Рыцарь в алмазных доспехах. Принцесса и рыцарь

Сергей Кусков

РЫЦАРЬ В АЛМАЗНЫХ ДОСПЕХАХ

ПРИНЦЕССА И РЫЦАРЬ

(Золотая планета-9

Пролог

Июнь 2449, Венера, Альфа

— Гильермо, дружище! Ну, будь человеком! Не ломай кайф!

Гильермо сделал вымученный вздох. Судя по лицу Максимилиано, ему придется делать выбор между курсовой и дружбой. Оч-чень плохой выбор! С одной стороны, июнь месяц, а сессия в первом медицинском дело непростое даже для человека с его связями. Но терять друга ему хотелось меньше, чем пересдавать экзамены.

— Она хоть того стоит? — страдальчески закатил он глаза к небу.

— Стоит, дружище! — просиял Максимилиано. И таким счастливым он не видел старого товарища давно.

Максимилиано подфартило, его приняли в свое время в заведение мечты их обоих, Военно-Медицинскую академию. Конечно, они были честными романтиками и готовились к поступлению, вот только берут туда лучших из лучших, и связей папочки для зачисления оказалось недостаточно. Да, у него, сына мэра немаленького провинциального города, были преимущества по сравнению с другими, но... Но.

Однако Гильермо не пожалел. В отличие от друга, у которого время на развлечения и девочек появилось только сейчас, к концу четвертого курса, он жил полной жизнью, ни в чем себе не отказывая. Максимилиано же пыхтел, учился и вроде как даже демонстрировал успехи. Но дела сердечные никуда не делись, и теперь, когда наступило их время, он просто не мог отказать будущему сеньору практиканту флота ее величества — не позволяла совесть.

— Так что, дружище, если б не этот ее гонор!.. — расписывал свои сложности друг. — Но А без него ведь нельзя, не поймут. Это такая философия, нищета нищетой, но на окосевшей ламе к нам не подъедешь! Оскорбленное достоинство голытьбы!..

— Любишь ты препятствия, — засмеялся Гильермо.

— Это точно, — согласился друг. — С другой стороны, кем бы она выглядела, будь иначе? Вешалкой, вешающейся на всех, дабы исправить социальное и финансовое положение? Нет, нет и еще раз нет! Достойный ее сеньор САМ должен подойти и сам предложить 'вкусную' жизнь! Только так! Да, потом все встанет на свои места, она будет бегать за ним, целовать ноги, чтоб не бросил, чтоб не возвращаться в свою клоаку... Но изначально поставить себя надо.

— И что собираешься делать с ней позже? Когда начнет ценить и бегать? — усмехнулся Гильермо. Максимилиано расплылся в задумчивой улыбке.

— Посмотрим, дружище, посмотрим. Девочка она хорошая, достойная того, чтоб согревать меня долгими ночами вдали от дома... Если не будет выпендриваться, конечно!

Это был сложный разговор. Сложный тем, что на данный момент девушка 'выпендрилась' — в ультимативной форме уведомила, что берет с собою в ресторан, в который он ее пригласил, свою сестру, которой 'надо развеяться'.

— Старый трюк, старина, взять с собой кого-то. Но никуда не денешься, надо играть по правилам. Выручи, Гильермо! Век благодарен буду!

— Что за сестра? — нахмурился Гильермо.

— Не знаю. — Максимилиано покачал головой. — Маленькая еще, всего восемнадцать лет. Наверное, крышелетка малолетняя. Знаешь же этих юных сеньорит? Разбитая любовь, сопли на ровном месте, все такое... Тебе просто нужно будет взять ее на себя и отвлечь, все дела!

'Просто отвлечь' малолетнюю 'крышелетку' после разбитой любви? Идея нравилось Гильермо все меньше и меньше. Но глядя в глаза друга, когда тот говорил о девушке из соседней группы, он уступил.

— Только отвлечь, и больше ничего?

— И больше ничего! — клятвенно заверил Максимилиано.

В назначенный час Гильермо в костюме от кутюрье, в сопровождении не менее представительного Максимилиано, ждали девушек в назначенном месте. Девушки не подвели — почти не опоздали, и внешне... В общем, посмотреть там было на что, хотя одежда и выдавала их происхождение с головой. Но это были не его проблемы, а Максимилиано.

— Прошу! — указал он сеньоритам на свой сияющий 'Атлантико', купленный с аукциона и стоящий целое состояние.

К его удивлению, ни их внешний вид, ни машина не вызвали у сеньорит никакого отклика. Словно они приехали за ними на зачуханом тарантасе купольного класса без магнитных стоек, на которых разъезжают гастарбайтеры. Что задело, но и к этому Гильермо отнесся с пониманием.

Задавая наводящие вопросы, он понял, что старшая, которая как бы девушка Максимилиано, умная и целеустремленная, не боится ни бога, ни черта. Отчаянная. Такая не будет бегать и целовать ноги никогда, и 'гонор нищей голытьбы' в ней не показной. Но Максимилиано об этом говорить, пожалуй, не стоит. Сестра же...

Эта особа произвела на него особое впечатление. Никакой 'крышелеткой' там и не пахло, это была хоть и юная, но предельно собранная молчаливая сеньорита с застывшей грустью в глазах, неохотно и спокойно рассуждающая на различные жизненно-философские темы, присущие для обсуждения сеньоринам лет тридцати-сорока. Ей и восемнадцать-то трудно было дать по виду. Он понял, у нее действительно что-то случилось в жизни, совсем недавно, и это не юношеская 'разбитая любовь' с соплями, а что-то из ряда вон. Но что именно — распространяться девчонки не хотели.

... — И что это? — задал он закономерный вопрос, когда они приехали, указывая на заведение с вывеской на русском языке без обязательного дублирования на испанском или португальском.

— 'Пельмешка', — озвучил название Максимилиано. — Самый популярный нынче в Альфе ночной клуб.

— Русское слово! — заметила Марина, девушка друга.

— Сеньорита разбирается в языках? — уважительно кивнул ей Гильермо. Та пожала плечами.

— Нет. Просто как раз учу русский. В качестве самообразования. Кажется, я что-то слышала об этом заведении... — нахмурила она лоб.

— О, последнее время многие о нем слышали! — с восхищением пускающего пыль в глаза щеголя начал распинаться Максимилиано. — Еще совсем недавно это был заштатный кабачок, в котором собирались националисты Обратной Стороны. Знаете, есть такие заведения, типа фан-клубов: все законно, мирно, под колпаком пятого управления, но душу отвести разговорами о былом величии Великой Империи можно.

Но с недавних пор это место стало номером один в Альфе, а попасть сюда можно только по приглашению. Теперь внутри тусуется аристократия, сынки и дочки самых-самых обеспеченных людей Венеры. А кто в городе задает моду — сами понимаете...

— Говорят, сами принцы бывают здесь! — продолжил он тише, словно заговорщицки. — Все трое! Инкогнито, разумеется.

— Врут, наверное. — Пожал он плечами после паузы. — А может и не врут. Кто их, принцев, знает! Но заведение на уровне!

— Они что, выгнали наци? Эта аристократия? — не поняла Беатрис, сестра Марины. Это была одна из немногочисленных реплик, которые Гильермо услышал от нее за все время.

— Ни в коем случае! — вновь убавил громкость Максимилиано. — Это кажется немыслимым, но они там сосуществуют!!!

— Как это? — не поняла Марина.

— Никто не знает. — Максимилиано развел руками. — Там играют русскую музыку, подают русские блюда, на втором этаже проходят поэтические вечера русской классики, крутят русское кино... И во всем этом варится наш высший свет. Юные его представители, которым суждено править этой планетой в будущем.

— Может это и правильно? — грустно улыбнулась Марина. — Может, хватит 'задвигать' русский сектор? Нам нужна интеграция, и кто-то там, наверху, это понял? — ткнула она пальцем в крышу купола.

Тем временем они подошли ко входу. На контроле лица стояло несколько дюжих охранников такого свирепого вида, что спорить с ними Гильермо поостерегся бы в любом состоянии и с любыми связями. Но кроме того, словно подтверждая слова Максимилиано об аристократии и принцах, он узрел рядом с охраной... Скажем так, лица, отдающие казенностью и незаметностью. То есть, место действительно 'блатное'.

Народу за цепочкой скопилось много, но бОльшая часть — представители нации латинос. Русских охрана все же предпочитала пропускать, если они соответствовали виду, характеризуемому словом 'цивильный' и внутреннему перечню требований заведения к посетителям.

Само собой, у Максимилиано были пригласительные, проблем со входом не возникло. Проблемы начались чуть дальше, когда после металлоискателя их тщательно облапали личности, которых Гильермо так же не мог отнести к рядовой охране клуба. Причем их с Максимилиано ощупывали мужчины, девушек — сеньора в форме и при оружии, связываться с которой он бы так же поостерегся. Наконец, перипетии входа завершились и они вошли.

— Пока еще рано, — кивнул друг на пустую сцену. — Группа заиграет минут через пятнадцать. Самое время занять столик. Сеньориты чего-нибудь желают? Коктейли?

— Что, хорошая группа? — кивнула на сцену Марина, хмурясь еще больше.

Максимилиано пожал плечами.

— Считается, что да. Говорят, такое столпотворение тут из-за нее, хотя я не верю.

— Что за группа? — вспыхнули глаза Беатрис. Впервые за вечер.

— Да, тоже русская, наци, — пренебрежительно махнул рукой Максимилиано. — Ретро-ансамбль, играют только на русском, и, редко, на английском, старинные вещи. Музыка жесткая, колючая, но все почему-то от нее тащатся. Текст никто не понимает, даже сами русские, я спрашивал, но при этом всем нравится.

— В общем, популисты, — сделал вывод он. — Поймали волну и гонят свою линию, пока народ 'хавает'. Мода пройдет — все о них забудут, но пока они — главный тренд столицы, и надо ловить момент!

Максимилиано рассмеялся, но девушкам смешно не было.

— Извините, я отлучусь, — коснулась плеча Максимилиано Марина и быстрым шагом направилась в сторону туалетных. Тот проводил ее взглядом и обернулся к Беатрис, стараясь удержать маску щеголя, которую, и он это чувствовал, держать становилось все труднее и труднее.

— Коктейли? Так сказать, для затравочки и настроения?

— Не откажусь! — улыбнулась вдруг девушка. Господи, вновь впервые за вечер! Гильермо сделал вывод, что не все потеряно, и что под надежной и прочной броней этого создания прячется хрупкое ранимое существо.

Гильермо незаметно кивнул другу, и тот испарился в сторону барной стойки.

— Тебе тоже надо? За сестрой? — спросил он девушку. Та отрицательно покачала головой. — Тогда пойдем?

— Куда?

— Туда, — указал он в сторону возвышения, где находился заказанный ими столик.

— Пошли, — пожала она плечами.

Неспешно продвигаясь сквозь редкую пока толпу, Гильермо думал над загадкой девушек, и особенно того создания, что шло рядом. Размышлял, как бы вытянуть ее на откровенность, поговорить по душам, понять, что с нею не так. Он чувствовал, что хочет этого, что эта загадка ему нравится. Но пока что они были слишком мало знакомы.

Вдруг его размышления были прерваны самым наглым образом — бестактным толчком налетевшей на него растрепанной сеньориты.

— Ой, извините! — пробормотала та. Гильермо начала разбирать злость — помещение небольшое (они прошли почти в самый угол), вокруг столики, столбы с украшениями, ступеньки... Какой смысл вообще разгоняться в таких условиях? Разве чтобы столкнуться с кем-нибудь вроде него!

— Ничего-ничего! — пробормотал он, оценивая внешность сеньориты и ее формы. Атлетически сложенная, видно, профессионально занимается каким-то спортом. Но более в ней не было ничего интересного.

— Разиня, — проговорил ей вслед, когда та достаточно удалилась. И вдруг его спутница покачала головой.

— Нет, не разиня. Все правильно она сделала.

— Чего? — не понял он.

— Я говорю, не разиня она, — пояснила спутница. — Ощупала тебя так, что ты ничего не почувствовал и не понял. Так уметь надо!

Гильермо стало смешно.

— Когда это она умудрилась? И зачем ей вообще меня ощупывать?

Беатрис пожала плечами.

— Проверить, есть ли у тебя оружие. Колюще-режущие, огнестрел в клуб сейчас не пронесешь. На что вообще проверяют ощупыванием?

Кажется, он так и застыл с отвиснутой челюстью.

— И как ты это поняла?

Девушка улыбнулась.

— Это одна из девчонок Анариэль.

И всё. По ее мнению сказанного было достаточно, а кто не понял — его проблемы. Видя, что расшифровывать фразу она не собирается, Гильермо решил не спешить, а больше слушать. По оброненным фразам иногда можно узнать больше, чем задавая прямые вопросы.

Глубоко вздохнув и обернувшись в сторону цели их путешествия, он уткнулся в оценивающий взгляд еще одной сеньориты похожего сложения, мирно стоящей на лестнице, облокотившись о парапет, внимательно разглядывая зал. Чем-то неуловимо она была похожа на ту, что его толкнула. Причем смотрела она не как самка в поисках перспективного самца, как обычно смотрят сеньориты в клубах, а... Наверное, как удав на кролика. Сытый такой удав, знающий, что может задушить жертву в любой момент, но не считающий нужным это делать.

— Не пялься! Не пали ее! — ткнула локтем в бок Беатрис.

— А?.. Что?.. — он вновь посмотрел на спутницу, мысленно поправляя челюсть. Тайны продолжались, и обилие их ему переставало нравиться. — Ты о чем?

Юное создание огляделась по сторонам, приблизилась вплотную и заговорила почти шепотом.

— Я же говорю, это девчонки Анариэль! Они здесь под прикрытием, не пялься на них! Это их демаскирует!

— Анариэль... — прошептал он это слово, словно пробуя на вкус. — Да кто это такая, черт возьми? И что за имя странное?

— Эльфийское, — беззаботно пожала плечами спутница. — Она всегда играет за эльфийских лучниц. Несколько раз пыталась воинами и магами, но лучники у нее получается лучше всего. А так ее зовут Анна.

— Анна... — вновь проговорил он. — Угу, понятно.

Сказать, что Гильермо что-то понял — ничего не сказать, но по мордашке этого существа было ясно, что уточнять она не будет. Такое не в ее правилах.

Что ж, поиграем по правилам, поиграем!

Но только он собрался идти дальше, как рядом с ними раздался звонкий возглас:

— Тигренок!

После чего в поле зрения появился парень лет двадцати, латинос с длинной темно-темно-русой шевелюрой и огромными карими глазами, одетый в модную ныне кожаную куртку, с разбегу подхвативший его спутницу, закружив вокруг своей оси. Беатрис завизжала и рассмеялась от удовольствия. В душе Гильермо неожиданно для него самого появился червячок ревности — это его загадка! Он отгадывает ее, а не какой-то!..

— А мне когда сказали, что ты тут, я не поверил! — произнес парень, когда поставил девушку на место, полностью игнорируя его присутствие. — Ты это, чего сегодня делаешь?

— Я... — Девушка замялась, опустила глаза. Только теперь парнишка поднял на него изучающий взгляд.

— А... Это с тобой, да?

— Это Гильермо, — представила его Беатрис. — Просто Гильермо. Эдуардо, — ее ладошка уткнулась в грудь парню. — Просто Элдуардо.

— Очень приятно, просто Эдуардо, протянул Гильермо руку новоприбывшему, душа в себе злость.

— Взаимно, — просто Гильермо... — улыбнулся в ответ парень, и в улыбке его ревностью не пахло. Хм...

— У нас типа... Свидание, — пояснила девушка.

— А, понятно, — разочарованно покачал головой 'просто Эдуардо'. — А то помнишь тех козлов, что сделали нас в субботу? Мы решили их сегодня проучить. Собрали всех наших, Фрейю с Майком подписали! Всех отрядили, только ты на связь второй день не выходишь! Я тебе и так, и этак...

— Мне некогда было, правда, — грустно улыбнулась девушка. Парень глубоко вздохнул, но понимающе развел руками. Видно, загадки этой девушки для него таковыми не являлись.

— Ладно, забей. Постараемся сделать их и без тебя. Я, Анариэль, Фрейя, Майк... Еще будут два воина, и чувак один, вроде пал. Взломщики его где-то нашли, будет танчить. Не хватает только дамагера твоего класса и хиллера.

Вздох.

— Ну, да ладно, найдем, еще время есть.

— О, привет! Ты?.. — раздалось сбоку. Все лица сразу повернулись к подошедшей Марине, сопровождаемой приобнявшим ее за талию, начавшим активную фазу Максимилиано. Причем, лицо у Марины при виде 'просто Эдуардо' было донельзя вытянутым.

— Ты? — Удивление 'просто Эдуардо' так же зашкаливало. А при виде приобнявшей девушку руки, в нем проснулась некая праведная злость.

— Слушай, Пантера, — оглядев Максимилиано через прищур произнес он, — я понимаю! Ты свободная женщина и все такое!.. Но не здесь же? — окинул он рукой клуб. — Других заведений в Альфе не нашлось?

— А ты имеешь что-то против этого заведения? — моментально вспыхнул ничего не понявший Максимилиано, почувствовавший от паренька необъяснимую, но лютую угрозу. — Да ты сам вообще кто такой?

Запахло скандалом, но Гильермо ничего не успел предпринять. Всех спасла очередная атлетически сложенная девушка, сеньорита с личиком няши, 'случайно' врезавшаяся другу в бок.

— Ой, извините! Я такая неуклюжая!.. — расплылась она в невинной улыбке. — Вы мне не поможете?

В кавычках 'случайно' для Гильермо и остальных, разумеется. Максимилиано воспринял толчок, как и должен был воспринять любой самец на его месте — за истинную неуклюжесть слабого существа. Ударившись о его плечо, девушка рассыпала какие-то листы бумаги, и друг, забыв, что только что кипел злобой, принялся помогать ей их собирать, что-то выговаривая девушке, что надо быть аккуратнее. А еще Гильермо готов был поклясться, что заметил, как она ощупала его в момент столкновения.

— Ладно, как знаешь! — покачал Марине головой Эдуардо и повернулся к Беатрис. — Короче, Тигренок, если передумаешь, через три часа выходи на Арену. Я пошел, мне еще хилера надо найти. И кого-нибудь вместо тебя, если все же не решишься.

Он обнял ее, хлопнул по плечу и собрался было уходить, как вдруг вернулся глазами к нему.

— Слышишь, просто Гильермо! Ты это, не вздумай ее обидеть! Пожалеешь!

— Ты мне угрожаешь? — Гильермо почувствовал, как от передозировки информации зло пробрало и его.

— Я? — Парнишка удивился, и удивление его тоже было искренним. — Нет, я тебе не угрожаю. Мне фантазии не хватит тебе угрожать. Я просто предупреждаю. По дружески. Ты вроде неплохой чел...

Эдуардо похлопал по плечу и его, и двинулся прочь, быстро потерявшись в толпе.

Гильермо посмотрел на Марину — та все еще стояла в ступоре. Повернул голову к спутнице.

— Может, скажете, что здесь происходит? И кто это такой?

Ответить та не успела, со стороны сцены раздались скрипящие звуки настраиваемых гитар.

— О, а вот и группа! — констатировал Максимилиано, как раз закончивший с сеньоритой и бумажками. Гильермо пригляделся — на сцене стояло трое парней: двое с гитарами, и не славянской, и не латинской внешности, скорее восточной; третий же, очевидный выходец с Дальнего Востока, садился за барабанную установку.

— Пойдем поближе? — Марина безапелляционно потащила Максимилиано в ту сторону. Друг попытался что-то маякнуть ему, но не успел.

Гильермо, оставшись со спутницей наедине, посмотрел на нее задумчиво и более внимательно. Разрозненные мысли в его голове начали собираться в единую конструкцию, а собранные в кучу факты давать целостную картину. Эта картина ему не нравилась, она была невероятна. И тем более невероятна, учитывая, кто эти девушки, и что они на самом деле те, кто есть.

— Просто Эдуардо. Фрейя. Анариэль. Толкающие вовремя и ощупывающие сеньориты... — начал перечислять он. — ...А с Эдуардо, как я понял, у вас ничего нет?

— Нет, ничего нет, — согласно закачала головой спутница. Причем она не оправдывалась, а ставила перед фактом. — Это территория Анны. У нее на него свои планы, и туда лучше не лезть. Хотя в самом начале я думала об этом, было дело... Но не моё!..

Гильермо не стал уточнять, в самом начале чего. Понял, что узнав это, его жизнь необратимо изменится. А пока он еще не был готов к этому.

— А Фрейя это...

— Она самая, — кивнула девушка, уголки глаз ее ехидно заблестели. — Ее игровое имя — 'Лесная королева'. Она играет за друида. Это самый сложный класс, — пояснила она. — Воин или пал, что, — две управляющие команды на контуре всего играют. Вешаешь несколько исполнительных модулей на пальцы и прешь, как танк, только успевай их активировать! Маг — посложнее, там думать надо. А друид... Высший пилотаж!

— Зато опытный друид на поле — бог, — расплылась она в улыбке профессионала сетевых игр. — Точно тебе говорю, не зря ее лесной королевой назвали!

— И тоже лесные эльфы?.. — хмыкнул он. Девушка кивнула.

— Ну, так у темных же друидов нет!

— А почему эльфы? А не орки или оборотни? Или вампиры?

Пожатие плеч.

— Не знаю, что-то личное. Я вот за оборотней играю. Тигром-охотником. Раз уж назвали — надо соответствовать!..

— Ясно... — потянул он, не зная, что говорить и делать дальше. Стоял, затягивал паузу, размышлял...

...Спасла его группа. На сцену поднялся последний, четвертый ее участник. Выбрал гитару и провел по струнам, сличая звучание с чем-то у себя в памяти.

— Ой, Чико! — воскликнула Беатрис и запрыгала на месте, словно девчонка.

Гильермо прищурился. Червячок ревности вновь зашевелился, и он почувствовал, что эта угроза посерьезнее 'просто Эдуардо'.

Парень тоже не относился к славянам. Он назвал бы его чистокровным латинос, было странно видеть такого в заведении для русских наци. Высокий, выше среднего роста, подкаченный и подтянутый, от него во все стороны шли невидимые нити силы, призывавшие либо бороться с ним, либо подчиняться — харизматичный сукин сын! Волосы коротко острижены, словно у военного, на лбу повязана красная ленточка, как делали партизаны-guerrillas прошлого. Одет был в футболку с говорящим изображением Фиделя Кастро, открыто кричащей о его протестных воззрениях. Активировав 'перчаткой' режим микрофона, парень уверенным ровным голосом произнес:

— Приветствую вас, друзья! — Произнесено было на русском Обратной Стороны, Гильермо про себя отметил чистоту звучания. — Клуб 'Пельмешка' рад приветствовать вас на своей земле! А тем временем мы продолжаем сегодняшний вечер, и первая песня посвящается бравым парням сто тридцать второго десантного полка марсианской республики!

Последние слова он выкрикнул, подняв кулаки вверх в сторону стоящих около сцены здоровенных парней в гражданском. В которых, несмотря на повседневную одежду, нельзя было не признать ни марсиан, ни военных. Марсиане ответили дружным ревом, надрывая глотки.

Неуловимый жест, удар по струнам. Зазвучала мелодия, удивительно тяжелая и удивительно скрипучая — Гильермо скривился. Но что-то в ней, действительно, было, хотя уж слишком непривычное его уху.

— Это про него говорил Эдуардо, когда предупреждал тебя! — прокричала в ухо девушка. — Это он порвет любого, кто меня обидит!

В ее голосе засквозило торжество. Гильермо понял, что перед ним женщина, маленькая, слабая... Но невероятно уверенная в себе! Потому, что есть человек, который закопает за нее кого угодно и куда угодно. И более того, этот человек и тип на сцене, которого он оценил как очень опасного противника, одно и то же лицо.

А еще, любая сеньора или сеньорита умрет от зависти к этой шмякодявке, жаждая иметь такого же.

— Послушай, я не собираюсь обижать тебя, Беатрис! — прокричал он в ответ. — Не надо так! Ладно?

— Да, хорошо! — крикнула она. — Я вижу тебя, ты хороший!

Она прижалась к нему, словно котенок. Его рука притянула ее покрепче, словно боясь отпустить.

— Просто они мои друзья, и беспокоятся обо мне! Они любят меня! — продолжила она.

— Наверное, тебя невозможно не любить! — крикнул он, обнимая ее и второй рукой.

Так они стояли, прижавшись друг к другу. Он, взрослый парень из семьи со связями, состоявшийся, практически выпускник медицинского института, и она, маленькая... Но такая взрослая женщина. Со связями, с которыми его собственные не шли ни в какое сравнение, и при этом о которых никто из окружающих не имел ни малейшего представления.

Задрожали дали, завыли ветра.

Заживо глотали солёную волю.

Ярились казаки с утра до утра

Погулять по синему морю,

— начал петь меж тем парень, и в голосе его было столько энергии, столько чувств, что Гильермо невольно втянул голову в плечи.

Каждому с рожденья звенела роса

Славы необъятной ни тени богатства.

Вечностью крылатой влекут паруса

Боевое грозное братство.

— У вас что-то было? — спросил Гильермо, кивнув на сцену. Она пожала плечами.

— Считай, что нет. Не стоит об этом.

Судя по тону и нахмуренному лбу, действительно, не стоит.

— А она? — Гильермо разглядел в толпе перед сценой друга, которого явно и в цвет отшивала пришедшая с ним девушка, вырываясь из объятий.

— Он — ее муж! — произнесла Беатрис. Вроде три простых слова, произнесенных обыденным тоном... Но Гильермо стало не по себе. Хотя он думал, что после сегодняшнего разучится удивляться. — Законный! — кивнула девушка, чувствуя его обалдение. — Но лишь формальный!

Пауза.

— Но она любит его! — грустно продолжила она. — Это ради него она начала учить русский в свободное время!

— А он?

— Он — нет! — Покачивание головой. — Но она надеется.

— Фрейя? — вспомнил Гильермо имя, оброненное и ею, и Эдуардо. Беатрис пожала плечами.

— И Фрейя тоже! Там нешуточная бойня, и Марине лучше туда не соваться! Она и не суется!— новый тяжелый вздох, — но все равно надеется! Слушай, пойдем отсюда? — отстранилась вдруг она.

— Неприятно, да? — усмехнулся Гильермо. — А как же вечер, столик?

— Не здесь, — покачала она головой.

Он задумался.

— Надо бы подойти... — И указал на друга, вставшего за спиной своей... теперь уже точно бывшей девушки, глядя, как та неотрывно, влюбленными глазами смотрит на сцену. — Мы же вроде вместе пришли, неудобно!..

Беатрис отрицательно покачала головой.

— Там уже ничего не сделаешь! Лучше не надо, поверь! Давай лучше спасать то, что спасти можно?

С такой постановкой вопроса спорить было трудно, и он позволил утащить себя прочь, на улицу. Перед самым выходом Беатрис обменялась информативными взглядами с еще одной атлетически сложенной сеньоритой, и Гильермо мог поклясться, что это и есть та самая Анариэль — слишком властный был у нее взгляд.

Слава богу, пытка закончилась, они вышли на улицу. Но только тут он понял, что все только начинается. И что ему будет жаль, неимоверно жаль, если она сейчас по-простецки попросит его подвезти до дома.

— Теперь куда? — обреченно произнес он, гадая, каков должен быть следующий шаг для развития знакомства. Ибо с этой сеньоритой не сработает ни один стандартный сценарий, к которым он привык за немаленькую в общем жизнь.

Глаза Беатрис загорелись:

— А поехали в игровую?

— Игровую? — Кажется, его челюсть вновь отвисла. Действительно, отныне ему придется выбросить из головы все стандартные сценарии.

— Почему нет? — забегали глаза этой бестии. — Ты же играл в 'Тайны волшебного леса'? Играл, по глазам вижу! — констатировала она.

— Я так, новичок... — опробовал возразить он, но это было бесполезно.

— Ничего! Будешь играть хиллером — там много ума не надо! И новичок справится!

Поехали, быстро подтянем тебя! У нас два часа, а потом пойдешь с нами на Арену. Ты не представляешь, что за козлы были в ту субботу!.. — Глаза девушки гневно вспыхнули. — Там же тебя со всеми и познакомлю.

Видя, что он не решается, она привела в действие последний аргумент:

— Слушай, твой друг говорил, что ты тоже с ним в военно-медицинскую поступал, да?

— Да. — Гильермо скривился.

— Но не поступил.

Отвечать не требовалось.

— Так в чем проблема? — развела она руками. — Хиллер — и есть военный медик! Только в 'Тайнах...'. Быстро, ноги в руки, будем твою мечту исполнять!

Они побежали к его машине. И он вдруг понял, что сделал правильный выбор. На пути его ждут сюрпризы и передряги, сам путь будет неимоверно долог... Но оно того стоит!

А еще, с этой девушкой никогда не будет скучно...

* * *

Пороха в достатке и вдоволь свинца.

Жаждой поединка грубеют ладони.

Нет в огромном мире иного венца, —

Не горим в огне и не тонем!

Эй, кистень проворный — заветный друг;

Убегают волны, зарёй играя.

Нет врагу пощады! Разорван круг!

Ждут героев ангелы рая!

— пел Хуан. Марина стояла, смотрела на него, слушала энергию голоса и боролась с внезапно нахлынувшими слезами. Он не просто пел; он нагло влезал в душу, заставляя пережить все эмоции людей, о которых пелось; заставлял пережить то, что творилось в этот момент в его собственной душе.

А еще она поняла, что ангелы в его песне — немного не те, о которых говорится в изначальном тексте, как бы ни считали бравые десантники сто тридцать второго полка.

Позади дымятся наградой года.

Впереди, как прежде — походы и брани.

Кто костлявой смерти в лицо хохотал,

Кто в боях не раз был изранен.

Нет, песня эта предназначалась не марсианам. Пел ее он для избранных, находящихся в зале. А таких было немало, начиная от собственного взвода (кажется, в углу она заметила одну из Сестренок) и взвода Эдуардо, и до... Кто его знает, сколько их здесь! Марина так и не научилась вычленять их из толпы. А теперь, под прикрытием места для тусовки аристократии, в клубе можно спрятать самого черта, не то, что каких-то смазливых девочек!

И главное, теперь она понимала, что ангелы эту песню полностью заслужили.

Сполохи знамений лобзают уста,

Жаркие молитвы и дрожь сновидений.

Только неизбежна победа креста

В череде лихих наваждений.

Света не убудет — отмерен срок;

Пламенеют судьбы в веках сгорая.

Нет врагу пощады и в этом рок!

Ждут героев ангелы рая!

Кажется, она все-таки заплакала. Да и не плакать под этот голос было невозможно. Но плакала не только она — у многих вокруг глаза были на мокром месте. Причем не только у фанатеющих сеньорит, облепивших сцену и что-то визжащих по поводу: 'Ваня, я тебя люблю!' Рослые дюжие марсианские десантники, которых трудно заподозрить в сентиментальности, плакали тоже — ибо помимо прочего принимали текст песни на собственный счет.

...Но все заканчивается, закончилась и эта пытка.

— Следующая песня посвящается одной девушке, которая стоит сейчас в этой толпе, — произнес вдруг Хуан, приторно улыбнулся и загадочно подмигнул в первые ряды. Окружающие ее фанатки в один голос взревели: каждая приняла подмигивание на свой счет (или хотела принять, не суть важно). Но Марина ясно видела, что смотрел он в этот момент персонально на нее, несмотря на то, что освещение в клубе оставляет желать лучшего, а знать, что она здесь... В общем, она не была уверена, что ему о ней сказали.

Что-то крикнув своим, Хуан вновь ударил по струнам. Окружающие его парни поддержали, и по залу разлилась другая музыка. С похожей энергией, но неуловимо... Иная. И во время проигрыша, и Марина ясно это чувствовала, он смотрел только на нее.

Видно дьявол тебя целовал

В кpасный pот, тихо плавясь от зноя.

И лица беспокойный овал

Гладил баpхатной темной pукою.

Если можешь беги, pассекая кpуги,

Только чувствуй себя обpеченной.

Стоит солнцу зайти, вот и я

Стану вмиг фиолетово-чеpным.

Да, сегодня позволено все

Что кpушишь в себе так увлеченно

Видишь, я над тобою кpужу

Это я фиолетово-чеpный...

 

ЧАСТЬ I. МУЗЫКАНТ

Глава 1. Прослушивание

Август 2448, Венера, Альфа

Я уже давно не верю в случайности. Слишком много их было в моей жизни, и большая часть на поверку оказалась хорошо спланированными закономерностями. Начиная от рейда королевы в мою школу почти год назад и поступления в корпус, и кончая...

Нет, конца им пока нет. И, наверное, не будет долго. Но теперь я хотя бы понимаю замысел режиссеров этих 'случайностей', и на душе становится легче. Да и сами режиссеры: они не могут просто так привести меня за руку куда-то и сказать: 'Хуан, это — то-то и то-то, тот-то и тот-то. И ты должен сделать так-то и так-то, а потом отчитаться'. Это некрасиво, неэтично... Непрофессионально, в конце концов!

А потому я буду делать вид, что верю в их 'случайности'. Как они будут делать вид, что верят, что верю я.

Это началось вскоре после того, как мне вернули право свободного выхода — как и полагается всем 'белым' людям, раз в четыре дня, вместе со всем караулом. Успехи на судебно-ораторском поприще, а после в борьбе с покусителями на жизнь иностранного президента начали топить лед, сковавшийся надо мной после марсианских погромов; звонок же королеве и активная фаза работы ДБ по школам не просто растопили его окончательно, а буквально взорвали. ДБ получил колоссальный улов, после которого королева по слухам смогла задавить не только атомного итальяшку Манзони, но и не дала рта раскрыть самой Несвятой троице. Офицеры не могли меня не 'простить', их бы не поняли.

...Итак, меня начали выпускать в город.

По девочкам я больше не ходил. Эксперименты завершены, а в корпусе девочек и так выше крыши — иногда не знаешь, куда от них спрятаться.

Вначале я занимался разными делами, близкими людьми. Но дела быстро кончились, а близких у меня... Одна только мама.

Навестил 'сорок четвертых'. Не сказать, что девочки рады были меня видеть, но не прогнали, даже угостили кофе с эклерами. У них все замечательно, верховодит там Сандра, и они даже рады, что ушли на вольные хлеба. На обратном пути заехал к семейству Санчес, поговорил с благоверной по поводу грядущих больших изменений. Разговаривали спокойно, но холодно — там мне тоже рады не были. Тигренка не застал, и надо будет как-нибудь прогуляться еще раз, подгадав время в отсутствие благоверной.

Но вернувшись от Марины, вдруг понял, что одну четвертую законную от общего времени в принципе больше не на что потратить. Не в школу же возвращаться. Кстати, тоже дохлый номер — там вовсю экзамены, после чего будут сдвинутые каникулы. Или уже?..

Не важно. Важно то, что в свой третий по счету увал я остался на базе. Ввиду бесперспективности какой бы то ни было деятельности за ее пределами.

Девчонки были в шоке, и не только мои. 'Пятнашки', у которых увал со мной не совпадает, заявились и потребовали отчетности, все ли у меня в порядке. Отчитываться перед любящими тебя 'младшенькими' это что-то, скажу вам! И пройдя обязательные процедуры в виде пробежки, завтрака и разминки, я забурился в 'музыкальную', как окрестили аудиторию для игры на гитаре, где до самого ужина юзал струны, штудируя самоучители по памяти. После же оного начал самостоятельно разучивать песни, причем не абы какие, а из собственного немаленького уже списка классики Золотого века.

На следующий день во время обеда, аккурат после физических занятий перед умственными, в столовую заявилась Оливия, и с не терпящим возражений видом уселась за мой столик. Я припозднился на тренажерах и был один — девчонки уже убежали.

— Говорят, ты вчера в увал не пошел? — хитро сузились глаза черненькой. Почувствовав подвох, я мило улыбнулся.

— Почему же не пошел? Пошел! Просто не вышел за территорию базы.

Она покачала головой.

— Тебе так нравится гитара?

Я молчал, соображая, чего она хочет. Не могла же она подойти просто так? В гробу она видала и меня, и гитару!

— Девчонки говорят, ты классно играешь, — продолжала она пластинку, видя отсутствие моей реакции. — И что тебе нужен толковый учитель.

А вот этот разговор впервые завела напарница Оливии, одна из моих самых первых слушательниц.

— Лив, солнышко! — усмехнулся я, ковыряя вилкой спагетти. — Давай сразу к делу?

— Я найду тебе учителя, — выдавила черненькая победную улыбку, откидываясь на спинку стула. — У меня есть необходимые связи. В обмен ты прекращаешь дуться на то, что мы тогда пытались тебя избить. И вообще на то, что я не считала тебя за человека. Идет?

Я отрицательно покачал головой.

— Лив, я не дуюсь за то, что вы пытались меня избить. Скажу больше, я бы удивился, не произойди чего-то подобного. А вот то, что ты не считала меня человеком... — Я покровительственно покачал головой.

— Но теперь-то считаю! — гневно воскликнула она, подавшись вперед.

— Узнав, что я — почти принц? Или что меня готовят для работы с охраняемым тобой объектом? — Ирония из меня так и лучилась.

— Вот ты дурак! — обреченно покачала она головой, издав мученический вздох. — Ангелито, я могу работать и с НЕ человеком! Это вопрос профессионализма! С этим посмешищем Себастьяном же работаю? А уж куда ближе к охраняемому объекту!

— Посмешищем? — Кажется, я криво улыбнулся.

— Мы над ним смеемся, — пояснила она. Не в лицо, нет. За спиной. Это не мужчина, это тряпка. Он чувствует и ненавидит нас за это.

— Фрейя тоже смеется, — ядовито продолжила она, растянув губы в довольной ухмылке. — И ее он тоже ненавидит, но ничего не может сделать тем более.

— ...Так что все я могу, Чико! — закончила она, подведя железобетонную черту. — И могу, и буду работать с любым 'клиеном'! Никаких преград для этого нет и быть не может! И на то, что ты — Веласкес, мне так же наплевать! Веришь?

— Верю... — честно покачал я головой.

— Ну, так как? Мир? — она протянула руку.

Я оглядел соседние столики. В столовой на данный момент осталось не так много людей, но те, кто был, напряженно всматривались в нас, даже не пытаясь делать вид, что разговаривают друг с другом.

— Мир! — пожал я ее ладонь. Все равно ведь придется! Какая бы она ни была внутри, меня она, наконец, зауважала, и это надо ценить. Как ценить и дружеский жест, на который решилась. Такие, как Бергер, на мелочи не размениваются, а нам еще работать и работать!

После ужина, когда все занятия окончились, и до самой ночи мы сидели в нашей оранжерее. Я, вновь подошедшая Оливия, гитара и несколько фанатеющих сеньорит. Пока, примерно в полпервого, не заявилась Кассандра и в приказном порядке не потребовала всем убираться, а мне — 'быстро спать!' Так как я 'совсем оборзел' и вообще, 'нам завтра на полигон'. Короче, взяла в музыкальной паузе музыкальную паузу.

Следующий увал прошел в бешеном ритме. Съездил домой, позанимался с Сестренками, вечером устроил им 'выпускной экзамен'... Хотя об экзамене позже, в следующий раз. Времени не было. В 'рабочие' же дни по прежнему занимался, разучивая и разучивая новые песни, набивая руку — при наличии минимально необходимой моторики дело двигалось достаточно быстро. И вот вечером, в преддверии очередного увала, Бергер заявилась вновь.

— Привет, Ангелито! Мюзицируешь?

— Договорилась? — с порога хмыкнул я. Она улыбнулась.

— А то. Держи! — И протянула визитку.

— 'Школа искусств Бернардо Ромеро'... — озвучил я надпись на лицевой стороне. — Вот почему-то так и думал, что увижу это имя! — Мои губы растянулись в улыбке. — Не скажешь, почему?

Она наигранно пожала плечами.

— Наверное, потому, что ты умный. Я не права?

Теперь пожал плечами я. А у вас на моем месте было бы желание возражать?

— И кто сей таинственный музыкальный инструктор, которому было позволено меня выслушать? Только не говори, что САМ.

— Завтра в шесть вечера. Буду ждать тебя в холле, — покровительственно улыбнулась она. — Не придешь — пеняй на себя, второй раз такой шанс не выпадает. Я для него всего лишь сопливая девчонка, второй раз он меня слушать не станет. Надеюсь, у тебя что-нибудь готово? Песня там, показательное выступление?

— А-а-а-а... — попытался ответить я, но она, не став слушать, бегло бросила:

— Ну, вот и отлично! — После чего загадочно улыбнулась и вышла.

Я перевернул карточку. Обратная сторона гласила: 'Бернардо Клаудио Ромеро'. Роспись. И контактные номера. Всё.

Mierda! Захотелось выругаться.

'Чико, мне кажется, или ты еще совсем недавно хотел, чтобы события понеслись, как 'Экспресс любви' на полном ходу?' — задал полный иронии вопрос внутренний голос. И ему возражать тоже не хотелось.

* * *

Без пятнадцати шесть я, как штык, стоял на ступеньках школы искусств. Вчера и сегодня пробивал подробности относительно этого заведения, и они мне понравились. Дон Бернардо лично отбирает кандидатов на обучение, и те, кому дает добро, учатся у него совершенно бесплатно. Не сказать, что каждого после обучения берут в оборот воротилы его шоу-империи, однако почти все дарования, раскрученные его людьми, за редким исключением, оставили за спиной эту школу. А 'держит' он ни много, ни мало, треть шоу-рынка планеты!

То есть, если тебя берут в школу искусств Бернардо Ромеро, это не значит, что ты будешь знаменит. Но это значит, что обладаешь минимальным наборов талантов для того, чтобы такой рывок совершить. Сколько с помощью этой школы 'поднялось' молодых дарований сложно сказать, но деньги на ее основание выделила в свое время еще королева Катарина, мать нашей любимой королевы, когда ее самой не было и в планах.

Платное обучение тут тоже есть — профессиональному художественному руководителю без разницы, кого обучать, талант или бездарность. Но это особое направление, и им я не интересовался.

Решив, что лучше подождать внутри, поднялся, поудобнее перехватил гитару, которую решил взять с собой, и вошел в вертящиеся двери.

Первое, что удивило — система безопасности. Нет, и металлоискатели, и парочка бритых охранников в форме не нонсенс для подобного заведения, тем более, если оно принадлежит крестному королевы. Но вот пара ангелочков рядом с ними в гражданском...

Подозревая недоброе, я оставил инструмент на столе и прошел раму, которая привычно запищала. Они почти всегда пищат, это норма — мало кто может похвастаться тем, что абсолютно не имеет на теле и в карманах металлических предметов. Но в данный момент стоящий рядом страж не поленился и обыскал меня, не чураясь этой обычно игнорируемой ими работы. 'Интересно, кто?' — думал тем временем я. Девочки были из резерва, а какую опергруппу ими усилили на разводе внимания не обратил.

— Все в порядке? — спросил я охранника, когда тот закончил. Мужик кивнул и молча встал на место, демонстрируя низкую коммуникативную составляющую культуры своего общения. Что ж, работа такая, да еще в присутствии стражей рангом повыше — я его понимал. Перевел взгляд на девочек. Легким жестом спросил, могу ли поговорить? Одна из них глазами указала мне дальше на коридор, в сторону стойки администратора.

Я прошелся, внимательно рассматривая стенды, на которых были отпечатаны изображения различных трех— и четырехмерных фотографий знаковых для школы событий с самого момента основания. Выпускники, ставшие всемирно известными, различные коллективы, занявшие когда-то почетные места...

Ангел подошла сзади спустя минуту, делая вид, что обходит помещение.

— Бергер здесь? — как бы невзначай бросил я ей.

— Да, — ответила та, почти не поворачивая головы. Два незнакомых друг другу человека перебросились парой слов — так это смотрелось со стороны. Неспешно двинулась дальше, совершая круг почета мимо стойки администратора и далее по периметру холла. Да уж, поговорили! Разочарованный, я направился к администратору.

— Сеньор, чем могу быть полезна? — улыбнулась молодая сеньора лет двадцати восьми — тридцати двух приятной внешности, сияющая белозубой улыбкой. Я выдавил улыбку в ответ.

— Сеньора не подскажет, мне назначено собеседование... Прослушивание... — поправился я и протянул визитку дона Бернардо.

Сеньора внимательно осмотрела карточку, с обеих сторон, сличив роспись с отпечатанной у себя в голове, после чего губы ее, словно извиняясь, расплылись:

— Да, сеньор, на шесть часов. У меня записано.

Она кивнула в вихрь журнала перед собой. Визор находился с той стороны стойки, невидимый мне, но смысла врать ей я не видел. — Однако, произошла небольшая накладка... — Она замялась. — В общем, дон Бернардо пока не может принять вас. Он... Занят.

— А не подскажете имя этой юной особы, которой он занят? — состроил я комплексное максимально очаровывающее выражение лица, какому позавидовал бы Джакомо Казанова в лучшие свои годы. — Младшая? Старшая?

Она поняла, о чем я, но лишь прилежно хлопнула ресницами.

— Не понимаю, сеньор, о чем вы. Однако, если хотите, можете подождать дона Бернардо, недалеко от его кабинета есть зона релаксации. Вас проводить?

— Одну минуточку, — хмыкнул я, подняв палец. — Кое-что забыл. — И многозначительно посмотрел на входные двери. — Можно оставить инструмент?

— Да, конечно. — Сеньора кивнула.

Я снял гитару с плеча, поставил рядом со стойкой и неспешным шагом пошел назад, к выходу.

Дверь-вертушка, и я снова на ступенях. Взгляд влево, вправо. Есть, слева, выше по улице метрах в двухстах. Спустившись, направился туда.

Не дошел я метров тридцать. Люки обоих 'Мустангов' и 'Либертадора' были задраены, но рядом с ними стояли и зыркали во все стороны две девочки со знакомыми физиономиями. Все в гражданском, без оружия, и не поверишь, что имеют к машинам отношение. Одна из них, завидев меня, вышла навстречу.

— Чико? Подсказать что?

Я кивнул.

— Вами кого заменили? Группа старшей? Младшей?

— Старшей, — удивленно вытянулось лицо ангела. — Вместо девчонок Жанки. А что?..

— Ничего, все в порядке. — Я покачал головой и без объяснений пошел обратно. На душе полегчало. Не представляю, что б я делал, будь наверху Изабелла!

Вновь ступеньки. Поднялся. Рама. Охранник привычным движением проверил, но в конце бесстрастно бросил:

— Чего бегаешь взад-вперед?

Теперь отвечать ниже своего достоинства посчитал я. Напарницы же оставленных у 'Мустангов' по прежнему смотрели сквозь меня, согласно протоколу.

Возле стойки ждал сюрприз. Мою гитару взяли в руки и рассматривали двое парней смутно знакомой внешности. Администратор, перегнувшись через стойку, наблюдала за процессом, весело с парнями болтая и комментируя — они явно были здесь свои люди.

— Вот он, — махнула она в мою сторону, когда подошел ближе.

— Прикольный единорог! — повернул гитару задней стороной ко мне... Хан. Который Амирхан, из 'Алых парусов'. — В честь кого-то конкретного? На память? Или прикол?

— Конечно, конкретного, — воскликнул я. Не узнал. — Девочки знакомые подарили — в честь них. Видишь, какая девочка симпатичная? — ткнул я в коняшку с ресничками. — В честь них, красивых, нежных и просто замечательных! — Помимо своей воли, мои губы начали расплываться в улыбке. Стоящий рядом Карен, так же не узнавший меня, многозначительно заметил:

— Видно, очень хорошие девочки, раз такую гитару дарят?

— Да, — вздохнул я, — самые лучшие на свете! А что, хорошая гитара?

Хан вытянул вверх большой палец.

— Отпад. Концертная. На такой перед большим залом не грех играть!

— Ну, так может, как-нибудь и сыграем? — рассмеялся я и несильно двинул его в плечо, переходя на русский язык. — Ну что, парни, как вы там? Как тогда вечер закончился?

Музыканты, с которыми я познакомился весной в Малой Гаване, недоуменно переглянулись. И только после этого до них начало доходить.

— Ванюха! Братан! — первым рассмеялся Хан, протянул инструмент Карену, и, сгробастав меня в медвежьи объятия, тряхнул над землей. — А мы-то думали, куда ты пропал, сукин сын?!

— Ты с сыновьями полегче!.. — предупредил я, несильно оскалившись. Так, для галочки.

— Где пропадал, чувак? — обнял меня и Карен. — Мы думали, подойдешь! Каждую среду в Гаване выступали! Ждали-ждали... А ты все никак и никак!..

Я оглянул холл, забрал гитару из его рук.

— Да вот, только сейчас созрел. На прослушивание иду. Да и то потому, что пендаля дали — сам бы не решился.

— Прослушивание — это хорошо! — философски заметил Хан. — Пошли, и мы посмотрим, заодно и поддержим! И это, подскажем, где тут что. Первый раз у нас?

Боковым зрением я увидел, как бегают глазки администратора, что-то пытающейся ребятам ими сказать, но те были слишком увлечены, чтоб заметить.

— Да, в первый, — невольно вздохнул я.

— У кого прослушивание? — подключился к обсуждению Карен.

— У дона Бернардо, — усмехнулся я, после чего, форсируя события, подошел к стойке, перегнулся и взял со стола оставленную там визитку. Покрутил ею перед глазами ребят, чтоб они видели его имя и роспись.

— Но сеньор... — залепетала администратор. — Я же сказала, сеньор Ромеро пока не может...

— У меня назначено? — в упор спросил я ее.

— Д-да... — кивнула она, хлопнув глазами.

— Вот и всё! — весело пожал я плечами. — Где его найти?

— Второй малый... Но вас туда не пустят! — крикнула она мне в спину, так как я не стал ждать, и произнеся стандартное: 'Gracias', направился дальше по коридору.

— Эй, Вань, — догнали меня парни метров через десять. — Ты это... Конечно, пошли... — пролепетал Хан, — только... Возможно, его реально ждать придется. У него это... Другое прослушивание!

— Да, такое, что он никого не примет, — поддержал Карен, покачав головой, зашагав с другой стороны.

Я повертел карточку между пальцев.

— Пускай мне об этом скажет он. Или кто там будет за главного вместо него. Предпочитаю общаться с первоисточниками, а не девочками на входе. — Судя по лицам, парни не согласились, но спорить не стали. — Куда идти-то?

— Второй малый зал, третий этаж... — указал Карен прямо по коридору, в конце которого где-то прятался лестничный пролет и лифтовая площадка.

— Здесь. — Мы остановились перед входом в огромное помещение — двери его были высотой метров в семь. Позже я узнал, что здесь есть большой зал, в котором проходят мини-концерты и показательные выступления, пять малых, для итоговых репетиций различных студий, и несколько десятков небольших аудиторий разных профилей — танцевальных, балетных, музыкальных, и, конечно, вокальных. В малом зале удобно проводить прослушивание — акустика позволяет, или репетицию уже готового к потреблению материала. То есть, ее высочество не просто репетирует, а исполняет в присутствии строгого критика то, что выучила, к чему готовилась. Эдакий экзамен. И пропустить такое мимо я, естественно, не мог.

Возле лифта, при входе на этаж, нас осмотрели еще две девочки в гражданском без оружия, тщательно, но в рамках разумного. Шутить по поводу ощупываний со стороны прекрасных сеньорит никому не хотелось — за спинами этих двоих стояла третья, с активированным козырьком вихря перед глазами, на котором с этой стороны проступала красная точка прицела сжимаемого в руках 'Жала'. Ну как, конечно, шутить не хотелось парням; я мог себе позволить такую вольность, но был вынужден не выходить из образа — девочки так же протокольно меня 'не узнали'.

Сейчас, на входе в зал, перед нами снова стояло три прелестных создания, но эти с оружием. Их я знал лучше — хранители Оливии. Не помню родной номер их взвода, но в данный момент они закодированы как 'двадцать семь — четыре'. При нашем появлении на лицах девушек так же не проступило ни тени изменения мимики.

— Привет! — помахал я им рукой. Вообще-то не стоит так, когда они на работе, но зная, что лично мне ничего не будет, решил повыделываться. — А нам нужен дон Бернардо. Мы можем пройти к нему?

Две крайние к нам хранительницы переглянулись.

— Нельзя, — скупо выдавила одна из них.

— Потому, что там ее высочество?

Ответа не последовало, но он и не требовался.

— У меня назначено, протянул я карточку одной из них. — С его подписью.

Старшая группы, стоявшая чуть далее, оценивающе рассматривая моих спутников через прищур, подошла, взяла визитку из рук напарницы и внимательно осмотрела, повертев в руках. После чего скупо выдавила: 'Ждите!', — отошла на несколько метров и что-то тихо заговорила по пятой линии. Ну, это для меня она пятая, парни таких подробностей не знали.

Через минуту дверь приоткрылась и до нас донеслась красивая медленная музыка, сопровождаемая бархатным лирическим сопрано. В голосе могу напутать, я в них не силен, но звучало красиво.

— Слушаю? — уставились на нас злые глаза Оливии. Злые только с виду, за злостью она прятала растерянность. Видно, Бергер не настолько развитая девушка, чтобы использовать ее 'всветлую', и для нее 'неожиданный' визит сюда ее высочества стал на самом деле неожиданным. К которому она оказалась банально не готова.

— У нас прослушивание, — продолжал играть я свою роль, нагло протягивая визитку дона Бернардо.

Глазки черненькой забегали. Она попыталась маякнуть что-то мне, но я не понял — в присутствии во всю пялящихся ребят дать что-то знать без 'палева' проблематично. Наконец, тяжело вздохнув, вернула карточку мне.

— Он занят. Там ее высочество принцесса Фрейя, наследница престола.

Я с видом фаталиста пожал плечами.

— Она исповедует ислам? Нам нельзя видеть ее лицо?

— Нет, но... — Кажется, до Оливии начало доходить. Ну точно, жирафа, блин!

— Мы не собираемся покушаться на нее, — честно-пречестно уставился я ей в глаза. — Мы только спросим у дона Бернардо, ждать нам, или нет.

— Нам? — поднялась ее бровь.

— Они со мной, — ответил я, кивнув на парней, не моргнув глазом.

