щиты, и произнес краткую (минут на десять, чтобы руки заболели) речь о единстве, начинавшуюся словами:

— Каждый... ак ..ит, что круче него токо башня, но, ..ть, даже таким тупым видно, что всегда один от команды получает ... лей! КОМУ ТАМ НЕ ... ПОНЯТНО?! Поэтому, ...кие ...ки, никто поодиночке из вас ... й не нужен!

Речь он толкал размахивая свернутым в кольцо кнутом. Вместо окончания он внезапно хлестнул кнутом по строю, но старший Саверней успел подставить щит и строй удар кнутом не получил.

— Вот так вот. Кто еще не понял?! А теперь на первый-второй РАСЧИ-ТАЙСЬ!!

Поделив таким способом всех на две части, он начал снова гонять их со щитами, пиками и алебардами, заставляя сталкиваться снова и снова.

Рик посмотрел еще и пошел дальше. В целом, к него сложилось впечатление, что сыновья барона и правда были неплохо подготовлены. Только к какой-то другой войне.

Потом он не отказал себе в удовольствии (как и еще десяток 'случайно' гулявших вокруг коралля солдат и конюхов) понаблюдать за тем, как Джеррисон извиняется перед конем. Коня Джерриссона звали СтоБед и его внешний вид полностью соответствовал имени. Здоровенный — почти метр восемьдесят в холке, черный с мохнатыми белыми передними бабками жеребец выглядел заросшим, мрачным и очень злобным. На Джеррисона он был ОБИЖЕН. Тот! Уехал! Почти на год! Не взял! Бросил! Скука! Вообще мерзавец. Укушу!

— Почему мало работали?! — спросил Джеррисон, сразу по приезде рванув к конюшне и глянув на коня в леваде.

— Сколько могли, Ваше Сиятельство. — сказал старший конюх. — А нам что-то жизнь дорога, да и кто ж с ним без вас на учебе пехоту работать будет? И так-то троих поломал. я ж не вы.

— Ну и поломал, бы, подумай дело большое...

На следующий день Джеррисон раздобыл морковки и пошел мириться. Мириться было непросто. Джеррисон уговаривал, улещивал, извинялся, предлагал морковку, покататься, всячески превозносил красоту и силу вообще, гриву в частности, просил прощения, клялся в вечной любви и боевом братстве.

Конь храпел, отворачивался, долбал по земле копытами, так, что трясся забор, махал передними ногами в воздухе, гонял Джеррисона по всей леваде, отгоняя при этом от калитки и щелкал зубами. Удивительное дело, при этом он ни разу в Джесса не попал. Это представление продолжалось часа полтора, пока наконец Джеррисон не сказал обиженно:

— Ну и... сиди тут. Я к нему ехал — а он! Вообще! — и отвернулся.

Конь подумал и ткнул его носом в затылок. Джесс дернул плечом. Конь уложил на него всю голову целиком и тяжко вздохнул. Джеррисон обеими руками помял ему мощную шею. Конь аж заныл от счастья и подставил другую сторону.

— Ах ты мой маленький, скучал, бедный...

'Бедный' не смотрелся маленьким даже по сравнению с самим Джессом. Рик подумал, что с женой Джесс тоже как-нибудь договорится, если захочет, и пошел дальше.

Вечером он поинтересовался у Фрайгерсона, почему сегодня только он принес им с Джеррисоном вечернюю похлебку и получил такой ответ:

— А они своего четвертого 'чуха' вылавливали из болота, так что отмываются теперь. А потом еще снарягу на склад поволокут. Сержант специально это сделал, у него на дворян вообще зуб!

— У сержанта, — нравоучительно заметил подошедший сзади Джеррисон, — Вообще на всех зуб. Сержант вас всех одинаково терпеть не может. Я вам обоим сказал — что все права да вольности — за постами забудь? А будешь жаловаться — завтра попрешь все тренировочные щиты и прочее барахло на склад. Все, свободен на сегодня.

Помявшись вокруг палатки, Фрайгерсон все-таки пошел помогать Ройсу и его 'чухам'.

— Джесс, а они еще что-то учат, кроме того чтобы держать строй?

— Конечно! Строиться!

Рик не стал переспрашивать, хотя уже успел проехаться с дозором по окрестностям, сходил с патрулем в лес и видел, что по крайней мере некоторые солдаты умеют намного больше.

— Господин полковник, Ваше Сиятельство! Вот, принес, значит...

Пожилой уже капитан-квартирьер отдал Джериссону брякнувший мешок.

— Все готово? Сколько содрали?

— Так точно, готово! Семь скипетров.

— Вот ведь! Ну ладно.

— Это вы о чем? — спросил Ричард.

— Ночью узнаешь. Ты, главное, не беспокойся.

Ричард уже успел задремать, когда Джесса разбудил прибежавший курьер. Джеррисон зажег свечу и, разбудив этим Рика, начал одеваться. Ричард протер глаза, накинул камзол и увидел: Альдонай спаси, как Джеррисон был одет! Франт, приверженец строжайших норм в военной одежде, человек придиравшийся ко всем оружейникам по каждой мелочи — какой-то проржавевший нагрудник с дырой, помятый плоский сержантский шлем, протазан на кривом (!!) древке. Довершали зрелище мочальные усы.

Рик даже вопрос не успел задать. Джеррисон вывалился из палатки и заорал в лучшем сержантском стиле:

— Подъем, мальдонаины дети, ТРЕВОГА!!!

На крик сбежалась половина полка, но прибежав и увидев такое зрелище не потряслась — а обрадовалась и сбилась в кучу, явно предвкушала представление.

— А где мои офицеры?! Я вам тут не что-то там, а прямо тут! ШТА-А-А, РАЗБОЛТАЛИСЬ?!

Примерно также идиотски одетые офицеры вытолкнули в прямо перед ним как-то странно перепуганных молодых ребят. То есть они с одной стороны действительно волновались, но с другой стороны — делали это как-то карикатурно. Те с, грехом пополам, построились.

— Это что?! Это офицеры?! Я таких не знаю!!! Ты вот — хто?!! МА-АЛЧАТЬ, я вас спрашиваю?!

— Пятого пехотного полка третьего взвода второй роты командир лейтена..

— НЕ СЛЫШУ НИЧЕГО!!!

— ПЯТОГО ПЕХОТНОГО ПОЛКА...

— ШТА-А-А?! Ета вот, как глиста — мой?! Кто тут СЕРЖАНТ над офицерами, ась?! НЕТУ У МЕНЯ ТАКОГО!!! ТЫ КТО?!!

— Глупый новобранец...

— НЕ СЛЫШУ НИЧЕГО!!!

— ГЛУПЫЙ НОВОБРАНЕЦ-ОФИЦЕР, ГОСПОДИН ПОЛКОВНИК!!!

— Вот так вот! КТО ТУТ ТВОЙ СЕРЖАНТ?!

— ЕГО СИЯТЕЛЬСТВО ПОЛКОВНИК ИРТОН!!!

— И ГДЕ ОН?!

— ЗРЮ ЕГО ПРЯМО ПЕРЕ...

— УМНЫЙ, ШТА-А?!!

— ВЫ ТУТ ГОСПОДИН ПОЛКОВНИК!!! ТАК ТОЧНО, УМНЫЙ, ГОСПОДИН ПОЛКОВНИК!

— Так... — Джериссон прошелся вдоль импровизированного строя походкой злобного сержанта. — Вот кого мне присылают. Вот с кем я должен воевать... ШТА-А-А?!

— ТАК ТОЧНО ГОСПОДИН СЕРЖАНТ!!!

— Кошмар... Сторожить вам ничего не доверишь... Хоть украсть-то... А ПОДАТЬ СЮДА ВЕДРО!!!

— ЕСТЬ, ГОСПОДИН СЕРЖАНТ!!!

Рысцой группа молоденьких офицеров под одобрительный свист и 'добрые' советы потрусила в сторону склада, в которой, похоже уже было замыслено продолжение.

Джесс уселся на кем-то заранее поставленную бочку и время от времени грозно шевеля усы руками, стал ожидать ведро. Рик оказался сзади.

— Джесс, а что происходит?

— Это такое наше посвящение в офицеры... Пока меня не было, пять приказов пришло. Выглядит глупо, но так уж повелось — и каждый солдат знает, что его офицер — точно так же подчинен полковнику, как и он сержанту. Что и его могут послать за чем угодно и куда угодно. И наорут. И пить-есть придется самую дрянь. И что все мы — одно. Даже в самой грязище и дурнине. Это такой вот глупый способ точно знать — где свои, а где чужие.

— Джесс, а как же авторитет офицера?!

— Рик, традиции — двести лет минимум. Не с меня началось, не на мне и закончится. Авторитет офицера у нас зависит, хочется мне верить, от самого офицера.

Пятерка, толкаясь и выдирая искомое друг у друга, рысью принесла ведро. Вслед за ними бежал (не спеша) каптенармус и изрыгал ругательства. Ни разу не повторившись, он добежал до уже построившейся команды и сразу заныл:

— Не доглядел я, господин над офицерами сержант...

— ШТАА?! МЫШЕЙ НЕ ЛОВИШЬ?... И дальше Джериссон начал говорить. И говорил минут пять. И даже предлоги в этой прочувствованной, эмоциональной речи казались нецензурными. Он тоже ни разу не повторился. При этом все его эпитеты и максимы трактовали о каптенармусах и складах вообще — но не об этом конкретном.

Рик смотрел на солдат — и видел как одобрительно ухмыляются капитаны рот, да качают усами старые сержанты. Мол, вот она — школа! Вот он — талант! Молодые солдаты слушали своего командира открыв рот.

— Так. Ведро, значит нашли.

— ТАК ТОЧНО ГОСПОДИН ПОЛКОВНИК!

Ведро было... ведром. Так и было выжжено, на корявом и дырявом дне. ВИТРО. Во избежание путаницы. А по борту с большим тщанием было выжжено 'Его Величества Пятого Пехотного Полка'.

— Но ЗДЕСЯ ВАМ НЕ ТУТ!!! ЗАКЛЕИТЬ ДЫРЫ!

Дыры залепили ближайшей глиной.

— ШТА-А-А?! Готово?!

— ТАК ТОЧНО, ГОСПОДИН ПОЛКОВНИК!!

— Тогда ЗАПИ-ИВАЙ!

Джериссон достал грязный и потертый мех и вылил в 'витро' некую жидкость. Темную, пенную. С какими-то козявками, палками, и мутной жижей. Жижа осела, пена устоялась.

И молодые офицеры ЭТО выпили. Не особенно даже и морщась.

— Спокойно, — прошептал Джесс напрягшемуся Рику. — Это августовское пиво. Просто мех старый. С меня, заразы, в деревне семь скипетров слупили... Пусть радуются. Мне когда-то, мерзавцы, лягушку сварили.

— И как? — против воли заинтересовался Рик.

— Никогда не ешь вареных лягушек. Никогда.

— А они знали?

— Про посвящение — да, про пиво — нет.

Под нарастающий вой солдат, пятерка таки допила пиво и пошатываясь выстроилась снова.

— Ну что, — вставая со своей бочки Джериссон Иртон, полковник, ободрал наконец надоевшее мочало. — Нашего полку прибыло!

— СЛАВА! СЛАВА! СЛАВА! — рявкнул Пятый Пехотный полк.

— Разойдись...

Вверх и вниз

На вкус Али Скороленок главная парадная лестница королевского дворца была узковата, грязновата и темновата. На вкус же 'местных' уроженцев, никогда не видевших, например, парадной лестницы Эрмитажа, это было средоточие блеска и богатства. Именно там одним движением брови демонстрировались власть и статус. Лилиан же все эти тонкости были непонятны и неинтересны.

— Поднимаетесь? А я спускаюсь. — единственным отличием от когда-то слышанной Алей байки про фавориток французского короля было то, что это был не диалог, а просто обращенная к ней фраза баронессы Ормт.

Лиля совершенно не собиралась с ней разговаривать. Совершенно автоматически Лилиан приветствовала баронессу придворным полупоклоном (маленькая демонстрация разницы в положении). Поднимаясь, она продолжала мысленно готовиться к разговору с королем. Авария испоганила отчет, грозила и серьезными изменениями в планах. Лилиан несла королю два проекта, но совершенно не была уверена что... И тут вот эта курица? Чего она вообще хочет?

— Не радуйтесь. Через пару лет Вам тоже потребуется корсет. А он начнет приглядывать себе что-нибудь посвежее, просто чтобы сохранить репутацию. И вот тогда-то и будет Вам видно, НАСКОЛЬКО Джериссон Иртон не Лаудон Ормт.

Лилиан почувствовала, что ответить на это просто необходимо.

— А Вы, баронесса, не боитесь, что Лаудон Ормт тоже может иметь свое мнение о Вас?

— Третий сын безземельного дворянина, обязанный мне титулом? Выросший в Ормт рядом со мной? Нет, его мнения я не боюсь. Я вернусь к нему отдыхать, как мы и договаривались с ним когда-то. А вот куда и как вернетесь Вы — я не знаю. Впрочем, Вы же будете богаты? Вот и говорите с деньгами. Правда, когда трахают за деньги — это, наверное, унизительно. Советую нанять конюхов — стоит дешевле, а толку больше. Удачи, графиня. Удачи...

— Несомненно, Вам виднее от чего больше толку, у меня нет необходимости сравнивать.

Гордо следуя вслед за дежурным офицером гвардии по коридорам и комнатам она, не без некоторой угрюмой гордости, думала про себя, что ее не 'отошлют' даже если она будет кривой на один глаз. Деньги и власть — не секс, от них так легко не отказываются.

Против всех своих невеселых обстоятельств, Лилиан улыбнулась — вчера ей... предложили. Прямо. И, в-общем, претендент заслуживал внимания и относилась она к нему прекрасно. Опять же, фигура! Но увы, не срослось. Она прикусила губу, чтобы не рассмеяться так не к месту.

Десятинка выдалась хлопотная, и она не успевала 'работать', как это называли ее конюхи, Лидарха. Тот скучал, срывался на конюхах и ныл ей, когда она приходила. Лиля старалась приходить к нему каждый вечер, прихватывая чего-нибудь вкусного: яблок, морковки, ломоть посоленного хлеба. Ей нравилось скармливать ему лакомства, скрести под забавное похрюкивание после небольшой разминки для них обоих в леваде, чувствуя под руками мощные перекатывающиеся мышцы и отпихивая нахальный бархатный нос. Леваду в Тарале сделали с размахом, куда больше, чем у Алисии, так что им было где размяться.

Спешившись, она собралась снять с ограды брошенный перед поездкой на нее плащ, когда ее вежливо потрогали за плечи. Точнее, нежно придавили пару раз к земле, чем-то тяжелым и твердым. Лиля развернулась и... э-э-э... в-общем, Лидарх ничего плохого (с его, конской, точки зрения) не хотел. Только хорошего, такой замечательной, любимой, вкусно пахнущей хозяйке. Желание его было заметным. То есть вообще-то, оно было ОЧЕНЬ заметным. Ну он и встал на дыбы, слегка прижав ее копытами. В порядке нежного предложения.

Лиля ускользнула и следующие минут десять пыталась (подавляя рвущийся хохот) Лидарха утихомирить. Тот вполне резонно услышал, что та в-общем не злится — а значит шансы есть! — и решил проявить настойчивость. Пришлось рявкнуть, стукнуть по носу и некоторое время препираться.

Лидарх вздохнул, решил что наверное не сезон — и надо подождать. До конюшен пришлось идти пешком с конем в поводу, причем Лиля постоянно оглядывалась. Не дай Альдонай эту сцену видели конюхи — точно в шильды запишут! С другой стороны, — с некоторой тоскливой иронией подумала Лиля. — Может и стоило... Согласиться? Правда ведь красавец! Ну, великоват, так еще в Риме решали эту проблему... Тьфу-ты, гадость какая в голову лезет!

Так что — какие конюхи, на что там смотреть-то?.. Поднимаясь дальше Лилиан говорила себе, что слышала просто злость отставленной бабы — но отделаться от грызущего беспокойства все равно не могла.

Его Величество постарел. Буквально за те десять дней, что они не виделись, на место крепкого пожилого человека откуда-то влез старик. Худой, волевой, жесткий (а временами и жестокий) старик.

— ... это все? Ущерб короны составляет триста золотых? Мастера — и даже подмастерья — не пострадали?

— Да, Ваше Величество.

— М-да. Что у вас еще?

Лилиан набрала в грудь воздуха и начала излагать свой проект, который она для себя обозначала 'Новые Деньги'. Его Величество не стал слушать о радужных перспективах и возможностях, и уже через пять минут забрал ее пять тщательно написанных листов с описанием денежно-экономической реформы. Просмотрев их, он поднял глаза и сказал:

— Два простых вопроса, графиня. Первый: что будет с нами и с казной, если у нас сменится король?

— Ваше Величество?!

— Король дает все обещания от имени страны. Лично. Нет 'обещания страны', как вы тут пишете. Есть клятва Короля. Если король меняется — он может дать другие обещания. Дворяне и чиновники приносят присягу — Король ее принимает. Полагаете, купцы и знать Наша этого не знают? Вот этой вашей бумаге можно будет верить только пока не сменился король. И то, смотря какой король. Второй вопрос — а что произойдет, если, например, венценосный брат Наш, Али Ахмет дин Тахирджиан, ссудит примерно пятьдесят тысяч золотых Леонарду Третьему и тот выкупит у купцов и знати на всю эту сумму таких 'обещаний', а потом и предъявит их к получению золота, например, на Ивернейской границе, в ноябре месяце? Даже если предположить, что Мы сумеем перевезти ему такую сумму или выдать ее в столице — чем через десятинку Мы заплатим своим полкам? И что останется от всех этих обещаний, если Мы не заплатим — тем и другим? Или сколько золота Мы должны будем хранить просто так?..

Лиля подавленно молчала. Наверное, на эти вопросы были ответы. Даже точно были. Но Лиля не бралась их сформулировать — а некоторые были неприменимы даже с ее дилетантской точки зрения. Ну какой тут 'простой продукт' страны?

— Почему мы не затруднились сразу задать вам эти вопросы, графиня?

— Я не первая, с этими идеями?

— Четвертая. Первым — с похожей идеей — был канцлер Эдоарда VI. Тогда было еще несколько вопросов — Мы постепенно отвечаем на них. Так что это — отвлеченное рассуждение... Знаете, что является настоящей проблемой Ативерны?

— Накормить?..

— Нет. У нас нет людей. Для такой большой страны у нас мало людей — поэтому, например, Мы не можем построить крепости по северному побережью — некого туда посадить. Мы могли бы существенно увеличить количество зерна и фуража, производимого на Наших землях — но не настаиваем на этом. Ибо нам некуда деть столько еды и нечего будет сделать с толпой бездельников, которая на ней вырастет. Так начался Кровавый Туман — ибо бароны и графы содержали целые полки, которые ничего не делали, кроме войны. Но и сейчас люди Нам нужны — не любые, и дело не только в пище. В Ваших странных идеях узрели Мы путь выхода из этого замкнутого круга. Но я хотел поговорить не об этом...

Я.'Я' вместо 'Мы'!

— Я получил вести из Ивернеи.

Почему-то Лилиан стало нехорошо.

— Мой... посольство разгромлено. Свита убита почти вся. Принц Ричард и граф Иртон не найдены. Судьба их неизвестна.

— Альдонай Светлый...

— Мой сын и Ваш муж... Я все еще надеюсь. Я надеюсь. Официально никто еще ничего не знает. Джеррисон — один из лучших бойцов и военачальников Ативерны. Он... он не мог просто пропасть. Но пока их нет, Мы обязаны готовиться к худшему. Наследницей становится принцесса Анжелина. Возможно, графиня, Мы призовем вас на дворцовую службу. Приготовьте свои дела.

— Но я... Ваше Величество, это невозможно, я слабая женщина, я... Да они же меня сожрут! Я даже подумать не могу, что у Вашего Величества нет достойнейших кандидатур на место...

Лиля запнулась, поскольку должность так и не была названа. Вряд-ли так 'призывают' просто фаворитку.

— Остановитесь, графиня. Мы не просим вас. Мы призываем. Если через месяц Мы не будем иметь иных вестей — что-ж, Мы начнем готовить вас. В качестве начального упражнения, Вы обдумаете мое положение и внесете свои кандидатуры. Начните, наконец, отделять пыль на триста корон от задач Государства. Отучитесь хвататься за тысячу дел сразу и придумывать — Эдоард помахал в воздухе ее докладом — путь через Лейс. Мы не в прекрасном и добродушном мире вашего 'барона Холмса'.

— Вы... Ваше Величество, Вы поэтому отослали баронессу Ормт?

— Неплохое начало. Продолжайте размышлять в том же духе. С вдовствующей графиней Иртон Мы побеседуем отдельно. Не задерживаем Вас более.

Лилиан оказалась за дверью с полной кашей в голове. Вот это ты скрылась, Алечка. Вот это ты прикинулась хрупкой красавицей. Господь Альдонай, да ведь он сделал из меня Сияющую одним движением брови — заодно прикрыв все истинные цели наших будущих разговоров! Вот почему он отослал баронессу — да роди она сейчас мальчика, это же повод для смут на сотни лет вперед!

Кто же ему нужен? Лиля с ужасом понимала, что Эдоарду нужен человек, не имеющий возможности взять принцессу замуж, имеющий достаточное влияние и авторитет для нее — но не для других. Человек, которого по крайней мере не будут считать совсем уж чужим дворяне, купцы, гильдии и крестьяне. Ему нужен был учитель и врач для его девочек. Ему нужна была последняя линия обороны, которая не будет зависеть от знати и армии. И он все это получил — у нее не было никакой возможности отказаться. Точнее, была — и без поддержки Эдоарда это была гарантированная смерть.

И самым ярким открытием этого дня для Лилиан стало осознание того, что одним из 'начальных упражнений' станет задача выжить. Вот теперь — это станет настоящей проблемой. И, снова вспомнила она баронессу, 'разговор с деньгами' под старость становился угрожающе реальным.

Смешная шутка

Его брат, Гардвейг, считал это опасной глупостью. Он предложил ему придумать что-то более умное, чем попытка управлять таким... предприятием, находясь от него в шестнадцати днях езды или четырех днях голубиной почты. Само собой, разумных возражений не нашлось.

Но, несмотря на все разумные доводы, путешествовать он слишком не любил. А уж это путешествие! Из-за своей приметной внешности, он был вынужден 'путешествовать тайно'. И просто мечтал о том, чтобы изобретатель этой тактичной формулировки посидел, как он, в бочке, часика три, пока шла проверка баржи таможенниками Ативерны.

Никакой романтики, никакой демонстрации. В обычной ситуации он бы просто приехал 'инкогнито' — и его скромно приветствовал бы на самой границе скромный, малозаметный немолодой дворянин. 'Некий дворянин из Брольи', как он любил представляться. Обязательно бы сам встретил. А если бы граф Латор, из Брольи, вздумал бы приехать в Уэльстер — он бы точно также приветствовал его на границе. Хотя бы затем, чтобы Его Сиятельство запомнили поменьше людей самого Лорта.

Он и сейчас не очень верил, что удастся надолго скрыться — но имел серьезные основания полагать, что его визит не сочтут слишком опасным. Вот если бы он вез с собой больше тысячи корон! Но он вез только старый портрет. Действительно старый, имеющий не очень много сходства с оригиналом, нарисованный когда-то юному принцу, чтобы отправить его — по традиции — юным принцессам. Принцессам это портрет даже не показывали.

— Я, Ваша Светлость, за некоторые аспекты возможной женитьбы принцессы отвечаю лично....

Поместье Ивельенов, знаменитый Зуб, со его двумя оборонительными кольцами, фортами, двумя барбаканами, высоким донжоном глубоким (и несколько воняющим) рвом, трудно было назвать светским местом. Младшие Ивельены не то чтобы старались там не бывать, но предпочитали жить в имении под столицей. Там замок был куда современнее и приятнее для жизни.

Старший же герцог этот замок любил. Да, сейчас, конечно, комендант Зуба уже не командовал 'нормальным' гарнизоном в восемьсот человек, пустовали по большей части погреба — но пики и алебарды все еще стояли рядами в оружейной, всегда готовы были по три тетивы для крепостных арблетов... Прямо заметим также, из сотни лакеев при ближайшем рассмотрении правильно открыть дверь кареты могло человек пять. А в темноте было вообще нельзя различить кто перед тобой — лакей или один из разрешенных сорока стражников.

И все таки — Лоран Ивельен считал, что разница между Зубом и столичным летним замком — примерно как между пони и боевым конем. Оно конечно, пони поприятнее в общении будет — только сколько ж лет должно быть тому, кто так выберет себе коня?

— ... поэтому, как Вы несомненно понимаете лучше меня, считаю необходимым убедиться, что интересы могущественнейших и благороднейших семейств будут надлежащим образом учтены в договорных документах .

После довольно длительного представления, расшаркивания, передачи всех свитков и писем от родственников и друзей герцога в Уэльстере и 'легкой закуски' герцог отдал распоряжение об обеде и лично — лично! — вывез дорого гостя прогуляться.

— Кого сейчас в Ативерне это интересует, мой благородный кузен....

ПраБабушка Альтреса была двоюродной сестрой отца герцога. Почти родные люди, да и злые языки поговаривали, что встретившись впервые в возрасте пятнадцати и семнадцати лет соответственно, молодые люди питали друг к другу не совсем родственные чувства. Но граф Лорт не навязывался в родственники. Просто это выяснилось во время совместного изучения генеалогического древа.

— Мы, в Уэльстере, весьма старомодны, по меркам просвещенной Ативерны, и мой Венценосный Господин желал бы убедиться, что интересы учтены.

На самом деле, Гардвейг желал бы, о чем приватно не раз говорил, чтобы 'знатнейшие семейства' настиг какой-нибудь мор. Он ему обычно возражал, что мор обязательно настигнет кучу и других людей, и за такое сборище уродов это было бы слишком дорого.

— О! 'Просвещенная'! Вы знаете, какой проект недавно взялся рассматривать Его Величество?

— Откуда же? Я никак не могу соревноваться с Вами в осведомленности.

— Изменения в статут 'О Замках'. Не буду утомлять вас подробностями — мне полагалось бы сдать в аренду землю возле всех стен. А стены 'рекомендовано' разобрать!

... а неисполнение рекомендаций означало отмену налоговой льготы. Этот проект Альтрес, разумеется, знал. Как и то, что Эдоард давно отправил его в корзину — ровно чтобы не раздражать знать. Но герцог, гордившийся своей хитростью, через 'своего человека' знал только, что проект ушел к Королю — а об остальном ему никто не доложил.

— Мне трудно оценивать государя нашего великого соседа. Но, думаю, великие рода могли бы довести до его величества некую... несбалансированность подобного решения?

— Великие рода! Да сейчас для этого надобно быть купцом! Вы знаете, на ком Его Величество женил графа Иртона, брата моей снохи?

— Графа Иртона... некая баронетта Брокленд? Я, правда, не припомню ее рода...

Альтрес мог перечислить наизусть тоннаж выпущенных за последние два года верфями Августа кораблей, а уж Лилиан Элизабетт Мариэлла Иртон в последние полгода была для него куда интереснее любых двух герцогских семейств вместе взятых.

— Еще бы вы его вспомнили! Нет никакого рода!

Герцог шипел и плевался, как сырое полено. Альтрес слушал, ужасался и поддакивал.

— Нет, я вовсе не отрицаю, что на своем месте такие люди абсолютно необходимы. Ее доктор моей снохе буквально спас жизнь, но высшая знать?!

Альтрес кивал, выслушивая все эти излияния и развлечения ради подсчитывал количество стражников, которые слушали рассуждения герцога об их месте в этой жизни. Когда они достаточно отъехали, он решил, что хватит толочь воду в ступе.

— Так что Вы, любезный кузен, понимаете, сколь важно для моего сюзерена убедиться, что союз двух достойнейших имеет существенные основания не только лично для принца и принцессы, но и для сердца и головы Ативерны, ее владетельных родов. Столь многое зависит от этого! Торговля солью и серебром так важна для нашей бедной страны...

Герцог остро глянул на 'любезного кузена'. А кузен совершенно спокойно встретил его взгляд — да, он знал о 'меновой' торговле, которую проворачивал герцог через свои земли. Знал и о том, что именно эта не совсем законная торговля и кормила весь немалый род. А еще он знал, что у герцога проблемы с добычей и он очень боится падения цен. Каковое, в случае передачи Бальи в приданое, неизбежно — а передача провинции это секрет из разряда 'все уже молчат об этом'.

— Не думаю, что возможно чинить какие-либо препятствия явлению власти рода в его землях, и в этом я к моему сожалению, расхожусь с Вашим Венценосным господином. Но есть надежда, что наследники его вернут дворянству былую власть и славу.

— Его наследник, принц Ричард, насколько мне известно полностью находится под влиянием отца. — осторожно заметил герцог.

— Вы не знаете?

— Что именно?

— Посольство не вернется из Ивернеи. Оно разгромлено. Принц Ричард пропал.

— Вы шутите?!

— Отнюдь. Вот письмо мне, от моего повелителя. Я сделал для Вас список, оставьте себе. Проверьте. Я же не прошу от вас каких-либо действий.

Потрясенный герцог принял плотно свернутую трубочку пергамента и попытался собраться с мыслями.

— Но почему я?! Почему ко мне вы обращаетесь с этими... потрясающими сведениями?!

— Его Величество Эдоард, я полагаю, и без меня в курсе дел. Кроме того, вопрос о наследовании касается Вас. Напрямую.

— Меня?! Вы с ума сошли?! Наш род разошелся с...

-... еще пять поколений назад, я знаю. Как я уже говорил, я ОЧЕНЬ подробно изучал вопрос. Речь не о Вас. О Вашей снохе.

— Трон не передают детям друзей!

— Трон, Ваша Светлость, вообще не передают. — вернул ему колкость Альтрес. — И я ничего не говорю о детях друзей.

— А о чем же?

— Граф Иртон, Джайс Иртон в оторочестве переболел отечной лихорадкой. Сохранились записи об этом. Просто для начала — Вы помните Джессимин Иртон? Королеву Джессимин? Ее памятный жест, которым она всегда поправляла локон справа? Не обращали внимания — у вашей снохи нет локона, но, например, чепец она поправляет точно таким жестом.

— Вы делаете выводы по жесту у дамского чепца?!

— Конечно нет. Я делаю выводы вот из чего.

Хорошо быть горбуном. Никто не знает, сколько всего ты можешь таскать подмышкой... Он достал оттуда старые пергаменты.

— Это копии писем. Переписка Джессимин Иртон с братом. Особо рекомендую обратить внимание на то, что она о здоровье детей, если так вообще можно назвать этот поток вопросов и требований, справляется не у Алисии, а у брата. А вот это — показания ее повитухи. Официальные, они лежат в архивах Ативерны — отчет о рождении дочерей Его Величества. Никто не читал их — зачем? Писец их просто записал после родов и все. А там есть очень подробное описание, изучив которое мои повитухи сказали мне сразу — эта женщина и до того рожала. Рожала удачно. Но и это не все... Я привез один портрет, вы взглянете на него в замке. И, конечно, множество других свидетельств и доказательств. Например, очень интересный список отсутствий Джессимин. Изучите, Вам не нужно верить моему Господину на слово.

— В любом случае, они с братом тогда бастарды — Господи, какой позор...

— Нет. Они не бастарды.

— Что?!

— Я, Ваша Светлость, досконально знаю вопрос. — Альтрес, граф Лорт, сын Короля невесело усмехнулся. Бастардами они бы стали, если бы Король их так назвал. Но он не назвал — и в результате они с братом дети Короля и его Королевы. Тут есть о чем поговорить легистам, но... прецеденты были. Мой Господин — Лорт развернул лошадь прямо к потрясенному герцогу. — Поручил мне спросить у Вас, главы рода, каковы Ваши планы в связи с возможной гибелью принца Ричарда и графа Иртона? Что ВЫ собираетесь делать? Его очень интересует ответ на этот вопрос.

— Она... она замужем за моим сыном...я... — у герцога перехватило дыхание.

— Вы — глава рода. Пока — ничего не случилось, но мой Господин полагает — Вы должны знать. Уэльстер крайне заинтересован в стабильности Ативерны, в уверенном и мудром правлении и готов всемерно оказать поддержку в этом. Ибо кто знает, что может случиться? Король Эдоард немолод, дай Альдонай ему здоровья — но потеря наследника тяжелое испытание. Решайте, Ваша Светлость. Ответ нужен не мне — он нужен Вам. И Ативерне.

Зал был полутемен, только узкий луч бросал пятно из полузанавешенного окна в центр помещения, где граф и герцог поставили драгоценный портрет.

— Ваша Светлость, маркиз, маркиза — взгляните...

Граф Лорт, Шут, эффектным жестом стянул ткань. Портрет стоял так, что лицо на нем оказалось в тени, хорошо было видно только мощную фигуру мужчины.

— Вы с таким... таинственным видом показываете мне портрет моего брата? -с легкой скукой и недоумением обманутых ожиданий в голосе спросила Амалия Ивельен. — Его написали в Уэльстере и теперь вы его нам дарите? Мило.

— Брата? — Шут улыбнулся. — Отнюдь.

И пододвинул портрет — луч упал на лицо.

— Этому портрету — тридцать два года, и написан он в Ативерне. Это портрет Вашего отца.

— Господь наш Альдонай, прошептал потрясенный Питер. — Да ведь это же Король!

— Ваше Королевское Высочество... — Шут опустился на одно колено. Вслед за ним жест повторил старый герцог.

— Питер?!

На маркизе Ивельене буквально не было лица. Жена бушевала. Она кричала, что это полный бред, что этого не может быть, но ее муж подавленно молчал.

— Ты же не можешь предполагать, что я поверю в такой бред?! Уэльстерский граф — если он конечно вообще граф! — заботится о нашем престолонаследии! Да это же попытка переворота, даже...

— Он граф. Уэльстерский.

— Почем ты знаешь?!

— Портрет. Этот проклятый портрет — он был написан для Уэльстера. Это портрет из королевской коллекции, там есть клейма и подписи художников и хранителей сокровищ — не припоминаешь, у кого из королей горбатый брат? Сводный, по отцу?

— Господи, так это же сам Шут! Тем более...

— Амалия, я тебя очень люблю. И детей очень люблю...

— Что. Ты. Несешь.

— Если в наших детях — королевская кровь. И об этом узнал даже Уэльстер. Что будет с тобой и с ними?..

— Да он же сам!

— Он ПРИЗНАННЫЙ бастард. Он официально получил выморочный титул — и ни в какое наследование не входит, он правая рука Гардвейга, залитая, кстати, кровью по самое плечо!

— Но... дядя Эдоард, он же не убъет меня!

— Наверное, нет. Но... тогда я женат на бастарде. Я лишусь титула — отец никогда не согласится на передачу титула ребенку бастарда, а значит я — вылетел, я же не могу передать титул своему наследнику. И ты. Я люблю тебя, ты знаешь. Но что мы будем делать если этот разговор вообще всплывет?! Как минимум наше имя будут полоскать во всех грязных лужах Ативерны! Джайс не мог быть отцом! Чья ты дочь тогда?! Отец что еще сможет сделать — если его Лоутонская ветвь сожрет с потрохами?!

— Нет. Я не верю! Это бред! Я немедленно еду в столицу!

— Отец велел слугам собираться уже в обед. Утром мы выезжаем.

Братья

Ему почти семь. Мама кричит. Мама часто кричит. Сегодня она кричит как-то совсем уж долго — а отец, Его Величество (так няня требует говорить) ей отвечает тоже как-то зло. Надо бы узнать у няни как это — 'сука окотилась'?

Оказывается, у него родился брат! Только не у мамы, а у леди Синнис. Смешно — брат его, а родился у графини. Но ведь ее первый сын — он ему не брат? Очень любопытно.

Он нашел брата! Это в комнатах неподалеку от отцовских, в большом крыле. Он забрался туда и нашел — нянька куда-то подевалась. Чего они все от него бегают? А графиня Синнис плачет? Он там лежит, в кроватке. Только плачет. Он маленький, а у него есть такой горб. Тряпку, которая воняла, он развязал и бросил в угол. И покормил его из рожка, как его нянька учила кормить щенят. Там уже был рожок. Брат зачмокал и уснул. Смешной.

Он начинает прибегать посмотреть на брата. К концу зимы брат уже узнает его. Нянька шепчет что-то про отродье Мальдонаи, и про то, что у брата есть хвост. Но он смотрел, хвоста нет. А жаль, было бы еще смешнее.

Ему почти двенадцать. Отец на охоте. Мать шипит что-то вроде 'Туда кобыле и дорога!' — кто-то из женщин отца умер? Да, умерла графиня Синнис. А что же будет с Альтом?! Он немедленно начинает его искать. В тряпках, в холодной комнате, куда мать отправила графиню, когда та начала постоянно кашлять — он находит его. Тот шипит и сверкает на него глазами, как кот.

— Не бойся. Это я. — Альт ослаб от голода, и он несет его к себе в комнату. Альт совсем маленький и легкий. Сыро, зима.

— Принц Гардвейг! Что Вы притащили к себе в комнату?!

— Матушка, это мой шут. Он веселит меня.

— Немедленно выкиньте его!

Брат вцепился в его руку.

Он и сам зло молчит. Брата на ночь прячет за кроватью. На служанок он бы наорал или кинул чем-то, но на мать нельзя. Альт спит, держа его за руку.

— Ничего не бойся. Я — принц! — он и правда принц, третий. Хотя толку от этого мало.

Назавтра приезжает отец, он встречает его прямо у ворот и, пока отец везет его на седле, просит разрешить шута. Отец доволен охотой, жизнью и новой фавориткой. Мать начала жаловаться, но он ее даже не дослушал.

Ему почти четырнадцать. Боже, она не хочет! Его никто не хочет, все бабы в замке резонно считают его никчемным! Неужели, он таки умрет девствеником?! Да над ним уже все смеются! Он с трудом сдерживает слезы.

— Сиёжки. Она хотит изуумные сиёжки...

Брат говорит плохо. У него не совсем правильно растет голова, все смеются над этим. Но он привык и часто говорит с братом. Он его слушает. Смешно — шут единственный, кто его слушает.

— Не пачь. Мы подаим ей сиёжки и она тибя пиголубит. Она так скаала ду-угой тетьке.

Он нашел сережки в лавке ювелира, а брат выкрал для него пять корон — не сказал где. Через месяц он сам бросил эту служанку. Найдутся и лучше. На две короны он справил брату плащ, две рубахи и новые сапоги. На брата дорого шить, а надо — он же все-таки растет. Оставшуюся корону они проели — целых два месяца жили сыто.

У него болит голова. Проклятый Авестер, мальдонаин договор. Чего они хотят?! Переговоры неделю ходят по кругу.

— Они все время пишут про тропы ханаганта, где-то на юге.

— Что?!

— Я у них письма видел...

Кто смотрит на чумазого уродца-шута лет четырех? Никто. Кто может допустить, что он умеет читать на трех языках? А ему девять, и он умеет. А еще у него развлечение — открывать замки. А письма, оказывается, даже красть не надо — это же не фиги с кухни. Подумаешь, пару листов запомнить, делов-то!

Переговоры о таможенных пошлинах закончились через неделю, после того как он намекнул на возможное изменение в работе пограничной стражи...

Отец, спихнувший на текущего наследника скучные и бесперспективные переговоры тогда здорово удивился.

— Не боИсь, брат! — фамильярно сказал ему Лорт наедине. — Они идиоты, мы их всех надуем.

Убийц было трое. Шансов у него не оставалось — что может мальчишка в пятнадцать против троих?

И вдруг остался только один враг — и уж с одним-то он справился, а потом заколол и оравшего с подрезанным сухожилием на полу. А с другой стороны коридора оказался его брат, с длинным и узким кинжалом, как будто намазанным темно красным. Девятьлет... Альтрес присматривается к кинжалу, чтобы оценить куда заколол, а с расстояния кажется, что он будто слизывает кровь.

— Поживем еще, брат?

— Поживем, брат...

— Шут! Как смеешь ты, королевский шут, не иметь титула?!

Альт делает 'большие глаза'.

— Ваше Величество скушали несвежего пива? Я — бастард.

Пусть ему всего двадцать два. Пусть все плохо. Но он — Король!

— А я — король! Как так — у моего брата нет титула?! Короче! Умер граф Лорт. Наследников у него, считай, нет. Имение там явно за долги уйдет — но титул-то есть! Так что, ты теперь граф. Вот. Желаешь, чтобы я тебя торжественно посвятил? Э, ты чего это?!

Лорт плачет.

— Не плачь. — Он, как когда-то, обнимает брата. — Толку с этой козы, мнится мне, не будет — но тебе и правда надо титул иметь.

Гардвейг смотрит в окно, на рощу. Он специально потребовал, чтобы его кресло поставили так — он будет хотя бы видеть что-то кроме стен и осточертевших рож. Теперь он прикован к замку, а его брат дерется за него и страну.

'Не плачь, брат'. 'Не бойся, брат' 'Поживем еще, брат.'

'Армию двигать сюды!'

— Лорд Ройс Саверней! Ваш принц отдает вам приказ... — принц Ричард, какой приказ вы им отдаете?

Принц Ричард рассматривал подошву сапога и, не отрываясь от этого полезного занятия, отдал приказ:

— Прибыть с полком к столице.

— Вот. Ну? Что вы станете делать?

— Э-э-э... Построю полк и скажу: вперед!

— Куда 'вперед'? У нас столица с какой вообще стороны? А плац как развернут?

Фрайги захихикал из угла. Вчера таким образом издевались над ним, а Ройс занятие прогулял. То есть, ему сказали 'Да как хочешь' — он и удрал.

— Э-э-э... Налево, шагом марш и по дороге на Малин.

— А времени у нас сейчас сколько? Ночью, значит, пойдешь маршем — хочешь в одиночку сейчас сходить? И, кстати, куда ты с полком пошел — до Малина шестнадцать лиг? Ну, и уж как тебя тут местные жители будут славить — в легенды войдешь!

— Чего это?!

— Так ты ж им все снаряжение оставил. Собраться-то скомандовал? А у тебя капитаны в ротах? Ладно, это ты мне потом будешь расписывать — отвечай на первый вопрос.

— Соберу капитанов и скажу: 'Завтра выступаем!'

— Уже лучше. Второй вопрос — куда? Ты ж не собираешься сразу до столицы дойти?

— В смысле?! Ну, пойдем до вечера, а там привал.

— Где привал? Где темно станет?

— Ну, пораньше, конечно...

— Здорово. Итак, полк туда пришел — хотя про обозы ты забыл — и... Что делать? Дворянин, барон в будущем, сделать надо что?!

— Лошадей обтереть, дать остыть и напоить... Потом.

— Что-то тебе вбили. Отлично. Только вот где напоить-то? Ты до вечера шел — а куда пришел? Там вода есть — на семьсот рыл и двести лошадей? Там место для привала есть?

— А сейчас я откуда это узнаю?!

— Ниоткуда. Надо было заранее сделать — что?!

— Э-э-э... Послать кого-нибудь?

— 'Кого-нибудь' посылать не надо. Надо отправить разведку искать место. Это не 'кто-нибудь'. Разведка тебе и скажет: какие там дороги есть, пройдут ли там повозки, есть ли места для привалов — или ты собрался в болоте стоять? Скажет — не разорены ли деревни, не видал ли лагерей и флажков — а если видал, то чьи они были, да почему там стоят. По-хорошему, ты это все сам спросить должен — но, будем считать, что разведка у тебя хорошая, сама все посмотрела и тебе понятными словами довела. Дальше что?

— Ну, прошли мы, и дошли. На следующий день опять разведку вышлю... Или пусть сразу дальше идет?

— Думаешь, разведка у тебя такая крепкая, как ты сам — два дневных перехода, потом сразу еще два...

— Почему два-то?!

— Потому что туда и обратно! Ты как за восемь лиг их услышишь, что они там и где нашли?

— Значит, утром.

— То есть ты весь день стоишь? Они ведь летать-то не умеют!

— А я поделю разведку на две части. Пусть одна возвращается, а вторая отдыхает. Заодно мне скажет, как подойдем — что вокруг было.

— Мысль неплохая. Я бы тебе и тут мог колючек накидать, но пока не буду. На самом деле, они должны там небольшим лагерем встать и в тот день, когда ты идти будешь — они следующую стоянку найдут, а часть и отдохнет. Ты придешь — а они переедут. Вот так. Им-то, в случае чего, стоянку найти куда легче. Теперь бери карту и скажи мне — сколько и где примерно ты стоять будешь, и когда до столицы дойдешь. Вот твой кусок мела, давай.

— А как я узнаю, сколько там идти?!

— Вспомнишь сколько от какого города до какого. А не вспомнишь — пока спрашивать будешь... Фрайги! А ты мне сейчас расскажешь, что для марша нужно.

Ройс уныло подошел к стоящей у палатки доске. Днем на ней рисовали и писали во время офицерских совещаний, ну а вечером она превращалась в пыточное место для оруженосцев.

— В смысле — что нужно?! — спросил Фрайгерсон удивленно. — Лошади!

— Еще один гений. Сколько народу в полку?

— Э-э-э... Пятьсот тридцать один человек.

— А лошадей?

— Э-э-э...

— На вечернем построении ушами хлопал?

— Сто пятьдесят.

— Точно, хлопал. Сто пятьдесят четыре, а вчера жеребенок родился. По четыре человека на одну лошадь посадишь? И это я у тебя еще ничего про обоз не спросил.

— Так а чего нужно-то?!

— Для начала. Люди едят и пьют — слыхал про такое? Что ты с собой возьмешь?

— Еду. Воду.

— Сколько? Как повезешь? Становись к доске, считай. Принц Ричард, если уж вы здесь — поиграем, как когда-то?

Рик надел сапог.

— А давай.

— Что же нужно нам будет для марша?

— Начнем с того, что надо бы старшине цеха сапожников Малина весточку отправить и ответа дождаться.

Оба оруженосца уставились на принца.

— Вот! — поднял палец Джеррисон. — Ройс! Закрой рот, а потом открой и скажи мне — почему принц Ричард так сказал? Почему я завтра от них уже ответа жду?

— Э-ммм....

— Думаешь, он знал кому я писал? Нет. А сказал он потому, что он по лагерю ходил, и видел, что сапоги уже у многих поистерлись, и хватит их только на тридцать-сорок лиг. А потом начнут они рваться, а люди твои — хромать. Вот они тебе навоюют...

— Так это сколько ж мы идти-то будем?!

— А я какой приказ отдал? — спросил Рик

— Прибыть к столице с полком.

— Наоборот. Прибыть с полком к столице. Ты, такой красивый, без полка там не нужен. Сказал ли я: срочно, незамедлительно, безотлагательно, через десятинку?

— Нет.

— Так и не надо бежать. Надо готовиться и идти. Дальше, а ты телеги проверил, припасы посчитал?

— Что я их, сам считать буду?

— Ты это поручил кому-то? Я ничего не слышал.

Фрайгерсон уныло поплелся к своей половине доски.

— Партию, Ваше Высочество?

— Несомненно, Ваше Сиятельство!

Ричард и Джеррисон достали доску, расставили фигуры, подкинули кости, чтобы выяснить куда поставить 'гору', и начали вечернюю партию в клетки.

Муки оруженосцев усугублялись тем, что КАЖДЫЙ явившийся с докладом офицер бросал взгляд на доску и находил там ошибки. И самым тактичным оказался капитан фуражиров, который, просто ткнув в цифру в середине, сказал:

— Не 19 лиг. Там брод узкий. Выше по течению бери, будет 22. Зато в две нормальных колонны перейдешь...

Но остальные!

— Хо-хо, 'В поход Мальбрук собрался'! Будете воевать за место на ярмарке? Придти в Теймар к торговому дню — это интересное решение.

— Не придирайтесь, шевалье! Юноша даже не попытался встать в Лутонском болоте, согласитесь — это достижение.

— Вы заблуждаетесь, барон. Просто его оттуда уже вытащили. Видите, затерто?

— Приятно знать, что некоторые вещи неизменны...

— Какой политически забавный маршрут. Герцог Имельен будет чрезвычайно признателен Вам за то, что вы скомпенсируете ему неурожай оплатой за потраву полей... Но признателен исключительно в глубине души.

— Чувствуется, что Вы — не потомственный дворянин, капитан. Юноша — Саверней, изучил историю имени, и, конечно, не упустит случая припомнить герцогу памятную историю с продажей стада коров, в коей, помнится, Имельены лет двести назад так и не отдали Савернеям их долю... Приятно видеть такого образованного молодого человека, ведь правда? Основательный подход — во всем!

Фрайгерсону доставалось не меньше:

— Юноша, должен Вам сказать, что дрова крайне редко падают с неба, и такого топлива, по моему опыту, никогда не хватает на ужин...

— Досточтимый оруженосец, мне кажется Вы несколько заблуждаетесь относительно наших лошадей. Трудно поверить, что кто-то кроме СтоБеда свезет более двух тонн, а он, как правило, не любит повозки...

После этого офицеры, как обычно, застревали у палатки и смотрели на партию. Они никогда не вмешивались. Играли принц и граф одну партию за вечер. Первые два вечера Рик проиграл, третью свел вничью, четвертую выиграл. Эта партия, пятая по счету, началась со слов Джеррисона: 'Тенденция настораживает!' и шла трудно. Как-то раз Ройс слышал пересказ-разбор партии от офицеров, из которого заключил, что и Рик и Джесс с их точки зрения играют очень сильно.

Через час, когда уже темнело, а Рик и Джесс в очередной раз найдя ошибки в подсчетах отправили Ройса и Фрайги пересчитывать путь и припасы (а ты в уме считай — зачем тебе свет?). Фрайгерсон взывыл:

— Я думал, мы сражения разбирать будем!

— Это, оруженосец, и был разбор сражений. Всех сражений. Это есть твой самый главный бой — ты должен вовремя придти, куда скажут, и быть готовым выполнить задачу. При этом людей не терять сверх меры, не выматывать их без толку. Все остальное — Джеррисон встал и потянулся — это уже так, цветочки-бантики-колечки, коли ты голый — они тебя не согреют. То, что тебе ветераны сочиняли — они про себя говорили. А ты, будущий командир, думать должен за всех. И встретишь 'героя', типа там рыцаря Блавера, или еще кого из баллад — либо убей его сразу, либо держись от него подальше. Самое в нашем деле вредное — такой вот одинокий герой.

Оруженосцы подавленно молчали. Пока военное дело подозрительно напоминало арифметику по вечерам и тяжелую работу по утрам..

— Принц Ричард, дозвольте вопрос — а вы тоже так учились?

— А как же... Только не выучился.

— Не возводите на себя напраслину, Ваше Высочество — сказал Джесс — Нормально ты все умеешь, я видел.

— Хуже тебя.

— И вы так про это спокойно нам говорите?!

— А как мне еще про это сказать? По стране я полк проведу, бой с равными силами тоже вполне выдержу. Но вот со всеми вводными, когда их много накидывают — вас-то пока без толку спрашивать — я просто не успеваю справляться. Нервничаю. Ваш командир это делает куда лучше. Да и больше полка — это для меня много. Поэтому командовать войсками поручают ему.

— А...

— А я, оруженосец, — вступил Джеррисон. — Куда хуже понимаю как, с кем и за что торговаться. С кем воевать, а с кем — не надо. И тут уже принц Ричард все понял, всех нашел, со всеми договорился — а я только-только догадался о чем да почему речь шла. Поэтому он — скажет, а я — завоюю. Или отобъю. Вместе с вами, недоучками, если только вы нас в болоте не утопите... Это я персонально тебе намекаю на твой 'путь', Ройс!

— А зачем вы это... ну, договоры там всякие учили?!

— Рик, поясни? А то я сейчас кого-то стукну.... — взмолился Джеррисон.

— Затем, чтобы понимать почему и что на самом деле приказали. — Начал объяснять Ричард — Например: вот предположим, ты и правда получил такой мой приказ. Почему ты его получил?

— Ну... я-то откуда знаю?!

— Из головы. Разбери его еще раз.

— Ну... с полком прибыть к столице.

— А что, в столице — парад такой, что Первой Роты не хватает?

— Э-э-э... то есть на нас напали?!

— Еще раз — тебе сказали 'прибыть'. Что я тебе про срок сказал?

— То есть не напали, но могут?

— Уже лучше. Ты — пехота. Значит чего король ждет?

— Ну... Уэльстер, может... Или Авестер.

— Ага. А послали тебя — к столице. Может, в Ханганат еще сходишь?

— Ну... Тогда вирмане. А какая разница?!

— А большая. Если вирмане — можно идти по дорогам, быстро, скрываться не надо — они дальше побережья не заходят. А если Уэльстер — то тебя перехватывать будут. Но ты не все варианты перечислил. Может быть, тебя на охрану чего-то большого вызывают. Или что-то сопроводить надо? Вот ты и должен знать почему, зачем и куда ты идешь.

— А может, просто так вызвали? Ну, на смотр, там... И договоры-то тут причем?!

Рик застонал.

— Считай, умный. Может, до тебя дойдет когда-нибудь.

Подарок на прощание

Говорят, мы любим людей за все то хорошее, что им сделали. Совсем небесспорное выражение, но в случае с Его Высочеством Амиром Гуллимом (и еще семь имен и обязательных титулов) это для Лилиан вполне могли счесть верным. Она им гордилась — как большой и заслуженной победой.

За прошедший год от обтянутого кожей с неровными алыми пятнами скелета юноша почти вернулся к своему, наверное, постоянному виду — стройного, гибкого красавца-юноши, с большими немного грустными глазами и мягкой улыбкой. Он попросил письмом о встрече заранее, и Лилиан конечно согласилась.

— Сиятельная графиня, я прибыл к Вам с посланием Короля... — и Амир с полушутливым поклоном передал ей два свитка — один с одной печатью, другой с двумя.

— Короля? — удивилась Лилиан

— Да, — уже серьезно сказал ей Амир. — Его Величество Эдоард передал мне эти свитки для Вас вчера. Содержания их я не знаю. Он не говорил ничего о срочности.

Свитки сразу потяжелели. Что же такое написал ей Эдоард Восьмой, что это нельзя было передать обычным курьером?

— Я приехал попрощаться, графиня. Пора.

— Куда — пора?!

Амир улыбнулся:

— Заниматься бесполезным делом... Помните, Миранда сказала, что принц в хозяйстве бесполезен?

Лиля помнила.

— Говорят, что в расставании уезжающий забирает...

— ... одну треть печали, а две трети оставляет ожидающему. Трудно поверить, что Вам останется такой тяжелый груз.

— У вас тоже так говорят?

— Мы — страна караванов и купцов. Конечно. Не уделите мне полчаса?

— Конечно! Лонс, возьми пожалуйста! — Лилиан отдала ему свитки и тихо шепнула: 'Глаз не спускать!'. Амир качнул головой.

Они повернули в сад.

— Когда вы отплываете?

— Через три дня.

Садик у Лили в Тарале был сравнительно небольшой — сколько успел расчистить хромой садовник. Наверное, еще год назад Лиля бы загнала туда всех (во главе с собой) устроила очередной штурм и за три дня... И было бы только хуже. Сад не вырастает за десятинку, и даже за год. Да и теперь уже не было возможности бегать во главе толпы.

— Почему все-таки сейчас?

— Через месяц погода в проливах испортится. Мы как раз успеем их пройти... И, что важнее, мои люди настаивают на том, чтобы я сам, как наследник, сейчас не находился в Ативерне.

— Почему?!

Амир, до сих пор смотревший на тропинку, посмотрел прямо в глаза Лилиан.

— Потому, что сейчас у вашей великой страны может начаться непростое время. Пришли грустные вести — пропал наследник трона...

Лилиан чуть не ляпнула 'это еще неизвестно!..' — но вовремя прикусила язык.

— Не следует, — спокойно сказал принц Амир. — вмешиваться в дела чужого трона, если они самого тебя не касаются. Так что свита моя настаивает — и я, к моему глубочайшему огорчению, не имею им ничего возразить.

Принца в этот раз сопровождал конный десяток такого вида, что от границы земель им дали аж два десятка кавалеристов 'в сопровождение'.

— А что же Тахир? Он... останется? — последние недели Тахир жил в свите принца, приезжая в Тараль один-два раза в неделю. Времени катастрофически не хватало.

— Тахир дин Дашшад не может к вам приехать. Он передает через меня все испытанное им восхищение, почтение и заверяет, что если что-то когда-то в отношении вас будет зависеть от него — он сделает столько, сколько позволит ему Кобылица... Не обижайтесь на него. Я запретил ему.

— Почему?!

— Потому, что если он встретится с вами или напишет вам — он должен будет, как и всякое редчайшее сокровище, доставить вас к трону Хангана. Или умереть, пытаясь это сделать. Вы ведь не поедете? А так — капризный принц потребовал от него находиться при нем неотлучно, кто же виноват? Путь Кобылицы прошел другой тропой.

— А вы? Не обязаны — доставить?

Амир смотрел спокойно и серьезно.

— Я знал, что Вы будете гневаться. Вы уже относитесь к нему, как к своему человеку — и не хотите, чтобы он жил по чужим правилам... — Амир предупреждающе поднял ладонь. — Подождите. Я попробую объяснить. — Амир помолчал, как будто собираясь с духом. — Степь — велика и безбрежна. Но дорог в ней нет, и быть не может — что будет есть табун, если пойдет по дороге третьим? Пустыня велика, но и в ней нет дорог — песчаные волны ходят по пустыне, гонимые волей ветра. Но род идет — и ведет их глава рода, хранитель тропы. Идет купеческий караван — и ведет его караван-баши, из рода хранителей тропы. Если он ошибется, если не выведет всех к источнику — род умрет. Караван погибнет. Если он не найдет источник вовремя — караван погибнет. Придет рано — вода не накопится в оазисе. Придет поздно — столкнется с другим караваном. Хранитель видит путь в звездах и ветре, в вкусе травы и запахе песка. Он отвечает за всех. Он волен в жизни и смерти каждого, кто идет с ним. Если настигнет человека тохар... безумие — он может убить его. Если кто-то возразит хранителю тропы — он умрет. Так появился ханганат, так появились Ханганы.

Ваш король — не хранитель, не повелитель жизней. Он военный вождь. Ваш граф — судья и командир. От него можно уйти, скрыться, жить одному. В пустыне, в степи — нельзя жить одному, не может путешествовать одиночка. Поэтому мы вольны распоряжаться жизнью наших людей. Тахир из рода Дашшар волен был выбрать — останется ли он здесь, или вернется домой. Он выбрал. Не гневайтесь на него и на меня — таков Путь, указанный нам Кобылицей.

— А на вас отец не будет гневаться?

— Надеюсь, нет. Я имею право принимать такие решения. Я хочу сделать вам подарок. Мой отец как-то сказал мне, что нет ничего проще и ничего сложнее, чем подарить человеку то, что ему действительно необходимо. Это почти всегда всего лишь мудрость, в которую он человек поверит... У меня нет своей мудрости, но есть мудрость моих предков. Примите ее в дар. Мой дед, которого я не застал, сказал моему отцу так: ты можешь быть умен и силен как десять великих героев и мудрецов, каждый из которых как сто человек — всегда найдется две тысячи слабых людей — и ты будешь побежден. Ты можешь быть источником блага для тысячи человек — и они разорвут тебя на тысячу частей. Но если тысяча человек будет верить, что ты — их жизнь, и ста тысяч воинов не хватит, чтобы вас победить. Для меня вы — жизнь. Для отца — диковина.

Амир достал откуда-то из под своего плаща плоскую золотую вещицу, размером с ладонь, напоминавшую кружево, но литое. Сложный узор был составлен из букв.

— Что это?

— Это... говоря высоким стилем — жизнь. Если поточнее — это распоряжение любому подданному Варийского Ханганата считать голос и желания предъявителя этой вещи голосом и желаниями Хангана. Конечно, грамотному подданному — хотя и большинство остальных её узнают. Отец вознаградит и Вас, и вашего мужа по вашему желанию — он щедр и не забывает своих обещаний. Но это — от меня. Если когда-нибудь вам потребуется укрытие — не нужно его искать, оно у вас есть. И у Миранды Кэтрин, разумеется.

— Вы ее не дождетесь?

— Офицеры полковника Фрима проводят меня к ней. Это слабость с моей стороны — но с ней мне попрощаться будет даже тяжелее, чем с Вами... Путь Кобылицы неисповедим, и я буду верить, что не уезжаю от вас обеих, а просто начинаю приближаться к нашей следующей встрече, да станет она для всех нас скорой и благополучной...

Лилиан смотрела от главного входа, как вдали исчезает фигура всадника в белом бурнусе на рыжем красавце-коне. Фигуру окружали два кольца охраны — десяток вооруженных ханганцев, два десятка кавалеристов Третьего кавалерийского. Принц уезжал.

— Ваше Сиятельство?

— Лонс, ты читаешь на ханганском?

— Немного, Ваше Сиятельство. Говорю лучше.

— Что здесь написано? — она показала ему золотое кружево.

— Гхрм. Госпожа, это ... да, точно, полное имя Великого Хангана. Я бы не советовал вам его произносить вслух, ханганцы считают это святотатством. Откуда у вас эта вещь?

— Подарок... Я передала тебе свитки.

— Да, госпожа. Вот они.

Первым лиля развернула письмо с одной печатью. Личное письмо

'Графиня Иртон, Лилиан

Я прошу принца Амира Гулима передать вам это письмо. Полагаю, ввиду открывающихся обстоятельств, что вам может понадобиться официальный приказ, который также передаю с принцем. Надеюсь обсудить с Вами и приказ и это письмо, имея в виду наш последний разговор.

С сожалением о краткости этого письма

Эдоард.'

Лиля развернула второй свиток.

... сим Повелеваем: разрешается Графине Лилиан Иртон, и дочери ее Виконтессе Миранде Кэтрин Иртон, а также прочим лицам, коих будут упомянутые особы числить в своей свите, покидать замок и поселение Тараль с грузом. Всем слугам Нашим чинить им в том всякую помощь, каковая может им требоваться.

Да будет Слово Наше нерушимо — Эдоард VIII Ативернский.

Лиля аккуратно свернула оба документа и в глубокой задумчивости стала подниматься по лестнице.

Итак, обдумаем ситуацию. Его Величество присылает разрешение — но не приказ. Его величество присылает его так, что практически никто об этом не знает. Он разрешает мне иметь свиту по моему выбору... Что все это может значить? Чего он ждет?

К тому моменту, когда Лиля дошла до кабинета, она пришла к выводу, что ей надо поговорить — обязательно лично! — с Августом. И с Алисией. Срочно.

— Ваше Сиятельство? Записка от графини Алисии.

'

Моя дражайшая невестка, графиня Лилиан

Ввиду установившейся прекрасной погоды, я рада возможности пригласить Вас на прогулку в огороде Вальмар в любое время, коее Вы сочтете для себя удобным

С моей искренней любовью,

Алисия, вдовствующая графиня Иртон

'

Похоже, мы мыслим в одном направлении — подумалось Лилиан, — но КУДА она меня приглашает?!

Несмешной шут

Альтерс умел себя вести идеально. Лет до десяти, пока Гарт не стал королем (да и и потом тоже), им обоим приходилось лавировать, угождать, а иногда и быть незаметными — иначе их просто били. Сейчас это умение ему пригодилось.

Вот уже третий день он ехал в свите герцога Ивельена, делая вид, что он очень рад и счастлив ехать в столь блистательном кортеже, столь влиятельного и родовитого вельможи... Сопровождение из трех безземельных вассалов он предпочитал не замечать.

Герцог ехал в столицу весьма кружным путем. Он заехал к герцогу Арману — и проговорил с ним весь вечер. На следующий день кортеж поехал вместо прямой дороги на столицу к северо-востоку

Всю неспешную дорогу Альтерс наблюдал, как к кортежу присоединяются все новые и новые дворяне — явно небогатые, на потрепанных жизнью седлах, в дедовских — так и хотелось сказать 'жупанах'. Иногда присоединялся — с большой помпой — кто-нибудь покрупнее, провинциальный барон с десятком дружинников. Или даже с полутора десятками.

Все они имели важный вид людей, узнавших Великую Тайну. Шуту было смешно, но он сдерживался.

Вечером третьего дня кортеж уже человек на триста прибыл в имение герцогов Норделл. В замок толпу естественно не пустили, и расположиться большинству пришлось под стенами замка.

Замок Норделл был поновее Зуба — но состояние его, на опытный взгляд Альтерса, было хуже. Стены довольно давно не ремонтировались, несколько лестниц осыпалось, конюшни были полупусты. Тем не менее, посты их встретили еще на валу, гонцы герцога разделили свиту и повели более знатную часть на встречу с гостеприимным хозяином.

Сам герцог Ивельен, конечно, был лично встречен герцогом Франком Норделлом, долго рассказывавшим, как у него от этой встречи возрадовалось сердце (судя по жестам — где-то в районе печени, хотя при таком количестве жира можно было подумать и о чем-то более женском) и приглашен с ближней свитой в замок — откушать и отдохнуть с дороги. Ну и поговорить, конечно. Шут попал в ближнюю свиту, но к разговору его сначала не позвали. Впрочем, он не огорчился. Куда они денутся...

Разговор, очевидно, не задался, и вечером шута, как он и предполагал, пригласили в нем поучаствовать.

Надо сказать, герцог Норделл проверку организовал куда как внимательнее Ивельена. Но именно к таким проверкам Лорт и готовился. Отметив для себя, что пакет документов Стеклянный Дом, похоже, готовил не один год.

— Скажите же нам.., граф Лорт — Альтерс напомнил себе, что тут не Уэльстер, и за такие вот паузы он не может по герцогу 'проехаться'. — А откуда у вас вот эта запись подробного отчета повитухи? Это ведь документ, внесенный в королевские архивы, а они не очень-то раздают их. Герцог Нордел сидел у камина и поминутно вытирал лоб платком.

— Досточтимый герцог, соизвольте обратить внимание — это и не сам оригинал. Это черновик. Писец-конторщик сохранил его как реликвию. В вашей полной власти сравнить его с официальным оригиналом.

— А писец, точнее секретарь Ее Величества, покойной Джессимин, не так давно умер? Какое совпадение.

— Не знал.

Герцог расслабленно махнул рукой, подзывая секретаря.

— Привели?

— Так точно-с.

— Веди.

Секретарь провел в комнату пожилую крепкую женщину, одетую как зажиточная крестьянка.

— Матушка Дора, вам ведь человек мой прочел сей свиток? — герцог показал 'матушке Доре' многострадальный отчет.

— Точно так, Ваша Светлость, прочел.

— Что скажете, правда ли рожала эта женщина до описанных родов?

— То правда.

— А не были ли дети мертворожденными? Или, скажем, выкидышами?

— Да откуда ж я знаю? Судя по всему, вряд-ли — больно хорошо родила.

— Спасибо тебе. Иди, почтенная, тебя проводят.

— А каково ваше мнение, граф Лорт?

— Вы бывали при дворе не менее двух раз в месяц — были ли периоды, когда Его Величество обходился без Джессимин Иртон долго? В имеющихся у меня отчетах распорядителя двора ее свита присутствует во дворце всегда — за исключением известных вам периодов... Позвольте и мне спросить, Ваша Светлость — столь подробное изучение документов свидетельствует ли о том, что сведения мои подтвердились?

— Да. — нехотя ответил 'Плетка' Нордел — Принц Ричард действительно... пропал.

— Так что же Вас смущает? — снова вступил в разговор Ивельен.

— Весьма трудно мне согласиться с действиями, которые могут дорого обойтись — в наши-то времена...

— Думаю, — сказал неторопливо Ивельен. — Мы могли бы обсудить некие... обстоятельства и компенсации. Не так ли, Ваше Сиятельство?

Любезный мой кузен, герцог, — подумал про себя Шут. — Ты слишком много времени проводишь с крестьянами. Даже купцы как-то тоньше все-таки действуют.

— Во-первых, мне хотелось бы заверить и вас, благородные господа, и всех неравнодушных дворян, что мой Венценосный Повелитель своим словом гарантирует Ативерне безопасность западной границы...

Разговор закончился только через час, и Лорт вышел оттуда выжатым как лимон. Вот ведь потрох сучий, час за нос водил, пока не выпросил десять тысяч 'На закупку провианта перед тяжелой зимой'. Крестьян он кормить собрался, конечно, ага. Плетка истрепалась — вот это будет вернее.

— Ха! Шут повеселил благородных господ — и его выпроводили, как и подобает...

Компания ошивавшихся в зале дворян из чье-то свиты радостно заржала.

Альтерс не достиг бы своего сегодняшнего положения, не овладей он в совершенстве искусством переплавлять бешенство в холодную расчетливую ненависть.

— Не имею чести знать вашего имени, шевалье...

— Зачем тебе мое имя, карлик? Прыгай так!

— Действительно, зачем мне ваше имя?.. Так удачно для вас, законы гостеприимства запрещают гостю проливать кровь кого бы то ни было в приютившем его доме.

— Да ты...

— Впрочем, — поднял голос Альтерс Лорт, не стесняясь перебивая нахала — Речь во всех правилах идет именно о крыше, так может быть вы не откажете мне в чести пешей или конной прогулки этим вечером?

— Обещаю — с презрительной миной сказал дворянчик. — Не убивать тебя, забавный карлик.

— Благородно с вашей стороны. Даю такое же обещание...

Компания снова заржала.

Альтерс действительно не стал убивать дурака. Он подрезал ему подколенные сухожилия на обоих ногах — после того, как выбил шпагу. Совсем дурачок — не имеешь опыта поединков с низкорослым противником, так хоть на рожон не лезь.

Альдонай Пресветлый, неужели это сборище напыщенных идиотов и правда считает себя почти готовым составом Уитенагемота?! Ладно, можно не спрашивать умеют ли они читать, но подумать-то можно было бы...

— Ваше Сиятельсво, граф Лорт...

— Ваша Светлость.

Альтерс отвесил герцогу приветственный поклон. Прогулка даже по таким комариным местам оказалась небесполезной.

— Дорогой кузен, завтра я планирую завернуть к герцогу Тарвесу. В силу ряда... известных мне обстоятельств, я полагаю, что его будет больше всего интересовать финансовая сторона дела. Я имею в виду — немедленно.

— Дорогой кузен. Я, конечно, готов поддержать благое дело — но в одиночку ли мне это делать?

Теперь можно было и нажать. Чуть-чуть. Герцог уже вляпался во все, отступать ему, если решится, будет трудненько.

— Я не имею в виду, — продолжил Шут не обращая внимания на сжавшиеся губы герцога. — Именно финансовое участие. Но мне хотелось бы получить хотя-бы поручительства...

Герцог поторговался, но все-таки согласился. Немного. Всего пятьсот монет. Но — Шут поверить не мог своей удаче — под аваль на поручительстве.

Надо же, как он торопится, — подумалось Альтерсу Лорту, графу. — Боится, что вся его идея рассыплется? Или что я как-бы догадаюсь, зачем я ему тут? Ну-ну, дорогой кузен.

Поднявшись на галерею, шут не спеша пошел к выделенному в одной из башен закутку. Наверное, распорядители герцога думали таким способом его уязвить — но Альтерс за это был готов их буквально целовать. За ним без особого шума появился один из тех безземельных дворян, которые его сопровождали весь день.

— Скажи мне, Косорылый — задушевно спросил Шут не оборачиваясь. — Почему я каждый раз видя твою реально перекошенную физиономию испытываю такое веселье?..

Худой дворянин среднего роста, с длинной шпагой и хорошим кожаным колетом действительно имел перекошенную на одну сторону физиономию — когда-то ему действительно свернули челюсть набок. История перекоса его личика была длинной и сильно зависела от обстоятельств рассказа. С тех пор говорил он тихо и немного, что некоторыми ошибочно почиталось за слабость. Довершали дело почти бесцветные, немигающие серые глаза и короткие светлые усы щеточкой. Право лично и безнаказанно называть его "Косорылым" было у очень небольшого количества людей.

— Это потому, Ваше Горбатое Сиятельство, что я всегда появляюсь в самый нужный момент. И только так, на том и стоим.

— А пожалуй ты и прав. Что там у нас с ребятами?

— Все как заказывали. Тридцать человек, все в свите. А остальные при случае с удовольствием присоединятся — за то Их Светость Ивельен уж так старались, что нам и делать-то ничего не надо.

— Ну, заглядение просто. Пойдем, посторожишь меня чтобы я случаем из окошка не выпал. А заодно вдумчиво осветишь их Светлости Лорана Ивельена контакты за последние три месяца, что ты тут сидишь — а то я ж все в дороге.

Добро пожаловать в реальный мир

Семь сортов капусты. Пять видов салата. Тыквы — трех разных видов. Лук... опять три разных вида. Или четыре? Оформленные в строгие квадратные грядки с невысокими аккуратно подстриженными кустами жимолости высотой не более, чем до пояса, формировали сложный узор — подобранный по цветам, разбитый на три террасы юго-западный склон, выходящий на реку. Единственной уступкой месту расположения этого, так сказать, огорода, были лавочки — стоящие так, чтобы можно было целиком оценить открывающийся вид.

Даже дорожки — пусть и отсыпанные мелким гравием и тщательно выровненные — были ровно такой ширины, чтобы по ним могла пройти и повернуть нагруженная тележка.

Огород Вальмар сильно напоминал Але ковер, а вот огород не напоминал вообще.

— Алисия, я... я даже не знаю, что сказать. Я впечатлена.

— В первый раз, вот уже... ах, двадцать лет назад!.. я тоже была под глубоким впечатлением.

Дамы, не спеша прогуливаясь, дошли до южного сектора огорода и сели на скромную чистую лавочку... полированного дерева. В огороде не было никого, кроме них — формально, как объяснила ей Алисия, это была хозяйственная территория дворца. Лилиан обратила внимание на то, что огород с лавочки просматривался полностью. То есть она не могла представить способа их прослушать — без техники, которой тут быть не могло. Да и с ней — тоже. Дамы сидели лицом к реке,так что и по губам ничего не возможно было прочесть.

Огородик. Ага.

— Моя дорогая невестка... Его Величество изволили довести до меня печальные вести и свои мысли, с ними связанные. Его Величество желают от нас многого, но, вспоминая себя в вашем возрасте, я настояла на этом разговоре.

Лиля решила немного польстить.

— Не уверена, что смогу сравниться с Вашим...

— Не нужно тратить время на комплименты, Лилиан. У нас его мало. Я помню, насколько я ничего не понимала в происходящем. Его Величество совершенно ослеплен вашими успехами, и не понимает, насколько вы сейчас наивны.

— Вот как? — Лилиан почувствовала, как поднимается внутри холодное раздражение. Какого лешего ты, грымза старая?..

— Не щетиньтесь, моя дорогая. Не злитесь. Попробуйте ответить себе на вопрос — кому вам сейчас стоит доверять?

Ответ у Лили был. Никому. Как выяснилось, ее собеседнице ответ словами не нужен — Лилиан начала понимать, почему Алисию звали 'Гадюкой'.

— Собираетесь и дальше биться со всем миром в одиночку? — с легким любопытством спросила Алисия. — Или вы полагали, что это никому незаметно? Неплохая привычка, но вы ведь до сих пор не понимаете, что происходит... И, кстати, не думаю что всему остальному миру так уж важен ваш личный героизм.

— Не понимаю, вот как?!

— Какие у Вас отношения с казначеем?

— Прекрасные, насколько я знаю...

— Вы знаете, что именно он два месяца назад предлагал отправить Вас в Иртон с предписанием никуда не выезжать, а все ваши мастерские оставить под короной целиком? Вам нравится маркиз Фалион?

— Я, кажется не давала повода...

— Вы знаете, что две его предыдущие любовницы умерли? Две. За три года. Приятный молодой человек, правда?

Лиля вспомнила пустую комнату с всклокоченной женщиной и подумала, что любовницы как-то не совсем вписываются в образ грустного мужа.

— Это только несколько самых очевидных примеров. Только самых очевидных... Вы знаете, что на вас Его Величеству подано восемь жалоб гильдейских старшин? И только он не дает им хода, а в противном случае вы бы уже потеряли, например, возможность посещать все крупные города?

— Что вы все-таки хотите сказать, Алисия?

— Я хочу, чтобы Вы кое-что понимали в том, как работает этот мир. Его Величество, видя ваши успехи, считает что вы это и так знаете. Но это совсем не так — откуда благовоспитанной девочке что-то знать о мире, кроме того, что он большой и страшный?

— Я, — наконец окрысилась Лилиан. — Кое-что об этом уже знаю. Меня, если вы не забыли, травили почти год...

— Житейские мелочи, моя дорогая. Вы излишне впечатлительны, меня пытаются отравить в среднем раз в три года. Сядьте. — рука в перчатке легла на ногу уже собравшейся вскочить и поставить ее "на место" Лилиан. — Сядьте. Не нужно нервничать. Чуть больше сдержанности, вы это умеете. Ваши беды и трудности — это важно. Это опыт. Лично для вас. Но у нас очень мало времени. Вы должны стать еще старше и умнее. Увы, это означает понимать, что и вы, и я — совсем не центр мира. Все-таки, послушайте... Это непростой разговор, для нас обеих.

Следующие полчаса стали для Лилиан тяжелым испытанием.

... Королевский двор — это способ его величества держать 'пену' бездельников под контролем и не давать им возможности построить серьезный заговор..

— Каким образом?!

— Деньги, моя дорогая. Просто деньги. Блистать при дворе — дорого. Вы видели при дворе, скажем, адмирала Хогга? Моего сына, и вашего мужа вы не застали — но тоже должны были бы знать, что и он бывает при дворе в лучшем случае полтора месяца в году. Принц Ричард слывет затворником — думаете, это случайность? Заговоров же без денег не бывает. Вы были на приемах — видели там казначея, хоть раз?

— А Вы? Вы, сами?

— Это и есть моя служба.

...Его величество меняет дворянство вслед за своим отцом — постепенно отбирает у них замки, права, дружины. Он не разрушает замки — но вот уже более трети дворян переехали к столице, а что же с их былыми твердынями? Отец нынешнего короля как-то пошутил, что если на место кролика подсунуть волка — все закричат 'обман', но если замена будет идти сто лет — все пройдет прекрасно. Кто видел кролика — умер, кто видит волка — у того другие трудности.

Десятки людей назвала Алисия Иртон в тот день. Лиля только ахала про себя и старалась запомнить побольше. Вместо 'граф имеет привычку искать стройных брюнеток' на этот раз Алисия перечисляла имения, источники средств, родство, союзы, договоры...

— Вы ничего из этого мне раньше не рассказывали!

— Не рассказывала. Зачем бы мне?..

Лиля вдруг поняла, что поток информации, который на нее раньше выливался был не то, чтобы неправдой — просто несущественной частью правды. Важно было не столько что именно, сколько кто и зачем это говорил. Она спросила — ей ответили. Кто виноват, что она задала глупый вопрос?

Алисия, еще больше походя на хищную птицу, наклонила голову:

— Начинаете понимать? Хорошо. Продолжайте в том же духе, моя дорогая. И всегда помните — при дворе, в свите Его Величества, нельзя даже думать о безусловном доверии.

— Алисия, у меня есть вопрос... Я получила вот такое странное указание Его Величества... — Лилиан достала свиток с приказом и начала его разворачивать.

— Альдонай и чудеса его — вздохнула Алисия. — Вы меня не слушали? Зачем вы мне его показали? Я, конечно, отвечу на ваш вопрос — а вы потом подумаете и скажете почему я ответила.

Во-первых, у меня есть такое же примерно письменное указание. Во-вторых, оно дается затем, чтобы вы могли быстро и беспрепятственно делать что угодно — например, быстро уехать. Вспомните, можете вы просто так, без приказа Его Величества поехать... ну, скажем в Иртон?

— Нет... — медленно сказала Лиля. — Не могу. Только столица, с сопровождением.

— Вот. Теперь предположим, что вам надо бежать. Сможете?

— Нет.

— То есть вас в этом случае не надо ни искать, ни ловить. Можно просто табличку на Тараль повесить — 'Тюрьма, заключенных не кормить'.

— Но ведь... Я могу убежать?!

— Теперь можете. Поэтому такое... указание дается не всем.

— То есть... — Лилиан вспомнила, куда ее хотел призвать король, к кому, и... ничего не сказала. Она поняла.

— Хорошо. Хорошо, моя милая. — одобрила Алисия Иртон. — Теперь мой вопрос.

— Мы с вами, — сказала Лиля. — В одной лодке. И, вероятно, приближается порог?

— Именно. Именно, дорогая Лилиан.

— Что же нам угрожает?

— Уитенагемот.

— Кто?!

— Не кто. Что. Уитенагемот — 'собрание мудрых'. Это собрание дворян, священников и знатных горожан, которое может потребовать от короля назначения наследника, сместить короля — если есть к тому основания ну и много еще чего. Там довольно сложная формальная процедура, но сам факт ее инициации будет означать приостановку многих действий. И пока на это сборище будут — а у нас зима на носу — собираться люди, придется ждать.

— Зачем и кто его будет собирать?

— Заводила у них герцог Ивельен. Но у нас до сих пор нет ответа на два вопроса: зачем ему это и где он взял деньги?

Лилиан подумала.

— Когда можно ожидать ясности?

— Ясности — никогда. Примерного прояснения позиций — через семь-восемь дней. Когда они наконец дойдут и заявят претензию официально. Знаете, отчасти хорошо, что Джеррисона тут нет.

— Почему?

— Потому, что он бы точно не выдержал и перебил бы половину этих 'заговорщиков'... Он всегда исходит из мнения, что прощение получить проще, чем разрешение.

— А что, собственно, плохого представляет для Его Величества это собрание? — Лиля не добавила 'Идиотов и бездельников'

— Они начнут торговаться и требовать, не понимая почему на самом деле Его Величество просто не разгонит их. Они полагают, что они сильны — а на самом деле Его Величество категорически не желают ни снова превращать страну в окровавленные обрывки, ни лишать с таким трудом созданной репутации Закон. Ничего не стоят правила, которые можно поменять, когда они тебе не нравятся. Вторая часть проблемы — гильдии. Они не могут собрать такое собрание сами, но могут частично поддержать требования дворян. Например, за разрешение вернуть гильдейскую пехоту. И, наконец, святая мать наша, Церковь. Там, как обычно, ничего заранее неизвестно.

— Неужели альдон Роман?..

— Альдон Роман, моя дорогая, только один из двенадцати. И сейчас, он тоже связан с Вами — как вы полагаете, резкое усиление его влияния очень понравится, например, западным монастырям? И, Альдоная ради, постарайтесь не заезжать в них. Иначе Вы внезапно можете ощутить непреодолимое желание пройти путь к Богу, не отвлекаясь на мирские пустяки... Ну, а прямо в тот момент ощутите на самом деле, когда окажетесь там, или лет через пятнадцать молитвы и трудов на благо Церкви — Альдонаю может оказаться не так важно.

— А сами мятежные дворяне не понимают последствий своих действий для страны?

— Понимают. Только с их точки зрения они и есть — страна. А остальные так, чтобы им жилось приятнее.

Лилиан подумала, что стоит применить полученные рекомендации к самому этому разговору.

Не лжет ли ее свекровь? — Может быть, но подробностей многовато.

Почему бы ей все это говорить? — потому что они в одной лодке. Она также зависит от короля. Даже больше, она ведь не замужем

Может быть, она ведет игру сама — но мы во дворце. В месте, явно созданном для специфических разговоров. Его охраняет гвардия. И, наконец, тут никого нет, кроме них.

Почему так срочно и открыто начали с ней говорить? Да потому что кризис на носу. А она член команды — и от нее хотят просто чтобы она хоть ошибок делала поменьше.

Зачем она команде? На этот вопрос ей дадут не ответ. Деньги, скорее всего.

— Задумались обо мне? Это правильно.

— Скорее о себе. Скажите, Алисия... А вам не страшно?

Алисия пожала плечами.

— Жить страшно, моя дорогая. И есть выбор — хлопать ресницами и выбирать платья или быть среди тех, кто действительно чего-то добивается. Вы ведь тоже сами выбрали пропорцию. Вам тоже ведь стало страшно? — Алисия развернулась к ней и ласково сказала. — А вас ведь даже не били. Вы и понятия не имеете, что такое, когда ваша боль для кого-то способ поправить настроение. Понимаете — не 'так получилось', а специально причиненная боль. Вам гораздо раньше расхотелось быть цветочком и приятной игрушкой.

Не всем хватает воли, не всем хватает ума встать и сказать 'я так жить не буду' — но вам хватило. Многие предпочитают сидеть и надеяться, что все будет хорошо. Женщин среди таких людей больше — игрушка поприятнее, берегут больше. Некоторым везет, некоторым — нет. Добро пожаловать в реальный мир. Выхода отсюда не существует — живем, как можем.

— И это, — не удержалась Лиля. — Был важный для вас опыт? — Именно так. Вы быстро учитесь, Его Величество как всегда был прав

Алисия помолчала и добавила светским тоном

— Прекрасный вид, удивительное место, не правда ли?

— Да. — с усилием осознав, что солнце по-прежнему ласково пригревает и их, и прекрасный огород, ответила Лилиан. — Прекрасное место.

Уже на выходе Лиля снова, как когда-то, подумала что Алисия удивительно спокойно относится к смертельно опасным проблемам своих детей.

Принцы! На первый-второй расчи-тайсь!!

Голубиная почта — ненадежна. Голубя 'взял' ястреб, сбил лучник, кто-то подменил послание, кто-то сослепу взял не того голубя, нет голубей откуда-то — вариантов слишком много.

Но одно обстоятельство перевешивает все. Голубиная почта — это быстро. Быстрее, только дымы — но там, как известно, сообщение всегда одно.

Принц Ричард явился на вечернее совещание командиров рот прямо из голубятни с таким выражением на лице, что Джеррисон даже не задавая ему вопроса 'В чем дело?' распустил всех за пять минут, выглянул из палатки убедиться, что все разошлись и наконец спросил:

— Ну?

Ричард молча отдал ему кусок пергамента.

'Дорогой сын!

У меня нет слов выразить облегчение и радость, испытанные мной по получении твоего письма и завершившие три самых страшных дня моей жизни. За последнюю десятинку положение в королевстве резко осложнилось. Движутся к столице дворяне, в том числе четыре герцога, имеющие целью известить меня о собрании Уитенагемота по вопросу престолонаследия. Герцог Ивельен убежден, что наследницей, в связи с твоей пропажей, должна быть Амалия Ивельен, в девичестве Иртон. Доказательства же сего держит в секрете. Ввиду того, что находишься ты в расположении части, вверенной Дж. Иртону, обдумай и сообщи — не полагаешь ли ты его участие в сем возможным. О том пиши, известным тебе способом.

Любящий тебя отец, Эдоард.'

— Забавно. Это твой ведь почерк?

— Это от отца, ты все равно там был ничего не разобрал. На мое имя и прислали. Так что, ты участвуешь, в этом ... не знаю, как назвать?!

Джесс посмотрел на Рика и тихо спросил:

— Ты что, хлеба спорынного нажрался, Ваше Королевское Высочество? Я с тобой сколько уже мотаюсь? Не говоря уже о том, что я Ивельена-старшего на дух не переношу, а эту тряпку надутую, зятя, давно уже зарезать предлагал?

— Да знаю я! Иначе стал бы я тебе это показывать?! — взвыл Рик. — Но это же бред! Это болтосборище уже двести лет никто собрать не мог! И Амалию приплели! Зачем?!

— Прямо удержаться не могу, Рик, прости, цитирую: 'Ну-ка, сядь и успокойся. И объясни мне, что случилось'. Давай, последуй своему совету.

Рик плюхнулся на чурбак, заменявший стул и яростно потер лицо руками.

— Налить? — спросил Джесс.

— Нет. Ты прав. Надо подумать. Значит, что мы имеем... мальдонаин хвост, не могу — начни ты?!

— Как скажешь. Значит, мы имеем толпу, которая как-то уж очень быстро узнала, что мы с тобой пропали. Обрати внимание — думаю, дядя в формулировках точен — пропали. Не убиты. Во-вторых, почему-то там Амалия. Значит, мыслю так, что я им был бы даже больше не ко двору, чем ты.

— Почему?

— Если она — в наследницах, значит смотреть начали по женской линии — и, думается мне, меня-то они из ее братьев не выкинули? Просто иначе их претензия совсем уж глупо смотрится.

— Не факт, конечно... Ладно, предположим.

— Далее. Идут они не с нашей стороны Лавера, иначе я бы знал. Так что скорее всего, Ивельен, Арман, Нордел — кто четвертый?

— Ну, там вариантов несколько... Предлагаю пока не гадать.

— Но не Фалион. Щука — мир его праху! — скорее всего погиб, Александр еще во владение не вступил, так что выкидываем. Мне кажется, или у их предводителей с финансами как-то не очень?..

— Да. Но возглавляет это парад облезлых Ивельен — а он, конечно, стар — но из ума не выжил. То есть ты намекаешь на ключевой вопрос...

— Намекаю?.. Да я уже спросил — а откуда у них деньги? По этой части ты специалист, расскажи мне.

— С этим плохо. Не понимаю. А денег должно быть много.

— Здорово.

Джесс и Рик уставились друг на друга.

— Скажи мне Джесс, — сказал Рик. — А ты сам что думаешь, по поводу этих... разговоров?

— Я, — не опуская глаз сказал Джеррисон, — Думаю три мысли. — Вот первую мысль я думаю — не дать ли тебе в глаз, за подозрения? А вот вторую мысль я думаю — это какая ж грамотная сволочь все спланировала, что мы уже так думаем? И третья — как мне из этого вытаскивать сестру? Я ответил на твой вопрос?

— О первой мысли — сдачи получишь, не задержится. Жизнь у меня такая, всех подозревать. О второй — согласен с тобой. А вот по третьей мысли, ты в корне неправ. Что значит 'мне вытаскивать'?! А я?!

— Тебе нельзя. Ты наследник.

— Ну, если у них какие-то доказательства есть, то наследник теперь ты, дорогой...

— Доказательства чего?! Что меня вот так вот в тайне твоя почтенная...

— Исходя из минимальных требований обоснованности, я бы сказал — они будут вас с сестрой вешать на Джессимин. Чтоб маменьке моей в гробу икалось, в ее стиле.

Стемнело, как и на всех больших полянах — быстро. Лагерь закончил ужин и готовился лечь спать.

Джесс задумался. Потом встал и начал ходить по палатке. Успокоившийся Рик заправил подвешенный светильник маслом и затеплил его. Стало чуть светлее.

— Гадать что они там придумали смысла пока не вижу, но все-таки откуда у них деньги, а? Они под самую зиму куда-то двинули, до сбора урожая, то есть припасов не взяли — что, думают под столицей купить? Сразу отнимать не начнут ведь?

— Господи Боже, что ж у нас с ценами-то на еду и дрова будет, а? — ныл Ричард. — Если их туда две-три тысячи припрется?!

— Давай как-то ближе к делу. Твое мнение — поднимаем полк, идем к столице? Посылаем тебя туда с конной разведкой, в роли эскорта на рысях? Сидим на месте?

Рик снова потер лицо.

— Думаю, надо закупить припасов сколько сможем, телеги... с волами, но пока сидим. Я отцу напишу и будем ждать его приказа. Иначе, ты уж меня прости, будет выглядеть так, что ты меня в заложники взял. Или вообще убил.

— Н-да. А я-то надеялся, что мы удачно отделались. Но как же это такое проспали-то, а?!

— Я все думаю и понять не могу — им для начала-то нужно тысяч тридцать корон. А потом — их собственные долги. То есть минимум пятьдесят. В Ативерне им никто такое не даст — уж купцам это капитально не выгодно, гильдии между собой грызутся — но дворян все они терпеть не могут, и это взаимно. Через границу пятьдесят тысяч, золотом... Это реально?

Джесс задумался.

— В принципе, да. Но либо это проще сразу у дяди Эдоарда взаймы попросить — примерно также заметно, либо... лет десять. По крошке.

— Нет, по крошке — в это я не верю. Такое обязательно просочится — либо курьера кто-то убъет, либо не выдержит и потратит, проговорится, или решит подельников сдать. Нет, не верю. Но откуда-то они это золото же взяли?!

— Значит им кто-то... одолжил. Слушай, а вы с дядей Эдоардом на хвост, скажем, Мольфарской гильдии менял не наступали?

— Да нет вроде, мы же шерстью через их биржу торгуем...

— Стеклянный Дом? Они внешними операциями занимаются, опять-же, Авестер вспоминая.

— Да незачем, вроде — на караваны мы же не нападаем, а дворянам и королям они все одно ничего не дают.

— Кто еще? Лорис? — Джеррисон достал карту Мира и начал водить стилом по схеме торговых путей.

— Удавятся. Да и нет у них столько. Уэльстер — так вроде как мы только что оттуда..

— Может, Гартвейг Бальи пожалел?

— Что ему там жалеть? — хмыкнул Ричард — У него эти три баронства и графство — непроходящая головная боль, он же войск не имеет с них деньги выбить. Я, конечно, поахал когда он мне их впаривал, но не настолько ж я не знаю положение дел! Это как раз была бы по тебе задача.

— Ну, тогда понятно, почему он их таким широким жестом кинул. Но налоги — это по твоей части.

— Вот, насколько я понимаю, я там бы после тебя и сидел бы.

— Ивернея?

— Ты ее видел? Ханганат уж скорее... Но опять же — зачем?! Как?! — Рик тоже подошел к карте и уставился на нее, прикидывая что-то в районе вольных городов Лейс.

— Но, надо сказать, при этом заговоре нападение на нас имеет смысл — нас обоих тогда надо бы убить.

— Да, — сказал Джесс задумчиво. — А так они что, местами нас хотят поменять?

— Ну, ты ж хотел в принцы?

— Что-то мне перехотелось. До сих пор меня так активно не убивали... Ладно, отпиши дяде, все-таки, что я, по всем прикидкам, в заговоре не участвую? И — лично от меня... Я не верю, что Амалия там в заводилах. Ну, что бабе в заговоре делать при таком раскладе? Может, все-ж таки вытащить как-то?.. Я пойду, если надо. Денег найду.

— Хватит уже, Джесс. Ну что, мне Ами чужая что-ли? Будем вытаскивать...

Джесс помолчал, без особых мыслей таская стило по карте.

— Слушай, Рик. А они вообще могут Уитенагемот собрать? Что им для этого надо?

— Пять герцогов, семь графов, тринадцать баронов. Это чтобы начать. Потом они должны будут дождаться ответов со всех границ и коронных городов с указанием количества депутатов. Потом, через месяц, все должны собраться, заслушать и решить.

— И... такое вообще-то было хоть раз, после Дитмара Рыжего?

— Нет.

— А тогда зачем им это? Тем более, что пятого герцога они еще искать будут, и графы — тоже просто так с границ не уйдут.

— Они надеются, что Его величество и так склонит слух к их просьбе...

— В смысле — испугается?

— Ну да.

— И чего бы не предоставить им возможность договориться? Они же все равно никогда не смогут ничего сделать?

— На период от объявления собрания и до его окончания запрещается вводить новые налоги, казнить благородных и изымать имущество горожан. Одно счастье — кормить это сборище не обязательно.

— ... но можно дворянина посадить в крепость, например? А горожанина — казнить?

— Попробуй-ка посадить дворянина, если под столицей стоит две-три тысячи таких же бездельников!

Джеррисон пожал плечами.

— Вообще-то, с военной точки зрения, они мало что из себя представляют.

— Ага, отличная репутация для короля — дождался собрания уважаемых людей и раздавил их конницей. — фыркнул Рик

— Дитмар Рыжий, помнится, велел разогнать их кнутами, а зачинщиков — казнить, 'сообразно сословию'? — протянул Джеррисон.

— Не припоминаешь заодно, каков тогда был размер Ативерны?

— Примерно четверть сегодняшнего.

— И северная династия закончилась на сыне Дитмара, который не смог собрать ополчение буквально через десять лет. Вдохновляет на свершения.

— И что делать?

Рик пожал плечами.

— Ждать. Пусть хотя-бы требования заявят. Опять-же, сейчас все города все на свете вспомнят, начиная с права голубятни и заканчивая гильдейскими ротами. Вообще, меня все больше привлекает идея назначить тебя наследником. Ты у нас высокий, красивый, тебя все девушки любят...

— Если до такого дойдет, то тебе после моей коронации радоваться придется минут десять. А потом я тебя прямо там назначу канцлером, и ты будешь разгребать все тоже самое — только без короны. И приставлю я к тебе пять... нет — десять сержантов, сказав каждому, что ты отлынивать любишь.

— Ты не можешь быть таким коварным!

— Еще как могу! Так что — и не пытайся увильнуть, Королевское Высочество...

Практичные решения

Йёрген Хелльстрём, худой и высокий вирманин двадцати лет стоял на посту в коридоре у покоев графини и ее приемной дочери. По общему мнению, на этом посту следовало менять людей каждый день и ставить туда холостых парней — потому, что их наниматель, Лилиан, по прозвищу Ауд, жена местного бонда Иртона, сейчас уже год обходилась без мужа и было бы неразумно ссориться с женами или с нанимательницей, если она вдруг проявит интерес к бравым высоким парням, каждый из которых не ударит в грязь лицом по сравнению с местными хлюпиками.

Неженатые парни, понятное дело, совсем не возражали — хотя до сих пор Лилиан Ауд и не считала, наверное, нужным проявлять к ним такой интерес. Но женщиной она была серьезной, щедрой — и вполне симпатичной, а потому парни без возражений становились на этот пост, в надежде, что повезет именно им.

Йёрген, по прозвищу Носатый, стоял и размышлял, о том, что дела идут неплохо: и он уже скопил три золотых короны — а этого, как он доподлинно разузнал, хватало на целых тридцать овец или десять свиней. Все шло к тому, что еще три-четыре месяца и он сможет заплатить и за их перевозку на Вирму, хотя возможно, разумнее было бы купить их прямо там, на торге — но местные овцы ему нравились больше. Разумеется, стоило позаботиться и о пастбищах — но его род владел достаточными землями, на которых после последнего голода нечего было пасти.

Конечно, если бы, например, Лилиан Ауд вздумала одарить достойного парня чем-то помимо жалования, было бы совсем не плохо. Боги, как считал Йёрген Носатый, вполне благоволили ему, так что — почему нет?

В любом случае, их предводитель, Лейф Торвальдсон, еще довольно долго будет находиться при Лилиан Ауд, потому что на Вирме его слишком уж ждут, а уважаемому свободному человеку не годится отказываться от данного слова. Тем более, что удача, как бы ни казалось это странным вначале, оставалась на стороне Лейфа Торвальдсона — его люди не оставались бедными, и для этого даже не приходилось грабить.

В отряде поговаривали, что получать плату за охрану — не так почетно, как добывать богатство в бою, но слишком уж многие в таких делах сложили головы, а богатства так и не добыли.

Йёрген поправил перевязь с коротким мечом и с удовольствием подумал, что еще полгода назад секира была для него пределом мечтаний, а теперь у него есть меч, кинжал, шлем и кузнец из Лавери обещал через три недели доплести ему кольчугу хорошего двойного плетения. Он приценивался к панцирю эльванской работы, но три короны — это было очевидно многовато, пусть даже оружейник обещал бесплатно вытравить на панцире голову дракона. В Лавери ему попасть с тех пор не удавалось, но аванс был невелик — и он не думал, что кузнец решит его обмануть.

В общем, Носатый Йёрген был доволен жизнью.

Закончив разминать Миранде ноги и спину, Лиля накрыла ее одеялом.

— Полегчало?

— Ага... Мама, а ты мне еще раз покажешь, как это делать? А то у нас у всех все болит, а я не всегда могу парней размять. Уж больно они костлявые.

— Покажу. Давай, засыпай потихонечку... — внимание Лилиан привлекли огни, хорошо видимые с четвертого этажа. Она встала, подошла к окну слева и присмотрелась. Фонари какие-то... Что за фонари рядом с замком? Никакого освещения, разумеется, вокруг замка по ночам не было. Лиля забеспокоилась — теперь ее многое заставляло задумываться. И ей не казалось, что это к лучшему.

