Точно.
За нами, примерно в трех километрах позади, стремительно несся довольно большой отряд дал-роктов. Причем они постепенно нагоняли, ведь у каждого из них был такой же чарс, как и подо мной — боевые собратья Злыдня. А впереди них, словно вздернутое в атакующую позицию копье, неслась жгучая, иссушающая злоба.
Адресованная лично мне.
13. Застава
Утро выдалось холодным.
Ежась под вилсиговым кожухом, Йевелд приподнялся на лежаке, сонно оглядывая полутемное помещение караулки. Из чаши эхолова доносилась множественная ритмичная дробь, пока тихая, но постепенно нарастающая, которая и потревожила его чуткий сон. Кого это несло в такую рань, Тьма их забодай? Не дают отдохнуть хорошему человеку. Впрочем, сам виноват. Заигрался с напарником в чашечки до середины ночи, вот теперь и глаза продрать не может.
Йевелд накинул кожух на плечи и зашнуровал на груди, затем пристегнул оружейный пояс с мечом. Места здесь были неспокойные, совсем под боком — граница владений дал-роктов, и хотя те много лет уже не беспокоили земли Хааскана, но береженого Свет Истинный бережет. Да и лысуны, любители человечинки, постоянно в округе шастают, эти мерзкие твари только острую сталь и уважают.
На соседнем лежаке заворочался напарник, высунул из-под кожуха патлатую голову и хрипло пробормотал в рыжую спутанную бороду, скрывавшую лицо едва не до бровей:
— Обоз, что ли?
— Тебе бы только о жратве думать, Крашен. Уши раскрой. Несутся во весь опор, словно Вестники у них на хвосте висят. Как бы не гонец самого светлейшего, этот ждать долго не будет, сразу по шее отвесит за нерасторопность.
Крашен выпростал из-под кожуха руку и озадаченно почесал в затылке.
— Амулет у нас последний.
— Знаю. Что-то они последнее время заладили только в одну сторону ездить — к нубесам, поперетаскали все амулеты. Придется сгонять на ту сторону Карбеса, забрать лишние.
— Дракха сначала накорми.
— Хорошо лежа на боку командовать, — беззлобно проворчал Йевелд, натягивая сапоги. Крашена он уважал, тот служил без малого пятнадцать лет, и успел поучаствовать в десятке крупных боевых стычек, не считая мелких. — Встал бы да накормил.
— Твоя очередь.
— Знаю, — вздохнул Йевелд.
Напарник повернулся на другой бок и мгновенно уснул, — с лежака донесся негромкий храп. За это Йевелд тоже его уважал — некоторые вояки, с которыми уже доводилось нести дозор, храпели так, что уснуть не было никакой человеческой возможности, и приходилось всю ночь ворочаться с боку на бок, да толкать храпевшего, чтобы хоть на минуту избавить свои уши от проклятого звука.
Сняв с вбитого в стену колышка и набросив на шею кожаный шнур отводящего взор амулета, Йевелд нахлобучил на голову видавший виды шлемник и вышел из караулки наружу. Холодный пронизывающий ветер сразу накинулся на него, как оголодавший лысун. Вокруг выложенной каменитом тропинки, ведущей к сараю и навесу для дракхов, блестели мелкие лужи, почва сильно набухла от влаги. Знатный случился ночью ливень. Хорошо, что караулка стоит на небольшом возвышении, почти все вниз стекает, в овраг, проходящий неподалеку...
Кстати об овраге.
Йевелд зорко глянул по сторонам, прежде чем пойти к навесу седлать дракха. Высокая, в рост человека ограда вокруг территории караулки, конечно, лысунов не пропустит, очень уж эти звери колючий мят не любят, из которого эта ограда сплетена, но караульщик не привык полагаться на счастливый случай. Только на себя самого. А вчера двоих лысунов он видел на краю оврага, как раз перед ливнем. Зубы точили о стволы камнелюба, да на караулку поглядывали. А зубы у них... Проклятые звери. Не столь уж и опасные, когда бродят только парами, но все равно неприятно, когда всякая нечисть желает тобой закусить.