Пауза, лихорадочные размышления. Наконец, она бросила девчонкам:

— Проверьте их! По максимуму!

Девочки переглянулись, старшая поста запротестовала:

— Но там же... Не положено!

— Мы что, швейцары? — усмехнулась Оливия, зло сверкнув глазами, напоминая о субординации. Ай, молодца! Может ведь играть, когда хочет! — Мы охраняем, а не решаем, кому можно входить, кому нет. Им назначил дон Бернардо ЛИЧНО, пускай он и решает, что делать дальше. Выгонит — выпроводим.

Постовые кивнули и бросились облапывать нас. С куда большим рвением, чем их напарницы на выходе из лифтов — я чувствовал тренированные пальчики под одеждой. После чего просветили детектором. На мне прибор замигал красной лампочкой, но девочки сделали вид, что это нормально, так и должно быть. Эти тоже играть умели, когда надо.

Наконец, когда процедура завершилась, Оливия с силой толкнула дверь, лишь немного отошедшую в сторону, и вошла в зал. Следом протиснулись и мы.

Зал не поражал воображение — чем-то напоминал наш школьный актовый. Однако акустика была здесь на уровне. Каштанововолосая девочка на сцене пела без специальных устройств, и голос ее, нежный и лирический, был слышан везде. Красивый голос, пробирался в самую душу.

Да, это была ее высочество, которую я помнил еще с 'летучки' Хуана Карлоса. Сейчас она, несмотря на нахождение на сцене, пребывала в 'повседневном' — в скромных немарких брюках и немаркой же закрытой серо-коричневой блузке. Никаких наворотов, никаких цветных волос — все в среднестатистических обывательских рамках. Если бы не видел ее раньше, ни за что не признал бы в этой простой девочке инфанту!

В третьем ряду (примерно из двенадцати, это так, для уточнения размеров зала) сидел... Человек. Пожилой дедушка. Он не скрывал седых волос или морщин, но в лице и жестах его чувствовалась энергия. Позже, когда он посмотрел мне в глаза, я ощутил в нем задор, какой можно встретить только в юношах. Этот дедушка был молодым в душе, несмотря на почтенный возраст, и это мне сразу понравилось.

По залу там и сям были рассредоточены бойцы первого кольца, расслабленно сидевшие и слушавшие подопечную. При нашем появлении, конечно, напряглись, но напряжение вызывали в основном мои спутники.

К слову, оба парня встали возле дверей, переминаясь с ноги на ногу, не решаясь форсировать события. Я же прошел вперед и сел, тоже на третьем ряду, но с краю, устремив все внимание на ее высочество. Никогда бы не подумал, что наследница престола так хорошо поет! Нет, Венера знает, что она занимается музыкой, куда ж без этого. Но все считают, что делает это ради забавы, и получается у нее не очень. В смысле, если бы она не была принцессой, у нее бы получалось плохо, но так, как она таковою является, ей говорят, что она делает это лучше, чем есть на самом деле. Каждый человек имеет право на увлечение, даже инфанта, планета просто признает за ней право на хобби.

А оно вон оказывается как. То, что поет плохо — вброс на опережение, дабы нейтрализовать тех, кто подымит волну, дескать, 'она просто принцесса...' Чтобы спокойно заниматься творчеством, без оглядки на папарацци.

Через какое-то время песня закончилась. Еще несколько секунд все сидели и стояли в молчании, а я с парнями так и в ступоре. Наконец, девушка на сцене громко произнесла:

— Ну как?

Старик думал долго, секунд десять, после чего медленно произнес:

— Неплохо. Но...

Дальше он начал чихвостить ее и в хвост и в гриву, невзирая на титулы и регалии. Терминологию приводить не буду, так как я в ней не силен и банально не запомнил, но для себя отметил, что даже мельчайший недостаток, который иной бы и не заметил, он ставил ей в вину, будто это она сожгла храм Артемиды Эфесской, или подговорила Марка Юния Брута на убийство отчима.

— Так что еще работать и работать! — сделал вывод он.

Девушка стояла на сцене и напряженно слушала. Нет, она не обижалась. И судя по лицу, действительно собиралась воплощать все рекомендации в жизнь, даже зная, что никогда не будет выступать перед большой аудиторией. Просто она должна сделать так, чтобы было на уровне, и сделает, даже если петь придется только в собственном душе.

— Ладно, сделаем паузу, махнул он ей рукой, и та направилась к спуску в зрительный зал. Глаза же дона Бернардо устремились на меня.

— Слушаю вас, молодой человек? — Кажется, в них проскочили искры неприятия.

Но я уже написал, не верю в случайности. Потому всего лишь отдал должное его игре, хотя меня прежнего эти искры заставили бы трепетать и потерять уверенность — сеньор знал, как ставить на место сопляков.

— Сеньор... Дон Бернардо... — Я встал и подошел ближе, протягивая ему визитку. — Вот. Вы мне назначили.

— Сейчас я занят, ты не видишь? — нахмурился он. Фрейя, спустившись, встала рядом, на первом ряду, перед сценой, с интересом следя за развитием событий. — Администратор на входе тебя не предупредила?

— Мне назначали вы, а не администратор на входе, — не сдавался я, лихорадочно размышляя, прокатит блеф, или нет. Ведь глазенки ее высочества смотрели оценивающе, с напряжением. Это ее жизнь, ее охрана — кому, как не ей знать, что может произойти, а что нет, потому, что не положено? — Администратор вообще не смогла сказать ничего толкового, потому я решил проскочить через инстанцию, — пояснил я, добавляя в голос нотки оправдания.

— Хм-м-м-м-м! — потянул старик, так же лихорадочно размышляя, что делать дальше. — И ЭТИ — тоже тебя пропустили? — кивок на Оливию, вставшую аккурат возле парней.

— Они не швейцары, — озвучил я версию Оливии. — Они охранники, и охраняют. Причем досматривают весьма и весьма хорошо... — вспомнил я покалывания под кожей от прибора. — Если у человека визитка с вашим именем — это ваши проблемы, а не их.

Старик картинно нахмурил он брови, но теперь я чувствовал, что это игра.

— Логично, не их, — выдавил он, наконец, 'приняв' версию. После чего указал на сцену. — Что ж, прошу! Прослушивание — так прослушивание! Пока у нас пауза.

Каюсь, мои колени задрожали.

С другой стороны, они задрожали только сейчас — все барьеры, что были до этого, я прошел, даже не вспотев.

Но они все же дрожали, а значит, я потерял уверенность, былой раж.

Я пришел сюда ради принцессы. Какой — на тот момент не знал, по слухам, дон Бернардо хорошо относится ко всем детям крестницы. Так что вполне могло быть, что ждала бы меня здесь не Фрейя, а Бэль. Но что делать ТЕПЕРЬ, когда то, ради чего пришел, пройдено, а сработает ли что-то новое — тот еще вопрос?

— А вы чего здесь забыли? — нахмурился дон Бернардо, только теперь заметив у входа парней.

— Мы это... — попробовал сформулировать Хан, переминаясь с ноги на ногу, но не преуспел. Слово взял Карен.

— Дон Бернардо, помните, мы рассказывали, что нашли себе вокалиста? Который потом исчез?

— Ну? — Я как раз поднялся на сцену и следил за мимикой действующих лиц — что-то такое старик слышал, хотя и не придал значения.

— Это он, — кивнул Карен на меня.

Новый взгляд юношеских глаз на стариковском лице. С прищуром, оценивающий. Гораздо более цепкий и пронзающий.

— И что вы от меня хотите? — вновь обернулся он к ним.

— Ну, так это... Чтоб вы посмотрели, — продолжил Карен. — И это... Назначили кого, чтоб ему вокал подтянуть. Ему надо.

— Мы заплатим, если что!.. — добавил Хан.

— Заплатят они! — Дон Бернардо явно про себя выругался. Но на меня посмотрел совершенно другими глазами, и это можно назвать чудом.

— Ладно, юный сеньор, начинай.

На негнущихся ногах я поставил посреди сцены стоявший за кулисой стул, сел. Снял гитару, положив на колено. Перебарывая дрожь, провел рукой по струнам.

— Ничего, что буду петь на английском?

— Хоть на китайском! — показно улыбнулся сеньор Ромеро, подбадривая улыбкой. Фрейя же, видя мою неуверенность, растянула губы в ехидной усмешке. Судя по ее хитрющим лисьим глазам, она меня узнала. Во всяком случае, недавний инцидент во дворце вспомнила точно.

Я запел. А что оставалось делать? Да, позор. Но не я планировал эту операцию. Я бы предпочел 'встретить' нас в более нейтральной обстановке, более уютных условиях. Но отрицательный результат — тоже результат, и даже если я сейчас лажанусь, это не значит, что с ее высочеством мы больше не увидимся. Скорее наоборот. Просто в творческой теме буду слыть неудачником, и к ней мы больше не вернемся.

Есть, закончил. Нехотя поднял глаза. Фрейя улыбалась во весь рот, я ее забавлял, словно хомячок в колесе. Дон Бернардо смотрел задумчиво, и было видно, крайне недоволен. Но подбирает слова, как бы мне об этом поделикатнее сказать. Не может он меня просто так взять и выставить за дверь — не для того затевали комбинацию.

— Хуан... Тебя ведь Хуан, неправда ли?

Я кивнул.

— Хуан, ты слишком напряжен, — начал он. — Я понимаю, ее высочество не каждый день встретишь, но все-таки попробуй расслабиться и повторить. У тебя есть какая-нибудь другая вещь?

Я кивнул.

— Понимаешь, то, что происходит сейчас, стресс — это даже хорошо, — пояснил он, подавшись вперед. — Если ты сможешь расслабиться и показать результат в таких условиях — значит, у тебя хороший потенциал, и мало что сможет тебя остановить. Если же не соберешься и так и будешь мямлить... — Он развел руками. — Сам понимаешь!

Да, я понимал. Пальцы вновь ударили по струнам, и, ловя себя на мысли, что изредка (причем чаще, чем хотелось бы) фальшивлю, я начал другую песню. Той же эпохи, но другой группы.

...— Нет, — покачал старик головой, когда я закончил. — Так не пойдет. Пока ты показал нам, что знаешь 'Скорпионов', 'Королеву' и что у тебя был неплохой преподаватель английского. — Натужный вздох. — Но этого мало, Хуан. Давай, соберись и попробуй еще раз.

— Бени, это бесполезно, — зазвенел голосок ее высочества, сочащийся желчью. — Я знаю этого мальчика. Наглость — это всё, что у него есть. Пройти сквозь охрану, или оскорбить моего спутника — это он может, но внутри он — пшик, пустышка. — Она перевела глазки на меня. — Я знаю много подобных людей. Может, не стоит терять на такого время?

— Тебе какая разница? — улыбнулся старик, но я почувствовал за его улыбкой неуверенность. — У тебя все равно перекур. А я обещал его прослушать очень хорошему человеку. Пусть еще раз попробует.

При словах об 'очень хорошем человеке' ее высочество презрительно фыркнула. Вновь посмотрела на меня... Нет, уже не как на хомячка. Как на лягушку. Зеленую такую, противную и в бородавках. Но полезную для экосистемы, а потому неприкосновенную.

...И тут меня разобрало зло. Чего это я, в конце концов? Да и кто она такая, чтобы судить меня?

Хорошо поет? Возможно. Но мне не нужно хорошо петь! Да и играть тоже. Мне нужно показать себя, свой уровень, без претензий на глобальное. А я ломаю тут комедию сам перед собой!..

— Следующая песня на русском, — жестким голосом отрезал я, мысленно улетая куда-то вдаль. Вспоминая девчонок, сидящих в 'музыкальной' и в нашей оранжерее. Я никогда не звал никого, когда репетировал, они приходили всегда сами. А раз приходили — значит, видели и слышали то, что им нравилось, что хотелось слушать, потратив время на меня, а не на развлечения в игровой или личные дела. Простые вещи на нескольких аккордах? Почему бы и нет, если душа от них радуется гораздо больше, чем от каких-то сложных и навороченных рисунков классики?

Я заиграл вновь. Но теперь играл не за себя. Теперь я играл за девчонок, понимая, что не вправе опозорить, унизить их перед этой фифой. И с пониманием этого начал первый куплет...

...Кажется, на пике, апофеозе я ревел. Не знаю, не скажу. Но когда закончил, когда гитара замолчала, увидел вытянутые лица парней, по-прежнему стоящих у двери, опущенные в землю задумчивые мордашки ангелочков, непробиваемое, но явно с тенденцией к потеплению лицо дона Бернардо и... обалдевшую физиономию ее высочества, открывшую от изумления рот. Ее высочество обернулась к наставнику, пытаясь что-то сказать, но не смогла.

— Ну вот, парень, можешь же, когда захочешь! — расплылся в улыбке сеньор Ромеро. — Я же говорил, он справится! — кивнул он Фрейе.

— Но он же... — Только и смогла произнести та.

— Я тебя беру, — подвел итог размышлениям дон Бернардо. — Будешь приходить ко мне... Когда — уточним, сообщу позже. — Его взгляд зацепил Оливию, поспешно отвернувшуюся.

— Дон Бернардо! — подал голос Карен. — Вокал!

— Ах, да, вокал... — потянул старик.

— Бени, может он пел и проникновенно, аж меня проняло, — вдруг вновь засверкали глазки пришедшей в себя ее высочества, — но ты не можешь взять его. Он — бездарность! Одна песня еще не показатель! Да и ту он безбожно фальшивил. Его слух вообще кто-то проверял?

Не понравился я нашей наследнице престола. Прискорбно, но факт.

— Фрейя, девочка, — заговорил вдруг старик медовым голосом, но от этого голоса вдруг повтягивали головы в плечи все находящиеся в помещении ангелы, а парни предпочли начать поиски чего-то у себя под ногами. — Я когда-нибудь указывал тебе или маме, как управлять государством? Как проводить внутреннюю, внешнюю политику? Какими заниматься реформами? Если я чем-то помогаю вам, то только в меру сил, и когда меня ПОПРОСЯТ.

Так и ты не лезь в мои дела! — отрезал он. — Я в этом бизнесе дольше, чем тебе лет, и даже твоей маме! И я лучше вас знаю, кто талантлив, кто нет, кем стоит заниматься и кто может принести в перспективе много денег, а кто не может. Все ясно?

— Да, Бени, извини, — скукожилась ее высочество, как маленькая побитая собачка. Молодец, старик! Я его все больше и больше уважал. — Я больше не буду.

— Вот и хорошо! — подвел итог дон Бернардо и мило улыбнулся, в смысле, нормально мило. — А теперь прошу на сцену! Перерыв окончен!

Девушка поднялась и действительно зашагала в сторону спуска.

— Молодой человек, я с вами свяжусь, — поднял он глаза на меня. — Ориентировочно будьте готовы через три дня. Время уточню.

— А... — попытался подать голос Хан, но дон Бернардо перебил:

— Подумаю. Через три дня и подумаю. Пока же можете брать его себе и работать — он того стоит. Впрочем, вы и без меня это сделаете, — улыбнулся старик.

На негнущихся ногах спустился. С ее высочеством разминулись в каком-то метре, проводила она меня недовольным задумчивым взглядом. Что ж, прослушивание окончено, цели своей достигло, но...

...Но привело к совершенно непредсказуемым результатам. Которые вряд ли просчитывали и дон Бернардо, и королева, и вообще кто бы то ни было.

...— вот здесь, в сто шестой, — распинался тем временем Хан. Я вдруг поймал себя на мысли, что думаю о своем, совершенно ребят не слушая. Мы уже спустились на первый этаж и шли в сторону холла.

— А? — перебил я.

— Я говорю, здесь мы и репетируем, в сто шестой, — указал он на дверь, мимо которой только что прошли. — Мы же тоже ромеровцы! — гордо поднял он голову.

— Дон Бернардо не гонит, — пояснил Карен. — И даже изредка запихивает нас в свои концерты, что льстит. А нам много не надо — лишь бы крыша над головой была. Знаешь ведь, как сложно найти в городе, где репетировать?

Я не знал, но согласно замахал головой.

— По пятницам играем в 'Натюрморте', — продолжил Хан. — Это клуб такой, там наши собираются. Зарабатываем не много, но не жалуемся. Иногда выбираемся в Гавану, по средам, где-то раз в две недели. Там вообще как повезет — бывает, что за место больше отдашь, а бывает... По разному бывает! — закончил он.

— Так что ты подходи, покажем, расскажем! — подвел итог Карен. — Введем так сказать в курс дела.

— Парни, я это... — Не хотелось их расстраивать, но ничего не поделаешь. — ...В общем!..

...Но с другой стороны, черт возьми, почему нет?

— Парни, через три дня. Когда назначит дон Бернардо, только или раньше, или позже его — смотря как он скажет. Раньше не могу. И это... У меня вообще со временем проблемы. Так что может ничего не получиться. Без обид.

Парни переглянулись.

— Ладно, посмотрим. Держи краба, чувак! — Хан улыбнулся во весь рот, вновь прижал меня к себе и похлопал по спине широченной ладонью.

Глава 2. Мерседес

Если в глазах у женщины искорки,

значит тараканы в ее голове что-то празднуют.

Афоризм

Июль 2448, Венера, Альфа

Дав немного порезвиться с мальцами в древнюю, как мир, игру, выпустить паром напряжение длинного и сложного дня, Катарина обрубила развлечение, приказав явиться в машину. После чего довела до сведения, что получен строгий приказ не светиться, и на выбор предложила два охраняемых места, где мне позволено находиться. Естественно, я выбрал дом, хоть база и на несколько порядков более защищена. Дом есть дом.

У подъезда нас ждали две группы хранителей, плюс машина безопасников, которая стояла тут и до этого. Не крепость, конечно, но встретить противника чем найдется.

— Это на всякий случай. Вдруг Умберто Манзони в голову придут нехорошие мысли, — усмехнулась Лока Идальга моему долгому оценивающему взгляду. — Вряд ли конечно. Он производит впечатление человека умного, и от щелчка по носу вряд ли съедет с катушек. Но наша работа предупреждать любые сценарии.

— Щелчок по носу... — потянул я, вспоминая штурм, 'трехсотых' и 'двухсотых' в коридорах школы. — Для кого-то смерть, для кого-то щелчок по носу.

Истина избитая, потому она оставила ее без комментариев, обернувшись к девчонкам:

— Кассандра, для вас работа не заканчивается. Она вообще ни для кого не заканчивается, пока всё не утихнет. Наш мальчик сейчас, возможно, главная мишень.

Девчонки молчали — понимали и без нее.

— В опергруппу Хуана вы не входите, работаете автономно, но с ее главой действия координируйте. Одна-две из вас должны неотлучно находиться при нем, остальные на подхвате. Вопросы?

Вопросов не было.

— Хуан, ты на работе, тоже, не забывай. Если что — переведем на базу.

— Я буду паинькой, Катюш! — поднял я руки. — И они тоже. Все нормально.

Ее глаза предупреждающе сверкнули, но так, для профилактики — чай, не дети, в игры играться.

— Хорошо, уговорили, — 'оттаяла' она. — Не представляете, чего стоило решение отпустить вас!.. — она вздохнула и подвела итог вводной:

— Ладно, будешь нужен — тебя заберут, у меня пока всё. Adios!

Желтая 'Эспаньола' помчалась по своим делам. Дел у нее сегодня еще много.

Да уж, молодец, Лока Идальга. Возможно, решение отпустить меня домой, продавлено и без ее участия, за что надо будет отблагодарить определенного человека рангом повыше, но инициатива могла идти только от нее. И ей за это 'спасибо' тоже, отдельное.

— Мия и Роза — вы первые, — произнесла Кассандра уставшим голосом и направилась к одному из 'Мустангов' — наводить мосты с коллегами. Своей машины у них не было, возможно, пока. — И не долго, давайте! Мы тоже в душ хотим!

— И это... Нам оставьте! — добавила огненный демон, заговорщицки подмигнув.

— Это она о чем? — спросил я, когда мы с Сестренками вошли в подъезд.

— Мы в прошлый раз бутылку неплохого чилийского заначили, — улыбнулась Роза. — Думаю, самое время вспомнить, где.

Мысль дельная. Обожаю своих девчонок!

* * *

Дочери единорога уже давно не чувствуют себя здесь чужими. Сестренки, которых мама плотно взяла под опеку, освоились первыми, и освоились настолько, что могут заявиться к ней домой в любое время, потрепаться и посоветоваться о чем-то своем, женском, о котором не следует знать никому, кроме мам. Потому их пустили раньше всех — чтобы побыстрее помылись, погладились, да дали дорогу другим. Рана Розиты оказалась царапиной, всё, что потребовалось, это залить ее одеколоном — для профилактики, тут мои волнения не оправдались. Хотя и вколол ей экспресс-ампулу из аптечки, чтоб не было заражения — Мия пулей слётала за нею вниз.

Кассандра в отношениях с мамой дистанцию держит, но мама говорит, уже 'теплеет'. Во всяком случае, забежать принять душ и перекусить, расхаживая по квартире в одном банном полотенце, для нее уже не нечто выдающееся, хотя поначалу стеснялась (пока пендалем на кухню не отправил). Гюльзар пока тоже дистанцию держит, но от нее я и не ждал коммуникативных подвигов. В плане же чувствовать себя как дома... Она — фаталист, и я не представляю себе такое нечто, что не являлось бы для нее нормой вещей.

Паула же... Для Паулы мой дом среднее между домом и развлечением, сюда она ходит в гости и ведет себя соответствующе. Мама понимает и не торопит события, не старается развести на сокровенное. Всему свое время. В конце концов, у нее есть своя мама, живая и здоровая, с которой они наверняка общаются. Как и другие родственники. Не со всеми же ими она в контрах? И надо занимать ту экологическую нишу, в которой добьешься максимальных результатов, а не какая просится.

Впрочем, по квартире красноволосая гуляла нагишом, как у себя дома, вызвав на мамином лице отвисание челюсти, после чего пендаля пришлось дать и ей, но уже в другом направлении.

— Давно хотел спросить, ну и как тебе у меня дома? — усмехнулся я. Огненноволосая, помывшись и подкрепившись, вернулась с кухни, закутанная в банное полотенце, которое искин задолбался сегодня сушить — она поднялась последней из девчонок. Классное полотенце, дающее очень хороший обзор ровных ухоженных ножек, а я, как и любой мужчина, млею от таких. Ведь главное в женщине, как давно уже убедился (имея колоссальную базу для наблюдений) не нагота, а правильная подача нужных 'изюминок'. Полная нагота не обязательно вызывает желание, а в моем случае это вообще случается редко, но если прикрыть сеньорите одну часть тела, и другую... И немного вот здесь, оставив открытыми вот тут и тут...

Б-р-р-р! Я потряс головой. Короче, Паула красивая, и знал я это очень давно, с самого первого дня в корпусе. Так что нечего слюни пускать.

...Но, блин, до чего же приятно глазу!

Огненный демон присела ко мне на кровать, на противоположную сторону, и подгребла под себя ногу, игнорируя мой... Внимательный взгляд. Привыкла. Лаконично ответила:

— Тесно у тебя. Очень тесно. В следующий раз отрываться поедем ко мне. Тебе же у меня понравилось? — ехидно сверкнули ее глаза.

Я поежился. Да, понравилось, но это отдельная тема для разговора.

У Паулы в самом центре города есть квартира. Небольшая по меркам центра, но безумно дорогая по моим скромным пролетарским. Комната в ней всего одна, но очень уютная, плюс, великолепная огромная кухня с двумя диванами. Именно там мы который месяц вместе с Розой занимаемся Мией — решаем ее психологические проблемы с мальчиками. До конца еще не решили, я не рискнул бы отпускать ее в 'вольное плавание', но успехи наметились. И успехи серьезные. Но о Сестренках, пожалуй, стоит поговорить отдельно, они важная, но совершенно независимая страница в жизни. И моей, и взводной.

— Когда же, интересно, получится в следующий раз оторваться? — философски заметил я.

Вместо ответа она нагнулась, протянула руку под кровать и извлекла оттуда... Еще одну бутылку. Но не чилийское, которое мы 'раздавили' с девочками в два захода, а перуанское, которого, ручаюсь, до ее прихода в квартире не было. Причем этикетка внушала уважение — мне такое вино еще долго будет не по карману.

— А тебе не пора? — нахмурился я. — Девочки тебя не заждутся?

Она беззаботно пожала плечами.

— Мы договорились, что сегодня с тобой ночую я. Так что всё в норме, можем отрываться.

— Одна? — выкатил я глаза. — Ночуешь...

— А у тебя так много кроватей? — парировала она, не зло сверкнув глазами. — Или иных мест, где спать?

'Шимановский, не будь идиотом!' — говорили ее глаза.

Я идиотом не был, и направление процесса мышления мне не нравилось. Особенно не нравилось, что девчонки в сговоре, это не импровизация красноволосой.

Впрочем, я твердо знал, что ничем не рискую, ничего эдакого, если не захочу, не будет. Я сплю с этой сеньоритой в одной каюте много месяцев, принимаю по утрам совместные души... Разве только ванные избегаю. Но блеск в ее глазах заставлял нервничать.

— Слушай, я не поняла, мы пьем, или как? — картинно нахмурился ее лоб, и я потянулся за штопором, оставшимся на столике терминала с момента распития предыдущей бутылки.

Пробка натуральная, что тоже говорило о стоимости вина. Я с некой злостью ввинтился в нее, пытаясь разгадать загадку, которую подкинули мне сегодня дочери единорога в завершение дня. Так сказать, на сон грядущий.

— Смотрю, у тебя водятся деньги, — осторожно заметил я, заведя разговор, который планировал давно, но для которого никак не возникало подходящей атмосферы. Выдавил пробку. Присел на кровать с другой стороны, начал неспешно разливать янтарную жидкость по бокалам. — Ты тратишь гораздо больше, чем получаешь в виде жалования.

— Тебя интересуют мои доходы? — выкатила она глаза, как бы говоря: 'Чико, не ожидала!'

— Мне интересно твое взаимоотношение с родственниками на Земле, — задумчиво парировал я взглядом. — А твое финансовое положение прямо пропорционально уровню этого взаимоотношения.

— А, вот оно что, — разочарованно потянула она, беря в руки свой бокал и рассматривая его на просвет. — И что ты хочешь услышать?

— Для начала как тебе, сбежавшей Золушке, перечисляют деньги? — Я пригубил. Волшебный напиток! — Если ты сбежала — они должны были оборвать тебе финансирование. И тем более заблокировать его после присяге нашей любимой королеве. Которой ты действительно присягнула, я навел справки по этому вопросу первым делом, как попал к вам.

Паула оторвала глаза от искрящейся жидкости и выдавила мученическую улыбку.

— Хуан, я — владелица клуба контрас второй национальной лиги Венесуэлы. Вторая национальная — не такой высокий уровень, но престижный. Ведь есть и третья национальная, и региональные. Причем моя команда стабильно вверху таблицы, и умело играется с юными дарованиями на трансферах, а это значит реклама и доход с продажи игроков. Да, я не появляюсь там, но бизнес работает и без меня.

Плюс, у меня несколько спортивных клубов, в том числе один, под Пуэрто-ла-Крус, элит-класса, и несколько значительных долей акций в крупных региональных компаниях. Плюс, кое-что я инвестировала сама, уже после побега — какие-то вложения прогорели, но какие-то и выгорели. И мои Земные родственники совершенно ничего не могут сделать, чтобы перекрыть этот скромный по их меркам финансовый поток.

— Да-да, не смотри так, — рассмеялась она. — Для них это ОЧЕНЬ маленькие деньги. Я по сути могу на них лишь безбедно жить в центре Альфы, это для их мира совсем не показатель.

Вон оно как. Я задумчиво хмыкнул. Поднял бокал, напыщенно произнес:

— За победу! Чтоб она всегда достигалась чужими руками и с минимальными потерями!

— А вот за это не выпить грех! — воодушевилась эта бестия.

Чокнулись, выпили, в полной мере оценив вкус напитка.

— Сбегала, пока Сестренки мылись? — хмыкнул я. Она кивнула. — Больше ничего не расскажешь?

— А надо? — Она отставила бокал, в глазах ее заплясали всполохи бурной мыслительной деятельности. Говорить, не говорить и что из этого получится как в одном, так и в другом случае. Я скупо пожал плечами, дескать, выбор за тобой, но взгляд мой продолжил сверлить ее насквозь.

— Ты поэтому оставил меня во дворе, так?

Вопрос относился к разряду риторических, ибо не поверю, что она такого низкого мнения о моих умственных способностях.

— Я собиралась сказать всем на твой выпускной. На твою присягу... — виновато опустила красноволосая глаза.

— Смысл? — пожал я плечами. — Они тебя приняли, и ты это почувствовала. Даже если завтра меня не будет рядом, девчонки тебя не выгонят, ты насегда останешься дочерью единорога. Давай уже, хватит тайн!

— Наверное, ты прав... — Собеседница снова опустила глаза. — ...Но им я говорить не готова. Тебе — возможно, им...

— Мне кажется, это глупый разговор, Гортензия, говорить или не говорить, — покачал я головой. — Все уже и так знают. Вопрос в доверии к тебе, как напарнице, а не...

— Я не Гортензия,— перебила она. — Гортензия — не я.

— В смысле... — Моя челюсть отъехала вниз. — А в школе... И вообще я думал...

— Ты и должен был так думать. — Она выдавила победную улыбку. — Теперь понимаешь, почему я не могу открыться? Очень многие должны думать, что я — Гортензия. Там, дома, на Земле. Тогда настоящей Гортензии будет гораздо легче. И чем меньше народа знает эту тайну, тем лучше. — Вздох. — А девчонки... Они всего лишь девчонки.

Я обернулся, заозирался во все стороны. И только попытался сказать, какая она дура, как она опередила:

— Я поставила защиту, Хуан, они не услышат.

— А... — Кажется, моя челюсть опустилась еще ниже, но выдохнул я с облегчением. Она же продолжила:

— В этой комнате и на кухне я насчитала пять жучков. В комнате мамы не смотрела, сам понимаешь. Но сейчас работает постановщик помех, так что тайна останется тайной, за исключением людей, которым мой постановщик... — Она провела пальцем по горлу. — Но эти люди тайну и так знают, либо она им не интересна. Гортензия закончила обучение и теперь свободна, многие опасности для нее уже в прошлом.

— Понятно, — выдавил я. И поймал себя на том, что меня перестали шокровать секреты. Нет, конечно, эта девушка удивила, я действительно считал ее дочерью императора Себастьяна и крестницей королевы, но подсознательно как бы был готов к тому, что это не так.

— Паулита, солнышко, — я коварно улыбнулся, — а не ответишь на такой глупый вопрос, а для чего тебе собственно было ставить постановщик? Только не говори, что собиралась открыться! — взыграла вдруг злость. Возможно, как реакция на обманутое ожидание и разочарование.

Она пожала плечами.

— Не хотела, чтоб они за нами подсматривали. Какая бы я всеядная и раскованная ни была, секс с тобой — это личное.

Сказано было с такой убийственной честностью... Я аж закашлялся.

— Ты была настолько уверена, что мы будем... Спать?

Она кивнула и вытянула ноги вперед, в мою сторону. В ее движении не было эротики, во всяком случае, пока, но я знал, на что способна эта бестия, если захочет.

— Будем. А разве нет?

Ну, вот всё и встало на места. Эх, девчонки-девчонки! Но почему сегодня?

Из груди вырвался вздох, и я не понял, облегчения или же наоборот. Просто почувствовал, мне нужна пауза. Хотя бы небольшая, чтобы прийти в себя...

— За понимание! — тут же разлил я новую порцию. — И отсутствие секретов между близкими людьми. Особенно когда они собираются стать друг другу еще ближе.

Огненная бестия ничего не сказала на это, лишь задумчиво чокнулась. Затем мы неспешно пили, соблюдая молчание. Она оценивала меня сквозь прищур, размышляя над собственными задачами, я же экстренно приходил в себя, обдумывая возможную стратегию и последствия. Наконец, почувствовав, что голова заработала, убрал опустевший бокал и кивнул ей.

— Начинай. Или передумала?

— Меня зовут Мерседес, — отрицательно покачала девушка головой и вдруг неуловимо, но ощутимо преобразилась. Подтянулась, расправила плечи... И во все стороны от нее пошли незримые волны величия. Такое нельзя приобрести, с таким можно только родиться. Наверное, именно за это величие, которое не скроешь, и ненавидели ее так сильно наши девчонки.

— Мерседес... — попробовал я слово на вкус. Звучало приятно. — А дальше?

— Мария Амеда. Веласкес. Без второй фамилии.

Видя ее смятение, я взял бутылку и подлил ей, на свой страх и риск. Когда нервничаешь — должна работать моторика, съедая львиную долю твоего волнения, пусть даже моторика винного бокала. Она поняла и посмотрела с благодарностью. Пригубив, продолжила:

— Наверное ты знаешь, что у Филиппа Веласкеса в браке был не только сын? Детей у него было двое. Старший — Себастьян, его наследник. И младшая, Мария.

— Я слышал, что она... — начал я, но девушка перебила:

— Слабоумная. — Сеньорита Мерседес Мария Амеда подняла свои бездонные колодцы и уперла в меня. — Она слабоумная, Хуан. Это трагедия нашей семьи, позор. Причем, когда слабоумие определили, спрятать девочку было уже невозможно — вся страна знала о ее рождении, а кое где по этому поводу даже закатили банкеты.

Потому ее оставили, но задвинули так, что о ней ничего не было слышно и видно много лет.

Мерседес... А я был склонен верить, что ее зовут именно так, помолчала, опустив глаза. Изнутри ее сжигала боль.

— Филипп завоевал Землю, — продолжила она. — Сделал сына фактическим соправителем. Потом его убили, и сын стал императором. У него родился собственный сын, наследник-первенец. Время шло, Империя вставала с колен... А эта женщина, его сестра, все так же жила в дальней части дворца, никому не нужная, опекаемая лишь заботливой, но казенной прислугой.

— Грустно! — вырвалось у меня. — Но с этим трудно что-то поделать, mia cara. Такие вещи не в силах человека. Мы можем вмешаться лишь до рождения, но не после.

— Но не после... — повторила она и сделала большой глоток, осушив бокал. Глаза ее сверкнули злым огнем. — Но любить ее им, Хуан, никто не запрещал! Просто любить! Заботиться! Хотя бы изредка проверять, как там она, а не пролистывать бесстрастные скупые еженедельные отчеты докторов в своем кабинете! Да, понимаю, возможно, ему было не до этого, все-таки глава такого большого государства! Вокруг вершились великие дела, творилась история...

— ...Но только Мария Веласкес сидела в своих четырех стенах, день за днем! — сорвалась она. — Гуляя одними и теми же маршрутами, видя рядом с собой одних и тех же людей! И так год за годом, Хуан, год за годом!

Императору было стыдно выпустить ее из дворца, Чико! Просто показать кому-то! При том, что она все понимала и понимает! Она нормальная! Просто она... Она!.. Не такая!..

По щекам Паулы потекли слезы, после чего она разревелась, выгоняя из себя плачем все, что скопилось, как оказалось, за очень-очень долгое время. Я счел за лучшее остаться на месте, не утешать ее — не сейчас.

Паула выдохнула и одним залпом опрокинула бокал, который я незаметно подлил, и перешла к главному.

— Однажды она забеременела. Я не знаю от кого. Говорят, это был шофер, водитель из прислуги, нагло воспользовавшийся ее неадекватностью. Так это, или не так, проверить невозможно — дело этого человека хранится в личном сейфе в кабинете императора и имеет гриф: 'Особой важности'. Но кто бы это ни был, через время у Марии Веласкес родилась дочь. Я.

Пауза.

— Я действительно племянница императора Себастьяна, Хуан, — вновь сверкнули ее влажные от слез глаза. — Я действительно ненавижу этого человека за то, что была ему напоминанием о сестре все годы своей юности. И я действительно приняла присягу на верность Лее Веласкес. Что ты еще хочешь обо мне узнать?

* * *

Прошло около получаса, пока она не выплакалась и не успокоилась. Я гладил ее по голове, прижимая к себе, и понимал, что вообще ни черта не понимаю в жизни. Не знаю, ни что говорить, ни что в этой ситуации делать. У меня есть определенный опыт, перечень вопросов, в которых худо-бедно разбираюсь, но это катастрофически мало. Наконец, Па... Мерседес подняла голову.

— Ты мне веришь?

'Веришь'? Я чуть не вспыхнул: за кого она меня считает? Для того, чтобы врать ТАК нужно быть слишком хорошей актрисой, А Па... то есть Мер... А эта девушка — явно не актриса. Боец — да. Скрытница? Еще какая! Но ни в коем случае не актриса.

— Им знать это не нужно, — продолжила 'неактрисса'. — И пожалуйста, не называй меня Мерседес. Ты привыкнешь и проговоришься, кто-нибудь услышит.

— Ты же сказала, Гортензия вне опасности?

Па... Все-таки Паула пожала плечами.

— Я не готова перевоплощаться. Я не для того сбежала и пытаюсь начать жизнь сначала, чтобы возвращаться в ту же точку. Быть никому не нужной неинтересной принцессой, которую никто не любит из-за ее титула. Быть Паулой мне спокойнее. Поверь.

— Да верю я, о, господи!.. — все-таки выплеснулось из меня. — А мама, значит, у тебя жива?

Кивок.

— Но вы с нею не видитесь.

Девушка убрала лицо в пол.

— Мне нельзя возвращаться. Они не простят присягу Лее и больше не выпустят. Лея же настаивать не будет — я нужна ей как ламе пятая лапа. Потому нет, мы не видимся, и не знаю, увидимся ли.

— Но хоть общаетесь?

Лицо напарницы озарили всполохи нечеловеческого страдания.

— Она не узнаёт меня, Хуан. И перестала узнавать задолго до моего... Отлета.

Сеньорита передо мной отчаянно боролась со слезами.

— Я же говорю, она... Не в порядке. И для нее Мерседес — ее маленькая малышка, которую она качает на руках

Гортензия говорит, в последнее время стало только хуже, она не помнит меня совсем. Почти не выходит из мира иллюзий.

— А привезти ее сюда... — вздохнул я, говоря сам с собой, но она восприняла это как вопрос:

— Через миллионы километров космоса и отсутствие гравитации?

— Как же ты живешь с этим? — вырвалось у меня.

Она подобралась.

— Вот так и живу. Гортензия иногда прилетает, рассказывает новости. Передает дядины письма, которые я при ней сжигаю, не распечатав. Мне нельзя домой, и потому я связала всю свою оставшуюся жизнь с Венерой.

— С Венерой, Хуан! — воскликнула она, и в голосе ее вдруг прорезались нотки истинной аристократки — величие, гордость и привычка повелевать. — Я никуда не денусь отсюда, буду с тобой до конца, и я не какая-то бомжиха-беспризорница!

— Ты о чем? — не понял я, внутренне напрягаясь.

— Я — принцесса! — воскликнула она. — Причем самая что ни на есть законная и легализованная! Отличная партия для племянника королевы и внука адмирала Веласкеса!

И вновь огонь в глазах. ТАКОЙ огонь, что стало не по себе. И наверняка станет не только мне.

— Паулита, солнышко... — Я поперхнулся. — Переведи!

— Они задумали афёру с Фрейей, — зло продолжила девушка. — И она не выгорит. Просто потому, что Фрейя тебя не любит, а ты не любишь ее. Но у тебя будет гораздо больше возможности влиять на политику, если твоей супругой стану я. Я — Веласкес, член клана, принцесса, да и ты — представитель семьи, хоть и бастард. Никто из знати не посмеет и пикнуть, когда тебя поставят на самый высокий из возможных постов. На котором ты сможешь если не задвинуть королеву, то оградить от дурного нашептывания.

Я — твоя лестница в небо, Хуан, — закончила она. — И я... Я люблю тебя!..

Сказав последние слова, будто украдкой, она вновь подалась вперед и, сотрясаясь в рыданиях, уткнулась мне в грудь. Да уж, ну и денек сегодня!

— Прости, что ТАК, — пролепетала она, — но я не могла открываться, как сопливая девчонка. Я должна была понять, убедиться. — Она подняла мокрое от слез лицо. — Я должна была быть уверена, что это именно ТО чувство, понимаешь? Я не эта дуреха Гюльзар, я не могла ошибиться!

Я снова поймал себя на мысли, что совершенно не знаю, ни что говорить, ни что делать. Полное стопроцентное бессилие. Тогда, как что-то сказать и сделать придется, потому, что это правда. Красноволосая, как бы ее ни звали, не врет. Она не СЧИТАЕТ, что любит, как некоторые, а именно ЛЮБИТ. И ради этого, чтоб понять сие, и были устроены в свое время различные стены и табу.

— Ты не смотри, что я такая... Прошла огонь и воду, — шмыгнула она, не поднимая головы. — Может на мне печати и негде ставить... Только и ты ведь не монах.

— Об этом я думаю меньше всего, — погладил я ее по голове.

— Я не буду больше. Правда. Я искала тебя давно... Не представляешь, как долго я тебя искала! — Она вновь подняла голову и встретилась со мной глазами. — Я хотела, чтобы ты избил этих подонков-братцев там, на Земле! И поставил на место их дружков! А потом дал окорот тетушке — не представляешь, как она меня ненавидит! Больше Гортензии, хотя я ей всего лишь племянница. Я хотела, чтобы ты защитил меня там, на Земле, и мне не пришлось бы убегать... Но ты встретился мне слишком поздно!..

Я прижимал ее, ласкал, внутренне одергивая себя от любой реплики. Слушать! Только слушать! Любое слово разрушит этот неуловимый миг, когда я могу понять, что творится у нее в душе! Ведь я столько времени мечтал это сделать...

Гюльзар не мастер коконов. Мастер коконов не Гюльзар.

— Я видела тебя во сне, — продолжила она. — Лет с четырнадцати. Мы учились тогда в той дурацкой школе, где ходили в платьях, как у монашек. Гортензия говорила, что это нормально — всем девочкам снятся такие сны, особенно ТАМ. Но я знала, что не всем. Мы не занимались с тобой любовью, в этих снах ты... Просто был. И защищал меня. Я сильная, и всегда была сильной! Чемпионка префектуры, призер первенства Венесуелы... Стрельба, контрас... Но я знала, что ты сильнее! И ты защитишь!..

...Я не видела твое лицо, Хуан. Не знала имени. Ты был просто образом... МУЖЧИНЫ...

— А потом тебя принесли в нашу каюту... — закончила она.

— Ты знала, что я очнусь, когда не пошла вместе со всеми в столовую? Решила покрасить волосы?

Она пожала плечами.

— Чувствовала. Я вообще как дура торчала в каюте всё свободное время. Они все смеялись, подкалывали... Но я чувствовала, это не просто так. И когда...

Я вздохнул и плотнее прижал ее к себе.

И что мне с нею делать? Это, действительно, не Гюльзар. Паула... Мерседес — девушка опытная, и очень-очень умная, хотя и своеобразная. И если она решилась на такое откровение... Ведь она не пыталась и не пытается сейчас меня совратить, хотя могла бы. Нет, она собиралась ПРИЗНАТЬСЯ. Ради этого весь антураж, ради этого девчонки сговорились пустить ее последней, на ночь. Ох уж эти заговорщицы!

— Гюльзар не сильно ревновала? — вырвалось у меня. Мерседес покачала головой.

— Она отошла. Сделала всё, как ты велел — обратилась к нам. Начала рассказывать, всё-всё.

И мы помогли. Действительно, Хуан, помогли. Тормошили ее, проводили курсы коллективной психотерапии.

— ...Мы не только ей помогли. — С губ ее сорвалась улыбка. — Мы и друг перед другом раскрылись. Потому и с Сестренками тебе легче, и Кассандра последнее время не задирается. Мы все стали ближе... Благодаря тебе.

Я покачал головой.

— Не такая великая заслуга. И меня в вашем круге нет.

— Ты работаешь с каждой из нас по отдельности, — не согласилась она. — И ты... Мальчик. В твоем присутствии мы бы не смогли, уж извини.

Да, чего уж там! Всё и так понятно.

— Па... Мерседес, солнце, я не могу так быстро. Я...

— Понимаю. — Она кивнула и отстранилась. — Ты же видишь, я не давлю. — По лицу ее пробежала улыбка, а рука прикрыла грудь раскрывшимся было краем полотенца.

— Почему сегодня?

Она пожала плечами.

— Почувствовала, что время пришло. Ты дошел. К тому же, раздал долги, закрыл все старые счета, теперь у тебя совершенно новая жизнь.

— А завтра начнется вторая фаза операции наших сеньорин... — зло выдохнул я, чувствуя, как по кончикам пальцев бежит огонь. Практичная девочка, ничего не скажешь! Впрочем, я уже говорил, что она далеко не дура, хотя иногда пытается ею казаться.

— Я поговорю с Леей, — вскинулась 'не дура'. — Объясню ситуацию. Ты не представляешь, насколько сильна будет наша партия на шахматной доске Венеры. Сильнее только брак с одной из ее дочерей, но она либо не допустит этого, либо... Не захочешь ты сам. — Голосок Мерседес дрогнул, выдавая очередную недомолвку этой аферистки. Впрочем, понятно, какую. — Зачем тебе мучиться всю жизнь с не ставящей тебя ни во что капризной куклой, с которой не сможешь даже развестись, если есть я? И я за тебя, и душой, и сердцем! Я не просто буду женой, я буду правой рукой! Я — силовик, и я — способная! Тебе ведь нужен будет свой... Ну, например, глава департамента безопасности?

Обожаю эту практичную улыбочку завзятой стервочки! Приятно иметь дело с умными сеньоритами.

А что, пытаться одновременно и взять меня чувствами, открыв ТАКОЕ, и купить... Подобных исполнительниц надо поискать!

Впрочем, подход у нее государственный, так что это скорее плюс, чем минус.

— Паулита, звезда моя... Я не готов.

— У нас есть время, Хуан. Я и не жду от тебя ответа.

Она приблизилась, беглым жестом сдернула остатки полотенца и впилась мне в губы.

Я, словно парализованный ни черта не мог сделать. Тот самый я, что считал, будто смогу оттолкнуть ее, что мне ничего не угрожает. Три ха-ха! Наивный!

Я хотел эту девушку. Господи, как давно ее хотел! Месяцы... Да уж скоро год! С самого момента пробуждения в каюте номер тринадцать!

Хотел, когда она ставила табу.

Хотел, когда проходила в ванную голой, каждый раз, день за днем.

Хотел, когда мылся с нею в душе, когда рамки табу были ослаблены, а мой самоконтроль дошел до поднебесного уровня.

Хотел, когда она спала рядом, всего через несколько кроватей.

Когда видел ее милующейся с 'горизонтальными связями', с которыми она настойчиво ходила миловаться в нашу оранжерею, словно дразня меня.

И жутко ревновал, когда ее, наконец, стали выпускать на волю, откуда она приходила довольная, делясь впечатлениями о любовных подвигах. Делясь с девчонками, но озорно при этом поглядывая на меня.

Нет, я не мог оттолкнуть ее. Не в этот раз. И ни в какой другой.

Расчетливая стерва!..

* * *

— Не спишь?

В кухню вошла мама. Я сидел, вытянув ноги на табурет, прислонившись к рефрежиратору, и курил. Делал то, что никогда не позволял себе от слова 'вообще'. При этом моя всё понимающая мама не сказала ни слова по поводу дыма, спросив лишь про сон.

— Она что-то сказала? — ухмыльнулся я.

Мама поставила еще один табурет напротив, села и сложила руки на столе.

— Нет. Я и не спрашивала. — Пауза. — Я не заходила, только услышала, что она плачет.

— И? — Кажется, я понял, что происходит.

Действительно:

— Мне не нужно спрашивать такие вещи, сынок. Я — мать, и всё чувствую. Особенно её.

— Особенно её? — не понял я.

— Я тоже сходила с ума. — Ее губы растянулись в виноватой усмешке. — По своим причинам, но сходила. И мне тоже был нужен ТАКОЙ мужчина, который взял бы всё на себя...

...Но искала я не там. — Вздох. — А потому, скорее всего, и не встретила.

— Ну как, не встретила, — продолжила она, добавив в голос показного веселья. — Встретила! Правда, этот мужчина оказался моим сыном... А это совсем другая история.

— Мам, что она еще рассказала? — улыбнулся я в ответ. Мой главный и мудрый советчик отрицательно покачала головой.

— Говорю же, ничего.

Пауза. Затем недовольное:

— Хуан, я что, по-твоему, совсем слепая? И мне не видно, как она на тебя смотрит, какими глазами? И как ведет себя при тебе?

— При мне? — Я снова чего-то не понял.

— Да, при тебе. Например, когда ты входишь в комнату, как меняется ее взгляд и лицо.

Вновь пауза.

— Да, когда-то я была проституткой, это так. Все мы делаем ошибки, и мне жаль, что ты страдаешь из-за моей, и будешь страдать. Но это не значит, что я ничего не понимаю в жизни.

Она любит тебя, эта девушка. Но сама пытается убедить себя в обратном. ПытаЛАСЬ, — уточнила мама, пронзив взглядом. Я нехотя кивнул.

— Она хорошая девушка, — продолжила она тихо-тихо, но очень эмоционально. — Такие на дорогах не валяются. Цени это.

Я как раз докурил и затушил окурок в импровизированной пепельнице в виде металлической тарелки. Подался вперед, убирая ноги со стула.

— Мам, они разработали под меня спецоперацию. Хотят, чтобы я стоял за спиной будущей королевы и правил от ее имени. Ты должна была это понять. К этому меня готовят, этому учат. В том числе, как обуздать эмоции и манипулировать слабым полом.

— И ничего у них не выйдет, — покачала мама головой. — Нельзя достичь невозможного одним лишь хотением. И нельзя заставить влюбить в себя кого-то насильно. Манипулировать — можно. А искренне любить...

— Любовь не помогла ее величеству и его превосходительству, — не согласился я.

— Лея и Серхио — плохой пример, — покачала головой мама. — Но ты сам признаешь, Лея ЛЮБИЛА. А скорее всего, любит до сих пор.

Полюбит ли тебя Фрейя? И если нет, получится ли у тебя удержать ее, если даже любовь не гарантирует этого?

Мама замолчала, давая мне подумать. Я же в который раз за сегодня не знал, что ответить. Любовь. Власть. Эмоции. Чувства. Расчет. Господи, как же всё переплетено в этом мире!

— Думаешь, синица в руке лучше? Но есть и еще одна девушка...

— Да, знаю, — мама кивнула. — Она приходила ко мне.

— Приходила? — Я чуть не подскочил, удержавшись невероятным усилием. Сердце бешено заколотилось.

— Да, приходила. — Мама по-прежнему покровительственно улыбалась. — И судя по ней, она... Тоже к тебе неравнодушна.

Пауза.

— Но готова ли она ради тебя на всё? — прозвучал убийственный аргумент. — Готова ли порвать с прежней жизнью — а ты и сам, наверное, знаешь, что она не ангел? Готова ли поставить на кон титул и происхождение, и защищать тебя до последнего вздоха?

Я не уверена. — Мама обреченно покачала головой. — Ты можешь распять меня на кресте, можешь не верить ни единому слову, и поступишь ты все равно, как решишь сам, а не как тебе советуют. Но Хуан, я не увидела в ней этого.

Она — богатая кукла, жаждущая получить красивую игрушку. Готовая пожертвовать ради игрушки многим, но лишь ради того, чтобы иметь игрушку в СВОЕМ доме. Идти в дом чужой, становиться другим человеком ради нее...

Я достал новую сигарету и жадно подкурил. Кажется, предпоследняя. Да что за день такой?

— И что посоветуешь? Просто посоветуешь, сама сказала, решение я приму сам.

— Да, я тебя так учила. — Мама улыбнулась. — Советую никого не бояться.

— Жизнь не окончится, сынок, — продолжила она с жаром. — Что бы ты не выбрал, какой бы поступок ни совершил, это не будет концом. Сломаешь планы ее величества? Да, полютует. Но придумает новый проект, в который тебя после усиления и переобучения вновь засунет. Обломаешь своих офицерин? Ничего, придумают под тебя новый план, который впихнут в новые расклады.

Фрейя, Изабелла, эта девушка... Всё это не важно. Любой твой шаг должен быть ТВОИМ шагом. И идти он должен вот отсюда, — положила она руку на сердце. — Только так, и никак иначе от этого шага будет толк.

В противном случае ты не удержишь ситуацию. Поверь, жизнь слишком сложна, и не всё в ней нам под силу. И однажды запутавшись, придешь к тому же, что имеет сеньор Серхио. Только хуже, и мы уже обсудили, почему.

Только сам, Хуан. Только отсюда, — вновь рука на сердце. — Не взирая ни на чьи планы.

— Думай, — закончила она и поднялась. — А я пошла к донье Татьяне. Она с утра просила кое в чем помочь.

— На ночь глядя? — не удержался от смешка я.

Ответом стала улыбка.

— Хуан, меня охраняет персональный взвод департамента безопасности. Что может со мной случиться? Тебе же... Вам, — обернулась она в сторону выхода, — нужно побыть одним и многое обдумать.

— Чао-чао! — крикнула она от выхода.

— Arrivederci! — выдохнул я вслед.

Через несколько минут хлопнула входная дверь. Передо мной лежала последняя сигарета, но я не спешил ее приканчивать. В ушах стояли слова: 'Жизнь не окончится, сынок'. 'Это не будет концом'...

Господи, мама! Как же редко мы с тобой общаемся?! Как же редко ты говоришь мне ТАКИЕ вещи?! Которые должна была сказать... Mama mia, сколько же времени потеряно?!

Хотелось выть. Но поделать ничего нельзя.

* * *

Я постучался и медленно вошел. Она больше не ревела, просто лежала, обняв подушку. Присел на край кровати, посмотрел на пол. Тот самый пол, на который свалился с того самого края. Да-да, вот так банально закончилось сумасшествие, напавшее на нас каких-то полчаса назад — я свалился со своей узкой пролетарской кровати. После чего медленно отполз, судорожно пытаясь взять тело под контроль, и ретировался в кухню. Сбежал под ее визгливый крик, чтобы вернулся.

Роль Его Величества Случая в моей жизни сложно переоценить — слишком многим я обязан сказочно невозможному сочетанию факторов. Но падение с кровати?..

