Омегаверс Истоки

— Как... ты? — выдохнул он, нависая над другом и упираясь в постель обеими руками.

— Всё хорошо, — улыбнулся Катиэль, обхватывая его шею. — Как по маслу.

И они невольно рассмеялись. Катиэль льнул всё плотнее и уже нетерпеливо ёрзал. Галлей начал неторопливо двигаться в нём. Боги, предки и Светлейший! Почти никакой разницы...

— Да... ещё... ещё...

Галлей снова забыл обо всём. В пылающей от страсти голове промелькнула мысль, что было бы просто замечательно, если бы они так и остались вместе.

— ...Только без узла! Без узла! — жарко прошелестело над ухом, и Галлей решительно обхватил свой узел ладонью, не давая себе прорваться дальше. Ведь Катиэлю будет больно! Сам Катиэль уже отчётливо стонал. Совсем как омега... и это раззадоривало ещё больше.

Они оба тяжело дышали, а Галлей не мог поверить в то, что почувствовал, когда извергся в тело друга.

— Ты... тоже?..

— Не знаю. — Катиэль прижался к нему, обхватив рукой. — Но я что-то почувствовал, и это было... прекрасно.

— Тебе понравилось? — обрадовался Галлей.

Катиэль поднапрягся и сел, с грустью глядя на любовника. Его отросшие почти до пояса волосы свесились на лицо.

— Да. Мне было так хорошо, что я был бы счастлив повторить снова и снова.

— Но... как?

— Не знаю. Может, преподобный Парацельс знает?

Вдруг Галлей кое-что вспомнил и тоже сел.

— А ты попроси Совет объявить тебя омегой! Вдруг это всё-таки позволит нам быть вместе?

— Что? — нахмурился Катиэль, поправляя растрёпанные волосы. — Ты о чём?

— Я слышал, что у вас используют такой вид казни — лишают звания альфы или беты и присваивают звание омеги.

— Нет у нас такой казни! — возмутился Катиэль. — Кто тебе это сказал?

— Наставники в Викторане... — Галлей понял, что и это, скорее всего, тоже ложь.

— У нас нет такой казни, — продолжал возмущаться Катиэль. — Тебя опять, наверно, обманули.

— Тогда откуда они это взяли? Ведь со времени обрушения Великого Холода не так много времени прошло. Совет ещё помнит старые законы?

— Конечно.

— Вот и спросим. И если такой закон был, то можно попросить применить его на тебе, и мы сможем и дальше быть вместе.

— Ты... хотел бы быть... со мной... всегда? — резко побледнел Катиэль, что в свете пылающего очага было хорошо видно.

— Да. — Галлей нежно обнял друга. — Ты же самый близкий мне в этом мире человек. Я бы не хотел расстаться с тобой.

— Но если тебя признают Верным, то ты обязан будешь жениться, чтобы семя твоё не пропало. — Катиэль вцепился в него тоже. Он снова начал дрожать, но уже из-за подступающих к горлу рыданий. — Каждый Верный — это приток свежей крови, наше спасение.

— И я женюсь. У меня будут дети, но я хочу, чтобы и ты был рядом. Я не могу бросить тебя одного. И потерять не хочу. Не хочу, чтобы ты всходил на жертвенник. Я хочу быть с тобой. Я... люблю тебя. Знаю, это неправильно, но я люблю тебя. И я буду заботиться о тебе и защищать, если преподобный не исцелит твою душу.

Катиэль всхлипнул и прижался к нему ещё крепче.

— А Октус снова приволок что-то для своих покоев, — проворчал Антоний. — Видали, какой ящик привезли из Викторана? Небось трофей...

— А накой вам что-то привозить? — хмыкнул Пилат, поигрывая своим кинжалом, которым только что разрубил на лету внушительную кость на зависть новобранцам. Кинжал был заточен на славу, да и ковали его лучшие кузнецы Амелиусов. Даже захватчики быстро оценили работу подлинных мастеров, равных которым у них уже не осталось. — Вы ведь всего лишь свора на страже новой власти.

— Ты тоже, а живёшь как!.. — рыкнул Грюм.

