Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
 После Гомельско-Речицкой операции Красной армии в конце 43-го года и небольших тактических подвижек весной 44-го в этом районе установилась постоянная линия обороны с немцами. Она протянулась на многие километры вдоль русла Днепра. Только у Жлобина, белорусского города, окаймленного с востока водами могучей реки, врагу ценой огромных усилий удалось удержать небольшой плацдарм левобережья отдельными частями 6-й и 296-й пехотных дивизий 9-й армии вермахта.
 Стрелковый батальон капитана Новосельцева как раз упирался с северо-востока в этот образовавшийся выступ, готовясь, как и многие другие части, к большому наступлению. О нем еще не говорили, а если кто и говорил, то вполголоса. Солдаты и офицеры по разным военным приметам это чувствовали. У ветеранов глаз наметанный.
 Покрутившись с полчаса на березовых нарах, покрытых еловым лапником, капитан, тяжело вздыхая, поднялся. Уточнил время. Флуоресцентные стрелки показывали два часа ночи. Помассировав рукой место ранения, повертев вправо-влево стопой, он с удовольствием надел яловые, недавно выданные старшиной сапоги — тоже примета к наступлению. Начальник штаба похрапывал и почмокивал губами. Замполита не было. В центре блиндажа, возложив голову на стол, 'дежурил' связист.
 — Ефрейтор Казымов, не спать! — тихо, но требовательно скомандовал комбат и погрозил кулаком дежурному связисту. Казах вскочил, чуть не сбив керосиновую лампу, начал усиленно крутить спросонья ручку желто-кожаного американского телефонного аппарата.
 — Отставить, Казымов! — усмехнулся комбат. — Ты так меня с товарищем Сталиным соединишь.
 — Ныкак нэт, товарищ капитан. Виноват! — испуганно захлопал глазами молодой солдат, положив трубку, вытянулся перед командиром батальона.
 — Ладно, дитя степей, разбуди ординарца, пусть следует за мной. Я пройдусь на передовую, проверю посты.
 Несмотря на середину мая, ночью было прохладно. Комбат надел шинель, по ступенькам вышел наружу. Траншея вела к наблюдательному пункту.
 — Стой, кто идет? Пароль?
 — Стриж.
 — Синица. Это вы, товарищ капитан?
 — А кому еще быть? Я, Котов, — негромко ответил Новосельцев, подойдя вплотную к дежурному разведчику. Капитан еще раз порадовался энергетике, исходившей от сержанта, его требовательному голосу, его бдительности. Сегодня дежурил его лучший разведчик.
 — Ну как, все тихо?
 — Тихо, товарищ капитан. Только урчание тяжелое было слышно. Словно танки шли.
 — Где урчали?
 — Да там, от Днепра звук шел.
 — Откуда им быть? Ты два дня назад к немцам ходил. Почти к самой реке подошел. Сутки сидел в болоте. Доложил, что изменений в системе огня и перегруппировки на нашем участке не обнаружил.
 — Так оно так. Но тревожно. И смотрите, какая тишина. И темень непроглядная. И артобстрела вечернего не было, а по нему хоть часы проверяй. Зато несколько дней стреляли пуще прежнего. Вроде пристреливались.
 — Спасибо за службу, Котов, — поблагодарил комбат мрачно. — Наблюдай дальше. Если что услышишь подозрительное, докладывай немедленно. Днем отоспишься, в ночь за языком с группой пойдешь. Не нравится мне твой доклад.
 — Слушаюсь.
 — Товарищ капитан, это я, Сидоренко, вызывали?
 — Иди сюда, Сидоренко.
 На наблюдательном пункте, тяжело ступая, появился ординарец с автоматом. В левой руке он держал накидку от дождя.
 — Накиньте, товарищ капитан. Дождь будет. Слышите, холодом несет с Днепра.
 — Давай, — комбат набросил накидку и нырнул в моросящую мглу. Ординарец поспешил за ним.
 Ночь подхватила военных, окружила своим таинственным, но чуждым черным покрывалом и потянула в сторону реки.