— Мам, ты там что-то увидела?

— Огоньки какие-то. Спи.

— А-а... Три с северо-востока, три с запада? Это третью роту по постам развели. Их сегодня Сапожник сам гоняет...

— Что-что?

— Ну, шевалье полковник Фрим сегодня лично дежурит по полку, а в патрулях сегодня третья рота. Вот, ее и развели.

— И где же он дежурит? Лагерь-то отсюда не видать.

— Ой, ну мам, ну ты прям сказала! В лагере капитан сидит, а Сапожник... то есть шевалье полковник, он, когда сам на разводе, сидит в роще до полуночи — а потом посты объезжает. Говорит, что про лагерь каждая собака знает, а про рощу — только свои.

— Ладно, вояка ты моя. — Лилиан поцеловала Мири в нос. — Научила мать жизни, теперь спи.

— Ага...

Мири поворочалась и почти сразу заснула. Тренировки по полдня — и девица засыпала едва ли не быстрее, чем добиралась до подушки. Лилиан узнавала — вторую, учебную роту неплохо кормили (и Лиля все-таки заставила давать им овощи), давали и отдохнуть — но учили быстро и жестко. Так что выматывались новобранцы — по полной. И Мири еще жалели — и как девочку, и как младшую.

Лилиан тихонько встала и подошла к окну. Осень, дни становились короче — и здесь это означало сокращение рабочего дня. Раньше Лилиан как-то не задумывалась о том, насколько электрический свет увеличивал возможности даже там, где формально и не был нужен. Вот и сейчас — стоило поработать с документами, стоило не снижать темпов ремонта и перестройки цехов, пока стоит сухая погода — но свет! Свечка, коптилка, лучина — и, увы, все. Эксперимент со светильным газом был... в-общем, результаты ей не понравились.

Один из выводов, который у нее возник после всех разговоров, был такой — ей надо поговорить с полковником. Намек на 'повесить табличку и не кормить' был уж совсем прозрачным. Но поговорить следовало так, чтобы целый ряд деталей остался гарантированно между ними.

А что мешает? Сходим и поговорим, до рощи десять минут ходу. Мы, графини, народ работящий — такая уж наша, графинская, доля!.. Может и 'невместно', но, как папа говорил — 'Не графья!'. Папа говорил... Лиля грустно улыбнулась сама себе. 'Папа, я теперь и правда графиня..'.

Конечно, переться в лес прямо в чем есть было бы неумно, так что Лиля тихонько вышла в соседнюю комнату и там растолкала горничную. Та, спросонья, не сразу поняла, что нужно графине, но потом понимающе закивала и бегом принесла свой плащ. Домашнее Лилино платье серого сукна из под него смотрелось, конечно, не очень логично — но кто сможет ночью приглядеться?

Дверь скрипнула, и Йёрген увидел тихонько выходящую из комнат женщину в плаще. Сначала, он подумал, что это служанка — но она была выше, крепче и, припомнив, кто там вообще был он решил, что это может быть и их нанимательница. Йёрген приосанился. Женщина оглянулась, и он запоздало понял, что в затененной нише его не видно. Он кашлянул, развернул плечи и немного выдвинулся вперед, в лунный свет.

— Ой! — Лиля вдруг поняла, что в коридоре она не одна.

— Я — Йёрген Хелльстрём, госпожа. Что ты желаешь?

— Э-э-э... — длинный рыжий вирманин с немного свернутым набок носом смотрел на нее без подозрения, просто с любопытством. — Я желаю прогуляться. Ты можешь оставаться здесь.

Ни один Хелльстрём не согласился бы просто так упустить возможность прогуляться с красивой женщиной. Помнится, его бабка после такой прогулки сломала об деда хорошее весло — а ему было уже за пятьдесят зим. Но, как Йёрген полагал, не стоит уж совсем навязываться. Нужно иметь убедительный повод.

— Госпожа, уже стемнело. Конунг — мягко выражаясь, это было некоторое преувеличение, но кто его проверит? — Лейф не будет доволен, если ты пойдешь куда-либо одна.

Лиля подумала, что сопровождающий ей бы не помешал.

— Тогда идем со мной.

Йёрген поправил шлем и пошел вперед. Конечно, идти сзади было бы приятнее — но не следовало забывать и о службе.

Лилиан как-то не задумывалась об этом, но оказалось что замок ночью охранялся. По дороге они прошли через три поста вирман и людей Лейса. Ее провожатый перебрасывался с ними какими-то словами, но ее вирманского хватило только разобрать слово 'трэйли' — служанка. Н-да.

Взяв фонарь, они вышли из замка и отправились к роще. Несмотря на то, что фонарь Лилиан забрала себе, вирманин не спотыкался и дорогу не переспрашивал.

То ли воздух, то-ли ночная прохлада, то-ли лунный свет так действовал — но Лилиан поняла, что волнуется и ждет чего-то... неожиданного. Она сказала себе, что это просто адреналин, но волнение не пропало. Все-таки ночью ходить было страшновато. Ночь оказалась полна звуков и запахов. Посвистывали какие-то птицы, вдали заржала лошадь, заколыхались и зашуршали под ветром деревья на подъездной аллее — заметным становилось все. В неверном свете фонаря тропинка колебалась и казалась угрожающей.

Уже на подходе к роще Йёрген остановился, достал фляжку и вылил немного пива в кусты.

— Это ты зачем делаешь?

— Ну, госпожа, по ночам в лесу ходят тролли и было бы невежливо не предложить им немного выпить... — сказал Хелльстрём, подумав, что он не настолько смел, чтобы быть невежливым с местным троллями.

Госпожа фыркнула и пробормотала себе под нос что-то на языке, которого он не знал. Йёрген с уважением решил, что госпожа, наверное, сильная колдунья и может отвадить тролля. Это следовало обдумать, потому, что воин не может спорить с колдуньей, особенно ночью — а колдуньи, как всем известно, любят зло пошутить.

Подойдя к роще Лиля вдруг поняла, что полковник, вообще-то может ничего и не ждать — мало ли, что думают об этом новобранцы? Вот глупо-то будет... Она шла по рощице и прислушивалась. Дойдя до единственной полянки, на которой она и видела огоньки, остановилась, но к сожалению, если эта засада и не была бесшумной, то Лиля, наверное, слишком волновалась — слишком много в ночном лесу было звуков и запахов — и заметить ее не могла. Она решила попробовать на удачу.

— Шевалье полковник Фрим, я не верю, что Вы меня еще не заметили.

Лошадь фыркнула у нее слева и за спиной, заставив вздрогнуть.

— Доброй ночи, Ваше Сиятельство. Решили в рощицу прогуляться?

Лилиан, призвав всю свою выдержку, повернулась на голос.

Две тени, крупная и поменьше, вышли из-за кустов в неверную полосу лунного света и оказались полковником и его конем.

— Нет, шевалье полковник. Пришла с Вами поговорить. Йёрген, постой на тропе.

Они прошли к другому концу поляны. Фрим вел своего крупного коня в коротком поводу, не давая ему обшарить Лиле карманы — по крайней мере, ей так казалось. Ветерок не производил впечатления стеснительного.

— Ознакомьтесь, пожалуйста. Я подержу вам фонарь.

Читал полковник довольно быстро, но свиток с тем самым приказом просмотрел дважды.

— Имею вопрос. Что же... вашему сиятельству угодно будет требовать, дабы уехать?

— Сейчас — ничего. До вас довели сведения о положении дел с... наследником?

— Никак нет. Не нашего ума дело.

— Вашего. Принц Ричард считается пропавшим. Его Величество надеется — но пока он пропал. К столице движутся дворяне, которые хотят созвать Уитенагемот.

— Созвать чего?! Зачем?!.. То есть, Ваше Сиятельство, прошу простить, имею вопрос — с какой целью?

— Вероятно, потребовать вольностей. И протолкнуть своего представителя в наследники. Отсюда вопрос — в такой ситуации полк надежен?

— Мы все присягали Его Величеству.

— Это не совсем ответ.

— Совсем. Это не обсуждается.

Лилиан, вспоминая некоторые рассказы отца тихо спросила:

— А ваши ротные командиры, они тоже так думают, шевалье полковник? Все? Если речь пойдет о том, что от них потребуют поддержки не враги, а 'старые' дворяне, в деле возвращения вольностей? Вы не мне отвечайте, себе.

Лиля подняла фонарь и оказалась их лица оказались в одном шаре неверного света. Губы полковника были сжаты под усами практически в нитку.

— Вы, Ваше Сиятельство, чего хотите? Я человек простой, мне бы конкретно?

— Мне нужно понимать как я со своими людьми гарантированно выйду отсюда, если, например, вас в полку не будет, а разговорчики про то, что мне можно а что — нет будут. Так — понятно?

— Так понятно. Когда желаете ответ получить? Сейчас?

— Когда он у вас будет.

— Имею вопрос.

— Спрашивайте.

— Старые дворяне желают вольностей от Его Величества. Где в этом вы?

— Пока, — невесело улыбнулась Лиля — Меня в этом нет. Но может такое случиться, что я в этом окажусь.

— То есть, будете отъезжать, когда изволите ощутить излишнее беспокойство?

Лиля оценила, каким вежливым образом у нее спросили, 'То есть когда ты струсишь?'

— Если — а не когда — меня попросят дать приют и защиту двум девочкам. Так — понятно? Потому, что я НЕ отдам. Никому. Никаких. Девочек. Тем более этих.

Полковник задумался, чисто автоматическим движением пошевелив усами..

— Или ЕСЛИ кто-то в вашем полку сочтет меня призом, а вас не будет рядом, чтобы возразить.

— Я подумаю. Как мне известить вас о принятых мерах? Полагаю так, что вы же не хотите, чтобы о них все знали?

— После обычного совещания скажете? Найдем повод поговорить. Например, расскажете — подействовали мытые руки или нет.

— Как Вашему Сиятельству угодно будет.

— Кстати, полковник, а почему вы разводите посты и потом сидите в роще?

Фрим пожал плечами.

— Чтобы поменьше мои с девицами сюда бегали. А то завели моду! Службу надо нести, а не... гхрм. Да.

— Увидимся, шевалье полковник.

— Увидимся, Ваше Сиятельство.

На обратном пути Йёрген думал — напомнить о себе, или не стоит? Госпожа ходила разговаривать с ярлом Фримом, разговор прошел непросто — так что настроение у нее, конечно, так себе. Возможно, недовольные тролли заранее разозлили ярла? Решил, что рисковать не стоит.

Тем более, что было довольно сыро.

На выходе из рощицы, Лилиан Ауд сказала ему:

— Йёрген Хелльстрём.

— Да, госпожа?

— Мне бы не хотелось, чтобы у тебя были неприятности. А они обязательно будут, если ты расскажешь кому-либо, о том куда и с кем ты сегодня ходил. — Лилиан с сожалением подумала, что вот тут-то ей бы пригодилась парочка недорогих золотых колец — Если же ты проявишь должную сдержанность, я тебя не забуду.

Перед Йёргеном Хелльстрёмом возник образ пятнистой коровы. Ради этого стоило потерпеть.

— Да, госпожа.

Вернулись без приключений, прошли те же самые посты. На недоуменные взгляды приятелей ее провожатый говорил что-то о троллях, но Лилиан, погрузившись в невеселые мысли, отметила это мельком.

Юркнув в смежную комнату, она отдала плащ служанке и отправилась в постель.

Лотта Майли, проводив хозяйку, внимательно осмотрела плащ. Ничего интересного — плащ пах только хозяйкой, мокрым был только понизу. Вирманин же, как она отметила, был без плаща. Чего они тогда в рощу ходили?.. В принципе, служанка с одобрением отнеслась к замыслу хозяйки, но теперь ее замучило любопытство. Поворочавшись минут пять, она решила все-таки разобраться. Накинув платье, она выглянула в коридор.

— Воин?

— Чего тебе, женщина? — прогудели из ниши.

Лотта подобралась поближе.

— Как тебя зовут?

— Йёрген.

— Я — Лотта. Скажи, Йёрген — а куда ты водил хозяйку? — Лотта сделала 'бровки домиком' и подошла совсем близко — чтобы можно было смотреть снизу вверх.

— К чему тебе это, Лотта?

Лотта воспряла духом. Если бы ей просто сказали 'Иди отсюда!' — было бы ясно. Но вопрос — это уже почти предложение.

— Ну, мне же надо знать — будет госпожа завтра подобрее или нет?

Йёрген Носатый подумал, и решил, что глупая женщина все равно не отвяжется, и надо ей что-то рассказать. Но ведунья, возможно, уже наложила заклятье, так что следовало разговор увести в сторону.

— Твоя госпожа ходила отвадить троллей, и ей требовался добрый топор. На всякий случай.

— Отвадить кого?!

— Ты не знаешь, кто такие тролли?! Да как вы тут вообще живете-то?!

Это был серьезный вызов. Йёрген рассказал ей о троллях и их коварстве, потом о троллях и ведуньях, в середине рассказа припомнил, что тут ведуний не очень-то любят и добавил туда рассказ о альдоне и черте, само собой поименовав альдона Лилиан, (в результате Лилиан обрела в рассказе явные черты сияющего — разговоры пастера Воплера прекрасно вписались в канву)... В-общем, как-то так получилось, что Лотте оказалось удобнее сидеть у него на колене, а потом ее взяло любопытство насчет носа.

В целом, сменившись утром с дежурства Йёрген Хелльстрём думал, что боги и правда благоволят ему, а Лотта чуть не проспала. Подумаешь, называет он домовиков и леших троллями. А так парень как парень. И примета не подвела. Ну, в самом деле, если уж хозяйке не надо...

Логичная позиция

Господь наш Альдонай, как он от этого устал. Всю свою жизнь герцог Ивельен был вынужден объяснять идиотам самые очевидные, впитываемые с молоком матери вещи.

Что люди — разные. Кого-то Альдонай награждает силой, кого-то талантом к выпеканию хлеба, кого-то — с благородством и умом, необходимым для управления.

Любой крестьянин замечает, что у черной коровы и черного быка не бывает рыжего теленка. В бесконечной мудрости своей, уже давным-давно выделились в Ативерне рода, которые рождают достойных правителей и властелинов, абсолютно необходимых большинству людей. Что, прикажете поверить, что на осине будут расти яблоки?

Еще в детстве, заставляемый отцом разбираться в огромных делах Ивельенов, он выяснил, что достаточно проверить любое дело — и можно половину управляющих вешать, а две трети всех крестьян (или работников) пороть. И это еще хорошо. Лень. Праздность. Ничем не оправданная гордыня. Просто болезнь какая-то, вроде Альдонаева Ожога — постоянно где-то да возникает. Впрочем, справиться с крестьянами — это дело даже для молодых. И, как говаривал ему отец, хочешь, чтобы было сделано хорошо — проверь все сам. Сам! Никаких управляющих.

Устал он уже. В молодости раздражался, бывало, сверх меры — и сам порол, и палача держал. А потом понял — ну, что же делать, так Альдонай в мудрости своей рассудил. Подлое оно сословие, и пишется — подлое. Смирение, оно для крестьян одно, а для дворян — другое.

Герцог Лоран Ивельен, наследник восьми поколений, шагал по своей летней столичной резиденции к покоям своей снохи. Думы его были невеселы. Его семья стала для него еще одной проблемой — и это в тот момент, когда появился шанс вернуть все на круги своя. Долго пришлось ждать. Вот ему уже трудно стоять без трости — ходить то еще можно... Это что?

— Что ты здесь делаешь?

— Я... шторы, господин... — служанка сжалась в комок. Герцог крайне не любил, когда ему под ноги попадались с какими-то хозяйственными делами. Домашние слуги должны быть незаметны.

— Прочь. — он поправил сбившийся от пощечины перстень, оттолкнулся тростью и пошел дальше. Следовало бы отправить девку на конюшни, как делал его батюшка — но времена изменились... Увы.

Самым удивительным для него была необходимость объяснять очевиднейшие основы жизни... своим детям. Неужели его примера — недостаточно?! Он поступал так же, как и его благородный отец. И что же? Неужели род Ивельенов угасает?! Его сын... Господь наш милосердный, его сын и наследник — считает (и даже смеет перечить отцу!), что стоит привлечь безбожников-эвирров для создания ювелирных мастерских, и честно полностью отдавать королю назначенную им 'долю'! Королю — коий всего-лишь первый, среди равных. Да если только позволить такое, если только дать слабину — любой правитель заберет все, оставив только титул!

Власть тем и дадена, кто может ее удержать, настоять на своем! Отдать добровольно?! 'Мы воруем!' — это же надо же такое сказать! Это же наша земля — кто у кого ворует?!

И его жена. Надлежит всякой жене быть скромной в речах и поступках, заботиться о хозяйстве дома своего — не вмешиваясь в дела мужа. Надлежит — тут ему было трудно что-то плохое сказать о снохе — жене быть плодовитою. Но слыханное ли дело — жена настаивает на своем участии в воспитании наследников после отмеренных Альдонаем одиннадцати! Видит Альдонай, он попустил. Из-за этого сейчас будет труднее.

Расслабился. Все казались такими послушными — и что же? Сын, наследник — вздумал ему возражать! Нашел время! Его, де, все устраивает — молокосос! Подкаблучник!

Дорого же стала ему первая попытка сблизиться с королем. Он-то надеялся, что женитьбы сына на дочери первого друга короля введет его в ближний круг — и что же? Отец ее мертв, а брат — стыдно сказать, торговля и ремесла. Куда мир катится?

Он в гневе стукнул тростью в пол. Немного полегчало. С другой стороны, достойный правитель умеет обратить свои ошибки и трудности в выгоду. Есть такая возможность и сейчас.

Он кивнул стоящему у двери дружиннику. Кто-то из ребят шевалье Морана — удачное приобретение последнего года, привел в дружину почти три десятка бывалых бойцов. Тянутся, тянутся солдаты к настоящим-то властителям. Так заведено.

Наивный горбун, уже, наверняка понял, что он его не выпустит — для того и приставил к нему людей. Лишний аргумент в переговорах с королем — будет кого отдать. Вот, мол, зачинщик смуты... или неравнодушный дворянин. Как пойдет.

— Ваше Высочество.

— Мой господин свекор. Ваша Светлость. Рады, что забрали у меня титул? — его сноха повернулась к нему от письменного столика. Вот — и здесь. Где же приличествующие благородной даме пяльца?

Амалия Ивельен встала и приветствовала свекра книксеном. Отставив трость, он поклонился ей, как принцессе.

— Полагаю, мадам, вы не забыли порядок титулования в личной беседе?

— Как можно! И то, что титул должен быть подтвержден. Чему обязана необходимости беседы с Вашей Светлостью?

— Не следует, моя дорогая, ссориться. Вы не в том положении. Либо мне удается подтвердить Ваше происхождение и титул, либо Вы — бастард. Я искренне привязан и к вам, и к внукам, и совершенно не хотел бы их терять.

Он сделал приглашающий жест, и они сели. Она — снова на стул, он — на скамью для гостей.

— Чтобы ничего не терять, было достаточно не рассматривать бред карлика.

— Ваше Высочество, не стоит Вам забивать себе голову политическими сложностями. Я бы все-таки просил Вашего... назовем это личным содействием в беседе с Его Величеством.

— Я готова побеседовать с дядей. Наедине.

— Это в воле Его Величества. Но, сударыня, искренне надеюсь, ради блага моих внуков на Ваше благоразумие.

— Когда я смогу увидеть своих детей, мой дорогой свекор?

— Столичный воздух не на пользу им, стоит ли везти их сюда?

— Надеюсь, Ваша Светлость понимает, что как мать я чрезвычайно беспокоюсь за них. Мне очень... трудно проявлять тонкое понимание ваших мотивов.

Мальдонаина дочь. Сидит и улыбается. Ручки сложены, мантилья накинута, глазки долу.

— Я... распоряжусь.

— Надеюсь, Вы успокоите материнское сердце. Что же мой господин, муж?

Кошка ты драная. А то тебе не донесли о вчерашнем скандале. Этот неблагодарный посмел поднять голос на отца. Поднял бы и руку — но дружинники остановили наглеца. Сейчас он сидел в наспех очищенной кладовой, а он был вынужден думать, что с ним делать.

— Исполняет мое поручение.

— Сердце любящей жены не на месте. Уверена, Вы понимаете.

— Несомненно, сударыня. Мы вернемся к этому разговору чуть позже — я не хотел бы Вас утомлять.

Снова поклоны и реверансы. Руку для поцелуя она так и не дала.

Он вышел из комнаты и пошел к себе. Трудно. Трудно. Никакого понимания государственной пользы, и надлежащего страха Божьего. Распустил, mea culpa. Что же, будем трудиться.

Мельком он увидел плохо затертую кровь у тяжелой шторы. Завтра надо будет проверить, все ли убрано. Все сам, все сам...

Амалия Ивельен с трудом разогнув пальцы стала промокать тряпицей кровь от впившихся в ладони ногтей. 'Убью. Убью. Убью...' Рыдание она сумела подавить, но не полностью — вышло похоже на рычание. 'Убью'.

Горничная, несмотря на строжайшую инструкцию, ничего не доложила старшей. А та, несмотря на инструкцию, не спросила. Окровавленную тряпку выкинули с женским тряпьем.

Дойдя до своих покоев, Лоран Ивельен жестом отпустил склонившегося слугу и, наконец, сел на стул у рабочего стола. Посидев некоторое время в тишине, он достал ключ, висевший у него на шее последние двадцать лет, со дня смерти отца и открыл сундук с документами. Надо было готовиться к завтрашней встрече с... как же их назвать, чтобы не говорить 'подельниками'? — соратниками.

Первым на глаза попался, конечно, свиток который он вот уже три года просто ненавидел. То, что никогда не видел никто — кроме его самого и управляющего прииском. Поквартальные цифры аффинажа. Их них следовало только одно — опора и источник силы Ивельенов, серебряные месторождения Мольфар истощаются. И еще три-четыре года, и придется начать закрывать шахты. Никакая порка, никакая контрабанда его не спасет — это просто будет невыгодно. Самородков не находили уже лет семьдесят. И это там, где был добыт Стол Ивельенов — самородок весом почти в триста килограмм...

Единственное, что могло бы дать ему еще немного времени — рост цены на серебро. Появление прямых путей и выбитые разбойники из Бальи роняли цену на треть. Что выросший в военном лагере и собаку съевший на выведении разбойников и подавлении баронов, брат его снохи за два года раздавит все сколько-нибудь существенные банды сомневаться не приходилось.

Или ему снова дают право чеканки монеты... или провинция Бальи остается неспокойным регионом. В составе Уэльстера. Никаких браков.

Их поход надо было бы назвать 'маршем отчаяния'. Каждый из них был на грани разорения. Надо было что-то делать. Либо они сумеют нажать на короля, либо продадут ему Лорта подороже, либо... в-общем, в том что сын сидит в чулане есть плюс. Его Величество милостив, может быть титул не будет конфискован. Господь наш Альдонай, его дед умер бы от смеха, скажи он ему что сейчас полторы-две тысячи бездельников это и есть силы четырех герцогов.

Ни один граф, ни один барон, не находившийся на грани отчаяния с ними и не подумал идти.

Он выставил вперед руку и поправил подсвечник. Рука мелко тряслась.

Доклад

Его Величество Эдоард Восьмой выглядели... плохо. Полковник Фрим повидал в своей жизни немало всякого — и солдат после недельного голодного перехода, побитых и раненых после боя, и с похмелья... Так вот, король выглядел плохо, даже на таком фоне. Сильно постаревшим и больным.

— Шевалье полковник Фрим. — и говорил король тихо, хотя и четко.

— Ваше Величество!

— Знаю, Вы получили два месяца назад и исполняете Нашу... рекомендацию.

Рекомендация Короля была высказана в очень уж прозрачной, на взгляд полковника, форме. В его росписи на полугодичное снабжение, напротив довольствия пятого взвода второй роты было рукой Его Величества приписано: 'Миранда Кэтрин Иртон, буде на то ее желание, могла бы быть новобранцем в этом взводе'. До этого момента полковник искренне думал, что Его Величество вообще этих росписей не читал, а просто визировал, после маршала и помощников.

Мягко выражаясь, шевалье полковник был не согласен с высказанным предложением. Нет, пятый взвод второй роты (а в его предыдущем полку — третий), распустить мог только самоубийца. По традиции, туда ставился 'самонаилучший' сержант, хотя очень часто — множество раз раненый, а то и без чего-нибудь. По традиции же, взвод этот, ну скажем так, не попадал в графики дежурств. В бой его никто не посылал, и на смотрах его не проверяли. Воровать из котла этого взвода считалось очень тяжкой провинностью, которая, как правило, расследовалась не офицерами, а сержантами — и расследовалась без всякой жалости, а каралась с презрением к званиям и процедуре.

Это были дети. Дети солдат и сержантов. Иногда — бедных офицеров. Часто — сироты. Службу как нести? Оно понятно, что полк — не для детей, но что делать-то?.. Ежели теток-дядек нет, а ты в поход — что 'на воспитание' отдать? А даже и ежели есть? Спасибочки, сами от того пирога отведали, больше не хочется. Да и как-то так получалось, что семь восьмых этого взвода потом шли в полк на службу, и солдатами были отменными.

Корона официально, разумеется, никогда такого не разрешала... Но и никогда не высказывала претензий — если, конечно, на снабжении не начинали воровать. Традиция велела господам полковникам рассчитывать снабжение этого взвода так, чтобы 'комар носа не подточил'. И в своем расчете Фрим был полностью уверен — а тут такая вот приписочка.

Фрим вызвал капитана второй роты и его взводного, мастер-сержанта Рокка, и сообщил им, глядя поверх голов:

— Значит... есть у графини дочка. Приемная. Вот, значит, мыслю так, что было бы и ей полезно знать, как, значит, воюют.

Мягко выражаясь, капитан и сержант удивились. Громко и не по уставу. Фрим плюнул на реверансы и сказал:

— Иначе нам могут и денег на пятый взвод не дать. а пока — накинули на год две короны. Только чтобы сама, по желанию! Понятно объяснил?!

Вышколеные вояки не стали комментировать идиотизм командира. Капитан только заметил:

— Народец-то у меня в роте разный...

— Проследишь. — оборвал его Фрим. — Не впервой. И это... в палатке ж ей не спать.

— Есть. — вздохнул капитан.

— Слушаюсь. — буркнул мастер-сержант Рокк.

Так и пошло. Девчонка была для текущего состава пятого маловата, но Рокк и не с таким справлялся. И вот Его Величество задали вопрос.

— Так точно, исполняю в меру разумения, Ваше Величество.

— Ваша оценка — она сможет командовать конным десятком?

— Сейчас?! — полковник вытаращился на Его Величество

— Нет. В будущем. И не пытайтесь мне рассказывать, что вы ее не оценили, или вам времени не хватило. За тридцать лет службы — вам полчаса нужно, новобранца оценить.

Его Величество поморщился и потер грудь.

Фрим понял, что выкрутиться не удастся, и нехотя пробурчал:

— Лет через пять, ежели доживет... да. Годный офицер может быть. Хоть и баба. Очень годный. В отца пошла. Крутит парнями как... в-общем, легко крутит. Сообразительная.

— Второй Матильды Ивельен из нее не получится?

— Мала она еще, такое оценивать, Ваше Величество. — честно сказал Фрим. — Это как раз лет через пять-десять можно будет смотреть. Да и времена-то все ж таки не те! Дозвольте вопрос, Ваше Королевское Величество?

— Позволяем.

— Ваше Величество, девчонка бойкая, но она ж графиня — как ей потом замуж-то выходить?!

— Прикажем — и выйдет. — Дискуссии король разводить явно не собирался. — Хотите сказать, что у вас в пятом девчонок не бывало?

— При мне — нет, а так-то бывали, конечно...

— Вот так. Хотите спросить — что она потом делать будет? Считаем мы, понадобится принцессам Анджелине и Джолиэтт доверенный капитан охраны. Чтобы верили принцессы ему. Чтобы любили. И друг к другу не ревновали. Самостоятельный. И в постели не охраняющий. Раз уж растет такая дочь у сына друга Нашего. Вот такие вот дела, полковник... спрашивайте, Мы же видим.

Пришлось спросить.

— Ваше Королевское Величество, не моего ума дело, но вот слушок прошел...

— Жив. Здоров. И граф полковник Иртон жив. Вырвались. В Диком Камне сидят — и про это слушок не пойдет. Ясно ли это, шевалье полковник?

— Так точно, Ваше Величество! Дозвольте по полку вопрос?

— Дозволяем.

— Сентябрь на дворе. Меняют ли полк?

— Нет. Зимние квартиры — в селениях под Таралем, конюшни вам временные отстроены, дома... ожидаются.

— Благодарствуем, Ваше Величество!

— Вы говорили с графиней.

Это был не вопрос, а утверждение.

— Так точно.

— Она решила уезжать? Нет... Но говорила об этом.. Почему?..

Фрим чувствовал себя очень странно. Его Величество не дожидался ответов. Казалось, он читал его мысли. Просто для скорости.

— Она опасается. Чего?

— Волнений в полку Ваше Величество — сказал полковник. Голову снявши, сережку не жалеют.

— Как его зовут? В ком вы не уверены?

— Мой заместитель. Граф капитан Молле.

— Припоминаем. Через пару десятинок попробуем с этим что-то сделать. Мы не задерживаем Вас, полковник.

Фрим щелкнул каблуками, отдал честь и вышел. Что-ж, ему все подтвердили. И без намеков было ясно, что Его Величество не желают, чтобы его здоровье с кем-то обсуждали.

В королевской карете, по дороге к небольшому загородному поместью, где он оставил Ветерка, Фрим мрачно думал, что хорошо уже то, что наследник сидит в полку 'Куницы' Иртона — там его достать трудненько, чтоб не сказать вообще нельзя. Но вот что из этого сообщить графине? В любом случае, он решил довести до нее кое-что о структуре дежурств и постов, измененное после разговора в роще.

Подъезжая вечером к лагерю, он сделал крюк и проехал мимо тренировочных площадок. Возле одной сидел мастер-сержант Рокк и дремал рослый вирманин. Фрим жестом подозвал сержанта.

Сержант без спешки подошел и приветствовал полковника. Фрим спешился, ответил на приветствие и спросил:

— Чего у тебя там творится? — на песчаной площадке другой разбойник, с тремя бусинами в косице, поставив детей в пары, учил их бросать друг друга через себя и падать. Ехидно комментируя в стиле 'Что ты локтями машешь? Птичка?'

— Да, орясинам этим скучно — а детям нравится. Оно баловство, конечно, да пускай.

— А чего — баловство?

— Ну, коня потеряй, пику потеряй, палаш про... хлопай, кинжал сломай — и найди у врагов такого же дурачка себе в пару, посередь боя. Баловство.

— Котловые накинула графиня?

— Грех чего говорить, накинула. Мясо три раза в десятинку присылает, на весь взвод. Во как. Только траву всякую сыпать велит.

— Сама? Зачем?

— Нет, через возницу передала. Говорит, вроде болеть меньше будут. В октябре глянем...

Полковник посмотрел на третью пару, в которой мелкая девчонка азартно тягала за локоть белобрысого круглолицего парня. Тот выворачивался, но приходилось ему нелегко.

— Ладно, давай — служи.

Сержант отдал честь, полковник козырнул в ответ и уехал.

Рокк посмотрел ему вслед и пошел назад под дерево. Беспокоится начальство — значит, спрашивают, про девку-то. Во как.

Королевские правила

Больно. Как же не вовремя — больно.

Его Величество принимали четырех герцогов и двух графов в Малом Тронном зале. Малым его можно было называть только по сравнению с Большим — в котором, по невнятным воспоминаниям, как-то давали прием на тысячу персон. Обычно Эдоард каждый раз давал себе слово — поручить церемониймейстеру выяснить: был ли такой, и каждый раз об этом забывал.

Конечно, эту предварительную встречу стоило проводить совсем не здесь, а в рабочем кабинете — но Его Величество уверенно полагал, что его внешний вид сейчас герцогам показывать нельзя. Надо бы отлежаться — но когда? Как же не вовремя...

Корона, Ативернский Меч на коленях, мантия — достаточно с них. Они стояли от него метрах в двадцати — двадцати пяти, а он сидел на троне. Столбы света, падающие на него через хитроумные шахты, делали картину величественной, а для герцогов — подавляющей. Заодно — не было видно, когда он морщился, и зеленоватый цвет его 'Лика' оставался незамеченным — ехидно подсказывал Эдоард. 'Рыла перекошенного' — отвечало Величество.

Видны их лица были плохо, приходилось напрягаться и прислушиваться — а грудь болела. Еще десятинку назад обходилось, как правило, парой получасовых приступов в день, а теперь болело по два часа. Страшно отвлекало.

— Ваше Величество! Гласит Великий Акт, утвержденный всеми семействами, что наследником же является ранее рожденный ребенок законной жены...

И так почти полчаса. Пора их сворачивать.

— Герцог Ивельен, как к дуайену, обратимся к Вам. Были ли Вы на объявлении наследника? Слышали ли Вы об условии: 'пусть скажет ныне или молчит вечно', согласились ли с ним?

— Ваше Величество, никоим образом не сомневались мы в принце Ричарде. Но ныне — он во время посольства пропал...

Дебил.

— Не слышали Мы о таком, и не объявлялось подобное. Откуда такая уверенность у Вас?..

Наступила нехорошая тишина. Герцог осознал, что стоило сначала узнать — что известно официально, а что — нет.

— Действительно, Ваше Величество, мы... получили некие вести.

— Кто же доставил вам эти вести? Чем объясните Нам более двух тысяч дворян, кои прибыли с Вами?

— Э-э-э... мои друзья беспокоятся... э-э-э... наши привилегии позволяют нам свободное перемещение...

Ивельен смялся. Герцога Норделла буквально подбрасывало от желания ответить за него; но его-то Эдоард спрашивать и не думал. Больно. Больно.

— Мы рассмотрим Ваше обращение и документы. Искренне надеемся, что Вы не финансировали это кочевое собрание беспокойных ни на один медяк — в противном случае, Мы вынуждены будем говорить о наемниках, далеко выходящих за пределы допустимых для герцогов двух сотен... О чем известно Вашей Светлости.

Даже с его места было видно, как побледнел Ивельен, поперхнулся Норделл, одеревенел Арман... Придурки.

— Мы не задерживаем вас более, господа.

Он дождался, пока герцоги и графы пятясь вымелись из зала, и сполз с трона. Смилуйся Альдонай, уже и... ох... при спуске... одышка. Секретарь появился неслышно и подошел куда ближе обычного.

— Запускай... приказ... наверняка есть документы.

— Да, Ваше Величество, несомненно. Позволите помочь Вам?

— Да... пожа...

Больно. Больно. БОЛЬНО. Боль в груди заволокла глаза сначала алой, а потом черной пеленой. Он не упал — кажется, Ланье поймал его. Не вовремя — Ричард...

Его Величество Эдоард Восьмой, Король Ативерны, страж границ и защитник народа, сияющий меч Ативерны умер на ступеньках своего трона.

— Слава Королю, — тихо сказал секретарь, когда, уже положив его на расстеленные гвардейские плащи, они разорвали к мальдонайской матери камзол но убедились, что Его Величество не дышит. Он и закрыл ему глаза.

— Слава Королю, — гвардейцы опустились на колено вслед за ним.

Зала быстро наполнилась какой-то пришибленной суетой. По указанию Ланье принесли стол — положили туда Его Величество. До появления бальзамировщиков накрыли тело зеленым атласом. Известили церемониймейстера, канцлера, казначея. Капитана Первой Роты извещать не потребовалось, он пришел сам.

Запыхавшись, через полчаса прибежал докторус — этому втихаря дали по шее и выпроводили.

Вдовствующая графиня Иртон привела перепуганных принцесс попрощаться с отцом. Девочки тихонько подошли, боясь даже поднять головы. Принцесса Джолиэтт осмелилась тихонечко погладить отца по руке. Графиня не стала ни на чем настаивать, и увела принцесс. Переглянувшись с секретарем, она утвердительно прикрыла глаза. Она знала, что делать.

Подошли канцлер и церемониймейстер, приложились последний раз к руке своего Короля. Он подождал и подошел к ним:

— Ваше Сиятельство, Ваша Милость. Имеется порядок, утвержденный Его Величеством...

— Да, да, любезнейший... Мы помним.

Ланье поймал на себе внимательный взгляд капитана. Да-да, граф, я все помню. И то, что именно Вы меня заколете, если я начну делать что-то не то, тоже помню. И кому я должен отдать медальон, если Вы начнете делать что-то странное — тоже.

Они отправились в приемную, и, так и не решившись войти в кабинет, написали письмо. Запечатав свиток всеми тремя печатями, Ланье сказал курьеру:

— Королю Ричарду Первому. Лично в руки. В местности Дикий Камень, летнее расположение Пятого Пехотного Его Величества полка. Без промедления. Наибыстрейше.

Курьер козырнул и умчался.

Вслед за этим они отправились в комнату Реликвий, а там уже топтался вызванный сержант Самир Хаттаф, из Первой Роты.

Ланье сам положил Кольцо, Меч, Корону и печати в ящик, защелкнув его замок с тихим, но уверенным щелчком. Простой ящик полированного дерева, с поистершейся бархатной обивкой. Ланье передал его с поклоном церемониймейстеру, а Самир Хаттаф с поклоном принял ящик из рук церемониймейстера, пристроил его поудобнее и зашагал к конюшням. Оба часовых вздохнули — и зашагали за ним.

Что-ж. Дела его, кажется, закончены. Впервые за тридцать лет у него... нет поручения. Все время они были. Поручения принца, наследника, короля... Впрочем, одно осталось. Он снова вызвал курьера и отдал ему заготовленный приказ — своего Короля он этой высокородной швали не простит.

Лоран Ивельен чувствовал, как на его шее не спеша затягивается удавка. На деревянных ногах он вышел из дворца и собрался идти к своей карете.

— Ивельен! Вы втянули меня в это — не думайте, что я буду Вас покрывать!

— Держите себя в руках, Ваша Светлость, — огрызнулся Лоран на герцога Армана. — Вас-то это в любом случае не касается.

— Для начала, — примирительно сказал "Плетка", — Давайте отъедем в лагерь наших... сторонников и обсудим положение. В конце концов, нет ведь никаких бумаг, в которых мы бы получали деньги от другого государства? Мало ли, благородные господа одолжили друг-другу некие суммы — что в этом плохого?

— Разумеется, — высокомерно сказал Лоран, искренне надеясь, что он сумеет отобрать проклятую расписку у Шута. В конце концов... мало ли что может случиться с одиноким путешественником?

Запах голода

— Мадам, у вас встреча с Лимаро Ватаром через пятнадцать минут.

— Я знаю, Лонс! — рявкнула Лиля и повернулась к собеседнику. — Еще раз, мастер Солли. Я вам за время на стройке платить не бу... НЕ ПЕРЕБИВАЙТЕ МЕНЯ!.. не буду. Либо, как договорились, я проверяю крышу через неделю — либо все дальнейшие работы за ВАШ счет.

— Посмотрим, что Цех каменщиков скажет!

— Скажет, что нечего было браться, если людей нет. Наймите коллег!

У мастера Солли натурально полезли на лоб глаза.

— ЧТО?!!

— Идете и нанимаете — у вас пятнадцать учеников раствор мешают, наймете двадцать чернорабочих — вот вам и руки на формовку и обжиг. Могу за сходную цену своих дров дать — меньше потратите на перевозку.

— Да только обжиг идет десятинку!

— Начните класть печи уже сейчас. Места здесь предостаточно! Все, хватит с меня — либо крыша в срок, либо вы все — без денег! Люди, слышно там?! Если ваш мастер будет дальше дурить — вам не заплатят!

Мастер-строитель был так удивлен и обозлен, что и высказаться не успел. Широким шагом, сворачивая на ходу рулон с эскизами и пометками, Лилиан пошла к замку.

— Мадам, пожалуйте наряд...

— На что? Погрузка... Лонс, смени мне перо, наконец!...

— Мадам, мы не успеваем с разгрузкой!

— Сопли тебе вытереть, Фрой?!

— Но, мадам!

Лилиан шла к замку, отмахиваясь от привычного уже зудящего фона текущих дел, на ходу раздавая указания, поправки, разрешения, ругаясь и споря с бригадирами, мастерами...

— Ваше Сиятельство, мадам графиня Иртон. Мое почтение и восхищение.

Медведеподобный, в не очень-то ловко сидящем, хоть и безумно дорогом бордовом камзоле, Лимаро Ватар встретил ее уже в холле. Лилиан выдохнула и постаралась 'надеть' на лицо улыбку.

— В гуще дел, Ваше Сиятельство, в гуще дел — вижу. Восхищен. Надолго не оторву. Спешу заверить, что договоренности наши все в силе...

Это было не вполне то, что хотела услышать Лиля — товара на складе было только три четверти от необходимого, а успевает ли она с новым цехом и ремонтом это был еще вопрос.

— ... но как партнера должен предупредить: удивительно изменился у меня состав заказов.

— Вот как? — Лилиан пыталась заставить себя сосредоточиться.

— Было у меня много заказов на осень с востока, а теперь — часть тех заказов отменилась, зато появились новые с северо-востока, и почему-то на зиму без доставки.

Купец выжидающе смотрел на нее. Лиля уже собралась уточнять детали, а заодно и пригласить купца в кабинет — так и время потянуть можно, но планы ее прервались топотом, цоканьем копыт, перекличкой кавалеристов.

— Прошу прощения за задержку, вынуждена уточнить...

Купец склонил голову, всячески показывая, что Ее Сиятельство он готов ждать.

Первыми в холл вошли... дворцовые гвардейцы — этих Лилиан выучилась опознавать по форменным перевязям. 'Неужели король?!' — но следом за ним вошла ее свекровь, а к ней испуганно жались Анжелина и Джолиэтт.

— Ваши Высочества, — спокойно сказала Алисия. — Надлежит нам приветствовать хозяйку и принести извинения за нежданный визит. И присела в малом реверансе.

Девочки вразнобой повторили ее движение и сбивчиво забормотали что-то вроде 'Мы вот не хотели... то есть не хотели беспокоить... А мадам Алисия сказала...'

— Нежданный и радостный визит, конечно я рада принять вас всех!

— Почтенный купец, дела наши срочны и мы сожалеем, что прерываем ваш важный разговор.

Лилиан уже собралась сказать, что разговор-то она все-таки закончит, как вдруг увидела, что купец вдруг напрягся.

— Ваши высочества, Ваши Сиятельства — дела мои, несомненно, вполне подождут. Не смею своим присутствием вам мешать, Ваше Сиятельство — дозвольте откланяться? Все соглашения наши в силе, сказанное мною, надеюсь, вы обдумаете и, ежели ваша милость на то будет, до верного вашего слуги, недостойного Ватара доведете мысли свои — любым способом, который сочтете надлежащим.

Купец откланялся и, пятясь, вышел.

— Алисия, — спросила Лилиан тихо. — Могу ли я спросить?..

— Несомненно, моя дорогая. Только не здесь, и, должна заметить — девочки устали с дороги.

Лиля принялась распоряжаться. Девочки были отправлены в ванну, а потом — в столовую, где им спешно накрывали обед. Алисия спросила о составе блюд, и удовлетворенно кивнула, узнав, что парадных разносолов не предусмотрено.

— Уделите мне время, Лилиан? Это весьма... важно.

С нарастающим беспокойством Лилиан проводила Алисию в кабинет. Алисия проследила, чтобы Лонс плотно закрыл дверь и только после этого сказала.

— Его Величество Эдоард Восьмой скончался сегодня в двенадцатом часу от удара. Нам необходимо срочно обсудить план наших действий. Удаленность Тараля дает нам лишний день, возможно — два, но вряд-ли больше.

-Что?!

Алисия не дожидаясь приглашения села. С прямой спиной и выражением 'благосклонного внимания' на лице. Некоторое время Лиля вместо осознания ситуации противоестественно тщательно искала на Алисии Иртон следы эмоций. Не нашла. Особенно ее впечатлили руки, аккуратно и симметрично сложенные на коленях — правая на левой.

Совладав с собой, она спросила:

— Как... как это произошло.

— Был тяжелый прием, после него Его Величество почувствовали себя скверно и скончались на руках безутешных слуг.

Лиля взяла перо. Положила перо. Зачем-то снова взглянула на Алисию — там ничего не изменилось.

— Дорогая, не нужно сейчас что-то из себя выжимать. Нам необходимо обсудить план дальнейших действий. Под столицей стоит более двух тысяч людей с весьма туманными намерениями, принцессы не могут оставаться во дворце. Вы помните наши беседы... Но Его Величество не успел... То есть мы не успели подготовиться так, как хотели. Да. Не успели. Полагаю я... Да.

Лилиан встала и сказала.

— Пожалуй, я все-таки побуду врачом. Алисия, в вашем возрасте уже нельзя так долго быть в напряжении. Нам ведь не надо принимать решения прямо сейчас? Вот и прекрасно. Вам тоже следует поесть и отдохнуть. Позвольте, я накапаю вам легкого лекарства...

Алисия взглянула на нее как-то слишком остро. Лиля поняла.

— Хотите — выпью вместе с вами. Да пожалуй, что и без вас выпью — это просто успокоительное. Соберемся через три часа, тут же. Я приглашу полковника Фрима, без него нам говорить, пожалуй, бесполезно.

И почему тут нет коньяков?.. Лиля позвонила в колокольчик. Лонс вошел буквально через секунду, пока Лилиан еще капала настойку пустырника в рюмки. Лонс молча встал у двери.

— Вот. Пару раз глубоко вздохните и выпейте.

Лиля выпила свою рюмку даже не ощутив вкуса.

— Лонс, пожалуйста, проводи графиню в гостевые покои.

— К принцессам. Простите, что перебила...

— Куда пожелает. И в столовую, конечно. Потом пошли за шевалье полковником Фримом, хорошо?

— Конечно, мадам.

Лилиан осталась с обрывками своих мыслей. В голове бродили какие-то остатки планов, которые вдруг потеряли важность. В голове её всплывали обрывки воспоминаний — и по большей части как Эдоард возил ее носом по глупостям, неопытности, наивности. А теперь он умер. И ее даже не подумал никто позвать — вот и все ее достижения в медицинской репутации.

— ...вот наше положение шевалье полковник. Ваше мнение о наших дальнейших действиях? Его Величество возложил на меня обязанность позаботиться о принцессах, и я намерена приложить все усилия к этому.

Фрим задумчиво пошевелил усами. Выглядело это, как ни странно, совершенно не смешно.

— Предписания мои ясны, Ваше Сиятельство, и вам известны. Но в местности Тараль... Я не берусь гарантировать безопасность принцесс, если мы тут станем обороняться. Замок для обороны не подходит, местность тоже нехороша. Значит, что? С парой опорных лагерей маневрировать. А лагерь — штука такая, его ведь и штурмовать могут. Мы кавалеристы, а тут пехота нужна. И, опять-же, армии своих резать — нехорошо это. Это я не к своим хотелкам, это я к тому что может и не хорошо получиться. Так что я бы посоветовал — Их Высочеств, пока можно, в Дикий Камень отправить. Точнее, наверное, в Сагай.

— Почему в Сагай? — спросила Алисия. Лилиан благоразумно помалкивала.

— Потому как Его Величество к столице двинется. С другой стороны, граф полковник Иртон... Тут не предскажешь.

— Почему?! — не выдержала Лилиан.

— Потому как его Корова учил.

— Кто?!

— Шевалье полковник Мульер.

— А-а-а. — бледно улыбнулась Алисия. — Тогда понятно.

— 'Нуу-ууу... Э-э-э-э...' — протянул Фрим

— 'Поду-у-у-у-мать надо...А ежели до-о-ожжик...' — в тон ему подтянула Алисия.

— Такой тугодум? — спросила Лилиан.

— Тугодум? Об том, не знаю. Никто его за пятнадцать-то лет нигде врасплох не застал. Так что предсказывать как, да куда Куница... то есть, мои извинения, граф полковник Иртон пойдет — дело очень непростое, да.

— Но вы советуете — Сагай.

— Советую. Выделю вам сводную полусотню, походным порядком за десятинку либо найдете, либо спишетесь. Всяко мыслю, лучше так, чем тут.

Так и решили. Лилиан проводила Алисию до покоев. По ее настоянию, они были смежными с покоями принцесс. Те, выкупавшись и поев, сонным хвостиком ходили за Мири часа два — но полчаса назад уснули почти на полуслове и их уже перенесли в кровати.

— Подумайте о своих людях, Лилиан. Наступают непростые времена, и остается только надеяться, что Альдонай даст Его Величеству Ричарду силы и мудрость сделать эти времена недолгими... Присмотритесь к своему Лонсу. Мне показалось, он тяготится вашим обращением — как тяготился бы дворянин. Доброй ночи.

Алисия не стала говорить, но для себя решила, что пока рядом с Лилиан безопасно не будет. Умная девушка, быстро учится, но... Она никогда не голодала.

Голод. Голод меняет человека. Голод многолик — и узнаваем во всех обличьях. Голод приходит как великая нужда. В защите. В тепле. В пище. И просто так голод не уходит.

Когда голод приходит — ты начинаешь Искать. Голодный — чует котелок с похлебкой за лигу. Ребенок видит в толпе взрослых того, кто не ударит. И вцепляется в такого взрослого хваткой, которую не может разжать никто. Голодный перегрызает горло хозяину похлебки...

А еще, голодный ищет простого решения. Виноватого. Голодному очень легко указать цель. А еще голодный знает, что каждый рядом съест его пищу. Каждый.

Алисия помнила, как голодала. Любой голодавший очень хорошо чувствует запах голода. И Алисия чувствовала это слабый запах.

А Лилиан и Але помнить было нечего. Пока.

Ненаписанный договор

Очень хочется кушать. Она не назвала сегодня полный титул своей двоюродной бабушки с отцовской стороны, и мама сказала, что она должна два часа сидеть на лавке у двери. А был обед. Братья все скушают без нее, тут и думать нечего — может, только на ужин дадут хлеба с кашей...

Сверху тяжело прошел отец. Она автоматически прислушалась — нет, пока ничего страшного. Это не те шаги. Тут просто не надо на глаза попадаться. Мысли вернулись к еде.

Денег нет, так что сегодня не удастся купить потихонечку требухи у уличного торговца — или жареной, с коричневой корочкой, рыбы у пристаней. Ко-о-о-рочка... Все равно поздно, это утром так торгуют. Она остановила себя и начала думать дальше. Кладовка. Там только мука, наверное. А сырое мясо, в основном, так просто не сьешь — мать редко покупает вырезку или край, да и соли нет.

В животе заурчало. Алисия оглянулась — не слышал ли кто, не смотрит ли? — и погладила животик. Хоть снаружи.

Значит, можно попробовать попросить чего-нибудь у богатой вдовы купца, мадам Катерины. Эта обожает, когда 'все по-дворянски'. Настоящие дворяне к ней не ходят, само собой — так что за 'дворянское' обхождение она мирится даже с ней. Неплохой вариант. Надо только позаботиться, чтобы мать не видела, куда Алисия денется с улицы. Хотя это тоже не просто.

Можно...

-Алисия!

Важно все сделать правильно.

-Да, матушка? — она встала с лавки и присела в реверансе. Она уже большая. Ей почти шесть, и она не ошибется, как год назад, не присев на обращение. Больше не поймаете.

-Возьми вот и сходи в лавку. Нужно купить...

Вот это удача! Вот! Если правильно себя вести — удача придет! Два скипетра, а купить надо рыбы и крупы, так что просто сбегаю в лавочку у пристани, вот и будет три медяка, а если удачно поторговаться — четыре!

Но. По переулку, который надо пройти чтобы успеть, бегает стая мальчишек — они могут закидать платье грязью, тогда мать поймет, что она ходила не в ту лавочку. Так что надо подумать — как бы этого избежать?..

Сначала она этот проклятый кодекс* ненавидела. У нее начинала болеть голова, как только она замечала его переплет.

Его купил отец, когда из имения (ей было около семи) прислали немного денег и он, прежде чем снова упился, решил что воспитает из детей 'настоящих дворян'. Книготорговец ему и продал этот кодекс, который ему передали из какого-то богатого дома. 'О надлежащем поведении отпрыска рода благородного...' и еще восемнадцать слов.

Мать кричала и требовала от нее сначала, чтобы она собирала все эти разбегающиеся крючки в слова, потом — чтобы она ей точно повторяла все эти 'споспешествования надлежащему изъявлению в куртуазии', а потом, чтобы она себя еще и вела по этим правилам.

Годам к тринадцати она поняла, что мать с отцом хотели ее выгодно выдать замуж. Вопреки логике, им втемяшилось в голову, что ее для этого надо воспитывать. Лучше бы ее кормили — больше шансов на то, чтобы такой способ покупки права голубятни кого-то бы заинтересовал. А так — серая, худая, забитая... Обедневших дворян не так мало. Те, кого интересует древность рода с ними не общались, а на минимально приличное приданое денег, конечно, не было.

Впрочем, следовало признать, такая форма выведения денег из отцовской пьянки оказалась небесполезной.

В одиннадцать лет как-то вдруг кодекс заговорил в ее защиту. Сначала — он стал ее поддерживать.

— Учи! Учи, оглобля!

— Но я выучила, матушка!

— Читай, дура, что там написано! — мать замахнулась на нее худой загрубевшей рукой в цыпках.

— Вот же, матушка! — она лихорадочно перелистала книгу и нашла нужное. Именно то, что она и говорила.

-И не перечь матери... — уже просто бурчание. Ее не побили.

А потом, к тринадцати:

— Благородный Ульер трактует нам, досточтимая матушка, что....

Какая, к Мальдонае, разница — что он там на самом деле трактует? Мать никогда не читала больше одного предложения подряд, а найти одно предложение она могла почти подо что угодно. Благородный Ульер, написавший этот популярный — как она позже поняла — учебник хороших манер, был на самом деле довольно ехидным человеком.

К шестнадцати годам, случайно сопоставив два путаных абзаца, она обнаружила там первую шуточку. Как будто старик подмигнул ей через двести лет и головы дураков, тихонечко сказав 'Трудно надеяться, что благородная дама заметит разницу' а страницей раньше 'Ежели к благородству приложено некое количество здравого смысла...' О, да, он щедро залил это ведрами высокопарных эпитетов — но теперь-то она поняла, что искать! Старую книгу, которую ненавидели все без исключения 'воспитанные' дети, на самом деле, похоже, никто не читал. Она унесла кодекс к себе в комнату и выпросила у лавочницы состав для ухода за кожей. Когда она перекидывала (чаще уже просто в памяти — свечи так дороги!) страницы и абзацы — ей становилось тепло и смешно. Нетрудно сохранять 'благородное' выражение на лице — а это единственное, что от неё требовали родители.

К шестнадцати годам, осенью, она сумела заронить в голову отца мысль о том, что надо купить еще книгу Ульера. Нашлась еще одна книга, и месяц ее ожидания был полон переживаний. Старый друг слал ей через двести лет весточку, и она даже плакала от переполнившего ее вдруг ожидания счастья.

Ожидание оправдалось.

Худой, неровно двигающийся, с надтреснутым голосом дворянин, в камзоле, легкой кольчуге и шляпе времен Трех Регентов (именно так было нарисовано во вставке 'приличествующее случаю платье'), старик с торчащими седыми волосами — так она почему-то представила себе шевалье Рамона Ульера — старомодно и церемонно подал ей руку, дабы "надлежаще сопроводить" на 'Балы, охоты и иные благородные празднества'. Эта книга была куда дешевле — спроса не было.

В длинных и подробных описаниях правил, примерах и занудных моралистских пассажах Алисия уже не только видела шуточки ехидного старикашки, но и захватывающие (а иногда и страшноватые) рассказы о том, почему и как появились иные правила, как понимать даже самые простые жесты. Например, подачу руки при приветствии следовало понимать 'не держу кинжала, готового к удару'. И оставленная при этом за спиной левая рука меняла смысл на угрозу...

Ульер подробнейше описывал и сами празднества — Алисия чувствовала себя так, как будто она сама учла и направила все дела 'к надлежащей успешности', оставаясь к тому же невидимкой.

Фантазия, правда, время от времени играла с ней злые шутки — вот и в тот раз, когда она возвращаясь из лавочки споткнулась — и это на середине парфорсной охоты! — было так обидно, что она заплакала прямо у грязной канавы. К тому же, это было наименее заштопанное ее платье...

— Мадемуазель, Вы не ушиблись? Искренне сожалею, что не имел возможности подхватить Вас, но льщу себя надеждой уменьшить Ваше горе.

Высокий брюнет-дворянин галантно поставил ее на ноги одним движением. Впрочем, тогда она этого даже и не заметила.

— Ах, благородный господин, молю вас не смущать меня...

— Мадемуазель, я благодарю Альдоная за нежданное счастье, дарованное за страстную молитву, оказаться Вам полезным, пусть даже и в таком пустяке.

Она не выдержала.

— То есть Вы, не нашедший возможности представиться, молили Альдоная, чтобы я оказалась в таком положении и таким способом? Благодарность моя не имеет границ.

Возникла пауза. В течении которой она несколько уняла злость и собралась попытаться отчистить платье. В первый раз что-ли? Сейчас он бросит сквозь зубы что-нибудь холодно-презрительное, и мы все разойдемся восвояси.

— Мадемуазель, Вы умны и воспитаны — в отличие от меня. Граф Джайлс Иртон, к Вашим услугам, в надежде хоть чем-то скомпенсировать свое поведение, молю Вас позволить мне хотя-бы проводить Вас...

Он легко подхватил не такую уж и легкую ее ношу в левую руку, а ее саму — под правую. Как и требовала книга Ульера, она с достоинством оперлась на его руку и мрачно подумала, что сей приятный молодой человек убежит с воем, как только увидит куда они придут.

По дороге они, разумеется, вели куртуазную беседу. По мнению Алисии, чего-то более неподходящего к этим проулкам не существовало.

Ожидания его побега не оправдались. Он парой движений и фраз очаровал ее мать, облил презрением братьев, которые даже не решились его задирать, проигнорировал бедность обстановки и... пригласил ее на 'маленький прием, сегодня — только для своих, никакого парада. Невозможен отказ, я даже ничего не буду слушать — карета с приличным сопровождением будет тут через два часа'.

'Маленький прием' оказался вечеринкой малого Двора, которую почтил визитом сам принц Эдоард. Она с интересом глянула на героя сплетен, но, конечно, знаменитой сестры ее любезного хозяина тут не было. Присутствовали только 'лица первого стола', официальной любовницы тут быть не могло.

Надо сказать, что несмотря на ее в спешке собранное платье, худобу, паклю волос в роли прически — ее приветствовал хозяин, не постеснявшись поцеловать загрубевшую руку, а чуть позже ровно тоже самое проделал сам принц. Он и задержался рядом с ней.

— Мадемуазель, позволю себе вопрос — ваш мимолетный интерес к чему-то связанному со мной и любезным хозяином, отнести ли к персоне виконтессы Иртон? Вы удивлены, что ее здесь нет?

— Мое любопытство, я надеюсь, не вышло за допустимые рамки — никак не могу этого оценить в силу ослепления первым в моей жизни приемом? Полагаю, в неразумии своем, что мое присутствие среди лиц 'первого стола' для меня куда менее объяснимо, чем вполне логичное ее отсутствие.

Принц посмотрел на графа. Граф — на принца.

— Об этом, — тихо сказал Джайлс. — Я тебе и говорил.

На третий день своего замужества, сделав все необходимые визиты, она велела охране и кучеру ехать к пристаням.

— Могу ли я спросить Ваше Сиятельство — спросил капитан охраны. — Зачем мы едем в эти места?..

— Отдать долг, капитан.

Когда перед домом (оказалось, он совсем маленький) старушки Катерины остановилась карета с гербами, и невозможно чванный слуга возгласил в ее маленькой гостиной "Графиня Иртон просят принять" — хозяйка так перепугалась, что даже не сообразила приказать подать вина и закусок. Алисия это предусмотрела, и через два часа, накормив хозяйку (а хоть и не положено — кто меня остановит?) оставила ее совершенно счастливой.

Большой же прием, став хозяйкой, она была обязана провести — как жена графа — через два месяца.

— Как пройдет — так и пройдет, — сказал ей Джайлс. — Я эту кодлу видеть не могу. Развлекайся, только за сумму в триста корон без моего ведома не выходи, хорошо?

ТРИСТА КОРОН. Да вместе с музыкантами и вином все обошлось в двести пять. Только потому, что графине невместно торговаться так, как надо. Кухарку же необходимо срочно менять, если она снова вздумает ей перечить.

— Алисия, — серьезно сказал ей прощаясь принц Эдоард. — Вы потрясающи. Вам удалось невозможное — принять двести человек высшего дворянства так, что никто из старых грымз и реликтов времен моего деда не придрался и не надрался... Я даже не знал, что такое бывает.

Церемониймейстер был стар, да и не имел возможности надлежащим образом организовывать приемы, поскольку на самом деле там надо было общаться не с мужьями, а с женами. Она имела возможность — в силу пола — это исправить.

Для Его Высочества стало открытием, что оказывается приёмы и празднества — это гораздо менее затратно, чем он думал.

— Но мы же не можем брать деньги за приглашения!

— Не за приглашения, Ваше Высочество. За рассадку за столом, порядок приветствий — у многих ваших гостей есть планы, они готовы — судя по полученным мной предложениям — за это платить...

Они согласовывали каждый такой прием — Его Высочество, а потом Величество высказывал свои пожелания, а она отдавала ему две трети всех своих взяток.

Через пять лет ее пытались отравить в первый раз. Ничего интересного — подкупленная служанка. Взгляд у нее был точно такой же, как у ее братьев, когда им удавалось что-то гадкое ей подкинуть — выжидающе-опасливый. Муж с капитаном охраны допросил исполнительницу, а через неделю Алисия лично подала барону Мельену 'Специально для Вас, дорогой барон, тушеное в вине мясо с грушами'. Наслаждение выражением лица стремительно побледневшим от такого 'личного' блюда бароном она успешно скрыла за своей обычной маской.

К тому времени уже все знали кто организовывает приемы Его Величества на самом деле. Само собой, недовольных хватало — особенно среди тех, кого король видеть не желал.

Порядок и прилежание были основой ее спокойствия. Муж и Король, без слов понимая ее застарелые страхи, подарили ей небольшое имение под столицей. Бывать там Алисии — особенно после смерти Ее Величества Джессимин, удавалось нечасто, но сам факт своего дома и своего погреба ее очень успокаивал. Все слуги знали, что раз в месяц хозяйка совершенно точно спустится в погреб и лично осмотрит сыры, окорока, колбасы, бочки и мешки с крупой, зерном...

К сожалению, ее детская любовь — жареная с корочкой свежевыловленная рыбка, которую подавали на пристанях с гороховым пюре, ей была совершенно недоступна. Она — графиня! Именно так Август Брокленд, которого она воспринимала просто как очередного 'коня' Его Величества и обратил на себя ее... неслужебное внимание.

Он явился тогда, год назад, утром — до завтрака! — с пахучим свертком и никому его не отдал. Слуги оставили их одних — мало 'неприличного' существует для вдовы — и только тогда спросил:

— Угадал?

Боже, как ей было стыдно! Но она даже не нашла в себе сил оставить ему кусочек, не то что отказаться. А он просто смотрел и улыбался. Хотя ему-то от неё ничего не было нужно, Его Величество не просто приветствовали — требовали его присутствия.

И вот все снова... на лезвии. И только правила. Только порядок. Только прилежание. Может быть, если повезет, могут спасти и ее, и дочерей Эдоарда. Она должна ему за тридцать лет комфорта, уважения и безопасности. Он свою часть договора выполнил с лихвой.

Она снова потрогала зашитые в нижнюю юбку пять корон. В платье спрятано еще сто скипетров — ей нужны разменные деньги. В обоз — ее невестка с утра отправляет людей на закупку — будут уложены продукты. Платье, на первые случаи, упаковано. Обещана охрана, на данном этапе вполне надежная. Ричарда она знала как вполне разумного молодого человека.

Алисия привычно формировала в уме список дел и необходимых вещей. Все будет сделано. Долг будет возвращен сполна.

*Кодекс — 'Стопа листов с общим краем'. Привычная нам форма книги — довольно дорогостоящая (переплет), а потому до массового книгопечатания применялась не очень часто.

Король и полководец

Рик заканчивал бриться, когда прямо к нему от входа в лагерь, бросив кому-то поводья, побежал курьер. Ну вот, отец ответил. Теперь путь домой будет куда спокойнее, а Шут, наконец, получит, что заслужил. Если это, конечно, Шут...

Курьер прибежал и вытянулся перед ним. Рик подождал, но тот продолжал стоять по стойке смирно.

— Ну? Что вы, любезнейший, стоите как памятник самому себе?

— Ваше Королевское Величество!

Рик ощутил себя как-то сбоку от этой сцены. Кто-то спросил его голосом:

— Что?..

— Ваше Королевское Величество! Тридцать четвертого числа сего месяца, Ваш царственный отец оставил безутешную Ативерну, вверив ее Вашему попечению...

Отец умер. Отец умер. Но этого же не может быть — это же мой отец, как это — умер?!

— ... его Сиятельство Канцлер, его Светлость милорд казначей умоляют Ваше Королевское Величество прибыть скорейшим образом для перенятия государственного кормила!

— Как... как умер мой отец?

— Не могу знать, Ваше Королевское Величество! Был отправлен сразу после печальнейшего события. Осмелюсь надеяться, что прибывающий отряд Первой Роты королевского полка сможет надлежаще ответить Вашему Королевскому Величеству!

Курьер встал на одно колено прямо в лужу с остатками мыльной пены и двумя руками протянул Рику свиток с тремя печатями. Большая, Малая и Коронная — автоматически отметил про себя Ричард Первый Ативернский.

— Вы свободны, любезнейший... — чужим голосом сказал король, забирая свиток.

— Второй роты курьер шевалье Сайтер, Ваше Королевское Величество!..

— Встаньте. Мы запомним Вас.

Курьер встал, с поклоном сделал три шага назад и наконец убежал в кусты.

Король остался стоять со свитком в руках. Отец не ответил. Отец больше никогда не ответит.

— Рик, ты уже... ты что?.

Ричард просто протянул Джессу свиток.

— О, ответ при.... что это?!

Ричард посмотрел на Джесса, а тот — на свиток и медленно опустился на колено. Точно также, как курьер.

— Ваше Королевское Величество.

.. если он меня поздравит — я его убью...

— Позвольте выразить Вам глубочайшие соболезнования... большая потеря для Ативерны... я... клянусь верно служить Вашему Величеству...

— Встаньте, граф Иртон, мы ожидаем Вашей верной службы.

— Моя жизнь есть служба Вашему Величеству.

Джесс все-таки встал.

— Рик... то есть Ваше Величество, а что мы делать-то будем?

Больше всего Рику хотелось заплакать. А еще чтобы ничего этого не было.

— Мальдоная знает, что нам теперь делать, Джесс. И ржет.

— Пойдем. — сказал Джесс. — Планы надо менять. Сниматься, наверное, и надо идти на столицу?

Ричард шел рядом с Джериссоном и с тоской думал, что теперь Джесс ждет от него решения. То есть, вот буквально — сниматься полку или нет? Не из вежливости молчит, а ждет приказа короля.

— Нет. Надо подождать до завтра. Отряд Первой Роты королевского полка едет сюда. Должен быть до вечера, я думаю.

— Почему? Что дворцовым тут делать?

— Не знаешь? Ну да, это, так сказать, семейное. Король должен принять регалии и печати. И их ему срочно везут, если он не может придти за ними сам... Времена Кровавого Тумана.

— А-а-а... Подожди в палатке, ладно?

Джесс смотрел как-то неуверенно.

— Что ты на меня так смотришь? Ждешь, не расплачусь ли?

— Жду, не потребует ли Ваше Королевское Величество надлежащего...

— А в глаз?

— Подставить?

— Свинья ты, Джесс. А почему, кстати, в палатке ждать?

— Построение. Людям надо построиться. А тебе, Величество, принять их присягу — Устав забыл?

— Да, точно. Граф Иртон, Мы разрешаем Вам удалиться.

Рик попытался воспроизвести изящное движение кистью, которое практиковал герцог Ивельен. Получилось плохо.

— Премного благодарен Вашему Величеству.

Жест 'от шляпы' вышел у Джесса лучше. Но не намного.

Шум и шелест лагеря начал быстро и нехарактерно меняться. Новость расходилась быстро. Раньше на Рика смотрели. Теперь на Ричарда пялились.

Строй полка оказался настолько длинным, что Рик с трудом различал его концы. Над полем ныл сокол, трещали какие-то насекомые, людей не было слышно, но Рик ощущал их дыхание. Не как дыхание, а как движение воздуха.

— ... авняйсь! ..ирна! ВашСиятсво... построен!

— Мой полк!

Голос Джеррисона Иртона разносился по всему полю.

— Тридцать четвертого числа сего месяца, Его Величество Король Эдоард Восьмой скончался.

Воздух замер.

— Слава Королю!

— СЛАВА! — грохнуло над полем.

— Его сын и наследник, король Ричард, ныне с нами и принимает нашу присягу.

— По-олк, — заорал дежурный офицер, — К присяге!

Джеррисон отпечатал четыре шага вперед, развернулся кругом через левое плечо, сорвал шляпу и опустился на одно колено.

Полк, как огромная гусеница, волной повторил за ним это движение.

Наступила тишина. 'Они ждут моих слов. Вот эти восемь сотен совсем разных людей ждут слов своего короля... и это почему-то я'.

— Солдаты! Офицеры! Мы ожидаем от вас всех верной службы — на благо Королевства, как оно ожидает ее от Нас!

— СЛАВА КОРОЛЮ! СЛАВА! СЛАВА! СЛАВА!

— Встаньте же — и не становитесь на колени более ни перед кем!

— СЛАВА КОРОЛЮ! СЛАВА! СЛАВА! СЛАВА!

Ничего ведь не сделал — а почему-то мокрый, как мышь...

Пыль появилась на юго-восточной дороге уже на закате. Выслушав дозор, Джеррисон 'поспешил с докладом к Его Величеству' — в смысле пошел в палатку и сказал: 'Похоже, едут'.

— Ну, пойдем посмотрим.

Они остановились перед третьей линей постов, чтобы уж совсем не делать глупостей.

Протяжное 'Первая рота — к Королю!' повторилось дважды, и наконец с каурого жеребца тяжело спрыгнул полноватый, крепкий и кривоногий мужик совсем не аристократического вида. Он снял с седла средних размеров полированный деревянный ящик, хозяйственно устроил его подмышкой, поправил седые рыжие усы и зашагал к королю. За ним торопливо, сохраняя недовольное выражение на лицах, поправляя мундиры заспешили два офицера дворцовой стражи. Против воли и горя, по лицу Рика разошлась улыбка.

— Дядька Самир!

Названный 'дядькой Самиром' кавалерист подошел на уставные три шага и вытянулся, выпятив немалых размеров грудь и расправив плечи. Потом, вспомнив, он с некоторым трудом, перехватив ящик, опустился на колено. Рик следил за этими манипуляциями с постным выражением лица — таким, которым обычно скрывал улыбку.

— Старший сержант Самир Хаттаф, докладывайте.

— Ваше... гхрм.. Королевское Величество! Прислан канцлером с государственными регалиями!

— Встаньте, Самир Хаттаф, мастер-сержант. Встаньте, господа. Мы ожидаем Вашей верной службы.

И не дожидаясь, пока конник встанет, король шагнул вперед и обнял его.

— Дядька Самир, как же я рад тебя видеть!

— Так ты это, то есть вы...

Сержант неловко полез за ворот, где на стальной цепочке висел латунный затейливый ключ.

— Давай сюда. — Король забрал у сержанта ящик, и дело пошло веселее.

Ричард открыл ящик — он не был тяжелым, его вполне можно было удержать одной рукой. Корона. Меч. Три печати. Королевское кольцо. Всего ничего — но 'по закону и уложениям' это и была Ативерна.

— Дядька, есть для тебя поручение, — Ричард надел кольцо и закрыл ящик, повесив ключ себе на шею. — Вот этот ящик — ты теперь его хранишь. Ибо Мы решили, что ты — достоин.

Сержант поперхнулся.

— И ежели с ним что случится, или с содержимым его — я тебе никогда этого не прощу. Вот эти двое, которые с тобой, они вообще как?

— Да не особо. Больно носы задраны.

— Та-а-к... Господа, подойдите.

Печатая шаг, оба офицера отбили три шага вперед и вытянулись перед королем.

— Та-а-к. — повторил король, пройдясь мимо короткого строя. — Мастер-сержант Самир?

— Я!!!

— Повелеваем Вам привести этих двух офицеров в соответствие с задачей хранения государственных регалий и реликвий. Разрешаю не особо церемониться... Желаете, отказаться от Нашего поручения, господа?

— Никак нет, Ваше Королевское Величество!!!

— Слушаюсь, Ваше Королевское Величество!!!

— Вот так вот. Также повелеваем Вам, хранитель реликвий, отобрать еще десяток человек, из прибывающего отряда и пятого пехотного полка, и подготовить их так же. Задача ясна?

— Так точно, Ваше Королевское Величество!

— Отлично. Господин граф полковник Иртон?

— Да, Ваше Величество?

— Распорядитесь о выделении места сержанту Самиру и его подчиненным.

— Есть. Разрешите исполнять?

— Разрешаю.

Джесс все-таки отошел на десяток шагов, прежде, чем злобно и громко захихикать. Мало что было в армии Ативерны более постоянным, чем вражда линейных полков — и Первой Роты — полка дворцовой стражи. Плюха была знатная, и выдана была ровно за то, за что их и не любили — за носодральство и склонность к показухе.

— Дядька, пошли, немного пить-кушать будем — приобнял за плечи своего воспитателя король — Расскажи мне, как отец умер? Все темнят...

— Да как-то мутно, что-ли. Я не на дежурстве был, а тут вдруг...

Как-то у Рика так ловко вышло, что весь остальной рассказ сержанта слышал только он.

-Чертова традиция, — вполголоса пробурчал барон Нивель, первый из 'попавших' офицеров.

— Радуйтесь, барон, что это хотя-бы военный. — Философски заметил ему виконт Эльтан, второй 'хранитель' — Эдоарду Пятому, кажется, реликвии везла дворцовая повариха — ибо именно она по записям тогда оказалась самым часто видевшим Его Величество человеком...

День закончился, и после совещания с командирами рот и прибывшего отряда, король и командир остались в командирской палатке... Попытаться уснуть. Выступление было назначено на утро.

— Слушай, Джесс...

— Что?

— А ведь это отец все сделал. Это же не я.

— В смысле? Ты о чем?

— Я ничего ж не знал — а курьера уже отправили. У меня даже конь чужой — а мне уже дядьку Самира, с короной и сундуком, и подразделение для охраны. Я только еду — а все уже сбегаются присягать...

— Сплюнь, что все хорошо идет. Или вон, по голове постучи — мне, например, сердце вещует, нахлебаемся еще!

— Себе постучать или тебе?

— Обоим, блин!

— Да я вообще не о том! Он... он даже из могилы за нас подумал.

— Он был — Король.

— А я?

— А ты — есть Король. Я в тебя верю. Правда.

— А если разуверишься?

— Тогда останется мой друг Рик. Который, конечно, бывает редким занудой — но что теперь делать? Помнишь, разговор о том, кому можно бы написать?

— Ты меня успокаиваешь, что-ли?

— Ну да. Давай спать, а?

— Рик?

— Чего тебе?

— А теперь ты на Анелии женишься?

Возникла длинная пауза.

— Тебе какой вариант ответа — придворный или короткий?

— Короткий.

— Альдонай его знает. Посмотрим, что и как у нас будет — договор-то не подписали.

— А придворный?

— Мы сообщим Вам, граф Иртон, о своих решениях в угодные Нам сроки.

— Как явит себя воля Вашего Королевского Величества.

— Альдоная мать, как же мне погано, Джесс...

— Ты, раз уж все равно не спим, уверен, что сержант — справится? Он уже ведь совсем не молод.

— Знаешь, мне как-то все равно. Я все равно даже верить не хочу, что он с чем-то не справится. И оценивать его не хочу. Помнишь, мать как-то нас решила голодом воспитывать?

— Забудешь такое...

— Так вот, это он нам хлеб с мясом с кухни воровал.

— ?!

— Вот так.

— Ты знаешь, что мы с тобой ведем себя как два оруженосца, которые впервые не дома ночуют?

— Знаю, знаю. Спать будешь вообще?!

— Попробую.

— Джесс, спишь?

— Обожаю этот вопрос. Вместе с вопросом 'Ты пришел?'.

— А ведь это отец нам каникулы устроил.

— Да. Последние каникулы...

— Последние. Путешествие на барже... Тебе что, понравилось?

— А ты знаешь, да! Кстати, вопрос. Рик, а ты... С Милликой — того?

— Что — того?

— Ну... того!

— Джесс! Тебе завидно?! Тебе?!

— Мне не завидно, мне любопытно. Ну?

— Что — 'ну'? Какое — 'ну'? Она рыбой пахла!

— То есть ты ее нюхал? Рик, ты увиливаешь! Клянусь Альдонаем, ты уворачиваешься!!!

— Так. Граф Иртон. Мы повелеваем Вам отстать! Извольте мечтать о своей жене!

— Хо-хо-хо!

— Спать!!!

— Хо-хо-хо!! Только ведь и правда, глупо как-то — граф и король, дворцы, приемы, дамы, корабли! А вспоминаем поганую баржу на реке, комаров, да дочку рыбника, дай ей Альдонай счастья и здоровья. Мы просто плыли — и ничего-то от нас не зависело...

Хлопоты

Насколько знала Лилиан, Ингрид вставала затемно. В подчинении ее находилось сейчас по примерному подсчету четыре десятка человек — и Лилиан могла себе позволить даже не задумываться о том, сколько покупать зерна, кто займется уборкой и мыла ли руки повариха.

Спала Лиля в день смерти Короля плохо. Наверное, стоило выпить пустырника и на ночь. Встав пораньше, она отправилась на кухню, а потом к погребам — где и отыскала Ингрид. За прошедшее время Ингрид отяжелела, движения ее стали плавными, но на взгляд Лилиан это ее не портило. Судя по всему, на взгляд Лейфа — тоже. Впрочем, тому вообще было все равно, как выглядит жена — он не мог заметить разницы, ему все было прекрасно. На глазах Лили, Ингрид с некоторым трудом поднялась из погреба и остановилась оглядеться. Одышки у нее не было.

— Ингрид!

— Госпожа, доброе утро.

— Не кланяйся, пожалуйста. У меня к тебе несколько вопросов. Скажи, ты ведь делаешь запасы на зиму?

— Конечно, госпожа. Но основные закладки я думала сделать на следующей неделе, ведь урожай только собирают. Пока все еще дорого...

— Сколько людей и сколько времени мы можем кормить?

— Сейчас? Примерно двести. Около четырех месяцев. Но... это если как обычно. Если как у вас — наверное, не больше трех.

— А если все запасы будут сделаны?

— Тогда.. — Ингрид призадумалась. — Смотря какие будут пшеница и рожь, и сколько удастся купить сена... Наверное...

Лилиан не мешала. Откровенно говоря, этот расчет был ей недоступен.

— Около пяти месяцев, госпожа. На месяц больше, чем дни бескормицы.

Это был очень аккуратный перевод. На вирманском зимний период назывался 'Дни Голода'.

— А рыба?

— На следующей неделе придет Эрик, тогда и узнаем. Путина, госпожа, дело непредсказуемое.

— Тогда вот что. Собирай срочно людей и отправляй их на закупки на оба рынка. Воза купите там.

— КУПИТЬ телеги?!

— Именно так. Покупайте сено, зерно, гречку...

— Простите, госпожа, что такое Grechka?...

Это было плохо.

— Не обращай внимания. Что-то долго хранящееся. Дрова потом купим. Не смотрите на цену. Я дам, для начала, пятьсот корон...

— Госпожа... это... будет непросто.

— Считай, что мы готовимся к осаде. Соль еще купите. Сыры. Да. и вот еще — сегодня, максимум завтра, мы должны будем отправить в путешествие принцесс, графиню Алисию и их охрану. Надеюсь, какой-то паек полковник Фрим им даст. но.. В общем, подбери им еду примерно две десятинки. Их около шестидесяти человек — я пошлю с ними пару служанок. Местных. Сейчас успеваем людей за припасами отправить, не поздно на рынки ехать?

Ингрид кивнула, сдула с лица выбившуюся золотую прядь, и без торопливости, но очень быстро, стала созывать людей. Планы работ менялись полностью.

Лилиан не удивило то, что Ингрид сообщила о поездке Лейфу, но удивило то, что Лейф собрал в сопровождение этого похода на базар два десятка — почти всех свободных вирман и тихонько ругался с Ингрид в уголке — чего Лилиан представить не могла.

Присмотревшись, Лилиан решила, что в одном из направлений её деятельности все запущено. И это ее, Лилиан, персональное упущение.

— Ингрид, а ты вообще-то как себя чувствуешь?..

— О, прекрасно, госпожа. Вот уже десятинку, как стало так легко!

— Легко. Ага. Отлично. Ты никуда не едешь.

Ингрид только открыла рот от внезапности обиды, но сказать ничего не успела.

— Спасибо, госпожа Лилиан!!! — с чувством сказал Лейф.

— И, Лейф, я тебя умоляю, никаких лестниц.

— Сей момент прикажу.

— Госпожа, но я же!!

— Ингрид, никакие продукты не стоят твоих родов под кустом. Так — не будет.

— Разве я не замечу, что уже пора готовиться?!

— Может быть — заметишь. Может быть — нет. Я тебя очень уважаю, но в ближайшее время не могу предсказать, что тебе придет в голову. И никто не может. В-общем, у госпожи придурь, смирись. Лейф, ты меня слышал, про лестницы?!

— Да, госпожа.

— Но погреб!!! Покупки на пятьсот золотых!!!

— Туда сходит кто-нибудь другой.

— Госпожа... вы ошибаетесь. У меня только чуть-чуть болело...

— Чуть-чуть. А ну, пошли.

Лиля отвела Ингрид в мед-пункт (больше от посторонних глаз), поставила Лейфа у двери и скомандовала:

— Ложись. И поднимай юбку.

Пока Ингрид устраивалась на кушетке, краснела, стеснялась — Лиля как раз успела помыть руки и в очередной раз пожалеть о перчатках.

Увидела она ровно то, что и подозревала. Чуть-чуть захватила. Чуть-чуть! Она высунулась наружу и сказала:

— Лейф, позови Рагну и Гуднё.

— Что, уже?!

— Нет. Не уже. И вообще, займись делом, у нас до вечера ничего не изменится. Кто поедет вместо Ингрид?

— Вандис

— Вот и езжайте. Деньги Лонс выдал?

— Выдал...

Лонс, кстати, не задал ей вопроса 'Зачем'?..

Подошли Рагна и Гуднё. На самом деле они уже начинали 'карьеру' повитух, но старшие не очень-то пускали их к роженицам. Лилиан загнала их учиться, и, надо сказать, ни она, ни они сами об этом не пожалели. Хотя Лиле и было странно, что никто из них ничего не записывал, а реального опыта у них было больше, чем у нее.

— Госпожа, что, уже началось?!

— И вы туда же! Нет пока. Но раскрытие — семь сантиметров. Так что ходите вместе с ней, не забываете напомнить, что писать ей надо каждый два часа...

— Госпожа!!!

Рагна, которая была на две головы выше миниатюрной Ингрид, и вполне могла просто положить ее на плечи, обняла жену своего ярла и, успокоительно что-то загудела.

Лиля мило улыбнулась Ингрид и ушла, оставив Лейфа разбираться. В конце концов — это его жена.

Алисия за завтраком, то есть примерно через два часа, оценила суету и спросила только:

— Лилиан, вы расчитываете на сколько?..

— Шестьдесят человек, две десятинки. Извините, вам придется брать два воза.

— Могу я это чем-то компенсировать?..

— Вы — моя свекровь, а это — мои принцессы и подруги Миранды. Какой смысл быть богатой, если не оказывать помощь своим людям? Не думайте об этом.

Алисия подняла брови и поправила спину принцессе Анжелине.

Фрим привел полусотню во главе с лейтенантом лет тридцати, худым и невысоким, как и большинство в полку, с роскошными рыже-седыми усами. Тот сразу полез проверять воза, обратил внимание на поворотный механизм — оказалось такой простой вещи тут не делали. Поцокал языком, поводил воз по двору сам и спросил только.

— А третьего нету?.. Мы бы вот, ваша Светлость, к примеру, могли бы и овсом вернуть.

При этом у лейтенанта внезапно открылись такие большие и честные голубые глаза, что замотаная уже всем сразу Лилиан только и спросила у полковника:

— Он всегда такой нахал?..

— Так точно, всегда. — коротко ответил Фрим. — Оттого и посылаю.

Распрощались. Лилиан расцеловала девчонок, приличным образом обнялась с Алисией, ощутив совершенно деревянные мышцы ее спины. На лице вдовствующей графини отражалось приличествующее случаю выражение вежливой благодарности. Как-то они доедут...

Вечером Лилиан все-таки бросила попытки что-то написать и пошла в холл. Караван не возвращался.

Ингрид, все еще дувшаяся, нашла ее там. Рагна уселась неподалеку. Лилиан, правда, подозревала, что дело не в ней, а в Лейфе, уехавшим вместе с тем самым обозом. Они начали обсуждать как раз состояние погреба, как вдруг раздалось характерное журчание.

— Ой! — Ингрид... нет, это не называется словом покраснела. Полиловела. — Я... я... я уберу! Простите, госпожа.

— Обойдутся без тебя. Пошли. Рагна!

— Но я...— еще пыталась что-то сказать Ингрид.

Лилиан, не слушая ее, посмотрела на лужу. Вроде все нормально.

— Да, госпожа. Мы все приготовили.

— Вот, слышишь? Девочки уже все приготовили.

— Оййй... — Ингрид схватилась за живот

Лиля вдруг успокоилась.

— Кхрм! — сказали из угла.

— Что еще?! — своим лучшим 'графинским' тоном спросила Лилиан.

— Наша работа, Сиятельство, вроде.

Бабки... Скорее все-таки тетки. Здоровые, спокойные, в серых платьях и мятых... шляпах? — именно шляпах, даже не в платках. На поясах навешаны какие-то фигурки, пучки трав, мешочки.

Лилиан посмотрела на них без всякого энтузиазма. Одна повыше — худая, другая пониже — не толстая, а скорее крепкая.

— Вы повитухи? А вы тут откуда взялись?

— Да люди сказали...

— Это какие же люди?

— Служанки твои. — пожала плечами худая, которая в паре оказалась главной. — А парни и провели, кто ж повитуху остановит?

Лилиан подумала, что кажется инициативность ее служанок может быть и лишней. Но — пусть посмотрят, вдруг что-то поймут?

— Если вы хотите присутствовать, то снимайте вот эти веники и прочее барахло и мойте руки. Вам покажут где.

— Сама примешь? Молода ты...

— Еще раз обратишься ко мне на ты и без титула — велю тебя выкинуть. Понятно? Насмотрелась уже на ваши успехи!

Не дожидаясь конца перепалки, Рагна практически унесла Ингрид.

— Погоди гневаться, Ваше Сиятельство. — Примирительно сказала худая. — Дело-то непростое.

— Я знаю. — сказала Лилиан, решив не дожимать. — На своей шкуре.

— Ну, раз ты у слуги своей сама роды принимаешь — мы посмотрим?

— Руки. Мусор. — Лиля для определенности показывала пальцем. — И вы мне под руки не лезете.

— Это что ж за роженица такая, что ей прям, стал быть, Сиятельство, сами туда полезете? Чего это там у этих разбойников — она прям такая благородная?

— А что, у кого-то там все не так, как у всех? — с ехидцей спросила Лиля выходя. — Может, даже и поперек? Тем более, любопытно же.

Спорить с этим странноватым по местным меркам утверждением тетки не стали, и с недовольными физиономиями пошли за служанкой мыться.

В медкабинете Лилиан специально держала запас свечей и особо обратила внимание на тягу и вентиляцию. Сейчас свечи очень пригодились — хотя это, конечно, были совсем не электро-лампы.

— Рагна, начнем с тебя. Что по порядку осмотра?

— Раскрытие полное. Воды, отошли. Все, поехали.

— Ой-ой-й!!!!

— Все хорошо, Ингрид, все просто отлично. Мы возле тебя все посидим, никуда не уйдем, руку только мне не отрывай, она тебе пригодится... Ты настолько замечательная, что только на тебя и можно любоваться, как оно все должно идти. Гуднё?

Рагна утерла лоб Ингрид, подождав пока кончится схватка. Лилиан удалось таки вынуть руку.

— Сердце ребенка слышно хорошо... — сказала ей вторая девушка.

— Что нужно проверить?

— Как это... тоны чистые.

— Дай-ка я сама послушаю.

Необходимости в этом никакой не было. Ингрид рожала не просто как по учебнику, а как для исправления учебника 'Акушерство и гинекология' в описании недостижимого идеала. После кровищи и ужаса Амалии Ивельен, Лиля просто наслаждалась.

— Лишнее вот это вот все — бурчали из угла. — В бане бы рожала, как все люди. А то и в поле рожают, ничо... Нагородили чего, то-ли лавка, то-ли стул — видать и кровать им не нать...

— Пока мы тут все равно сидим. — как бы и не замечая бурчания сказала Лиля. — Разберем обычную дурь. Можно ли рожать в поле? Можно, процесс не остановится. Только после... Смените ведро, девушки, Ингрид нашей на низ давит, ничего не поделаешь... — так вот, после таких вот родов три из десяти, что начнется воспаление и мать вы потеряете. И зачем? Соблюдение же простейших правил, тщательно отмытых рук, например...

— Мужуков ишшо позвать, любовацца...

— Может, и стоило бы — также ни к кому не обращаясь отметила Гуднё. — Побольше думали бы о том, чем оно кончается. Извините, госпожа.

— Да за что бы? И вообще, кто не помнит, так мы все оттуда — так что они, вообще-то, в курсе дел... Обойдутся. О чем это мы? Ингрид, не помнишь?

— Ох. Про мытые руки, кажется.

— Во-от. конечно, если надо добиваться родильной горячки — мыть ничего не надо.

-... окна, стеклищев насували...

— Ага, — потягиваясь сказала Рагна. — Из погреба-то оно виднее.

— Вот гундит и гундит, толстуха! И чо я с тобой шатаюся ажно десятый год?! Помолчи, погляди как оно бывает-то, чо те все не тае-то?! — не выдержала Худая, с комфортом устроившаяся в уголке.

Так и переругивались.

— Аааа-ааа-аййй!!..

— Быстро, однако. Ингрид, да ты не торопись — только мы тут поговорить уселись. Конечно, если вам надо нагнать туману и убедить в своих знаниях тайных, или если нет денег на двойные стекла — тесная баня очень хороша. Но если есть возможность....

— Ой-йййй!!

— Дыши, дыши!

— Сроки между схватками сокращались.

— Ой-ой-ой, госпожа, я боюсь!

— Нечего бояться, все отлично, я тебе говорю.

— Но вы же не посыпали порог солью! А вдруг духи обозлятся? А там даже нету Лейфа с мечом!!!

— Духов тут никаких не будет, я тут. Спокойно, сейчас проверим.

Лейф и правда не вернулся. Лилиан, долго не думая, вызвала двух часовых и велела им стоять у двери с мечами. Те очень серьезно отнеслись к ситуации и притащили еще по щиту и дротику. Лиля возвела очи горе и решила, что пусть все играются.

— Безбожники, еретики!!! — завизжала толстая тетка. Тощая отвесила ей затрещину.

— Заткнись, балаболка! Не твово ума дело! Купчихам своим головы морочь!

Лиля, долго не думая, размашисто перекрестилась, и, прочитав "Отче наш пресветлый" в качестве комментария, выкинула тетку за дверь. Тощая поджала губы, но спорить не стала.

— Пульс, давление — на обеих руках...

— Одинаково.

— Хорошо. Так вот. Если есть возможность — хорошее освещение, пространство для работы, вентиляция — все это уменьшает риски. Обезболивание же...

— Альдонай терпел, и нам велел!!

— ... а вот это вот доморощенное богословие слушать вообще не надо. Ничего такого Альдонай ни в одной Книге не говорит. Особо обсуждала я это с Альдоном Романом — но не будем отвлекаться. Вопрос же о обезболивании — в наших условиях, увы, даже поставить не могу. Надеюсь, с некоторым основанием, что это все-таки возможно.

— А-а-а!!! ... .... .... !!!

Судя по тому, как хмыкнула Гуднё и покраснела Рагна — Ингрид высказалась совсем не куртуазно.

— Про меня?

— Нет, госпожа. Про мужа.

— А-а-а... Так вот, милостью Альдоная дана нам голова, так и будем же ее использовать. О чем я?

— И-и-и-и!!!

Злющая тетка бродила по холлу, но вирман ее недовольство не впечатляло. Походив минут десять, прислушавшись (из-за тяжелой двери слышно было плохо), тетка ткнула желтым ногтем в щит Турри — Три Хвоста и спросила:

— А домовик вот влезет, а?!

Три Хвоста посмотрел на нее сверху и решил, что супротив, скажем, Стейнмунн из Хедебю эта тетка 'не тянет'. Вот худая — та да, та очень даже может. А эта — нет, никак.

— Женщина — прогудел он в ответ. — Мне все равно, как ты называешь духов и троллей — и им, думаю, тоже все равно. Там сидело пять женщин, и три из них ругались с двумя. Сейчас их четыре, и все равно они ругаются. Не вижу ни одной причины спасать духа или тролля, который был бы настолько глуп, чтобы там появиться.

— И-и-и-и!!! .... !!!!

— Давай, давай, жена ярла! Тужься! Дыши, дыши! Вниз дыши, вниз.

Лиля в этом покрикивании не участвовала. Ее вмешательство не требовалось.

— Вот, Сиятельство, а судороги-то вот начнутся, без трав-то рожать!

— Это ты очень вовремя поминаешь. Тогда мы, с помощью Альдоная, дадим ей вот этих лекарств.

Полная ее готовность, мягко говоря, была преувеличением — Лилиан и половины не имела того, что надо бы, но уж точно понимала в деле больше теток.

— Госпожа, а ты вроде бы говорила, что до эклампсии лучше не доводить?..

Рагне уж слишком нравились греческие слова. Лилю передернуло.

— Лучше — да только кто ж нас спросит... — к ее удаче, отдыхавшая после схватки Ингрид ничего не услышала. — Но с Ингрид, да и вообще ни с кем из вас, я в такое не верю.

— Это вы по-каковски назвали-то? — Тетка оказалась внимательной и любопытной. Лиля подумала, что кидаться словами стоит поменьше.

— На древнеханганском. А с какими это "травками" надо судороги убирать, а?

— А кровить начнет, по большому? — повитуха ушла от ответа.

Это был тяжелый вопрос. Очень тяжелый. Но Лиля в самом начале запретила себе на эту тему волноваться.

— Ушью. Все приготовила, вот лежит.

Кончилось все вполне быстро и спокойно. Альдонай Пресветлый, как же это было хорошо! Здоровая роженица, организованное пространство, свет, две отличных помощницы! Ну и крепкий, сильный парень, заоравший после шлепка так, что Рагна аж присела.

Выйдя под самое утро, оставив на счастливой матери ее ребенка, улыбающаяся Лилиан вышла в холл. Мальдоная с ними, с нормами. Все ее беды, все беспокойство, все заботы — ничего из этого не могло выплыть из под той волны радости, которая залила всех в медпункте. Улыбалась даже Тощая Повитуха, а уж утонувшая в своем счастье Ингрид и улыбалась, и плакала, и лопотала что-то на вирманском... А потом уснула.

В холле оказалась куча народу, включая Лейфа с перевязанной головой, половину его дружины, Лонса, двух мастеров, служанок и Миранду, которой полагалось вообще-то спать.

— Ну?! Госпожа, что?!

— Лейф, а что там может быть, а?! Сын у тебя родился!

У Лили заложило уши.

— Да не орите вы, дайте им поспать!

Не помогло.

Из-за спины Лилиан протолкалась Худая.

— Держи, Ваше Сиятельство. Носи по праву, коли захочешь. — и, всунув ей в руки войлочный сверток, зашагала к выходу.

Лиля развернула его — и увидела, что это такая же остроконечная шляпа. Только новая.

Сил вылавливать Миранду не было. Лилиан пошла наверх и, слегка отмыв руки, рухнула в кровать. Нет, она, конечно, хирург. Но какая же это все-таки сказочная специализа... Додумать она не успела. До вечера ее и не пытались будить. Ботинки и платье с нее снимали служанки.

По воле Короля

Под утро Джесс спал плохо. Под попону сквозило, он ежился спросонья и в итоге проснулся с ноющими мышцами. В откинутый полог лился серый свет утра, с еще не вставшим солнцем.

— Доброго утречка, Сиятельство... Как спалось? — Рик сидел за его столиком и писал. Судя по отложенным свиткам — уже третье письмо.

— Спасибо, Величество, плохо. Ты полог откинул?

— Я. Извини, иначе не видно ничего.

Джесс выбрался из-под попоны и начал энергично разминаться. А то все утро будешь как побитый.

— Ты хоть спал, Рик?

— Чего?.. А, да, спасибо. Просто подумал, что надо тут... кстати, сколько у тебя курьеров?

— Десять. Троих оставь только.

— Ладно. — сказал почти сам себе король, не отрываясь от очередного свитка.

'Да, спасибо...' — Джесс отметил себе, что с Риком надо будет поговорить. Он слишком хорошо помнил своего лейтенанта, такого же спокойного улыбчивого парня, который получил из дому письмо, что у его старика-отца сосед-барон выкрал его сестру-дочь. Вроде как жениться — только до свадьбы не дошло. Отец, перенервничав, слег и умер. Парень спокойно прочел письмо, вздохнул и внешне не изменился никак. Дождался отпуска, поехал, выкрал и убил барона — подвесив на дереве и отрезав ему 'последнее висящее'. Сидел под деревом и смотрел, как тот в муках умирает от потери крови. А когда его нашла дружина барона — закололся. Оно конечно, случай не тот — но... в тихом омуте, как известно. Хоть развлечь его, что-ли.

В палатку сунул нос Фрайги. Молча, косясь на Ричарда за столом, вручил Джеррисону кружку с травяным отваром и миску с кашей, а потом также тихо стал выходить, но тут Рик поднял голову.

— Фрайгерсон. А мой завтрак где?!

— Э-э... Я... э-э-э... Ваше величество, готовят!!

— Чего — готовят?! Где моя каша?!

— Так ведь это... не достойно короля...

— !!!! — все впечатления Ричарда были очень понятны и без слов.

Взглянув на Рика, Джесс решил, что развлекательный разговор можно отложить. Скучать не придется.

— Фрайги. Я вообще добрый, но где-то беспощаден. И надежный способ выяснить где — это меня не кормить. ГДЕ МОЯ КАША?!

В палатку вломился Ройс со своей миской.

— Вот, Ваше Величество, ваш завтрак!!!

— Только брат тебя, раздолбая, и спас. — пробурчал Ричард отбирая у него кашу и хлеб. — А еще раз кто-то будет меня голодом морить ради... — чего вы там делали, вообще?!

— Курицу... — убито пробурчал Фрайги.

— Спасибо, что корову не зарезали. — вздохнул Джесс.

— Мы собирались...

— ЧТО-О?!

— Э-э...

— Ну-у...

— Решим так. — сказал король, облизнув ложку. — Пока Мы не приказали — никто не решает, что и как королю делать. И ничего без приказа не меняет. Особенно — не трогает коров.

— Слушаемся!

— Вон отсюда, лбы! — буркнул все еще бурчащий от гнева Джесс. — С дозволения Вашего Величества.

