| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Громко хмыкая, и ворча себе что-то под нос, Сартре несколько раз прошёлся по лаборатории. Видимо очень сомневался в чём-то. Но потом-таки решился:
— Есть некоторые детали, о которых во всей вселенной кроме меня знают только три человека. Причём они, так сказать, являются и самыми заинтересованными в успехе.
Тантоитан сразу примерно сообразил, кто эти трое, а уж то, что в этот короткий список входит сам император, не подлежало сомнению. Поэтому лишь кивнул:
— Догадываюсь...
— Но дело в том, что все эти трое вполне конкретно мне намекнули, что я могу и тебе в некотором роде довериться и уже на месте решить до какого предела стоит тебе раскрывать все секреты.
— О-о! Даже так? — поразился майор. — Польщён.
— Поэтому выкладывай свои вопросы. Не стесняйся.
— Вроде стеснительностью не страдаю... Поэтому сразу первый вопрос: почему вы ни один из этапов не испытали на себе?
Профессор почти без раздумий отринул этот вопрос:
— Отвечу потом. Дальше!
— Хм..., — Парадорский в сомнении пожал плечами. — А дальше вроде, как и спрашивать нечего. Последующие вопросы вытекают из первого. Осталось только увидеть доказательство.
И опять учёный прошёлся несколько раз по лаборатории, прежде чем остановиться перед неким подобием операционного стола, на котором возлежал подопытный воин. И начал с предупреждения:
— Не стоит тебе объяснять, насколько сохранение этой тайны важно для Оилтонской империи...
— Где надо расписаться кровью?
— Шутишь? Это хорошо! Твоё чувство юмора меня радует. Но то, что ты сейчас услышишь должно остаться известно только тебе. Учти: только тебе! Ни твои ближайшие друзья, ни твоя любимая жена, а возможно и твои будущие дети не должны об этом услышать и полслова. Причём, в любом случае! Даже если ты, по каким-либо, не зависящим от нас причинам, и не станешь участником эксперимента. Понял?
— Понял. И согласен со всеми требованиями.
Некоторое время Сартре смотрел прямо в глаза молодого майора, выискивая там какое-то сомнение или страх. Потом всё-таки поинтересовался:
— Ведь Клеопатра имеет возможности невероятного на тебя влияния. Выдержишь прессинг с её стороны?
— Несомненно! Тем более что в её преданности нашему общему делу я уверен как в самом себе.
— Хорошо. Тогда будем считать, что ты дал клятву, — как-то чисто механически профессор стал расстегивать пуговицы на своём халате. — Подписывать нигде ничего не надо. В том числе кровью.
А затем демонстративно распахнул халат и воскликнул:
— Смотри!
Парадорский уставился на довольно модную рубашку из дорогой ткани, затем недоумённо опустил взгляд на брюки, осмотрел туфли:
— А на что, собственно смотреть?
— Хм! А перед тобой продукт, отвечающий и на твой вопрос и на твоё требование.
— А-а-а-а...! — с озарением протянул Танти, непроизвольно пытаясь своей рукой потрогать плечо Сартре. Но в какой-то момент спохватился: — Ой! Извините! А потрогать можно?
— Да сколько угодно! Тем более что я и так предвидел твою реакцию.
Ощупывания плеч, а потом и груди учёного сопровождались стоическим выражением лица последнего. А вот молодой майор хмурился всё больше и больше. Потом не выдержал:
— Странно. Такое впечатление, что вы и утреннюю гимнастику не делаете. Наверняка и на перекладине отожмётесь всего лишь...
Он задумался, прикидывая количество возможных для такого дряблого тела подтягиваний, но молчание оборвал сам профессор:
— Да хорошо, если раз подтянусь.
— Так..., э-э-э, в чём подвох-то? — совсем растерялся Парадорский.
