Омегаверс Я иду тебе навстречу ч.2

— Риан...

— Что, невкусно выглядело? — чуть слышно ответил омега, опуская руки в воду. — Так я никого силком не держу. Что-то не устраивает — проваливай.

— Ты ведь нарочно всё сделал именно так? Чтобы я ушёл?

— Я делал своё дело. Так, как его понимаю. И я добыл нужную нам информацию, с которой можно работать.

— Вроде как "цель оправдывает средства"?

— Сейчас иначе нельзя. И с такими, как Сандерс, по-другому нельзя. Нормального разговора они просто не понимают.

— И кто тебя этому научил?

— Гейл. Рейган слишком порой верит, что даже до сволочи можно достучаться, однако наш с Гейлом опыт показывает, что в большинстве случаев это бессмысленный труд. Проще и быстрее действовать силой.

— Почему же ты не ушёл с Робинсоном?

— Потому что моё место при Рейгане. Гейла можно понять, и я понимаю, но Рейган прав — быстро ничего не решишь. Понадобится немало времени, чтобы завершить наш нелёгкий труд. И я буду стоять за правым плечом Рейгана до самого конца. Его руки должны остаться чистыми.

— А что он сам говорит о твоих... методах?

— Рейган мне доверяет и даёт выпустить пар, чтобы он не мешал мне рационально мыслить. В наше жестокое время те, кто боится, должны знать, что есть кому запачкать руки и заставить сволочей работать если не за совесть, то за страх.

— Тактика террора? Вы на неё собираетесь опираться и дальше?

— Это часть первого этапа по перестройке Системы. Наша страна нуждается в капитальной встряске. Только пребывая на грани Добра и Зла, можно понять, кто чего стоит на самом деле.

— А если появятся народные мстители и начнут сеять хаос?

— Они в любом случае появятся. Да, возможна такая вспышка, но она не может длиться вечно. Рано или поздно люди опомнятся, и всё пойдёт по другому пути. Это неизбежные издержки, от которых сейчас никуда не денешься. Да, это страшно, но так надо. Мы должны пережить это, как наши предки пережили период смуты в самом начале Великого Холода. Мы выжили тогда, выживем и сейчас. Дорогу осилит идущий, и не всегда эта дорога ровная и прямая. Иной раз приходится и резаться босыми ногами об острые камни.

— Ты ещё и философствуешь? — криво усмехнулся Гиллиан.

— Это фраза из древней притчи.

— Что за притча?

— Один путник так долго шёл вперёд к родному дому, что его обувь стёрлась и разорвалась. И вот он дошёл до смердящего болота, кишащего гадами и гнусом. Пройти можно было только по узкой, корявой и усыпанной острыми камнями дорожке, которая была переброшена через болото как мост. И путник ступил на этот путь. Он перешёл этот мост и рухнул на другом берегу с окровавленными ногами, но остался жив. На том берегу его встретил брат, который омыл его израненные ноги в чистой воде, перевязал, отнёс его в свой дом и вылечил. Мы сейчас идём по тому самому мосту, рискуем, но на другом конце нас будет ждать награда в виде нового мира. И мы будем делать своё дело. Кровь на этом пути неизбежна, и мы можем только попытаться свести её количество к минимуму. Не мы устроили Ад на земле, но нам предстоит очистить от него землю. И кто-то должен начать и продолжить. В другой притче говорится о селе, которое заслоняла от солнца гора. И один селянин решил срыть эту гору, чтобы село всегда грело солнце. Он начал долбить её и таскать камни в другое место. Сначала над ним смеялись, но вскоре к нему присоединился один сосед, потом другой. Шли годы, сменялись поколения, но селяне продолжали долбить и разрушать гору. Камни пошли на строительство домов и защитных стен, прокладку дорог... И однажды, когда встало солнце, его лучи озарили разросшееся село, которое превратилось в большой ремесленный город каменщиков. Гора уже не заслоняла свет и тепло.

— И эти притчи родились задолго до Великого Холода? — понял Гиллиан.

