За полынь-рекой

Сон отчего-то не приходил... В голову полезли воспомина-ния. Кстати, сколько местных суток (недель? месяцев?) прошло со вступления в "червонные"? Я открыл меню, перед глазами возникла видимая только мне рыже-багровая рамка в причудливом обрамлении. Вот и кнопка "Календарь" Шестьсот шестьдесят два дня. С учётом того, что цикл на Этом Свете, длится столько же, сколько в предыдущем бытии — почти два года.

Причём Этот Свет сузился для меня до размеров Подгорья...

Нагорье... Если верить гуляющим тут байкам (а им отчего-то верится безоговорочно) посёлок на поверхности был основан в 1864 г. по земному летосчислению. Во время гражданской вой-ны в США чернокожий раб из штата Луизиана сбежал с плантации, собрал десятка полтора таких же беглецов и принялся в тылу армий Южной Конфедерации бороться за свободу и помогать севе-рянам. Причём, помощь и борьба понимались повстанцами весьма своеобразно — они насиловали и изуверски замучивали насмерть без разбора белых женщин и детей, зверски убивали раненых и увечных солдат-конфедератов, дотла сжигали дома, амбары и скотные дворы. Закончилось всё тем, что озверевшие южане за-гнали шайку в ловушку, взяли в плен и всего-навсего повесили всех.

Оказавшись на Этом Свете, вожак банды присвоил себе скромное имя Сэйвиор и продолжил деятельность, прерванную ви-селицей в покинутом мире. Разумеется, с учётом здешних реа-лий. Мерзавец, обосновавшись на склоне буквально нафарширо-ванной полезными ископаемыми горы и принялся отслеживать при-бывающих в ладье Харона представителей своей расы. Когда их накопилось достаточно для захвата ненавистных белых, Сэйвиор нарёк их соей "стаей" и начал достославный, благой и прогрес-сивный процесс организации Подгорья. Пленников мужского пола стали спускать по Вертикали — колодцу с отвесными гладкими стенами на глубину более ста двадцати метров. Там им предсто-яло в лабиринте пещер, проходов, штреков и шахт разрабатывать сказочные богатства Подгорья. Добытое рабы отправляли наверх в обмен на пищу. О выходе невольников наверх не могло быть и речи. Белым женщинам, попавшим в групповую собственность "стаи", предстояло выполнять всё мыслимые и немыслимые работы в поселении черных господ и ублажать скотскую похоть тех.

К настоящему времени, то есть через сто сорок два года после основания "стая Сэйвиора" достигла в численности пяти-десяти семи особей, считая самого Сэйвиора. Они владеют в Нагорье двумя с половиной сотнями рабынь. А сколько пересёк-ших Полынь-реку белокожих схвачено сволочами из негритянского посёлка и спущено сюда, вниз, наверное, толком не знают сами ниггеры, будь они прокляты... Сейчас нас тут шестьсот сорок три... White lives don't matter...

Изготовленные рабами-подгорцами бронзовые, медные оло-вянные, серебряные и золотые изделия "стая Сэйвиора" очень выгодно выменивает у соседей на продовольствие, малую часть которого спускает сюда — вниз, в шахты и рудники.

Сами же "чёрные пантеры" производительным трудом не за-нимаются, считая его унизительным. Обвешанные самострелами, ножами, топориками и шипастыми дубинками, они шляются по округе, наводя страх на окружающих, занимаясь охотой, грабе-жами и отловом новых рабов. Ну, и вербовкой нечасто попадаю-щего сюда нового чернокожего пополнения.

Подгорье... Едва жертвы сойдут со скрипящего деревянного "лифта", тут же устремляющегося наверх, как разделятся на две части. Вот кто-то из несчастных принимается смекать, как вы-карабкаться, как выскользнуть. Пока еще не впавший в безумное отчаяние каторжник изучает "лифтовую шахту", прижимая щеки к камню, ощупывает гладкий гранит, вытягивая шею разглядывает под разными углами отвесные стены. Он ищет выхода, движимый инстинктом. Возможно, наивному отпущено несколько часов мета-ний по "лифтовой шахте" на тех считанных метрах, где еще не начинается настоящее Подгорье. И все эти часы его будет гло-дать навязчивая мысль: "Не ходить вглубь, остаться здесь, вы-браться наверх, наверх!" Он думает только о побеге, мечты превращаются в паранойю, снится еженощно просачивание сквозь проклятый камень, птичий взлёт вверх. И ведь были случаи, ко-гда мысль о том, что от воли отделяет всего какие-то десятки метров и что выйти невозможно, доводила несчастного до грани безумия.