Проклятая служба.
Все караульщики Ножевого ущелья, что разрезало хребет Карбесовых гор почти по прямой, за исключением двух небольших изгибов в конце и начале, числились в крепостной страже Сияющего. И примерно три раза в год, когда подходила очередь, каждый из них попадал на целую декаду на этот пост — сторожить обитавших в этих горах гвэлтов. Вроде и не особенно утомительно, да со скуки сдохнуть можно. Куда интереснее в Сияющем по кабакам и бабам таскаться, сменившись с крепостного караула... А тут — тут только с лысунами воевать. Да гвэлтами. Вот уж мерзкий народец, и чего его светлейший Наместник Хааскана вовсе не искоренил, не пришлось бы и караулки держать по обе стороны отрезка длиной всего в пять бросков (ровно столько тянулось Ножевое ущелье), отрезка, на котором безобразничали гвэлты, из-за чего приходилось снабжать путников специальными магическими амулетами. Лично сотворенные светлейшим, дабы оберечь проезжих от нападения каменных тварей, амулеты время от времени подзаряжались каким-нибудь дежурным магом из Сияющего.
Да, проклятая служба, сам себе кивнул Йевелд и прошел под навес. Похлопав Обормота по крупу, он снял со стены седло и принялся прилаживать на широкую спину дракха. Обормот мелко затанцевал на месте, чувствуя, что предстоит прогулка, до которой застоявшийся дракх был весьма охоч.
— Не балуй, — строго осадил Йевелд.
Покормить Обормота времени уже не оставалось, но до второй караулки всего час пути, так что потерпит, ничего с ним не случится. А лебс везде одинаков, что здесь, что там... Только дракхи и трескают это вонючее зерно за милую душу... Холодный ветер снова попробовал забраться ему под кожух, и Йевелд зябко передернулся. В такую погоду только дракху все нипочем. Вот уж выносливые животины, позавидовать можно, — в любое время года, что зимой, что летом, только навес над головой и приходится сооружать, и то не столько для дракхов, сколько для самих людей, чтобы хоть как-то укрыться от непогоды. Впрочем, ограничиваться лишь навесом приходилось не только поэтому. Дракхи не переносили стен, замкнутых помещений. Сразу начинали беситься, если их пробовали завести хотя бы в сарай. Вот и приходится дрожать рядом с дракхом на ветру...
Затянув подпругу под вместительным брюхом Обормота, Йевелд замер, прислушиваясь. Да, топот был слышен уже и без эхолова. И впрямь кто-то несся во весь опор. Жаль, ежели и в самом деле окажется, что это гонец. От него и самой мелкой маны за прокат амулета не дождешься, как же — служба макору. А вот по шее — запросто.
Закончив седлать, Йевелд вывел дракха из-под навеса к воротам. Ждать пришлось недолго. Через минуту из-за поворота на всем скаку вынесло двух всадников. Глаза караульщика изумленно расширились. На одном, здоровенном, черном, прямо дал-роктовском дракхе скакал какой-то чужак, а на втором, самом обычном на вид сером... Зверь заворожи! Происходило что-то из ряда вон выходящее. На втором дракхе неслась сама старшая "неистребимых", сотница Онни Бельт, эрсеркер, первейшая из телохранителей самого светлейшего. И потрясающая женщина! Сердце Йевелда неровно забилось при мысли о том, какая это удача — познакомиться с сотницей поближе. В городе у него такого шанса не представилось бы никогда, а здесь, на пустынной дороге, когда из мужчин, кроме него и чужака, никого нет... Ну и что, что он, Йевелд, молод... А может как раз потому, что молод, он...
Спохватившись, Йевелд торопливо откинул щеколду ворот и вывел Обормота за ограду. Ман ему сегодня точно не видать, так что придется жить на подекадное жалованье. Ну, да не впервой. Тем более что за такую оказию с сотницей он и сам готов выложить подекадное кому угодно, лишь бы она обратила на него внимание. Какая женщина, да прибудет с ней Свет, и с ним, Йевелдом тоже, какая потрясающая женщина... Бедра, талия, грудь — мечта любого нормального мужика... Да еще и боевая!