— Дозволяем. Идите отсюда, заботливые вы Наши...

Король и полководец продолжили свою трапезу... в смысле, стуча ложками есть кашу.

— Кстати, не вредно бы на самом деле тебе готовить отдельно. И повара найти.

— Зачем? Думаешь, я внезапно стал таким капризным? — Король поковырял кашу и, решив, что бывало и много хуже, продолжил есть.

— Чтобы не возникало идей тебя отравить.

— С такой толпой отведывателей это, по-твоему, проще?

— Ты правда считаешь, что если тебя кто-то решит отравить — он пожалеет меня? Или моих солдат?

— Лучше проинструктируй повара, насчет чужих и котла. Кстати, а чего ты так нервничаешь из-за коровы? Их у тебя три, и я так и не понял зачем они. Не предлагаю их есть, но все-таки?

— О-о-о, что ты! Это же Корова! — Джесс показал пальцем куда-то вверх. — У меня почти весь обоз и половина солдат из крестьян. Корова — она должна быть. Это Столп Мира. Крамола, конечно, но их Альдонай меньше волнует, чем здоровье своей коровы. Представляешь, кем бы мы стали, если бы ее сьели? Ну и потом — поди плохо, свое масло?

— Масло — это, конечно, аргумент... Куда планируешь идти, на Сагай?

— М-м-м... нет. Скорее, к Лорну.

— Почему?

— Потому, что каждая собака на дороге знает, что надо идти к Сагай.

Рик задумчиво дожевал кашу и сказал:

— Тогда надо туда кого-то послать. Соображающего.

— Думаешь, кто-то туда приедет? — спросил Джесс.

— Полагаю, да.

— Кого бы ты тогда хотел увидеть?

— Во-первых, мечтаю увидеть Туми Ланье. Жажду просто. Вот кто точно в курсе всех дел... Во-вторых, графа Латора хотелось бы кое о чем спросить. Знаешь, Лорн подойдет — а дальше по всему Ожерелью.

— Мы не идем прямо в столицу?!

— Нет. — сказал король. — Мы идем с другой стороны.

— Почему?

— По дороге объясню.

Пятый пехотный полк сложился без спешки, и через два часа после восхода поротно выступил в сторону королевского города Лорн.

Впереди Джеррисон выслал конную разведку — полусотней прощупывая дорогу. За ними шагала рота арбалетчиков, закинувших за спину щиты и арбалеты, поскрипывая кожаными куртками и мрачно оглядывая окрестности из-под козырьков саладов.

Потом ехала 'свита' — если так можно было назвать разношерстную компанию, в которой сам Король был не очень и заметен — особенно, на фоне изукрашенных ярких камзолов и плащей пятерых конников Первой Роты и высокого Джеррисона на СтоБеде. Сам Рик выбрал себе спокойную и крепкую кобылку, так что его и видно было плохо.

Ехали шагом, а за ними шагали две роты копейщиков, ощетинившись средними пиками — на марше тяжелые копья везли в обозе. Эти предпочитали саладам барбюты — хотя встречалось все, что угодно. Кто-то надел наплечники, кто-то предпочел нести их в мешках, под прямоугольными щитами. Кольчуги и кирасы никто на марш одевать не стал.

За копейшиками шла вторая рота — нагруженная разномастно, разномастно же и вооруженная. Учебка она и есть учебка.

За всем этим потянулся обоз — продукты, фураж, кузнецы, портные, прочие припасы. Оставшаяся разведка объезжала колонну, а в основном ехала примерно в полулиге сзади, составляя арьергард.

— Так почему же мы едем по Ожерелью, а не в столицу?

— Потому, что я — юный взбалмошный король, желающий лично принять городскую и гильдейскую присягу.

— О как. А почему ты такой капризный?

— Оружейники Сагая славятся своими замками к арбалетам — знаешь, да? А ложи хорошо делают?

— Не очень. Лорнские, кстати, намного лучше.

— А почему они не обменяются?

— Так ведь они ж из разных городов!

— Вот. Так вот, их любимой отговоркой было 'А мы присягали не по тем текстам, что другие, и они — не мы'. Раз пять они такое отвечали. На самом деле, просто не хотят друг-другу гильдейские отчисления платить. Так вот. Нахальный молодой король будет заставлять присягать по единому тексту. А потом, через годик, спросит — а что это, у Нас каждый город так по разному платит? А что это вы, почтенные, сборы гильдейские отправлять не хотите в другие города?.. Желаем Мы заказать вот такие арбалеты и доспехи, бочки и бутылки — да чтобы много и завтра!

— Думаешь, получится?

— Пока не знаю. Но отец как раз такое планировал. Со мной вместе. Во-вторых, я по-прежнему не понимаю, что такое под столицей стоит и почему. А совать туда голову — может оказаться чревато.

— Знаешь, у меня там дочь. И жена. Хоть и не понимаю я, что творится, хоть и не сильно-то она раньше выполняла свою часть договора, и сам я, прямо скажем, тот еще муж, но в неспокойной местности-то ее бросать совсем не хорошо. Ами, опять же.

Рик вздохнул.

— Посмотрим. Подождем вестей, ладно? Все равно мы быстрее не пойдем, а отдельно за ней посылать — это может нам сильно боком выйти.

— Понимаю. Как думаешь, кто ж таки воду мутит? Герцоги?

— Нет. Все-таки думаю — Шут. Только вот не понимаю зачем и что ж он собрался делать? Ну не сброд же этот защищать, и с кем?!

— Я не знаю, как там Ваша Государственная мудрость, но с военной точки зрения это что-то очень странное, в чужом войске сидеть.

— Этого-то Мы и боимся... Не один он там. Знаешь, как размножаются осы наездники?

Джесс помолчал, а потом ответил:

— Знаю. Кормилица рассказывала. Твой отец назначал сенешаля?

— Нет. Считал, что это слишком много власти в одних рукаха.

— Кто сейчас комендант Лавери?

— Тибо, граф Делье. Я ему уже написал.

Получишь ответ высотой с меня — 'Верноподанно доношу Вашему Величеству, что столица с трепетом ожидает'...

— Надеюсь, он Наше письмо все-таки прочтет и ответит на заданные вопросы.

— Все в воле Вашего Величества.

— Это такой перевод 'ну, надейся' на придворный?

— Ага.

Дорога поворачивала. Дожди пока не начались, но облака уже накатывали на яркую утреннюю лазурь. Колыхались флажки, поскрипывали и брякали доспехи, бил барабан, поддерживающий темп. Длинная 'змея' полка, заняв всю ширину дороги, ползла вперед со скоростью пешехода.

'Вперед, во славу Ативерны, по воле Короля...'

Бюрократизм

Не для оглашения,

Податным канцеляриям провинций,

Циркулярно.

Мы, Король Ричард, первый этого имени, к вящей славе и государства Нашего укреплению, соизволяем повелеть:

— подати подушные и щитовые, выплатам гильдейским и городским, текущим годом надлежащие, в установленный рескриптами срок собрать.

— Отправку оных податей в казначейство до особого распоряжения Нашего не производить

— Охрану собранного осуществить установленным порядком

— Соизволением Нашим разрешить недоимку по сборам городским, выплатам гильдейским за срок менее трех лет подать сьестным и прочим припасом, согласно цен прошлого года, в надлежащем качестве предоставленном.

— Собранные припасы направить полкам и гарнизонам Нашим, для хранения и использования по разумению командиров, в счет росписей снабжения

....

Да будет Слово Наше нерушимо

Ричард.

Писано 1 октября, собственной рукой.

Печати Коронная и Большая приложены

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

**

Не для оглашения,

Коллегиумам судей Короны Ативернской,

Циркулярно

Мы, Король Ричард, первый этого имени, к вящей славе и государства Нашего укреплению, судьям и приставам Нашим доводим, что вестно нам учинилось о ненадлежащем рвении части дворянства Нашего к не созванному надлежащим образом Уитенагемоту.

Судьям Нашим и приставам таковое рвение, согласно уложению 'О дворянских ленах', почитать нарушением оммажа и прочих клятв, накладывать это решение и последствия такового безотсрочно, с правом аппелляции к Королевскому Суду.

Лицам же, в отношении коих факты такового рвения будут надлежащим образом доказаны, в праве Суда Королевской Скамьи, а также Суда Равных отказать.

Даны Нами указания полкам и гарнизонам в исполнении таковых решений оказать помощь, в потребных пределах.

Да будет Слово Наше нерушимо

Ричард.

Писано 1 октября, собственной рукой.

Печати Коронная и Большая приложены

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Эрику Эрквигу, ярлу вирманскому

Порт Альтвер

Досточтимый и могущественный ярл!

Да будет корабль твой крепок, ветер попутным, а добыча от врагов наших общих богатой!

Мы, король Ативерны Ричард, первый этого имени, обращаемся к тебе и через тебя к тингу Вирмы.

Зная, что Слово свое дал ты отцу Нашему, говорим Вам, могучие ярлы: Слово отца Нашего, данное от имени Ативерны, крепко.

Готовы Мы слово это произнести и ответить за него дыханием своим, как того требует обычай Вирмы.

Дабы не испытывал ты неудобств и беспокойства, этой грамотой подтверждаем: что даем Мы тебе право беспошлинного входа и выхода без сборов портовых своим кораблем во всех портах Ативерны, в любое и каждое время, когда тебе будет в том нужда.

Также подтверждаем, что имеешь ты право привести с собой до четырех иных кораблей, без портового сбора, и выйти с ними.

Да будет Слово Наше нерушимо

Ричард.

Писано 1 октября, собственной рукой.

Печати Коронная и Большая приложены

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

— Джесс, найди синоним к слову 'Могучий'?

— Сильный.

— Спасибо, а то я сам не догадался.

— Всесильный, всемогущий, здоровенный...

— О! Всевластный!

Державный Властитель, Солнце Степей, Хранитель Троп, Вода Источников, повелитель сотен тысяч и надежда Ханганата, опора народа и источник справедливости, Властелин Пустыни...

— Пора, Ваше Величество.

— Пошли. Может, потом еще что-то придумаю. Или спишу. Кстати, Ваше Сиятельство? Помада Ваша — отвратительна.

— Польщен вниманием Вашего Величества к моей скромной персоне, тщился выразить этим цветом всю глубину моей преданности Короне...

— Такой гадостью — и выразить?

— Где я тебе другую возьму? Я копье искал.

— Лучше бы ты камердинера мне нашел! Копье-то добыл?

— А то... Все, начали.

Король и его коннетабль попытались изобразить на обветренных физиономиях 'Благосклонное внимание к подданым' и шагнули в бальную залу.

— БАРОН ДОМЬЕР!

— Встаньте, барон, Мы приветствуем Вас.

— Ваше Королевское Величество! Всемерно... э-э-э... Не имею слов выразить радость и...

Джесс завидовал способности Рика вежливо улыбаться и кивать. Чем дальше, тем больше. Для Лорна, пятого по величине города Ативерны, официальный визит Короля был событием. Нет, Событием!!! А уж внезапный!

— Дозвольте представить Вам мою дочь...

К пятой, примерно, дочери очередного дворянина, Рик, не меняя выражения лица сказал себе под нос:

— Джесс, у них что, тут вообще сыновья не рождаются?

— Надо было жениться, Ваше Величество. Тогда ты бы видел в-основном матерей.

— Граф Вит с супругой!

— Встаньте, граф. Встаньте, графиня. Мы рады приветствовать вас...

Все когда-то кончается. К одиннадцати ночи Его Величество изволили отбыть в покои, избранные им в Ратуше. Там он содрал туфли, камзол, чулки и с наслаждением смыл, наконец, с лица пудру.

— Сиятельство!

— Да, Ваше Величество?

— Если ты мне скажешь, что твои фуражиры не купят тут меда — я тебя казню.

— Купят, купят. Что-ж мы, зря в Лорн пришли?

Джесс тоже содрал с себя столичный наряд. На самом деле, оба этих наряда устарели года на четыре — но тут как раз смотрелись писком моды. В конце-концов, они не дамы. На Ричарда ушили один из парадных камзолов Джеррисона. Как успели.

— Ты не мог сюда из столицы привезти что-нибудь посвежее?!

— Когда я это сюда вез — два с половиною года назад — было вполне свежее. Где мне тут блистать со столичным шиком? Не стой, пожалуйста, у окна.

— А то что, сквозняк?

— Дождик. Из стрел или болтов.

Ответить король не успел. Гвардеец открыл дверь в комнату, и туда вкатился Самир Хаттаф.

— Нашел? — сразу спросил Ричард.

— Он, Ваше Величество, сам нашелся... — хранитель посторонился и в комнату скользнул человек.

Не высокий и не низкий, не богато и не бедно одетый — то-ли приказчик богатого купца, то ли небогатый дворянин. В темном суконном кафтане, мягких сапогах, он сразу встал на одно колено.

— Встаньте, лэйр. Мы ожидаем Вашей верной службы.

Человек, имени которого Его Величество не назвал, встал и коротко поклонился.

— Кто нажился на том, что на Королевской минимум три дома на метр-полтора сужают улицу?

— Купец Хувенагель, Ваше Королевское Величество. А из магистрата — советник Торм.

— Давно они с копьем жульничают?

— Лет пять, Ваше Королевское Величество.

— Что скажешь, Джесс?

Джесс пожал плечами.

— Ничего хорошего. Тебя труднее охранять.

— А для войск?

— Не имеет значения.

— Угу... Что вы мне расскажете, лейр, о ситуации?

Доклад занял примерно полчаса, после чего Джесс лег спать, а Рик сел к столу: 'Да я тут еще об одном письме подумал...'

'Коменданту Лавери

Графу Тибо Делье

лично в руки.

Мы, Король Ричард, первый этого имени, просим и требуем от коменданта столицы Нашей:

В свободные склады и пакгаузы порта Лавери принять из городов и селений сьестного и военного припаса, сколько будет возможно.

В пределы городского вала не пропускать отрядов, численностью более 10 человек под любыми предлогами....

буде такая необходимость возникнет, продавай сьестной припас горожанам, не увеличивая цену более чем на десятую, строго следя через квартальных старшин, чтобы...

'

Наутро Его Величество изволили в ратуше беседовать с магистратом, гильдейскими и цеховыми старшинами до обеда. Коннетабль же Его Величества, граф полковник Иртон просили советника Торма сопроводить его в осмотре городских стен и укреплений. Так и проехались, в сопровождении конного десятка, с полным вооружением — и длинными копьями.

По окончании поездки граф прохладно, хотя и вежливо, попрощался с изрядно побледневшим советником и сказал:

— Его Величество надеется на ваше благоразумие...

Советник Торм мелко закивал.

Вечером, обсудив успехи, они сидели в покоях Ричарда, которые вообще-то им приходилось делить. Не по чину коннетаблю снимать комнату... А жаль.

— Джесс, вот список городов, которые мы посещаем. С примерными датами. — Рик отдал ему клок пергамента с названиями и датами.

— Рик, а это разумно? Чтобы все знали где и когда ты будешь? — Джесс поправил фитиль свечки и погрузился в изучение маршрута.

— Джесс, мне как-то надо управлять страной. Этого нельзя делать, если никто не знает куда тебе писать. Или за тобой надо бегать.

— Как будет угодно, Вашему Величеству. И ложился бы ты спать, а?

— Граф Иртон, вы указываете Королю. что ему делать?! Напишу и пойду.

— Клятва моя включает consilium и auxilium! — поднял вверх палец Джесс. — Дабы не переходить мне от первого ко второму, настаиваю. А то ты, чего доброго, злиться начнешь и голову мне отрубишь. А она у меня одна, и я в нее ем.

— Все, в следующем городе сплю один! Никакого спасения от вассалов нет!

— Ну, один там или нет — это ты сам решай. Но — Джеррисон продолжил рассматривать список — Я сомневаюсь, что ратуша Дельфа сильно больше.

'Казначею,

Герцогу Арману Винштейну

лично в руки.

Любезный Наш казначей, желаем мы видеть тебя двадцать шестого октября в городе Броен со штатом, необходимым тебе дабы полки и гарнизоны Наши нужды в деньгах не испытали.

Ричард.

Писано 1 октября, собственной рукой.

Печати Коронная приложена'

Имаго

— Ваше Сиятельство?

— Чего? — Альтрес полулежал в камере на снопе соломы.

Формально, он был заключенным. Их светлости изволили 'бросить' его в камеру — а он не стал возражать. Мороки меньше. Поскольку их светлости метались в поисках выхода (а даже извиняться было не перед кем — надо же, к его удаче Эдоард умер...), то они даже не обращали внимания на то, сколько раз в день к нему в камеру кто-то приходил.

— Прибыли.

— Отлично! Сколько.

— Триста сорок.

— Маловато... Пойдем, побеседуем со светлостями.

Выйдя во двор, Альтерс остановился отряхнуть камзол и привыкнуть к свету. Хоть вечер, но за семь-то дней глаза отвыкли. Там к Шуту подошел кряжистый здоровенный мужик, в кирасе и морионе, придерживая длинную тяжелую шпагу. Он тяжеловато переваливался с боку на бок — но впечатление это было, как Альтерс знал, обманчивым. Капитан Вольной Компании, нанимавшейся обычно на взимание долгов Больфара или Мольфара ('да разницы-то буковка'), был известен как хитрый и очень сильный боец. Любимым его оружием была тяжелая секира, и, пока он не был избран командиром, стоял он в первом ряду.

— Нанимателю — наше почтение.

— И вам поздорову, командир. Как дошла сюда Вольная Компания?

— Нормально дошли, еще человек двадцать наверное подтянутся... Только вот оружия мало. Тут не особенно пускают, а через границу-то порознь проходили.

— Будем добывать. Располагайтесь, отдыхайте.

Альтерсу он напоминал медведя — такие же узенькие глазки, вроде-как висящее пузо, и руки толщиной с хорошие окорока. Вроде медлительный — а побегай-ка с ним по лесу.

Во дворе группировались по взводам, перекликались, доставали из колодца воду разнообразно одетые люди, при первом же взгляде на которых понимающий человек говорил себе 'Наемники Вольных городов'. Слуги испуганно жались по стенам, ребята Косорылого приветствовали знакомых, беззлобно отгоняя их от арсенала, погребов, конюшен — это правильно, это хорошо.

В господском крыле орали так, что Шут слышал это еще за три двери. Само собой, ребята входили быстро, лакеев просили тихо постоять, так что его при проходе по длинной шикарной анфиладе ничего не задержало.

— Говорю Вам, он жив! Из города ушли почти все курьеры — вы такое видели?! Курьеры — ушли строем, чуть-ли не с флажками!

— Задержать!!!

— КАК?!

— Ваши Светлости, — Лорт распахнул обе створки и вошел с любезной улыбкой. Он даже поклонился, сняв шляпу. — Доброго вечера.

Наступила мертвая тишина. Альтрес Лорт редко позволял себе такое удовольствие, как увидеть лично лица тех, кто осознал свое истинное место в его комбинации. Но тут — уж сам Бог велел.

— Что мы обсуждаем? — он повернулся к Ивельену. — Любезный кузен, ищете, кому же меня теперь продать? Почем берут? Как там с моей долей? Я человек-то небогатый.

— А как... — Арман побледнел, и по лицу его покатились крупные капли пота. Норделл просто молчал.

— Обыкновенно, господа, обыкновенно. Итак, один вопрос — вы со мной или нет? — граф Лорт повернулся к Ивельену — Любезный кузен, несмотря на то, что я был очень огорчен...

К чести его сказать, Лоран Ивельен не стал разговаривать с Лортом. Но его попытка вытащить шпагу в помещении говорила мало хорошего о его подготовке. Альтерс дождался его броска, вытер своим плащом кинжал и продолжил.

— Вам же, господа, я предлагаю подумать. Так, — повернулся он к своим парням.— Этих — увести, этого — унести. Где его сын?

— Увезли три дня назад. Кажется, в Зуб.

— Печально... Осмотримся. Покажите мне, что у нас тут где, шевалье Деф... — Он даже вспомнил как на самом деле зовут Косорылого.

Разобравшись с первоочередными задачами, Лорт с сожалением понял, что в этом доме Ивельен держал только парадное оружие, и, конечно, было его немного. Придется что-то искать, все-таки в остальные имения, включая Зуб, его, разумеется не пустят. Козел старый, нашел время сдохнуть...

Придется припугнуть Амалию, чтобы пока еще сохранить хотя-бы внешний вид.

Шут не очень этим интересовался, но, похоже, с Её Высочеством Его Светлость немного поссорились. Покоями эту пару комнат назвать было трудно. Несмотря на позднее время, герцогиня встретила его в первой же комнате.

Скромное изящное платье, белый воротник, сложная прическа из ниспадающих на плечи каштановых волос, легкая вуаль — замужняя женщина вынуждена принять не родственного мужчину. На губах легкая улыбка.

— Граф Лорт Уэльстерский. — И все. Поклона его не удостоили. Весьма прохладно.

— Ваше Высочество. Я не буду тут тратить время и коротко выражу надежду на Ваше благоразумие в поддержке наших общих дел. Завтра утром, пожалуй, я сообщу вам, что вы будете делать. — улыбнулся и добавил — Мне ведь не нужно звать моих людей, чтобы убедить Вас?

Ответ был, мягко выражаясь, неожиданным.

— Видите ли, Ваше Сиятельство, я не люблю и не умею вышивать. Так что, для начала, вы вернете мне двух служанок, обеспечите совершенно беспрепятственный доступ к кормилице и моим детям, ну и, наверное, я выберу пять рыцарей для своей защиты... Полагаю, будет уместно заплатить им из моих средств. А ПОТОМ я подумаю, что именно из ваших поручений и как я буду исполнять.

Шут решил, что он ослышался.

— Что?!

— Две служанки, беспрепятственный доступ к кормилице и моим детям, пять рыцарей для защиты. По моему выбору.

— Вы с ума сошли, Ваше ВЫСОЧЕСТВО?!

— Нет. — совершенно спокойно сказала Амалия Ивельен-Иртон. — Я, как уже имела удовольствие вам сообщить, не умею и не люблю вышивать. Разговаривать мне не с кем, детей мне давали на час в день. Оставалось только размышлять. Будете меня убивать, или послушаете?

Альтерс, за свою разнообразную и довольно долгую жизнь, успел очень хорошо понять, что если что-то происходит совсем не так, как ты думал — надо остановиться и выяснить почему. Потеря темпа — ерунда, по сравнению в возможными последствиями.

— Послушаю.

— Мое положение совершенно зависит от вас. Вы вольны сделать со мной почти что угодно — и я не могу воспрепятствовать вам ничем. Но, удивительным образом, все мои неприятности станут вашими. Вы стали использовать меня как фигуру. Как знамя. Вы не можете выкинуть знамя — иначе как вы станете объясняться со всей той кучей людей, которую собрал для вас — наивно полагая, что для себя — мой свекор? Конечно, вы и не собирались на них опираться — но они здесь. У вас нет лишних сил их давить, вы не сможете достигнуть своих целей. Спросите меня — а если я посажу вас в темницу, на хлеб и воду, убью, начну пытать? Еще про детей вспомните.

— А вы этого не боитесь?

— Вы можете это сделать... Но вы сократили мой штат — куда делись все эти слуги? Неужели, вы сумели всех их убить? Конечно, нет. Вы о них не подумали. И сейчас я уже для всех — ваша пленница. Они прекрасно оповестили всех, кто только слушал. Без слуг, взаперти, впроголодь, шантажируемая детьми — кого вы обманете? Вы даже не можете приставить ко мне своих людей — у вас ведь нет женщин, здесь? Я не имею в виду шлюх. Обратите внимание — обесчестить меня любым способом для вас даже хуже, чем убить.

— Ах ты... — Альтерс начал понимать, что он увлекся и, конечно, его это не обрадовало.

— Иртоновское отродье? — любезно подсказала Амалия. — Или мальдонаина дочь?

Лорт выдохнул.

— Достойная сдержанность — похвалила его Амалия. — Так вот. Если вам нужна я — а я вам пока нужна, причем нужна достойной! — Амалия Ивельен-Иртон, как подкрепление неких притязаний, я бы просила вас обеспечить то, о чем уже говорила. И, кстати, сделаю себе поблажку, скажу — если мой брат и принц Ричард живы — помоги вам Альдонай. Они, как мне кажется, ничуть не более сентиментальны, чем я, и точно не глупее.

— И что же, по Вашему, будут они делать, если живы?

— Мои оценки людей, которых вы знали только со слов слуг, как мне мнится, будут стоить вам дополнительной служанки. Разумеется, вперед. Я подожду. Мне ведь торопиться некуда — а вот у вас на шее две тысячи человек, пятнадцатитысячная Лавери и совершенно нет времени.

— Так с чего вы вообще взяли, что так уж мне нужны?

— Вы пришли сюда грозить мне сами. Ведь правда? — Амалия любезно улыбалась. — А что же случилось с моим свекром? Я полагаю, он нездоров?

— Ваше Высочество — с проснувшимся любопытством спросил Шут. — А где же были все ваши способности, когда все только начиналось?

— У меня были дети, дом, муж, поместье. Слуги, которыми надо управлять — что вы умеете, судя по тем помоям которыми нас кормят, даже хуже чем мой свекор. Вам не надо было вытаскивать меня из моей жизни. Не смею задерживать вас...

Амалия Ивельен вежливо наклонила голову и Шут понял, что его выставили ИЗ ТЮРЕМНОЙ КАМЕРЫ, только тогда, когда оказался в коридоре. И, несмотря на всю свою злость... Пошел отдавать приказ разыскать служанок. Времени и правда было очень мало.

Когда дверь за ним закрылась, Амалия мешком без сил свалилась на кровать. Спаси и сохрани, Альдонай, ей ничего не оставалось кроме этого наглого блефа. Боже мой, как же страшно-то! Может быть, он хоть чуть чуть поверит?!

Тоненький спокойный голосок какой-то другой Амалии, которая завелась у нее внутри в последнюю десятинку, после смерти дядюшки, спросил:

— А почему 'чуть-чуть'? И какая разница, насколько это блеф, пока в него веришь не только ты?

Все хорошо, прекрасная графиня...

Лиля проснулась в прекрасном настроении. Да, время было уже к трем часам дня (судя по солнцу). Я графиня или где?! Хочу — лежу, хочу — встаю! Впервые, наверное, за... хм... полгода? Она проснулась выспавшись.

Можно было полежать в постели. Можно было не спеша вставать. Все можно. Ладно. Хватит валяться! Вставать! Лиля спрыгнула с кровати, с удовольствием потянулась напротив своего же отражения. Почти год она здесь. И результаты — налицо!

'Накинуть' платье, конечно, не получилось — платье приличной дамы тут было совсем непростым. Позвала служанку и оделась.

Первым делом она конечно проведала Ингрид. Все было хорошо. Ничего не кровило, слабость проходила очень быстро. Ингрид улыбалась самой себе, прижимала краснолицый сверток и не очень воспринимала все остальное. Сверток тихонько сопел, с кормежкой явно не было никаких проблем. Кстати, прекрасная мысль!

За завтраком — который вообще-то был уже обедом, настроение у нее и вернулось к привычной уже мрачноватой норме.

— Лейф, а что у тебя с головой?..

— Госпожа, это не стоит твоего внимания, мы выкрутились.

Лиля отложила вилку.

— Поподробнее пожалуйста?

— Да, ничего особенного, задело камнем. Женщины отлично перевязали меня.

— Откуда взялся камень?

— Ну, это мы уже уезжали, просто на излете.

— На излете? Кто это в вас камнями кидался?

— Да это не в нас, это уже там, кажется, с какими-то дворянами купеческая охрана сцепилась, и еще кто-то.

— А вы там причем?

— Мы уже были совершенно ни причем! Они к тому времени повалили ворота, и что-то между собой выясняли.

— КТО повалил ворота?!

— Зачем нам это знать, госпожа? Мы как раз загрузили ячмень, а купца мы с собой прихватили просто чтобы его не побили. Мы его высадили у вторых ворот, как он и просил.

— Кто собирался бить купца?!

— Госпожа, они почему-то не назвались!

— ЛЕЙФ! Что, прямо молча какие-то 'ОНИ' пошли бить вас всех вместе с купцом?!

— Госпожа, зачем тебе знать что они кричали?! То же самое, что и перед этим — кровопийцы, пираты — вот какая им разница?! — душегубы, алчные гады и... госпожа, да зачем тебе это?!

— ЛЕЙФ! Давай рассказывай все!

— Да нечего рассказывать-то, мы же все купили! Расплатились совсем без торга!

— А что — 'все' вы купили?

— Да почти все, что было на ярмарке. Нам сапоги-ножи ведь не нужны, так что вот то, что ты и говорила — мы и купили. Много только, госпожа, потратили — триста восемь корон...

Лиля глубоко вдохнула и выдохнула. Не помогло. Прочла про себя 'Отче наш пресветлый'. Помогло, но мало. В голове вертелась известная — ей известная — песенка.

— Так. Лейф Торвальдсен. Рассказывай мне ВСЕ подробно, с того момента, как вы приехали на ярмарку.

Расказ Лейфа заслуживал внимания.

Приехавшая на ярмарку 'закупочная' команда в принципе была даже не самой большой. Формально — сезонное торговое мероприятие (в отличие от постоянно действующих рынков в самой Лавери) было простонародным, но в реальности дворяне тоже люди, им тоже скучно, поэтому народу там было много и самого разного. В одиночку солидному человеку ходить не подобает, так что ходили от трех до пяти людей.

Принципиальное отличие было в том, что ни в одной такой команде (что "дворянской", что "купеческой") не было пяти человек с деньгами. ТАКИМИ деньгами. Нет, вообще товара на ярмарке было куда больше, чем на пятьсот корон. Вот только в основном дорогим товаром были доспехи, одежда, металлическая посуда.

Часть вирман и дружинников Лейса Антрела резонно сообщив командиру, что на загрузку и сопровождение они явятся пошли 'походить по своим делам' — при деньгах же, серьезные люди! Остальные пошли закупаться, слегка поругавшись по специализации.

'Веселуха' началась тогда, когда они определились с поставщиками и начались разговоры типа:

— Сколько?

— Ну, вот ежели три меры....

— У тебя три воза. Сколько, вместе с возами?

— Ты чаво это?!

— СКОЛЬКО я тебя спрашиваю?!

— Ну... ДВЕ короны.

— Беру! По рукам?

Даже одна такая закупка привлекала внимание. А уж три, четыре, пять! Торговцы начали сбегаться посмотреть на такое чудо (почти бескорыстно). А потом какая-то кухарка завопила:

— ЭТА ШО ЖЕ ЕТА ДЕЛАЕТСЯ?! Енти, значит, разбойники, тока что весь буряк скупили, а я шо делать буду?!

— Женщина! Кто это тут тебе разбойник?! — немедленно возмутился вирманин, который только что за этот самый буряк расплатился, так что был не очень-то рад.

— Э, баба! Денег нету — иди отсюда, не глазей. — продавец только что совершивший самую выгодную сделку в своей жизни тоже был недоволен.

К сожалению, помощница кухарки успела туда тогда, когда баба уже орала минут пятнадцать. Заткнуть ее было просто — ей продали три несчастных свеклы за 'честную' цену, но было поздно — оповещение сработало. Ярмарка поняла, что ЭТИ платят золотом. Без торга. Началось бурление. И рост цен...

Как-то так получилось, что на рынке было много дворян. Именно они начали 'выражать неудовольствие'. Кто-то из них попытался оттолкнуть одну из вирманок от торговца, и это стало для него серьезной ошибкой. Сопровождавший девушку Фатте Скат, сержант из людей Антрела, моментально дал хаму в ухо. Что ж делать, если у него была привычка ходить в латной перчатке?..

Завязался скандал, в котором дворянчик участия не принимал. На стороне Фатте выступила ярмарочная стража (богатый клиент!), на стороне дворянчика — какие-то защитники дворянской вольности (небогатые). Подобных скандалов была еще пара.

Второй заметный скандал возник в рыбном ряду, и связан был как раз с капитаном Антрелом. У Лейса была маленькая страсть. Рыба. И сейчас он намеревался найти хорошую селедку.

Селедку он нашел. В вонючих рыбных рядах было не так уж просто выбрать хорошую тушку, так что он задержался у торговца, который вопил:

— Лучшая селедка по-вирмански! Квашеная селедка по-вирмански!

Антрел присмотрелся, попробовать было любопытно. Но его сопровождало несколько человек, одним из которых оказался парень-вирманец по кличке Эгиль. Эгиль до ухода с Лейфом ловил с отцом рыбу. Отец Эгиля ловил и продавал рыбу. На Вирме. Дед Эгиля ловил и продавал рыбу. Прадед... В-общем понятно. Эгиль не выдержал.

— Эту вот эту недокильку сдохшую своей смертью, ты называешь квашеной сельдью по-вирмански?! Да она просто тухлая!

В-общем, Антрел остался без рыбы — пришлось утаскивать Эгиля. Жаль, к воспитанию торговца он был тоже присоединился. Хотя, наверное, не стоило орать 'Вот, давайте!' на утверждение Эгиля, что на нормальном вирманском торге покупатели утопили бы торговца в его же вонючей бочке, потому что никакая выгребная яма не могла быть более вонючей...

К середине дня продовольственные ряды оказались забиты народом. Как возникла большая драка — сказать было невозможно. К тому времени они уже формировали свой караван и ждали людей со скотного ряда — и именно на окраину к ним явилась делегация таких вот дворянчиков, с невнятными требованиями. Вандис, долго не думая, предложила им продать что хотят — и даже без наценки. Они оскорбились, сослались на то, что с женщиной торговать не будут — и Лейф с Антрелом, уже изрядно злые, торопившиеся домой (Жена ж рожает! И рыбы не продали, гады.) заявили, что тогда торговля закрывается.

Дворяне не согласились. Подтянулась ярмарочная стража и пастухи, присланные торговцами скотом, с которыми переговоры еще шли — и терять клиентов им было неинтересно совсем. Пастухи были парнями простыми, и долго не думая начали дворянчиков бить. Те, само собой, в долгу не остались.

— В-общем, подхватив пару купцов и ярмарочного старосту...

— Вы выкрали старосту?!

— Э-э-э... ну, у него нет претензий. Наверное.

— Что значит 'наверное'?!

— Мы с ним потом выпили... То есть и до того, у пивоваров, но и потом....

— Вандис?!

— По-крайней мере, госпожа, они купили пиво на свои собственные деньги.

Лиля мрачно выслушала подробности, понимая, что в целом к ее людям претензий у нее нет. Но вот у остальных... Старосту еще не разбудили.

— Госпожа, там свиней пригнали...

— Сколько? — со спокойствием человека, которому уже все равно, спросила Лилиан.

— Пятьдесят две.

Лиля вышла во двор. Надо сказать, ее персонал отнесся к свиньям куда лучше ее самой. Свиньи оказались совсем не такими, как на картинках — первым ее впечатлением были уши. Большие, розовые, пегие, коричневые, черные — они колыхались над хрюкающей и повизгивающей массой в импровизированном загоне.

— Вот, значит, Ваше Сиятельство, пригнали, значит. Как договорено.

— Сколько их тут?

— Пятьдесят и два подсвинка, значит, замест одной взрослой. Все как уплочено.

— Кто тут разбирается в свиньях? — развернулась Лиля к своим слугам.

— Госпожа, я... чуть-чуть. — невысокий мужичок в грязном армяке мял в руках шапку и моргал белесыми ресницами, удивительно напоминая грустного, худого подсвинка из стада.

— Отлично. Займись ими. И для начала, проверь — все-ли в порядке.

Мужичок на глазах расправляя плечи развернулся к купцу. Купец посмурнел.

— Му-у-у...

— ЧЬЯ КОРОВА?!

— Госпожа, это моя корова!!!

— Носатый! Зачем тебе тут корова?!

Йёрген Хелльстрём вцепился в шею большой рыжей коровы, которую явно пора было доить, и ничего не ответил. Было ясно, что он скорее согласится отрубить себе руку, чем отдать корову.

— Мужики на базаре... — пожала плечами Вандис.

— А ты-то куда смотрела?!

— Принимала пшеницу. Торговалась за ячмень. Девушки там сыр подобрали. Они большие мальчики... хотелось верить. — двадцатилетняя крепко сбитая шатенка в плотной косынке уничтожающе глянула на вирман и дружинников. — Не уследила я. Прости, госпожа.

Лилиан прошлась вдоль импровизированного строя. Взгляд ее зацепился за резного раскрашенного петуха, с настоящими перьями. Размером, так примерно, с голову взрослого мужчины. Судя по прицепленной веревке, петух мог махать крыльями.

— Что это, Торкиль?!

— Как что?! Это же для сына ярла!

Дружина снова посмотрела на Торкиля с завистью. Все уже согласились, что он оказался самым хитрым.

— Торкиль, это игрушка для ребенка, которому хотя-бы года полтора.

— Да?!

— Так что — Лиля решила, что для одного дня хватит. — Храни. Пригодится. Отличная вещь. Хелльстрём, твою корову надо подоить. И это — твои трудности.

Под вечер ярмарочный староста все-таки проснулся и, пошатываясь, заверил Лилиан, что таких замечательных клиентов на ярмарке в Лавери всегда ждут и любят, в отличие от понаехавших в последнее время наглых нищеробродов. А ворота роняют каждую ярмарку, и как-то даже было бы странно, если бы в этот раз они устояли. С остальными старостами он поговорит, но совершенно уверен, что бочонок пива все уладит.

В целом, слуги и дружина сошлись во мнении, что поход на торг более чем удался.

Лиля же посчитала, что сие еще неизвестно.

— Госпожа, — спросила все-таки вечером Вандис, доложившись о полных результатах закупок. — Прости меня за недоумение, если бы мы потратили на это пару десятинок, я уверена мы обошлись бы намного дешевле. Корон на сто. Почему надо было так срочно все купить?

— Видишь ли, Вандис. — задумчиво заметила погруженная в свои мысли Лилиан.— У денег есть одна неприятная особенность. Они несьедобны.

Вежливый человек

— Ваше Сиятельство, — под вечер следующего дня в доме как-то крадучись появились слуги. Вот, лакей какой-то. Что-ж, это удобно...

— Чего тебе?

-Прибыл господин, назвался Рамит Экар. Просил о встрече, передал вам вот этот предмет.

Капля. Зеленая стеклянная капля. Коготок дракона...

— Где он?

— Ожидает в приемной.

— Проси.

Шут встал. Не время ссориться с драконом. Совсем не время.

— Ваше Сиятельство. — в дверях появился скромно одетый господин среднего роста, в сером суконном камзоле с черными шнурами, тупоносых ботинках, коричневых чулках — круглолицый. В городе на такого и не оглянешься, а после встречи и не вспомнишь. Поклонился с уважением. — Я — досточтимый Рамит Экар, поверенный Стеклянного Дома в делах. Дозвольте засвидетельствовать свое почтение...

Гладенько, вежливо, ни о чем. Лакей закрыл за ним дверь, оставшись снаружи.

— Я рад знакомству, досточтимый Рамит Экар. Чем я могу быть полезен Стеклянному Дому?

— Мы просим сильного графа споспешествовать нам в организации одной важной беседы. Известная вам личность, Ваше Сиятельство, находится в весьма непростых обстоятельствах, но, в силу неопытности и пола не вполне может оценить всю неоднозначность ситуации. Мы хотели бы, чтобы неравнодушные дворяне, на коих вы имеете несомненное влияние, выразили свое недоумение ее действиями по возможности заметно.

— И... сколько же таких неравнодушных должно выразиться?

— На усмотрение Вашего Сиятельства.

— А где мы недоумеваем?

— Замок Тараль.

— Это довольно далеко.

— Не более часа верхом.

— Что ж... несмотря на то, что вы, досточтимый Экар, скорее льстите мне, я приложу все усилия. Как мне с вами связаться?

— Чрезвычайно благодарен Вашему Сиятельству. Мне можно оставить сообщение в ратуше, или местной гильдии Стеклянного Дома. Поелику размеры затруднений нашей общей знакомой пропорциональны размерам ее дохода, мы надеемся, что ожидание не будет долгим.

Альтерс заинтересовался и решил 'пробить' вопросик. Раз уж господин сам подставляется...

— А если не секрет, каков же он, размер?

— По нашим оценкам, за последние четыре месяца он составил более шестнадцати тысяч корон. Считая и товарные запасы. Впрочем, они там долго не хранятся.

Первое, что услышал Шут было шипение воздуха, втянутого Косорылым. За неплотно прикрытой дверью аж икнули стоящие на посту. Стук, как будто, уронили кувшин — это лакей! ТВОЮ МАТЬ, — взвыл про себя Альтерс Лорт — Да что ж ты творишь то, поверенный Мальдонаи?!

— Надеюсь, что вы ОШИБАЕТЕСЬ, досточтимый Экар.

— Все может быть, Ваше Сиятельство. Лишь Альдонай всеведущ. Засим, позвольте откланяться...

Кошкин потрох... То есть досточтимый господин Рамит Экар откланялся и вышел.

— Так. — зарычал Лорт. — Никто не треплется. Лично кастрирую!!!

Конечно, все закивали. Шуту даже думать не хотелось о последствиях.

— Косорылый. Пошли за ним пару людей.

— Куда он не должен доехать?

— И думать забудь! Ни один волос! А вот проследить куда и, особенно, с кем встретится-поговорит — обязательно. Все, давай быстро.

— Ладушки, Сиятельство, как хочешь.

Косорылый быстро вышел из кабинета. Альтерс оглянулся и рванул за ним.

— Парни, лакей где?!

— Да, пошел куда-то.

— Найти!!

Через полчаса выяснилось, что лакея нет. Упустили. Самое обидное, что он скорее всего не был шпионом... Лорт махнул на это рукой. Не важно.

Господин Экар не спеша объехал Лавери до восточных ворот, перекинулся парой слов со стражниками и также не спеша вьехал в город. Там он доехал до постоялого двора, отдал коня мальчику-конюшенному, кинув ему монетку.

Конюшенный о чем-то его попросил и отдал монетку назад — парни насторожились. Господин Экар на такую непочтительность не обиделся. Монетка блеснула — и как белка забегала между пальцами, пропадая и появляясь с разных сторон ладони. Конюшенные и дворовые мальчишки стянулись туда ротозейничать.

Господин Экар пару раз монетку почти упустил — коварная монетка скрывалась в нечесаных головах, где и приходилось ее искать. Но, в конце концов, победил — и, отдав таки медяк, ушел в дом.

Посовещавшись, парни Лорта разделились — и один побежал за подмогой, а второй остался наблюдать за постоялым двором.

Горничная в темно-сером платье, передничке и белом воротничке, стуча деревянными башмаками, прибежала минут через пять, после того как он зашел в комнату. В руках кудрявая чистенькая девушка держала сверток — пять восковых свечей в засаленной тряпочке. Зашла и скромно встала в уголке, сложив руки и опустив глаза, не мешая ему что-то писать.

— Господину Первому скажи, что с завтрашнего утра надо стоять, где мы договорились. В порту на пятом пирсе стоит шебека 'Гордость Лавери', передайте капитану, что пока рыбалку решено отложить. И, вот еще...

Господин, известный как Рамит Экар, повернулся к служанке и отдал ей небольшой клочок пергамента, забрав свечи.

— Это отнести в корчму 'Две Клуши', на западном тракте, хозяину. Он передаст это обычным порядком. Сама не ходи.

— Знаю, господин. Когда отнести?

— Сегодня. Увольнительная у него завтра. Повтори.

Девушка бойко оттарабанила все ей сказанное.

— Хорошо. Беги.

Башмачки отстучали по коридору в обратную сторону.

К парням Косорылого подмога, в количестве еще пяти человек, пришла часа через три, когда уже совсем стемнело. К тому времени оставшийся у постоялого двора парень попытался, прикинувшись путником, найти там приют — места ему не нашлось.

Рамит Экар, досточтимый поверенный в делах, аккуратно посмотрел на улицу через щель в ставнях, но, открывать их, разумеется, не стал. Сел за столик, зажег свечу и принялся писать:

'

Поместье Севаль,

Барону Севалю,

лично в руки

Осмеливаясь кланяться Вашей Милости управляющий столичными имениями, недостойный счастия служить Вашей Милости, Тьери Мулер, пишет сие письмо.

Во исполнение Вашей Милости повеления, с превеликим усердием слуги Ваши недостойные изыскали в столице Вам и Ее Милости все вещи, кои сочли Вы нужными в имении своем представить.

'

Он поднял голову, расправил плечи и критически осмотрел написанное. Вытащил утонувшую в плошке с чернилами муху. Поправил фитиль у свечи, что-то прикинул, шевеля губами, в уме, подумал и продолжил:

'

На милость Альдоная уповая, мечтаем мы, слуги ваши верные, доставить Вам драгоценный груз в течении двух десятинок, до полного ледостава, буде на то Воля Его.

Остаюсь готовым к услугам,

Вашей Милости управляющий,

Тьери Мулер

Писано собственной рукой

в постоялом дворе 'Пегая Кобыла', Лавери

седьмого ноября

'

Пойдя ужинать, он прихватил с собой бювар и плотно свернутое письмо. Там и передал его хозяину для доставки.

На ночь раздеваться совсем он не стал, снял только башмаки, чулки и верхний камзол. Долил в миски под ножками кровати воды (хоть и чистенько тут — а вот нечего расслабляться). Снова посмотрел в щелочку, не перекрывая ее — стоят ли? Стоят — это хорошо, это они молодцы. Аккуратно уложил в кровать стилет под правую руку и старый побитый баклер под левую. Задул свечу и, сев поудобнее, заснул.

Наследует Меч

Стобед, с точки зрения Ройса, был каким-то не совсем правильным боевым конем. На сегодняшнем марше именно он вел его в поводу и был готов уже просто умереть со скуки.

Туп-туп-туп-туп, туп-туп-туп-туп.... ровно-ровно, в одном и том же темпе, Стобед трусил себе вперед и даже не ржал. Ройсу страшно хотелось хоть пробежаться что-ли, и он даже пытался как-то потянуть коня вперед. Получилось — никак. Ради мух конь хоть ушами шевелил, а на его попытку даже и не подумал дергаться — покосился только. И дальше — туп-туп-туп-туп. Хоть и земля иногда трясется от его копыт — а все равно, скучища.

Ричард и Джеррисон тихонько переговаривались, змея полка ползла вперед. Фрайгерсон скучал, как и его брат, и думал, что как-то поход представлялся ему по-другому. Два таких вельможи, а лошадок себе выбрали совсем и не геройских....

Вернулся дозор, который высылали вперед и сержант дозора тихонько что-то объяснял капитану второй роты, а тот переспрашивал его с каким-то глубоким недоумением. Несмотря на то, что голос никто из них не повысил, опытное ухо Джесса уловило некую неправильность. Он переглянулся с Риком, и Его Величество моментально сделал вид, что временно не нуждается в своем командире.

Джеррисон отстал, поравнялся с дозором, и спросил:

— Ну?

— Дык, вот... Ваше Сиятельство, как это — обстреляли нас, значит.

Вид у сержанта был удивленный. Джесс тоже удивился:

— И чего?! Ты не знал, что делать?!

— Так ведь... вот... баба какая-то, с мечом. И десяток инвалидов каких-то. Ну не могу я, Ваше Сиятельство! И стоят-то, глупее не придумаешь! Не попали ни в кого.

— Чего-чего?!

— Да, действительно. Сержант, а расскажи-ка все с начала? — обыкновение Ричарда 'вдруг' оказываться в самом центре разговора снова проявило себя во всей красе.

— Слушаюсь, Ваше Королевское Величество! — гаркнул сержант.

— Не кричи, — поморщился король. — Просто расскажи и все.

Выслушав, Ричард некоторое время подумал, глянул на солнце, на местность и спросил:

— Привал можно сделать?

— Почему ж нет? Вообще, пора. — Джесс привстал в стременах и гаркнул — Привал!!!

Полк начал останавливаться, а король, не дожидаясь конца процедуры, сказал:

— Прокатимся, друг Джек... Гвардия, на месте! — и послал лошадку на отходящую от тракта дорогу.

— КУДА?! — Джесс ругаясь (про себя) на чем свет стоит зарысил за ним.

Фрайги и Ройс не сговариваясь заторопились за ним. Мерзавец-Стобед, как оказалось, вполне в состоянии был бодренько рысить. Ежели за хозяином.

Рик по заметной тропке объехал лесок и не спеша зарысил к стоявшим в отдалении фигурам. Догнавший его Джесс только и успел еще раз свистящим шепотом спросить:

— КУДА?!

— Не глупи, Джесс. Опасности никакой, но надо ж глянуть.

— Как никакой опасности?! А если это ловушка?!

— Не может быть. Поехали, поехали. Вот, у нас и охрана есть, и даже боевой конь....

— Вы тут чего делаете?! — обернулся Джеррисон.

— Дак мы, вот это,

— Ну вы же вот...

— Хрр-ру... — переступил на месте конь.

Троица сделала вид, что они и подумать не могли, что надо как-то по другому. У Стобеда получилось лучше всех.

— А если в тебя они попадут?!

— Ну, мы же не дураки — мы их объедем сзади, туда они не целятся! Так что — поехали. Не злись. Не стоит все время драться, право.

Бригитта Суассен снова обреченно сжала рукоять проклятого меча. Холодная железяка, с трудом снятая слугами со стены, где она мирно висела сколько она себя помнила, была совершенно неподъемной. Присутствия духа ей меч совершенно не прибавил. Было страшно, ее потряхивало. Она мечтала уже только о том, чтобы все кончилось. И ничего уже не будет... Она тайком смахнула слезы. Ее дружине ничуть не легче. Не подобает баронессе показывать слугам слабость.

Топота разъяренной конницы и железного марша копейщиков со стороны тракта она так и не дождалась. Вместо этого неторопливая рысца нескольких лошадей послышалась сзади, со стороны поместья. Из-за лесного поворота вынырнула небольшая группа, в которой Бригитта насчитала четырех человек. Трех верховых, а четвертый юноша вел в поводу огромного черного коня в попоне. Рыцарь?! Нет, два рыцаря.

Рыцари подъехали к ее торопливо собирающемуся войску, спешились и подошли поклониться.

— Граф Мор Авестерский, второй сын Имоджин Авестерской, герцогини Нимейер. К вашим услугам, сударыня.

— Шевалье Джек Спарроу, сударыня. Рад знакомству, готов к услугам.

— Бригитта, баронесса Суассен. Рада знакомству — Бригитта надеялась, что они не заметят, как дрожит ее голос.

— Ваша Милость, будет ли дозволено нам узнать, по какой причине вы тут с мечом и дружиной? Мы были бы счастливы предложить наши мечи прекрасной даме, если только будет на то ее соизволение.

Граф Мор ухитрился задать этот вопрос так участливо, что она вдруг с горечью сказала:

— Не стоит благородным господам умирать вместе со мной. Я жду королевский полк, дабы умереть с честью. Говорят, его ведет безжалостный граф Иртон, так что вряд-ли мне придется ждать долго.

— Мадам, — осторожно заметил рослый красавец-брюнет, сверкнув васильковыми глазами. — Я не слышал, чтобы граф Иртон воевал с женщинами...

— Действительно, баронесса. — продолжил его друг. Не удостоите ли Вы нас беседы? В качестве скромной платы за это, наши мечи будут вам защитой, если только дыхание наше не оскорбит Вас...

Бригитта Суассен даже сама не поняла почему, но этот зеленоглазый стройный блондин вызвал у нее безотчетное доверие и она вывалила на него все свои страхи и глупости последних месяцев.

Бароны Суассен были вассалами Норделов. Несмотря на то, что указы последних Эдоардов превратили эту связь в формальность, ее свекор, упрямый старик умерший девять лет назад, придерживался старых правил. Пока он был в силах, каждый год он отправлялся на службу, как будто кому-то были еще нужны эти двадцать дней.

Впрочем, польза от этого была — потому, что собрать щитовые деньги для них было бы едва ли не сложнее. За его рыжего недалекого сына дочь небогатого дворянина, Бригитта вышла по давнему сговору родителей — ну уж больно прекрасно соседствовали их земли.

Барон Ройс Суассен был неплохим мужем. Наверное. Он вполне уважал жену, только вот, к сожалению, был немного наивным и безвольным. Но, в конце концов, он подарил ей двух сыновей и титул — чего ей было еще хотеть? Она на свой лад любила его — как глуповатого щенка. Он вечно ввязывался в авантюрные дела, надеясь наконец сделать поместье более прибыльным. Она только вздыхала.

Семь лет назад она осторожно предложила ему построить мельницу. Конечно, им пришлось экономить на всем, конечно поиски жернова превратились в два года трудов, но два года назад им все-таки удалось начать получать прибыль.

А два месяца назад взмыленный герцогский гонец потребовал либо щитовые — либо присутствия мужа. Можно было бы потянуть время, все так делали — но Ройс... его очень задевало, что именно идея жены начала приносить деньги. И он решил последовать примеру отца.

Как примерная жена, она проводила его на службу. А неделю назад местный судья сообщил ей, что не будет принимать ее жалоб на арендаторов, ибо муж ее подозревается в участии в незаконном походе, о чем имеется указание Его Величества. И поход этот нарушает оммаж, и таким образом она лишена королевской защиты.

— Граф Молле, наш сосед... Его управляющий уже попытался оттяпать нашу мельницу. А у меня нет сил ее защитить.

— Мадам, — спросил красавец-шевалье, — Но как же ваша война с целым полком защитит вас, ваших детей и поместье?

— Собираетесь сдаться? — спросил его более проницательный друг.

— Скорее, собираюсь умереть в рокоше — грустно улыбнулась Бригитта. — Тогда до совершеннолетия моего старшего сына, как не участвующего в мятеже, Его Величество будет должен принять домен под свою руку. И, если кто-то из моих деток выживет, он унаследует майорат. Надеюсь, церковь не сожгут. А кроме майората у нас все равно ничего нет.

— В плане есть рациональное зерно — задумчиво отметил граф... Кстати, — вдруг подумалось Бригитта — а что тут делает авестерский дворянин?

— Но скорее всего, — продолжил он. — Рокош не получится. Королевские полки имеют приказ не понимать таких тонкостей.

— Я могу только попытаться... — она рассеянно погладила огромную черную морду. Настоящий дестриер, такой большой. Дороже ее мельницы, кстати. Морда тихонько фыркнула и покосилась на шевалье черным лукавым глазом. Хитрый, пролез и не заметили. Странно, разве это его конь, не графа?

— Мадам, мы можем выступить парламентерами и по-крайней мере Его Величество вас выслушает.

— Его Величество здесь?!

— Он следует с полком...

Бригитта совсем перепугалась. Соседский управляющий был злом — но злом понятным и близким. Король же был чем-то далеким и грозным, и вдруг оказался рядом.

— Едемте, сударыня. Вы не груз для Стобеда, а путь тут недолгий.

— Но, господа, я же даже не знаю как себя вести!

— Точно так же, как с нами. — отрезал граф Мор.

— Да, — поддержал его хозяин коня. — Вы точно понравитесь королю.

— О, Альдонай, я же замужем! — баронесса залилась краской.

— Он не в этом смысле! — сказал блондин глядя прямо на брюнета.

— О да, конечно, — с жаром поддержал шевалье Спарроу — никто не знает мыслей Его Величества лучше моего друга...

— Шевалье преувеличивает. Едемте, мадам. А то скоро начнет темнеть.

Шевалье знаком подозвал оруженосца, который и подставил ей руки.

За спиной баронессы 'шевалье' показал кулак Ройсу, который пялился на маленькую плотненькую брюнетку в скромном суконном платье уже совершенно неприлично. Затем он сунул ему меч Бригитты.

По дороге Бригитта пыталась как-то привести в порядок свои мысли. Сидеть на попоне без седла было не очень удобно — но не трудно. Широкая спина коня по кличке Стобед почти не колыхалась, он удивительно ровно и спокойно нес ее вперед — явно не напрягаясь.

— Господа, а как я узнаю короля?

— Ну, — глубокомысленно заметил ей шевалье Спарроу. — Он сядет на походный трон — на самом-то деле просто кресло, за спиной его встанут гвардейцы, возложит он корону на чело свое...

— ... и ошую его встанет верный коннетабль его, граф Иртон Безжалостный...

— Почему это 'ошую'?!

— Ибо десницею Величества, — нравоучительно заметил граф — долженствует быть мудрость. А не безжалостность.

— Какая жалость. Одесную может быть сквозняк.

— Трудна стезя королевская. Полна испытаний.

За такими-то разговорами, через час они добрались до временной стоянки. Их удивленно приветствовали, но никто не пытался ни остановить, ни окликнуть. Кони, возы, оружие и сотни, буквально сотни людей. Военная перекличка — господь Альдонай, как же жалко выглядело ее "войско" по сравнению с настоящим полком!

Они остановились у специально очищенной полянки на опушке, на которой поставили не очень уместное в лесочке кресло без спинки.

Граф и шевалье помогли ей спешиться. Шевалье остался рядом с ней, а граф прошел вперед и сел в кресло. Невысокий пожилой сержант поднес ему продолговатый ящик и принял его шляпу. Граф взял из ящика корону и одел на себя. По сторонам кресла встали два огромных кирасира с мечами наголо.

Рука Джека стала вдруг совершенно железной, и упасть она не смогла. Второй сын Имоджин Авестерской. Он даже представился.

— Баронесса Суассен. Мы выслушали твое дело. Приблизься.

На совершенно чужих ногах Бригитта подошла к королю и присела в реверансе. Больше ей ничего не пришло в голову.

Граф Иртон, пройдя мимо тихонько сказал:

— Встаньте на колено, мадам. Не бойтесь.

И, как и обещалось, встал слева от кресла.

— Нарушен сюзереном мужа твоего родовой оммаж. Лишен он, таким образом, лена. Лишен лена и муж твой, ибо королем дарованы были герцогам Норделлам эти земли с условием. Закон говорит Нам: лен дается достойнейшему, вставшему на защиту его с мечом. Меч же и наследует.

Ее левого плеча коснулась все та же железяка со стены. Меч из рук Короля.

— Будешь ли ты и твои потомки моими людьми вовеки, как требует того клятва верности? Клянешься ли в том?

— Да... — горло ее перехватило. Она увидела перед собой сложенные лодочкой руки Короля. Ничего не соображая, вложила туда свои. — Клянусь.

— Встань, барон Суассен. — король поднял ее и встал сам. — Мы ожидаем твоей верной службы.

И поцеловал в губы. В ушах ее зашумело, дышать стало как-то трудновато. Все-таки неудачное платье. У него такие теплые руки. Конечно, это платье.

— Гхрм. — услышав это, Король покосился налево и, как ей показалось, с некоторым сожалением отпустив ее, сказал. — Да будет так. Теперь, как прямой ленник короля, ты снова под полной Нашей защитой.

— Спасибо... то есть... Ваше Величество...

— Граф Иртон — вздохнул Король. — Прикажите сопроводить барона в его поместье.

— Слушаюсь, Ваше Величество.

Бригитта возвращалась домой в сопровождении двух десятков разведчиков и совершенного разброда в мыслях, сжимая драгоценную грамоту. Впрочем, она надеялась разобраться. Теперь время у нее было.

В деле торговом бесполезны...

Шевалье Лонс Авельс сидел над листом бумаги. Вчера он понял, что такое описание не дает возможности определить даже день последнего года. Каждый день он сидел с бумагой. Со свитками. Или...

— Лонс! Принеси, пожалуйста, чернил!

Лонс чернил, компот, перо, отчет... Еще обычные начала: 'где?!', 'почему?!' и 'когда?!'

Он попытался вспомнить — когда это началось? Пришлось заодно ответить на вопрос что 'Это'? Результат размышлений был неприятным — 'это' началось с его трусости. Совершенно недостойной дворянина. Почти год он жил под защитой дамы. Фраза даже грамматически была странной.

О, конечно, можно было сказать "Меня чуть не убили, меня пираты захватили, я тухлятину жрал, я о мести мечтал..." — но как только тухлятина кончилась, он что — попытался что-то узнать? Кого-то нанять? Он жене написал? Да его от одного прозвища Шут трясло! Он выбрал удобную позицию. Приятно — дети смешные, жалование платится, жизнь интересная. Почему бы и не поработать? Лилиан Иртон все решит. Лилиан Иртон скажет, что делать.

Им даже не особенно помыкали. Просто он был "А, Лонс, из приемной?" Кто, кроме него самого, был виноват в том, что в результате к нему так и относились? Бегает с бумагой за женщиной — как еще на это смотреть? Никто от него ничего и не ждал — кроме него самого.

Ладно. Чернила. Достал бутылку, налил в новую чернильницу, убрал бутылку, пошел относить.

— Мадам.

— Спасибо.

— Мадам, я хотел бы...

— Лонс, я занята. Не мешай, пожалуйста.

Вот и поговорили.

Он сел и уставился на очередную таблицу. Осталось подвести баланс. Он и подвел.

Достал свою таблицу. Записал туда последнюю взятку и сумму жалования. Вполне приличное — две серебряных в месяц... Страшно хотелось разорвать все, раздолбать стол, вырваться из себя самого. Неужели весь он — таблицы, которыми всегда недовольны?

— Лонс! Ты обещал сегодня баланс за месяц!

Тишина.

— Лонс!

Подождав пять минут, Лиля бросила перо и вышла в приемную. В конце-концов, договорились же... Черт, уже и стемнело? Лонса не было в приемной. На идеально чистом столе лежало три листа. Большой — с балансом, поменьше — с какой-то таблицей и записка. На малом листе мешочек с монетами. Три ключа на медном кольце.

Идеальный каллиграфический почерк — она давно ему завидовала.

'Мадам графиня Иртон, я был недопустимо труслив.

Мне не следует прятаться за Вашей спиной.

Никакие тайны Ваши, вольно или невольно ставшие мне известными, не перестанут быть тайнами по моей вине или недосмотру.

Я глубоко благодарен Вам за приют и защиту, сколько будет моих сил — я приложу их чтобы вернуть этот долг.

С почтением,

Лонс Авельс, шевалье'

Непонятно зачем, она взяла малый лист. Две таблицы, одна озаглавлена 'Взятки' — суммы с пометками от кого и за что. Вторая — 'Жалование'. Внизу подбита сумма — двести восемь корон взяток. Кажется, можно и не пересчитывать сколько в мешочке.

У Лилиан появилось противное чувство, как будто 'засосало под ложечкой'. Она вышла из приемной и спросила у парней на посту:

— Давно вышел шевалье Авельс?

— Прости, госпожа, кто? Лонс?

— Да, Лонс Авельс.

— Часа три назад.

На конюшне вспомнили, что он взял своего коня.

— Мы еще удивились, чего он его по-походному седлает, с сумками.

— А что в сумках было?

Конюхи переглянулись.

— Мы не смотрели... А что, госпожа, он украл что-то?!

— Не думаю.

Лиля поднялась к себе. Лонс. Твою мать, что ж ты сделал?! Ты поговорить не мог?! Чего тебе не хватало?

'Госпожа, мне хотелось бы... — Я занята!', 'Лилиан, у меня личный... — Давай потом, а?!'

И... все. Искать в Лавери человека — задача для Тримейна, пора его звать. И что сказать — 'Лонс ложки с кухни украл'? Впрочем, ему можно вообще ничего не говорить.

Переплетая на ночь косу, Лиля смотрела на себя в зеркало. Зеркало бесстрастно и точно отражало крепкую деловую женщину. С жестким и трезвым взглядом. Размышляющую, так сказать, о кадровой проблеме. Женщина эта Але Скороленок не нравилась.

Полученные жесткие уроки уже говорили, что если что-то идет настолько не так — стоит серьезно поразмыслить, что же она сама делает. Лонс — не вор. Лонс — не предатель. Альдонай спаси, она же даже не догадалась взять с него каких-то обещаний! 'Я тебя защищаю? а ты на меня работаешь', ну и логичное — 'Спасибо, больше не надо'. И, даже если это ей было бы удобно, она НЕ будет просить его убить.

Впервые за этот год она посмотрела на себя в зеркале немного отстраненно. Так, как начала привыкать в последнее время смотреть на людей — задавая вопрос 'Почему?'. Сколько в ней на самом деле от Али, а сколько от Лилиан Мариэллы Брокленд, которая даже не запоминала кого и как оскорбила?

'Ты — прохладно подумала ей Аля Скороленок. — Мне не нравишься. Я с тобой справлюсь. Они люди. И ты будешь вести себя соответственно.'

Холодная деловая красавица в зеркале улыбнулась Лилиан. Алины мысли не изменили улыбку ни на йоту.

'Думаешь победить дракона?'. Красавица также холодно и уверенно смотрела на Алю.

Надо все-таки Лонса найти и хоть поговорить, что-ли. Поговорить. Она закрыла глаза и положила голову на руки. Мать вашу мальдонайскую через седло копытом, что ж делать-то теперь?!

Лонс ехал в город, оставляя замок за спиной. Что его особенно задело, никому даже не пришло в голову спросить 'Когда вернетесь?' Ну, наверное, когда или если все-таки верну себе остатки самоуважения. Проезжая последний пост, он отдал сержанту монету-пропуск.

Мало веселого, когда ты 'вдруг' бросаешь службу. Пусть и недостойную дворянина — но ты служил, служил честно и как-то жил. Ну, а теперь что, бывший учитель изящных манер по книжке? Боец из тебя, 'спасибочки' монастырской школе, никудышный. С имением все понятно. Снова в учителя? Делать-то что будем? Бежать куда глаза глядят — а зачем? Прямо заметим, сейчас ты никому не интересен. Вообще никому. На самом деле, конечно, лейр Ганц Тримейн может очень интересоваться. Ну и ладно. Неожиданно ему стало гораздо легче — все-таки это его собственный выбор.

— Вижу ли как наяву шевалье Лонса, или мои старые глаза обманывают меня?

Вопрос был задан из дорогого и неброского купеческого портшеза с аж восемью дюжими носильщиками. Ну да, не имеет права купец в городе ездить на лошади. Даже такой уважаемый и влиятельный, как сам Лимаро Ватар, отдернувший занавеску.

— Не обманывают, почтенный из почтенных Ватар. Рад приветствовать.

— Мои приветствия, шевалье Лонс! Дозвольте полюбопытствовать, по делу ли в Лавери, или отдыхаете?

— Сам не знаю...

Узкие глазки из толстых щек остро глянули на него.

— А что же так, коли дозволено будет мне спросить?

— Почтенный Ватар, вас обманывать не хочу — у Ее Сиятельства графини Лилиан Иртон я более не служу. Вряд-ли я буду вам полезен.

Почтенный старшина купеческой гильдии не стал сворачивать разговор, а вместо этого полез из портшеза. Лонс удивился, но спешился.

— А вы, достойный шевалье, уже решили, что дальше делать станете?

— Пока раздумываю... — медленно сказал Лонс.

Маленькие медвежьи глазки внимательно осматривали молодого человека.

— Трудно мне, сиволапому, и подумать-то....Но человек с цифрами в ладах мне в делах не лишний был бы. Не будет лэйру за обиду в купеческих делах за толику малую, трудов достойную, побыть?

— Я, почтенный Ватар, почитай год от стола не отрывался. От одного стола к другому перейти?..

— Дела торговые — разные бывают. Почему осмеливаюсь лэйру надоедать, по весне надо бы мне умного человека в Эльвану направить. А дело там не простое, и делать бы его хорошо дворянину. Так что, прямо Альдонай мне вас послал.

— Почтенный Ватар, я врать не буду — человек небогатый, но чужими тайнами торговать не буду. Уж простите за прямоту.

Против ожидания, Ватар не обиделся и не разочаровался.

— Я земельку-то, почитай, пятьдесят два года топчу, а по делу торговому сорок да пять годочков минуло... И вот, мыслю так, нет в нашем деле вещи более бесполезной и опасной, чем чужая тайна. Самому себе, почитай, непонятно что поднял — зачем такое? Не надо это. Глупости. По молодости, было, чуть не разорился через этакую вот загогулину. Тайны ваши, да графини Иртон — пусть таковыми и останутся. Так что надолго не прощаюсь, с утречка завтра и буду вас на улице Медных цветов, в своем дому ждать.

И откланялся, оставив Лонса в глубокой задумчивости.

Через час, ближе к вечеру, почтенный Ватар добрался до своего дома. Через довольно высокую арку с резными псевдо-колоннами (пять корон камнерезу за этакую безделицу отвалить пришлось!) его портшез вплыл на довольно широкий внутренний двор. На дворе царила радующая хозяйский взгляд осмысленная суета — катились бочки, носились мешки, дымили печки.

Носильщики аккуратно поставили портшез на откинутые подпорки возле крыльца и Лимаро Ватар солидно вынес себя на крыльцо. Носильщики поклонились и гуськом потянулись в людскую — вечерять. Расчет с ними не поденный, а сдельный, в конце десятинки, кормежка в договор входит.

Почтенный купец же прошествовал в горницу, где его и встретила поклоном жена его пред людьми и Альдонаем, достойная купчиха Нута Ватар.

— По здорову ли, батюшка?

— По здорову, матушка, по здорову. — купец солидно поклонился своей хозяйке.

— Пройди, батюшка, откушай, чем Альдонай благословил.

И хотя Нута Ватар не бралась за кастрюлю уже лет десять (и до того посуду в основном только покупала), кормила мужа она по вечерам строго лично.

— Как, батюшка, день прошел? — спросила она, когда муж, уже скинув тяжелый верхний кафтан, с удовольствием доел наваристую похлебку из бычьих языков и собрался, потирая руки, перейти ко второму.

— Не без пользы, матушка, не без пользы. Принесут завтра бочонок рыбы соленой, от вирманского шкипера подарочек. Надо поглядеть-попробовать. Сказывал шкипер, третьего выбора рыбка-селедка, а первые два возить далеко нельзя.

— Все бы тебе, батюшка, новье какое! В людскую отдам половиночку, мало ли.

— Так на том стоим, что новье — не ворчи уж, матушка. Придет поутру, мыслю, ко мне дворянчик один — ты его в садике посади посидеть.. минуточек на пятнадцать.

— Эва? Это что же это, доча и не погуляет?

— А чего ж ей не погулять? Чай он не зверь какой, не сьест... Волос русый, глаз зеленый. А доче уже, слава Альдонаю, к четырнадцати, тоже людям показаться не стыдно.

Матушка Ватар задумчиво пожевала губами.

— Это чего ж за дворянчик?

— Вот и погляди сама. А я так мыслю, в дела его возьму — соберет пару караванов, по весне в Эльвану сходит, посмотрим, посмотрим, что за человек...

Купец Ватар плотоядно потер руки и перешел к запеченному с травами бараньему боку. Матушка Нута выбирала поварих в первую очередь по умению готовить мясо.

Своих не бросаем

Двадцатое октября Джеррисон встретил в лагере под одним из городов Ожерелья. Ричард принимал присягу и торговался с городом, а Джеррисон наскоро организовывал зимние квартиры. Уже шли холодные дожди, а это только в сказках можно так вот легко зимовать в поле. В реальности — такие дураки давно вымерли. И присоединяться к ним желания не было.

Полк наскоро строил склады, выторговывал дома, расходился на постой. Ройса и Фрайги Джесс послал со сборными десятками оповещать местную знать, что надо бы явиться к королю 'пред светлы очи'. С деньгами. Пусть ребята тренируются.

Ввалившийся около двух часов в палатку Фрайги имел вид 'не соответствующий роли' — грязный, застывшая кровь из разбитого носа, кислый запах... Ну, началось.

— Где? — спросил Джеррисон.

— Это! Там, Юго-Восток отсюда, на повороте! Мы ехали, я чего-то, они!

— Пей. — Джесс сунул Фрайги чашку с горячим питьем. Тот хватанул его, как воду, закашлялся, чуть не уронил чашку, но принял более-менее осмысленный вид.

— Фрайгерсон Саверней! — рыкнул Джес, подождав, пока тот откашляется. — Очнулся? Доложи!

— На марше возле деревни Большие Квочки были перехвачены взводом неизвестной принадлежности! Успели развернуть малый строй и отбить первую атаку, но потеряли трех лошадей и двух солдат ранеными. Сержант Маллери... захвачен противником. Имея раненых, потери в лошадях и не имея данных, принял решение отступить в расположение!

Уже на середине его рассказа Джеррисон развернулся к столу и начал писать.

— Ваше Сиятельство, — вернулся Фрайги к нормальному тону — Дозвольте, я сам! Я виноват, но никак было не погнаться...

— Хватит извиняться, нет пока оснований. Курьера вызови быстренько.

Фрайги вышел. Через три минуты вернулся с курьером.

— Королю, лично в руки, срочно. — курьер щелкнул каблуками и умчался.

— Командира первой роты, командира развед-взвода — ко мне. Первой роте построение с комплектом через час.

Джеррисон заканчивал совещание с командирами, когда замызганный курьер примчался назад и передал Джессу записку с размашистой надписью прямо поверх текста:

'Делай.

Ричард.'

— Ну, господа, Король ожидает от нас скорейших результатов. С Богом.

Развед-взвод, прихватив умывшегося и слегка передохнувшего Фрайгерсона, умчался вперед. Первая рота, с самим Джеррисоном в голове скорым маршем, взяв с собой только оружие и личное снаряжение, потопала за ним.

— Вот, Ваши Милости, задержали пленного в этой банде — наверное, дезертиры. — сказал толстеющий сенешаль замка, с гордостью докладывая барону и баронессе Мельин о своих успехах. О том, что дезертиры как-то моментально построились и фактически отбились он не стал упоминать.

— Давайте спросим его. Прежде, чем казнить. — баронесса сделала жест и сержант дружины вынул кляп.

— Я, — шевельнул разбитыми губами пленник. — сержант второй роты пятого пехотного полка Его Величества Короля Ричарда Первого. Меня зовут Маллери. Я не дезертир. Сопровождая глашатая Его Величества, мы следовали в соседнее с вашим баронство.

Наступила мертвая тишина.

— Ты лжешь! — рыкнул сенешаль.

— Я не лгу.

Пленника отвели в темницу и стали решать, что делать.

— Пойду виниться. Может быть, Его Величество простит...

— Вы так и остались бедным шевалье, Ваша Милость. — презрительно прошипела баронесса. — Его Величество даже не заметит эдакой мелочи, как недоразумение...

В этом месте барон Мельин грохнул кулаком по столу, чего никогда себе не позволял и рявкнул, как, наверное, крестьянин 'жёнке'.

— Заткнись, дура! Нападение на глашатая, и вообще на подразделение при исполнении — смерть! Если повезет — только напавшим, но нам НЕ повезет!

— Не смей! — взвизгнула баронесса. — Этой банщице своей указывать будешь! Салев, замок готов к осаде? Осень на дворе, постоят и уйдут... Салев?!

Сенешаль, служивший еще ее отцу, всегда такой бравый, такой грозный сейчас выглядел уставшим и ослабевшим стариком.

— Это кадровый полк. Его ведет Куница Иртон. Он пять лет назад Бейтари кровью залил... Мы не выдержим.

— Ему не надо даже нас штурмовать — презрительно сказал барон. — Он просто встанет под стенами и сообщит всем, что мы более не бароны и он освобождает крестьян от клятв и обязательств... У соседей хватает земель. Мы никого не вернем — пустошью владеть будешь?!

— Но герцог...

— Какой?! НЕТУ больше Норделлов, все! — он повернулся к сенешалю. — Салев. ты не слишком-то был почтителен, а я — не очень-то тебе доверял. Но ты — мой человек. Если ты уйдешь с этим патрулем, я не буду тебя преследовать.

— Ваши Милости! — вбежал дозорный — Горит! Квочка горит!

Пара дымовых столбов поднималась там, где стояла несчастная деревня.

— Не успели, значит. — тяжело поднялся барон. — Беги, Салев.

— Что, господин Саверней, видите?

Развед-взвод обошел Мельин-кастл с восточной стороны. Без флажков, на невысоких лошадках, без пик и кирас — издали взвод смотрелся как небольшой отряд купеческой стражи. Сейчас лейтенант-командир разослал тройки своих людей на основные дороги, ведущие к замку — а сам, пользуясь плохо вырубленным перелеском, подъехал с Фрайгерсоном к замку.

— Замок вижу. Отремонтирован плохо. Ворота открыты.

— Маловато видите... А я вот вижу троих дозорных на стенах. А на воротах стража полуспит — не ждут ничего. Стена с северной стороны не просматривается, а забраться по ней можно. Стемнеет немножко — и начнем.

— Так ведь мы же только разведка?! — вытаращил глаза Фрайги. И не приказывал такого граф полковник.

— Плоха та разведка, — продолжая рассматривать стену заметил лейтенант — Которой приказывать надо такие вещи. Разведка должна впереди идти скрытно, молниеносно вызнавая и ломая планы противника... Ох ты. А ну-ка переберемся к воротам.

На стене началась суета, зачем-то выскочило еще три дружинника. От ворот были видны два столба дыма на горизонте. Через полчаса, в течение которых взвод собрался весь и тихонько рассказывал что-то лейтенанту, из ворот быстрой рысью выехало примерно человек пятнадцать дружинников с наспех уложенными переметными сумками, а впереди...

— Это он, это он! Скорее, а то удерет!

— Спокойнее, Ваша Милость, спокойнее. Дорога лесочек огибает, поля мокрые — куда он денется? Как раз на нас и выедет.

Тело бывшего сенешаля они притащили к воротам практически одновременно с появлением там самого графа Иртона с первой ротой. Тот глянул на тело, на своего бледно-зеленого оруженосца и повернулся к замку.

— Я, — заорал он без предисловий. — Полковник граф Иртон, требую немедленной выдачи моего человека и виновных в его задержании!

Сержанта барон вывел сам, без оружия, ведя в поводу лошадь.

— Я — барон Мельин. Виновный бежал.

Джесс не слез с лошади.

— Недалеко. Вы следуете с нами к Королю, который и примет решение о Вашей судьбе, барон.

С непокрытой головой под дождем в пляшущем свете факелов, раздвигавшем сгущающуюся темноту, барон Мельин стоял на коленях перед Королем. Он даже не принял его в городе. Поставил перед воротами.

— Милости. Милости прошу, Ваше Величество. По неразумию...

Король молчал.

— Милости, Ваше Величество. К детям и крестьянам моим...

— Убиты Наши люди. Где убийцы?

— Узнав о содеянном, сенешаль Салев бежал.

— Бежал. Вот как.

Снова пауза. Барон стоял на коленях и думал о том, что Квочка, к счастью не сгорела. Два мокрых стога подожгла рота чтобы выманить их из замка. Получилось...

— Граф полковник Иртон?

— Перехвачен, Ваше Величество. Убит.

— Барон Мельин. Вы виновны в его действиях. Вы заплатите вергельд семьям убитых или полку, буде таковых не окажется. Вам не дозволяется набирать более людей в дружину. Мы решим вашу судьбу позднее. Пребывайте в своем замке до Нашего указания.

Поздним вечером, фактически ночью, Джеррисон нашел барона Фрайгерсона Савернея за палатками. Тот сидел на подгнившей колоде и мрачно колотил на себе комаров.

— Что, вечерняя разминка?

Фрайги вскинулся и даже попытался отрапортовать. Получилось внятно — но уныло.

— Чего ты тут сидишь?

— Ну...

— Что — ну? Бой прошел, надо прибираться, оружие чистить, одежку сушить...

— Я... ну... мне...

— Тяжело и противно?

— Ну... да. Я фехтовать учился двенадцать лет, я ж умею! А тут мужик с каким-то дрыном. Держит его, как патерус крест. И глаза выпучены. А я ткнул его, ну как метлой! И он так хлюпнул... И упал. Я... ну... прямо на него...

— Наблевал.

Фрайги неудержимо покраснел.

— Я на своих первых вывалил весь свой завтрак, а потом рядом подскользнулся. И до утра есть не мог. Все через это проходят. Это убийство, парень. Вот это — и есть война. Ты все верно понял — нет в ней ничего хорошего. И убивать — это неправильно. Если бы ты сейчас радовался, я бы тебя выгнал.

— Почему?!

— Потому, что когда ты станешь командиром — ты должен помнить, что все твои изящные стратегические мысли они на самом деле кончаются вот этим. Перепуганным юнцом со шпагой, который стоит против перепуганного же деревенского парня, который держит дрын. И заблеванным трупом. Причем неизвестно еще чьим... А происходит такое из-за одного дурака, который решил выслужиться. Все, хватит тут комаров кормить — шагай чистить оружие и спать.

О том, что иногда командиру приходится еще стоять перед чьей-нибудь матерью и отвечать на вопрос 'А где мой сын?!', или, еще хуже, — 'Где моя дочь?!' Джеррисон Иртон ничего говорить не стал. Хватит с парня на сегодня.

Королевская Служба

Королевский дворец в Лавери опустел. Нет короля — не задерживает маршал двор. Нет двора — не нужна большая часть слуг, не нужно столько продуктов... Но кое-кто всё-таки есть. Третье крыло дворца. Серые, скучные люди с замаранными чернилами руками, пропахшие пылью и сургучом. Письма и донесения по-прежнему приходят во дворец. Голубям ничего не объяснишь.

На любом письме нужно поставить номер. Номер непрост. В номере мы вписываем год и месяц. В номере мы ставим две буквы — источник. За источником мы ставим номер по реестру. Реестров у нас семь... Ставится номер на обороте — ибо не ломать же печати? Поставил номер — запечатай печатью канцелярии. К девяти нужно собрать все и отправить курьеров. Сегодня их трое. Маловато, маловато — бывало же и по девять. Но Его Величество в отъезде, казначей в отъезде, двор в разгоне — откуда же много?

Серый человек, почему ты сидишь в этой каморке, не видя белого света? Потому что нити страны тянутся и через мои руки. Зачем я без них? Вот он — и белый свет, и темная ночь, и кровь, и слезы и смех. Под номерами, в реестрах.

Туми Ланье надеялся пересидеть в столице. Туми Ланье думал, что служба его окончена. Но пяти дней ему хватило, чтобы понять — еще месяц такой жизни и он просто повесится. Не происходило НИЧЕГО. Он всегда мечтал о покое и тишине — и вот они. Делать-то что, если он пятнадцать лет стоял за спиной Короля? У купца гусиные перья считать?! Считать можно было деньги — вздыхая по поводу цен. Но пока и это убедительно не получалось — он прежних цен не знал.

Плюнул, и решил что надо по-крайней мере попытаться. И поехал — сначала к Лорну, потом во Флам, а там увидал курьера и спросил — где Король? Тот, по старой памяти, ответил.

Патруль остановил его еще на подъезде к городу.

— Ваше имя, досточтимый? Имеете ли поручение? Предъявите подорожную.

— Туми Ланье, офицер. Еду испросить аудиенции Его Величества

— Вы не дворянин? С какой целью и каким основанием испрашиваете аудиенции?

— Я был... личным секретарем. Надеюсь быть полезным.

— Подайте проше... подождите-ка, досточтимый, как вы сказали ваше имя?! Сержант — сопроводить с конвоем в город, немедленно!

Похоже, его помнили. И, похоже, стоило сидеть в столице — по крайней-мере, его бы не задержали. Двое конвойных завели его в замок, тактично избавили от коня и сумок, повели по холодным коридорам с постами — что, сразу в темницы?

Его привели в куда более теплые и прибранные комнаты, со столами и шкафами — а в отдельном кабинете бросил на конторку перо скромно и удобно одетый блондин — принц... ох, простите, Король Ричард.

— Алилуя! Альдонай, явил ты чудо свое, дабы посрамить мое неверие! Алилуя!! Ланье! Где ты был?! Встаньте, Мы требуем Вашей службы! Отдохнуть?

— Две недели отдыхал, Ваше Королевское Величество.

— Приступай. Бюджет обсудим вечером.

Матерь Божья, кто перемешал свитки?! Где расписание?! Это что — реестр?! Выкидываем немедленно.

Альдонай свидетель, никогда ему не было так хорошо, как в тот момент когда он закрепил лист на пюпитре, вывел на нем 'Реестр приказов Его Величества Ричарда, Первого этого имени'. Взглянул критически. И подчеркнул.

Курьер Королевской Службы.

Ты имеешь право убить того, кто стоит на твоем пути.

Ты имеешь право забрать любую лошадь, лодку или корабль.

Ты имеешь право днем или ночью, здоровым или больным, в любой день войти в любой город, замок, жилище, беспошлинно и беспрепятственно пройти по любому мосту.

Ты обязан сделать только одно — доставить свою сумку с нетронутыми печатями. Как можно скорее. В руки тому, кому скажут. Головой отвечаешь!

Вперед.

Стучат копыта, подкованные на все четыре. Лошадка резвая, две станции проходит курьер за день. Как ты оказался на этой лошади, сержант Королевской Службы? Всегда хотел быстро скакать. А кто быстрее курьера? Ветер да птица. Потягаемся и с ними!

Вся Атверна знает — нет у курьера с собой никаких денег. Лошадь его клейменая, оружие приметное. Погибнет курьер — земля кровью умоется, найдет Королевская Служба виновных. Очень хорошо Ативерна это выучила за сто семьдесят лет. Насмерть.

Стоит вторая станция в деревне Ступицы. Справная деревня, дома каменные, церковь солидная. Почти город. Есть в деревеньке купец. Пришлый, да никто уж и не вспомнит откуда взялся. Полдеревни ему должниками бывает, а вторая половина помнит, что может должниками стать. Тканями торгует, в окрестные города отправляет. Проходят караваны — оставляют ему заказы, тюки, свитки. Забирают заказы, тюки, свитки... Кто там увидит, что купец пишет? Кто узнает откуда ткани получает? Кто же удивится, что содержатель курьерской станции к нему заходит? Мало ли, кто да чего пересылает — курьеры ж тоже люди, могут за толику малую и прихватить чего.

Когда же ты, купец, стал глазами Короля в этой местности? Так уже, почитай, восемнадцать лет тому — как молодым приказчиком прибежал с вытаращенными глазами на станцию. Не эту, не тут. Путаясь и дергаясь, рассказал про пятьдесят замков тяжелых арбалетов, которые в тюках увидал. Там и посадили сидеть. А через день приехал Королевский Представитель. Выслушал его и говорит — а не хочешь ли переехать, не забудут ведь бароновы ближники наблюдательность твою? Он и согласился. Вот уже пять лет как он тут, пожалуй, и за старшего.

Это ж хорошо — когда все под присмотром, все ровненько. Кому надо, конечно, знают, какой он тканью временами торгует. Но где он ее берет — это уж он сам...

На второй станции передохнул у курьер у стойки пока коня седлали, а там уже ждет плотная трубочка с зеленой лентой, с печатью торцевой — непростой. Кто-то принес, кто-то положил. Дело ли курьера знать что это? Нет. Дело Службы.

Вот и замок в пригороде, патрули:

— Королевская Служба! — и медальон вверх, чтобы блеснул.

Посты второй линии.

— Королевская Служба!

Ворота второго пояса, факелы перед ними. Придержим лошадку, стучат копыта по мосту.

— Королевская Служба!

Открывается калитка для конных. Стучат по брусчатке копыта в ночи, дежурные факелы вдоль дороги. Большой он, замок Лефар. Военный. Три пояса, два рва, мрачная глыба впереди на скале.

На последней курьерской станции его сняли с лошади и старшина курьеров забрал сумку:

— Личные есть?

— Нету сегодня.

— Давай, отдыхай.

Человек Службы пришел к нему поговорить в комнату. Он даже на спину перевернуться не мог.

— Не вставай. Пивка?

— Уже.

— Ну, ладушки. Чего по дороге-то?

— Воза с зерном пошли в обход Лавери. Говорят, озоровать начали у столицы. Комендант в обход пускает, патрули усилил. На дороге от Лавери около десятка дворян мелких видел. Торопятся, мрачные, не разговаривают.

— Из Лавери?

— Из.

— Так. Еще?..

Скучен ли день твой, секретарь Короля?.. В семь утра ты сменил ночного дежурного. Он отдал тебе кипу свитков — с разными почерками, печатями и лентами. Сейчас ты — почти Король. Ты вскрываешь и читаешь их, ты раскладываешь их в папки, ты вносишь их в реестры.

Ты переносишь цифры в свои таблицы. Король любит таблицы — цены, даты, количество. Письмо с зеленой лентой. Докладывает резидент Службы по одной из земель близ столицы — в отдельную папку. С черной лентой — доклад полковника, с красной — финансы...

Его Величество приходит в половине восьмого. По дороге он обязательно говорит тебе 'Доброе утро, Ланье. Что-то срочное?'. Его отец просто кивал. Если ничего срочного нет, ты идешь на доклад через десять минут. Примерно через час начнется...

Нет. Мой день не скучен.

Наверное, я неправильный Король. Я — второй принц. Я — резерв. Слишком поздно, как мне кажется, отец сказал мне 'Почему Мы не замечаем тебя на приемах?'. Что мне было там делать? Я думал, что пока брат не обозлится на меня, буду канцлером — зачем ворона на балу? Мой прогноз был, что я продержусь около двух лет — а потом поеду в какую-нибудь глушь, типа Иртона. Это если братцу не придет (или "не придут") в голову "королевская" идея отравить меня на всякий случай. Но теперь Мы — Король. Увы, 'как надо' Мы блистать уже, наверное, не научимся. Семь тридцать. Сегодня Нас не будили.

— Доброе утро, Ланье. Что скажете?

— Доброго утра, Ваше королевское величество. Ночь прошла спокойно. Ваши письма у вас на столе. Через час Вы принимаете делегатов восточных городов. В полдень прибывает герцог Фалион — испросил он аудиенции письмом.

— Мы примем его послезавтра.

— Как будет угодно Вашему Величеству. В половине второго Вы назначили своему казначею. В три — обед, на обед приглашены послы Эльваны и нобиль Лориса, с женами. Они прибыли в город вчера.

— Их Светлость Винштейн неожиданно присутствует на обеде. Сообщите ему об этом заранее.

— Слушаюсь, Ваше Величество. В шесть...

— Пригласите на ужин графа Иртона, с докладом, если он готов.

— Его Сиятельство сообщил о готовности доклада вчера.

— Очень хорошо. Принесите текущую сводку цен на зерно и мясо.

— Сию минуту, Ваше Величество.

Доброе утро, Ваше Величество. Дела ждут Вашего решения. Почитал письма зеленой папки. Просмотрел черную папку. Посмотрел на карту Ативерны — воткнул еще булавочку.

— Ланье. Запишите приказ полковнику Второго кавалерийского...

Туми Ланье перевязал приказ черной лентой, запечатал приказ королевской печатью. Как раз к половине девятого.

— Курьера! Письма и приказы Его Величества!

Чужая

В Иртоне в это время, насколько помнила Лиля, уже во всю шли дожди. В Лавери дожди шли гораздо реже, но с вечера (и все раньше) и до утра (все позже) все стало погружаться в тяжелый серый туман. Ветра почти не было, и серый безвкусный дым, казалось, копился, прилипал, оставлял мокрые следы. Осень...

В принципе, день начался как обычно — и даже неплохо. Вчера артель — Лилиан чуть не назвала их 'бригадой' — сдала ей зимние конюшни. Очень, по осторожной оценке ее экспертов, неплохие. Причем Лилиан, на зависть и удивление соседям велела сделать там большие окна — и застеклить их. Сегодня в конюшни уже перевели часть лошадей и бодро убирались

Ремонт цеха шел тоже неплохо. Крышу уже поставили — Лиля лично влезла туда и все, насколько смогла, проверила. Мастер, несмотря на общее недовольство, покачав головой буркнул с уважением (думая, что она не слышит) 'Настырная'.

Сегодня Лиля сидела с бумагами. Мать вашу Мальдонаю, как же ей не хватало Лонса! Но заменить его оказалось очень трудно. Грамота, а тем более арифметика за рамками 'пять да восемь, да ишшо трешница кажись была...' подавляющему большинству окружавших ее людей были не просто недоступны — неведомы.

К одиннадцати она, в целом, разобралась — пока бумаг было не так уж много. Вот когда снова заработают цеха... Ладно, пока забыли. Лилиан собралась пойти и посмотреть что и как заложено на зиму, но пойти никуда не удалось.

В кабинет ввалилось аж четверо вирман в кольчугах, с короткими мечами и небольшими щитами хоть и без шлемов и пара дружинников Лейса.

— Это что?! — спросила Лилиан, переходя в режим 'Разгневанная графиня'

— Госпожа, Лейф распорядился. Не гневайся, но сегодня ты из замка не выходишь.

— Я не выхожу?!

— Точно так, госпожа. Прости, он обещал подойти сам и все объяснить.

Лиля даже не нашлась, что сказать. Сначала она хотела наорать на дружинников, но это было бы явно бесполезно. Она плюнула, решила про себя что Лейф много на себя берет и пошла в лабораторию. Вирмане этого места не просто не любили — они его боялись и всячески избегали. Но на этот раз все четверо потопали за ней и разошлись там по углам с видом людей, которые с жизнью попрощались — но долг превыше всего.

Она немного поработала, взяла первую попавшуюся склянку с кремом и пошла в сторону госпиталя и медпункта. По дороге царила какая-то нездоровая суета, но никто ничего не знал. Примчался гонец от Лейфа час назад, поднял всех по тревоге, треть разошлась по постам, а всех остальных он увел с собой.

Единственное, что знали оставшиеся — 'какая-то заваруха на дороге, все там'. Вирмане разогнали всех, кого смогли по местам — насколько хватило двенадцати оставшихся, включая ее охрану и также как и все ждали новостей.

Лейф приехал примерно к двум пополудни в беспокойстве и недоумении. Первое, что он сделал — подтвердил все запреты, второе — отправился к Лилиан на доклад.

— Госпожа, дело очень странное. С утра на кордонах копятся группы вооруженных конников. Кричат всякое: что вы безбожница, что вы околдовали и убили Короля, что вы скупили всю еду... Полковник Фрим поднял полк по тревоге, перекрыл дороги. Лэйр Ганц Тримейн отправился к самой большой группе — будем надеяться, у него что-то выйдет...

— Что выйдет?!

Лейф посмотрел на нее серьезно и прямо.

— Разогнать эту толпу малой кровью, госпожа. Иначе — нам придется отсюда уезжать...

— Лейф, мы не можем этого сделать.

— Госпожа, а вы понимаете, что если начнется голод — вы в глазах всей Лавери станете его виновницей?

— Лейф, но это же полный бред!

— Лэйр Ганц так не считает... Мы тут все — чужие. Нас очень удобно объявить виноватыми.

Лейф присоединился к ее охране. Лилиан было откровенно плохо и страшно, но показывать это своим людям она, конечно, не стала. Выпрямив спину, она заявила, что все работают в замке, и она считает, что это мелкое недоразумение разрешится уже сегодня.

Часам к трем на дороге появилась группа конников. Сначала все дернулись и забегали, но потом стало видно, что конники под флажком Третьего кавалерийского.

— Госпожа, вы их примете?

— Конечно. В кабинете.

Через полчаса в кабинет к ней вошло... Точнее, ввалилось отделение конников, с арбалетами на взводе и шпагами наголо. Лиля встала, сердце ее ухнуло вниз. Так к своим не входят.

— Так, все тихо стоят! Вы, зубатки — смирно по углам!! Лапы с ножей, ну?! Сюда давай!! — зарычали сержанты, первым делом взявшие на прицел вирман.

— В чем дело?! — спросила Лилиан, надеясь, что голос ее состояние не выдает.

— Капитан придет — все скажет. Тихо посидите, Ваше.... Сиятельство.

Капитан первой роты, граф Молле вошел чуть погодя, сделав театральную паузу. В кирасе, хоть и без шлема, он похоже потратил эти пять минут чтобы придать своим грязноватым каштановым кудрям эффектный, на его взгляд, вид. Вышло не очень.

'Господи, Боже мой,' — несмотря на ситуацию Лиля чуть не улыбнулась. Наверное, он считал, что сейчас демонстрирует богатство и статус. В руках у графа был калейдоскоп. Золотой, третьей партии. Молле мало бывал в самом поместье, а кто на самом деле производитель этой детской игрушки — просто не знал. Это неожиданное веселье помогло Лилиан успокоиться.

— Господь наш пресветлый, а я уж подумала, нас захватила Ивернея. Капитан граф Молле, что сие означает?

Граф подождал. Но ни кланяться, ни делать реверанс Лиля не собиралась точно. Хрен тебе, а не покорность. Не дождавшись, Молле начал сам. Наверное, ему казалось, что он был шикарен и зловещ.

— Поговорить надо бы, Ваше Сиятельство, поговорить. О жизни, о титуле.

— Вы ставите под сомнение мой титул?!

— О нет, — мерзко улыбнулся Молле. — Не ставлю. Ни в коем случае. Именно я — не ставлю. Я вам предлагаю переехать из этого никак не соответствующего вашей красоте места в моё скромное — но уж не по сравнению с этим безбожным местом! — поместье. Где вы будете окружены надлежащим комфортом. А когда все выяснится...

— Вы с ума сошли?

Молле пожал плечами.

— Не хотите — как хотите. Тогда мы вас сейчас в целости и сохранности передадим некоей компании, которая за вас — вот ведь удивительно! — платит золотом, чуть ли не по весу. Уж кто такой богатый — ума не приложу.

— А что по этому поводу скажет полковник Фрим? Я уж не говорю о Его Величестве?

Его Величество — уж кем бы он ни был — вас и не видал никогда. А после того, как вы Джеррисону Иртону по репутации походили ногами, вряд-ли он будет за вас держаться... Это ж надо, на мужа королю донос писать, а?! А Сапожник уже ничего не скажет.

Сердце Лилиан ухнуло вниз.

— Умер Сапожник наш, о себе возомнивший. Внезапно. Как неравнодушные дворяне к вашему замчишке-то пришли, так и помер. От испуга, наверное.

Лиля вдруг ощутила себя невесомой. В ушах каждый звук стал звонче и четче, как будто за ним стала тоненько тянуться последняя нота. Как ни странно, ни страха, ни злости не появилось. Молле превратился в раскрашенную картонку, на которую было любопытно смотреть.

— Вы правда полагаете, что Его Величество и граф Иртон вот так вот просто пропустят вам такое вымогательство? Эти заводы — более чем на половину собственность Короны...

Граф от души рассмеялся.

— Мадам, вы себя уж совсем переоценили. Заводы Его Величества никто и пальцем не тронет. Графу Иртону вы, похоже, давно помеха только. Вон, дочери его с солдатней якшаться позволили, торгуете как папаня ваш — направо и налево, он вам хоть слово-то поперек написал? Как и вы ему — что он есть, что нет его. А Его Величество, уж и в заводе такого не было, чтобы в какие-то бабские дела мешаться. Какое ему дело, за каким вы мужем? Всегда так было — что ж вы, первая что-ли?

Как же тебе, сволочи, отстранено думала Лиля, поговорить хочется. Похвастаться.

— Полк Иртону никто брать не разрешит, почти вся его дружина тут — он же законопослушный у нас — так что отбивать вас сам явится. Одинокий, хехе, рыцарь.. А этому полку, пока суд да дело, я командир. Опять таки, коли забыли — дочь его, вашим разумением, в МОЕЙ второй роте обретается.

Мири. Ну, если Молле хотел, чтобы она стала внимательнее — ему это удалось. Лилиан представилось перо, вычеркивающее строчку 'граф Молле' из списка с заголовком 'живые'.

— Так что, мадам, вы бы лучше о душе подумали. Вариантов-то хороших мало, либо со мной, либо — монастырь. Так-то оно спокойно решится. Выйдем мы с вами к благородному собранию, и сообщим, что...

— Ярл Фрим — прозвучал вдруг из угла вопиюще спокойный голос Лейфа. — Был прав, когда сказал о тебе, что ты тупее своего коня.

— А тебя, глупый разбойник, пожалуй, стоит немножко наказать... — поигрывая кинжалом граф пошел к Лейфу, который продолжал спокойно стоять в углу.

Взгляды в кабинете оказались прикованы к этой паре — но граф не успел дойти до Лейфа. Как только арбалетчики отвлеклись, дружинники и вирмане начали действовать: бросок, захват руки, поворот, удар... Ну а там уж кто что решил: кто-то просто выкрутил руку, кто-то ударом по локтю выбил его (и сержант с выбитым суставом жутко заорал), а кто-то вообще насадил своего противника на его же кинжал.

