Дом

Короткий электрический импульс, посланный мозгом, промчался по плечам и углубился в нейроны левой руки. Паша почти физически ощущал его. Почти видел, как этот импульс, должный решить сейчас его судьбу, проносится по нервным окончаниям и откатывается назад, не найдя прохода. Казалось, изуродованная псом рука больше не желала подчиняться своему хозяину.

Паша не понял, как это случилось. Не увидел, как электрический сигнал, бежавший по руке, который, возможно, был всего лишь его галлюцинацией, добрался до кисти. Не почувствовал, как пальцы крутанули колесико кремня. Не увидел, как вспыхнул крохотный голубой огонек, тут же перекинувшийся на руку и собачью шерсть. Не ощутил обжигающего жара вырвавшегося на волю огня.

Пес среагировал мгновенно, почувствовав, как алый цветок, страх перед которым он всосал еще с молоком матери, распускается на его черной шерсти. Он разжал челюсти и бросился назад, в камыш, спасаясь в дебрях болота от пожирающего его чудовища.

Паша перевернулся на живот, катаясь по асфальту и пытаясь сбить пламя, охватившее его неподвижную левую руку и лицо. Языки пламени плясали перед закрытыми глазами, словно пытаясь прорваться через последний заслон век, чтобы сожрать сжавшийся от страха зрачок. Все чувства затмила жгучая боль горящей кожи, затмившая собой даже боль в изуродованной руке. Мучительная, сводящая с ума боль, заставляющая обратиться в заранее обреченное на неудачу паническое бегство — страх перед огнем существует не только в сердцах животных, тесно связанный со страхом перед причиняемыми им страданиями.

"Но я же не зверь, черт возьми!"

Чудовищным усилием над собой, Паша заставил себя подняться на ноги, забыв на миг о пылающем лице. Рука тоже горела, но черт с ней — она все равно уже не чувствует боли. Он сорвал с себя куртку и прижал ее к лицу, сбивая пламя, а затем проделал ту же операцию с рукой, бензин на которой и без того выгорел почти полностью.

Огонь утих — он больше не видел красных отблесков перед закрытыми глазами, но боль от ожогов не уходила. Вновь заставив себя превозмочь боль, он открыл глаза, с трудом поднимая обожженные веки. Он мог видеть, пусть перед глазами и плясали отблески потухшего пламени. Он был жив, пусть и распространял вокруг себя жуткое зловоние из смеси запаха бензина и паленого мяса. А вот пес — нет. Какое-то время Паша видел, как объятый огнем силуэт мечется среди камыша, а затем он затих на одном месте — громадный пес, беспомощный перед еще более свирепым зверем, огнем. Его тело медленно догорало в полусотне метров от дороги, и вечно голодное пламя уже расползалось в разные стороны, продвигаясь по сухим веткам ив и камышу.

Нужно было продолжать путь....

Паша огляделся, пытаясь понять, был ли кто-нибудь свидетелем его схватки с собакой. В ближайшем к нему доме на "Юбилейном" горели несколько окон, а на дальней стороне дорожки, упиравшейся в пятый микрорайон, виднелись три, или четыре человеческих фигуры. Они то точно видели все, потому и боялись приблизиться. Ничего, надолго он здесь не задержится.

Он сделал пару шагов, проверяя, может ли он все еще идти. Оказалось, может. Даже кровь не текла с раненой руки — разорванные псом артерии были прижжены разгулявшимся пламенем. На всякий случай он все же обмотал руку обгоревшей и пропитанной кровью курткой и наклонился, поднимая с земли пакет. Что ж, нужно двигаться дальше. Добраться до проклятого Дома. Бензина все равно должно хватить на поджог, если очень постараться. Второго шанса все равно не будет.

Паша зашагал вперед, борясь с головокружением и тошнотой. Бог знает, что было их причиной — шок, потеря крови, или отвратительный запах горелой плоти.... Из-за него, пожалуй, однозначно придется обходить людей за километр. Он мысленно похвалил себя за удачно выбранное время — улицы были пусты, лишь кое-где, из дворов, доносились людские голоса.

