Гареммыка

Я попробовал коснуться рукой её лба, и чуть было не одёрнул ладонь — таким жаром на меня повеяло.

— Ирка, ты соображаешь, что делаешь? Вот скажи, зачем ты с температурой пошла на мороз? А ну-ка домой, в постель, и немедленно!

— Но как я могла не придти? Ты же будешь ждать, волноваться... — лепетала она на ходу. А я, ухватив её под руку, пёр вперёд как трактор.

— Что ты как ребёнок, в самом деле?! Ничего бы со мной не случилось, постоял бы и ушел, а в понедельник позвонил бы тебе на работу. Вот там мне бы и сказали, что ты приболела. Ты ведь на больничном, да? Но в любом случае, это не повод, чтобы мёрзнуть на улице с высокой температурой. А если бы я задержался? — распекал я Иришку уже во дворе её дома. — Врача вызывали, что он сказал, лечение назначил?

— Да, была врач, расписала всё подробно, какие лекарства и как принимать.

— Лекарства все купили, может, надо в аптеку сгонять, так ты только намекни! — наседал я на Ирину, таща её вверх по подъездной лестнице.

— Не беспокойся, ничего не надо, всё уже купили.

— Точно? — продолжал я расспросы, прекрасно зная о неважном состоянии финансов в Иришкиной семье.

— Да, не волнуйся.

— А как мне за тебя не волноваться, скажи на милость? Это же надо додуматься, выйти на мороз больной и в тоненьком пальтишке! — продолжал я, заводя Ирину в узкую прихожую, где тут же переключился на будущую тёщу. — Елена Станиславовна, ну хоть вы ей скажите, что нельзя так легкомысленно относиться к собственному здоровью!

Сдав с рук на руки всё ещё хорохорящуюся Иру, я распрощался и, пообещав обязательно зайти проведать болящих, отправился домой. Спокойно, не торопясь, пошел к остановке, по пути искренне негодуя на извечное бабское стремление любой ценой выглядеть привлекательно. Вот это самое "любой ценой" заставляло меня вскипать будто чайник на плите. Тут и дураку понятно, ради чего Ирка вырядилась в безусловно красивое, но такое холодное пальто. А сообразить, что она нужна мне в первую голову здоровой и уж только потом красивой, не смогла. Или не захотела. Блин, она бы ещё капрон на ноги напялила по такому морозу, как некоторые синеносые модницы, изредка встречающиеся на улицах! Не, ну в самом деле, ей бы не о внешности побеспокоиться, а о том, как побыстрее выздороветь. Кстати, а что может помочь девчонкам выздороветь? Положим, лекарства они купили, а вот о витаминах скорее всего не вспомнили. Я не о той химии говорю, что в пилюли спрессована, а о настоящих, о фруктах. Хотя, если и вспомнили, то купить их Ирине всё равно не на что. Значит, мне надо позаботиться об этом прямо сейчас, а не дожидаться пока попросят!

Я прошел несколько кварталов, целенаправленно обходя все овощные магазины. Но увиденное там ничем не порадовало. Лари с пожухлой свеклы, увядшая морковь, ароматизирующая павильон кадка с квашеной капустой в углу — вот и весь скудный ассортимент, который могла предложить покупателям торговля. "Надо будет ещё в своём районе пробежаться, помнится, у нас там целых три овощных магазина было" — думал я, подпрыгивая на холодном троллейбусном сидении. И тут краем глаза заметил в окне залитую электрическим сиянием надпись "КООПЕРАТОР".

"Если в госторговле шаром покати, то может, я у кооперативщиков чем-нибудь разживусь?" — вспышкой молнии сверкнуло в голове. А ноги уже сами несли меня к выходу. Каким-то чудом разминувшись в дверях с дородной тёткой и её двумя не менее внушительными оклунками, я ввалился в торговый зал. Мама дорогая, чего здесь только не было! Свежие яблоки, мандарины, бананы, соки плодовые, ягодные, фруктовые — выбирай что хочешь, если не испугаешься ну очень кооперативной цены. Не сказать, чтобы те же мандарины были для меня в диковинку — под Новый год они появлялись в продаже, так же как и бананы. Но только перед праздником, и исключительно по два кило в руки. А чтоб вот так, в любой день, и без ограничений, это было несколько непривычным. Расплачиваясь у кассы, я как от несущественной, отмахнулся от промелькнувшей мыслишки: "теперь буду лапу сосать до получки". Ну, подумаешь, перехвачу у мужиков рублей пятнадцать, хватит и на обеды, ещё и на курево останется. Зато в Иришкину дверь стучался лбом, обхватив как самое дорогое свёртки с бананами, яблоками, мандаринами вкупе с двумя трёхлитровыми банками с гранатовым и апельсиновым соками.

