Камень 1

Ключница вернулась с новой девушкой.

— Люба уехала — сообщила она — собрала сумку, и машина её уже ждала у ворот.

Шура бегло проверил те же места, особенно руки, и заключил:

— Здесь картина иная, поражения вены не вижу. Да и остальные органы светятся нормально. Так что у Наташи специфическое поражение.

— Что, яд какой-нибудь?

— Может, и яд. Но мне кажется, в случае яда скорее пострадала бы печень, хоть я никак не врач и не могу судить.

Все вышли из церкви.

— Подождите меня пожалуйста, здесь или у машины — кивнул нам отец Федор — а я пойду, распоряжусь насчёт Любы и Наташи.

Священник с женщинами пошли в сторону жилого дома, а мы вышли за забор, пустить Таисию побегать.

— Знаешь — вспомнил я — а ведь это мог быть не яд, а что-нибудь бета-радиоактивное. Яд, по идее, не должен поражать сосуды.

— Может быть. Но не знаем мы толком ничего. Пусть врачи думают, у нас других дел полно. У нариков через одного все с какими-нибудь проблемами. Один СПИД чего стоит.

— Интересно, а СПИД ты смог бы вылечить?

— Думаю, да, если узнаю, где он гнездится. Если найти орган, который не в порядке, я скорее всего смогу его...ну, отрегулировать, что ли. По крайней мере, я так чувствую.

— А нариков смог бы лечить? У них ведь, по-моему, голова требует дури?

— Не знаю. Мне бы на врача обучиться, знаменитым бы стал. А без знаний — так, синяк залечить.

Вернулся расстроенный отец Федор, поехали обратно. Некоторое время хмурился, думал о чём-то своём. Потом вспомнил про нас.

— Я заметил, вы оба не крестились. Вы некрещеные?

— Нет, — ответил Шура — в детстве крестили.

— А что же порядок не соблюдаете?

— Знаете, не привыкли как-то, — влез я — ощущаю себя клоуном. Если не чувствую необходимости, то зачем притворяться? Конечно, бывает, когда и перекрещусь, чтобы не оскорбить кого во время службы — тогда слежу за окружающими и стараюсь делать, как они.

— А вы? — обратился священник к Шуре.

— Вы даже представить не можете, насколько одинаково мы думаем и чувствуем. Буквально, как один человек.

— И оба отрицаете Бога?

— Нет, — снова влез я — не Бога. Но от церкви и обрядов отдалились. Знаете, при той советской власти, которую мы застали, посещение церкви и вера в Бога не то, что преследовались, но не приветствовалось. И церковь была ближе, и священники были человечнее. У нас тогда церковь вызывала... симпатию, что ли. И в храмы мы ходили тогда, не регулярно, но испытывали уважение и к священникам, и к церкви как институту. А когда пошла мода на религию, и вчерашние коммунистические лидеры стали локтями толкаться, чтобы перекреститься перед камерой, у всех на виду, церковники изменились. В девяностые церковь беспошлинно везла не куриные окорочка, а спирт и табак; старики вымирали, а церковь богатела и строила новые храмы. Храмы построили, но людей потеряли.

— Вы первый встреченный нами за последние годы адекватный священник, вы с нами разговариваете — а питерские изрекают и поучают, и лица шире, чем у депутатов. Наверно, есть и другие, но встречали мы, к сожалению, именно таких.

— К сожалению, вы отчасти правы. Но пусть церковь вам неприятна, вы же возмущаетесь этим, правильно? А значит, не всё потеряно и для церкви, и для вас. Искать Бога в одиночку непросто, легко и заблудиться.

За разговором не заметили, как доехали. Отца Федора встречали несколько человек, всем что-то срочно от него требовалось. Переговорив со всеми жаждущими, священник подошел к нам:

— Получается, мне с вами сегодня не уехать. Но я распоряжусь, вас отвезут в Санкт-Петербург. Так что забирайте ваши вещи и можете грузиться. И ещё, мне хотелось бы с вами когда-нибудь поговорить. Господь сподобил меня видеть чудо, и хотелось бы не потерять вас из виду. Вы не могли бы оставить свои телефоны? И заезжайте, если придётся быть в этих краях.

