Рыцарь в алмазных доспехах. Принцесса и рыцарь

— У меня есть команда, — продолжила она, снова преодолевая какую-то неловкость, переступая через внутренние барьеры. Я все еще вызывал неприязнь, но она с ней успешно боролась. — Это хакеры, информационные взломщики, которые были приговорены к тюрьме за свои преступления. Гениальные ребята! Я вытащила их из камеры, и теперь они под моим руководством ищут слабые места в информационных системах различных госучреждений. И не только.

— А мне кажется, такими вопросами должна заниматься не наследная принцесса, — покачал я головой, — а третье управление. И по моим сведениям оно ими и занимается...

— Эти парни — часть третьего управления, — пояснила она, и в глазах ее промелькнула хитринка. — Хуан, ты взрослый мальчик и должен понимать, что мама не может абсолютно доверять никому, даже третьему управлению. А мне — может.

Все ясно. Я про себя вновь хмыкнул. Еще одно подразделение императорской гвардии на службе ЛИЧНО клана Веласкес. А ее высочество — консультант. И не придерешься!

— Так что я работаю, — закончила она. — Пусть это не совсем то, что делала моя мать на моем месте, и я бы даже сказала, совсем не то... — Она гордо вскинула мордашку. — ...Но я делаю то, что могу, как и она делала то, что может.

Помолчала.

— Да, со временем я буду втягиваться, брать на себя больше. И планировала заниматься этим давно — Бени может подтвердить, — кивок в сторону двери. — Просто...

— ...Просто ПОКА я занимаюсь только этим, — выделила она слово 'пока'.

Я долго думал, затем пожал плечами.

— Зачем ты говоришь это мне? Я — никто, да еще республиканец.

Она искрометно улыбнулась, аж прямо расцвела.

— Ты не такой, как большинство, и особенно не такой, как большинство республиканцев. Ты умный. Да, пытаешься судить, но судишь объективно, без догм и предвзятостей, а это большая редкость!

— Допустим, — согласился я. — Но это не значит, что ты должна передо мной отчитываться.

— А я не отчитываюсь. — Она покачала головой. — Знаешь, мама с детства мне вдалбливала учиться ценить людей. Оценивать их реальные способности и ценить. Всех, даже врагов. После чего пытаться ставить их себе на службу.

Да, пока ты мой враг, — она выдавила ослепительную улыбку. — Но я надеюсь, пока...

— Надеешься меня завербовать?

Она пожала плечами.

— Когда-нибудь — возможно. Сейчас ты изменишь мнение обо мне. После — о моей семье. А потом уже будем говорить о вербовке.

— Или не будем? — улыбнулся я.

— Все может быть! — парировала она. — Время покажет. Пока же просто хочу, чтобы ты знал, где именно и в чем заблуждаешься, когда говоришь обо мне. Мир не так прост, как кажется, когда изучаешь его через информационные 'сливы' в сетях. Поверь, я знаю, что такое 'сливы', сама организовывала некоторые. Так что до встречи, Хуан! Еще увидимся!

Она встала, и, виляя бедрами, направилась к двери.

— А если я все-таки откажусь? — бросил я ей в спину, прилагая все возможные усилия для сдерживания ликования. — Ты примешь меры, чтобы меня посадили в тюрьму? Из которой можно будет меня вытащить и поставить на службу, как твоих взломщиков?

Возле самого выхода маленькая богиня обернулась.

— Подумаем. Пока же я буду за тобой присматривать, Хуан Шимановский!..

И вышла.

Я же как раскрыл рот, так и сидел, пока не пришел преподаватель вокала, не растормошивший и не выведший меня из состояния ступора.

* * *

Итак, у меня получилось — девочку заинтересовал. А там, как говорят, от ненависти до любви один шаг. В нашем случае речь об интересе, но разница небольшая — вслед за фразой: 'Ой, какой смелый мальчик!..' — запросто могут последовать как оголтелая ненависть, так и откровенная симпатия, переходящая в нечто большое и светлое.

