Мы продолжили встречаться, и каждый день был настоящим событием в моей жизни. Однажды Майкар пригласил меня к себе, и я понял, зачем. Я видел, что он хочет меня, но не пытался принудить, и это было удивительно — я видел немало такого, что от возможных связей хотелось держаться подальше. Сначала мы просто разговаривали под чай, и я чувствовал, что начинаю дрожать и... хотеть. Майкар это тоже учуял и сказал, что если мне так страшно, то ничего не будет. Мне было очень страшно — я не забыл прошлую боль — но я хотел и сам потянулся к нему. Мы провели вместе всю ночь, и называть это случкой совершенно не хочется. Это была настоящая ночь любви, которая стала лекарством для меня. Утром мы едва не проспали, и за завтраком Майкар предложил мне выйти за него замуж. И я согласился, но сначала нас должны были благословить мои опекуны. Я не хотел выходить замуж без их ведома, ведь они столько всего для меня сделали. Получилось это не сразу, но мы поймали нужный день. Тиль и Один встретили Майкара довольно настороженно, особенно когда узнали, что он журналист. Но за ужином напряжение спало, и Майкар попросил у них разрешения жениться на мне. Он так увлёкся, что рассказал о своих планах по поводу врача для меня. Тут Тиль вызвал его на разговор с глазу на глаз. Не было их довольно долго, я весь извёлся от беспокойства... Потом они вернулись, и Тиль дал своё благословение. Провожая Майкара, я узнал, что Тиль рассказал ему то, в чём не смог признаться я, и это ничего не изменило. Даже узнав про мою первую беременность, Майкар не отказался ни от меня ни от своих планов. Он поставил себе цель — сделать меня счастливым и помочь мне родить нового ребёнка.

Мы поженились уже через две луны. Богатой свадьбы не было — Майкар уже начал откладывать деньги и работал, как оглашенный — но зато на церемонии венчания и регистрации в ЗАГСе присутствовали только свои. Я познакомился с Лореном, снова увидел Ейкера и Макса... За свидетеля расписывался Тиль. Самым трудным для Майкара было уговорить меня оставить работу. Он сказал, что когда мы будем ходить по обследованиям, то на роддом не останется времени. Да и он начал меня подкармливать, чтобы не выглядел таких худым и болезненным, чтобы окреп. Он доставал для меня самые лучшие и свежие продукты, баловал... Он был так уверен, что всё получится, что и я в это поверил. Жизнь снова заиграла красками. Когда мы начали ходить по врачам, то Майкар был рядом со мной, и самые болезненные и неприятные процедуры переносились легче, когда он держал меня за руку. Мы были так счастливы...

И всё рухнуло. На последнем приёме врач-бета сообщил, что для меня уже слишком поздно. Что ни один из уже существующих методов лечения не поможет, поскольку лечить там уже нечего. Что было бы милосерднее, если бы мне ещё в той больнице всё вырезали... Оказалось, что этот доктор навёл справки обо мне, выяснил, что в той больнице меня просто пичкали успокоительным и держали на поддерживающей терапии вместо того, чтобы лечить всерьёз, тратя дорогостоящие препараты. Тяжёлая беременность и осложнения после родов практически убили репродуктивную систему. А феромоны выделяются независимо от того, работает репродуктивная система как положено или нет. Я чувствовал, что что-то не так, когда он говорил это... но плохо понимал. Всё это мне потом Майкар объяснял. Как оказалось, врачи всё поняли уже тогда, когда брали пробы из яичников и обследовали матку, но продолжали гонять нас, чтобы вытянуть побольше денег. Поняв это, Майкар ужасно разозлился и едва не избил врача, но тот напомнил, как лихо сейчас арестовывают, и Майкар его не тронул. А я снова сорвался в пустоту. Я даже не помню, как мы вернулись домой. Мимо меня тогда много чего прошло. Жить снова не хотелось, и мне даже страшно думать о том, что в эти недели пережил Майкар. Именно тогда он и написал самые громкие свои статьи — до этого он был предельно осторожен.

Потом казнили Рейгана. Я трансляцию не видел, но помню, как Майкар тогда домой вернулся — весь мокрый и мрачный. Я к тому времени потихоньку начал оживать, что-то делать... И я увидел, как он ночью сидит над пишущей машинкой, нервно курит свою трубку и о чём-то думает. Я осторожно заглянул в то, что он пишет, и понял, что это статья о Рейгане. Она была так написана, что меня это будто встряхнуло. И я рассказал Майкару то, о чём так и не узнал Тиль. В ту ночь мы снова были вместе, и я впервые за прошедшее время заснул спокойно.