 Комбат шел не спеша, осторожно ступал по знакомой тропинке, хотя знал каждый метр с закрытыми глазами до двух траншей первой линии обороны. В голове у него прокручивалась информация о шуме танков, не давала покоя. 'Танки, танки... Самоходные штурмовые орудия у них есть, а вот танков не было. Откуда тогда шум? А если что задумали? Но они же здесь не развернутся. Лес и заболоченные места. Слева батальоны 115-го укрепрайона генерала Пичугина. Их противотанковые батареи простреливают единственную дорогу на Цупер. Если полезут, тут их и зароют. Да и у нас 45-ки есть. Справа — батальон Коли Михалева. Он, если что, поддержит. Дальше соседи — стрелки понтонно-мостового полка. За нами, в поселке, второй рубеж обороны и 713-й самоходный артполк. Нет, не полезут. Кишка тонка. Видно, укрепляют оборону. Завтра проверим...
 — Стой, кто идет? Пароль!
 Новосельцев, задумавшись, не заметил, как с ординарцем дошел до второй траншеи передовой линии.
 — Стриж. Все у вас спокойно?
 — Синица. Вроде, все. Дождь вот только мешает, товарищ капитан.
 — Ничего, терпи. Если что, поднимай людей.
 Капитан, не рассуждая больше о танках, не останавливаясь у часового, двинулся к первой траншее взвода боевого охранения. Дождь усиливался. Пришлось надеть капюшон накидки. Ноги потихоньку стали разъезжаться по размокшему дерново-подзолистому серозему и бежали быстрее. Кочки закончились, тропинка катила вниз к реке.
 — Не отставай, Сидоренко.
 Ординарец, пыхтя, прибавил шаг.
 — Не спится вам, товарищ капитан, — бубнил он в спину. — Вон начальник штаба даже пузыри пускает. Замполит, тот вообще ушел в медсанбат на перевязку и пропал. А вы в ночь, в эту темень... До первого поста шли, как с дивчиной, в обнимку. Наступал вам на пятки. А тут бегом, торопитесь, как будто от нее домой бежите. Не догнать.
 — Прекрати разговаривать, Сидоренко. Не на танцах. Немцы совсем рядом.
 — А у вас на Урале гарные девчата? — не успокаивался сержант, рабочей пятерней разглаживая мокрые усы.
 — Да тише ты! — спешно осек говоруна Новосельцев, дав понять, что разговор закончен, и приостановился.
 В шелесте мелкого дождя ему показалось, что с немецкой стороны идет характерный звук передвижения. — Подожди здесь, — вслушиваясь, капитан сбросил с себя накидку, сделал несколько шагов вправо и, развернувшись в сторону Днепра, вытянул шею. Холодные капли неприятно потекли за воротник. — А-а, сволочи!.. — раздался неожиданный злой вскрик комбата. Чуть погодя стон: — Сидоренко, сюда... Помоги!
 Капитан, оступаясь, свалился в свежую вчерашнюю воронку от разрыва снаряда.
 'Едри тебя в корень!' — выругался про себя ординарец. — Товарищ капитан! Где вы? Я сейчас...
 В это время далеко за Днепром, у Жлобина, вдруг туго ударило в воздух. С душераздирающим воем, оставляя огненный кометный след, распаривая брюхо ночи, через несколько секунд рядом с тропинкой приземлился гаубичный снаряд. Грохнул обвальный разрыв. Спрессованная воздушная волна, словно баба-копра, мгновенно вбила капитана в спасительную воронку, обильно накрыв слоем земли, нашпигованной раскаленными осколками.
 Капитан лежал, засыпанный в воронке, и ничего не слышал. Его окровавленные руки, вгрызаясь в разодранный бок земли, механически пытались помочь телу подняться и ползти туда, где сильнее всего стонала земля — в первую траншею. В какой-то момент ему показалось, что он уже лежит в траншее и отдает команды бойцам. Но тело лежало почти бездыханно и недвижимо. Только мысли текли, текли, прорывались наружу и шептали запекшими губами, отдавая распоряжения бойцам, да тихо сочилась из ушей кровь.