— Мерседес... Можно тебя так называть? Хотя бы сейчас, пока никто не слышит? — провел я ей ладонью по волосам.

Девушка кивнула.

— Ты дорога мне. Очень дорога. Я порву за тебя кого угодно...

— Но любить — не любишь. — Она подняла глаза, в которых читалось спокойное восприятие неизбежного. — Не думай, я знала, что ты это скажешь. Я вообще не понимаю, зачем тебе открылась. С самого начала ведь было всё понятно... Нет же!..

— Я дура, да? — она села, ее в момент повлажневшие глаза зло сверкнули. Но злилась она на себя.

Я подсел поближе и притянул ее к себе.

— Нет. Ты — женщина. А для женщины это естественно.

Она хотела что-то возразить, но не стала.

— Обещаю, что стану тем мужчиной, которого ты ждала всю жизнь, — прошептал я, чувствуя, что сейчас только эти слова могут быть услышаны. — Буду защищать тебя и от бога, и от черта, и ото всех, до кого смогу дотянуться. И от тех, до кого не смогу тоже, хоть придется повозиться. Веришь мне?

Она подумала и кивнула.

— Но это не любовь, глупенькая.

— Но всё это время... Хуан, я видела, как ты на меня смотришь! Видела, как реагируешь в дУше, даже сейчас. Как ревнуешь. Я специально делала так, чтобы ты злился, и ты злился. Неужели совсем-совсем ничего?

Я продолжал нежно гладить ее волосы.

— Не то, чтобы ничего. Что-то есть. Но... Не то.

Из груди вырвался вздох.

— Не вини меня, Мерседес. Ты мне нравишься, я ни за что не отказался бы от тебя при иных обстоятельствах... Но давай будем честными?

— Хуан, эта белобрысая сука тебя недостойна! — воскликнула она, вжимаясь мне в плечо. — Ты не представляешь, какая она тварь!

— Она меня искала, — возразил я. — И почти нашла. И здесь была, — окинул я рукой комнату.

— Все равно. Она подлая тварь, которая думает только о себе. И эта!.. Которая инфанта!..

— Всё, закончили! — я добавил в голос стальных ноток, отстранил ее и пронзил тяжелым взглядом. — Мерседес, я сказал, всё, что хотел, и ты меня поняла! Предлагаю не мусолить тему, ни к чему хорошему это не приведет — мы только поссоримся. Поговорим утром, когда успокоимся и остынем. Спокойной ночи!

Я встал и пошел к выходу. Она пробормотала растерявшимся голоском ответное: 'Спокойной ночи!', — но вид у нее был жалкий. Актриса в ней была возмущена тем, что ей не дали проявить себя, не дали показать очередной акт концерта с эмоциями, плачем, уговорами и утешением. Я совершил преступление, невообразимое по тяжести, причем с легкостью истинного разбивателя сердец...

...Однако концертов на сегодня достаточно.

Выходя, я хлопнул ладонью панель отключения света, не трогая искина.

Уснуть не получалось. Начинало светать — огни купола за окном засияли ярче. Скоро они доведут до сведения аборигенов Венеры, что в далеком-далеком Каракасе начался день, и им тоже пора вставать. Но несколько часов отдыха у обывателей еще осталось.

Сегодня был слишком тяжелый день, на меня свалилось слишком много разнообразной информации, чтобы пытаться бороться с бессонницей. Потому я и не боролся, а лишь лежал в маминой комнате на кровати, смотрел в потолок и думал. Перебирал в голове всё, что случилось, всё, что узнал, начиная от тайн королевского двора с модифицированными генами моего исчезнувшего предка, и заканчивая этой взбалмашной девчонкой, у которой в черепной коробке творится черти что. Нет, я понимал ее, слишком долго хранить секреты сложно — на психике остается отпечаток. В один миг груз начинает давить так, что сметает любые коконы защиты. Причем любой, не обязательно связанной с секретом. И эмоции, бывшие до поры под контролем, начинают рваться наружу, добивая и доламывая остатки этих барьеров, доводя до состояния, когда человеку плевать. Когда он способен на всё.

Влюбленная сеньорита, скрывающая большую и важную тайну, подвергшаяся тяжелой психологической нагрузке...М-да, день сложный не только у меня.

Как быть дальше? Что делать? Кого выбрать, и стоит ли кого-то выбирать?

Перед глазами плясали всполохи черного пламени — это Бэль танцевала в своем невесомом искрящемся платье.

...И руки лапающих ее бандитов. И крик отчаяния, когда телохраны запихивали ее в машину. Департамент, это были люди ее высочества — всё встало для меня на места.

...И ее приезд сюда. К маме. Вкупе с разносом школы в моих поисках.

'Она — богатая кукла, жаждущая получить красивую игрушку. Готовая пожертвовать ради игрушки многим, но лишь ради того, чтобы иметь игрушку в СВОЕМ доме.'

'Но готова ли она ради тебя на всё? Готова ли порвать с прежней жизнью? Готова ли поставить на кон титул и происхождение, и защищать тебя до последнего вздоха?'

Из груди вырвался тяжелый вздох. Решать такие задачи голова отказывалась.

Фрейя? Ее я не знаю совсем. Получится ли с нею хоть что-нибудь? Стоит ли пробовать, когда перед глазами танцует совсем другая девушка? Простит ли эта другая попытки 'подъехать' к ее сестре?

Выстрел будет только один, и мне нужно умудриться не только не промахнуться, но и вовремя выбрать правильную цель. ВОВРЕМЯ, так как протянув резину даже на чуть-чуть...

И еще Паула с ними. И тоже, блин, принцесса!..

...Но которую я совершенно не люблю, как бы тепло ни относился. Люблю, но НЕ ТАК, как Бэль. Она мне именно боевой товарищ, больше чем друг. Соратник, потенциальная любовница, мудрая советчица, от которой нет секретов... Всё перечисленное вместе взятое, наконец! Она для меня — ПАУЛА, огненный демон! Нечто большее Большой Любви! Но одновременно совершенно иное. И никак не будущая жена.

В комнате послышалось шевеление — кто-то вошел, не зажигая света. Кто — догадаться не сложно. Я не реагировал. Вошедшая присела на край кровати, которая была немного шире моей. Посидела, видно, раздумывая, что делать дальше. Я открыл глаза, решив не выпендриваться.

— Не спится?

Больше она не раздумывала. Словно кошка запрыгнула, усевшись сверху. Наклонилась, разлегшись на моей груди. Губы ее застыли в сантиметрах от моих, лицо же обдало горячее дыхание. Одежды на ней не было, как, впрочем, и на мне.

— Я решила уйти из взвода, Хуан. Не смогу больше жить ТАК!..

Мимолетная пауза, и ее губы коснулись моих. Я не сопротивлялся, но и не помогал — в этот раз выдержка и самоконтроль не изменили. Когда она оторвалась, бегло спросил:

— Мерседес, ты понимаешь, что за этим последует? Сможешь ли 'не так'?

— Я буду бороться за тебя, Хуан! — последовал высокопарный ответ. — И еще, если ты сейчас меня оттолкнешь, наживешь врага. Который будет мстить тебе до конца дней.

Снова долгий поцелуй, но больше головы я не терял. Решительная девочка. Авантюристка до мозга костей... Однако недостаточно умная авантюристка. Впрочем, отталкивать ее глупо — действительно, стану для нее врагом. Не зря я ее зову 'демон', горячая латинская кровь в ней невероятно сильна.

'Когда женщине некого любить, она начинает ненавидеть, Хуан' — проговорила мне в этот момент Катарина, всплывая в подкорке сознания. — 'Нельзя лишать женщину любви. И если ты не можешь дать ей чего-то, сделай так, чтобы ее чувства оказались направлены на что-то другое, нейтральное и безобидное для тебя'.

'Чего?' — смеялся я. — 'Сделать ей ребенка?'

Лицо Лока Идальги не дрогнуло, но в нем не было и капельки веселья.

'Это ты должен понять сам. Понять и сделать. Но ребенок, думаю, крайний случай. Как правило, срабатывают более простые схемы'.

'Какие же?'

— Мне уйти, Хуан? — недовольно засопела девушка на мою вялость и задумчивость, принимая их на свой счет. Я не видел, но почувствовал, как глаза ее сощурились в две узкие напряженные щелочки.

'Всё, Ваня! Твой выход!' — подбодрил внутренний голос.

— Нет. Останься... — произнес вслух я, приподнялся и взял ее в крепкий захват. Повалил на кровать рядом, навис над ней сам. Тусклый свет от окна давал достатоный обзор, чтобы видеть в темноте силуэты ее сногсшибательного тела, но эту девушку я прекрасно чувствовал и без всякого освещения.

— Ты же уже всё решила. Кто я такой, чтобы противиться неизбежному?..

Я наклонился к ней, и мир померк. Что-то вокруг творилось, что-то происходило, Венера жила своей жизнью... Но нам было на это абсолютно наплевать.

Как же долго мы к этому шли! И неизвестно, придем ли когда-нибудь еще раз.

* * *

Проснулся я от писка в ухе. Кольцевая мембрана давала знать, что меня в такую рань кто-то хочет. Впрочем, поднявшись, я понял, что уже далеко не рань — время шло к обеду. Бросил взгляд на место рядом, где мерно посапывала Паула. У нее вчера тоже выдался напряженный день, и еще более напряженная ночь.

Встал, и, как есть, отправился в свою комнату — браслет я оставил там. В последний момент пронзила мысль, что мама могла вернуться, а я такой весь без одежды, но было не до подобных мелочей.

— Да? — произнес я, активируя связь.

Ответом стал бодрый голосок Катарины:

— Чико, одевайтесь и бегом на базу!

Пауза.

— Ладно, сунь еще раз своей подружке, раз дорвались, для бодречка, и бегом домой! Как прибудете — сразу ко мне в кабинет, никуда не заходя!

— Оба?

— Нет, ты один. И прибыть побыстрее в твоих интересах. Всё, до связи!

Отключившись, я выругался. Mierda, полнейший контроль! Тотальный! И как теперь разговаривать с этой красноволосой выдрой, чтобы ТАМ ничего не заподозрили? Спасибо, что предупредила — Лока Идальге в ближайшем будущем нужно будет хорошенько проставиться. За всё. Вспомнить, что такое 'небо в алмазах' как минимум.

— Кто? — раздался испуганный голосок за спиной. Конечно испуганный, вы не видели в тот момент мою физиономию, и не слышали, что я произносил хоть и шепотом, но вслух.

Обернулся. Пау... Тфу, Мерседес стояла в дверях, прижимая к груди плед. Эта о маме подумать успела.

— Катарина, — бегло ответил я, не вдаваясь в подробности.

— На базу?

Понятливая девочка. И что теперь делать с этой понятливой?..

— Солнце, я в душ, — скривился я, уходя от ответа. — А ты приготовь кофе. Да покрепче, поядрёнее! Есть разговор, и ОЧЕНЬ серьезный! — выразительно хлопнул я глазами.

Девушка испуганно кивнула, и, не прекословя, пошла на кухню, по пути забросив плед назад, в мамину комнату. Я же вытащил с полки чистое полотенце и направился на мозгопромывочную процедуру, ибо мозги с утра лучше всего прочищает именно падающая с разбрызгивателя ледяная водичка.

Ну, вот и он, 'час икс'. Душ помог — не только собрал мысли в кучу, но и настроил на рабочий лад. Я вдруг осознал, что треволнения мои вчера были излишними, решение я принял давным-давно, задолго до. Мамины откровения, безусловно, повлияли, и открыли очень важную тему для размышлений под названием 'новые горизонты возможного', но повторюсь, решение относительно девушек я принял ранее. Сейчас же нужно сделать всё, чтобы осуществить его с наименьшими потерями, а желательно вообще без потерь.

Паула... Начиная с этого момента буду называть ее Паулой даже в мыслях — действительно, могу проколоться. Паула, так же сходившая в душ, сидела напротив, жадно поглощая термоядерный напиток из натуральных, привезенных с Земли зерен, что для нашей с мамой семьи какой-то год назад казалось излишним сибаритством. Я неспешно допил свою чашку, окончательно придя в себя и взбодрившись, и только после этого решил приступить к делу.

— Чика, у меня вопрос. Откуда ты узнала об Изабелле? — Пальцы мои в этот момент перекрутили голову змейки, подаренной Мамочкой. Имеющей происхождение, скорее всего, из кабинета сеньора Серхио, со всеми вытекающими. Но только сеньор Серхио в данный момент, единственный во всей Альфе, не был мне врагом.

С другой стороны, у него есть очень активная и далеко не глупая женушка, которая держит пульс абсолютно на всей технической составляющей СБ клана Веласкес. Которая, учитывая прокол на Плацу, могла провести ревизию технических средств, частот и других элементов непростого шпионского ремесла, найдя лазейку в 'обороне' устройств вроде моего. То есть, говорить сейчас нужно так, чтобы слушающие нас с Паулой, скорее всего, включая королеву, считали, что мы уверены — нас никто не подслушает, но с другой стороны мы сами должны об этом помнить. Эдакое двойное дно. Звучит сложно, но поверьте, в реализации еще сложнее. И упирается в вопрос: поймет ли меня Паула?

— Хуан, я не дура!— сверкнули глаза собеседницы, отвечающей на заданный вопрос, жадно сожравшей глазами мой жест с постановщиком. Давай, детка! Соображай! Ты же у меня умница! — Уж два и два я сложила! Не забыл, ты сам нам с девчонками о ней рассказывал? Аккурат перед принятием тебя в наше заведение? Не помнишь? И говорил, что это, скорее всего, именно Изабелла Веласкес?

— Помнить-то помню. — Я выдавил усмешку. — Но это первые 'два'. Откуда ты взяла вторые?

Молчание, глаза в столешницу.

— Консуэла. Которая с родинкой на носу.

Я кивнул. 'Горизонтальная связь' Паулы, с которой та отжигала довольно долго, почти не изменяя ей с другими 'горизонтальными связями'. Кстати, веселая девчушка, мне понравилась.

— Она из большой 'девятки'. Была в тот день в школе генерала Хуареса. Хвасталась, как они сбивали машины криминального барона, как вскрывали их, будто консервные банки. И что не помнит уже, когда подобные операции бывали раньше.

— Вчера мы тоже были в школе генерала Хууареса! — закричала она. — Так что, я, по-твоему, дура?

Я скривился.

— Хорошо. Убедила. Но почему же из 'девятки' больше никто не проговорился?

Покровительственная улыбка.

— Хуан, наши девочки умеют хранить тайны, когда надо. Не суди обо всём по 'телеграфу'. Тем более, когда за прокол могут казнить.

— А могут? — хмыкнул я, но неуверенно.

— Случаи бывали, — скривилась она. — До тебя. Да в общем и до меня. Но многие помнят.

Пауза.

— Консуэла просто хвалилась, как они расстреливали машины, Хуан, — продолжила огненный демон, выгораживая любовницу. — Твое имя, и вообще объект поиска ее высочества, не прозвучали ни разу. Прозвучало лишь название школы... Которое мне абсолютно ни о чем не сказало. До позавчерашнего дня, когда ты после госпиталя туда собрался. Тогда всё окончательно и встало на места, не раньше.

— Окончательно? — нахмурил я бровь.

— Ну, я догадывалась, — довольно сверкнули ее глаза. — Изабелл-блондинос не так много на Венере.

Бестия! Что с нее взять?

— О чем еще важном жаждешь со мной поговорить? — вновь скривилась она, еле сдерживая иронию. — Наверное, хочешь уговорить не уходить из взвода? Объяснить, что 'всё это ошибка' и 'давай оставим, как было'?

Я отрицательно покачал головой.

— Ни в коем случае. Уговаривать не буду — останешься сама. По поводу ошибки... Да не было никакой ошибки! — Я играл уверенно, потому, что абсолютно не играл. Но она такой реакции и таких слов не ждала, потому сконфузилась. — Я хотел тебя с первого дня, и чтоб отрицать это, надо быть глупцом. И вчера было здорово... — Я мечтательно прикрыл глаза. Действительно ведь было здорово.

— И? — не поняла она. — И что теперь?

— Теперь?.. — Я сделал вид, что задумался, после чего начал 'обработку позиций противника при помощи ствольной и реактивной артиллерии'. — Скажи, Мерседес, ты хочешь домой? На Землю?

Теперь выдержать паузу. Мордашка растеряна, отлично:

— Соскучилась по кузенам? Как думаешь, они тебе обрадуются?

Пауза.

— Нет, наверное, все же обрадуются. Давно не виделись, обиды забылись... Подумаешь, связала, избила, ногу прострелила!.. Если ты мне не наврала, что сделала это, конечно.

Судя по ее лицу — не наврала. Даже больше, сделала что-то еще, более ужасное, о чем не стоит говорить даже мне.

— Вы выросли, повзрослели, и они больше не будут. Дядя твой тоже наверняка пересмотрел позицию и встретит тебя с распростертыми объятиями. Плюс, там мама, увидишь ее. Наконец...

— Хуан, для чего ты мне это говоришь? — вспыхнула она.

— К тому, что уйдя из взвода, ты окажешься на Земле, — не моргнул глазом я. — Нет, я не рассказываю страшилку, и даже не отговариваю, не думай. Ты большая девочка, и такие решения принимать должна только сама. Просто понимаешь, ты верно сказала вчера, что нужна Лее как ламе пятая лапа. А значит, Лея вышвырнет тебя, как только почувствует в тебе угрозу дочерям. ПОЧУВСТВУЕТ, Паулита. Даже не увидит. Она задумала грандиозную авантюру с колоссальными последствиями, и путать карты какой-то Земной принцесске... — Я покачал головой. — Нет, она не станет рисковать.

— Если я вдруг выберу тебя, как вчера советовала мама, — продолжил я, — тебя просто выпроводят, 'забив' на меня и мои хотелки, погрозив для порядка пальцем. Они не станут меня спрашивать, не станут слушать. Как и тебя.

— ...Но я тебя не выберу, вот в чем дело!.. — воскликнул я. И замолчал, картинно задумавшись.

— Короче, mia cara, предлагаю подумать, как нам с тобой поступить, — продолжил я после долгой паузы. — И прежде всего определиться, чего ты хочешь?

Она молчала. Лицо ее было растерянно.

— Объясняю. Вчера тебя, скорее всего, слышали. Твои признания и угрозы влезть в проект, потянув одеяло на себя. Я поговорю с Мишель, она не даст записям ходу — сделает всё, чтобы их не услышала королева. Думаю, это возможно; 'жучки' в квартире, скорее всего, курирует ДБ, и они с ее высочеством как-нибудь договорятся. Они ведь далеко не дуры, наши сеньорины. Но если ты демонстративно покинешь взвод и корпус, этим я только подставлю их, не добившись своих целей. Ты таки вылетишь на Землю, я же при этом лишусь пусть и призрачных, но рычагов влияния на свой проект.

Снова пауза. И как итог:

— Потому повторю, определись, Паулита, ты хочешь на Землю, или нет?

Паула сидела ошарашенная. Такого разговора от меня не ждала. Я же бил именно логикой, используя 'государственный' подход. Она авантюристка, и не может не оценить его. В конце концов, все эти 'ню-ню', 'сюси-пуси', 'люблю', 'оставайся', слезы и сопли... Девочки на такое поведутся, она — нет.

— Хуан, ты предлагаешь оставить всё, как есть? — растерянно пробормотала девушка.

— Ни в коем случае. — Я отрицательно покачал головой. — Лишь обрисовываю тебе реальность. Что будет, если сделать так, а не эдак.

Глубоко вздохнул, перезаряжая свои 'САУ' и 'РСЗО', готовя к бою вторую порцию аргументов:

— Во-первых, я тебя осуждаю. Осуждаю за то, что ты бросила маму.

Пауза. На этом можно было бы закончить, ее лицо вспыхнуло, но тут же виновато осунулось, но я продолжал бить:

— Во-вторых, осуждаю, что ты сдалась без боя. Нет, конечно, не без боя, и твои кузены наверняка это подтвердят. Но ты СДАЛАСЬ! — повысил я голос. — Сбежала!

Так, а теперь голосок потише, и тональность вниз.

— Мерседес, я понимаю, что ты — не я. Ты всего лишь слабая женщина, какой бы сильной ни казалась. И не обвиняю тебя. Ни в чем. Но вот тут, — похлопал я по левой стороне груди, — я тебя осуждаю. Прости.

Потому повторюсь, решать, оставаться на этой планете, или лететь доой — тебе, — закончил я.

— Скажу честно, ты нужна мне. — Я поднялся и сел перед ней на стол. — Очень нужна! — Провел рукой по волосам, приподняв подбородок. От свалившегося на нее 'артиллерийского удара' на щеках проступили слезы, но она держалась. — Мне будет ОЧЕНЬ, невероятно сложно без тебя! — Намотал ее локон на пальцы, пытаясь навести мост из разряда тех, что не видно глазу, но очень хорошо чувствуешь духовно. — Паулита, мой 'я' внутри не хочет, чтобы ты улетала. Но я пойму...

— Хуан! — Слезы таки брызнули. Я спустился, сев на стул рядом, и прижал ее к себе. 'Артиллерия' дело сделала, клиент дозрел. — Хуан, я не смогу, как прежде! Я люблю тебя!

— Это не любовь, дурочка! — гладил я ее по голове.

— Это ты нашей Восточной красавице расскажи! Я не она! — повторила эта сеньорита вчерашний аргумент.

— Чика, ты хотела мужчину, который бы взял на себя ответственность? — мой голос налился свинцом, но оставался при этом нежным. — Ты сама сказала, что нашла его. Это так, Мерседес, нашла, и я никому не дам тебя в обиду!.. — Я оторвал ее от себя и заглянул в глаза. Эти слова так же шли от сердца, и зрительный контакт для убеждения был необходим. — И никому тебя не отдам!

— ...Так доверься мне! Доверься, как МУЖЧИНЕ! Ты моя девочка, хочешь этого, или нет. Просто поверь, и сделай, как будет лучше!

— Я не смогу быть... Подстилкой! — плакала она навзрыд. — Не смогу... Зная, что ты с этими!.. Этими!..

— Я бы сказал, с одной из них, — задумчиво парировал я.

— Не важно! — плакала она. — Я не смогу делить тебя! Кого угодно, но не тебя!

— Тогда полетишь на Землю. И действительно не будешь ни с кем делить.

Я прижал ее покрепче. Да, подлый аргумент. А что вы от меня хотите? Я не бог, не могу сделать так, чтобы одновременно все были счастливы. И тем более абсолютно никак не могу повлиять на ее чувства.

Любовь? Это ведь на самом деле целый комплекс чувств и взаимоотношений. Это нечто гораздо большее банальных слов 'нравишься' и 'хочу'. И один из вариантов этого определения я и собирался ей дать, как бы грубо ни звучал он со стороны.

— Паулита, Мерседес, мы КОРПУС! — продолжил я убаюкивающим голосом. — Корпус, понимаешь? Взвод! Монолит! А они... — Скривился. — Всего лишь они, девочки за воротами. Меня у тебя никто не заберет, как и тебя у меня.

— Хуан, тебе не кажется, что это попахивает полигамией? — хмыкнула она и, кажется, даже перестала плакать.

— Полигамией? — Я картинно удивился. — А не это ли устраивают некоторые ваши девочки, вылетая из 'гнезда'? Общие семьи, обмен супругами, группен-секс...

— Они однополые! — Паула сконфузилась, но я был неумолим.

— Это никого не колышит. Либо традиция есть, либо нет. И никакая Мишель, и тем более никакая Лея не властна над нею. Не говоря уже о милашках принцессах.

Мы — взвод. И что происходит внутри взвода — для всех табу.

— Хуан, Лея распнет тебя! — в голосе Паулы промелькнули веселые нотки, но это было истерическое. — А я... Я буду угрожать ее милашкам еще больше!

Я покачал головой и снова погладил ее по щеке.

— Ты будешь моим ДРУГОМ. Другом, с которым я буду делиться всем. Напарницей. Советчицей. Паула, я не смогу без твоих советов!.. — прижался я губами к ее лбу, вновь ощущая неуловимый момент построения духовного моста. — Я не люблю тебя, chica! Люблю, но не так! Но это не значит, что не люблю тебя совсем! Просто ты другая, и нужна мне по-другому!

— Я не смогу спать с тобой! — Она задрожала. Я знал, что она скажет это и вновь погладил по голове. — Я не смогу быть твоей подстилкой!

— Ну, до этого же как-то обходились? — хмыкнул я.

Повисло молчание. Наконец, она подвела итог:

— И что, всё как раньше?

— Если уйдешь — я пойму, — прошептал я.

Да, нас слушали. Но то, что мы говорили друг другу, было правдой, на самом деле. И я на самом деле мог потерять эту девушку, чего, о, мой эгоизм, не хотелось.

— Хуан, не знаю! — Она вздохнула и снова прижалась к груди. — Я ничего не знаю! Как теперь быть?

— Думаю, что-нибудь придумаем, — подбодрил я и потянул ее вставать. — Давай, еще по кофе, и поехали. Девчонки внизу, поди, уже изнывают!

— Хуан, какая же ты все-таки сволочь! — улыбнулась она, беря в руки кофейник. После чего демонстративно посмотрела на мою змейку'.

Ай да Паула! Ай да... Я даже не нашел слов для сравнения!

'А вот теперь и думай, Чико, где первое дно, а где второе, — ухмыльнулся мой бестелесный друг. — Наряду с нашими сеньоринами. И не забывай, что нет в мире ничего коварнее женской мести...'

Глава 3. Укрощение строптивой (часть 1)

Feminae naturam regere desperare est otium

Надумав женский нрав смирить простись с покоем

(Публий Сир)

Дон Бернардо передал сообщение через Мишель. Почему бы нет, он в клане ОЧЕНЬ не последний человек, и сама Мишель для него по большому счету девочка на побегушках. Надо будет приказать — прикажет, и та не рыпнется. Пока же он просто уведомил, во сколько и где мне быть.

Итак, события решено не форсировать, и быть мне полагалось в очередной увал, но к десяти утра. О чем я, прогулявшись к узлу внешней связи у диспетчерской, уведомил Карена. Тот сказал, что они будут ждать с двенадцати, хотя, если старик решил за меня взяться, вряд ли я до этого момента освобожусь. Повторюсь, дон Бернардо очень трепетно относится к тем, кому предстоит у него учиться, отбирает всех сам, и ему нужно копнуть поглубже, что я из себя представляю. По словам Карена, после он может и забыть о моем существовании, определив одному из своих музыкальных руководителей, но первое занятие...

Конечно, то, что меня он по любому не забудет, Карену знать не полагается. Как и то, что для меня, скорее всего, сделают исключение, и заниматься он будет мною лично, ни на кого не перекидывая. Ну, или под постоянным контролем, что при его статусе одно и то же. Но не надо портить мне легенду, она и так рассыплется от любого толчка.

Итак, в десять утра, минуя развод (иначе не успел бы), я подходил к стойке администратора — все той же приятной молодой сеньоры с красивой улыбкой. Которая отправила меня в некую аудиторию, где уже ждали три человека — дон Бернардо и два его помощника, один по музыке, другой по вокалу.

Что происходило последующие пять часов вспоминать трудно. Вынули из меня все силы и всю душу. Вкратце лишь упомяну, что знаниями, почерпнутыми из самоучителей, они остались недовольны, а вокал...

В общем, дон Бернардо настоял на усиленной программе моего развития, обязав являться к нему на занятия три раза в неделю.

Я попробовал изъявить протест, но он жестом его пресек, коротко бросив:

— Куда они денутся!

На его лице заиграла мечтательная и даже немного мстительная улыбка. Видать, дедушка тоже немного недолюбливал ангелочков. После чего он сказал фразу, заставившую меня о многом задуматься:

— Парень, почему ты не пришел ко мне десять лет назад? Всего каких-то десять лет?

— Я занимался другим, сеньор, — убрал я глаза в пол. И перечислил все секции и кружки, какие посещал. Он недовольно покачал головой.

— Всё не то. У тебя могло быть большое будущее, сынок. Если б я только знал, если бы знал!.. — Он сокрушенно вздохнул. — Теперь же ничего не могу обещать. Ты парень способный, но время упущено. Слишком много времени!

— ...Но что можем — сделаем, — оптимистично закончил он и ободряюще подмигнул. — Вон, 'Алые паруса' в тебя уже вцепились — не оторвешь. Попробуй с ними, они неплохая команда для старта. Как полигон для испытаний. А после подберем что-нибудь посолиднее.

За дверью ждал Карен. Вид у него был угнетенный — часы показывали полчетвертого, и если они ждали меня с двенадцати... Короче да, 'Алые паруса' в меня вцепились.

— ЗдорОво! — обнял я гитариста. — Что, с полудня тут торчишь?

— Да нет, — отмахнулся он, явно воодушевленный тем, что ожидание окончено. — Мы с пацанами меняемся. Сейчас моя очередь. Ладно, пошли! — и куда-то потянул, на ходу сообщив своим, что я освободился.

Минут через пять мы очутились в каком-то небольшом зале, судя по наличию техники на мини-сцене, репетиционном. Перед сценой стояло несколько рядов кресел, общим количеством мест под сто. И что-то мне подсказывало, что они здесь просто хранятся, как на складе — из-за скученности сидеть можно было только на первом и последнем, дальнем от сцены ряду.

— Вот тут мы и занимаемся, — произнес Карен, обведя зал рукой. Голос его потонул, почти не отражаясь от стен — то есть, комната звукоизолирована.

На сцене стояли оба его коллеги по группе — широкоплечий вечно довольный жизнью Хан и постоянно улыбающийся японец. Мы поднялись. Карен, чувствуя себя главным, глубоко вздохнул, мысленно подбирая ключик к дальнейшей беседе, и произнес:

— В общем, так, то, что мы давно обсуждали, произошло. И ввиду того, что делом собираемся заниматься серьезно, давай еще раз представимся. По трезве, так сказать.

При этих словах и он, и Хан, довольно улыбнулись.

— Карен, — тут же первым протянул он руку. — Пишу музыку и тексты. Может, не самые выдающиеся, но всегда готов к сотрудничеству и самосовершенствованию.

— В смысле, к диалогу открыт, — пояснил Хан. — Будут идеи — всегда выслушает.

Беря последний комментарий на заметку, я кивнул.

— Армянин?

Карен пожал плечами.

— Здесь мало кто знает, кто такие армяне. Вообще да, но для всех я русский, и не заморачиваюсь. Родился здесь, — предвосхитил он вопрос, — но это мало что меняет. Для латинос я такой же чужак, как и остальные русские.

— Понятно.

— Амирхан, — продолжил знакомство его товарищ. — Русский, подробности, хоть убей, не знаю. — Его улыбка стала настолько широкой и довольной, что я чуть не рассмеялся. — Но точно не армянин — мы себя, как они, не выделяем.

Далее последовал несильный тычок лидеру группы под ребра, на который тот ответил таким же тычком в плечо и тихим комментарием что-то об 'этих дагах'. Кто такие 'эти даги' — уточнять не стал.

— Мы с Кареном основали группу, — продолжил Хан. — Вместе занимались у дона Бернардо, и под конец решились. Я песен не пишу, но у меня другая роль — контакт с залом. Поверь, Ванюша, это важно, чтобы на сцене кто-то зажигал толпу. Эта морда армянская хоть и талантлива, но ему только колыбельные петь! — Снова тычок и снова ответный. — Так что моя задача поднимать зал, строить диалог, и не обращай внимания, что я такой веселый. Так надо!

— Понятно, — кивнул я. Действительно, группа, которая просто поет на концерте и группа, которая при этом общается со зрителем — две совершенно разные группы. И Карен... Ну совершенно не харизматичный! Без обид для Карена.

— Не сказать, что получается блестяще, — скривился Хан, — но как могу, так и работаю. Если у тебя получится лучше — будем натаскивать. Никакой ревности, дело важнее. Ты как?

— Я всегда за! — поднял я руку. — Но сначала ведь надо посмотреть, получится ли. Это же не просто.

— В Гаване обкатаем, — кивнул Карен. — В прошлый раз у тебя получалось, зачатки были.

Да, зачатки были. Правда, я был совсем не в той форме...

С другой стороны, как показывает практика последнего времени, работать языком на зрителя я могу. Особенно если вспомнить толпу и крышу министерства культуры.

'Х-м-м! — одернул я сам себя. — Ванюша, не надо о грустном. О хорошем лучше думай. О том, что надо, и как сделать это правильно.'

Трудно не согласиться с этим камаррадо, неправда ли?

— Наото, — продолжил знакомство последний участник группы. — Как уже говорил, японец. Местный, родился в Альфе. У нас здесь нет такой организованной общины, как на Обратной Стороне, потому примкнул к ребятам, — кивнул он на напарников. Под 'нами' очевидно подразумевал японскую мини-диаспору, о которой я, уроженец Альфы, в подтверждение его слов, никогда не слышал. — Специализируюсь на ударных, хотя вообще умею много на чем.

— Он пятью инструментами владеет, — пояснил Хан. — Но на ударных он бог!

— Минакануси! — блеснул я познаниями. И глядя на недоуменные лица, пояснил, — Японский бог!..

Меня не поняли, но прилежно закивали, не желая связываться. Знал ли сам Наото, кто такой Минакануси, осталось под вопросом, но эмоций никаких не проявил. Впрочем, сдержанность в любой ситуации его отличительная черта, и кажется, я уже говорил об этом.

— Местные прозвали 'Фудзиямой', — продолжил он. — На 'Фудзи' откликаюсь. Поначалу было неохота связываться, а после привык. Так что насчет прозвища не беспокойся, меня им не унизишь. Если какие будут вопросы — говори прямо в лицо. Говоря за спиной обидеть легче, чем говоря в лицо, — выдал он одну из мудростей своего народа, с которой трудно спорить.

— Да какие вопросы! — вздохнул я. — Пока никаких. Потом — посмотрим.

— Ладно, о себе, — перешел я к финальной стадии представления друг другу. — Шимановский Хуан. Местный. Мать — дочь польского ссыльного националиста и русской переселенки, отец — неизвестен. Воспитывала она меня, как латиноса, русский для меня второй язык.

— ...Хотя с другой стороны, польским не владею совсем, а это о многом может сказать, — сделал я невольную оговорку. Они понимающе закивали

— Так что я не совсем ваш, — подвел я итог. — И даже больше, если все-таки объявятся мои родственнички по отцу, а это может произойти, окажется, что я СОВСЕМ не ваш.

Карен отрицательно покачал головой.

— Знаешь, Ванюша, что может объединять армянина, дагестанца и японца? Никогда не думал?

Я пожал плечами.

— То, что поют они на русском языке и считаются русскими националистами, — расплылся он в искрометной улыбке. — Добро пожаловать на борт, латинос Хуан Шимановский!

Он протянул руку, не пожать которую было просто невозможно.

* * *

Первый день в школе искусств в творческом плане ничем выдающимся не выделился. Ребята знакомили меня со своим творчеством, рассказывали, показывали, исполняли. Проверяли, на что способен я. Увиденным остались довольны.

— Подтянем, Ванюш! Не ссы! — выдал заключение Хан.

Остановились на том, что они берут творческую паузу, где-то в месяц, а я после каждого занятия в школе буду оставаться с ними, изучать материал и репетировать. Заодно обкатывать на практике пройденное — и вокал, и навыки игры на инструментах. Продолжу изучение и в свободное время, но тут крылась засада — Мишель наверняка впихнет в четыре оставшихся ей в неделю дня всю программу корпуса, положенную для семидневки, даже без учета положенных увалов. Так что время за пределами школы искусств у меня вряд ли останется.

Но зато в тот день произошло событие, не имеющее к творчеству и искусствам отношения, чуть кардинально не изменившее дальнейшие планы относительно течения оставшихся 'фаз'. Речь, естественно, о ее высочестве. Нет, разумеется, я думал, что она может меня вспомнить, но такой бурной реакции от нее не ждал, потому сам был в шоке.

Итак, прошло уже часа два, как мы с ребятами занимались. Играли, распевались, шутили — мне с ними все больше и больше нравилось. Как вдруг дверь распахнулась, и на пороге появилось... Существо.

Нет, должно было по инструкции появится не оно, а кто-то из охраняющих ее девочек. Но видно, пыша злобой, существо послало в космос все инструкции безопасности и ринулось вперед само, дабы произвести больший эффект.

— Здесь! — довольно воскликнула ее высочество, оскалилась и направилась к нам, на сцену, уничтожая меня пылающим взглядом. Ворвавшись, она больше не спешила, вела себя с показным достоинством, и я смог ее внимательно рассмотреть.

На сей раз она была разодета, пусть и не ярко, но 'для банкета'. Стиль неброский, но понимающие люди оценят. Короткая малиновая юбка, из под которой виднелись ровные ухоженные ножки, которым мы с парнями отдали должное. Желто-зеленая блузка, совершенно не скрывающая и даже подчеркивающая размеры и формы груди с широким, хотя и без перекоса в сторону пошлости, вырезом. Волосы привычно по предыдущим встречам разлинованы во все цвета радуги и присыпаны блестками. Красивая девочка! Как человек, вынужденно разбирающийся в сеньоритах и их прелестях, я мысленно поставил ей 'отлично'!

— Тебя ведь зовут Хуан? — остановилась она в метре от меня. Голос ее лучился насмешкой и ядом. Парни вокруг повскакивали с мест и стояли с раскрытыми ртами, оттесненные от места разборок юркими девочками в сером. Я же как сидел, сжимая в руках гитару, так даже не шелохнулся. При звуке ее голоса демонстративно закинул ногу на ногу, медленно провел рукой по струнам и поднял изумленные глаза.

— Это вы мне? Моя персона чем-то заинтересовала ваше высочество?

Моя показная ленца, а так же демонстрация того, что я совершенно ее не боюсь, разозлили ее еще больше. Она собралась что-то мне бросить, злое и ядовитое, но со стороны входа раздался громкий властный осаждающий голос:

— Фрейя, девочка! Что-то случилось?

Ее высочество обернулась, лицо ее разгладилось.

— Бени, ты не представляешь, какую змеюку тут пригрел!

Разворот ко мне.

— Я тебя узнала, Хуан! — Ее глаза вновь зло сверкнули, а пальчик уставился мне в лицо. — Это ты был тогда на площади! На акции республиканцев!

Я вновь неспешно, выводя ее этим из себя, провел пальцами по струнам.

— На площади? А, на площади!.. Да, помню. Я. И что? — Пауза. — Я не мог находиться на площади на акции республиканцев? Кажется, ничего предосудительного тогда не совершил, морду никому не набил, хотя некоторым лощеным типам и следовало бы... — Лицо принцессы перекосило, но пока она сдержалась. — У вас интерес лично к моей персоне, или же к моим политическим воззрениям? — уточнил я.

— Ты заступил мне дорогу! — почти выкрикнула она.

— Заступил, — спокойно, тоном заядлого фаталиста, признал я. — Повторюсь, и что?

Видимо, факт заступа дороги уже должен был как-то меня дискредитировать. Во всяком случае, ей он говорил о многом. И равнодушная реакция в ее модель моего поведения не вписывалась.

— Значит, ты не отрицаешь, что это был ты? — попробовала она подвести теоретическую базу, но безуспешно. Я спокойно, с достоинством покачал головой.

— Видишь, Бени! — вновь повернулась она к подошедшему ближе с интересом взирающему на происходящее дону Бернардо. — Мало того, что хам и не скрывает своего неуважения, так и признается, что это был он!

— Это республиканец! — пояснила она. Ее глаза в очередной раз сверкнули, голос же от презрения задрожал. — Но не простой 'кивала', а активист! Идейный!

— И что? — не понял старик.

— То, что для таких не существует авторитетов! Он даже сейчас демонстрирует, как меня презирает! — палец ее вновь указал на мою гитару. — Такие, как он всегда зачинщики беспорядков, создают проблемы для безопасности! Для них не существует власти только на основании того, что они ее не уважают! Ты должен его вышвырнуть!

— Я должен его вышвырнуть только на основании того, что он тебя не уважает? — не согласился старик. Принцесса запыхтела. — Девочка, тебя много кто не уважает, — продолжил он, усмехнувшись. — Просто смелых, честно это демонстрирующих, как данный юноша, не так много. — Его губы скривились в кислой, но довольной ухмылке. Ее же высочество вновь взорвалась:

— Он антимонархист, Бени! Противник королевской власти! Он ее не просто не боится, он сделает все возможное, чтобы ударить нам в спину, уничтожить монархию на планете, как институт! Я же говорю, это змея, тайком пробравшаяся к нам под бок! Такие, как он, опасны вдвойне, втройне, и ты должен, обязан его вышвырнуть, пока не стало поздно!

— Я не могу это сделать на основании твоих хотелок, — покачал головой старик, бросив косой вопросительный взгляд на меня, как бы спрашивая: 'А ты чего сидишь? Работай!' — Если у тебя будут доказательства его противозаконной деятельности, тогда...

— Когда они появятся — будет поздно! — не согласилась она. — Именно 'когда', не 'если'. А до этого времени он будет находиться здесь, у нас под носом, выискивая и вынюхивая, как и чем нам можно навредить!

— Фрейя, мне кажется ты немножко... — начал старик, но она его перебила.

— Он был на летучке республиканцев! И он ОДИН заступил мне дорогу, из всех, показывая, что для него нет авторитетов! Он опасен, Бени, как бешеная гадюка, которой неизвестно, что завтра придет в голову! Никто не сможет гарантировать, что завтра он не ударит в спину! Он подставит тебя, вышвырни его!

— Меня никто ничего не хочет спросить? — подал я голос, внимая намеку дона Бернардо, безуспешно при этом пытаясь спрятать рвущуюся наружу улыбку. Ага, перестраховывается девочка, похвально!

— Нет! — рявкнула она, но дон Бернардо ее не поддержал.

— Почему же? Пусть мальчик выскажется. Может, лучше узнав его позицию, ты не будешь так безапелляционна?

Ее высочество надула губки, но отошла подальше, присев на стоявший в конце сцены стул, закинув ногу за ногу. 'Давай, валяй, раз за тебя поручились!' — говорили ее глаза.

Я отложил гитару и прокашлялся.

— Итак, ваше высочество обвиняет меня в том, что я — республиканец, так? — произнес я, мысленно вспоминая Хуана Карлоса, его 'летучки' и желая ему долгих лет жизни. — Хорошо, допустим. Теперь рассмотрим, почему я придерживаюсь этих взглядов, а не иных, да тех же монархических.

Я внимательно оглядел всех присутствующих. Парни все еще были в шоке от появления столь высокопоставленной особы в метре от себя, дон Бернардо следил за ситуацией с видом ценителя и гурмана всяческих эмоциональных инцидентов (а что еще ждать от воротилы шоу-бизнеса), ангелочки же стояли разинув рты, просто получая удовольствие. Они не были ценителями, происходящее им в диковинку, что делало их интерес искренним и всеобъемлющим. Естественно, они держали профессиональную маску холодных бойцов, но в душе у каждой я видел маленькую любопытную девочку, даже у достаточно матерой Оливии.

— Начнем с того, что я безмерно уважаю королеву Лею, — начал я. — Эта женщина хотя и не обладает феноменальными управленческими способностями, но делает все возможное, чтобы ее страна жила хорошо, отдает для этого все силы. Да, таковых нужно гораздо больше, но она делает, что может, и потому я ценю ее и не имею ничего против, — склонил я голову.

Теперь пауза. Чтоб дать этой разноцветной выдре дотумкать, что я не безусловный анархист, а человек со вдумчивой позицией. Что не антрацитово-черный, а так, серо-полосатый. Черных ненавидеть легко, а попробуй ненавидеть того, кто отзывается о твоей матери с уважением!

— Но в целом я против монархии, и сейчас объясню, почему, — продолжил я, встал и демонстративно заходил по сцене.

— Не стану вспоминать для примера разных полудурков, которые, в состоянии эйфории, то есть под дурью, разъезжают по городу, давя его мирных ни в чем не повинных обитателей. Это плохой пример, слишком очевидный...

Лицо ее высочество, не ожидавшей такого аргумента, моментально перекосило. Она приподнялась, попыталась что-то сказать... Но бросив беглый взгляд на дона Бернардо, села на место.

— Что такого не было? — делано возмутился я. — Нет, было? Ну, да ладно, в любом случае, как я сказал, это плохой пример, а мы легких путей не ищем.

— Можно было бы взять другой пример, — начал входить я в раж, думая, какая именно аргументация мне выйдет боком в дальнейшей работе, а какая нет. — Вспомнить о некой алкоголичке и наркоманке с очень-преочень нетяжелым поведением. Настолько нетяжелым, что о нем говорит вся Альфа, если не вся страна. Дискредитация семьи колоссальная! Но ввиду того, что это низко, а я все-таки кабальеро, вспоминать этот пример мы тоже не будем. Тем более, машинами она никого не давила, а это для обывателя куда важнее...

Вновь косой взгляд на нее. Ручаюсь, она бы меня убила, будь мы вдвоем, или не будь здесь дона Бернардо! Даже ангелочки бы ее не остановили! Но старик смотрел на девчонку горящим пронзающим взглядом, и та сдерживалась.

— Что же тогда подойдет в качестве примера? — задал я сам себе риторический вопрос. — А, ну конечно! Самый яркий представитель королевской семьи, считающийся при этом самым нормальным, в смысле положительным. Тем более, по счастливому стечению обстоятельств, она же является и инфантой, наследницей престола, в отличие от остальных.

Я усмехнулся под нос, поставил стул напротив нее и сел, закинув ногу на ногу.

— Это на самом деле хороший пример, ваше высочество. Порядочная девочка, правильная, не замеченная ни в злоупотреблениях вредными привычками, ни в порочащих связях. Умница, песенки поет, причем неплохо... Прямо маленькая богиня, согласно имени!

Лицо 'маленькой богини' вновь перекосило, но теперь она ждала развязки и сдержалась даже без воздействия крестного матери.

— Только что сделала эта маленькая богиня для моего государства? — подался я вперед, зло сверкнув глазами. — Ее величество в ее возрасте, будучи наследной принцессой, выполняла различные поручения своей матери. Входила в состав комиссий, различных инспекций. Более того, некоторые основанные ею инспекции до сих пор работают, пугают сеньоров разных уровней коррумпированности, включая олигархов. Это хороший, великолепный показатель для начинающей правительницы!

А ее благотворительные фонды? Ведь она серьезно занималась ими, чуть ли не каждый месяц устраивая разные публичные мероприятия! Благодаря ей в высшем свете тогда было МОДНО жертвовать на благие дела! Или вы об этом не слышали, ваше высочество? Дон Бернардо, это ваша эпоха, вы жили тогда — рассудите, я прав?

Дон Бернардо не стал ломаться и скупо кивнул. Действительно, пока я говорил чистую правду, ни слова лжи, а значит, и он не сможет меня не поддержать.

— Благодаря принцессе Лее тогда, — продолжил я, — многие благотворительные фонды до сих пор спонсируют в год тысячи операций для людей, не могущих позволить себе их оплатить. Но и это еще не все. Принцесса Лея занималась некоторыми проектами, которые вылились после ее коронации в полноценные реформы, или же получили гораздо больший масштаб распространения, чем был у них до этого. Я говорю, например, о программе титульного обучения, — гордо вскинул я голову. — Как титуляру, учившемуся по гранту, эта тема для меня близка и актуальна! И создана эта система была как раз незадолго до вашего рождения, ваше высочество!

Фрейя молчала, задавленная весом аргументов. Наверное, она ожидала встретить очередного полудурка, половина аргументов которого либо голимая пропаганда, либо ничем не подтвержденные эмоции. А тут на тебе, по полочкам...

Конечно, некоторые моменты из того, что я сейчас говорил, я не мог знать, учась в обычной школе. Но 'история без прикрас', самый нелюбимый мой предмет в теоретическом курсе корпуса, был одновременно и самым интересным. А будь я на самом деле идейным антимонархистом, я мог бы нарыть весь этот материал в сетях, эта информация не относится к грифу 'секретно'. Так что я не переигрывал, и действительно походил на грамотного, но очень сволочного хамоватого республиканца. Хуан Карлос бы был в восторге!

— Повторюсь, я уважаю эту женщину, продолжил я, добавив в голос и взгляд столько презрения, сколько мог. — А теперь вопрос: кто-нибудь из присутствующих назовет мне хоть одну комиссию, в которую входит наша всеми любимая маленькая богиня? — Я показно заозирался по сторонам. — Хоть одну, многого не прошу!

Естественно, никто мне не ответил. Ангелочки прилежно отворачивались или смотрели сквозь, дон Бернардо держал полагающийся ему нейтралитет, а парни чувствовали, что не доросли до такого уровня, чтобы обвинять саму ее высочество в лицо в присутствии ее фактически дедушки, своего наставника.

— Молчат! — грустно констатировал я. — Наверное потому, что наша маленькая богиня никуда не входит и никаких проектов не ведет. Или все-таки ведет?

Я не поленился, встал и начал обходить присутствующих по кругу.

— Ведет она проекты? Нет? А вы что скажете? Или вы? Ну, вы же постоянно с нею, вы же лучше должны знать! А может вы?

Ангелочки смотрели сквозь меня, парни опустили головы. Тем временем я добрался до Оливии, задав ей тот же вопрос.

— Вы ведь главная здесь, неправда ли? Типа, начальник охраны? Должны же вы знать, чем занимается ваша охраняемая?

Бергер прошептала сквозь зубы ряд нецензурных слов, но я видел, в душе она, как и все вокруг, ликовала от эйфории римлянина получившего бесплатное зрелище.

— Вот, никто ничего не слышал! — вновь констатировал я, обернувшись к принцессе. Наша маленькая богиня не отметилась нигде — ни в одном министерстве, ни в одном ведомстве! Не мониторит состояние государства на предмет сложностей жизни, чтоб понять, где что плохо и надо реформировать, не пытается учиться вести дела, чтобы в случае чего быстро и эффективно перенять ярмо управления. На мой взгляд, это уже показатель, но гулять, так гулять, я пойду дальше!

Я картинно прошелся и снова сел на стул перед ней.

— А чем же наша маленькая богиня занимается? — Скривил хитрую улыбку, вновь оглядел ангелочков и перешел почти на шепот. Ты не знаешь? А я скажу. Всем скажу!

— Она ИГРАЕТ! — воскликнул я. Шепотом, но на всю сцену. — Она — друид лесных эльфов в 'Тайнах волшебного леса', 'Лесная королева'!

Я преклонил колено, демонстративно склонив голову.

— Приветствую тебя, твое лесное величество! Надеюсь, придя к власти вместо матери, ты будешь править нами, недостойными, так же мудро и справедливо, как правишь своим лесным царством сейчас!

Я не рисковал. Дело в том, что в 'Тайны' в корпусе играет много народу. После мальчиков, тряпок и косметики это одна из самых распространенных тем для обсуждения в игровой. И такая вещь, как позывной нашей любимой наследницы престола, среди данной публики ни для кого не секрет (тем более, что многие общаются с нею в игровом мире лично). Кстати, не секрет для корпуса не значит, что в эту тайну посвящено так уж много народу — подавляющее большинство геймеров планеты понятия не имеет, кто это такая, несмотря на то, что она входит в топ-десятку незнамо сколько времени.

Я вскочил, и вновь не давая ей сказать и слова, закричал:

— Так за что мне любить королевскую власть, ваше высочество? За то, что я совершенно точно знаю, что после нынешней королевы, пусть и не особо одаренной, но честно нас любящей, к власти придет бездарность? И слава богу, если это будет друид эльфов, а не чудо в перьях с неизвестными, но явно не положительными характеристиками, которое будет презирать меня и весь мой народ? Мне рассыпаться судьбе в любезностях, что фортуна посылает нам таких кандидатов в правители, или же честно выйти на площадь, заявив, что вот где видал такую будущую королеву? — поднес я ладонь к горлу.

— Я не боюсь тебя! — зыркнул я на нее. — И никогда не боялся! И не буду! И более того, я тебя презираю! И буду презирать до тех пор, пока ты будешь маленькой богиней и 'лесной королевой'!

Если же хочешь, чтоб тебя любили, или хотя бы уважали — советую пересмотреть свое мировоззрение и хотя бы попытаться сделать что-то серьезное, достойное ее высочества инфанты, а не лесного друида!

Замолчал, сел. Она же пыхтела, пыхтела... И вдруг воскликнула:

— Да ты!.. Да ты!.. Да кто ты такой, чтобы я?!..

Она сорвалась с места, намереваясь напрыгнуть на меня, и у нее получилось — расстояние между нашими стульями я оставил так себе. Однако, завалиться на меня ей не дали — серая тень тут же сбила ее в сторону, вторая же подхватила и оттащила подальше. После чего они обе ее блокировали, а еще две их напарницы встали на подхвате.

— Да ты!.. Да я!.. — Фрейя повисла у них на руках, и вдруг ее глаза начали влажнеть, а по щекам течь маленькие капли.

— Отпустите, я не буду больше! — произнесла она твердым голосом, прекратив дергаться. Девочки бросили беглый взгляд на кивнувшую Оливию и исполнили просьбу.

— Ты хам! — вновь бросила она мне. Яд из нее сочился, но это был не тот разъедающий всё яд вставшей на след уверенной в себе гарпии. Сейчас передо мной стояла обиженная девчонка, не знающая, что сказать в свое оправдание, чтоб это звучало 'по-взрослому', но понимающая, что сказать что-то надо. — Неуч и хам, который ничего не понимает, но считает себя вправе оскорблять других! Оскорблять членов королевской семьи только за то, что они члены королевской семьи! Сам-то ты кто такой, чтоб судить? Кто дал тебе такое право?

Может у нее и получилось бы воспользоваться извечным женским приемом под названием 'отвод стрелок или дискредитация источника информации', но тут подоспела кавалерия, поставив окончательную точку в инциденте.

— Девочка моя, а разве этот парень сказал хоть слово неправды?

Дон Бернардо улыбался. Глаза его напоминали грозовую тучу, но я чувствовал, что за нею он изо всех сил пытался спрятать улыбку. Само собой, не будь второй фазы, досталось бы на орехи мне, а не ей, но в данный момент он решил, что можно отдать приз в состязании в мои руки.

— Да, этот мальчик крайне невежлив, — продолжил он и бросил уничтожающий взгляд на меня. — Однако сказанное им — чистая правда, и, кажется, эта правда не раз обсуждалась нами в узком семейном кругу. А если ты думала, что подданные королевства — глупые люди, которых легко обмануть, то сегодня должна была убедиться, что это совсем не так.