Один арбалетчик успел выстрелить — но болт ушел в потолок. Солдаты просто не умели действовать в ограниченном помещении, вне строя — а вирмане как раз умели. Свалка моментально охватила всю комнату и Лилиан благоразумно присела за массивным столом. Про себя она снова как-то отстраненно подумала, что вот эта Лилиан-графиня, которая ей так не понравилась, кажется, 'перехватила управление', но сейчас это очень к месту. Особенно — ее холодное отношение к людям. Где-то внутри Лилю буквально трясло, но действовала она четко.

Граф Молле успел отпрянуть к стене, отмахнуться кинжалом, выхватить шпагу и зашипеть:

— Ну, суки, кто первый?!

— А ну, стоять всем! — в комнату ввалились новые кавалеристы. — Лапки наверх и не жужжим! Уронили железо! Железо попадало, сказал!

С арбалетами, шпагами и кинжалами наголо они сразу брали всех на прицел. Глаза Молле было сверкнули, но быстро потухли — за первой волной в кабинет вошел еще один пожилой капитан — третья рота.

— Так-так-так... вот и наш граф Молле. Что же это вы, ваше сиятельство, так и не подошли, куда приказано было? Мы уж за полковником сами приехали, а тут оно вот так. Нехорошо.

Молле стоял под прицелом трех арбалетов. У него, как холодно отметила Лиля, дергался уголок левого глаза.

Капитан подошел к 'коллеге', посмотрел ему в глаза, но больше ничего не сказал. Просто выломал у него из рук кинжал и шпагу. Граф Молле дернулся, но кинжал под глоткой удержал его от активных действий.

— Трус! Ты не можешь!..

Безымянный для Лили капитан быстро повернувшись хлестанул его шпагой по щеке. Хоть он и не вынул ее из ножен, но даже так он серьёзно рассек графу щеку, хлынула кровь. Молле схватился за щеку, зажимая рану. Лилиан, было, дернулась — но вирмане удерживали ее мертво.

— Мясо. — голос капитана прозвучал почти ласково. — Ты, никак, думаешь, что все еще человеком числишься? Я тебе рот открыть позволил?

— Лэйр капитан, — прозвучало от двери. — Аккуратнее. Он мне нужен.

В двери, как оказалось, держась за бок, стоял Ганц Тримейн.

— Вы бы, лэйр королевский представитель, отдохнули с устатку-то. — вежливо сказал капитан, не отрывая взгляда от графа. — А эту гниль мы сами приберем.

— Он МНЕ нужен. — повторил Ганц с нажимом. — Сильно нужен. Я его третий месяц жду. Только допрос, причем я — первый.

— Он наш! — ощерился капитан. — Эта кошка нам за Сапожника должна много, у нее стоко и нету!

— Потом. — поморщился от боли Ганц. — Потом. А пока — он мой. И чтобы он с лестницы пока не падал, и не порезался глоткою, решив по дороге побриться!

— Вы представитель правосудия! Вы видите... — вякнул Молле.

— А ты, плесень, — прошипел Ганц, развернувшись к нему. — Молись, чтобы про правосудие подольше не вспоминали. Тебе, по Уложению, положено в кипящее масло нырять. И это еще при хорошем поведении. А то можно и с холодного начать. Увести. Профос его заждался уже, а я позже... подъеду....

Лиля решительно растолкала вирман и подошла к Тримейну.

— Показывайте свой бок, Ганц. Это уж мое дело... Стул!

Ганц буквально свалился на стул и Лиля отлепив какую-то кровавую тряпку оценила масштаб проблем. Графа Молле утащили.

— М-да... — сказала Лиля процитировав доцента с кафедры общей травматологии. — Очень себе прекрасненько. Будет больно.

Ганц покивал. Лилиан мельком подумала, что во-первых приятно что-то взять в свои руки, а во-вторых, что Ганц с такой кровопотерей держался 'на морально-волевых'. Внутри нее кто-то орал и бился о стены с воплем 'МИРИ!!', но графиня Иртон железной рукой придушила эти вопли.

— Лейф, я тебя очень прошу, узнай пожалуйста, что там со всеми нашими людьми. Если кто-то ранен, зови девушек и меня, если что-то серьезное.

— Слушаюсь, госпожа.

— И пошли кого-нибудь позвать Миранду домой. Это срочно.

— Вы, Ваше Сиятельство, — успокаивающим тоном сказал капитан. — Не извольте беспокоиться. Пятый взвод мы так поставили, что туда — только через наши трупы, и то не в раз. Сейчас туда, гхрм, никого чужого не подпустят. Вечерочком вернется в добром здравии, никаких условий, мы ж не это вот, — он махнул рукой куда-то в сторону двери. — Альдонай прости что такое. Только очень это не дело, по одному из роты людей дергать, не обессудьте — не по Уставу.

— Тогда, лэйр капитан, не пошлете ли своих — узнать все ли в порядке?.. Ганц, — буднично сказала она наливая на тряпку перекись. — Так кого же вы ждали?

За дверью заорали на пол-замка: 'Носатый! Снимай с себя баб, потом они тебе пальчик замотают, герой нашелся! Рысью к конюшням! '

— Пытать будете? — криво ухмыльнулся Ганц. — Извините. Шутка. Больно.

— Понимаю... — Лиля осторожно обтерла рваную рану на боку и стала раскладывать шовный материал. — Вы говорите. Это важно, вам лучше быть в сознании.

— Еще до той поездочки с пожаром, — помните, Раммит Экар? — я заподозрил, что что-то в полку не ладное есть. Вы, вояки, мне ж ничего не скажете — он укоризненно глянул на подпирающего стенку капитана. — Но я ж не слепой, два и два сложить могу. Стал я... Ай!!

— Сидите, сидите. — Лиля начала зашивать рану. Неглубокая, вроде чистая.

— Так что начал я думать, да искать — кто ж у нас про графики и патрули столько знает, кто поговорить об этом всем хочет? Зачем.. Лилиан, а вы как-то... ох... про снадобъя от боли говорили?

— Говорила. — вздохнула Лилиан — Да только те, что сделать сумела, они вам вреднее раны будут. Вы ж не захотите часа три спать?

— Пожалуй, нет. Придется терпеть. Так вот и нашелся граф Молле. Все я следил, да вот не успел. Но вы не беспокойтесь, он бы вас берег пуще себя самого.

Шевалье полковник...

— Зарезали они его. Он первую роту перекрыть дорогу поставил, а они гонца связали, да его самого дождались. Только граф и тут надурил. С ним пять человек было, которые шевалье полковника и зарезали. Чужих. А он, вместо того, чтобы с ними за вами отправиться их из арбалетов расстрелял, да захотел вас себе прихватить, а не заказчику передать. Грозил, наверное?

— Грозил.

— Врал. Даже неважно что. Только его-то ближники кавалеристы, в доме работать не умеют. Ни к чему им это. Ему вас тихо надо было увезти, а потом разбирайся — кто там кого любил да бросил... Ох!

— Все уже, все. — Лилиан завязала фиксирующий узел. — А вы где такую рану получили? Почему кольчуги на вас не было?

— Да, ежели бы мне сразу быть таким умным, как вы сейчас! Не подумал. А в меня сулица на излете и стукнула. Да ладно, отлежусь. Вот допрошу эту падаль — и отлежусь.

— Думаете, он знал, а не просто подсуетился?

— Он-то? Что-то обязательно знал. Ему ведь все сказали, людей прислали, вон почти триста человек шуметь отправили — кто ж знал, что он такой дуралей? Одно плохо: я думаю, что он не знает, кто его нанял.

— Вам надо отдохнуть.

— На том свете отдохнем. Спасибо, Лилиан.

— Ловко вы его залатали, Ваше Сиятельство. — Вдруг сказал сбоку капитан, который как оказалось тихонечко просидел рядом все время. — Ловко. Это вы, значит, всегда под рукой такую вот укладочку имеете?

— Да, — Лиля глянула на свой "малый" набор, который она по медицинской привычке старалась держать под рукой. — Имею, лэйр капитан.

— Просто капитан, Ваше Сиятельство. Когда изволите мне время уделить? Я теперь, пока что, так выходит, заместо шевалье полковника буду. Царствие ему Светлое.

— Завтра. — сказала Лиля убирая малый набор. — Завтра. Жду вас, капитан.

Лиля осталась одна. Звон в ушах проходил, зато ее начало трясти, а потом еще и бросило в холодный пот. Оказалось, вокруг нее крутилась такая карусель — а она-то искренне думала, что Ганц служит именно ей. А она-то думала, что сюда и муха не пролетит — что ж, мухи и правда тут не летали.

А отдельным неприятным открытием стали для нее слова 'Графу Иртону вы, давно помеха только'. Ведь действительно — а зачем она ему? Получать оплеухи? Зачем ему это?

В очередной раз Лилиан подумала, что данная ей Алисией и Эдоардом настоятельная рекомендация задавать вопросы 'Кто?', 'Почему?' и 'Зачем?' была важной, но спокойствия и уверенности лишала напрочь.

Через Пламенную

Устала. Алисия устала — на пятый день дороги она призналась в этом даже самой себе. Сыро. Дорожная карета была довольно тесной, девочки... Альдонай пресветлый, конечно Их Высочества! — скучали. Алисии здорово не хватало того, что так легко получалось у Лилиан — умения заговаривать им зубы. Впрочем, Джолиэтт доставляла мало хлопот — Алисия, немного нарушив (ну, никто же не видел...) нормы поведения посадила ее рядом с собой и она, прижимаясь к ее боку, слушала ее рассказы. Алисии рассказы эти казались скучноватыми, но малышку почему-то вполне устраивало подробное описание гербов, платьев и подробностей давно забытых турниров.

Но принцессе Анжелине, помоги Альдонай всем кто был поблизости, было СКУЧНО. Серо-коричневый пейзаж за окном явно не располагал к созерцанию, и здоровой отлично выспавшейся уже в первый день девятилетке надоел сразу.

Как ни странно, помог лейтенант. В первый день он приглядывался. Во второй, когда к полудню уже не только служанки, но и Алисия стала сатанеть от нытья и капризов Анжелины, свесившись к окну кареты почтительно предложил прокатить принцессу по окрестностям. В сопровождении служанок, конечно же. И их сиятельство, буде она соблаговолит... Сиятельство НЕ соблаговолила, поставила условие — в прямой видимости от кареты — и отпустила.

Принцесса Анжелина быстро оценила преимущества такого способа передвижения — куда больше разговоров, большая лошадь, почтительные подданные... Правда, совсем развлекаться не вышло — также почтительно лейтенант сообщил Ее Высочеству, что если Ее сиятельство останутся недовольны, или, скажем, почтительные подданные не смогут надлежаще удовлетворить пожелания Ее Высочества, то... придется ехать в карете.

Намек был понят. В карете ехать не хотелось. Взамен подданые выучили ее свистеть, отличать вкусную рябину от невкусной, назвали всех птиц на деревьях и показали как седлать лошадь. Она видела зайца, согнала с дерева сову, насчитала семь кривых елок и выслушала потрясающую воображение быль о том, как ведьмы растят свои метлы. 'Ведьмина метла' к рассказу была продемонстрирована и внимательно осмотрена. Время проходило с толком.

Когда лейтенант забирал служанок и принцессу 'прокатиться', Джолиэтт перебиралась на освободившуюся скамью и начинала играть в куклы. Ее кукольный домик Алисии все время хотелось поставить подальше и беречь — потому, что в ней буквально все восставало против не очень аккуратных игр пятилетней девочки с этим произведением искусства. Но — вещь была не ее, а именно самой Джолиэтт, слушать же плач и препирательства сил не было.

Джолиэтт доставала свои куклы, ставила трон (или кровать) и начинала гонять фигурки и бормотать. Постепенно она сползала на пол, потому что с колен все смотрелось лучше. Алисия после пары одергиваний просто постелила ей плащ и (если не дремала) смотрела на отыгрывающую приемы девочку.

— Ваше Сиятельство, а вот на утреннем приеме рыцарь может быть?..

— Да, Ваше Высочество, может. Если дама уже одета. А иначе это может быть только муж. Он — муж?..

Джолиэтт крепко задумалась. Алисия прямо видела, как она взвешивает перспективы — либо вот прямо сейчас вести диалог (который она себе не очень представляла), либо придется его убирать — но тогда можно закатить целый спектакль про замужество... Или просто одеть?

— А зачем может придти муж?

— Например, если дама нездорова. Или... э-э-э... не должна вставать.

— Брюхатая?! — радостно спросила Джолиэтт, ввернув новое словечко.

— Где вы слышали это слово?!

Джолиэтт погрустнела. Такое замечательное слово прямо просилось играть, а оказалось — оно неприличное.

— Так, просто. А как сказать?

Алисия поджала губы. Тема ей не нравилась.

— В тягости, например. В положении.

Принцесса просияла и полезла в домик. Спектакль оказывался огромным. Алисия подумала, что еще десятинка такого пути и все ее усилия пойдут насмарку — воспитывать еще и полуроту кавалеристов, чтобы они прилично выражались (или задумывались о том, насколько их слышно) было бы совсем наивно.

Алисия дремала, через прикрытые глаза наблюдая за игрой Джолиэтт. Девочка положила большую куклу в центре композиции на какую-то коробку, к одной из маленьких куколок привязала любимую розовую ленту и стала переставлять всех вокруг, что-то бормоча. За три дня эта сцена в куклах повторялась уже пятый раз, и почему-то вызвала у Алисии беспокойство, но никаких оснований мешать игре у нее не было.

В конце концов, это было явно лучше, чем появившееся у Джолиэтт обыкновение выпрашивать у неё на постоялых дворах разрешения подоить корову. Всего три дня, которые пришлось пережидать выздоровления Анжелины после ночевки в шатре (долго вытаскивали застрявшую карету и воз, не успели до темноты) — просто простуда, слава Альдонаю — и вот, пожалуйста! Дура Мариэтт пошла у принцессы на поводу и показала ей корову. А хозяйка не нашла ничего лучше, чем показать ей как её доить. И это хорошо еще, что молочных коров, разумеется, держат в чистоте. И на всю дойку ребенка не хватает. Пока не хватает — упрямство у Джолиэтт фамильное. Невозможно, положительно невозможно воспитывать аристократку в путешествии.

Она выглянула в окно и задумчиво посмотрела на поднимающиеся вверх лесистые холмы и задумалась о вещах более насущных. Вчера прибыл курьер, которого они отправляли во Флам, и сообщил, что Его Величество будет пребывать в замке Лорн. К путешествию прибавлялась минимум десятинка.

На постоялом дворе, к удивлению служанок, Алисия велела им оставаться при карете и ничего не распаковывать. Сама же она пошла к лейтенанту и, дождавшись пока он спрыгнет ей навстречу с лошади, спросила:

— Лейтенант, куда мы едем? Мне погоня не заметна, а мы забираем к югу. Вы нас куда ведете?..

Лейтенант не смутился, не стал звать солдат или выкручиваться, а серьезно ответил:

— Октябрь кончается, по короткому пути шлях раздолбан — подморозить-то его и не успело. Чутка в сторону приняли. Многовато, это Ваше Сиятельство верно подметили. Я так мыслю, надо нам через Пламенную пройти — иначе меня люди мои не поймут совсем, да я себя изругаю.

— Где пройти?

— Через Ступу. Еще то место Пламенной горой называют. Такое, Ваше Сиятельство, место, что всенепременно надобно там побывать. Послезавтра днем увидите — не пожалеете. Только полотенцами надо запастись.

— Чем?..

— Полотенцами. Искупаетесь.

— Вы в своем уме? Октябрь кончается!

— Такое, Ваше Сиятельство, место. Верьте мне — удивительнейшее.

Следующий день выдался светлым, серым и холодным — они ехали через лес, забираясь все выше и выше — между голых стволов берез и кленов, шурша толстым желто-коричневым ковром из листьев. Ощутимо подмораживало.

Десяток с лейтенантом был удостоен чести везти принцессу Анжелину и пару служанок, а потому ехал немного впереди кареты. Во второй половине дня они нагнали очередного сигнальщика, которым оказался сержант Дирле, по прозвищу Лысый. Лысый с тоской смотрел с гривки холма через овраг, принюхиваясь к ветерку.

— Ты чего это, Дирле?

— Косуля там. Не чует нас — мы ж с наветренной строны.

— Какая косуля?!

— Да тише же, господин лейтенант, спугнете! Во-он он, пасется, левее обломанной сосны... щас бы я его!

— Ты что, Лысый, сдурел?!

— И-эх. Самое ведь время! Самый вкус набрал...

— Лысый, браконьерскую твою душу, ты ж на службе! — рявкнул на сержанта лейтенант. Совсем дурак, что-ли?! При принцессе-то? — Это ж королевский лес! Тебе жить надоело?!

— Дык ить, такой козел знатный, прямо ж вот....

Анжелина подумала и решила, что намек на этот раз стоит понять. Интересно же!

— Я принцесса! Хочу оленя! Мой олень, я сама разрешу! — наступила пауза. Мужики переглянулись. Анжелина уже совсем собралась топнуть ногой (хотя в седле это и было трудновато сделать), но этого не понадобилось. Лейтенанту хотелось мяса не меньше, чем всем остальным.

— Рудый, Самир — мухой в обход, гоните его на нас. Сипатый!

— Я!

— На стрему!

— Есть!

— Лысый, мать твою копьем в... — лейтенант сдержался — ты что стоишь?! На позицию, и чтоб смотри мне!

— А мы куда едем?

— Э-э-э... — лейтенант внезапно обнаружил, что даже в девять лет девочки отлично умеют разбирать когда стоит топать ногой, а когда дрожать губками. Он уже открыл рот сказать 'Ваше Высочество, мы обождем тут', но тут распахнутые синие глазки стали наполняться слезами.

— Туда, — вздохнул он, признавая полное поражение. — Встанем на второй номер. Если Лысый промахнется...

...То я его сожру вместо той косули. Глаза принцессы мгновенно высохли. Она поискала глазами Лысого — но тот уже умчался.

Лейтенант нехотя тронул лошадь за ним. Принцесса аж подпрыгивала перед ним на седле. С ее точки зрения, Лысому было бы лучше промахнуться

К некоторому ее разочарованию, Лысый оказался меток, и от косули ей достался один рог — тоже неплохо. На разделку туши лейтенант отрядил трех парней, которые и догнали их с мясом и шкурой у самого постоялого двора. Там и возник крупный спор — что и как приготовить? У всех, как водится, было свое мнение.

Алисия, как старшая, послушала 'этот базар' и, холодно отметив, что большая часть спорщиков слышала чьи-то байки, а остальные, похоже, кроме копчения вообще ничего не делали, распорядилась большую часть продать хозяину двора, что-то засолить, а из нескольких кусков сделать на всех гуляш. На каковой и выделила соли.

В итоге, все несколько объелись. И хотя сержанты что-там бурчали про бабу и мясо, они были вынуждены признать, что в этих условиях мало что еще можно было сделать.

На следующий день лейтенант возвестил, что скоро они прибудут к Пламенной. К полудню впереди появилось действительно пламенное, яркое ало-желтое пятно, напоминающее спину свернувшейся гигантской кошки. Такое впечатление, что там, на этой спине все еще был сентябрь.

Вот, Ваши Высочества, Ваше Сиятельство — Пламенная гора. Часа через два как раз на месте будем.

Когда подъехали близко, Джолиэтт, как самая маленькая и наивная спросила:

— А почему так пахнет?!

— Такой тут из под земли дух идет. — серьезно ответил ей лейтенант. — Говорят, сам Альдонай тут Мальдонаю под землю загнал — вот и злится она... Но на эту гору Альдонай смотрит всегда сам, а потому тут и весна раньше всех, и лето долгое, а зима, почитай, только как рамка.

— Все в руках Его. — отметила Алисия скептически.

— Истинно так.

Дорога по склону заняла примерно полчаса, и закончилась поляной, с которой были видны столбы пара и слышался шум текущей воды. Те немногие, кто был, стали поглядывать налево, на срезанную верхушку. Там столб пара был самым заметным, и, казалось, становился все плотнее.

— Вовремя пришли, сейчас наверное...

Договорить кавалерист не успел. На верхушке заревело и вверх ударил зелено-белый столб воды, высотой метров двадцать. Он бил секунд тридцать, а потом опал. Полоса пара пошла слева направо, примерно со скоростью пешехода.

— Ну, самое, значит, время. Часа три у нас теперь есть. Дамы, Вы по склону вниз извольте спуститься, там в Третьей Чаше самое купание и есть — вода чутка остывает, и не сквозит. А мы уж тут...

— Ниже вас по течению? — подняла брови Алисия.

— Точно так, Ваше Сиятельство. Гневаться не извольте, в первой чаше — можно и свариться, во второй — не поплаваешь особо. Горячо.

Третья чаша оказалась довольно солидным озером, над которым курился пар, а по берегу шел ровный пляж крупного желто-коричневого песка, сложившегося плотными мелкими волнами, посыпанный старой хвоей и какими-то ветками. Местами пляж разбивался языками укатанного серого камня, а чуть подальше на берегу рос чахловатый ельник.

— Ой. — сказала принцесса Анжелина первой прибежавшая на пляж и потрогавшая серый камень. — Он теплый и почти сухой!

На камнях и расположились. Алисия проследила, чтобы на принцесс одели ночные рубашки (потом постираем), отправила в воду одну из служанок и разрешила девочкам плескаться. Принцессы моментально нашли себе занятия по шею в воде.

Алисия, переодевшись, тоже вошла в воду — больше из принципа, но вода оказалась неожиданно приятной, что объяснило и дорогу, и прибраный пляж — жить тут было бы неприятно, а вот искупаться с дороги сам Альдонай велел. Она зашла подальше.

Пар от воды скрыл песчаную полосу, и оставил ее в нереальном мире курящейся воды, и покрытых толстыми подушками инея ветвями, клонившимися к воде. Голоса отдалились, сделались неопределенными. Тепло. Тут так тепло... Ей потребовалось усилие, чтобы все-таки повернуть назад из странного, обволакивающего своей нереальностью успокоения.

Они выбрались из воды, и, как и было рекомендовано сразу вытерлись — хотя сквозняков в чаше почти не было.

— Искупайтесь. — сказала Алисия, когда служанки одели ее и принцесс. — У нас осталась пара сухих полотенец.

— Мадам.

— Мадам. — служанки поклонились и, помогая друг-другу раздеться, тихонько повизгивая тоже полезли в воду.

Алисия села на камень и стала расчесывать волосы принцессам. Со стороны первой чаши раздался предупреждающий вопль, веселый гомон выбирающихся из воды кавалеристов — а потом снова рокот и шум взлетевшей и упавшей воды. Бело-зеленый столб воды и пара было видно даже им. Тремя минутами позже через мокрую стену Третьей Чаши перекатился парящий вал, закрыв плотной стеной пара дальний берег.

Одна из служанок тоже выбралась на берег, а вторая — решила проверить обещание лейтенанта — что купаться тут можно даже в такой момент.

Рокот улегся, пар постепенно рассеялся.

— Ваше Сиятельство, — тоненьким от восторга и ужаса голосом спросила Анжелина. — А как это?!

— Не знаю. — серьезно сказала Алисия. — Волею Альдоная — чудо из чудес!

— Ух! — сказала остававшаяся в воде Марита. — И правда, как в котле!

Отряд собрался вместе только через два с лишним часа, и, несмотря на вполне ощутимый запашок, бодро доехал до постоялого двора — как раз примерно в часе езды от Пламенной. Выкупавшиеся и поевшие принцесcы уснули сразу, Алисия еще немного боролась со сном — больше из принципа. Перед тем, как все-таки пойти спать, она сказала лейтенанту:

— И правда, великое чудо. Мы благодарны вам, лейтенант.

Тот, ухмыльнувшись, только поклонился. Назавтра, когда день уже клонился к вечеру, караван без затруднений прибыл к замку Лорн.

Семейные дела

— ... таким образом, Ваше Величество, мы полагаем, что ...

— Гхрм.

— Ланье? — Рик поднял брови. Секретарь Короля НЕ входит во время разговора, пока его не зовут. Ланье, поклонившись, передал Его Величеству папку и, пятясь, вышел. Рик открыл ее, взглянул, закрыл и сказал:

— Ваша Милость, Ваша Милость — Мы вернемся к этому разговору послезавтра. Дела Наши неотложны.

Бароны несколько деревянно поклонились вслед выходящему Королю.

В папке была грифельная доска с одной фразой: 'Их Высочества в сопровождении вдовствующей графини Иртон пересекли линию первых постов'.

Алисии потребовался некоторый нажим, чтобы загнать Анжелину в карету. Принцесса считала, что въезд в замок на лошади был бы лучше. Графиня Иртон на это заметила, что лучше он был БЫ если бы принцесса вьехала сама. А не как груз перед командиром конвоя. Надутые губы на графиню впечатления не произвели.

— Ваши Высочества. Повторим еще раз. Вы выйдете из кареты и встанете впереди меня. Если дворецкий, или сенешаль крепости его заменяющий пригласит нас войти — мы входим, если нет — мы ожидаем Его Величество. Как мы к нему обратимся?

— А если он не выйдет?..

— Это, Ваши Высочества, невозможно. Итак?..

Карета прогрохотала по мосту, въехала под тяжелый свод, а потом во внутренний двор. Два высоких и очень сильных сержанта открыли двери и вытянулись возле них. Алисия, как младшая по знатности, вышла первой и чуть склонилась в сторону кареты. Принцессы выбрались не так изящно, но старательно поправили платья и встали рядышком. Карета уехала, а они остались.

Собственно слуг на дворе практически не было. Был почтительный караул, посты, люди в сером сукне — склонившиеся и ожидающие. Чего? Почему они без шляп? Боятся?

— Ваше Сиятельство, а мы тут будем долго стоять? У меня ножки болят...

— Мы должны ждать, Ваше Высочество. Проявите сдержанность.

Прошла еще пара минут. Алисия про себя думала, не заставит ли их Ричард ждать тут час и что ей сказать, если...

— Рика, ой как я тебя рада видеть! А мы тут долго будем стоять? — Джолиэтт еще не умела шептать так, чтобы ее не слышали.

— Если ты уже осмотрелась — можем пойти. — тихо прошептал ей кто-то.

Алисия медленно повернулась.

Ричард не изменился. Блондин с серыми внимательными глазами, выше ее на голову. Удобный темно-коричневый колет, всё та же шпага с потертой рукоятью. В шляпе. Единственное изменение — кольцо на правой руке. Королевское кольцо было прекрасно видно — Его Величество держал на руках сводную сестру.

— Ваше Высочество. Ваше Сиятельство.

Алисия сделала реверанс, про себя кляня нахала. Анжелина тоже испуганно присела.

— Мы рады приветствовать вас, дамы. Мы лично проводим Вас в ваши временные покои. Соблаговолите проследовать?.. Анжели, привет.

Рик оставил Джолиэтт на правой руке, а левую церемонно предложил Анжелине. Алисия могла бы поклясться, что он ей улыбнулся — так заметно было облегчение и радость на все еще детском лице, что 'Его Величество' — это же, оказывается, просто 'Рика'.

Алисия шла и думала, что Ричард действительно оказался крайне неглупым молодым человеком — для всех со стороны Король лично(!) на руках (!) сопроводил сестер в покои вместе с достойной воспитательницей... Но при этом ей самой тихо показали, как роли распределены.

Как только они поднялись по лестнице и вошли в коридоры, Рик начал распрашивать сестер о путешествии и так натурально ахал и удивлялся, что к концу уже знал о путешествии ненамного меньше Алисии.

Перед дверью он собрался ссадить сестру, но та все-таки решилась

— Рика Ваше Величество, а можно мне... — Джолиэтт жарко зашептала что-то сводному брату в ухо.

Рик внимательно выслушал ее и немного удивился

— Ты уверена? Ну, наверное...

Алисия тяжко вздохнула. Корова. Конечно же. Анжелина решила, что она ничем не хуже сестры:

— Ваше Величество, а можно мне лошадь?!

— Пони! — решительно вмешалась Алисия. Это никогда не кончится. Впрочем, обучение надо продолжить.

— Лошадь! — Анжелина внимательно наблюдала за ними обоими. Рик поднял брови и сказал

— Ваша воспитательница, мадемуазель, полагает, что уместнее будет пони. Мы полагаем, на данном этапе она совершенно права... Анжи, ты не достанешь до стремян. Про лошадь поговорим когда ты будешь выше хотя-бы на ладонь.

Анжелина вздернула нос и удалилась в покои. Алисия только вздохнула.

— Полагаю, пример Миранды Кэтрин, графини Иртон, еще не раз нам отзовется, Ваше Величество.

— Что нам следует знать о Миранде Кэтрин?

— Его Величество Эдоард и... в целом, мне хотелось бы обсудить это в числе прочих вопросов с Вами, Ваше Величество и моим сыном, графом.

Рик поднял брови в вежливом приглашении.

— Ваше Сиятельство. Можем ли мы надеяться, что Вы, отдохнув с дороги, присоединитесь к Нашему скромному ужину после заката?

— Ваше Величество, Их Высочеств необходимо уложить в постели.

— Мы будем ожидать Вас.

— Могу ли я просить Ваше Величество сообщить мне вести о моем сыне?

— Он здоров, бодр и планировал прибыть сегодня на ужин.

— Я надеюсь поговорить с Вами и с ним.

— Мы приложим усилия к удовлетворению всех Ваших желаний...

— Рика, — подергала его за руку подзабытая Джолиэтт. — А можно мне спросить... Величество Рика, то есть.

— Спрашивай. — Рик снова поднял ее на уровень лица

— А папа — тихонечко спросила Джолиэтт. — Он выздоровеет? Он там лежал..

— Папа — серьезно ответил ей Ричард. — Очень устал. Он спит, и теперь мы не знаем, когда он проснется. Иди, переодевайся и ложись спать.

Алисия подняла брови.

— Мадам. — тихо сказал Рик. — Лично Нам представляется неприятным и необязательным требовать и проявлять рекомендованную этикетом холодность в отношении маленького ребенка. Лично Нам это крайне не нравилось. Мы надеемся, что Вы присоединитесь к Нам за ужином.

Алисия сделала реверанс, Ричард кивнул и удалился.

Его Величество Король, конечно, должен был милостиво прибыть на ужин, где его бы почтительно ожидали подданные с некоторым опозданием дабы...

Рик же поймал Джесса в переходе и без 'здрассте' сказал:

— Мать твоя приехала, сестер моих привезла.

Джесс поперхнулся классическим 'Да ладно?!' и стал удивительно похож на себя-подростка.

— Коротко говоря, Мы Король, Нам все можно. Ты — вообще в действующей армии...

— То есть ужинать сегодня не будем? А маман тоже считает, что я 'вообще'?

— В процессе выясним. Интересно, что она желает с нами говорит разом. Догадываешься, о чем речь пойдет?

Джесс помрачнел.

— Жена.

— Думаю, да. Все, девчонок не пугай, после поговорим. Джесс, на меня посмотри? Все будет хорошо. Не психуй.

— Ты для этого меня сам встретил? Чтобы я не психовал?

— Именно.

Ужин на троих был подан в Малом обеденном зале. Его Величество Ричард приветствовал скромность, да и обед давно кончился — так что было всего три перемены блюд. Алисия выбрала рыбу. Ричард и Джеррисон — тушеные с травами корнеплоды.

— Его Величество Эдоард полагал, что она некий удивительный самозванец. Такое предположение выдвигал и Ганц Тримейн. Но, надо сказать, его мнение относительно дальнейших решений после встречи с ней изменилось.

Рик и Джесс молчали, глядя на аккуратную трапезу Гадюки.

— Как и моё. Я взяла бы на себя смелость оценить мысли Его Величества таким образом: не столь важно, кем человек объявил себя — как то, насколько он соответствует этому объявлению. Лилиан Иртон-Брокленд убедила Августа...

Джесс искоса взглянул на Рика и тот тихо прикрыл глаза. Да, трансформация 'барона... Брокленда' в 'Августа' не прошла незамеченной. А ведь и года не прошло. Вот ведь ушлый корабел.

— И организовала и в Иртон-кастл, и в окрестностях столицы несколько чрезвычайно успешных предприятий. С учетом предполагавшихся огромных доходов казны, Его Величество поддержал... графиню. Его ожидания оправдались в полной мере. Если она и не та, за кого себя выдает — это несущественно, хотя ее цели представляются туманными. Подводя итог, я бы осмелилась почтительнейше довести до сведения Вашего Величества мнение, что это чрезвычайно разумная женщина весьма... удивительных знаний, недюжинной воли — и совершенно не аристократических привычек. К сожалению, я полагаю, сын мой, Вы не уточните нам — насколько вероятно такое у Вашей супруги?

— Я бы сказал, матушка, это невероятно. Аристократизма я не мог отметить и ранее, но силы воли и знаний никаких не отмечал.

— Тем не менее, по моему скромному мнению, стоит, сын мой, принять эти изменения как дар Альдоная. Тем более, что оценка Ваша не может иметь надежных оснований. Также я должна заметить, что мне представляется неоднозначным решение Его Величества Эдоарда об обучении моей внучки в учебной... как это? роте Третьего кавалерийского полка.

— ЧТО?! — Джеррисон все-таки не сдержался.

— Вы же разрешили Вашей жене принимать любые решения, сын мой? Насколько могу судить, Его Величество следовал устремлениям и талантам Вашей дочери. Непоправимого же пока не случилось.

— Мы обсудим и этот вопрос. Позже. Полагаем, отец Наш имел на сей счет планы. — сказал Рик закрывая обсуждение, пока Джесс не психанул по настоящему.

Проводив графиню в опочивальню. Джесс и Рик остались доедать. Без Алисии Иртон трапеза пошла веселее. Отламывая себе кусок от круга колбасы, Рик спросил:

— Что скажешь, Джесс? Развести тебя?

— Мне снова быть женатым на государственной пользе? — тихо спросил Джесс. — Причем даже не женатым, а непонятно что?

Рик пожал плечами.

— Как сам захочешь. Если да — будем действовать одним образом, если нет — другим. В крайнем случае — жила же как-то Ативерна без 'Лилиан Иртон-Брокленд'?

Джесс молча смотрел на него.

— Ни Я, ни Мы — друзьями не торгуем. Тебя — и хочется верить меня тоже — в продаже нет, и не ожидается. Так что, если ты хочешь услышать мое мнение — оригинальным я не буду. Встретимся, поговорим — и попробуем выработать какие-то взаимоприемлемые варианты. Можем тебя тихонько женить повторно, можем развести, можем все оставить как есть... Две проблемы надо как-то решать: твой наследник и твоя дочь.

— Ты уже считаешь, что с ней можно и нужно договариваться?

Рик покивал.

— Я тебе не показывал — но есть промежуточный отчет Винштейна о доходах Ативерны. Знаешь, сколько принесли её дела за полгода в казну? Почти пятнадцать тысяч корон. Она деловой человек, и как таковой — очень уверенно 'есть'. Меня интересует другой вопрос.

— И какой же?

— Где твоя жена? Потому что если где-то лежит тело несчастной толстухи я не буду договариваться. Я буду казнить. — Ричард серьезно посмотрел на Джеррисона — вот это выясни, если сможешь, Джесс. Вот это — важно.

— Как скажешь... Но Мири, Рик! Она моя наследница, что это будет?!

— Уж этот вопрос Мы точно можем решить. Ничего не бойся. — тихо сказал Рик. — Я с тобой. Я тебя не отдам.

Джесс покивал.

— Рик, одно предложение. Обо мне и моем... семействе.

— Слушаю?

— Не пытался бы ты все сразу делать правильно и обо всем заботиться лично, а? Я справляюсь, как мне кажется.

Рик помолчал.

— Так заметно?

— Ну, можно уверенно предположить.

— Смотри сам.

— В любом случае — спасибо.

Друзья вернулись к колбасе.

— Рик. — сказал Джесс, когда им принесли свечи и они налили себе по бокалу. — Я понимаю, что не вовремя, но когда мы на столицу пойдем? Еще пять-семь дней, и все вообще развезет. Или замерзнет. Придется месяца полтора тут стоять. Уж извините, Ваше Величество, но дороги даже Вашему приказу не подчинятся.

— Идти сейчас еще более не вовремя. Желаем Мы, чтобы побольше дворян наших подумало над новостями...

— Разбегутся же.

— Этого — серьезно посмотрел на него Рик. — Я и добиваюсь.

— А если они наемников подтянут, за это время? Это ж не дурачки из ополчения, это противник серьезный.

— Много, как ты помнишь из нашего плана окружения, не смогут.

— Хочешь чтобы я поменьше именно нашего народу перебил?

— Именно. Готовься, верный коннетабль Наш, на раннюю весну.

— Как прикажет Ваше Величество.

Осажденный лагерь

Капитан Трёй не собирался становиться капитаном. И уж тем более, не собирался вставать — пусть даже временно — на полк. Но... вот так вот оно случилось.

Пожевывая ус — скверная старая привычка — он ехал к графине Иртон и пытался что-то вспомнить на тему 'Как вообще с благородными разговаривать'. Получалось плохо, потому, что вспоминать было нечего. Все остальное он пытался выкинуть из головы — хотя-бы на эти три часа. Выходило так же, то есть никак. Выступили, так сказать, на все деньги.

Лилиан шла на это совещание как, наверное, шла бы на казнь. Она старалась держать спину прямо, а голову высоко — а на самом деле ей было страшно и тоскливо. 'Мама, я не хочу, забери меня отсюда. Я отработаю с тобой два года, я не буду брать кардиологию и всегда буду мыть посуду...' Но никого не интересовало, насколько она хорошая девочка. Как же так случилось, что самым тяжелым для нее стали вот эти разговоры-совещания? И почему их все больше и больше?

Серый светлый зал, полированный стол красного дерева, высокие стулья. Даже красиво — свет полосами. Надо было все-таки сделать витражи — тогда было бы веселее. Н-да, и замок бы смотрелся ЕЩЕ дороже.

Собрались к полудню. Трёй как всегда решил сначала посмотреть, что и как будет. Хоть и баба их всех собирала, но говорила по делу, спросила всех как надо. Начали с Ганца Тримейна. Тот сидел, берег руку.

— Ганц, вы первый. Что вам удалось выяснить? Сидите...

— Недовольны вами были в лагере герцогском давно. Никто из задержанных не знает откуда возникла идея к вам ехать — но, вот поехали. Слава Альдонаю, шевалье полковник человеком был сдержанным — успели до большой крови разобраться.

— То есть они не знали, зачем ехали?

— Нет, не знали. Знали только, что у вас тут реки молочные, берега кисельные, а желуди на дубах золотые.

— Здорово. А у Молле что выяснили?

— В основном, что он болван. Но кое-что интересное он сказал... Их не замок интересовал, не производство, не мастера. Вы.

— То есть? — Лилиан противно показалось, что пол стал куда-то уходить.

— Ему за вас предлагали пять тысяч корон. И замок на разграбление.

Трей простонародно присвистнул.

— Рано свистите, капитан. А еще прощение долгов, на три с лишним тысячи — он, как выяснилось, за три года нанял под разными предлогами почти двести человек наемников. Собирался соседей своих пощипать, да вот не успел.

Дошла очередь и до него.

— Капитан, кстати. Если верно понимаю, вы заменили шевалье полковника Фрима? — спросила Лилиан.

— До указаний от Его Величества.

— Что скажете нам всем, капитан?

— Что ж мне сказать? — Трей пощипал ус. — Значит, прочесали мы окрестности, и нашли в рощице следы кареты. Одвуконь, новой. Ждало рядом с ней не менее пяти лошадей, а людей — не менее семи. Мыслю я, значит, собирались они увезти кого-то. Против воли. Можа — двух.

— То есть вы с лэйром Тримейном согласны. А каково состояние полка?

Состояние полка было отвратительным. Погиб командир полка — и от чего! Треть первой роты сидела под арестом. Остальные ходили как мешком прибитые. Треть его собственных людей стояла в охране. Про посты и патрули говорить-то было тошно...

— Мы, значит, на своем месте стоим и указ Его Величества выполним. Такое вот, значит, состояние.

Ваша оценка, капитан? Может такое повториться? Чтобы на нас напали?

— А что, Ваше Сиятельство верит, что все, разик по рогам получив, от вас отстанут? Что изменилось-то? Вы тут, стоит тут вот это все по прежнему дорого, только теперь еще и сил у нас на треть меньше.

— То есть, вы, если что, не выстоите?

— Как Альдонаю угодно будет. Окажется у противника грамотный командир и человек пятьсот — можем и не выстоять.

— Что ж, господа, я вас услышала. Решение...

— Дозвольте вопрос, Ваше Сиятельство, со всем, значит, нашим уважением...

Трей глядел прямо и никакого смущения явно не испытывал.

— Есть, значит, у нас указ — хранить замок и местность Тараль. А у вас, значит, другой?

— Точно так, капитан. Извольте ознакомиться.

Капитан медленно прочел текст.

— Значит, другой.

— А потому — гонца к вам пошлю, капитан, как только решение приму. К вящему благу королевства. Лэйр Ганц, задержитесь на пару слов?

Трей, не сводя с нее взгляда серых водянистых глаз, кивнул. Ганц остался на месте, а остальные разошлись. Шаги их стихли, как раз дав Лилиан время собраться с духом.

— Ганц — спросила Лиля. — А сколько знатных семейств осталось в Лавери, из тех кто обычно тут жил?

— Лилиан, я как-то не занимаюсь такими наблюдениями и не могу...

— Хватит. Вы выкручиваетесь, лэйр. Вы не сказали 'Я не знаю'. Вы начали говорить, что не знаете 'точно'.

— Треть. Даже, наверное, меньше. Знаете, Лилиан, у меня тоже есть вопрос. Дайте на него, пожалуйста, прямой ответ.

— Дам.

— Сколько вам лет?

— Двадцать один год. — Аля не соврала. До двадцать второго дня рождения ей и тогда оставалась еще неделя...

Ганц помолчал, удерживая на ней внимательный взгляд.

— И вы поймали меня на разнице 'не знаю' и 'не знаю точно'. Женщина из купеческой семьи, просидевшая два года в глухой провинции. С репутацией истерички. А потом вдруг начавшая дела на десятки тысяч корон. И не испугавшаяся кровавой раны — а вы ведь не полковой лекарь.

— Ганц, — сказала с каким-то странным для неё самой чувством усталости Лиля. — Я не вру. Это правда. Или вам надо меня поймать? Зачем? Рана ваша, кстати, не сильно-то кровила.

— Нет. Не надо. Мне даже не интересно, с чем вы сравниваете мою рану. Что на самом деле вы хотели спросить?

— Ваше мнение, Ганц. Что я должна была бы делать, на ваш взгляд?

— Уехать в имение. Или к мужу. Но Его Величество дал вам право решать — я не уверен, что понимаю почему. И тем более — зачем.

— Спасибо за откровенность, Ганц.

— Всегда пожалуйста, Лилиан. Кстати. Правда — Лилиан?..

— Правда. — ... но не вся. — Постарайтесь поменьше перемещаться — надо дать ране затянуться.

— Спасибо за ответы.

Ганц неловко встал из кресла, опираясь на левую руку, и ушел. Лиля осталась сидеть в кресле. Н-да. Положение.

Как-то она... отупела, что-ли? Даже сил дергаться нет. Капитан Трей хороший человек, но пока плохой командир полка. Не потому, что недобросовестный — просто полка для него много. И полк в аховом состоянии. А охота идет — лично на неё.

Под ударом — Мири. И Ингрид. И даже Лидарх с Шаллахом. И никто не примет за нее решения.

Лиля сидела и смотрела на гладкую поверхность стола. Пока все тихо. А решать надо. И ничего не делать — это тоже решение. В дверь осторожно проскользнула служанка и встала, не зная — мешает она госпоже или нет?..

— Позови пожалуйста Лейфа.

— Да, госпожа.

Лейф пришел минут через пять — значит, был поблизости.

— Закрой двери. Садись. — она немного подождала. — Лейф, ты умеешь путешествовать по суше?

— Не очень, госпожа.

— Скажи... если я поеду к... мужу, ты поедешь со мной? Я понимаю, что это гораздо больше нашего найма...

— Госпожа, я не купец. Я не торгую своим словом — я его либо даю, либо нет. Тебе я его дал. И ни разу об этом не пожалел. Не обижай меня и моих людей.

— Путь будет трудным. Часть людей я оставлю здесь.

— Предупрежу жену, она подберет кого-то вести замок.

— Ингрид только родила, куда ей ехать?! Как ребенок перенесет зимнюю дорогу?!

Лейф пожал могучими плечами.

— Туда, куда поведет нас слово, данное тебе. Кому нужно слово, что крепко только в дни благоденствия?

— А ее ты не спросишь?

— Зачем мне задавать ей этот вопрос, госпожа Лилиан? — улыбнулся вирманин. — Я знаю ее ответ. Мы справимся.

Лиля чуть не заплакала. Это оказалось так... просто.

— Скажи, кто из капитанов мог бы сейчас выйти в море? И куда?

— Это трудное дело, госпожа. Зима... Из моих друзей — Эрик мог бы. Но, скорее всего, только к Вирманскому архипелагу.

— Расскажи мне об этом архипелаге.

— Госпожа, тебе не стоит идти на Вирму. Совсем не стоит.

— Я не могу брать с собой Мири... Там, где не знаю что встречу.

На самом деле, ей категорически не хотелось, чтобы Миранда видела то, что могло случиться. Она сама — что-ж, она выдержит. Наверное. Лейф помолчал.

— Пошлю весточку Эрику, госпожа. Нам надо послушать его. И позови Лейса Антрела.

Антрел тоже пришел минут через пять. Что-то они все теперь недалеко.

— Скажи, капитан стражи, ты должен хранить меня или имущество моего мужа?

— И то и другое... Но сначала, конечно, тебя госпожа.

— Я собираюсь поехать к мужу.

Лейс молчал.

— Что ты скажешь? Ты со мной?

— Я с тобой, госпожа. Такова моя клятва.

— Тогда раздели людей — часть из них я хочу оставить тут. И... я никогда не поверю, что ты совсем ничего не узнавал о том, где мой муж и что там творится. Узнай все, что можешь — и расскажи мне. С Лейфом обсудите, к чему нам готовиться.

Лейс поклонился и пошел к двери. У самого выхода он замялся, повернулся к ней и сказал, как-то немного смущенно:

— Он... граф Иртон — неплохой командир и сюзерен, госпожа. Многие считают — отличный.

— Я надеюсь на это. Иди.

Лиля осталась в зале и минут пятнадцать бездумно смотрела на покрытые инеем кусты и редкие падающие снежинки.

Разговор у фонтана

Альтерс Лорт послал принцессе (он даже про себя привык ее так называть) весточку, что желает придти поговорить в полдень. Посланец вернулся с вежливым согласием.

Лорт пришел в крыло принцессы, по дороге отмечая изменения. Всего десятинка, но: он шел через посты (причем в новых латах, парные). А никаких его людей в этом крыле не было — и это как-то 'само' получилось. Набрала из тех самых дворян, которых он использовал как статистов.

Он-то разрешил четырех — но она этим не платила. Эти служили 'за честь'.

Его встретили две служанки в белых передничках Это при том, что в остальном доме никаких женщин не было. Кроме, гм, специально пришедших. Довершил впечатление фонтан. Маленький, в середине светлого зала. Посреди зимы-то!

— Жена моего брата открыла удивительное дело. — раздался голос принцессы Амалии. — производство огромных прозрачных стекол. Ее подарок сделал эту игрушку возможной. Рада, что вам нравится.

— Ваше Высочество. — поклонился он.

— Граф. — вежливо склонила она голову ему в ответ. Простое белое с синим платье — шелковое. Простая прическа — с тремя рубинами в гребнях. Простое обращение — и четыре латника в сопровождении. Н-да. А еще престарелая служанка в качестве дуэньи. Очаровательно.

— Ваше Высочество, мне нужно с вами поговорить.

— Буду рада.

Он посмотрел на латников. Амалия этот взгляд проигнорировала.

— Памятуя о нашем предыдущем разговоре, я хочу задать вам вопрос. Хотя, полагаю, служанка уже не так важна? Или мне полагается не замечать вашего самоуправства?

— Увы, ваше сиятельство, мой долг верной дочери Альдоная проявить милосердие и предоставить этим бедным девушкам свою пусть слабую, но защиту. Но, полагаю, Вы заметили как ревностно ваши последователи наблюдают за нами?

— А служат они у вас?.. — Альтерс позволил себе немного поразвлечься.

— Вы же понимаете, даже среди такого маленького двора как наш, все должны быть заняты. Почему не?..

— Все логично. Но тогда — Вы должны мне несколько ответов. И вот мой первый вопрос: Ричард и Джеррисон, ваш брат, не выступили к столице. Хотя и выразили отношение к нашему вояжу как чуть ли не к измене. Почему?

— Я не имею вестей и мало знаю о происходящем вокруг... Зная моего брата и кузена, предположу, что они не сочли это необходимым.

Шут чуть не ляпнул 'А то я не догадался!!!'. Но он уже не раз обругал себя за то, что посчитал эту парочку просто придворными дураками и вертопрахами. В результате он имел кучу компрометирующих фактов — которые были абсолютно бесполезны, но совершенно не понимал как они думают. А они думали, и отвечали на его действия совсем не так, как предполагалось. Не стоило усугублять положение и ссориться с тем человеком, который мог бы сказать ему хоть что-то.

— Второй вопрос. Почему же они не считают необходимым убирать угрозу от столицы?

— Моё положение столь шатко, столь неоднозначно... Мне хотелось бы иметь возможность послать двух-трех людей с сообщением моему супругу. Могу ли я надеяться на ваше снисхождение?...

— И что же это за два человека? — улыбнулся Шут.

— Вам важнее уязвить меня, показав свою власть, или услышать мой ответ на вопрос?

— Вы уклоняетесь, а ваш супруг, тем временем соберет войска и станет для меня дополнительной проблемой?

— Чтобы мой супруг начал собирать войска, мне достаточно продолжать молчать.

— Что ж, я об этом, наверное, пожалею — но пусть будет так. Я согласен — двух человек, и не более одного воина.

Фонтан журчал.

— Если размышления наивной провинциальной дворянки не покажутся вам оскорбительными... мне показалось, вы совсем не понимаете что такое Ативерна.

— А вы — понимаете?

— Я тут выросла. Вам кажется, что если в стране все тот же король, все та же знать — там все идет так же, как и у вас. Но это совсем не так. В Уэльстере окружив столицу вы нанесли бы огромный вред репутации Короля, страна начала бы разваливаться на части — ибо что это за король, который не может удержать свой собственный домен? Но для Ативерны — вы просто бродячая банда, окружившая крупный город. Город этот сейчас, скорее всего, уже сформировал запасы. Навигация закрыта, сбор урожая закончен.

— А репутация Короля?

— Король жив, он отдает приказы, которые исполняются. Вся Ативерна — домен Короля. Альтверу захватывали во времена кровавого тумана трижды и осаждали уж не знаю сколько раз. Скорее всего, мой брат Джеррисон сказал бы точно.

— А ваша знать терпит такого короля?

— В Ативерне нельзя так построить фразу.

— И чем же ваша знать отличается от нашей?

— Я не знаю. Я, повторюсь, провинциальная хозяйка поместья. Меня не учили управлять государством.

— Хорошо. Вы умеете играть в клетки, мадам?

— Да, — удивилась Амалия. — А какое это имеет отношение к?..

— Хотите, сыграем? Готов поставить желание против вашей, скажем, сережки?

— Как Вашему... Сиятельству должно быть известно, замужняя дама не может предаваться развлечениям с посторонним мужчиной.

Насколько было известно Шуту — еще как может. Если хочет. Тут, судя по оскорбительной паузе, таким желанием и не пахло.

— Скажите, Ричард обычно выигрывал длинные партии или короткие?

— Скорее, длинные. — с удивлением припомнила Амалия.

— А Джеррисон Иртон?

— Любые. Примерно одинаково. Но я не помню очень уж длинных партий с его участием.

— Что ж, мадам, спасибо. Даже интересно, кого же вы пошлете с сообщением?

Шут вышел. Амалия, уже уходя, подумала, что ему нужно было задать еще один вопрос: как часто Ричард проигрывал? А она помнила, что Ричард обычно как минимум сводил партии вничью. И выигрывать у него удавалось только Джеррисону. Впрочем, это же можно списать на дворцовых подхалимов.

Не заходя никуда, Амалия отправилась в комнаты детей.

— Сын мой.

— Да, матушка. — Амалия поглядела на темно-русую макушку. Ее первый ребенок — а она почти ничего не чувствует. Отпустить близнецов она бы не смогла.

— Я прошу Вас с капитаном Россом отвезти послание Вашему отцу, в Зуб. Путь будет труден, но я верю, что Вы справитесь.

— Матушка, но... я не хочу!

— Вы, — холодно и звучно сообщила ему Амалия. — Виконт Ивельен. Это долг. Вы берете с собой капитана Рейса и секретаря де Вильема. Они позаботятся о вас. Готовьтесь, вы отъезжаете завтра на рассвете.

Она вышла, не дожидаясь ответа. Еще он ей перечить будет!

Надо бы действительно черкнуть его отцу несколько слов.

'Мой досточтимый муж!

Пребывая в это промозглое время в нашем имении под столицей, я почтительно испрашиваю вашего позволения как главы рода на наём и содержание некоторого количества вооруженных слуг чести, из числа вассалов и соседей нашего рода, дабы не понесла убытка Ваша честь.

Сын и наследник наш, в сопровождении людей верных, должен доставить Вам это письмо безотлагательно. Искренне надеюсь я, верная Ваша супруга, на Ваше легендарное благоразумие и в этом, и во всех прочих трудах и заботах Ваших.

Верная слуга Ваша и Его Величества Короля Ричарда

Амалия.

'

— Мадам?

— Да, де Вильем, пройдите. Я прошу вас сопроводить моего сына в Зуб. Вы подробно опишете моему мужу наше положение. Полагаю, вести уже дошли и туда.

— Как вам будет угодно, мадам.

Отдав распоряжения слугам, подведя итоги своим трудам на сегодня и раздав распоряжения на завтра, собрав маленький караван и тихонько поговорив с капитаном стражи (недолго каравану предстояло быть маленьким), она прошла в спальню.

Там, пользуясь своей властью в этом маленьком — но все-таки ее собственном! — мирке, она с удовольствием выпроводила служанок и потянулась.

Все-таки, в статусе и власти есть свои прелести.

Альтерс Лорт вернулся в свои комнаты, сел в кресло и глубоко задумался.

Положение было странным — вместо нервных и активных действий король Ричард и граф Иртон, похоже, планомерно сжимали вокруг него кольцо. Нужно было... впрочем, что именно нужно в голову не приходило.

Шут снова взялся перерывать и перечитывать документы, в надежде что-то найти. Часа через два он сложил все пергаменты, свернул... и вдруг развернул пакет, который просмотрел два раза когда получил — и больше не трогал. Зачем Стеклянный Дом так много уделял внимания этой дурацкой переписке? Кое-что он к ней добавил, из того что проходило через него, но это в целом была задачка для мирного времени — вот для разговора с графиней некоторые из этих писем вполне годились. Но что-то его цепляло.

Перечитав, Шут мерзко ухмыльнулся. Может, это и 'не то', но шуточка выйдет знатная. Значит, граф Иртон не узнает свою супругу? Не понимает, о чем это ему пишут? Что-ж, мало ли девушек хороших, которые бы желали бы, так сказать, обновить ему память? Опять таки, прекрасная возможность 'поработать с репутацией оппонента'.

Сборы и хлопоты

Лиля собиралась почти десятинку. И все время сборов постоянно чувствовала, что живет 'кусочками'. Вот она сидит с Ингрид и Вандис составляя раскладку. Что было за час до этого?.. Вот она что-то считает — что это за таблица? Ах да, это же расчет материалов на заказы. И так — все время. Некоторые разговоры и события выделились, и поэтому она могла их вспомнить.

Вот разговор с Ганцем.

— Ганц, как нам стоит добираться?

— Быстро. Ваше самое удивительное свойство — вы очень быстро решаете и делаете. За вами очень трудно успеть. Так что я советую вам ехать как угодно — но быстро. Используйте свои сильные стороны.

— А вы уже собрались?

Возникла пауза.

— Ваше Сиятельство, я не еду. Его Величество мне никакого приказа не отдавал, кроме приказа следить за предприятиями в Тарале.

Лилиан попыталась собрать мысли во что-то внятное. Тоска за время сборов стала уже привычной, так что нельзя сказать, что что-то изменилось.

— Что ж, тогда может быть вы не откажете проследить за делами?

— Всенепременно. Сделаю все, что смогу. Буду ждать вас назад в добром здравии. Можно вам дать еще совет?

— Давайте.

— Вы не волнуетесь о статусе и приличиях. Используйте и это — не надо карет. Не надо пышного конвоя. Не надо важных слуг. Поверьте моему опыту — серую, незаметную, быструю группу почти невозможно выследить и еще труднее догнать и перехватить.

А вот капитан Трёй показал 'зубки'. Она ему вообще не понравилась, наверное. Стоит, выпятив тяжелую челюсть, и смотрит прозрачными глазами чуть на выкате.

— Имею, Ваше Сиятельство, условие.

— Условие?!

— Именно. По именному повелению учится Миранда Кэтрин, виконтесса Иртон. Нет на то королевского соизволения, из полка ее отпускать. Так что — условие. Отправлю я в учебный марш часть пятого взвода второй роты... с дочерью вашей названой. И вот коли возьмут эти вот ваши разбойники эту часть — так тому и быть.

Лилиан вдохнула. Выдохнула. И спросила не 'Да ты в уме ли, пробка серая?!', а нечто более осмысленное:

— Отцы детей этих служат в полку?

— Пожалуй, что и нет.

— 'Пожалуй', значит. В какой же роте они теперь, пожалуй, и не служат?

Возникла пауза.

— В первой. — нехотя сказал все-таки Трёй.

— Я желаю с ними говорить. А потом скажу свое решение.

Капитан коротко кивнул, развернулся через левое плечо и вышел. Лилиан осталась в кабинете. Условие, значит...

Через пятнадцать минут в кабинет заглянул вирманин с недоумением на лице.

— Запускай. — сказала она даже не спрашивая что там такое.

Они были разные. Кто повыше, кто пониже. Пять человек. И Мири. Капитан вошел за ними и закрыл дверь. Строй получился кривоватый, но они постарались. Просто как-то слишком сбивались у двери.

— Виконтесса Иртон, Миранда? Что скажете?

— Мам, я... То есть Ваше Сиятельство. Их же тут убить могут! Пусть они тоже!

— Понятно. — Лилиан оглядела шеренгу. Кто-то смотрел в пол, перед ее столом, кто-то гордо задрав нос на потолок над ней. А один прямо на нее.

— Вам известно, почему вы тут?

— Им известно.

— При всем уважении, капитан Трёй. Я спросила не вас.

— За измену, вот, моего папаню. А нас тут, значит, пинком под... — нахал сдержался.

— Их измена — это попытка захватить меня. И заставить платить, в частности удерживая мою дочь. Глаза поднимите, орлы-кавалеристы. Я сейчас думаю, не придет ли кому-то из вас идея винить меня и Миранду...

— Мама, ну парни ж не могли!..

— Миранда Кэтрин, я не закончила!

— Мама это мои люди! И мне за них отвечать! Даже если я и дура, ты сама говорила — отвечать надо самой!!!

Строй не знал куда девать глаза. Трёй всем своим видом показывал, что бабы могут выяснять свои дела сами. Раз такие умные.

— А вы, мадам графиня... — перевел таки на неё глаза темно-русый крепыш лет пятнадцати, с зелеными от волнения глазами.

— Ваше Сиятельство. Так обращаются, говоря с графиней.

— Ваше Сиятельство. Зачем это вот нам сказали, а? Чтоб, значит, знали что в долгу? — Лилиан подумала, что в чем-то с подростком легче, чем с вежливыми взрослыми.

— Как зовут тебя?

— Элвин. Элвин Матте.

— Я, Элвин Матте, говорю это по трем причинам: во-первых, чтобы не было это поганой тайной, которая всплывет в самый ненужный момент. Во-вторых, чтобы видеть, что никто себя подарочком не считает и каждый понимает почему и куда идет. И третья — что ты, Миранда Кэтрин Иртон, виконтесса, понимаешь, кого берешь с собой и почему. Они — твои люди, если ты их берешь.

— Беру.

— Капитан Трёй, могу ли просить вас отпустить этих... кадетов с моей дочерью? Смогут ли они потом вернуться?

— Будем верить, что через полгодика уляжется. У нас, — Трёй тяжело посмотрел на шеренгу. — Сын за отца не отвечает.

Язвить по поводу манеры 'не спрашивать за отца' отправляя на полгода черти-куда, Лилиан не стала.

— Ответила ли я тебе, Элвин Матте?

— Ответили, Ваше Сиятельство.

— Что ж, жду вас в этом замке завтра — если вам нужно собраться. Если нет — вам предоставят ночлег и ужин тут. Капитан, могу просить вас отпустить дочь мою на сегодня?

— Не возражаю.

— Благодарствую.

Он церемонно склонил голову, Лилиан холодно кивнула. Капитан вышел, Мири тихонько шипя стала выталкивать своих людей за дверь.

— Мири. Когда устроишь свою.. команду — зайди, пожалуйста.

— Да, мама.

Вот Эрик — огромный, с неизменной секирой, обветренным лицом шкипера. Улыбка — как будто разрыв в тяжком пасмурном небе.

— Все, что смогу, госпожа Лилиан. Все, что только смогу.

— А мне ты можешь дать клятву о дочери госпожи? — вдруг негромко спрашивает Лейф.

Эрик остро взглянул на него.

— Ты поумнел, брат.

— В изгнании умнеешь. Или умираешь.

— Могу. Я даже знаю, что ты хочешь услышать. Клянусь своей удачей и ветром в парусах 'Сольвейг', что ни делом, ни бездельем не допущу вреда или ущерба чести дочери госпожи, что верну ее домой свободной и здоровой как только это станет возможным. И пока она под моей опекой и защитой — я буду растить ее как свою дочь. Я, Эрик, сын Свейна, сына Токи Худого, сказал — а ты, Лейф, сын Торвальда, сына Рагнара Волка, слышал.

— Я слышал. Спасибо. Не прими за оскорбление, и госпожа и дочь ее мне не чужие. Я не хочу, чтобы они ошибались так же, как когда-то ошибся я.

Эрик кивнул и ухмыльнулся.

— Мне было легко дать эту клятву. Но я понимаю, почему ты ее попросил. Вирма есть Вирма...

Лиля решила, что мебелью она при этом разговоре не будет.

— А мне кто-нибудь объяснит? Зачем эта клятва?

Эрик спокойно улыбнулся ей.

— Лейф хочет защитить тебя и твою дочь от шантажа или кражи. Ты попросила меня принять твою дочь на время — но не сказала, когда ее вернуть. Попросила сохранить ей жизнь — но в качестве кого? Просила доставить к твоему отцу — но когда и не нужно ли будет подумать, способен ли он ее принять? Мне легко дать клятву — потому что и без этого я сделал бы для твоей названной дочери все, что только смог. Но мы с Лейфом и побратались, когда не взяли с одного ярла надлежащую клятву и бились за то, чтобы выйти живыми. Впрочем, не стоит тебе, почтенной женщине, вникать в эти дрязги.

Лейф поехал проводить Эрика на корабль. К тому времени, когда они не спеша проехали примерно половину пути, разговор снова свернул на Лилиан, Миранду и клятву.

— Зачем тебе это, брат?

— Госпожа обязательно спросит меня об этом. И не только меня. Лучше знать, что ты сам ответишь.

Эрик поерзал в непривычном ему седле.

— Конунг Рагнар — помнишь его? — взял в наложницы какую-то бабу из Ивернеи, кажется...

— Та самая, которая его и зарезала? — припомнил Лейф

— Угу. Мать говорила, что она еще и плод от него вытравила. Лилиан же еще молода. Глупо считать, что она слабее или глупее той бабы. А ярл Иртон, как я узнавал, любит рисковать. Посмотрим еще, чья удача крепче. — Эрик ухмыльнулся. — Мне хочется спокойно находиться в своём доме, знать, что дети мои в крепких и надежных руках, под любящим взглядом. Можно ли на это надеяться, если ты берешь женщину силой или обманом?.. Я подожду.

— А ты хитер, Эрик, сын Свейна.

— Я — ярл, и у меня уже три корабля. Потихоньку все мы умнеем...

— А-а-а... — протянул Лейф. — То есть это из-за мудрости своей ты проткнул новую дырку на ремне?

Эрик расхохотался так, что кони стали нервно стричь ушами. Отсмеявшись, он спросил:

— Если с ярлом Иртоном что-то случится, или твоя нанимательница поменяет свое мнение — дашь мне знать?

— Дам. Скажи, а что ты думаешь о бонде Брокленде? Ты много общался с ним в последние полгода.

Показались пирсы и костры вечернего лагеря. Эрик помолчал, и сказал так:

— Когда мы с тобой впервые вышли в море — никто на Вирме не знал его имени. Через три года, я встретил первый корабль, о котором мне сказали 'Работа мастера Брокленда.' Последние два года я не помню пути, на котором бы я не встретил корабля его постройки — и вижу это даже не спрашивая 'Кто мастер?'. И это при том, что сам он в море не ходит. Я говорил с ним — и видел, что он не забывает ничего. Тогда почему человек, который строит корабли половине мира, не нашел людей и корабля, чтобы проведать дочь в своей же стране? — Вот и я думаю — почему?

Следи за ветром, жди течения

Самой Лилиан план отъезда казался параноидальной беготней. Ганцу и Лейфу — почему-то нет. Часть каравана затемно подходила к пирсам. Оттуда они, не зажигая огней, оставляя карету на берегу, шли дальше. Миранду с ее 'конными орлами' при этом отправляли не с пирсов, а с берега на лодке, причем заранее...

В-общем, мешанина какая-то. О чем она им и сказала.

— Госпожа, — вежливо сказал Лейф. — Тебе не нужно беспокоиться о мелочах.

— Действительно. — поддержал его Ганц. — Лилиан, у вас ведь нет ни опыта ни знаний в этих делах? Ну и не беспокойтесь.

Лейс Антрел должен был встретить их со второй частью каравана, которую сам и формировал, в одном дне пути от Тараля и уже уехал.

— Вы без меня все решили?!

— Отчего же все, госпожа? Ты сказала — куда и зачем. Разве ты не сама требовала от всех, чтобы они делали свою работу?

— Действительно, Лилиан. — примиряюще сказал Ганц. — Давайте вы оставите эти сложности нам? Ну будем мы дураками и воронами, шарахающимися от теней — в первый раз, что-ли?

Крыть было нечем. Лиля занялась Мири — насколько та оказывалась рядом и, как она грустно шутила сама с собой, своими собственными тенями в лаборатории. Мири тоже кипуче собиралась, моталась туда-обратно в лагерь, а прибегая делала вид что она взрослая-взрослая. Иногда бывало смешно, а иногда нет. Лилиан постоянно хотелось все сделать за нее, все сделать правильно и умно — а Мири ершисто отбивалась. А потом вешалась ей на шею и говорила, что она ее очень любит. Иногда — совсем, вроде-бы, и не к месту. Странное было чувство.

Влезая в те мелочи, в которые ее пускали, Лиля с интересом узнала, что поскольку системы 'почтовых станций' в Ативерне не существовало (точнее, она не знала слова как перевести слово 'станция'), то двигаться предполагалось по постоялым дворам и деревням. К сожалению, часть постоялых дворов закрывалась, и это означало, что питаться придется время от времени сухим пайком... Но тут уж Лиля восстала.

— А что мешает нам самим готовить?

— Да ничего, только это ведь надо встать, где-то найти дрова, разложить костры...

— Ну так давайте по дороге готовить!

— ?!

— Все понятно. Никому в голову не приходило, что огню все равно где гореть?

Пришлось, правда, признать что КП-130 у нее явно не вышла. Но что-то получилось. Вместо термоса — толстый войлок, котлы не слишком большие... Но, в принципе, оно даже работало — то есть каша, в среднем, сварилась. Кузнецы, правда, мягко выражаясь удивились такой переделке доспехов. И вышло очень недешево.

К концу десятинки все было готово. Ну, насколько это все вообще могло быть готово. Лилиан было плохо и тоскливо. В столицу они помнится собирались дольше, сложнее — но там была не просто неизвестность, а планы и надежная база. А тут — только надежда. Без особых оснований.

Она так и не сумела уснуть. Ночь перед выездом выдалась пасмурной, шел мокрый снег — как и до того. Неплотный, скорее напоминавший дождь. 'Как-то мы поедем...'. Скрипнула дверь.

— Сударыня, Ваше Сиятельство? Пора. Караван готов.

— Да, Ганц. Сейчас. Сейчас. — Лилиан не стала поворачиваться от окна.

Дверь не закрылась.

— Не отчаивайтесь, Лилиан. Это не крушение. И не смерть.

— Отчаяние... что вы знаете об отчаянии, Ганц?

— Думаю, что больше вас. Хватит. Это даже не отступление. Воспринимайте это как деловую поездку.

— Ганц, я отправляю ребенка непонятно куда — и вы мне говорите, что все нормально?

— Я не знаю слова Normalno, Лилиан. Но знаю, что Миранда Кэтрин — не грудной младенец. Вы учили и воспитывали ее больше года. Она из рода, славного своей волей и своими свершениями. Все в руке Альдоная, хочу вам напомнить. И никому из нас он не посылает испытаний, которые нельзя выдержать с честью. Идемте. Нам лучше успеть к пирсам до рассвета.

Что-ж, в чем-то Ганц Тримейн, королевский представитель, следователь по особо важным делам, был прав. Лиля взяла себя в руки, встряхнулась, и вышла навстречу новой дороге.

До берега они ехали бок о бок. Лилиан даже не знала, что ей сказать. Скорость движения определялась возами — и ее взгляд в сочетании со скрипом, с фырканием лошадей и чавканием колес это перечеркивало всю маскировку.

— Мам. Ты не волнуйся, я же не первый раз на корабле плыву.

— Я постараюсь. Ну, ты все-таки не лезь к борту... — 'И надевай шапку'. Господи боже, она же клялась себе слушая бабушку, что никогда в жизни — ну и вот. Всего-то год ребенок рос у нее под боком, и пожалуйста.

Начинало светать, но на берегу было еще темно. Лиля и Мири спешились, и она в последний раз ее обняла.

— Ну все, давай, кадет Третьего кавалерийского. С Богом. Командуй.

— До свиданья, мама! Ты не плачь! Я проверю! Парни, грузимся!

В темноте фигуры с мешками и бестолково выглядевшими пиками забрались в лодки. Здоровенные фигуры легко оттолкнули их от берега, не побоявшись замочить ноги в ледяной воде и лодки ходко пошли к темной туше корабля Эрика.

Караван пошел дальше. Говорить Лилиан не хотелось. В голове вертелось. что поездка на телеге для аристократа как-то уж очень плотно связывалась с казнью. С другой стороны, не все же жили в Париже?.. А весь путь верхом — о, бедная ее спина. И не только.

Вдали, у пирсов послышался какой-то шум.

— Госпожа, пересядь пожалуйста в фургон.

— Что случилось?

— То, чего мы и ждали. За тобой охотились. Но сейчас это все не наша работа. Лейс Антрел там для этого и ждал.

— Но он же должен был присоединиться...

— Он бы и присоединился. Но, сама видишь.

Вдали лязгнул металл, кто-то кричал — явно там была какая-то заваруха. Фонари — которых там быть не должно.

— Но надо помочь!

— Нет. Мы будем следовать своим курсом, госпожа. Прости.

— Но там раненые!

— Они ранены за то, чтобы ты благополучно перебралась в более спокойные места. Не делай их жертву и работу бесполезной.

— А почему вы решили, что этим займется он?! — спрашивать этого совершенно не следовало, но Лилиан разозлилась и не подумала.

— Потому, что солдатам куда проще помогать ему, чем мне. Четыреста лет набегов не забываются за полгода.

О том, что Лейс сам настоял на этом опасном прикрытии снедаемый стыдом за своего предателя, Лейф не сказал. Каждый решает за себя, за что ему биться.

В фургоне Лилиан приготовили хорошее место, постелив на мешки овчину и сделав из них что-то вроде кресла. Девушки и женщины в фургоне усадили ее и караван тронулся дальше. Говорить Лилиан не хотелось, плакать было нельзя, так что она продолжила тоскливо думать о том, в какой ситуации оказалась.

Это не прошло незамеченным.

— Госпожа. Пастер Воплер, помнится, говорил, что уныние — тяжкий грех?

— Пастер Воплер — нехотя ответила Лиля. — Много чего говорил, и немало из того называл грехом. Помнится, он еще не рекомендовал мужчинам и женщинам сидеть на одной лавке. А то греховно появляются дети...

— А у мужа и жены — тоже греховно? Или вот если, скажем, не сидеть?

— Это ты при следующей встрече у него самого спроси. Даже представить механизм такого затрудняюсь. Я ж не пастер...и, слава Альдонаю Милостивому, не Воплер! — буркнула в ответ Лилиан.

— Ну-у-у... если подумать... — задумчиво протянула Гудмунд.

Против воли, Лилиан заинтересовалась. И, уже услышав совершенно неприличное и весьма подробное предположение, фыркнула под общий хохот и поняла, что ее команда просто напросто веселит ее. Потому, что с их точки зрения жизнь шла своим чередом — и не следовало терять предводительницу из-за мелких житейских затруднений.

Следовало признать — веселит небезуспешно.

— Хэй, малявка, ну-ка отдай палку!

Здоровенный чернобородый мужик с третьего от кормы весла протянул руку к ее пике. Мири не успела даже задуматься, как стукнула его тыльником под локоть. Здоровый — значит медленный, говаривал сержант. Так и оказалось.

— Ух, черт мор... ской! — от неожиданности и боли в локте вирманин аж плюхнулся назад на скамью.

— У тебя одна есть, а этой ты сначала пользоваться выучись! — на вирманском это прозвучало еще нахальнее, и как-то двусмысленно. Вообще-то она имела в виду весло, чего они?

Вокруг заржали.

— Что, Снорри, тяжелая палочка оказалась?

— Эй, Снорри, ты палки не перепутал, а? Ну ты в штанах глянь, там вроде у тебя что-то было...

Сам Снорри не обиделся, а заржал вместе со всеми.

— А ты бойкая, муха! Шагай на ют, ярл ждет.

Ее парни, тоже не отдав пик и кинжалов, устроились возле надстройки, ожидая ее.

'Собрался Малли в поход морской

Весло тяни, вирманин.

В дружине Малли сам он шестой...

Весло поднимай, вирманин...'

Скрипели уключины, плескалась вода под носом драккара и казалась густой, как кисель. Корабль под тяжелую и ритмичную песню гребцов шел вперед, оставляя рассвет слева и сзади. Миранда смотрела на уходящий берег, с рассыпающимися огоньками фонарей и факелов, которых там не должно было быть, и берег плыл у нее перед глазами. Мама осталась там. Этого же не могло быть, а она... Как же это, опять без мамы?

На плечо ей легла тяжелая, загрубевшая от весла и меча лапища Эрика.

— Вставай на румпель, графиня, да держи на мыс.

Миранда даже не сразу поняла, о чем это он, но лапища подтолкнула ее к отполированному сотнями часов и рук брусу, который уже держала пара здоровенных воинов. Она нерешительно взялась за брус — и ощутила, как он шевелится, тяжело обещая свернуть куда-то не туда и унести ее с собой. Подняла голову и увидела вдали Малый Черпак — еще плохо различимый в темноте мыс бухты. Нос драккара смотрел куда-то мимо него, в открытое море.

— Держи на палец в берег, там течение. Следи за ветром.

Мири толкнула тяжеленный брус, уперлась — и он сдвинулся. Корабль также тяжело начал поворот, небыстро меняя курс на гладкой утренней воде. Не сразу, не легко — но довернул.

— Верни назад. Держи прямо... Куда мы идем?

— На Малый Черпак...

— Хорошо, молодец. Как будет он справа по носу — забирай мористее. Пойдем на проливы. Давай, графиня, — похлопала ее по плечу лапища.— Следи за ветром, жди течения...

'Нашел наш Малли секиру себе

Тяни весло, вирманин...'

За спиной Мири, у самого планшира, старик-штурман одобрительно покачал бородой. Будет, будет толк из девки. Оружие не отдала, на румпель встала. Ничего, что мала — вырастет. А пока — парни румпель подержат. Ярл ее правильно поставил. Хватит о прошлом думать. Надо к проливам идти.

Король отдыхает

— Так. Р-разболтались тут без меня?! — в дверях командирской избы стоял Король.

Вечер уже практически перешел в ночь, сапоги Короля были заляпаны дорожной грязью, смотрелся (да и одет) он был как обычный кавалерист. Но вопрос был задан как полагается недовольному Королю — грозным тоном, с шевелением бровями.

Джесс не спеша опустился на колени и загнусавил мерзким голосом:

— Ваше Королевское Величество! Всецело в руце Божией милосердие ваше к недостойному слуге короны. И поелику несть меры мудрости в явлении воли короля, споспешествуя благости Его, понеже...

Рик стянул наконец грязные перчатки, бросил их на стойку с мечами, засунул руку под плащ и вытащил чистый сверток. От свертка сразу вкусно запахло пирогом и хлебом.

— Короче, недостойный. Доставай.

Джесс с удовольствием принюхался, встал с колен и достал из под лавки два жбанчика: один с медом, другой с маслом. А за ними полубочонок с вином. Рик вытащил пробку и понюхал.

— Фу. Прямо как у меня.

— А ты чего ждал? Не торопись... — Из сундука Джесс достал два кожаных мешочка, открыл и отсыпал из одного немножко сухих коробочек с семенами, а из другого — коричневые кусочки коры. Критически осмотрев запасы, он принялся аккуратно дробить извлеченное.

— О-о-о! Ну, это другое дело! У меня даже пара яблок есть. — Не задавая вопросов, Ричард достал из известного ему угла таганок и котелок.

— А жизнь-то налаживается... — оптимистично заметил он, строгая яблоко. — Может, в печке? Куда оруженосцев-то дел?

— Нет, нельзя. Закипит — и все испортим. Заслал в городок, на завтрашнюю ярмарку. Пусть погуляют.

Объединенными усилиями процесс пошел быстро. Через десять минут от котелка уже шел вкусный парок. В тряпице оказались пирог и коврига свежего ржаного хлеба. Рик разломил пирог и отдал Джессу половину.

— С мясом. — Джеррисон принюхался, присмотрелся и осторожно попробовал. — Ты смотри! Вечер — а он горячий, да с хорошей бараниной. Где это ты так?

— Ну, на выезде из предместий есть такая лавочка-харчевенка...

— Все ясно. А там, небось, стряпуха. Или хозяйка. Вот почему тебя так любят лавочницы, купчихи, крестьянки, а?.. Мне бы она, небось, точно тушеную собаку впарила. Хорошо еще, если свежую.

— Я — поднял палец вверх жующий Король. — Худенький, неприсмотренный и положительный. И блондин. Меня надо кормить, жалеть и любить. В любом порядке. Можно все одновременно — очень удобно. А ты большой, сильный и нахал. Тебя жалеть сложно, а кормить все равно чем.

— А то, что ты Король — ты им, конечно, забываешь при знакомстве сказать. Никакой справедливости.

— Абсолютно никакой. Хорошее масло, кстати.

Король с удовольствием намазал на бутерброд толстый слой меда.

— Сладкоежка. Глинтвейн? — Джесс подвинул ему котелок.

— Угу.

Дожевывая, Рик сказал:

— Ну, формально я тут по делу. Хорошо сидишь, не упадешь? Ко мне прибыла дама, назвавшаяся твоей женой.

— Чего?!

— Не подавись. При этом мадам не вспомнила имени 'своего' отца и не узнала Алисию. Можешь себе представить, что дальше было.

— ?!

— Самозванка. — Рик прислонился к стене и закрыл глаза. — Знаешь, сил что-то совсем не осталось. Сижу как змея в норе...

Он отхлебнул глинтвейна. Джеррисон, конечно, не усидел на месте и начал нервно ходить по горнице.

— А почему ей в голову пришла такая дурь?!

— Сядь, а?.. Потому, что Шут типа 'потерял' несколько писем из вашей переписки. И они с одной стороны — ее письма видели, с другой — твои. Конкретно это, ты будешь смеяться, дочка сенешаля замка с перевалочной голубятней. Перестарок, лет двадцати пяти — решила рискнуть. Текст писем молотила — аж глаза в потолок ушли, так старалась. Так что жди. Скоро и к тебе заявятся. Слухи и сплетни расходятся быстрее указов, ей-Богу.

— А чего ж она к тебе-то приперлась? — Джесс отхлебнул из своей чашки.

— Не знала, где тебя искать, высказалась — ну, ее ко мне на беседу и привезли. У тебя по мою душу что-нибудь есть?

— Да вроде нет. Сидим, кукуем... Так что только стандартное 'Ваше Величество, дайте денег!'.

— Денег не то, чтобы совсем нет — но тебе правда надо?

— На самом деле, пока не очень — но я боюсь что к весне соломы и сена не хватит.

— Сейчас все равно не повезешь. — Рик потер лицо.

— Тоже верно. Ты что, один приехал?

— Нет, с взводом охраны. Велел по деревне распихаться. Передохну и назад, наверное, поедем. Как-то я эту прогулку не рассчитал.

— Ты уверен? Тебе, похоже, щепочками надо веки подпирать.

— Вообще... у тебя пара шкур найдется?

— Я тебе больше скажу, у меня запасной мешок овечьей шерсти есть.

— Сибари-ит...

— А то! Так что ложись тут. Я сейчас донесения сведу и тоже лягу.

— Рик, не чинясь, скинул камзол, стянул сапоги и рухнул на предложенный мешок.

— Слушай, а может их к тебе присылать? На выбор? Твоих, так сказать, жен?

— В обозе таскать? Оставь себе.

Король уже не ответил — уснул.

Джеррисон покачал головой и тихонько вышел, накинув плащ. На крылечке к нему сразу подошел старший караула.

— Разрешите доложить? Все спокойно, Ваше Сиятельство!

— Посты усилить. Его Величество изволят задержаться до утра. И не болтать про это с постами... до завтра.

— Есть, усилить и не болтать!

— С Первой роты кто тут? Придворные какие-нибудь?

— Никак нет. Сержантский взвод, да бывалых.

— И их ставь. Только в отдельные наряды.

— Есть.

Старший унес фонарь и на крыльце стало темно. Джеррисон прислушался к темноте, принюхался — и тоже пошел спать.

Через час примерно Ричард вскинулся:

— Джесс, а вам заплатили за год?!

— Без тебя все забыли, и я сам забыл, и казначей забыл! — злобно простонали из темноты. — Конечно, уж две десятинки как.

— А-а-а...

— СПАТЬ.

Претендентка

Рик как в воду глядел. Первая 'претендентка' появилась уже через четыре дня. Наверное, не стоило предупреждать оруженосцев — потому, что их энтузиазм оказался несколько... великоват.

Они нашли его на мини-маневрах. Так он иронически называл ротные тренировки, которые они старались устраивать всем хотя-бы раз в неделю.

— Сюда, мадам. Пожалуйста.

— Но я не готова! Что вы делаете?!

— Мадам, у нас есть порядок, вы же не хотите попасть в бунтовщицы? Сюда, пожалуйста. Наш командир — вполне разумный человек... не нужно... КУДА?!... не нужно его бояться...

— Но мой муж... Отпустите меня!!

Полог откинулся и Ройс впихнул в палатку довольно рослую девицу с неясного цвета волосами. Сейчас они были просто грязными. Молодая, в когда-то неплохом повседневном платье небогатой дворянки. Глаза ввалились, на впалой щеке — ссадина.

— Ваше... гхрм!... графиня Иртон!!!

— Ройс. Мне не хотелось бы при даме тебе говорить кто ты есть — но КАКОГО ... ТЫ ВТАЛКИВАЕШЬ СЮДА ПОСТОРОННЕГО БЕЗ ПРИГЛАШЕНИЯ?! — рявкнул Джеррисон. —

Сударыня, мои извинения. Прошу Вас, присаживайтесь. Ройс... снаружи подожди. Изложите Ваше дело.

— Я... я ищу мужа.

— Он служит в нашем полку?

— Это граф Иртон!

— Мадам, граф весьма занят и ничего не говорил о своей жене.

— Но... наше поместье разгромлено мятежниками... мне нужно... хотя-бы немного еды...

— Мадам, а вы узнаете своего мужа? В трудах и лишениях, люди меняются....

— Разумеется! Но он сам... в целом у него бывают некие... затруднения.

— Затруднения? — сочувственно забеспокоился Джесс. — Неужели? Какие же, сударыня?

— Он может — девушка перешла на драматичный шепот — Не узнать меня!

— Альдонай храни нас, это же коннетабль! — драматично схватился за сердце Джеррисон. — Что же это?! Память? Или зрение?

— Скорее, память.

— Да мадам. Похоже, такое затруднение есть и у Вас.

Она подняла перепуганные глаза и сжала у груди руки.

— О чем вы?!

Джериссон встал напротив выхода и со всей ответственной решимостью в голосе признался:

— Видите-ли мадам. Граф Иртон — это я.

Женщина подскочила и попыталась выбежать, но этого-то Джесс и ждал. Он подхватил ее под локти и без особенного труда приподнял, подставив под удары бедро.

— Пустите! Пустите... меня....пожалуй...ста... — девушка разрыдалась.

Джеррисон опустил ее на табуретку и выдал платок.

— Вытрите слезы. Они вам не к лицу... баронетта?

Девушка снова перепуганно вскинулась.

— Ага, ну взглянем вам в мысли... Конечно, не видя цветов, мне трудно сказать кто — но, муж?.. Нет, отец. Решил, что он поддержит 'столицу'? А тут подошли мои... нет, не мои, барона Дилла...

— Как вы... я же ничего не сказала?!

— Мадемуазель, Альдонай дарует командирам особый дар чтения мыслей и чувств... Ну вот!

Командир, читающий мысли, оказался последней каплей в переживаниях бедной девушки. Полковник, чувствуя себя не очень удобно, остался с бесчувственной девицей на руках.

— РОЙС!

— Я, ваше сиятельство.

— Забирай. Когда очнется — дай им... много их там, кстати?

— Пятеро.

— Мужики есть?

— Нет.

— Очаровательно. Накорми их и отправь в обоз. Скажи, что если хотят — то их никто не тронет, но еду пусть ищут сами. Они пешком?

— Нет, телега. И две лошади.

— Богатые. Вот, пусть сами и разбираются.

— Монсеньор, но как вы?!

— Уши у тебя выросли отменные, оруженосец, но, похоже, ослиные. След на среднем пальце видишь — значит было кольцо. Широкое? Нет, узкое, камень небольшой — значит, небогатые. Есть в округе небогатые графы? Нет, ближайшее графство — за двадцать пять лиг. Молодая — значит, либо муж, либо отец. Слово 'отец' — и у нее глаза стали по короне. К нам пришла — значит, наших войск боится меньше чем кого? Иди-иди, займись дамой. Я так понимаю, там еще какая-нибудь бабка и девки, лет двенадцати?

— А как вы?..

— Ну иди и подумай, 'как я'.

Вся глубина его затруднений стала очевидна только часа через два, когда командиры рот с постными рожами пожелали ему после совещания 'семейного счастья', а сержант из нового караула спросил: им как, прибывающих графинь в общий отстойник, или до выяснения где еще придерживать?.. А то, можа, сразу в шею?

Джесс рычал, полк хихи... браво улыбался. Эпопея уверенно взяла высоту 'шутка всей зимовки', и обещала стать развлечением года, если не десятилетия.

Шляпа

Крокодил. Лиля чувствовала себя крокодилом — здоровенной, плоской, зубастой рептилией. Которая плывет в большом болоте и не имеет шансов на дружбу, любовь и вообще... того... небезопасный динозаврик. Вокруг люди — а она крокодил. И торчат над болотом глаза и нос. Где-то люди смеются, обнимаются, хорошо живут — а она плывет в большом болоте.

— Госпожа, поешь. Ты даже не завтракала...

Пшенная каша. Полезная. Слегка пригорелая. И-эх. Сержант Матызко, где ж тебя носит, когда ты так нужен?

Сержант Матызко был удивительно нескладным, длинноруким курносым уроженцем почему-то Вологды. Во время каникул второго курса, она взялась помогать маме в медчасти. А сержант... младший сержант взялся ее кормить. Человека менее похожего на повара она представить не могла — но вот сейчас она в полной мере оценила его старания. И, вероятно, чувства — потому что выжать из полевой кухни (и 'полевых' продуктов) 'супчик', который он ей таскал — это, как оказалось, надо было не просто суметь! Не стоило над ним посмеиваться. Вот конкретно сейчас его 'пудинг' не казался смешным. Но как было не хихикать?..

— Лешик, а чего ты в повара-то пошел?

— Я покушать очень люблю... — 'окал' сержант и уши его начинали пламенеть.

Смешной же. И-эх.

То-ли горячая все-таки каша, то-ли воспоминания, немного подняли Лилиан настроение. Путешествие оказалось... нудным. Свое первое путешествие Лиля боялась, нервничала, впервые плыла на парусном корабле — в общем, впечатления били ключом. Сейчас же оси равномерно поскрипывали, щеки пощипывал легкий морозец, пейзаж медленно сдвигался. Это ей надоело уже через два часа, а ведь кончался только третий день... Но даже верхом ей особенно ездить не давали. Поездки в компании здоровенных парней ей и с самого начала не казались романтичными, а уж сейчас — когда они постоянно осматривались и пересвистывались, удерживая ее в двойном ромбе и совсем были только физической разминкой.

Деревня. Семь-восемь десятков домов, выселки еще. Все спокойно — вернувшаяся пара разведчиков отчиталась ей и Лейфу.

— Госпожа, — обратился к ней Лейф. — Наверное, лучше тебе проситься на ночлег. Нас тут, наверное, не очень примут. Если что — мы вполне переночуем в лесу.

— Лейф, трое суток пути от моря!

Лейф глубоко вздохнул, готовясь к тяжелой работе, и Лиля решила, что это тоже развлечение — опять же, ей это намного легче.

— Хорошо, я займусь. Мне что-то не кажется, что вам надо в лесу ночевать!

Компанию ей составила пара ребят Антрела — они тоже были рады заняться делом.

Ну, деньги у них есть, так что вряд-ли это будет проблемой.

Оказалось — будет.

Тына вокруг деревни не было, но и на постой их не пускали. Им каждый раз предлагали что-то вроде 'Мы ж ето, вот у матушки Миты...'

— Госпожа, — тактично заметил ей один из сопровождающих. — Тебе, конечно, виднее — но господин граф бы тут точно не церемонился, а старосту заставил бы всех разместить... Тем более, что у нас — десяток оружных, что нам эти пентюхи?

— Может, нам еще тогда глашатаев разослать, чтобы уж точно было понятно кто едет? Но насчет старосты ты, пожалуй, прав.

Со старостой получилось еще хуже. Этот мужик, с носом-картошкой, в грязной овчинной 'душегрейке' с торчащими клоками шерсти и грязных — как это и назвать-то? — опорках вообще намекнул, что они смахивают на разбойников (и это при том, что он даже вирман не видел!). Но вот дамочку готов приютить.

— Da poshel ty, mu...ak — Лиля выразилась по русски.

Живи как хочешь, скотина, переночуем в лесочке. Погано, конечно, что и Ингрид придется так ночевать — но не сидеть же Лилиан в доме, а её людям — на улице?! Снаружи шел дождь. Лилиан решительно напялила сунутую ей когда-то шляпу и шагнула вперед.

— Госпожа!!! — истошно заорали сзади. — Дык я ж не знал!!! Мы ж мигом всех обустроим! Разом усе буит! Токо трошки обожди!!!

— Ты что, придурок, головой стукнулся?!

— Я ж не видал, госпожа, не сгуби — я ж просто не видал! Да рази ж я повитуху бы посмел под дожж-то!!! Не сгуби, госпожа, меня ж бабы на воротах за ..й повесят!

Вот так вот все просто. Повитуха. Интересно, как они тут заработали такой статус?

Через час, когда им уже нашли и конюшню с сеновалом для мужиков, и печку для Ингрид (вообще-то, её нашли Лиле — но она взбунтовалась, а злющая бабка с печкой глянув на 'рыбятенычка' её поддержала) и даже спроворили им какой-то каши, в дверь стукнулся и протиснулся плечистый, заросший до глаз сивой бородой мужик очень солидных для деревни лет и забурчал:

— Госпожа повитуха, дочка у меня, значит, того-этого...

— Чего 'того-этого'? Рожает что-ли?

— Дык нет, вот как-то оно не того, а наша-то, значит, вот... Уж погляди, так прям вот дочка.

Пришлось пойти. По дороге из бесконечных 'того-этого вот' удалось выяснить, что дочка беременна, муж ее застрял на ярмарке, и дочка, хоть бате вообще ничего не объясняли, перехаживала. И дела шли плохо. Местная повитуха ничего сделать не могла — причем настолько, что даже не брала никакой платы. Батя дочку любил и действовать начал сам.

— Ты каво привел?! — встретила его жена, но увидев шляпу сникла и забормотала что-то про травки, Альдоная и еще какую-то неинформативную ерунду.

— Воды мне теплой дай. И место освободи. Давай-ка ее посадим. — кивнула она Рагне.

Рагна, ухнув, сумела-таки посадить охнувшую бабу как надо. Здоровая, сильная, очень тяжелая крестьянка тоненько подвывала от боли и страха. Лиля промыла мыльной водой пах, тщательно протерла, сполоснула руки и начала осмотр. Увиденное ее не порадовало. Прослушивание пульса плода — не порадовало еще больше. Дела обстояли плохо. Еще не совсем, но уже почти.

— Так. — Лиля развернулась к отцу и матери. В углу обнаружилась местная повитуха — теперь Лиле уже было понятно, что это на ней напялено. — Врать не буду, дела плохие. Я не колдунья, не святая, чудес не совершаю. Кое-что сделать можно, но очень велики шансы, что мать мы потеряем. Слушаешь меня, мать?

— У-у-у!!

— Что могу: могу попробовать вызвать роды. Ты пробовать почему не стала? — обратилась она к коллеге.

Ответ был ожидаемым:

— Дык ведь а как жа?! Все в воле Альдоная!!!

— Все в его воле — а ты, значит, в его волю не входишь? Интересно рассудила. Я так понимаю, ты просто не умеешь. Значит, могу пробовать. Если не выйдет... Тогда, помоги нам Альдонай, буду чревосечение делать. Не ори! — рявкнула она разом и матери и дочери. — Живут с этим, дырок лишних не будет. Но дело непростое. Риск большой. Зачем говорю — чтобы потом не говорили, что я погубила. Могу не стараться.

— Ы-ыыыы!!! — завыла мать.

— Цыть, корова! — рявкнул мужик. — Делай, госпожа. Я за усё в ответе. Коли что — я и в петлю пойду, за никаким мне тогда того-этого и жизня. Делай. А ты молчи! — рявкнул он еще раз жене. — Толку-то с тебя и было — одна дочка!

— Батя, боюся я!!!

— Не боись, доча! Все в руке Его. Не оставит Он нас...

— Так. Все нервные — идите отсюда. — Лиля раскрыла саквояж и начала доставать инструменты. Рагна и Гудне без напоминаний стрясли с хозяев ветошь, поставили греться воду — богатый мужик, два котла нашлось — кого-то послали за свечами.

Пока они бегали, Лиля в уме прикидывала планы, вешала какую-то успокоительную лапшу на уши пациентке — даже и не узнала как ее звать-то — и молилась. Всем богам сразу, чтобы не пришлось действительно кесарить.

— Тебя как звать-то?

— Нута... — всхлипнула женщина.

— Горохова, значит.

— П-п-п-очему?!

— А горох такой есть. Крупный. Зовется — 'нут'. Только в этих-то местах для него холодновато, конечно. Так что, Нута, рожать будем? Или еще погодим?

— Как скажете... госпожа.

Вознеся какую-то смешаную молитву Альдонаю и Христу, Лиля проколола плодный пузырь.

Дальнейшее смешалось для нее в душный, тяжкий, выматывающий ад. Крик, боль, занудное молитвенное нытье 'коллеги'. Растянулось все почти до утра. Слава всем богам, обошлось без кесарева сечения, но пришлось делать разрез. Лилиан, конечно, сделала его с уверенным видом — но читать и видеть со стороны одно, а резать без страховки совсем другое.

Даже положив на грудь охающей Нуты огромного младенца, басовито 'мукнувшего' после шлепка, даже ушив разрез — Лиля не смогла избавиться от ощущения давящей, отупляющей усталости.

— Госпожа, — осторожно взяла ее за плечи Гудне. — Ты уже минут пять стоишь просто так. Пойдем, Рагна закончит.

— Да. — постаралась выдохнуть Лиля. — Да. Пойдем. Рагна, ты за пульсом следи. И скажи им, что никакой большой нагрузки минимум десятинку, и...

— Пойдем, госпожа. Она скажет.

На улице уже давно рассвело, дождь кончился и в весьма прохладном воздухе почти висели капли, так было влажно. Холодная тряпка тумана, прошедшаяся по лицу, немного прояснила Лиле сознание.

— И хвать она этой своею когтей-то!!! — 'конкурентка', собрав благодарных слушательниц у колодца, заливала им уши... Лиля, порывшись в саквояже, нашла что собиралась, решительно сунула Гудне сам чемодан, бесцеремонно распихивая баб, протолкалась к выступающей сбоку. Та и не заметила, пока Лилиан не ухватила ее за ухо зажимом

— Ай-й-й!!!

— Значит, — звучно сказала Лилиан приподняв ее за ухо, — Кузнец-ювелир Хельке Лейтц, из лучшей стали сделал по моему заказу этот вот зажим. Применяется он....

— Ой-й-й!! Душегубка, больно-то как!!!

— ПРИМЕНЯЕТСЯ, говорю, чтобы зажимать крупные сосуды, во избежание кровопотери. Освятил их и оставил знак Альдоная на них альдон Роман, лично. Чтобы, значит, в руках моих они не скользили, чтобы кровью мои пациенты пол не заливали, чтобы жили на белом свете ДОЛГО.

Лиля разжала зажим и дурища-повитуха рухнула на колени.

— А после того кузнец-оружейник первого ряда Нийт закалил этот зажим с должной молитвой, дабы укрепить его, как укрепляют звонкую сталь. Подмастерью не доверил. Все желающие могут поискать Мальдонаино клеймо на этой дуре. Коли найдете — будет хоть какое-то объяснение, почему ей проще было роженицу уморить, чем признать, что она не понимает что делать. Мое же мнение — клейма нету, дури вполне хватает. Все, я иду спать. Кто придет беса или еще чего выгонять из меня до вечера — пусть пеняет на себя.

Староста, подходивший с другого конца деревни, плюнул с досады себе под ноги. Вот ведь! Одна помолчать денек не могла, другая — обойтись без представления на всю деревню... Где повитуху таперича искать будем, а?! Дура, но была — а теперь что? кто к ней пойдет?! Одно слово — бабы!!!

На следующий день они собирались выезжать, когда к ним снова пришел отец Нуты. На этот раз за ним упрямо топал... н-да, рядом с этим дубом, обросшим черной бородой, одетым во что-то вроде армяка, он даже не казался большим.

— Вот, значит, того этого, ночью пришел...

— Я, это... значит... вот.

Мужик полез куда-то глубоко в армяк, достал чистую тряпицу, развернул и достал ажно целую корону. Лиля как-то подсчитала, что корону она зарабатывала за 10 минут. Если считать еду и сон.