А потом Майкара арестовали — просто пришли в редакцию, надели наручники, мешок на голову и увезли. Даже домой позвонить не дали. Его не было целую неделю, и за эти дни я такого себе напридумывал, что решил покончить с собой. Мне мерещилось, что Майкару просто надоело со мной возиться, и он бросил меня. Я разворошил всю нашу аптечку и уже собирался съесть первую горсть таблеток, когда Майкар вернулся домой. Он едва успел выбить из моей руки эту дрянь, а потом накричал. Я плохо помню, что он мне тогда говорил. Помню только его глаза — испуганные, измученные и пронизанные такой болью, что... Я даже не сразу заметил, что он весь помятый и небритый. Что от него пахнет какой-то дезинфекцией. Когда мы оба успокоились, он рассказал мне всё. Про то, что он начал выступать против действующей власти силой своего пера, что ему начали угрожать, что он уговорил Лорена распечатать ту статью о Рейгане в виде бюллетеня и расклеить по всему городу... Что он рассказал всю правду Тилю, и Тиль разыскал и убил моего отца. Рассказал про арест и неделю в застенках внутренней разведки, про очную ставку с Тилем и разговоры со следователем. Про сделку, которую он заключил, лишь бы вернуться поскорее домой, ко мне... И он сказал, что у нас всё равно будет ребёнок, что он любит меня и никогда не бросит. Что как только мы освоимся на новом месте, то сразу поедем в Дом Малютки и я смогу выбрать себе любого малыша, который и будет нашим сыном. Он поклялся мне в этом.

Потом мы приехали в Кайел, нашли хорошую квартиру, и я начал готовиться к появлению нашего малыша. Я сам отделывал детскую, стараясь сделать её самой лучшей, чтобы нашему малышу было там хорошо. Я уже знал, что хочу "совёнка". В тот вечер, когда ты постучался в нашу дверь, мы с Майкаром уже планировали, когда поедем за нашим мальчиком. Увидев тебя, я испугался, и тут мне что-то подсказало, что это и есть мой шанс. Родился Салли, и я буквально с первого взгляда влюбился в нашего мальчика. Никакой другой ребёнок мне уже не был нужен. Я боялся, что ты мне откажешь — я видел, как ты смотрел на нашего "совёнка"... Но ты согласился. Тебе совсем необязательно было просить меня беречь Салли — я бы сделал это в любом случае. Любой ценой. И Майкар принял Салли. Слово, которое я тебе дал тогда, стало лишь печатью, скрепившей наш договор.

Риан, дорогой, ты можешь быть абсолютно уверен, что с Алексом ничего не случится. Я сберегу нашего внука, чего бы мне это не стоило. Клянусь тебе, что более преданных людей, чем я и Майкар, ты не найдёшь во всем мире. Ты вернул меня к жизни. Продолжай сражаться, а мы будем ждать тебя каждый день. Знай, что бы не случилось — тебе всегда будут рады в нашем доме. И я верю, что Дензел жив и обязательно вернётся. Когда он придёт, расскажи ему всё. Пусть знает тоже. Мы будем вас ждать. Возвращайтесь скорее.

Преданный тебе Лексус."

Риан утёрся рукавом своего комбеза, всхлипывая, и Гиллиан обнял его крепче.

— Ты просто невероятен, любовь моя, — шепнул альфа, глядя на письмо Лексуса в дрожащих руках своего комиссара. — Разглядеть и учуять такое... Не иначе, как сам Светлейший благословил день твоего рождения! Так вот почему ты смог оставить нашего мальчика у Воронов.

— Когда я очнулся в той комнате, — Риан взглянул на фотографию четы Воронов, стоящую на столе рядом с семейным фото и свадебным снимком новобрачных. — я учуял запах Лексуса и сразу уловил в нём что-то знакомое. Что-то, что сразу пробудило доверие к нему. Когда я рожал, то Лексус был рядом — говорил со мной, держал за руку. Рядом с ним не было так страшно. И я понял, кого мне напомнил его запах.

— Римус?

— Да, он. Когда отец был занят, то именно дядя Римус был со мной. Лечил мои синяки и ссадины, спасал от ночных кошмаров, ухаживал, стоило мне только заболеть... Я любил его почти так же сильно, как отца. Лексус всё больше напоминал мне его. В какой-то момент мне даже показалось, что рядом со мной сидит именно дядя Римус. Потом родился Салли, и Лексус начал убеждать меня оставить Салли в их доме. Обещал, что они позаботятся о нашем малыше, что Салли будет в безопасности. В тот момент во мне взыграл инстинкт, но умом я понимал, что Лексус прав. Я смотрел ему в глаза и видел дядю Римуса. И чувство неимоверной близости только нарастало. — Риан прикрыл глаза, вокруг которых залегли тени. — И я решился. Я видел и чуял, что Лексус абсолютно надёжен. Я догадывался, что у него когда-то уже был ребёнок, но мне и в голову не могло придти, что всё было настолько страшно! Мы же пытались что-то о нём выяснить, но ничего не нашли — внутренняя разведка уже всё забрала, чтобы заткнуть рот Майкару... И всё же я потом несколько дней болтался по окрестностям, борясь с желанием вернуться и всё-таки забрать Салли, но я не посмел лишить его нормальной жизни в семье, которой было так мало у меня. Я меньше всего хотел сыну своей судьбы. Только потом, строя планы по твоему освобождению, я вспомнил, с чем сопряжен процесс усыновления детей из Дома Малютки, и испугался, что Лексус не сможет забрать его оттуда... но всё обошлось. Это просто чудо какое-то! Ведь наш мальчик был особенным...

— Значит, всё идет так, как замыслил Светлейший. Он, создав этот мир, и сейчас следит за нами. Не желая отнимать у нас право на свободу выбора, всё же приводит к нам людей, способных что-то исправить, направить по верному пути. И он собрал нас всех, чтобы восстановить то, что было сломано во времена Великого Холода. Именно он послал твоему прадеду Салли Тобиаса, Хелля и их друзей, привёл к ним Адама и благословил рождение твоего отца, а потом дав шанс тебе. Он же свёл нас с тобой, даровал сильное понимающее сердце Аарону, дал ему шанс встретить своего Истинного и помочь нам. Он дал нам чудесного сына и соединил Воронов, которые стали для него самой лучшей защитой, а потом прислал Дензела и Дона... Он собрал нас всех, чтобы сень Мирового Дома снова поднялась над нашим больным миром.

— Денз... — Риан с болью взглянул на улыбающееся с фотографии лицо зятя, потянулся и коснулся его. — Ты думаешь, что он ещё жив?

— Уверен, — кивнул Гиллиан. — Истинные всегда были связаны незримыми нитями, которые и дают такую сильную связь и здоровых детей. Салли был уверен, что его альфа жив, значит, Дензел обязательно вернётся. Меня только беспокоит, что мы ему скажем... Он же ещё так молод.

Риан поджал губы, и по его лицу снова покатились слёзы.

— Тогда где же он? Почему до сих пор не дал знать о себе? Ведь он знает, как выйти на связь!!!

Гиллиан и сам уже которую луну над этим голову ломал. В своём протеже он был уверен, как в самом себе, и раз Дензел до сих пор молчит, значит, случилось что-то серьёзное. Что же могло так задержать парня? Неужели всё-таки схвачен внутренней разведкой и как раз сейчас его пытают?.. Сейчас, когда Салли не стало, Дензел стал одним из тех якорей, что удерживали Риана от полного срыва в бездну отчаяния. Комиссар искренне полюбил парня, как родного, и ворчал и ругался уже исключительно по привычке. Теперь, когда их семья понесла очередную невосполнимую потерю, Риану как никогда важно было знать, что он потерял не всех. Гибель Алекса и его нерождённого сына Реми тоже изрядно подкосила его, как и Салли. Потерять кого-то ещё Риан просто не мог себе позволить. Алекс-внук уже был в надёжных руках, но судьба его отца по-прежнему оставалась неизвестной.

— Он ведь жив? Он вернётся?

— Обязательно вернётся. Он же пообещал Салли, а слово своё он всегда держит.

Тут в дверь тихонько постучались, и несмело вошёл Люк.

— Риан... я разрешил дозорным вернуться к себе — там снежная буря поднимается. И мороз крепчает. У Криса и Ленни помехи...

— Да, молодец. — Риан кое-как взял себя в руки и сел прямо. — Всё правильно. Нечего им там мёрзнуть. Буря сильная?

— Судя по нашим приборам и темпам прироста — баллов семь, не меньше.

— Тогда тем более. Пока буря не уляжется, Рэм тоже ничего не сможет предпринять. Начинайте готовиться к новым вылазкам и набирайтесь сил. Пусть Антон, Тор и Верона потом проверят, насколько пострадали наши антенны.

— Хорошо.

— Смотровую заперли?

— Первым делом.

— Отлично. Иди.

Люк повернулся к двери и напряжённо замер.

— Сэр... — Голос омеги дрогнул. — вы точно в порядке? Наши очень переживают за вас...

В глазах комиссара вспыхнул злобный огонёк, а на лице заиграла злорадная ухмылка.

— Я ещё не сплясал на костях наших врагов. Рано хороните! Так всем и передай.

Люк широко улыбнулся, кивнул и вышел. Едва за ним закрылась дверь, ухмылка комиссара увяла, а злоба сменилась болью. Риан прильнул к своему альфе и крепко обнял его.

— Ты ведь всегда будешь со мной? Ты не уйдёшь?

— Не уйду. — Гиллиан мягко поцеловал его в растрёпанную макушку. Он всё больше замечал, что возраст всё же едва заметно, но начинает брать своё — вокруг глаз Риана начали скапливаться тонкие морщинки. — Мы дойдём до конца вместе и умрём в один день, как и собирались. А перед этим дождёмся правнуков.

Снежная буря ярилась четыре дня, загнав в норы всех лесных обитателей. Солдаты регулярной армии и добровольческих батальонов тоже забились в блиндажи и снежные лежбища, пережидая непогоду. В ночь на пятый день тяжёлые тучи разошлись, и неверный лунный свет озарил заметённые древесные кроны и сглаженную заносами землю. Среди деревьев замелькали тени с горящими глазами — волчья стая вышла на охоту.

Буря замела всё, сгладив неровности, но один сугроб всё же выделялся. Вожак стаи — огромный матёрый волк с проседью в густой шубе — настороженно принюхивался к нему. Вдруг он рыкнул и отскочил, заметив, что сугроб зашевелился. Из него выглянула человеческая рука, которая начала разгребать скопившийся снег. Наконец из-под снега показалась рослая фигура альфы, который по-звериному встряхивался. Альфа был изрядно потрёпан, оборван, зарос короткой светлой бородой, а в его светлых глазах горел огонь жизни. Он слегка кривился от боли и то и дело касался своего бока и лица, которое пересёк длинный косой шрам. Бросив взгляд на заметно осмелевшую стаю, альфа ухмыльнулся.

— Что, жрать хотите? — прохрипел он. — А вот хрен вам!

Дензел кое-как выпрямился, достал из кармана нож с почти сточенным лезвием и приготовился к бою не на жизнь, а насмерть.

Ему всё же удалось сдержать атакующих штурмовиков засады, но тех было слишком много. Зато остальные успели уйти вместе с капитаном и Вернером. Свою свободу Дензел продал очень задорого... Почти три луны в застенках внутренней разведки он вспоминал со смехом и презрением — то, что испытывали на нём, казалось детским лепетом в сравнении с чёткой системой Роммни. Лишившись одного из своих главных мозговых центров, Дамьен всё больше полагался на грубую силу и время. Поняв, что сломить арестанта не получится, Дамьен решил отправить его в тюрьму особо строго режима для маньяков и особо опасных уголовных преступников. Это могло бы сработать, и Дензел решил бежать. Тем более, что приближалось время рождения его сына, а ведь он обещал Салли, что в этот момент будет рядом с ним... Тренировки Гиллиана сработали, как по нотам — конвоиры, попытавшись несколько раз спровоцировать его на срыв, решили, что "клиента" везут на окончательное добивание, и ослабили бдительность, чем подпольщик и воспользовался. До гор он добирался скрытно, прячась среди обитателей городского дна и отсиживаясь в лесах. Во внутренней тюрьме контрразведки ему всё же изрядно досталось, но альфа упорно двигался вперёд, зная, что потом Оливье и Далтон его подлатают. Сломанный правый клык, правда, уже не восстановить, но это мелочи. Только бы Салли не испугался, увидев, каким шрамом его успели наградить...