'А от большого и светлого, Шимановский, один шаг до постели. Причем, учитывая характер и привычку ее высочества брать всё, что захочется, очень-очень маленький шажочек...'

Я скривился, но внутренний голос в чем-то был прав: для сильной девочки 'попробовать на вкус' сильного же мальчика... Деликатес! Отношения же с Себастьяном, судя по реакции самого Себастьяна, у нее далеко не безоблачны и не стоят того, чтобы отказываться ради них от мелких житейских... Деликатесов.

Впрочем, в моем случае это нежелательный сценарий. В отличие от обычного мальчика-с-улицы, мне нельзя потакать подобному стремлению ее высочества. Потому, как удержать ее после этого будет невозможно. Связь с Себастьяном своеобразна, но это связь, а не разовое приключение.

Обо всех этих сложных вещах я думал и во время занятий, и после, распеваясь с ребятами. Причем, если с преподавателями мне было хоть и трудно, но интересно, то прогон материала вылился в сплошную пытку. Крепился, держался — не хотелось парней подставлять, но шила в мешке не утаишь.

— Так, стоп! — поднял руки Карен. Музыка смолкла, в аудитории повисла тишина. — Ванюш, что случилось?

Я задумчиво покачал головой. Номер не прошел.

— Ничего. А что не так?

— Да всё не так, — нахмурился он. — Играешь хреново. Поешь на автопилоте. В облаках летаешь. Давай, соберись!

Я тяжело вздохнул, отгоняя наваждение в виде образа радужной девочки...

...Девочка. Она, конечно, виновата, внесла в моё состояние свои пять центаво (а то и все пятьдесят пять). Но в отсутствии интереса к творчеству 'Алых парусов' виновата не она. Ибо будь мне близко то, что делают ребята, я зарылся бы в их проект с головой. И на такие мелочи, как короткие юбки и цветные волосы некоторых представительниц прекрасной половины человечества, плевал бы с марсианского Олимпа.

То есть, все-таки стоит рискнуть и попробовать предложить то, что пришло в голову в метро. Да, революционный проект, и, возможно, меня пошлют...

...Ну, и пусть. Я не буду заниматься тем, что не воспринимаю как своё. В таких вещах лучше не наступать на горло.

— Парни, разговор есть, — тяжелым голосом начал я. Они что-то почувствовали или прочли по лицу — нахмурились. Хан и Карен отложили инструменты, Фудзи крутанул между пальцев палочки и откинулся на спинку сидушки ударной установки.

— Слушаем! — ответил за всех Карен, как главный.

— Только выслушайте до конца, — попросил я. — Пожалуйста, это важно.

Они друг с другом переглянулись, но согласно кивнули.

— Понимаете, критиковать кого-то может любой, — продолжил я. — Для этого много ума не надо. Гораздо сложнее внести конструкт, предложить выход вместо того, что не нравится.

— То есть, тебе наши песни не нравятся, — сделал вывод Хан, отводя глаза. Понимаю, самому было бы нерадостно слышать такое.

— Я же говорю, сказать 'не нравится' легко! — воскликнул я. — Заявить: 'Не-е, ребята, у вас отстой! Пойду-ка я отсюда!'

— Вы хорошие парни, — продолжил я с энергией. — Мне бы не хотелось вас обижать, потому прежде, чем фыркнуть, я попытался такой конструкт придумать.

— И придумал?

— Да. Понравится вам, нет — но я честно пытался.

Из груди вырвался тяжелый вздох. Мысли же, разрозненно витавшие по просторам черепной коробки, сделали попытку собраться.

— Начнем с того, почему мне не нравятся ваши вещи. Они не плохие, и на них найдется свой слушатель, но... Играть и петь такое я не смогу.

— Почему же? — хмыкнул Карен, в котором играла обида — именно он являлся автором большинства текстов и музыки.