— Работник твой бывший, что-ли? — спросила Лилиан, уже немножко представлявшая себе местную жизнь, глядя на не очень-то довольное лицо тестя.

— Работник... — тяжело вздохнул мужик. До сих пор, очевидно, не очень одобрявший зятя.

— Оставь себе. Лучше ткани какой-нибудь кусок найди, если есть.

Они пришли еще раз через час, принес действительно какой-то кусок ткани. Лиля, которой как раз Лейф подставил руки чтобы сесть в седло, кивнула ему и выехала.

— А это кто-ж такая? — спросил все-таки любопытный староста. — Никак, столичная повитуха, знатных дам, значит, пользует?

— Подымай выше, мужик — вполголоса сказал ему один из людей Антрела. — Графиня Иртон. Свечку Альдонаю поставь, так твое дочке свезло.

— А чой-то она?!

— А то. Полтора года назад для неё самой такой графини не нашлось. Бывай, староста.

Часа через три, когда Лиля вернулась на свое место в фургон, Ингрид спросила:

— Госпожа, а почему ты не взяла корону? Девочки сказали, без тебя у его жены шансов-то не было.

— Потому что, — процитировала Лилиан старшего хирурга своей "ГКБ намба". — Если брать за то, что на тот свет не пустил — потом можно и не расплатиться.

Потемки чужой души

Невысокий, плотный человек, лет пятидесяти, одетый недешево — но и неброско, дворянин без колец на крепкой каурой кобылке ехал во главе небольшого конвоя из пяти тяжело нагруженных возов и конной полусотни без знаков отличия.

Ни возницы, ни всадники почти не разговаривали, не требовалось им и согласовывать действия по охране — все делалось как-бы само собой.

Человек во главе каравана не выглядел каким-то особенным. Плотный, сероглазый, с темно-русыми и уже солидно присыпанными сединой волосами, с округлыми чертами лица и недлинными усами. Опытный человек, правда, отметил бы для себя что замени пару деталей в одежде, в манере себя вести, и его можно было бы счесть дворянином, купцом, чиновником, мастером. Но пока — дворянин, без знаков отличия, небогатый — но и не бедствующий.

В первом поясе патрули и секреты проверяли только подорожную. С ней все было в порядке, караван продолжал двигаться вперед. При въезде во второе кольцо дворянин отъехал на пять минут в сторонку со старшим поста, и караван снова проследовал дальше. У первых крепостных ворот он достал золотой медальон.

— Может, с Вами пойти? — тихо спросил старший его конвоя.

— Тебя не пустят. Кстати, не дергайтесь если я не выйду — это бесполезно.

— А они ВАС смогут не выпустить?

— Еще как смогут. Ричард — не Эдмон. Если впустил — то значит очень даже может и не выпустить. Но человек он, в принципе, не злой — так что вас, скорее всего, не тронут. И заплатят.

Разговоры на этом прекратились.

В замковом дворе к нему сразу подошел незнакомый офицер с перевязью Первой Роты и, не называя имени, попросил 'проследовать'. Проследовал. Повороты, коридоры, галереи — посты, чиновники... Некоторых он знал. Не всех. 'Своих' офицеров и сержантов он не увидел.

Очередной пост пять человек, за поворотом. Двое с арбалетами — один впереди, один сзади. Офицер — раньше он его видел. Но представлен он не был. Проход перекрыт.

— Можем ли предложить Вашей Светлости оставить на хранение оружие?

— Да. — на стоящий стол он сложил шпагу, кинжал. Офицер не сдвинулся с места.

— Все оружие, Ваше Сиятельство. — Он достал и засапожный нож, снял верхний пояс, оставил и плащ.

— Этот сверток Вы желаете пронести к Его Величеству?

— Да. Прошу ознакомиться. — офицер развернул кожаный лоскут и осмотрел содержимое.

Стальная полоса-накладка, замок, стремя, ворот для натягивания тетивы. Офицер не позволил себе осмотреть подробнее — а насчет замочка-то руки у него чесались, чесались...

— Более не задерживаем. — офицер вежливо показал направление к очередной двери.

В небольшой проходной комнате со столом сидел Туми Ланье. Вечный и неизменный. Он вежливо встал, вышел из-за стола и поклонился. Перекрыв вторую дверь.

— Господин Ланье.

— Ваше Сиятельство. Чем могу служить? — ну, перед смертью не надышишься.

— Я прошу аудиенции без доклада. — Ланье без эмоций взглянул на него и с полупоклоном зашел в ту самую вторую дверь. Пробыл он там недолго, дверь вернувшись оставил открытой.

— Его Величество ожидает Вас.

Он вошел, и темная с резными панелями дверь за ним плотно закрылась, отрубив все звуки. Сводчатая комната без окон. Камина нет, но тепло — наверное, внизу есть камины. Свечи каждые пять шагов. Стол в дальнем конце — большой, ни стульев, ни табуреток, как и у его отца. Надо будет — принесут.

Короля не было перед ним. Он почувствовал себя сбитым с толку, и даже начал растерянно оглядываться, как крестьянин на рыночной площади. Король обнаружился слева. Ричард стоял и спокойно смотрел на него. Н-да, оценил он фокус опускаясь на колено. Вот так вот простенько — а плюха вышла знатная.

— Граф Латор, встаньте. Мы желаем говорить с вами. С чем пожаловали? С учетом задержки — вы пришли не просто так, что-то вы Нам приготовили. Весьма разумно, кстати.

— С этим, Ваше Величество. — протянул он ему проверенный сверток.

Король осмотрел содержимое свертка и снова поднял глаза. Молча.

— Со мной пришло пять возов такого. Триста семьдесят восемь штук.

Вот тут Его Величество Ричард поднял брови в знак удивления. Прошел и сел за стол.

— Рассказывайте, граф...

— Его Величество Эдоард, августейший отец Вашего...

Ричард поднял палец.

— Граф. Пожалуйста. — Латор молча поклонился и продолжил, убрав придворные обороты.

— Светлого ему вознесения. Ваш отец был чрезвычайно удивлен и обеспокоен той самой попыткой организации Уитенагемота. Он поручил мне досконально разобраться в вопросе лично, и я направил на это все силы. Я говорю это не чтобы оправдаться, но чтобы Ваше Величество представляли себе наше положение.

— Каковы результаты вашего расследования?

— Они весьма странны, Ваше Величество. Мы установили вполне уверенно, что в окружении герцога появился человек, по описанию соответствующий Альтерсу Лорту Уэльстерскому, незаконно-рожденному брату короля Гардвейга. После этого герцог незамедлительно выехал в свой вояж.

— Он появился один?

— Да. Но с прибытием в столицу произошло нечто, и герцог умер. Мы не знаем что именно произошло, но граф Лорт, бывший под охраной сразу после этого стал свободно перемещаться и распоряжаться. Принципиальной смены окружения и охраны мой человек не заметил.

— И вот, почти четыреста арбалетов.

— Да, Ваше Величество. Позвольте...

Король снова поднял палец, но никаких замечаний графу делать не стал, а позвонил в колокольчик. Вошел Ланье и молча склонился.

— Граф Иртон должен был прибыть сегодня на обед.

— Он подъезжает, Ваше Величество.

— Прекрасно. Просите его к нам присоединиться. Принесите графу Латору кресло, разговор будет долгим

— Сию минуту.

Кресло появилось как по волшебству.

— Граф, Мы желаем услышать все, что вы знаете о положении в столице...

Граф Иртон появился через полчаса. Со шпагой и тубусом.

— Граф Иртон.

— Ваше Величество. — поворачиваться было неуместно, а жаль. Было бы интересно узнать, встал ли он на колено?

— Присоединяйтесь к беседе. Граф Латор, вы не повторите то, с чего начали?

Услышав про арбалеты, граф Иртон скосил глаза на голую стену, но сразу вернул взгляд... М-да. Послушав его, он достал из тубуса карту и весь дальнейший рассказ от нее почти не отрывался.

— Джесс? — спросил Его Величество по окончании рассказа.

Джеррисон снова посмотрел на карту, промерил какие-то расстояния и глубоко задумался. Его молчание, на взгляд графа Латора, граничило с неуважением Величества, но Король молча ждал. Наконец Иртон сказал:

— Апрель. На конец месяца мы должны перекрыть бухту Лавери и крайне желательно уже заниматься только отловом остатков банды. В противном случае, это растянется на весь год. Или я чего-то не знаю и не понимаю — надеюсь, Ваше Величество или Ваше Сиятельство меня поправят.

— А что случится в апреле?..

— А в апреле — почти ласково сказал полковник Иртон. — В район Лавери подтянутся ребята для этих арбалетов, и толпа идиотов с костяком из наемников за неделю превратится в вполне боевую единицу, с которой справляться придется минимум тремя полками. И начнет это сборище грабить по настоящему.

— Думаешь, подтянутся?

— Обязательно. Это не оленей браконьерить штучка. Вещь-то серьезная, такая каждая по три-четыре короны стоит. Просто так никто не будет столько выкидывать — это подготовка. Я сам, кстати, такого механизма еще не видал. Отличная, новейшая работа — сколько могу судить, усилие можно делать больше, а осечек будет куда меньше...

— Почему апрель?

— Что мы видим? — обстоятельно начал объяснять Джеррисон. — Фактически, тяжелые арбалеты на три роты. А то и четыре. Лож и болтов нет — но тоже мне проблема их наклепать, это же не замки — штучные мастера не нужны. Пристрелка, правка — ну, две десятинки. Куда они следовали, где все время трется Шут? В Лавери. Как они туда могут прибыть? Сушей ли, морем ли — не ранее середины апреля. Отправлять их будут так, чтобы они прибыли как можно скорее и вернулись как можно скорее — иначе кто-то будет сидеть без стрелков слишком долго. Я исхожу из того, что столько арбалетчиков либо надо собирать по всем вольным городам, либо снимать со своих войск. Но Ульстер вряд-ли сможет дать сразу три сотни опытных бойцов, ему еще надо их собрать, хоть как-то сколотить, арбалеты подготовить. Так что минимально — апрель. Ведь что у нас сейчас: дороги тяжелые, перевалы закрыты, плавать опасно — можно и потерять всех, кого набрали. Кстати, я бы сказал, что теперь у них арбалетчиков будет много, а толку мало.

— Заказать еще что им мешает?

— Ваше Величество, — вступил Латор. — Тут я дополню Его Сиятельство. Такую партию никто в кредит делать не будет, потребуют полную оплату вперед. Да еще надо будет как-то узнать о захвате, а мы... э-э-э... постарались, чтобы оповещать о захвате было некому. Раньше, чем через месяц не узнают. Да и узнают — на такую партию четыре-пять десятинок только работы, это если все мастера этим займутся, да металл будет. А еще везти.

— А набрать новичков или выучить тех, кто с ним там сейчас?

— Это, повторюсь, не охотничья поделка, — продолжил Джеррисон. — Это тяжелый арбалет — дальнобойный, против доспешных. Не лучника учим, конечно, но чтобы получить внятные боевые результаты новичка учить придется месяца три. Минимум. Так что мои поздравления, Ваше Сиятельство. Вы этим захватом по ним ударили — как целым полком из засады в тыл. Восхищен.

Граф Латор молча наклонил голову.

— Итак, апрель. А сейчас у нас январь кончается... Граф Латор, Мы рады, что ваша хватка не осталась в прошлом. Граф Иртон, задержитесь.

— Ваше Величество. — Граф поклонился, и сделал три шага спиной к выходу. Уже подойдя к двери, он не оборачиваясь все-таки сказал.

— Это была естественная смерть. Я ручаюсь.

— Мы полагаем, что вы правы. — медленно сказал Его Величество. — Не задерживаем Вас, граф. Располагайтесь на отдых.

Как только дверь закрылась, Рик повернулся к Джессу и сказал:

— Ну что, вот это уже похоже на план, а? В первом приближении.

— Похоже... Но почему?! Так второпях, так грязно, рисково, кусками?!

— Вот это я как раз могу предположить. Первое, что надо тебе вспомнить — что такое мультипликатор.

Выйдя, Латор увидел старшего своего конвоя. Тот поймал его взгляд, и граф Латор, по прозвищу Крестовик, успокаивающе прикрыл глаза. Полгода испытательного срока им дали.

Не мыло — не смылится

К концу десятинки Лиля не знала — какой погоде радоваться? Солнца зимой в Ативерне, похоже, никто и не ждал. Было либо серо, холодно и ветрено (влажный ветер даже при формально не очень низкой температуре ощущался как злой и холодный), либо серо, тепло (по сравнению с) и влажно. Либо караван двигался сравнительно бодро — но мерз, либо не мерз — но полз, застревая в грязи... Все-таки, морозец лучше. Тем более под вечер, в виду деревни. Весьма бедненькой, как Лиля уже выучилась отличать.

Вспоминая услышанное где-то 'Вечерело. Старушки все падали.', Лилиан подъехала к деревне с обычным сопровождением и наметанным взглядом нашла дом старосты — наименее покосившийся. Не подводило ни разу, не подвело и сейчас. Даже в деревеньке на десяток халуп.

Старостой оказался дедок, который мялся и блеял что-то невнятное, постоянно косясь на ее сопровождение.

— Дык, нету у нас места-то. Живем в бедности...

Ну, эту песню Лиля слышала каждый раз. Лечилось одинаково.

— Мы заплатим. Два скипетра за всех. Больше не дам, не ври.

Дедок уставился на нее так, как будто у нее выросла вторая голова. Это было необычно — как правило, после появления на свет денег разговор переходил в конструктивное русло. Лиля повторила, показывая ему монету.

— Изба. Для пяти баб. Пустой амбар. Или чистый сарай. С сеновалом. Для охраны и лошадей. Два скипетра. Один вперед. Вот этот. Понял?

— Дык ить... оно конечно, токо вот озоруют тут.

Лиля сунула ему скипетр, истолковав сказанное как согласие.

— Проводи их.

Лиля дождалась своих фургонов, перемолвилась с Лейфом, который упихав возы в выделенный сарай и пустой общинный амбар, большую часть народа куда-то разослал.

Нагнувшись, Лилиан со своими — гхрм — дамами прошла в темную избу. Пахло кислым. В углу у печки громоздились на полках горшки, ухват, какие-то деревянные поварешки-мешалки. Ножей, конечно, не было. Какие ножи у бедной бабы в деревне? Зачем они ей — кашу резать? Нож штука дорогая. Было две лучины, избу перегораживала рогожная занавеска — и правда бедно жили.

— Ингрид, вы там в порядке?

— Да, госпожа, он уже уснуу-у-у-л. — почти пропела Ингрид. Ну, все значит в порядке.

— Кто поближе — запалите пару свечек, а?

— Сей момент, госпожа. — Запалили с удовольствием. Свечки-то они дороги, без приказа несподручно как-то.

Притащили тюфяки и одеяла, разложились на полу. Кто там за занавеской — Лиле было неинтересно. И так понятно — семейство старосты. Может быть бабка, одна-две вдовых молодухи — приживалки, дети от нуля до лет восьми. Старше — вряд-ли. Скорее всего, как и везде, мужиков нет — они живут семьями отдельно, дети если бы старше были — они бы их уже увидели, никто бы им просто так без дела сидеть не дал.

— Госпожа, — подошел к ней Лейф. — Надо бы осмотреться в округе, место мне не очень нравится, да и дрова бы не помешали. Деревню мы осмотрели. Я оставлю с вами четверых.

— Хорошо...

Они занялись хозяйственной суетой, а потом собрались спать. Все устали, а парням Лейфа надзор не нужен.

Через примерно час, когда уже все засыпали, в дверь протиснулся озабоченный вирманин.

— Госпожа, — сказал он на вирманском, — С севера приближается человек двадцать, с факелами и фонарями. Орут. Мы проводим вас.

— Куда? Чтобы они загнали нас в сыром лесу? Отошли человека за Лейфом, и выжидайте сами.

— Уже послал. Мы подождем тут.

— Тут?.. — Лиля скептически оглядела избу. На ее взгляд, и ей-то горница была узковата в плечах... На лице воина заиграли желваки.

— Мы не трусы!

— Как это изменит то, что ты почти ничего тут не сделаешь?

— Лейф нам оторвет... все, в общем, оторвет.

— И лучше нам всем умереть до этого момента?

— Да, пожалуй. — окончательно посмурнел воин. — Факел кинут на крышу, и все.

— Идите. Постараемся посидеть тихо часик и продержаться.

Вирманин был крайне недоволен, но сказать ему было нечего. Все подобрались, потушили свечи, и тихонечко оделись. Лилю постепенно заполняло тоскливое беспокойство и ожидание неприятностей.

Пьяные голоса снаружи быстро приближались.

Чего Лиля не видела в деревнях (да и в городах до того) — это большого количества пьяных. Вообще, конечно пьяные ей попадались — среди аристократии. А вот крестьяне, ремесленники, купцы — они обычно работали, и напиться могли только в праздник. И то — не все. Так что уже сам факт ввалившейся ПЬЯНОЙ, но плохо одетой рожи говорил много плохого. На боку у этого рыла висел нож, больше смахивавший на короткий меч.

В руках у рожи, что опять-таки настораживало, был фонарь — вещь дорогая, городская. Где, черт с Мальдонаей побери, её охра... Похоже, раньше, чем через час не появятся. Называется — влипли.

К сожалению, вслед за рылом ввалилось еще трое. Стало совсем тесно. Тоска у Лилиан сменилась на напряженную готовность к прыжку, которую приходилось сдерживать.

— Во!! — заорала рожа — Бабы! Сами приехали!

— В чем дело?! — спросила Лиля, пытаясь придать себе грозный вид.

— Эт че, господские? Годсподсукские?.. — роже показалось, что она остроумно пошутила, и она осклабилась щербатыми желтыми зубами.

— Кто ты такой и что тебе нужно?

— О-па! Чо такая злая-то? Чо, к торгашу своему едешь? Так не торопись, мы-то получше будем!

— Не твое дело, куда я еду. Вон отсюда!

— Че, в благородные записалась? Эт хорошо, я чистеньких люблю. Чо, друганы, любим мы чистеньких?

Заплакал ребенок. Лиля больше не мерзла, и держать себя в руках становилось все труднее. Она коснулась рукояти стилета. Ввалившиеся заржали.

— О, друганы тоже любят! А ну освобождайте лавку какую, ща мы тут тебя задабривать будем, а то с лавочником-то своим настоящего и не пробовала, небось...

Все, что дальше говорило это рыло, в ушах Лилиан заглушил какой-то внутренний шум и звон. Лиля с необыкновенной ясностью и четкостью вдруг увидела как шевелятся его губы и грязная борода, как подергивается, сглатывая что-то, кадык, как трясется рука, дергая завязки штанов. Неверный свет фонаря ей больше не мешал.

Кажется, рыло что-то заподозрило, но было уже поздно. Лиля без воплей, без предупреждения, без замаха выкинула вперед руку со стилетом. Конечно, в пах она не попала сразу — но рефлекс хирурга ее не подвел, и на возврате клинка она распорола бедро как раз в районе паховой артерии.

Рыло завопило, но шум позволил Лилиан просто отметить факт появления этого вопля. Она продолжила движение вставая, метя клинком в лицо — не попала, но зацепила голову гартой, отбрасывая ненавистную рожу куда-то в угол.

Вокруг завизжали, на замерших от ужаса и удивления мужиков обрушился поток женщин, в котором кто-то ухватил что-то, а кто-то и без этого обошелся.

Дверь распахнулась, но вместо остального 'самофуражирского' отряда на пороге оказался Лейф с окровавленным кинжалом. Он сразу прянул в сторону, и в дверь запрыгнули еще трое. Тоже запаленные, с дикими глазами, забрызганные кровью.

Стороны наконец остановились и взглянули друг на друга. Нападавшие валялись на полу, кто-то визжал, какая-то из крестьянок продолжала чугунком (уже разбитым) молотить одного из нападавших повторяя только 'А вот тебе! А вот тебе!'

Лейф оглядел 'сцену', утер со лба пот и кровь (в основном — размазал), шмыгнул носом и спросил:

— Госпожа, мы можем предложить тебе умыться?

— Было бы, — запаленно дыша сказала Лиля. — Неплохо. Кстати, где вас всех носило?!

Избитых до неузнаваемости нападавших и труп истекшего кровью 'Рыла' вирмане вытащили на двор.

— Что ж, — философски заметил Лейф, глядя на их состояние. — Известно, что попадаться разъяренным женщинам опаснее, чем воинам. Они не станут даже задумываться о пределах... Ингвар. Объясни-ка мне теперь, почему в избе госпожа была, а вас — не было?

— Потому что я им это приказала, Лейф. — сказала Лиля, которую еще не отпустило, несмотря на то что испуганная насмерть молодуха уже притащила ей ведро с водой и полотенце. Кровь приходилось оттирать, что с волосами делать — непонятно.

— Госпожа, а могу я просить тебя не вмешиваться?..

— Можешь. Но в этом конкретном случае я это проигнорирую. Это был мой приказ. Давай обсудим это без свидетелей?

Лейф поиграл желваками, но согласился.

— Лейф, — тихо сказала Лиля. — Их осталось фактически трое на два десятка. Избенка забита нами, и крыша у нее — сам видишь. Что, ему надо было там сдохнуть и нас покалечить? Или нам всем сгореть?

— Это позор для воина, госпожа, бросить женщину без защиты! И он повел себя недостойно.

— Давай не будем считать меня вазой, которую куда-то надо отвезти? Я же точно знаю, если бы там сидели твои парни — ты бы считал, что все сделано правильно.

Лейф скрипнул зубами.

— Но ты — не мои воины!

— Именно. Я отвечаю за весь наш караван. Лейф, не пытайся брать на себя все сразу...

— Но ты же берешь?

— Что могу. Лейф, хватит. Отсылай всех спать. Только вот что — можно до утра никого из деревни не впускать и не выпускать?

— Конечно!

— Вот и отлично — отложим на утро все остальное.

Несмотря на все старания, заснуть ей только под утро и удалось — когда ее перестало трясти и колотить от пережитого. Утром, во время завтрака, 'всплыл по рубку' её личный глубинный крокодил и намекнул, что перед отъездом надо бы разобраться.

— Лейф. Пошли пару человек, мне нужен староста.

— Целый?

— По возможности. Обязательно говорящий. Жажду с ним побеседовать...

Перепуганного деда притащили к крыльцу через пять минут. Лиля шепнула еще пару слов Лейфу и пошла беседовать.

Для нее уже поставили чурбак, накрыли зеленой тканью — и она не спеша подошла, изящно села, поправила платье, приняла из рук служанки кубок, отпила и, наконец, обратила внимание на дошедшего до кондиции старосту в руках пары охранников поздоровее.

— Скажи-ка мне, староста — медленно сказала Лиля рассматривая дедов лоб. — А откуда эта компания вообще тут появилась, на ночь глядя, а? И пошла прямо к нам? Как этот такое вдруг случилось? Может, рассказал им кто-то о нас, а?

Голос деда подрагивал.

— Они, тут, значит, почитай что неделю гулеванят. Как из-под Лавери сдернули, так и гулеванят по округе. Из Потылихи пришли, там-то мужиков много, не особенно покуролесишь...

— Пришли. Пили-пили, и вдруг по темноте пошли на твои выселки, всей толпой?

— Дык, это... я ж за них не ответчик... кто их разберет-то, госпожа, не казни!

Из-за угла показались вирмане, пригнавшие всех жителей деревни. Лиля посмотрела на них, и спросила у единственной зареванной молодухи:

— Кто?

— Ви... ви... ви... — та разрыдалась, и полное имя осталось неизвестным.

— Коза драная... — зашипел староста. Лиля подняла палец, и дружинник отвесил старосте оплеуху.

— Где он?

Молодуха ткнула дрожащей рукой в сторону трупов. Лилиан встала и подошла поближе, заслонив старосту.

— Ты к нему бегала, верно понимаю? Встречались вы где-то посередине? Но сегодня ты бежала специально? И рассказала о нашем появлении? Что он тебе обещал?

Молодуха кивала или трясла головой, тонко подвывая

— Жениться обещал, он меня люю...

— Про нас ты и не думала, а про себя? Думаешь, притащив такую компанию он бы тебя компашке пожалел? — ответа она ждать не стала, развернулась к старосте. Молодуха снова принялась рыдать. Лиля подошла поближе и снова уставилась старосте между глаз.

— А как это они нас так быстро нашли, а? Ни в амбар грабить не отправились, ни баб твоих щупать — а прямо с нас начали?

Дед, очевидно, решил что уже все кончилось, так что нечего лишнего мучиться.

— А к тебе, госпожа, так то я.

— Вот как. — задумчиво проговорила Лилиан, не спеша захватив старосту за ворот рубахи и завернув его в подобие гаротты. — Не споришь даже.

— Лучше, — прохрипел старик. — Ты, госпожа, чем внучки мои. У тебя вона, и вои — мужики, и дворня боевитая. Справилась... небось....

— Справилась. И ты мне сейчас подробно расскажешь — кто это такие, откуда взялись... А я подумаю — не потешить ли душеньку, не отправить ли и тебя в холодок?

Выслушав интереснейшее описание взаимоотношений Старых Выселок с Потылихой, а также специфики жизни упомянутой Потылихи (при некотором понукании вирман), Лиля подумала и сказала:

— Ингвар. Кликни там кто свободен, прошерстите-ка деревню.

— Что искать, госпожа?

— Не деревенские вещи. Не деревенские деньги... очень мне интересно, только ли упомянутая Потылиха так вот интересно живет?

Обыск результатов не дал. В отличие от Потылихи, Старые выселки не были разбойничьей деревней.

— Отпусти крестьян, Лейф.

Никто из крестьян (кстати, мужиков в деревне было всего пятеро) защищать старосту не остался.

Выслушав все, Лилиан холодно бросила дружиннику:

— Выпороть этих двоих. — и, уже уходя, тихо добавила — Без фанатизма.

— Что ты их жалеешь, госпожа, — зашипел дружинник, — Нас вообще чуть не перебили!

— Может нам еще глашатая послать поорать, кто едет? Делай, как велено! Не бери грех на душу — а то вообще вся деревня передохнет.

На сегодня — подморозило, так что к Лилиной мрачной радости она смогла сесть на коня и, предупредив Лейфа, взяв охрану (господи ты боже мой, просто погулять уже нельзя...) пустив лошадку быстрой рысью, поехала вперед — развеяться.

'Мне кажется, Аля, мы неплохо — как это у вас? — сработались...' — мурлыкнула где-то внутри Графиня Иртон. 'Помолчи, крокодилица'. Зеркала не было, но Лиля просто чувствовала, как Графиня улыбается.

Староста Лурёк, кряхтя и потирая армяк (городской дурень — даже снять не заставил!) глядя им вслед, сказал все тем же своим подрагивающим голосом:

— Турек, Ален. Закопайте-ка этих олухов рядом с купечиками.

— Дык ить, дедуля, она жа навроде сказала...

— Она-то сказала. И мы скажем, коли спросят. А лучше бы — дедок обернулся к внуку и приёмыху. — Чтоб не спросили. Так оно понадежнее будет. Как оно и с вещами вышло. Говорил — чтоб ни одной тряпки! Ни одной полушки! Благородные поскандалят и помирятся, а в разбойники нас запишут — года не проживем!!!

Еще одна графиня

Путешествие закончилось в один из дней совершено неожиданно — еще до полудня.

— Стой!

Этот десяток конников совершенно не походил на баронский выезд, парочку которых они встречали. Во-первых, флажки на пиках, во-вторых — вместо того чтобы подлететь всей кучей они моментально рассредоточились, и встретили их, похоже, не очень-то случайно — им некуда было сворачивать. Узколицый рыжий конник сначала несколько недоуменно оглядел их караван — но сориентировавшись, подъехал к ней.

— Сударыня. Кто вы и куда следуете?

— А кто спрашивает?

— Лейтенант третьего взвода первой роты Пятого пехотного полка. Соблаговолите подорожную.

— Ваш командир — граф Иртон?

— Граф ПОЛКОВНИК Иртон.

— Я — графиня Лилиан Иртон.

Вроде-бы лицо не изменилось, но Лилиан показалось, что лейтенант внутренне фыркнул.

— Имеем распоряжение препроводить.

Путешествие заканчивалось, но как-то не совсем так, как надо.

Перед лагерем — здоровенным квадратом, который посреди вычищенного поля открылся им уж через полчаса — лейтенант спешился и сказал им.

— В лагерь не может въехать конный, за исключением курьера. Благоволите спешиться и обождать.

— Вот как? А в Седьмом кавалерийском таких строгостей не было.

— Левые Сапоги могут делать чего хотят, а тут распоряжается граф полковник Иртон, сударыня.

Лиля почувствовала, как от гнева у нее обтягиваются кожей скулы и холодеет затылок.

— Я искренне надеюсь, лейтенант, что это не солдат покойного шевалье полковника Фрима вы изволили так назвать?!

Лейтенант же обратил внимание совсем на другое.

— Полковник Фрим погиб?!

— ШЕВАЛЬЕ полковник Фрим, к моему глубокому сожалению, действительно погиб!

— Сударыня, — поклонился лейтенант. — Извольте обождать.

Ждать у поста — Лиле страшно хотелось назвать его КПП — пришлось около часа.

— Четыре фургона, двадцать девять голов. — сержант доложился шестнадцатилетнему парню, прибежавшему откуда-то из центра лагеря.

— О как. Вы кто, сударыня?

— Графиня Иртон. — с максимальным высокомерием сказала Лиля. Эффект был... неожиданный.

— А-а-а-а!!! — нехорошо заулыбался юноша. — Ну, это другое дело, извольте обождать достойного сопровождения...

Лиля осталась стоять вместе с патрульной тройкой, которая тоже ухмылялась без всякого почтения. Она снова начала проигрывать разные варианты разговора и вообще развития событий — и с привычной тоскливой злостью подумала о предыдущей 'хозяйке' тела.

Лилиан Брокленд почти не помнила лицо мужа. Дурища и истеричка запомнила свои ВПЕЧАТЛЕНИЯ — но не лицо человека. Тяжесть, силу — но даже не рост!!!

'Он такой высокий!..' — какой, дура?! На голову он тебя выше, на две?!

'Ах он меня не любит, она так презрительно говорит!' — голос хоть вспомни?!

'У него такой...' — да, очень полезно. Снять с него штаны, примерить, так сказать. Предварительно приведя к рабочему состоянию...

Але хотелось просто убить Лилю — но сейчас это было бы натуральным самоубийством. Что-ж, будем исходить из реакции 'мужа'.

Снова примчался ухмыляющийся... — корнет? адьютант? — и издевательски 'препроводил'.

— Ваш Сиятсво!

— Чего тебе, Фрайги? — спросил уверенный и недовольный мужской баритон.

— Прибыла дама, утверждает, что она графиня Иртон.

Раздался стон.

— В бога душу мать, опять?! Фрайги, я ем! Это не могло обождать, а?!

Сердце Лилиан оборвалось. А ведь действительно, кто тут может ее опознать? Джериссон и раньше-то видел жену нечасто, а сейчас он даже не успел ее встретить после всего.

Алисия с принцессами уж точно не тут. Август Брокленд — неизвестно где, придворные прихлебатели в действующей армии не встречаются. Фотографий тут нет. Отпечатки пальцев тоже не проверяют.

— Никак невозможно, вы велели о крупных отрядах сообщать сразу.

— Мальдонаино ты отродье, а не будущий барон Саверней, вот что я тебе скажу! Может, ты меня хоть... пауза, похоже кто-то вытирал рот... на дуэль вызовешь?

— Никак невозможно, ВашСиятсво, я вам лучше еще пару графинь приведу!

— Как есть мальдонаино отродье. Ладно, давай.

Мерзко ухмыляющийся корнет-адьютант вывернулся из под полога палатки и издевательски вежливо сказал:

— Мадам, вас просят...

Ситуация оказалась хуже, чем думала Лилиан. Впрочем, может просто набиться в лекари? Ладно, перед смертью не надышишься.

Она решительно вошла под откинутый полог походного шатра и в его полутьме увидела высокого, уверенного брюнета в накинутом поверх дорогой шелковой рубахи камзоле рядом с небольшим и явно заслуженным походным столиком. У брюнета были волосы ниже плеч, собранные кожаным ремешком в неплохой 'хвост'. Дамского впечатления эта прическа совершенно не производила. На столике потертой рукоятью к брюнету лежала длинная рапира — оружие точно не было парадным.

Когда брюнет поднял на нее взгляд действительно больших василькового цвета глаз, Аля поняла бедную дурочку Лилю. Только один раз она видела , как ее отец буквально почернел от ревности — когда человек, в ранге генерал-майора, всего-то старомодно спросил во время проверки у ее матери: 'Все ли хорошо в заведовании, товарищ военврач? Нет ли жалоб?'. Среди сотен проверявших полк за годы этот пожилой военный был единственным, кто лично осматривал все — и единственным, перед кем все вытягивались сразу. Без команды, без страха, не видя погон... Нахальный брюнет 'с хвостом' перед ней был чем-то неуловимо похож на того самого генерала.

А единственным способом для Лилиан Брокленд привлечь его внимание были истерики. Что, наверняка, совсем не добавляло сдержанности не привыкшему к такому поведению военному.

На столике стояла обычная глиняная миска, в миске была каша. С воткнутой ложкой. Раньше, чем Лиля успела хоть что-то сказать, живот предательски заурчал. Стоило поесть, но от волнения кусок в горло не лез — а завтрак был еще на рассвете.

Джесс поднял глаза. Женщина, вошедшая в шатер заслуживала и первого, и второго, и последующих взглядов. Ему сразу как-то подумалось, что на рубахе пятно, и камзол стоило бы застегнуть. Эта дама явно была не провинциальной баронессой. Она привыкла командовать, причем не орать — а именно командовать. Огромные зеленые глаза, плотная и очень сложно заплетенная коса. Скромное, в смысле без украшательств, платье — но он такого покроя даже не видел. Фигура... да. Очень женская, очень заметная. Вошла дама так, как шли его молодые лейтенанты в свои первые стычки: губы сжаты, спина прямая, плечи развернуты. Она действительно была похожа на его жену — только без тридцати-сорока лишних килограммов и как будто с другим человеком внутри.

Впечатление, к его облегчению, смазало голодное урчание в животе. Появилась возможность вместо словесной потасовки даму накормить. Фрайги — свинья, хоть бы сказал!!!

— Садитесь, сударыня, прошу. Разделите со мной трапезу.

Для Лилиан это звучало издевательски, но... голод не тетка. Она села и взялась за ложку.

Джесс собрался с мыслями. Ладно, с этой самозванкой он попробует договориться.

— Итак, на этот раз хотя-бы блондинка. Фрайги, если от нее толку не будет — она твою пайку ест, понял?! Неси теперь еще одну миску. С кашей!

За палаткой что-то пробурчали.

Лиле было все равно. Хотелось есть, а Джеррисон тоже, кажется, думал как начать разговор.

— Сэкономим время, сударыня. Я достаточно наслушался и насмотрелся на своих 'жен'. Этот идиотский розыгрыш, который, похоже, нравится всем кроме меня, особенно радует Шута — который и поведал всему свету о моих злоключениях. Надеюсь, что-нибудь исправит его горб наилучшим способом. Пройдемся по основным пунктам: у вас есть аварский скакун, или его сьели волки? Вирмане в охране не забыли вирманский-то, от переживаний? Что, прямо настоящие? Уважаю основательный подход. Собаки?..

Лиля кивала, не отрываясь от каши.

— Лидарха я оставила в Тарале. Остальные, если это вам что-то доказывает, со мной.

— Серьезная заявка на успех. Правда я не понял, причем тут Тараль. Полагаю, содержание моих писем можно не спрашивать, уж вы-то их выучили. — иронически сказал Джеррисон. — А как ваша девичья фамилия?

— Брокленд, — проглотив очередную ложку пробурчала Лилиан.

— А графское кольцо?

— А вам-то оно зачем?

— Уверенно можно ставить 'хорошо' за подготовку. Благо, что вы кольцо не надели — пришлось бы вас арестовывать. И все же, мадам — можно я вам не поверю? Я даже фамилию не спрошу...

— Ваше Сиятельство, я предлагаю вам меня задержать. До выяснения. Полагаю, ваша матушка, или принцессы меня вполне опознают. Раз уж муж мой богоданный сомневается.

— Как вам будет угодно. Кто в вашем отряде главный?

— Я.

— Будь по вашему. Но мне тут больше жены не нужны. И так вы — четвертая. Надо сказать, без содрогания можно смотреть только на вас и на вторую. Вот ведь забавно, никого из заявительниц, похоже не смущают супружеские обязанности... А вас?

'Ну, вот и оно. Лежи смирно и думай об Англии...'

— В этом случае мои люди получат защиту и уважительное отношение? Это ваше условие?

Повисла пауза. 'Вот сейчас он скажет — какие еще условия, ты как жена вообще моя вещь, хочу — трахну, хочу — повешу...'

— Приношу искренние извинения, мадам. Виноват, неудачно пошутил, будучи сражен вашей красотой в отсутствие женского общества. Недопустимо огрубел среди солдат. Больше не повторится. Я спрошу о другом — бойцы у вас есть?

— Пятеро вирман могу отдать. На время. Всех не дам.

— Что значит 'не дам'?!

— То и значит. У меня пятнадцать женщин посреди вашего полка. При всем уважении — мне хочется иметь некоторую защиту.

— В моем полку любая женщина под защитой!

— То есть ничего и не изменится?

— Ладно. Забираю пять. Моря нет, но крепкие ребята в разведке мне нужны, а за вашу безопасность мы вот все вместе ответим. Но вас я просто так кормить не буду. Уж простите вы меня или нет — что и кто у вас умеет? Или в обоз, на свой кошт.

— Кошт все равно будет, по факту, Ваш. Впрочем, я — врач.

— Кто?

— Ну, докторус... Лекарь. И моя свита, в основном, имеет надлежащую подготовку.

— Мадам, я ведь и правда могу послать вас лечить раненых.

— Было бы очень неплохо. Для раненых.

— РОЙС!

— Я, ВашСиятсво! — в палатку вломился другой оруженосец.

— Мадам утверждает, что она — докторус. Проводи ее в лазарет, покажи как обстоят дела и принеси назад.

— Мне нужен мой багаж.

— ... а багаж, раз он там нужен, в лазарете и оставь.

Назад Лиля вернулась только через три часа. Вместе с полковым лекарем Пайко Томменом они притащили сомлевшего еще на второй операции (хотя какая там операция, ушила глубокий порез) Ройса, одновременно ругаясь по поводу трахеостомии, впопыхах проведенной Лилиан.

— Граф, нам НЕОБХОДИМО поговорить! Это никуда не годится!

— Ваше сиятельство, эта женщина невозможна, я требую чтобы вы запретили ей трогать солдат, это в конце концов кошмар...

— Ваши вопли по поводу соломы...

— Только женщина могла додуматься...

— Ну, конечно, дело в этом! Ничего, что у меня все получилось?!

— Я и сейчас считаю, что вы — досадное исключение! Нечего...

— Хам и неуч!!!

— ... делать женщинам в лазарете, даже если вы...

— Да я забыла о медицине больше, чем вы узнаете когда-либо, и мои....

— Ни то, что вы крови не боитесь, ни вот эти ваши швы, они не дают вам права...

— Вы вообще-то его чуть не убили....

— ТИХО!!!

— Нет, но она...

— Этот узколо...

— ТИХО, я сказал!!!

Наступило временное перемирие.

— Лэйр Томмен. Отвечайте только на мой вопрос. Эта женщина — квалифицированный лекарь?

— Да. Это какая-то шутка Мальдонаи, но — да. Скорее всего, лучше меня. И все же я...

— Отлично. Итак, умудренные лекари, работы у вас предостаточно.

— А кое-чего нет! Вы, Ваше Сиятельство, меня можете считать кем угодно, но нужны как минимум...

— ВОН ОТСЮДА. Оба!!! Доругаетесь у каптенармуса сами.

Фрайги начал выталкивать их из палатки.

Минут через пять надутого движения в сторону Лилиан решила, что у нее галлюцинация. Она поморгала, но видение не пропало. Впервые за полтора года навстречу ей прямо через лагерь шел... кот. Толстый, серый, наглый кот. С драным ухом. И кривым хвостом. Брезгливо обходя лужи белыми 'носками' на передних лапах.

Впрочем, галлюцинация была, похоже, общей. Причем более популярной, чем она:

— О, здорово, скотинка!

— Ха, Мальдон, давно не видали!

— Во, котяра, живой! Заходи, сыру дадим!

— Моа. — сообщил ей кот проходя мимо.

— Э-э-э... здрассьте. — ошарашенно сказала Лилиан.

Кот, конечно, не ответил и прошел дальше.

— Что это, лэйр Томмен?!

— Это то, чего у нас принципиально нет. Особенно — для пастера. Не вздумайте с ним — котом, не пастером, — кстати, воевать. Вас возненавидят.

— Да я и не думала, но откуда?!

— Да прибился как-то...

— А почему Мальдон?!

— Так ведь Мальдонаин зверь — а мы все там будем.

Кот немного разрядил обстановку. Дойдя до лазарета медики все-таки осторожно поговорили и пришли к соглашению: они поработают пару дней вместе, а потом решат, что делать. Единственное, на чем Лиля сразу жестоко настояла, так это на мытье рук. Впрочем, основным возражением Томмена был не 'великий вред мытья' (как и предполагалось, полковой лекарь скептически относился к умозрительным теологическим теориям), а стоимость и доступность мыла. Вопрос, как говорится, решаемый.

Только к вечеру, получив от лейтенанта-квартирмейстера место, они устроились, поели и Лиля начала осознавать, что этот длинный тяжелый день, кажется, закончился. Совсем не так, как она ожидала. И муж... странно было произносить это слово, но — муж, оказался совсем не таким человеком, который ей представлялся. Впрочем, она тут покамест просто полезная самозванка. Может, это и к лучшему? Как-то там Мири?.. С этими мыслями она и уснула.

— Ваш Сиятство, за что ж меня к вирманам?!

— Чтобы больше не спрашивал, зачем солдату знать возможного противника. Хватит ныть, они людей не едят.

— Граф полковник Иртон, разрешите...

— Да, Мелье, заходите. Что у вас? Все, Фрайги, иди отсюда.

— Ваша... гм.. в-общем, дама вот, что в лазарете, значит...

— Мелье, — скривился Джесс. — Давайте ближе к делу?

— К слову, значит, пришлось — так я ее понял, что Сапо... шевалье полковник Фрим погиб.

Повисло молчание.

— Будем надеяться, — медленно сказал полковник Иртон. — Что самозванка врет.

— Не больно-то похоже было, Ваше Сиятельство...

— Идите, Мелье. Спасибо, что сообщили.

На берегу

— Что это за место, ярл?

— Хедебю. Остров Хедебю, что значит 'Поселение на пустоши'.

Драккар со снятой головой вплывал в неширокую бухту. Зима на Вирманском архипелаге была куда холоднее и злее того, к чему привыкла Мири. Ельник по каменистым берегам бухты был покрыт инеем, казалось, что он седой. Царила тишина, прерываемая только скрипом весел и плеском воды на них. Казалось, команда опасается этого места — но идет за своим капитаном. Беспокойство передалось и Мири, и ее ребятам. Мири выпрямилась, поставив свою пику и ухватившись за нее, ребята встали вокруг.

Драккар направился к одному из каменных языков, обогнул его и грести команда перестала.

— Весла по борту! — негромко скомандовал Эрик, и корабль поплыл вдоль мыса, постепенно прижимаясь к обледеневшему камню.

Вдоль бортов журчала вода, корабль постепенно замедлялся. На берегу их ждала высокая женская фигура в сером и черном. Казалось, она какая-то странная высохшая ель. Корабль заскрипел и захрустел прибрежной галькой, останавливаясь. Эрик выпрыгнул из него прямо на мыс в пяти шагах от старухи — так с близкого расстояния смотрелась фигура на берегу.

— Здравствуй, Стейнмунн.

— Здравствуй, ярл.

— Я прибыл к тебе с просьбой.

— Ты привел ко мне кого-то.

— Да. Это...

— Пусть она подойдет.

Других 'она' тут не было. Мири забралась на борт, опираясь на свою пику, перепрыгнула на берег и подошла.

— Здравствуй. — сказала Стейнмунн, не дав Миранде начать. — Я — Стейнмунн.

— Здравствуй. Я — Миранда Кэтрин, виконтесса Иртон.

— Что из этого твое имя? — старуха спокойно смотрела на Мири выцветшими голубыми глазами. Ее лицо напоминало... ястреба. Морщинистое, коричнево-серое от загара и морщин. Она выделила голосом слово 'твое'.

— Мири.

— Зачем ты здесь, Мири?

— Она тут...

— Ярл. — негромко перебила старуха. Эрик надулся, но замолчал.

— Ждать и учиться. — вдруг выпалила Мири неожиданно для самой себя.

— Хороший ответ. — одобрила старуха, подумав. — Можешь остаться.

— Я не одна. Мы... со мной еще пятеро ребят.

— Они с тобой, или они сюда? — спросила старуха.

— Я не знаю. — честно ответила Мири, подумав немного над вопросом.

— Выйдите и скажите за себя сами. — пробурчал парням Эрик. Мири поймала взгляды парней и кивнула. Они выбрались и снова сбились вокруг неё. Старуха осмотрела всю пятерку, ухмыльнулась и сказала

— Ну, работу я вам найду. Спрашивать вас пока толку нет. Что ты скажешь, ярл?

— Примешь их на три-четыре месяца, возможно — полгода? Я готов поручиться за них и щедро отблагодарить тебя. Я оставлю припасов, и буду приходить сам.

— Как хочешь — сказала старуха равнодушно. — Они уже пришли, этого не изменить. В дорогу же тебе самому — прекрати считать свою душу грузом. Иначе ты утонешь под ее тяжестью. Заберите с корабля свои вещи, дети.

Не дожидаясь ответа Стейнмунн пошла в глубь леса.

— Эй, кто-там — рявкнул Эрик. — Помогите выгрузить!

Много времени их вещи не заняли, но о припасах Эрик не шутил — так что к их нехитрой поклаже прибавилось несколько мешков, два окорока, ящик сушеной рыбы и несколько мешочков, которые Эрик дал ей лично в руки.

— Береги. Ну, графиня... я за тобой вернусь. Буду и заходить — мы на другой стороне острова ставим драккар. Твое письмо отцу пойдет островами.

— А... когда?

— Ты не спросила у шторма? — голос ярла ворчал как далекий гром. — Того, что не пустил нас к твоему деду?

Мири почувствовала себя ненужной дурой.

— Но оно дойдет. — коротко бухнул тот же гром. — Не вешай нос, Муха, зима всегда проходит.

— Спасибо, ярл Эрик. — Мири как-то неожиданно для самой себя погладила его по огромной лапе. — Скажи, а ты понял, о чем говорила эта старуха?

— Может быть... Никогда не знаешь, что именно тебе сказала Стейнмунн, пока оно не наступит. Не считай, что я тебя бросил или похитил.

— Не буду. Возвращайся.

Старуха почти все время молчала. Они перетаскали в низкий и пустой каменный амбар свои вещи и припасы, умылись в колодце — а она так и не сказала ничего.

— Это чего, она всегда молчит? — не выдержал Рад. — А как ты учиться-то будешь?!

— Один человек взял в учителя камень, — припомнила Мири одну мамину сказку.

— И чему выучился?.. — точно также, как и она в первый раз, 'купился' Рад.

— Не задавать вопросов.

— Смешно...

— Неглупо. — сказала вдруг оказавшаяся рядом Стейнмунн. — Ложитесь спать. Завтра утром мы найдем лося.

Ребята уставились на неё. Их вирманского не хватало, чтобы понять сказанное. Мири хватало, но конструкция поставила ее в тупик.

— Э-э-э... мы не умеем.

— Знаю.

Симуляция

Утро началось уже как-то привычно. Лиля проснулась, и еще не открывая глаз припомнила список дел на сегодня. Выход был объявлен на послезавтра, сегодня начинаем паковаться, заходим в третью роту — они там объявили больного на поверке, ну и по обстоятельствам.

Лиля села на лежанке и перед тем как опускать ноги с подозрением поглядела на дно фургона. Вроде нету? Нету.

— Госпожа, доброе утро! — Нура была одной из 'настоящих' служанок, а поэтому в голосе ее проскальзывали некие недоказуемые нотки осуждения. В первую очередь совершенно неприличествующим госпоже размахиванием руками. А иногда даже — Альдонай спаси! — ногами.

— Спасибо, Нура. — сказала Лилиан, отдавая ей полотенце и забирая миску.

Как ни странно, ее личная кустарщина в области полевой кулинарии очень быстро создала ей среди солдат репутацию знающей хозяйки и мудрой женщины. И хотя она совершенно не собиралась кормить всех, 'реплики' ее полевой кухни расползались по ротам по мере доступности кузнецов и телег. Она ухмыльнулась, припомнив как это выяснилось.

Вернейшим признаком этого признания стала... крыса. Толстая, серая, грязная, дохлая крыса. Которую она обнаружила рядом со своей лежанкой как-то утром.

— ... на ..., .. ть! — некуртуазно выразилась Лиля спросонья, чуть не наступив на неё. — Что это, Рагна?!

— Видать, крыса. — вирманка задумчиво подняла тушку за хвост. — Свежая... Ах ты, да это ж зверь проклятый припер!

Они не сговариваясь посмотрели через откинутый полог в сторону кухни. На крышке второго котла, прямо на войлоке, лежал Мальдон и отмывался. Очень внимательно игнорируя лежащую внизу собаку. Которая демонстративно не замечала никакого кота.

— Эй, зверь! Ты крысу приволок? — Мальдон глянул на нее искоса и вернулся к своим когтям. — Ну... типа, спасибо. Рагна, выкинь ее подальше. Только так, чтобы он не видел.

— Госпожа, ты его самого не выкинешь?!

— Да как-то не вежливо получится. Вот, даже за место расплатился. Крыса-то большая, просто так не добудешь. Да и поссоришься с котом — потом все подряд припомнят. — Лиля не сказала, конечно, но признание кота ей польстило.

Крысы рядом с постелью с тех пор появлялись регулярно, а Мальдон завел привычку отсыпаться возле котла. Хотя приходящие на прием не упускали возможности обозвать его изменником — ну и погладить заодно, кому это разрешалось.

— Госпожа, там один из солдат — мы не можем понять что с ним.

— Сейчас подойду.

— Значит, в боку колет. И голова кружится.

— Да! Никак не могу, значит, вот, на марше... Мне бы полечиться, полежать.

Никаких изменений. Триста лет, другой мир — и никакой разницы. Вообще.

На самом деле разница была большой. И самым главным отличием этой армии от привычной Лиле с детства были сержанты. Сержант в Пятом пехотном полку был не 'солдатом постарше', а самой значимой фигурой. Обычно за плечами у него было лет десять (а то и пятнадцать) службы, полк и военную службу он считал своим делом, а свою судьбу — большой удачей. Как выразился сержант из лазаретной команды — 'Да уж куда лучше новиков гонять, чем на заходний конец вола пялиться'. И занимался им со всей крестьянской основательностью.

Формально, один сержант приходился на десять человек. Но это 'служивый' сержант, а еще были инвалиды и ветераны — на разных должностях. Так что как только что-то шло не так — рядом обнаруживался сержант и наступал порядок. На тех, кто не успевал увернуться.

Надо сказать, Лилю это удивляло — она как-то привыкла видеть на ответственных должностях офицеров, ну или хотя-бы прапорщиков — но офицеров тут было мало. Формально у лазарета, например, солдат в подчинении не было, а было три сержанта-инвалида. И эти трое с большим энтузиазмом приняли ее расширительное толкование 'лЕкарства'.

Но вот конкретно у солдат манера отлынить оказалась точно такой же. Что же, мамин опыт вполне годился и тут.

— Полечиться — это да, это конечно прямо сейчас. Руп! Принеси-ка сюда наш особый лечебно-профилактический комплект...

Вообще-то, 'лечебно-профилактический комплект' — это воспринималось Рупом как заклинание, но на настроение его это не влияло.

— Эт мы мигом, Ваше Сиятельство, эт мы прям сей секунд — осклабился Руп и быстро похромал за палатку.

— Что у вас тут, мадам Брокленд? — завернул к ней проходящий мимо Томмен. — О, Сапар, давно не виделись! А что у тебя на этот раз заболело ужасно?

Солдат помрачнел.

— Бок у него колет, голова кружится, ноги на марш никак не идут... Думаю, сейчас лечебно-профилактический комплект применить. — с постным лицом сказала Лиля.

— Если ноги у Сапара не идут, тогда конечно. Стоит. Самое верное средство...

Появился мерзко ухмыляющийся Руп с ведром, кишкой и воронкой. И еще одним сержантом, помоложе. Похоже, командиром отделения.

— А-а-а!!! Сапар-боец!!! — фальшиво обрадовался 'молодой' сержант. — Дай-ка мы тебя полечим!!!

— Да ну вас на ..., сволочи!!! — вскочил солдат. — У меня брюхо не болит! Коновалы мальдонские!

И очень бодренько уворачиваясь под общий хохот стал уходить.

— Стоять. — перекрыл всех голос Томмена. — Сюда иди! Руп, сделай-ка там воды теплой.

— Чего еще?!

— Сюда, говорю, иди! — добавил металла в голос Пайко. Лиля тоже заинтересовалась. И, пока тот бурча подходил, она тоже заподозрила в чем дело.

— Штаны снимай.

— Чего это?! — солдат, не глядя на Лилиан, аж побурел от стыда.

— Штаны снимай, тебе говорят! — добавила Лиля. — Ничего нового у тебя там нет, уж я как-нибудь стерплю, мораль моя уж точно не пострадает. Давай-давай, не жмись!

Путаясь в завязках, тот медленно спустил свои порты. На внутренней стороне бедра красовалась какая-то серая лепешка. На секунду Лилиан показалось, что это какой-то жуткий нарост, но Пайко Томмен ловко отковырнул ее кинжалом.

— Ну, красота. Как вам, коллега?

— Да-а-а... — присоединилась к мнению Лиля. — Абсцесс. Во всей красе. Что ж ты, дубинушка пехотная, нам тут рыбу квасил, а про настоящую-то болезнь не сказал? Еще пару десятинок — пришлось бы тебе ногу отрезать.

— Пара десятинок — это вы как-то оптимистично. Что предполагаете делать, коллега?

— Отмывать, для начала. А потом будем вскрывать, чистить и смотреть, насколько далеко все зашло.

— Сгниет.

— Не сгниет.

— Это как это?

— Намажем мазью, увидите. В любом случае — не оставлять же такое вот богатство?.. — солдат слушал их с нарастающим беспокойством, но сержант предусмотрительно зажал его плечо. — Чем ты ее намазал-то, орел, что оно у тебя так воняет?!

— Дык, это... Посоветовали, верное дело — навоз с дегтем...

— А чего есть тоже самое не стал? Может, прочищение в голове бы наступило? Отмывай иди. Руп!

— А уже и готово, Ваше Сиятельство! — сержанту Рупу страшно понравилось подчиняться 'полковниковой жене'. А кулак у него был твердый, так что возражений не возникало.

— Сержант, проследите, чтобы он не сбег?

— О то ж! Так, кур... кхгрм. Нале-ево! Шагом-арш!!! — и, не отпуская его плеча, поволок за палатку отмывать.

Лиля достала банку с мазью.

— Это что ж такое?

— Как ни смешно, отчасти то, что он сам мазал. Но, само собой, без навоза и с другим основным компонентом.

Томмен принюхался.

— Что-то слабо пахнет.

— Лечит-то не запах... — Томмен скептически покачал головой. Он разделял местное убеждение что наружное средство должно вонять, а внутреннее — быть на вкус гадостным.

— Хочется верить, что вам виднее. Чем сама язва.

— Абсцесс.

— Тем более.

— А вот когда из второй роты килу-то резали, — пытался вывернуться Сапар, которому гордость не давала сказать, что боли он боится. — Вы ему чего-то дали, так он спал!

— Ну, ты-то не из второй роты. На тебе, думаю, опробуем новый способ.

— Это какой-же?

— Уши себе заткнем. — по мнению Лили у этой шутки борода уже успела окаменеть.

— Что же в этом, коллега, нового-то? Так обычно и делаем... — заметил Томмен, критически оценивая результат помывки. Кажется, он даже не шутил.

— Птичка! — сказала Лиля и одним движением вскрыла абсцесс.

Сержанты удержали рванувшегося солдата, а Лиля в который раз дала себе слово заняться синтезом местных обезболивающих. Хотя из чего?..

— Все уже почти, не ори, пожалуйста!

— Че ты как баба на сносях?! Ребра тебе о позапрошлом году сломали — ничего, из боя вышел? — Томмен с больными не особенно церемонился. А способы ушивания и классификация грыж примирили его даже с тем, что она женщина.

Вечером, перед тем как заснуть, Лиля снова, как и вчера, и позавчера, подумала о том дне, когда они все-таки выяснят кто тут графиня. И что она фактически просто оттягивает этот момент — и даже не готовится к нему. И что вообще не знает, что делать. Может, все так и останется? Может, они просто спокойно договорятся?

Формально-то ей 'предъявить' ничего нельзя, но сама бы она восприняла происходящее как изощренное издевательство... Ладно. Делать нечего, остается подумать об этом завтра. Написать Августу, что-ли? А выпустят ли отсюда ее письмо? Мири там, конечно, не одна, но все-таки.

Поворочавшись, Лилиан все-таки сумела заснуть.

Крайне редко Туми Ланье требовались какие-то указания о порядке приема посетителей. На сегодня у королю последним (уже по темноте) был призван коннетабль, Его Светлость, полковник Пятого пехотного Его Величества полка, Джеррисон Морель Иртон. Каковой и прибыл незамедлительно.

Его Величество сидел откинувшись на спинку в кресле за столом и даже глаз не открыл, когда стукнула дверь.

Джесс не задавая вопросов, не дожидаясь приглашения, поставил к рабочему столу табурет и достал из за отворота камзола фляжку. Хлопнул пробкой и выставил ее на стол.

— Сопьемся. — не открывая глаз сказал Его Величество.

— То есть ты отказываешься?

Король по-прежнему не глядя взял фляжку и принюхался.

— М-м-м! Нет. — тут Его Величество все-таки открыл глаза. — Констатирую факт. Где взял?

— Из личных запасов...

Из горла пить не стали, достали походные стаканы. Ланье принес сыру.

— На сегодня вы свободны. Кстати, птицу можете брать с собой.

— Благодарю Вас, Ваше Величество.

Пятясь, Ланье вышел.

— Он себе щегла завел. Где по зиме добыл — непонятно.

— О, кстати! У меня в полку есть теперь своя самозванка!

— Чего у тебя есть?! — ради такого дела король даже снова глаза открыл.

— Ну, помнишь ты говорил, что попрут ко мне 'жены'? Так вот — является ко мне десятинки две назад дама, и сообщает — именно 'сообщает', ты бы ее слышал! — я мол, графиня Иртон, проверяйте. И говорит — оцени шутку! — что она лекарь и докторус в одном, так сказать, сапоге. Жена из нее никакая, наверное, но как оказалось, она и правда лекарь.

— Женщина — лекарь?!

— Вот и я удивился. А потом всех самозванок к ней велел заворачивать. И помогло! Уж как она там с ними разбирается не знаю, но полк даже ржать надо мной перестал. Так что хочешь извести мышей — найди крысу.

Рик устало потер глаза.

— И давно они над тобой ржать перестали?

— Десятинку, примерно — а что? — удивился вопросу Джесс.

— Хороший лекарь?

— Ну... да. Томмен ее слушается — а я такого даже не припомню.

— А полк? Все-таки знаешь, баба в полку...

— Дама. С вашего Величества позволения. — пробурчал Джесс. — Вообще ты знаешь, удивительно. Как-то за десятинку кого 'отшила', кого убедила, на кого прикрикнула — как будто и не первый раз.

Рик не стал пока другу ничего напоминать, но конструкцию 'вдруг появляется очень знающая блондинка и не по возрасту умно и бойко ведет дела' он уже встречал. И свое мнение о том, почему полк 'перестал ржать' сообщать Джессу не стал.

— Кстати. Курьеров из-под столицы не было? Она знает, что Сапожник погиб.

Рик побарабанил пальцами по столу. Они не сообщали эту новость кому попало.

— И знает как погиб?

— Не спрашивал.

— Если к слову придется — попробуй узнать?

— Хорошо.

О планах не говорили, разрешения не спрашивали и повелений не выдавали. Чего тут обсуждать? Полк готов, дороги подсыхают, что могли — сделали. Выставив из личного неприкосновенного запаса фляжку самойского, лучшего года десятилетия, из долины неспешной реки Лев, полковник Иртон все Его Величеству доложил. Его Величество план сам придумывал, сведениями они давно обменялись, так что просто выпили на удачу.

Die erste Kolonne marschiert

Лиля проспала окончательное сворачивание и выход из лагеря у себя в фургоне. Впрочем, в каком-то смысле для нее поход начался еще ночью.

— Госпожа. — ее без особых церемоний потрясли за плечо. Лиля вскинулась и примерно увидела мощную фигуру.

— Да что ж ты делаешь, дурища морская!!!... — прошипел кто-то из-за спины Гудне. — Почивать госпожа изволит...

— Что случилось, Гудне? — хрипло спросонья спросила Лилиан.

— Привезли офицера со стрелой в боку...

— Иду.

'В неверном свете факелов' — Лиля в последнее время оценивала эту фразу как издевательскую. В этом проклятом свете разобрать что-то уверенно было просто невозможно. Арбалетный болт пробил легкую кольчугу на боку и, похоже, попал в печень. Кровит. Н-да. Боже Альдонай, зачем ты оставил мне память о Рентгене и его изобретении — но отобрал его самого?..

— А Томмен где? — спросил кто-то из притащивших офицера.

— Да ладно, — ответили ему — Какая разница кто отходную прочтет?

Лиля не стала с ними дискутировать, а внимательно насколько могла осмотрела раненного.

В общем, ничего хорошего не было. Болт сидел в правой стороне, под ребрами и точно задел печень. Лейтенант был бледен, дышал мелко, что-то шептал, на вопросы не реагировал — в общем, полный набор. Ушить печень... э-э-э... в-общем, она такое видела, да. И читала, конечно. И даже сдала на отлично. Теорию.

Лилиан открыла свой ящичек, порылась и достала пузырьки теста на группу крови. Тест был не очень сильно лучше, чем подбрасывание монетки, но что-то он показывал.

— Ого... — протянул у неё над ухом голос Пайко Томмена. — Ну, коллега, что думаете?

— Печень точно повреждена. Кровопотеря большая.

— Альдонай, прими душу твоего верного сына...

Лиля, не зная что сказать, уставилась на свой тест. Четвертая. Четвертая, без резуса. А ведь резекцию делать не надо...

— Так. — сказал Томмен. — А ну-ка отойдем!

Он почти оттащил ее в сторону.

— Даже не думай. ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ — прошипел он. — Тебе интересно себя великой считать, а мужик мучиться будет?!

— Что ты шипишь?! — моментально и тоже шепотом взорвалась Лиля. — Что ты шипишь на меня, ты его похоронил уже — так важно самому его закопать?!

— Ты, отродье Мальдонаи, ты хоть представляешь КАК это БОЛЬНО?!

— Пробовал. — вдруг дошло до Лили. — Ты пробовал. Так?! Ты ж, скот, наживую без наркоза кого-то полосовал?!

— Какая, на... разница, что я делал?! Он кровью уже истек, дай ему умереть спокойно, он же...

— Э, лекарЯ. — вдруг рядом с ними оказались те, кто принес лейтенанта. — Это чо, его еще зашить можно?!

— Нет! — отрезал Томмен. Лиля не могла решиться.

— Госпожа?.. — вдруг спросила Рагна не сводя с нее глаз.

Лилиан внезапно поняла, что вот сейчас, что если она...

— Ты ж можешь, графиня. — вдруг сказал тот же мужик, что задавал вопрос. — Мальдонайскую твою роту, да ты ж можешь!!!

— Так! — рявкнул Томмен. — Слышь, разведка, хлебало заткни! Вы бесноватые, а на нас грех не вешай-ка, ты...

— Два из трех — резко сказала Лилиан, — Что у меня не выйдет и он умрет. И может еще так и не зарасти. Или горячка начнется. Больно будет адски.

— Но один из трех есть?! Делай, графиня. Я ж его знаю, он бы точно при таких шансах в бой поперся, делай! Дочка мальдонаина, раз можешь, что ж ты стоишь?!

— Вас тут сколько, десять есть? Мясо, сало не жрали вечером? С каждого — Лиля обвела всех бешеным взглядом — по мерке крови. Сейчас. Не помрете. Каждому руку вымыть. По плечо. И подходить. Вы — она ткнула в багрового от ярости Томмена пальцем. — Вы либо со мной, либо проваливайте. Мне руки нужны, а не мораль, ясно?!

Приняв решение, она стала командовать:

— Гудне, давай готовиться. Нера, ты тут? Принеси синюю банку с 'шипелками', три лампы и пусть парни тащат ящик с инструментом. Руп!

— Я!

— Давай, готовь стол, грей воду. Надо будет много теплой. Вы — быстро нашли мне пару веток попрямее, на высоту человеческого роста. — Лилиан проговаривала все это, лихорадочно вспоминая все, что помнила о ранении печени. — Так! Никто ничего не трогает пока! Особенно болт! Несите полотно, то что вчера прокипятили...

Лилиан закатала рукава и начала отмывать руки. Свои первые операции в этом мире она боялась делать, а теперь перешла в вечное состояние мрачной решимости. И-эх, где ж вы злые травматологи и анестезиологи со своим 'Чо ты творишь! Глаза открой!' Что угодно бы отдала за старшего травматолога, он как раз ВМА заканчивал — пусть бы матерился, пил, да что угодно за его 'Руки свои кривые убери, я сам!'. Он бы за руку схватил, сказал что делать а что нет... А нету никого. Сама себе и терапевт, и хирург, и паталогоанатом. Не дай Бог. Зачем она за это взялась?!

— Принесли — отлично. Кидай в лампы по пять камешков, наливай воду и зажигай. Руп! Рагна! Нежно, быстро, не кидая — на плаще поднимаем, кладем на стол на счет три. Раз. — она схватилась за окровавленный плащ. — Два...

— Кажется, все. — кузнец отошел, распустив шов на боку кольчуги. Оказывается, она как-то расплеталась. Хвала Господу. Лиля влажным полотном аккуратно сняла хотя-бы основную кровь и накрыла все остальное полотенцем. Мир сузился до операционного поля.

— Лампу левее. Хорошо. Пайко, вы тут? Как только разведу края — вот этими зажимами берете, отводите и аккуратно откладываете не снимая зажимов. Начинаем. Промокайте кровь. Аккуратнее с поверхностью, орган нежный, сосудов очень много. Гудне, скальпель.

В отставленную руку лег скальпель.

Полтора часа или больше? Лиля мрачно резала, шила, мыла вглядываясь через вонючий свет самодельной 'карбидки' в свое поле и надеялась, что скальпель не затупится и она не 'впилится' в крупный сосуд. Что она обойдется тампонами, и обойдется без отсоса крови. Что не понадобится резекция. Что Гудне не ошибется. Что хватит шприцев и людей для переливания, что ее пародия на кетгут... Список казался бесконечным.

Под конец, когда Лилиан с Томменом в четыре руки пришивали лоскут брюшины на место и, не очень выбирая выражения, ругались из-за дренажей, лейтенант начал постанывать.

— Не добавляй, — сказала Лиля лазаретному сержанту с тряпочкой и склянкой хлороформа, разгибаясь. — Мы уже закончили, пусть выходит из наркоза понемножку.

Разогнувшись, она обнаружила вокруг фургона и стола человек так пятьдесят и солдат и офицеров. Впрочем, грех жаловаться, ближе пяти метров никто не подошел.

— Ну? Вам всем тут чего?! — недружелюбно спросила Лиля, у которой немилосердно заболела спина. — Если дадите три яблока — могу в вас кинуть. Ловить точно не буду. Веселье кончилось, все свободны.

— А... это... куда кусок печенки-то девать? — робко спросил солдат, все еще державший кусок полотна с вырезанным болтом и кусочком печени. Вот она кому их сунула, оказывается.

— Выкинуть. Закопать. Сжечь. Тебе какой вариант больше нравится? Назад точно не пришью. Есть только не надо.

— Почему?..

Вокруг солдата образовалась нехорошая тишина.

— Ну, — сказала Лилиан задумчиво. — Даже и не знаю. Вот я, например, людей не ем. Совсем.

— Э-э-э-э! Вы чо все?! — завертелся солдат. — Я ж не это! Вы чо?!

— Так. Тахо. — сказал вдруг оказавшийся рядом Джеррисон Иртон. — Пойди, закопай, и держи язык в... за зубами. Взвод! Вопросы есть?!

— НИКАК НЕТ, ГОСПОДИН ГРАФ ПОЛКОВНИК ИРТОН!!!

— Отдыхать, к выступлению готовиться! Разойдись! А вы, оказывается, отчаянная, мадам Брокленд.

'Зрители' моментально 'испарились'.

— И на том спасибо, господин полковник. Извините, я на минуточку. Рагна, Гудне — спать, прямо сейчас — да, без вас приберутся! Руп, возьми пару ребят, аккуратно его отнесите в фургон. Не поить часа два... что еще? Ему будет больно, посидите с ним кто-нибудь. Его наверняка будет рвать — помогите ему, чтобы не сорвал швы и не задохнулся. Я передохну и при...

И тут утро кто-то выключил .

Полк выступил, как только подсохла еще прошлогодняя жухлая трава. Джесс почему-то не мог отделаться от воспоминания, как крепкая, жесткая, только что командовавшая всеми дама вдруг рухнула — и он едва успел ее подхватить, на пару с Хромым. Тяжелая, крепкая. Благородные дамы иногда падали при нем в обморок, но это было совсем не так. Она упала как солдат после боя, как только немного расслабилась — не выбрав места, не глядя вокруг.

Они отнесли ее в фургон, уложили на ее тюфяк и Джесс, раз уж она называлась его женой, позволил себе снять с нее дорогие, но немилосердно истоптанные сапожки. Корсет она, как выяснилось не носила. Крепкие, ровные ступни и... Так, все, хватит, она ж его человек, не какая-нибудь там. Он вылез из фургона и спросил Томмена:

— Что, он и правда выживет?

Томмен пожал плечами.

— Я такого не видел никогда. Все в руках Альдоная...

— Твое мнение, откуда это у нее? Сама?..

Томмен помолчал.

— Нет. Ее учили. Долго учили, старались. Причем учили очень крепко повоевавшие люди. И я этих людей не знаю.

— Почему ты так думаешь?

— А она когда работает — говорит не так, как обычно. С кем самоучке говорить? А еще она сначала подошла под левую руку — как будто смотреть. И только потом встала на место. Она видела, как такое делают. Но сама не делала. Вон как перенервничала.

— Ну, баба.

Томмен хмыкнул, и Джесс замолчал. Пайко никогда и никому не рассказывал про долговязого подростка, который в слезах спросил его больше пятнадцати лет назад 'Я умру, да?'. Хотя тогда ему ответил, промывая резаную рану на боку 'А как же! Лет через сорок — обязательно...'

Впрочем, ему тоже было что припомнить:

— Вообще удивительно, как это ты с ней даже не подрался ни разу. В отличие от предыдущих-то претендентов. Может, тебе и раньше надо было даму в лекаря найти?..

— С кем угодно смирюсь, — пробурчал Томмен. — Кто маслом раны не прижигает и кровь не сосет...

Количество же вопросов к самозванке выросло. А вот как их задать стало неясно. Джесс покачал головой и пошел командовать построением.

Лиля открыла глаза и некоторое время пыталась осознать где она и что произошло. Голова кружилась, ныл висок.

— Очнулась? Хорошо. — сказал откуда-то сбоку голос Томмена. — Лежи смирно, а то голова будет еще больше болеть.

— Что... что случилось?

— Сомлела с устатку. Бывает. На вот, выпей и поспи.

— Что с лейтенантом? — Лиля все-таки взяла кружку с темно-зеленым отваром и принюхалась. Руки ей кто-то отмыл и даже чем-то смазал.

— Везут в соседнем фургоне. Живой. Пей-пей, не отравлю!

Лиля, распознав отвар на основе валерианы и душицы, отпила резкой горечи и откинулась на подушку. Н-да, выступила 'на все деньги'. Свалилась в обморок прямо перед мужем и полковником. Отлично вышло — теперь он будет ее считать либо манипуляторшей, либо безвольной слабачкой. Еще пара таких вот 'выходов' и все ее попытки быть независимой кончатся...

Пайко что-то говорил удивительно нудным тоном, и как-то незаметно веки ее сомкнулись.

— Вот и ладушки. — сказал старый лекарь, накрыв ее теплым плащом. — Спать будет несколько часов. Не будить. Проснется — напоите, вина не давать. Все ясно?

— Чего уж там, — буркнула старшая служанка. — Разберемся как нибудь. Шел бы ты, невместно то — при графине постороннему мужику тереться.

Он улыбнулся, вылез и стал ждать свою повозку. Ноги болели, и сделать с этим было уже ничего нельзя. Старость — не радость...

Пятый пехотный полк не пошел к Лавери прямой дорогой. Джеррисон Иртон ускоренным маршем, отправив большую часть обоза к пристаням на Лавер, повел полк к точке сбора — в городок Раммен. Именно там сходились три крупных торговых тракта, которые вели к западным городам и вдоль Лавера на Уэльстер.

Второй Кавалерийский снялся со своих казарм три дня назад, и тоже пошел к этому городку.

Его Величество личным письмом уведомил своего венценосного собрата Гардвейга о том, что предусмотренная Альтверским договором необходимость срочного ремонта дорог и трактов имеет место наличествовать в полной своей безотлагательности. В чем Его Величество Ричард имел печаль убедиться лично в бытность свою путешествующим принцем.

Баронские твердыни запада получили недвусмысленный намек Его Величества на крайнюю нежелательность появления купцов, путешественников и особенно — вооруженных людей из Уэльстера, Эльваны, Авестера во внутренних районах Ативерны. А также, что подданные короля Ричарда столь от них отличны, что перепутать их Его Величество считает практически невозможным. При полной нежелательности такой путаницы. Намек был услышан с пониманием и энтузиазмом.

С окончанием сезона зимних штормов вышли из путаницы островов Вирманского архипелага все драккары Олафа Топора и Эрика Рыжего. Обычно драккары могли выйти только в следующем месяце — но в этом году отлично просушенный лес, который приходилось доставать и возить с боем, им продали еще осенью. К недоверчивому удивлению старых бойцов, они не запасли и трети потребной воды, и на борт приняли грузом в-основном рыбу.

Удивление их было стало еще больше, когда ярлы велели взять курс на гавани Брокленда, Иртона, Сальера — которые обычно были именно тем местами, откуда на перехват им вырывались зубастые галеры Шестого Морского полка.

Сейчас же галеры, патрулирующие берега и проливы, пропустили их, не меняя курса.

— Ярл, — спросил старый штурман. — где воду возьмем?

— В Броклендовских болотах. Берега у Таримы помнишь?

— Как не помнить... — осклабился старик, потирая когда-то порванную в тех краях щеку.

Через трое суток раненный сержант Шута добрался до него и свалившись с коня сказал, что его десяток вырезали. К тому моменту Шут и Руди Толстый, полковник наемного полка, не досчитались уже трех разъездов.

— Значит, — сказал Руди. — Началось. Где твои арбалеты Шут? У нас пара десятинок, не больше.

Альтерса больше волновало другое. Он обозначил зоны действия разъездов и задался главным вопросом:

— Посты в деревнях и городках молчат. Как же они идут-то? Сколько их?

На это Руди нанимателю не ответил.

Визит

Скромная дорожная карета въехала в Ативерну совершенно официально, со стороны Эльваны, как только дороги немного подсохли — примерно за две десятинки до закрытия границ. Она продвигалась к цели небыстро — но постоянно, останавливаясь только на ночлег.

Уже после пересечения границы к карете и двум верховым присоединился еще десяток, и это караван добрался до первого кольца замка Лефар, где и остановился — в деревне возле укреплений.

— Господин Грандмастер, может быть мне все-таки поискать пути, дабы нас приняли и выслушали?..

— Не нужно ничего искать. — старик говорил тихо, с паузами, но человек известный в Ативерне в-основном под именем 'Досточтимого Рамита Экара' вслушивался в его слова крайне внимательно. — Ложись спать, утро вечера мудренее...

Рамит Экар откланялся.

Утром после завтрака в трактир пришел худой среднего роста человек в скромном коричневом камзоле, серых чулках и потертых ботинках с тупыми носами. В целом — пыльная, малоинтересная внешность конторщика. В руках, заляпанных чернилами, человек держал плотную кожаную папку.

— Мой господин, — сказал конторщик не назвавшись. — Может принять вас завтра в час пополудни или через четыре дня. Что мне внести в расписание моего господина?

— Мы придем завтра. — сказал старик.

— Принять Вас. — повторил конторщик. — Ваш спутник сможет подождать вас в кордегардии. Мой господин распорядился всемерно обеспечить ваш комфорт. Хорошего дня.

— Однако. — сказал Рамит Экар, глядя вслед конторщику. — Кто вас пригласить-то пришел, даже удивительно. Туми Ланье, собственной персоной...

— Разумный молодой человек. — прошелестел голос старика. Кто именно 'разумный' он не уточнил.

Карета, уже без сопровождения, выехала загодя и достигла замка как раз примерно через полчаса после полудня. Старик вышел из кареты, опираясь на руку Экара, и постоял, выравнивая дыхание и оглядываясь.

— Мы приготовили паланкин. — сказал офицер охраны.

— Не... не нужно. Мы успеем, если... пойдем медленно?

— Полагаю, да. — сказал офицер и подстраиваясь под шаг гостя повел его куда-то в недра крепости

— Гранд-мастер Леммарк. Не думали Мы увидеть столь высокого гостя до середины лета... Садитесь, надеемся кресло покажется Вам удобным.

— Ваше Величество... — прошелестел голос старика.

— Устраивайтесь. — секретарь короля накрыл колени старика теплым пледом. — Может быть, подогретого вина? Не возражаете, мы поговорим здесь? Жаль терять солнечные дни, их у Нас не так уж много.

Его Величество Ричард встретил посетителя в открытой галерее. Ранняя весна не была особенно приятной в этой области Ативерны, но галерея была на солнечной стороне, и обдувалась приятным теплым ветерком.

— Надеюсь, Ваше Величество простит меня — в моем возрасте... вино уже слишком туманит разум. Не имел... возможности узнать, как... прошло... Ваше путешествие?

— Занимательно, познавательно. Весьма полезно, по Нашему скромному ощущению... Впрочем, все в руках Альдоная.

— На него же и уповаем...

— Как ваша нога? Что говорят докторусы?

— Докторусы... — старик то-ли закашлялся, то-ли засмеялся. — Когда мне приходит в голову послушать жуликов, я имею возможность услышать талантливых профессионалов. К чему тратить время на дураков-самоучек?

— Мы согласны с Вами... впрочем, моему коннетаблю Альдонай ниспослал нечто удивительное. По вполне достоверным описаниям, его лекарь может и знает многое. Устроить вам визит?

Старик остро взглянул из под седых бровей. Король спокойно и внимательно наблюдал за ним.

— Не желаете тратить... зря время, Ваше Величество? Сразу к делу?

— Вы здесь. Мы здесь. Чего же Нам ждать?

— Визита, Ваше Величество, боюсь, будет... недостаточно. Что, несомненно, известно... Вашему Величеству. Она в самом сердце преданного Вам полка, под присмотром... вернейшего слуги и друга. Его... еще... не назвали Волком Ричарда?

— Длинновато. Не звучит.

— Так вот... под присмотром... сложно поговорить.

— Мы полагаем, что слуги и подданные служат воле Нашей. В пределах же державы Нашей, не имеет существенного значения где именно...

— То есть — не поделитесь?

— Мы — король Ативерны. Не ханган, не князь Авестера. Наши подданные не могут быть предметом. Тем более, жена нашего верного сподвижника.

Старик посмотрел на Короля, Король на старика.

— Таинство брака единит души, подвластные лишь Светлому Кругу... Так, кажется?

— Жены Великого Хангана с вами бы не согласились... Теологические вопросы, как Мы полагаем, в этом деле преходящи. Тем более, что не было подобного вопроса восемь лет назад, и двадцать три года назад. Будем честны, дело не в этом?

— Двадцать три?..

— У моих предков вошло в традицию хранить записи. И принцев заставляют читать их. Весьма своеобразное занятие. Господин Вон, который пришел от имени Стеклянного Дома, он ведь был направлен на эту встречу из-за пределов Авестера? И, знаете, удивительное совпадение, он был похож на отца короля Нетельреда. Отношения с которым у Его Величества были весьма непростыми? Трудно было бы предполагать, что Его Величество спокойно отнесется к такому человеку. А вот отправка полков Ативерны представлялась как раз весьма вероятной. С учетом недавнего на тот момент марьяжа.

— Никогда не... задумывался о этом. Множество фактов... окружают нас. Множество из них следует друг за другом.

Король вежливо улыбался.

— Вашему Величеству, полагаю, в полной мере... понятно, что мы имеем законные... интересы.

— Несомненно, так. Правда, Мы скорее определили бы их как 'узаконенные'. Давайте пропустим стадию реверансов? Вам трудно говорить, Мы понимаем. Перейдем к демонстрации сил и позиций?

— Ссылаться на короля Нетельреда... полагаю.. не стоит?

— Наша страна имеет примерно четыреста тысяч корон оборота в бюджете. Оборот 'Молота' и Стеклянного Дома составляет, кажется, около пятидесяти? Со всем уважением. Ативерна совсем не Авестер. И Мы даже представить не можем, как можно было бы принять такие странные решения.

— Ативерна получает... более половины звонкой стали... из Эльваны и городов Лейс. Мы нужны друг другу, Ваше Величество...

— Несомненно, так. Но вы ведь приехали сюда не рассказывать мне о том, что мы с вами и так знаем?

— Я... должен понимать, каковы планы Вашего Величества... в отношении Бальи и Юго-Востока Уэльстера.

— Юго-Восток Уэльстера — часть Уэльстера. Мы чтим договоры о границе, и своим Словом гарантируем, что не пересечем их с войсками. В отношении Бальи же... мы не приняли решения. Но в любом случае — оно также зависит от воли Его величества Гардвейга... Мы в некоем неведении, относительно позиции Стеклянного Дома — ибо знаменитый граф Лорт, как мы полагаем, выражает её?

— Стеклянный Дом имеет... некие интересы. Но граф Лорт... не выражает их.

— Вот как? Было бы интересно в этом убедиться. Ибо его осведомленность удивительна, и появилась, насколько Мы можем судить после получения первых ощутимых средств. Что же, Стеклянный Дом хотел бы передачи провинции Бальи в государство Наше?

— Стеклянный Дом испытал бы... некие затруднения в этом случае.

— Полагаем, Мы учтем это обстоятельство при принятии решения. Вторая же сторона этого вопроса, повторимся, скорее в интересах и устремлениях венценосного брата Нашего, Гардвейга.

— Эту сторону мы можем... взять на себя.

— Что же, это дело можем полагать на данном этапе обсужденным. Также полагаем, вы желали бы обсудить тарифы на транзит готовых стальных изделий, стекла и золотых караванов?

— Без этого наша... встреча... — снова усмехнулся-задохнулся Леммарк. — Стала бы уникальной за последние.. сто пятнадцать лет.

— Не будем же оригинальны...

Встреча закончилась под вечер. Грандмастер все-таки выпил полбокала вина с пряностями, откушал с Его Величеством во время скромного рабочего обеда и отбыл в трактир.

Отпустив гостя, Его Величество остановился у перил и стал смотреть на закатное солнце.

— 'Угадай-ка, мой дружок, где дорожка на лужок?..' — вполголоса пропел Ричард строфу из не очень приличной народной песенки и, не оборачиваясь, спросил — Ну, граф, чего Мы не знаем о Бальи? Серебром ведь Стеклянный Дом не занимается. Предполагали ведь Мы, кроме как о графине Иртон, о Вирме и морских путях говорить?

— Не знаю, Ваше Величество. Не знаю. — тихо сказал появившийся как-бы ниоткуда Крестовик. — В последнее время там никакой активной деятельности не замечалось...

— Может быть, они знают это давно? Или морские пути им не важны?

— Может быть.

— Или они ждут результата столкновения в Альтвере? Где у нас на лужок дорожка?

— Пастушка ли это, хотел бы я спросить, Ваше Величество.

— Ответ есть у господина Леммарка — но увы. Нельзя. Слишком дорогой вопрос.

— Может быть устроить ему после пересечения границы... что-нибудь?

— Никак нельзя. Он деньги Шута увозит. Да и бесполезно. Что этот, что не этот... Этот даже лучше, а то кто его сменит?

— Но хотелось бы.

— Очень. — вздохнул король.

На следующий день карета не спеша отправилась в обратный путь. Присоединился к ним и прежний конвой. Рамит Экар за время пути выучился видеть, когда Грандмастер желает поговорить, а когда — помолчать.

— Мне возвращаться в Альтверу, господин?

— Нет.

— Но наши деньги? Выделено более пятидесяти тысяч корон.

— Под гарантии Уэльстера — это ведь... заём.

— А Лорт об этом знает?

— Он его думает... вернуть из Ативернских денег. При удаче — из средств.. короны, при неудаче — имениями... дворян прикрыться. Только в Ативерне... землю купить... нельзя, она тут только... переуступается по Слову короля. Ричард нам ничего не даст. 'Подвесит'... вопрос.

— Что же Лорт, дурак совсем?!

— Нет... просто... самоучка.

— И Гардвейг вот так вот просто признает долг?

— Король Ричард поможет... нам в этом вопросе, насколько я его понял — через несколько.. лет Уэльстеру будет... трудно не платить. Его знать сама понесет деньги.

— Нам?!

— Зачем же сразу нам?.. Много будет... разных людей. А люди разумно... отдадут их нам.

— За сталь, за золото, за влияние... Да. Я понял Вас, Грандмастер.

Минут пятнадцать Леммарк молчал, а потом проговорил как будто сам себе:

— Не того отравили. Было бы... просто. А этот... умеет играть вдолгую.

— Может быть, исправить ошибку?

— Теперь... не получится. Он и меня-то в открытой... галерее принял, ближе трех метров не подходил. Надо готовиться... снова. Чем-то он ответит?..

— А разве он может?

— Конечно. — кашлянул старик. — Вот он-то может. Придушит — не придерешься. Не того... отравили — но кто ж знал...

— Могу я спросить, господин?

Старик поднял брови.

— Зачем вы к нему поехали?

— Мы... проиграли. Надо договариваться — пока еще... можно что-то получить.

— И он это знает?

— Конечно...

Рамит Экар надолго задумался.

Косорылый нашел его во дворе замка часа в три пополудни.

— Занят? — Альтерс взглянул на него и отошел с ним в сторону.

— Гильдеец пропал. — без предисловия сказал Косорылый.

— Когда?

— Не знаю. Ребята сумели вчера гостиницу обшарить, а его там нет. Может, вообще две десятинки как.

— Вот как... Пошли-ка ребят к местному стеклодуву.

— Может, в Тараль?

— Туда-то, друг мой, совершенно без толку.

К вечеру выяснилось, что местная 'Стеклянная лавка' закрыта. А наемникам заплатили только половину обещанного.

Так думал полк, мой храбрый полк...

Полк шел... куда-то, Лилиан не говорили куда. Впрочем, 'куда' обсуждалось всеми и со всеми, но тут вполне умели хранить секреты — так что на самом деле знал план полковник, капитан первой роты и все. Остальным задача была доведена 'в части, касающейся'. Переходы были довольно длинными, но после пары-тройки суток полк вставал временным лагерем — очевидно, для разведки.

До лазарета задача обычно доводилась примерно такая: 'Лазарет идет за третьей ротой, дозор несет с фургонов, посматривайте там'. В таком виде это принес им Фрайги и в этот раз. Еще когда он подходил Лиле показалось, что он как-то мнется на подходе к ним, и она мельком подумала, что он просто надувается от важности. Оказалось, дело не в этом

Она сама просто приняла распоряжение к сведению, а вот ее девушки не замедлили оттянуться. Похоже, не в первый раз:

— Ах, офицер, — первой начала развлекаться Рута. — Мы раньше никогда-никогда этого не делали, это так волнительно....

Прямо-таки прощебетала и захлопала ресницами, сложив ручки под подбородок. Выглядело миленько, особенно в сочетании с белым чепчиком. Для незнакомых с хваткой этих ручек.

— От оно как тут все. Разобъяснил... — Рагна отлично умела 'держать серьез', благо ее крепкая фигура всегда выглядела внушительно. Особенно придвинутый прямо к носу бедного вестового бюст.

Фрайги одновременно покраснел, надулся, польстился, и что-то забурчал про 'мадам лекарь, граф полковник, всем доводится'. Бурчание было бы убедительнее, если бы слова согласовывались, и глаза не съезжали в вырез платья Рагны. Откуда у нее вырез только взялся-то?..

— Хватит уже, он же не сам это придумал. Есть двигаться в порядке за третьей ротой, дистанция в два воза, дозор с фургонов. Можешь идти. — сжалилась Лиля над парнем. — Хотя, кстати, погоди-ка.

Она взяла банку-раздатку и накидала туда немного мази.

— Это тебе, руку мазать. На ночь, и тряпкой замотать. Банку потом вернешь. Все, двигай, а то арьергард без тебя разберется куда идти.

Ее девицы фыркнули на слове 'руку' и Фрайги, став из светло-розового почти бурым, смылся.

— Чего вы на него взъелись?

— Ну смешной же. И третий раз придет. — Девицы пошушукались и расхохотались.

— Ну-ну. — Лиля мельком подумала не подкинуть ли парню парочку идей, но решила, что мальчик уже большой и сам обойдется.

Лилиан уже собралась пойти и проверить укладку, как появился он. Вообще, сначала появилась вонь, а потом уже.. это. Худой, в каком-то грязном (то есть вот даже по сравнению с его опорками) жилете, с торчащими жирными волосами, парень баюкал руку.

— Э-э-э!! Куда прешь?!

— Эта... вот... руку...

— Отмывайся сначала! — шарахнулась от него Лиля.

Отмываться создание отказалось наотрез, но сержанты просто обдали его водой. Когда стекло, вонь несколько уменьшилась. Зато выяснилось, что кашлял парень кровью. Заткнув нос, Лилиан осмотрела руку под подвывания пациента. Рукав она просто разрезала, но в жилетку он вцепился как в спасение души.

— Перелом. Без смещения... Давай сюда.

Ситуация ей не нравилась.

— Где эта сволочь?! — рев раздался довольно далеко, но Лиля все равно удивилась. За все время в лагере она не слышала, чтобы граф Иртон орал. Хотя поводов хватало.

Солдат рванулся, похоже что страх перед своим командиром пересилил боль.

— Сиди спокойно! — вроде бы подействовало... кожа начала бледнеть. Это еще что?!

Она, уже не глядя на грязь, схватила парня за висок. Пульса не было.

— Клади!!! — да что это вообще?!

Она рванула жилетку и ветхую рубаху — и все стало ясно. Огромный, пока еще красный синяк, сломанные ребра. Она потрогала — ну, да. Оскольчатый перелом ребер... Очевидно, парень дернулся и осколок, ранее проткнувший легкое, дошел до сердца. А крови почему не было?..

— Лошадь. — сказал Пайко. — За что это его так?...

Лиля устало села. Н-да. Отлично. Еще бы она решила зеленкой помазать... Впрочем, а что она могла сделать? 'Для начала, засунуть брезгливость подальше и осмотреть как надо...'.

— Хочешь сказать, ты и тут что-то могла сделать?

— Маловероятно. — честно сказала Лиля. — Надо бы вскрытие сделать, посмотреть.

— Человека потрошить?!

Ответить она не успела.

— Ну, кошкин потрох, смерть твоя пришла! — заорал Джеррисон уже поблизости. — Никакая лекарша тебя не спасет? Запорю, кошак, сюда иди!!!

Лилиан даже не задумываясь 'включила графиню'.

— Господин Томмен, я сама, спасибо. Здравствуйте, Ваше Сиятельство.

— Где этот скот?!

— ЗДРАВСТВУЙТЕ, Ваше Сиятельство!

— Мадам Брокленд. — прошипел Джеррисон. — И Вам не хворать! Где?!

— Он умер. Увы.

— И ради этого вы меня тут вежливости учите?!

— Не кричите на меня! — Лиля не опустила глаз, упрямо развернув плечи. — Имейте уважение. Или хотя-бы страх Божий — человек умер!

— Человек?! Возражать, мне?! — прошипел Джеррисон. Лилиан как-будто ударили. Именно это очень хорошо запомнила Лилиан Брокленд. Интонация, манера, голос, слова. Правда, продолжение отличалось, хотя она уже набрала в грудь воздуху кое-что истеричке объяснить.

— Со мной! Вам стоит глянуть, что он сотворил! — граф полковник Иртон резко указал подбородком направление движения и, не ожидая возражений, зашагал в сторону лошадиной выгородки, наскоро сооруженной чуть в стороне от основной части лагеря.

Лиля быстро, но без спешки направилась за ним, размышляя устроить ей скандал по прибытии или списать это на строевые привычки? Вообще, вредно это для авторитета такое спускать без последствий...

В выгородке что-то происходило. Беспокойно перекликались конюхи, лошади сбились в стороне, за исключением... Его. Огромный черный конь ржал, бил копытами, тряс головой, клацал зубами, брыкался и визжал. Джеррисон Иртон дерганно ходил вдоль наскоро сколоченного заборчика.

— Это Стобед. Мой конь. И это уе...ще хотело его сожрать!

— Что сделать?!

— Сожрать. Смотреть туда. На шею. Смотреть!

— Еще раз! Не кричите на меня, Ваше Сиятельство!

Кипящая гневом и чужими воспоминаниями Лилиан присмотрелась.

— Нож, что-ли? — хрустнул перебитый ударом копыта ствол-перекладина, толщиной сантиметров пятнадцать. Конь психовал.

— Мразь с голодухи решила крови выпить. Он с югов, там такое практикуют. Не в первый раз — только вот сегодня с конем ошибся, тупица деревенская! Вот мне теперь — что делать?!

Лиле вдруг стало очень жалко этого огромного, могучего, перепуганного ребенка на четырех ногах. Средство ей по-крайней мере предлагали, на Лидарха действовало. Какой бы свиньей не был ее муж — черная зверюга точно не была ни в чем виновата...

Лиля обошла выгородку, встала поближе и запела. Выглядело это, наверное, предельно глупо — но почему-то мастер-сержант Рокк, исполняя приказ Сапожника, заставил ее выучить эту детскую какую-то песенку. И не просто выучить, но и петь ее особым образом. Впрочем, уже на третьей строфе она перестала считать песенку дурацкой.

Конь не успокоился, но обратил на нее внимание. Он все еще всхрапывал, тряс головой, но по крайней мере не бился — и прислушивался к ней. Лиля под свистящее 'Куда?!!' нырнула под ограду и очень медленно встала чуть ближе к коню.

Огромные черные глаза недоверчиво уставились на нее, но она не двигалась — а начала петь песенку сначала. Конь храпел, но прислушивался.

— Стобедушка, больно? Приходи ко мне коник, я нож выну. Я постою тут, а ты придешь? — Лиля уговаривала коня, не двигаясь с места. Тот потоптался на месте и пошел кругом, удерживая ее взглядом, подвигался взад-вперед. Лиля, конечно, на это не 'повелась' и с места не двинулась. На это сержант Рокк упирал особо.

Следующие минут двадцать она еще пару раз спела песенку, уговаривая коня как маленького ребенка, пару раз спросила разрешения подойти и в итоге все-таки добралась до коня.

— Я выну ножик? Будет чуточку больно, но ты же немножечко потерпишь, ладно?

С первого раза не вышло. Он снова всхрапнул и прянул назад. Но тут оказавшийся за спиной Лилиан Джесс увещевательно сказал:

— Ну, не бойся, не бойся. Я ж тоже тут, ну?

Джессу конь разрешил взять себя за морду — и Лиля все-таки вынула нож. А потом, под общие уговоры, зашила.

— За Стобеда спасибо. — сказал ей граф Иртон, не переставая поглаживать коня. — Вы себе представьте на минуточку — как бы мы завтра на марш вышли, с таким вот психованным? Остальные лошади — какие бы были? Мы эту сволочь уже месяц искали, оно ж не в первый раз. Самое поганое — если нам в бой идти, а он кому верит? Только мне, и то — с трудом? А это же боевой конь, не телегу ему таскать! Он мой!

— Не кричите. — конь забеспокоился, и Лилиан все-таки 'показала зубки'. — Вообще не пробовали объяснять, а не рявкать?

— Мои извинения. Так что, пусть радуется, что умер. — снизил тон Джеррисон. — А вы, мадам лекарь, считайте, что он очень дешево отделался — послужил вам для тренировки. С хорошим человеком не ошибетесь...

— Там человек умер, а вы говорите — отделался?!

— Лучше, если бы всю роту из-за него нахлобучили? У меня бы он еще помучился, скот. Идите. Я с конем переночую.

Лиля в перемешанных чувствах погладила коня по морде и пошла в лазарет. 'Останусь с конем' — зачем? Неужели он бы сам не успокоился? Она уже успела узнать, что в полку крик и психоз для Джеррисона Иртона были совершенно нехарактерны. И манеры кого-то бить за ним тоже не водилось.

Перешептывание конюхов и солдат она не услышала.

— О как, графиня-то, слово знает лошадиное! Никак ведьма?!

— И-и-и... все-то у тебя ведьмы. Баба же. А баба завсегда мужика куда захочет поведет, и сам не поймешь как. А хучь бы и конь.

— А все равно, у нас вот в селе-то дед был, вот он тоже слово знал! Верно говорю!

— Слова ты ее все слыхал. И че, поможет этот тебе, если Чернух еще раз заблажит? А так ее и позовем, целее будем.

— А ежели она, вот, скажем, тебя в лошадя перекинет, что скажешь?!

— А скажу, что от тебя, придурка, я горя видал поболе, чем от лошадей, да и от нее тоже! Еще будешь овес жрать — я тебя и сам конём перекину.

Кое-что о снабжении

Оказавшись в полку, Лилиан не то, чтобы специально озаботилась — но все-таки задалась вопросом статуса. При дворе статус ее был всегда более-менее ясен: фаворит (не фаворитка, нет) короля. Богатый промышленник, хотя и слова-то такого еще не было. А тут?

Но за пару десятинок, с учетом намеренно несколько нахального поведения, статус ее определился. И стал он очень похож на статус хорошего начальника медчасти — который, конечно, в бою не командует, но и ссориться с которым не надо. А распоряжается он повыше взводного — но пониже ротного командира. Который, в свою очередь, все-таки не будет без необходимости это демонстрировать...

Происходило это при молчаливом попустительстве Джеррисона Иртона, который не то чтобы ее признал — но не вмешивался, пока не возникало проблем. Ее муж, как выяснилось, вообще не любил копаться в скандалах, терпеть не мог 'терок' и дележек и всегда старался их просто раскидать и забыть. Что, с точки зрения Лилиан и командира второй роты было не вполне верно, но командир первой роты и квартирьер считали, что это и есть верный подход... Но, в-общем, Лилю пока на командирские совещания не звали, что ее полностью устраивало. Полк своего командира любил и слушался. Командир свой полк любил, и тоже на свой манер пристрастно о нем заботился. Что-то в этом было похожее на Джеррисона со Стобедом.

Отношение ко всему этому у Пайко Томмена она осторожно определила для себя как 'играйтесь, дети'. Впрочем, он и правда был старше их всех.

Вопрос статуса имел существенное значение — от этого зависело ЧТО она могла делать, к кому и как обращаться. Надо сказать, статус ее пока устраивал, но существенной проблемой стал местный... должность его называлась забавно, но Лилиан этот тип безумно раздражал, а потому она обозначала его как 'Снабженца'. Даже имя его было трудно вспоминать. Разговаривать с ним было противно и почти бесполезно.