Ежесекундно оглядываясь и вслушиваясь в темноту, Паша двигался вперед, петляя дворами и закоулками, надеясь сбить со следа, несомненно все еще следящего за ним убийцу. Сил для борьбы больше не было — их должно было хватить в аккурат на то, чтобы подпалить проклятый Дом и отлеживаться на ближайшей скамейке, пока его не подберет милиция. Мысли о том, чтобы благополучно вернуться домой, уже не было и в помине. Он прекрасно понимал, что теперь он не просто привлекает внимание, а, скорее, концентрирует его на себе. Новоявленный Фредди Крюгер — поджигатель заброшенного дома с обгоревшим лицом. Есть чем заинтересоваться и случайному прохожему и соответствующим органам.

Впереди показался квартальчик старых домов, один из которых и должен был сгореть дотла этой ночью. Не просто дом, а Дом с большой буквы. Живое существо, зашедшее слишком далеко в своем стремлении убивать. "Охотник за реном" — так окрестил его про себя Паша. Но сейчас ему было наплевать на весь рен мира. На дом, на амулет, и даже на Мину. В его голове до сих пор звучали ее слова — "Неужели в тебе так мало рена?" Пусть мало, ну и что? Не имеет значения, можешь ли ты с помощью этого мистического дара, наполняющего душу, слышат голоса мертвых. Не имеет значения, можешь ли ты предвидеть будущее. Главное — это уметь изменить его. И сейчас он сделает это всего лишь одним движением руки — достаточно лишь чиркнуть зажигалкой, предварительно облив проклятое строение бензином, и в игру ступит сила, которой абсолютно наплевать на то, сколько душ поглотил чертов Дом, все равно на ее счету их больше. Много больше.... И именно он выпустит эту силу на врага. Именно он скажет огню "Фас!", а затем будет смотреть, как Дом погружается в пепельное небытие. Он, а не ангел по имени Мина, и не подобный ей, запертый в нитях амулета....

В двух шагах от него блеснула мутная вода окружавших Дом луж. В голове туту же зазвенел тревожный звонок — вода, опасность. В том, что подступы к логову чудовищу охраняются, Паша не сомневался.

Сил драться больше не было. Да и с кем драться? С ожившей, вдруг, водой? С ниточкой яда, готовой опоясать его ногу, впитываясь в поры кожи? Бессмысленно. Это не материальный пес, которого можно убить, сжечь заживо.

Повинуясь внезапному порыву он вынул из пакета фанерку с портретами мертвых и чиркнул перед ней зажигалкой. Так и есть. На дощечке начало проступать новое лицо, черт которого, пока, было не разобрать. Сомнений в том, кто будет изображен здесь, не возникало.

"Интересно, я умру прямо сейчас, или, все же, успев подпалить чертов дом? Скорее всего, прямо сейчас... Но я должен пройти! Осталось, ведь, всего десяток метров!"

Темная громада Дома возвышалась совсем рядом, создавая среди освещенных двориков свой уголок темноты. Мертвый Дом. Дом убийца....

Паша решился и рванулся вперед. Делать все наоборот! Все, не так, как ожидает Дом! И он помчался прямо по лужам, по вонючей черной воде, зараженной смертью. Помчался по лужам, стараясь ступать на их центр, избегая сливавшихся с почвой краев.

Вода ожила, подобно заряженному капкану. Пробегая по лужам, Паша краем глаза замечал, как поднимаются вверх черные кромки ядовитой жижи, и как выстреливают туда, где только что ступала его нога, блестящими в лунном свете нитями. Ожившим ядовитым токсином. Но ни одна из этих нитей не достигла цели — то, что управляло водой, ожидало, что человек пробежит по кромкам луж, что он не рискнет наступить прямо в их сердцевину.... свободную от ядовитой грязи. Импровизированная артиллерия была нацелена на землю, и у нее уходило несколько секунд на то, чтобы навестись на новую цель. Как раз достаточно для того, чтобы даже израненный и ослабевший человек мог выйти из зоны поражения.