Вскочив в седло, караульщик пришпорил дракха, и когда путники нагнали его, Обормот несся уже во весь опор, охотно разминая застоявшиеся ноги.
14. Тревожное ожидание
Тревожный крик дозорного донесся со стороны западных ворот, и сразу густая цепь закованных в сталь воинов дрогнула и зашевелилась наверху крепостной стены, за заслоном из мощных, высотой в человеческий рост, каменных зубцов. Вестники Тьмы появились куда позже, чем их ожидали, и приготовления к их встрече были давно закончены. Как и засферник, они явились с запада, по его следам, в лучах мутного утреннего света.
Широко раскрытыми глазами, с большой высоты, Севрен смотрел, как темное клубящееся облако огромного войска с глухим рокотом, не спеша, выползает из степи и широкой подковой охватывает стены Сияющего города. Охватывает, не доезжая всего на расстояние полета стрелы. Такое вратник Севрен видел впервые в жизни — по причине незначительности своего возраста. И впервые же в жизни он стоял на боевом посту наравне с остальными, как того требовала ситуация. И правда, что вратнику делать в своей караулке, когда город окружают враги, не ворота же он им отворять станет. Вот и поставили его вместе с остальными. Впрочем, место на третьем ярусе крепостной стены, где он стоял, как раз оказалось над его родными западными воротами, так что он мог считать, что просто продолжает нести службу — с "повышением" в должности...
Севрен безотчетно поправил выглядывающий из-за плеча приклад арбалета из караулки, затем коснулся рукояти меча, непривычно отягощавшего пояс. По распоряжению Нарсона Большерукого даже самым завалящим воякам, штрафникам и выпивохам, было выдано полное вооружение. Так что сейчас наверху густо перемешались воины из крепостной стражи и стальной дружины, по общенародному — "каменюки" и "железяки", а среди них нашлось место и вратникам всех трех городских ворот. Оглянувшись со стен, можно было увидеть еще несколько сотен "железяк", целиком заполнивших центральную площадь города. Крохотная с такой высоты фигурка подвоеводы Нарсона Большерукого, проводя осмотр, быстро двигалась вдоль стройных рядов воинов, безликих и неподвижных в ожидании приказов. Резерв, в любой момент готовый рвануться вперед и заткнуть собой образовавшуюся брешь, если до такого дойдет. Дисциплина у Нарсона Большерукого всегда была железной, суров был подвоевода, дважды повторять не любил, и его чугунные кулаки частенько охаживали нерадивых.
Севрен очень надеялся, что до столкновения с дал-роктами дело не дойдет. Прямо-таки молился на это. Ну какой из него вояка... Из воинского оружия и амуниции вратнику дополнительно достался старый боевой меч с выщербленным лезвием, да такая же старая кольчуга, сильно посеченная, пробитая насквозь в двух местах — видно, не слишком повезло ее прошлому владельцу. И все равно это было куда лучше, чем ничего. Хоть и старая, кольчуга еще способна выдержать удар стрелы на излете, а меч вполне мог раскроить голову какому-нибудь дал-рокту, если тот окажется еще большим неудачником и неумехой, чем сам вратник... В такую "оказию", конечно, слабо верилось... В народе про Вестников говорилось, что они и рождаются-то с мечом в руках. Если и есть у него какой шанс, так только в схватке с пардом, из коих войско неприятеля, по рассказам бывалых вояк, обычно состояло на треть. Будучи потомками рабов-хасков, воспитанные в Родовых Пещерах дал-роктов на равных с воинами Рода и всецело преданные своим хозяевам, они все же уступали последним в мастерстве владения воинским искусством. Впрочем, Севрен и меч в руках едва умел держать, так что от волнения за несколько ночных часов, что провел на стене, весь извелся, места себе не находил. Да и как тут не волноваться, когда нежданно-негаданно запахло самой настоящей войной, войной с исконными, страшными врагами. Но ошалевшее от нервного напряжения сердце в конце концов устало бухать в груди, что кузнечный молот, и теперь лишь глухо ворочалось где-то над желудком... Наверное, проголодался. И все-таки, все-таки... Первый раз оказавшись на стенах среди настоящих служак, знающих вкус кровавых сражений, Севрен с удивлением понимал, что испытывает не только жуткий страх, как вполне обоснованно ожидал, зная свою робкую и совсем не боевую натуру, но и гордость. Ощущение собственной значимости, что вот не обошлись в трудную минуту без него, какого-то вратника, сладко тешило вдруг проснувшееся самолюбие. И сейчас совсем не то, что ночью, когда сидишь в караулке один-одинешенек, сейчас рядом — плечо сотоварища, на которого можно положиться...