— А я тебе разве утверждал, что я прошёл ИПФС? Да с моей мышечной тканью я бы загнулся от боли и откинул копыта уже через неделю после начала инициации. Ты ведь прекрасно знаешь все обязательные условия. Разве моё тело выдержит такие нагрузки?
— Да нет, конечно... Но что тогда?
— Думай! И не позорь наших аналитиков, которые утверждают что ты наиболее сообразительный среди всех воинов нашего космического флота.
Майор скромно потупился, немного подумал, и опять резко поднял голову:
— Неужели?! Неужели вы сразу провели на себе второй этап? Так называемую Блокировку?
— А что делать, если ИПФС мне противопоказана? — развеселился Сартре. — Вот и пришлось сразу заскакивать на вторую ступеньку.
Молодой воин поверил учёному сразу. Но в то же время он уже и про второй этап имел вполне полное суждение. Поэтому рассматривая голову с седыми волосоми осторожно спросил:
— Ну и как..., самочувствие?
— Да чего там! Как видишь — выжил. И это самое главное. Но теперь для меня никакие психотропные средства не страшны. Хоть домутил мне вводи в кровь, хоть что угодно. Убить — да, могут. Но вот выведать хоть один секрет — фигушки! Ещё и в заблуждение и в ложную сторону направлю так, что те, кто пытать будут, сами мозгами двинутся.
— Э-э-э...? Пытать? Так ведь и физически могут...
— Тем более наплевать! — уже вовсю хихикал учёный. — Целенаправленно отключаю все рецепторы боли и ухохатываюсь в своём маленьком, но неприкосновенном мирке. А в таком случае и умирать не страшно.
— Ну да, ну да..., — бормотал Парадорский, которому так и хотелось заглянуть во внутрь талантливого черепа и разобраться в прошедших там изменениям. Кажется, его мысли легко читались по глазам:
— Конечно, увидеть, что там у меня в мозгах и всё проверить ты не сможешь, а вот испытание проведём обязательно. В следующий твой визит я приготовлю домутил и антидот и ты проведёшь экспресс-допрос на любую интересующую тебя тему. Прямо завтра всё и устроим. А сейчас тебе уже пора, мы и так заговорились.
И профессор Сартре стал интенсивно снимать датчики с тела своего первого подопытного кролика-добровольца.
Глава десятая
3595 г январь, Нирвана.
Вся размеренная, хоть и переполненная муштрой и занятиями жизнь на Кафедре резко изменилась сразу после встречи Нового года. И начались эти кардинальные изменения с прибытия командира Дивизиона, старшего куратора Имперской безопасности, полковника Серджио Капочи. Свалился он как снег на голову, ранним утром, и целых полдня появлялся в самых неожиданных местах Кафедры. То на полосе препятствий понаблюдает за офицерами, то в учебные классы зайдёт и немного послушает, сидя в сторонке. Ни с кем особо не разговаривал, зато ходящий следом словно тень Хайнек, на правах заместителя и куратора, свой рот почти не закрывал, постоянно что-то нашёптывая.
Во время обеда они тоже уселись за один столик почти в самом углу помещения, продолжая интенсивную беседу. И только Малыш осмелился расположиться со своим подносом всего через два столика от высшего начальства. Как он не прислушивался к разговору, как ни старался разобрать приглушенные слова, ничего конкретного вроде не услышал, кроме всего одной фразы Хайнека:
— ...Его показатели вообще упали за последний месяц вдвое, и он стал самым худшим в группе! — куратор этим явно возмущался, потому и повысил непроизвольно голос. — Поэтому я буду ходатайствовать...