— Какой-такой гипс?.. Жили без него и дальше проживем...

Лиля после того разговора аристократически подняла брови, развернулась и ушла. Наверняка толстенькая сволочь ей вслед ухмылялась.

— Госпожа, — недоуменно поинтересовалась сопровождавшая ее Ингрид. — Ты ему так вот просто разрешишь подобное неуважение?!

— А что бы ты предложила?

— Но, госпожа, я же видела как ты умеешь заставлять людей — даже и не представляясь графиней!

— Да. Умею. И что же было бы дальше? По каждой мелочи, от трав до сапог — давить? Заиметь репутацию скандалистки? Кроме того, мне бы хотелось, чтобы нужды лазарета удовлетворялись и после меня.

— Что же делать?

— Ждать. Смотреть. Думать. Этой... личности мы все припомним в подходящий момент.

И День Мести настал. После полудня, когда Лиля в очередной раз сочиняла установку для синтеза хлорэтила, прибежал Ройс. Забавная, кстати, оказалась система — как таковых кадетов-офицеров тут не было, но оставался институт оруженосцев и учеников. Никакой программы не было, и, насколько Лилиан могла судить, в обучении своих оруженосцев Джеррисон Иртон придерживался принципа 'грузи, пока стоит'.

— Госпожа лекарь, граф полковник Иртон распорядились, чтобы вы были на сегодняшнем совещании офицеров!

— По какому вопросу совещание? — не отрываясь от листа спросила Лиля.

— Не могу знать!

— Да ну? — вот нужен тут холодильник, или просто подлиннее сделать?... — Жаль.

Ройс помялся. Заготовка кончилась, а реакция Лили была совершено не стандартной.

— Э-э-э... Господин граф полковник распорядились!

— Я поняла. Совещание ведь через час? Вот я и приду. — Лиля наконец подняла глаза. — Ты свободен. А если желаешь меня сопроводить — жди.

И вернулась к своей тетради. Ройс остался маяться возле фургонов.

Через полчаса Лилиан закрыла тетрадь, и отдала ее Носатому, который сегодня оказался в ее сопровождении.

— В сундук. — она умылась, прибрала пряди в косу и достала свое секретное убер-оружие.

Блокнот. Да, бумага была прямо заметим серовата. Но — она была! И у нее был даже карандаш — свинцовый, правда, но все же. Собравшись и прикинув время, она направилась к 'штабному' шатру. Не спеша.

Ровно так, чтобы успеть за пару минут до начала.

— Господа. Я рада вас видеть.

Ро... лица господ офицеров отобразили всю гамму удивления. Тем не менее, они конечно подскочили на местах. Лиля благодарно просияла улыбкой всем сразу.

— Рада оказаться в таком воспитанном собрании. Хотя благородный Ульер, как мы знаем, трактует нам о том, что лишь в стенах даму необходимо приветствовать вставанием, мне необыкновенно приятно.

Лиля еще раз улыбнулась и села — напротив командирского места. Остальные разместились кто где. Алисия оказалась совершенно права.

'Дорогая, компании мужчин пока не началась драка, так восхитительно управляемы. Там все так любят оказываться лучше во всем подряд, что надо просто дать им повод показать свое воспитание, а потом они друг за другом проследят...'

Все это представление развернулось ровно к тому моменту, когда под навес вихрем влетел граф полковник Иртон. Который как раз все это видел — но... чуточку опоздал. Ах. Что он предпочел не заметить.

— Господа. И дамы. Времени немного, начнем. Мадам, я пригласил Вас, дабы вы подробно рассказали нам о своей удивительной котловой телеге. Прямо отметим, попытки ее воспроизвести, которые я видел — тут он обвел взглядом ротных командиров. — Оказались не настолько хороши.

— Как будет вам угодно, Ваше Сиятельство.

Лиля, снова приковав к себе взгляды всех присутствующих, достала блокнот, перелистнула его (на самом деле просто собираясь с мыслями) и начала.

— Прежде, чем говорить о телеге (мы называем таковую, кстати, полевой кухней), мне представляется важным обсудить вопрос о питании вообще — поскольку то, что обычно едят у вас в полку, готовить таким образом нецелесообразно, что и произошло...

Первый вопрос, который она получила от капитана третьей роты, был вообще не по теме:

— Мадам, а вот такой бы пустой кодекс, как ваш, нельзя ли где-нибудь заполучить?.. Сколько вот, к примеру, парочка бы стоила?

Публика явно оживилась.

— Господа. — не дал уйти от темы полковник. — Телеги... то есть кухни.

Дальше выступил 'Снабженец'. Нудно, кивая всем подряд, он перечислял очень (наверное) нужные вещи, планы, напоминал про выдачу каких-то денег, уже пришедшие и оплаченные припасы... Конечно, все сводилось к тезису: 'Ничего не надо, все трудно, через годик купим, если еще захотите.'

Года полтора назад Лилиан бы умерла со скуки на этом перечислении. Полгода назад она бы наверное уже на середине выступила бы с гневной речью. Сейчас она, делая пометки, спокойно дослушала 'колобка' до конца.

— Так что — какой чеснок? Жили и без него... — 'колобок' пошел по третьему кругу.

— Что скажете, мадам лекарь? — Джеррисон Иртон не любил толочь воду в ступе.

Лилиан пожала плечами.

— По поводу чеснока, лука, ржаного хлеба и прочего — я уже все сказала. Решать вам, слова мои вполне проверяемы. По поводу же бюджета и закупок — мне не хотелось бы начинать обсуждение этой темы прямо сейчас. Я тут человек новый, возможно в этих суммах давно согласованные нужды — не хотелось бы вмешиваться...

Собрание удивленно забурчало.

— Вмешивайтесь, не стесняйтесь. Все свои.

Лиля перелистала блокнот к своим заметкам о положении дел со снабжением, и подняла глаза на оскорбленно надувшегося колобка.

— Начну с расценок. Неким неясным мне образом, закупки велись осенью, но цены отфиксированы, как мы все слышали, январем? Не самое выгодное время для закупки продовольствия. Забавно выходит — поставляли чуть ли не с поля, а в цену заложено хранение и перевозка до амбаров и погребов?

— Да я!..

— Мы вас слушали уже. — не сказать, что Джесс повысил голос, но снабженца он задавил.

— Далее. Как так получилось, что закупка велась крупным оптом, а цены — только чуть ниже чем на рынке со всеми сборами и накрутками?.. Разница должна была составить минимум десятую часть стоимости, причем в обычае и доставлять товар до склада заказчика. вам ведь его с рынка не везли, а значит сборов за место, за ввоз, ярмарочные не платили.

— Какой опт?! Вы вообще не знаете как полк снабжается! Каждая ро...

— Я не знаю как полк снабжается. — Лиля тоже умела 'забивать' голосом. и уж не этой кругленькой истеричке было ее перебивать. — Но вот кадушки у вас все с пометкой складов 'Ворса и партнеры'. Мешки я конечно не смотрела, но мнится мне — тоже примерно оттуда. Мне все равно кто возил, и разные ли люди появлялись в ротах, но у 'Ворсов' в пяти городах перевалочные пункты — они и отправили. Это, я так понимаю, при том, что возы целиком свои, полковые?

— Мы ж сами возить не будем, знаете, сколько их приезжало?! Вот, к примеру...

Лилиан опять дослушала перечисление, и спросила:

— А всех партнеров Сивера Ворса перечислить можете? А то я-то только троих знаю, их вы всех назвали — остальные, наверное, и есть оставшиеся?

— Ах ты ж сукин кот, — задушевно и тихо сказал капитан второй роты, потянувшись к кинжалу. — Ты ж мне всех купцов водил....

— Сидеть всем! И на сколько нас 'нагрели'? — спросил мрачный полковник

— Сложно сказать. Договора же не было, цены-то по хорошему в мае надо согласовывать, а сентябре октябре так, слегка править только... Сравнивать не с чем. Цен и ситуации я же для ваших мест не знаю. За год корон на сто пятьдесят, предполагаю. От двух до трех десятых стоимости поставок.

Кто-то просвистел. Кто-то охнул. Уже прижатый соседями 'колобок' заверещал в том смысле, что СТОЛЬКО — это совершенно невозможно...

— Ну, ему-то, конечно, столько никто не заплатил — сказала Лилиан закрывая блокнот. Корон тридцать-сорок, не думаю что больше. Еще на партнерство, наверное, намекали — но не возьмут, ни в коем случае.

— Ка-ка-как не возьмут?.. — опешил 'кладовщик', даже не заметив, что этим выдал себя с головой. Лилиан только пожала плечами, удивляясь такой наивности.

— Так ведь у Ворса все три дочери уже замужем, все его партнеры — мужья, да дядья. Это все знают — шутка такая у купцов, про Ворсов... Ах, извините, мне ее знать не полагается, она не совсем приличная. Так что мест нет, да и ты ему кто? Так, приблуда... Еще и вороватая.

Тот скис, капитаны замахали руками и заговорили одновременно, Джесс заорал, унимая их, и зовя профоса.

Шум и бардак слегка унялся только часа через два. Лагерь живо обсуждал новости, снабженец 'богател' с каждым циклом пересказа.

— М-да. — сказал Джеррисон, еще раз прочтя ее заметки. — Следует признать, я дурак.

— Просто никогда не занимались торговлей.

— Да, похоже я на нее только смотрел... А вы — занимались?

— Иртон. — на этом месте Джесс скривился. — Тараль. Причем последний — под личным контролем Его Светлости Винштейна. Ну и почтенный Ватар кое-что преподал.

— Герцог Винштейн? Казначей? И он вас узнает? — остро глянул на нее муж

— Уж полагаю!!! — еще бы нет, сколько она ему заплатила!

Джесс встал и начал нервно ходить туда-сюда.

— Где же я возьму интенданта сейчас, посреди кампании?!

— Не знаю. — сказала Лиля, вставая. — В частности поэтому мне не хотелось выступать. Но, честно сказать, он меня уже достал. Накопилось..

— Как это — 'достал'?

— Чрезвычайно надоел. Один полководец, говорят, советовал вешать интендантов раз в три года. Для экономии времени — не разбираясь за что конкретно.

— Четыре года.

— ?..

— Раз в четыре года. Это из Матильды Ивельен...

Очевидно кое-что во всех армиях было одинаковым. Хотя Лилиан здорово удивилась, услышав женское имя.

— Если будете его перепроверять, то я бы обратила внимание на сроки и способы замены снаряжения. Мыслится мне, обязательно там что-то найдется. Мы можем сейчас кое-что обсудить, как раз по снабжению?

— Можно это отложить? Перед вечерней поверкой, сможете заглянуть?

— Хорошо. Что теперь будете с ним делать? — было понятно, кто имеется в виду.

— Повешу. — пожал плечами Джесс. — Допросим и завтра-послезавтра повесим.

— Как?... — Лилиан несколько сбил с толку совершенно бытовой тон.

— За шею. И будет он висеть, пока не умрет. До встречи, мадам.

В несколько смешанных чувствах Лиля отправилась к себе, в лазарет.

Вечером Лилиан шла к Джеррисону с твердым намерением 'выбить' из него взвод для натаскивания воды — или, хотя-бы, дополнительные ведра. Река и в этом лагере была достаточно далеко, и чтобы обеспечить лазарет водой приходилось либо уговаривать солдат, либо тратить массу сил и времени и таскать самим. Несмотря на то, что большого потока раненных не было — солдаты быстро поняли, что 'Мадам лекарь' и 'ее фершалши' могут не только сложить сломанную ногу, но и, например, вычистить язву или ответить на вопрос про 'в боку колотье', или вправить грыжу — очередь формировалась еще до завтрака. Они были готовы перетаскать ей хоть всю реку — но ведер не было. Богатые приходили с котелком воды. Было их очень мало.

Каптенармус же, считая лазарет испытанием на терпение, посланным ему Альдонаем и командиром, не давал ничего, пока вообще мог стоять. С его начальником взаимопонимания не случилось. По поводу системных трат надо было говорить с его преемником. Когда таковой образуется.

— Его сиятельство занят!

— Ройс. Посмотри мне прямо в глаза и повтори это?

— Мадам лекарь, ну правда, просил не трогать полчаса.

— Обещаю к нему не прикасаться. Ваше Сиятельство! Вы еще долго?!

— Заходите, мадам лекарь Брокленд! Что у Вас?

— Нам нужны либо двадцать ведер либо отделение солдат и десять ведер!

— А причем тут я?!

— Без вас каптенармус не дает ничего.

— Ну, вообще-то, двадцать ведер — это как-то чуть больше, чем многовато?!

— Я уже сто раз говорила, что...

— ВащСиятство, — ввалился в палатку Фрайги Саверней. — Там это — возы с углем и кузнецы, похоже, уже дерутся!!!

— ХВОСТ МАЛЬДОНАИН, ИДИОТЫ!!

Джесс вылетел из палатки вслед за Фрайги. Лилиан осталась одна.

Палатка командира... Она с интересом осмотрелась. Пара попон в стороне — спальное место. Седло в качестве подушки. Оружие — две шпаги, протазан, какая-то пика, ножи — Лилиан не знала названий — множество железяк с ремнями.

Три сундука, разного размера.

Столик — единственный предмет роскоши, который командир везде возил с собой. После того, как Джесс намекнул (Очень Тайно намекнул — судя по всеобщей многозначительности), что только вот за этим столиком может родиться Истинный План Победы В Бою, столик носили нежнее, чем походный алтарь и следили за ним внимательнее, чем за лошадьми.

На столике валялись свитки — правда, ни одной карты. Большая часть, насколько видела Лиля была перепиской о перемещении барахла, но одно... Почерк. Там был куда более крупный почерк, почему-то притянувший ее взгляд.

Лиля оглянулась — но оруженосцы умчались с командиром растаскивать кузнецов. Любопытство, смешанное с растущим волнением, пересилило осторожность.

'Дорогой Папа!'

Сердце Лилиан пропустило такт, дыхание перехватило.

'Ярл Эрик мне сказал, что он тебе это письмо сможет переправить и ты был бы рад, я вот пишу.

Мы на острове, только я не скажу на каком — это секрет. Эрик сказал, что пока мама занята, я буду тут жить.

Папа, дедушка Август пишет, ты скоро всех мятежников засмиришь..'

В этом месте Лиля против воли улыбнулась и обнаружила, что щеки у нее уже мокрые, а текст в глазах расплывается.

'... засмиришь, и мы вернемся. Мы всем отделением здоровы и занимаемся по плану, чего и тебе желаем. По поводу же мамы'

Лиля зажала себе рот.

'... и ты ее пожалуйста поищи, если она не приехала, потому что я за ние очень бе...'

Миранда. Мири. Дочка. Жива.

Лилиан не плакала, когда перед ней заживо резали человека. Лилиан не плакала, когда ее чуть не изнасиловала банда мародеров. Она вела жесткие переговоры, билась с косностью, слышала оскорбления и пахала по двадцать часов в сутки, и, с чего все началось, подыхала после выкидыша. Она не плакала тогда. Понадобился орущий король, чтобы она хлюпала от обиды — но теперь только командирская палатка спасла полк от паники по поводу рыдающей навзрыд 'мадам лекарь'.

Мири жива. Мири жива и здорова.

Только через полчаса, так и не дождавшись — хвала Альдонаю — Джериссона, Лилиан выскользнула из палатки, кивнув часовым — как же хорошо, что они стояли за десять метров! — убежала к себе в лазарет.

Джесс вернулся в палатку уже по темноте. конечно, Графиня его не дождалась — нельзя не заметить, приличия она соблюдала жестко... Ой. Вот ведь — прилепилось прозвище, а! Ладно, не вслух же...

— Граф полковник Иртон?

— А! Заходите, господа. Спасибо, что пришли.

Квартирьер и старший фуражир.

— Поздравляю нас всех с тем, что казначея полка у нас нет. И на ближайшую пару месяцев не предвидится.

Радости офицеры не высказали.

— Посему, определимся кто и что будет делать дальше. Мадам Брокленд мы все внимательно послушали, так что приступаем к обмену солонины на крупы. Ну и давайте как-то действительно унифицируем эти самые кухни.

— Ваше Сиятельство, но... и правда это так надо?

— Правда, господа. Правда. Все увидите. Завтра с утречка прикиньте чего у нас есть, чего нет — и начнем.

Лабиринт

К концу второго месяца Мири начала различать тонкие оттенки молчания Стейнмунн. О, Стейнмунн умела молчать! Она молчала устало, зло, иронично, поощряюще, ожидающе, осуждающе, одобрительно и НЕодобрительно.

Парни вообще предпочитали с ней сталкиваться пореже. Короче всех это сформулировал Нари: 'Блин, даже не выпорола — а прям холодно!'

Мири, трезво рассудив, что хуже не будет, в свободное время предпочитала наблюдать за ней. Это было.. очень по-разному. Стейнмунн ее не гоняла, хотя первое время молчала выжидательно. Впрочем, свободного времени было не очень много. В отличие от дров, сена, воды... На удаленном хуторе работа всегда есть. Мири, памятуя о маме, даже не пыталась отлынивать. Очень, очень много вариантов последствий, когда некому обращать внимание на капризы. С парнями проблем не было — приказ есть приказ. Кормят — и отлично.

Их хозяйка оказалась известной личностью. К ней часто приходили, хотя делали это нехотя, с опаской, и соблюдая целую группу идиотских ритуалов. Как-то раз парни обнаружили обходя границы 'условно их' участка какую-то тетку, и приволокли ее к Мири.

— Это кто?

Тетка гневно сверкала глазами, всячески показывая что просто руки связаны, а то бы она ух! Один из парней сверкал свежим 'фингалом'.

— Ходила тут, по кустам пряталась. Может, она шпион?!

Мири пошла за Стейнмунн.

— Там, это, ребята какую-то тетку в кустах поймали. Нам ее чего — выгнать?

Старуха вытерла руки и пошла к ним в амбар. Увидев ее и тетка, и парни поприжухли.

— Фгфыгхр!!!

Стейнмунн посмотрела на парней и приподняла брови.

— Кусаться начала... — смущенно пробурчали парни. У старухи поднялась левая бровь.

— Ну?

Парни нехотя вытащили кляп и начали развязывать тетке руки.

— Чужаки проклятушшие!! — само собой, это было только начало.

Из потока ругани выходило, что почтенная хуторянка ожидала урочного времени дабы обсудить с уважаемой знающей женщиной важное дело, но не понимающие....

— Что за дело?

Хуторянка оглянулась на ребят. Мири демонстративно прислонилась к стене, а ее отделение осталось стоять, как стояло. Старуха на гоп-компанию никакого внимания не обратила.

— При чужаках не буду!

Стейнмунн, не тратя усилий, развернулась к дому.

— У меня есть серебро, я заплачу!

Ничего не изменилось.

— Хрёрек. Хрёрек Эдвиннсон... Дай мне приворот, ведьма. Я заплачу, ты знаешь.

Старуха также не спеша развернулась к тетке.

— Совершенно бесплатно тебе отвечу — нет.

— Почему?!

— Ты четвертая. И две предыдущие были тут — после. Ты не послушаешь, так что потом и приходи.

— Ведьма! — буркнула тетка уходя.

— Так и передать? — нетактично поинтересовался Нари. — А то, можа, в деревне с кем поговорить?

Ответа он не был удостоен. Вечером Стейнмунн зайдя в 'их' амбар буркнула:

— Найдете еще, гоните ко мне. Хоть по ночам будут поменьше шляться... И нечего дур вязать, герои.

От хутора до села было примерно два-два с половиной часа ходя по каменистым холмам. Нельзя сказать, что на вирманских островах ничего не росло — но деревья и правда были нечасты, а их ельник — редкостью. Судя по всему, он и сохранился-то потому, что там жила Стейнмунн — и до нее тоже кто-то, кто считал нужным и возможным его хранить.

Село было большим — около шестисот дворов, кузня, торг. Дома тут строили не очень высокие — но длинные, а на односкатных крышах сажали траву. Само собой, не просто так — там паслись козы.

Мири попала пришла туда примерно десятинки через три — и с любопытством смотрела на незнакомую жизнь. Против ее невнятных ожиданий, у людей тут не было ни клыков, ни когтей, никто не ел младенцев, не бегал с воплями размахивая тяжелыми топорами и вообще народ вел себя степенно и прилично. Хотя жил небогато. Например, ее кинжал на поясе сразу вывел ее в статус 'представитель состоятельной семьи'. Народ пас коз, делал сыр, ковал мечи, ремонтировал три больших корабля. И ловил рыбу.

В селе, как она выяснила, было четыре больших клана, состоявших из множества семей. Они не то чтобы любили друг друга — но вели себя сдержанно. Поменяв кое-что из припасов, они справили тут пару кожаных жилетов парням. Деньги тут почти не ходили. Хотя на них и посматривали с опаской — как-же, живут у... знающей женщины — отнеслись к ним вполне доброжелательно. Хотя-бы потому, что можно было их поспрашивать что да как. А с ведьмой-то не очень поговоришь.

В селе они бывали не так уж часто, но раз в десятинку — точно. Отнести, принести... ну и любопытно же!

— Как ты это делаешь?! — спросил у неё Руп на третий, кажется, раз

— Что делаю? — не поняла Мири, которая все еще пересчитывала в уме полученные от кузнеца гвозди.

— Ну, блин, они ж вирмане — а с тобой уже как со своей, и ты с ними тоже.

— А чего у вирман не так?

— Ну, они же, типа, в набеги...

— Какие набеги, ты чего? Рагнар — кузнец, какой набег, он засветло встал к горну, затемно ушел. Ульфрика Эйега не отпустит никогда в жизни...

— Это почему это?

— Ну, какой набег — в набеге ж бабы! — ехидненько заметил Нар. Оглянувшись.

— Какие бабы? — опять не понял Руп.

— Такие, — заметила ему Мири. — Как Гудрунн, например, на сиськи которой ты пялился сегодня...

— Я не пялился! — взвился Руп.

— А-а-а... ну, это хорошо. Потому как она женщина серьезная, рука тяжелая. Опять таки — у неё ж ребенку года еще нет...

— Ты-то откуда знаешь? — воспользовался возможностью 'съехать' со скользкой темы Руп.

— Ну, ты тормоз! — поразилась Мири. — Она ж в прошлый раз просила у Стейнмунн припорожный амулет от троллей, с мятой. Это ж от кражи!

— Да?.. А почему мы его не видели?

— Да кто ж нам, чужакам, ребенка до года покажет?! Ты чего, не выспался?

— Ну вот — мы тут и были раза четыре всего, а ты уже полдеревни знаешь...

Мири пожала плечами. Вопрос казался ей странным — это же люди, как же их не видеть? Как же можно не узнавать про детей, про мужей? Как же можно не слышать разговоров?! Это и запоминать-то не надо, не короли же. Они же интересные!

— Муха, здорово! — с дороги им помахал один из гребцов Эрика, выкупившийся из неволи после последнего похода

— И тебе по-здорову, Вестмар! — замахала ему Мири. — Как жизнь-то, женился?!

— Ну! — расцвел щербатой улыбкой Вестмар. — Дождалась! А вы там как? Прижились?

Само-собой, обстоятельно поговорили. Заодно, по поручению Стейнмунн, приценились к козлятам. Загодя сговориться-то надо, загодя.

— Слушай, а чего ты его спрашивала, про женитьбу? У него ж пояс, оно и так понятно?

— Потому и спросила, чудак-человек...

Та женщина, нестарая и небедная (аж с ножом на поясе), появилась тоже под вечер — но она никак не скрывалась, на детей внимания не обратила и как-то пошатываясь пошла к большому дому. Старуха встретила ее во дворе. Увидев ее тетка без слов и слез страшно завыла. С воем она даже попыталась на Стейнмунн броситься, но 'сломалась' не добежав и упала на колени.

— Дождалась, дождалась, ветку, ветку вместо Олафа кормщик принес, ветку серую!... А я ли не ждала, я ли котел не мыла, травы не собирала?! Я ли молока жалела, я ли чужой тропой ходила?! Я ж и к тее...

Стейнмунн молча шагнула к ней и протянула руки. Тетка практически упала на нее. Потом она то рвалась, то повисала на ней, то пыталась неловко колотить, захлебываясь своим не очень понятным горем. Ребята чувствовали себя очень неловко, и Мири кивнула им на дверь. Нари помялся — и остался в уголке.

— Кувшин с третьей полки. С двумя кожаными тряпицами. — кивнула между воем старуха Мири. Та опрометью, чуть не уронив всю полку, принесла указанное, не забыв прихватить глиняную кружку. По кивку старухи, Мири налила кружку и та, пусть и не сразу, но сумела напоить тетку. Крепкие еще зубы стучали по краю, темно-зеленая жидкость лилась на хорошее, трижды беленое полотно.

Женщина постепенно обмякла на старухиных руках. Мири и Нари помогли ей оттащить тяжелую, сильную тетку в дом и положить на топчан, под шкуру медведя — которую Стейнмунн специально сняла из под крыши..

— А она... выздоровеет? — спросила Мири.

Стейнмунн неодобрительно зыркнула на нее.

— Что назовешь здоровьем?

— Ну.. плакать перестанет?

— Да.

— А... ну...

— Если руку отрубить — новая не отрастет. — буркнула старуха. — Но потом болеть будет реже. И привычнее.

— А чем ты ее напоила? — не отставала Мири.

— 'Травяной ночью'.

— А... ты научишь меня ее варить?!

— Нет. А мачехе своей передай, что когда — и если! — надо будет — тогда у нее и получится.

На этом странном замечании разговор закончился.

Тетка проспала сутки. Мири не видела, как она проснулась, а просто на следующий день заметила, что тетка лежит и смотрит 'в никуда'. Стейнмунн еще поила ее какими-то отварами, а пришедшую на следующий день девчонку лет двенадцати успокоила, сказав что дня через три мать вернется. Мужик, пришедших с девчонкой, так и не зашел на двор — топтался снаружи. Тетка пролежала два дня, а потом начала вставать. Стейнмунн, конечно, сразу приставила ее к делу — посадила перебирать горох.

Мири, воспользовавшись сбагренной работой, выгнала парней тренироваться с шестами. А парни конечно и ее поставили в ряд. Так пара часов и прошла.

— Юкке... — бледно улыбнулась тетка, когда подошла старуха.

— Похожи. — согласилась хозяйка.

— Это про что? — поинтересовалась Мири незнакомым словом.

— Волчата.

Парни надулись от гордости.

— Такие же любопытные и глупые.

Через пару дней Мири удалось задать (судя по потрясающей длине ответа) хороший вопрос:

— Стейнмунн, а почему к тебе мужчины приходят если у них большая рана, или сломано — а женщины ну... по-другому?

— Те мужчины, кому надо бы ко мне придти, чаще умирают молча.

— Ты их не лечишь?!

— Если приходят.

— Как пришел ярл Эрик?

— Нет. Он не думает, что болен. И не приходил.

Через пару дней упомянутый Эрик пришел к ней. Ярл Эрик. Дожидаясь их из леса, он сидел на бревне, которое они приволокли с берега на роль лавочки (отбив его у ватажки деревенских подростков). Судя по уменьшившемуся количеству сучьев — ждал он довольно давно.

— Муха... гхрм.. Графиня.

— Виконтесса. Так меня надо было бы назвать. Мири — так зовут меня. Ты же не забыл.

— Помню. Мири. Чего вам, Стейнмунн топора не дает?

— На сучки?

Чего-то он мялся.

— Я иду на юг, и веду семнадцать кораблей. — её рот как будто свело от чего-то кислого.

— Ты идешь грабить побережье?..

— Ативерна в безопасности, мудр и щедр конунг Ричард. Но пока я не могу вернуть тебя домой. Твой отец в походе, так написал мне мой человек. Конунг Ричард отдал нам наших старых врагов, я обязан моим живым и моим мертвым.

— И я... остаюсь здесь?

— Когда какой-то из моих кораблей вернется, он отвезет тебя, куда ты скажешь.

— Ярл Эрик, можно мне написать отцу?

— Конечно.

Письмо получилось короткое и какое-то детское, но в голову особенно ничего не пришло.

— Скажи, Эрик — а могу я купить корабль?

— Вас всего пятеро — кто его поведет? Ты выучила пятнадцать созвездий — но островов ты совсем не знаешь.

— Да, — вздохнула Мири. — Наверное, так не получится. А ты уже понял, что тебе говорила Стейнмунн?

— Нет. И учти — собрать команду трудно. Пока у тебя нет команды — корабль тебе не нужен. И не хвастайся деньгами!

— Я понимаю. Удачи тебе, могучий ярл. Вернись домой, ладно?

Эрик посмотрел на нее и покивал. И пошел к бухте.

Мири думала еще десятинку.

— Стейнмунн. Я хочу попасть домой до конца лета.

Та выжидательно посмотрела на неё.

— Что мне делать?

Стейнмунн молча посмотрела на нее, потом повернулась и пошла в глубь дома, рыться в сундуке. Из него она достала старый, когда-то заплесневевший, но почищенный кусок пергамента. На тонкой коже буроватыми точками был нанесен рисунок.

— Что это?

— Путь. Построй его.

— Из чего?!

— Из камней. Учти — это ТВОЙ путь. Не Рупа. Не Нари. Не мой. Только твой.

— И это.. путь домой?

— Это — путь. Когда-то он был на верхушке Лысой.

На этом объяснения закончились.

На верхушке Лысой сопки действительно была сравнительно ровная площадка, примерно на один полет стрелы. Деревья там не росли, а во мху хаотично валялись белые камни, размером от пары кулаков до головы взрослого мужчины. Часть из них успела позеленеть, часть — нет. Начав выкладывать их, Мири быстро выяснила, что на все точки камней не хватает. Их даже на треть рисунка не хватало.

— Слушай, — сказал Руп, глядя как она пыхтя выкладывает камни. — Давай мы его с ребятами накидаем?

— Нельзя, — вздохнула Мири сев на камень передохнуть. — Стейнмунн сказала, он только мой.

— Ну... давай мы хоть камней натаскаем?

Весть о том, что выселковские зачем-то отыскивают и таскают на лысую белые камни стала хитом десятинки, а потом и всего месяца. Народ (особенно дети и подростки) бегали посмотреть на такую потеху. Взрослые ну как бы мимо проходили. Кто-то приносил или прикатывал камни. Кто-то просто смеялся... Пару раз приходилось начинать почти сначала.

В середине одного серого дня Мири положила камень — и осознала, что он последний. Она стояла в середине странной дороги, образованной камнями. Вокруг, снаружи образованного камнями большого круга, стояли люди — и молча смотрели на нее. Моросил мелкий и холодный весенний дождик. Перешагивать через камни Мири показалось как-то... неправильно. И она пошла по дорожке. И через пять минут снова оказалась в центре. И снова пошла. И снова центр. И снова.

Уже начинало темнеть, когда он вышла. Её парни подошли к ней и накинули на плечи куртку. Нари дал ей кожаную фляжку напиться. Люди стояли и молчали, глядя на нее. А она смотрела на них. А потом спросила:

— Скажи, Нутр Хромой, корабль твоего бывшего бонда — он еще не сгнил?

— Нет, лута. Он еще крепок. — так ее впервые назвали лутой. Дочерью ярла. Так назвал ее Нутр Хромой, штурман и кормщик старого конунга. Тосковавший от того, что после смерти конунга его самого уже три года не брали в набеги и плавания.

— Ты живешь в его доме. Спроси у уважаемой Трюд-матери, не согласится ли она его продать? Ведь сыновья ее в походе, на своих кораблях.

— Хорошо, Лута. Я спрошу.

— Я собираюсь в Альтверу. — сказала всем лута Мири, виконтесса Иртон, по прозвищу Муха. — Кто со мной?

И разные люди, до того стоявшие у круга камней, стали подходить к ней.

Ведьмин уксус

Жизнь в лагере Пятого пехотного полка можно было назвать какой угодно — но не скучной. К удивлению Лили, именно тут нашлось множество людей действительно готовых принимать новое. Причем принимать без особых доказательств, просто как данность. Тут можно было, кажется, быть даже ведьмой — но надо было быть НАШЕЙ ведьмой. Это сильно облегчало ей жизнь — но предсказуемой ее не делало совсем.

Однажды утром Лилиан отправилась к графу Иртону за планами передислокации. Насколько она знала, место уже определено и надо было согласовать, где на следующем пункте размещения будет стоять лазарет. Хроническое решение Джеррисона 'Ну найдите себе какие-нибудь кусты!' ее категорически не устраивало.

Лагерь уже проснулся и бодро сворачивался — кто-то завтракал, кто-то одевался, кто-то ругался. Ее приветствовали — отвечала, кто-то вслед посвистывал — это она гордо игнорировала.

У палатки же командира она увидела сцену, которая ее... скажем так, неожиданно задела.

С формальной точки зрения, абсолютно ничего не происходило — девица из обоза, Марика, принесла и передала Джеррисону новую рубашку. Собственно, с обозом и шел такой интересный сборный народец — ремесленники, прачки, швеи, шорники... Но как вот эта самая девица это сделала!

Лиля даже не сразу поняла почему, но ее первой же мыслью было 'Ах ты ж, сукина дочь!!!'.

Во-первых, Марика принесла рубашку точно утром, ровно в тот момент когда Джеррисон закончил умываться, а оруженосцы отправились за кашей. Так что именно ему в руки она ее и отдала. Чисто случайно так вышло, ага. Как раз его старая рубашка была расстегнута до пупа. И мокрая. Ровно настолько, чтобы девушке мило порозоветь.

Во-вторых, что-вы — что-вы, приличная девушка. Воротничок (это посреди-то военного лагеря после трех десятинок марша, хоть и в обозе) прямо белоснежный. Очень выгодно подчеркивающий линию и без того красивой шеи, еще и открытой прической. И прическа — конечно с платком, как можно иначе! Только вот платочек-то прямо кричал 'Ах, ничто не может прикрыть мои волосы! Ах, как я стесняюсь — вот прямо всей этой блестящей каштановой волны'. Еще бы носовым платком волосы покрыла, коза.

В-третьих, она не просто подала ему эту рубашку. Она вся подалась вместе с ней, трепеща ресницами, скромно наклоняя голову, но прямо-таки вот не удержалась взглянуть на их светлость из-под них. Огромными зелеными глазами. И покрутить платьем, скромным, но подогнанном точно по фигуре, уж точно не забыла. У бедной же девушки совершенно нечего под него надеть, конечно... 'Особенно на вот этот вот четвертый номер, который ты ему только что на блюде не поднесла!'

Ну и рубашка была, прямо заметим, очень персонально пошита для Их Светлости. Это ведь непросто, если кто не в курсе, такой отрез шелка найти, а потом его ручками шить.

Вторая мысль появилась почти сразу же вслед за первой — 'Ах ты кобель!!!!'.

Опять-таки, формально все было очень прилично. Их Сиятельство, граф полковник Иртон милостиво принял у крестьянки работу. Но.

Во-первых, как он к ней повернулся! Как огромный, потянувшийся, прямо-таки приласкавший девушку всем движением кот, с прокатившимися по всему телу мышцами. Конечно, он не вставал ей навстречу — но вот просто повернулся. В свободно накинутой старой, поистершейся рубашке. Нет, так и не застегнутой. Разве могучего воина может волновать какая-то утренняя прохлада?

Во-вторых, рубашечку-то принял двумя руками, прямо из ручек мастерицы. Заодно чуть-чуть придержав их в своих. На секундочку. Заодно мягко погладив.

В-третьих, он ей улыбнулся. Этого Лиля не видела на его лице — он стоял в пол оборота — но зато увидела на Марике. И солнце вроде не вышло, а девушка как будто осветилась. Уж конечно, рубашку он не бросил и свернул аккуратно.

Ну и серебряную за рубашку — это было с переплатой, минимум на треть. Зато не стыдно прямо в ручку вложить.

'А то ты, кошка невыдраная, прямо выронишь — что он тебе руку сам в кулачок сжал!!!'

Впрочем, по-настоящему разозлиться она не успела.

— Хрр-ук?..

Ее довольно бесцеремонно пихнул в ухо огромный, черный и очень оптимистично настроенный нос.

— Стобед, лошадина, не пихайся!

Конечно, на её отпихивания Стобед не обратил особого внимания. Лиле этот громила нравился — несмотря на размеры и силищу, характер у него был упрямый, но не злой и в-общем вполне компанейский. Вот сейчас, он решил, что надо поздороваться — и пришел здороваться. Ну, болтается там у шеи чего-то мелкое (Ройс) ну и что? Лиле полагалось его немедленно поскрести, побурчать на 'лошадину', и поцеловаться. Утро же, жизнь прекрасна!

Приказывать Стобеду мог ровно один человек, а примерно слушался он еще одного (старшего конюха). Остальным приходилось договариваться. Или целоваться — Лиля сморщилась и щелкнула жеребца по носу. Заодно, как уже привыкла, посмотрела место шва — все в порядке.

— Стобед, — заныл Ройс. — Ну пошли уже... Мадам лекарь, ну скажите хоть вы ему!

Из вредности, Лиля еще некоторое время обнималась с довольно сопящим конем, но потом сжалилась и пошла с ним вместе к командиру.

Честно говоря, утренняя сцена несколько сбила ее с толку. Тем, что она вообще обратила на это внимание. 'Это не мое дело... Или мое?'

— О, мадам лекарь! Хорошо, что Вы зашли.

Джеррисон, уже — хвала Альдонаю! — в рубахе (новой) и накинутом колете, обратился к ней первой.

— Доброе утро. Ройс, давай мне поводья и собирайся. Ты с разведкой идешь в рейд уже сегодня. Мадам лекарь, нам надо обсудить, где будет стоять лазарет. Начинаются бои, раненые будут. Я так понимаю, существенно доставить их к вам быстрее — ваше мнение, что для этого надобно иметь?

Пока он говорил, она успела успокоиться. Обсуждение не заняло много времени, но в конце она затребовала котел.

— У меня есть котел... но разбираться с ним вы будете сами!

— Он дырявый?

— Нет. И, как вы и просили, довольно большой. На пару ведер.

— Беру.

— Отлично! — ухмыльнулся полковник Иртон. — Я в Вас верю.

Что-то тут было не так...

Каптернармус услышав про котел даже не побежал ничего спрашивать, а сразу приволок ЭТО. И причина оказалась очень простой...

— Да вы что с ним делали?!

— Воду кипятили, что ж еще? Мадам, мы в Вас верим!

— Ах ты ж свинья кошачья... — сказала Лиля уже пустому месту.

Она сама не могла котел даже поднять — слой накипи на нем был в палец. Не считая сажи.

— Руф! — кликнула она пробегавшего мимо сержанта из третьей роты. — Помогите мне котел отнести.

— Вот же кошкин сын, а?! Это чего, он его вам впарил все-таки?! Сей момент. Да мы его сами потрем...

Сама по себе очистка котла была необходима. До выхода было меньше двух суток, а кипятить в таком воду — только дрова переводить. К идее 'потереть' Лилиан отнеслась скептически и не зря — колотить по котлу было никак нельзя, он был не стальной, а медный — точнее, скорее латунный. Ковырять тоже стоило с осторожностью — иначе его можно было и пробить.

Часа через два, она скептически осмотрела результаты попыток. Они не впечатляли.

— Ну, долго ж вы его так скрести будете. — третья рота, уже успевшая пожалеть о неудавшемся подвиге, замахала руками и загомонила.

— Что значит 'Как по другому?' — спросила Лиля. Вы чего, не знаете? Ну-ка поставьте— ка в нем воды на огонь. Половинку...

Лиля сходила к палатке и добыла бутылку с уксусом.

— Итак, — сказала она эффектно зайдя со стороны реки. — Наливаем...

И плеснула в котел от души. Чтоб уж наверняка. И только плеснув подумала, что это эсенция, а значит концентрация кислоты там куда как выше. Сработало как часы — котел зашипел, заплевался клочьями пены и кипятка. Зрители в ужасе загомонили, шарахнулись и бросились в разные стороны. Оттерев ее на край берега, который как-то ей не нравился...

Весь суглинковый пласт съехал под дружный ор солдат и ее собственный визг прямо в речку. Хорошо еще, не в омут. Было не больно — но стыдно и смешно.

— Вы чего побежали, идиоты?!

— Дык ить варево ведьминское!!! — тут солдаты осознали, что ведьма вообще-то, получается, тут... И злить ее как-то неумно.

— Точно идиоты. — отплевывалась Лилиан. — Какое — варево?! Какая ведьма?! Это ваша же вода, чудики! Уксуса плеснула и все!

— Очаровательно. — сказал сверху Джеррисон Иртон. — Восхитительно. Вам всем очень идет. Чем вы вообще занимались, а?

— Котел чистили. — угрюмо ответила за всех Лилиан, подумав, что талант Иртона оказываться в самой гуще заварухи все-таки страшно мешает жить. — Не поможете вылезти?

— Ответственные предусмотрительные офицеры — потрясающе высокомерно начал Джеррисон. — Не попадают в такие ситуации. Я распоряжусь, чтобы Вас доста...

Оставшаяся часть берега осела прямо под ним.

— Да. — заметила Лиля, подождав пока он отплюется и закончит ругаться. — Насчет распоряжения. Пожалуйста. Было бы к месту.

Оглянувшись, она обнаружила, что солдат вокруг уже нет. Очевидно, общаться с разъяренным полковником не хотелось никому, а ее моментально стали числить 'уже большой девочкой'.

— Это все вы виноваты! — заявил Джесс, пытаясь что-то смахнуть с камзола. Что именно — под слоем стекающего ила понять было трудно.

— Ваша шляпа. — Лиля пытаясь не очень злорадно улыбаться вручила ему только что отловленную шляпу.

— У вас — мстительно заметил Джеррисон Иртон. — Коса в грязи.

— У вас тоже.

— Сей момент, Ваши Сиятельства, — раздался сверху голос капитана третьей роты, о-о-очень услужливый. — Сейчас и веревок сообразим...

— Поздравляю. — мрачно заметил Джесс. — Теперь и вы героиня идиотских историй.

Он набрал в шляпу воды, скептически оглядел ее и вылил на спину. Что-ж, часть грязи действительно стекла. Лиля попыталась заглянуть за спину — а то ведь действительно, косу даже и на грудь не перекинешь.

— Полить? — с фальшивой улыбкой спросил Джесс.

— Ах, муж мой, — захлопала ресницами Лилиан, подражая баронессе Ормт. — Вы так любезны, но мне совершенно неудобно беспокоить вас.

Эффект был несколько неожиданный. Джеррисон Иртон дернулся как от удара палкой.

— Все еще не привыкнете?

— Тьфу! — некуртуазно сплюнул Джесс. — Я начинаю думать, что на самом деле мне повезло с последней женитьбой...

Эту неоднозначную фразочку Лилиан прокомментировать не успела. Сверху почтительно спросили:

— Вашим Сиятельствам веревку скинуть, или... не беспокоить часика три, пока вы там... изволите вдвоем купаться?

— Так! — немедленно откликнулся Джеррисон на стратегически расставленные паузы. — Это кто там такой остроумный?!

— Кидайте. — сказала Лиля. — Тут комары. И, кажется, пиявки.

— Что значит — 'пиявки'?! — насторожился Джеррисон.

— Что значит — 'кажется'?! — спросили сверху.

— Веревку давай, вот что это значит!

— Тут что, и правда есть пиявки?!

— Альдонай пресветлый, что вас так это взволновало? Наверняка есть...

Могучий воин с лица несколько спал — но от веревки ее не отпихнул, нельзя не отметить.

На берегу, куда он вылетел пробкой раньше, чем ее вытащили, он лихорадочно стащил сапоги и напряженно осматривал ноги.

— Да нету ничего, нету. Штаны они прокусить не могут... — сжалилась над ним Лиля.

— Точно?

— Точно. Чего вы их боитесь? Ну, противно, ну чешется — ну и что?

— А в голове пиявки заведутся?! Или, скажем, прямо в ногах?!

— Пиявки так не заводятся. Это же не оводы.

Народ ей не поверил. Она моментально услышала массу совершенно достоверных историй, из которых следовало, что в Ативерне людей едят все, кто не люди.

— Вы, знатоки паразитов, лучше котел сполосните — и дочистите уж... Или нам отдайте. Прямо удивительно — все в курсе, и все — с чужих слов.

К вечеру Джеррисон явился снова. Поджавши губы, служанки допустили таки мужа до госпожи, сушившей волосы. Не у костра же это делать? Всех мужиков они разогнали, поставив возы квадратом — но мужа выгонять оснований не было.

Лиля, пользовалась поводом отдохнуть один вечерок — раз уж на этот раз действительно голову пришлось мыть. Бог свидетель, ей это было нужно. Закрыв глаза, она отдалась редкому моменту безделья — пока умелые руки служанок в три гребня вычесывали ее богатство. Заодно "настоящие" служанки будут поменьше бурчать между собой, что "невместно" госпоже самой это делать. Она не стала открывать глаза для разговора. Перебъется, дама изволит приводить себя в порядок.

— Мадам. У вас есть запас этого вашего особого уксуса?

— Немного есть.

— Сможете уделить на очистку котлов?

Лилиан воздержалась от ехидных комментариев

— Да. Немного дам. Утром.

— Благодарю. Доброй ночи.

Полковник удалился. Полудремотную негу все-таки испортил его рык не далее чем в ста метрах.

— Первая и вторая роты! Завтра с котлами за ведьминым уксусом для очистки явиться после завтрака!

— Слушаемся!

Очаровательно. Хоть бы подальше отошел... Сожгут ее с такими вот названьицами. Впрочем, тут не жгли. Тут отправляли в монастырь.

Придя в палатку Джесс сел на сундук и попытался вернуться к планам и донесениям. Очень хотелось отделаться от буквально ноющего ощущения этой плотной, шелковой на вид золотой волны, которая как будто была готова засветиться... Альдонай спаси, он же этих волос даже не трогал никогда! Воистину, золотое правило, вдолбленное ему когда-то насмерть 'Никаких шашней командира в полку и обозе!' соблюдать иногда было очень не легко.

Флаг

— Так ты мне что-нибудь, наконец, скажешь, Толстый?

— А что ты, Твое Сиятельство, хочешь чтобы я тебе сказал? — оторвался наконец от карты командир наемников. — Хочешь знать, какие у нас дела? Я тебе скажу.

Шут сел поудобнее.

— Сидим мы в центре недружественной территории. В которой мы вроде как сильнее всех — но по отдельности. Со снабжением у нас кое-как, на грани облома. Спасибо, что не голодаем. Идет к нам — неизвестно как, но идет — Кровавая Куница лично, со своим любимым полком. С тем самым, с которым он герцога Байканского пять лет назад куда-то дел, вместе со всей дружиной, двумя вольными компаниями и половиной замковой челяди...

В принципе, Шут знал, что челядь не так уж пострадала, но решил помолчать. Тем более, что конюх, которого он из любопытства расспрашивал о том штурме, трясся и заикался, как только речь о замке заходила.

— Имеем мы под боком тысячи полторы сброда... то есть, извиняюсь, благородных дворян. Как эту благородную плесень заставить подчиняться — знаю ровно один способ, но ты ж мне не разрешаешь. Так что мое мнение, господин наниматель, такое: дела у нас плохие, тикать отсюда надо. Быстро тикать.

— Куда 'тикать'? Мы тут стоим вроде как с законными претензиями на трон. Если убежим — какие претензии? И кто мы тогда, если не законная добыча?

— Коли мы, как ты говоришь, с законными претензиями — что ж твоя претендентка молчит и жмется, как альдон в борделе?

— А что она, должна тебе лично все высказать?

— Мне ничего говорить не надо, ты мой наниматель — вот и весь сказ. А вот местные именно так выражаются, как я тебе сказал. И твои 'благородные' — тоже. Ты знаешь, что из них половина за месяц разбежалась, причем те, что поумнее?

— А что-нибудь хорошее ты мне можешь сказать?

— Могу. Я понял куда идет Иртон. И понял зачем.

— И?..

— Он отрезает нас от Уэльстера. Причем так, чтобы иметь возможность перекрыть нам дорогу и на Эльвану и вольные города.

— Ух ты. А как ты это узнал?

— А я послал несколько групп в глубокий рейд и велел гонять местных, да мне каждый день отписываться. Ну и погляди, я на карте пометки сделал когда, откуда и кто из них писать перестал. Или указал, что первые разъезды увидел и утек. Он-то крут, да и я ж не первый день в деле.

Теперь и Альтерс задумался над картой.

— На переправы смотри, и пущи.

— Ну да... Сколько, как ты считаешь, у нас времени?

— Арбалетчики твои будут?

— Будут... но сами арбалеты будут мелкие. И мало. Послезавтра.

— То есть — почитай, что нет. А еще кто-нибудь?

Шут помолчал.

— Нет. Скорее всего. Нет кораблей, не знаю почему.

— Тогда — пока нас не заперли, десятинка. А потом он сюда прямо по дороге пойдет.

— Тогда мы успеем достойно отступить?

— Может быть. Или хотя-бы не с полными его силами столкнемся. Так что надо как-то быстро соображать. Тем более, что того и гляди, народец местный с цепи-то сорвется и начнет нас толпой бить. А толпа — зверь страшный, мы тысячу человек прибьем, да тысяча останется — и по нашим косточкам пройдется.

— Народец, говоришь, сорвется?.. — вдруг как-то заинтересовался Шут. — А ты что про это знаешь?

Тактично выражаясь, Альтвера никогда не была оплотом благочиния. Большой старый порт, несколько гильдий, Королевский дворец со всеми его службами, три рынка, семинария... Деньги, товары, множество людей — в-общем, не очень благонравных, совсем не смиренных, и уж точно — не лезущих в карман за словом (кто побогаче и посолиднее), и за ножом (кто не совсем по закону побогаче), ну и большинство остальных имели возможность выбрать между острым словцом и зуботычиной, чем обычно и обходились.

Если бы королевская деревня (до сих пор столица имела именно такой статус, и, по неочевидным чужакам причинам, за него держалась) когда-нибудь решила обзавестись своим гербом, то на нем было бы написано 'ЗА СВОИХ!'.

Их Величества традиционно относились к этому... с пониманием. Альтвера традиционно отвечала им.... тем же самым. Все люди, все человеки — жить-то как-то надо, нет? Вот короли они, при всех их 'но' — свои. И 'блаа-родные' есть свои — а есть... не свои.

Как и всякий старый город Альтвера обросла огромным количеством баек и традиций, и одной из них была традиция не трогать трактирщиков, корчмарей и содержателей постоялых дворов. Смыться, не заплатив — бывает, а вот, например угрожать или намеренно 'приложить' в драке — неприлично. Так себя 'наши' люди не ведут.

Часть собравшихся вокруг ''трех герцогов' пришлых понимала свое положение, а часть — искренне думала, что простой люд был им чем-то обязан. Что, собственно, и произошло в трактире Малого Рыбника, когда там то-ли служанку прижали, то-ли выкинуть кого-то за неуплату решили... В целом, все свелось (с обоих сторон) к формуле 'Чужаки супротив наших', в результате чего было сломано три руки, пробита голова и одного из дворянчиков в суматохе придушили. Теперь от горожан пришло два стражника, жаловаться — значит пострадал кто-то из купцов.

Ничего необычного, повторялось такое регулярно. Обычно стражникам не мешали. То есть, если они могли найти обидчика — то пусть сами с ним и разбираются. Если у объекта их интереса были друзья в достаточном количестве — то они грозно шевелили бровями и возлагали длани на потертые эфесы... Хотя стражники не так уж редко ухитрялись и в этой ситуации отволочь виновника на разбор в магистрат (который, по указанным причинам, назывался старостатом — в три этажа, на крупной площади.)

Формально, обыватели не имели прав ничего делать с дворянами. Но, с другой стороны — а кто знает, дворянин ли это?! Задержать до выяснения. Мог вступиться комендант столицы — но он обычно бывал так занят, так занят... Впрочем, на 'блошиной грядке' кормили. Каждый день.

Сегодня же стражников попросили обождать. Шут отправился к принцессе Амалии лично.

— Ваше Высочество.

— Граф. Вы меня заранее утомили. — Ее Высочество изволили заставить его ждать полчаса, но он спокойно сел и просидел все это время в приемной, как будто и не мог приказать высадить двери и приволочь ее силой.

— Я бы и не стал вас беспокоить, но местные жители не думают, что это мое дело.

— Какое отношение ко мне имеют местные жители?

— С их точки зрения, мадам, именно ваши люди виновны в некоем инциденте. Как старшая, вы должны разобрать вопрос. Возможно, пожелаете делегировать это право мне?..

Амалия Ивельен делегировала бы ему только одно свое право — умереть на плахе. Остальные, если уж так удается, она желала бы оставить за собой.

— Я выйду через полчаса.

Шут молча поклонился и снова уселся ждать. Действительно, примерно через полчаса в плаще и сравнительно скромном платье Амалия вышла. А вместе с ней два 'её' доспешных воина, с полуторниками на поясе. В свежеразмалеванных гербовых коттах.

— Ваше Сиятельство, мы готовы, — и посмотрела на него своим коронным невинным взглядом. Впрочем, Альтерс и не подумал возражать.

— Мудрое решение, Ваше Высочество. Идемте.

Шли они минут десять, не очень-то следя за поворотами (сейчас часто приходилось идти в обход, с учетом 'лагерей' всякого сброда), как вдруг Шут ускорил шаг и распахнул двери на балкон. Как раз выходивший на большой двор.

— Вот она! Приветствуйте! Ее Высочество! Защитница и заступница!.. — остальное потонуло в гуле и приветственных криках.

— Вперед пошли! — прошипели им сзади и спину ощутимо кольнула пика. Их буквально вытолкнули на балкон.

— Заступница! Ивельены навеки! Славься!! — из первых рядов орали, заглушая все рожи из ближников шута. Волновалась масса зачем-то пришедших людей. Впрочем, ей не требовалось говорить, а метаться им и не дали.

— Повелевает Ее Высочество! Идти к Равелье! Стереть в порошок узурпатора! Слава, слава!

— Слава!

Орали так, что ей казалось в лицо дул ветер. Впрочем, все это заняло всего минут пять— десять, а потом их вытащили с балкона и закрыли двери.

— Что все это значит!

— Ай, кума-красавица, гнется — не ломается, идет — ножки заплетаются... — Шут приплясывал, помахивая воображаемым колпаком с бубенчиками. С нераскрашенным лицом, длинной шпагой и без колпака выглядело это не смешно, а жутко. — Крестьян послушает, кашку скушает, деток побалует, врагов зацелует...

— Хм, — остановился он. — Глупо вышло — ну мне так и полагается. Что, Высочество, за дурачка меня держите? Ну, вот он я, дурачок-дурачком, почти и с колпачком, с палочкой да веточкой, на свинье катался, дураком остался... Завтра мы выходим. Советую уйти с нами. Да, кстати! В малом дворе те стражники. Ежели интересно.

И люди Шута просто разошлись. Она стояла, не зная, что делать, а потом все-таки пошла как деревянная к малому двору, ощущая какое-то гудящее безмыслие в душе, лишающее воли и сил. Ее бесполезные охранники двинулись следом.

Стражники и правда были там. Один из них даже был еще жив и держался за располосованный живот. Она наклонилась к нему и в открывшихся глазах увидела не боль, а чистую, незамутненную ненависть. Он что-то шептал. В том же самом состоянии гудящего полуобморока она услышала:

— Иртон идет, сволочи, Иртон идет... Куница мимо глотки не ударит, кошки сучьи, Иртон идет...

Амалия уже разогнувшись отстранено подумала, что это уже не ее фамилия.

Куда шагаем братцы?..

Граф Альтерс Лорт не взялся командовать отрядом. Руди Толстый имел в этом деле куда больше опыта — так что работа Лорта в основном заключалась в уламывании дворянского ополчения делать то, что говорят. Получалось, на его взгляд — не очень, но по мнению Толстого для мелкопоместных обедневших дворянчиков это был практически предел.

Приходилось, правда, огибать города и крупные села — потому что времени (и свободных сил) на разбирательства кто там забил кольями, огрел цепом, утопил, удушил, зарезал... пяток дворян, которые желали чего нибудь 'от этой низкой черни' не было совсем.

Возможно, как результат у дворянчиков появился лидер — барон Ферье. Он взял на себя 'тяжкую обязанность' общаться с наемниками, о чем всякий раз свидетельствовал его одновременно кислый, оскорбленный и высокомерный вид. Шута он был вынужден замечать... Что тоже не добавляло ему приятности в обращении.

Двигались небыстро. Что еще хуже вокруг них появились небольшие отряды конников с арбалетами, которые находили небольшой отряд, занимали какой-нибудь холм или поворот дороги, прицельно расстреливали — и быстро отходили. Если начиналась погоня — на следующем повороте расстреливали и погоню. Напоминало тактику ханганских конников, только что без визга и конных атак. Хотя, манера устраивать засады на лесных дорогах была, скорее, вирманской. То ли это были местные бароны, то-ли королевские стрелки — выяснить не удалось.

Каждый день Ферье заявлялся к ним, жаловался на эти налеты и требовал принять меры. Руди без особого сочувствия заявил пожаловавшемуся барону 'Идите в составе основных сил, я за дурь не отвечаю..' и наемники в этих стычках участвовать не стали. Шут на третий раз спросил, оружие ли в руках у доблестных дворян или, может быть, вертела? Это заявление немного помогло — они стали двигаться по крайней мере компактнее. Правда, барон Ферье зловеще заявил им, что лично будет наказывать каждую деревню, которая с его точки зрения будет виновна в происходящем. Шут не стал спрашивать как это должно работать в условиях марша. Они с Толстым молчаливо согласились, что поскольку им тут задерживаться не придется, то барон пусть сам встретится с последствиями.

Больше всего Лорта бесило не нудное движение с остановками, а практическая неизвестность. Куда идем? Что впереди? Где противник? Шут привык загодя готовиться, искать осведомителей, собирать информацию. А тут — какие осведомители? Что и как они тебе сообщат — когда ты сам непонятно где? Как получать письма, если вокруг как мухи кружат те самые наглые отряды?

Конечно, было бы прекрасно если бы можно было получить какие-нибудь письма. Что-нибудь вроде 'Ваше Величество, нас пятьсот человек, идем к деревне Большие Носы...', но, очевидно, Джеррисон Иртон никому ничего не докладывал, поскольку Ричард Первый намеренно не интересовался такими 'мелочами'. От нечего делать Альтерс прикидывал по дороге сколько бы стоила минимально плотная сеть наблюдателей для Ативерны — суммы выходили астрономические. Шуту, в который уже раз, приходилось учиться — военная разведка оказалась совсем другой.

Впрочем, похоже Руди не зря ел свой хлеб. В отличие от него, он способ осмотреться нашел.

На одиннадцатый день марша к нему и Толстому проехал обочиной запыленный, помятый конник очень неопределенного вида.

— Ну?! — сразу встрепенулся командир Вольной Компании.

— Есть кое-что, — просипел подъехавший. Руди сунул ему флягу. — Они в двух переходах от пустоши под Малыми Мельницами. Только вечером вчера встали.

— Не совались к ним?

Сержант помотал головой, почти не отрываясь от фляги.

— Не подойдешь, все трясут. Лучше сделали. Нашли прошлую стоянку. — он с наслаждением плеснул остаток воды себе на лицо.

— Ну, и?!

— Насчитал только восемь кострищ.

— ВОСЕМЬ?! Всего-то?!

— Ага. — улыбнулся наконец запыленный сержант. — И не особенно большие. И не сказать, чтоб стоянки зас... ли.

— Ага... задумался Толстый. — То есть он сюда бросил облегченную конницу и — больше никак — еще человек пятьдесят пехоты и сколько-то арбалетчиков... Ну, если угадали — у нас шансы хороши.

— Еще бы, неплохие! — фыркнул Шут. — Да мы его раздавим как лягушку!

— Это — зыркнул Толстый. — Если мы все угадали. Куница по правилам никогда не дрался, что-то он еще выкинет. Идет он, скорее всего, под Малые Мельницы — ту самую пустошь занять. Так что, надо прямо сейчас бить — а то через денек все остальное подтянется, и мы их так просто не сковырнем. Нам один переход, как раз холмы оседлаем. Собирай всех, — кивнул он вестовому. — Пора. Ну, Ваше Сиятельство, помолись, сейчас всю эту шоблу-... блу надо как-то будет к повиновению привести.

Шут неприятно улыбнулся.

— На десятинку я сейчас повиновение обеспечу, уж будьте уверочки... Работай, Рудольф, ранее шевалье Лур. Оно тебе зачтется... Не злись, я ж правду говорю. А слово мое крепко — все поправимо, друг мой, все поправимо.

— — — — — — — — — — —

Патруль доложился сержанту примерно пополудни.

— На дороге примерно две сотни — два десятка конных, пешие и пять возов. Вооружены какой-то хренью, движутся медленно. Бить будем?

— Угу... нет, этих многовато. Лесом срежем.

К трем часам лейтенант принял три таких доклада от своих разъездов, посмотрел на свой рисунок и почесал в затылке.

— Фури. Бери-ка человек пять из отдохнувших, да поглядите аккуратно где они встанут...И сразу отваливайте, чтоб успели вернуться. Взвод, подъем! Строиться, отходим в расположение!..

— Наблюдали за три дня шесть отрядов, численностью до трех сотен каждый, пеших и конных. Разъездов отряды не отправляли, арьергарда не имеют. Полагаю, это и есть основные силы. Ожидаю доклада о месте их стоянки.

Джеррисон Иртон, приняв доклад, кивнул Ройсу И Фрайги. Ройс, не задавая вопросов, опрометью помчался по офицерам. Фрайги рванул за столом и к сундуку с Большой картой. Через полчаса, не дожидаясь пока расстелют нужный кусок Большой карты, полковник Иртон начал.

— Господа , офицеры, приказываю! По ротам выходы отменить, в секторах выдвинуть секреты, пропуска изъять. Полку — к скорому маршу на Малые Мельницы изготовиться. Выходим завтра с рассветом. Прошу к карте. Двигаться поротно, с оружием к бою и походу, разведке выделить по отделению на сопровождение. С собой — оружие, кухни с припасом на двое суток, лес и припас для укреплений. Обоз не ждать. Четвертая рота, два взвода в сопровождение обоза, его движение начать по готовности. Конным — верхами, патрульным порядком. На месте занять холмы к северу от деревни. Лагерь ставить боевой, начинать сразу — ротными силами. Квартирьерам переправу наводить на километр выше по течению...

Стило Джеррисона касалось карты, офицеры кивали и присматривались.

— Господа офицеры! — закончил командир полка, поставив всем начальные задачи. — Его Величество ожидает нашей службы.

— Слава!

— С Богом.

В тот вечер, как только офицеры все вдруг потянулись к шатру командира, Пайко Томмен посмотрел на лагерь, почесал нос и похромал к фургонам своей коллеги. Как обычно по вечерам, у фургона было сооружено три-четыре конструкции из трубок, банок, тряпок и медных чайников, булькающих на огне. В бутылки что-то разноцветное капало, тянуло резкими и странными запахами, осаждалось в белую (а кое-где и не белую) муть, а Графиня задумчиво прогуливалась вдоль конструкций и время от времени что-то подкручивала, подливала или помешивала. На почтительном расстоянии кружилось семь-восемь любопытных. Пару раз дело заканчивалось клубами разнообразно вонявшего дыма — так что ожидание, в принципе, окупалось. Тем более, что будучи как-то раз в хорошем расположении духа,Графиня отсыпала второй роте 'кулечек искр' аж пяти разных цветов...

— Когда полетишь? — традиционно подколол он ее.

— Как ветер подует — так и полетим, седло примерь... — так же традиционно ответила она ему.

— Что варишь-то?

— Зелия и декокты, красные, синие и зеленые... Му-а-ха-ха. Ну, какая тебе разница? Еду раненым. Выдам, как готово будет.

— Все шутишь. Ты вот что, собирайся. Завтра большой марш, а вскорости, так мыслю, большой бой.

Лилиан опустила блокнот и взглянула на 'людодера' уже серьезно.

— Почему?

— Потому. Так что сворачивай свои банки, да иди-ка спать.

— Надо бы к господину графу сходить...

— Не надо. Не отвлекай. Завтра вечером он нам сам все скажет, а до того — послушай совета, не ходи. Только огрызнется, да прогонит — будете потом еще дуться друг на друга.

— Ладно. Только вот что, давай-ка мы с тобой еще разик сортировку обсудим?..

— Ты на своих сержантов силы побереги. Я уже, конечно, не молод — но с пятого-то раза и до меня доходит. И банками у меня уже полфургона забито, так что хватит тебе уже суетиться. Пакуйся и спать ложись — поднимут рано, идти долго и быстро будем.

Лиля, уже имевшая представление о характере коллеги, настаивать не стала, а вернулась к своим банкам и трубкам. Ей все-таки не очень верилось — но все равно заготовки кончались, так что синтезы можно было и свернуть.

— Ингрид!

— Да, госпожа?

— А где парни?

— Я не знаю, госпожа. Их с середины дня нет... Только вот Ингвара и Эрика оставили.

Лиля почувствовала, как внутри растет какое-то смутное чувство беспокойства, как перед большим выступлением или сложным экзаменом. Платье вдруг стало тереть, а тело под ним чесаться, одновременно захотелось и пить, и лечь, и побежать куда-то.

Что-то приближалось.

Уже темнело, когда до них добежал Фрайгерсон.

— Госпожа лекарь, господин граф полковник Иртон распорядились завтра двойной комплект дров брать, и тяжелый груз по возможности оставлять на возах.

— Фрайги, куда мы идем?

— Не могу говорить, мадам лекарь.

— Вода там будет?

— Всенепременно.

Фрайги чуть не подпрыгивал на месте, несмотря на усталость. Его многозначительность мало говорила о подробностях, но они были и не так важны. В течение нескольких дней их ждал большой бой.

У Малых Мельниц.

До нового места дошли, когда уже темнело. Поскольку тянулись они не быстро, то лагерь уже разворачивался — перед почти плоской вершиной большого холма, по которой уже щетинились колья. Не очень правильный четырехугольник лагеря опирался левым краем в заболоченный овраг, а правого им было не видно.

— Сюда давай! — на этот раз их поставили не очень далеко от края лагеря, но и не так уж близко.

— Всем есть и спать! — скомандовала Лиля и собралась пройтись осмотреться.

— Госпожа, не след тебе тут ходить. Поутру глянешь, ежели чего. — внутренний патруль 'завернул' ее сразу же.

Ну и ладно. За время марша она как-то поуспокоилась и устала.

Подъема как такового не было, просто чуть свет лагерь забурлил. Противник пришел поздно вечером, и сейчас начал строиться.

Вечером, придя с Вольной Компанией на место, они встретились с разъездами и дозорами Иртона примерно там, где и ожидали. В паре стычек они выяснили, кого тут больше — и стали устраиваться. Особенно их не тревожили. Шут пришел в палатку к Толстому чуть рассвело — но тот уже не спал, а упершись в стол стоял над картой.

— Ну что, сиятельство, подтянулись твои благородные?

— В основном. Ну, пойдем глянем на то, что там происходит?

Ехать было недалеко, около получаса — обогнуть холм, на котором уже закрепились Иртоновские роты. Заодно и посмотреть, удастся ли их обойти, чтобы побыстрее справиться. Открывшееся зрелище, мягко выражаясь, было неожиданным.

— ... твою мать!!! — выразил глубину своих чувств наемник.

Шут присмотрелся, прикинул в уме, а главное — оценил столбики дыма. Странно, конечно, уж больно тощие, но их было почти сто!

— Так. Мне кажется, или их тут более пяти сотен?! И они не только что подошли?

— Вопрос только — насколько. Я их, гадов, за холмом не вижу, а разведке они уже по рогам надавали. Да, мы не просто опоздали, а похоже дня на два. Нет, ну сукин кот, как он столько народу привел?! Чего они жрали, и что — сутками шли?!

— Может, они там после такого марша как мертвые лежат?..

— Ага. Щас. Смотри, уже весь лагерь готов, народ суетится... Не рассчитывай на это.

— Ну что, твое мнение — собираться и уходить?

Руди воззрился на него как на идиота.

— Как?! Теперь перед тем, как вообще дергаться, нам его очень увесисто стукнуть надо. А иначе он нас на марше всех порежет как овец — дорог то для отхода раз-два да и обсчитался... Строиться надо быстро. Драться будем.

— Что, — чувствуя как его почти трясет от возбуждения, спросил Альтерс. — Хочешь побольше получить?.. Дело. Я слово держу.

Против ожидания, Руди Тодстый не обиделся.

— Ты главное, господин наниматель, деньги заготовь. После боя определишься, с кем рассчитаться.

— То есть?

— Фортуна — как девка из обоза. Всякому улыбнуться может. И всякого надуть.

Строились часов пять. 'Благородные' рыцари не желали оказываться впереди, но и получать репутацию трусов — тоже. Так что у каждого имелся стратегический план, и половина желала командовать. Шут "придушил" эти идеи, и выставил в какое-то подобие клина напротив холма. Тяжелые всадники орали до сих пор, но Альтерс железной рукой отогнал их на фланг и запретил переться на холм.

Наемники встали за легкой конницей, выставили своих арбалетчиков и как обычно мрачно молчали. Шуту своих арбалетчиков страшно не хватало. К тому времени, когда они хоть как-то построились, противник уже выставил не очень-то даже и плотные цепи. При этом они просто так не стояли, а орали в адрес 'оппонентов' всякую обидную похабень. На аристократов действовало.

Лилиан, понимая, что просто так не удержится, нашла себе дел побольше. Вернулась большая часть вирман, но они, не беспокоясь особенно о битве, отправились под возы отсыпаться.

— Госпожа, — сообщил ей за всех сразу Лейф, — До полудня точно ничего не будет.

Он поцеловал жену и тоже отправился спать.

Лиля отправилась расставлять столы и проверять, насколько ее 'помощники' представляют, что делать. 'Ну, Николай Иваныч, не оставь свою недостойную коллегу мудростью своей..'

Капитан второй роты, необычно толстенький мужик с грустными глазами, проходя мимо, сказал ей:

— Вы, мадам лекарь, в большом бою в первый раз? Примите добрый совет — держитесь у нас за спинами. Все понимаю, любопытство и прочее, и все-таки.

— Спасибо за заботу. Вы все помните про переноску?

— Все, все...

На этом дело не кончилось.

— Так. Коллега. Ты у нас умная и все такое — а тут меня старого людодера послушай. Ни за что. Ни в коем случае. Никогда. Не лезь к бою. Не вылезай, как начнется.

— Томмен! Ты меня еще поучи перевязку делать!

— Может и поучу.

— Ой!! — Лиля махнула рукой.

К ним приближался какой-то островок резких команд и усиленной деятельности. Граф полковник Иртон широким и быстрым шагом обходил лагерь и все ему казалось мало, медленно и плохо — судя по раздаваемым ценным пин.. указаниям.

— О! Графиня! Вам — особо напоминаю! Не лезть в бой! НЕ ЛЕЗТЬ!

— Да что вы все, сговорились что-ли?! — взвыла Лилиан. — Займитесь своими делами уже! Есть не лезть в бой, не держите за дуру!

— Если что — уходить немедленно на Большие Кочки. Ясно?!

— Так точно, отход к Большим Кочкам!

Джеррисон, недоверчиво блеснув глазами, и рванул куда-то дальше. Но на этом все не кончилось.

— Мадам лекарь. — Худой и необычно высокий для пехоты капитан первой роты, славившийся своей флегматичной выдержкой, похоже, задержался специально. — Я придам лазарету пять сержантов. Не откажите в любезности найти им дело. В бой им уже поздно ходить, а без дела сидеть они не могут.

— Хорошо.

— И касательно вас и ваших девушек...

— Я знаю!!! — зарычала Лиля, и только после этого заметила пляшущих в глазах капитана чертиков.

— Вот и хорошо. Понимаю, что все равно вы вылезете посмотреть, так вот чтобы ходили только с ними. И я им особо укажу, чтобы вас вернули. Удачи.

— Вам удачи.

Часам к одиннадцати Лилиан действительно не выдержала и, прихватив приданного ей пожилого кряжистого усатого сержанта из второй роты, все-таки вышла поближе к верхушке холма. Зрелище оказалось специфическое. От знакомой ей хоть как-то индустриальной войны с огнестрельным оружием происходящее отличалось очень сильно.

Холм почти на треть сверху был занят очень неплотным строем, в котором она видела только часть первой и четвертой рот. Доспехи их не особенно блестели, цветов они были серых и коричневых — в общем, смотрелись неказисто. Где были все остальные было совершенно непонятно.

На вершине холма, метрах в ста от нее величественно возвышался на коне Джеррисон Иртон в огромной и явно дорогущей шляпе, с цветными шелковыми лентами. Бо-о-же, какой кич... Прямо-таки фигура отца-командира, озирающего поле битвы.

Противостояли им очень неровно построившиеся разномастные (но точно побогаче их солдат) люди с конями. Другого слова она подобрать не могла. Структура, если можно было так сказать, войска противника была такой — конь с всадником и вокруг него пеший народ с разного рода оружием. Эти группы и составляли что-то вроде строя. Каким оружием были вооружены — с такого расстояния она не могла сказать. Достать подзорную трубу она в суматохе забыла — да и объясняться потом как-то не хотелось.

Среди противника происходило какое-то бурление и перестановки, что не добавляло ему стройности.

Строй Пятого пехотного откровенно веселился, глядя на неразбериху в рядах 'цвета рыцарства'.

— Пихотинец! — хамски заорали из середины строя. — Помни! Свалить рыцарюгу — мало! Е..шь 'ведро' алебардой в забрало!!!

— Солдатик! — заорали с другого конца. — Жалей пику свою! Фигачь ведряному коню по х...

Строй ржал.

— Пехотинцы. — вздохнул Пайко Томмен, протаскивая мимо целую охапку бинтов. — Как дети, ей-Богу. Что найдут — то и тащат. В рот ли, в голову ли... Все-таки поперлась?

— Пехота! Попав во врага окружение... — к сожалению Лили, хохот строя заглушил продолжение.

— Как только начнется — уйду.

— Ну-ну.

Несмотря на то, что вообще-то не стоило нарываться на неприятности, Лилиан все время посматривала на фигуру командира. Что-то в ней казалось странным, да и чтобы Джеррисон Иртон мог столько стоять на месте?.. Подождите-ка! Да это же не Стобед! Фигура на холме действительно была 'фигурой командира', вот только где сам граф-полковник?!

Около полудня, в строю противника что-то неразборчиво проорали, он колыхнулся и пришел в движение. В их сторону, набирая ход, ринулась крупная группа конников. Приближалась она быстро и также быстро переставала быть смешной. Даже если эти люди ничего не умели — их было много. Они были в доспехах. Как удержать такую прорву?!

Но у пехоты было что на это ответить.

— Стрелкам!! — заорали с невидимой ей стороны холма. — Цели по пятеркам разобрать! На сто шагов три шага упреждения! По готовности!!

Часть бойцов оказалась арбалетными парами и тройками. Такое Лиля уже видела, хотя и мельком — арбалетчики были местной 'белой костью', секретами не делились. Арбалетчик стрелял, а его помощники заряжали арбалеты и подавали ему. Это поднимало темп огня в два-три раза, причем стреляли именно лучшие — те, кого они сами определяли на соревнованиях.

Атакующая конница оказалась под плотным покрывалом стрел. Падали люди, падали кони, но они все равно гнали вперед — прямо по упавшим, и не могли остановиться. Да и далеко не все стрелы пробивали доспехи. Тем не менее, арбалетчики старательно били по конникам.

Остальная часть строя тоже не собиралась геройски помирать.

— Перрр...ая .. ота!!! — расстояние 'сьедало' часть слов, но слышно было даже тут. — К противнику! Ряды на пятый ряд — сомкнуть!!

Строй как стоял развернулся ровными рядами к противнику и сделал шаг вбок, к центру построения.

— Щиты ставь!!!

Первые ряды подняли и быстро выстроили из прямоугольных тяжелых щитов линию, чуть выгнутую вперед. Поставив их, они, кажется, положили сзади какие-то жерди и получилась стена в две трети роста. Она была не на весь — но почти на весь холм, а конники уже начали терять в скорости при подъеме — так что никакой возможности разворачиваться у них не было.

— К бою пики ставь!!!

Первый ряд уперся в щиты, второй выставил из-за щитов короткие толстые копья, уперев их в землю, третий и четвертый положили им на плечи алебарды и пики, выставив их за копья. Холм ощетинился, как дикобраз.

На все это сложное перестроение у полка ушло примерно пять минут, со всеми криками сержантов. Тренировки делали свое дело.

Конница ударилась в 'ежа', захлебнулась кровью и ржанием, частично откатилась назад, но не остановилась. Прибивались все новые и новые бойцы с тяжелыми конями и казалось, что сейчас строй разорвется. А ведь уже начали к ним движение и пешие — как раз минут через пятнадцать подоспеют...

— Смотри, лекарь, смотри! — в голосе старого сержанта слышалось осуждение и восхищение. — Ах ты ж, отчаянный! Смотри, что будет — больше такого и не увидишь!

Он указал ей вниз, к оврагу. Там, в стороне, скрытые за рощицей от построения, скопилось около полусотни бойцов. Сейчас, выстроившись клином они готовились ударить вниз по склону — как раз в бок атакующим.

Именно там, в голове построения, в глухом доспехе, на Стобеде она узнала Джеррисона — с огромным мечом, даже без щита. Самого Стобеда Лиля тоже узнала только по размерам — впервые в жизни она увидела конный доспех именно на коне. Джеррисон снял шлем и повернулся в стременах к встающим за ним людям.

— Ну, пехота! — заорал Джесс. — СОБРАЛИСЬ ЖИТЬ ВЕЧНО?!

— Смотри, мадам лекарь, смотри — больше таких графов не делают!

Джеррисон снова надел шлем с округлым верхом, закрывавший, казалось, всю голову, и разогнал коня буквально за сто метров. Пока он разгонялся, атакующий клин попытался перестроиться — и вот тут-то Лиля и оценила командирский тактический расчет. Иртон дождался момента скученности — и сейчас всадники на его пути не успевали даже довернуть лошадей, копья им только мешали, уже даже кого-то придавили — когда в строй врубился Стобед выступающим острым краем своей 'юбки' и, сразу встав на дыбы, ударил лошадь противника копытами вбок.

— И-и-и-и!!! — обычно почти флегматичный конь визжал от ярости.

Конь противника встал на дыбы от боли — и упал, вместе со всадником.

Джеррисон, набравший при спуске с инерцию, врубился в строй как топор в колоду и продолжал рваться вперед. У него не было копья — у него был здоровенный 'полуторник' с волнистым лезвием, которым он и махал как тросточкой. Скользящие удары принимали на себя доспехи — а точно ударить в стык или сильно размахнуться он своим противникам не давал.

Джеррисон почти буквально составлял со своим конем одно целое — Стобед бил копытами во все четыре стороны, вертелся и кусался, а Джесс удерживался в седле, парировал удары спереди и с боков. Его извилистый меч, подобные которому Лиля всегда воспринимала как своеобразную игрушку, оказался жутким оружием — он позволял Джеррисону фактически пропиливать доспехи, вгонять острие прямо между пластин и не застревать, рвать кольчуги используя вес и инерцию. И делалось все не ради геройства.

За командиром в пролом втиснулась его 'команда поддержки', сразу прикрывая ему спину, выставляя толстые копья, и тесня врагов в стороны. Лиля оценила мастерство — они ухитрялись и не попадать под меч и копыта, но при этом надежно прикрывали уязвимые места, выбивали из арбалетов алебардщиков. Новобранцев в этой группе не было — только здоровенные, пожившие уже мужики.

К Джессу стали разворачиваться другие рыцари — но, опять-таки, им было крайне трудно прорываться. Нужны были арбалетчики — но в строю противника их не было, они не успели бы за конной атакой. А у Джесса — были. И сейчас, быстро меняя арбалеты, они клали в высокие доспешные фигуры болт за болтом, оставаясь за щитами первой и второй линии клина. А зубами вцепившиеся в землю щитники теснили латников дворянского ополчения, не давая подойти к Джессу и стрелкам добегающим из последних сил алебардистам-наемникам. А последние ряды обороняющихся рот побежали в прорыв.

Строй противника прогнулся, и, в какой-то момент рассыпался. Латники, отмахиваясь, побежали, набирая скорость, врезаясь в строй наемников, падая на копья и щиты.

Пятый пехотный не собирался класть своих, выбивая плотный строй наемников, также как и они сами щетинившийся пиками и копьями. Джесс бросил на эти пики и копья врагов. И сейчас его солдаты давили строй чужой массой, чужими доспехами. Свои били своих — просто чтобы остаться в живых.

Несмотря на то, что с ее точки зрения такой номер — полковник ИДЕТ В КОНТРАТАКУ ВПЕРЕДИ ПОЛКА — это была даже не глупость, а просто преступление, Лиля не могла не оценить — полк был к этому готов.

Противник сбивался в кучки по десять-двадцать человек, дергался и никак не мог даже выстроиться. Стояли 'мертвым' строем только примерно три-четыре сотни в центре построения.

А взводы и роты Пятого пехотного действовали слаженно и согласованно: рвали и разбивали кучки дворян по одиночке, в гущу не лезли и своего строя не теряли. Если кому-то все-таки удавалось контратаковать — роты моментально щетинились алебардами, вцепляясь в землю — а справа и слева атакующих начинали рвать соседи. У взводов и рот были командиры, у них был план, они были готовы, сыты и знали за что воевали.

— Все, лекарша, пошли-как к себе. А то сейчас начнется и тут.

На этом сержант уволок ее в лазарет. Он был прав, пора работать. Из этого месива к ней уже тащили наскоро перевязанных. Лилиан сразу кинулась к столам, на которых ее женщины и сержанты уже начали — слава тебе, Альдонай! — работать как она их учила.

Через какое-то время ее выдрали из палаток. Время 'плыло', она даже не знала сколько прошло.

— Мадам лекарь, там Стобеда кажется ранили, а командир занят. Вы не подойдете?

Фрайги Саверней наивно похлопал глазками. Вопрос был настолько странным, что Лиля переспросила

— Что-что?.. Зачем-зачем мне идти?

— Стобеда ранили и он ОЧЕНЬ НЕРВНИЧАЕТ.

Лиля уже начала набирать в грудь воздуха чтобы объяснить разницу между врачом и ветеринаром, а заодно и разницу между конем и ранеными, как вдруг до нее дошло.

— Ясно, пошли. И прихвати-ка мой саквояж.

— Чего прихватить?..

— О, Альдонай. Мешок мой возьми!!!

Они скорым шагом прошли к верхушке холма, где и нашли Джесса со Стобедом. И Ройса, зажимавшего графу полковнику бок уже очень красной рубахой.

— Куда, куда?! Ройс, давай туда мухой, скажи ему, путь бъет по центру! Что ты стоишь?!

— Ваше Сиятельство, так вы ж кровью истечете!

— Сам зажму, иди быстрей!

— Стобед, пойдем-ка со мной... — задумчиво сказала Лиля, беря взмыленного коня под узцы. Конь потопал за ней, отфыркиваясь, и вместе с хозяином недоуменно посмотрел на лекаршу. Конюхи как-то даже не сообразили ее остановить.

— Положи на хозяина голову, а?! — Стобед очень удивился... Но положил. Чего бы не положить? Джеррисон тоже удивился, но автоматически погладил морду. — Вот-вот, успокойте коня, Ваше Сиятельство.

По крайней мере, пока Иртон держит коня и командует — меньше дергается. Лиля быстро осмотрела рану, безжалостно распоров поддоспешный камзол. Раскатала скатку с инструменты и предупредила:

— Больно будет.

— Давайте уже!!! А-ш-ш-ш!!!

Лиля быстро стерла рубахой кровь и перехватила таки сосуд зажимом.

— Ройс... черт, нету. Кто-нибудь, дайте палку!

— Проклятье, точно больно! Шейте так! — махнул ей Джерриссон. — Некогда! Дед, давай на правый край, пусть начинают как эти до канавы дойдут!

— Слушаюсь! — оказалось, что часть стоявших у колоды была курьерами и вестовыми.

Лиля полила рану перекисью водорода и взялась за зажимы. Зашипело. Джесс шумно выдохнул в коня и снова вернулся к полю.

— Ничего не вижу! Что там с левым флангом, их не обходят?

Как будто это не его левый бок Лиля шила наживую, без наркоза — его куда больше нервировало то, что он не мог бегать по холму.

Лиле было видно мало, но наверное Ройс добежал. Раздалось громкое, эхом повторенное сержантами:

— Пер-рвая .. ота!! ШАГ!

И первая рота сделала шаг вперед. Хруст, дикое ржание, крики...

— ШАГ!

Как будто и не в ее, первой роты, строй бились сотни вооруженных людей, коней, не засыпали его стрелами.

— Четверр-р.. ая... ота! ШАГ!!

Били барабаны, задавая жуткий мерный ритм поступи рот Пятого пехотного полка, которые делали пусть и не вполне, но все-таки свою, раз и навсегда вызубренную работу. Шли вперед.

Строй противника буквально на глазах залился кровавым месивом, прогнулся и развалился. Впрочем, досмотреть это 'кино' ей не дали.

— Госпожа, их несут! — сказал 'ее' сержант, уже соображавший, что ей говорить.

— Иду.

Вернуться пришлось бегом. Ну что, хватит ее на три стола? Впрочем, посторонние мысли очень быстро кончились.

Наверное, день надо было как-то запомнить. Что-то описать. Но никаких сил у нее к концу дня не осталось. Она так и не видела — кто победил, кто жив, кто мертв. Наверное, раз они встретили ночь на своем месте, то как-бы не проиграли?..

Лиля просто лежала за операционной палаткой. Кто-то бросил там сена и на него попону. Лиле было все равно кто. Больше всего на свете, ей хотелось сейчас заплакать — потом она бы смогла, наверное, уснуть. Но слез не было. Ничего не было. Только бесконечные рубленные, колотые, дробленые раны. Раздробленные кости. Отрезанные ею же самой руки — под покрикивание Томмена (господи, чьи она слушала указания!): 'Давай-давай, не жмотись, лоскут оставляй побольше — пусть хоть что-то свое окажется'. Руки, ноги...

— Они всегда умирают. — сказал сзади голос Пайко Томмена, отсталого полкового докторуса-лекаря, 'пославшего' гильдию и называвшего себя 'людодером'. — Они умирают. Не отвечай. Лежи.

Она и не могла ни ответить, ни встать.

— Ты молодец. Правда. И вообще, и тем более — для первого сражения. Ты не можешь спать, ты не можешь плакать. Я знаю. Я на втором своем сражении лежал точно также. А в середине потока раненых с первого просто отрубился.

Но что-то все-таки ответила.

— Они умирали. Прямо на столах. И я прямо сейчас знаю, что я налажала. Я не увидела где кровит. Один... Господи, я даже не понимаю откуда там передозировка! Я чуть не отрезала не ту руку. Я пропустила сосуд в брюшине и зашила все — он так и умер. Ошибки ТУПЫЕ, просто устала, просто все нахрен залито кровищей! Я людей убила, лично я — потому что нагло верила, что все вижу и знаю, что я хороша, что все смогу! А это не так! Это, б..ть, НЕ ТАК!!!

— Тише. — узкая и крепкая рука сжала ей плечо. — Тише. Не кричи. У каждого полкового лекаря за спиной — кладбище. Нет исключений. Я не советую тебе не думать, это невозможно. Я не советую тебе забыть — ничего не выйдет. Мне когда-то посоветовали напиться — и это не помогало. Совсем. Прости за наглый совет, благородная дама — а ты благородная, я не слепой — нашла бы ты себе мужика. На ночь. Никто тут тебе и слова не скажет. И ребенка примут если что, и тебя в тягости от всего на свете прикроют. Потому что сейчас там, в палатках, там тихо.

Тут Лилиан все-таки повернула голову — в палатках совсем не было тихо. Там стонали, кто-то плакал, кто-то просил пить...

— Там тихо — устало повторил Пайко Томмен. — По сравнению с мукой человеческой, которую я слушал два десятка лет. Благодаря тебе. Они знают это. Тебя раньше любили — а теперь боготворить будут. Я тебе отвара травяного принес, выпей — сможешь поспать.

— Ты не слышал, что я сказала? За что боготворить?!

— Слышал. Я просто объясняю. Не думай о мертвых, им уже все равно. Думай о живых. Сегодня у нас выжило куда больше раненых, чем обычно. Это при том, что такого жестокого боя я вообще не помню. Очень может быть и калек будет меньше, потому что твои слова сбываются. И это — хорошо есть, и хорошо весьма. Думай об этом.

Он оставил кувшин с кружкой и ушел. Лиля так и не спросила, а что же делал он сам, чтобы заснуть?

Дождь милосердно зашуршал, похолодало — но Лиля так и не смогла заставить себя встать.

— Налить Вам отвара, госпожа лекарь?

— О, муж пришел. — саркастически заметила Лилиан. — Слышали наш разговор, господин полковник?

— Господин граф полковник Иртон, если уж вы ко мне решили полностью обратиться. — сено за ее спиной заскрипело под весом Джеррисона Иртона. — Слышал. Вот, пейте.

— Хотите? — в приступе какого-то азартного желания наказать себя, отпив горькой коричнево-зеленой воды с мятным привкусом, спросила Лиля. — Меня? Вот прям тут?

— Нет. Это так не работает. Вы же меня не хотите.

— А что, я ведь ваша жена? Говорят, мужчины всегда хотят, а после боя — особенно. Тут вам никто и не скажет ничего — вы же в своем праве? Помнится, вы не были так уж щепетильны.

— Много чего говорят, особенно про мои легендарные права. Мне 'кто-то' скажет. И еще как скажет — я сам. Хватит с меня этих... прав. Лучше бы про двенадцатый жбан кто-нибудь вспомнил, мерзавцы. Да где там, все сами выхлебали. Кроме того, я по-прежнему не верю, что вы — моя жена.

— А что же вы держите в полку самозванку?

— Какая мне разница, — устало сказал голос Джеррисона. — Кем и почему вы назвались? У меня есть два лекаря вместо одного, и в строю — на сотню солдат больше. А я надеялся только на тридцать-сорок. И мои солдаты горды, что в их полку — вы. Они верят, что некоторых вы вернете и с того света. Похоже — верят не без оснований. Называйтесь хоть королевой, хоть святой, хоть моей женой — только работайте.

— Вы же слышали — от ЧЕГО умерли ваши солдаты?

— От стрел, мечей, шпаг, ножей, пик и алебард. На пути были еще и вы. И что? Солдаты умирают — это война.

Лиля вдруг задумалась — а почему он не празднует? Почему пришел сюда?..

— У вас рука болит? Бок не дергает?

— Вполне терпимо. Правда — мне стоит вас благодарить уже и за это.

— Тогда кто у вас сегодня умер?

— Как вы догадались? — после паузы сено зашуршало, Джесс переменил позу.

— Вы слишком много говорите. Да еще со мной.

— Хм. Да, женщину трудно обмануть... Ройс.

— Что?!

— Ройс Саверней получил сегодня арбалетную стрелу в глаз.

— Как?! — Лиля даже повернулась. — Но его же не приносили, я бы заметила!

— Нет. Вам не приносили убитых. Я послал его с командой, и он заменил раненого взводного. Его убили. И если бы я заранее знал об этом — послал бы его все равно, потому, что он вел взвод, как и должен был. Вот так — судьба. В пятнадцать с половиной лет.

— И поэтому вы не празднуете победу?

— Нет. Не поэтому. — Джесс встал и начал отряхиваться. — Я вообще не праздную побед. Отдыхайте, госпожа лекарь. Кстати, вам стоит поесть, хотя бы немного — станет гораздо легче. Вы правда заслужили любой отдых, тут я полностью согласен с моим людодером, спаси Альдонай его душу. Я приходил поблагодарить вас. Я решил представить Вас Его Величеству. Спокойной ночи.

Свои и чужие

Следующие дни были заполнены послеоперационными хлопотами, а в паре случаев — и исправлением ошибок. Погода стояла прохладная, облачная, но, слава Альдонаю, сухая. Парни-вирмане, отоспавшись, возжелали составить ей 'достойную' охрану. 'С добрым утром'... Она оставила их с возами и фургонами. Раненных в лазарете осталось не так вроде и много — около семидесяти, но их же надо было как-то везти! Она начала отправлять их постепенно, оставив на свою долю самых тяжелых, требовавших наблюдения. Пришлось перепаковаться, на комфорт места не осталось.

В день отправки она хотела все-таки поехать с основным конвоем, а фургон с тяжело ранеными отправить тихим ходом под присмотром Пайко, но 'жизнь внесла коррективы'...

— Конечно прокачусь. — проскрипел Томмен на ее предложение. Услышав какие-то не те нотки в голосе, Лиля присмотрелась, сложила два и два и заподозрила неладное.

— Штаны снимай.

— Что?!

— Штаны снимай, говорю! А то сейчас Рупа позову и кого-нибудь из парней. Давай-давай, твои серые подштанники меня не напугают.

— Ты сдурела, Графиня?!

— Так. Господин не понимает. Ну, будем мужиков ждать, Рагна?

— Еще чего. Прости, старый...

В-общем, справиться с двумя здоровыми женщинами — задача не для скверно себя чувствующего старика.

— ..б твою мать, Томмен!!! — взвыла Лиля, как только увидела его ноги. — Дебил ты старый!!! Ты с этим еще и стоял полдня за столом!!! ... нутый ты осел!!!

— Что ты орешь?! — окрысился покрасневший лекарь, прикрывая известное место.

— Альдонай тебя спаси, Старый. — охнула вслед за ней Рагна. — Что на тебе выросло-то?!

— Это не выросло, это вены распухли! Мальдононайскую твою роту — что мне с тобой делать?! Мать твою, имбецил, у меня ни игл, ни УЗИ, ни шовного материала такого нет!!! — Лиля хваталась за голову. — Ты ж их даже не бинтовал!!!

— Больно было бинтовать!

— А сейчас тебе что, щекотно?! Что ты пил, тупица, тебе же с утра ходить-то небось уже больно?!

— Так. — раздался над ухом голос командира полка. — Не убиваем друг друга, докладываем по... Матерь божья!!! Что с ногами?!

— Варикоз. Растяжение вен. Из-за, я так понимаю, слишком долгой статической нагрузки.

— А попонятнее?

— Слишком много стоял, когда это уже началось. И даже не сказал!!!

Тут Лиля обратила внимание на то, что Джеррисон Иртон ее уже не слушает. Он смотрит на Пайко Томмена. И взгляд его говорит лекарю куда больше ее криков.

— Они же умирали, парень... — тихо сказал Томмен. — Я что, пойду полежу, пока за меня девки отдуваются?

— Ты что творишь, лекарь? — также тихо спросил Джесс. — Делать мы что без тебя будем? А?

— Не гони меня, командир. — с болью в голосе попросил Пайко. — Сдохну я за месяц без дела, ты же понимаешь...

— Это лечится? — кивнул на его ноги Иртон.

— Нет, — покачала головой Лилиан. — Не могу. Не сейчас.

— То есть? А когда?

— Мне известен, если уж дело до ТАКОГО дошло, только один способ лечения — вырезать эти части вен и зашить. Но мне нечем это зашить, такого материала у меня нет. И, не вдаваясь в подробности, это только часть задачи. С этим тоже живут, если кому интересно. Но, конечно, бегать не придется.

— Сейчас что делать?

— ЛЕЖАТЬ. Я намажу ноги. И подумаю, что еще можно сделать... Нет, но твою мать, Томмен, ты все-таки дебил, как те самые новики!

— Хватит, мадам! Уж если вы называетесь моей женой — ну хоть не ругайтесь как обозник... Лекарь, ты болен, и отправляешься с нами. Мадам Брокленд, вам придется идти с арьергардом. Раз уж вы не оставляете раненных.

— Есть идти с арьергардом одним фургоном... Томмен, тебя отправляем с основным лазаретом. Как пациента.

— Ладно, пока решили.

Уходя, полковник Иртон подумал, что вот еще одна странность в копилочку. Это ее вечное 'Есть исполнять то-то' в ответ на приказание. Его тренированное ухо слышало за этим армию — причем он такой армии не знал...

— Госпожа, а ты?!

— Что — я, Лейф?

— Нас всего-то двенадцать...

— Лейф, ну возьми с собой еще человека три, а остальные пусть сопровождают основные возы. Ингрид с собой возьмем — Лиля решила 'подсластить' решение. Лейф не любил оставлять ее без охраны. А 'охрана' в его представлении начиналась от десятка.

— Госпожа, этого все равно мало.

— Мы еще сержантов прихватим. Слушай, ну не можем же мы тут кораблем плавать...

Лейф смирился.

С холма на холм, из перелеска на лыску и снова в перелесок— обычно она спала в дороге, но тут места в фургоне не оказалось. Смирная каурая кобылка бодренько топала копытами по грунтовке, а она впервые за неделю получила возможность подумать. Думать о чем угодно, а не о составлении и исполнении жесткого плана. Её не донимали вопросами, а она не очень прислушивалась к неспешным разговорам.

Лето...

Командир арьергарда столько раз проехал мимо них с тоской на лице, что Лилиан сжалилась:

— Лейтенант, тут невозможно заблудиться. Не растягивайте колонну, езжайте вперед.

— Точно не заблудитесь?

— Точно, точно.

Конный арьергард с облегчением помчался вперед — никто не любит растягивать порядки.

Уже через два часа, добравшись до лагеря, лейтенант понял свою ошибку. Потому, что услышав 'Да они сказали сами доберутся...' граф полковник Иртон посмурнел, как грозовая туча перед бурей, и рявкнул:

— Разведвзвод и десяток стрелков ко мне! Рысью назад!

А ему сказал, глядя прямо в глаза:

— Ваши действия обсудим вечером. Свободны.

И означало сие грандиозные неприятности. Настолько большие, что командир не счел возможным делать ему выволочку при всех...

Стрекотали кузнечики, в перелесках пахло малиной и липой. Оказывается, лето уже в разгаре! Интересно, а тут липа-то растет?

Остановились на привал, перекусили сухим пайком. Собрались, поплелись дальше. Скорость передвижения определялась фургоном, в котором везли четырех раненых и Ингрид с ребенком — не гнали, чтобы не растрясти. И так-то выехали рано с точки зрения Лилиан. Лейф 'висел' у фургона, а правили им так и оставшиеся при лазарете три сержанта — Осина, Полведра и Оселок.

Сейчас правил Осина, Оселок сидел рядом с ним, а Полведра шагал впереди. Несмотря на возраст (хотя какой там возраст, сорока нет...) именно он и спросил:

— А что это там такое?..

Их дорога переваливала через очередной холм, а сзади из перелеска вдруг появилась группа конников, человек в пятнадцать-двадцать.

— Может, купцы?

— И все верхами?

Лилиан так не хотелось портить день, что она сначала даже не забеспокоилась. Но пауза затянулась, сердце как-то нехорошо забилось, так что когда она услышала ответ — она уже успела прикинуть сколько осталось до лагеря (около часа езды их темпом), что до верхушки около трех минут, но они не успеют...

— Госпожа. — вдруг сказал спокойным и чужим голосом ее вирманин. — Бери всех баб и уходите в перелесок. Попробуем их придержать.

В голове запульсировал нехороший звон. Сейчас и она увидела, что конники — совершенно не купцы, а какая-то разномастная вольница скверного вида. И разворачиваются они к ним. Отдых кончился. А ведь оставалось-то всего ничего! Так, есть минут десять.

Никаких иллюзий у нее не было. Такие группки разрозненных и чаще всего голодающих дезертиров не имели никаких тормозов — кроме грубой силы. 'Быдло' с их точки зрения было обязано им повиноваться. А 'быдло' — все, кто не мог дать им сдачи. Для этого сейчас у нее было недостаточно сил. Глупость наказуема.