— Да. Наши предки были мудры. Не исключено, что когда-то нечто подобное, что происходит сейчас, уже бывало, и в своих притчах-посланиях наши предки старались донести до нас память о тех временах. Чтобы эта беда не повторилась снова. И, быть может, наши потомки больше не повторят эти ошибки. Ради этого мы и сражаемся. Ради этого я делаю то, что делаю. И буду делать.

— И тебе не страшно?

— Конечно, страшно. Как и всем нам. Но кто-то должен это делать в любом случае.

Комиссар выглядел таким усталым, что Гиллиан не выдержал. Но едва его рука коснулась плеча омеги, как Риан сердито зыркнул на него, набычившись. В его бесцветных глазах снова вспыхнуло, верхняя губа дёрнулась, обнажая зубы.

— Не сейчас. Работа ещё не закончена.

Альфа вздохнул. Не закончена? А потом, когда закончится эта, будет следующая? И когда будет время наконец поговорить начистоту?..

В убежище царило веселье пополам с умилением. Едва Гиллиан переступил порог, как первым делом он увидел Говарда и Николаса. Спасённый омега сидел на коленях своего альфы, прильнув к его широкой груди, и что-то шептал. Сам Говард, до сих пор до конца не верящий, что всё уже позади, обнимал его с такой улыбкой, что Гиллиан сам не заметил, как уголки его рта начали изгибаться в такой же улыбке, какими обменивались его новые друзья. Даже Зейн выглядел очень довольным. Но едва альфа взглянул на своего комиссара, как внутри встрепенулось. Риан, глядя на воссоединившихся влюблённых, улыбался так, что все ужасы прошедшей ночи померкли. Рядом с Гиллианом снова стоял тот самый омега, с которым он прятался по укромным уголкам парка. Только растрёпанный, бледный и уставший.

— Риан! — вскочил Зейн. — Наконец-то! Ну, много вытряс из этого скота?

— Достаточно. Вижу, что тут полный ажур?

— А как же? — хмыкнул Ламар, косясь на парочку. — Только тебя и ждали. Думаю, их уже отпустить... э-э... поспать надо?

Гиллиан снова удивился. До этого все бойцы обращались к Риану не иначе как на "вы" и по должности, а тут... Расслабились? И Риан не злится?

Говард тут же вскочил, приобнимая своего омегу за талию.

— Комиссар... Никки, это Риан Сантана.

Омежка с любопытством разглядывал сородича. Он уже вполне пришёл в себя, и в его тёмных глазах сияла безграничная благодарность.

— Сэр... спасибо... Если бы не вы...

— Ты прости, что пришлось распустить твоего отца на ремни, — повинился комиссар, подходя, — но по-другому нельзя было. Слишком много на нём загубленных душ висит.

Николас вздрогнул.

— Так он...

— Да, мёртв. В назидание другим.

Николас рвано вздохнул, отворачиваясь.

— Я... понимаю...

— Знаю, он твой отец, но долго так продолжаться не могло. От этого зависят жизни других.

— Мне... не жалко его... — Николас повёл узкими плечами, и Говард привлёк его к себе. — Просто... жутко... Как вы можете с этим жить?

— Приходится. — Риан встряхнулся и снова заулыбался. — Вас накормили или пока не хочется?

— Накормили, — кивнул Николас. — А... что будет теперь?

— А что бы ты хотел? — Риан лукаво прищурился.

Николас порозовел и крепче сжал большую ладонь своего избранника.

— Я...

— Ладно, идите, вам это сейчас очень нужно, я чую. Я сам сейчас съем чего-нибудь, и всем спать. Потом займёмся вами.

Говард тоже вспыхнул.

— Свадьба?

— Да. В соседнем городке живёт наш друг-священник. Он с удовольствием вас поженит, а потом мы сваяем вам новые документы. Есть куда поехать?

— Да, — кивнул Говард.

— Вот и отлично. Вам уже показали комнату? — Николас зарделся ещё сильнее. — Вот и идите, набирайтесь сил.

Гиллиан тоже чуял, как от Николаса сильнее пахнет. После всего пережитого он стремился побыть в объятиях своего альфы... Когда же он сам сможет привлечь к себе своего неугомонного комиссара?!