Дальше расслышать ничего больше не удалось, но ведь для такого как Малыш и подобного мизера хватило для понимания о ком и о чём идёт речь. Наверняка заместитель командира распинался об отчислении наиболее худшего стажёра с Кафедры. А самым худшим за последние три недели стал ни кто иной, как майор Парадорский. Нонсенс для его друзей, для его новых приятелей и для его любимой девушки. То есть и в самом деле показатели упали почти вдвое как на полосе препятствий, так и во всех остальных физических дисциплинах. Создавалось впечатление, что молодой герой основательно заболел: он стал нервным, жутко раздражительным, порой по его лицу прокатывались какие-то спазмы, словно он испытывает неуместную боль. Иногда он просто срывался с турника во время простейших акробатических упражнений, несколько раз очень болезненно рухнул на полосе препятствий, получая травмы. Хорошо, хоть незначительные. Потерял аппетит, заметно похудел. Благо ещё, что теоретические занятия у него проходили на прежнем уровне, и знания он впитывал в себя словно губка воду.
Когда друзья интересовались самочувствием Тантоитана, тот старался свести всё к шуткам или просто ссылался на банальную простуду. Реже — оправдывался тем, что потянул связки, или порвал какую-то мышцу. Что, в принципе, считалось вполне естественным: стажёров во время тренировок и спарринг поединков никто не жалел и поблажек не давал. То есть, пока паниковать смысла не было, вроде как отчислять с Кафедры большого повода не было. Но вся соль заключалась в том, что Минри Хайнек, с первого дня по каким-то причинам воспылал к Парадорскому, мягко говоря, нелюбовью. И эта нелюбовь, переходящая в непримиримое противостояние, становилась заметна всем окружающим с каждым днём всё больше и больше. Вроде как всё делалось по уставу, и куратор ни в коем случае не превышал своих полномочий, но опытные офицеры сразу просматривали излишнюю строгость и предумышленное проталкивание молодого героя в наиболее опасные места, как на полосе препятствий, так и в тренажёрных залах. Парадорский естественно не отступал, как всегда старался оставаться первым и лучшим, но в результате только всё чаще и чаще получал микротравмы и растяжения.
Сам Тантоитан к возникшему противостоянию относился на удивление спокойно и на провокации не поддавался, зато на майора Хайнека ополчились все друзья Парадорского. А больше всего подобным положением дел оказалась взвинчена Клеопатра Ланьо. Бравая капитан несколько раз была всего лишь в одном шаге от того, чтобы сорваться, жутко нахамить куратору, а то и просто его избить. Неизвестно, справилась бы она с ним или нет, всё-таки воин недаром считался одним из лучших в Дивизионе, но уж морду всяко бы расцарапала до неузнаваемости.
Как ни странно, но куратор шипения и колкие слова со стороны подчинённой игнорировал полностью, и в дальнейшем постарался ещё больше воспользоваться своим служебным положением. После этого разведённые по разным аудиториям и тренажёрным залам возлюбленные вообще перестали встречаться в дневное время, а ночами с завидной очередностью отправлялись в наружный дозор или на патрулирование дальнего периметра. В итоге в последние две недели жених со своей невестой умудрился только один раз переспать в их комнате.
Тяготы службы. Жаловаться или роптать — нет смысла.
Но вот сейчас Малыш услышал и догадался о самом страшном для своего друга — об отчислении. А это — дело более чем серьёзное. Если Парадорский каким-то образом не попадёт в Дивизион, оказавшись на дальнем пограничье, это будет не только его беда. Скорей всего и его грядущая свадьба с Клеопатрой расстроится. Следовало что-то немедленно предпринимать. И этим "что-то" могла оказаться элементарная, но единовременная подача сразу нескольких рапортов на имя Серджио Капочи. В любом случае командир Дивизиона будет вынужден принять во внимание мнение по этому вопросу и остальных офицеров данной стажирующейся группы.
Вот с такими задумками и помчался Малыш сразу после обеда как к самому Парадорскому, так и к остальным друзьям. Вначале зашёл в комнату майора, и пока Клеопатра где-то задерживалась, быстро рассказал о подслушанных словах и своих выводах. И был весьма ошарашен, когда Тантоитан в резкой, ультимативной форме потребовал:
— Никаких рапортов! Спасибо тебе за предупреждение, хотя я и так догадывался: куратор постарается меня вытурить с Кафедры. Но в любом случае мои временные снижения физических показателей ни в коей мере не дают права на отчисление. Я специально узнавал во всех правилах и уставных требованиях к прохождению стажировки.