— Все не успеем. — оказывается, ее голос звучит не лучше. — Ингрид. Дай мне быстро два сундука из под левой лавки и гоните к лесу. Не сможете — бросайте воз, уходите пешком, сколько пройдете. Ходить совсем нельзя только Салу. Прячьтесь.

Такой был спокойный день...

— И-эх. — вздохнул Полведра, боком спрыгивая с облучка. — Чой-та без парней оно, оказывается, помирать грустно.

— Тебя тоже касается. — буркнула Лиля, практически выдергивая сундучки из рук Ингрид.

— Не глупи, Графиня. Что, ты останешься, а Полведра и Оселок — бегать будут? Щас. Вон, рыбами своими командуй...

Лилиан не стала спорить, потому что была крайне занята. Она рявкнула:

— Осина! Ты даже не думай в героя играть, возница нужен! К лесу гони, живо!!!

Заплакал ребенок, но Осина, уперевшись своей стертой деревяшкой в порожек фургона, уже хлестнул лошадей. Лилиан открыла сундук и сунула сержанту арбалет, тетиву и плечи.

— Натяни.

— Ай маладца, два десятка конных — и одна фиговина... Болты-то есть, а? — впрочем, пусть и ворча, Оселок натянул ей тетиву в одно движение культи и взвел арбалет, так и не перестав бурчать. — Что за самострел-то дурацкий? Камнями, что-ли стрелять собралась?

Второй сундук Лилиан поставила на землю нежно, открыла осторожно и сейчас доставала свои 'стеклянные' болты. Ну — 'кислота', 'дым' или 'горючка'? Мы на склоне, они не торопятся, едут плотно, доспехов на них почти нет, ветер боковой... 'Горючка'. Спаси, Господи.

Достав помеченные красной полосой, она аккуратно положила их перед собой, уложила в благородно-коричневое, полированное дерево ложи один из них, зацепив за скобку на ложе крючок 'пробойника'. Двадцать метров нитки есть, а там пусть... летит.

— Лейф Торвальдсен, слушай меня. Если мне придется стрелять — ты ничего не знал, не трогал и вообще был перепуган хуже всех.

— Госпожа?! — разинул рот кто-то из парней. — Лейф не трус!!!

Лейф был куда умнее.

— У тебя снова есть чудо, госпожа?

— Может быть. Очень, — до рези в глазах вглядываясь в отряд, сказала его хозяйка. — Очень плохое чудо.

— Мы попытаемся атаковать.

— С чем? У вас даже копий нет. Подожди, пока попытаюсь я.

Ее осторожные пробы говорили о дистанции примерно метров в сто — метров на шестьдесят оно летит, секунд пять они еще будут ехать. Взвесь как раз опадала около пяти секунд. Раз уж склон — значит просто поверх голов. Сразу второй и третий. Не дай бог, нитка застрянет...

В ту самую десятинку, в которую Лилиан готовилась к отъезду, она впервые задумалась о смысле слов 'Принципиальное Изменение', 'Новая концепция', 'Фазовый переход'. Такое множество слов...

Почти восемьсот лет развитие порохов принципиально ничего не изменяло — секрет крали, подбирали составы, разрабатывали сорта, гранулировали и калибровали, но на суть дела — смесевой состав с окислителем — это не влияло. И мощность, 'уперевшись' в некий потолок, зависела фактически просто от объема.

Для того, чтобы вместо пороха появились пироксилин и нитроглицерин, бездымные пороха всех видов понадобилась не случайность, а изменение парадигмы. Появление учения о веществах и элементах, о молекулярном составе, выработка технологий (причем появления самого понятия 'технология')... Это — концепция. Это принципиальное изменение. После этого два-три десятка лет изменили все.

Принцип напалма прост. Он известен со времен 'греческого огня'. Но сама его идея, воспроизводимая идея, опирается на принципиально иное представление о веществе. Самое смешное, что и сделать его оказалось не очень сложно. Главное — у нее была сырая нефть. Да, в условиях войн второй половины двадцатого века снаряжать метательный снаряд напалмом — бред безграмотного идиота. Но именно стрелу, именно стеклянной ампулой, пусть и с нитью для подрыва в воздухе — можно... Три компонента, пироксилин на разброс, окислитель и химический запал — взрыв такой, чтобы поджечь смесь и разметать куски в воздухе. Точнее, почти взвесь.

Из пяти выстрелов, которые она в одиночку, в тайне, сделала для проверки в лесочке за Таралем условно удачными оказалось три. И она вроде-бы поправила чисто механическую проблему.

Если она сделает три удачных выстрела — ошметки пламени перекроют фронт атаки на три четверти. Негаснущий, прожигающий плоть и слабенькие доспехи состав. Который нельзя смыть. Нельзя погасить водой. Да даже два удачных подрыва — лошади испугаются, люди будут орать от ужаса и жуткой боли от горящих волос, и у них будет шанс. Хороший шанс.

Если она сейчас потянет за спусковой крючок арбалета. Скорее всего — они спасутся, а этот мир необратимо изменится. Прямо в тот момент, когда она потянет за крючок. Изменится навсегда. Сразу. И она знает каким он станет. И ни ее знание, ни она сама больше не будут иметь никакого значения. Потому, что этот мир поймет, что это бывает. Потому, что изменится сам принцип войны. И она, врач — откроет дверь массовым смертям?

— Мадам лекарь, позволите вам помочь? — из-за спины появилась большая рука и мягко наклонила ее арбалет к земле. Она, почти не веря, повернулась. Она же даже топота не слышала.

Джеррисон Иртон. Граф полковник Иртон. Он стоял вплотную и улыбался ей как мальчишка, белозубо, сверкая васильково-синими глазами.

— Решили поторопиться и поискать вас. Никак нельзя своих бросать, тем более — вас. Мы все сделаем, не стоит вам марать руки.

Лилиан ничего не могла с собой сделать. Она улыбнулась ему, сквозь выступившие от великого облегчения слезы.

— Да. Пожалуйста. Спасибо.

— Не за что благодарить меня, — серьезно ответил ей Джеррисон. — Своих не бросаем. Никогда. Отдыхайте. Кстати, если всё-таки желаете выстрелить — то сейчас, а то они уже бегут...

— Нет, — сказала Лиля. — Нет. Это все-таки не мое.

За следующие пятнадцать минут то, что рисковало стать их последним безнадежным боем превратилось в спокойную бытовуху. Они снова паковались, сводный отряд без напряжения загонял остатки сборища — рутина.

А ее колотило. Похоже, колотило заметно, потому что Джеррисон, посмотрев на нее, сказал..

— Давай-те ка я вас отвезу. Коли уж вы моей женой представились, не будет вам урона со мной прокатиться? Стобеду все это — несерьезно, так что прошу.

— Х-х-хорошо. — Лиле было как-то не до воспоминаний и получужих обид.

Джеррисон легко подсадил ее на потертое, хорошо вычищенное седло и она впервые за два месяца взглянула на летний пейзаж с высоты коня. Большого коня. В колено ткнулся бархатный нос — 'А, это ты? Ну ладно...' Сзади к спине прислонилась твердая, с какими-то пряжками, грудь Джеррисона Иртона, графа и её мужа... Если поверит.

— Валь! Загоняйте этих идиотов, и отходите в расположение. Удобно, мадам? Едем.

Его руки подхватили поводья, перекинув через нее. Стобед ровно и гладко зарысил вперед. Не так быстро, как Лидарх... зато очень ровно. С разговорами муж не полез, так что доехали, перекидываясь незначительными замечаниями. Постепенно она согрелась и подуспокоилась.

К сожалению, на этом день не кончился. Уже на въезде в лагерь Джеррисон вдруг напрягся. То есть все вокруг нее вдруг внезапно стало твердым, как дерево.

— Это еще что? Какого... тут носит альдона?!

Их ждали. К сожалению, это был совсем не знакомый ей альдон Роман. Высокий старик в красной шляпе и дорогущей мантии, с жестким выражением на морщинистом лице, вытянутом, как будто с клювом-носом уже 'поймал' их обоих взглядом и направился к ним. Сопровождающие его... монахи опознавались только по рясам. Громилы, на взгляд Лилиан, 'пасли' пространство по секторам. Как-то не совсем монашеское поведение. Иртон Альдона не ждал, селения были в стороне от лагеря. Кажется, это новая серия неприятностей. Да что ж за день-то такой?!

— Идите к себе, мадам.

— Боюсь, — протянула Лилиан. — это по мою душу...

— А поскромнее вам не стоит быть? Не все вокруг вас вертится.

— Очень на это надеюсь. Вы его знаете? — полковник снял ее с седла.

— К сожалению. Альдон Риттер. Наместник Руальского монастыря — это...

— Северо-запад Ативерны. Вы... меня ему отдадите?..

Джерисон воззрился на нее как на дуру.

— Беспрецедентная была бы наглость — из полка лекаря забирать. Даже для него. Еще раз, мадам, будьте поскромнее. Кроме того этому... я не отдам ничего, кроме... В-общем, вообще ничего.

— Вы знакомы?

— К сожалению. Идите же, мадам! Ах ты... Ну вот. Стойте молча.

Не успели. Альдон не собирался ждать и успел подойти к ним.

— Сын Альдоная, по земному отцу Иртон, именем Джеррисон, не ты ли командуешь этими людьми?

Хоть бы поздоровался.

— Я, святой отец. Удивительно видеть вас здесь... Чем же я вновь понадобился святой матери нашей, церкви Альдоная?

— На этот раз, сын Альдоная, не ты.

— Вот как?

— Дочь Альдоная, не о тебе ли, Лилиан, отписал мне альдон Альтверского храма Роман?

Это вместо 'здрассьте', и без добавления титула. Однако.

— Святой отец, мне неведома переписка альдона Романа. И, со всем уважением, я вижу вас в первый раз.

— Неужели сей юноша говорил не обо мне? Столь удивительно... Я — Альдон Риттер. Наместник Руальского монастыря.

— Похоже, меня вы знаете. Польщена знакомством, святой отец.

— У нас будет время познакомиться поближе. Конклав альдонов желает выслушать тебя. Речь пойдет об оттисках святых книг. Мы выезжаем.

— Я не делала таких оттисков.

— Ты расскажешь это конклаву. Представляется мне весьма неоднозначным, что женщина придумывает способ донесения Святого Слова. И не только мне.

— Кгхрм. Святой отец. Эта женщина — мой полковой лекарь. И ее поездка в мои планы не входит. Со всем уважением.

— Слово Церкви не важно тебе? Снова?

— Святой отец, мы вообще-то исполняем поручение Его Величества. Это Королевский полк, у нас более полусотни раненых на ее попечении. Ни о каких отлучках не может быть и речи. Наша присяга этого не разрешает.

— Женщина не может принести присягу иначе, чем королю лично, сын мой. Чего она, насколько я знаю, не была удостоена. Она — не твоя. Дела наши — только между нами.

— Святой отец. — руки Джеррисона довольно нахально легли ей на плечи. — Эта женщина не нуждается в присяге. Ибо сказано в Книге: да последует жена за мужем, и...

— Мужем? Вот как? Мне ведомо, сын мой, что до сих пор ты женой ее не считал.

— Святой отец, что я говорю своему полку — мое дело. Жена командира, хозяйка замка, долженствует уметь лечить немощи и перевязывать раны мужа своего, не так ли сказано? Полагаю, вам сообщили, что Графиней ее считает весь полк.

— Тогда отпусти свою 'жену' с нами, сын мой. И это тебе зачтется.

У этого человека положительно был талант хамить. Лилиан буквально услышала кавычки вокруг слова 'жена'.

— Святой отец, это невозможно. Ибо, к нашему горю, — голос Джеррисона возвысился до высот гротескного страдания, тоже граничивших с хамством. Адресатом этого представления были, конечно, солдаты, а не альдон. — Альдонай не дал нам наследника. Сомнений нет, ваша осведомленность, уверен, распространяется и на это. Увы. Придется подождать.

— И сколько же?

— Как вы мне заметили, при нашей последней встрече, 'В руке Его все время Мира'. Все мы пред лицом Альдоная на краткий срок бытия нашего, так ведь? Но очевидно — не менее трех лет. Ибо сказано в Книге, 'Несть дела достойно женщины, кроме дел мужа и ребенка ее'. Вас проводят, святой отец.

Цитату ее муж безбожно переврал. Впрочем, примерно в таком контексте ее истолковывали приходские священники.

— Сказано не так. Ты, сын Альдоная, не прав — но теологический диспут тут неуместно проводить. И это тоже зачтется тебе. Дочь Альдоная, наша беседа не окончена.

Альдона 'сопроводили', а их тактично оставили вдвоем — ну, насколько это в лагере было возможно.

— Вот не знала, что вы так натасканы в подобных... беседах.

— В частности, именно этот святой отец позаботился об этом. Вы, мадам, не обольщайтесь. — Джесс не выглядел ни радостным, ни довольным. — Дело тут не в вас лично. Я своих не сдаю.

Лиля решила не усугублять положение, но Джеррисон, похоже, просто мечтал кого-нибудь пнуть за так испорченный день.

— Ну, а вы что же не радуетесь?

— Чему?

— Я вас признал женой, вы же этого хотели?

Лиля помолчала.

— Знаете, не ссылаясь на Книгу, жена — это не просто объявление. И уж тем более — не в таких обстоятельствах. Чем-то смахивает на изнасилование, не находите? Причем не меня. Мне это не нравится. Ни с какой стороны. Я не корова, а вы — не бык. Кстати, а что это за странное в целом явление с его стороны? Вот так вот, нахрапом...

Джеррисон слегка покраснел.

— У нас давние... противоречия. Вероятно, надеялся на веру моих солдат. Мадам.

— Вы, Ваше Сиятельство, все-таки примите на веру, — устало сказала Лиля в ответ на сарказм в обращении. — Меня многие считают вашей женой. Давайте как-то решим, что с этим делать?

— Сейчас?

У Лилиан болела голова, ныла спина, и очень хотелось куда-нибудь в кустики. Отходняк от стресса, чтоб его...

— Может, после войны?

— Ладно, не горит. Доброго вечера.

— И вам, господин граф полковник Иртон. Спасибо еще раз за спасение.

— Всегда пожалуйста. Кстати, об этих... оттисках нам тоже надо поговорить. Раз уж у меня теперь еще и эта проблема.

— У вас?

— Я для Риттера — ваш муж. Так что да, у меня.

— Их делает...

— Не сейчас.

— Как скажете.

.

На чем и разошлись.

Укладываясь спать, Джеррисон мрачно думал, что опять завел себе неприятности. Больше десяти лет прошло — и вот. Вот интересно, когда нибудь он начнет думать на пару шагов вперед ДО того, как воплощать 'гениальные' идеи? Нет , чисто тактически все прошло отлично. То есть даже Риттер спасовал. Но в будущем... Господи Альдонай (кстати!), Мири, мать, что там с толстухой вообще непонятно. С другой стороны, Оставлять Лилиан один на один с этим нелюдем? Нет уж. В принципе, можно будет сыграть на трениях Альдонов, что с успехом проделывали два поколения королей Ативерны, тем более, что она, кажется, знакома с Альтверским альдоном... На ровном же месте себе проблем поднял!

Формально говоря, церковь не имела никаких возможностей что-то от людей требовать. Не обязаны, верно. Не придет стража, не оттащит в яму, не отберет дом. Да.

Вот только — как ты, например, женишься? Как ребенка освятишь? А неосвященный — он как женится, замуж выйдет?.. А для дворянина это же не просто под полотенцем постоять — это земли, это права, это договоры.

Ну и какой отличный повод начать травить — а уж завистников, идиотов, просто фанатиков всегда хватает. Да. Сколько вещей станут правдой, если про них скажет сто человек — это же уму не постижимо!

Ну и все равно. Не сдам. Никого не сдам. Тем более... Тьфу.

А перед глазами стояла фигурка, собиравшаяся встретить два с лишним десятка конников средненьким охотничьим арбалетом. И ее волосы ветер ворошил. Как будто гладил. А он не решился.

А разве что-то случилось?..

Его Величество прибыл в город скромно, как будто просто с охоты — с приличествующим конвоем, но походным порядком. Колонна, численностью до сводной роты, подъехала к мосту, высокий блондин и пара офицеров отправилась к воротной башне. Ворота были открыты, но решетка опущена. За решеткой был виден кусок улицы и дверь караулки. На середине, по сторонам моста стояла пара алебардщиков, с интересом смотревшая на конвой.

— Кто едет? Не велено больше десяти, разворачивайтесь. — спросили стражники.

— Король. — спокойно сказал высокий офицер в кирасе.

— Чего?! — совершенно не по уставу переспросил алебардист.

— Мы едем. — сказал рослый блондин в походном плаще. — Открывайте.

— Я... это... — алебардист задергался, зачем-то потянул шлем с головы и, похоже, собрался падать у алебарды на колени. — Не велено... значит...

— Понятно. — вздохнул блондин.

Он порылся в кармане, достал медную монетку — крупную, не Ативернскую — привычно ловко и сильно забросил ее в окно караулки.

— Ай! — визгливо зарычали оттуда. — Кого там Мальдоная несет?!

— Попал. — прокомментировал блондин и заорал. — Туми, открывай давай! Это Мы!

После краткой паузы в караулке что-то загрохотало, ахнуло, охнуло и оттуда вывалился плотненький брюнет — начальник караула, одновременно натягивая шлем, подтягивая кирасу и пытаясь принять бравый вид.

— Сей секунд, ВашВеличество! Сей Секунд!

Колобок лично распихал стражников и вцепился в ворот. С грохотом и скрипом решетка пошла вверх.

Проезжая мимо, Его Величество подцепил шлем Туми за гребень, задрал и ласково сказал:

— Ворот смажь, наконец. А будешь дрыхнуть на посту и лишнюю деньгу драть, как оно водится у тебя, сукин ты сын — в следующий раз велю повесить. И чтоб твои боровы Службу, а уж тем более — Нас, с купцами не путали больше. Понял?

— Ы-ы-ы-к....

— Лица же королевской крови въезжают со свитой беспошлинно... Монету верни.

— Ланье, отметьте. — сказал Ричард объезжая рухнувшего караульщика. — Снимаем ограничение на въезд в город. А то на одних свечах и зерне прогорим...

Лошади процокали по Королевской во второй половине дня уже почти свободной. Открывались окна, сбегались люди — не пересекая ему путь. Король ехал по своей столице — и улыбался всем и никому. И люди начинали улыбаться — ему.

— Ланье, напомните мне, а как отец въезжал в город?

— Как будет угодно Вашему Величеству. Его Величество Эдоард были весьма придирчивы к выезду и выходу, Ваше Величество. К примеру, последний на моей памяти въезд состоялся тринадцатого мая позапрошлого года, когда Его Величество изволили возвращаться со свадьбы герцога Фоша. Первыми в процессии были одиннадцать герольдов, возвещавших о прибытии короля. Следом за ними в парадном строю следовали...

Описание заняло почти весь путь от площади Ткачей до Щучьей улицы.

— М-да. Похоже, по части пышности Мы не превзойдем батюшку. Покамест не стоит и стараться.

Король прибыл. Король вернулся в свою столицу. Альтвера выдохнула — странное время кончилось. Теперь можно было вернуться к мирным делам и ожиданиям.

Стоило бы, наверное, как в романах, пройти в Тронный зал и Воссесть. Знаменуя и Олицетворяя. Но он пошел туда, куда и шел во дворце обычно — в малый рабочий кабинет. Там было не очень пыльно — но как-то... пусто. Постоял в центре, огляделся. Ставни, как и любил отец еще при жизни, были открыты. Со странным чувством он обошел стол и сел. Стол был прибран и пуст. Впервые он смотрел с этой стороны стола.

— Ваше Величество?

Камердинер. Да. Действительно.

— Подайте умыться, смену платья — и давайте обед через полчаса. Ланье, вызовите на пять коменданта. Надо обсудить распрядок.

Он не выдержал на пятый день. Первые три он был так занят, что просто падал с ног в кровать, на четвертый он как-то отгонял от себя эти желания, на пятый мысли 'Ну я же как-то жил почти два года?!' и 'Я король, нельзя же ТАК...' помогать перестали.

Он пошел, запретив гвардейцам за ним идти. Свернув за угол второго переулка, остановился и подождал. Из-за угла сказали тихо:

— Ваше Величество, только сразу ножом-то не извольте пырнуть.

Ну, конечно!

— Выйди.

Серый. Темно-серый человек.

— Что было неясно в приказе?! — Ричард злился не столько на стражу, сколько на себя. Ему не стоило так потакать себе, да и следовать всем старым привычкам. Он — Король. Он не должен шляться без охраны...

— Ваше Величество, да лучше Вы нас перебьете, чем Их Сиятельство Латор узнают, что мы вас упустили. Мы мешать-то никак Вашем Величеству не будем, все ж люди — а трепаться не обучены. Уж не гневайтесь.

Серые люди бесшумно выскользнули из дома ('пять минуточек, Ваше Величество, мы уж глянули, только убедиться!') и встали у окон. Один также тихонечко спустился в подвал и крышку за собой закрыл.

Ричард толкнул дверь и вошел, сразу поднявшись на второй этаж. Она сидела в спальне и не спеша расчесывала волосы. Наверное, по меркам придворных красавиц она считалась бы толстой коровой. Он остановился в дверях и смотрел на ее спину, наполовину закрытую волнистыми, темно-каштановыми, как он помнил, волосами. Она гибко встала и, повернувшись, опустилась на колени.

— Ваше Величество...

Он шагнул к ней, хрипло сказав:

— Не вставай...

— Я ждала тебя вчера. — она его слишком хорошо знала.

— Боролся с собой. Безуспешно. — он потянулся и поцеловал ее в круглое плечо.

— Что, вдова уже не хороша для короля?..

— Не язви. — он погладил ее по груди. — Ты — моя слабость.

Она не стала спрашивать дальше и устроилась поудобнее, закинув на него ногу.

— Король не должен иметь слабостей... Теоретически. Как ты жила без меня?

— Вела жизнь честной хозяйки портняжной мастерской. Неужели за мной не следили?

— Нет. За тобой приглядывали. Есть разница.

— И если бы я...

— Я бы, наверное, боролся с собой дольше.

— А ты как жил?

— По всякому. — спрашивать его 'А женщины у тебя были?' она не стала. — Не бедствовала?

Она фыркнула.

— Дорогой, ты оставил мне двести корон. И мастерская моя приносит прибыль. Нет, конечно.

— И не отбирает у тебя клиенток Дом Мариэль? — не торопясь отвечать, она села на него и со вкусом потерлась всем телом, легко добившись желаемого ответа.

— Милый, Дом Мариэль — для моих клиенток дорог. Пока ему даже мои мастерицы не нужны. Хотя, я бы не отказалась купить у них кружева.

— Подарить тебе?

— Мне? Ты же предпочитаешь меня без них. — Она его и правда знала

— Хочешь стать королевской любовницей? Официально, так сказать.

— Вдова купца, бездетная и, похоже, бесплодная — королевская наложница? Я проживу месяца два. В лучшем случае. Дорогой, тебе нужна в жены молодая плодовитая девушка из хорошей семьи. Лучше — иностранная принцесса... И в любовницах знатная, богатая красавица. Лучше — две-три. Ты же мне и рассказывал.

— Ты так легко об этом говоришь?

— А как еще мне это сказать? Это есть.

— Придумываешь ты какую-то ерунду... Да никто тебя не тронет, ибо Мы будем недовольны.

Она просто поцеловала его в ухо.

Он знал, что мужчины до него у нее были. Кроме мужа, не очень удачливого содержателя средней руки модного салона. Знал и то, что она изменила, так сказать, профиль салона и клиентура ее — дамы, так сказать, полусвета. А кто и когда из них, так сказать, обменялся с ней опытом он знать не хотел.

— Почему ты тогда открыла мне дверь?

— Рик, ну ты же тогда поймал мой взгляд?

— Да... Вот именно такой.

Разговор прервался.

Странное было знакомство. Он ехал в свите брата. Протокольная охота, малый двор. Она смотрела из окна, и даже понять было невозможно — почему именно за нее он зацепился. Невысокая, полноватая (или просто высокогрудая), темноволосая. Он пришел ночью, не сумев справиться с собой. Честно говоря, еще и потому, что Джесс, глядя на его состояние, сказал: 'Иди и пробуй. Выставит — пойдем дальше гулять'. Она открыла сразу и сказала темным (он не мог подобрать другого слова) голосом.

— Сколько ж тебя ждать!..

Джесс ушел, тактично не став его дожидаться. Как-то раз он попытался вспомнить, что на ней было в ту ночь — и не смог.

— Переезжай ко мне, во дворец. Теперь-то мне вообще никто не указ.

Она помолчала.

— Опять ты об этом. Зачем тебе, Рик?

— Хочу приходить к тебе вечером и ныть, что все уроды. А они, кстати, уроды. Хочу просыпаться, уткнувшись в твое плечо. Хочу перетягивать одеяло...

— Ну, с вечером, ночью и утром все ясно. А днем я что стану делать? Клиентки мои будут во дворец приходить?

Он фыркнул.

— Они и так там, тактично выражаясь, бывают. Меньше ходить придется. Поменяешь клиентуру слегка — я тебя уверяю, разницы не так много.

— Побоятся... Зачем я тебе, Рик? Я ведь даже старше тебя.

— Ах. Два года. Какая огромная разница. Кокетничаешь? — он ее тоже неплохо знал.

— Для женщины тридцать — почти старость. И я толстая.

— Меня — он прижал ее к себе, не упустив возможности еще раз погладить. — Все устраивает. Не поедешь?

Она помотала головой.

— Спросить стоило... О! Заточу тебя в замке, буду приходить к пленнице. И мучить.

— Ты мучаешь своих пленниц сам?! Бедный, наверное устаешь... Как именно?

Пришлось показать.

— Ой, слушай, у меня же яблоки есть!

Она убежала в кухню, не позаботившись прикрыться.

— Вот. Она пришла с глубокой тарелкой, на которой было семь яблок, запеченных с медом. Его любимое простонародное лакомство... — он замешкался, и, конечно, она это заметила.

— Ах, Ваше Величество, я, конечно, попробую первой! — и откусила кусок. Мед с соком побежал по щеке, шее, груди. Блеснула в свете свечи неверная серебряная ниточка из глаза. Он выбрал яблоко поменьше, и, не дожидаясь пока она прожуёт, откусил.

— Будем надеяться. — он посмотрел ей прямо в глаза, и подошел поближе. — Что если нас и отравили, то умрем мы вдвоем.

Она вздрогнула. Он положил остаток в тарелку, отобрал яблоко у нее, поцеловал в глаза, а потом стал слизывать с нее мед.

Вышел он под утро, заложил руку за спину и пошел к дворцу. В середине переулка, перед выходом на площадь, он, не оборачиваясь, сказал:

— Ваше Сиятельство, граф Латор, доброй ночи.

— Доброго утра, Ваше Величество — почтительно поправили его сзади.

— Что Вы можете сказать Нам о вдове Элеаноре Мельин?

— Ничего особенно плохого, Ваше Величество. Остальное же, полагаю, Вы или знаете или знать не хотите. Изволите ли в дальнейшем бывать у нее?

— Изволим. Позаботьтесь о том, чтобы ее не беспокоили сверх меры и не нарушали привычного течения ее жизни. Мы надеемся, что вы сообщите об обстоятельствах, которые могут Нам препятствовать.

— Как будет угодно Вашему Величеству. Дозволите рекомендовать ей поставщиков продуктов?

— Дозволяем. Вы заняты?

— Для Вас — как можно?!

— Идемте, Мы желали бы услышать Ваши соображения по ряду вопросов.

Король продолжил путь во дворец.

Без титула

Амалия Ивельен была грустна и зла. Решение о побеге было принято почти сразу — как только она увидела, что представляет их войско (господь Альдонай, и с ЭТИМ — нанести поражение Джеррисону?!). Несмотря на то, что сбежать удалось без особенных трудностей — они просто 'отстали', ей было все хуже.

Оказывается, она привыкла к титулу! Ей хотелось быть принцессой — и вот, титул утек сквозь пальцы... Она мрачнела, срывалась на служанках, одной даже пришлось что-то подбросить за синяк. Несдержанность, увы.

Серо, облачно. Чем дальше, тем больше она злилась. Больше всего, хотя и трудно было в этом признаться, ее злила необходимость идти к младшему, непутевому брату на поклон... Ну надо же так! Всю жизнь он был ей бельмом на глазу — и выросло оно до такого! Вполне приличное состояние, титул — и вечные глупые истории, постоянная кривая физиономия на всех приемах, полк этот его дурацкий, сказать стыдно — пехота! А ведь батюшка предлагал, предлагал его ко двору вернуть — но нет, мы же обидемшись! Характер этот его несносный...

Так что к моменту, когда их остановили (чуть ли не прямо в болотце, хамы!) она себя достаточно накрутила. Последней каплей стало требование спешиться на границе лагеря.

— Я — герцогиня! Как вы вообще смеете?!

Дежурный лейтенант не высказал ни почтения, ни страха. Пока она гневалась он даже не соизволил опустить взгляд. Только что-то тихо сказал одному из солдат, и тот немедленно куда-то убежал.

— Мы никуда не пойдем, пока тут не появится кто-то лучше воспитанный и соображающий!

Особенно ее злило то, что ее эскорт — они вообще-то всем ей обязаны! — стоял как истуканы и даже не счел нужным отодвинуть этих неотесанных мужланов.

Через пять минут она увидела то, чего совершенно не ожидала. В простом зеленом платье, с накинутой кожаной жилеткой, без приличной косметики через лагерь к ней шла... жена ее брата. Причем шла — как будто по своему поместью! С ней здоровались (не в пример приветливее, и вежливо), она что-то напоминала, слегка улыбалась. За ней топала пара громил — спаси Альдонай, вирмане! — и тот самый отправленный солдат.

Офицер направился к ней, встретил на полпути — они встретились и тихо заговорили. Амалия вздернула голову. Уж эта парвеню от нее точно покорности не увидит!

— Хороший день, Лети. Что случилось, еще одна? Отправляли бы ко мне как обычно.

— Мадам. — приветственно склонил ей голову офицер. — Не совсем. Явилась дама, орет как ужаленная, что она герцогиня.

— Кто?!

— Вот-вот. Вы этих... сильно благородных как, знаете? Не взглянете? Уж больно не хочется командира попусту дергать. Сами знаете, что он по поводу баб приказал. А верещит уверенно.

— Ну пойдем, посмотрим, что за птица гордая прилетела...

Уже на подходе Лилиан присмотрелась к группе и сказала:

— Ну, Лети — летите к графу. Это и правда герцогиня. Причем такая, что командир ахнет. Скажи ему, что это некто герцогиня Амалия — он сразу все поймет. Узнаю, как говорится, родственницу.

— Э-ва!... Это чего ж делать-то? Она ж сейчас восвояси от злости рванет, а ребята помнут — нам оскорбление дворянской чести не припаяют?

— Пока пойду, поговорю.

— Ох она зла...

Лиля пожала плечами. Зла так зла. Видывали мы лилипутов и покрупнее.

Она направилась 'на арену'. Судя по кислым выражениям лиц, дежурному взводу порядком не нравилась эта баба, и находиться рядом не хотелось. Поэтому им был очень быстро обеспечен приличествующий 'круг'.

Этикет предписывал ждать, пока находящийся выше на феодальной лестнице соизволит заметить. Это верно. Конечно же, глядя на нее как на неприятное образование, мадам изволили молчать. Но это бы подействовало при дворе. А тут Лилиан просто стояла и гостеприимно улыбалась. Заодно оценивая состояние пациентки. Неплохо, неплохо. Судя по всему, после тяжких родов Амелия восстановилась. Не мешало бы, разумеется, умыться — как-то она уже и отвыкла от манеры 'штукатурить' лица.

— Графиня.

— Ваша Светлость. Рада видеть вас в добром здравии.

— Объясните этим мужланам, как надлежит обращаться с герцогиней, будьте уж любезны!

— Они и обращаются, как приказал командир. В его приказе никаких оговорок не было. Придется немного подождать.

— Тут всегда так тупо исполняется приказ?! А думать не пробовали?!

— При исполнении приказа думать разрешается. Но действовать нужно по приказу. Не возбраняется при этом восхваление мудрости командира... Проявите толику терпения.

— Вижу, Вы тут как своя.

— Надеюсь, что не 'как'. В полку моего мужа я искренне стремлюсь быть своей.

— Брат мой всегда отличался наплевательским отношением к этикету, приличиям, а вашем случае — и к здравому смыслу. — прошипела Амелия. — Трудно было ожидать, что Вы его хоть как-то урезоните.

Злить эту тетку оказалось весело.

— Не замечала наплевательства. В личных же отношениях... — Лиля в рамках приличия повторила 'вкусное' движение, подсмотренное у горничной. — Рассудочность не всегда необходима.

— Вы так же свободно рискуете своей честью в этом сборище быдла, как рисковали и честью своей падчерицы!

Похоже, мадам были и правда злы. Стоило бы, конечно, поинтересоваться почему это все не вызывало у нее вопросов раньше (например при отправке родственниц в тьмутаракань), но усугублять не хотелось.

— Рискую? Быдло? — Лилиан правда не поняла, что имеет в виду эта расфранченная стервь.

— Кто же вас тут может спасти от... бесчестья? — доспешный рыцарь, сопровождавший герцогиню, сделал вид, что двинулся на Лилиан. Как бы для демонстрации.

— Дзынь. — раздался короткий лязг. — Простите, ваше дворянчество. Это я по неловкости, значит вот, алебарду-то уронил...

По неловкости — точно обухом на наплечник. Вот такая вот специальная пехотная неловкость.

— Рут. А чегой-то это ведро бродячее хочуть? Ох ты, лэйр, вы уж простите — мы тут люди простые, обхождения не понимаем, не признали вот....

Как-то вдруг, хотя и не было, казалось, никого, рядом с Лилиан образовалось десяток мрачных мужиков в разных доспехах. Кто шпагу точил, кто сулицу правил, кто со щитом. А кто вообще мимо алебарду нес, и задержался. Чисто посмотреть. Как-то вдруг их уединение закончилось. И патруля рядом не случилось.

Лилиан посмотрела герцогине Ивельен прямо в глаза.

— Они — не быдло. Они бойцы Пятого пехотного Его Величества полка, коим командует граф полковник Иртон. Ваш брат. Мой муж. И где я имею честь быть полковым лекарем. Я бы просила вас, Ваша Светлость, проявлять надлежащее уважение. В конце концов, если Вы не забыли — если бы не я и мое искусство, вас бы тут не было. Мое купеческое происхождение просто умоляет меня произнести фразу 'Должок за вами' — но воспитание не дает. Кажется, вас ждут — не советую задерживаться.

К ним спешил Фрайги.

— Ты гля, Сули, они когда вот так вот гремят — это они ходют, от оно как.

— Эва!! Можа, колокольчик какой таскать оно попрошше будет?..

Этикет требовал одернуть нахалов... А настроения это делать не было. Лиля безадресно вознесла молитву Альдонаю о даровании смирения и, за отсутствием такового в зоне видимости, отправилась искать Томмена. Что-то ей подсказывало, что этот больной режим не соблюдает. Разумеется, надлежало такое поведение пресечь.

По дороге герцогиня постаралась взять себя в руки. Сдержанность. Спокойствие. Приличия. Даже с братом.

— Господин граф полковник Иртон ожидает вас. — сказали ей часовые рядом с большой палаткой, стоявшей в середине лагеря. — Только вас.

Она кивнула своим сопровождающим. Позже поговорим.

В палатке было довольно много вещей, расставленных по периметру — в основном оружие, сбруя, сундуки. Палатку перегораживал полотняный полог. С левой стороны от входа стоял старый рабочий столик — так вот оказывается куда отправились эти дрова, вместо печки, как приказывал батюшка... Рядом со столиком стоял ее брат и смотрел на нее.

Амелия не видела Джеррисона четыре года... Уже четыре. Брат оставался таким же высоким, сильным и стройным. В волосах его не было седины. Но за это время взгляд его стал холоднее, поведение — пока, во всяком случае — сдержаннее.

— Брат мой.

— Мадам, Ваша Светлость. Был удивлен, услышав что вы в лагере. К счастью, сколько могу судить, вы в добром здравии?

Разговор явно обещал быть непростым.

— Вас не радует моё появление?

— Пока не знаю, мадам. Сопутствующие обстоятельства, как вы, полагаю, знаете, очень непросты.

— Я бежала из плена — она добавила в голос сдержанного горя на грани слез. — И вот какой приём я встречаю у своего брата?

Когда-то Джеррисон сразу терялся, если она огорчалась. Времена эти явно прошли.

— Или узнав о поражении своих войск бросили их и приехали вымаливать прощение у королевского коннетабля. Или имеете где-то неподалеку запасной полк и хотите оценить обстановку лично. Обстоятельства непросты, повторюсь я. Сведения о вас противоречивы. Помнится, два года назад на мою просьбу приютить мою дочь вы изволили отозваться 'Я не пастушка, и не псарь' — то есть тогда не имело смысла вспоминать о родстве...

— Вам я такого не говорила. — она говорила это свекру, и как ей казалось — наедине. Это объясняло, почему он так и не прислал к ней племянницу...

— Мне — нет. Сейчас за вами, мадам, числится попытка переворота.

— По-вашему, я бунтовала по своей воле?!

— Бунтовать по принуждению. Какая замечательная конструкция. Его Величество такие обожает... Мадам, вы попробовали приличия, родственные отношения, горе и гнев за неполные пять минут. Может быть, перейдете сразу к смирению? Присядьте. Неприлично же заставлять даму стоять?

Пришлось сесть.

— Итак. Мадам. Его Величество ранее изволил отдать распоряжения на случай Вашего появления. Полагаю, Вам стоит их узнать. Его Величество повелели Вам незамедлительно явиться в столицу и прибыть к нему во дворец. Для объяснения и подтверждения обстоятельств вашего участия в беспорядках.

— А Вас, брат мой, моя персона не интересует?

— Приказ Его Величества совершенно ясен. Сейчас вы не знаете ничего, имеющего для меня непосредственное значение. Банда рассеяна, остатки бегут. Думаю, планами побега с вами никто не делился.

— Вы как ваша... кто она вам тут, даже не знаю?.. местная?

Впервые Джеррисон проявил какие-то положительные эмоции — подняв брови в вежливо-веселом удивлении.

— Моя — кто? Лекарь? Жена?

— Уж вам виднее. Мне была она повитуха.

— Надо же. Довелось убедиться лично в ее умениях?.. Я не интересовался, нас тут больше волновали боевые раны, знаете ли. Война, в каком-то смысле. Но талант ее велик, думается, и в этой области она сильна.

— Хамить высокородным дворянам, удерживая их, спешивая и ссылаясь на командира... как это 'не возбраняется же восхвалять его мудрость' это тоже ее талант?

— Действительно, не возбраняется.

— То есть ты даже не станешь... — перестала наконец сдерживать гнев Амелия.

— Ами, — перекрыл ее намеренно низкий голос Джесса. — У тебя рот разговаривает. Присмотри за ним, а то и до беды недалече.

Джеррисон вроде и не кричал, вот только ее вдруг бросило в дрожь. Она впервые полностью осознала, что ее мирок во враждебном кругу не простоял и полугода. Что зависел на самом деле от удачи в 'припудривании' глаз, и осталось-то от него десяток слуг и охранников. А 'мир' Джесса стоит уже лет пятнадцать, все время воюет, вооружен до зубов, предан лично ему и Королю, а на титулы и прочее плевать хотел. Если командир сейчас даже не прикажет — скажет, что он ее не знает, то она не доживет не то, что до суда, до выхода из лагеря. Или он ее вышвырнет в Зуб, где и запрёт на годы. Вообще-то, он может лично с ней сделать что угодно — а все остальное может Рик. Ныне — Ричард, Король, первый этого имени.

— Вы, Ваша Светлость, похоже по-прежнему не совсем понимаете ситуацию. Вы не младшему брату нотацию о слугах читаете. Вы выступаете перед полновластным коннетаблем. О поведении его солдат. Причем, похоже, забыв о причине, по которой мы все тут оказались.

— Это оскорбление!

— Исполнение приказа вас оскорбляет? Я правильно понимаю, Вы не собираетесь исполнять приказ Его Величества?

Джеррисон сделал паузу. Но она уже взяла себя в руки.

— Замечания о поведении моих людей от посторонних я вообще принимаю очень избирательно. Мадам, фактически, единственное, что пока отделяет вас от наказания за государственную измену — это наши детские воспоминания. Его Величества и мои. Мне кажется неразумным, мадам, уменьшать эту поддержку в два раза, напоминая нам обо всем остальном, что происходило с нами. Это я о себе.

Джеррисон встал и выглянул за полог.

— Фрайгерсон, кликните эскорт до Альтверы для Её Светлости.

— Сей момент, господин граф полковник Иртон!

Также не спеша он вернулся на место.

— Так вот. Мадам. Даже в вашем описании, я не нахожу ничего, выходящего за рамки. Сам бы я ответил куда резче. Понимаю, что Вы привыкли к безусловному почтению, которое вам гарантировало родовое имя. Сначала мое, потом — мужа. Но тут, в полку, где вы сейчас находитесь, родовое имя само по себе не означает почти ничего. Я — один из тех, кто горячо и осознанно поддерживает этот обычай. Как и мой лекарь, я не отделяю себя от своего полка. И не в последнюю очередь, мадам, потому что тогда мои достижения ни Вы, ни матушка не можете объявить несущественными...

— Твоя 'жена', я так понимаю, дорогой брат, это тоже твое... 'достижение'. Теперь.

— Красивая, правда? — солнечно улыбнулся Джеррисон. — А уж умна, смела, умела! Вы даже не представляете...

— В своей прошлой ипостаси она вела себя приличнее.

— То есть боялась вас до дрожи? Это проходит, если ты занимаешься полезным делом и уважаем в своем окружении. Чтобы не было неясностей — зная Вашу страстную натуру, я спишу столь вольное обращение на настоятельную необходимость сохранить присутствие духа.

— Эскорт герцогини Ивельен! — откинул полог оруженосец и встал возле него всем видом демонстрируя решимость никуда не уходить. Услышав имя лагерь зашуршал. Нехорошо зашуршал, как осиное гнездо.

— Прекрасно, очень вовремя. Предупреждая вашу следующую вспышку, мадам, ЭСКОРТ вас ждет... Ещё пара замечаний в Вашем личном стиле, я и сменю им роль на 'конвой'. Или, еще лучше, предоставлю вам возможность проехаться до столицы самой. Идите. И душевно вас прошу — проследите за своим языком. Его Величество, возможно, пожелает выслушать Вас. Если сочтет нужным склонить слух к моим мольбам о милосердии. Это все, что я могу для Вас сделать. Да кстати. Это письмо — он протянул ей один из свитков со стола — от вашего мужа. Должен признать, я его недооценивал. Только его слова отделили вас еще и от обвинений в обмане и убийстве свекра.

Амелия механически взяла письмо и вышла. Брат ее выставил. Выставил. Причем даже не повысив голоса... Только это и повторяла она себе в разных формах, пока ее конвой — то есть эскорт — собирал караван и готовился к выходу.

Вечером командир явился лично. Увидев высокую фигуру в заляпанных кавалерийских сапогах, Лилиан приготовилась отвечать на претензию в непочтительности, но Джеррисон Иртон ее в очередной раз удивил:

— Познакомились с моей сестрицей?

— Мы уже встречались.

— Я так и понял. Впечатлены? Вот такие у меня родственнички, рекомендую задуматься. Но я не об этом хотел поговорить.

Возникла пауза. Лиле стало как-то неудобно. Вот сейчас он скажет 'Как насчет подтверждения супружества?..' И что я ему отвечу?

— Мой оруженосец. Фрайгерсон Саверней. Он болен?

Поворот был неожиданным. По профессиональному мнению Али, не все телеграфные столбы в ее родном мире были настолько здоровы.

— Не думаю. — с легким разочарованием сказала она. — А в чем дело?

— Он вял и безинициативен в последнее время. Это конечно, объяснимо, но город нам в ближайшее время недоступен... Плохое самочувствие — это по вашей части. У вас есть идеи, что делать?

Лиля пожала плечами.

— Я мало что могу предложить. Если у него есть доверенное лицо — стоило бы с ним поговорить. Думаю, он чувствует вину за смерть брата.

— Он-то тут причем?!

— Это его младший брат — вообще, этого уже достаточно. Потом, ну, не знаю, дать ему отдохнуть денек — искупаться там...

Чуть не сказала 'Грибов пособирать'.

— Он плавать не умеет.

Сказав это, командир задумался. Лиля, присмотревшись к нему, предупреждающе сказала:

— Холодно.

— Ничего-ничего, здоровый лось...

— Вы его утопите!

— Да ладно, я же не утоп!

— Не уверена, что это аргумент!

— В любом случае, спасибо за прекрасную мысль. Спокойной ночи!

И умчался. Н-да. Вообще-то она не собиралась...

— Что ты мнешься, Лави? — спросила она у горничной.

— Госпожа, а что это он так развеселился? — полюбопытствовала та.

— Кажется, командир собрался учить Фрайги плавать.

— Да?..

— Кстати! — внезапно из сумерек снова соткалась длинная фигура Джеррисона. — Мадам, могу я просить вас проследить за приличествующим поведением ваших девушек?...

— В связи с чем такая забота?

— Жалею своего оруженосца.

Лави вздохнула с сожалением.

— Прослежу. — сказала Лиля со значением глядя на неё. — Особо.

Джесс шел к палатке и мрачновато думал, что ему, похоже, тоже надо отдохнуть. Зачем он ходил к лекарше? 'Ах, у меня болен оруженосец' — блеск идиотизма... Впрочем, Фрайги и правда нужно выучить плавать. Мальднонайские шуточки — вот нечего, нечего таскать в полку бабу!

Укладываясь спать Лилиан, расчесывая при свете свечей волосы, думала — неужели он действительно приходил поговорить о Фрайги?.. Или просто сменил тему, а на самом деле?.. Против всякой логики, эти размышления несколько подняли ей настроение. Она согрелась и, задув свечи, улеглась спать.

Предварительная беседа

Его Величество призвали своего коннетабля, графа полковника Иртона и своего начальника второго стола Королевской службы на два часа пополудни. Граф полковник прибыл чуть раньше, и был незамедлительно приглашен в рабочий кабинет...

Во дворце не изменилось ничего — и изменилось почти все. Проходя по коридорам и залам 'рабочей' части дворца, Джеррисон не видел старых 'дворцовых' знакомцев, зато видел своих сержантов, канцеляристов, с которыми за десятинку уже сталкивался. Почти ничего не изменилось и в интерьере. Ланье с поклоном пригласил его в кабинет Короля.

— Привет. — сказал король. — Заходи, садись. Я сейчас.

— Ваше Величество, а как же церемониальный доклад?! Преклонение колен, битие поклонов...

— А что, очень надо? — Рик дочитывал какой-то свиток и покачивал головой. — Могу коврик найти... Пол только не порть.

— Да нет, так просто спросил.

— Сукин сын... Нет, ну ты подумай — сукин сын!

— Мне надо знать кто?

— К твоему счастью — нет. — Рик сунул свиток в корзину прочитанных и посмотрел на друга. — Ты нездорово выглядишь.

— Знаю. Что-то я устал. По какому поводу собираемся-то? Интересуют подробности отлова остатков? Шута нет пока.

— Нет. Собираемся мы по поводу, условно называя, графини Иртон.

— Мы? Нашлась?

Рик побарабанил пальцами по столу.

— Знаешь, там все очень странно. Крестовик настоял на этой встрече.

— Он-то тут причем?

— Это поручение еще отца.

— Те самые странные письма? Кстати, моя лекарь-самозванка это ведь она и есть — взошедшая, так сказать, звезда?

— Догадался? Да, но дело не в этом... Что там, Ланье?

— Граф Латор, Ваше Величество.

— Просите.

Джесс встал, Король остался сидеть. Как обычно, неброско одетый, среднего роста, плотный — Крестовик не производил угрожающего впечатления. Он вообще не любил производить впечатление. Приветствия, заверения, поздравления заняли немного времени. Король пригласил их сесть.

— Итак, граф Латор, Мы слушаем.

В молодости Джеррисон Иртон удивлялся, насколько кабинет уж четвертого поколения королей Ативерны прост. Стол. Кресло с высокой спинкой, две корзины со свитками. Низкие полукружные кресла — если посетителю дозволено сидеть. Два окна из небольших кусочков стекла если только позволяет погода, открытое. Стены, обшитые вощеными ореховыми панелями с минимумом резьбы. Свечи вносились — если Его Величество изволили работать поздно. И... все. Эдоард на его памяти один раз приказал заменить верхние панели — на березовые. Стол вообще знал еще его деда. Как были роскошны кабинеты графов, герцогов! Да у Ивельенов токарня — и то поавантажнее выглядит. Потом он привык. В этом кабинете ему и так не бывало скучно.

— Ваше Величество, Ваше Сиятельство. Должен я доложить результаты расследования, назначенного покойным королем Эдоардом в отношении дамы, прибывшей ко двору под именем графини Иртон. Поручение было дано более года тому назад, сроки вышли. Результаты, я полагаю, важны для всех нас. Должен... признаться, что не вполне выполнил поручение

Латор без видимой необходимости переставил тубус на другую сторону. Чтобы Крестовик признал поражение — это было более чем необычно.

— Пропустим оценки и реверансы, граф. Переходите к сути.

— Дело не выглядело сложным, но оказалось таковым. Как вы знаете, графиня обратила на себя внимание Службы и Его Величества лично осенью позапрошлого года странным по форме письмом с описанием целого ряда весьма угрожающих обстоятельств. Был направлен в Иртон Королевский представитель, лэйр Ганц Тримейн. Расследование его дало столь странные результаты, что он был из него выведен и дело было препоручено мне. Начну с того, что я выяснил уверенно. Нужно ли мне дать справку о делах и достижениях сей особы, или они вам известны?

— Пока не нужно. — сказал король, предупредив движение Джеррисона. — Целью расследования ведь была личность?

— Именно так, Ваше Величество. В известное Вам время, примерно до конца мая месяца два года назад, никаких несообразностей в поведении Лилиан Мариэллы Брокленд, а затем графини Иртон не имелось. Вполне обычная купеческая дочка — балованная, несистематически выученная приличиям, предназначенная отцом служить средством передачи наследства. Истеричная, немного агрессивная, склонная к перееданию.

— В ее письмах и докладе Ганца Тримейна высказывается гипотеза об отравлении. Ее действительно опаивали?

— Опаивали, это подтверждено. Но начали не ранее, чем за два месяца до ключевого момента. После же падения с лестницы и выкидыша, если можно так выразиться, все шло естественным порядком... Пока она не встала с кровати. Ваше Величество, Ваше Сиятельство. У меня нет доказательств, нет объяснений, я не понимаю что случилось — с кровати встал ДРУГОЙ человек.

— Как — другой? — как будто споткнулся Джесс. — Вокруг нее было более пятнадцати слуг, ее вообще немало народу видело. Кто-то ее кормил, убирал, по крайней мере в доме находился? И никто ничего не понял? Незаметно привезли одно тело и вывезли другое — как это возможно, там дорог-то нет? На руках тащили через лес? Подменить больную — и никто не понял, что это здоровый человек?

— Именно так. Масса вопросов, ни одного ответа. Характер, ум и поведение изменились кардинальнейше, и, что даже важнее, из ниоткуда появилась огромная масса знаний и навыков. Кружево, например, в тех местах где и ткали-то плохо. Чего я не понимаю категорически, так это как именно произошла подмена. Но исключить её нельзя. Нам не удалось найти и трети тех людей, которые действительно тщательно наблюдали за графиней и могли бы, возможно, подтвердить или опровергнуть подмену.

— То есть? — подтолкнул Рик рассказ.

— Часть слуг она разогнала, встав с постели. За дело разогнала, должен заметить, часть сбежала. Не очень объяснимое человеколюбие. Капитан охраны, Лейс Антрел погиб осенью — прикрывая её отход. Сразу должен заметить, он вызвался сам, готовил его сам. А часть людей ушла с ней, так что их честность без надлежащего допроса вызывает сомнения.

— Ее нянька? — спросил Джесс.

— Нянька согласна, это 'ее девочка'. Проблема в том, что нянька путается в датах и опознает как 'свою девочку' две полных блондинки из трех, если одеть их в розовое... Но это очень странная подмена. Очень.

— Да. Уж. Сорок пять тысяч корон в доходы страны, всего-то за год! — отметил Ричард. — Что особенно ценно — почти половина пришла из сопредельных государств. И будет больше, не говоря уже о целом ряде весьма существенных предложений. Она учит людей направо и налево, даже не задумываясь о возмещении. И последствиях, насколько могу судить.

Услышав сумму Джеррисон аж икнул, но перебивать не стал.

— Именно, Ваше Величество. Именно. Никто и никогда не отдаст такие деньги и возможности на сторону. Ничего не помешало бы ей заработать эти деньги без ссылок на Ваше Сиятельство — пусть и не так быстро. Соль, стекло, кружево, лекарские её успехи... Кстати, как мне довелось доподлинно узнать, она не была ученицей дин Дашшара. Это он был ее учеником. Потому, что исписал более пятнадцати свитков, которые и увез с собой.

— Дин Дашшар учился у двадцатилетней на тот момент женщины. — повторил за ним Ричард. — Практически год и уехал не по своей воле. Однако... Так кто она?

— Я не знаю, Ваше Величество. Ни одно государство и близко не обладает такими специфическими знаниями. Их просто некому предоставить. Единственное мое сколько-нибудь обоснованное предположение — она беглец. Умный, обученный, агент влияния — полностью вышедший из под контроля, выкравший какую-то уйму секретов. И сделавший самую большую ставку в своей жизни — на Ативерну. Но источника такой горы секретов я не могу себе представить. Вот мои заметки и свод доказательств — но я признаюсь в неудаче. Мне не удалось выяснить кто это и откуда она взялась.

Рик встал и прошелся по комнате. Остановился у окна и посмотрел на реку.

— Ваши предложения, — спросил он не оборачиваясь— Что Нам делать?

— Вашему августейшему отцу я рекомендовал ссылку в отдаленное поместье под полный контроль Королевской Службы. Его Величество, в своей несомненной мудрости, повелел ей пребывать в замке и местности Тараль. Подопечная проявила исключительную лояльность и принесла великую пользу. При всем беспокойстве, сейчас, Ваше Величество, я полагаю, имеет смысл показать Вашу осведомленность — и дать ей полную свободу выбора. В качестве ответного шага. Предложив, в обмен на правду, защиту, покровительство, титул и, повторюсь, свободу в делах. Польза таких масштабов, мне кажется, стоит рисков.

— А мне? — спросил молчавший до этого Джеррисон.

— Решать Вам, Ваше Сиятельство. Я, как Вы знаете, не рекомендовал Его Величеству вашу последнюю женитьбу. Пользуясь случаем, хотел бы извиниться, что был... неубедителен. И очень не хотел бы давать какие-то советы в этом деле. Единственное, что я бы заметил — в силу возраста она немного... порывиста. Для таких масштабов. Но также хотел бы отметить, честна и умна.

Воцарилось молчание.

— Джесс, — прервал паузу Ричард. — Мои слова в силе. Тебе надо выбрать. Я приму твое решение. Любое. Но с этой дамой Мы будем договариваться — как с отдельной гильдией, помоги Нам Альдонай. Как ты понимаешь, пути назад не будет — договорившись надо будет соблюдать договор.

— Я выбрал — тихо сказал Джесс. — Я лично пообещал представить её Королю. И не за фигуру пообещал. Я обязан ей значительной долей успеха в кампании. Я уже заявил альдону Риттеру, что это моя жена. Помоги мне Альдонай, я...

— Я возьму старшую графиню Иртон на себя. — тихо сказал Рик.

— Гхрм. — кашлянул Крестовик. — Её Сиятельство весьма... разумная женщина. Я думаю, что мог бы представить ей некоторые веские аргументы. Если это проблема.

— Тебе не обязательно — продолжил король. — Ей-Богу, договоримся, Лилиан Брокленд разумный человек, что очевидно.

— Не очень-то похоже на тяжкую обязанность — кривовато улыбнулся Джеррисон. — На красивой и умной женщине жениться. Но дело не в этом. Она нужна моему полку. Нет способа по другому дать ей... работать. Она даже не понимает. Но без имени — её сожрут, а развод-замужество... Как только война кончится — сожрут. По крайней мере, попытаются.

— Так нужна?

Джесс помолчал, а потом стал размеренно рассказывать.

— Имею краткую иллюстрацию. Как я уже имел удовольствие доложить Вашему Величеству, десятинку назад прибывает в расположение полка альдон Риттер. Имея желание забрать моего полкового лекаря, Лилиан Брокленд, на некий конклав. Выставляю я альдона из лагеря, и думаю — надобно проследить, чтобы оная личность какую гадость не учинила, уезжаючи. Вызываю командира разведки — а его нету. Взял два десятка и во внезапный рейд ускакал, мне слова не сказавши. Отправил я за Риттером конвой — догнать да проводить, и стал лейтенанта дожидаться. Явился он на следующий день, прибыл ко мне на головомойку. Спрашиваю — где был? Отвечает — поступили сведения о смутьянах в окрестных селениях. Подговаривали, говорит, селян снизить боеспособность полка говорит. Путем кражи лекаря. — бледно ухмыльнулся граф Иртон.

— И? — подогнал его Ричард.

— Речет сей нахал мне, даже и не извиняясь, мол, трёх смутьянов поймал, примерно повесил, селянам строго внушил. Спрашиваю — а что за смутьяны? Не успел, говорит, понять. Очень торопился альдону Риттеру почтение засвидетельствовать. Засвидетельствовал, всей его свите из восьми человек... А я уже знаю, что от лагеря отъехало одиннадцать. Спрашиваю — а еще трое? Он на меня смотрит и говорит — а их в лагере не было, так что пропали они. Наверное. В смуте. С селянами...

— А ей они об этом сказали? — спросил Крестовик.

— Нет, конечно. И я не сказал. Так что — да. Так нужна.

— Смотри сам.

— Когда прием?

— Через две десятинки. Само собой — ты приглашен. То есть, на самом деле, Мы призываем Вас, граф полковник. И ваших... Одного офицера? Двух?

— Двух. Один из них — мой новый лекарь, Ваше Величество.

— Мы наслышаны о нем, и будем рады личному знакомству. Граф, Мы благодарим Вас за службу. Вы не будете забыты. На сегодня Мы вас не задерживаем.

— Ваше Величество. — поклонился Крестовик. И вышел.

Некоторое время друзья молчали.

— Восходя дорогой горной, прямо к бездне голубой, не печалься, брат мой гордый... — тихонько пропел Рик. — Помнишь?

— ... и красавиц августейших неожиданный фавор... у меня ни голоса, ни слуха. Старик меня только что не порол. Жаль, что он заболел.

— Жаль... Ты сам-то как?

— Не очень. Извини.

— Не за что. Один прием, Джесс. Надо разгрести все, и будет время отдохнуть. Сможешь?

— Смогу.

— Точно? Джесс, ты же знаешь — я не Сияющий, чудес не творю. Выкрутимся, если что.

Не поднимая глаз, Джесс пожал плечами.

— И что потом — объясняться, почему коннетабля не было? Что я не взбунтовался и не хамлю молодому королю? Ты и так с коронным приемом затянул, давай уж отметим. Все не настолько плохо. Я смогу. Ну, правда, не на галеры же...

— Ты не считаешь, что сам и есть ее цель? — вдруг спросил Рик. — Только она поумнее прочих, не лезла к тебе в постель, а просто рядом была?

— Не думаю. — медленно покачал головой Джесс. — Видишь-ли, ей было не все равно. Ей было важно заботиться о моих и своих людях, лечить — без разбора солдат или нет. Она сказочно щедра. Она работала до упаду, не щадя себя, переживая каждую неудачу — разве так делают, когда твоя цель кто-то другой, а то и вообще титул через замужество? Как она на Томмена орала, ты бы слышал!

— Кого-то не так лечил?

— Сам не лечился и испортил себе ноги. Или как она с охотничьей игрушкой и парой сержантов встала против двух десятков конников, прикрывая раненых. В-общем, охотилась бы на меня — занялась бы мной. Не нужно это все для охоты, даже вредно. Да и зачем ей именно я? Что, вдовцов, падких на сладкое, мало? Притащить в земли Королевского представителя не лучший способ тихо скрыться. На тебя бы охотилась — получила бы встречу напрямую. Я с Крестовиком согласен. Не бьется все это.

— Ладно, будем думать. Тебе это нужно? — Рик помахал свитком.

— Если можно, я бы почитал.

— Забирай. Граф, Мы будем ждать Вас.

— Буду счастлив следовать желаниям Вашего Величества.

— То есть вот сейчас ты им не счастлив следовать? Мы настороженно внимаем.

— Мои чувства к Величеству Вашему столь глубоки, что мне заметны не целиком.

— Все. — пробурчал Рик. — Иди уже. Помру я тут с вами, верноподанные.

Джесс ухмыльнулся, но перед выходом спросил:

— А ты сам-то как?

— На речку хочу. — с тоской сказал Рик. — К вонючим бочкам. В шалаш на барже... А ты?

— А я бы еще раз пивка с мясом, в таверне. Ни о чем не думать, никто не дергает, все неприятности только завтра — сказка! А ты правда именно к бочкам хочешь?..

— Господи, ты же из Двенадцати Имен — и в ремесленной таверне пиво жрать?!

— Кто мне это говорит?.. А вот такой вот я неправильный граф.

— Ладно, давай. Готовься. Платье ей закажи.

— Чего?

— Платье, вояка! Не подставляй даму!

— Э-э-э... да. Спасибо.

Джесс склонил голову и вышел. Король Ричард закрыл глаза.

В приемной Джеррисон Иртон задержался. У узкого окна, где стояла конторка Ланье, была, на уже надежно вбитый новенький крюк, повешена клетка. В клетке чирикала и посвистывала, прыгая с ветки на ветку, небольшая птичка — светло коричневая, с забавной 'шапочкой' и цветными полосками на крыльях. Ставни были открыты, золотые лучи заката как раз светили на неё.

Граф полковник Иртон смотрел на птичку, не замечая немного беспокойного взгляда Ланье. Коннетабль приподнял руку, как будто собираясь дотронуться до клетки.

— Щегол, Ваше Сиятельство. — рука опустилась.

— Что?..

— Мои извинения, Ваше Сиятельство, птичка — щегол.

— Да-да. Я... я помню. Забавная птичка, Ланье. Симпатичная.

Граф полковник коротко кивнул секретарю и зашагал к Синему подъезду.

Подготовка

Альтрес Лорт надеялся до последнего. Пока ему удавалось избегать патрулей, все шло не так уж плохо. Конечно, он не рассчитывал на эту дуру Ивельен, не вышло — так не вышло, надо уходить.

Но патрули оказались неожиданно плотными, а жители как-то не горели желанием помогать незнакомому горбуну. Кто-то его сдал. Сволочи.

Патруль Пятого пехотного полка, загнавший его как оленя, так к нему и отнесся. Все его попытки сбежать натолкнулись на простые и страшные приемы, отработанные охотниками за беглыми рабами: его связали по рукам и ногам, резко ударив 'под дых', чтобы расслабить мышцы. Под все узлы просунули толстую суковатую палку, а рот просто заткнули. Его везли на лошади просто бросив на седло и степенно обсуждали погоду, прикидывали — дадут ли за горбуна премию, хоть он и богатый вроде. Говорили о ценах на сено, на соль, планах на будущее... Он никого не интересовал. Никто не собирался его слушать и торговаться с ним. Никому не требовались его секреты.

Но шансы все еще оставались, пока его не принесли к командиру. Лейтенант, только взглянув на него, послал за кем-то — но не развязал, и рта раскрыть не дал. Через час в комнате появился удивительно никакой на вид человек, который как раз поглядел на него очень внимательно и расплылся в улыбке:

— Граф Лорт! Ну наконец-то! Ну как ждали-то! Радость-то какая! Как добрались, не ушиблись? Ну, Тавер, ты сегодня именинник! От нашего — вашему, патрулю — двойную премию и коли кто захочет — то мы за увольнение всей Службой похлопочем. Глянем-ка, не задохнется ли?

— Может, кляп вынем? — спросил лейтенант, пока человек заботливо проверил не забит ли у него нос.

— Зачем же? Его светлость утомлять разговорами тут не будем. Носом дышит.

После этого Шут еще говорил себе, что шансы есть — но уже не верил в это.

— Доброго дня. — фигура полковника нарисовалась в лазарете едва Лиля продрала глаза и вылезла из фургона. — Мадам лекарь, а как вы ухитрились поссориться со столичным цехом портных?..

— Разошлись во взглядах... — Лилиан зевнула, изящно прикрыв рот, и помотала головой. — Прошу прощения, для меня как-то рановато. Разошлись во взглядах на кадровую политику. И распределение заказов.

— Достижение. В-общем, из вроде как известных портных и белошвеек, за вас взялся всего один салон. Правда, говорят, остромодный. Это вам, готовьтесь. Ради графа Иртона они приедут сюда... Прости Господи, белошвейка в полковом лагере!

Джеррисон вручил ей куклу. Очень, очень красивую куклу — одетую как придворная дама, в платье до боли знакомого фасона, и кого-то очень напоминающим лицом... Такая вот местная замена модному журналу. Хорошая, кстати, замена — только дорогая. Лиля почувствовала, как расплывается в улыбке.

— Ради графа?.. Это вам, наверное, такая остроносая, рыженькая дала? С отложным воротничком, родинка на левой щеке?

— На воротник я как-то не обратил внимания. Вы знакомы?

— А как же. Девочки работают, это приятно слышать.

Полковник уставился на неё так, как будто у неё выросла вторая голова.

— И откуда, позвольте спросить, у вас такое интересное знакомство?..

— Мои прошлые платья тоже шил Дом Мариэль. Остальные же наши отношения весьма непросты. И мне надо будет спросить разрешения на их открытие Вам... одного из... хозяев.

— А вы и с ним знакомы?

— К сожалению, прошлый хозяин умер. С его наследником я познакомиться не успела. Вас это, наверное, тоже будет касаться.

— Сомневаюсь. Ранее вам шили платья, кажется, у почтенного Девелье, ну, коли уж вы моя жена? В-общем, ваша напряженная деятельность, надеюсь, включает в себя подготовку к Большому Королевскому Приему? Не помешает?

— Безусловно. Большое спасибо за куклу.

Лиля даже сделала реверанс. Джеррисон поднял брови и изящно исполнил поклон со шляпой.

Как далее выяснилось, у бурчания Джесса по поводу белошвеек были некие основания. Марта и Алисия явились во второй половине дня. И узнала об этом по общему направленному шевелению в лагере: как-то очень быстренько прихорашиваясь сержанты, что помоложе, повернули носы в сторону въездного поста... Да. Девочки не то чтобы избавились от скромности — они выучились её неким образом использовать. Ну вот чисто случайно, две достойные модистки-белошвейки, в собственноручно cшитых (а как иначе?!) платьях, с кружевными воротничками прибыли обшить благородную даму. Могут же такие девушки проехать на скромных мулах (однако, откуда что завелось!)? Глазок не поднимая. И две такие достойные девушки уж конечно не остались без внимания. Чай, жениться-то надо по уму, нет? Вслед посвистывали, поглядывали и многозначительно улыбались, подкручивая усы. Лилиан посмеивалась.

— Я смотрю, девушки, вы тут времени зря не теряете. Доброго дня.

— Мадам.

— Мадам.

Очень по-разному можно поклониться. Очень. Вот тут девушки сделали реверансы любимой хозяйке, которой многим были обязаны.

— Рада вас видеть. — улыбнулась Лиля. — А мода неужели не изменилась, с осени-то?

— Мадам, надо ведь было нетерпеливому графу что-то дать? Вот и дали, что и всем. Деньги мы вам вернем. Конечно, у нас есть несколько... идей. Соблаговолите выслушать — и посмотреть?

— Условия, как видите, походные — так что шить будет непросто.

Девушки улыбнулись. Да-да. Конечно-конечно... Мальчики же нам помогут устроиться?

— Мы тут привезли с собой, как бы это сказать? — Марта сделала сложный жест рукой в сторону Алисии.

— Заготовки. — поддержала та.

— Да, заготовки. Такие... — жест в обратную сторону. — Наши...

— Мысли по поводу этого сезона.

— Как раз под ваш размер.

— Конечно, и парча, и кружево.

— Есть интересное.

— Как же вы их доставили, со всей этой заварухой?!

— Ах, госпожа, лейр Ганц...

— ... он такая душечка...

ЧЕГО?! Кто 'душечка'?!

— Главное знать, кого на самом деле попросить.

— Давайте начнем?

И они взялись за неё. Лиля сделала себе пометочку узнать, кого же, оказывается, надо попросить, чтоб Ганц Тримейн хоть как-то походил на 'душечку'.

— Госпожа, — озабоченно заметила ей Анна через полчаса после начала. — Не знаю, чем вы тут занимались, но платье вам в рукавах и плечах маловато. А в талии широковато. Я не могла так ошибиться с мерками.

— Впрочем, — задумчиво сказала её напарница. — Линия плеч стала заметно лучше.

— Четче.

— Это открывает новые возможности...

Девушки уставились друг на друга. Лиля покашляла. Два раза. Без эффекта — профессионалы думали.

— Да. — сказали модистки-белошвейки друг другу в унисон. — Точно. С этого и начнем.

— Сезон, мадам, очень сложный. Весь весенний период прошел в камерных встречах.

— Заказывали платья для сада.

— Для малых салонов.

— Едва справились — их же ранее шили мало, готовые уже все видели, всем требовалось что-то новенькое.

— Теперь этот прием.

— Первый в году — и сразу Большой Королевский!

— Пришлось отдать некоторые заказы...

— ... разумным людям из Гильдии портных.

— Думаем, что они поняли намек. Хотя некоторые клиенты...

— Они такие настойчивые!

— Поговаривают, что...

Лиля получила полную развед-сводку светской жизни за полгода. Аналитика и прогноз, очевидно, были отложены на завтрашнюю примерку.

До вечера девушки прикидывали. Потом, сделав кучу пометок, отправились кроить вставочки и элементы. Когда они собирались спать — Лиля не знала.

— Времени мало, мадам.

— А дело должно быть сделано.

— Точно.

— Благодаря твоим, госпожа, ножницам — мы работаем буквально как молния.

— Поэтому утром будет пора примерять...

Утром Лилю взяли 'в оборот' сразу после завтрака. Она разогнала каких-то подозрительно здоровых просителей, и уже через час стояла в платье. В заготовке платья, в которой было слишком много булавок, втыкавшихся куда не просили — и тихо сатанела в радостной суете служанок. В кои-то веки, госпожа готовится выйти в свет! Надо же этим всяким нос-то утереть!

Появившийся граф-полковник с плоской полированной коробкой был встречен по этой причине не очень любезно, впрочем он это проигнорировал.

— Мадам, — граф Иртон изящно поклонился. — Вы обворожительны... Господь наш Альдонай!!! Это что, в этом сезоне так модно?!

— Девушки?

— Будет модно, Ваши Сиятельства. — мягко поправила Марта. — Обязательно будет.

— Собственно, — промычала Алисия откуда-то из-за её спины. — Уже почти.

— Полагаю, что платье должно подходить под украшения. Будет весьма уместно надеть этот набор.

Лиля взяла плоскую коробку, но за свои стеклянные изделия обиделась.

— Может быть, я в состоянии сама решить, что уместно надеть?! Кроме того, это украшения подбирают под платье, а не наоборот.

— Не думаю, мадам. — спокойно заметил Джеррисон. — Вы хорошо воспитаны, но Вам не хватает опыта. Откройте.

Лиля, готовясь съязвить и вообще дать сдачи, открыла. Съязвить не вышло.

Изумрудный (в основе своей) гарнитур включал в себя тиару, серьги, колье, парные браслеты и набор подвесок. В оправах, судя по всему, из золота и платины. Лиле было очень трудно сказать 'почему', но она понимала, что видит работу 'вне классов' — вещь, которая живет в веках и не нуждается в 'стиле' или 'моде'.

Украшения были сделаны именно Иртонам — лебедей там не было, но именно эта мысль возникала при первом же взгляде на любой элемент. Изгибы, фактура плотного пера, шутка ювелира — застежки колье в виде лебединых лап и подвесок — в виде клювов. Камни, большие и очень чистые, обрамляли несимметричный центральный камень из категории 'огромный', ограненный в виде сердца. Не сердечка — а именно сердца, причем человеческого.

Почти кабошон, с простой — но именно для него сделанной огранкой, он сумел собрать свет и мокрой травой блеснуть даже с тем малым количеством прямых лучей солнца, которое попадало в палатку.

— Работа мастера Рильке Хольца, выполненная триста пятьдесят лет назад из вечного серебра, золота и изумрудов, по заказу второго графа Иртона. Для его жены. Впрочем, она не успела его увидеть... Иртонам традиционно не очень везет в семейной жизни.

— И... Ваше Сиятельство, я не знаю, что сказать.

— Ничего и не надо говорить. Наденьте, к ним нужно привыкнуть. Послезавтра я... представляю Вас Его Величеству.

— Кто... кто его носил? — Лиля удержалась от вопроса 'А почему про него ничего не знала ваша жена?!'

— Последней — моя жена. — глухо и медленно сказал Джеррисон. — Очень любила смотреть на эти камни, но одевала их всего два раза. Считала, что беременной не надо таскать на себе лишнее, а надо больше смотреть на красивые вещи. Что-ж, Миранда Кэтрин — красивый ребенок. Одевайтесь, мадам. Послезавтра утром нам подадут карету.

Вообще-то, думая о жене, Лилиан имела в виду 'себя'. А женой ее муж посчитал умершую десяток лет назад женщину, с которой и прожил-то всего ничего. Становилось и понятным отношение Джесса к тому самому кольцу ее матери — наверное, он просто не подумал, что это не просто дешевая симпатичная побрякушка. А заодно было интересно, что эти весьма дорогие ему вещи хранились не в поместье, не во дворце, а тут. В его полку.

Она подняла голову, чтобы поблагодарить — но вид графа полковника, вставшего в луч света, ей настолько не понравился, что она вместо этого сказала:

— Ваше Сиятельство, я понимаю, что вам не понравится вопрос — но вы, вообще-то, как себя чувствуете?

— Вам-то зачем? — ощетинился Джеррисон.

— Вкратце: вы мой командир, вы командир полка, мой муж... Логично так же, что мне хочется на Большой прием?

— Я справлюсь. У меня ничего не болит.

Лиля скептически подняла бровь.

— Я справлюсь. Мадам.

Поклонился и ушел. Лилиан задумчиво постучала куклой по руке. М-да. Это проблема.

— Госпожа? — тактично напомнила о себе портни... белошвейка.

— Да. Конечно.

— Очень красивый у вас муж, мадам.

— Мадам, а он правда болен — что вы ему об этом сказали?.. Простите. Мы забылись.

— Да нет, все в порядке... Девушки, у меня есть личная просьба — не обсуждать наши с мужем отношения с другими клиентами.

— Конечно, мадам. Вас мы вообще ни с кем и никогда не обсуждаем.

— Вы — тайна!

Стойко переносить...

Письмо от Ганца Тримейна привез аж курьер Службы.

— Мадам, лэйр Ганц Тримейн, королевский представитель, шлет вам этот пакет.

— Спасибо, сержант. Можно ли как-то... скомпенсировать вам беспокойство?

— За все заплачено, мадам. — улыбнулся курьер. — Нам иногда разрешается брать попутные письма.

— Спасибо за доставку! — улыбнулась в ответ Лилиан, забирая увесистый пакет.

Она обрадовалась этой весточке — раз уж нет пока возможности самой все проверить, да и потом — люди живы, работа идет, это же хорошо!

Убористый и четкий почерк человека, всю жизнь писавшего донесения от руки, заполнял листы уже вполне приличной на ее взгляд бумаги. Работают люди, растут в мастерстве — приятно видеть. Лиля углубилась в чтение.

'Госпожа Лилиан, мои приветствия!

Пользуясь нечастой оказией, отсылаю тебе отчет и рассказ о событиях и обстоятельствах, кои происходили после твоего отъезда и положении дел.

Начну с событий наиболее грустных, зная твоё обыкновение: отряд Лейса Антрела на известном тебе пути попал в засаду, и командир отряда в том бою, вместе со многими своими солдатами, погиб. Засада же состояла из людей конных и оружных, привычных к разбою, числом более ста, из коих изловили мы более двух десятков.

Утомлять тебя донесением о том бое не стану, ибо составляли мы его с капитаном Треем совместно по словам выживших, и в описании этом я не уверен. Сошлись на том...'

Лиля отложила письмо и закрыла глаза. Уже имея некоторое представление о том, что такое крупная засада, она понимала, что её присутствие там закончилось бы как и Антрела, если не хуже. Еще один погибший ради неё — да что там, какой один! Она снова взялась за письмо:

'... рад сообщить, что перезимовали мы вполне благополучно, и немало тому способствовала, госпожа, твоя мудрость — ибо припас мы закупили, пока он был. Зима же для многих и многих выдалась тяжкой, хоть и теплой. Привожу тебе, госпожа, таблицу, в коей видны расходы наши за полгода. К сей таблице сразу сообщу, что припас, выданный по моему указанию капитану Трею на нужды полка, полагаю я оплатить из своих средств, ибо... '

Сдурел что-ли? Нашел еще, тарелки разбитые! Для того и покупалось! Хорошо уже то, что не сидел как хомяк... Ладно, хватит на человека злиться — исполняет, как может, поручение. Надо бы королевскую долю в этом расходе как-то поделить, что-ли?

'... а дела торговые полагаю я удачными, обязательства наши исполняются, о чем привожу тебе вторую таблицу...'

— Мадам лекарь. Рад приветствовать. Я вижу, вы уже подготовились — лейтенант-разведчик Тавер должен был ехать завтра с ними. — Не составите ли нам с командиром компанию? Думается, стоит нам посидеть, поговорить о завтрашнем выходе.

В принципе, предложение было разумное. Глупо действовать разобщенно. Но, несмотря на легкий тон лейтенанта, Лиля ощутила смутное беспокойство. Слишком легко. Слишком весело. Слишком безмятежно.

— Пожалуй.

Она отложила письмо — вид таблиц все равно нагонял на неё тоску — и, накинув жилетку, отправилась с ним. По дороге лейтенант улыбался, поддерживал ее под локоток и Лилиан почему-то стало страшновато. Может... нет, нет. Была масса возможностей. Нет. Это же ее полк.

— Тавер, — тихо спросила она не меняя выражения лица. — А что происходит, скажи-ка мне?

— Мадам. — не снимая улыбки с лица сказал лейтенант рядом с палаткой Джеррисона. — Командир болен. Улыбайтесь. Мы не знаем, что делать. Улыбайтесь.

— Что там еще? — буркнула Лилиан через рабочий оскал. — Съел что-то? Или простудился? Вы бы сказали заранее, я бы кое-что прихватила.

— Много хуже. Не удивляйтесь.

В палатке было темно. Не совсем — в середине стоял фонарь со свечой, но круг его света был мал и дрожал. Джеррисона не было видно.

— Это я, господин граф полковник. Я привел лекаря. — лейтенант медленно вышел к фонарю и показал пустые ладони. Лиля с нарастающим беспокойством тоже придвинулась к фонарю.

— Зачем?

Голос прозвучал глухо, Джеррисон обозначился как тень в углу.

— Вы больны.

— У меня все нормально. Я не ранен. Идите отсюда.

Голос Джесса Лилиан ОЧЕНЬ не понравился.

— Господин граф полковник, мне по полу, должности и семейному положению положено трястись как курице. — успокаивающе сказала Лиля. — Давайте я на вас посмотрю и мы все во всем убедимся.

Ответа не было, но и возражений тоже. Лиля взяла фонарь и аккуратно подошла. Джеррисон сидел довольно низко, на седле в качестве табуретки и сжимал рукоять даги.

— Вы меня только не зарежьте, — продолжала Лилиан, больше заговаривая больному зубы. — Я же просто посмотрю.

— Фонарь верните. — также глухо сказал Джесс. — Я входа не вижу...

— Тавер, сделайте нам одолжение — поставьте там другой фонарь...

Фонарь моментально подал перепуганный, как было заметно, Фрайги.

— О, и ты тут. Фрайгерсон, будь так добр, принеси мой мешок. В лазарете знают.

Лилиан все больше и больше не нравилось то, что она видела. Провалившиеся глаза, заторможенная речь, холодные руки. Односложные ответы. В основном на 'отстань'. Фрайги притащил ее саквояж. Траванулся?

— Давно он так?

— Вторые сутки.

Нет, маловероятно. Потливости нет, да и была бы отрицательная динамика.

— Третий день не ест почти. — наябедничал Фрайги.

Н-да.

— И не спите? Ваше Сиятельство?

Ответа не было.

— Я так понимаю — это 'нет'. Совсем не спите? Или урывками?

— Понемногу.

— Не спит он. — мрачно отметил Тайвер.

— Так, ну вот что. — Лиля положила руку на височную артерию и оценила пульс. Результаты ей не понравились — но дело было не в сердце. — Давайте-ка мне теплой воды, что-нибудь съедобное, а я тут еще осмотрюсь...

Лейтенант, глянув на происходящее, кивнул и вышел. Фрайги тоже куда-то побежал.

— Почему вы не спите? Они вас не слышат, а мне нужно знать.

Джеррисон молчал. Лиля продолжила.

— Страшно, так? Я так понимаю, без явной причины страшно. И спать вы не можете.

— Да. — выдавил Джесс из себя. — Но я справлюсь. Идите.

— Обязательно справитесь. Но пойду попозже. Выпейте вот это.

— Что это?

— Не надо за кинжал хвататься, ладно? — Лиля, с трудом подавляя собственную дрожь, вынула кинжал из его пальцев. Он не очень сопротивлялся. — Вот так. Это настой валерианы. Успокоительное. Хотите, я тоже выпью?

Пришел Фрайги, принес теплой каши и хлеба. При нем Джеррисон постеснялся требовать пробовать лекарство и проглотил его залпом.

— Вот. А теперь давайте, ешьте.

Полковник съел две ложки, отставил миску и сказал.

— Я сыт.

— Нет-нет-нет, так не пойдет. Давайте-ка за полк, за Фрайги, за мое нытье...

Удалось скормить почти всю миску.

— Уже неплохо. Ложитесь, лекарство действует, надо вам поспать.

— Вечным сном?

— Отложим это лет на тридцать. Просто до утра.

— Не уходите. — выдавил Джесс пока никого кроме них не было. — Пожалуйста. Я обещаю, что...

— Спите. Все в порядке, я тут посижу. Отходить буду максимум на пару минут.

Джесс задремал. Лейтенант с водой появился тихо, как привидение. Посмотрел, принес ей откуда-то из угла мешок шерсти.

Она кивнула ему на полог, и оба тихонько вышли.

— Не первый раз, а?

— Это бывало. — мрачно шепнул ей лейтенант. — Раньше в день-два укладывалось. Но только вот что: раззвонишь, так я не благородный. За командира — вырву!

— За языком следи. — не опустила взгляд Лилиан. — С графиней говоришь. И за скотину не держи.

— Ладно, гордая. Чего он теперь, проснется здоровым?

Лиля помолчала. Хотелось бы, конечно, но она почти ничего не знала о психиатрии. А картинка была именно оттуда. И препаратов тут не было. И составов она не знала, и схем лечения...

— Нет. Скорее всего — нет. Вообще, я думаю, что зря ему валерианы дала... А может и нет.

— Это что, и правда — наказание Альдоная?

— Это — болезнь. И ее надо лечить, и можно лечить — только я не умею. Точнее, что-то умею, но лекарства приготовить не могу.

— Плохо дело. Но если ты болезнь знаешь — куда за лекарством бежать, что добыть? Уж мы сходим... Можно и всем полком. Кто-то ж тебя учил?

— Не знаю я болезнь. — не менее мрачно прошипела Лиля. — Я ее просто назвать могу. А куда бежать — ох, если б мне знать...

— Какие мысли, лекарь? Может, не поедем завтра?

— На Большой Королевский прием?! Даже не думай об этом. Смерть — не всегда уважительная причина не являться. Будем делать вид, что все нормально... А потом лечить.

— А ты что... и правда на таком бывала?

— На таком — нет. На Малых праздничных. Что, не думал? Я правда графиня Иртон. Вот такие вот дела.

— Что нас там ждет? Чего делать-то? Командир нас сейчас прикрыть не может, надо самим крутиться.

Лилиан вздохнула. Шансов ужать три месяца тренировок, пару объемных книг и три дня инструкций её свекрови в полчаса у нее не было.

— Пошли, чтоб он без меня не проснулся, там посидим. — они устроились чуть в стороне от полковника. Вовремя — он вдруг вскинулся, но, увидев их беспокойные рожи, обессиленно упал назад на мешок и снова задремал. Лилиан села поудобнее и начала вспоминать наставления Лонса и Алисии.

— Первое. Никому не верь — там никто 'просто так' ничего не делает. Очень непросто попасть на такой прием, ты уж мне поверь. Прилагаются большие усилия. Ты человек новый, диспозицию не знаешь.

— А ты, значит, там прямо все знаешь? Я так смотрю, что ты прямо как с младенцев там?

— У нас выбор есть? Нет. "Попала собака в колесо...". Ты что, когда с врагом сталкиваешься, сразу думаешь — ой, а у меня меч-то не новый, ой, а в щите-то дырка... Что нахватала — про то и говорю. Вот сейчас ты зачем препираешься? Что, по твоему, лучше станет от твоего ехидства?

— Ладно, уела. Давай дальше.

— Ничего не обещай, подарков не принимай, на баб не ведись. Не пей много, и НИЧЕГО не ешь и не пей кроме как от дворцовых слуг. Не нюхай, не трогай, тем более — не надевай...

— Ну уж как-нибудь!

— Слушай, что тебе говорят! Не обязательно отравят — но бывало и такое. Второе. Если тебе Король скажет 'прыгай' — прыгай на месте, спрашивая 'Не надо ли повыше?' Всех остальных можешь отсылать в светлую даль. Вежливо. Но имей в в виду — они злопамятные, так что думай. Третье... Постарайся не отходить от нас далеко — ты как бы свита графа, из этого и будем исходить. Далее. Кого вспомню — перечислю, готовься, лэйр.

— Я не лэйр.

— Это ненадолго. Кстати. Пока мы входим — ты, как не лэйр, держись сзади. После представления Королю особо прислушайся как он тебя назовет и куда предложит идти. Думаю, с того то момента ты лэйром и станешь. Можешь свободно ходить по залу. Но. У крупных дворян своя свита, нахамить могут легко. Пока в дуэли влезать не надо, так что развлекайся с оглядкой, в компании не лезь.

— А как... с Королем говорить?

— Вежливо. Называй 'Ваше Величество'. Ни в коем случае не прикасайся. Никогда не обращайся первым. Всегда отвечай, если спросит — не молчи!

— А если не спросит?

— Молчи. Учти — король всегда прав. Как только сказал — все так и есть.

Следующие полчаса Лиля, периодически осматривая Джеса, пыталась также кратко и емко, как Алисия, охарактеризовать общество. Получалось, мягко выражаясь, не очень — что-то она забыла, что-то не очень поняла, а кое-где лейтенант задавал вопросы — точно лучше её зная контекст.

— Ни в коем случае не оставайся наедине с девицами. — закончила она вспоминать. — Потом женишься, без спешки. Окрутят моментально. Танцевать можно — один танец с каждой. Вдовицы... ну, тебе виднее — но тоже не советую пока.

— Я-то им зачем?

— Ты что, дурак? Тебе же можно 'скинуть' вторую или третью дочь без приданого. А ты у Короля в фаворе, может быть. Постарайся запомнить.

— А как без приданого-то, я что ж совсем глупый? Ну, оно конечно, если девушка... м-м-м...

— Те, кто 'м-м-м-м' и так без кавалеров не сидят, опять таки — без репутации не советую влезать. А о том, что ей и тебе впарят ты ведь ничего не знаешь, и я тебе не расскажу — я-то не в курсе, кто у кого там выпас десять лет назад отжал...

— Коли ты не знаешь о выпасах, — скептически склонил голову Тавер, — То откуда знаешь про приданое?..

— Свекровь рассказала, — честно призналась Лиля. — Пока так вот примерно объясняла, что к чему.

— Объяснила?

— Сказала, что для начала — сойдет. Только рекомендовала рот открывать пореже.

— Дельная рекомендация.

— Ты думаешь? К себе не хочешь применить?.. — вернула Лилиан ехидное замечаниьице.

— Я и применяю. У тебя Ивельен — то граф, то герцог. А он, кстати, вообще умер.

Лиля пожала плечами.

— У старика сын был, он же наследник.

— А ему Король домен-то подтвердил? У Ивельенов манор — графский, мог и... того, за особые заслуги.

Процедура была Лилиан совершенно незнакома.

— Мне-то откуда знать?

— Да, Графиня. С ножом у тебя как-то ловчее выходит.

— Выкручиваюсь, как могу. Как-то так. Надеюсь, не все устарело. Ты мальчик уже большой, так что смотри по обстоятельствам сам.

— Что-то это все подозрительно напоминает междоусобицу. И план боя для новичка.

Лилиан пожала плечами.

— Хорошо бы там свекровь моя была — тогда точно отобьемся.

— О как. А обычно ба... женщины между собой как-то не очень ладят.

— Это не важно в таком деле. С ней мы на одной стороне. Да и потом — мы ж не на кухне, чего нам собачиться?

Пульс графа немного пришел в порядок, руки по крайней мере перестали быть ледяными. Джеррисон Иртон беспокойно дремал.

— Иди, я с ним посижу.

— Только — никому! Его альдоны-суки сожрут, и король не спасет...

Лиля не успела ответить.

— Чего у вас? — из темноты появился капитан первой роты.

— Дремлет, не кричите. — капитан посмотрел на них, помолчал. А Лилиан подумала, что если что-то с Джеррисоном случится, то именно он, скорее всего, 'встанет' на полк. Капитан кивнул ей на выход.

— А вы давно знаете о таких вот... проблемах? — спросила Лиля выйдя.

— Лет пять. — сказал капитан, глядя ей прямо в глаза. — Почему молчим? Он — наш командир, он — часть полка. И командир он хороший . Кто бы мы были, если бы его 'сдали'? Правда, мадам Ваше Сиятельство?

— Я поняла.

— Нам надо идти. Останетесь с ним?

— Да.

— Найдем-ка мы и вам мешок. Вам, я так полагаю, тоже стоит отдохнуть. У него тут есть...

— Уже.

Рано утром Лилю разбудил Фрайги, который тихо принес таз с водой.

— Что, уже пора? — спросила его Лиля, начиная обычную разминку.

— Не знаю, Ваше Сиятельство. — растерянно уставился на неё Фрайгерсон — Но граф полковник обычно просил...

— Просил, просил. — сказал вдруг вполне вменяемым голосом Джеррисон. — Проводи даму до ее палатки. Мадам, вам пора одеваться. И мне тоже.

— Как вы себя чувствуете?

— Гораздо лучше.

— Да?..

— Замажу. — без лишних вопросов сказал Джесс про свои глаза. — И поем. Честно.

— Может, и правда не поедем?..

— Вы с ума сошли?!

— Вы плохо выглядите. Вы больны. Болезнь требует покоя...

— Мы не получим покоя, мадам, если туда не прибудем. Выбора нет, это же не для танцев. Я выдержу. Идите.

Лиля отправилась одеваться. Это было невозможно — но девушки успели. В платье появились вставки и теперь оно было полностью решено в цветах Иртонов — и полка её мужа. Ночь, как полагала Лилиан прошла под знаком шляпы — и шляпа стала отдельным произведением искусства. Её фирменная коса, с вплетенными гранеными хрустальными бусинами, завершала образ.

— Госпожа, — критически оглядев её заметила старшая горничная. — Только пока у нас королевы нет так можно выглядеть. А и не бывать в этом году никому лучше.

Вирмане и солдаты проводили её к карете под восторженно-одобрительные (правда, совсем не куртуазные) возгласы восхищения. Полк поздравлял её и желал удачи. Приходилось улыбаться. Думая, как оно на самом деле пойдет.

Граф полковник Джеррисон Иртон, в новом, модном и неплохо подогнанном камзоле с кучей прочих элементов одежды (Лиля так и не выучила что там к чему и зачем) ждал её у кареты с высокомерно-спокойным видом. Вблизи был заметен слой косметики, который он наложил — но издали смотрелось вроде ничего. Кстати, грим вполне умело наложил. Кольца, подвески — на нем тоже хватало камней и золота.

Что смотрелось чужеродно — и поэтому было очень заметно — так это его совершенно непарадное оружие. Перевязь-то золотом шитая, а шпага длинная с простой потертой рукоятью и побитой гардой. Кинжал был не заметен, но можно было биться об заклад — он был.

— А где ваше оружие? — только и спросил муж-полковник-граф, увидев ее 'при параде'. — Кинжал был в комплекте.

Кинжал и правда был. С золотой вязью на рукояти, украшенными ножнами, травлением на полированном лезвии — ювелирно красивый, откровенно тупой, несбалансированный и, кажется, даже не стальной. Номинальная деталь женского туалета высшей дворянки. Лиле он категорически не понравился.

— У меня все в порядке с зубами, мне не нужна зубочистка. Тем более — такая. А то еще помнется. — У неё тоже была не самая лучшая ночь в жизни.

Джеррисон хмуро посмотрел на нее и без комментариев ушел в палатку. Лилиан осталась переминаться с ноги на ногу и размышлять, придется ли его оттуда доставать.

— Вот. Стоило мне об этом раньше подумать, рукоять вам может быть великовата... Мне будет спокойнее, если Вы её возьмете.

А вот это был совершенно другой предмет. Очень простые на вид ножны полированного дерева, золотисто-красного, мастерски тонированного, волнистого ясеня. Не серебряные, а латунные кольца, начищенные до блеска — с тонкой, но уже отчасти стертой гравировкой. Очень простая рукоять — рифленая кожаным шнуром, со стальным диском гарды-упора, стальным же четырехгранным навершием. Не очень длинный, по размеру как раз 'длинный дамский'.

Лиля приняла кинжал и сразу ощутила разницу. В отличие от блестящей палочки-украшения, этот был увесистым, в ножнах сидел плотно, а вышел свободно, с тихим шелестом. Синеватое лезвие, четырехгранный, ромбический, с канавками жесткости, по клинку вязью надписи. 'Не доставай без причины'. Она повернула оружие — 'Не прячь без чести'. Клинок в руке, казалось, сам вливал в неё холодную силу и уверенность. Это было — Оружие. Личное оружие.

— Это... она хороша.

— Её зовут Нейл.

Чувствуя себя несколько дурой, Лилиан легко провела лезвием по запястью. Было не больно, но порез быстро наполнился кровью. Ну, молодец, на ногте нельзя было проверить?..

— Здравствуй, Нейл... — Она стерла платком кровь с клинка, убрала ее в ножны, и прижала платок к ране.

Джеррисон смотрел на неё как... как на женщину. Как на клинок. Как будто только что увидел. Надо было что-то сказать, но что?

— Отличный баланс, Ваше Сиятельство. У неё есть... как это, пара?

— Сестра. О, да. — Джеррисон коснулся рукояти у себя на поясе. — Бесси.

— А как зовут вашу шпагу, граф? — Лилиан смотрела прямо в полные тоски и боли глаза и не могла оторваться от них.

— Её... мой клинок зовут Грейс. Нам пора ехать.

Личный вассал

До третьей заставы — то есть до самого дворца — Тавер, несмотря на все ее уговоры, поехал верхом.

— Вот там и вас дождусь. Осмотрюсь, послушаю, оно так и вам, и мне спокойнее будет.

Лиля считала, что он просто побоялся ехать с Джеррисоном в его текущем состоянии. Какие же мужики бывают трусы, это просто словами не описать!

Ехали часа три. В основном молча, но сколько ж можно? Садясь в карету Лилиан сказала себе, что высказать мужу все, что она думает о его поведении, это задача следующего этапа. Когда он будет хоть как-то здоров.

— Бывали во дворце? — начал Джеррисон

— Конечно. — фыркнула Лиля. — Только, в основном, в синем крыле. А вы, наверное, к нему совсем привыкли?

— Нет. Я вообще очень не люблю это место.

— Почему?

— Ну, дайте-ка припомнить. Два раза меня там травили, один раз чуть в звании не понизили, дуэлей было семь... нет, девять. Спать там невозможно, обязательно что-то да воняет. Как-то нет причин его любить.

— Ого... — Лилиан приглядывалась к нему и оценивала, продержится ли это вполне приличное состояние хотя-бы до вечера.

— Что вы меня разглядываете? Боитесь не узнать мужа, в толпе-то?

— Просто хочу убедиться, что все в порядке.

— Не в порядке.

— То есть?!

— Из опыта, это еще часа на два-три. Потом... будет опять плохо.

— Весело живем. Хоть опишите, что будет-то?

— Понятия не имею. Вообще, что я помню — все очень странное. Не настоящее. Только некоторые люди — живые, а остальные куклы. Злые куклы.

— Сможете себя вести так, чтобы было незаметно?

Джеррисон Иртон, граф и полковник, криво усмехнулся:

— Стараниями моей матушки, я помирать буду, а поклоны не спутаю. Главное — не разговаривать долго. Сможете за меня говорить?

— Что нам остается?.. Постараюсь.

— Постараюсь вас помнить, жена моя.

— Что это вы вдруг согласились наконец?

— Ну, как же. Нам еще долго теперь изображать мужа и жену. Или вы хотите... не изображать?

— Знаете, — увильнула от ответа Лиля. — Нам еще сегодня пережить как-то надо.

— Не только сегодня.

— Ах, муж мой. — выдала Лилиан свою коронную улыбку и похлопала ресницами. — Вы столь мудры!

У Джеррисона дернулась щека.

— Как-то ведь так должна разговаривать жена?

— Понятия не имею. Можно вы будете и дальше говорить как нормальный офицер, а?

— Можно.

— Кстати. Готовьтесь — меня кто-нибудь обязательно назовет Палачом Байканы или Кровавой Куницей... Было бы крайне желательно, мне этого не замечать.

— Что было, когда вы это замечали и слышали? С теми, кто это говорит?

— Убил. — пожал плечами муж. — На дуэли.

— Он был один?

— Нет. Их было пятеро. В разное время, конечно.

Действительно. Ерунда какая — убил пять человек.

— За что это вас так?

— Вот удивительно-то — за Байканскую компанию! С тех самых пор, я не очень принят в приличных домах. Считается, что я почти предал сословие.

Наверное, эта самая 'Байканская кампания' тут была всем более чем известна.

— Ясно.

— А о вас мне что скажут?

— Купчиха. Торгует. Много воли забрала...Вообще, вы со мной за свою репутацию не боитесь?

— Побоятся мне в лицо что-то говорить. А репутация... ну, если вы не собираетесь перебирать мужчин прямо во дворце, то моя репутация вряд-ли сильно испортится. Вы не перебирали?

— Нет, конечно! Я — верная жена. А ваша репутация настолько плоха?..

— Что же вы хотите? Я, если вы еще этого не узнали, вечный ужасный ребенок.

— Не узнала.

— О, вам не сказали даже этого? Ну, тогда мы прекрасная пара изгоев.

Лиля оценивала ситуацию по другому... И, похоже, ошибалась. Её не просто не взяли в интриги. Её проигнорировали. Это следовало обдумать.

— Вы задумались?

— Я неверно понимала ситуацию. Надо это учесть.

— Вы хорошо к этому отнеслись. Как офицер. Не ахаем, а решаем задачу исходя из ситуации.

— Учусь. — вздохнула Лилиан. — Может попробуем тихо отстояться в уголке?

Джеррисон пожал плечами.

— Так не получится. Придется поприветствовать хотя-бы ключевые фигуры... Да и место наше — у Трона.

— То есть пожеланий к кругу общения у вас нет?