Едва влюблённые скрылись за следующей дверью, Риан выдохнул и тяжело опустился на ближайший табурет.

— Иво милостивый, как же я устал...

— Отправимся к Себастьяну сразу, как только ты отдохнёшь. — Зейн тут же захлопотал, наливая ему чаю. Руби торопливо начал наполнять тарелку. На ранний завтрак был разогретый армейский паёк — гречневая каша с мясом из консервной банки. Гиллиану тоже положили, причём его порция была ощутимо больше. — В любом случае, с Сандерсом разобрались, теперь можно сильно не спешить... Что потом?

— Как только отправим Никки с Говардом, я отчёт накатаю, и вы повезёте его в штаб.

— А ты?

— А у меня есть ещё кое-какие дела.

Омеги покосились на Гиллиана, но ничего не сказали. По их хитрым физиономиям альфа понял, о чём они подумали. Он и сам думал о том же.

— Риан... — Лаки неуверенно поглаживал свою пустую кружку. — А Гилл... он теперь с нами?

— Пока не знаю. Сработал он отлично, но этого мало.

— А кто он? — рискнул спросить Руби.

— А вы до сих пор не догадались? — поморщился комиссар, наворачивая кашу. — Газеты-то все читают.

Омеги недоумённо переглянулись.

— А про него в газете писали?

— Ага. Вот вам пища для ума. И напоминаю. Начнёте языками в штабе плескать — отрежу эти самые языки к демонам собачьим.

Все тут же дружно закивали, а Гиллиан похолодел. После увиденного эта угроза уже не казалась просто словами...

За стенкой раздались невнятные звуки. Подозрительно знакомые. Омеги переглянулись и захихикали. Даже Риан устало улыбнулся.

— Вот разошлись!

— А то?! Любовь...

— Риан, а они?..

— Нет, они не Истинные, но очень хорошо друг другу подходят. Значится, так. Робин, я дам тебе денег, купишь ребятам кольца. Ламар, свяжись с нашими умельцами, пусть сделают ребятам новые паспорта.

— А где подъёмные возьмёшь? Не из нашей же кассы...

— Само собой. У меня своя заначка есть.

— И тебе не жалко? — осторожно спросил Гиллиан.

— Для такого дела — не жалко. Ещё добуду...

Звуки за стенкой достигли пика, и вдруг их разрезал тихий вскрик. Гиллиан едва не кинулся туда, чтобы убедиться, что с ребятами всё нормально...

— Думаешь, что куснул? — загорелся Лаки, перемигнувшись с Зейном.

— А что, бывает, — пожал плечами Риан. — Если только Никки сам об этом не попросил. — Вычистив тарелку, комиссар залпом допил чай и встал. — Ладно, я спать. Вы тоже сильно не засиживайтесь.

— Да, комиссар.

Гиллиан с досадой смотрел, как его омега скрывается за той же дверью. Ламар сочувствующе погладил альфу по плечу.

— Ничего, Гилл, никуда он от тебя не денется. Истинных всегда тянет друг к другу. Дай ему немного времени, и всё у вас будет хорошо.

— Не уверен. Риан отличается от всех омег, каких я только видел...

— Да, он особенный, почему Рейган и взял его под крыло. Других таких нет и ещё долго не будет. И всё-таки он такой же омега, как и все остальные.

— А кто его родители? Я много чего слышал...

— Мы не знаем, а отцом он Рейгана называет. Может, так оно и есть, может, и нет... Они очень похожи, так что вполне могут быть родственниками.

В душе Гиллиана зашевелились подозрения. Если Рейган потомок Спенсеров, то и его омега может принадлежать к тому же роду... Да в сравнении со Спенсерами его семья и рядом не стояла! И что делать? Вдруг Риан так гордится своим происхождением, что просто не будет воспринимать его как раньше? Ведь тогда он так толком о себе ничего и не рассказывал... Просто умалчивал, а потом нырнул в водоворот любви, дав себе забыть на время обо всём. Потом что-то случилось, он принял решение о той роковой ночи, а потом исчез... Его хотелось расспросить. О многом расспросить. И снова разговоры откладывались.