Кажется, моя маленькая богиня была готова провалиться сквозь землю. Такого сокрушительного удара в спину со стороны крестного матери не ожидала.

— Этот мальчик виновен в том, что груб, — подвел итог старик. — Груб и невоспитан. И некоторые его слова недостойны истинного кабальеро. Однако это лишь форма протеста, по сути же он прав. И самое прискорбное, что ты не хочешь понимать, таких, как он — миллионы.

Он подошел к ней, слегка приобнял. Но ее высочество гневно сдернула руку. Попыталась что-то ответить, но не смогла.

— А если считаешь, что и я не прав, — усмехнулся тогда старик ей в глаза, — тебе стоит походить по городу под личиной и самой поспрашивать, что и как о тебе думают люди.

По щекам ее высочества потекли ручьи, сама она, всхлипнув, развернулась и опрометью бросилась прочь, дабы не разреветься при нас. Да, дон Бернардо! Вы жестокий человек!

'Жестокий, но справедливый! — заметил внутренний голос. — И если он воспитывает так фактически внучку...'

Впрочем, выводы из произошедшего сделаю позже. Пока же я просто стоял, потирая ушибленный в падении со стулом затылок и смотрел, чем всё это завершится.

А завершилось все коротким, но лаконичным взглядом на меня в упор.

— Хуан, не бери на себя слишком много, — предупреждающе блеснули глаза старика. После чего он развернулся и ушел, оставив нас переваривать случившееся.

— ...Ну ты даешь! — ошарашено покачал головой Карен, первым отошедший от шока.

— Стараюсь, — вяло махнул рукой я. — Кто она такая, чтобы я перед ней пресмыкался?

Из груди моей вырвался тяжелый вздох. Кажется, на сегодня хватит, и я протянул им руку для пожатия.

— Ладно, пацаны! Что-то устал я сегодня! Давайте до следующего раза?!..

Глава 4. Нонконформисты или творческий бизнес-план

Царящее вокруг молчание меня радовало. Если бы делал что-то не так, что не вписывалось бы в канву плана сеньоров сценаристов, меня бы жестко осадили. То есть, какие бы вещи я ни говорил, какие бы обидные аргументы ни приводил, пока результаты моих действий ведут к прогрессу задуманного ими, мне простится абсолютно всё — любое слово, любой поступок.

Нет, не думайте, я не впал от осознания этого в эйфорию. Какая может быть эйфория, если я по сути бегу по острию лезвия? Малейший оступ, малейшее спотыкание, и полечу в бездну. И те, кто до поры до времени мне всё прощают, меня же и похоронят. Это игра с очень высокими ставками, истинных вершин которых я не понимаю — не дорос еще до таких масштабов. Ибо речь тут идет о будущем всего государства. Но черт возьми, мне такая игра нравилась, ой-ой-ой, как нравилась!

...Как и девочка Фрейя, которую я теперь называю про себя не иначе, как 'маленькая богиня'. Что-то в ней есть за всей ее показной шелухой. Хрупкое и ранимое, что хочется защищать. Как есть в ней и стержень, благодаря которому она сама защитит кого угодно от чего угодно.

...В общем, весь следующий день я провел в тишине и раздумьях. И никто, даже дочери единорога, видя меня в таком состоянии, не трогали, не теребили, не доставали вопросами. Тереза же, подошедшая с чем-то в столовой, когда я ей вовремя не ответил, задумчиво помолчала, глядя на мое лицо, после чего довольно-довольно, с видом человека, узнавшего страшную тайну, улыбнулась и ушла, так и не выяснив того, ради чего пришла.

Пусть их! Да, нравится! Но я не говорил и не говорю, что нравится настолько, чтобы пытаться что-то крутить. Просто я слишком привык к девочкам корпуса, и все, кто не вписывается в их рамки, автоматически вызывают у меня интерес.

...Да, да вы правы, черт возьми! Сдаюсь! Ее старшее высочество тоже можно записать в ряд с Бэль, Паулой-Мерседес и сеньорой Санчес де Шимановской! Она так же мне интересна, я так же тащусь от нее, как и от них! Однако присутствие в этом списке не говорит о том, что я в нее влюблен, и этот момент не надо путать.

...Итак, ввиду того, что изменения планов оглашены не были, и, что еще более важно, Мишель не устроила мне вчера занятий до бесчувствия, воодушевленный, я вновь слинял перед разводом, прихватив гитару. Кроме мыслей об ее высочестве, весь вчерашний день меня занимало еще кое-что, и только сегодня утром, на свежую голову, я смог сформулировать, что именно это за 'кое-что'. Это касалось ребят, их творчества. Я понял, оно мне не нравится, я его банально не потяну. Не ввиду отсутствия способностей, а ввиду отсутствия интереса. Я не хочу петь в группе, имеющей на вооружении такие тексты, музыку и манеру исполнения. И по дороге, в метро, мне в голову пришла сумасшедшая мысль, которую стоило бы попробовать озвучить. Согласятся парни, нет...

Почему нет, в конце концов? У них не какая-то топовая группа, которую все знают, у которой толпы фанатов и особенно фанаток, бросающих на сцену во время концертов предметы нижнего белья. Конечно, они встретят мои идеи в штыки, но как оратор я чего-то, да стою! Уж попытка в любом случае не пытка, а спрос не ударит в нос!

От метро до школы было недалеко, обдумать мысль подробнее я не успел, а после не смог тем более. Потому, как в ста метрах выше по улице, в том же самом месте, где и в прошлый раз, стоял кортеж, а возле ступенек маячил силуэт девочки в сером, причем не абы кого, а конкретно моей старой знакомой Жанки. Но кроме оной, рядом, наверху возле вращающейся двери... Стоял Себастьян Феррейра, собственной персоной, и нервно курил. При том, что школа считалась общественным местом и на ее крыльце курить как бы запрещено.

Чувствуя, что это по мою душу, неспешно поднялся. Как и следовало ожидать, юный сеньор Феррейра сделал несколько шагов навстречу, встав так, чтобы загородить мне дорогу на последних ступеньках. Типа, он стоит на ступеньку выше, как символ.

Почувствовав спиной напряженный взгляд Жанки, через систему координации боя которой на нас взирала вся стража ее высочества (а с нею и весь корпус), я не стал быковать и сделал шаг вправо, все-таки поднявшись на верхнюю площадку. Видимо из-за того же Жанкиного взгляда, быковать не стал и Себастьян, который мог заступить мне дорогу вновь, сделав шаг в сторону одновременно со мной. Но до выяснения отношения на подобном уровне мы еще не доросли.

— Я знаю, кто ты! — бросил он в спину, когда я прошел мимо. Я остановился и медленно обернулся. Выдавил покровительственную улыбку.

— Мне кажется, было бы странно, если бы сын Октавио Феррейра, наследник самой богатой промышленной империи Венеры, не знал этого.

Он нервно затянулся, выдохнул острый дым в сторону.

— Мне плевать на твои выходки и дешевые оскорбления, Ангелито, ты не стоишь того, чтобы я на них обижался. Но от Фрейи держись подальше. Здесь я серьезен, и второй раз повторять не буду.

Я вновь покровительственно улыбнулся, вызвав этим приступ ярости, сдерживая который Себастьян аж покраснел.

— Золотой мальчик мне угрожает? А что будет, если я его не послушаюсь?

Вместо ответа он отвернулся, сделав вид, что меня не существует. Вновь глубоко затянулся, после чего демонстративно выбросил обгоревший окурок в стоящую в стороне урну. А мальчик, растет! Прямо на глазах умнеет!

Отвернувшись, я продолжил следование, еле сдерживая ликование. Феррейра нервничает? Для меня это хороший знак, обнадеживающий!

Фрейя ждала в аудитории, мило болтая с преподавателем вокала. Они явно хорошо друг друга знали, но в этом не было ничего удивительного. Две девочки Жанкиного взвода сидели тут же, как и Оливия, но их я уже научился воспринимать, как предметы мебели.

Увидев меня, преподаватель вокала улыбнулся, встал, что-то сказал ее высочеству и направился к двери. Проходя мимо, бегло бросил:

— Хуан, готовься к занятию, вернусь через пять минут!..

Я понимающе кивнул и подошел к принцессе. Та вновь была при параде, разлинованная во все цвета радуги, с глубоким вырезом и в максимально короткой юбке. И я отчего-то был уверен, сия была одета вовсе не для Себастьяна Феррейра.

— Чем обязан? — присел я рядом. Сидящая сзади девочка Жанки встала и пошла к двери, создавая вокруг нас зону тишины. Аудитория большая, если говорить тихо, сидящие по ее углам стражи ничего не услышат.

— Хочу кое-что рассказать. — Ее высочество скривилась, явно пересиливая себя. Закинула ногу за ногу. Я демонстрировал, что внимательно слушаю.

— Я вчера много думала над твоими словами, — начала она. — Я не такая, как ты сказал. Я занимаюсь. Просто занятие мое тесно переплетается с сетевыми играми и... Его не видно непосвященным, понимаешь?! — Она повернулась ко мне и уставилась пронзительным взглядом прямо в глаза. Я даже немного отшатнулся — столько было в ней искренности и напора.

— Я занимаюсь информационной безопасностью, Хуан. Об этом знают многие... Но всем об этом знать не нужно.

— Информационной безопасностью... — повторил я, хмыкнув, и в голове начала выстраиваться длинная-длинная логическая цепочка. Нет, про информационную безопасность я слышал, но у меня она все-таки ассоциировалась с играми и развлечениями скучающей 'золотой' девочки.

— У меня есть команда, — продолжила она, снова преодолевая какую-то неловкость, переступая через внутренние барьеры. Я все еще вызывал неприязнь, но она с ней успешно боролась. — Это хакеры, информационные взломщики, которые были приговорены к тюрьме за свои преступления. Гениальные ребята! Я вытащила их из камеры, и теперь они под моим руководством ищут слабые места в информационных системах различных госучреждений. И не только.

— А мне кажется, такими вопросами должна заниматься не наследная принцесса, — покачал я головой, — а третье управление. И по моим сведениям оно ими и занимается...

— Эти парни — часть третьего управления, — пояснила она, и в глазах ее промелькнула хитринка. — Хуан, ты взрослый мальчик и должен понимать, что мама не может абсолютно доверять никому, даже третьему управлению. А мне — может.

Все ясно. Я про себя вновь хмыкнул. Еще одно подразделение императорской гвардии на службе ЛИЧНО клана Веласкес. А ее высочество — консультант. И не придерешься!

— Так что я работаю, — закончила она. — Пусть это не совсем то, что делала моя мать на моем месте, и я бы даже сказала, совсем не то... — Она гордо вскинула мордашку. — ...Но я делаю то, что могу, как и она делала то, что может.

Помолчала.

— Да, со временем я буду втягиваться, брать на себя больше. И планировала заниматься этим давно — Бени может подтвердить, — кивок в сторону двери. — Просто...

— ...Просто ПОКА я занимаюсь только этим, — выделила она слово 'пока'.

Я долго думал, затем пожал плечами.

— Зачем ты говоришь это мне? Я — никто, да еще республиканец.

Она искрометно улыбнулась, аж прямо расцвела.

— Ты не такой, как большинство, и особенно не такой, как большинство республиканцев. Ты умный. Да, пытаешься судить, но судишь объективно, без догм и предвзятостей, а это большая редкость!

— Допустим, — согласился я. — Но это не значит, что ты должна передо мной отчитываться.

— А я не отчитываюсь. — Она покачала головой. — Знаешь, мама с детства мне вдалбливала учиться ценить людей. Оценивать их реальные способности и ценить. Всех, даже врагов. После чего пытаться ставить их себе на службу.

Да, пока ты мой враг, — она выдавила ослепительную улыбку. — Но я надеюсь, пока...

— Надеешься меня завербовать?

Она пожала плечами.

— Когда-нибудь — возможно. Сейчас ты изменишь мнение обо мне. После — о моей семье. А потом уже будем говорить о вербовке.

— Или не будем? — улыбнулся я.

— Все может быть! — парировала она. — Время покажет. Пока же просто хочу, чтобы ты знал, где именно и в чем заблуждаешься, когда говоришь обо мне. Мир не так прост, как кажется, когда изучаешь его через информационные 'сливы' в сетях. Поверь, я знаю, что такое 'сливы', сама организовывала некоторые. Так что до встречи, Хуан! Еще увидимся!

Она встала, и, виляя бедрами, направилась к двери.

— А если я все-таки откажусь? — бросил я ей в спину, прилагая все возможные усилия для сдерживания ликования. — Ты примешь меры, чтобы меня посадили в тюрьму? Из которой можно будет меня вытащить и поставить на службу, как твоих взломщиков?

Возле самого выхода маленькая богиня обернулась.

— Подумаем. Пока же я буду за тобой присматривать, Хуан Шимановский!..

И вышла.

Я же как раскрыл рот, так и сидел, пока не пришел преподаватель вокала, не растормошивший и не выведший меня из состояния ступора.

* * *

Итак, у меня получилось — девочку заинтересовал. А там, как говорят, от ненависти до любви один шаг. В нашем случае речь об интересе, но разница небольшая — вслед за фразой: 'Ой, какой смелый мальчик!..' — запросто могут последовать как оголтелая ненависть, так и откровенная симпатия, переходящая в нечто большое и светлое.

'А от большого и светлого, Шимановский, один шаг до постели. Причем, учитывая характер и привычку ее высочества брать всё, что захочется, очень-очень маленький шажочек...'

Я скривился, но внутренний голос в чем-то был прав: для сильной девочки 'попробовать на вкус' сильного же мальчика... Деликатес! Отношения же с Себастьяном, судя по реакции самого Себастьяна, у нее далеко не безоблачны и не стоят того, чтобы отказываться ради них от мелких житейских... Деликатесов.

Впрочем, в моем случае это нежелательный сценарий. В отличие от обычного мальчика-с-улицы, мне нельзя потакать подобному стремлению ее высочества. Потому, как удержать ее после этого будет невозможно. Связь с Себастьяном своеобразна, но это связь, а не разовое приключение.

Обо всех этих сложных вещах я думал и во время занятий, и после, распеваясь с ребятами. Причем, если с преподавателями мне было хоть и трудно, но интересно, то прогон материала вылился в сплошную пытку. Крепился, держался — не хотелось парней подставлять, но шила в мешке не утаишь.

— Так, стоп! — поднял руки Карен. Музыка смолкла, в аудитории повисла тишина. — Ванюш, что случилось?

Я задумчиво покачал головой. Номер не прошел.

— Ничего. А что не так?

— Да всё не так, — нахмурился он. — Играешь хреново. Поешь на автопилоте. В облаках летаешь. Давай, соберись!

Я тяжело вздохнул, отгоняя наваждение в виде образа радужной девочки...

...Девочка. Она, конечно, виновата, внесла в моё состояние свои пять центаво (а то и все пятьдесят пять). Но в отсутствии интереса к творчеству 'Алых парусов' виновата не она. Ибо будь мне близко то, что делают ребята, я зарылся бы в их проект с головой. И на такие мелочи, как короткие юбки и цветные волосы некоторых представительниц прекрасной половины человечества, плевал бы с марсианского Олимпа.

То есть, все-таки стоит рискнуть и попробовать предложить то, что пришло в голову в метро. Да, революционный проект, и, возможно, меня пошлют...

...Ну, и пусть. Я не буду заниматься тем, что не воспринимаю как своё. В таких вещах лучше не наступать на горло.

— Парни, разговор есть, — тяжелым голосом начал я. Они что-то почувствовали или прочли по лицу — нахмурились. Хан и Карен отложили инструменты, Фудзи крутанул между пальцев палочки и откинулся на спинку сидушки ударной установки.

— Слушаем! — ответил за всех Карен, как главный.

— Только выслушайте до конца, — попросил я. — Пожалуйста, это важно.

Они друг с другом переглянулись, но согласно кивнули.

— Понимаете, критиковать кого-то может любой, — продолжил я. — Для этого много ума не надо. Гораздо сложнее внести конструкт, предложить выход вместо того, что не нравится.

— То есть, тебе наши песни не нравятся, — сделал вывод Хан, отводя глаза. Понимаю, самому было бы нерадостно слышать такое.

— Я же говорю, сказать 'не нравится' легко! — воскликнул я. — Заявить: 'Не-е, ребята, у вас отстой! Пойду-ка я отсюда!'

— Вы хорошие парни, — продолжил я с энергией. — Мне бы не хотелось вас обижать, потому прежде, чем фыркнуть, я попытался такой конструкт придумать.

— И придумал?

— Да. Понравится вам, нет — но я честно пытался.

Из груди вырвался тяжелый вздох. Мысли же, разрозненно витавшие по просторам черепной коробки, сделали попытку собраться.

— Начнем с того, почему мне не нравятся ваши вещи. Они не плохие, и на них найдется свой слушатель, но... Играть и петь такое я не смогу.

— Почему же? — хмыкнул Карен, в котором играла обида — именно он являлся автором большинства текстов и музыки.

— Потому, что это шлак. Сопли, возведенные в степень самоцели. Такое нравится сеньоритам, сопливым и романтичным, как эти песни. Я же жесткий, энергичный; мне нужна борьба, конфронтация. Надрыв. Для вас идеальный вариант — зализанный ловелас, мечта девичьих грез со сладким голоском и эпатажем представителя голубых меньшинств. Который может мяукать и собирать залы кобылиц... Но это точно не я, парни! Поверьте!

— Да видим, что не ты, — разочарованно махнул рукой Хан. Их купили мои слова о 'конструкте' и желание не обидеть, но разочарование все равно давало о себе знать. — Это всё?

Я покачал головой.

— Нет. Еще мне не нравятся перспективы. Вы работаете на очень узком поле. Таких групп, как у вас, множество. Причем их много даже в русскоязычном сегменте. Вы не выдержите конкуренции и со мной, ваш удел — всё так же играть по клубам с минимальной массовкой. Да что там, — распалился я, — если вы и найдете сопливого сладкоголосого мачо, вы все равно останетесь на том же уровне! Немножко подтянетесь, приобретете среди зрителей несколько новых лиц... Но никакого качественного перелома не возникнет.

И самое главное, в сегмент латинос при этом лучше не соваться, — покачал я головой. — Конкуренции с ними вы не выдержите тем более, эти ребята исторически на порядок слащавее и мурлычнее.

То есть, перспективы обрубаются, сужаясь до ма-алюсенького количества переселенцев из Сектора и, возможно, марсиан.

— Ты не прав насчет латинос, — покачал головой Карен. — Будь мы семи пядей во лбу, пиши какой угодно материал, всегда будем для них 'этими русскими выпендрежниками'. Амигос не слушают чужую музыку, так что в любом случае наш слушатель — только свои. Никакой иной ниши не занять, в любом составе и с любым материалом.

Я кивнул — дельное замечание. И задал давно мучивший вопрос:

— Потому вы и тусите с нациками? Расширить базу? Чтобы слушать вас ходили по принципу 'на своих поглазеть', а не потому, что нравится?

Кажется, задел больную мозоль, парни спешно отвернулись. Лишь никогда не теряющий самообладания Фудзи заметил:

— Теперь ты представляешь, как нам тяжко без нормального вокалиста?

Зря он так. Хан моментально вспыхнул:

— Это неправда! Да, так получается, что нас знают в ТОЙ среде! Но мы с Кареном и правда ненавидим этих тварей! И правда готовы поддержать наших, кто борется! Всем, чем можем! Просто!..

Вздох.

— Ну, не готовы мы бороться сами! — развел он руками. Словно извиняясь, но извиняясь перед самим собой. — Ты же взрослый, должен знать, что происходит с теми, кто выступает против!

— Мы за наших, Хуан, — поддержал его Карен, и глаза его сверкнули, обозначая, что на некоторых позициях он стоит жестко и бескомпромиссно. Мне же не понравилось это 'Хуан'. — Но если вдруг выступим, начнем борьбу, нас мигом отправят на задворки истории, и при этом мир нашего поступка не заметит. Это будет напрасная жертва, а жертвовать собой понапрасну... Элементарно глупо.

Я про себя выругался. Послал же бог... Коллег!

— А готов ли бороться ты? — задал он вроде бы простой, но очень сложный вопрос. — И за что именно? Чего это мы распинаемся, оправдываемся... Может прежде объясниться стоит тебе?

На мне скрестились прицелы глаз всех здесь присутствующих. Чувствовалось, вопрос этот они хотели задать давно, да как-то не получалось.

Я покачал головой — а что на это ответить? Как правило, человек может объяснить архисложные вещи, предмет интереса лишь избранных. Но при этом пояснить элементарщину, даже самому себе, для него проблема. Уже потому, что сам себе такие вопросы не задаешь. Действуешь, как подсказывает сердце, но сердце заставляет делать, а не думать.

Сердцем я всегда выступал за Сектор. И потому, что у меня оттуда мама, корни, и потому, что меня пытались из-за этого унижать. Нет, радикалом, борцом за что-то там себя не считал, но подсознательно всегда был с людьми, говорящими на русском. Для парней же всё проще, они выросли в другой среде. Для них враг — это враг, и он предметен. С крайне простым критерием определения. Как и друг.

— Я не националист, — покачал я головой. — Но готов выступить с вами. Не в смысле с вами... А с ВАМИ. Но только до тех пор, пока латинос не уравняют наши права со своими, пока не отменят дискриминацию выходцев Сектора. Выступать за независимость, отделение, играть в другие подобные игры я не намерен! — мои глаза так же сверкнули, поясняя, что на этих принципах стоять буду жестко. — Я не за Обратную Сторону, как объект и субъект политики. Я за единую Венеру. Но Венеру общую и равноправную. И можете меня за это пристрелить.

Хан и Карен пыхтели, но тут раздался голос нашего японца:

— По сути Ваня прав. Если они уравняют права и возможности, не будет причин отделяться. Так что вы боретесь за одно и то же, просто по-разному это называете.

— Он не понимает, — покачал головой Хан, но я перебил:

— Ты действительно веришь, что Сектору кто-то позволит отделиться РЕАЛЬНО? Тебе пример Марса ни о чем не говорит? Может не просто так некоторые весьма уважаемые марсиане выступают с идеей присоединиться к Венере в качестве обособленной провинции?

Пауза.

— А может вы не знаете сколько у амигос оружия под сотым метром? И что они с легкостью уничтожат Обратную Сторону ковровыми бомбардировками, начнись там боевые действия?

Парни опустили головы. К сожалению, а может и к счастью, эта мысль не казалась нереальной на Той Стороне. Но удерживая от активности горячие головы, угроза уничтожения в случае восстания одновременно подогревала ненависть в тех, у кого головы горячи не особо, хороня любые идеи интеграции. Врага, готового тебя уничтожить по первому проступку, трудно считать 'своим', несмотря ни на какую пропаганду и промывку мозгов.

— Война — это смерть, — продолжил я. Я не искал путей решения глобальных проблем, сейчас нужно было всего лишь достучаться до этих парней. — Это смерть Сектора. И всех людей, там проживающих. Потому да, я не за Сектор. Я за людей и за равноправие. Если вам важнее мифические атрибуты — независимость, государственность, гимн, герб и флаг — флаг вам в руки. Но боритесь за эти идеалы сами.

Воцарилось молчание, и вновь всех примирил Фудзияма.

— Ребята, вы зря ссоритесь. Да, Ваня внешне — натуральный латинос в энном поколении. Да, у него своеобразный взгляд. Но повторюсь, вы в душе боретесь за одно и то же, просто его позиция более умерена и взвешена, без вашего глупого радикализма.

Он помолчал, подбирая слова. Фудзи этих архаровцев знал лучше, и я был уверен, ключики к ним найдет.

— Не я ли говорил вам, что идея Независимости — бред? — вспыхнул он и подался вперед. Нога его нажала на педаль, раздался громкий: 'Бо-ом' бас-барабана, от которого мы все вздрогнули. — Она красива, эта идея, популярна, но абсолютно нереальна! Мне вы эти слова простили — я же простой японец и 'не догоняю'. Теперь он говорит то же самое, — тычок в мою сторону, — но его вы готовы закатать в пенобетон стартовой площадки космолетов! Парни, вы определитесь, у нас как, группа, или что?

Он нажал педаль вновь, мы снова вздрогнули. Отвлекающий фактор — великая сила; не удивлюсь, если наш Фудзи где-то профессионально изучал психологию.

— Ладно, выяснили, — сделал резюме Карен. — Мы разные, по-разному видим вещи, но это всего лишь различные пути решения одной проблемы. Так что не хрен ссориться!

— Точно! — поддержал Хан. — Мудрая мысль!

— И раз всё выяснили, и приняли, что Ваня — свой, предлагаю к политике больше не возвращаться! — поставил точку в споре Наото, настолько зло сверкнув глазами, что захотелось отшатнуться.

Я про себя хмыкнул — чувствуется порода. Древний народ, эти японцы. И очень-очень мудрый!..

* * *

— Итак, — решил я подбить предварительные итоги, — мне не нравятся две вещи. Музыка, в смысле материал, и перспективы.

— Понятно, — начал возражать Карен. — По перспективам закончили. Мы не будем в творчестве касаться политики, хотя это самый короткий путь к сиюминутной славе. И не будем петь для латинос, так как это бесполезно. А значит, чтобы расти, нам нужен новый качественный материал.

Он сделал паузу, глотнув воздуха. Его распирало желание грубо задавить меня, послать, так как говорил я наивные вещи, но останавливало то, что стучаться, объяснять неправоту надо со всем возможным тактом. Я с ними начал по-доброму, и они должны ответить тем же.

— По материалу всё еще более глухо, — продолжил он. — Мы играем то, что можем, что написали сами. Другого написать не получится — не такой у нас склад ума. Но даже если ты найдешь нам этот материал, это не гарантирует, что мы станем популярными. Биться за зрителя придется в любом случае.

— Да, — поддержал Хан, — придется. И за это время мы растеряем своих фанатов, которых имеем сейчас. При том не факт, что на новом материале 'поднимемся'.

— Парни, вы можете оставить всё как есть, — покачал я головой. — Да, у вас в руке синица. Кого-то эта синица вполне устроит... Вот и работайте дальше!

Я сделал паузу, набрав в рот воздуха.

— Но есть и третий фактор, о нем я еще не сказал. Тоже перспективы, но несколько иные. Сколько вам лет? Через сколько лет вы перестанете быть интересны своей публике?

Парни опустили головы. Во всяком случае, Карен и Хан.

— Сеньориты взрослеют, — продолжил я. — И на место соплям в них приходит расчет и здоровый прагматизм. Так происходит всегда, романтика присуща только молодым и неопытным. Те же сеньориты, что слушают вас сейчас, через десять лет забудут, кто вы такие. А новые, подросшие сеньориты, будут слушать своих кумиров, парней из своего времени, а не вас, старичков. Или не так говорю? — Я обвел всех глазами, но парни молчали. — Если что говорите, понимаю, что могу быть неправ!

— Ваша песенка будет играть совсем не долго, ребят, — закончил я мысль. — Без обид. После чего вы станете простыми лабухами в кабаках. Это я снова говорю не из желания обидеть, а потому, что реально вы потеряете не так много, если решите погнаться за журавлем. Я не настаиваю, каждому своё, просто прежде, чем высмеивать мою идею по принципу 'лучшая защита — нападение', взвесьте все-все факторы, а не только те, которые хочется.

— Ладно, давай уже, предлагай! — зло процедил Карен. Зацепил за живое. Но видит бог, не специально.

— Я бы не стал называть то, что придумал, группой, — начал я. — Скорее ансамблем. Группа будет полностью переформатирована. Потому назовем это... Проект. Просто проект.

— Ага, бизнес-план, — усмехнулся Амирхан. Я же был предельно серьезен.

— Почему нет? Именно так и назовем. Бизнес-план творческого проекта... Пока без названия, к названию много требований, его стоит обсудить отдельно.

Итак, мой творческий бизнес-план состоит из следующих этапов. Первый — мы разучиваем новый, поверьте, абсолютно чуждый материал и играем его на маленьких обкатных площадках вроде Малой Гаваны. Мы учимся, — выделил я это слово.

Второй этап — нас с нашим новым ни на что не похожим материалом замечают, к нам начинает тянуться публика. Так создаем себе костяк фан-движения.

— А ты оптимист! — заметил Карен. Я согласно кивнул.

— Если не быть оптимистом, в этой жизни можно чокнуться. Да и не стоит что-либо начинать, если не рассчитываешь на успех.

— Дальше! — одернул нас Хан. — Хорош философствовать!

— Дальше третий этап, — продолжил я. — Имея костяк фан-движения, мы начинаем обрастать 'жирком'. К этому моменту все вопросы обучения должны сняться, мы должны втянуться, научиться думать по-другому. И с этого момента, надеюсь, начнем 'разбавлять' чужой материал своим, на него похожим, но уже собственным. Постепенно, не торопясь, чтобы не спугнуть только-только приобретенного зрителя.

— А четвертый? — с иронией улыбнулся Карен, — суперзвезды?

Я парировал его своей улыбкой, настолько искрометной, насколько возможно:

— Именно. Дальше мы — законодатели мод. Основатели нового движения, которому многие подражают. Нас все знают, узнают, мы собираем стадионы...

— ...И спим с ее высочеством инфантой, — довольно усмехнулся Хан. Остальные так же заулыбались. — По крайней мере, один из нас. Ради которой этот 'один' сей план и придумал.

Вот черти! Вот что они обсуждали, пока меня не было! И главное, не так уж далеки от истины!

Я беззаботно пожал плечами:

— План я придумал не ради нее, немного раньше. Но от ее постели, само собой, не откажусь. — Лицо мое предвкушающее расплылось, как у кота, узревшего целую цистерну сметаны. — Инфанта бонус, парни, а никак не самоцель. Вы же умные, должны понять. Если б это было так — это был бы самый глупый план из всех возможных.

Кажется, они это понимали. Да и я бы удивился, будь иначе. Но поддеть меня было делом святым.

— А без четвертой стадии, без известности и славы она в жизни не подойдет к такому, как я, — продолжил я развивать тему — слишком уж на благодатную почву та упала. — Однако, к тому моменту и у меня, и у вас, будут сотни таких 'инфант'. Вот это стимул, а не какая-то единственная, пусть и крутая юбка.

— ...К тому же, когда на планете появляется новая группа, играющая свой стиль, собирающая стадионы, никто не останется равнодушным, — сменил я тему. — Латинос волей-неволей о нас узнают, и тогда мы начнем экспансию на их сектор. БОльшая часть нас сходу отринет, но вода точит и камень, и постепенно часть из них будет поворачиваться к нам лицом. И, возможно, на этой почве мы сделаем для мира между нашими народами гораздо больше, чем все политики вместе взятые.

От последних слов парни скривились, но промолчали. Право иметь собственную позицию в национальном вопросе мы друг за другом закрепили, не стоит наступать на грабли.

— Я поверю в успех, когда услышу твой таинственный материал. — Из Карена била ирония, но это была не желчь, а скорее покровительственное веселье.

— Там не только материал, Карен, — покачал я головой. — Это же бизнес-план, и подход у меня комплексный. Для реализации нам надо будет сменить имидж. Перенацеливание на другую аудиторию не происходит просто так, вы должны это понимать. Мы должны стать ИНТЕРЕСНЫ публике. Причем всей публике, всем, кто говорит на русском.

Латинос на планете — семьдесят миллионов. Да, у них особая культура, но в целом эти миллионы дифференцированы по различным направлениям и жанрам. Кто-то любит классическое, кто-то попсу. Кто-то танцевальное или тяжелое. Я даже знаю людей, слушающих... Почти то же, что хочу предложить вам, — усмехнулся я про себя, вспоминая ее младшее высочество и антикварный магазинчик господина Адама Смита. — Нас же будут слушать ВСЕ сорок миллионов наших. Если выгорит, это будет самая большая аудитория на Венере.

— Самая популярная группа планеты?.. — Карен не зло усмехнулся. — Твоими бы устами... Ну, книги писать ты, Ванюша, точно сможешь! О фантастике, — подвел он итог.

— Не торопи коней, Карен, — одернул я. — Итак, мы остановились на материале. Я предлагаю играть ретро.

Я замолчал. Повисла пауза.

Парни ждали продолжения, пояснения, но его не последовало. Они переглянулись. Хан непонимающе пожал плечами и выдал вердикт:

— Смешно!

— Я серьезно, — покачал я головой, безуспешно скрывая улыбку. — Ретро, но не простое.

Вздох, и...

— Есть особое направление в музыке, — начал пояснять я. — В русскоязычной. Относится к эпохе Золотого века.

— И? — Глаза Хана смеялись, после слова 'ретро' он смотрел на меня как на шута, клоуна.

— Это было время, когда наша страна, в смысле Россия, была под пятой Советского Союза, тоталитарного государства, подавляющего свободу граждан.

— ...Ну, не под пятой, — поймал я нахмуренный взгляд Фудзи, — она и была этим Союзом. Но это мало что меняет, — покачал я головой. — Никакой свободы самовыражения для творческих людей тогда не существовало. Полный и абсолютный диктат власти во всем: в искусстве, кино, литературе, и, конечно, музыке. Всё, что выходило за рамки шаблонов государственной линии цензурировалось и отсекалось. Тех же, кто активно выступал против системы, прессовали, подчас жестоко. Например, ссылали в лагеря или засовывали в психушки.

— Весело тогда жилось! — присвистнул Хан.

— Не скучнее, чем у нас, — покачал я головой. — Просто свои нюансы. И знаете, что придумала тогда молодежь? Она придумала петь песни, в которых не было смысла. Не было на первый взгляд — в них открыто не звучали опасные слова, не слышалось призыва к насилию, свержению власти; там вообще о власти не пелось. Но при этом тексты были полны аллегорий, и тот, кто копался в них, доискивался до второго, а то и третьего смысла. В которых и содержались все искомые призывы.

— Только иносказательно, — кивнул Наото, о чем-то глубоко задумавшийся.

— Да, — подтвердил я. — Тексты не всегда были политические, подчас в них затрагивались и философские и общечеловеческие вопросы, но язык был тот же, понятный немногим. И оттого притягательный. Вы же знаете, что такое 'мистерии' и как они притягивают непосвященных в желании посвятиться?

Парни вопросом мистерий владели слабо, но человеческую психологию представляли достаточно отчетливо.

— Ты предлагаешь пытаться заставлять людей думать, искать смысл в твоих песнях? — грустно усмехнулся Амирхан. — Людей, которые делать это давным-давно разучились?

— Я больше скажу, наши амигос целенаправленно проводили политику, чтобы они разучились, — кивнул я. — Пятьдесят лет они пытаются сделать так, чтобы на Обратной Стороне забыли, что такое мозги. Что такое собственная история. Тогда проще народ обрабатывать. Но мне кажется, не всё потеряно, и при должном усердии мы сможем пробить брешь. Хотя бы у тех, кто способен думать в принципе. А дальше последует 'закон мистерий'.

Парни не были согласны со мной, но не спорили. Они все еще не поняли, что я предлагал. И я вновь продолжил:

— Далее, мы затронули тему политики. Ребят, вы правы, лезть туда не надо — политика нас погубит. Любая, что бы мы ни поддержали и где бы ни засветились. Я немного знаю, как работает пятое управление, и поверьте, ничего хорошего в этом случае нам не светит.

Потому, чтобы быть на виду у ВСЕХ, у всего сектора, нужно занять жесткую позицию. Но не борцов с амигос, а... Нонконформистов.

— Нон... кого? — не понял Хан. Судя по удивленному лицу Карена, он такого слова тоже не знал.

— Несогласных, — пояснил Фудзи.

— Да, несогласных, — кивнул я. — Но не борющихся.

Пауза.

— Объясняю отличие. Помните Иисуса в храме? Его слова, когда ему дали римский империал? Он сказал: 'Кесарю-кесарево, богу — богово!'

Здесь то же самое, только касательно не религии, а власти и социума. Мы подчиняемся власти амигос, но ни в коем случае ее не признаем.

— Как это? — нахмурился Хан — Подчинямся, и не признаем?

— А так. Мы следуем законам, потому, что государство — репрессивная машина, — попытался пояснить я. — И не позволит им не следовать. Но при этом говорим: 'Вы нам, ребят, до марсианского Олимпа! У нас своя жизнь — у вас своя!' Это что-то сродни параллельной реальности, параллельной вселенной, только существующей в этом мире.

— Байкеры, — произнес Наото. Всего одно слово, но в моем мозгу как отщелкнуло. Где ж эти два оболтуса такого интеллектуала нашли? Это слово на всей Венере знает всего несколько человек, да и те профессиональные историки.

— Байкеры, — согласился я.

— А это что за птицы? — покачал головой Карен.

— Не птицы, — скривился я. — Мотоциклисты. Это движение ночных мотоциклистов, возникшее в середине двадцатого века. Протестное, но протестовали они не против чего-то конкретного, а против самого принципа власти. Эдакие анархисты.

— Я могу мало что о них сказать, — честно признался я, с завистью глянув на Фудзи. — Интересовался темой поверхностно. Но точно говорю, они ставили свободу от власти и общества в ранг идеала.

— Нам что, тоже кататься на мотоциклах? — усмехнулся Хан. — И где мы их возьмем НА ВЕНЕРЕ?

— Не обязательно, — покачал я головой. — При чем здесь мотоциклы? Байкеры — хулиганы. По своей сути. Среди них было много действительно... Хм... Эдаких элементов, по которым плакала полиция. Но равняться нужно, естественно, не на них.

Мы должны стать несогласными, интеллигентными хулиганами, готовыми заявить: 'Ребята, мы не с вами!', но не желающими за свои идеалы воевать.

— То есть как? Заявить и не воевать? — вновь нахмурился Хан. Я говорил диаметрально противоположные вещи, далекие от понимания людей, не изучавших историю глубоко.

Я понял, что в конец запутался. А что вы хотели, я не готовился к разговору специально. Более того, идея с бизнес-планом пришла в голову только утром в метро — подчитать ликбез было некогда.

— Б-р-р-р! — я покачал головой и глубоко вздохнул. — Так, ребят, объясняю на примере нашего с вами больного национального вопроса.

Пауза.

— Русский сектор — оккупированная территория. Оккупированная для нас, так как для них, латинос, передана в результате войны. Латинос правят ею: у них есть армия, полиция, гвардия, суды и все силовые ведомства. И если кто-то с Обратной Стороны попытается объявить независимость, попытается внести изменения, которые пошатнут их власть — быстро сотрут в порошок. Будь это секта ультрарадикалов, готовая выступить с оружием в руках, или писатель/режиссер/деятель культуры, выступающий за умеренные реформы и придания статуса русскому языку второго национального. Ну, или группа, поющая песни о 'свободе', о том, как хорошо и привольно жилось на венерианской 'Руси-Матушке' лет пятьдесят назад...

Парни кивнули — оценили. Я продолжил:

— Любой из них будет стерт. Одних сгноит пятое управление, других — департамент безопасности, третьих — департамент культуры, при поддержке всё того же управления. Бороться с машиной напрямую можно только отрицая. Подчиняясь, но покровительственно улыбаясь и показывая кукиш на любые дополнительные требования.

Да, где-то там есть политики, которые как бы защищают наши интересы. Но мы открыто говорим, что они не наши, они не с нами. А мы не с ними. Потому, что этим путем ничего не добьешься, а мы не ходим там, где ходить глупо.

Меня понесло, и поймав волну, я взглотнул воздуха и выпалил:

— Мы будем ненавидеть. Вслух, в лицо. Будем указывать все ошибки и просчеты, причем в виде анекдотов и смешных историй. Мы будем смеяться над СИСТЕМОЙ, потому, что это не наша система и мы не с ними.

Мы будем нонконформисами, — повторился я. — Людьми, не согласными с любым 'высером' власти в наш адрес. И если они не разрешают нам существовать в их реальности, существовать на равных, мы создадим себе реальность альтернативную, без них. В которой нет насилия, нет неповиновения, но есть организация тех, кому плевать на правительство в Альфе. Организация, которая заставит с собой считаться и которой ничего нельзя сделать без дополнительных драконовских мер, на которое Альфа не пойдет ввиду отсутствия насилия и неповиновения. Они же не хотят раскачать лодку на ровном месте? — коварно усмехнулся я. — Они ведь тоже играют в игру под названием 'интеграция'.

— Да ты философ, Вань! — Хан поднялся и пожал мне руку. — Уважаю!

— Скорее, толстист, — усмехнулся за своей установкой Фудзи. Парни поморщились — кто такие толстисты не знали. Я, кстати, тоже.

— А я думаю, политик, — покачал головой Карен. — И только что я впервые за свою жизнь услышал вменяемую политическую программу, — грустно вздохнул он и поднял глаза... В которых плескалось безмерное уважение. — Неужели такая хорошая музыка, что может раскачать эту лодку? Всё ведь упирается в нее, не находишь?

Я находил. А потому выложил свой последний козырь. Завихрил перед глазами меню и нажал поиск звуковоспроизводящих устройств.

Глава 5. Укрощение строптивой (часть 2)

Мне не понравилось, как гвардейцы обыскали меня на входе. Как правило, эта процедура шла на уровне автоматизма и не занимала много времени, но на сей раз один из установленных в шлюзовой камере приборов сработал, после чего два дюжих парня запихнули меня в боковую каморку, в которой я ожидал в свое время, будут ли со мной разговаривать, или вышвырнут сразу.

Через двадцать минут явились наши 'яйцеголовые' — девочки из технического отдела, и устроили мне форменный беспредел. Обыскивали и ощупывали так, что заболело всё тело. Тыкали приборами, пуская по мне какие-то поля и токи, от которых волоски на коже вставали дыбом а по телу шла рябь, как будто меня кто-то усердно чесал. В общем, работали на совесть.

О результатах не сообщили. Переговорив друг с другом на своем языке — языке профессиональных терминов — отпустили, кратко бросив:

— Ты чист.

В бело-розовом здании ничего не изменилось. Меня стандартно проверили на входе и впустили — после того, что устроили в воротах, вряд ли на мне уцелел хоть один 'жучок'. После чего оставалось переодеться и идти ужинать, а затем спать — голова после посиделок с парнями раскалывалась.

— Что-то не так? — спросила огненный демон, выходя из душа, когда я уже ложился. Мы за эти дни отдалились с девчонками, но это был естественный процесс. Переживем. Я покачал головой.

— Да нет, все нормально. Слушайте, девчонки, придумайте название группы? Чтоб звучало мужественно, но в то же время не жестко? И желательно с философским, или хотя бы метафизическим уклоном?

Гюльзар, рассматривающая на своей кровати голограммы журналов, подняла недоуменные глаза и издала смешок. Сестренки непонимающе переглянулись.

— Спокойной ночи, Хуан! Завтра развод! — подвела итог Кассандра.

Да, завтра развод. И еще один день жизни внутри корпуса. А потом... Школа, занятия и группа.

Где мне нравится больше? Здесь? Да, здесь прикольно. Здесь меня делают сильнее, ловчее, метче... Здесь много интересных сеньорит, с большинством из которых у меня... Тесные отношения. Ну, хотя бы раз были. Или не были, но быть могут. Здесь вечерняя сказка, на которой все, особенно малыши, мне смотрят в рот. Удивительно, но я до сих пор, как Шахерезада, нахожу всё новые и новые сюжеты, хотя, казалось бы, рассказал всё, что знал и что не знал тоже. Слава богу, сказки бывают не каждый день, тысячу и одну ночь я бы не продержался, но и так информационный вакуум давал знать. Скоро придется на фантастику переходить. Лишь бы только не на женские романы!

...Но всё это меркнет, когда в моих руках оказывается гитара, а рядом... Хотя бы простопроходит мимо... Радужная девочка.

Красивая она. Конечно, стервочка еще та, ну, да что я, со стервами не научился общаться, что ли?

И музыка. Парни не дали согласия, но и не отреклись от идеи с порога, как опасался. Все-таки сказав всё, что хотел, я устроил им интеллектуальный вечер — для прочистки мозгов. Ставил заранее подобранные композиции, несколько раз прокручивал, после чего просил пояснить смысл — о чем та или иная песня. Акцент, конечно, в этих записях сумасшедший, но разобрать и перевести можно — парни понимали. И выстраивали версии, одна другой грандиознее.

Больше всего мне понравился героический эпос, который они сложили на песню, в котором пелось об одном из упомянутых ночных мотоциклистов, 'забившем' на белый свет. Каких только мыслей и приключений ему не присваивали! И когда рассказал им подоплеку, выглядели 'Алые паруса' крайне озадаченно.

В общем, пусть думают. Отдельно пояснил, что менять придется даже название. И, скорее всего, статус. Если этот проект получит ход, мы будем называться ретро-ансамблем... Таким-то. Слоган уже сочинил: 'Всё, что есть, когда-то было!'. Его напишем на полотне или голограмме за нашими спинами, чтобы не вызывать лишних кривотолков при словах 'ретро-ансамбль'. А то ведь люди всякое подумают...

На этой мысли я и уснул, изрядно перед тем проворочавшись. Во сне на меня взирали глаза Бель, нежно-голубые на смуглом личике. Неестественно белые волосы развевались, будто по ветру, хотя ветра там не было. С другой стороны невдалеке шла Фрейя. Смеялась, улыбалась чему-то своему, и, увидев меня, озорно помахала рукой.

— Хуан, я нашла тебя, — прозвучал обиженный голос Бэль. Громкий, но раздавался он непосредственно в голове, потому его никто не слышал. — Как и обещала. Теперь твоя очередь!..

Я вскочил в холодном поту. Браслет показывал половину шестого. Понимая, что спать дальше бессмысленно, встал и побрел в душ — лучше дополнительно побегать по полосам смерти, чем лежать и думать, ворочаясь с боку на бок.

Жизнь не окончится, сынок, — звучал в подкорке голос. — Что бы ты не выбрал, какой бы поступок ни совершил, это не будет концом...

Эх, мама!..

На следующий день не произошло ничего. Ни-че-го! Совсем. Привычный распорядок, те же мордашки, те же тренажеры и полигоны, те же упражнения... Занятия с преподавателями-теоретиками в устаканившемся ритме... Однотипные взгляды в столовой и разговоры в библиотеке, куда меня занесли ноги перед отбоем... И главное, привычные подколки, включая последнюю, на данный момент самую популярную, про ее старшее высочество.

Быстро загнав перед отбоем желающих на сказку, я рассказал юным созданиям что-то не слишком заумное, не несущее в себе грандиозные философские изыскания, но сказочное, с большим количеством спецэффектов и 'соплей', радужных переживаний. Про средневековую принцессу с длинными волосами, рыцарей и драконов. После чего разогнал всех спать. С утра был трудный день. Трудный уже потому, что меня так никто и не соизволил предупредить, что же ожидать от ее высочества, ибо только она могла повесить мне 'жучок' — кланы и иные спецслужбы блюдут джентльменское соглашение и не рискуют так подставляться. В смысле, прекрасно осведомлены, что на входе в Восточные ворота меня проверяют, во дворец ничего не пронесешь, а иные места моего обитания и так испещрены следящими приборами выше марсианского Олимпа.

Что она вызнала? Что поняла? И почему мне ничего не сказала Мишель?

* * *

— Привет!

Во время паузы между занятиями меня догнала Оливия, одетая по гражданке, но в серые и бежевые неброские тона для работы 'в поле'. После вокала я был как выжатый лимон, но настроение еще не пересекло отметку 'ниже плинтуса', решил не вредничать.

— Привет. Тут буфет есть недорогой. Присядем?

Присели. Говорили 'о погоде в Сан-Паулу'. И лишь когда допили кофе с пирожными, она перешла к делу.

— Меня послал дон Бернардо.

Я задумчиво хмыкнул.

— Ты уже 'шестерка' у дона Бернардо? Странно!

— Дурак ты, Шимановский! — вспыхнула она. — Куда мне до его 'шестерки'! 'Шестерки' у него — наша Мутант, сеньора Гарсия, сеньора Морган... Улавливаешь? А я так, 'Бергер — встала! Бергер — села! Бергер, пулей к нашему мальчику'!

— Ладно, извини, — я не зло усмехнулся. — Я по привычке. Помню, мир.

Она кивнула.

— Вот-вот. Итак, дон Бернардо послал меня к тебе, чтобы сообщила, что через две недели во дворце... В Итальянском дворце, вечер, посвященный дню рождения школы. Ты должен знать, деньги на школу дала королева Катарина, и с тех пор ее день рождения считается днем основания, и каждый год празднуется.

Я кивнул — парни что-то такое говорили, да и слухи по всей школе ходят, но не вдавался. Потому, как говорили парни в ключе: 'А, забей! Нам не светит! Кто мы?!..' Ну и преподаватели, само собой, ходили с угрюмым видом, обсуждая между собой, кого из незнакомых мне людей выставить, и с чем.

Итальянский дворец. Один из частных, построенных на собственные деньги кем-то из глав кланов (нет, не Манзони) концертных залов Венеры. Находится под контролем шоу-империи сеньора Ромеро (само собой), хотя и функционирует самостоятельно. Не самый большой в столице, но и немаленький.

Насколько я понял, акция эта к бизнесу не имеет никакого отношения, деньги за билеты (если таковые вообще будут продаваться) не окупают приготовлений. Эфира тоже не будет, а выйдет ли запись в сетях... Под вопросом. Это дань памяти женщине, которую, чувствую, дон Бернардо в свое время сильно любил. Но в плане зрелищности акция мощная — шоу, на котором демонстрируются все 'достижения' шоу-империи этого человека. Вокальные проекты, танцевальные студии... В общем, я никогда не интересовался, но выглядеть должно красиво. С участием, в том числе, и дарований, обучающихся в школе сейчас. Пригласительные на вечер уже ходят по рукам, но этой стороной я не заморачивался — идти туда не было даже мыслей.

— Он хочет, чтобы я пригласил туда Фрейю? — нахмурился я, пытаясь понять подоплеку планов наших сеньорин и этого неугомонного старика, но Оливия покачала головой.

— Мелко берешь. — Пауза, загадочные глаза. — Фрейя будет выступать!..

Последние слова она прошептала, чтобы нас не никто слышал, хотя буфет был довольно пуст и за соседними столиками никто не сидел.

— Она решилась выступать — уже несколько лет хотела, — продолжила собеседница. — Естественно, под псевдонимом, загримированная. Хочет попробовать силы. Ты же понимаешь, когда она споет, как принцесса, оценки будут необъективные. Но оценки какой-нибудь Марии Луизы Карено из Санта-Розы...

— А уже потом можно и раскрыться. С объективными оценками, — хмыкнул я.

— Она не будет раскрываться. — Оливия покачала головой. — Не планирует. Но оценки хочет. А жюри будет профессиональное и беспристрастное — там, где нет денег, у беспристрастности есть шанс.

— Да, но его продюсерам придется бесплатно выставлять на концерт свои лучшие проекты... БЕСПЛАТНО... — продолжил я, говоря скорее сам с собой.

— А куда им деваться, Хуан, — лучезарно улыбнулась девушка. — Правила есть правила.

— К тому же, неофициально в среде империи Ромеро этот концерт — индикатор, — продолжила она. — Если тебя туда взяли, значит, ты крут/крута. Стоишь многого. А это признание. А значит, уровень. А за уровень впоследствии будут платить. Вечеринки, корпоративы...

Я кивнул — понял. Участие — показатель твоих акций, уровня цен для концертов перед сеньорами олигархами. Неплохое мероприятие! И отбивается с такой схемой быстро, несмотря на затраты!

— Допустим. Но так и не понял, что требуется от меня?

— От тебя? Она нахмурилась. — Он сказал, до него дошли слухи, что ты разбираешься в музыке.

Я про себя крякнул — откуда бы?

— Слушаешь много хорошего из старого доброго репертуара былых времен, — продолжила девушка, не заметив моей иронии. — И можешь подыскать что-то... Необычное! — это слово она выделила. — Что может выделить Фрейю среди всех.

— Чтоб была хорошо поющей, но не безликой мышкой... — произнес я, сцепив руки в замок. Ну, дон Бернардо! Ну, выдумщик!

— С этим ты придешь к ней, — продолжила она. — У нее есть материал, но она им недовольна. Он устроит вам встречу, ты окажешься в нужное время в нужном месте... Ну, ты понял. — Ее глаза хитро блеснули.

— Понял, — машинально покивал я, размышляя, какую еще бяку они мне подкинут. Или подкинули уже, просто я не знаю? Выходило как-то слишком шоколадно. — А если не получится? И она откажется?

Оливия пожала плечами.

— Ты попытаешься. И она это оценит. Даже если откажется.

Логично.

— Хорошо, — вздохнул я, поднимаясь. Надо идти, дальше заниматься. Впереди гитара. — Когда будет готово с музыкой — что делать?

— Скажешь мне — я передам, — кивнула она. Так же поднялась и довольно эротичной походкой пошла в сторону выхода. 'А когда она не в форме, ее и женщиной посчитать можно!' — мелькнуло в голове. Я про себя выругался.

М-да. Гонять ради таких вестей Оливию... Ведь ее высочества сегодня нет и не будет, а она — глава ее опергруппы. С другой стороны ему плевать — кто такая для него Оливия? Не облысеет, побегает. У него Мишель бегает, если надо. Я же до того, чтоб поговорить напрямую, да хотя бы вызвав к себе, или зайдя поглазеть на мои занятия, еще не дорос. ПОКА не дорос.

'Что ж, Шимановский, работаем!' — задорно усмехнулся внутренний голос.

* * *

— Ну, здорово!

Парни уже ждали. С моим приходом замолчали, лица отвернули, головы опустили.

Я прошел на сцену, пожал всем руки, сел в их круг. Карен держал в руках гитару, что-то наигрывал. Остальные просто сидели.

— Ну и как? Чего решили? — не стал я тянуть кота за резину.

— Мы попробуем, — кисло выдавил Карен. — Долго думали, совещались. Ты прав, 'Алые паруса' — это бесперспективняк.

Не представляю, чего ему стоили эти слова.

— Карен, ты не это... В общем, я позавчера тоже перегнул палку, — попробовал смягчить я, но не сработало.

— Ванюша, я сказал — ты услышал! — одернул он, зло сверкнув глазами. Вот даже как?