На том же микроавтобусе за час с небольшим нас доставили к самому дому.

Казалось, с момента отъезда прошла целая вечность, а всего-то две недели.

Глава 8

Набрал в Яндексе и поразился количеству ювелирных мастерских в городе. Пора проверить, что у нас за алмазы получились.

Начал просто. Зашел в самую удобную мастерскую, два приемщика, тётка за кассой. Подошел к свободному.

— Вот, — протягиваю пакетик с камушком — мне сказали, это алмаз, можете посмотреть?

Тот явно не обрадовался. Бросил взгляд на пакетик, на меня, на своего коллегу.

— Необработанные камни не интересуют.

Боится, что ли?

— Так мне только узнать, это алмаз или стекляшка?

Приёмщик посмотрел на коллегу, тот, не поворачивая головы прищурился.

— Платите триста рублей в кассу.

Ну, заплатил, протягиваю чек. Тот взял пакетик, вытряс камушек в подсвеченную кювету, надел оправу с лупой. Камушек взял пинцетом, изучает. Капнул чем-то, мазнул фломастером. Подсветил ультафиолетом.

— У вас — буркнул — алмаз, весит 0,93 карата, чистоту в таком виде не определить. Возможно, ювелирный.

— А сколько может стоить?

— Стоимость определится после огранки. В таком виде продать его в России нельзя.

— А что с ним делать?

— Это вопрос не ко мне. Можете подарить, можете хранить, можете выбросить.

Ну и ладно, не очень-то и хотелось. Поспрашиваем в других местах.

Вторая мастерская, третья, четвертая... Наконец, шестая.

Помещение в бельэтаже, старинный дом. На двери табличка 'Ювелирная мастерская', над окном надпись 'Ломбард'. Внутри комнатка метров тридцать, у двери дремлет охранник. Справа от входа прилавок, из-за прилавка видна вульгарного вида девица, не то в телефоне ковыряется, не то книжку читает. Надпись 'Скупка'.

Слева за высокой стойкой чем-то занят парень лет двадцати или чуть старше. На носу странные очки, похоже, в одном глазу лупа. Длинный и тощий, сразу видно, в школе физкультуру прогуливал. Судя по всему, еврей.

Навряд ли — думаю — с ним что выгорит. Но раз уж пришел, надо попытаться.

— Вот, — протягиваю — вроде это алмаз

Тот глянул на камень, подсветил его. Мазнул чем-то вроде фломастера. Надо же, и триста рублей не требует.

— Скорее всего, вы правы. Но нас не интересует.

— Ну что же мне делать, — включил убогого — бабушка оставила наследство, выбросить жалко, продать никак, на что же хоронить.

— Ну да, бабушка. — хмыкнул парень — Это у вас один такой, или еще оставила?

— Есть еще два.

— Да, — вздохнул ювелир — трудно вам с ними будет. Если один еще теоретически можно сдать государству, то за три штуки три года и получите.

— И что же, никакой возможности?

— Не знаю, не знаю. Разве что поехать с ним в Голландию, там и такой купят, и огранить смогут. Но тоже нельзя, таможня не разрешит. Да и голландцы только со знакомыми работают.

— Может, его здесь огранить?

— Тоже нельзя. Никто не возьмется — опять вздохнул он — На работу с алмазами нужна лицензия, а лицензия в Петербурге есть только у Русских самоцветов, а им не нужно, они и так за гроши сырьё получают.

— Так что же, никакого выхода?

— Выходит, так. — он бросил взгляд на девицу напротив — Вот что, если рискнёте оставить камень у меня, я могу поспрашивать у знакомых. Вдруг, что присоветуют.

— А как полагаете, сколько он мог бы стоить, ну, чисто теоретически?

— Чисто теоретически, он мог бы стоить тысячу рублей — решился мастер.

— А не мог бы он стоить тысячу двести?

— Нет, не в этом случае.

Мне уже осточертело мотаться на метро по городу. И проголодался, и устал, и никакого результата.

— Почему бы и нет? Вы мне расписку напишете?