Спали до упора. Когда за ужином снова все собрались, Лаки и Зейн рассмеялись — Николас смущённо поглаживал свежий укус на собственной шее.

— Я сам, — поспешил он объяснить Риану. — Сам попросил, чтобы все сразу поняли, что я уже принадлежу кому-то.

— Больно было?

— Не очень. Но мне так будет спокойнее.

Говард заметно покраснел.

— Мне... мне тоже. Я и без того хотел пометить Никки, а тут он сам сказал...

— Вот и отлично. Если что, это запутает возможных преследователей. Считается, что альфа способен так пометить омегу только во время спаривания, и метка будет показывать, что хотя бы одну течку вы вместе уже провели.

— Риан... а вы...

— Никки, ты почти на год старше меня, — закатил глаза Риан. — Так что никаких выкалок, договорились?

— Но ведь вы...

— Весь этот официоз уместен только на официальных и серьёзных мероприятиях и в напряжённой обстановке, когда особенно важна субординация. Сейчас мы просто общаемся, а во время простых посиделок я не очень-то люблю, когда мне выкают. Если это вопрос принципа, то ладно, а если таковых нет, то лучше тыкать.

Риан, похоже, вполне себе выспался, был оживлён и весел. На Гиллиана он едва смотрел, а сам альфа молча думал о сне, пришедшем перед самым пробуждением.

— Папа! Папа, пошли! — Салли тянул отца куда-то, причём очень настойчиво.

— Куда?

— К оми, конечно! — Ухо Гиллиана царапнуло непривычное слово. Он уже успел узнать, что так до Великого Холода называли родителей-омег. А именно — тех, кто вынашивал и рожал ребёнка. Поскольку Двуликие — это те же омеги, то когда-то возникла необходимость различать старшего и младшего родителей в подобных парах по обращению. Тогда-то, возможно, и появилось слово "папа", которое позднее приобрело более широкое употребление — его начали применять к альфам и бетам, а потом, когда на мир обрушился Великий Холод, слово "оми" начали искоренять, а "папа" официально закрепили за омегами. — Я пытался привести его к тебе, но оми не хочет. Может, ты к нему придти сможешь?

— А почему он не хочет?

— Боится чего-то. Всё время говорит, что если вы будете вместе, то с тобой случится что-то плохое. Но ведь пока меня не будет, с тобой ничего не будет. Я знаю.

— Салли, послушай... — Гиллиан подхватил своего "совёнка" на руки, и Салли склонил лохматую головёнку набок, внимательно слушая. — Наш оми не просто так боится. Я знаю одного омегу, который тоже очень любит своего альфу...

— Они Истинные? — перебил отца Салли.

— Да, они Истинные. И тот альфа тоже занимается опасной работой, но им это не мешает быть вместе. Они оба очень сильные и отважные, как твой оми, и трудности и опасности их только делают ближе. Но когда-нибудь один из них... — Гиллиан запнулся, не зная, как сказать сыну про смерть.

— Умрёт? Я знаю. Ты говоришь про дядю Лайна и дядю Дэлиана? Да, дядя Лайн умрёт раньше дяди Дэлиана, но ведь с дядей Дэлианом останется Уилл.

— Ты и про Уильяма знаешь? — удивился Гиллиан.

— Да, — закивал Салли, крепко держась за отца. — Уилл очень умный и вырастет хорошим альфой. А ты не умрёшь. Мне сказали, что тебе будет очень трудно, но ты не умрёшь. Я бы сказал про это оми, но нельзя. Скажи ты как-нибудь, чтобы оми перестал бояться.

— Попробую, но не уверен, что поможет, — вздохнул Гиллиан. — Наш оми такой упрямый...

— Знаю, — надулся Салли. — Но ведь я знаю! Почему он меня не слушает?

— Потому что боится. А когда мы боимся за тех, кого очень любим, то пустяковая опасность может казаться такой страшной, что дальше уже некуда.

— Значит, оми так боится потому, что очень любит тебя?

— Да. Потому-то он и ушёл от меня тогда, но я сумел его найти. И наш оми такой, что нельзя его заставлять. Давай дадим ему время, чтобы он немного успокоился?