— Потому, что это шлак. Сопли, возведенные в степень самоцели. Такое нравится сеньоритам, сопливым и романтичным, как эти песни. Я же жесткий, энергичный; мне нужна борьба, конфронтация. Надрыв. Для вас идеальный вариант — зализанный ловелас, мечта девичьих грез со сладким голоском и эпатажем представителя голубых меньшинств. Который может мяукать и собирать залы кобылиц... Но это точно не я, парни! Поверьте!

— Да видим, что не ты, — разочарованно махнул рукой Хан. Их купили мои слова о 'конструкте' и желание не обидеть, но разочарование все равно давало о себе знать. — Это всё?

Я покачал головой.

— Нет. Еще мне не нравятся перспективы. Вы работаете на очень узком поле. Таких групп, как у вас, множество. Причем их много даже в русскоязычном сегменте. Вы не выдержите конкуренции и со мной, ваш удел — всё так же играть по клубам с минимальной массовкой. Да что там, — распалился я, — если вы и найдете сопливого сладкоголосого мачо, вы все равно останетесь на том же уровне! Немножко подтянетесь, приобретете среди зрителей несколько новых лиц... Но никакого качественного перелома не возникнет.

И самое главное, в сегмент латинос при этом лучше не соваться, — покачал я головой. — Конкуренции с ними вы не выдержите тем более, эти ребята исторически на порядок слащавее и мурлычнее.

То есть, перспективы обрубаются, сужаясь до ма-алюсенького количества переселенцев из Сектора и, возможно, марсиан.

— Ты не прав насчет латинос, — покачал головой Карен. — Будь мы семи пядей во лбу, пиши какой угодно материал, всегда будем для них 'этими русскими выпендрежниками'. Амигос не слушают чужую музыку, так что в любом случае наш слушатель — только свои. Никакой иной ниши не занять, в любом составе и с любым материалом.

Я кивнул — дельное замечание. И задал давно мучивший вопрос:

— Потому вы и тусите с нациками? Расширить базу? Чтобы слушать вас ходили по принципу 'на своих поглазеть', а не потому, что нравится?

Кажется, задел больную мозоль, парни спешно отвернулись. Лишь никогда не теряющий самообладания Фудзи заметил:

— Теперь ты представляешь, как нам тяжко без нормального вокалиста?

Зря он так. Хан моментально вспыхнул:

— Это неправда! Да, так получается, что нас знают в ТОЙ среде! Но мы с Кареном и правда ненавидим этих тварей! И правда готовы поддержать наших, кто борется! Всем, чем можем! Просто!..

Вздох.

— Ну, не готовы мы бороться сами! — развел он руками. Словно извиняясь, но извиняясь перед самим собой. — Ты же взрослый, должен знать, что происходит с теми, кто выступает против!

— Мы за наших, Хуан, — поддержал его Карен, и глаза его сверкнули, обозначая, что на некоторых позициях он стоит жестко и бескомпромиссно. Мне же не понравилось это 'Хуан'. — Но если вдруг выступим, начнем борьбу, нас мигом отправят на задворки истории, и при этом мир нашего поступка не заметит. Это будет напрасная жертва, а жертвовать собой понапрасну... Элементарно глупо.

Я про себя выругался. Послал же бог... Коллег!

— А готов ли бороться ты? — задал он вроде бы простой, но очень сложный вопрос. — И за что именно? Чего это мы распинаемся, оправдываемся... Может прежде объясниться стоит тебе?

На мне скрестились прицелы глаз всех здесь присутствующих. Чувствовалось, вопрос этот они хотели задать давно, да как-то не получалось.

Я покачал головой — а что на это ответить? Как правило, человек может объяснить архисложные вещи, предмет интереса лишь избранных. Но при этом пояснить элементарщину, даже самому себе, для него проблема. Уже потому, что сам себе такие вопросы не задаешь. Действуешь, как подсказывает сердце, но сердце заставляет делать, а не думать.

Сердцем я всегда выступал за Сектор. И потому, что у меня оттуда мама, корни, и потому, что меня пытались из-за этого унижать. Нет, радикалом, борцом за что-то там себя не считал, но подсознательно всегда был с людьми, говорящими на русском. Для парней же всё проще, они выросли в другой среде. Для них враг — это враг, и он предметен. С крайне простым критерием определения. Как и друг.