 Ординарец Сидоренко, попав в эпицентр взрыва, погиб, разорванный мгновенно, не успев рассказать комбату о своей невесте из Запорожья.
 Огневой налет вражеской артиллерии был мощным, дерзким, неожиданным. Разрывы следовали один за другим. Бил гаубичный дивизион и несколько минометных батарей 6-го артиллерийского полка 6-й Вестфальской пехотной дивизии.
 Смертельный груз прицельно накрывал первые две траншеи, подавляя огневые точки, пулеметные гнезда и землянки боевого охранения, густо перемешивая людскую и природную биомассу в одно месиво.
 Одновременно под прикрытием артобстрела немецкий разведывательный отряд в количестве ста добровольцев тремя группами ползком из рубежа исходных позиций стремительно подобрался к проволочному заграждению.
 Проход в минном поле был сделан заблаговременно. Первая штурмовая группа, состоящая из ветеранов разведывательного батальона 20-й танковой дивизии, быстро перерезав в трех местах колючую проволоку, сконцентрировавшись вместе, яростно бросилась в траншею.
 — Ефрейтор Шмютце — с отделением налево. Сержант Зенке — по траншее направо. Майер, Крумпф — с гранатами наверх. Вперед! — скомандовал отрывисто, негромко командир разведывательного отряда старший лейтенант Мельцер и запустил в черное моросящее небо первую зеленую ракету.
 Передовая траншея, подсвеченная зависшей ракетой, предстала перед глазами немцев извилистой, развороченной во многих местах, почти мертвой, но еще грозной змеей.
 Позиции пулеметных точек, батареи 45-миллиметровых пушек, заранее пристреленные, были разбиты и разметаны точными попаданиями снарядов. Землянки наполовину обвалены. В некоторых местах лежали тела русских бойцов, разорванные и раскиданные взрывной волной мощных зарядов 122-миллиметровых трофейных гаубиц.
 Тем не менее траншея жила. Из ее многочисленных разветвлений послышались в сторону противника одиночные недружные винтовочные автоматные выстрелы. Ударил короткими очередями пулемет Дегтярева.
 Умело придя на помощь батальону, с небольшого серо-зеленого пригорка поймы реки заговорил сосед справа. Разрывная длинная очередь крупнокалиберного станкового пулемета ДШК тугой настильной струей прошлась перед траншеей, прижав к земле фланговые группы обеспечения, а затем ударила по брустверу. Кремер, Майер и Зиверс, разрезанные свинцом, свалились в траншею.
 — Вперед, вперед, вперед. Не отставать! — жестко подгонял разведчиков старший лейтенант Мельцер. — Мы у цели.
 Началась жестокая ночная рубка. Огненные трассы заплясали, заиграли по траншеям смертельными светлячками. Послышались разрывы немецких ручных гранат. Сзади разведгруппы появились, устрашающе урча, два самоходных штурмовых орудия Stug III. Смяв проволочное заграждение, они вышли к первой траншее и рявкнули несколькими фугасными снарядами. Дальний пулемет ДШК замолк. Вместе с другой штурмовой группой разведчиков самоходки, не задерживаясь, мрачно поползли ко второй траншее, простреливая ее из пулеметов.
 Огненный артиллерийский вал был перенесен на фронтальное окаймление участка и вторую траншею русских.
 Одновременно две новые тяжелые минометные батареи 18-го гренадерского полка полковника Курта Беккера, 6-й пехотной дивизии отвлекающим маневром стали посылать смертельные приветы соседним батальонам. Фланговые группы обеспечения разведчиков также вступили в бой.
 Ветераны вермахта напористо и безжалостно подавляли начавшееся сопротивление защитников батальона Новосельцева, отсекая помощь соседей.
 В какой-то момент, не выдержав грохота боя и слыша, что немецкие разведчики ворвались во вторую траншею, раскрыла свою позицию до этого молчавшая противотанковая батарея 115-го укрепрайона. О ней немцы не знали.