Впрочем, большинство понимает, что Подгорье — навечно, что лучше всё-таки не неистовствовать попусту, а осваиваться. Авось повезёт!

"Повезёт"?

Предполагаю, что просуществовать одиночкой там наверху хотя бы теоретически возможно, а вот в Подгорье это совершен-но исключено. Потому-то все шестьсот с лишним подгорных оби-тателей объединены в четыре приблизительно равновесных и рав-носильных карточных масти: трефы, пики, червы, бубны. Эти символы татуируют на лбу.

Масти живут обособленно, заключая между собой договоры о разделении общих обязанностей. У каждой масти имеются "об-щак" (склад с неприкосновенным запасом). "толковище" (место для общего схода) и прочие атрибуты единения. Новичку предла-гают влиться в масть после долгого рассмотрения и обсуждения на "толковище": -"А оно нам надо — его брать? А шо с него за прок?" И вот новичок "получает приглашение". М-да... У мастей есть особый обряд прописки, довольно болезненный. В бубны, например, принимают, уложив новичка на песок, после чего по уложенному вприпрыжку пробежали полдесятка старших по масти. Сплошь и рядом бывает так, что потом обращенный долго болеет. Мне же лучезарно улыбнулась фортуна — спасло умение рисовать, которое я поспешил раскрыть сразу же по прибытии. Зачисление прошло гладко. Один из червонных валетов мимоходом и вроде как нехотя буркнул: "Хочешь в нашу масть? Ну, дык, хромай на смотряк". Там придирчиво проверили, не соврал ли новосёл, за-ставив рисовать угольком на стене и раствором сажи на животе, после чего приставили ко лбу дощечку, утыканную острыми осколками ракушек в виде сердечка, ударили по ней ладонью и втёрли в порезы сажу. Так у меня, когда прошло воспаление, образовалась метка червонной масти — корявое сердечко.

Руководят мастями тузы (заведующие хозяйством) и коро-ли-бардымы (администраторы и судьи). У них в подчинении нахо-дятся валеты и десятки.

На сходке валеты имеют право голосованием смещать и назначать тузов и королей, если вдруг это потребуется.

На первый взгляд кажется, что сытые плечистые здоровяки валеты — полные бездельники и хорошо устроились в жизни. Но впечатление обманчиво. Они с мечами и топориками постоянно патрулируют в галереях, шахтах, по берегам подземных озёр и ручьёв. Несут охранно-караульную службу. Довольно утомитель-ное занятие. И опасное, к тому же. Свою баланду они едят не за просто так, приходится порой оплачивать её собственной кровью. Если стая из полутора десятков здешних зверюг ринется через ручей, мало не покажется. Баррикады и ловушки задержат стокилограммовые живые тараны на считанные секунды, за како-вые мгновения валетам надо положить всех монстров.

Самых отчаянных разведчиков-валетов — единицы, их боят-ся и недолюбливают. Для разведчиков Подгорье — дом родной. Промышляют и охотой, и поиском наиболее редкостных и оттого дорогих самоцветов, и уничтожением опасных зверей. Ко всем, как я понял, относятся с холодным превосходством. Главным су-перменом Подгорья считается валет Шутер. Поговаривают, что он даже бывал на окраинах Гиблых Лабиринтов.

Ниже по рангу расположены десятки и девятки — хорошие мастера с думающей головой и умелыми руками, горняки и пла-вильщики, знатоки своего дела, пунктуально соблюдающие здеш-ние правила, но и не лезущие в валеты. Большинство девяток остаются ими навечно, единицы — сменяют выбитых из колоды де-сяток.

У восьмерок больше обязанностей и меньше прав, чем у девяток. Их больше всех остальных. Эти группы не замкнуты, некоторые восьмерки пополняют ряды девяток. В жизни девяток и восьмёрок прослеживается какой-то смысл. Они выполняют раз-личные многочисленные работы, поручения своих (не другой ма-сти) десяток и валетов. В мастях помогают друг другу, разуме-ется, вынужденно, а не по доброте душевной. В общем, тянуть лямку и существовать вполне можно...