Одна лужа, вторая, третья.... Черный силуэт Дома приближался. Что дальше? Окна слишком высоко, чтобы запрыгнуть в них вот так, с лету, да, к тому же, еще и заколочены фанерой. Бежать к двери? Наверняка, именно этого и ждет Дом, ведь она гостеприимно открыто, входи, кто хочет. Рядом с ней даже нет лужи.... Значит окно. Выбора нет.

"Как же мне надоело это выражение! Когда же выбор все-таки будет?!"

"Когда Дом догорит!" — пришел откуда-то ответ. Должно быть, подал голос оставшийся дома амулет.... По крайней мере, Паша думал, что он остался дома, вместе с Миной.

Четвертая лужа.... Осталась последняя, под самым окном.

Дом, кажется, разгадал его стратегию, и успел вовремя скоординировать свои действия, или действия своих невидимых слуг, изменив направление ядовитых плевков. Последнее темнеющее на земле пятно воды ощетинилось черными струйками яда, встретившими Пашу плотным заслоном. Плотным, но не непроходимым.

"Все равно умирать!"

Прикрывая горящее не то от ожогов, не то от попавшего яда лицо замотанной в курткой левой рукой, он прыгнул вперед, обрушив всю свою массу на хлипкую фанерку в окне, и с треском ввалился в дом.

"Что, подавился, ублюдок?!"

Сорвав с руки импровизированную повязку из куртки, Паша провел ей по открытым участкам тела, срывая вместе с черными пленками яда собственную кошу, покрытую волдырями от ожогов. Даже удаленный с тела яд продолжал жить, обволакивая собой лоскутья обгоревшей кожи. Живая, подвижная черная жидкость, продолжающая убивать даже то, что и так мертво. При мысли о том, сколько этой дряни все же проникло в его организм, Пашин желудок скрутило в тугой комок, и он, не выдержав, согнулся пополам, извергая из себя остатки сегодняшнего ужина.

Стало легче. Даже голова стала кружиться чуть меньше, чем раньше. Вот только боль, существовавшая, казалось, во всем теле, не ушла, и даже не притупилась. Единственное, что радовало — немного притупилось ее восприятие. Он чувствовал, что в его изуродованное пламенем лицо ежесекундно втыкается бесчисленное количество игл, но это словно бы отошло на второй план. На первом плане была ненависть к Дому, желание уничтожить его, причинив еще большую боль, нежели он причинил ему, и.... Какой-то мальчишеский азарт и восторг. "Я прорвался! Я прошел!" Как все это происходило с ним не в реальности, а в какой-то компьютерной игре, цель которой — подорвать вражеский штаб.

"Ну и пусть. Пусть я схожу с ума. Главное, что цель остается прежней, и я все еще в состоянии спалить этот мерзкий домишко!"

Он выхватил из пакета бутылку с бензином и двинулся с ней по комнате, старательно поливая горючей жидкостью стены и пол. Не все ли равно, в каком месте дома начать пожар? Дом деревянный — огонь должен расползтись по нему в считанные секунды.

Порыв ветра промчался по комнате, подняв с пола тучу пыли и закрутив ее в маленьком смерче. Стены дома дрогнули и надсадно заскрипели, словно он хотел сойти со своего места и, то ли напасть на осмелившегося войти в его утробу человека, то ли бежать, спасаясь от гибели. Что-то заворочалось в давно отсоединенных от водопровода трубах, темная масса двинулась из канализации, черные струйки воды, пропитанной ядами, заструились по потолку — Паша отчетливо слышал их тихий бег над его головой. Дом просыпался ото сна. Готовился к последней схватке.

— Стоять! — рявкнул Паша, подняв над головой зажигалку, отбрасывающую дрожащие тени на стены и потолок. — Убери от меня свою мерзость, урод, иначе я подпалю тебя прямо сейчас.

Первая бутылка опустела, и Паша поднес зажигалку к ее горлышку, на котором тут же вспыхнул яркий огонек горящих паров бензина. Это маленькая вспышка света и выхватила из темноты тягучую струйку, свисающую с потолка над его головой.

— Назад! — Паша направил бутылку на нее, сдавливая ее руками, отчего огненный вихрь вырвался через горлышко, заставив ретироваться паутиноподобную нить. — Убирайся, дрянь!