— А у вас?

Лиля пожала плечами.

— Вы — ужасный ребенок, я — парвеню... Если выйдет, займусь делом. Купеческие старшины, главы гильдий, альдон Роман — если будет. Пообщаемся.

— Неплохой план.

— Хотя, — коварно улыбнулась Лиля. — Дамы будут вынуждены со мной поговорить.

— С чего бы?

— Платья, господин граф полковник, платья... Украшения. Духи. Кремы. У меня есть — а у них нет. Откуда взяла, откуда им брать? Придется договариваться.

— Что, им трудно купить?

— Трудно. А местами, без моего соизволения, невозможно. В этом и план. Им же не предложили — а как так? В прошлом году сработало.

— О, Вы коварны... Только они просто объявят вас неприличной. В этом году у вас пока нет поддержки Короля.

— Поздно, они же не могут сразу объявить себя дурами за прошлый год. Да и деньги потрачены немалые. Узнать-то им все равно захочется. Разговоры-заговоры займут довольно много времени, причем минимум половина участниц попробует сделать что-то по мотивам... А раскол мне только на руку.

— Чувствуется, вы уже об этом думали? И даже поговорили с графиней Алисией?

— В основном поговорила. Не то, чтобы именно об этом — но сам подход.

— Только Вы хорошо понимаете, КАК они будут с вами разговаривать?

— Отвечать-то им можно?

— Попробуйте. — пожал плечами муж. — Мне уже ничего не повредит.

На самом деле, Лиле конечно было не так весело — но она скорее немного разозлилась, чем огорчилась. Весь 'свет' теперь казался ей докучливым и бестолковым сборищем. В полку дел невпроворот, в Тарале — еще три раза по столько, в Иртоне вообще непонятно что, она не успела отчет дочитать.... Но — надо, надо.

Она попыталась вспомнить, как собиралась на выпускной. Времена были нелегкие, денег не было — платье пришлось шить самим. Отец добыл где-то 'отрез' искусственного шелка, и они с мамой в четыре руки сооружали что-то вроде фото из 'китайского' альбома деда.

— А был ведь настоящий, китайский... — отец всю неделю ходил смурной, грыз себя за то, что у дочки платья нет.

— Ну, дорогой, был — да сплыл. Как ты помнишь, на свадьбу... Я не жалею.

Тогда она ждала этого выпускного, он был.... как калитка, выход на дорогу в счастье. Хотя мальчики выглядели иногда глуповато, и столы — с шампанским — накрыли парты просто в школьном коридоре, А теперь Аля едет на Королевский Прием. Графиней. В шикарном платье, с драгоценностями ценой даже непонятно во сколько. И что? И ничего. Работать едем. Лучше бы на Лидархе — в зеленой амазонке, подлететь к крыльцу, спорхнуть изящно. Мотылек. М-дя.

— О чем задумались, сударыня? Признайтесь, я-то рассказал...

— Жалею немного, что не могу прибыть верхом на Лидархе. Давно его не видела, скучаю.

— Лидарх? Кто это?

— Конь.... Мой аварский жеребец. Вы ревнуете?

— Отчего же? Понимаю. На Стобеде не особенно покатаешься — но я его люблю...

— Да, Стобед смешной.

— Кому как.

— Ваше Сиятельство, а кто ожидается на приеме?

— Точно не скажу, но...

А дальше Иртон перечислил около двухсот имен. На память. Кажется, это фамильное — стольких без напряжения перечислять.

— Встречались с ними?

— С некоторыми. Половину вообще не знаю.

— Маменька тоже не сочли нужным рассказать?

— При всем старании, не могу столько запоминать. Большинства на приемах Его Величества не видела.

— Эти приёмы для них были мелки... Или слишком камерны, куда свиту с собой не брали. Так что, готовьтесь. Презрением, за компанию со мной, вас обольют многие.

— А когда вы впервые попали на королевский прием?

— В шесть лет. На Малый охотничий. Очень боялся, что мне не дадут оружия...

— Дали?

— Кинжал — 'скобочку', малый засапожный. Отец выдал вечером, я с ним даже спал... Никто особенно не обратил внимания, но я был горд. А Вы?

— На Королевский — по вызову Его Величества. С Мирандой. По-крайней мере, нам удалось двор удивить. Как я теперь подозреваю, скорее наглостью и богатством, нежели воспитанием.

— Миранда была на королевском приеме?!

— Разумеется. — Лиля посмотрела ему прямо в глаза. — Вы же не думаете, что я оставила бы её в Иртоне?

Джесс ее, кажется, не услышал.

— Это... облегчает дело. Может быть.

— Какое дело?

— Ей надо выходить замуж. Я скопил приличное приданое, но моя репутация...Я плохой отец, наверное. Теперь, надеюсь, у неё будет некоторый выбор.

Тему Миранды Лилиан педалировать не хотела. К сожалению, власть мужа над дочерью фактически не ограничивалась никем и ничем. Колеса поскрипывали, карета въехала в город.

— Поедем через город — времени не так много. Преимущества моего положения. — большинство дворян 'завернули' в объезд.

— Коннетабля?

— Нет. Дворянина из 'Двенадцати имен', мадам.

Помолчали.

— Я, наверное, должна была это знать?

— Откуда бы? Вас это ведь раньше не касалось. Кстати. Вы моим свитским ничего не давали?

— Какие-то... полуоборванцы приходили. Дала корон по пять — зря, наверное?

— По пять?! Впрочем, наверное вы были правы. Я их позабросил, деньги в основном на полк уходили.

Про баб своих забыл?! Стоп-стоп-стоп, ссориться нам рано.

Ворота дворцового парка были той границей, дальше которой каретам посторонних ездить не полагалось. Парадный вход начинался двумя большими лестницами. По которым блестящее общество и поднималось к распахнутым огромным дверям Большого зала.

Большая Лестница и Большой же зал обычно — во время, например, их первого приема — были закрыты, но теперь Большой зал был открыт. От платьев и драгоценностей рябило в глазах. Граф Иртон вышел из кареты, дверцу которой с поклоном открыли парадно одетые гвардейцы.

Коннетабль Его Величества , Его Сиятельство граф Иртон вышел, с достоинством развернулся и подал руку даме. Изумрудные огни вспыхнули на солнце, рассыпались искрами в мелких камнях и хрустале, отразились в медленной томной улыбке и огромных зеленых глазах. Её Светлость графиня Иртон вышла из кареты с достоинством опираясь на руку мужа. Графиня улыбалась всем — и никому.

— Ваше сиятельство!

— Слава Альдонаю, Тавер! Давай, пристраивайся. Надо сегодня все пройти. Чтобы там не было, иначе сожрут нас всех. Вот так вот, мадам, в графинях — нравится?

— Что-то Вы, Ваше Сиятельство, — сказала Лиля лучезарно улыбаясь. — Разговаривать изволите как командир наемников... А событие такого не предполагает.

— Мало во мне графа осталось, сударыня. Но вы в чем-то правы, мне следует в предлагаемых обстоятельствах проявить должную сдержанность и воспитание.

— Господин полковник, тут второго взвода Первой роты капитан вам передали — вроде сказал, вам стоит узнать. — брови графа поднялись.

— Вот как? Ну, давай.

Они без спешки, не обращая внимание на окружение, стали подниматься по ступенькам. К ним пристраивалась приодевшаяся свита... Рожи эти по большей части Лиле не нравились, так что приветствовала она их довольно холодно. Впрочем, они вели себя тактично и не лезли графской чете под ноги.

— Что же, со стороны мы смотримся как счастливая пара... — сказал Джеррисон Иртон поднимаясь вместе с ней по лестнице. — Не хватает только действительности брака.

— Мне хватило.

— Чего? — спросил Джеррисон Иртон вглядываясь в клочок пергамента. Кто-то экономил 'на спичках'.

— Действительности Вашей жены. Знаете, было больно. И страшно.

Уже договорив это, Лилиан обозвала себя дурой... А еще через пять секунд и испугалась.

— Что с Вами? Ваше Сиятельство? Иртон?!..

С шага Джеррисон не сбился, но лицо его буквально умерло. Пульс заплясал. Руки начали холодеть.

— Все в порядке. Вы ни при чем. Я справлюсь.

Все было не в порядке. Совсем не в порядке. Выглядело так, как будто она щелкнула его по носу, а человек в нокдауне. 'ВСЕ воспитательные беседы отложить'.

На входе в залу гвардейцы принимали на хранение оружие — все, имеющее клинок длиннее четырех пядей. 'Ох ты...' подумала Лилиан, глядя на то, как рука графа ложится на эфес шпаги. — 'Да он же их тут перебьет...'

К её удивлению, шпагу забрали только у Тавера.

— Ваше Сиятельство, полковник, — обратился к ним капитан стражи, щелкнув каблуками. — По Именному повелению Его Величества, Ваша шпага не должна передаваться в чужие руки. Вольны проследовать.

— Воля Его Величества — закон. -коротко кивнул граф поклонившемуся капитану. Вокруг зашуршали.

Роль хозяйки дома исполняла вдовствующая графиня Алисия, в платье Дома Мариэль (что приятно), с изумрудным гарнитуром явно выполненным по мотивам отданного ей, но более поздним автором.

— Сын мой, я рада видеть вас. — вежливый родственный наклон головы. — Здоровы ли Вы? Дела Ваши известны, я горжусь ими.

— Альдонай милостив к нам, матушка. В добром ли Вы здравии? Мы прибыли своевременно? — коротко склонил голову граф Иртон.

— Несомненно. Его Величество вскорости ожидается, общество блистательно. Ваше Сиятельство.

— Ваше Сиятельство.

Они изобразили поцелуй.

— Как добрались, как вы? — тихо спросила Лиля. — Как девочки?

— Неплохо, моя дорогая, — свекровь незаметно чуть пожала ей руки. — Все здоровы. Еще поговорим.

В который уже раз Лилиан удивилась насколько холодными и формальными были отношения матери и сына.

— Их Сиятельства! — раскатилось впереди них — Коннетабль Его Величества! Граф полковник Джеррисон Иртон! С супругой, Лилиан-Мариэллой Иртон!

Двусветный зал с начищенным до блеска вощеным паркетом (никакого сена!) был настолько велик, что даже все собравшиеся не заполняли его совсем уж плотно. Падавший из стрельчатых окон свет ярче всего освещал находившийся в дальнем от входа конце подиум с простым по сути креслом с высокой резной спинкой. Вокруг кресла и подиума оставалось почтительное пространство. Трон Ативерны... внушал уважение не внешним видом.

Лиля, не снимая улыбки, окинула взглядом залу. Надо было прикинуть диспозицию.

— Куклы... Проклятые куклы... — полный ужаса шепот Джеррисона показал, что все плохо. Все очень и очень плохо.

— Держись, командир...

— Держитесь, Джеррисон, мы постараемся побыстрее.

— Ох, бойцы, вижу плохо, в ушах звенит... Лилиан, лекарь, вы где?

— Тут я, тут. — Лиля сдвинула руку вперед и сжала холодную кисть графа. — Сейчас продвинемся, я вам успокоительного дам.

Джеррисон не ответил.

Лилиан было совершенно не смешно. Одно дело фыркать на описания типа 'он был яростной боевой машиной', прочитанные в дурно написанной книжке. Совершенно другое держать под руку человека на грани нервного срыва, которого ты видела ровно в этом состоянии — боевой машины. И понимать, что если он сорвется — то его, ярко помнится, строй тяжеловооруженных бойцов не остановил.

— Все в порядке. Все по плану. Ждем, представляемся, стоим, отходим. Все то же, путь чист...

И — улыбайся! Это всех раздражает... Под видом одеколона, в синем — фирменном! — пузырьке Лиля протащила настойку валерианы и вроде как подновляя запах (на общем фоне — это были какие-то капли) напоила графа. Он послушался. Они заняли место в дальней трети зала, неподалеку от возвышения с троном. Место это было свободно, и, похоже, отведено ровно им.

Проходя по залу, Лилиан отметила, что длинных шпаг в зале пятнадцать. На семи парных постах гвардейцев Первой роты — и у её мужа. Первый же вариант ответа на вопрос 'Почему?' заставил её похолодеть. Такое маленькое послание нового короля благородной аристократии. Что шпага тут — у Палача Байканы... Н-да. Сыночек в папу удался.

Теперь Лиля просто мечтала об обструкции, но мечтам этим не суждено было сбыться. Не прошло и пяти минут, как к ним направилась с несколько кривой улыбочкой одна из дам. Судя по свободе перемещения по залу — вдова. Ага. Графиня Ильвер.

— Граф, Талия Ильвер — знакома?

— Как зубная боль.

— Вы с ней...

— Нет. Хотя она и... рвалась.

— Графиня.

— Граф... — только что зубами не клацнула в качестве приветствия.

— Талия, дорогая! Как я рада видеть кружево Мариэль на ваших нежных плечах...

Плечи были рахитичные, так что улыбочка покривела.

— Рада приветствовать, моя дорогая.

Почмокали воздухом возле сережек.

— Как удивительно ваше примирение с мужем. Надолго ли? — прошипела Талия сквозь улыбку.

— Ах, мадам, вы так нервничаете — неужели слушок, что лишай... Ничего такого не вижу, не стоит беспокоиться.

Графиню снесло в сторону.

— Как вы ее! — восхитился лейтенант. — А так вообще-то разговаривать можно?

— Нет, конечно.... Ваша Светлость!

— Сударыня... Иртон, позволь заметить, твоя жена — столь умна и прекрасна, что я не могу даже сделать комплимент — все окажется хуже действительности... — казначей раскланялся в старомодном стиле и расцеловал Лилиан руки. — Но о делах ни слова! Его Величество запретил. А жаль!

— Позвольте представить, Ваша Светлость, герцог Винштейн — лейтенант Тавер.

— Рад знакомству, юноша. Представление Иртонов — дорогого стоит... Мыслю, мы еще встретимся. Если Альдонай не откажет продлить мои дни лет на несколько.

— Лично попрошу. — улыбнулась Лиля.

— А это кто? — спросил Тавер, когда герцог отошел.

— Казначей. Не обольщайся, он авансов не дает...

Эти оказались первыми. План 'уйдем в уголочек и постоим' оказался неисполнимым. К счастью, граф Иртон немного пришел в себя. Лилиан пару раз сверкнула драгоценностями в сторону разных дам, траектория которых выводила на них — и те приняли решение свернуть. От замечаний в адрес Джеррисона Иртона она пока воздержалась.

Большой Прием отличался от Малого как корабль от лодки. Министры (казначеем и кастеляном все только началось), старшины гильдий (и вам не хворать... жалобу сначала отзовите, тогда и будем про деньги), послы — счастливы, рады, здравствуйте... Знать — герцоги, графы, бароны (из тех, что с иными герцогами поспорят) — Ваша Светлость, Ваше Сиятельство, барон...

Дамы подходили — любопытство заставляло. Открытые — точнее прикрытые с формальной точки зрения, кружевной пелериной — плечи были чрезвычайно в новинку. На нее глазели. Подходили и мужчины — засвидетельствовать почтение и ей, и графу. Маркиз — то есть ныне герцог — Фалион в начале их пути 'не заметил' прихода, а теперь страдал неподалеку — то-ли гордость уже не давала, то-ли мужа боялся. Господь Альдонай, и об этом мелкотравчатом и трусоватом субъекте она еще и думала!

Запомнились двое.

Высокий, седой старик — грязные волосы, как будто смесь соли с перцем, резная палка розово-желтого дерева, в шитом золотом камзоле шел к ним решительно вбивая палку в пол, подергивая головой. Как будто расталкивал всех с пути.

— Не знаете, кто это, Ваше Сиятельство? — спросила Лиля, больше чтобы не давать Джессу уходить в себя

— Герцог Юм. Надо же, жив еще...

— Ваши Сиятельства! Да. Незнакомы. Да. — старик тряс головой, кланяясь.

— Ваша Светлость. — Джеррисон поклонился вежливо. — Позвольте представить. Моя жена, графиня Лилиан-Мариэлла Иртон

— Ваша Светлость, рада знакомству. — Лилиан присела в реверансе.

— Да. Рад знакомству. Сударыня. Благодарить пришел, за внука. Дурень молодой, да. Уж простите старика, не уследил.

— За внука, Ваша Светлость?

— Руку спасли, сударыня моя, да. Руку. Не упоминаете?

Кажется, речь шла о каком-то раненом. В девятом вале всех, кого ей приносили, Лиля могла пропустить все, что угодно.

— Дела ратные мне непривычны, не все могу упомнить, Ваша Светлость. Не примите за неуважение.

— Какое там. Так оно, все так. Парнишка, лет пятнадцати. Волос каштановый, повыше среднего. Там и кольчугу-то рубанули. Взял, глупый, с оружейки, не спросясь и что брать.

— Подождите-ка. — Лиля прикрыла глаза, вспоминая. — Левое плечо и грудь, родинка около ключицы. Рубленая рана, алебарда, сверху — без разможжения?

— Внук, да. Наследник. — старик тряс головой. — Дурак, а я не уследил. Дядька его у вас нашел, как и руку-то спасли... Благодарен, да.

— Не стоит благодарностей — сказала Лиля. — Не могу смотреть на страдание, для себя заботилась.

— Один он остался у меня, один. Забаловал...

— Как он? Должен идти на поправку.

— Идет, да... Должок за нами. Примите в малый дар — как знак сего. Не откажите.

Неверной рукой он снял с пальца кольцо с большим черным опалом. Старик, еще раз раскланявшись, пошел дальше. Лиля убрала камень в рукав, кольцо было ей великовато.

Огромная фигура Лимаро Ватара в костюме дорогого синего сукна, без украшений смотрелась как поставленный стоймя мешок. Ну, при таких деньгах — такая безвкусица!

— Почтенный Ватар! Как приятно видеть вас здесь.

— Ваше Сиятельство, граф. Ваше Сиятельство, графиня. — прогудело из бороды. — День великий стал еще краше, как вас увидал. Не обессудьте, медведю неловкому в таком-то обществе все непривычно.

— Как ваши и наши дела, почтеннейший? — взяла на себя инициативу Лилиан, пока Джесс не вмешался. — Получила я отчет управляющего, но не все пока обдумала.

— Год непростой выдался, да. Но дела наши, осторожно так скажу, неплохи. Есть у меня кой-какая задумка-мыслишка... Нет ли у ваших сиятельств какой-никакой земельки на берегу под продажу? Или вот, скажем, поспособствовать?

— Я, почтенный Ватар, — Лиля сразу поняла о чем речь. — Подумываю строиться...

Ага, сейчас я тебе кусок берега с пирсами отдам. Могу в долю принять — склады, подвоз, там...

— Так мыслится, есть у нас предмет для разговора?

— Не без того. Но не сейчас.

— Точно так, точно так. А не оглянулись, Ваше Сиятельство? Не обратили взор светлый, на одну мелочь, благородных недостойную?

— Какую же?

— А вокруг вас-то, через меня, сиволапого, купечество считая, да Вашего батюшку, почитай что две трети денег да дел Ативернских собралось... Включая и военные.

— Преувеличиваете — припомнила Лиля обороты находящихся поблизости. — Не более половины.

— Да, мадам. — заметил муж, когда почтенный Ватар отошел. — Вот тут — Вы как рыба в воде.

— Аристократия это, конечно, очень важно — вернула ему шпильку Лилиан. — Вот только кушать что-то надо.

— Вы знаете, что он разорил минимум два благородных семейства?

— То есть у него есть земли на продажу? Спасибо, что сказали.

— Вам все равно? Не боитесь, что моего влияния не хватит, вас прикрыть?

— Давайте отложим обсуждение дел?

Ехидство мужа радовало, но, к сожалению, просветления шли только периодами. Впрочем, все оставалось не замеченным публикой — и Лиля как-то поуспокоилась.

К Лилиан и Джеррисону подходили постоянно. Ей страшно не нравилось состояние Джесса, но сделать пока было ничего нельзя.

— Ваше Сиятельство — прошептал сзади лейтенант. — Тут только к трем людям столько же народу прет говорить, сколько к Вам!!

— А ты как думал? — сквозь улыбку прошипела Лиля. — Полковник наш — командир почитай всего сухопутного войска. Свекровь моя — хозяйка приема, воспитательница принцесс. Да и я тут кое-что заработала за пару лет, так что замечают.

— 'Кое-что'?..

— Вы как, Ваше Сиятельство?

— Какая разница? — их полковник 'держал лицо', но спокойствия ей это не добавило. Вот он сейчас с тоски и страха выкинет что-нибудь...

От продолжения ее спасло объявление:

— Его Величество Король Ричард Первый!!! Их Высочества, Анджелина и Джолиэтт!

Зал затих — мужчины склонились, женщины присели в реверансе. Итак, Его Величество... Лиля вглядывалась в человека, который теперь определял жизнь сотен тысяч людей и ее собственную.

Единственный в зале мужчина с покрытой головой (берет с дорогим пером и алмазной заколкой), в бархатном камзоле с бриллиантовыми подвесками на лентах, телесных чулках и башмаках с бантами. Але Скороленок стало бы смешно — Лилиан Иртон смешно не было совсем. Блондин с грустными серо-зелеными глазами — как стало видно, когда Его Величество подошел поближе. Стройный, довольно высокий. Шел он небыстро, милостиво улыбаясь собравшимся, у некоторых людей задерживался на пару слов. Руки. Руки было видно хорошо — и она обратила внимание, что это руки очень ухоженные — но принадлежащие отнюдь не белоручке. Однако... А ведь он близкий друг Джеррисона Иртона. По самой Лиле взгляд его скользнул спокойно, а вот на Джеррисоне — задержался. Что-то Его Величество, похоже, заметил.

За братом солидно и старательно шли принцессы. В платьях Дома Мариэль, спасибо свекрови. Впрочем, девушки не ударили в грязь лицом — платья были, на вкус Лили, получше подавляющего большинства собравшихся, даже с детскими комплектами украшений. Замыкала ромб сама вдовствующая графиня Иртон. Она прикрыла глаза — мол, вижу. Принцессы заулыбались, но руками помахать не решились.

Король же, разумеется, не был ограничен этикетом никак.

— Граф Иртон, Наш конетабль.

— Ваше Величество, — прозвучал в приглушенном фоне вполне уверенный голос Джеррисона. — Мы с супругой восхищены приемом.

— Мы видим, 'Лебединое сердце' снова сверкает на радость и удивление всем нам, вместе с вашей красотой, мадам. — Лиля присела в реверансе. — Но предполагали Мы, граф, что увидим с вами двух офицеров?

— Ваше Величество, они здесь. Позвольте представить: мой лейтенант разведки, Дефо Тавер, Ваше Величество.

— Не тот ли лейтенант... — Король сделал паузу

— Именно тот, Ваше Величество. — подтвердил Джесс, оставив двор в неведении.

— Лэйр Тавер, думается, у Нас найдется для вас не одно поручение.

— Рад служить Вашему Величеству!

— ... и мой офицер-лекарь, Лилиан-Мариэлла, графиня Иртон.

Зал ахнул.

— Так-так-так. Графиня, так это вашими стараниями полк, и ранее отличный, стал стоить трех любых других?

Вокруг как-то резко стало тихо.

— Сложно оценить, Ваше Величество. Максимум моих заслуг — просто дала им такую возможность. Ваши полки быстро учатся, и цена полка — больше цена его командира, как говорили мне сведущие люди.

— А небоевые потери?

Среди послов началось некое шевеление.

— Ваше Величество, полагаю я своим недалеким женским разумением, что если нет боев — почему же солдаты должны умирать? Я лишь исполнила долг жены графа.

— Поговаривают, что нет Вашим лекарским умениям границ.

— Только Альдонай всемогущ, Ваше Величество. Я же делаю то, что в моих скромных силах...

— Пока есть в королевстве Нашем такие семьи — нет причин нам беспокоиться сверх меры о будущности Нашей. Ну, а прочие дела Мы обсудим с вами, граф и графиня, особо. Веселитесь, господа. Мы рады приветствовать вас тут.

В нарушение порядка — впрочем, ребенку простительно — принцесса Джолиэтт почти солидно подошла к ней. Скрывая улыбку, Лиля сделала реверанс. Принцесса воспользовалась оказавшимся поблизости ухом и прошептала туда новость, которой просто невозможно было не поделиться:

— А у меня теперь корова есть! Пятнистая!

— Большая?

— Ага! Настоящая! С ушами!!!

— Да ты что?! Потом покажешь? — сказала Лилиан, и сунула ребенку специально сделанную пару цветных карамелей. — Это облизывают. С сестрицей-то поделись...

Ребенок хихикнул и быстренько пристроился назад в свиту брата, изволившего говорить с комендантом Лавери.

— Ну, один человек нам точно рад. — вдруг заметил Джеррисон. — Вы сделали прекрасное знакомство, мадам.

— Это точно. — согласилась Лиля. — Хорошие девочки.

— Только это не самое долгое знакомство.

— Ну и что? Они мне нравятся.

Король поднялся на возвышение, принцессы остались внизу. Из-за трона выступил низенький плотный пожилой военный — Лилиан была готова поклясться, что это сержант! — и подал королю открытый ящик. Король отдал берет, надел корону и, взяв скипетр, встал перед троном. С поклоном, сержант закрыл ящик и встал чуть в стороне.

— Любезные Наши подданные.

В зале наступила полная тишина.

— Прибыв в столицу, обнаружили Мы, что дела отца Нашего, милостью Альдоная и стараниями людей Наших пребывают в порядке и движении надлежащем. К тому сообщим, что границы державы Нашей спокойны, войска в порядке, казна наполняема. Буде случится некое волнение, как мы видели, готовы слуги и вассалы Наши привести области к порядку и повиновению безотлагательно. В том видим Мы залог успешного будущего державы и молим Альдоная о милостях его...

Лиля как-то вдруг осознала, что присутствует на самом настоящем историческом событии — тронной речи нового короля.

— .... в делах и трудах народ Наш добился великих успехов. Верим Мы, что всемерно споспешествуя тем трудам, охраняя спокойствие и благоденствие народа Нашего, с должным смирением можем надеяться на правление долгое, славное миром, законом, урожаями тучными, прибылями и делами великими как в пределах державы Нашей, так и за ними — до самых краев мира. В том и полагаем Мы вас опорой и рукой Нашей...

Король говорил неспешно и четко, минут пятнадцать, без записей и заминок. В вычурных оборотах Лиля слышались некие... Впрочем, речь следовало обдумать. И не один раз. А ведь большинство к ней, кажется, не прислушалось. А зря.

Лиля, держа графа под руку медленно пошла вкруг по залу, возвращая приветствия. Руки Джесса потряхивало, но он все-таки держался.

— Все хорошо. Все отлично. — подбадривал слева Тавер. — Давай, давай, командир, немного осталось.

— Нас... выпускают?...

На это странный вопрос Лилиан ответить не успела.

— Ваше Сиятельство, Ваше Сиятельство. — Ланье оставался Ланье. Тихий человек, знающий ВСЁ, как казалось Лиле. — Его Величество просит вас посетить его для беседы. Лэйр Тавер, вам предоставят комнату для отдыха.

— Найдемся — успела шепнуть ему Лиля. — Еще совсем чуть-чуть, граф, совсем чуть-чуть. Его Величество зовет.

Джесс только сжал эфес шпаги. 'Господи, не дай бог кто ее отобрать попробует, я же даже не знаю, чего он боится...'

Это беспокойство оказалось напрасным. Посты в парадной форме пропустили их без звука, открывая двери. И закрывая сразу вслед за ними. Скромная привычная приемная с прибранным столом, двери и...

— Ваше Величество, граф и графиня Иртон.

— Проси.

— Граф, графиня. Как вам понравился прием?

Полковник молчал. Ну, выбора нет, рискуем. Лиля выждала пять секунд и начала сама.

— Ваше Величество. — начала она. — Мы так счастливы и потрясены приемом, муж мой не находит слов, а я просто не могу удержаться...

Король был уже без короны, косметика в основном смыта. Зачем он нас вызвал?

Но король не стал её слушать. Он встал, ловко обогнул стол и подошел к Джеррисону. Прямо 'поверх' еще договаривавшей Лилиан взял того за странно безвольную руку.

— Джесс — голос его был ласковым и негромким. — Все хорошо, Джесс. Это я, Рик. Ну? Узнал? Ты как? Посмотри на меня, пожалуйста. Все хорошо. Мы во дворце Лавери.

— Рик... — прошептал Джесс. — Куклы. Опять куклы, Рик. Я боюсь, страшно боюсь. Лекарь говорит — все в порядке, но она же не солдат, Рик... Тавер куда-то тут делся...

Король не удивился, не отшатнулся, не переспросил. Он продолжил тем же голосом.

— Все под контролем, Джесс. Сейчас мы им прикажем, все нормально будет — кто против нас куклы? Никто. Все хорошо будет, Джесс. Все уже хорошо. Ты меня слышишь?

Джериссон Иртон, здоровенный мужик, держался за сравнительно хрупкого блондина как за последнюю соломинку.

— Шпага, Рик. Мири шпагу спрятала. Она маленькая, она не понимает, а кругом куклы...

— Ну, моя-то шпага вот она. О, а вот и твоя — смотри, ты ее сам держишь! Все хорошо, Джесс, Мири защитим, тебя защитим, все хорошо. Кого мне еще найти?

— Лекарь тут моя, лекарь... Рик, ее так полк любит, нельзя без лекаря, нельзя... В полку её надо держать, в полку, там кукол нет, туда куклы не доберутся? Я боюсь. Даже понять не могу — чего боюсь. Я фигню какую-то несу, так ведь быть не может, а кажется мне, что нет ничего!!!

— Ну, Джесс, это же твой полк — какие куклы? Не будет никаких кукол. Все хорошо. Ничего не бойся. Все будет хорошо. Слушай меня, слушай мой голос. Все хорошо, ты слышишь, все хорошо...

— Лекаря моего не потеряй, Рик, пожалуйста, я почти не вижу ничего, слышу плохо — в ушах звенит.

— Слушай меня. Ничего не бойся, Джесс. Все отлично. Все хорошо. Ты меня слышишь, значит все хорошо. Тебе ничего не показалось. Она тут. Слушай меня. Все хорошо, все тут...

— Я тут. Все в порядке. — сдавленно сказала Лиля

— Рик... ты ведь король теперь, да? Рик, так я устал, спать не могу, дожди, а я один.

— Король Мы, король, ничего ты не забыл — я же знал? Вот. Слушай меня. Видишь, ты почти в порядке. Смотри на меня, смотри. Так, правильно. Слушай меня. Пойдем. Пойдем, Джесс. У меня и зелье есть. Помнишь? Ты слышишь только меня, все в порядке, ты слышишь меня, ты спишь, ты засыпаешь, помнишь зелье? Вот моя рука, рука теплая, мы все живые, слушай меня...

— Помню, я тогда спал... Я так устал, Рик. Почему они все кричат? Рик, а?

Джесс еще что-то неразборчиво бормотал, а король, повел его за плечи куда-то за стол, ногой ткнув какую-то завитушку. За открывшейся панелью был небольшой коридор. Пройдя через пару поворотв, они оказались в холле с несколькими дверями. За открытыми дверями — покои с окном в сад. На третьем-то этаже.. В комнате была кровать, и через дверь Лиля, которая даже не могла собрать мысли, видела, как король посадил Джесса в кровать, помог снять сапоги, налил в кубок какой-то темный отвар и напоил его.

А потом держал за плечи, как больного ребенка, пока тот не уснул.

Король тихо подложил под шею друга подушку, удостоверился что рядом нет шпаг и кинжалов, снял крупные камни с шеи и кольца с пальцев, ссыпал все в прикроватный мешочек, а потом тихо кивнул ей на выход.

— Вот так. — сказал он ей выйдя в холл. — Вот так мои люди платят за свою и Нашу удачу. Что вы ему сказали?

— Ваше Величество, да ничего...

— Не врите Нам, графиня.

— Он по пути сюда... он хотел, наверное, но так себя вел...

— А вы — не хотели? Чего именно?

— Не знаю. — честно сказала Лиля. — Просто воспоминания... Он так себя вел раньше, а теперь было как-то странно... Вспоминал жену. То есть, мать Миранды.

— Вел. Он себя раньше так вел, а теперь странно вел. — выделил король фразы. Лилиан вдруг стало очень страшно. Джесса, здоровенного мужика, она не боялась. Этого сравнительно хрупкого тихого блондина, даже не повысившего голос, испугалась до дрожи. — Он вас хоть пальцем тронул против вашей выраженной воли?

Король сел на свое место. Лицо его было спокойным, голос ровным.

— Я не сказала ему ничего плохого! — как обычно, от страха Лилю 'понесло'. — А как деревянный он стал ходить после той бумажки, которую ему у входа сунули! Я, если помните, его и прикрыла, и собиралась увезти в полк.

— Bumazhki?

— Ну, письма!

— Так. Извольте ждать.

Король снова ушел в тот самый коридор и вернулся через три минуты с камзолом Джесса. Который и обыскал — невольно показав Лилиан, насколько плохо она знает мужскую одежду.

— Так... — снова сказал медленно Король, прочтя найденную записку. — Теперь стало понятнее. Легкого тебе вознесения, Наника, и светлого посмертия.

— Это какой-то условный шифр?..

— Нет. Это сообщение о том, что у него умерла няня.

— И это так его ударило?!

Король поднял на неё глаза и, пожалуй, впервые Лиля-Аля на себе ощутила что такое 'пригвоздить взглядом'.

— Вы, новоиспеченная графиня, хоть что-то о своем муже знаете? Мы скажем несколько слов о верном Нашем вассале. С двух, кажется, лет его фактически растила нанятая его отцом небогатая, некрасивая и не слишком умная вдова городского мещанина, Нанника Маллон. А потом растила и некоего не сильно нужного матери-королеве принца, когда таковой к нему прибился. Потом Джеррисона кидало и мотало по всей Ативерне — но он всегда возвращался и ей-то никогда не забывал писать. Почему же он мотался, спросите вы? У него репутация кота. Отец Наш кидал его в любую странную и тяжелую ситуацию, зная, что Джесс — вывернется. Сам будет выглядеть идиотом, его возненавидят или обсмеют — но дело он вытянет. В семнадцать его бросили как кость, как приманку баронессе Вик. Она любила мальчиков. Лучше — нескольких сразу. Его бросили вместо принца Ричарда — да, она уже приглядывалась ко мне. Он выдержал. Он выдержал месяц, а потом церковный суд — вы хоть вообразить-то можете, что это такое? Тогда я в первый раз услышал от него про куклы. Я еще думал, что он просто от меня отмазывается, еще злился — а потом увидел, что он не шутит и не врет. Отоспался в домике няни, вроде-бы прошло как дурной сон. Потом Альдонай пошутил с ним. Он дал ему жену, которая, как истинная дворянка, приняла мужа как Божью волю. Каким достался. Хотя и женился он против воли отца — Джесс получил дочь, Джесс получил статус. Около этой девочки из обедневшего рода он немного отогрелся. Альдонай завершил шутку — он забрал и ее. И осталось во всей Ативерне одно место, где ему было все ясно, где он был хорош, где он все правильно делал. Полк. Совсем не аристократический, совсем не парадный, пехотный полк. Его полк.

Рик говорил тихо, но Лилиан вжимало в пол, как прессом. Её бросило в холодный пот. И стыд.

— Для вас он — наглый красавчик, да? Бабник? В двадцать один год этот 'бабник' в Бейтари со своим полком вычислил и выбил банды герцога Байканского. Который до того убил двух королевских представителей и вполне реально собирался отколоться от Ативерны. Джесс вычислил его. Он ушел туда свежеиспеченным командиром роты, а вернулся — полковником, потому что Корова простудился и умер, а война не ждет. Джесс просидел там полтора года, зимовал дважды — но выбил всех разбойников. Он потерял там четыреста человек, провинция была залита кровью — но он все сделал. Он был единственным старшим офицером, оставшимся в полку после этой кампании. Ах да, маленькое уточнение — его туда отправили через неделю после смерти его жены. Что, вам не говорили? После возвращения я сидел с ним второй раз. Когда его 'приняли' во дворце все дворцовые прихвостни, включая его папеньку, чтоб его Мальдоная на том свете в... Извините. Слава Альдонаю, травница сумела подобрать и сварить ему зелье. И поил его я. Потому, что он никого больше не узнал, и никому не поверил — как и я, наверное, не верил бы никому. Кому нужен второй принц? Никому. Кроме самого себя и своего верного друга. Нескольких слуг. И уже слабеющей умом старушки-няни. А Иртон был нужен еще и смешной малышке-дочери.

Король Ричард выглядел совершенно спокойным, но Лиле казалось, что он с трудом сдерживается. И понимала, что вот сейчас у нее есть шанс не дожить даже до плахи.

— Мой брат. Мой несчастный двоюродный брат. Его дядя, мой отец, смотрел и видел смазливого здоровяка. И снова кидал его черти-во что. Как только тот выбирался из очередной ямы. Надо повесить на кого-то толстую истеричную девку, от которой — 'папенька' вам не сообщил? — отказались уже граф и герцог из сопредельных провинций? Верфи, в пользу Короны, управлять которыми надо учиться с нуля? Отлично, где у нас вдовец-Иртон? Давай, король приказал...

— Он нарушил договор! — попыталась хоть начать отбиваться Лиля, прикрываясь единственным, что пришло ей в голову.

— Да что Вы говорите? А не припомните его, договора, пятый абзац? 'Будет Лилиан Мариэлла, по отцу Брокленд, доброй женой, а он взамен...', так? Вам что, напомнить кто такая 'добрая жена'? Там первый же абзац, наверняка, был 'Во славу Альдоная и заветами Его'. Не припоминаете, книга Альдоная, глава шесть? Договор двусторонний — или у вас другое мнение?

Лиля с ужасом вспомнила, что 'Книга Альдоная' целую главу трактует о 'женах добрых'. И да, Лилиан Мариэлла Брокленд-Иртон, мягко выражаясь, не соответствовала и трети того, о чем там говорилось.

— Что, его женитьба — это главное, на что он вам жаловался? А как он себя вел — не говорил?!

— Вел — плохо, это верно. Но никогда не жаловался ни на что. Это то, от чего его трясло, как больного в горячке. Вот такой вот испорченный герой-друг Нам достался. Ну, и никак не сможем Мы забыть, что именно Джеррисон Иртон вытащил Нас из такой кучи неприятностей последнего года, что их и не перечислишь. Сегодняшняя вишенка на торте, Наника. Судя по всему, что-то еще зацепило его в вашем платье или поведении. Ладно. — король с усилием вернул себе спокойствие. — Сейчас Мы имеем возможности вознаградить Наших людей. Сообразно их надобностям. Конечно же, и ответить по их долгам, как подобает королю. Долг его перед Вами не может быть оспорен. Чего Вы хотите, графиня? Просите. Мы слушаем. Взамен же попросим мы малого для Нашего верного вассала, Джеррисона, графа Иртона. Вы желаете титул? Свободен будет титул герцогов Норделлов, древний и славный. Мы верим, что герцогство процветет под вашим управлением. Вы ведете торговые дела — Мы готовы обсудить передачу Вам нового торгового пути в Ханганат. Это десятки тысяч корон в течении пары лет. Вы имели намерение собирать и учить детей, чему не рада церковь? Мы можем поддержать это начинание. Выбирайте. Мы готовы платить, за исполнение единственной Нашей просьбы — Вы не будете рвать на части изуродованную — это Мы также признаем — душу вассала Нашего. Это не трудно, он вообще очень наивен за пределами битв — просто не ведите себя как холодная кукла, он ответит на тепло. Мы подлатаем ему душу, милостью Альдоная, насколько сможем, а вам просто не надо будет ее портить. Разумеется, факт такого его состояния не должен стать известным альдонам, ибо они могут его квалифицировать предельно скверным для нас всех образом. Займет это примерно три года — столько, как говорят, живет любовь обычно. Ну? Что хотите взамен? Покупаем. Платим без торга. Вы этого хотели? Никто в сопредельных и дальних государствах и близко не сможет предложить вам ничего подобного. Если только вы не хотите стать неведомой по счету наложницей Великого Хангана.

Никогда в жизни Лилиан-Але не было так стыдно.

— Мне ничего не нужно. Я... — она вздернула голову на остатках гордости врача. — Я вытащу его сама. Моя вина, по крайней мере отчасти. Мне и исправлять. Он, уж помимо прочего, мой командир.

Король помолчал и медленно проговорил, разглядывая Лилиан как манекен в магазине:

— Как же усложнилось все из-за того, что он вас действительно любит... Мы бы вас совершенно спокойно развели и выдали замуж за вполне достойного дворянина. И вышло бы недорого. А найти ему жену сейчас дело пары дней. Поторопиться надо, а то желающие дамы друг друга, поди, резать и травить начнут.

— А он меня, что теперь любит?.. Или просто смирился, раз уж оказался неплохой вариант? Или такой мелочью снова никто не озаботился? — горько спросила не удержавшись Лилиан. Король не обозлился, не высказался в духе 'Все бы вам, бабам...'

— Впервые от него слышу о ком-то наравне с его полком и дочерью. Да, он вас любит, на свой манер. Вы выбираете. Что ж, да будет так. Впрочем, мы к этому разговору вернемся. Идемте, вам надо взглянуть на внутренние комнаты. Вы, вероятно, голодны.

— Кстати, — уже уходя повернулся к ней король. — Потрудитесь, если начнется ночью дождь, находиться в одной комнате с графом. И вообще, желательно пореже отходить от его постели.

— Но почему?!

— Потому, что Мы так повелеть изволили.

На этом разговор закончился, как и весь долгий и тяжкий день. Перевоз Джесса в полк или еще куда-то было бессмысленно даже упоминать. Его Величество не желали выпускать больного друга из поля зрения. Или отдавать ей контроль над ним. Или и то, и другое.

Король вышел. Вместо него в дверь зашли трое гвардейцев с подсвечниками, и встали молчаливым приглашением к выходу. Провели они ее (один впереди, два сзади) в комнаты — точнее самые настоящие покои. Две комнаты и холл-приемная. В одной спал Джесс, во вторую внесли свечи и сообщили ей:

— Мадам, прислать ли горничных? — именно 'сообщили'. Настолько никаким был тон.

Лиля посмотрела на уже разобранную постель, а потом перевела взгляд на конвой. Эскорт. Как их еще назвать? Гвардейцы смотрели от двери на выход, в углы, но ни в коем случае не на кровать.

— Нет. Свободны.

— Мадам.

Короткий поклон, и гвардейцы вышли. Вроде и солдаты — а чужие. И страна своя, а только лучше бы Полведра на часах дрых. И Тули ворчала за пологом. А видеть сегодня больше никого не хочу.

Она села на кровать и начала снимать украшения.

'Ну что же, дорогая' — промурлыкала где-то внутри знакомая интонация. — 'По-моему, пора сформулировать свои желания. Герцогство — очень неплохо. Коли уж Величество так психует...'

'У него друг болен. А я за лекарство — герцогство?'

'Почему бы и нет? Лекарство — ты, себя надо ценить. И потом, а разве ты не этого хотела? Честная сделка, с сильной позиции.'

'Вот интересно, а не стыдно от такой конструкции? Мне вот, например, очень даже.'

'А чего нам стыдиться? Что Ричард что-то там такое наговорил? Какая разница — мужчина ищет сам себе и своему приятелю оправдания. Пусть его. Дорогая, успех следует признать...'

'Я учту твою позицию, Графиня. Свободна.'

В этом препирательстве с собой было что-то... противное. Лиля медленно расплела косу. В какой-то степени это её успокоило, но Нейл она положила рядом с собой. Под правую руку.

'В королевских покоях, в хрустальном венце...'

Следующий день начался с появления двух молчаливых женщин-горничных. Похожие платья недорогой ткани, не очень-то симпатичные лица, вышколенные, они практически молча помогли ей одеться — платье было не новое, домашнее — подали умываться и завтрак — Лиля осторожно понюхала что-то вроде салата и ограничилась кашей, хлебом и медом.

Джесс спал. Сон его был тяжел, но он не проснулся даже тогда, когда Лилиан сняла с него камзол, рубашку и протерла влажным полотенцем. Тяжелое, покрытое шрамами разного времени тело. Чем же это таким его 'огрели'-то, а? Ох уж эти местные 'травки'!

Появился дежурный капитан стражи, поклонился, представился, сообщил порядок передвижения. Король не забыл отдать распоряжения — ей дозволялись поездки в течение дня, в сопровождении конного десятка. Капитан просил сообщать ему о них загодя. Посещения во дворце допускались — но во внешних покоях. Курьер не выделялся, но за свой счет разрешалось отправлять корреспонденцию.

Она попросила стол. Ей принесли что-то на вычурных гнутых ножках, высотой чуть выше колена.

— Это что, шутка такая?! Мне нужно иметь возможность писать!

Принесли другой — повыше, побольше. Несколько ящиков на столешнице, монограмма 'ДИ' во весь стол. Какой-то уж больно дамский для 'Джеррисона'.

— Хорошо, только накройте чем-нибудь. Будет жалко, если заляпаю.

Слуги ей повиновались молча. Это раздражало. Все раздражало.

Пополудни часа в три Джеррисон проснулся — но состояние его было не очень... Лиля завела дневник и начала записывать все, что происходило.

Вечером пришел Король.

— Мадам.

— Ваше Величество.

— Злитесь?

— Как можно! Король есть всевластный повелитель Государства и подданные его...

Он остановил её жестом.

— Спасибо, я тоже читал. Вы злитесь.

— Ваше Величество полагает — не на что?

— Мое Величество полагает, что у нас слишком много общих интересов.

Лиля решила, что это — верхний максимум извинений, которые она в принципе может услышать. Кроме того, формально придираться было не к чему.

— Я далека от мысли, что могу давить на короля. — как бы это сформулировать? — Мне лестно, что Ваше Величество нашли возможным побеседовать со мной.

— Мы начинаем понимать своего отца. — улыбнулся король Ричард. — Вы и правда не похожи ни на кого.

Э-э-э?... Это что, комплимент — или повод для скандала?

— Вероятно, Ваше Величество, желали проведать моего мужа?

— Желали и желаем. Вы, надеемся, простите Нас графиня — наедине. Не из недоверия.

— Как будет угодно Вашему Величеству.

Король пробыл у Джесса минут пятнадцать и вышел с очень специально ничего не выражающим лицом.

— Полагаем, Нам следует заходить и по утрам. У вас есть пожелания, графиня?

— Мои люди, мои дела, моя корреспонденция.

— Письма вам доставят. Люди — полагаем, что Вы у нас в гостях, ваши люди вам не понадобятся. Отправьте их, например, в Тараль. На следующей неделе Мы обсудим с Вами дела — вести же их вы сможете отсюда? Прекрасно. Графиня.

— Ваше Величество.

Он ушел, оставив ее в несколько растрепанных чувствах. Как-то он ухитрился так поговорить, что она больше не раздражалась. Было грустно, страшновато, но — она не злилась. Хм.

На второй день ей привезли корреспонденцию. Отпуск кончился... Ворох бумаг и свитков больше не собирался ждать.

Быт установился довольно быстро. Завтрак-работа-обед-работа-ужин-работа-сон... Вирман и ее слуг во дворец разумеется не пустили — отправила часть в Тараль, часть осталась при лазарете полка. Вообще, так разбрасываться людьми это не дело. Ей нужна школа, ей нужен резерв.

Фраза 'Граф болен' из уст Короля, как оказалось, передала ей управление имениями — и было их три, да еще городской дом. То есть пока Джеррисон не заявлял свои права она была полновластной хозяйкой всего его имущества. К сожалению — он не заявлял. Джесс сидел в самой маленькой комнатке и... все.

Смысл слов 'полновластная хозяйка' до нее дошел на второй десятинке, когда гвардейцы сопроводили ее во 'внешнюю' приемную, где ее ожидал нервничающий старик — мажордом городского дома Иртонов. Несколько косноязычно он объяснил, что корреспонденция господина графа теперь будет доставляться ей... И приволок ворох свитков. За три месяца. Оказывается — Джеррисону писали! И писали много! И это еще без учета его личной переписки...

Утром и вечером король Ричард приходил и с порога включал 'веселого недотепистого книжника' — вытаскивал его в садик, фехтовал с ним, трепался, кормил вместе с собой. А потом шел работать.

Лиля успевала увидеть, как маска недотепы растворяется и появляется Король. Работающий от зари до зари, а потом со свечами. Король, вокруг которого обычно не было блестящих щеголей. Король без блеска балов. Король, к которому приходили священники и министры, купцы и ремесленники. Самые настоящие, кажется гончары. Неправильный какой-то Король, в её учебниках о таких не писали.

Лилиан тоже старалась как-то 'вытаскивать' Иртона из тоски. Она пересказывала ему отчеты управляющих, вроде предлагала решения — реагировал он вяло. Господи, да скажи ей кто-то два года назад, что она будет этим заниматься! Главной проблемой было то, что он ничего не объяснял и мало говорил. На пятый день второй десятинки Лилиан застала его с кинжалом в руках — он разглядывал лезвие. Ночью она клинок спрятала. Он его даже не стал искать. Было страшно, а больше всего выматывало и злило ощущение бесполезности всех её попыток что-то изменить.

У Лилиан было право перемещения по дворцу, и она им пользовалась. Лидарха перевели в дворцовые конюшни и она наконец-то смогла его увидеть. Конь фыркал, лез целоваться и ржал. К сожалению, кататься было практически негде — так, размяться. Перевели и Стобеда, причем без её просьбы.

С помощью Стобеда она и выяснила, что Король Ричард обладал тихим вариантом способности Джеррисона 'оказываться' рядом. Он далеко не всегда вмешивался, но в какой-то момент можно было увидеть короля в паре саженей от себя — и понять, что он тут уже некоторое время.

Впервые она это и заметила, когда она пошла проведать (а заодно и размять) Стобеда. Ну, насколько это могла сделать она — со своим несущественным для громилы весом и его манерой возить ее как хрустальную вазу. Конюхи умоляюще спросили: когда Ее Сиятельство изволит зайти еще? Она пообещала на завтра, почесывая черную шею — и увидела Короля. Он поймал ее взгляд, остановил реверанс, кивнул — и ушел.

Так было, когда к ней подошел капитан одного из взводов — как выяснилось, сержант взвода имел свояка, которому приятели из Пятого полка, поведали о чудодейственных мазях...Когда объясняла капитану стражи как наносить мазь на спину — она увидела Ричарда в галерее. Предположила, что капитан сменится — но ничего не случилось.

По вечерам он приходил давать зелье. Лекарство. Лиля вообще боялась этой... субстанции. Кажется, Король тоже. Но без нее Джесс не спал, и все становилось хуже. С ней — он выключался, иногда — на сутки. По её осторожному предложению они снизили дозу. Стало полегче.

Ричард Первый оказался... хорошим собеседником. Странная аттестация для Короля, но несколько раз Лилиан вдруг обнаруживала, что уже минут пять излагает какую-то идею, хотя вроде-бы и не собиралась.

На третий вечер к ней явились с визитом принцессы, в сопровождении поджавшей губы Алисии. Прибывшая сторона (с трудом, от нетерпения) и принимающая сторона (с трудом, от смеха) протокольно поздоровались, и даже сказали несколько фраз из светской беседы... После чего Джолиэтт первая плюнула на этикет и все пошло как обычно. Девчонки упихали ее в кресло, залезли на нее как на дерево и наперебой стали рассказывать все, что только вспоминали. И про корову (А мне лошадь! Бе-бе-бе-бе!), и про купаться (А там как! И он как! Ух.), и про два гриба, и охоту на оленя (Косулю, дура! Сама дура, он косуль!) и про то, как некий святой отец сломал ногу, скатившись с лестницы... Много, много событий произошло за полгода. Алисия возвела очи горе и смирилась. Лиля, на самом деле, чуть не плакала — так ей, как оказалось, не хватало этого потока детских новостей. Взаимные визиты были сделаны регулярными. Алисия вздыхала, но мирилась — хоть какая-то тренировка в надлежащем поведении. При таком-то небольшом ныне дворе.

Пару раз Король вызывал её официально — предупредив за день о теме разговора. О Джеррисоне и ее 'замужестве' речь не заходила. Его Величество начал с технологий. Потом расспросил об организации производства, сбыте, транспорте... Партнер вникал в дело. Лилиан, следуя привычной схеме, врать не стала. Но и брать все на себя тоже:

— К сему, Ваше Величество, хотела бы заметить следующее: у нас большая проблема с разменной монетой. И это, с моей точки зрения, плохо влияет на спрос.

— То есть?

— Ваше Величество, в последние два месяца у нас изменяется структура заказов. Уменьшается количество крупных заказов от дворян, но растет количество заказов от городских обывателей. Себестоимость позволяет нам снизить цену и продавать более мелким клиентам, но они не могут рассчитаться — слишком много серебра нужно. Но и переплачивать посредникам они категорически не хотят. Они складываются, приезжают целым... сборищем. Для всех приехавших это существенные суммы, так что собрание получается... нервным.

— То есть подрались?

— Лэйр Ганц предусмотрительно ставит на отгрузку усиленные патрули.

— Вам не хватает людей?

— Ваше Величество правда не по... то есть считает проблемой именно драки?

— Мадам, это не только ваша проблема.

— Но мне-то что делать?

— Медь вы, конечно, брать не хотите?

— И сколько же ее будет? Ваше Величество, Его Сиятельство Винштейн... — посмотрев на Его Величество, Лиля решила подождать с продолжением.

На следующее утро ей принесли записку, в которой неизвестные ей барон полковник Самьер и шевалье полковник Рут просили принять в удобное для неё время. Лилиан удивилась, и ответила согласием на следующее утро.

На встречу она уже привычно пришла в сопровождении двух гвардейцев и горничной, которая смирно встала в уголок.

— Господа?

— Ваше Сиятельство, дозвольте представиться. Второго пехотного полка командир, барон полковник Самьер.

Барон Самьер был огромен. Казалось, что если он неловко развернется — он снесет стену. Похоже, камзол ему был как-то непривычен — жмет не там, трет не там и как-то неуютно.

— Шестой морской полк, шевалье полковник Рут, к услугам.

Морской — можно было бы не говорить. Худой и жесткий, похожий на плетку. Обветренная физиономия и очень характерная манера ходить...

— Рада знакомству, господа. Чем обязана?

— Его Величество распорядились порядок, значит, бытования полка и лЕкарства узнать и учесть.

— Что-ж, постараюсь кратко описать...

Кратко не вышло. Минут через десять ей пришлось пнуть одного из собеседников:

— Господин шевалье полковник. Если вы и дальше будете слушать меня как говорящую собаку — то смысла рассказывать я не вижу.

— Как это?!

— А так! Собака если говорит — то не важно что!

— Виноват — покраснел Рут. — Непривычно, мадам.

Помогло, но чем дальше — тем больше приходилось уточнять. Ей нужны были пособия. Справочники. Руководства...

— Скажите, шевалье полковник Рут, — спросила она при расставании — А есть ли у вас сведения с Вирманского архипелага?

— Кое-какие. — осторожно сказал моряк.

— Нет ли сведений о ярле Эрике Эрквиге и некоей... девушке?

— Ярл Эрик потрошит пиратов у Лорис. А девушка... Знаете, ярл Эрик возвестил на осеннем тинге, что некая девица, именем Мири, есть 'по названию' его дочь и посягательства на неё он будет считать посягательством на свой род. Не она ли?

— Скорее всего, — с трудом сдерживаясь сказала Лиля. — Это именно та девушка.

— Прошел слушок, что купила та лута Мири корабль, собрала команду, и готовится выйти в море.

— Но сведения о том пришли раньше её? Как же, как не кораблем?

— Выход в море — штука не простая. А если человек корабль купил — то никто ему и слова не скажет. Выйдет когда решит, что пора.

— Ребенку дадут корабль?!

Адмирал пожал плечами.

— Вирма. Лута — ребенок ярла. Считается, не должен он быть просто ребенком. Купил, собрал команду — значит, пришла пора.

— Вы немало знаете о вирманах.

— Давно воюем, Ваше Сиятельство. Познакомились.

Она начала писать что-то вроде наставления для полков.

Вторая встреча с Королем была посвящена планам. С клиникой Его Величество согласились, но указали что начинать придется с малого, ибо до выздоровления её мужа она сама не будет отпущена надолго. С медицинской школой — условно согласились, но пожелали увидеть программы обучения — вот и еще писанина. И пока ограничили все десятью учениками — для полков и крепостей.

Конечно, про другие дела она не забыла:

— И, Ваше Величество, массовый спрос зависит...

— Вы сговорились?! — выдержка Ричарду изменила как-то уж очень вдруг.

— С кем, Ваше Величество?.. Нет, просто проблема общая.

— Графиня, Мы вас не задерживаем более.

Ладно, Carthago delenda est...

Выздоровление мужа шло, но медленно. Джесс очень старался выглядеть здоровым — и в хорошее время даже отвечал ей почти впопад. Только глаза оставались... тусклыми. А потом он снова сидел в комнатке.

Лиле снова стала одевать платье 'мадам лекарь', и тогда Джесс стал с ней разговаривать чуть больше.

Дни были заполнены докладами, письмами и экспериментами. Она хотела выделить активное вещество, потому что без этого подбирать дозировку было почти нереально.

Лилиан вдруг обнаружила, что она.. одна. Да, она могла разговаривать с сотнями людей. Да, она могла найти себе мужчину на любой вкус — но это не с ними она ругалась по поводу ведер и падала в реку. Это не они на ее глазах проламывали строй противника, а потом командовали пока она 'наживую' зашивала рану. Это не их глаза светились улыбкой во время вопроса 'Позволите помочь, мадам лекарь?'. Да и почти все 'серьезные' люди были давно и серьезно женаты.

Её — по закону ее — мужчина не видел в ней женщину. Он ее вообще не сразу узнавал. А его ближайший друг, Король — видел тупую деловую тетку. Которой надо за друга заплатить. И ей нечего было даже возразить ему. И каждый раз, чувствуя на себе восхищенные или облизывающие взгляды Лиля вспоминала, как Джесс улыбался, спрашивая: 'Позволите помочь, мадам лекарь?'.

Отец ей писал, да. Купеческие по сути письма. Радовался, что дочка-то, ух! Можно дело передавать, денег с ней заработать! А если что — то она знает, что этот самый Иртон ему не просто не указ! Где ж ты раньше-то был, 'папа'? Что толку с 'перегрызания', когда уже поздно?.. 'За кого-то перегрызу' — дурацкая формулировка. Ну грызи — может тебе и полегчает.

Буквально убивало то, что это были ровно её первоначальные планы. Она во дворце, практически свободна, влиятельна и богата. Король прислушивается к её мнению. Муж в уголочке, не мешает ничем. Кто надо — знает о ее силе и богатстве. Вокруг неё дети. Можно просить титул лично себе. Можно... Все можно! Твори — не хочу! И... зачем?

Самым тяжелым оказались вечера. Вечером тихо, при свече особенно не попишешь, карбидка 'достает' вонью. Приходится думать. Вопросы 'Зачем?' и 'Что дальше?' приходят сами и ждут ответа. А его нет.

Как все было просто — 'Ох, я должна, нет выбора'. Вранье, выбор был. 'Выжить' — задачка была решена за полгода. Но смотреть на выбор не хотелось. Ничего, на самом деле, не мешало сидеть тихо. Ничего. Достаточно было не демонстрировать всем подряд свои медицинские знания — и она бы еще года два жила в Иртоне. Соль эта чертова!

Приходилось это признать, ей нравилось командовать людьми. Нравилось думать, что она всеми манипулирует. 'Этот — противовес тому', 'Посмотрим кто они'. Она готовилась — ну уж будем честны! — мстить Джессу. Набрать силу, щелкнуть по носу, и чтобы мучился. Обязательно мучился! И чтобы денег у неё была масса, и чтобы он знал, что она может и не дать ничего. Чтобы он вел себя правильно. Господи, Джесс — и деньги, да он про них и вспоминал-то только для обеспечения полка! Шантаж наследником — даже по времени ограничен, не говоря уже о том, что это мерзость. И потом — поди, проблема! Заведет бастарда и признает, успела уже и такое повидать, вполне уважаемые люди — официальные бастарды. С его репутацией — какая ему разница? Выбор есть — вот хоть та коза рыжая.

Вот — все есть. Деньги, возможности, защита. К Королю — прямейший доступ! Хорошо было думать про 'козла'. Удобно. А вот теперь — больного командира, тоже 'щелкать по носу'? Он ее прикрывал, он ее терпел, на ее глазах в атаку шел. А она ему — обиду и страдания глупой толстухи. Даже не свои... Но ведь и правда — спровоцировал, аж три покушения! А на него сколько было, девять, десять? Что они для него — бытовуха, проза жизни... Не обеспечил безопасность — здорово, а как её надо было обеспечивать? Возить с собой беременную жену? Не любил — а то, что тут у двух третей дворян жена отдельно, 'любовь' отдельно, это как? Пока выглядела как черти-что, тела в зеркале пугалась, как-то по другому думала. А потом все, он 'козел', а она вроде и не коза...

Можно и сейчас — сбежать. В Уэльстер уже не очень, но в Ханганат — запросто. И что? От кого сбежать, от её полка — всех стариков-сержантов, солдат, офицеров? Их как, бросим? От вирман, которые за ней на смерть пошли? От мастеров, которых она, кстати, именем мужа прикрывает — это коннетаблю опасаются претензию выкатывать, а то без поставок-то лапу сосать... От Мири — которая вообще неизвестно где?

И потом бежать — к чему? К роли цирковой лошади хангана? Имея возможность оценить, она видела, что Ативерна — наилучший возможный выбор. Конкурировали с ней (в науках, ремеслах, безопасности жизни) не государства, а свободные города — но там её никто бы не прикрыл. А её уже хотели выкрасть, и только ум и самопожертвование её людей не дали этому случиться. Са-мо-по... какое мерзкое, длинное слово.

Нет, конечно она не давала себе раскиснуть. Еще чего — дел невпроворот! Она попыталась проанализировать зелье — оказалось, что это сложный комплексный отвар и у нее нет ни оборудования, ни навыков разбирать механизм его действия. Да, она была отличной студенткой — но тут требовался химик-профи. И не студент, а как минимум, с опытом работы в фармакологии — а желательно и специализирующийся на нейролептиках.

Она спросила может ли поговорить с травницей. Травницу привели через два дня. Бабка молча выслушала ее, посмотрела Джесса и сказала: 'Рано тебе еще знать'. И ушла. Послушав ее жалобу, король Ричард прикрыл глаза и начал:

— Возьми котел и налей его до середины водою трех ключей. Поставь на огонь малый, и прочтя 'Отче наш' с расстановкою четырежды, брось в него для начала три цветка малого капюшонника, собранного на закате юной девой. Затем прочти 'Богородице' трижды, и начни...

— Что это, Ваше Величество?!

— Рецепт. Будете записывать?

— Э-э-э... А какой, хотя-бы примерно, котел?!

— Понятия не имею. Так вот:... и начни, посолонь мешая...

Записала.

— Ваше Величество, а откуда Вы-то его знаете?

— Спросил — и сказали. Мы предпочитаем знать.

Ну и — какой котел? Медный, латунный, оловянный, стальной? Объем, форма? Капюшонник — это что? А цветет он — когда?

Кое-что она поняла, но исследования шли очень трудно. Собрав простейший спектроскоп, Лиля пыталась хотя-бы идентифицировать основные соединения, но требовалась калибровка — а на чем ее делать? На самом деле, некоторые отправные точки у нее были. Очевидно, никакого особого давления, как и сверхточных дозировок, но, с другой стороны, возможно, у травницы что-то давало каталитический эффект...

Работа помогала. Так прошел практически месяц.

В тот вечер Лиля собирала очередной промежуточный синтез. Сверяясь с хорошо исчерканными записями, она в какой-то момент села и уставилась на спокойный огонек свечи. Вокруг клубились тени. 'Наползая на свечу, мгла ворочается'... — кажется, она сказала это вслух. Стихи все чаще всплывали у нее в голове — когда-то слышанные с затрепанной кассеты. Как бы это сказать на местном языке? 'Мгла на свечу наползая не спит...' Нет, не получается. Она закрыла глаза и положила голову на руки.

Джесс очнулся как-то вдруг. 'Napolzaya na svechu'... — да ведь это же!.. Голос его лекаря попытался сказать знакомую строчку на обычном языке, но слова не подобрались. Она не слышала Старика — но стихи знала!

'Мне б сказать — а я молчу. Лгать не хочется...'

Он встал, пошатнувшись. Ох-ты, это сколько ж он валялся! Пара движений, размять мышцы. Вышел, оглянулся — внутренние Королевские покои. Рик вытащил, Рик не бросил. Он прошел через холл, во втором покое была скручена какая-то посуда. Лилиан в простом платье задремала прямо на столе. Работала, как всегда до изнеможения, его самозванка — за кого дралась со Смертью? Кажется, за него...

— Проснитесь, мадам лекарь...

Ее осторожно потрогали за плечи.

— А?! Что?! Ох, Джеррисон, это вы. Я испугалась.

Глаза! Его глаза!

— Вы... Вы вернулись?

— Наверное. Доброй ночи. — он снова улыбался. Она не удержалась и улыбнулась в ответ.

Лилиан встала и оказалась лицом к груди Джеррисона. На нем была только та самая чертова рубашка, так что она чувствовала горьковатый запах травяной смеси, которой он иногда обтирался. От него шло ровное и сильное тепло. Джесс сделал шаг назад.

— Подождите. — вдруг вырвалось у Лили. — Подождите... Я просто посмотрю швы. Сядьте.

Когда она встала, он, всегда ценивший красоту женщины 'глазами', сначала вдруг вспомнил, что больше года у него никого не было — а потом осознал запах. Слабый запах её пота. И больше не мог ни на чем сосредоточиться. Она его трогала, и там где она к нему прикасалась было почти больно.

Она, не очень понимая зачем это делает, сняла с него рубашку и прошлась пальцами по шраму от своего шва. Он уже побледнел, и по сравнению с остальными, стал почти незаметным. Впрочем, его и так было бы непросто найти — на Джеррисоне почти буквально не было 'чистых' мест.

— Откуда это?

— Это?.. А, это одна из лесных банд. Лет семь назад.

— А это? — она осторожно трогала располосованные когда-то плечи и мышцы спины.

— Где? Неудачно упал с коня, во время... Байканской... компании...

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. Они были немного удивленные и, слава Альдонаю, живые. Лиля могла поклясться, что собиралась только посмотреть, но как-то вдруг ее рука оказалась на груди Джеррисона. Любопытный голосок внутри нее пропел 'Стоит попробовать...' Она, как во сне, коснулась его шеи губами. А он ее не остановил.

— Вы меня соблазнили, мадам лекарь...

— Соблазнила? Вы, если забыли, Ваше Сиятельство, мой муж. И вообще. Это вы меня сюда принесли. Вот.

— Принес? Ничего не помню. Вообще, я ослаб. Как-то даже устал... Это от недостатка практики.

— М-м-м. Не вертитесь.

Джесс замер. Очевидно, ему пришла в голову мысль.

— Это вам Рик, как он это обычно делает — 'рекомендовал'?

Лиля перевернулась на бок и улеглась поудобнее, закинув на него ногу.

— Нет. Вообще, он предлагал за ваш комфорт герцогство. Я отказалась.

— Почему?

— Решила, что то что куплено — может быть продано. А я не хочу, чтобы это была торговая операция.

Джесс осторожно обнял ее, она согрелась и уснула.

Утром она еще не открывая глаз почувствовала, что Джесса рядом нет. Ну что, все кончилось? Кто она теперь? Открывать глаза было почему-то тоскливо.

— Доброго утра. — Джесс сидел с другой стороны кровати в одной рубашке и улыбался.

— Добро... ой! — Лилиан обнаружила, что на ней ничего нет и потянула на себя... Черт, это камзол Джесса!

— Во-первых... — тот с удовольствием поцеловал ее в открывшуюся щиколотку. — Все равно длины не хватит, а во-вторых смысла в этом уже не вижу...

— Дайте мне одеться! — пробурчала Лиля. — Мне холодно! У меня все болит!

— Ну, для того, чтобы согреться, необязательно одеваться...А где болит?

— Вы невозможны! Уберите руки. М-м-м... левее.

— 'Вы'! Что, постель — еще не повод для знакомства? Вы же моя жена.... — он и не думал останавливаться. А Лиле не хотелось отбиваться.

— Вообще, — серьезно сказал Джесс, — У меня есть вопрос.

— Очень вовремя. — Лиле было лениво и возражать, и думать и вообще двигаться. Положен же ей отпуск...

— И все-таки. — Он повернулся к ней и вдруг 'свернул' тему. — Ладно, все потом.

— А чего ты хотел? В смысле — спросить?

— Это плохой вопрос, я его как-нибудь потом задам... Есть не хочешь?

— Хочу! Но сначала мне надо помыться. И причесаться. Боже, во что превратилась моя голова...

Муж устроился поудобнее.

— Ну? Ты так и будешь лежать?

— Да. Я очень болен. Мне положен — замечательная фраза! — постельный режим... И зрелища.

— То есть ты просто поглазеть хочешь?

— Конечно нет, не просто! Я собираюсь восхититься и вдохновиться.

— Свой властью, я тебе режим меняю. Потом вдохновишься. Добудь еды. Давай-давай.

Она вытолкала его за дверь.

Джеррисон вышел за дверь, и, ругаясь вполголоса на появившуюся одышку, направился на кухню.

— Ну, граф-герой-любовник. Как оно, самочувствие?

Рик подпирал стенку — ну да, небось из кабинета слышно, как дверь открывают.

— Отлично, Величество.

— Точно?

— Ага. Как грязь с окна стерли! Знаешь мы... в-общем...

— Ну, должен тебе заметить, тут все знают что вы в-общем. И в частном. И не один раз... Альдонай Пресветлый, ты умеешь краснеть!!!

— Я не покраснел!

— А, ну значит ты так ярко порозовел.

— Издеваешься?

— Не без этого. — Рик улыбался, и, посерьезнев, добавил. — С возвращением.

— Спасибо. За все.

— Но вот Вам, граф, Наше Королевское замечание. Не дури с ней. Совсем не дури.

— Слушаюсь, Ваше Величество!

— Ты знаешь, что лыбишься, как идиот на ярмарке?

— Ага. У меня, кстати, для тебя новость. Она из Загорья.

— ... поправочка. Ты не 'как', ты просто влюбленный идиот.

— Может быть. Вот только очнулся-то я знаешь, что услышав? 'Napolzaya na svechu...'

— 'Mgla vorochaetsja...'

— Зеркальце тебе дать, на предмет величественности твоего вида? — поинтересовался Джесс. — Понял, что это значит? Загорье — существует! Старик его не придумал!

Ричард помотал головой.

— ... не-не-не. Альдонай Пресветлый, ты наказываешь меня сумасшедшим коннетаблем. Что я такого сделал, а? Джесс, тебе померещилось. Ты вообще болен. Этого быть не может.

— Ага-ага. И ты был, помнится, объявлен придурком. И я сейчас болен. И Крестовик не понял ничего. Я очнулся, когда это услышал — из другой комнаты. Темно было. Она пыталась это перевести, только даже в размер не попала.

— Я сплю, а ты с ума сошел. Но... гхрм.... ну и... как?!

— Слушай, я правда стесняюсь. Я не знаю, как это описывать. Она сильная и... Такое, в-общем...Так никогда не было!!! По-моему, у нее тоже.

— Вообще-то, я не о том спросил. Еще раз тебе говорю — не дури с ней. Прояви уважение и благодарность. Есть за что. Никаких служанок. Никаких...

Джесс покивал.

— Ладно, вон вам еду несут. Накорми жену завтраком. Потом поговорим.

— Спасибо!

Король нарочито не спеша прошел в кабинет и позвонил в колокольчик.

— Ланье, граф Латор в городе?

— Во дворце, Ваше Величество.

— Пригласите его ко мне. И отмените все встречи.

Крестовик появился через полчаса. Король ждал его, задумчиво вертя в руках 'иртоновское' перо.

— Граф, рады приветствовать. Туми, вы отменили на сегодня все? Сами можете быть свободны до завтра. Мы будем работать в библиотеке. Собственно — король посмотрел Ланье прямо в глаза. — Мы полагаем, Наша приемная будет пуста до завтра.

— Ваше Величество.

За донельзя удивленным Ланье закрылась дверь.

— Примерно пять лет назад умер архивариус, преподававший мне и графу Иртону словесность и стихосложение...

— 'Старик'?

— Именно. Узнайте все, что только будет возможно о нем. Все. Детальнейше.

Граф Латор, по прозвищу Крестовик, помолчал и спросил:

— Ваше Величество, что мне искать?

— Изменение, граф. Изменение. Момент, суть и непосредственную причину изменения.

— Какого, Ваше Величество?

— Этого Мы пока не знаем.

— Дозвольте вопрос?

— Дозволяем.

— Граф Иртон... выздоровел?

— Да.

Молча поклонившись, граф Латор вышел. Посидев еще немного, Ричард прошел в личную королевскую библиотеку и из груды списков достал старый пергамент, заполненный не устоявшимся подростковым почерком.

Сев к зеркалу, Лилиан посмотрела на отражение девушки после бурной ночи... И попыталась как-то осознать что произошло и что делать. 'Осознать' получалось скверно. В голове была полная мешанина. Она пыталась припомнить свои планы, в планах на месте мужа появлялись неприличные картинки (и не только картинки) прошлой ночи, после чего они становились какими-то не теми планами. Господи, она же не... Но он же вел себя как идиот, но... Она пыталась как-то сказать себе, что у неё же ведь был опыт — но в том-то и была проблема. Ее прошлый 'опыт' вообще не походил на тот ураган и пламя, который ей так настойчиво вспоминался. Там-то было все: и их обоюдный голод, и ее претензии, и его страх, и нежность, и их надежда и... Лиля потрясла головой и попыталась сосредоточиться на простом. Надо причесаться, хотя-бы начерно. Пока он будет искать еду, она как-то соберется с мыслями. Кстати, надо и помыться. В этом месте пришлось снова покраснеть — им принесли не умыться, а большую бадью теплой воды, и она даже не остыла. Причем она даже не заметила когда. Слуги явно отлично знали, что произошло.

Но Джесс, как оказалось, во дворце ориентировался прекрасно, а еще лучше — на кухне, так что вернулся с подносом минут через десять. В тот самый момент, когда она собралась залезть в бадью. Каков нахал!. Хотя, она и его заставила помыться... Из-за чего процедура заняла часа полтора и половина воды оказалась на полу. А Джес заявил, что на таких условиях он согласен мыться хоть каждый день.

В обед она все-таки спросила:

— Так что за вопрос ты хотел задать?..

— Не горит.

— Ждать пока загорится? Не тяни.

Он побарабанил пальцами по столу.

— Ричард. Он точно призовет нас и спросит... К ответу надо подготовиться.

— К какому ответу, на какой вопрос?

— Где моя жена? Как-то раз он сформулировал это так: 'Если где-то лежит тело несчастной толстухи я буду казнить'.

— Я — медленно сказала Лиля, — Готова перечислить тебе гостей на нашей свадьбе. Рассказать какого цвета была моя комната. Наизусть прочесть расходы и доходы каждой из твоих пяти деревень в Иртоне. Или желаешь услышать мои впечатления от первой брачной ночи? С цитатами? Если кратко — мне очень не понравилось.

Джесс тихо сказал.

— Твои письма. Как ты пишешь слово 'еж'? Или 'елка'?

— Не поняла?

— Та пишешь их через 'е'.

— И что?

— Так пишут здесь. В Лавери. В Иртоне библиотека книг из 'новых' земель, их бабка и я туда возили. А Брокленд — из 'старых'. Диалекты немного разные. В твоих старых письмах ты пишешь 'Ё' — так что были бы 'ёж' и 'ёлка'. Там есть еще пара-тройка таких слов. Свитки, о которых ты говорила, написаны тобой, а не кем-то и когда-то. Они не старые — там чернила новые. Совсем новые, они не успели протравить кожу. Как и правописание.

Лиля похолодела.

— Ты ссылалась на свитки, но я видел, как ты operiruesh. Кстати, знаешь, что такого слова нет ни в одном из языков мира? Фехтовальщик не может выучиться по картинкам. Ты очень много тренировалась, и тренировалась не одна. Лилиан Мариэлла Брокленд не тренировалась в своей жизни вообще никогда и ничему. Даже и вышивать. Тренировка — это же не тупое повторение за кем-то, это каждодневное стремление улучшить себя. Ты лучше меня знаешь, чему бы человек не учился всерьез — это не останется бесследным. Ты обошла Пайко Томмена, который двадцать пять лет в полку, ради которого пару раз бароны в плен сдавались — такова его слава. Это ты по свитку за год так выучилась? Я тебе по секрету расскажу — Лилиан Брокленд по приезде в Иртон сомлела, когда при ней курицу зарезали и кровь показалась. Больше её при мне в кухне не видали.

Лилиан молчала.

— Крестовик работал по тебе полгода. Он сам опросил слуг, учителей, мастеров с предприятий барона Августа. Ты — не Лилиан Брокленд. Но он буквально по дням проследил твой путь и не нашел где, как и на кого ее/тебя Брокленд меняли. Он сказал, что ты — человек из ниоткуда, и он не может этого объяснить.

Лиля не знала, что сказать.

— Рик с тобой ведь не говорил об этом? Намекнул — и больше не упоминал? Он ничего не забыл. Он вообще ничего не забывает. Может показаться, что он поторгуется за прощение — но если он сочтет тебя виновной, он не будет торговаться. Он просто немного поменяет время и способ казни. Я даже не уверен, что он спросит меня.

Все было зря. Все...

— Твои волосы — ровное, светлое золото. Похоже на самый лучший мёд. Волосы моей жены были темнее. Они скорее походили на тусклую латунь. Не молчи, пожалуйста. Нам надо знать, что ответить. Я обещал тебе защиту, и ты знаешь — я умру за свое слово. А за тебя — и не один я. Ты знаешь где тело Лилиан Брокленд? Все было правдой, но мне надо знать кто ты.

— Я просто мою волосы. Ее тело перед тобой. — медленно сказала Лиля.

Джесс помолчал, глядя на нее... с надеждой?

— Как тебя зовут? — Лиля молчала.

— Пожалуйста. Ты же можешь лишить меня почти всего парой слов.

— Сейчас меня зовут Лилиан. Мариэлла. Брокленд. Графиня Иртон. — Джесс просто молча смотрел на нее.

— До седьмого ijula тысяча девятьсот девяносто четвертого года меня звали Alevtina Vladimirovna Skorolenok. — сказали за нее чужие немеющие губы, так уставшие лгать. — В этот день я погибла вместе со своей семьей. Я очнулась в Иртон-кастл, Ативерна. В теле Лилиан Мариэллы Иртон-Брокленд. От боли, после ее выкидыша. Значительная часть ее памяти мне доступна. Что-то похожее у вас называют 'шильдой'. Ты это хотел услышать? Это — правда. Можешь объявить это сказкой.

— Вот теперь Рик. — глаза у Джесса были по короне. — Точно от зависти зубы съест...

Мягко выражаясь, Лилиан ожидала другой реакции.

— Что?!

Джесс смутился.

— Э-э-э.. ну, мы... э-э-э-э... в юности как-то обсуждали... э-э-э-э...

Теперь глаза по короне стали у Лили.

— Вы мечтали о шильде в женах?!

— Ну, не в женах! Так... ну, в-общем, так просто разговаривали.

— Господи, мужчины, да вы вообще-то думаете о чем-то кроме?!.

— Да! Конечно! Сейчас уже думаем. В-общем, главное, если Ричард будет тебя спрашивать — не лги. Любая правда будет лучше любой лжи.

Ему явно полегчало и он снова примерился к пирогу.

— И что теперь? — спросила Лилиан.

— В смысле?

— Ну... ты получил ответ?

— Да. Спасибо. С меня... что с меня? — он посмотрел на нее с некоторым недоумением. — Или ты имеешь в виду побегу ли я с воплями к альдону?

Лиля чувствовала странную смесь облегчения, смятения, раздражения и даже не знала что сказать.

— Ну.. да!

— Вообще, мысль неплохая. Насчет альдона, а не воплей. А то ребенок родится, а я на тебе как-то не совсем женат. Это непорядок... Про самозванку — это пусть у Августа голова болит, это меня не касается — если ты ему вообще что-то скажешь. Чего ты на меня злишься, я же ничего не сделал?!

— Какой ребенок?!

— Ну, вообще, я думал ты-то в курсе дела... После вот примерно таких танцев — он ткнул ножом в сторону кровати. — Появляются дети. Лично я бы — на всякий случай! — попытался еще.... э-э-э... несколько раз.

— Как у тебя все просто! — Лилиан вскочила и начала нервно ходить по помещению.

— Мадам лекарь, знаешь, кого ты мне напоминаешь? Корову.

— ЧТО?!

— Кого. Корову. Шевалье полковника Мульера. Моего полковника... Каждый раз, как перед боем у него что-то не так шло, как он рассчитывал — все, полк вешался. Себя грызть будет, всех грызть будет... Второй роты капитан — тогда Брелен был — как-то раз сказал, что противнику просто стоит перед самым боем сдаться — и все, и Корова сам всех забодает. Вот сейчас — чего ты боишься?

Все это было неправильно. Не так. Не тогда. И воспоминания о прошлой ночи мешали. И вообще воспоминания о последних месяцах. Но — ее люди, Миранда, ее дела? Ладно, будем играть с тем, что на руках.

— Давай кое-что обсудим. У меня на руках довольно много крупных дел. Ты мой муж — помоги мне Альдонай! — но делами я хочу управлять сама.

— Какими? Тебе хочется продолжить лечить моих солдат? Ну, если ты так хочешь...

— То есть, ты не знаешь? Дорогой, у МОИХ предприятий оборот более сорока тысяч корон в год. — Лилиан все-таки 'урезала осетра'. Раза в три.

— Стоп! Стоп. Его Величество изволили сказать — 'С этой дамой Мы будем договариваться как с гильдией'. В смысле — договариваться будет он, лично. Но есть вопрос и у меня.

— Я не закончила. Миранда Кэтрин.

— Вот! Где она?!

— Я получила письмо, она возвращается через три дня. На момент отправки письма, то есть три десятинки назад, была жива-здорова.

Джесс выдохнул.

— Уже значительно легче. А с кем она там вообще?

Через пять минут Джеррисон 'бегал по потолку', а Лилиан огрызалась. Их мнения по поводу 'воспитания благородной девицы' — ей Богу, он так и выразился! — расходились практически во всем.

— Ну, смотритель кухни и погребов не наврал. Ты явно поправляешься, и вы уже, конечно, переругались. Мадам, Мы рады и вас видеть в добром здравии.

Супруги поперхнулись.

— Ваше Величество.

— Ваше Величество.

— В кабинет. О делах и деньгах вы поругаться еще не успели?

Король выслушал её запинающиеся пояснения без эмоций и велел переходит к взаимным претензиям. Каковые тоже выслушал без замечаний.

— ... и я, Ваше Величество, обоснованно предполагаю, что обладаю..

— Остановитесь.

— Да! Ваше Величество,...

— А ты даже не начинай. Мадам, вы желаете быть правопреемницей своего, так сказать, сосуда? Увы, это означает и ответить за ее глупости, и принять сопутствующие замужеству обязанности. Первое вы сделали, а второе — пока не хотите. При этом, если принять ваши объяснения, имя и все, что с ним связано, у вас существенные правовые затруднения. Имя Вашего мужа — весьма серьезный аргумент в пользу этого подхода. Джесс, откровенно-то говоря, за тобой грехов водится куда как побольше. Так что, супруги Иртон, Мы настоятельно рекомендуем вам НЕ начинать переводить все в деньги и власть, а также НЕ торговаться по поводу того, кто и что в прошлом натворил. Кроме того. Джесс, тебе так нужны эти деньги и гора дел? Или тебе мало народу в полку, гонять его?

— В смысле?!

— Ну, ты там, я не знаю, конюшню построишь из яшмы и серебра, на доспехах золотом цветуечков нарисуешь? Хозяйством управляет жена. Или тебе обязательно надо на каждой свадьбе женихом, на каждых похоронах — сам знаешь?

— Я, — поджал губы Джеррисон — Служу Вашему Величеству. Средства — для моего полка, приданое дочери, наследнику, надеюсь...

— Так. А Вы, графиня?

— Медицинская школа. Типография. Вообще, детей и людей моих надо как-то обеспечивать, на минуточку. Знаете, мягко выражаясь, найдется на что тратить.

— Есть сомнения в искренности? — Джесс и Лилиан уставились друг на друга. — Нету. Есть сомнения в обоснованности основных трат партнера? Есть внятные возражения? Вы супруги, и надо отметить — вы сильно похожи. Чтобы виноватым во всем были Мы, повелеваем: дела вам вести совместно. ВСЕ дела. Сначала договариваетесь, потом действуете. Поделите владения и трудности. Естественно, с ОБОЮДНЫМ условием уважения и верности, каковое обсудите наедине. Ну, и чтобы вам обоим было чем заняться...

Рик скрылся из виду, наклонившись под стол. Судя по шуму он открыл ящик стола и, роясь там, спросил:

— Джесс, ты ведь еще в Тарале не был? Съездишь с графиней, посмотришь на Третий кавалерийский, оценишь местность. Доклад мне. Можно дня через два-три, не горит.

— Зачем?

— Два дела. — Рик что-то нашел и со стуком доставал. — Во-первых, оцени капитана Трея. В смысле, как он в качестве полковника. Во-вторых, готовься менять там его полк.

Лилиан уже набрала воздуху в грудь, но Джесс, против ее ожидания, очень серьезно спросил:

— Кто?

— Стеклянный Дом. — король выбрался из под стола и положил на него полотняный сверток. — Из того, что 'Вестно Нам учинилось'.

Полковник Иртон совершенно простонародно присвистнул.

— Дорогая, я приношу свои извинения. Похоже, дела твои велики, такого врага заиметь...Я-то думал, все ограничивается докторусами да портными.

— Причем, заметь, они хотят ее именно выкрасть.

— Учту.

Лиле стало как-то холодно. Теплая и сухая рука Джесса спокойно накрыла ее руку целиком.

— Пободаемся. — все также спокойно и серьезно сказал он. — Не впервой.

— Вам, графиня... — Ричард развернул извлеченный из стола сверток.

— Э-э-э... Зачем? — Лиля уставилась на новенький замок арбалета.

— Желаем таких же. Тысячу. Или две. За год. По две короны за штуку — максимум.

Лилиан взяла замок.

— Ваше Величество, — начал Джеррисон. — Помилосердствуйте, это ж невозможно, столько никто не сделает... Лилиан?

Замок был сложный. Частично латунный, а частично стальной, причем сталь была как бы даже не получше той, что пошла на ее инструменты. В принципе, кое-что она помнила из технологии передела, а ювелиры тут решали эти задачи плавкой в тигелях, но такое количество... Кроме того, кто-то это должен собирать — а кто?

— А она ведь задумалась, Джесс. Видишь? Она что-то знает. Или догадывается...

— Это... трудно, Ваше Величество. И в один год я точно не уложусь.

— Мы понимаем. Имелось в виду, что появится возможность кому-то их заказать.

— Руды нужны. Уголь нужен. Или...

— Август Брокленд дает Короне корабли. Вы — дадите нам металл. У нас всех много дел, Иртоны. Вам обоим хватит на всю жизнь.

— Ваше Величество, — тихо сказала Лилиан. — Я — врач. Я хочу лечить людей. Я могу многое сделать, чтобы они не умирали. Я могу выучить десятки докторов — для ваших полков и городов. Сотня обученных повитух — и две трети рожениц, которые сейчас умирают останутся живы. Мыло, которое легко купить, и с которым не воюет Церковь — и половина умирающих детей будет жить. Хлорная известь в отхожие места — и холера станет появляться реже подагры. Всего пять лет. Неужели, Вам нужнее арбалеты?

— А разве такая сталь, руки способные собирать такие механизмы — это не поможет вам? Сталь и руки — годятся только для арбалетов, доспехов, шпаг? Правда?

Лилиан не ответила, пытаясь подобрать слова.

— Мы не отбираем у вас мечту, графиня. Но ведь этим спасенным вашим искусством людям — им надо будет что-то есть, где-то жить, что-то делать. И они не смогут ждать спокойно. Не считая прочих обстоятельств.

— А недостаток денежной массы? Ваше Величество я уже имела случай объяснить Вам, что переход на массовый спрос...

— Опять! Мы обдумываем эту проблему. Но ваши заметки никак нельзя назвать решением. Идея с поручительствами старая...

— А почему нельзя просто начеканить еще монету? — спросил Джеррисон.

Собеседники посмотрели на него, а потом друг на друга. Ричард Первый прикрыл глаза и вздохнул.

— Он хороший. — сказал король Лиле. — Правда. Ему главное четко ставить задачу. И чтобы было ясно, где враги. Когда все правила зависят от него — ему цены нет.

— Я понимаю...

— Вы что, издеваетесь надо мной оба?!

— Нет, конечно. Только давай ты займешься войной, а мы — деньгами?

— Действительно, дорогой, ну зачем тебе забивать голову всякими мелочами?

— Супруга моя, ты знаешь, что в твоем исполнении такое предложение смотрится издевательски?!

— Иртоны. Ближе к делу. Так что через несколько лет Нам нужны производства. И давайте внесем ясность — это не придурь, а наш с вами со всеми общий жизненный интерес.

— Ваше Величество, а откуда возьмутся люди через три, или пять лет? — также тихо спросила Лилиан, ощущая дуновение холодного ужаса. — Люди на добычу руды? На изготовление металла? На сборку деталей? Их ведь нужны будут тысячи. Сгоните людей с земли? Или появятся 'вдруг' нищие и бездомные, как-бы сами собой?..

— Никого никуда сгонять не придется. В Ативерне вряд-ли многие резко обеднеют — уж об этом Мы особо позаботимся. Люди, — невесело усмехнулся король. — У вас будут люди. Уверяем, они Вас-то точно, а может и Нас, многогрешных, будут почитать за спасителей и кормильцев... Они за все возьмутся. С благодарностью.

— Сколько у нас времени? — вдруг тихо спросил Джеррисон.

— За пять лет можно ручаться. — также тихо ответил ему король.— Десять... если повезет. И через год ты Нам расскажешь, кем и как мы будем отбиваться.

— Слушаюсь, Ваше Величество.

— Ваше Величество, разрешите вопрос, нарушающий этикет? — вдруг спросила Лиля.

Ричард поднял брови.

— Будет интересно услышать, что же в Вашем понимании нарушает этикет.

— Вы правда поверили в историю моего появления? Или решили, что подмена окупается? Или на самом деле просто решили отложить... наказание?

Король Ричард Первый, не изменяя спокойной улыбки на лице, ответил так:

— Когда Мы имели удовольствие посетить Ивернею, Нам довелось осмотреть множество соборов. Самым интересным практически везде был левый неф. Тот, в коем всегда символизируется победа над Мальдонаиными присными. По какой-то причине, фигуры и рисунки оных, являющие аллегорию грехов человеческих, всегда более... занимательны, чем фигуры и изображения правого нефа. В одном из соборов видели Мы фигуру, лицо которой состояло как-бы из двух частей: маски смерти с левой стороны и красивого женского лица с правой. Задав несколько вопросов, можно было выяснить, что не все замечали обе части и никто не мог ответить — какая из частей больше?.. А интересоваться этой фигурой Мы начали, услышав четыре взаимоисключающих легенды о ней. Ответ всегда зависел от угла зрения и направления движения. Вы на самом деле хотели бы узнать — не являюсь ли я монстром, обманывающим всех и принимающим решения, руководствуясь холодным жестоким разумом и хотели бы оценить правила мышления этого разума... Это, как Нам кажется, разумное желание. Но это зависит не столько от Нас, сколько от вашего угла зрения. Это и есть ответ.

Выдав такой заковыристый и неоднозначный пассаж, Рик посмотрел на них и добавил:

— Старик всегда любил вычурно говорить. Это все к тому, что на самом деле ответ зависит от того — будете вы верить или нет. Если я монстр — то что мне мешает вам наврать? А если нет — то в чем вопрос? Все. Идите уже. Оба. Сегодня я надеюсь выспаться...

Лиля почувствовала, как у нее начинают гореть щеки. Джесс просто хмыкнул:

— Ага, позавчера же тебе тоже... не спалось?

— Позавчера ничего не было.

— А мне почему-то показалось...

— Так. Граф Иртон. Мы повелеваем вам удалиться нафиг. Вы что-то много замечаете.

— Жениться вам надо, Ваше Величество...

— Ну, раз ТЫ говоришь — оно конечно. Как человек опытный, ты открыл Нам глаза, Мы прониклись. Все, езжайте.

Итоги

В камеру принесли табуретку и поставили напротив стены, к которой был прикован Шут. Как раз там, куда цепь не позволяла добраться. Потом в камере появились два сержанта без оружия и тихо встали по углам. Со странным шипением они зажгли яркие лампы. Было бы приятно, если бы это было колдовство — но поставили они их просто чтобы его было виднее.

А потом вошел Король. Ричард Ативернский, первый этого имени.

— Альтрес, граф Лорт Уэльстерский, Наши приветствия.

Шут не ответил.

— Невежливо дворянину не ответить королю.

Король поднял руку, останавливая сержантов.

— Не нужно. Человеку больно, Мы понимаем. Не нужно говорить, граф Лорт. Мы не думаем, что Нам стоит вас слушать. Но Мы думаем, что вам придется послушать Нас.

Один из сержантов, ухмыляясь, почти нежно протер лицо и уши Шута влажной тряпицей.

— Итак Ваш брат Гардвейг, вместе с Вами, понял, что статьи дохода Уэльстера серьезно пострадают из-за целого ряда успехов Ативерны, страны Нашей. Вы решили, что потеря влияния и доходов недопустима, а для этого надо убрать удачливого соперника.

Конечно, разница в размерах, военной силе, населении огромна. И вы решили, что вы устроите смуту — и долгое-долгое время Ативерне будет и не до вас, и не до экономики... Не перебивайте Нас, Мы не закончили. Конечно, это была авантюра — вы мечтали, но не очень верили, что она удастся. Более вероятным, вы посчитали другой сценарий — Ативерна давит смуту, несколько — а то и сильно — теряет в темпах, но выясняет кто стоит за этим. И тогда Мы объявляем вам войну. Вы останавливаете нас на перевалах, и уже Мы вынуждены контролировать и как-то обеспечивать жизнь в разрушенных, экономически невыгодных регионах — что-то же надо делать бывшим соледобытчикам? И они, на все накопленные деньги, борются с захватчиками — а у вас нет на них даже расходов. И Нам надо как-то поддерживать свою власть, восстанавливая управление.

Шут дернулся.

— Потому что иначе зачем такая странная структура заговора? Все на скорую руку, все агрессивно, без подготовки. Амалия Иртон — наследница трона, разоряющиеся дворяне, какая-то истерическая партия арбалетов. Хотя выбор персонажей был хорош. Скольким Мы были бы вынуждены не доверять!

Вы даже нашли деньги. Как вам казалось, правда? Но Стеклянный Дом — не мстит, и не 'дает' ничего просто так. Вы наверное так и не поняли — они заполучили записку о том, что Гардвейг знал, куда вы отправляетесь. Это не от меня была тайна — от вас. Это АКЦЕПТ. Ваши обязательства — обязательства Уэльстера, под процент. Вам не денег дали. Вам дали ВЗАЙМЫ. И вы под этим подписались, а Король подтвердил свое обязательство вассалитетом. Вы полагали, что уж графиню Иртон они всяко выкрадут, и долг спишется. Не вышло. Вы предполагали, что сумеете им отдать земли Наших подданных — но это не так. В Уэльстере аристократ — ВЛАДЕЛЕЦ земли. В Ативерне — он уже целое поколение только НАМЕСТНИК на ней. Мы решаем — можно или нельзя передать право использования. Только Мы.

Вы ошиблись. Вы с Гардвейгом очень любите действовать, драться. Вы умны, вы не лезете в драку без подготовки — но она вам слишком нравится. Это, наверное, очень приятно — смотреть, ждать, планировать — и нанести один-единственный удар, а потом смотреть как враг умирает, не в силах понять даже откуда его ударили.

Вам не нужно было ничего этого делать. Вам нужно было всего-лишь поговорить с Нашим венценосным отцом. Будучи Королем, он никогда не выбирал варианты решения, связанные с обнищанием и гибелью большого количества людей. Да, ваша власть скорее всего стала бы номинальной. Но Его Величество нашли бы, чем заняться Уэльстеру. Вы же мыслили категориями войны. Категориями драки. Вы считаете страной дворец, а не людей, которые вокруг живут.

Я не люблю драться. Вот мой близкий друг, Джеррисон Иртон, он очень любит — он мастер войны. А я — нет. Я люблю, когда все работает. Когда все заняты делом. Когда растут сады и дети. Я люблю считать.

Теперь Мы расскажем вам, что будет дальше.

Мы не станем никуда выдвигать войска. Вас никогда не было в державе Нашей. Мы выразим неопределенное соболезнование в связи с кончиной... Грядущей, грядущей — но это не важно — Нашего Брата Венценосного, Гардвейга. Ибо Мы запретим — да она и сама не захочет — Лилиан Мариэлле, графине Иртон, помогать ему. Она весьма умна, Мы думаем ей не потребуется много времени для оценки доказательств. А докторусов, способных справиться с болезнью вашего брата, больше просто нет.

Мы также считаем, что совершенно не важно — кто она, откуда взялась и кем была ранее эта ныне достойнейшая графиня, супруга ближайшего Нашего друга и советника, изумруд в короне Ативерны — вы этот секрет берегли? Он не интересен Нам, не думайте, что это повод для шантажа.

Дальше в Уэльстере начнется борьба за власть и деньги. Потому, что венценосный брат Наш Гардвейг задумался о создании способа передачи управления — но это вы, а такие вещи нельзя переделать за год-два. Тем более, что Мы предпримем шаги по затруднению создания такого способа. И Стеклянный Дом предпримет для этого все, что сможет — потому что именно из этого болота они и вынут свои деньги. Бороться будут любители драк и власти, они даже не поймут, что сражаются за тухлые куски. Что порт и верфи, шахты и дороги уже не будут приносить деньги им — но будут их требовать. А потом они будут драться просто чтобы выжить в этой бойне. И пока они будут драться, они будут сидеть тут. В приемных Наших сановников. Они будут кормить Наш аппарат. И когда они накормят его достаточно — Мы негласно поможем кому-нибудь. Не самому сильному. Мы будем подкидывать понемножку и ждать. А потом поможем кому-нибудь еще. И все это время Ативерна будет выбирать — кого пускать к себе, а кого оставить в Уэльстерском аду — а это будет Ад.

И вот потом, Мы выберем те куски Уэльстера, которые будут работать на нас. И Мы их не завоюем — Мы так и быть разрешим им продавать нам то, что сочтем нужным, по Нашей цене. Потому что — вспомните карту — больше это никого интересовать не будет.

Мы же любим считать. Договариваться. Делать. И теперь, за Нашего отца, за сотни погибших, за все беды, незаслуженные Ативерной, Мы отомстим.

Теперь — будущее Уэльстера таково. Оно еще не наступило, но оно уже есть. И вот с этим сознанием — Вы умрете. Не на площади, нет. Ваши люди наверное подготовили вам побег — но ничего этого не будет. Ибо Мы повелеваем — смерть.

Альтерс со вспышкой злой радости подумал, не спросить ли ему — а что же Его Величество пришел исповедаться? Он уже совсем было собрался этот вопрос задать, как вдруг до него дошло. Это был не рассказ и уж тем более не исповедь. Это был допрос. Все время Ричард внимательнейшим образом смотрел на него и видел ответы на два своих вопроса: такой ли был его расчет и реалистичен ли план самого Ричарда. И ответы он получил.

Король встал и вышел, не оглядываясь. За ним в камере раздался хрип — сержанты не отрубили голову графу Лорту. Они просто удавили Шута.