Это народ, который оказался не способен ни к чему ино-му, кроме как долбать киркой, таскать корзины с рудой и слан-цем и так далее, и в том же духе. А самое главное — принести. В Подгорье у каждого человека имеется аж два транспортных средства: левая и правая ноги. Но кроме них нет ничего. Вот и прут они на спинах корзины с добытыми природными богатствами. Восьмерок не третируют, но и мнением их не интересуются.

Еще ниже — прослойка семёрок, навсегда сломленных, экс-плуатируемых всеми, кто стоит выше. Семёрки являются как бы общественными крепостными масти, у них нет и быть не может индивидуального хозяина.

Переход семёрок на ступеньку выше практически исключён. "За особые услуги", оказанные масти? Да нет у них ни возмож-ности таковые услуги оказать, ни сил... Они легко опознаваемы: грязные, вонючие, тусклоглазые, безразличные ко всему. Они едва шевелят ногами, их раны медленнее заживают и всегда гно-ятся. Все гнушаются семёрками, окриками, тычками и пинками гонят прочь. Семёрки послушно делают всё, что им прикажут, "за пожрать". Ужасно видеть, как истощенные семерки едят все подряд: протухшие мидии из ручья, обнаруженную в щели приби-тую кротокрысу, гриб — всё, что можно сжевать и не отравить-ся. Семёрка всегда умоляет взглядом отдать ему объедки. Де-вятки и восьмёрки швыряют семёркам разваренные кости, потро-ха. Те варят в дальних отнорках отбросы, пьют смердящее нечи-стое варево. Семёрка с удивительным проворством вылижет пу-стую посудину, не ободрав язык о шершавые края.

И все же самая низшая каста — шестерки, неприкасаемые, педерасты. Если семёрки — простые рабы, то в шестёрки "опус-кают" тех, кто совершил непростительное нарушение правил или опозорился. Шестеркам полагается спать отдельно от старших по масти, беспрекословно выполнять иногда не очень трудные, но считающиеся позорными работы.

Обитатель Подгорья в ранге шестёрок и семёрок бессерде-чен и чёрств по отношению ко всему миру. Все здешние правила поведения ("понятия") в конечном счёте упираются в силу и жи-вучесть, они лежат в основе власти тузов и королей. Взаимоот-ношения между шестёрками и семёрками — это вам не неизменная таблица умножения. Настроения ветрены и переменчивы: вот се-мёрки едят из одной чашки, кореша закадычные, а через минуту из-за опрометчиво сказанного словца становятся кровными вра-гами. Нервы у нижнеранговых обитателей Подгорья всегда напря-жены, они взвинчены и готовы сорваться. Неудивительны поэтому срывные реакции блатных на происходящее. Чаще всего раздается дикое ржание. Нижнеранговые "вусмерть катаются", гогочут, не будучи в состоянии толком объяснить, чему же, собственно, так безудержно веселятся. Оттого, что кто-то где-то заржал? Ско-рее всего...

Если в масть попадает хороший рисовальщик, его автома-тически зачисляют в восьмёрки, таких весьма и весьма ценят. Поразительно, что таких в Подземье на момент моего прибытия не было, последний "художник" пропал без вести приблизительно за год до этого.

То, что одежды Этот Свет не признаёт, я сообразил сразу после попадания во двор-накопитель. А после пересечения По-лынь-реки убедился в этом окончательно. Безусловно, нельзя считать одеждой кожаные рабочие фартуки, рукавицы и маски, надеваемые при плавке меди, подкольчужные жилеты и подшлемни-ки, а также обувь. Всё это незамедлительно снимают в следую-щую же секунду после того, как в облачении исчезнет надоб-ность. Почему? Да всё просто: согревающая функция одежды здесь выглядит верхом идиотизма. Здесь везде и всегда тепло или жарко в сухом или влажном вариантах. Эстетическая же функция одежд с успехом вытеснена татуировкой и росписью по телу.