Севрен покосился влево и скривился. Вот же проклятье! Угораздило же его на соседа. Не в силах сдержаться, но и не желая привлекать внимание "сотоварища", он чуть слышно зашипел с досады. Прислонившись лбом к холодному каменному зубцу, для облегчения муторного состояния после ночной попойки, рядом стоял... да нет, не стоял, а едва держался на ногах Гораз. Алкаш и последний мерзавец. Да уж, на плечо этой сволоты положишься в трудную минуту... как положишься, так и сложишься. Севрен на свою глупую голову одолжил тому как-то половину подекадного жалованья на пару дней, так этот гад, Стерегущего на него нет, одолженку зажал и уже как третью декаду не возвращает... Да еще заявляет при напоминании, прямо в глаза (чтоб его причастило, чтоб дети его Светлого Ока никогда не увидели, если вообще когда-нибудь появятся), что не видал он никаких денег от вратника Севрена, Мрак его забодай...
Севрен зло сплюнул и глянул вправо.
И едва не грохнулся в обморок от неожиданности. Справа стояли ахивы. Словно из воздуха нарисовались. Мастера Желтого и Красного Плащей, Олсен Желтоглазый и Кетрам Пламебородый, самые важные и могущественные персоны после Наместника. Стояли и молча смотрели на растекающиеся внизу подобно черной грязевой волне боевые порядки дал-роктов. В неверном свете раннего утра борода Кетрама пламенела ярче Бошара, главного светила Сияющего, еще не переключившегося в дневной режим.
Севрен быстро отвернулся, инстинктивно втянув голову в плечи, и тоже уставился между каменными зубцами, не желая обращать на себя внимание столь могущественных персон. И мешать их, несомненно, важным помыслам, чтоб их... Неосторожная мысль оборвалась, не завершившись. Конечно, на то они и маги, чтобы вот так незаметно появляться там, где требуется, но... Хм... Вот ляпнул бы что крамольное, и прощай, головушка. Желтоглазый одним движением пальца снимет, он на это горазд.
Но внезапный испуг быстро прошел. Умом Севрен понимал, что магам сейчас не до какого-то вратника. И когда маги, наконец, заговорили между собой, он навострил любопытные уши, для которых этот разговор явно не предназначался.
— Ну что ж, город готов настолько, насколько это вообще возможно, — с заметным удовлетворением проговорил Кетрам Пламебородый. — На стенах пять сотен опытных, тертых ветеранов, прошедших не одну заварушку и не раз смотревших смерти в глаза...
Севрен прямо-таки расправил плечи, услышав о себе такой отзыв. Ну, не совсем, конечно о себе, вернее даже, вовсе не о себе, но раз он сейчас стоит среди ветеранов, то и сам кой чего стоит, разве нет?
— ...В городе — еще двенадцать сотен. А надо будет, так еще из наших городов через порталы подтянем. Так что если Вестники хотят крови, они ее получат.
— Вечно ты торопишься воевать, — мрачно проворчал Олсен Желтоглазый. — Смотри, накличешь. Требований Вестников мы еще не слышали, и чем мы будем говорить — словом или сталью и магией, еще неизвестно.