— Ну что вы, у нас принято доверять друг другу.

— Мне как завтра, позвонить?

— Боже упаси, никаких звонков. И не стоит рассказывать никому о нашей договоренности. Просто приходите через неделю, лучше сразу после открытия, и я верну вам камень. Ну, и расскажу, если что узнаю.

Что ж, один камушек я, возможно, пристроил. Дёшево, конечно, но хоть так.

Утренняя прогулка с тётей Тасей начинается в 6 часов. В это время практически нет детей, которые якобы могут напугаться, да и собак немного. Такое чувство, что после встречи с зэками тётя Тася стала спокойнее, на собак вообще не смотрит, а раньше вполне могла с сукой сцепиться, и словесно, и натурально. Вроде даже поумнела, хотя и раньше много что понимала.

Мы с Шурой выгуливаем Таисию как бы по очереди, но больше достается мне. Ну и пусть.

Идем мы с Тасей 'большим кругом' — это по своему кварталу, потом Прометеевский садик по кругу и дворами мимо поликлиники к дому. Единственное узкое место — это утки, что умудряются гнездиться вдоль пруда. Раньше Таисия всегда проявляла к ним повышенный интерес, но теперь смотрит презрительно, трусит спокойно. Контингент вышел на поиск пустой тары, но собачка не видит в них угрозы. Видно далеко, собак нет. Переходим через улицу, углубляемся во дворы. У входа в поликлинику мужик старый стоит, и это в 7 часов! Что там, номерки по записи, что ли? Только через час откроют.

Идём мимо, здесь собаке уже не так интересно, запахов мало, одни машины.

Этот тип от двери в поликлинику отпал, к нам торопится. Тася на меня смотрит, что делать, дескать? А мужик рукой машет, волнуется

— Скажите, это же у вас фила?

Ну как не поговорить о любимой собаке! Мы притормозили. Собственно, притормозил я, а тётя Тася уже вынужденно меня ждёт.

— У меня была такая же вот собака, тоже девочка. Как я их люблю! А можно её погладить?

— Ну, — говорю — если не будет возражать.

Надо сказать, тётя Тася редко позволяет себя трогать. А тут на тебе! Терпит, конечно, не нравится ей, но и не отходит. Чем-то её этот тип к себе расположил. Может, искренней любовью, может, еще чем.

Ну, значит, человек хороший. Я на него тоже с интересом глянул, так и языками зацепились.

Оказалось, он за рецептом выстаивает. Рецепт на болеутоляющее, наркотик какой-то. Дают зараз на четыре ампулы, по две на день. Боль такая, что ампулы кончаются раньше, и в последнюю ночь перед новым рецептом он всё равно не спит, и приходит пораньше. Рак. Говорят, лечить бесполезно, осталось месяца три. Один как перст, с женой давно разошелся, детей нет. А как заболел, так и друзья куда-то подевались.

Чем-то он нас с Тасей тронул.

— Как получите рецепт — говорю — зайдите ко мне, это вон там, через улицу. У меня брат умеет боль снимать, вдруг, поможет.

И пошли мы с Тасей завтракать. Пока шли, уже и думать про мужика забыл.

Сидим, прикидываем с Шурой план захвата Парижу, то есть главный вопрос обсуждаем — где денег взять. И тут звонок по домофону.

— Извините, пожалуйста, — мужской голос — вы говорили сегодня, у вас брат может боль снять. Я бы не осмелился обратиться, но рецепт получил, а препарат у них кончился, сказали, только к вечеру привезут. Может, ваш брат поможет? Скорая только анальгин колет, от него ни жарко, но холодно.

— Подождите — отвечаю, и Шуре описываю ситуацию. Тот плечами пожал, почему бы и нет?

Поднялся в квартиру мужик, лицо напряженное, видно, болячку свою чувствует. Тася из комнаты вышла, понюхала и отошла. Легла так, чтобы всех видеть.

— Только, — Шура объясняет — должен предупредить, что я не врач, и лечить не умею. А так, на уровне шамана, могу кое-что. Но ничего не гарантирую. Где болит то?