— Я сам себе эту жизнь выстроил, а не отнимал всё подряд. Я дома и знаю, что почём. А вы чужаки и всегда ими будете.

— Слушай, ты!.. — начал закипать Грюм. Альфа привстал, и костяшки его пальцев заскрипели.

— А что я такого сказал? — лишь шевельнул бровью Пилат. — Только правду. Я собрал свои вещи и сам привёл в порядок комнату, в которой жил. Я поддерживаю в ней порядок, слежу за тем, чтобы мои омеги работали на совесть...

— У тебя целых пять мужей, а у нас только по одному!!!

— Аристократам всегда будет позволено больше, чем вам. Особенно сейчас. А то, что у меня пять мужей — это воля нашего... повелителя, — с оттенком насмешки добавил Пилат. — Если бы он не позволил — пса лысого я бы сейчас шиковал. Почему же он вам такие привилегии не даёт? Вы же кровь проливаете, воюете, а вам ничего сверх положенного не дают. Может, хватит терпеть? Вы же воины, а он всего лишь зажравшийся старикашка. И чего вы его слушаетесь? Если бы я мог — давно бы прибил его.

— А чего не прибьёшь?

— Не охота клыки марать о старого облезлого шакала. И меня пока всё устраивает. А вас?

И молодой альфа демонстративно покинул обеденный зал. Его сослуживцы переглянулись, и Балтус изо всех сил так ударил обоими кулаками по столу, что тот треснул.

— Самодовольный аристократишка!!! Да что он себе позволяет??? И сколько мы будем это всё терпеть???

— Только скажи — и мы сметём здесь всё, — тихо сказал Антоний. — Наши парни давно готовы.

— Тогда... сейчас.

Все, кто был в обеденном зале, тут же поднялись со своих мест.

— Быстрее! — Пилат пропустил своих спутников в потайной ход. — Юри, веди их, а я подам сигнал остальным. Будьте осторожны.

— Будем, — кивнул омега, прижимая к груди тихо хныкающего сына. — Ты только возвращайся.

— Вернусь. Обещаю. Вам всем.

В замке творился самый настоящий ад. Как и рассчитывал Пилат, Балтус поднял бунт. Последствия рассчитать нетрудно — как только Октус будет убит, а восставшие поймут, что остались без изрядной части местного населения — мужья бунтарей тоже решили бежать с Верными — они будут наводить порядок теми силами, что располагают. В итоге остаться решились ещё несколько — те, кому всё же жалко было оставлять родные места, где прошла их жизнь. Они решили умереть на родине, чтобы не обременять жителей Аврория и окрестных селений. Оставили шанс на выживание своим детям.

Провести всех Верных Путём Лазаря будет нетрудно, но запасы придётся растягивать до последнего. Верные собрали всё, что смогли, и Галлей перетаскал последний груз в тайное место буквально на днях. Когда Балтус поймёт, что у них почти ничего не осталось, он столкнётся с тем же, с чем в итоге не смог справиться Октус — взбунтуются те, кто пошёл за ним. Возможно, они попытаются перехватить и вернуть беглецов — замести следы не получится — но отец Пилата и строители предвидели и такой вариант. Вход придётся завалить — скрытые взрывные снаряды будут запущены движением рычагов трижды, и пусть пытаются разобрать завалы. Никаких сил не хватит. Вот что бывает, если пренебрегать теми, кого считаешь слабыми! Когда наступила Белая ночь, Адам и Рослин соединили силу и разум, чтобы выжить самим и спасти своего супруга Иво. Данелии пренебрегли разумом и сердцем во имя силы и тем самым нарушили триединство, установленное Светлейшим для людей. Эта их ошибка пойдёт дальше, впитанная разумом отчаявшихся. Одни будут просто драться за еду и удовлетворение других потребностей, кто-то будет оправдывать свои действия, использовав ересь Данелиев, а кто-то опомнится и примкнёт к Верным. Выживут не все, кто захочет придти в Аврорий, но вера и надежда помогут остальным. Только у Верных есть шанс пережить Великий Холод. Только у них... если только...