— Да узнавать, это — одно, а вот происки Хайнека — совсем другое, — не успокаивался Малыш. — В его власти так факты подтасовать...
— Ладно, дружище, — перебил его Танти, выглядывая в приоткрытую дверь в коридор и заметив приближающуюся капитана Ланьо. — Ни за что не переживай, о рапортах пока никому ни слова, ну и при Клеопатре держи язык за зубами. — И уже выпроваживая товарища в коридор, совсем иным тоном добавил: — Да нет, играть в карты меня совсем не тянет. Может как-нибудь в следующий раз.
А оставшись с любимой наедине, закрыл дверь на внутреннюю защёлку, подхватил свою невесту на руки и в несколько шагов донёс до кровати. Заваливая прямо поверх одеял, уже шептал со всей страстью и настойчивостью:
— О! Моя прекрасная принцесса! Как я по тебе соскучился! Прямо не верится, что нас не развели сегодня перипетии тяжкой службы...
Ответив вполне жарким и пылким поцелуем, Клеопатра, тем не менее, смогла чуток вырваться из любовного захвата и проговорить:
— Я по тебе тоже соскучилась, но именно поэтому и хочу немедленно переговорить. Ну, пожалуйста! ...Перестань меня насиловать!
— У-у-у, раньше тебе это нравилось...
— Мы с тобой уже неделю толком поговорить не можем, а у тебя только одно на уме... Танти! Я сейчас рассержусь!
— И что будет?
— Вообще с тобой разговаривать перестану...
— Так я этого и добиваюсь! Во время секса только и надо, что целоваться, ну и...
— Без "ну и"! Ты не понимаешь, что происходит? Этот Хайнек только и делает с самого утра, что ходит за полковником Капочи и очерняет все твои заслуги. Вдруг у него на уме тебя погнать с Кафедры?
— Дорогая, ты явно преувеличиваешь. Тем более что выгонять меня не за что: дисциплину я не нарушаю, теоретические знания усваиваю на отлично...
— Ты мне лапшу на уши не вешай. Твоя физподготовка на уровне самой слабой стажёрки...
— Ну так..., чего не случается... Травмы там, падение пика формы... Как у любого спортсмена...
— Мы с тобой не спортсмены! И если Хайнек пожелает, то имеет все права для твоего перевода.
— Да не переживай ты так. Вначале посмотрим...
— Чего смотреть! — уже не на шутку разозлилась Клеопатра. — Надо нам всем немедленно писать рапорты на имя командира Дивизиона и требовать о немедленной замене куратора.
— Экие вы все шустрые! — не удержался Парадорский от восклицания. — А забыли, что не отвечающие истине рапорты могут отразиться и на вашем послужном списке?
— Почему это не "отвечающие"? И кто это "вы все"? — сразу зацепилась за его слова ушлая капитан Ланьо. Причём додумывать ей долго не пришлось: — Малыш тоже хотел рапорт подать? Ведь я ни за что не поверю, что в такой напряжённый час, во время приезда Серджио Капочи, этот длинный игровой шланг вздумал тебя пригласить на карточные посиделки.
— Как тебе не стыдно так говорить за глаза о нашем приятеле? — стал возмущаться он. — Он ведь за нас горой...
— Знаю что горой, поэтому всё ему прощаю. А шлангом я его и в глаза называю, потому что этот доморощенный философ-аристократ на тебя негативно влияет.
— А вот тут ты совсем не права. Потому что Малыш...
Какие положительные стороны и черты капитана Агнера Ллойда, должны были раскрыться в следующих фразах, Клеопатре узнать было не суждено. Громкоговоритель их комнаты щёлкнул, после чего раздался голос дежурного по Кафедре:
— Майору Парадорскому — пройти в лабораторию профессора Сартре.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