Мужик куртку снял, на спину показывает. Шура его уложил на диван лицом вниз. Посидел так с минуту, велел мне шторы задёрнуть — дескать, свет мешает.

Мужик лежит, только кряхтит тихонечко, видать, сильно болит.

Шура у него по хребту пальцами правой руки пробежал, перебирая.

А я смотрю, не понимаю.

Потом опять правой в области лопаток. Потом средние пальцы

обеих рук силой упер в основание черепа.

— Ну, с богом! — и их тряхнуло. Такое впечатление, что обоих током дёрнуло.

— Это что сейчас было? — спрашиваю — Ты его что, током ударил?

— Ну да, — удивленно отвечает — знаешь, почувствовал, что так надо сделать, а оно и вышло.

— Так, а зачем?

— Нерв отключил. Болячку не убрал, но болеть не будет. Не знаю, надолго ли. Эй, мужик! — потряс за плечо лежащего — тебя как зовут-то?

— Пётром Васильевичем — осторожно пошевелился новый знакомый — а ведь не болит.... совсем не болит! Спасибо вам, ребята, уже месяца три не было так хорошо. — сел на кровати, прислушивается к новым ощущениям — Только денег, ребята, сейчас совсем денег нет. Я вечером ампулу получу, она больших денег стоит, тогда зайду.

— Ты подожди — говорю — не суетись.

А Шура о том же думает:

— Ты вот что, посиди здесь до вечера. Мы ж не знаем, как долго анестезия действует. Может, ты через два часа на стенку полезешь.

— Так мне неудобно. Вы же работаете, свои дела, наверно, есть.

— Да не особо. Я вот работу ищу, а Сашка — чего продать.

— Как думаешь, — смотрит на меня — оставим пациента?

— Пускай, — говорю — он Тасе понравился.

Смотрим — а мужик уже спит. Так и спал у нас до вечера.

Шура несколько раз приходил — уходил. Ходит по мелким клиникам, но его умение снимать боль никому не нужно. Переломы залечивать как бы тоже, нормальные люди идут в травму бесплатно, а к тем, кто платит, нас на пушечный выстрел не подпустят. Наркоманов лечить — тема, конечно, перспективная, и спрос на неё есть. Но когда ещё убедишься, что наркомана излечили — а деньги нужны сейчас. Есть масса зубных врачей, но им выгоднее укольчик за три цены вкатить, чем связываться с шаманом.

Днём чай сели пить, я и говорю:

— Слушай, а давай этого мужика используем, пока ему обезболивание нужно. У меня всё равно с камушками простой, будешь нас с ним изучать, Интернет с медицинскими разъяснениями пользовать. У мужика всё болит, у меня нет. Вот и наблюдай, сравнивай, пробуй по разным органам, как лечить, пытайся по разному.

— А что? Можно попробовать. Ляжете рядом, а я сравнивать буду.

— Предлагаю начать с чего-то конкретного. Возьми, например, печень, посмотри что поймешь, в Инете, а потом за лабораторную работу.

К вечеру мужик проснулся, собрался за своими ампулами. Мы ему и выкатили предложение поработать манекеном. Или подопытным кроликом. Честно всё рассказали, что платить нечем, вылечить Шура навряд ли вылечит, но облегчить состояние сумеет, а обезболивание — вот оно, действует. Жить может у нас, а может днем приходить — но тогда с обезболиванием ночью никак не получается.

Мужик аж прослезился.

— Да согласен я, прямо с поросячьим визгом! Давно уже не спал так хорошо. Хоть помру по-человечески. Но вам-то труп тоже не нужен, надо это как-то продумать.

— А что думать? Будешь помирать, скорую вызовем. За денежку малую увезут. Только её к тому времени заработать надо.

Так и остался у нас дядя Петя. Ампулы получал аккуратно, но не использовал. Я думал, ампулы от наркоты сдавать надо — а тут как-то обходился. А может ему и не наркотик давали.

Опытным путём определили, что Шурино обезболивание действует немного больше суток. Так что иногда дядя Петя ночевал дома, но днем мы с ним ложились рядом на диван, а Шура учился.