Это всё промелькнуло в голове Пилата за считанные секунды. Молодой альфа перебежками пробирался к центральной сторожевой башне, где уже ждала здоровенная охапка хвороста. Её нужно поджечь, и Верные покинут деревни. Сейчас практически все солдаты сражаются в замке, а тех, кто остался, убьют Верные, готовые вступить в бой. Хватятся их нескоро. За это время они должны достичь потайного входа, провести внутрь всех и обрушить вход... Нет, тебе не остановить! Один удар, один взмах кинжалом, и под ноги рухнуло тело, через которое Пилат переступил, как через обычный порог.

Вот и башня. Хворост на месте — лишь присыпан снегом. Пилат смахнул снег, достал огниво, трут и поджёг. Огонь разгорелся не сразу, а занявшись, вспыхнул ещё ярче — среди топлива было припрятано лампадное масло, захваченное и спрятанное альфой в последнем походе. Пилат постоял немного, вглядываясь во тьму ночи, и покинул башню. Он уже знал, что его сигнал замечен.

Выбраться из замка оказалось сложнее, чем пробраться в сторожевую башню. Пилату пришлось выдержать ещё несколько схваток с озверевшими солдатами — и с восставшими и с сохранившими верность Октусу, но он без колебаний убил их всех, пробиваясь на волю. Альфа едва чувствовал полученные в бою раны. Он даже не смотрел по сторонам, чтобы попрощаться с замком, в котором родились и выросли не только он и Юри с Постромом, но и его предки — это всё уже не имело значения. Значение имели только люди, которые ждали его. Которым он был нужен. А замок можно будет и вернуть... если он вообще устоит. А не выстоит — его отстроят заново.

Беженцев он догнал на указанной заранее дороге. Его моментально узнали.

— Господин... — метнулся к нему кузнец Гордий.

— Некогда, — оборвал его альфа. — Времени мало. Все разговоры — уже в подземном ходе. Вперёд.

До входа добрались, когда небо начало медленно светлеть, а ветер снова поднял тучи снега, переходя в новый буран. Пилат едва не сбился с пути, но тут увидел огонь и прибавил шагу, подбадривая идущих за ним. Впереди уже показалась старая часовня, на пороге которой их встречал Галлей с факелом.

— Господин! Как хорошо, что вы уже здесь! Остальные уже пришли, только вас и ждём!

— Мои добрались?

— Да. Вас ждут, беспокоятся.

Войдя, Пилат окинул долгим взглядом всех собравшихся. Первым увидел Юри, который бросился к нему навстречу, прижимая к себе сына.

— Пилат!!! Ты ранен...

— Я жив. Это главное. Как вы? Как остальные? Как добрались?

— Благополучно.

Постром тоже вышел встретить его, и Пилат невольно улыбнулся, увидев Сильфида, который проснулся и с любопытством оглядывался по сторонам. Альфа даже позволил себе приласкать Построма, который невольно порозовел. Следующими стали Фейвел, Рино и Карли. Полюбовавшись своими старшими детьми, Пилат протянул руку к Артуру, которого тут же протянул ему Юри. Пилат принял сына недрогнувшими руками, и никто не посмел прервать этот момент.

— Предстоит долгий путь, — заговорил альфа негромко, спокойно и веско. — Запасы весьма скромные, и их нужно растянуть до самого выхода. Не забывайте — среди нас дети и кормящие, а так же беременные. Им еду даём в первую очередь. Поддерживаем порядок, никакого лишнего шума. Когда придём в Аврорий, то сразу обильного пира не ждите — всё-таки зима, весной придётся как следует поработать, но зато там будет спокойно и мирно.

— Мы вернёмся сюда? — робко спросил один "волчонок".

— Надеюсь, но это будет нескоро. Знаю, это наш дом, однако оставить его придётся. Вернуться можно всегда — было бы кому возвращаться. Последняя перекличка и в путь, пока отступники не опомнились.