— Проблема в том, что сейчас мы пишем САМИ, — озвучил их главный аргумент более уравновешенный в данный момент Хан. — САМИ, понимаешь? А с твоим ансамблем... Кем мы будем?

— Парни, я не буду вас уговаривать, — покачал я головой. — Лишь расскажу старую притчу. Дословно не помню, но по сюжету на корабле плыли два человека — богач и ученый. Корабль потерпел крушение, и именно они вдвоем спаслись.

Вот только богач потерял всё, что имел. И деньги, и товар, и корабль. А ученый остался ровно с тем, что у него было. 'Всё своё ношу с собой' — слышали такую фразу?

Парни закивали.

— Смысл в том, что богачу, чтобы 'подняться', вернуться к исходному благосостоянию, возможно, потребуется вся оставшаяся жизнь. И то не факт, что получится. Ученый же только преумножил богатства, занявшись по прибытию научной деятельностью. Я понятно выражаюсь?

Карен покачал головой.

— Да понимаем мы всё. Просто...

— Просто опыт, — улыбнулся я. — Новый опыт. Вы его получите. И тут возникнет вилка — если вы, как тот ученый, чего-то стоите, этот опыт даст вам новый толчок, даст заниматься своей 'научной деятельностью'. Если как богач, потеряете весь ваш багаж, всех поклонников и поклонниц, если вас перестанут узнавать и слушать... Тогда смысл вообще что-либо обсуждать? Тогда вы ничего не стоите в жизни, бездари, а значит, и разговор бессмысленен.

— А меня все-таки смущает, что петь будем не своё, — тяжело вздохнул Хан. Не своё, Вань! — повысил он голос. — Пусть даже на начальном этапе.

— Братуха, тут либо да, либо нет, — парировал я. — Да, возможно у вас не получится. А может и получится. Но или прыгай, или не берись и отойди от края. Тем более тылы у вас есть, вы не тот богач на корабле...

— Да нет у нас тылов! — перебил Фудзи. — Потому и разводим такой... Разговор. Некуда, Вань, нам отступать. Не нужны мы тут никому. — Он зыркнул на напарников ТАК... — Все понимают, что если уйдем — это навсегда, оттого и комплексуем. Да, ребят?

Молчание.

— Я тоже скажу древнюю мудрость, только восточную. Есть в Японии такая поговорка: 'Если вашего ухода никто не заметил, вы правильно сделали, что ушли'. Вот так, парни. Вань, я с тобой!

— Японская? — хмыкнул я, расплываясь в улыбке. Фудзи усмехнулся в ответ одними глазами. Чувствую, у него за душой много чего 'японского'.

Но именно этот выпад и стал решающим. Лед тронулся.

— Ладно, раз решили — действительно, чего мусолить? — облегченно вздохнул Хан, переходя свой собственный Рубикон. — Карен-джан, брат, убирай гитару, будем думу думать!..

— Итак, план таков, — начал я. — Учитывая, что нам придется брать жесткий старт, нужно попытаться поймать любое ускорение, какое только возможно. Причем, не обязательно опираясь на диаспору.

Я щелчком спустил на глаза вихрь, ткнул пальцем в меню и выбрал из заготовленного вчера списка первую композицию. По аудитории разлилась жесткая и колючая, но бодрящая и даже в чем-то мелодичная музыка.

— Нравится?

Парни молчали. Вслушивались. В саму музыку — текст был на староанглийском, которого они не знали.

Я не торопил. Пропустив первый куплет и припев, нажал на паузу:

— Это направление мой переводчик перевел, как 'скала в качении'. Подозреваю, это только внешнее название, в английском того времени у него был какой-то иной смысл, но давайте исходить из того, что имеем.

— Не понял, ты хочешь запрячься еще чем-то? А как же базар про Сектор? — не понял Хан.

— Парни, я предлагаю брать от жизни всё, — расплылся я в улыбке. — Как вы говорите, называется клуб, в котором играете?

— 'Натюрморт', — хмыкнул задумчивый Карен.

— Вот. Там мы играем для диаспоры и на русском. В это же время даем различные представления, например как тогда, в Гаване, где выступаем с иным репертуаром.

— Вот таким? — уточнил Фудзи, кивая за звуковую аппаратуру. Я кивнул.

— Похожим. Раз уж мы ансамбль, почему нет? Мы должны сделать себе рекламу, и я обещаю, реклама сработает. Минимальная отдача будет точно, а если повезет, то залезем и повыше.

— Поясни? — нахмурился Карен.

— Мы будем играть вещи, уже выстрелившие один раз. А значит, есть вероятность, что они выстрелят еще. И именно там, в Гаване.

— Что за вещи?

— То же самое, что вчера, только немного иное и на английском языке. СТАРОанглийском, — уточнил я и улыбнулся я. — Поверьте, это будет бомба!

— Вот прям на староанглийском, без переделки? — потянул Наото. Я кивнул.

— Ну, ничего ж себе!.. — воскликнул он. Это была первая сильная его эмоция на моей памяти. — А потянешь?

— Потяну, — с ноткой гордости кивнул я. — И именно вот в таком исполнении, с изюминкой.

Я задумался и продолжил, ощущая, что перешел в режим лекции:

— Когда-то этот язык был популярен, но все давно забыли эти времена. Забыли стиль игры — с мировым кризисом он ушел на задворки. И тем более ушел из жизни консервативных латинос — amigos кроме своих плясок, похоже, ничего не нужно. Менталитет такой.

— Посмотрите, кто сейчас слушает музыку старины? — подался я вперед. — Ренессанса, Золотого века, классику? Узкая группа не особо бедных camarrados, считающих себя утонченными ценителями. — Перед глазами встал магазин мистера Смита и внешний вид бОльшей части покупателей. Я поморщился. — ОЧЕНЬ небедных. И весьма малочисленных. И правильно, зачем ковыряться в старине, если есть что-то современное, популярное, массовое?

— И как ты собираешься выехать не на массовом? — хмыкнул Хан. Скептически. И настрой парней был в его пользу.

— Во-первых, не выехать, — поправил я. — А создать рекламу. Во-вторых, можно сыграть Бетховена или Моцарта так, что в жизни не отличишь от современности. И в-третьих, вот этим нам сейчас и нужно заняться. Наработать материал, который можно сыграть так, чтобы его поняли СЕЙЧАС. Но при этом в нем не должен пропасть шик, средневековый шарм; он должен остаться изюминкой. Как думаете, потянем?

— А у нас есть выбор? — усмехнулся Карен. — Начинай!

* * *

Домой, в смысле на базу, я вернулся далеко за полночь. Голова представляла собой один здоровенный-здоровенный гудящий камень. Творческие споры... Только теперь я понимаю, что это такое.

И слава всем высшим силам, что я начал изучать музыку! Ту же гитару (хотя параллельно еще и клавиши. Дон Бернардо сказал, чтоб не расслаблялся. На самом деле база та же, лишь свои нюансы, но где наша не пропадала). Если бы не это, не представляю, как бы вообще с ними разговаривал. Я и так понимаю от силы слово через два в их лексиконе, да и в музыке баран-бараном.

Но импульс парни получили, и глаза их загорелись. А значит, землю копытом рыть будут, но задуманное сделают. Даже без меня, хотя я им как раз и не особо нужен. Моя забота — грамотно поставить задачу, объяснить, чего хочу и как вижу. Дальше же пусть работают профессионалы.

Девчонки спали, лишь Мия проснулась с моим приходам. Шикнув, что всё в порядке, я забрался в душ, размышляя, как же обиходить еще и ее высочество? Получается, ей нужно будет ставить примерно такую же задачу, только исполнение подобрать другого стиля и направления. Где же взять это долбанное исполнение?

Я кривил душой, музыку старины на Венере слушает гораздо больше людей, чем узкая группа 'ценителей'. Но слушает как раз сегмент, требуемый ее высочеству. 'Популярную', 'эстрадную' версию в переложении на нанадцатый век. Либо сегмент настолько обособленный, что его практически невозможно адаптировать.

То есть, налицо система уравнений. С одной стороны, это должна быть вещь популярная, но с другой мало кому известная, и при этом просто обязана 'выстрелить'.

Выйдя из душа, я оделся, вытащил из тумбочки Кассандры стимуляторы и пошел в оранжерею, прихватив портативный, но достаточно мощный терминал.

Итак, музыкальная программа. Само собой, мог обращаться я с нею лишь на простейшем уровне, но мне этого достаточно. У ее высочества будут кураторы, звукорежиссеры, которые поймут меня, если не поймет она сама. А она и сама девочка не промах. Училась у дона Бернардо много лет, и гонял ее старик нещадно.

Итак, что? ЧТО???

Я завихрил вокруг себя сплошной кокон, отодвинув его подальше от глаз, и начал вывод всей немаленькой базы данных.

На разминку не ходил совсем. Получил с утра втык от Кассандры, молча переоделся и побежал на развод. На котором Марселла смотрела волком, но санкции применять не стала.

Затем были завтрак и занятия. Много занятий. Физические, интеллектуальные. Какие-то тесты.

На рукопашку заявилась Оливия, персонально ко мне, спросить, как продвигается подборка. Я поставил ее в спарринг против себя (сама виновата, нечего было приходить), ожидаемо от нее огреб (сам виноват, нечего в облаках витать), после чего выдавил, что да, можно. В смысле, устраивать наше с ее высочеством свидание.

Когда после всех занятий, обессилевший, вернулся в каюту, от Бергер пришло сообщение, дескать, завтра, как обычно. В течение дня ее высочество в школу подъедет.

М-да. Черт меня дернул за язык!

Но с другой стороны, в авральном режиме мне легче думается. Без него я буду телиться еще неизвестно сколько, а так...

В общем, перебросившись с осоловевшими от моего поведения девчонками лишь парой слов, выклянчил у Кассандры еще стимуляторов и пошел в оранжерею. Обещания надо выполнять.

* * *

Следующий день начался как обычно. Как обычно начинаются дни, когда я в школе. Занятия, занятия, занятия... Распевки... Эти гребанные ноты... Гаммы... Они что, хотят из меня классика сделать? Оно мне надо? Не хватало еще классические произведения разучивать!

А ведь буду! Может все же набраться смелости и попросить дона Бернардо, чтобы помог с начинаниями? С 'Алыми парусами'? И чтобы в школе давали материал, конкретно заточенный под нужды, а не всё подряд? Ну, не надо мне, телохранителю ее величества, всё это!

И парни, им кровно необходим дельный совет. Они никогда не работали над чем-то подобным, не знают, с какого конца браться. Хорошо, что для начала я предложил разучить несколько англоязычных вещей, для тренировки — испытания лучше проводить в Малой Гаване, где пожертвования добровольны, а не в кабаке, где ты как бы обязан.

Оливия сбросила сообщение во время последнего занятия. После которого я умылся ледяной водой, чтобы хоть немного прийти в себя, и побрел к указанной аудитории.

Кивок девочек на входе — проходи. Взвод Жанки. Досматривать меня не стали, хотя обязаны были хотя бы ради приличия. Какие приличия, если в коридоре никого нет, никто не видит?

Вошел.

Это оказалась одна из аппаратных. Небольшая каморка, напичканная оборудованием. За пультом за пластиковым стеклом сидел кучерявый тип лет тридцати латинской наружности в розовой футболке какого-то неформального движения. Перед ним ее высочество в носких немарких брюках и блузке — не при параде; волосы ее на сей раз были темно-каштановые — нерадужное, видно, настроение. Правда, с косметикой все в порядке, в полной боевой раскраске, что говорило, что за собой она все-таки следит, просто расслабилась. Голову ее венчали огромные архаичные наушники — лучшее на сегодняшний день изобретение человечества в вопросе звукоизоляции. Чуть сдвинув 'лопухи', она что-то натужно рассказывала парню с претензией на юмор, но тот, судя по виду, смеяться не спешил.

Возле самой двери и в дальнем углу сидели Жанка и еще одна девочка из охраны. Вид у Жанки был заговорщицкий, как у человека, ни за что не желающего пропустить что-либо интересное. Как и у второй телохранительницы. Девчонки, только вы хату не палите!

— Привет! — воскликнул я, помахав ее высочеству.

— А вот и наш нонконформист, — выдавила искрометную улыбку Фрейя. — Жанн, можно поинтересоваться, почему его впустили? — гневно сверкнула она глазами мне за спину.

Жанка равнодушно пожала плечами.

— Вы уж определитесь в своих отношениях. А то то можно впускать, то нельзя... То сама к нему бегаешь, то вдруг нежелательная персона...

— Отношениях? — Брови ее высочества взлетели, но продолжать дискуссию она не стала. Действительно, благодаря предыдущим нашим знакомствам я попал в список 'входных', и задача девчонок на данном этапе лишь обеспечение безопасности, а не отсечение.

— Нон... Кто? — спросил парень за пультом.

Увидев возможность закрыть тему, Фрейя обернулась к нему и выдавила ядовитую улыбку.

— Нонконформист. Несогласный. Несогласный с властью ее величества и всех латинос в целом. — Ехидный взгляд на меня. — Нацик, короче.

Я мог бы поправить, но не стал. У меня несколько иная задача, чем глупые политические споры.

— Если бы ты дослушала до конца, ты бы поняла, что я не против латинос. Я всего лишь за своих, чтобы ваши наших не обижали.

Фрейя покровительственно кивнула: 'Да-да, ага, как же как же'. Жанка, а я стоял в полоборота, пронзила меня недоуменным и напряженным взглядом. Ответить русской принцессе было нечего.

— Ладно, я здесь по другому вопросу. — Кажется, ее королевское высочество наш разговор с 'Алыми парусами' банально не дослушала. Остановилась на самой первой, политической его части. — Уделишь мне несколько минут?

Фрейя скривилась, но широким жестом кивнула на свободный стул, окончательно стягивая наушники.

— Так и быть, пару минут выделю. Время пошло! — она картинно посмотрела на браслет.

— Злая ты, — покачал я головой. — Я же пришел, чтоб помочь.

— Помочь? Мне? — Удивление на ее лице было безграничным. — В чём?

— Например, в подборе материала для выступления, — выдал я белозубую улыбку.

Ее брови напряженно взлетели.

— Какого выступления?

— Так, может я пойду, покурю, а вы поговорите? — воскликнул парень и собрался было уходить, но она его окликнула:

— Останься! Юный сеньор уже уходит!

Тип в розовой футболке бросил на меня вопросительный взгляд, поймал посыл: 'Двигай, парень, давай-давай!', после чего все-таки ретировался.

— Нет-нет! Надо покурить! А то работа не будет клеиться...

Жанка у входа, также одними глазами, подтвердила, что он принял верное решение.

Ее высочество грозно вздохнула.

— Итак, слушаю? Что это еще за фокусы?

Я сменил ипостась с бравого рубаха-парня на загадочного мачо.

— Ты только не кричи и не возмущайся, хорошо? — Пауза. — Тут по зданию ходят слухи, что ты собираешься выступать на дне рождения школы.

Фрейя молчала, демонстрируя, что вся во внимании.

— Так же ходят слухи, — продолжил я, — что тебе нечего надеть и не с чем выступать.

— Откуда же, интересно, эти слухи?

— Кто его знает?! — поднял я к небу глаза. — Что известно двум — известно всем, римляне не просто так придумали эту идиому. Кстати, в теме не так много народу, просто мне повезло. Ты же знаешь, я везучий.

— Дальше, — кивнула она. — Допустим.

— Допустим, я узнал, об этом, — продолжил я. — И решил предложить свои услуги. Не в качестве модельера, конечно, а как человек, у которого есть идеи насчет материала. Ты можешь меня выгнать, не слушать, но с другой стороны, а что потеряешь, если я тебе его продемонстрирую?

— Время, — лаконично ответила она. — Зачем это тебе?

Я искрометно улыбнулся.

— Хочу начать наводить мосты. Возможно ты и права, я предвзят насчет королевской семьи. А лучший способ развеять миф — личный контакт.

— А ты не думал, что мне личный контакт с тобой не особо интересен? — нахмурила она носик.

— К чему тогда тот спитч с оправданиями и попыткой вербовки? — парировал я.

— Скажем так, у меня тогда было плохое настроение, — скривилась она. — Но я уже пришла в себя. Хуан? Тебя ведь Хуан зовут?

Я кивнул.

— Так вот, Хуан, мне жаль, что так получилось, но сейчас советую тебе выметаться отсюда и забыть о моем существовании. Девочкам же скажу тебя больше не впускать. Чтобы они относились к тебе так же, как к любому другому учащемуся этой школы. И благодари бога, что я не послала записи ваших болтологий в пятое управление! — сверкнула она глазами напоследок.

Ай-яй, как грозно! Аж дрожу от страха!

Но это не умаляет того, что она стерва. Захотелось выругаться.

'Шимановский, ты ждал чего-то другого?' — хмыкнул внутренний голос.

Ждал. Что хоть какой-то успех за мной остался. Ну что ж, детка, сначала — так сначала. Я терпеливый.

— Ты сама сказала, болтологий, — парировал я, вновь искрометно улыбнувшись. — Знаешь, chica, я сейчас встану и уйду. И ничего не потеряю. Ну абсолютно ничего! — я добавил в голос энергии, чтоб звучало правдоподобно. — Я прекрасно жил и до встречи с тобой и у меня были прекрасные, в смысле основывающиеся на кое-каком опыте, политические взгляды.

Не хочешь, чтобы твой противник стал сторонником — не держу. Но послушать песенку ты же можешь?

— А смысл? — Ее лицо было наполнено победной издевкой.

— Гонорар. Я подберу материал для твоего выступления, ты меня отблагодаришь. Как говорил Аль Капоне: 'Бизнес, ничего личного, детка!'

— А бизнес можно делать и с политическими противниками, — потянула она, ни к кому конкретно не обращаясь. — Кто такой Аль Капоне?

— Именно это и делает твоя мать, — искрометно улыбнулся я, опуская ее вопрос. — Бизнес с противниками. И даже врагами. И все остальные главы кланов. И вообще все вы, чертовы буржуи. Или, скажешь, нет? — Я вернул ей ехидную улыбку. — Нет. Ну, а раз так, чем я хуже?

Пауза. Ее лицо удовлетворенно вытянулось. Кажется, она обожает играть в шпильки.

— Ладно, несогласный. Так и быть. Я тебя выслушаю. 'Бизнес есть бизнес', давай свою запись!

Я достал из кармана капсулу — плод напряженнейшей работы всей ночи... Двух ночей. И протянул ей. Она пересела за пульт, из-за которого ушел парень в розовом, куда-то ее воткнула. После чего на всплывшем виртуальном меню нажала запуск.

Да, я подобрал ей песню. Не особо известную (возможно, не особо известную в наши дни, за прошлое не скажу), но очень и очень... Даже не знаю, как сказать.

Песня шла по нарастающей. Первая часть — спокойная, лирическая. Затем композиция набирала обороты; в голосе вокалистки и появлялась энергетика, распиравшая во все стороны. Финалом был порыв, ураган, способный разметать вокруг всё на свете. Голос для этого порыва требовался высокий и сильный, и лирическое сопрано ее высочества подошло бы как нельзя лучше.

— Это ретро, — произнесла задумчивая Фрейя после окончания. — Не подходит. И язык староанглийский. Мне нужно что-то посовременнее.

— А зачем? — Я пожал плечами. — Смысл? Песня сильная, у меня ассоциируется со взрывной волной. Эмоциональная. Если у тебя хватит эмоций ее вытянуть... Не голоса, эмоций, — уточнил я. — А язык... Мне кажется, современный английский ты знаешь, должна знать, а значит, выучишь и этот. И вообще, какая разница, на каком она языке и в каком стиле?

— Это Венера, юноша! — покачала она головой, покровительственно скривившись. Дескать, я, дурачок, не понимаю очевидные вещи.

— Ты выделишься, — парировал я, стараясь сдержать порыв изнутри. Достало, что она с первой минуты смотрит сверху вниз. — С этой вещью тебя запомнят, и значит, оценят. На испанском или португальском будут петь почти все, и выделиться там не так уж просто. Подумай.

— К тому же, это лишь изначальная версия, — привел я второй аргумент. — И ее можно очень даже неплохо доработать. Вот смотри...

Дальше, активировав свою музыкальную программу, я продемонстрировал, как увидел вчера, что можно с песней сотворить. Где добавить, где убавить. Там поколдовать с ритмом, а тут изменить звучание...

— ...Можно даже перевести на испанский, — закончил я. — И получится вполне себе современная вещь. С прежней, отменной энергетикой, хоть и без изюминки.

Она слушала внимательно, и по лицу видел, песня ей нравилась. Но когда закончил, скривилась и выдавила вердикт:

— Нет, Хуан. Спасибо, но это не то, что мне нужно. — Вытащила капсулу и протянула назад. — Попытка удачная, я твои усилия понравиться оценила, но одна удачная попытка еще ничего не значит. До свидания!

Я поднялся, выдавил из себя ироничную ухмылку.

— Скажите, ваше высочество, только честно. Вам не понравилась песня, или же то, что ее принес не нравящийся вам человек?

По ее равнодушному, но одновременно надменному лицу было видно, что упражняется в колкостях она всю жизнь, и не мне с нею тягаться.

— Я рада, юноша, что вы всё понимаете. Всего хорошего!

Ну что ж, я пытался.

Сжав капсулу в руке, вышел в коридор. Жанка бросила подбадривающий взгляд, но ничем помочь не могла.

— Дура! — произнес я, оказавшись по эту сторону двери. Парень в розовом, который, естественно, никуда не уходил, вздохнул и покачал головой.

— Не стоит разбрасываться такими словами ЗДЕСЬ, muchacho.

— А я ее не боюсь, — покачал я головой. — Я республиканец. Что, у нее совсем тяжко с материалом?

Парень вздохнул снова.

— Совсем.

— Значит, все-таки дура.

* * *

Как её зовут точно, Мерелин, или Мередит, не помню. Помню только, что имя североамериканское и на 'М'. Певичка хоть и не из самых популярных, но известная, в сети ее как-то слушал. Кажется, побеждала на конкурсах, но на каких... В данный же момент было важно лишь то, что ее голос, очень сильный и довольно высокий, идеально подходил для песни, приготовленной мною для некой известной сеньориты.

Ах да, начну сначала. Ввиду того, что Хан отписался, что задержится — на работе, за которую сейчас зацепился, у него проблемы — я шел в буфет, насвистывая, пытаясь взбодриться и поднять настроение. Не то, что бы не ждал подобного исхода от ее высочества, но всё равно было обидно. Проходил мимо одного из малых залов, дверь в который была слегка приоткрыта, и откуда доносилась приятная музыка. Ну, и не смог не заглянуть. Не заперто же.

На сцене пел парень. Голос его, сильный, уверенный, жесткий, намекнул, что я зря затеял это гиблое дело — профессиональное обучение вокалу. Ладно, гитара, но петь как он — точно не выйдет.

Но решать не мне, сказали буду обучаться — значит буду. Плененный же магией голоса, я прошел и сел с краю у выхода.

Зал был пуст, лишь у самой сцены сидело шесть человек, представляющих собой высокую комиссию. Именно так, без кавычек — эти люди певшего оценивали, и оценивали серьезно. А серьезнее всех это делал дон Бернардо, сидевший в центре. Комиссии на мой приход было плевать, они даже не обернулись; остальным нескольким человекам, парням и девушкам, хаотично рассредоточенным по залу, было плевать тем более, и я почувствовал себя увереннее. Судя по их лицам, они — следующие на прослушивание, а значит, я зашел как нельзя вовремя.

Парень, закончив петь, выслушал ноту нравоучений, что и как не так, что и как доработать. Ушел. Вместо него поднялась одна из девушек, симпатичная, и ее мордашку я где-то видел. Спела что-то зажигательное молодежное, 'для девочек'. История с критикой повторилась, она спела еще, похожее, но иное. Теперь критики стало меньше, и, как я понял, песню утвердили.

После поднялась еще одна сеньорита, вновь история повторилась. Тем временем Хан сбросил второе сообщение, что прийти не сможет совсем, и я отправил запрос благоверной — встретиться. Перед Кареном и Фудзи извинюсь, но другого времени для этого не будет — ввиду репетиций и занятий через день, увалов в корпусе мою персону лишили. А с этой выдрой надо налаживать контакты, устанавливать мосты. И в первую очередь обсудить, как она сможет помочь мне в щекотливом деле — рассказу о них, о ней и сестре, моей маме. Потому, как мама меня убьет, и это меньшее, что может сделать.

Само собой, если Марина сподобится и ответит хотя бы в течение часа, это будет большой успех. Обычно она меня показно игнорит значительно дольше. Так что время было, и я слушал дальше, получая удовольствие, заодно впитывая атмосферу помещения, дух процесса, так сказать. Члены комиссии, кроме самого дона Бернардо, выглядели людьми молодыми, некоторым не было и сорока, но опытными. Волками шоу-бизнеса. Посмотреть на их мимику, на поведение, жестикуляцию стоило — чтобы знать, кто такие и что из себя представляют. На будущее пригодится.

Тем временем поднялся еще один парень, со слащавым, но красивым голосом. Вот такого бы Карену в группу! Но вид у этого камаррадо был серьезный — на кривой ламе не подъедешь! Связываться с 'порожняком' вроде 'Алых парусов' подобный не станет.

За ним был еще один. И еще. И еще сеньорита...

Особенно мне понравилась именно эта девушка, выступавшая предпоследней. Я почти вспомнил ее имя — то ли Мерелин, то ли Мередит. Черты лица у нее были европейские, на североамериканку она тянула легко, но вот пела по-испански, и диалект при этом был ну совершенно венерианский! Только внешность гринго, что на мой взгляд неправильно. Какой смысл брать такой псевдоним, если в материале нет ни одной североамериканской изюминки?

Но главное, мне понравился ее голос. Кажется, эта сеньорита победила в известном песенном конкурсе, и это хорошо — выскочки без голоса в конкурсах не побеждают. Голову сразу посетила предательская мысль: 'Ванюш, а что, давай, а?!'

На что я сам себе попытался возразить: 'Camarrado... Оно как-то некрасиво будет!'

Но голос был неумолим:

'Некрасиво, красиво... Muchacho, ты ДВЕ НОЧИ сидел над этой гребанной песней! Просто так, ради глупой идеи на пять минуточек заскочить в аппаратную к ее высочеству! Отметиться! А тут, если выгорит, и песня не пропадет, и достанется людям, которые смогут (хотелось бы) ее оценить. А если сильно повезет, и деньжат подбросят'...

В звукозаписывающей ее высочества я был неискренен, про деньги фантазировал. Но что, если агентам, подкидывающим материал, и правду полагается несколько звонких центаво?

'Ага, тридцать сребреников', — хмыкнул этот camarrado. Сволочь!

Дон Бернардо остался выступлением этой Мередит (Мерелин?) недоволен. Разнес ее в пух и прах, после чего высказал что-то некому Пако, сидевшему рядом. Лощеному такому невысокому типу пи... Хм... Мужеложеского вида, с длинной курчавой гривой, как у льва и бегающими глазками. Я не вслушивался в суть претензий, лишь отметил про себя, что эту песню дон Бернардо не взял.

Как и следующую.

К третьей отнесся с пониманием, скривился, но я чувствовал, был не в восторге.

Суть его претензий сводилась к тому, что с голосом этой девочки можно найти что-то получше, посложнее. Что-то серьёзное, а не 'этот шлак'. С намеком, что это косяк самого Пако.

Лощеный тип махнул девушке, мол, свободна, заняв свое место в рядах комиссии. Та угрюмо спустилась в зал и вышла, пройдя мимо меня, одарив мимоходом ничего не выражающим взглядом. Я про себя усмехнулся — а как же! Всем хочется на концерт!

'Давай, придурок! Пошел!' — рявкнул внутренний голос, и я не усидел. Когда дверь захлопнулась, вскочил и побежал следом.

— Сеньорита! Подождите! — крикнул ей, выбежав в коридор. Она не успела уйти далеко, обернулась.

— Вы мне? Чем-то могу помочь?

— Да. — Я кивнул, остановился, машинально достал из кармана капсулу. — У меня есть материал. Необычный, но хороший. Готовил его для одной сеньориты... Но она от него отказалась.

— И что? — нахмурилась девушка, но за показной грозностью я прочел засиявшее в ее душе солнце надежды.

— Хочу этот материал выгодно продать, — завершил я фразу обезоруживающей улыбкой.

— Я не решаю такие вопросы, — покачала она головой, напрягаясь. Внутри вся собралась, словно пружина.

— Понимаю, кивнул я. — Но вы можете оценить материал, после чего мы будем разговаривать с тем, кто решает. — И снова улыбка. — Мне показалось, или это ошибочное впечатление, что вашего Пако фиг 'кинешь'? Что он и сам 'кинет' кого угодно?

Только после этих слов девушка расслабилась. Что ж, отсутствие ответственности — великая вещь! Кем бы я ни был, если это развод — это проблема Пако, а не ее.

— Пошли, — махнула она и быстро-быстро двинулась по коридору в обратном направлении.

Через несколько минут мы оказались в... Гримерке. На столах, стоящих вдоль зеркальных стен, были навалены какие-то костюмы, ленты, тюки с тряпьем, возвышались непонятные приспособления. Короче, реквизит. И личные вещи — видно, самой Мередит-Мерелин.

— Давай. — Она активировала на панели на дальней стене управляющий контур. Я протянул капсулу, которую она вставила в разъем. Через секунду по гримерке разлилась музыка.

Моя собеседница прислонилась к столу и слушала внимательно. Ее квалификации, чтоб оценить, было достаточно, и это мне понравилось.

— Прикольно! — выдавила она вердикт, когда музыка смолкла. — Но смущает язык. Это... Английский? — Она нахмурилась. Да, девочка явно не гринго.

— Английский, — кивнул я.

— И что, этот материал точно свободен? — Луч надежды в ней засиял вновь, и гораздо ярче.

— Говорю же, сеньорита отказалась, — выдал я абсолютно честную информацию с абсолюно честной, хоть и хитрющей улыбкой.

— Кто она?

Я пожал плечами.

— Профессиональная этика. Извини. Хотя ты наверняка ее знаешь.

'Угу, ее вся планета знает, — пробормотал внутренний голос. — В лицо уж точно'.

— Хорошо. — Мередит/Мерелин спустила на глаза вихрь козырька и ткнула пальцем сквозь иконку горящего вызова. — Пако, ты освободился? Зайди в гримерку, срочно. Нет, не поэтому. Я сказала зайди, узнаешь!

В голосе нотки нетерпения. А эта милашка умеет командовать! И что немаловажно, умеет командовать художественным руководителем.

'Интересно, она с ним спит? Или он и правда голубых кровей?'

Но этот вопрос был риторическим и заботил мало.

— Пять минут, — улыбнулась она мне, смахнув вихрь.

За эти пять минут я узнал, что зовут ее Хелена, и выиграла она аж два конкурса, в шесть лет и в восемнадцать. Мерелин (все-таки Мерелин) — ее сценическое имя, которое придумал Пако давным-давно, перед конкурсом (который в восемнадцать). Поет же она с четырех лет. Сама никарагуанка, в смысле дочь переселенцев из этой центральноамериканской страны, но родилась уже здесь. К Северной Америке не имеет никакого отношения. Мой же скепсис насчет изюминок просто не поняла.

Через время дверь открылась, вошел Пако, и я рассмотрел его поближе. Невысокий тип лет сорока с улыбкой слащавого мачо, хитрыми бегающими глазками и шикарной черной курчавой шевелюрой. Одетый в синие шортики, дурацкую гаванскую рубашку с еще более дурацким бордовым галстуком. Судя по цвету кожи, были в его предках представители и негроидной расы, но давно, не одно поколение назад. Мне он не понравился — не люблю хитро...попых (а к нему такой эпитет так и клеился). Но я собирался с ним работать, а не крестить детей.

— Да, моя звездочка, слушаю тебя? — это он Мерелин. Голос высокий, отвратительный. Акцент же... Тип искусственно выработал себе акцент представителя непопулярных в народе меньшинств. Видимо, богема — не народ, тут они значительно популярнее. Мог он говорить и без акцента, но не ставил себе такую задачу.

Судя по характеру — вспыльчивый. Высокомерный. На меня посмотрел сквозь прищур, свысока, как на зачуханного 'колхозника'. Эпатажность, склонность к истеричности на ровном месте... Его можно было бы читать и еще, но у меня не было на это времени.

— А это кто, звездочка? — перевел он на меня едкие оценивающие глазки. — Твоя подружка? Я эту девочку раньше не видел!

— Пако, этот юноша предлагает мне материал, — криво улыбнулась Мерелин. Она типа побаивалась, несмотря на местами прорезающийся командирский голос. — Хороший материал, я послушала. Оцени!

Глазки 'богемона' сузились.

— И зачем этой девочке понадобилось разбрасываться хорошим материалом? Хорошего материала днем с огнем не сыщешь! На вес палладия! И почему именно ты?

Я проигнорировал его 'девочку'. Вот еще, обращать внимание на всяких 3,14доров! Я здесь для дела, у меня цель, а такие, как он, были и будут всегда. Тем более ЗДЕСЬ.

— Заработать хочу, — ответил я. — У меня качественный материал, у вас деньги. Ваши деньги перейдут ко мне, ваша же 'звездочка', — кивок на Хелену-Мерелин, — на дне школы выступит замечательно, лучше всех, и все вас за это будут уважать. Это получите вы. По-моему, сделка обоюдовыгодная! — сделал я вывод.

— А девочка не так глупа! Умные вещи говорит! — заключил Пако. — Действительно, выгода всегда должна быть обоюдной! Особенно обоюдной для нас! — Беглый взгляд на подопечную, после которого последовал едкий смех, вызвавший во мне жгучее желание испробовать его шевелюру на прочность кирпичом. — Ну что ж, давай сюда, послушаем твой материал на досуге!..

Он протянул руку, считая, что я совсем лох. Не спорю, я на него похож — опыта в подобного рода сделках никакого, что сегодня и продемонстрировал. Но опускать меня на уровень неандертальца?

— Не так. Мы слушаем здесь и сейчас, — покачал я головой. — После чего вы выдаете вердикт, подходит вам такое или нет. Если да — продолжим разговор далее. Нет — я ищу другого клиента.

— Настырная девочка! — заявило это чучело. — Как хочешь!

Он развернулся и даже открыл дверь, но его настиг недовольный окрик:

— Пако!!!

Тип замер на месте. Обернулся.

— Пако! Я хочу спеть эту песню!

Вот-вот, обожаю такое состояние в женщинах. Называется 'королева стерв'. Договориться с такой невозможно — или психануть, или уступить. Глазки пылают, бровки сдвинуты, голос тверже стали. Мегера, медуза Горгона! И главное, если психанешь, не уступишь — пожалеешь. ОЧЕНЬ пожалеешь, такие стервочки могут устроить 'сладкую' жизнь.

— Ну ладно, звездочка моя, ради тебя! — сдался этот тип. Закрыл дверь, прошелся назад. Сел прямо на стол, сдвинув костюмы. Картинно вздохнул. Я вновь протянул девушке капсулу.

Слушали молча. И пока играла музыка, Пако преобразился. Вместо эпатажного выпендрежника я увидел 'купца', барыгу с сумасшедшей деловой хваткой, знающего, как сделать так, чтобы не прогадать. Он мысленно разложил песню на составляющие, ручаюсь, представил, как будет она звучать голосом его 'звездочки', в чем она при этом должна быть одета и каков бизнес-план раскрутки песни. И всё это в жалкие четыре минуты звучания.

Однако, как только последний аккорд заглох, передо мною вновь стояло чучело богемной ориентации.

— Она на английском! — недовольно потянул он. Но я отнес эти слова не к возражениям, а к замечаниям. Согласился, подправив:

— Староанглийском.

— Тем более. — Пако подпер подбородок кулаком.

— Не такой сложный язык, — пожал я плечами. — Особенно, если учить на звук. А то и вообще перевести на испанский.

— Не твое дело, куда перевести! — бросил он и я заткнулся. Действительно, судьба песни после сделки меня не касалась, а Пако, судя по всему, решил ее взять. — А что с правами собственности?

— Вещь средневековая. — Я вновь пожал плечами. — Век то ли двадцатый, то ли двадцать первый. Все права, какие были, давно забыты. Я даже имена авторов не нашел.

— И ты даешь песню без прав? — Его глаза взлетели на лоб, сам он ехидно скривился. Да-да, непроходимая тупость, 'колхоз', а как же. Знаю. — А если я тебе сейчас скажу 'нет', а сам ее возьму?

— Мы все под одним человеком ходим, — покачал я головой, воздев глаза к потолку. — Вдруг ему понадобтся материал еще раз, и вопрос этот всплывет? Оно того стоит?

Нет, оно того не стоило. Где-то 'на улице' — возможно. Но не в школе искусств Бернардо Ромеро, где все 'свои'. Тем более, даже если мне заплатят, то совершенно нерыночный мизер, поскольку 'обуть' 'колхозника' дело святое. Потеряет Пако сущие центаво, без какого-либо риска.

— Сколько ты хочешь? — покровительственно улыбнулся этот тип, гораздо раньше меня просчитавший ситуацию. Возможно, еще до входа в эту дверь. Я же про себя отметил, что во время торга акцент его исчез, передо мной стоял 'купец' и только 'купец'. Вот что деньги с людьми делают!

— Я не гордый. Стандартную таксу, — честно расписался я в невежестве, не имея ни малейшего представления, какую цену называть. На эти слова улыбнулась даже Мерелин, сохранявшая каменное спокойствие, пока мужчины договариваются.

— Зачем тебе это надо? — прищурился Пако. Насмешка из его голоса исчезла, но подразумевалась. Он как бы демонстрировал, что царь и бог этой ситуации; всё видит, понимает, и от его хотения будет зависеть результат сделки. Сподобится ли снизойти, или нет. И главное, он был на сто тысяч процентов в своем праве — у меня на руках кончились не только козыри для торговли, но и вообще карты.

— Я потратил на эту песню две ночи, — честно признался я, нутром понимая, что только признание позволит договорится. Это чучело не лишено своих талантов, одно из которых — чтение людей. И начни я ломать комедию, гнуть пальцы — он просто предпочтет не иметь со мной дела. — Две ночи на стимуляторах! — повысил я голос, понимая, что сработало. Губы Пако расплылись в понимающей усмешке. — А эта сучка отказалась.

Теперь улыбнулась и Мерелин. И тоже покровительственно. Однако, процесс пошел, и шел он в нужном направлении.

— Теперь хочу отдать ее в хорошие руки, — закончил я. — У нее, — кивок на девушку, — очень хороший голос, она хорошо споет ее. А моя... Сеньорита пусть удавится от злости, — сверкнул я глазами. — Она будет в зале, даже если не на сцене.

Пако думал долго. Затем заговорщицки подмигнул — вот она, мужская солидарность:

— Договорились!

И протянул руку девушке. Мерелин вытащила капсулу и отдала ему.

— Вначале я ее проверю на права собственности, — продолжил он. Господи, куда ж акцент подевался?! — Действительно ли так, как говоришь? Если да... Возможно... ВОЗМОЖНО, — подчеркнул он, — я ее возьму. Ну, а деньги... — Его губы вновь расплылись в усмешке. — Занесу потом. Ты же здесь учишься? — указал он себе за спину, имея в виду школу. Я кивнул. — Вот и хорошо.

Переговоры завершились, стороны достигли взаимопонимания, и дальнейшее нахождение в гримерке было бессмысленно. Пако открыл дверь, в которую я быстренько выскользнул.

— До встречи... Влюбленный мальчик! — бросил он напоследок, то ли насмехаясь, но скорее сопереживая. С эдаким барским покровительством: 'Вот я когда-то тоже...!'.

Во как! Уже мальчик! Прогресс, однако!

Я шел по коридору и насвистывал под нос. Настроение было отличное. Пока разговаривали в каморке, пискнул браслет, благоверная снизошла до ответа, и надо ей перезвонить. Теперь меня ждала дорога — или к очередному госпиталю, где она дежурит, или к крыльцу ее корпуса академии, или же на Симона Боливара 1024. Определимся!

...А не заплатит... Ну и фиг с ней, с песней! Моя награда — ошарашенные глазки ее высочества на финальном прогоне, даже если я их не увижу. Эта мысль грела душу куда сильнее всех денег вместе взятых.

Глава 6. Рок-н-ролл навсегда

Что такое ад? Теперь я это знаю. Увидел. Почувствовал. Окунулся.

Я проклял тот день, когда нога переступила порог этого заведения. И еще больше, когда встретил 'Алые паруса' в Малой Гаване.

Мы старались. Парни выкладывались по-полной. Но получалось как в той басне про лебедя щуку и рака. После же титанических усилий результат оказывался... Как говорили римляне, тужатся горы, а родится смешная мышь.

Начнем с меня, ибо во мне была главная загвоздка. Мой голос не соответствовал тому, какой требовался для исполнения предложенных вещей. Вещи были бомбовскими, с этим все согласились, но... Не с моим вокалом. Да, его мне здесь подтягивали, но тембр был не тот, слишком низкий, и элементарно не звучал.

Далее сами парни. Пытаться сыграть 'как вот они', попутно переработав, адаптировав материал, оказалось для них задачей непосильной. Если результат труда начинал нравиться Карену, тут же против горой вставал Хан. Нравился Хану — поднимался Карен. В итоге, если и находилось компромиссное решение, в дерьме обоих топил Фудзи, академическим языком доказывая, что оба они те еще гении и ничего толкового не вышло. Потому-то и потому.

Это были нервы, сплошной комок нервов, те дни. Я возвращался на базу как выжатый лимон, и мне впервые НРАВИЛОСЬ возвращаться. А кому не понравится покидать сумасшедший дом, меняя его пусть и на приевшуюся, но понятную и размеренную рутину?

Итак, по итогам недели, то есть трех последовательных репетиций, я пришел к выводу, что затеянная мной авантюра — дохлый номер. Но сдаться, уйти не мог — моя была идея, я предложил. Но парни находились в шаге от того, чтобы послать меня самостоятельно, а заодно и друг друга. Конечно, они потом помирятся, но этим посылом подведут черту — мой первый творческий опыт окажется неудачным. Несмотря на то, что заключался он всего лишь в предложении плагиата, тупого передирания старых вещей под новую реальность. Даже плагиат потянуть я не могу, представляете?!

Возможно, если бы нам кто-то что-то показал, надоумил, этого бедлама бы не было. Мы начинали с нуля, абсолютного, который по Кельвину, и понятия не имели, как надо браться за подобную работу правильно. Парни кое-что могли, обучались в этой школе несколько лет в конце концов, но были заточены под свою музыку, свое направление, и за его пределами банально растерялись. Плюс, как уже сказал, человека, знающего как должно быть 'единственно правильно' у нас было аж три, и при этом все трое в большей степени знали 'как не надо', чем 'как надо'.

Но надоумить нас было некому. Парни в школе дона Бернардо существовали на птичьих правах. Дон Бернардо, как старик добрый и позитивный, разрешил использовать одну из вечно пустующих аудиторий, заваленных стульями, креслами и иной мебелью, несущую функцию кладовки, но их творчество его не интересовало.

— Просто он знает о вашей связи с нацами, потому держит у себя под боком, под наблюдением, — высказался я, когда обсуждали эту тему.

Парни замахали руками, грозно зашипели, и я понял, что произносить эту мысль вслух — табу. Действительно, зачем старику эта группа? Только для того, чтоб держать около, по принципу, держи друзей поближе, а врагов...

С другой стороны, парни они неплохие, и находясь под крылом старика, вряд ли окончательно перейдут на дорожку, на которой станут врагами и латинос, и всего государства. Тем более, что ему это ничего не стоит.

В общем, подходила к концу наша третья по счету репетиция с того памятного вечера, когда было принято решение о переформатировании группы. Мы находились в шаге от того, чтобы окончательно переругаться и послать друг друга за орбиту Эриды, и решили сделать очередную паузу. Сходить по нуждам, развеяться, перекурить. Авось полегчает, пока окончательно не перессорились.

Выкурив в туалете ароматную и такую нужную сигарету (инструкторы по физдисциплинам меня убьют, а Мишель выкопает, надругается и убьет еще раз), я задумался, а не решиться ли мне, да не свалить по-тихому? Хотя бы из группы? Насчет остального обучения в школе искусств — дон Бернардо меня не отпустит, как и королева, но хотя бы не буду полоскать парням мозги? Спущусь сейчас, выйду из здания... Сяду на метро...

И ведь ничем помочь им не могу, даже права голоса не имею! В музыке не понимаю, играть не умею. Лады, октавы, диезы-бемоли... Режимы гитары, тонкие настройки и подстройки, от рычания до звучания, будто играешь симфоническую классику...

Играю я только то, что покажут; могу воспроизвести даже очень сложный рисунок (слова парней, не мое бахвальство), но только если меня ему обучить. Ноты же воспринимаю как математические символы; я не слышу их, а вижу в виде формул. И в эти формулы их нужно предварительно подставить — до дифференциального исчисления еще не дорос. Так что на репетициях больше сижу и слушаю, офигевая от споров ребят, от того, как они что-то друг другу доказывают. Понимаю, что делают всё методом тыка, проб и ошибок, и это трудный путь — во всяком случае, пока не научатся, не наработают опыт. Но помочь...

Нет, совесть и чувство долга оказались сильнее — ноги на обратном пути в холл не понесли. Вернулся в аудиторию. И сразу почувствовал, что что-то не так.

Парни были здесь, все, сидели на сцене и тихо переговаривались. Но именно переговаривались, и именно тихо, непривычно для последних репетиций. Я резко обернулся.

— Хуан, присядь, — произнес дон Бернардо, сидевший на последнем ряду в темноте. Свет был только над сценой, и то неяркий, в конце нашего зала очень даже темно.

Я про себя выругался — сеньора Лопес была бы недовольна невнимательностью. Глубоко вздохнул, пытаясь представить, чем обязан визиту, ругать меня будет, или хвалить (последнее делать как бы не за что). Подошел, сел.

— Слушаю?

Как-то грубо я. Невежливо. Но с другой стороны, дон Бернардо если и испытывает ко мне какие-то теплые чувства, тщательно их прячет, выставляя маску показного безразличия. Вон, даже Оливию взад-вперед гонял, когда надо было сообщение передать, не удосужился 'спуститься' на мой уровень. Так что и ответ закономерен — мне не за что демонстрировать щенячий восторг от общения с ним.

— Она тебя хоть поблагодарила? — Вновь это холодное безразличие. В голосе только информативная составляющая. Что-то вроде: 'Хуан, в Сан-Пауло сегодня был дождь?' Варианты ответа: 'Да'. 'Нет'. Означающие лишь довод до сведения, каковы сегодня были погодные условия в этом крупнейшем полисе Южной Америки.

Я пожал плечами.

— А должна была?

Он про себя хмыкнул.

— Думаю, стоило бы.

— Это вы так думаете. — И продолжил с жаром:

— Дон Бернардо, я пыль, червяк! Хорошо, что она меня выслушала, это уже достижение!

На сцене разыгрывался спектакль под названием: 'Мы ничего не видим, не слышим и нам не интересно'. Парни повысили тональность обсуждения, и по лицам было видно, изнывают от любопытства. Дон Бернардо не баловал их вниманием; то есть он зашел ко мне, и это выводило меня в их глазах на новый уровень. Вот только на какой — этот вопрос читался в каждом их слове и жесте.

— И вообще, дон Бернардо, я не нуждаюсь в 'спасибах'. Ни ее, ни ваших, — зло продолжил я. — Мне вообще от вас ничего не нужно. Ни от кого из вас. Да, я влез в это дерьмо, и буду работать, как ждет от меня королева, но это не значит, что буду позволять во благо ее целей топтать себя. И на любую попытку себя унизить отвечу ассиметрично.

— Тише, тише, герой! — в голосе собеседника зазвенела сталь, но я чувствовал, внутри он улыбнулся. Я ему нравился, как нравится эксцентричному человеку буйство вулкана, первозданная необузданная стихия. — Хорошо, что тебя никто не слышит. — Помолчал. — Хуан, это не игрушки. Лея говорила, объясняла, что на кону?

Я пожал плечами.

— Я это и так понимаю.

— Тогда в чем дело?

— В том... — Я почувствовал, что снова завожусь, и сделал все возможные усилия, чтобы удержаться. Сформулировал:

— В том, что я не буду вашей марионеткой. Не нужно за меня планировать каждую мелочь, каждую деталь. Я буду делать так, как МНЕ хочется, даже если вы посчитаете это неправильным.

— Ваши сценарии не сработают, — помолчав, продолжил я, пытаясь объективно донести позицию, а не выглядеть 'яколой'. — Просто не смогу реализовать их. Но смогу реализовать свой. И если сделаю в процессе какую-нибудь каку-бяку, кого-то как-то оскорблю, совершу не совсем этичный не всем нравящийся поступок... Я не буду оглядываться на вас. Просто сделаю это, и всё.

Дон Бернардо покачал головой.

— Начнем с того, что пока тебе позволяют делать всё, что хочешь. Не ограничивают...

— Ключевое слово 'пока', дон Бернардо, — перебил я.

Старик вздохнул и... Согласился.

— Тут ты прав. Но должен понимать так же, что на человека, получившего карт-бланш, ложится огромная ответственность. Если провалишься, с тебя будет совершенно иной спрос. Сейчас можно обвинить в чем-то нас, меня и Лею, что не поняли, не подсказали, не подставили плечо... После же...

Я кивнул.

— Я рискну, дон Бернардо. — Повернул к нему голову и почувствовал, как глаза сверкнули. Внутри меня пылал огонь решимости, и в отличие от музыки, в успехе ЭТОГО мероприятия уверенность была. Это вам не октавы с ладами перебирать!

Из груди старика вырвался обреченный вздох.

— Я поговорю с крестницей. Надавлю. Но результат должен быть! — теперь глаза сверкнули у него.

— Будет. — Я еле сдержал улыбку.

— Помощь нужна? — потеплел его взгляд. Я задумался, пожал плечами.

— Если что понадобится — обращусь. Контакты нам, как понимаю, вы и без меня подстроите. А в остальном... Если что — зайду, — повторился я. — Надеюсь, примете меня, пустите в кабинет? Не уподобитесь высокомерной внучке?

Он мог и осадить, но я почувствовал внутри старика слабину. Дон Бернардо мог устроить этот разговор раньше, настроить рабочие отношения. 'Снизойти'. Но не сделал этого. А сделал только сейчас, когда я отдал песню его крестницы другой.

Хотя старика я не винил и не собирался. К нему, в отличие от ее высочества, я испытывал лишь чувство глубокого уважения. Он мог в моих глазах строить меня, сопляка, ставить на место. В силу возраста и жизненного опыта. Но маленькая богиня под эту категорию никак не подпадала.

* * *

Репетиция шла своим ходом. Вначале присутствие дона Бернардо, пересевшего на первый ряд и внимательно нас слушающего, напрягало. Но постепенно все расслабились — старик не вмешивался, только смотрел. Дело все так же не шло, но теперь, ввиду присутствия высокого гостя, орать друг на друга было некрасиво. Приходилось договариваться, упражняться в красноречии, что градус накала существенно убавило. Под конец даже начало что-то выходить. Не торт, но результат удовлетворил и Хана, и Карена, и даже Фудзи. Во всяком случае, в первом приближении.

— Разрешите? — Когда мы закончили и облегченно вздохнули, дон Бернардо поднялся на сцену. Мы уж было и забыли про него — за всё это время он не проронил ни звука.

Хан отдал ему гитару, старик быстро поколдовал в настройках и издал звук... Вот вроде бы тот же самый, но совершенно иной.

— Вы, детки, неправильно взялись за дело. Пытаетесь играть рок-н-ролл, прогнав его через призму нашего восприятия. Нашего времени, нашей культуры.

Карен попробовал что-то возразить, но дон Бернардо лишь слегка сощурился, и возражение застряло у него в горле.

— Хуан, знаешь это? — заиграл он, вновь поколдовав в точных настройках. Звук получился мелодичный, но скрипучий; звонкий, но грустный. Слегка трагичный, но в то же время какой-то жизнерадостный, обнадеживающий. И это та же самая гитара, которой все дни на моей памяти оперировал Хан!

— Знаю, — кивнул я.

— Тогда пой.

— Но...

— Никаких но! — Старик сверкнул глазами, и мой протест так же застрял в горле. И когда он зашел на второй круг, из меня полились слова, которые я старательно выводил, пытаясь не сфальшивить:

There's a lady who's sure

All that glitters is gold

And she's buying a stairway to heaven.

When she gets there she knows, if the stores are all closed

With a word she can get what she came for.

Ooh, ooh, and she's buying a stairway to heaven...(1)

Кивок. Все правильно, работай дальше. И я продолжил...

Нет, конечно, фальшивил — куда ж без этого. Я уже говорил, в том числе дону Бернардо, что это не мое. Но центром вселенной на эти десять минут стал не я, а он. Его гитара. Его пальцы, бегающие по ладам, выдающие ТАКОЕ, что пацаны, окружив его, пораскрывали рты и боялись произнести слово, дабы не спугнуть волшебный миг, повисший над сценой в этот момент. Потому, как после нескольких лирических куплетов начался соляк, и сеньор Ромеро наглядно продемонстрировал, что не зря дважды становился лучшим гитаристом планеты. А так же, что так просто это звание не дают; его надо заслужить, и для этого играть нужно... Как бог, не хуже!

После соляка, был мой черед 'идти на повышение'. Я не оробел, и вложил в голос всю энергию, на какую был способен. Но этого было мало — концовку я банально не вытягивал. Там требовался совершенно иной голос, повыше и посильнее моего. Хотя...

Нет, не моё. Но я честно пытался.

Всё. Гитара дона Бернардо смокла. И лишь спустя несколько долгих секунд парни очнулись, одновременно забросав старика кучей вопросов. Глаза их горели, и ручаюсь, теперь они готовы были продать душу дьяволу, но довести наш проект до ума. Тихонько сбежать уже не получится.

...Но я больше и не рвался. Я вдруг понял, что всё у нас наладится. Главное желание.

Конечно, это не просто так, помощь дона Бернардо. Это его аванс в наши с ним дальнейшие отношения. Таким незамысловатым образом он покупает меня, сажает 'на иглу' — я больше не смогу жить, как прежде, как и пацаны. Звучит грустно, но на самом деле я не жалел — оно того стоило.

Старик вскинул руку. Парни моментально замолчали. Вторая его рука тем временем вновь подкрутила что-то в настройках, и гитара издала совершенно иной звук. Более жесткий, агрессивный, но всё ещё мелодичный.

— Эту вещь знаешь?

Я вновь кивнул. Ее мы с парнями не прогоняли, но слушал я много чего. В корпусе было достаточно для этого времени. И практически сразу вступил — проигрыш согласно моей памяти был небольшим.

One day in the year of the fox

Came a time remembered well

When the strong young man of the rising sun

Heard the tolling of the great black bell

One day in the year of the fox

When the bell began to ring

Meant the time had come

For one to go to the temple of the king(2)

Песня очень красивая, мелодичная, и старик, играя ее, аж зажмурился от удовольствия. И если бы не мой голос, который всё портил, было бы здорово, просто сногсшибательно! Но он не слышал меня, словно не замечал. И я старался не подвести, выкладывая всё, отмерянное природой.

...Соляки. Вживую они выглядели просто потрясающе! Память выдала информацию, что то, что играет старик, немного отличается от слышанного оригинала, но хуже от этого вещь не стала. Пальцы дона Бернардо словно плясали танец — гипнотизирующий, завораживающий. И если бы не сверхскорость, в некоторые моменты я мог бы не уследить за ними — слишком быстрые и профессиональные движения.

Завершив круг и выдержав паузу, мы синхронно зашли на последний куплет. Он играл тихо-тихо, будто боясь кого-то вспугнуть; я вторил ему, перейдя едва не на шепот. После энергетики сольной части, это 'раздавило' слушающих, то есть находящихся рядом с нами парней.

Финал. Овации. Больше парни ничего не пытались сказать или спросить, лишь выказывали искреннее восхищение. Я увидел в их глазах новую установку для смысла жизни — суметь играть не хуже. Что ж, это более нужная установка, чем участие в проектах ультранационалистов Обратной стороны. Удержать их от глупостей старику вновь удалось, и вновь не вложив в это дело ни центаво.

— Дон Бернардо, вы же понимаете, что это не мой диапазон. Не для моего голоса. И что... — начал я, но был перебит:

— Так, цыц! — вскрикнул старик, и на сцене воцарилась тишина. Он в молчании прошелся взад-вперед по сцене, о чем-то думая, затем сложил руки на груди и начал говорить, подводя итог наблюдениям:

— Карен, мне искренне жаль, что по общей теории я поставил тебе удовлетворительную оценку. Ничего ты не соображаешь в музыке, как ни пыжишься.

— Амирхан, — взгляд его уперся в следующего участника 'Алых парусов'. — С тобою понятно, тебе зачли экзамены потому, что ты хорошо играешь. Причем на моей любимой гитаре. Но почему ты здесь и сейчас забыл об этом?

Хан виновато опустил голову.

— В общем, первое. Вы неверно подобрали диапазон для Хуана. Карен, твой косяк. Можно сделать всё то же самое, но на октаву ниже. И вот что получится.

Он снова поколдовал с настройками и выдал вещь, которую мы старательно репетировали, но только так, как она должна была бы звучать в результате наших изысканий. Ключевое слово здесь 'бы'.

— Видите, то же самое, но ваш вокалист теперь ее сможет потянуть. Мы над этим еще поработаем, пока остановимся на этом.

Далее. Парни, зачем вы вообще адаптируете рок-н-ролл? Его прелесть в звучании. Старинном, дерзком, свободном. Вам что, мало современной попсы? — губы старика презрительно вытянулись.

Пацаны виновато опустили головы. Я решил вступиться:

— Это моя идея. Мы решили создать что-то вроде ретро-ансамбля... И...

— Нет. — Старик покачал головой. — Твоя идея — возможно. Но вина — не твоя. Эти олухи сколько лет учились в моем заведении? — Он окинул троицу моих компанейро цепким взглядом, от которого те были готовы провалиться сквозь землю. — Сколько, Карен?

— Значит так, — дон Бернардо снова заходил по сцене. — Мне нравится идея. Старый добрый рок-н-ролл, рок-н-ролл навсегда. Это именно то, что взбодрит нашу уважаемую публику, даст ей толчок для восприятия остального материала. Я беру вас на концерт дня рождения школы.

Лица парней резко вытянулись, в глазах же заплясало отражение смешанных чувств: страха перед уровнем мероприятия, боязни 'лажануться', неверием в серьезность слов дона Бернардо и надеждой, что это все-таки правда.

— Да-да, не смотрите на меня так! — с улыбкой продолжил старик, сознавая, какую только что взорвал бомбу. — Вы выступите не в программе, а перед нею. Перед самым концертом, перед началом. Как апперитивчик. Вас даже объявят постфактум. Вот представьте, сцена. Гаснет свет, занавес открывается... И там тоже темнота. И вдруг начинается музыка...

Он издал три аккорда, от которых я поморщился. Затем еще и еще. Я поморщился снова, чувствуя приближение пушистого полярного лиса.

— Вот, Хуан знает эту вещь, — усмехнулся старик. — Не так ли, мой мальчик?

— Дон Бернардо, пожалейте меня. ЭТО я не вытяну!..

Его губы тронула покровительственная усмешка.

— Вытянешь. Куда ты денешься!

Его глаза полыхнули, и в них я прочитал уверенность идти до конца. То есть, сеньор Ромеро уловил прекрасную, улетную идею, и сделает всё для ее реализации. Даже если придется меня запытать на репетициях. А если умру — воскресит и заставит спеть мой труп. Потому, что этот человек всегда идет до конца. Уж во всяком случае в вопросах своего бизнеса, который для него не просто бизнес.

— Я уже сказал, я займусь вами. Играть парни будут ниже, как — будем посмотреть в процессе. Основную партию ты потянешь. У тебя хорошая энергетика, ты поешь так, что тебе поверят. Даже я тебе поверил! А для высоких партий у нас есть... — Глаза его нашли лидера нашего коллектива. — Да-да, Карен, не смотри на меня так. Ты будешь на высоких партиях, вытягивать Ваню. В качестве бэка. И всё у вас получится. Амирхан?

Он обернулся к нашему дагестанцу, который непроизвольно вжал голову в плечи.

— Амирхан, с тобой поработаем отдельно. С тем, как ты играешь сейчас, я удивлен, что ты вообще еще не забыл, что такое гитара. — Старик подмигнул, Хан же еще раз поежился. — Твоя партия самая сложная, и сыграть ее надо на тысячу двести процентов. Будем делать из тебя человека!

Дон Бернардо вздохнул и вновь обернулся ко мне.

— У тебя будет вторая гитара, Хуан. Без второй гитарной партии обойтись не удастся, пробовал. Не то. Так что крепись. Но с другой стороны, партия будет не самая сложная, осилишь.

— Дон Бернардо, меня больше беспокоит вокал... — промямлил я, только сейчас окончательно сознавая, что это не шутка.

— Я же сказал, займемся им, прямо завтра.

Он отошел на несколько метров и окинул взглядом разу всех нас.

— Значит так, парни, объявляю мобилизацию. Если у вас есть какие-то дела за воротами — отложите их на неделю. Если отложить не удастся — скажите мне, я попытаюсь всё устроить. Это я про работу, — встретился он взглядом с Ханом, который вновь опустил голову. Видно, что-то было, и эти двое знают, о чем речь. — Хуан, следующая репетиция ЗАВТРА, — теперь его глаза сверкнули в мой адрес. — И будут проходить КАЖДЫЙ ДЕНЬ, с утра до вечера. Твоим... Наставницам сообщу сегодня же, насчет этого можешь не беспокоиться. Отпустят, куда они денутся.

— Наставницам? — услышал я шепот Карена.

— А пока давай прогоним первый раз, — коварно улыбнулся он. — А парни послушают, что мы вообще задумали такое.

Он заиграл вступление. Действительно, вещь бодрящая, и это сказано слабо. Текст этой песни совершенно непонятный, о каком-то событии местного средневекового значения. Но кто в современном мире знает английский? А мелодия... Для апперитивчика серьезного, но неформатного концерта будет в самый раз, чтоб разогреть и взорвать толпу перед 'основными блюдами'

Но насчет 'мы' он, конечно, погорячился. Задумал эту бяку он и только он. И что-то мне подсказывало, ее высочество к этой задумке не имеет никакого отношения. Это можно было понять по глазам сеньора Ромеро, по тому, как они горели. Искренним ностальгическим огнем. Он хорошо знал это музыкальное направление, и великолепно играл многие его вещи. И уж не с помощью них ли признавался в любви своей первой жене, королеве Катарине, в годы далекой и бурной молодости? Ведь что я знаю об этом человеке?

Но то, что он внутри бунтарь, теперь знаю. А значит, есть шанс, что мы поймем друг друга, как бунтарь бунтаря.

Я вступил. И, кажется, впервые за сегодня получил своего исполнения удовольствие. Всё наладится, всё будет хорошо!..

We all came out to Montreaux

On the Lake Geneva shoreline...

...Smoke on the water

And fire in the sky...(3)

Глава 7. Укрощение строптивой (часть 3)

Кажется, я что-то писал про ад? Забудьте, я вас обманул. Не из подлости, по незнанию. Ибо только когда начались ежедневные репетиции, более похожие на пытки, осознал, что наши перепалки с пацанами — ничто, детский сад. Потому, как настоящая преисподняя это нечто совершенно, совершенно иное!

Это когда тебя дрючат, в полном смысле слова. Придираются к малейшей неточности, к малейшему сбою. Улыбнулся не так? И к этому тоже придираются!

— Хуан, если ты собираешься выходить на сцену с таким же кислым лицом — лучше удавись. Удавись, потому, как живого тебя я достану из под земли! — заявил мне на первой репетиции дон Бернардо. И поверьте, это была самая невинная придирка.

Начали заниматься мы поздно, часов в десять. Лимитирующим фактором выступил Хан, решавший вопрос с работой, но судя по его кислому лицу, так и не решивший. Дон Бернардо загадочно улыбался, и я понял, решить проблему после выступления он ему поможет. Причем не в первый раз.

До полудня разучивали материал как таковой, причем ненавидеть 'Дым над водой' я начал практически сразу. После прервались на перекус и приступили к прогону по партиям. Дон Бернардо знал эту вещь в совершенстве, под его направляющей рукой нужно было только успевать усваивать. Потом вновь передохнули и собрали все наработки до кучи, вместе. И, наконец, взялись за меня.

Сил у вашего покорного слуги на тот момент почти не осталось — предыдущие этапы буквально высосали из меня все соки. Но старик Ромеро был непреклонен, и, проговаривая про себя нечто совсем нецензурное, я раз за разом выполнял, что он требовал, пытаясь на самом деле сделать так, как он говорит.

Чем-то он напомнил мне наших сеньорин-офицеров, такой же безжалостный бескомпромиссный подход, но были и отличия. Он был всё же... Добрее. Строгий, да, но такого показного человеконенавистнечества, как в наших сеньоринах, я не чувствовал. Конечно, и они на самом деле не такие уж мегеры, со временем я это понял, но в первые месяцы обучения ТАМ ощущаешь себя брошенным среди пустыни — никто не поможет, не подскажет, все враги, а до края оной пустыни пилять и пилять. Здесь же старик помогал, не оставлял тебя наедине с проблемой: 'Выпутывайся как знаешь, желаем удачи!'. И это подсознательно зарядило меня в его отношении на позитив, несмотря на всю непоказную строгость.

А еще... Еще в общении с ним я не чувствовал того подленького червячка, который грыз изнутри всё время, что находился в корпусе. Что тогда, почти год назад, что сейчас. Грыз и шептал: 'Они все бабы, Хуан! Ты позволяешь командовать собой каким-то... Отверстиям!' Нет, мужской шовинизм никогда не был для меня проблемой, я изначально знал, в какой омут прыгаю, но...

...Но совсем без червячка не обошлось.

Закончили мы часов в десять вечера. Еле шатаясь на ногах, я вышел на улицу, где передо мною тут же тормознула машина легкокупольного класса, из которой вылезли Сестренки, затащившие меня внутрь.

Ехали быстро. По дороге они меня о чем-то спрашивали, что-то рассказывали, доводили до сведения последние новости. Что-то про Мишель и приказ насчет меня. Я старательно кивал и заснул прямо в салоне.

Проснулся у себя дома. Мама уже приготовила завтрак. Мия плескалась в душе, Розита валялась на постели, расстеленной прямо на полу рядом с моим домашним терминалом и никуда, в смысле на развод, не торопилась. То есть, их ко мне прикомандировали, для наблюдения и поддержки. Что ж, неплохо!

Вкратце рассказав обрадовавшейся новостям маме, что к чему, подождал, пока обе эти выдры прихорошатся, после чего мы вновь помчались в Школу. Именно так, с большой буквы.

По дороге Сестренки на автопилоте пытались додремать — видно, в отличие от меня, легли поздно, шушукались с мамой. Я был не против и занялся самокопанием, раскладкой мыслей по полочкам.

Итак, почему дон Бернардо пошел на этот шаг, взял нас в концерт? Хитро...попые планы? На первый взгляд да. Но с другой стороны, судя по тому, как он изначально относился ко мне и к проекту крестницы, я был для него неизбежным злом. В котором он помогал, поскольку был вынужден, как член семьи. Да, присматривался, стоит ли помогать добровольно, на совсем ином уровне, или оставить как есть, но так сделал бы на его месте любой умный человек. И...

А вот это 'и' мне не нравилось. Ибо я чувствовал, он еще не решил, помогать ли мне. Я остался для него ровно на том уровне, на каком был в момент, когда он вошел в зал поговорить по душам, пристреляться. А концерт... Это действительно чисто творческий проект. Мы, я и парни, можем воспользоваться его помощью, чтобы научиться работать с материалом и в дальнейшем стартовать не с пустого места, но это не благотворительность. Это наша оплата за участие в ЕГО концерте, ЕГО проекте. Не материальная, но деньги нам (пока) особо и не нужны.

Так что я чист перед доном Бернардо. Ничем ему не обязан, ничего не должен, как и он мне. План укрощения ее высочества сам по себе, а творчество — само.

Эта мысль одновременно и радовала, и озадачивала. Радовала тем, что я не люблю быть кому-то что-то должен. Озадачивала же потому, что старика Ромеро хотелось бы видеть в друзьях. Или хотя бы в союзниках. Слишком уж надоели эти сеньорины-командиры, глубоко в душе хочется работать с нормальным искренним человеком, да еще мужчиной. Он, конечно, тот еще фрукт, интриган с опытом, но в нас много общего, и кому, как не двум бунтарям, понять друг друга?

* * *

Второй день, как и третий, были адом. Причем в отличие от первой репетиции, когда мы только знакомились и с материалом, и с подходом по его изучению, по последующим дням не могу сказать ни-че-го. Пролетели, всё. Словно заезженная пластинка: 'Пам-пам-пам... Пам-пам, парам...' И снова: 'Пам-пам-пам...' И снова: 'Пам-пам-пам...'

В целом кое-что начало вырисовываться — мы уже могли сыграть материал 'в первом приближении', 'начерно'. Но изюминка в деталях, и дон Бернардо, находившийся с нами практически неотлучно, гонял и гонял по кругу, доводя звучание до совершенства. Нюанс там, нюанс здесь.... И здесь... Пока мы не смогли, наконец, сыграть ровно, несколько раз подряд.

— Молодцы. Можете же, когда захотите! — похвалил он нас под вечер третьего дня. — Теперь отточим до совершенства, и в путь!

Этот обреченный вздох издал не только я, или показалось?

Больше всего вопросов было ко мне. И если гитарная партия на самом деле оказалась несложной, и, учитывая мою феноменальную механическую память, проблем не составила, то с вокалом возникли серьезные проблемы. Причем 'механического' характера — я чувствовал, что тот уровень, который определил мне дон Бернардо, взять могу, но для этого не хватало опыта. Пресловутых тренировок. Я вспомнил его фразу, оброненную в самом начале, про то, что жаль, что не попал к нему десять лет назад. Действительно, проучись я у него эти десять лет, такая высота не казалась бы проблемой. Но что есть — то есть.

Понимая наши слабые звенья, всё оставшееся время старик гонял в основном меня. И немного Хана — у того возникали некоторые сложности с соляками, которые, как стоило догадаться, лучший гитарист планеты не мог упростить из принципа. Ему был нужен высший пилотаж — и он делал всё, чтобы его получить. Потому на следующих репетициях нами занимался не он, а один из преподавателей вокала; сам он появлялся эпизодически, выдрючивая в основном Хана. И иногда заступающегося за него Карена — для профилактики.

Ночами мне снились кошмары. 'Пам-пам-пам! Пам-пам, парам!' — звучало в голове набатом. Я ворочался, просыпался в холодном поту, вскакивал. Память услужливо выдавала порядок действий пальцев в гитарной партии. Во сне! А вокал... Что только не снилось, где я только ни пел и как только не лажал! И наутро каждый раз был уверен, что если ад, в смысле религиозный, где Сатана банкует, и существует, то в этом месте круглые сутки звучит: 'Пам-пам-пам! Пам-пам, парам!..'

Ночевал я дома, и этот вопрос никто не поднимал — ни пытаясь запретить, ни уведомляя, что разрешают. Ну, а раз так, мне тем более поднимать его не нужно. Забирали меня девчонки, в произвольном составе, кроме Паулы. Красноволосую не выпускали, и, подозреваю, виновата в этом ее высочество. У нас как-то давно, в начале моей эпопеи с корпусом, был разговор с нею, и я спросил, знает ли она принцесс лично.

— Фрейю — да. Общались. — Напарница скривилась. — Изабеллу видела издалека. Но это не значит, что не знаю, что она за человек.

— А с Фрейей что? Веселое общение получилось? — поддел я.

— Давай не будем об этом?! — полыхнули ее глаза, а лицо покраснело. — сли вдруг мы столкнемся в тесном коридоре, я ей дорогу не уступлю! Дальше додумывай сам.

То есть, ее королевское высочество может узнать кузину. Которую, и ей это известно, мама прячет под замком в корпусе, чтоб 'не шкодила'. И если таковая вдруг отметится рядом со мной... План укрощения строптивой можно смело выбрасывать на помойку.

Остальных же девчонок от простых смертных не отличишь — вот пусть и трутся около. Тем более не забываем о сеньоре Феррейра, который Октавио. И о мягком намеке Мишель насчет него, с призывом смотреть в оба.

Это случилось на следующий день после того, как у нас получилось отыграть материал без запинки, несколько раз подряд. Какая репетиция по счету — не скажу, они все смазались. Мы пришли, привычно завели шарманку, и даже несколько раз прогнали материал, когда в зал вошло несколько человек, которых вел дон Бернардо. 'Комиссия'.

Указав на нас, старик Ромеро принялся что-то объяснять, его спутники кивать, с ним соглашаясь, после чего он попросил:

— Мальчики, еще раз! Так, как будто вы выступаете перед публикой!

Просить нас долго не надо. Материал въелся в кровь — думаю, если меня разбудить ночью, я выдам в эфир любую часть этой песни, даже не приходя в сознание. Как спою, так и сыграю. Как и все остальные парни. И мы сыграли. Я вкладывал в голос всю силу, на какую был способен, Хан во время соляков вытворял с гитарой нечто, Карен мило подвывал вместо меня высокие ноты, 'зависая' на них, вытягивая этим общий фон. В общем, у нас получилось.

— Браво! — Старик захлопал. Захлопали и члены 'комиссии'. Пишу в кавычках, потому, что решение о приеме/не приеме на концерт принимает лично дон Бернардо, и сопровождающих он о нас лишь уведомил. Хлопали не восторженно, нет — рок-н-роллом присутствующих было не удивить. Но эти искушенные гурманы признали, что мы сыграли на приемлемом уровне, а это чего-то, да стоит. — Вот этих орлов я пущу перед началом программы, раззадорить зал...

Они посовещались о чем-то ещё и ушли. Я же задумался. Среди членов 'комиссии' был памятный мне Пако, и смотрел он на меня сквозь прищур, оценивая, совершенно иными глазами. Там, в гримерке, я был никем; мальчиком, который подставился, не поиздеваться над которым невозможно. Теперь же я попал в когорту ДОСТОЙНЫХ. Вот он и определял, как теперь себя со мной вести.

До концерта оставалось два дня, когда произошло ЭТО. Честно, я был удивлен. Изумлен, ошарашен — нет таких слов, которыми можно было бы описать мое состояние.

Начну с того, что я забил большой и толстый гвоздь на ее высочество. Окунувшись в совершенно иную атмосферу, мне стало наплевать, вытерла она о меня ноги, или не вытерла. Как там у нее дела и нашла ли себе что-то иное? Как, впрочем, было наплевать и на Мерелин, и особенно на ее продюсера. Я изначально свыкся с мыслью, что подарил им песню, но даже если бы Пако не взял ее в оборот, не расстроился бы. Однако, обо всём по порядку.

Репетиция шла своим ходом. До концерта оставалось, повторюсь, всего два дня, и коленки у меня подрагивали. Да, мы выучили песню, играли и пели её на полном автомате. Отрепетировали каждый шаг, каждый жест на сцене, каждую улыбку. Но осознание, что петь буду при ЗРИТЕЛЯХ... На концерте такого уровня, где будут выступать лучшие из лучших школы сеньора Ромеро... В том числе высокооплачиваемые исполнители, котирующиеся на планетарном, и даже межпланетном уровне... От такого волей-неволей коленки подогнутся. У меня были прецеденты выступления перед публикой, но оба они имели специфический оттенок. Первый — крыша козырька департамента культуры, где я призывал толпу громить Сенат. Второй же — заседание суда, где судили провинившихся марсиан. Оба раза имели колоссальную специфику, и оба стоили мне невероятных нервов.

В зал вошли двое, Сеньор Ромеро и... Пако. Они нас не слушали, говорили о чем-то своем, но когда мы закончили, дон Бернардо хлопнул в ладоши:

— Так, мальчики, перерыв! — И указал мне, чтобы подошел.

Когда я спустился, мы молча вышли из зала и пошли прямо по коридору в тупичок. Место позади лестницы, где стоят несколько кресел и растений в кадках — что-то типа рекреации, зоны отдыха. Людей здесь практически не бывает.

— Этот? — ухмыльнулся дон Бернардо. Я чувствовал, он зол. Зол до безумия. Но тщательно скрывает свое состояние за покровительственной улыбкой, и это ему удается.

— Да-да. Милый мальчик, неправда ли?

...дорский акцент Пако куда-то делся. Передо мной стоял хитрый прожженный барыга, знающий, как сделать деньги из воздуха, и дона Бернардо воспринимющий как не меньшего пройдоху, но имеющего гораздо больше влияния. Я по-прежнему не котировался, был никто, но хотя бы поднялся до уровня 'никто' с отметки 'пустое место'.

— Что могу сказать, — пронзил он меня изучающим взглядом, — юноша талантливый. И далеко пойдет. Но очень, ОЧЕНЬ неопытный! — выделил он это слово. — Но понимая, что это ТВОЙ мальчик, — дружески хлопнул он дона Бернардо по плечу, — и что ты его только-только нашел, не буду его учить, хотя проучить бы стоило!

Дон Бернардо все так же мило улыбался, сторонясь проблемы. Дескать, я только передаточное звено — ты попросил, я его привел, дальше сами.

— Хуан, так тебя? — Я кивнул. — Хуан, запомни, так дела не делаются.

— А как делаются? — вырвалось у меня. Но вырвалось лишь потому, что не хотелось молчать — слишком уж давило состояние дона Бернардо.

— Пусть об этом тебе расскажет твой наставник, — вновь хлопнул он по плечу старика Ромеро. — В первый и последний раз, в виду нашей с ним дружбы, наших хороших отношений. Держи!

Он протянул мне небольшой сверток-конверт. Я взял и машинально заглянул внутрь. Золото. Золотые пластинки. На несколько сот империалов, точнее сказать сразу не смог. 'Стандартный' агентский гонорар.

— Удачи тебе! И не забывай, все остальные — не я, и в другой раз тебе так не повезет! — теперь Пако хлопнул по плечу меня. — У меня всё. — Это уже дону Бернардо.

— Иди на репетицию, — выдавил старик сквозь зубы, и они пошли дальше, как ни в чем не бывало.

'Шимановский, в чем проблема? — забил тревогу внутренний голос. — Что это такое было?

Ладно, Пако испугался гнева 'старшего товарища' и решил не 'кидать' тебя. Но почему так нервничал старик? Ее высочество да, я бы понял. Кто-то спел песню, от которой она отказалась — такое задевает. Но ОН...?'

И тут меня прошиб холодный пот. ОТКАЗАЛАСЬ. А отказалась ли? И сеньор Ромеро обнаружил это только сейчас, за два дня до выступления... Когда маленькая богиня ее...

Кажется, меня зашатало. Опасаясь за координацию, присел в стоящее рядом мягкое кресло. Попытался вновь настроиться на рабочий лад. Итак...

Действительно, последние несколько дней для дона Бернардо тоже были сущим адом. Концерт. Мы. Текучка. Да и внучатая крестница — что уж скрывать. Больше-то ее некому готовить! Он, действительно, мог не знать о моём 'сливе', что эту песню будет петь некая Мерелин. А узнал... Ну, например, сегодня, во время очередного прогона. Не зря же Пако тут ошивается? Сомневаюсь, что эта сволочь приперлась сюда ради моей персоны — скорее совместила приятное с полезным.

Тут вспомнились слова дона Бернардо, когда он решил поговорить. 'Она тебя хоть поблагодарила?'

ПОБЛАГОДАРИЛА!!! Лопух недоделанный! За песню, от которой отказываются, не благодарят! Вот еще, благодарить за сам факт поиска? Бред! И как же я упустил этот момент из виду?! Вот что значит нервы!..

'И что в итоге?' — попытался я осадить себя и настроиться на рабочий лад.

'А в итоге, Шимановский, полная-полная ...опа! — выдал вердикт внутренний голос. — Да, у тебя есть несколько 'железных' отмазов. Однако слушать их никто не станет, тем более за два дня до выступления'.

'Ладно, прорвемся, — вновь подбодрил я себя. — Все равно сделать что-то умное уже не получится — события понеслись сами по себе. Как говорят в казино: 'Ставки сделаны, сеньоры и сеньорины'. Будем ждать развития событий и пытаться играть на импровизации. Как всегда'.

'...Однако, ты крут, парниша! — воскликнул я сам себе, входя в аудиторию для репетиций — пацаны были уже там. — Подложить такую свинью наследнице престола?..'

'Так этой суке высокомерной и надо!' — подвел я итог всей этой нехитрой эпопее. Ради такого, пожалуй, стоило поунижаться в гриммерке перед Пако, чтоб он жил долго и счастливо!..

— Ты чего сияешь? — спросил Карен, когда я поднялся на сцену. Остальные так же смотрели с недоумением.

— Парни, вы не поймете. Но поверьте, причины ОЧЕНЬ веские!

Ребята ухмыльнулись, после чего мы принялись за набивший оскомину и сидящий в печонках 'пам-пам-пам!..' Чтоб он жил долго и счастливо!

* * *

— Что ты себе позволяешь, щенок? — Дон Бернардо схватил меня за грудки и прижал к стене. Попытался, само собой, но я поддался. — Ты вообще думаешь, что творишь?

Его глаза пылали. Бешенство он сдерживал, и если бы не сдерживал, или разорвал бы меня на кусочки, или его самого хватил бы приступ — сеньор Ромеро далеко не мальчик.

— И что же я такого творю? — выдавил я, схватив его а запястья и немного разжав хватку на горле. Увидев, с какой легкостью я это сделал, вспомнив, что мы в совершенно разных силовых категориях (я даже не ангелочек, которые хоть и шустрые, но все-таки женщины), натужно задышал и хватку ослабил.

— Вот это у тебя называется 'некрасивым неэтичным поступком, который не всем понравится'? Открытое предательство и диверсия? Удар в спину?

— Дон Бернардо, отпустите, — процедил я. — Мы не дети малые, чтобы хвататься за кулаки, да и кулаками наши проблемы не решишь, не находите?

Я был тверд, как скала. Ни грамма страха, ни капли боязни или опасений. Я прав, это аксиома, и ради нее пойду на гильотину. Почувствовав во мне этот настрой, старик, действительно, разжал захват и отошел на пару метров, повернувшись боком. Он всё еще пылал, прилагал адские усилия, чтоб сдержаться, но пик был пройден.

— Я говорю. Как раз и говорю с тобой, сосунок!

Помолчал.

— Хуан, я могу осложнить тебе жизнь. ОЧЕНЬ осложнить! — Он сделал выразительные глаза. — И никто, даже крестница не сможет мне помешать! Поверь, это в моих силах!

— Верю, — выдавил я, хотя отвечать не требовалось.

— Но я с тобой именно говорю. Несмотря, что нахожусь на пределе. И если сейчас не услышу НОРМАЛЬНУЮ версию, почему ты меня предал...

Я покачал головой.

— Дон Бернардо, вы здесь не при чем. Всё дело во Фрейе.

— При чем здесь Фрейя? Ты понимаешь, что подставил МЕНЯ?! — вспыхнул он. Я покачал головой.

— Вас подставила Фрейя.

— Зачем ты отдал песню Пако? МОЮ песню, которую Я сказал тебе найти?

Ты вообще понимаешь, какой это прохвост? И что он не 'кинул' тебя только потому, что я открытым текстом всем заявил, что вы — моя группа, мой личный проект, хотя личных проектов я не вел уже с десяток лет?

— Дон Бернардо... — попытался сказать я, но был перебит:

— Молчать!

Пауза.

— Зачем ты так, Хуан? Глаза застлили тридцать сребреников? Которые, не будь меня, тебе бы и не светили?

— Я не ждал, что Пако заплатит, — покачал я головой. — Я подарил ему песню. Просто так. Деньги — повод, чтоб не выглядело странным со стороны.

— Чтоб насолить моей внучке?

— Чтоб насолить вашей внучке, — согласно кивнул я. — Чтобы она увидела, как замечательно поет песню, от которой она отказалась, другая исполнительница.

— Кто отказался? — не понял он. Я же про себя выругался. Ну, ваше высочество!..

— Да Фрейя же! — воскликнул я. — Она отказалась от песни, выставив меня идиотом! При охране! Которая подтвердит мои слова, — продолжил уже тише. И назвал Жанкины позывной и номер.

— Записи того дня, а значит, и нашей беседы, есть в базе дворцовой стражи. Они всегда записывают все движения бойцов во время нахождения рядом с нулевым объектом. На всякий случай.

Старик опустил голову, и я почувствовал, что злость вновь закипает в нем, с новой силой. Но теперь ее объектом был не только я.

— Пошли! — бросил он мне и направился к выходу.

Когда мы уходили, после окончания репетиции, девочка-администратор в холле попросила задержаться, передав, что со мной хочет встретиться дон Бернардо, и что остальные могут не ждать. После чего спустился сам сеньор Ромеро, поманил следом, и, заведя в какое-то безлюдное помещение, фактически напал на меня. Теперь же мы поднимались наверх, в один из малых залов, и я догадывался, что сейчас будет.

Старик распахнул дверь, очень даже нелегкую по весу, как пушинку, испугав этим двоих девочек Оливии на входе, и влетел внутрь. Я последовал за ним, предоставляя двери возможность закрыться самостоятельно. Так и есть, все в сборе. Жанки нет, но есть сама Оливия, которая, если что, свяжется с нею.

Первая охранница сидела у двери. Вторая — возле сцены. И, собственно Бергер, о чем-то разговаривающая с ее высочеством в центре зала.

— Бени?.. — подскочила ее высочество инфанта, но тут увидела меня. — О, и этот предатель! — Глаза ее недобро полыхнули.

— Ты отказалась от песни? — сощурился старик, вперив в нее взор. Я встал чуть сбоку, чтобы было видно все действующие лица — словить кайф от семейной разборки.

Фрейя перевела взгляд на него, рот ее недоуменно вытянулся.

— Ты отказалась от песни, когда этот молодой человек ее тебе предложил? — повторил старик, повысив голос.

Фрейя окинула меня непонимающим взглядом.

— Вначале да.

— Вначале что 'да'? — не отставал сеньор Ромеро.

Вновь пауза.

— Вначале, как он предложил, отказалась. Но потом передумала — песня уж больно хорошая. — Она беззаботно пожала плечами.

И снова пауза, но теперь ее держал дон Бернардо. Он буквально захлебнулся эмоциями — такого финала не ожидал, несмотря на мои слова открытым текстом. Верил ей больше, чем мне?

— Почему ты не сказала об этом? Что передумала? — только и смог выдавить он.

Лицо ее высочества презрительно скривилось.

— А почему я должна отчитываться перед ЭТИМ!!!

Она медленно подошла ко мне, и ненавистью, сочащейся из нее, можно было залить все кратеры планеты. А заодно и Марса. И Меркурия. И еще останется. Ближайшая к нам телохранительница поднялась и ненавязчиво встала перед нею, как бы закрывая меня — чтоб не делала глупостей.

— Кто он такой, чтоб я докладывалась, что решила сделать? — Продолжила ее высочество, про себя на действия охраны хмыкнув, однако, сделав выводы и взяв себя в руки. — Взяла? Взяла. Он предложил, я взяла. Не сказала? Потом скажу! И поблагодарю. Может быть...

— Я предложил ей продать песню, — взял я слово. — Честь по чести. Мой труд по поиску, ее — выступление. Но это же я.Такого не кинуть — не она будет! И кстати, кто это у нас распинался по поводу чести и благородства семьи Веласкес, и что я неправильно их понимаю, так как не всё знаю?

Она скривилась.

— Велика честь, демонстрировать благородство перед такими, как ты!

— А что во мне такого, что ваше высочество стесняется продемонстрировать честь и благородство? Скатываясь вместо этого до банального 'кидалова'?

— Достаточно! — рявкнул дон Бернардо, но у него было мало возможностей повлиять на ситуацию.

— Послушай, юноша! Тебе не кажется, что ты слишком много о себе возомнил? Нонконформист хренов! — воскликнула Фрейя. Причем никаким раскаянием, осознанием неправоты, в ее голосе и не пахло. — Он нацик! И сам признался в этом!— обернулась она к старику Ромеро. — Это наш враг!

— Но даже это не дает тебе право делать ему подлости, — отрезал тот.

— Да, но я и не делала подлости! — сорвалась ее высочество на визг. — Ты ведь не знаешь, что было!

— А что было? — Это я.

— А было то... — она вновь зло зыркнула, после чего, встретившись глазами с все так же стоявшей монументом рядом со мной охранницей, пошла вдоль кресел, демонстративно отойдя подальше. — Было то, что некий нацик, враг моей семьи и моего народа, решил вдруг использовать меня, дочь королевы, как стартовую площадку для своих планов. Достижения своих целей. Он не понял, что предыдущие наши разборки — это именно разборки, и моя симпатия к нему в некоторый момент была вызвана всего лишь данью уважения к его объективности, которую встретишь нечасто. И решил — а почему бы и нет — вскружить мне голову. И использовать моё доверие в своих целях.

Она вновь глянула на меня, но теперь в глазах ее плескалась не злоба, а презрение.

— Бернардо, я отдаю отчет, что поступила некрасиво. Но я не могла согласиться с этим... Нациком! Не могла пойти у него на поводу даже в малом! Потому, что не пошли я его подальше — он приперся бы снова! И снова! Со своими дурацкими идеями меня охмурить!

— Мне ты почему не сказала? — обреченно выдохнул дон Бернардо. Картина обрисовалась, и ее точку зрения НОРМАЛЬНОЙ он признал. Хотя легче ему, естественно, не стало.

Фрейя бегло пожала плечами.

— Не посчитала нужным. Его целью была я, моё ублажение. Мне и в голову не могло прийти, что он 'сольет' такой прекрасный аргумент для подката первой встречной. Я ждала новых подкатов, приготовилась гнать его силой, а он...

— А он не больше не подошел, — хмыкнул старик.

— И вообще, откуда он узнал, что я выступаю? — вновь начала заводиться ее высочество. — Это между прочим информация не для общего пользования!

Ее глаза зыркнули вначале на дона Бернардо, после на Оливию, но наткнулись на абсолютное равнодушие. И тот, и та отвечали лишь за свой сектор работ, а не за утечки в принципе.

— Мы не знаем, кто он, — продолжила она. — В смысле, не знаем, на кого работает. А он определенно на кого-то работает! Охрана подпускает его слишком близко, игнорируя прямые обязанности...

Я увидел, как скривилась Оливия — Фрейя грешила против истины. Но что с нее возьмешь, женщина!..

— ...А Сирена, которая должна всех проверять, молчит, хотя я четко описала, что тут что-то не чисто и попросила пробить поподробнее. И всё это...

— Довольно! — осадил ее дон Бернардо, вскинув руку. Я почувствовал, что он пришел, наконец, в себя. Давно пора! — Это паранойя, девочка! Ты прекрасно знаешь, что его трижды проверили, включая твою собственную группу взломщиков! Он чист!

— Чист? — Она показно ухмыльнулась. — Возможно. Но он — националист Обратной Стороны. Умный и расчетливый — не будешь же ты с этим спорить?

Дон Бернардо молчал.

— А теперь ответь, ты сам веришь, что он всего лишь хотел 'зашибить деньгу' на этой песне? Которую попытался всучить сразу мне, инфанте, а не.... Да той же Мерелин?!

Дон Бернардо неспешно подошел к внучатой крестнице и посмотрел ей глаза в глаза сверху вниз. Он не кричал, не повышал голос — почти шептал, но мы, находящиеся в зале, услышали каждое слово:

— Я САМ попросил его подобрать МНЕ для тебя хорошую песню. Этот парень разбирается в старине, я взял его группу в концерт, чтобы они сыграли старый добрый рок-н-рол. И послал к тебе, чтобы ты лично, от первого лица, приняла решение, без отсылки ко мне и моей тирании.

Отошел. Присел на крайнее из кресел, о чем-то задумавшись. Явно глобальном — как выйти из этой дрянной ситуации с минимальными потерями, или хотя бы просто как выйти. До концерта остались менее двух суток.

Ее высочество стояла с разинутым ртом долго. Пыталась что-то сказать, ответить — но что она могла? Последний аргумент ее огорошил, сразил наповал, и это сказано слабо.

— Ты взял его в концерт? — Видно, больше во всей тираде дона Бернардо прицепиться было не к чему.

— И это не обсуждается! — отрезал старик, не отвлекаясь от собственных мыслей. — И как понимаю теперь, когда перед глазами стоит вся картина, ты сама виновата в том, что произошло. Хуан, свободен! — рявкнул он мне, добавив в голос показной грозности.

Я кивнул и толкнул дверь — весь разговор так и стоял рядом с нею.

— То есть то, что он отдал кому-то песню, которую заказал ему ты...

— Я ему никто, девочка! Это право любого свободного человека, распоряжаться тем, чем имеет! У этой песни даже авторских прав нет, и...

Всё, дверь захлопнулась. Ну, ваше высочество, я вам не завидую.

Интересно, она признает, что была не права? Хотя бы сама перед собой? Нет, кому бы то ни было она этого не покажет, даже сеньору Ромеро, но сама себе? Или ее высочество из тех, кто правы абсолютно всегда, и способны себя убедить в этом, найти аргументы, в любой ситуации?

Посмотрим.

* * *

Ее высочество, похоже, домой не ездила. Или уехала очень поздно, приехав рано утром. Потому, что когда я шел на следующий день на репетицию, 'Мустанги' ее кортежа уже стояли поодаль от главного входа.

У нас всё было хорошо, несколько раз прогнали программу, после чего перешли к обсуждению дальнейших планов. Парни выросли, и заметно — это проявилось в отношении к новому материалу. Резонно отметив, что гонять по кругу один и тот же 'Дым над водою' — свихнуться можно, мы с энтузиазмом взялись раскладывать некоторые вещи из намеченных для собственного репертуара на составляющие, и результат мало того, что в первом приближении удовлетворил всех, так еще и пришли мы к нему быстро. И принялись разучивать эту вещь, работая над нею в алгоритме, продемонстрированном доном Бернардо. С поправкой на неопытность, естественно, но мы никуда не спешили.

Работы перед нами было — непочатый край. Работа творческая, требующая полного погружения. Мы погрузились, и время полетело, как один миг.

Подошел обед, после которого на огонек заглянул старик Ромеро — опухший, осунувшийся и дико недовольный, потребовавший сыграть 'как завтра'.

Мы сыграли. Однако всё чуть не испортила ее высочество, появившаяся в самый неподходящий момент. Тоже усталая и осунувшаяся, злая, как тысяча чертей и старающаяся не встречаться с доном Бернардо глазами. Села на первый ряд и посмотрела сквозь прищур: 'Ну, и на что вы, мальчики, способны?'

Конечно, это не дело, лажать из-за присутствия какой бы то ни было сеньориты. Пусть даже она инфанта, пусть даже в глубине души тебе нравится. Но я чуть было на эти грабли не наступил. Собрался в последний момент, но нервы себе попортил.

'А как ты хотел, парнишка, — посмеялся внутренний голос. — Таких девчонок в зале будут сотни. Ну, сотнЯ — точно. И это будет твой ПЕРВЫЙ зал. Привыкай!'

Всё я знал. Потому и смог. Спел/сыграл на тысячу процентов, как и требовал дон Бернардо. Который, когда мы закончили, подозвал нас к краю сцены:

— Парни, завтра в восемь генеральный прогон. Вы — первые, потому не опаздывать. Итальянский дворец, знаете, где это? — Взгляд на меня. Я кивнул. — Придете за час, распоетесь.

— Форма одежды? — Это Карен.

Дон Бернардо задумался.

— Придумайте сами. Что-то легкое, протестное, но не чрезмерно. Костюмы вам под старину шить — чересчур. Так что пофантазируйте. Рок-н-ролл это свобода, свобода от всего, от этого и пляшите.

— Сделаем. — Я козырнул. Надо будет рассказать парням про легендарные джинсы — ходовые повседневные штаны той эпохи. И озадачить, чем их можно заменить. Кожаные куртки, действительно, чересчур, обойдемся легкими футболками. Свобода же!

Когда все вопросы утрясли, дон Бернардо направился к выходу, бросив дочери крестницы:

— Ты идешь?

— Я еще посижу, — отмахнулась та.

— Как хочешь. Только не глупи!

Ну, глупить ей не даст охрана. Девочки другие — с утра заступил следующий караул — зато свежие. И Оливия тоже была здесь, села через несколько кресел от принцессы. Если что — перехватят.

Ладно, хочет смотреть и слушать — пускай сидит. Делать ей по большому счету нечего, у дона Бернардо сейчас горячая пора, дел по горло — не до нее. Концерт через сутки, но генералка уже завтра, с раннего утра. Аренда таких залов, как Итальянский дворец, стоит баснословных денег, и надо выжать из уплаченного максимум. Что требует очень четкой организации.

Мы продолжили, почти не обращая на принцессу и ее охрану внимания. А потом и вообще перестали замечать их. Спорили, ругались, выясняли. И результатом в итоге остались довольны.

Как выдался перерыв на 'перекур', я спустился к Фрейе, сел рядом.

— Привет. Смотришь?

— Смотрю, — бесстрастно кивнула она.

— А что не репетируешь? Дорог ведь каждый час! Дон Бернардо занят, но сама...

Она пожала плечами.

— Так ничего толкового и не подобрали. Всё банально. Было несколько стоящих вещей, но я хочу быть ЛУЧШЕЙ, Хуан! — загорелись ее глаза. — Ты не понимаешь, как это — быть принцессой. Меня будут не просто оценивать, меня на молекулы разберут! И если я не буду выделяться, не спою на голову выше остальных — затопчут. Дескать, раз принцесса... Административный ресурс, понимаешь!

Я молчал, давая возможность выговориться. Она продолжила:

— Это была замечательная идея, Бени просто гений, использовать материал, очень и очень не похожий на привычный, пусть даже ретро. Если я спою не хуже других, хотя бы на том же уровне, я все равно выделюсь, запомнюсь! Смешать меня с грязью будет сложно! Уникальные номера они такие!.. — Вздох. — И зачем ты пошел к этой Мерелин?..

Теперь плечами пожал я.

— Чтоб ты поняла, что на тебе свет клином не сошелся.

Фрейя молчала.

— Я две ночи сидел на стимуляторах, подбирал тебе эту вещь, — продолжил я. — А ты даже не стала слушать. Не стала, не спорь! — не дал я ей вставить протест. — Только-только дала выговориться, из чистой вежливости, и спровадила!

— Извини, я не хотела, — пожала она плечами, но оба понимали, что хотела.

Помолчали. От нее несло растерянностью, раскаянием. Но раскаянием в том, что неправильно что-то оценила, поняла, а не сделала. Вины передо мной за высокомерие я не чувствовал. Потому промолчал, хотя у меня для нее имелся сюрприз. Сюрприз, родившийся случайно, пока ехали вчера с девчонками домой, и который дома я в спокойной обстановке обкатал.

— Мне пора — ребята возвращаются. — Я поднялся. — И это... Я не враг тебе. Ни тебе, ни твоей семье, ни твоему народу. Ты плохо слушала запись.

Всё, достаточно. Теперь подняться на сцену и делать вид, что мне на нее плевать. Хотя, мне на самом деле плевать. Партия еще не окончена, но все карты розданы, козыри засвечены и сделать больше того, что есть, нельзя. Конечно, послезавтра начнется новая партия, с новыми картами и раскладами, но это будет послезавтра.

До конца наших с пацанами посиделок мы не перекинулись с нею ни словом. Ушла она раньше нас — видно, позвал сеньор Ромеро. И если честно, без зрителей занималось значительно легче.

* * *

На выходе у стойки администратора меня поджидала Оливия.

— Привет, Шимановский! — отозвала она меня в сторону. — И что, ты это так оставишь?

— У тебя опять задание? — хмыкнул я. — Дон Бернардо попросил?

Она отрицательно покачала головой.

— Хуан, можешь не верить, но у хранителей, постоянных хранителей, с охраняемым объектом возникает что-то вроде родства душ.

Она помолчала, подбирая слова. Я не торопил.

— И мы не исключение. Нам радостно, когда ей хорошо, и грустно, когда грустно ей. Мы чувствуем то же самое, что она. Иначе, не так сильно, но... Чувствуем.

Снова пауза.

— Да, мы как бы не имеем отношения к причинам ее радости и грусти, но это так. Не знаю, как такое объяснить... Это просто есть, и всё.

— И при чем тут я? — Я сделал вид, что не понял, к чему она клонит.

— Хуан, не бросай ее, — опустила глаза Бергер. — Да, она виновата, но не поступай так. Она долго мечтала об этом выступлении. Чтобы спеть, получить признание, и только после этого раскрыться. И теперь ждать еще минимум год. И то, только если огонек в ней не угаснет.

— А может?

Кивок.

— Она устала. Занимается этим много лет. Уже несколько раз пыталась совершить подобное, но всё время не решалась — где-то в чем-то не дотягивала. Работала над собой, как проклятая. Ее сестра больше по разным единоборствам, маханием световыми мечами, контрас, а эта...

— Певица, — потянул я, тяжело вздыхая. Господи, куда от этих женщин спрячешься?! И ведь действительно, похоже, личная инициатива — слишком неуверенный голос. Хрен откажешь!

— У нее много недостатков, — продолжила Оливия. — Очень много. Но сегодня я прошу переступить и пойти навстречу. Я прошу. Ради меня. И остальных девчонок.

— Пойти навстречу с чем? — сделал я удивленные глаза, но номер не прошел — она лишь иронично усмехнулась.

— Чико, я что, не знаю тебя, что ли? Они, — абстрактный кивок за спину, видимо, имеются в виду королева и сеньор Ромеро, — не знают. Я — знаю. С первого дня за тобой слежу. И с первого дня знала, что нам работать вместе, даже во время тестов, когда мы тебя прощупывали.

Я покачал головой, однако, не возражая, а констатируя:

— Королева еще не прилетела на планету, не утвердила решение о моей дальнейшей эксплуатации, не придумала, как меня использовать, а ты уже знала?

Бергер выдала ослепительную улыбку.

— Я же не дура. А что она еще могла придумать, кроме как организовать 'подпорку' для дочери? Не надо недооценивать влияние сильного командира преторианцев, вхожего в спальню монарха, на дела в политике. А наши монархи слабы, вот уже четыре поколения.

Так что давай, Чико, не вредничай! Пошли!

Во второй малый зал, тот же, где состоялось мое первое прослушивание, вошли тихо. Дон Бернардо, усталый и измученный, сидел, где и в прошлый раз, на третьем ряду, и нас не заметил.

Мы уселись по центру, за его спиной, обратив всё внимание на сцену, где пела Фрейя. Пела? Не то, чтобы, с прошлым разом не сравнить. Скажем так, пыталась вывести что-то внятное измученным подрагивающим голоском. У нее могло получиться лучше, гораздо лучше, но она не старалась. Или старалась, но недостаточно хорошо, что бросалось в глаза даже непрофессионалам.

Когда она закончила, дон Бернардо разразился руганью. Нет, слова использовал литературные, но их сочетанию позавидовал бы портовый грузчик. Ее высочество слушала, слушала... Затем из глаз ее потекли слезинки, после появились две дорожки, после же она... Заревела.

Дон Бернардо понял, что достаточно, и замолчал, глубоко вздохнув. Я видел, как он устал. Устал морально, еле держится. Он хотел дать внучке всё, но словно злой рок — ничего не получалось.

— Может все же предыдущую? — промямлила Фрейя. — Мне не нравится эта. Я ее не вытяну.

— Хуан! — ткнула меня в бог Оливия, но я отмахнулся.

— Вытянешь! — рявкнул дон Бернардо, но смягчился и отмахнулся. — Ладно уж, давай предыдущую... — И что-то пробормотал в браслет.

Музыка заиграла, но другая. Фрейя вновь запела, и пела увереннее. Но не настолько уверенно, чтобы поставить ей отлично. Я вспомнил первое впечатление, когда только услышал ее голос... Да, ваше высочество, вы сильно не в духе. Оливия вновь ткнула меня в бок, но я вновь 'не почувствовал'.

Песня по большому счету была неплохой, и эта, и предыдущая. Лирическая, романтическая, и одновременно зажигательная — с изюминкой. Такую запросто можно услышать на радио, или на концертах-солянках, из уст исполнителей пусть не первого, но и далеко не третьего эшелона — эдакий уверенный середнячок. Подобные постоянно занимают места в двадцатках и пятидесятках хит-парадов, доходя до восьмых-десятых мест. Неплохая вещица, но...

Это пресловутое 'но'. Просто хорошая качественная песня, способная попасть на время в перечень хитов, но не более.

— Уже лучше, — оценил исполнение дон Бернардо. — Хорошо, если это всё, на что ты способна, оставляем эту и расходимся. На сегодня хватит.

Дон Бернардо очень хотел домой — его достала вся эта свистопляска. Только долг, обещание внучке, да количество вложенных сил останавливало его. И меня, наверное, остановило бы. Ведь какая бы кутерьма ни произошла, кто бы ни был виноват, она дочь его крестницы, которую он нянчил, будто родную дочку, и для которой был кем-то большим, чем вечно отсутствующий отец.

Ее высочество молчала. Стояла посреди сцены, опустив голову.

— Что не так? — вспыхнул старик, видно, понимая, чем вызвано такое поведение. — Ну, нету, нету у меня для тебя больше ничего!

— Бени... Можно я не буду!.. Не завтра!..

— 'Не буду!' 'Не завтра!'— Дон Бернардо вознес глаза к небу, затем воскликнул с еще большей энергией:

— Девчонка! Если бы не ты — я бы не устраивал ТАКОЙ концерт, понимаешь? Отпраздновали бы тихонечко, в своем кругу, своими коллективами — без профессионалов! В нашем маленьком Большом зале!

И дело не в деньгах — твоя мать подстраховала, видно, знала, чем это может кончится. Мне тебя жаль! И силы, которые в это вброшены!

Сколько лет, Фрейя? ЛЕТ!!! И всё буйволу под хвост?

По лицу ее высочества вновь потекли слезы.

— Я думала... Что получится!.. Что я не такая, как все!..

Кажется, из моей груди вырвался вздох. Я не согласился с нею (надо же!) Она, действительно, не такая, как все. Поет очень, ОЧЕНЬ хорошо, замечательно просто! Но оценивать в первую очередь будут ее происхождение и статус, а не голос. И вот тут ее да, заклюют.

— Дон Бернардо! — Отчаявшись дождаться реакции от меня, Оливия громким шепотом решила привлечь внимание старика. И у нее получилось — тот обернулся, сверкнув злыми уставшими глазами.

— А вы что здесь забыли? Хуан, что-то не так? Хочешь испортить еще что-то, что не испортил ранее? Разочарую — больше портить нечего!

Вид у старика был не наигранно грозный, и несло от него холодом, но в глазах при виде меня загорелся огонек надежды. Который он тут же тщательно скрыл, но я не Бергер, от меня такое не спрячешь.

Что ж, не буду его разочаровывать.

— Сеньор Ромеро, а как у ее высочества с итальянским? — сразу перешел я к делу.

Глава 8. Концерты и заявки.

Примерно за два часа до начала позвонила Беатрис, попросила ее встретить. Сказала, Марина не придет, она будет одна.

За час пятнадцать я уже ждал ее возле рамок металлоискателей. Народу, вопреки моим наивным рассуждениям, было много. И, как узнал уже сегодня, запись мероприятия всё же будет вестись, транслируясь онлайн в планетарную сеть. Дон Бернардо сделал для внучки шоу, как и обещал. Веласкесы — они такие.

Билеты, которые не для своих, тоже были, и немало. Причем львиная доля зрителей относилась к не бедной категории: шоу было разрекламировано, и активная часть бомонда Альфы сочла за честь объявиться на подобном мероприятии, поднимая этим собственный рейтинг, а заодно взвинчивая и уровень мероприятия. Правда, рамки, в смысле металлоискатели, были абсолютно для всех: их проходили как простые смертные вроде сестер Санчес, так и главы небольших кланов с семействами и любовницами — лица некоторых узрел в толпе.

Итак, уже за час до начала очереди у рамок растянулись на несколько десятков метров. Поймав глазами Тигренка, встал за рамкой, очередь к которой она заняла, принялся ждать. Меры безопасности здесь приняты колоссальные, я бы сказал беспрецедентные. И причина не только в выступлении маленькой богини — посетить концерт собралась сама ее величество. Никто до последнего не знал, прибудет она или нет, и, подозреваю, до генеральной репетиции об этом не знала она сама, но у дворцовой стражи работа такая — готовиться. К чему угодно — и к возможному, и к невозможному.

Я тоже участвовал. В смысле, в мерах безопасности. Правда, узнал об этом тоже после генеральной репетиции, когда девчонки, воспользовавшись образовавшимся окном, повезли меня во дворец. Не в корпус — Мишель, как мне сказали, отсутствовала, а к сеньоре Морган, всемогущей главе службы безопасности клана и по совместительству начальнику управления дворцовой стражи императорской гвардии. Которая встретила меня строго, по военному обрисовав ситуацию и поставив задачу. Никаких чаепитий и посторонних разговоров 'о погоде'.

— Не забывай, ты — сотрудник дворцовой стражи в гражданском! — закончила она вводную.

— Я не сотрудник дворцовой стражи, — попытался парировать я. Просто из желания сказать что-то против. — И даже не ангел. Присягу же до сих пор не принял!..

— Хуан, ты и сам отдаешь себе отчет, какие это мелочи, — покровительственно улыбнулась она, демонстрируя, что понимает мое желание выпендриться. Это был наш первый приватный разговор после Плаца, эмоции в памяти были еще живы.

— Итак, в зале будет королева, — подвела она итог. — Всё, что нужно, сделают штатные сотрудники. Твоя же задача — бдить. Следить в оба. За кулисами у нас людей мало, практически нет, и даже ангелов можем использовать там ограниченно — слишком велик риск вычисления нулевого объекта. Так что не надо воспринимать мои слова, как брюзжание человека, которому просто нужно тебя озадачить. Никогда не знаешь, что придет в голову противнику, какой способ нанести удар он изберет. Лишних мер предосторожности не бывает. Надеюсь, не забыл произошедшее на тринадцатом участке?

Она искрометно улыбнулась, я же вжал голову в плечи. Такое забудешь! Действительно, именно нам, сопливым стажерам, 'повезло' оказаться на отрезке пути кортежа русского президента, на котором против него готовили провокацию.

— Если что — твоя задача дать знать, — закончила она. — Не геройствовать — у нас есть, кому геройствовать. Ну, кроме случаев... — Вздох. — Сам понимаешь, каких.

— Когда буду рядом с принцессой, — понятливо кивнул я. Она кивнула в ответ.

— А ты будешь рядом с нею. Не сегодня — завтра. Не завтра — послезавтра. Или же я ничего не понимаю в жизни.

— Да-да, Хуан, — улыбнулась она, — это задание распространяется не только на сегодня. Всегда, когда ты рядом с ее высочеством, ты ее телохранитель. До конца своих дней. Даже если она об этом не догадывается. И в оперативном отношении непосредственно подчиняешься начальнику ее группы. Кстати, это хорошо, что вы наладили отношения, — заметила она.

Я про себя выругался. Подчиняться Оливии хотелось не особо. Хотя, Бергер не дура и вряд ли будет направо и налево пользоваться полномочиями. Это симбиоз, и нам надо найти его приемлемые формы.

— Можешь идти, у меня всё, — махнула она рукой. Я поднялся. — Не забывай, бдительность и еще раз бдительность! И иконка тревоги быстрого доступа — отныне твой второй канал всегда будет разблокирован.

— Сирена... Можно тебя так называть?

Сеньора Морган кивнула. Правильно, раз я теперь свой без кавычек, почему бы нет? С Мишель же мы на 'ты' перешли? И перешли бы в любом случае, дело совсем не в постели.

— Сирена, надеюсь, вы не станете устраивать показного покушения только ради того, чтобы я проявил героизм? Чтоб произвести на нее впечатление?

Сеньора Морган рассмеялась, затем задумалась.

— Это хороший вопрос, Хуан. — Пауза. — Не буду врать — мы думали об этом. В качестве одной из гипотез мозгового штурма. — Покачала головой. — Нет, Хуан, на ЭТО мы не пойдем. Выкручивайся сам.

— То есть, в случае чего это будет серьезно? — сверкнул я глазами. Ее глаза налились сталью в ответ.

— Да, Чико. И именно поэтому мы откинули эту идею с порога. Знаешь ведь сказку про пастуха, пугавшего односельчан волками?

Выйдя из здания управления дворцовой стражи, по дороге к нашему 'Мустангу', я все время повторял про себя: 'Мозговой штурм... Мозговой штурм...' Сеньорины играются в игры, придумывают планы. Неймется им.

'А не подкинуть ли им проблем? Просто из вредности?' — подало идею ехидное существо внутри меня.

Нет, пожалуй, не стоит. Всё равно в итоге аукнется мне. Но относительно Фрейи и покушения камень с плеч упал — этого сценария я втайне я боялся больше всего.

'Чико, а ведь это просто замечательно, что ее превосходительство вызвала тебя к себе!' — произнес вдруг мой бестелесный собеседник, и я даже споткнулся.

Да, замечательно. Потому, что мысль, на уровне подсознания не дававшая мне покоя, вдруг четко оформилась в причинно-следственную связь. Которая мне не понравилась, ибо с головой раскрывала мою принадлежность к службе безопасности клана Веласкес. Чего бы мне ПОКА не хотелось.

Но Фрейя не дура. И 'расколоть' меня для нее... Вопрос нескольких дней, если не часов. После которых отношение ее ко мне изменится кардинально, ибо мальчик, и ПОДОСЛАННЫЙ мальчик — два совершенно разных мальчика.

А значит, нет смысла отрицать очевидное. Я — представитель клана. Но узнать это она должна от МЕНЯ, а не от своих взломщиков.

'Что, amigo, устроим ее высочеству небольшое представление? Дабы тебя легализовать? — хмыкнул я про себя. — Сеньора Морган не против, а будет против — так ее никто и не спрашивает!'

Следующая мысль касалась того, что мне ужасно повезло, что ее высочество эту неделю была занята песнями, а не мной. Потому, как она не может не понимать, что я-республиканец, любого уровня лояльности и агрессивности по отношению к власти, просто не мог не пройти через суровые руки ее превосходительства. Меня просто не допустили бы к ее 'телу'. И на это можно сделать ставку. Ну, хотя бы для начала.

— Почему так быстро?

Тигренка после рамки практически не досматривали. Стоящая сеньорита из наших, не подав вида, что узнала меня, лишь стандартно ее облапила и пропустила. В отличие от других сеньоров и сеньорин, которых проверяли и досматривали до нескольких минут. Собственно, очередь потому и возникла, что досмотр велся уж очень тщательно.

— Ты в базе, — пояснил я. — Член семьи сотрудника. Благонадежная.

— А-а-а... — Она не смогла сформулировать, но я ее понял.

— Ты как бы своя, потому прошла лишь стандартный досмотр. Повторюсь, ты член семьи не просто сотрудника, а оперативника корпуса телохранителей.

— Ты, что ли, оперативник? — улыбнулась она. Но без ехидства, скорее с изумлением человека, впитывающего любую информацию, как губка.

— А не похож? А вот так? А в профиль? — повернулся я, позируя. Она рассмеялась. После чего перешла к делу.

— Хуан, Марина она...

— Не надо ничего про Марину! — поднял я руку в отрицающем жесте. — Это ее выбор. Я всячески демонстрирую, что готов к контакту и не бегу от ответственности, но если ей так легче...

— Ты не понял, — покачала она головой. — Да, она тебя... Футболит, — подобрала Тигренок красивое слово, — но сегодня она собралась пойти. Именно потому, что поняла, что хватит футбола, пора наводить мосты.

Кажется, сквозь зубы я выдавил пару ругательств.

— Не прошло и полгода!

Беатрис скисла.

— Да скоро уже. Как раз почти полгода и прошло!..

Я вздохнул и оглядел ее совсем чуть-чуть, но выделяющийся животик. Вновь пробормотал пару ругательств.

— Она давно это понимала, — продолжила девушка. — Просто гордость не позволяла. А еще страх.

— Страх? — Я поморщился.

— Страх менять что-то. Она цеплялась за отрицание тебя, как за соломинку, за последнюю надежду. Но соломинки заканчиваются... — Беатрис грустно улыбнулась. Какая-то в ней проступила житейская мудрость, которую трудно ждать от девушки семнадцати лет. — И сегодня она решилась. Но ее как назло вызвали в госпиталь — дежурить. И 'отмазаться' нельзя — там правят бал военные, а им плевать на любые билеты на любой концерт. 'Надо' — и всё!

Кажется, я скривился. Да, военным все равно, это так. И с ними иногда крайне трудно договориться — сделают назло специально, знаем мы эту публику. 'Сапоги', мать их!.. Но главное, военные беспрекословно выполнят ЛЮБУЮ команду верховного главнокомандующего, особенно, если она касается девочки-стажера из медакадемии и графика ее дежурств. И никаких вопросов задано не будет, даже про себя.

Да, я уже и сам понял, что зря пригласил девчонок. Но понял не сразу, и сгоряча, как только получил на руки заветные билеты — два штуки в амфитеатре, как участник программы, набрал номер Пантеры и предложил 'помириться'. Причем 'коллективно'. Устроив сеанс общения аккурат после этого мероприятия.

Почему их? Так ведь давно назрело! А после концерта девочки размякнут, особенно Марина, и можно будет вить из них веревки. Съездим к маме, в этот же день, если повезет. А других...

Других девчонок приглашать не хотел. Если отдать билеты двоим из пятерых — остальные трое обидятся. Да и мне сложно сделать выбор — я их всех люблю, никого не хочу выделять.

Есть еще мама, но это не то мероприятие, куда я бы хотел пригласить маму. Пока это больше политика, чем творчество. Вот когда заработает наша группа, когда наработаем материал и начнем с ним выступать... Тогда да, обязательно — она будет первая. Но не сейчас.

— Хуан, раз уж мы начали говорить о важном... — Беатрис смущенно опустила глаза. — ...Есть еще вопрос, не о Марине.

Я кивнул — ждал этого разговора.

— Понимаешь... Я... Ты... Ребенок... Я не знаю, как к этому относиться! Я не знаю тебя, не знаю, что из этого выйдет, кто ты для меня!.. Я тебя не ненавижу, как Марина, и не прячусь... Но я не знаю, как жить дальше! — Кажется, из ее глаз приготовились хлынуть слезы.

Я притянул ее к себе.

— Тигренок, не представляю, что тебе наговорила сестра, но я не чудовище! — Заглянул ей в глаза. — Да, ты беременна. И отец — я. И я не складываю с себя ответственности, буду помогать всем, чем смогу. Но, Беатрис, я не люблю тебя. Я всегда буду рядом, всегда подставлю плечо, но в плане сердца ты свободна. Единственное мое условие — ребенок должен меня знать. И мою маму, — добавил я, представляя глаза своего главного советчика. Конечно, когда расскажу ей о сестрах Санчес, будут греметь громы и рваться молнии, все-таки полгода — это полгода. Но после она займется Тигренком, и будет души не чаять ни в ней, ни в ребенке. — В остальном ты будешь вольна поступать, как тебе заблагорассудится, встречаться, с кем хочешь. Но опять же, если что, если тебя обидят — я буду рядом!..

— Зачем тебе это всё? — хмыкнула она. — Быть рядом. Заботиться. Что тебе с этого?

Я пожал плечами.

— Я вырос без отца. Не хочу повторения этой ошибки. Вот только сделать ничего не могу!.. — выдохнул я, разводя руками.

...И вдруг в ее глазах прочитал понимание. Она догадывалась о моем предназначении — для чего меня 'точат', для какой цели. А может, им открытым текстом сказали, с пояснением, чтоб не мешались — не важно. Важно, что она не требовала чего-то выше моих сил, а это в женщинах очень редкое качество.

— Ты будешь отличной матерью! — ободряюще похлопал ее по плечу. — И за меня, и за себя — за нас обоих. Я буду помогать в меру сил, чтоб вы ни в чем не нуждались, ты же тащить основной груз. И у тебя получится! — сжал я ее ладонь. — И Марина поможет. Перебесится и поможет!

— Хуан, это ты запретил ей... Искать врача? — вновь опустила глаза в землю Беатрис, внутренне скукожившись. Мысль о враче ей радости явно не доставляла. Ну, вот и всплыло.

— Я. — Я не стал уточнять, что сделал это с опозданием и при молчаливом намеке королевы. Потому, как знал бы — поступил бы точно так же.

— Спасибо! — выдохнула она, и сколько в ее голосе было благодарности! — Марина не злая, Хуан, нет, — принялась она вдруг обелять сестру. — Она жестокая, но жизнь ее такой сделала. На самом деле она внутри хорошая.

— Получается, ты с самого начала этого не хотела? Несмотря на обстоятельства? — хмыкнул я.

Девушка пожала плечами.

— Падре Антонио сказал, что это убийство, грех. Грех безусловный. Я спросила и про тебя, — она отвела глаза в сторону, — но он сказал, что для тебя убийство грех условный. Ты убиваешь людей взрослых, отдающих отчет поступкам. Бог, — ткнула она пальцем в крышу купола, — рассудит тебя по делам, учтет все обстоятельства — где можно проявить снисхождение, где нет. Убийство же ребенка... — Она покачала головой. — Маленького, еще не родившегося... Если это мой крест, мое наказание за непристойное поведение — я понесу его, — твердо отчеканила она, и глаза ее сверкнули. — ...Да и падре говорит, что ребенок не может быть наказанием. Просто я не до конца понимаю высшую мудрость.

— Ты религиозная? — в лоб спросил я. Беатрис кивнула.

— Марина тоже. Но она — врач, и у нее своя религия — медицина. Жесткая и циничная, но иначе быть не может. Я же...

Молчание, вновь глаза в землю.

'Вот так, мой друг, — взял слово внутренний голос. — Религиозное католическое семейство. В котором и тебя, и твои действия уже обсудили со священником. Который дал добро и разложил и твои, и их поступки по полочкам. Как положительные, так и отрицательные. Как тебе это 'танго втроем?' Ты, она или ее сестра и священник?'

'А что еще ждать от религиозного семейства? — хмыкнул я про себя.

Мама тоже ходит в церковь, причащается. Кровь берет своё. Но меня воспитала нерелигиозным. И вообще позволила выбирать ценности, которым стоит поклоняться. Возможно, лично для меня это не так и плохо, но в патриархальном обществе подобное поведение не слишком приветствуется.

'Скажи спасибо, мой друг, что падре не посоветовал держаться от тебя подальше — с него станется'. — подвел итог копаниям внутренний голос.

В общем, я сделал вывод, что если проект выгорит и мне придется стоять недалеко от руля Венеры, к религиозному вопросу стоит подойти отдельно, присмотревшись и сделав выводы, что это такое. У меня хорошие отношения с единичными представителями нескольких разных религий, но религиозные институты могут создать, если захотят, большие проблемы.

За разговорами мы подошли к фонтану, около которого встали. Надо сказать, что на Венере любят фонтаны. Почему? Не знаю. Наверное, они намекают людям на уют и комфорт далекой Прародины. Деревья, посаженные тут и там вдоль улиц, бесчисленные парки, скверы и иные рекреации, небольшие, зато встречающиеся практически повсеместно. И, конечно, фонтаны. Вода на Венере ценность, ее здесь не добывают, а синтезируют из водорода, в том числе привозного. Так что кроме уюта, вода — показатель достатка, богатства. И заботы о людях, которым сделали это богатство доступным.

Как я уже сказал, Итальянский дворец был построен любителем итальянской культуры эпохи Возрождения. Да Винчи, Боттичелли, Рафаэль, Тициан... Отгрохан в вычурном стиле, правда, относящемся скорее к барокко, но для современника это не принципиально. Главный зал дворца располагался внутри, за главным входом с огромной парадной залой; правое и левое же крылья здания огибали пространство перед входом, создавая достаточно большой и уютный дворик с фонтаном, к которому в данный момент стекалось большинство из прошедших контроль. Возле парапетов было людно, к воде мы не пошли, встав недалеко, почти по центру двора. И в момент, когда я все-таки перевел тему на то, что неплохо было бы съездить нам сегодня к маме хотя бы вдвоем, Беатрис замолчала на полуслове, глянув мне за спину.

— Хуан, там это...

Я обернулся. Так и есть, ее высочество. Конечно, сторонний человек бы ее не узнал — грим, иссиня-черные волосы, искусственные брови, измененный носик... Но сходство было, и заметное. Фрейя стояла, сложив руки на груди, в десятке метров, рядом с одной из девочек первого кольца, играющей роль подруги. Справа и сзади мельтешили еще девочки, но держали дистанцию, а чуть в отдалении маячила фигурка Оливии. Все в нарядном, но неброском.

— Привет, — вытянул я губы в приторной улыбке. Картинно осмотрел дворик, местность, ее телохранителей. Мозг пронзила мысль:

'Давай, Чико! Сейчас или никогда!'

М-да! А действительно, второго такого шанса может не представиться! И я начал.

Обернулся. Демонстративно осмотрел толпу у фонтана, рамки и здание впереди. Произнес:

— Слушай, маленькая богиня, можно вопрос, какого хрена ты тут делаешь?

— Я... А-а-а?.. — Она не поняла, не ожидала такого вопроса и такой реакции. Я же не дал ей времени разобраться, подскочил и потянул за локоть:

— Быстро, уходим!

По пути бросил взгляд Беатрис : 'Следуй за мной!'

— Ты что делаешь? Сдурел? — попробовала возмущаться и сопротивляться ее высочество, но я рявкнул:

— Не дергайся! Мы недалеко! И еще, тут охрана — я что, по-твоему, самоубийца?

Логичный аргумент. Ее высочество замолчала и позволила довести себя до портика одного из крыльев здания, под крышу которого, подальше от посторонних глаз, мы юркнули. Народ был и здесь, но не в таком количестве. Следом за нами вошли девочки и растерянная Беатрис.

— Ты что себе позволяешь? — Фрейя оттолкнула меня, глаза ее налились кровью, а голос бешенством. Таким искренним и неподдельным, что я непроизвольно улыбнулся. — И чего скалишься? — еще больше взбесилась она.

— Слушай, твое высочество, — вновь рявкнул я, стараясь оперировать тоном, а не голосом, — ты что творишь? Если хочешь моей смерти — так и скажи. Или лучше достань игольник, возьми у кого-нибудь из своих девочек, и грохни меня — так будет быстрее!

Выражение лица собеседницы сменилось на недоуменное. Я пояснил:

— Какого игрека ты выперлась на середину двора, где людно? Приступ бесстрашия? Допустим. А об окружающих ты подумала? Обо мне, например?

— О тебе? — Непонимание в ее глазах становилось все более сильным, а интерес все более неподдельным.

— Обо мне, — ядовито фыркнул я и указал ей на фонтан. — Видишь, сколько там людей? А сколько девочек вокруг тебя? Одна. ОДНА! — проревел я, понизив голос до шепота. — И еще две где-то в отдалении шляются. А если в толпе убийца?

Она хотела что-то ответить, но я не дал:

— А вон там? — И указал на дом. Мы выглянули из-за колонны — он находился под другим углом зрения. — Знаешь, детка, если посадить туда снайпера, ты труп! Или туда. Ну, или вон туда. Нет, серьезно! — деланно-обиженно засопел я, когда она начала смеяться. Губы в улыбке растянулись и у стоящей рядом телохранительницы, и у обеих поодаль, и даже у Оливии. Не улыбалась только Тигренок.

— Слушай, тебе может и смешно, но мне нет, — обижено завершил я 'наезд'. — И если есть возможность не подставляться — считаю, лучше не подставляться.

— Это всё? — прекратила смеяться ее высочество, настроение ее явно улучшилось. — Хуан, за заботу, конечно, спасибо, но с чего вдруг ты обо мне так печешься?

— Во-первых, — ядовито сощурился я, — я не враг тебе, уже говорил. Какие бы политические взгляды ни разделял, я против, чтобы лилась кровь, и тем более кровь невинных. И тем более невинных сеньорит, — закончил я, показно сбившись, как и положено парню, которому она нравится. — Во-вторых... Mierda, ты представляешь, что сделает твоя мать, если во время покушения на тебя я буду стоять рядом? С моим-то послужным списком?

Выразительная пауза.

— Она вначале прикажет проткнуть меня чем-нибудь острым, — начал пояснять я. — Сделать больно-больно. И только после спросит: 'Кто еще участник и с кем ты был в сговоре?'

А после вновь прикажет делать мне больно-больно, потому, что не поверит, что я не при чем. И ее... Эта... Гарсия — так ее зовут? Вашего специалиста делать больно-больно?

Фрейя кивнула, пытаясь читать в моем лице, какова цель данной отповеди. В заботу, само собой, она не верила.

— Так вот, а сеньора Гарсия с радостью этот приказ исполнит. Про нее легенды ходят, что она младенцами питается, и, думаю, те не на пустом месте возникли.

Ее высочество на такое высказывание только фыркнула, но свою оценку обо мне еще не сделала.

— Хуан, спасибо, — выдавила она, наконец. — Давай по порядку. Там снайперы, в том здании, — указала она на дом напротив. — В толпе наши агенты в штатском, — перевела руку на фонтан. — Девочки... Девочек больше, не трое, — закачала она головой. — Я понимаю, ты не специалист по организации охраны, но такие элементарные вещи знать должен. Не поверю, что не знал!

— Знал... — Я виновато посмотрел в пол. — Правда, все мои акции протеста ограничиваются яйцами, брошенными в некого нехорошего camarrado... Но словосочетание 'фаршированный Шимановский' мне очень сильно не нравится, чтоб играть с такими вещами. Да, примерно знал.

Фрейя улыбнулась.

— Тогда к чему этот наезд?

Я поднял глаза.

— Твоя мачеха.

Пауза.

— Послушай, маленькая богиня, я маленький человек. Да, я тебя не боюсь, и вообще никого не боюсь. Но до тебя я ни с кем подобного уровня не общался! Конечно, у меня... Экзотические для вашей среды взгляды...

...Но зачем ТАК? — закончил я на повышенной ноте. — Я же не умышляю в твою сторону ничего плохого!

— Угрожала? — растянула ее высочество губы в задумчивой ухмылке.

— Не сильно. — Я картинно поежился. — Но доходчиво.

— Хуан, — она доверительно взяла меня за руку, — я знаю свою мачеху. Да, она может устраивать театральные эффекты. Но если бы тебя хоть в чем-то подозревали, поверь, я бы с тобой не общалась. Тебя бы ко мне не подпустили.

— Но зачем же ТАК... — повторился я.

Она покровительственно улыбалась.

— Работа у нее такая. Это всё, что ты хотел сказать?

Я покачал головой.

— Нет. Я хотел выяснить, нет ли чего еще. Второго дна. Может ты... И она... И я...

Фрейя покачала головой в ответ.

— Нет. Ты — обычный парень. Не бери на свой счет. Просто стандартная процедура. Это всё, что могу сказать.

Я облегченно вздохнул, будто камень упал с души.

— Спасибо. И еще, звезда моя, давай ты все-таки не будешь лишний раз подставляться? — еще раз кивнул я в сторону двора, сверкнув глазами. Ее высочество покатилась в раскатах хохота.

Когда собрался уходить, взяв под локоть Беатрис, меня настиг ее вопрос:

— Интересно, зачем она тебе угрожала после того, что ты вытворил в Верховном суде? Когда слушалось 'марсианское дело'?

Я обернулся, встретился с нею взглядом. Фрейя смотрела спокойно, с достоинством человека, знающего много и соизволившего вскрыть часть карт. Я ответил ей таким же взглядом заядлого картежника.

— Вот именно поэтому и не понял. — Вымученная улыбка. — Но ведь ты сама только что сказала, это не угроза. Значит, всё в порядке?

Пауза.

— Послушай, что бы там ни было, я все равно остаюсь нелояльным республиканцем, чтобы со мной церемониться, на каком бы суде и с какими бы последствиями ни выступал, — вырвалось у меня, словно самое сокровенное. — Ладно, извини, мы пойдем. Скоро на сцену, а наша группа первая...

Всё, антракт. Теперь под локоть Тигренка, и к главному входу. Надо успеть проинструктировать ее, пока не начался концерт. После, возможно, будет поздно. Строптивая, может, и укрощена... Частично. Но это значит, что начинается совсем другая игра с совсем иными ставками.

* * *

Se sai come trovarmi

Se sai dove cercarmi

Abbracciami con la mente

Il sole mi sembra spento

Accendi il tuo nome in cielo

Dimmi che ci sei

Quello che vorrei

Vivere in te

Фрейя тянула. Первые несколько раз спотыкалась, но интуитивно прочувствовала и нашла шаткий баланс, как надо спеть. Подобрать слова мне, немузыканту, трудно, но я видел процесс в виде коридора, в рамках которого нужно как бы пройти, где повышая, где понижая, а где вообще эмоционально взрываясь, чтобы песня не просто звучала, а гремела. В хорошем смысле этого слова.

'Adajio' — вещь известная. В отличие от средневековой попсы, которую я пытался впарить до этого, ее знают все, кто достаточно тесно касался классической музыки и классического вокала. Мало какой песне досталась такая слава.

Естественно, дон Бернардо его знал, и знал превосходно. Но у профессионалов есть болезнь, обильно портящая им кровь, называющаяся 'замыленный глаз'. Он искал для дочери крестницы нечто необычное, из того, что ему неизвестно, пропуская мимо шедевры, валяющиеся под ногами. Я понимал его, ой как понимал, как и то, что изначально он попросил меня подобрать песню именно по этой причине. Да, его просьба — часть плана по воздействию на ее высочество, но при этом вполне себе полноценная операция по реальному поиску реального шедевра. Скорее всего, он допускал, что я не подберу, и у него был план действий на случай неудачи, но запускать его после случившейся истории не осталось времени. В крайнем случае, если бы материал не подошел именно его подопечной, он использовал бы его в других проектах. Так что это не очередная 'благотворительность' в рамках плана королевы, а своеобразное, но партнерство.

Вторым приятным сюрпризом стало то, что пару лет назад ее высочество разучивала эту песню, в качестве тренировки, домашнего задания. Разучивала на испанском, в современном переводе, но третьим сюрпризом оказалось, что она прекрасно владеет итальянским. Причем не современным мусорным с примесью турецких, арабских и албанских словечек, какие выдает в эфир Кассандра, а классическим, оставшийся лишь в учебниках, да в памяти потомков итальянских эмигрантов в Латинской Америке. Тот итальянский, что сродни моему французскому, с которым меня поймут где угодно, только не во Франции. Но нам требовался именно такой реликт.

Так что разучивание песни, которую я досконально помнил на слух, много времени не заняло. Я на ходу корректировал, поправлял маленькую богиню, пока она всё не запомнила, и когда приступили к репетиции, часы еще не пересекли отметку 'полночь'.

Следующие два часа я наблюдал за профессионалами в работе, впитывая, как примерно это должно выглядеть. Дон Бернардо казался матерым волком, я поразился, как остро это чувствовалось. Каждый его совет, даже если дело касалось мелочи, делал исполнение лучше, краше. Вот, вроде ерунда, и незаметна нетренированному уху... А оказывается, без нее (или наоборот, с нею) песня звучит совсем иначе!

Фрейя тоже демонстрировала уровень, на лету схватывая там, где мне понадобился бы не один час внушения и разжевывания. И вообще, слушая ее, я всё больше понимал, что отношение мое к ней меняется, и меняется в лучшую сторону. Когда человек бездельничает, слоняется, организовывает пьянки-гулянки от скуки, или сам себе придумывает занятия, подчас жестокие, от которых страдают люди вокруг... Это плохо. Взять того же Эдуардо, ее братца. Я не слышал о нем ничего хорошего. Юбки, пьянки, машины, сетевые игры. А тут... Нет, не хобби. Хобби это то, чем занимаешься в свободное время. Тут же занятие, которому посвящены если не все, то очень большие силы.

Да, она не будет звездой. Но для того, чтобы подняться над обыденностью, стать в чём-то лучше других, девочка отдает себя, старается. Возможно сейчас людям от ее занятия ни жарко ни холодно, но когда она станет королевой, не будет (надеюсь) сворачивать в сторону от проблем и опасностей, смело заглядывая им в глаза.

В общем, я получил удовольствие. И по прошествии часов трех, ее выступление было практически готово. Конечно, я видел его не так, как дон Бернардо, выжать из песни можно было и больше... Но Хуан Шимановский может быть кем угодно, только не специалистом в области музыки, чтобы пытаться лезть и диктовать свое видение. Спасибо, что хоть из зала не выгнали.

Фрейя меж тем подходила к финалу, всё повышая и повышая интонацию, добавляя все больше и больше энергии в голос:

Il sole mi sembra spento

Abbracciami con la mente

Smarrita senza di te

Dimmi chi sei e ci credero

Musica sei

Adagio!!!...

Вытянула! Молодец! Все-таки есть у нее способности! Жаль, что широкая публика их так и не оценит в полной мере, и ей до конца дней суждено петь лишь для самой себя. Но выбирать родителей и происхождение нам не приходится, как наследница престола она стране нужнее.

Музыка смолкла. Ее высочество стояла посреди сцены, бессильно опустив руки. Они устали, оба — и она, и дон Бернардо. Устали давным-давно, елозя различный материал в течение всего сегодняшнего дня. Но в момент моего прихода и сейчас это были две совершенно разные усталости. Вплоть до мгновения, как я произнес волшебное слово 'Adadjio' я видел разбитых людей, готовых сдаться, капитулировать, и не делающих это на одном голом слове 'надо', ввиду ответственности за взваленные на себя обязательства. Сейчас же они походили на выжатые лимоны, особенно Фрейя, но настроение у обоих было поднято до небес. Счастливые люди, в самой отчаянной ситуации увидевшие, что смогут выкарабкаться, победить, и выкладывающие для этого все силы. Пожалуй, такой энергии, как в ту ночь, я не видел в своей творческой карьере никогда, ни до, ни после. Уже за это ее стоит запомнить, поставив в качестве примера саму себе.

Итак, рядом со мной находились усталые, вымотанные люди. Но люди безумно счастливые. И от меня требовалось, чтобы они таковыми и оставались.

— Что скажешь, Хуан? — обернулся старик Ромеро. — Есть замечания, предложения?

Я пожал плечами.

— Неплохо. Я бы даже сказал, отлично. Но не хватает эмоций.

Ее высочество на сцене презрительно фыркнула. Впрочем, я бы удивился, не сделай она этого. Дон же Бернардо заинтересовался.

— То есть?

Я покачал головой, словно отгоняя наваждение.

— Оставьте. Всё хорошо, просто отлично. Рекомендую отпустить вашу воспитанницу поспать перед концертом. Да и вы пару часов перекемарить успеете — силы вам сегодня понадобятся.

Глаза старика сузились.

— Хуан, я спросил тебя. Твоя задача мне ответить. В чем проблема?

— Проблема в том, что я не профессионал. — Я выдержал его взгляд и даже попытался надавить своим. — Я не знаю, как что надо делать правильно, как что должно звучать. Я вообще ничего не знаю!

— Но ты видишь картину так, как увидит из зала простой зритель. Неискушенный, — парировал он. — И поэтому мне интересно знать именно твое мнение, как человека не знающего и не разбирающегося. Тебе что-то не нравится, ты что-то увидел свое, так? И я хочу это услышать.

— Нравится, не нравится... — Я тяжело вздохнул и поднялся, намереваясь сделать самое мудрое, что только возможно — свалить отсюда. В конце концов, через несколько часов репетиция и у меня. Генеральный прогон на сцене, первой большой сцене в жизни, это вам не хухры-мухры! И тоже неплохо вздремнуть, хотя бы в машине. — Но во-первых, кто я такой, чтобы вам что-то указывать? А во-вторых, — я бросил взгляд на во все уши слушающую нас Фрейю. — А во-вторых, что бы я ни сказал, какую бы оценку ни дал, ее высочеству это не будет интересно. Она сделает с точностью до наоборот, а портить ей выступление мне не хочется.

— Хуан, сядь! — голос дона Бернардо налился сталью. — Я тебя не отпускал!

Я хотел возразить, что свободный человек, но не стал. Не дело это, ссориться со стариком на ровном месте. Наигранно вздохнул, вернулся.

— Хуан, здесь только я решаю, кто и что будет делать. И как делать. — Дон Бернардо бросил через плечо взгляд на сцену, в котором для его воспитанницы не было ничего хорошего. Впрочем, та к таким привыкла и лишь прилежно опустила глаза в пол. — И если мне интересно твое мнение, значит, я его выслушаю. Делать же что-либо, или не делать, соответствует услышанное моим ожиданиям или нет — не твоя забота. Всё понял?

Я кивнул.

— Так что пересядь сюда, ко мне, и начинай излагать. А она послушает. И будет слушать ОЧЕНЬ внимательно, — вновь обернулся он к сцене и глаза его сверкнули.

Я обошел два ряда, пересел. Что ж, раз вопрос стоит таким образом...

— Итак, эмоции, — начал излагать я, призывая в помощь всё доступное красноречие. — Ее голос не оперный, скорее очень качественная попса, и это накладывает отпечаток. Там, где оперной диве достаточно вытянуть куда-то в фальцет и одним этим раздавить слушателя, ее высочеству придется брать чем-то другим. Например, искренностью. Выжиманием ситуации. Ей должны ПОВЕРИТЬ, — сформулировал я. — Поверить, она поет про себя и это случилось у нее в жизни. Ну, или нечто, как две капли воды похожее.

Пауза, хапнуть воздуха.

— Да, она демонстрирует профессионализм, — продолжил я, игнорируя сложенные трубочкой губки принцессы. — Но это холодная сталь остро отточенного клинка. А я вижу эту песню в виде комка пламени, — сделал я непонятный жест перед собой. — В виде энергии, сметающей всё на пути. Ее высочеству нужны эмоции, нужно разорвать перед зрителем душу, выставив напоказ. 'Смотрите, у меня там больше ничего нет, я показала вам всё, что было!'... — Я потерялся, дыхание сбилось. — Дон Бернардо, — повернул я голову к старику, ища поддержки, — я не знаю, как сказать по-другому. Эмоции. Душа наизнанку... Только так. А не голое мастерство и баланс в тональностях.

Старик молчал с минуту. Наконец, поднял глаза на сцену.

— Всё поняла?

Фрейя вновь попыталась фыркнуть, но получилось у нее не очень. Видно, ее величество всё же вбила в головку дочери искусство прислушиваться к аргументам противников, признавая их правоту, даже если эта правота им очень не нравится. Государственный подход, наследница...

— Да. — Ее высочество повесила на лицо показное безразличие.

— Эмоции, эмоции и еще раз эмоции! — подвел итог старик. — Ты живешь ими. Пробуем!

Он отдал команду искину, музыка заиграла вновь.

Следующие часа два я был на коне. Вот это и называется 'карт-бланш', ради такого стоило заваривать всю эту кашу с музыкой и песнями.

Я 'рулил' ее высочеством. Раз за разом высказывал, где и как она не права, где недотягивает. Пару раз выходил на сцену и пытался продемонстрировать, используя мимику и жесты. И она слушала, не смела даже пикнуть, старательно пытаясь выполнить все требования. Я был режиссером, и это было круто!

— ...Не верю! Вот в этом месте, второй куплет, начало. Ты лажанулась, а потом...

— ...Нет, не дотягиваешь. Голос ты вытянула, только мне все равно на голос. Я хочу не абстрактную сказку, а твою личную историю.

— ...Почти. Совсем чуть-чуть, но не хватило. В самой концовке. Не верю...

-...Бени, может хватит? — раздался ее полный обреченности голос, когда я почувствовал, что то ли выдохся, то ли она и вправду спела гораздо лучше. — Всё, я не могу больше! Убери из зала этого, или я сама сейчас уйду! Уйду и не вернусь, и пусть хоть Венера с орбиты сойдет!

Старик Ромеро, надо сказать, дав мне в руки карты и позволив командовать, всё это время молчал, вмешиваясь лишь для уточнения творческих моментов, когда я, не владея терминологией, не мог связно пояснить, что хочу. Всё остальное время лишь наблюдал за нами, оставляя свои мысли при себе. Я не мог понять, всё ли делаю хорошо, правильно ли, не заносит ли меня, и думаю, о том же думала и Фрейя. Но поскольку он молчал, ее высочество не смела 'бузить' и слушалась. Наконец, когда ее прорвало, соизволил вмешаться:

— Девочка, но ведь у тебя получилось! Гораздо, гораздо-гораздо лучше! — Он выдал подбадривающую улыбку. — Знаешь, этот юноша тот еще тип. Хам, своевольный, не признающий авторитетов... Но когда касается дела, ему нет цены. И как бы ты к нему ни относилась, поверь, он тебе сильно помог! Очень сильно!

— Бени, я...

Что 'я' ее высочество сформулировать не смогла.

— Ты меня знаешь, девочка моя, я никогда никого зазря не хвалю. Как и не возвожу напраслину. И я говорю, у тебя получилось гораздо лучше. Да, вот так, с надрывом, с мимикой, с эмоциями...

— Но я сбиваюсь в одном месте! — чуть не вскричала она. — Ты же слышал, голос дрожит! Не факт, что у меня получится на концерте!

— И пусть дрожит! — выдал вердикт дон Бернардо. — Пусть сбиваешься! Зато все не просто слышат и видят тебя, они ЖИВУТ тобой! Той песней, что ты поешь! Хотя гарантирую, в зале и один из ста не будет знать итальянского.

— Но ты знаешь!

— Нет. — Он покачал головой. — Я специально не смотрел перевод, а этот юноша тебе диктовал уже готовую версию текста. Я вижу песню так же, как зритель в зале, и я ВИЖУ. Всё хорошо, у тебя получается. — Он снова расплылся в довольной улыбке, и ручаюсь, в этот раз его мысли касались не только песни. Но так же и вашего покорного слуги, и крестницы, и ее безумных планов.

Фрейя стояла, разинув рот, не зная, как реагировать. Наконец, придя в себя, хмыкнула.

— Еще раз. Кармен, музыку!

Кармен — искин школы. Причем в данный момент практически все вычислительные мощности ее 'болтались' без дела: исключая контроль над охранными системами, занималась она только нами.

— Хуан, я не сказал ни слова неправды, — тихо произнес дон Бернардо. — Но тебе совет — не возгордись.

Кажется, я непроизвольно посмотрел в пол.

— Буду стараться, сеньор.

— Но и не тупи. Будь увереннее, — закончил он, всецело переключаясь на воспитанницу.

'Да, сеньор. Фейсом вас...'

'Заслужил'.

'А может и правда, — вскинулся я чуть погодя, поймав следующую мысль, — хватит строить из себя несогласного? И попробовать с ее высочеством тактику бульдозера?'

'Наконец, дошло, мой друг! — показно вздохнул мой ироничный собеседник. — Тем более, что после концерта после всех этих финтов ее высочество за тебя возьмется очень и очень плотно, юный сеньор.

'Значит, бульдозер, — подвел итог я. — Как самая выигрышная стратегия'.

Оставшуюся часть репетиции я ее почти не мучил — у нее и вправду получалось. Но совсем уж молчать — не уважать себя, так что пришлось еще несколько раз полаяться. Дон Бернардо вновь не вмешивался, хотя, понимал, что к чему. Видно придерживался той же стратегии — критика лишней не бывает, и если уж сказана незаслуженно, то как минимум удержит тебя в тонусе. Наконец, после пятого или шестого раза, когда почувствовал, что ее высочество механически воспроизводит всё, о чем мы так долго воевали, что способна спеть на том же уровне 'по памяти', успокоился и опал. Часы показывали почти шесть утра.

— На сегодня всё! — закончил балаган дон Бернардо. — Спускайся. — Это Фрейе. — Хуан, посиди здесь, я сейчас приду.

Ее высочество села рядом. Уставшая, обессиленная — только язык не вываливался.

— Никогда не думал, что песню можно разучить за ночь, — покачал я головой, чувствуя, что молчание — не самая лучшая модель поведения. Она согласно кивнула.

— Да, я тоже. Хотя нам помогло, что я знала эту песню. И знала итальянский.

— Если что — спела бы и на испанском, — предположил я. Ее высочество вновь кивнула.

— Разумеется. Пойдем, поможешь.

Она подошла к последнему ряду. Тут, незамеченные мною ввиду второстепенности, лежали различные вещи, включая сумки с каким-то реквизитом, а также, развешенное на спинке, аккуратно висело тончайшее, практически невесомое модное платье.

— Расстегни меня, — повернулась она спиной.

Я молча исполнил просьбу — расстегнул застежку концертного платья, в котором она всё это время находилась. Застежка располагалась неудобно, в одиночку ее не расстегнуть. После чего она быстрыми ловкими движениями стянула платье с себя, небрежно отшвырнула в сторону и принялась надевать висящее на спинке. Делала она всё быстро, не поворачиваясь ко мне, но готов поклясться, меня она абсолютно не стеснялась.

— У тебя есть девочки, — махнул я головой в сторону так и оставшейся сидеть в центре зала Оливии и еще двух бойцов первого кольца, равнодушно, даже с ленцой взирающих на происходящее. Видно, что-то подобное в духе ее высочества. — Обязательно стриптиз показывать?

— Хуан, во-первых, артист пола не имеет, — фыркнула она. Говорила ровным голосом, что как минимум подтверждало, что не собиралась этой просьбой заигрывать. Чистый функционал. — Во-вторых, они телохранители. Охрана. У них свои функции. Не было бы тебя — да, попросила бы. Но ты тут без дела сидишь. Не сломаешься!

Да не сломаюсь, конечно же. Наоборот, я всегда 'за' помочь сеньорите. Несмотря на то, что ничего сверхъестественного продемонстрировано не было — красивая фигурка и шикарное нижнее белье, да и то вид сзади.

М-да, а фигурка у нее очень и очень даже ничего! За мыслями, что это инфанта как-то стало забываться, что она при этом очень красивая девушка. Совсем на меня не похоже. А всё корпус, треклятый, виноват!

Наконец, она справилась с платьем и обернулась, задрав руки и поправляя волосы.

— Что-то не так?

Я отрицательно покачал головой.

— Знаешь, я тебя обманывал. Всё это время.

Фрейя заинтересованно сузила глаза.

— Я боюсь. В смысле, менжую. В смысле, теряюсь. Ну... Того, что ты принцесса, — совершенно искренне выдал я. — Да, храбрюсь, и у меня получается...

Ее губы расплылись в понимающей покровительственной улыбке.

— Всё нормально, Хуан. Я понимаю. Ты не первый.

Она протянула руку, коснулась ею моей.

— Я вижу, ты в душе неплохой. Хотя и пытаешься выдать себя за другого, эдакого циничного прожженного анархиста, не признающего законов и правил. Ты не такой. И... Спасибо тебе. За помощь!..

Ее губы растянулись в улыбке, и улыбка эта была искренней. Пожалуй, оно того стоило, все эти мучения, ТАКАЯ улыбка искупала всё.

Я молчал, не зная, что говорить в ответ, молчала и она. Наконец, выдавила:

— Ничего не хочешь сказать?

А что тут говорить?

— Я, правда, две ночи искал ту песню, — произнес я. Откровенность на сокровенность. — Искал конкретно под тебя, под твою фактуру.

— Проедем, — вымученно скривилась она. — Всё же хорошо закончилось!

— Еще не закончилось, — покачал головой. И, кажется, только сейчас в полной мере осознал, что сегодняшняя ночь не конец. И что в концерте я тоже участвую. И что коленки мои при этой мысли начинают мелко подрагивать.

Фрейя по моей смене настроения быстро всё поняла.

— В первый раз, да?

Я кивнул.

— Я ведь и правда шел сюда, ни на что не надеясь. Знакомые услышали, как играю, и замолвили словечко. Сказав, чтобы во столько-то подошел туда-то туда-то, на прослушивание. И сразу сцена...

— Да, Бени мастер таких метаморфоз, — закивала она. — Значит, что-то в тебе разглядел. Он никогда не берется за провальные и середнячковые проекты. Даже если ему предлагают за это большие деньги и покровительство. Те, кого он находит, всегда люди достойные, хоть и незнатные.

— Прям, покраснею! — усмехнулся я.

Она тем временем закончила с укладкой одежды.

— Не стоит. Гоняет он так, что взвоешь. И проклянешь талант, на чем свет стоит. Не ты первый.

Вздох, и как итог:

— Хуан, главное не бойся. Не переживай. Это тоже экзамен, и суть его — ты должен быть расслаблен. У всех есть первая сцена, и тебе, можно сказать, повезло, что она ТАКАЯ. О, а вот и Бени...

— Буду стараться! — вытянулся и обернулся.

Дон Бернардо неспешно подошел и протянул мне две капсулы подозрительно знакомого вида.

— Стимуляторы?

Кивок.

— Не аптечные, 'домашние'. Военные. Мне такие пить не стоит, но у тебя организм молодой — выдержишь. Сейчас поедешь в Итальянский дворец, осмотришься, и начинайте распеваться. Вы первые выступаете, первые и прогоняетесь. Администратор и распорядитель будут там, всё объяснят и расскажут.

— Ясно. — Я кивнул. — А вы?

Он пожал плечами.

— Подъеду позже. Там есть кому заниматься и без меня. И это... Проследи, чтобы парни перед выступлением не вздумали потреблять!

При этих словах ее высочество презрительно скривилась.

— Так точно, прослежу, — кивнул я.

— Тогда удачи. — Он пожал мне руку. — Готова? — Это уже Фрейе. — Тогда пошли. Кармен что-то нашла в четвертой костюмерной, надо посмотреть...

* * *

Хорошо выступать первыми. Вышел, отстрелялся — и свободен!..

...Девчонок в машине я разбудил. Спросонья мне сказали что-то нелестное, но прилежно отвезли к месту назначения, завалившись спать дальше.

Пацаны уже ждали меня. Начали с ними распеваться, пока не появился распорядитель и не погнал нас на сцену, на которой что-то делали рабочие — собирали, подключали, вешали. Везде царил шум, гам, ничего не было понятно. Всё, как у Экклезиаста — суета сует. Человек, которого я заподозрил, как режиссера по звуку, что-то командовал, вначале рабочим, потом ассистентам, потом нам.

Подключили инструменты, настроили. Несколько минут подстраивали, и вновь звукорежиссер начал командовать — что-то не так. Когда звук пошел нормальный, сохранили его в памяти инструментов, отыграли свою вещь. Режиссер остался недоволен, начал спорить со звукорежиссером. Затем появился свет, нам пришлось отыграть снова, теперь со светом — с самого начала, выхода из-за занавеса. Самого занавеса при этом не было.

Звук несколько раз плыл, фонил. Вновь настройка. Потом рабочие что-то уронили, огромную и даже на вид тяжелую колонку...

...В общем, 'репетировали' мы более часа, из которых собственно репетиция заняла минут пятнадцать. Наконец, оборудование более-менее настроили, подключили, рабочие конструкции на сцене собрали. Со светом с третьей попытки получилось. Даже занавес заработал! И после итогового прогона, где нам практически ничего не мешало, наконец, отпустили. Господи, это всегда так суетно и ничего не понятно? Все орут и...

В общем, эта пытка завершилась, и слава богу. После нас скопилась очередь, и что-то мне подсказывало, остальных будут прогонять не так долго. А то и вообще недолго. И тем меньше, чем меньше времени останется до концерта. Но это уже не наши сложности, и, пообщавшись по поводу одежды, мы разбежались с парнями по домам.

Подхватив Беатрис под локоть и проведя инструктаж, чтоб не ляпнула чего лишнего, а то и просто в присутствии ее высочества помалкивала, проводил ее в нашу гримерку. Там было людно, с нами ютилась какая-то танцевальная группа. Но нам они не мешали, как и мы им. Познакомил с пацанами. Сначала она потерялась, но старалась держаться уверенно, и постепенно в колею вошла. Парни ее приняли, затащили в какую-то дискуссию на отвлеченные темы, и постепенно ее мордашка начала все чаще и чаще расплываться в улыбке — что мне, собственно, и было нужно.

Подъезжать к Тигренку пацаны не пытались, хотя перья с ее приходом распустили. Но ее маленький, но заметный животик останавливал, заставляя ограничиться стандартным флиртом. Особо преуспел Хан, но это было дело привычки — ничего серьезного, судя по его глазам, мутить не собирался.

— Как тебе ребята? — спросил я, когда мы вышли и направились в сторону зала. Время поджимало, пора было сажать ее на место.

— Веселые, — выдала вердикт девушка. И я понял, приглашением посещать свои репетиции, данное парнями, она воспользуется.

— Мы выступим первыми, — пояснил я, подведя девушку к ее входу на втором этаже. — Потом спущусь к тебе. Не возражаешь? Раз уж Марина не пришла, почему бы не посмотреть концерт как 'белые' люди? Тем более, слышал, за кулисами тут всех гоняют, чтоб толпу не создавали. Безопасность, в зале будет сама королева...

Естественно, она не возражала.

Дальше всё прошло как в тумане. Из происходящего запомнилось лишь два момента. Первый — как мы стояли за занавесом с инструментами, в полутьме, которую освещали лишь синие лампочки резервного освещения, не выдавшие нас залу, когда занавес поднялся. Как дико в тот момент хотел в туалет. После Карен пояснил, что это нервное, так бывает. И выпивка, про которую спросил, вернувшись в гримерку, помня наказ дона Бернардо.

— Тут, Ванюша, такое дело, — похлопал меня по плечу Хан. — Это не наш концерт. Программа старика. И если он нас... Того... — Он хлопнул ладонью по сжатому кулаку. — Это будет последнее наше выступление вообще в жизни. В принципе.

— Ты должен суметь выступить без допинга, — перевел Карен. — Знаю, тяжело, в первый раз — и так... Но надо!

Кто б спорил, что надо! Но мне легче не стало.

Господи, перед выступлением с Верховном суде я не чувствовал себя так скверно!

Но вот долгожданный занавес поднялся, в ухо поступил сигнал режиссера, и мы заиграли. Вначале Хан со своей партией, затем Фудзи. После я, медленно выходя вперед, на центр немаленькой в общем сцены — гораздо более той, что в малых залах школы! Ударные стационаром стояли на возвышении, Карен и Хан заняли места соответственно слева и справа чуть сзади меня. Наконец, партия Карена. Конец вступления, и... Мой звездный час!..

...Когда я спел, вложив в песню все свои силы, как на лучших репетициях, пришло осознание, что не так уж всё и страшно. В реальности в обзор попадали всего три ряда в зале, со второго по четвертый. Три! Остальное пространство скрывали тени и слепящие огни рампы. Так что плохо мне стало только когда из зала пошла волна. Нет, вначале воцарилась тишина, пауза, а затем люди начали голосить и хлопать. Много людей. Сильнее, сильнее, сильнее...

...И вот тебя накрывает вал, словно цунами. С головой, будто сносит! Ты чувствуешь каждого индивида в зале, а после и видишь — рампа немного блекнет, а свет в самом зале, наоборот, загорается. Не на полную мощность, но становятся видны все ряды, один за другим, один за другим...

...Господи, сколько же тут народа!.. Тысяча? Две? Три? Зал-то огромный!

Только тогда я растерялся. И слава богу — самое сложное осталось позади.

На сцену вышла ведущая, смазливая девочка, от вида которой потекли слюнки, с приятным глубоким голосом, принявшаяся что-то щебетать, рассказывать залу. Дескать, школа искусств Бернардо Ромеро, с недавних пор носящая имя королевы Катарины, готовит вот таких вот молодых и перспективных... Ля-ля-ля. Карен, видя мое состояние, подхватил за плечи и быстро потащил за кулисы.

— Молодцы! — хлопнул кто-то по спине. Я обернулся. Старик, самолично. Стоял и улыбался. — И ты молодец. Смог все-таки! Не думал, что получится с первого раза!

Ага, не думал он. Я про себя выругался. На автомате кивнул, и, как был, со стеклянными глазами, почапал в гримерку.

По дороге постепенно начал приходить в себя. Чего это я? В действительности не так всё плохо! А растерянности в нужный момент от себя ждал даже я сам, что говорить о нем, прожженном дьяволе?

Несколько дней назад у нас с парнями была дискуссия на эту тему. Они объяснили, что выступать первым — самая неблагодарная работа. Зал еще 'сырой', не готовый тебя слушать. Зритель витает в своих облаках, музыка еще не проникла ему в подкорку, не увлекла. Сильного ставить первым нельзя — эффект его силы просто 'съестся' 'холодным' залом, низведет до уровня максимум середнячка. Но и откровенного 'лузера' ставить нельзя ни в коем случае. Иначе настрой зала будет унылым и дальше, его придется поднимать следующему исполнителю. А из затяжного 'пике' выровняться сложнее — чем больше зал 'грустит', тем больше и больше для этого надо сил.

Так что у нас получилось, мы публику завели, растормошили. Отчасти 'выстрелил' репертуар — энергичная же песня была подобрана! Но и себя недооценивать не стоит. Будучи на сцене ПЕРВЫЙ раз, не залажать... Это победа. Моя первая победа в творческой карьере.

На радостях мы жахнули с парнями в гримерке, прямо из горла, запивая апельсиновым соком, который раздавался тут в качестве прохладительного напитка, бесплатно. Танцоры ушли на свое выступление, нам никто не мешал. Посыпались тосты, заверения, которые я слушал на автомате, в пол-уха. После чего, почувствовав, что алкоголь подействовал, и сжатая внутри до предела пружина расслабилась, откланялся и пошел на прорыв.

Прорыв удался — суровая сеньора лет сорока пяти на входе под моим обаянием растаяла и в зал запустила (ангелочков я в расчет не брал — свои девчонки, лишь стандартно меня облапили). После чего я в полутьме нашел место рядом с Тигренком, присел и погрузился в волшебство, происходящее на сцене. Теперь я знал некоторые его подоплеки, некоторые моменты 'изнутри', и мог не только оценить звучание, но и его организацию. Которая, оказывается, тоже своеобразное волшебство.

* * *

— А может, не надо?

Я отрицательно покачал головой.

— Надо, пошли!

Мою Мерелин... Хм... Даже не знаю, писать 'мою' в кавычках или нет? В общем, Мерелин, оказывается, Беатрис знала хорошо. Фанатеет от нее с того самого конкурса, где та стала победительницей. Коий смотрела разинув рот в юном возрасте в прямом эфире. На данный момент она собрала все ее песни, и даже как-то чуть не попала на концерт. С концертом не срослось — у семьи не нашлось на это денег — но факт остается фактом, творчество Хелены-Мерелин моя новоиспеченная родственница обожала.