Дом вновь вздохнул и задрожал мелкой дрожью. Он боялся. Чувствовал свою гибель. И тогда он заговорил...

"Уходи. - произнес в Пашином сознании мелодичный детский голос, — Уходи, и я больше не трону ни тебя, ни твою подружку. Верните мне амулет, и я оставлю вас в покое!"

— С какой стати?! — неуклюже зажав бутылку с горящим горлышком в непослушной левой руке, Паша продолжал поливать Дом из другой бутылки, продвигаясь в коридор. — Теперь я убью тебя уже просто за то, что ты сделал со мной. А как на счет тех бедолаг, что заперты сейчас то ли в тебе, то ли в амулете? Как на счет них? Они, ведь, хотят на волю. Кто в рай, кто в ад, но они больше не желают оставаться здесь.

"Глупцы. — пропел Дом, и в голосе его, не смотря на мелодичность, зазвенел холодный металл. — Это Их Ты должен винить во всех своих бедах. Сначала Настя считала, что если Амулет забрать отсюда, то Она сумеет вырваться из моего плена. Для меня не существует расстояний, а уж добраться до соседнего дома мне не составило труда!"

— Я в этом уже убедился. — бутылка была почти пуста, и паша уже прикидывал, как бы ему выбраться из дома, когда все здесь запылает алым огнем.

"Затем Она подбила всех Их, на то, чтобы попытаться поджечь меня. Более безнадежной затеи не придумать. Я могу управлять водой, могу приказывать людям.... Неужели Она думала, что я не потушу тот маленький огонек, что Они развели у меня на чердаке?...

Когда провалилась и эта затея, Она решила использовать Вас двоих, чтобы вновь отнять у меня Мое Сердце. Мой Амулет. И Я последовал за Ним, за Вами.... Тут Она обхитрила Меня, не стану спорить. Оказалось, что на столь больших расстояниях даже Я не могу управлять Амулетом...."

— Так значит, ублюдок, расстояния для тебя все же существуют?! — расхохотался Паша, и осекся, услышав свой хриплый безумный смех.

"Я должен был вернуть Его! — взревел Дом, и голос его, вдруг окреп, превратившись в сухой надтреснутый бас, звенящий, грохочущий ненавистью, — Мне плевать на Вас, плевать на всех Живых вообще. Мне нужен лишь Амулет! И Я возьму Его!"

Сильные руки обхватили Пашину шею, заставив его выпустить из рук обе бутылки. Словно в замедленной съемке он наблюдал, как бутылка с горящим горлышком катится в сторону, пока не натыкается на стену. Стену, обильно политую бензином.

Вспышка!

Все звуки мира потонули в реве и клекоте пламени, вырвавшегося на свободу. И коридор давно покинутой квартиры, и соседняя комната, вспыхнули мгновенно, обдав его обожженное лицо новое порцией огня. Нестерпимый жар наполнял Дом, и лишь одно существо могло выносить его — тот, кто мертвой хваткой держал Пашу, лишая его возможности вздохнуть.

Он подался назад, тесня противника, не боящегося пламени, к стене, и, одновременно, со всей силы ударив его локтем в живот. Безрезультатно. Ни малейшего движения, ни малейшего намека на способность чувствовать боль, на уязвимость.

Паша задыхался — холодные пальцы намертво сдавали его горло, а спереди его обильно обдавал жаром бушевавший в Доме пожар.

"Это конец. Вот так я и умру. — как то спокойно и отрешенно подумал он, — По крайней мере, я буду не один. Эта тварь отправится на тот свет вместе со мной."

Яркий голубой свет озарил бушующее пламя, на миг, казалось, даже заставив его дрогнуть и отступить. Он не резал глаза, как красные отблески огня, не излучал тепла — просто светил, наполняя душу благоговейным трепетом и ощущением счастья. Паша широко раскрыл глаза, ловя каждую частичку этого волшебного света, лившегося, как ему казалось, из открывающихся ворот в Рай, когда за его спиной раздался до боли знакомый голос.