Кто и когда построил эти ходы, никто не знал и никаких записей не сохранилось. Пути Лазаря просто были. Они тянулись под землёй на огромные расстояния. Строители предыдущих поколений всего лишь следили за их сохранностью, укрепляя ступени, ведущие наверх, и коридоры, чтобы не обвалились стены и потолки. Здесь были источники воды и доступ для воздуха. С собой нужно было только взять провизию и топливо. Нести тоже было кому, и Пилат искренне порадовался задумке Светлейшего, создавшего альф, бет и омег по сути одинаковыми. Омеги, даже ослабленные продолжительными голодовками и вынесенными от вторженцев мучениями, остались стойкими и готовы были идти с грузом столько, сколько нужно. От тяжёлой ноши освободили только не совсем здоровых, беременных и тех, у кого были маленькие дети.

Пилат ходил вдоль длинной шеренги, помогал, отдавал приказы, следил за порядком. Он не позволял себе дать слабину. Он должен довести этих людей до Аврория, где они будут в безопасности. Где будут в безопасности его дети, которым ещё жить и жить. Пилат не позволял себе лишний раз задумываться о том, что будет ждать его, Юри и их ребёнка, когда Совет узнает, какой грех совершили сыновья Амелиуса. Может, они и примут во внимание обстоятельства, но тяжести совершённого это не отменит, как и спасённые жизни. Других его детей примут с гордостью и благодарностью, а вот Артур... Во время привалов Пилат наблюдал за братом, который очень трогательно заботился о сыне, и это зрелище было и приятным и тяжёлым одновременно. Для омеги потеря ребёнка, особенно первенца — одна из самых страшных вещей, какая только может случиться. Равное горе причиняет только гибель Истинного. Что будет с Юри, если Совет не поверит в пророчество и всё же решит убить ребёнка? Невинного ребёнка. И даже заступничество их оми и преподобного Парацельса, возможно, ничего не даст — Закон нарушен, и это есть факт. Скоро он узнает, что ждёт в конце пути.

Дорога, по внутренним ощущениям альфы, заняла дня четыре. За это время умер от ран альфа, который одолел трёх захватчиков сразу, открывая дорогу беженцам, и его тело, завёрнутое в плащ, погребли в одном из залов, где ночевали беглецы. Об остальных заботился Юри, прерываясь на то, чтобы накормить сына и немного поспать. Он был единственным лекарем и трудился, не щадя себя. За Артуром в это время присматривали Постром и Катиэль.

Вот показались знаки, которые говорили, что они достигли земель Верных. Скоро будет подъём наверх, а там их должны встретить патрули, которые и сопроводят беженцев в Аврорий.

— Отдохни. — Юри сел рядом с братом и протянул миску с жидкой похлёбкой. — Ты так скоро упадёшь.

— Потом отдохну. Как только доберёмся.

Пилат принял свою порцию и медленно начал есть. Аппетита не было, но съесть хоть что-то было необходимо. Голоса его подопечных, тихий плач детей, запахи... На последний ночлег расположились у большого подземного озера. Скоро будет выход.

— Как ты?

— Не знаю. А на что похоже?

— Как будто ты не ты, а ожившая статуя.

Пилат и сам чувствовал, как внутри всё словно отмирает. Он чудовищно устал за этот год. Теперь, когда он возвращался к родителям, он осознал, как долго их не видел. Снова груз совершённого начал придавливать его к земле, и вид спасённых людей и собственных детей ничуть не облегчил эту ношу. Юри, чувствуя всё это, осторожно прислонился к брату и погладил его плечо.

— Я уверен, что Совет примет нашего мальчика.

— Тебе снова был знак?

— Нет. Просто верю.

— И всё же нам могут и не поверить.

— Тогда мы выкупим жизнь Артура, и Совет не сможет не выполнить нашу последнюю волю.

— А как же Септимус?

— Если выбирать между ним и Артуром, то я выберу Артура. Я знаю, что должен сохранить жизнь нашему сыну любой ценой. Может, он и зачат в грехе, но он всё же появился на свет. Я хочу, чтобы он жил...

Вдруг откуда-то прилетел громкий вопль. Братья переглянулись и дружно поспешили на шум. В отдалённом закутке зала, в котором отряд беглецов остановился на ночлег, толпились практически все. Братья кое-как пробрались вперёд, и то, что они застали, повергло обоих в шок.