В частности, обитатели Подгорья — не люди, а ходячие двуногие вернисажи. Иной с ног до головы чёрный от татуиро-вок. Спины шестёрок сплошь в извращённейшей похабщине. Вось-мёрки обожают переплетённые орнаменты, арабески, чем причуд-ливее и непонятнее, тем лучше. У тузов и королей кисти рук и пальцы — в перстнях и браслетах. Кинжал, обвитый змеей, голо-ва ящера в короне говорят, что главарь масти — из матерых.

Так что без работы Гай не остался, потянулись ко мне клиенты, потянулись. Червонным я расписывал телеса медной иголкой безвозмездно и вне очереди. Подгорцы других мастей платили тузу червонных установленную мзду в пропорциональной зависимости от сложности татуировки и времени, затраченного на её исполнение. Некоторые даже стали прижигать кожу со ста-рыми татуировками вынутыми из костра пылающими кусками горю-чего сланца. Терпели жуткую боль, но через пару дней корка ожога слезала, а под ней оказывалась розовая чистая кожа, на которой вскоре художнику Гаю можно было наколоть нечто новое, замысловатое и ну очень красивое... гм...

Мне удалось сделать пару небольших открытий:

Озарение!

1)если предварительно натереть кожу жидкостью, выдав-ленной из местных тараканов, роспись будет меньше пухнуть и чесаться,

2)втерев в уколы растёртый в пудру малахит, можно при-дать татуировке насыщенный зелёный цвет.

Без ложной скромности, но и без хвастовства — получа-лось очень даже неплохо. Ни в какое сравнение с тем, что кра-совалось на телесах аборигенов, мои картины не шли. Это при-знавали все, причём признание не ограничивалось покровитель-ственным похлопыванием по плечу. Мне выделили хорошую ячейку для отдыха в "малоспалке", постоянное место за общим столом червонных восьмерок. По личному указанию туза, которого звали Бурхардом, я получал улучшенное питание... каковую добавку, впрочем, приходилось тут же выставлять на общий стол, "жрать втихушку" не запрещалось, но считалось дурным тоном. А я уси-ленно работал на репутацию... которая, чем дальше, тем больше, работала на меня. Кроме того, туз Бурхард приказал семеркам и шестеркам беспрекословно выполнять мои мелкие поручения вроде ловли тараканов с последующим выдавливанием из них сока, со-бирания сажи в очагах или растирания малахита в порошок.

У меня даже появился собственный рабочий угол в одной из пещерок, где было наилучшее для творчества освещение — сразу два очага.

То есть всё было замечательно, превосходно и чудесно? А также шло как по маслу и складывалось лучше некуда?

Нет!

03

Я повернулся на спину. Сушёные водоросли из подземного Желудочного озера ответили лёгким хрустом и свежим запахом йода. Почему-то спать по-прежнему не хотелось. Тускло тлел горючий сланец в очажке-ночнике. Продолжали едва слышно гу-деть медеплавильные печи в Левой галерее. В голову назойливо полезли непрошеные мерзкие воспоминания...

...Помнится, вскоре после попадания в Подгорье меня оза-дачило: на Этот Свет отправляют представители разных рас и народов, а они совершенно свободно изъясняются на общем языке и даже заморачиваются насчёт этого. Во время сеансов татуи-ровки пытался доказать бывшим китайцу (трефовой девятке) и немцу (восьмерке бубен), что те говорят по-русски, а они до-статочно обоснованно убеждали, что я сам уверенно пользуюсь, соответственно, китайским и немецким.

Однако есть и особенности. Низкоранговые обитатели Под-горья общаются на особом местном жаргоне. Среди них широко распространено суеверное убеждение, что нецензурная брань оскорбляет Этот Свет. Матерными выражениями они не пользуют-ся, отчего теряют половину и без того скудного словарного за-паса ("Мы матом не ругаемся, мы на ём разговариваем!") и ис-пытывают серьёзные проблемы в общении. Их речевая феня, стро-го говоря, не является сквернословием... но уж лучше бы явля-лась... Речь шестерок и семерок примитивна, придаточных и рас-пространенных предложений немного, словарный запас скуден. К словам приклеиваются идиотские окончания вроде "-як", "-ак" (сходняк, смотряк, ништяк, голяк). Подгорец низкого ранга не скажет "обувь" — только "бахилы", от него не услышишь: "схо-дит с ума", обязательно — "крыша поехала", "черепица посыпа-лась".