 Первый ночной залп был пристрелочным. Снаряды грозным воем умчались к Днепру. Второй заставил замолчать один Stug III. Один снаряд разворотил правый каток гусеницы, другой пришелся ниже орудия. Немецкая самоходка закрутилась на месте. Повалил черный дым. Вырывались языки пламени. Грозное оружие превращалось в груду металла, готового взорваться. Второй Stug III, не желая участи собрата, сделал несколько выстрелов в сторону батареи и медленно задом стал отходить к своим позициям.
 Немцы не ожидали такой свиньи со стороны русских. Вторая штурмовая группа, жестко наступая и тесня противника по узким переходам траншеи, с потерей штурмовых орудий заволновалась. Время шло быстро. Операция проваливалась. Нужно было срочно спасать положение.
 — Младший сержант Ридель! — зло зашипел Мельцер на корректировщика огня, который постоянно находился рядом с офицером. Через него командир группы держал связь с руководителем операции командиром полка 6-й пехотной дивизии, а также начальником штаба разведбатальона. Мельцер хорошо понимал огромную важность первого этапа операции, которая находилась под контролем у командующего армией. 'Если будет провал, ему головы не сносить. Все застопорится. Не будет дальнейшего развития. Уже два раза с тревогой в голосе его вызывал командир батальона капитан Ольбрихт. Он с нетерпением ждет двух зеленых ракет и находится в боевой готовности. А здесь эта чертова батарея. Откуда она взялась? Ведь казалось, метр за метром просмотрели'.
 — Срочно вызывай командира дивизиона!
 Мельцер понял, что русские стали охотиться за первой штурмовой группой, которая, очистив первую траншею, приближалась к нему. Ночная мгла стала расступаться. Уже видны были людские фигуры. Не дожидаясь нового взрыва, он заполз в первую попавшуюся большую воронку и притянул за шиворот Риделя. — Младший сержант, ты меня слышишь?
  Ридель протер засыпанные землей глаза, улыбнулся. Он понял, что еще живой.
 — Я слышу вас, господин старший лейтенант. Слышу, говорите.
 — Срочно передай своим на КП, — гаркнул офицер третий раз очумевшему корректировщику, — пусть заткнут глотку русским Иванам справа о нас, что притаились в лесу. Или сегодня смерть пожнет хороший, но жестокий урожай из наших тел. Ты меня понял? Ты меня понял, болван? — старший лейтенант затряс трусливого корректировщика как грушу, приводя в чувство. Здесь по их сжавшимся от страха телам, словно градом, вновь густо сыпануло комьями земли и накрыло новой песчано-прогорклой взрывной волной.
 Где-то наверху недалеко истошно кричал сержант Ранке. Разрывом снаряда ему оторвало руку, державшую автомат. По крику Мельцер узнал беднягу из своей роты.
 — О черт! — выругался офицер. — Они так выкосят всех моих людей! Ридель! — командир с бешенством ткнул корректировщика автоматом в бок. — Я тебя, свиной окорок, сейчас расстреляю, если ты не передашь координаты русской батареи. Ну!
 — Вестфалия один, Вестфалия один. Я Вестфалия два. Как меня слышите? Прием. Вестфалия один, Вестфалия один. Ответьте! — наконец стал посылать в эфир позывные Ридель, безумно поглядывая расширенными зрачками то на Мельцера, то на вороненый ствол автомата.
 — Вестфалия два, слышим вас хорошо. Где вы? Почему молчите?
 — Срочно для третьего. Противотанковая русская батарея. Дальность — 600, дирекционный угол — 33-35. Гранатой. Взрыватель осколочный. Мои координаты... Как поняли? Прием...
 — Вестфалия два, вас поняли хорошо, выполняем...
 Огненный смерч пронесся из-за Днепра над спасительной воронкой Мельцера на русскую батарею, выворачивая вековые сосны, уничтожая все живое, но был недолет.
 — Недолет — 200, вправо — 50, — вновь в эфире прозвучал голос Вестфалии два.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |