— Я... — в горле у него очевидным образом пересохло, он пискнул, проглотил, и только после этого сумел продолжить, — я далек от недооценки всего, что связано с обороноспособностью Родины и всего социалистического лагеря. Я говорю только, что движение по этому, заманчивому и легкому пути может представлять большую потенциальную опасность, чем временное и локальное отставание по ряду позиций в технологии.

— А вы, товарищ, способны внятно объяснить, в чем именно вы зрите эту свою мифическую угрозу?

Вот оно. Вот и все. Он стоял перед лицом чуть ли ни самых могущественных людей на свете бледный, как полотно, и молчал, потому что не в силах был произнести страшные слова. Наконец, он сказал тихо и твердо, но все равно презирая себя за то, что все-таки сглаживает формулировки, зная, что, в конце концов, компромисс этот кончится очень-очень плохо, но любой силе, любой решимости все-таки положен свой предел.

— Это — не наш путь. Он плохо сочетается с... с принципом общественной собственности на средства производства. Понимаете? Совсем плохо. Почти так же плохо, как с плановостью ведения хозяйства...

— А ты не замирай, не замирай! Мы, если надо будет, сами вас остановим...

— Хорошо... Но вот мы же, например, не допускаем э-э-э... бесконтрольного распространения копировальной и множительной техники? Каждую печатную машинку регистрируем, и в этом есть глубокий смысл, потому что нельзя допустить, чтобы каждый озлобленный... элемент мог распространять все, что придет в его больную голову...

— Какое отношение...

Нет, сегодня коллеги положительно проявляют прямо-таки небывалое оживление и горячность: почти никто не спит, а кому-то уже, вон, меряют давление, а он слабо отмахивается. Они вроде бы даже помолодели сегодня.

— Это я только для примера...

А вот "якать" ему надо бы поменьше. Вовсе ни к чему тут — "якать".

... и пример этот не слишком удачный, потому что на самом деле это неизмеримо опаснее. Всем известно, что у нашей великой Родины, находящейся в империалистическом окружении... не всегда есть возможность предложить населению э-э-э... достаточный выбор добротных товаров. Самого повседневного спроса.

— Все необходимое у них есть. Слава богу — не сорок седьмой.

— Да, конечно... Но отдельным гражданам всегда хочется больше. Не такого, а еще и этакого. И без очереди.

— Все собравшиеся хорошо осведомлены о положении на местах. Не понятно только, какое отношение имеют ваши инсинуации — к закрытию именно данного класса технологий?

— Простите. Наверное, я слишком много думал над всем этим, и эта связь начала казаться мне очевидной. В условиях сохраняющегося пока еще дефицита на ряд товаров именно эти технологии могут оказаться слишком... слишком соблазнительными для всяких там неустойчивых и, тем более, нечистых на руку лиц. Особенность состоит в том, что этот класс технологий просто чрезвычайно трудно, почти невозможно проконтролировать. При помощи даже среднего звена специалистов объединения "Симплекс" легко развернуть производство почти чего угодно почти в любом месте. В подвале, в сарае, в гараже каком-нибудь. В любом медвежьем углу. Особенно там, где еще сильны пережитки буржуазных, феодально-байских или родовых отношений. Чего греха таить, — в некоторых национальных республиках до сих пор еще продолжают действовать элементы традиционных норм отношений. Мы неуклонно боремся за чистоту рядов Партии, избавляемся от нечистоплотных морально и корыстных лиц, но даже среди руководителей областного и краевого уровня попадаются еще... Скажем прямо: попадаются покровители подпольных дельцов. Опасность обсуждаемого способа как раз и состоит в том, что некоторые технологии, хотя бы и однажды попав за пределы предприятий, могут стать полностью неконтролируемыми. Последствия этого неизбежно окажутся самыми печальными...

— Как будто о каком-то бакоружии говорите!

Докладчик — молчал, попеременно краснея и бледнее, и на него было просто жалко смотреть. Наконец, вздохнув, он продолжил:

— Это очень... Хорошая аналогия. Лучше, чем хотелось бы. — Он обвел собравшихся яростным взглядом. — По крайней мере для дела социализма эти драгоценные, спасительные, такие милые сердцу некоторых... недостаточно дальновидных товарищей методы могут оказаться пострашнее любого бактериологического оружия. Стоит ли говорить, чем может быть чревата утрата монополии государства на любую производственную деятельность? Сначала — раскол общества, имущественное расслоение, и, в конце концов, распад государства.

— Можно? — Ровный голос Юрия Валентиновича был холоден, как лед Антарктиды в лютую зиму. — Как я понимаю, весь вопрос сводится к тому, что наш молодой товарищ имеет сомнения в том, что советская власть способна обеспечить надлежащий режим секретности. Это, в принципе, не удивительно, поскольку он не обладает надлежащим опытом. Но мы располагаем вполне достаточным штатом работников, которые таким опытом обладают. Целое Главное Управление занимается такими делами. При необходимости — его можно и еще усилить.

Уж он-то мог расставить надлежащие акценты в необходимый момент. Гаряев, поняв, что все кончено, только горько усмехнулся. Бараны. Старые, маразматичные бараны. Настолько отвыкли от всякого не противодействия даже, — куда там! — но и от простого противоречия, настолько привыкли, что общей власти их ничто не угрожает, что потеряли чутье на настоящую, реальную опасность. Хотя — они-то, пожалуй, имеют все шансы и не дожить, а вот каково будет тому, кому доведется все это расхлебывать? Большезубый все так же сидел, так же смотрел в крышку стола и все так же молчал. Уж ему-то все было ясно с самого начала. Ему всегда все ясно с самого начала или даже заранее. Прямые линии, очень небольшой набор истин, оспаривать которые есть заведомая ересь, и истины эти годятся для любого случая. Идиот по Щедрину, в том смысле, что не имеет никаких сомнений и оттого как-либо противостоять ему совершенно невозможно... С одной стороны, — хорошо, что он молчит, но с другой, — он ведь, когда-нибудь, что-нибудь да скажет. Самое страшное, что вдруг проросший в каком-то дьявольском закутке одного из бесчисленных НИИ ужас для них, — как конфетка ребенку. Возможность наконец-то, в чем-то — да утереть нос Штатам, возможность, которая сама по себе уже давно им не нужна, но зато ставшая чем-то вроде символа веры. И меры предосторожности они считают, — если еще умеют считать, — чем-то вроде привычного им всем еще с Владимира Ильича режима секретности. Он сдержался, и, приняв вид легкой академичности, взялся объяснять и втолковывать:

— Тут мы имеем со своего рода дилеммой. Предположим, мы с самого начала ограничиваем применение этого класса методов только оборонной промышленностью. У нас тысячи заводов, десятки тысяч руководителей производства, миллионы инженеров и десятки миллионов рабочих. У всех — план, у всех — смежники, у всех те или иные... узкие места. С возникновением производственной необходимости в сотнях тысяч случаев, при срывах сроков или технических заданий, при возникновении затруднений будут попытки разрешить их при помощи новоявленной палочки-выручалочки. Смекалистые люди — найдутся. На каждом заводе и в каждом цеху. Будут пытаться обойтись без хронически подводящего смежника, и на этом основании, из самых благих намерений будут требовать, чтобы в качестве исключения, ради выполнения плановых заданий в срок и с высоким качеством... И в некоторых случаях мы неизбежно будем уступать. Возникнут варианты применения, непредусмотренные, в том числе самими создателями и разработчиками. Чтобы в таких условиях проконтролировать все, не хватит никакого Главного Управления, тем более что даже там не все сотрудники одинаковы. Нельзя предсказать, насколько важной или перспективной окажется та или иная мелочь, разработанная каким-нибудь ушлым технологом в Перми, Улан-Удэ или Воскресенске. Когда общее число причастных достигнет какого-то определенного порога, где-то непременно рванет. Если говорить начистоту, — всем присутствующим здесь известно, какой процент предприятий работает у нас прямо или косвенно на оборону и спецтематики безопасности.

— Можно! Всегда можно ограничить использование, значит, только теми областями, где без этих методов обойтись нельзя. Остальное делать по-прежнему...

— Простите? Не понял? Вы считаете допустимым делать... изделия заведомо хуже, чем есть возможность? Занижать технические задания? Сказать тому же Григорию Александровичу, чтоб делал самолеты помедленнее, пониже, вооруженные похуже и не такие надежные? Это как — понарошку? И что вам на это скажет товарищ Седьмак? Или мы от него скроем имеющиеся возможности, как от ненадежного и идейно нестойкого?

— Ну почему вы так... А!

— Слушай-ка, — а что будет-то? Чем ты нас пугаешь? Ну, прознают, — дальше-то что?

— В какой-то мере можно ручаться за Европейские области РСФСР, Белоруссию, восточные области Украины, пожалуй — Северный Казахстан и Молдавию. Во всех других случаях опаснейшие новации могут попасть в руки к бандитам, подпольным дельцам, националистическим недобиткам и скрытым врагам социализма. Всем тем, кто наши ценности не приемлет исходно. А, получив в свои руки какие-то возможности, они могут увлечь за собой колеблющихся... Вот, пожалуй, и все?

— Можно мне?

— Давай, Дмитрий Филиппыч...

— Можем ли мы гарантировать, что подобные методы не будут независимо открыты в крупнейших империалистических странах? Независимо, или в связи с самыми смутными слухами?

— Нет, — Гаряев бесстрастно пожал плечами, — таких гарантий, разумеется, не может дать никто. Наоборот. Тем более, если в руки к кому-то попадут самые невинные образцы... В общем, — шила в мешке не утаишь.

— Таким образом, первое ваше предложение, по существу, бесполезно?

— Бесполезно. Хороших выходов тут вообще нет, а этот... Этот показался мне наилучшим из плохих.

И тут подала свой могучий голос артиллерия Резерва Главного Командования. Болшезубый, словно очнувшись, разогнулся каким-то зазубренно-угловатым движением и приступил:

— Вот мне удивительно, — начал он тихо, вроде бы с сожалением и продолжая пока что глядеть в стол, — какие пораженческие настроения имеют место у некоторых наших молодых коммунистов. Да, именно пораженческие, другого слова не подберешь. Он говорит подобные вещи людям, которые не дрогнули, не утратили уверенности в окончательной победе даже когда оккупанты стояли у стен столицы нашей Родины. Когда миллионы советских граждан отдавали свои жизни, ни на минуту не усомнившись в правоте, значит, и победоносности наших идей. Партия вывела страну из разрухи, из сплошной неграмотности, Партия восстановила страну после войны и с честью держит знамя социализма в сплошь враждебном, значит, окружении, а тут... Товарищ сам выдумал, — именно выдумал, я не побоюсь этого слова, — проблему и сам же дрябло опускает перед ней руки. И ведь это не просто коммунист, товарищи, это товарищ из Госбезопасности, унаследовавшей лучшие традиции Органов ЧК-ОГПУ-НКВД, у колыбели которых стоял сам Дзержинский... Этот человек долгое время работал под руководством присутствующего здесь уважаемого э-э-э...

Вдруг не вспомнив, он неопределенно указал в сторону бледного от ярости Инквизитора, а потом, словно внутри у него что-то щелкнуло, сразу же, без перехода, перешел от заклинаний — к выводам:

— В общем, товарищи, я считаю даже разговоры о том, что Партия якобы бессильна перед какими-то проблемами, которые яйца-то выеденного не стоят, не в силах, значит, ответить на вызов времени, безусловно, неуместными, вредными, недопустимыми. Таким, значит, образом.

Дмитрий Филиппович деликатно кашлянул, вопросительно глянул на Балабоста, увидел едва заметное шевеление тяжелых век и осторожно вступил:

— Очевидно, Андрей Денисович, вы не вполне поняли нашего молодого товарища. Разумеется, партия крайне далека от капитулянтских настроений, а он, впервые столкнувшись с серьезной и принципиально-новой проблемой, весьма добросовестно в нее вник. У нас неравнодушная и думающая смена, товарищи, и мне кажется, что мы можем только поблагодарить товарища Гаряева за проделанную работу... Другое дело, что, ознакомившись с обстоятельствами, он отреагировал слишком эмоционально. Он еще не понимает, что идеал в жизни — редок, и столь же редко удается сделать что-нибудь раз и навсегда. Приняв однажды какое-то верное решение. Куда чаще удовлетворительное положение достигается каждодневной работой. Каждодневным принятием малых решений. Как чистота достигается ежедневным подметанием. — И тут он позволил себе ле-огонький такой, почти незаметный выпад в сторону Большезубого, — Но у Андрея Денисовича, разумеется, есть какие-то конкретные предложения? Простите, я перебил...

— Моим предложениям тыща лет! Они всем известны. Работать, значит, надо. Дело свое делать грамотно и добросовестно. Эту продукцию от любой другой отличить можно? А? Не слышу? Так тогда и вообще непонятно, о чем речь! Где появится — отследить всю цепочку, за ушко — и на солнышко. Еще и чище станет, когда всяческих корыстных двурушников, расхитителей, нечисть всякую...

Ну, теперь он не остановится, пока не выскажет все, что знает, про поганую метлу, каленое железо и бараний рог. Что там еще? А, серии, маркировку вплоть до изотопов, во многих, кстати, случаях вовсе несовместимых с технологией, журналы для поединичного учета, чтоб, значит, совсем уж как с дензнаками. Это, надо сказать, на него не похоже. Что-нибудь конкретное — это не в его привычках. Это он, надо сказать, рискнул. Видно, тоже не в шутку разволновался.

А в конце концов было резюме:

— ... а наказывать мы Дмитрия Геннадьевича не будем. Мы поступим по-другому. Мы поставим его отвечать за этот участок работы...

Вот так вот: не по-отечески даже, а по-Отечески, в лучшем стиле незабвенного Хозяина.

... а вот если он справляться не будет, вот тогда-то мы его и накажем. Если будет необходимость. Что вы на это скажете?

— Готов выполнить любое поручение Партии и задание правительства.

— Что ж ты не радуешься? Все не просто обошлось, а прошло, прямо-таки как в сказке... Братуха, да если ты теперь сумеешь себя правильно поставить, то через полгода полковником будешь! А через год — генералом! Генерал-майор ГБ Гаряев — как тебе?

Потенциальный генерал-майор ГБ, не отвечая, махнул в единый дух стакан "Посольской", что было для него, вообще говоря, вовсе нехарактерно (он не запил даже после своего памятного падения), и только потом поднял на собеседника дикий взгляд:

— Нет, ты что — правда не понимаешь? И ты тоже? Вся страна, от министра и маршала и до пастуха в колхозе тащит все, что может! Весь интеллект нации сосредоточен на этой проблеме, потому как иначе было не выжить, только о том, как стащить, и думают. Это ж тебе не плутоний, не пулемет какой-нибудь, а все сплошь справные и пользительные в хозяйстве вещи.

— Так блюди, раз приставили!