— Разгружайте скорее, Елена Станиславовна, а то руки сейчас отвалятся! — попросил я охнувшую при виде меня Юлькину бабушку. Пока будущая тёща относила покупки, я набрался смелости и разделся. Прошел на кухню, выудил из пакета один банан и заявил чуть опешившей от моей наглости женщине:

— Елена Станиславовна, я хочу Юлю увидеть. Можно?

— Но там Ира лежит в постели, она ведь не одета...

Я проглотил замечание "чего я там не видел", а вслух сказал:

— Не страшно, пусть она в одеяло закутается. Я ведь не со светским визитом.

Поджав губы, Елена Станиславовна прошла в дальнюю комнату.

— Ну, как ты, зайка? — обратился я к квёлой Юле.

— Голова болит, залко. — "жарко" догадался я. Потрогал отеплившийся, уже не ледяной банан и приложил его к горячему лобику.

— Так лучше?

— Да, а сто это?

— Это вкусняшка называется банан. — "Чёрт возьми, да что за муженёк был у Иришки, если ребёнок до четырёх лет бананов не видел?!" — Вот так он очищается от кожуры, теперь бери и откусывай. Нравится?

— Да. Кусно!

— Вот, а пока ты кушаешь, подумай, что лучше: чтоб я сказку рассказал или картинку нарисовал?

— А ты сказку лассказы и налисуй.

"Нет, вот хитрюга!" — невольно восхитился я, припомнив слова из песенки какого-то барда:

Если вам предложат "или"

— выбирайте сразу всё!

А вслух сказал:

— Э, нет, так не пойдёт, давай что-нибудь одно.

— Хосю сказку и лисунок!

— Хорошо, но тогда сказку я расскажу наполовину.

— Нет, хосю до конса!

— А я и расскажу до конца, но каждое слово буду говорить только до половины, а ты дальше уж сама догадывайся. — И пока Юля не начала капризничать, взял со стола тетрадку, карандаш и быстренько изобразил карикатурного человечка с окладистой бородой, а возле его ног пририсовал растущие из земли листочки.

— По де ре. — Сопровождал я комментариями каждую новую линию на бумаге. — Вы ре бо пре бо!

— Посадил дед лепку! — восхитилась догадавшаяся Юля. — Вылосла лепка больсая плебольсая...

В глазах ребёнка сквозь температурную вуаль стал пробиваться огонёк задорного интереса. А я продолжал, чтобы не дать ему погаснуть:

— Ста тя де ре. Тя по тя, тя по тя, а вы не мо.

— Тяпотя! Мама слысыс, тяпотя! — рассмеялась Юля, повернувшись ко всё ещё смущенной моим приходом Ирине. Я кинул взгляд на заметно подобревшую Елену Станиславовну, и стал рассказывать дальше. Но до конца сказки я так и не добрался. Измученная болезнью Юля быстро утомилась, незаметно уронила головку на подушку и, убаюканная моим нарочито монотонным голосом, потихоньку уснула. Осторожно, чтобы не скрипнуть дверью, вышла из комнаты бабушка. Поднялся и я следом за ней.

— Не уходи! — протянула ко мне руку Ира.

— Нет, Ириш, я пойду, а ты постарайся уснуть. — ответил я, целуя такие горячие пальчики. — Побольше спать, набираться сил и скорее выздоравливать, вот что сейчас для тебя самое главное. А иначе смотри мне, обижусь и займусь шантажом!

— Каким?

— А будешь себя плохо вести, я тогда не стану к тебе приходить до полного твоего выздоровления.

— Ладно, иди уж.

Но уйти мне не удалось. Возле прихожей меня перехватила Елена Станиславовна.

— Серёжа, вы не откажитесь выпить со мной чайку перед уходом?

Я вздохнул и... согласился. В конце концов, ведь подобный разговор с родителями Ирины рано или поздно должен был состояться. Правильно? Так к чему оттягивать неизбежное?

Семь часов вечера, а город уже вовсю окутала непроглядная тьма, которую зряшно пытались разогнать желтые пятна уличных фонарей. Слабые, редкие, они только подчеркивали, делали более осязаемой черноту надвигающейся ночи. По протоптанной в глубоком снегу узкой тропинке на меня со стуком полозьев неслась санная упряжка мощностью в две подростковые силы. Бегущий паренёк волок за верёвочку, а другой что было сил сзади подталкивал санки с двумя ровесницами, озвучивающими каждый встреченный ухаб радостным визгом. Вот она — беззаботность юности, когда чистая романтика первой влюблённости ещё не придавлена осознанием ответственности!

А именно про эту самую ответственность и пыталась разговорить меня Елена Станиславовна. Увидав своими глазами наше общение с Юлей, она несколько успокоилась, но не до конца. Поэтому и разговор со мной она начала с упоминания о своей любимой внучке. На что я её ответил:

— Знаете, Елена Станиславовна... У моего деда, кстати, воспитанного отчимом, была такая поговорка: "Не тот батька, что народил, а тот, что на ноги поставил". И я думаю, дед был прав. А то, что Юля вырастет внешне не похожей на меня, это не так уж и важно.

Не знаю, развеял ли я сомнения Иришкиной мамы или нет, но больше в разговоре к этой теме мы не возвращались. Зато про саму Ирину услышал много нового. Именно тогда я впервые узнал о том, откуда взялась эта так раздражающая меня привычка Иры прятать свои чувства и переживания за маской. Конечно, Елена Станиславовна знала далеко не всё об издевательствах одноклассников над дочерью, но и того, что она поведала, для меня хватило вполне, чтобы понять странности поведения подруги.

Я увидел Иру в совершенно новом свете. "Идиот, дурак, кретин. Неужели так трудно было догадаться, что такое поведение неспроста?! А я возомнил себе невесть что, и эгоистично трепал нервы девчонке, которой в жизни пришлось ой как не сладко!" — костерил я себя на все лады, бредя по тёмной улице к дому. В памяти всплыла Иришкина стройная фигурка в тоненьком пальто на морозе, её с надеждою глядящие глаза, когда она прибежала ко мне избитая мужем, её сегодняшний болезненный румянец на щеках, горячие от температуры пальчики. Одна думка потянула за собой другую, третью. Я припоминал различные случаи из нашего с Иринкой прошлого, в каждом из них продолжая себя нещадно ругать, а облик своей подруги рисовать исключительно светлыми красками. Словом, в подъезд собственного дома я входил переполненный к Ирине самыми нежными чувствами.

— А у нас гости! — с многозначительной улыбкой проинформировала меня мама, едва я снял обувь. — Раздевайся и присоединяйся к нам.

Сидеть и слушать разговоры матери с очередной её подружкой мне совершенно не хотелось. С намерением улизнуть при первой же возможности, я нацепил приветливую улыбку и вошел в большую комнату. Встреча гостьи была обставлена по "торжественному" варианту. Не за кухонным столом, а в креслах у накрытого кружевной салфеткой журнального столика чинно восседали маман и... моё рыжее бедствие. Шок. Секундная немая сцена.

— Привет всем! — как мог бодро, обратился я в первую очередь к Катьке, продолжая держать уголки рта растянутыми.

— Здравствуй, Серёжа. Я пришла поговорить с тобой, а пока тебя не было, Антонина Семёновна угостила меня чаем.

— Чай дело хорошее! — одобрил я, продолжая стоять столбом посреди комнаты. — А поговорить зашла просто так, или по делу?

— По делу, конечно. Просто так я бы тебя не побеспокоила.

— Тогда пойдём. — Я широким жестом распахнул дверь в свою комнату, делая вид, что в упор не замечаю недовольного вида матери. Катька легко поднялась с кресла, подхватила висящую на подлокотнике сумочку и прошла мимо меня, обдав до боли знакомым ароматом духов. Она опустилась на единственный стул у письменного стола, а я остался стоять, привалившись спиной к закрытой двери, тем самым окончательно лишая маму возможности погреть уши.

Катя заговорила спокойным, доброжелательным тоном. Сначала она поблагодарила меня за ремонт электричества, а потом попрекнула тем что, отработав в кооперативе полгода, я ещё ни разу не получил полагающуюся мне зарплату. Посетовав на возможность проверки финансовых документов со стороны компетентных органов, она достала из сумочки зарплатные ведомости и предложила в них расписаться. Больше всего мне хотелось как можно скорее прекратить эту встречу, и наконец-то выпроводить незваную гостью за дверь. Поэтому я подмахнул бумаги, даже на посмотрев на проставленные в них цифры. Катька сложила ведомости в аккуратную стопку, не торопясь убрала их в сумочку, а взамен вытащила не слишком пухлый конверт авиапочты с красно-синими штрихами по краю. "Весьма кстати. Теперь можно не сшибать рублики до получки" — промелькнула в голове шкурная мыслишка.

Трескайся этот конверт от содержимого, я бы ещё десять раз подумал — брать его или нет. Но, оценив его скромную толщину, молча взял и, не заглядывая во внутрь, отложил в сторону. И то сказать, получаемая от заводского кассира стопка дензнаков зачастую бывала гораздо внушительнее. А Катя пока не думала прощаться. Вместо этого она достала тетрадь с планом собственной квартиры, и попросила моего совета о более рациональном расположении рабочих мест.

Если бы она хоть раз допустила бы какую-нибудь вольность или намёк на наши отношения, если бы она дала самую крошечную зацепку — я бы немедленно выгнал её. Но разговор шел в сугубо деловом тоне, и я при всём желании не нашел повода к чему-либо придраться. Не стану же я хамить просто так, верно? Так что волей-неволей мне пришлось принять участие в беседе. Постепенно моя настороженность притупилась. Я уже не только критиковал предлагаемые Катей варианты, но и предлагал свои. Когда мы вплотную подобрались к оптимальному варианту планировки, дверь приоткрылась, и в комнату заглянула изнывающая от любопытства мама.

— Может, вам сюда чай принести, если вы настолько заняты?

— Спасибо, Антонина Семёновна, но не стоит. Мы уже с Серёжей почти закончили. Ещё несколько минут, и я пойду. Поздно уже, пока домой доберусь. — Катерина повернулась ко мне, и безо всякой паузы продолжила: — Да, Серёж, этот вариант мне действительно нравится, но без твоей помощи мы с ним не справимся никак. Давай договоримся так: мне надо будет уехать на неделю, поэтому вот тебе ключ, как появится возможность, ты вечерком заедешь и спокойно всё сделаешь. Договорились?

Она достала из сумочки ключ и положила его на столешницу. Потом встала, вышла в прихожую, оделась и, отказавшись от сопровождения, ушла гордо подняв ненавистно-красивую головку.

— Что у тебя с ней, Сережа? — Верная своей натуре, мама сходу взяла быка за рога, едва за Катиной спиной закрылась дверь.

— Только работа. И ничего больше. — Ответил я, искренне надеясь, что сказал правду.

— Жаль. Она такая красивая!

— Зато характер не приведи господь! — не подумав, ляпнул я, за что сразу и поплатился. Мама подвергла меня изощрённому допросу, стремясь компенсировать своё отсутствие при нашем с Катей разговоре. Впрочем, даже если бы она и присутствовала, я очень сомневаюсь, что этот допрос был бы менее интенсивным. Мама — есть мама, и ничего тут не попишешь!

Лёжа в постели, я снова и снова возвращался к Катиному визиту. Зачем она приходила на самом деле, для чего? Что она хотела получить от этого разговора? Хотя, нет, не так. Что хотела — я догадывался. Она хотела вернуть меня, вопрос — в каком качестве. Если действительно только как работника кооператива, то это одно. А вот ежели в каком другом... Но за весь разговор Катька ни разу не вышла за рамки деловой беседы. Это была игра, образ? Или она на самом деле поняла, что без моего участия в жизни конторы, ей самой придётся разгребать кучу проблем? Один раз Катерина уже попыталась обойтись без меня, так всё её производство чуть колом не встало. Может, действительно поняла и осознала? Если так, то подработать на стороне помимо завода я не против, ведь деньги нам с Ирой лишними не будут. Тут мои думы сделали лихой финт, перескочив на Иришку с Юлей. Так я и задремал, с мыслями о своих девчонках — большой и маленькой. А утром первым делом полез за вчерашним конвертом. Я просто хотел взять оттуда несколько купюр для повторного похода за фруктами для малышек, поскольку твёрдо решил заглянуть к ним после обеда. И, раз у меня нежданно появились деньги, то и порадовать их. Открыл конверт, да так и замер.