— Я не националист, — покачал я головой. — Но готов выступить с вами. Не в смысле с вами... А с ВАМИ. Но только до тех пор, пока латинос не уравняют наши права со своими, пока не отменят дискриминацию выходцев Сектора. Выступать за независимость, отделение, играть в другие подобные игры я не намерен! — мои глаза так же сверкнули, поясняя, что на этих принципах стоять буду жестко. — Я не за Обратную Сторону, как объект и субъект политики. Я за единую Венеру. Но Венеру общую и равноправную. И можете меня за это пристрелить.

Хан и Карен пыхтели, но тут раздался голос нашего японца:

— По сути Ваня прав. Если они уравняют права и возможности, не будет причин отделяться. Так что вы боретесь за одно и то же, просто по-разному это называете.

— Он не понимает, — покачал головой Хан, но я перебил:

— Ты действительно веришь, что Сектору кто-то позволит отделиться РЕАЛЬНО? Тебе пример Марса ни о чем не говорит? Может не просто так некоторые весьма уважаемые марсиане выступают с идеей присоединиться к Венере в качестве обособленной провинции?

Пауза.

— А может вы не знаете сколько у амигос оружия под сотым метром? И что они с легкостью уничтожат Обратную Сторону ковровыми бомбардировками, начнись там боевые действия?

Парни опустили головы. К сожалению, а может и к счастью, эта мысль не казалась нереальной на Той Стороне. Но удерживая от активности горячие головы, угроза уничтожения в случае восстания одновременно подогревала ненависть в тех, у кого головы горячи не особо, хороня любые идеи интеграции. Врага, готового тебя уничтожить по первому проступку, трудно считать 'своим', несмотря ни на какую пропаганду и промывку мозгов.

— Война — это смерть, — продолжил я. Я не искал путей решения глобальных проблем, сейчас нужно было всего лишь достучаться до этих парней. — Это смерть Сектора. И всех людей, там проживающих. Потому да, я не за Сектор. Я за людей и за равноправие. Если вам важнее мифические атрибуты — независимость, государственность, гимн, герб и флаг — флаг вам в руки. Но боритесь за эти идеалы сами.

Воцарилось молчание, и вновь всех примирил Фудзияма.

— Ребята, вы зря ссоритесь. Да, Ваня внешне — натуральный латинос в энном поколении. Да, у него своеобразный взгляд. Но повторюсь, вы в душе боретесь за одно и то же, просто его позиция более умерена и взвешена, без вашего глупого радикализма.

Он помолчал, подбирая слова. Фудзи этих архаровцев знал лучше, и я был уверен, ключики к ним найдет.

— Не я ли говорил вам, что идея Независимости — бред? — вспыхнул он и подался вперед. Нога его нажала на педаль, раздался громкий: 'Бо-ом' бас-барабана, от которого мы все вздрогнули. — Она красива, эта идея, популярна, но абсолютно нереальна! Мне вы эти слова простили — я же простой японец и 'не догоняю'. Теперь он говорит то же самое, — тычок в мою сторону, — но его вы готовы закатать в пенобетон стартовой площадки космолетов! Парни, вы определитесь, у нас как, группа, или что?

Он нажал педаль вновь, мы снова вздрогнули. Отвлекающий фактор — великая сила; не удивлюсь, если наш Фудзи где-то профессионально изучал психологию.

— Ладно, выяснили, — сделал резюме Карен. — Мы разные, по-разному видим вещи, но это всего лишь различные пути решения одной проблемы. Так что не хрен ссориться!

— Точно! — поддержал Хан. — Мудрая мысль!

— И раз всё выяснили, и приняли, что Ваня — свой, предлагаю к политике больше не возвращаться! — поставил точку в споре Наото, настолько зло сверкнув глазами, что захотелось отшатнуться.

Я про себя хмыкнул — чувствуется порода. Древний народ, эти японцы. И очень-очень мудрый!..