...Нет, ну, она знала и обожала и других исполнителей, выступавших сегодня. А некоторые вообще вызывали в ней приступ эйфории. Дон Бернардо постарался, собрал мастоднтов венерианской эстрады — выбирать было из кого. Но познакомить её я мог только с этой псевдо-гринго.

В общем, когда после концерта народ в большинстве своем рассосался, я вновь повел Тигренка к гримеркам, но на сей раз к тем, что располагались на втором этаже, 'элитным', что были отданы артистам в фаворе.

Людей здесь почти не было. Оно и понятно, тут у каждого артиста персональная, пусть и маленькая комнатушка, со всеми допустимыми степенями защиты. Я подошел к двери, за которой, судя по электронному табло, скрывался нужный нам субъект, толкнул. Заперто. Селектор горел ровным красным светом, а ключ-карточки у меня, естественно, не было. Нажал на 'вызов'.

— Да, кто там? — раздался голос моей знакомой.

Когда мы поднимались, я увидел внизу, в холе, рядом с доном Бернардо, Пако, потому рискнул, и пропищал сильно искривленным '3,14дорским' голоском:

— Это я, моя звездочка! Впусти!

Голос похож не был. Но это селектор в какой-то гримерной рядового концертного зала, а не точная аппаратура спецслужб. 'Звездочкой' же, готов поспорить, ее называет только этот хлыщ с ненормальными наклонностями, и больше никто.

Точно, лампочка сразу же загорелась зеленым, замок щелкнул. Хелена даже не переспросила. Пользуясь этим, я схватил Беатрис за руку и вломился внутрь, толкнув дверь за собой.

Перед нами стояла Хелена... С полностью спущенным верхом своего роскошного концертного платья на кринолине.

— Ты? — взвизгнула она, испугавшись, закрывая грудь сложенными локтями. — Что ты себе позволяешь? Я не одета!

Я демонстративно равнодушно ее оглядел, затем выдал:

— Хелена, во-первых, чего у тебя есть такого, что я раньше не видел? А во-вторых, артист пола не имеет!

Первый аргумент вряд ли бы на нее подействовал, но второй, сплагиаченный мною у самой ее высочества, немного отрезвил.

— И как это понимать? — произнесла она грозно, но уже без истерики.

Я кивнул на спутницу.

— Вот. Девочка фанатеет от тебя. Просит автограф. Ты ж не откажешь в автографе своей поклоннице?

Ее лицо запылало.

— Учитывая, что поклонницу привел ты, нагло вломившись...

— Ну, вломился-то я! — беззаботным тоном перебил я тираду. — Я ж не твой фанат, мне можно. А это — она!..

Только тут, наконец, Хелена узрела животик своей 'поклонницы'. И лицо ее резко изменилось — на нем появились сопереживающие, и даже виноватые оттенки. Нет, беременной отказать она не могла, кем бы я ни был.

— Тебе, правда, нравится, как я пою? — произнесла она совершенно иным голосом.

Видя предыдущую сценку и заранее скукожившись, Беатрис недоуменно захлопала глазенками.

— Да. У меня все твои песни есть! И почти все концерты...

Дальше они перекинулись парой фраз, и начали разговор, приводить который нет смысла. Одна из них была довольна славой, что популярна и имеет таких вот простых и бесхитростных фанаток, другая — что попала в святая святых к кумиру. Плевать, что кумир из второго эшелона. В обычной жизни она не попала бы и сюда, а значит, надо пользоваться моментом.

— Короче, давай помогу, — произнес я, обрывая завязавшийся разговор. — Если ждешь Пако — то он застрял надолго. А я уже здесь и свободен.

Хелена смерила меня недовольным взглядом, но взвесив 'за' и 'против', смирилась.

— Ты всегда такой наглый? — Повернулась спиной. — Там внизу застежка. Сверху я осилила, до нее же не дотянусь — что-то заело. Наверное, ткань застряла. А мы уже всех отпустили.

Ну да, отпустили. Концерт-то окончен, платье не из тех, что без посторонней помощи не снимешь, а в остальном девочка не маленькая, сама справится. Впрочем, причины, по которой Мерелин осталась без помощников, меня не интересовали — я был уверен, там какая-то банальщина. Главное, я пригодился, и это отличное оправдание нашего посещения.

Мысленно отдав дань линиям ее тела, я рывком расстегнул искомую застежку, в которую, действительно, забилась ткань, после чего платье рухнуло на пол. Ах да, не сказал, в отличие от ее высочества, перед Мерелин стояла зеркальная стена, в которой я видел её абсолютно всю. Поймав мой оценивающий взгляд, эта выдра опустила руки, покрутилась, демонстрируя, как красиво выглядит ее тело в одних кружевных трусиках, вылезла из платья и принялась надевать другое. Обычное, вечернее, в котором, видимо, пойдет на банкет. Банкет для своих, богоизбранных, меня туда не приглашали, но я и не собирался — что-то подсказывало, ее высочество тоже не будет там светиться.

Когда Хелена, наконец, оделась, повернулась, как ни в чем не бывало:

— Давайте! Есть на чем расписаться?

Расписаться на чем не было. Что я и сказал вслух, переглянувшись с ошалевшей от представления девушкой. Кумиры и небожители превращались для нее в обычных людей, могущих попозировать перед незнакомцами практически неглиже из глупого желания выпендриться. Но в этом я не видел ничего плохого — все мы люди, пусть всегда помнит это.

Вновь взгляд на животик Беатрис. Видно, не будь его, Хелена все-таки выставила бы нас за дверь.

— Ладно. Найдем. — Щелчок перед лицом, на которое тут же спустился вихрь козырька с главным меню. Палец проткнул горячую клавишу.

— Пако? В машине лежит несколько моих плакатов. Остались... Да, с того вечера. Попроси кого-нибудь принести мне один. Нет, сама не могу, я раздетая. — Кривая мина человека, выслушивающего нелестное о себе, но продолжающего настаивать. — Нет, срочно. Я сказала принеси! — ее голос налился сталью. — Прикажи кому-нибудь, пусть принесут!

— Всё будет хорошо, — произнесла она, трепетно улыбнувшись девушке, отключаясь и смахивая козырек. — Сейчас будет.

Они вновь заговорили о чем-то своем, женском, начав с музыки и переместившись на недоступные нам для понимания темы. Попутно Хелена складывала и убирала своё шикарное платье. Беатрис всё больше и больше раскрепощалась, ещё полчаса — и почувствовала бы себя тут своей. Я не мешал, стоял тихо в сторонке, просто наблюдая за обеими. Но вдруг щелкнул замок и в гримерку ввалился Пако.

Судя по блеску в глазах, за день рождения школы он уже принял, но совсем недавно — только-только, и чуть-чуть.

— Это еще что такое? — нахмурился он, окинув нас глазами.

Я помахал рукой.

— Всё нормально. Пришли сказать Хелене, что она молодец. Классно спела!

Пауза. Непонимающее молчание.

— А это ее поклонница, — пояснил я, указав на Тигренка.

Видно, Пако не хотелось разбираться и ругаться, ставить кого-то на место — его ждал банкет. Да и животик он, опытный ловелас, заметил сразу, и скис. Потому быстро сказал Хелене что-то о делах, протянул плакат и удалился, демонстрируя, что очень и очень торопится. Ну да, я как бы свой, без кавычек, теперь мне такое спускать можно. На 'переодетость' же подопечной даже не обратил внимания.

— Держи! — Хелена размашисто расписалась жирным маркером на собственном плакате, хорошем, из качественного пластика, и приписала что-то от себя. Что-то душевное, ободряющее. И дорисовала сердечки.

Беатрис взяла его, свернула, и, как какую-то ценность, приложила к груди:

— Спасибо!

— Надеюсь, всё у тебя будет хорошо! — заговорщицки прошептала Мерелин, подмигнув. После чего открыла дверь и подождала, пока мы выйдем. — Удачи вам!

— И тебе удачи!.. — пролепетала Беатрис в ответ.

Хелена встретилась со мной взглядом, но ни злости, ни презрения, ни каких-то ярких эмоций в нем не было. Так смотрят на хороших, но нагловатых надоедливых знакомых из своего круга общения, коллег по работе.

— Пока-пока! — и закрыла дверь.

— Пока! — успел помахать и я.

'М-да, Шимановский! С повышением!' — успел произнести мой бестелесный собеседник, когда из-за спины раздался голос:

— Чего это вы тут по чужим гримеркам шастаете?

Мы обернулись. Ее высочество. И две девочки, одна рядом, одна чуть поодаль. Стояли около поляризованного окна, наблюдая за тем, что происходит снаружи. Окно это выходило к фонтану во дворе, и посмотреть там было на что. Оставив Беатрис, прошептав, чтобы стояла здесь, я подошел к ним.

— Да вот, решили зайти. Благодарности принять. Хорошо же получилось!

Фрейя нахмурилась.

— Опять камень в мой огород?

Я глянул вниз. У фонтана стояла небольшая толпа, причем из тех, кто 'в теме'. 'Ромеровцы' низшего звена, вроде наших танцоров и моих напарников по группе. Те, кто не участвует в банкете и собирается отмечать своими силами. Ну, и плюс всё еще не разошедшиеся зрители.

— Твой? — Я нахмурился и покачал головой. — Ни в коем случае. Ты — это ты. С тобой у нас одни взаимоотношения. Она — это она. С нею другие. Или хочешь сказать, что девушка не имеет права высказать благодарность помогшему ей симпатичному парню, дав автограф его далекой от мира музыки родственнице?

— Бени мне рассказывал про другую благодарность, — ядовито фыркнула Фрейя, глазки ее сузились. — И эта благодарность блестела золотым цветом.

Я философски пожал плечами.

— Благодарность — благодарностью, комиссионные — комиссионными. — После чего развернулся уходить, но она окликнула.

— Стой! — Обернулся. — Я специально искала тебя после концерта. — Пауза. — Хуан, я не хочу быть должной или обязанной. Извини, раньше было некогда, только сейчас.

Она раскрыла маленькую тканевую сумочку размером чуть больше раритетного кошелька, которую держала в руках. И протянула из нее мне несколько... Золотых пластинок.

— До концерта не успела, курьер задержался. Это тебе. И... Спасибо за помощь! — Ее глаза потеплели, в них полыхнула искренность. — И за ту, что хотел... Но не получилось, — смущенный взгляд в пол, — и за ту, что получилось.

К слову, спела она сегодня замечательно. Аплодировал зал не стоя, но это был один из самых ярких моментов.

Я взял пластины в руку. Ого, тяжеловато! Да тут не несколько тысяч империалов! Немного подумал, протянул другую руку, в которую она вложила пустую сумочку. Совершенно пустую, я как бы мог ее забрать, чтоб не рассовывать золото по карманам и иным ненадежным местам.

Подержав и взвесив сие богатство в руке, я подумал и демонстративно вложил пластины обратно. После чего протянул сумочку ей.

— Возьми.

Фрейя на автомате послушалась, взяла. После чего до нее дошло — протянула ее назад и вспыхнула:

— Хуан, я не играю в дурацкие игры! Это вопрос престижа! Ты старался, потратил усилия, и я обязана тебя наградить! В конце концов, я принцесса, и мои долги автоматически ложатся пятном на честь семьи!

Интересная девочка. И честь для нее звук не пустой. Ишь, курьера посылала!.. А в гневе как прекрасна!..

Я глянул на нее в упор таким презрительным взглядом, что она стушевалась.

— Маленькая богиня, ты действительно думаешь, что мне нужно твое золото?

— Что же тебе нужно? — парировала она, не собираясь сдаваться. — Или скажешь, помогал из голого альтруизма? — Пауза. — Нет, скорее выслуживался перед принцессой. На будущее. Инвестиции делал. Не так?

— Плевал я на будущее! — почти рыкнул я, сверкнув глазами. — И тем более плевал, что ты — принцесса. И за время нашего общения уж это ты должна была понять.

Она снова стушевалась. Ай да я! Но собралась, и даже сверкнула глазами:

— Тогда чего ж тебе надо?

Вот она, точка экстремума. Пора.

И я закончил представление, последний концерт на сегодняшний многострадальный день. Протянул руки, сгребая ее в охапку, и впился в губы.

— М-м-м-м-м!!!...

Фрейя попыталась что-то прохрипеть, протестовать, заколотила ручками по спине... Но тут же опала, вливаясь в этот интересный и сокровенный процесс межличностного общения под названием 'поцелуй'.

Сколько прошло времени — не знаю, не скажу. Когда целуешь такую девочку, и когда она целует тебя, время не имеет значения. Но, наконец, я ее отпустил.

Отдышавшись, она подняла глаза, пряча бесенят в уголках глаз:

— Это смелая заявка, Хуан! Уверен, что потянешь?

Я выдал в ответ самую самоуверенную, но при этом невероятно искреннюю свою улыбку.

— Меня такие вопросы никогда не останавливали. До встречи, красавица!

Чмокнув указательный и средний пальцы, я поднес их к ее носику. После чего развернулся и все-таки пошел прочь. Концерты удались. Все. Заявки озвучены. А вот теперь поиграем! В игре совсем-совсем, совершенно иного уровня!..

— До встречи!.. — задумчиво произнесли сзади.

 

ЧАСТЬ II. КАБАЛЬЕРО

Глава 9. Рыцари и принцессы

Малышни в этом году прибыло много, аж четыре подразделения вместо положенных двух. Ну, третьим приняли взвод вместо списаных раньше срока хранителей, но четвертый... Корпус явно начал набор численности. К добру, к худу, оправдано это, нет — пусть голова болит у королевы и офицеров, но то, что что-то изменилось, сдвинулось, заметно даже невооруженным взглядом.

Например, все обратили внимание, что наказующие начали предельно жестко пресекать не только неуставщину по отношению к 'зелени', но и драки между полноправными ангелами. То есть, был взят курс на консолидацию коллектива, на создание единого монолита. Так же были увеличены нагрузки по боевой подготовке, и до этого немаленькие. Вывод? Королева к чему-то готовиться, и туз в ее рукаве должен быть не просто тузом, а неким сверхкозырем.

Это было первое увиденное мною пополнение. В марте у кандидатов проходит первый, теретический этап отсева, в апреле-мае — второй, на полигоне в Сьерра-дель-Мьедо. После чего сильно поредевшие коллективы еще немного 'дрючат', и в июне-июле, уже после посвящения 'зелени' до кадровых бойцов, привозят сюда, на базу, где начинают гонять и в хвост и в гриву в атмосфере, близкой к той, в которой им придется служить до тридцати пяти лет.

Эти девочки ничем не отличались от других сверстниц, попавших в незнакомую и условно враждебную обстановку — настороженные взгляды, отторжение, принятие в штыки всего вокруг. Дикие волчата, а не дети! Мне было при встрече с ними не по себе, и девчонки, все, кого знал, уговаривали, чтобы не 'заморачивался', что так и должно быть. В Сьерра-дель-Мьедо они прошли не просто отбраковку, а психологический отсев в экстремальных условиях, в которых любой шаг мог стать последним, а любая из напарниц ударить в спину, чтоб отчислили тебя, а не ее. Это стресс, который накладывается на и так расшатанную психику детей из приютов. Именно борьба с этим злым огнем в глазах и есть работа Катарины и остальных штатных психологов. Но мне, повторюсь, все равно было не по себе.

Первые сказки после их появления прошли старым составом. Я просто боялся приглашать пополнение в слушатели! Мало ли, как себя поведут — вдруг последует неадекват? Несколько раз попытался навести мосты в столовой и в кубрике, куда их выпускают до двадцати двух ноль ноль, прощупать почву, но получил лишь настороженные взгляды и нестройный хор ответов на вопросы — взрослому ангелу, да еще мужчине, перечить они не смели. Причем, они не боялись меня, как мужчину — эти девочки от мужчин еще не отвыкли, боялись меня в принципе.

— Что ты от них хочешь, Хуан? — усмехнулась Катарина, когда я пришел к ней с разговором. — Так и должно быть.

— Хочу помочь вам, — не моргнув глазом ответил я. — Хочу повлиять на них со своей стороны. Неформальной.

Лока Идальга задумчиво покачала головой.

— Они еще полгода будут из столовой тайком булочки выносить и прятать. И не только булочки. Даже если их на убой закормят. Нет, оставь их в покое, Чико, у нас есть опробованные методики отшибания им приютских рогов — вот и не мешай.

— Я не хочу мешать, — не сдавался я. — Я просто хочу понять, с какой стороны зайти, чтобы быть услышанным.

Какое-то время она молчала. Наконец, выдала:

— Надо запустить инфу, что твои сказки — это круто. Вещь, котирующаяся среди взрослых ангелов.Это недалеко от истины, важно, чтобы эта информация дошла до них. Озадачь своих 'пятнашек' и 'зелень' — они по возрасту максимально близки. Пусть парочку человек из молодняка на это мероприятие затащат 'по блату', а дальше сработает эстафета. И все они будут твои. Вопрос в том, что им рассказывать...

— Солнышко, именно за этим я и пришел — что им рассказывать? — косо скривился я. Ибо и информацию о 'крутости' к тому моменту уже внедрил, и даже отклик получил — девочки страсть как захотели приобщиться к местному культурному мероприятию. Пока самые 'крутые' из них, но иного и не следовало ожидать.

— Попробуй для начала сказки, — произнесла Катарина. — Просто сказки, без философских закидонов. Они дети, и еще не столкнулись с реальностью. А старые добрые детские истории поймут.

В 'сказочной', как окрестили аудиторию, выделенную Мишель для этого таинства на постоянной основе, в тот вечер набилось народа выше крыши. 'Зелень', кое-кто из кадровых ангелов и почти вся 'малышня' — а это пять десятков человек! Я упросил Норму, оставшуюся за оперативную, договориться с кураторами, чтобы не 'драконили' детвору временными рамками — хотя бы в этот раз. Итого собралось более сотни слушателей, стояли и сидели на любом свободном участке — столах, стульях, принесенных подстилках и даже на голом полу. Такого аншлага еще не было никогда.

— Итак, у нас пополнение, — начал я, обводя всех глазами. — Поскольку служить нам долго, вместе, предлагаю познакомиться. А заодно выяснить, кто что из вас знает. Вы знаете сказки? — обратился я к 'малышне', компактно занявший целый угол и держащейся всё так же насторожено.

Молчание.

— Хорошо, давайте я буду спрашивать, а вы отвечать. Вот ты! Да, ты, девочка, как тебя зовут?

— Альба.

— Альба, ты откуда? И какие знаешь сказки?

— Из Санта-Розы. — Глаза в пол. — Не знаю. Мама с папой никогда не рассказывали.

— А в приюте? — давил я. Это первая девочка, если ее задавить — другие пойдут на контакт легче.

Пауза.

— В приюте читали.

— Что читали? Ты нам не расскажешь? Здесь все были в разных приютах, с разными порядками, — окинул я зал, стараясь захватить старшую аудиторию.

Альба кивнула и начала перечислять.

— Хорошо, умница. Теперь ты. Как тебя зовут?

— Мария Фернанда. Можно Марифе...

Марифе отвечала уже спокойнее, настороженности в глазах поубавилось. И чем дальше, тем получалось всё легче и легче. Ну, вот, Рубикон перейден.

Постепенно я вытягивал каждую на сокровенность, выясняя поднаготную, прощупывая, что им говорить дальше. Не за один раз, разумеется — слишком много их было, но растянув процесс на несколько вечеров, своего добился и пообщался с каждой.

В тот же день я рассказал им что-то нейтральное, без особого смысла. Нет, смысл был — нужно хорошо работать, чтобы что-то получить и быть счастливым, счастье не дается просто так, но для моих историй это как бы стандартный смысл, все к нему уже привыкли.

На следующий день как прострелило. Я понял, что нужно говорить и делать. И в очередном перерыве между занятиями в школе искусств, вновь собрал всех, стараясь захватить побольше 'зелени' и малышей, как целевую аудиторию, и поменьше 'взрослых', которые привычно посмотрят меня в трансляции в кубрике или каютах.

— Ну, здравствуйте, — старательно улыбнулся я всем, обводя аудиторию глазами. Привычное недоверие у новичков осталось, хотя не было таким диким, как первое время. 'Зелень' же давно привыкла к сказкам и сидела в ожидании очередного чуда, что подкупало их младших товарищей. — Долго думал, что же рассказать, — продолжил я, прочувствовав аудиторию. — Такого, чтобы вам было интересно. И придумал. Расскажу-ка я про рыцаря в алмазных доспехах!..

— Ой, про рыцаря! — воскликнула девочка, которую я запомнил, как Хану. Это была смуглая, но светловолосая девчонка с кудряшками из сорок четвертого взвода. Да-да, сорок четвертого! Старый сорок четвертый покинул корпус, и освободившийся номер достался им. — Так вы знаете про рыцаря? А почему позавчера сказали, что не знаете?

Я показно поморщился.

— Хана, на 'вы' здесь принято называть только офицеров, мы уже это обсуждали. И то до определенного возраста. Мы все здесь — боевое братство, должны прикрывать спину друг другу. Называйте меня на 'ты' и 'Хуан'. Договорились?

— Договорились... Хуан... — Пауза. И с новой энергией:

— Хуан, ты же сказал, что не знаешь этой сказки?

Действительно, когда я спрашивал, что они знают, она назвала ее — сказку про рыцаря в алмазных доспехах. Я это название где-то слышал, но так, мельком. И на досуге пробежал глазами сеть, что это. Оказывается, есть такая сказка, непонятно как попавшая в латиноамериканский фольклор, и даже непонятно откуда. Смысл сказки — по преданию, один рыцарь получил от какой-то там феи, или мага, сверхпрочные доспехи из алмаза, которые нельзя пробить, в которых он неуязвим. Единственное условие их ношения — свершение только добрых дел, иначе доспехи рассыплются алмазной пылью. Подозреваю, это какое-то старинное фэнтези, перекочевавшее с изменениями и дополнениями в фольклор и частично забывшееся. Но память о котором кое-где, да проскакивает, как, например, в книжках семьи Ханы.

— Я не знаю ТВОЮ сказку, — покачал я головой. — Но знаю другую. Но тоже про этого рыцаря.

— Про ЭТОГО рыцаря? — недоверчиво сверлила меня глазами девчушка.

— Про ЭТОГО, — улыбнулся я. — Это немного не такая сказка, как у тебя. Причем она не одна — их много, сказок про этого рыцаря. И все разные.

В глазах окружающей детворы загорелся огонёк интереса. Я начал:

— Давным-давно, на Земле, во времена, когда там еще жили короли и драконы, когда еще существовали магия и колдовство, а мир был полон волшебства и чудес, в одной далекой-далекой стране жил был рыцарь. Бедный такой, ничего у него не было, кроме старого меча, да полуобвалившегося замка, скорее напоминавшего одинокую покосившуюся башню, чем крепость...

Дальше мою фантазию понесло. Не знал я сказок ни про каких рыцарей. Этот 'рыцарь' рождался у меня прямо тут, в 'сказочной', в голове.

Сюжет можно пересказать в двух словах. Один очень бедный, но добрый рыцарь, живший чуть ли не в нищете, случайно помог доброй чародейке. И та в качестве благодарности одарила его алмазными доспехами. Но не простыми, а волшебными

— Нет, алмаз не лучший материал для доспеха, — качал я головой, стараясь не 'прогнуться' под недовольным взглядом Ханы, отстаивающей святое право на именно свою версию сказки. — Он твердый, да. Но его можно легко расколоть обычным молотком!

Девчонки вокруг, которых я попросил посодействовать, авторитетно закивали.

— Но мама говорила, что об алмаз затупится любой меч! — не сдавалась девчушка.

— Возможно, — кивал я. — Но как насчет булавы? Топора? Ударного оружия? А стрелы? Арбалетные болты? Я уже не говорю о гауссовке, и тем более рельсовой винтовке! Ударного оружия алмаз не выдержит! Даже волшебный!

Девчонки вновь закивали, с самым серьезным видом, хотя удерживались от смеха из последних сил.

Хана раскрыла рот... Но спорить со старшими не решилась.

— Так что нет, Хана, алмаз — плохое покрытие для доспеха, — подвел итог я. — И смысл их всё же в другом. Это были волшебные доспехи, которые не могло поразить ЗЛО. Зло, а не клинки врагов — вот какая штука!

Вид у малышни был непонимающим. Я разъяснил:

— Любое зло, порожденное человеком, откатывалось от них, не в силах совладать с гранями волшебного алмаза. И в этом была сила того рыцаря. Он видел зло вокруг, и боролся с ним, совершая подвиги, местами делая даже жестокие вещи, но оставаясь при этом всё тем же веселым добряком. Не скатываясь вниз и не оскотиниваясь, — пояснил я, меняя на сей раз целевую аудиторию на старших. Старшие вновь закивали, уже серьезно — поняли. — Ну, вы же знаете, что бывает с людьми, которым в руки дается большая власть... — продолжил я повествование.

Было организовано много вечеров, на которых выпито много воды. Мишель пару раз выговаривала, что держу девочек чуть ли не до полуночи, а у них режим, и это неправильно. Чтоб закруглялся пораньше, или раньше начинал. Я про себя посылал начальницу за орбиту Эриды и продолжал делать так, как мне надо. Санкций не последовало — всё спускалось на тормозах. Потому, что эти сказки слушала не только молодежь, и не только рядовой состав. Девочки из диспетчерской всё так же вели запись, и наутро оказывалось, что о новых приключениях 'Рыцаря', как стали называть его с большой буквы, знают практически все. Потому, как он стал образным персонажем, собирательным.

Я рассказывал девочкам о жизни. О злых и завистливых королях, о жадных купцах, о продажных чиновниках. О творящих кровавый беспредел разбойниках, фанатиках-террористах, различимых даже сквозь средневековый налёт. О властных драконах, считающих себя пупом Земли, что все обязаны им подчиняться и всё такое, в которых так же угадывалась определенная социальная прослойка. И... Нет, рыцарь не боролся со всеми ними.

В этом и была 'фишка', изюминка повествования. Каждый раз, у каждой сказки, кроме самой первой, был свой собственный герой. Принцесса, которую хотят выдать замуж за плохого человека. Мальчик, сын рыбака, с которым случается что-то плохое. Прислужник злого купца. Добрый дракончик, противящийся старшим в их властных замашках. Каждый раз это была целая история, которая, иногда, длилась по три, четыре, и даже пять вечеров. С полноценным сюжетом, имеющим все реперные точки — завязка, нагнетание, апофеоз, развязка. Рыцарь в алмазных доспехах появлялся в каждом из таких произведений, но его задача была не в том, чтобы махать мечом — герои справлялись с этим и сами. А в том, чтобы повлиять на них. Поддержать и направить в нужный, самый ответственный момент, когда всё висит на волоске. В момент, когда думаешь, что всё потеряно, когда тебя одолевает отчаяние, и кажется, будто на этот раз зло победит.

Но зло не побеждало. Ибо появлялся он, сияя своими волшебными латами, и давал надежду. Шанс. После которого герои могли собраться, подняться с колен и всё-таки выстоять в борьбе с их собственным персональным злом.

Рыцарь в моих сказках не был белоручкой. И истории про него не отличались гуманностью. Я бы даже назвал их местами кровожадными — серьезные издательства за сборник таких сказок не возьмутся, цензуру не пройдут. Но я помнил, кто моя аудитория, и не боялся грязи. Девочки должны были вычленить главное — нужно защищать добро. Всеми силами, вставая и поднимаясь, падая, но снова вставая. Они не должны уподобляться злу, как отчаявшийся и ставший плохим старый дракон из моей сказки. Они должны сиять всегда.

Все они... Не так, все МЫ — рыцари в алмазных доспехах. И если это пока не так, то должны стремиться стать ими, чего бы нам это ни стоило.

Так в корпусе появилась своя сага. Начатая вашим покорным слугой, но продолженная уже и без меня, обрастая километрами страниц продолжения. Это не последний призыв, и даже не предпоследний. Люди приходят и уходят, а корпус остается. И сколько томов 'Рыцаря' в итоге будет написано... Даже не представляю.

* * *

Июнь 2448, Венера, Альфа

Музыка легкая, современное исполнение чего-то стандартно-латиноамериканского, расслабляла взвинченные до предела нервы. Хороший клуб, хоть в этом нам повезло.

— Этот подойдет? — раздался голосок Мии. Я мысленно покачал головой.

— Сразу нет. Этого ты замочишь, не доведя до постели.

— Но у него лицо миленькое!..

Женщины! У них свои критерии.

— Нет. ПОВЕРЬ, это не твой вариант, — произнес я, призвав всю доступную настойчивость.

Спорить Сестренка не стала, продолжив прогулку по окрестностям танцпола. Камера на ее плече перескакивала с лица на лицо, с лица на лицо, высвечивая для меня различных самцов, вышедших в эту ночь на охоту. И не ведающих, что симпатичная девчушка перед ними вовсе не дичь; дичь — как раз они. Причем в максимально возможном смысле этого слова.

Обзор поехал — Мия повернулась. Новые поиски. Удар, встряска — кто-то в нее врезался. Вполне вероятно, случайно. Голос: 'Сеньорита, всё в порядке?'

Картинка сместилась, высветив плечо и половину груди говорившего. Хороший костюмчик! Не деловой, но говорящий о крайней серьезности носящего.

— О, да, сеньор! В полном! — Судя по интонации, Мия включила магию. Так-так, девочка, куда торопишься? Я же не дал добро!

— Вы идете такая рассеянная... Так смотрите... — продолжал незнакомец. — У вас точно ничего не случилось?

Да высвети ты его лицо, обормотка! Специально так делаешь, что ли?

Есть. Симпатичный!

— Нет, сеньор. Правда, всё в порядке. Просто так скучно и одиноко...

Снова магия. По моим расчетам, парень должен заглотить наживку. А я еще не сделал о нем мнения! Или 'забить' уже и довериться Сестренке? У нее ведь тоже есть эта пресловутая интуиция.

Бр-р-р-р! Ну уж нет! Я поёжился — без меня она дров наломает. Как раньше ломала, со своей 'интуицией'. Они же совсем другим местом думают, эти женщины! Они — эмоции, их концентрированный комок! И эмоциональная составляющая в их 'интуиции' — главный критерий!

— Не поверите, но именно здесь одиноко больше всего... — продолжала 'обрабатывать' клиента Мия. Я перевел взгляд на сидящую рядом Розу. Кивнул ей — мол, твое мнение? Старшая Сестренка в ответ лишь пожала плечами: 'Решай сам'. Кстати, тоже чисто по-женски.

Я и решил. Что лучше дать событиям идти своим ходом — иногда от этого гораздо больше толку, чем от самых мудрых планов. Я ведь не бог, не всемогущ, не стоит ждать от меня чудес проницательности. И через время был вознагражден — судя по интонации парня и его мимике в процессе общения, а так же по оценке затрагиваемых тем, подсознание охарактеризовало его как ответственного и сугубо положительного.

— Бери, твой вариант, — произнес я, испуская облегченный вздох. Кажется, с плеч упал камень. И одновременно другой, совершенно иной камень, на оные плечи свалился. Ибо рисковать жизнью подонка и жизнью хорошего человека — совсем разный риск. А я не был уверен даже на восемьдесят процентов, что успею предотвратить его гибель, когда Мие в постели снесет башню.

'Ну ты и сволочь, Шимановский!' — привычно подал голос мой внутренний судья.

— Привет, это Хуан. А это Роза.

К моменту их прихода мы с Розитой выключили всю аппаратуру и мирно попивали чай с какими-то добавками (Мишель заразила. И правда, есть в этом что-то. Изюминка вкуса и аромата, благотворно воздействующая на настроение). Парень при виде нас скис, но кто ему сказал, что в жизни всё легко? Это он еще не знает о своей роли в сегодняшнем спектакле! Сбежал бы при одном взгляде на наши смурные рожи!

— Роза, как понимаю, твоя сестра? — Вопрос Мие.

— Хм... Как, интересно, ты догадался? — съехидничала та и прижалась к нему талией — в качестве компенсации. — Чай будешь? Они тут вкусняшки подоставали!.. — На столе возвышалась кучка специально купленных ради мероприятия пирожных.

— Не откажусь. — Парень мысленно издал тяжелый вздох и присел к нам.

Место проведения операции подарила нам Паулита. Изначально мы думали 'окопаться' в гостиничном номере, типа такого, в каком мы с моей благоверной 'зависали' перед свадьбой. Только не из шараг прямо над клубом, снимаемых на несколько часов для вполне определенных целей, а в цивильном нормальном недешевом номере недешевой гостиницы в центре. Но у нашей красноволосой напарницы в том же центре есть замечательная квартира. Однокомнатная, но по моим плебейским меркам огромная, как дворец. Одна кухня в ней превышала площадь всей нашей с мамой квартиры на улице Первого космонавта. Причем, там располагалось два дивана и три мягчайших кресла — если у Мии всё получится, спать где найдем. Как и где провести время в ожидании.

Кровать занимала половину жилой комнаты и была снабжена такой неплохой штукой, как полог с зеркальным потолком и балдахином. Зеркальный полог, скажу вам, это нечто! Вещь невероятная, заводящая с пол-оборота и несущая уйму положительных эмоций! Во всяком случае, мне счастливилось валяться на ней с сеньоритами, которые стоили такого приспособления.

На самой кровати могло разместиться человек пять-шесть — немаленькая штукенция. Красноволосая, покупая ее, явно имела далеко идущие прицелы. Остальная же обстановка комнаты была лишь её фоном и не стоит отдельного упоминания.

В общем, скромненько, но со вкусом и размахом. И главное, квартирка не относилась к разряду дешевых, так что впечатление на парня Мия произвела.

Посиделки не затянулись. Наша пациентка пыталась тянуть время, завести какую-то философскую беседу на абстрактные темы, но мое 'Гх-х-х-хм-м-м' вернуло ее на нужную стезю. Парень тоже понял всё правильно — посмотрел на меня, потом на Розу. Давай-давай, родной, достраивай цепочки! Ведь врать нехорошо, Гюльзар из кожи вон лезет, чтоб не делать этого! А признаваться, что собрались страховать напарницу, которая будет тебя убивать...

— Так, кровать наша! — произнесла Мия, так же поймав взгляд, схватила парня за грудки и потащила в комнату. Тот пытался протестовать — как минимум чай он не допил — но не усердствовал. В конце концов, ради такой кровати, чтоб застолбить на ней место у конкурирующей парочки, можно пожертвовать не только чаем!

Когда возня в комнате закончилась и воцарилась предвкушающая тишина, мы активировали все установленные приборы слежения. Балдахин Мия по уговору оставила незадернутым, но наши камеры на всякий случай находились и внутри полога. Перед операцией я потряс техотдел, затратив пару хороших вечеров на его сотрудниц, и вооружены мы были по полной программе. Защищенные 'военные' системы связи, включающие дополнительную кольцевую мембрану в ухо и несколько дублирующих микрофонов на теле объекта воздействия, наши гарнитуры слежения с навигатором визора вокруг головы, пять камер на одежде младшей Сестренки и целых восемь в комнате. Всё это миниатюрное, с защищенными сигналами, которые практически невозможно взломать и перехватить, и на которые не подействуют никакие естественные помехи, кроме герметичного свинцового бункера. И, естественно, терминал управления, к которому вся эта хрень подключалась. За который, учитывая секреты системы, потеряй мы его, нас изнасилуют и вышвырнут в атмосферный шлюз без скафандра. После чего то, что от нас останется, закопают, потанцуют сверху, затем откопают и еще раз изнасилуют. Но другого у девочек просто не было — корпус в своих спецоперациях не мелочится.

М-да, гадское это ощущение, когда видишь, как какой-то хмырь, пусть даже ты его оценил положительно, лапает твою напарницу, которую считал больше, чем сестрой. Как медленно раздевает ее, снимает белье. Как его руки ласкают ее тело. Как залезают туда, куда... Куда в душевой тебе лазить не позволяли.

— Не пыхти, — произнесла каменно спокойная Роза, отключив связь. — Лучше страхуй.

— Пока всё нормально, — покачал я головой. — Она держится.

Да, Мия держалась. Парень попытался перейти к активным действиям чересчур быстро, видимо, наше присутствие за стенкой довлело, хотелось поскорее отстреляться... Но я, увидев расширяющиеся зрачки Сестренки, быстро затараторил:

— Не торопись! Всё нормально, под контролем! Дыши! Да, вот так! Вдох-выдох! Вдох-выдох!

— Всё в порядке? — Парень понял, что-то не так.

— Скажи ему, чтоб не спешил. Ни в коем случае не спешил! Что ты не готова!..

Пытка продолжилась. Парень, действительно, послушался и не спешил; я же вновь ощутил дикий приступ собственнических чувств. Эта девочка моя! Моя и только моя! Это я сплю с нею в одной каюте, причем мы оба абсолютно обнаженные! Это мы принимаем по утрам совместный душ, в котором играем в 'обнимашки'!..

Что это, ревность самца, у которого уводят самку? Или осознание, что эта самка и не была его, несмотря на совместный сон, душ, ванные и прочие нежности? Или же ревность 'отца', воспитавшего-таки 'дочь', которая исцелилась (выросла) и улетела, наконец, из гнезда в вольный полет?

Нет, скорее брата. Да и не улетела еще — пока мучается. Но чувства я испытывал скорее отцовские, чем братские. Да и обычная мужская ревность тоже имела место. Там вообще намешался такой коктейль из чувств... Всё, что могло быть — всё испытал. И всё сразу. А ещё вдруг понял, что больше не хочу знать, как и с кем мои девочки проводят время за пределами каюты. И красноволосую, буде она еще раз при мне заведет разговор о постельных подвигах, удавлю!

— Спокойно! Спокойно! Всё под контролем! — вновь активировал я связь, когда... Нет, не увидел, почувствовал волнение Мии. — Не противься! Он не враг, зайчонок! Держись!

Мой голос возымел действие, 'зайчонок' расслабилась. Пытка продолжилась.

...Есть, рубеж перейден, но это не конец. На визоре в едином ритме двигались две фигуры аж в восьми ракурсах, и я внимательно бегал глазами с одного на другой, пытаясь понять, какой из них более информативен. С помощью какого у меня получится поймать момент 'икс' лучше других? А что такой момент, когда безумие в Мие возьмет верх над разумом, настанет, сомнения не покидали. Бросил беглый взгляд на Розу — та так же сидела в напряжении, держа руку на виртуальной кнопке распахивания двери из коридора в комнату.

Есть, началось. Вначале еле заметно, но я почувствовал усиление волнения в Мие. Оно становилось всё сильнее и сильнее, несмотря на мой умиротворяющий спокойный голос, которым я пытался погасить флюктуации. Парень пытался несколько раз переложить девушку, сменить позу, и ее 'заносило' всё больше и больше. Я что-то говорил, пытался удержать ее сознание, и это ненадолго, но помогало. Мия верила мне, верила голосу, и рассудок изо всех сил держался на плаву. Но она БОЯЛАСЬ парня. Боялась ее прикосновений, его ласк. Это был не страх, а некая паника, нечто необъяснимое. Как назло, парню, уже 'раскрутившему' сеньориту, затащившему в постель, и даже начавшему ее... Иметь, вдруг пришлось не по душе такое поведение, которое он принял за норов непонятно чего выпендривающейся сучки. Ведь Мия мягко, но настойчиво отталкивала его, не давая процессу продолжиться. Он начал что-то выговаривать, настойчиво-негативное, но Мия смотрела насквозь стеклянными глазами, как будто ничего не соображая. Ему бы подождать, дать прийти в себя... Но кто мне сказал, что жизнь — лёгкая штука?

Итак, тип в очередной раз попытался повалить и подмять Мию, но она, тяжело дыша, отстранилась — словно она набивает цену, и занимались они только что совершенно не этим. И тогда парень вспылил и решился на грубость...

— ...Давай! — крикнул я шепотом, чтобы не орать на всю квартиру, и счет пошел на доли секунды. Роза сорвалась с места, успев к двери до того, как та полностью открылась, влетела внутрь. Я — следом. На момент моего крика парень еще ничего не сделал, я просто ЗНАЛ, что так будет. Только потому он и остался жив, и даже почти цел.

Роза успела. Когда парень с силой толкнул Мию, повалив ее на спину, когда попытался навалиться на ее горло, чтобы не дергалась, она уже вваливалась в комнату. И когда Мия, вошедшая в боевой режим, двинула парня пяткой под невообразимым углом прямо по носу, завала его самого набок и попыталась дотянуться уже до его горла активированными 'бабочками', успела перехватить руку и дернуть назад. Я же взлетел на этот траходром следом и повалился между ними и парнем, рассчитывая закрыть его телом — меня резать Сестренка не станет. В последний момент остановится. Во всяком случае, я в это верил.

Через десять минут мы снова пили на кухне чай. Парень, имя которого я так и не узнал, остановил кровь (нос остался цел), промыл и обработал порезы, которые все-таки нанесла ему Сестренка, пусть и нечаянно, и сидел с залепленным в двух местах медпластырем лицом, нервно помешивая ложкой в своей кружке. Мия, выплакавшаяся за это время на плече у сестры, насупившись, сидела напротив — мы их разделили от греха подальше. То, что облачаться в хоть какую-то одежду, даже в белье, она не посчитала нужным, на собравшихся абсолютно не действовало — не до того было. На экране, который я завихрил перед нами прямо на стене, парень что-то закричал, схватил девушку за горло и повалил на кровать. Я ткнул палец сквозь иконку 'паузы'.

— Вот этот момент. И в ней сработали рефлексы. — Пожал плечами. — Так что извини, но кое в чем ты и сам виноват. Не надо было так грубо.

— А предупредить не бывает? — хмыкнул парень, опешивший от такого откровения. Не так, ТАКОГО откровения. Что он — всего лишь случайно подвернувшаяся под руку чокнутым экспериментаторам подопытная белая мышь, шансы на выживание которой в их эксперименте далеко не сто процентов. Каково вам было бы услышать подобное?

Я снова пожал плечами.

— Ты бы ушел. Отказался. Даже если бы мы денег предложили.

— Психи! — Он закатил глаза. — А сам, если такой умный? Самому с нею слабо?

— Я не тот вариант. — Из груди вырвался тяжелый вздох. — Со мной всё пройдет великолепно — мне она доверяет. Нужен кто-то со стороны, с кем хочется 'замутить', а не родной напарник. Представь себе инцест, брата с сестрой. — От этой фразы все, сидящие за столом, скривились. — Сестра в процессе... Процесса абсолютно доверяет брату, не ждет от него подлости, чем бы ни болела в плане фобий. У них всё получится, даже если с другими она... Никак. Так вот, для нас это и есть инцест, только психологический. Мы слишком близкие, хоть и не родные.

Парень отрешенно замотал головой. Я его не убедил, да и слушать мои аргументы он намерен не был в принципе.

— А если я на вас заявлю? Как на покушение на убийство? Целенаправленное, в составе группы лиц? Вы же знали, что так может быть, а значит...

— Ты этого не сделаешь. — Я выдал самую обезоруживающую свою улыбку. Парень проглотил окончание фразы, недоуменно вытянув лицо.

— Это еще почему? Или ты думаешь...

— Ты — хороший, — констатировал я. — Добрый. Я дал согласие на тебя только потому, что ты такой.

Он закашлялся. Да уж, интересный у нас разговор получается! Где тут мёд, где дёготь — пойди разбери!

— Значит, как убивать, так хорошего? Доброго?

— Подонок бы на твоем месте 'завалил' Мию раньше, — скривился я, мысленно представляя эту картину. — И мы бы не успели. А у тебя шанс был. Именно потому, что ты хороший. И именно поэтому ты не станешь заявлять на бедную больную сиротку, которой не повезло в жизни. Это ведь не просто так, — кивнул я на дующую вторую кружку чая со сладостями обнаженную напарницу. — Это насилие. Которое принес в мир такой же мужчина, как и мы с тобой. Такой же, только ПЛОХОЙ, — выделил я это слово. — И наша задача исправить эту ошибку. У меня — со своей стороны, у тебя — со своей.

Парень думал долго, но что ответить так и не нашелся. Правильно, жалость к жертве насилия... Что лучше может подействовать на хорошего парня на Венере?

— Да и думаю, не получится у тебя ничего, — взяла слово Роза. — Даже если заявишь. Мы — королевские телохранители, королева вытащит нас и не из такой передряги. Мы же тебе искренне БЛАГОДАРНЫ. — Перед парнем на стол опустилась пластина в триста золотых империалов. — ОЧЕНЬ благодарны. — И еще две по сто.

Тот глубоко вздохнул, несколько раз перевел взгляд с золота на Розу, потом на Мию, после на меня.

— Выбор за тобой, — завершил я этот непростой разговор. — Ты, действительно, помог. Мы знаем, над чем работать, и, даю слово, следующему кандидату не будет угрожать опасность.

Ты же, действительно, ничего не изменишь. Сам видел, какие штучки у девочек в руках. Так что советую просто держать язык за зубами. — Пауза, и проникновенно:

— Я тоже добрый, парень! — Хлопок по плечу. — Поверь, я меньше всего заинтересован, чтобы кто-то пострадал! И не допущу больше подобного!

Поверил, нет... Не важно. Важно то, что он встал, забрал золото, и, сказав что-то вежливое, удалился. Больше наши пути не пересекались.

— Ну и? произнесла Роза, оглядывая нас с сестрой. — Кто что скажет?

— А что тут говорить? Вот, у нас есть штатный психолог, ему и слово! Что 'увидел', над чем 'работать'? И как 'мы это преодолеем'? — Мия оставила кружку, пустую тарелку от пирожных и откинулась на спинку кресла, сложив руки на груди. Отличной, восхитительной груди! Я говорил, что она не посчитала нужным одеться?

— Марш в душ! Быстро! — скомандовал я. Подействовало — Сестренки в своё время первые увидели во мне лидера и не задавали вопросов. Однако, лидерство постоянно требуется подтверждать, и с этим сегодня наметились проблемы.

— Хуан, действительно, сколько можно ходить вокруг да около? — произнесла Розита, когда послышался шорох закрывающейся душевой кабины. — То, что мы напарники не отменяет того, что ты мужчина. И если думаешь, что нам будет неприятно с тобой спать...

Я поднял руку в отрицающем жесте.

— Ты не понимаешь, дело не в этом. — Вздох, пауза, концентрация мыслей. — Дело вообще не в том, кто мы друг для друга. — Снова пауза, тяжелый вздох. — Хотя нет, именно в этом...

Господи, дай мне красноречия!

— Переведи? — Старшая Сестренка подалась вперед.

— Она доверяет мне, — попытался я. — Доверяет так, как никому на свете. Так сильно она уверена только в тебе и девочках — самых близких людях. Даже если я буду ее насиловать, она лишь по-тихому улыбнется, воспринимая это забавной ролевой игрой, навороченными 'обнимашками'. Поверь, солнце, это так. Я, действительно, единственный на Венере человек, с которым ЭТО сработает.... И единственный, с которым такой подход неприемлем.

Роза думала долго, качала про себя головой, наконец, решилась:

— И всё-таки, давай не будем прятаться за словами и понятиями. Сделай это! Тем более, давно пора.

— Я... — Я попытался возразить, но она не дала.

— Хуан, давай так, ты сделаешь — мы посмотрим! И будем думать, по факту того, что получится. А все эти бредни насчет 'семьи' и 'инцеста' оставь крокодилам. Ты у нас не первый день, знаешь, что обычно творится на посвящение.

Угу, знаю. Оргия. Состоящая из двух этапов. Первый — увлекательный групповой секс друг с другом. Второй — приглашение мальчиков и продолжение банкета, ибо что это за групповуха, когда все участники однополы?

— То, что ты мальчик, не значит, что у тебя не будет посвящения, — продолжала она. — Уж как мы Паулу драли, а тебя... — Пауза, предвкушающая улыбка. Ах ты маленькая дрянь — мне впервые за сегодня захотелось рассмеяться. Собеседница тем временем кивнула под стол:

— Короче, днем раньше, днем позже — все там будем. Действуй!

М-да, я для них всё еще тот же Хуанито, проснувшийся в тринадцатой каюте, неопытный и ни в чем не разбирающийся. Хотя у меня относительно них совершенно иные мотивы сдерживания. И в первую очередь желание отсутствия проблем на проблемное место. Ибо взаимоотношения 'гаремного' типа, которые возникнут после секса с ними, совсем не то, что взаимоотношения в боевом братстве, пусть и разнополом, коим являемся мы сейчас.

А посвящение... Это всего лишь очередная традиция. И относиться к ней надо именно как к глупой традиции, а не естественному ходу вещей. Даже шарахающаяся от меня Паула насчет посвящения совершенно спокойна.

Когда Мия вышла, всё было готово, кровать перестелена, балдахин подвешен. Розу усадили прямо здесь — а чего нам стесняться?

То, что было дальше, можно назвать именно так — форменное насилие. Начал я грубо сразу, схватив Мию за волосы, сорвав полотенце — пока не опомнилась, силой потянул назад. И ожидаемо не получил эффекта — 'зайчонок', действительно, приняла это как игру. Обстановка располагала — кровать, интим... А время, и тут Роза не покривила, подошло — морально они все, даже Кассандра, давно уже к этому готовы.

...После же я творил с младшей сестренкой всё, что подсказывала воспаленная фантазия производителей взрослого кино. По крайней мере, из того, что мне удавалось видеть хотя бы краем глаза. Я был не просто груб — я издевался, бил Мию, выкручивал руки. Пытался душить. Но она лишь замирала, не пытаясь дышать, ожидая, когда я расслаблю хватку, и стоически терпела побои, кривляясь и хрипя только для вида. И самое страшное, чего я совершенно не учел ввиду неопытности — ей вся эта свистопляска ПОНРАВИЛАСЬ.

— Вот так, девочки, — распинался я, — налегая на остатки пирожных, извлеченных из холодильника. Абсолютно расслабленная умиротворенная Мия с довольной улыбкой сидела в кресле, в которое залезла с ногами, откинувшись на спинку — кстати, всё так же игнорируя одежду. Роза же уронила голову на руки и созерцала столешницу. — Вот так девочки, это называется скрытый мазохизм. Это как бы отклонение, но нормальное отклонение. Просто каждому своё, в том числе в сексе. Есть даже клубы любителей этого, всё законно...

— Нам только о клубах говорить! — Роза, издавшая очередной тяжелый вздох, поднялась и откинулась тоже. — Сам ты к такому как? По виду, не очень.

Я пожал плечами.

— Да, не любитель. Ни 'сверху', ни 'снизу'. Я классик. Так что тем более не ко мне. Думаю, займетесь этим вопросом после, когда мы уберем у Мии фобию.

— А мы уберем? — скривилась Роза, и я увидел, как старательно она прячет нервную дрожь. Наверное, если бы не шикарный секс, с Мией бы вообще была истерика. Хотя, она с нею и была...

— Уберем. — Я кивнул и задумался. — Да, девочки, несмотря ни на какие факторы, и даже на скрытый мазохизм пациентки, мы это сделать сможем. Но нам придется работать. ОЧЕНЬ много работать, — покачал я головой. — Это будет тяжело, трудно...

Мия соизволила скинуть ноги на пол, нормально усесться и сверкнуть глазами:

— Хуан, я когда-нибудь боялась трудностей?

Пауза.

— Вот и не томи! Говори, что делать!..

Вот за это я их и люблю.

* * *

— О, мисс желает приобрести что-то необычное? В подарок другу? Родственнику? — Старичок с седыми волосами и добрыми глазами, вышедший навстречу при её появлении, подпер подбородок большим пальцем, делая вид, что задумался. — Впрочем, нет. Возможно, для себя? — Пауза. — Возможно. Но маловероятно. Мисс не слушает музыку гринго, не так ли?

Глаза старика смеялись. Видимо, это и был тот самый мистер Смит, ибо его антикварная музыкальная лавка в одном из многочисленных небольших подвальчиков туристической зоны Центра так и называлась: 'Лавка мистера Смита'. Фрейя поняла, он сразу догадался, кто перед ней — и по девочкам охраны, имеющим, что уж там говорить, довольно специфический вид, и по ней самой — она не гримировалась, предстала в своём повседневном, известном всей планете, виде. Но ему уж очень хотелось покуражиться, подурачиться. Не со зла, просто некоторые мужчины остаются мальчишками, даже имея внуков и седые волосы.

— Нет! — Картинный разочарованный вздох. — Мисс не любит музыку гринго. И старый Адам сдаётся — он так и не понял, для чего вы посетили его скромную обитель.

Фрейя заозиралась по сторонам. Магазинчик полностью подходил под звание антикварного — всё в нем отдавало духом старины. Интерьер, стеллажи, полки, даже декоративные лампы и канделябры — всё вокруг напоминало если не викторианскую эпоху, то первую половину XX века максимум. Магазинчик был крошечным, и, вероятно, товар на полках был выставлен не весь. И это закономерно — истинные ценители знают конкретную вещь, которая им нужна; они не станут заморачиваться рассматриванием стоящего на обозрении ширпотреба. И для таких, истинных ценителей, и дающих основной доход подобным заведениям, тут должно быть отдельное помещение.

— Мистер Смит, я бы хотела задать вам пару вопросов, — начала она, сложив впечатление и о заведении, и о хозяине, но старик замахал руками.

— О, что вы, ваше высочество! Только не здесь! Пойдемте за стариком гринго, я угощу вас лучшим кофе американского континента!

Он направился куда-то вглубь, за стойку, ему в хвост пристроилась одна из девочек первого кольца. Оливия, а сегодня она была с нею, пошла сзади. Магазин был настолько маленький, что больше внутри никто не поместился.

Кабинет оказался крошечным, но невероятно уютным. Он прятался в стене за одним из стеллажей, за дверью из натурального дерева, которая при открывании предательски заскрипела. Фрейя, никогда не слышавшая скрип старинных дверей, потому, как никогда оными не пользовалась, улыбнулась. Пол кабинета был покрыт пушистым натуральным ковром (либо сделанным настолько качественно, что от натурального не отличишь), в углу возвышался огромный (по меркам помещения) шкаф красного дерева, в котором виднелись бумажные книги — тоже раритеты, но, вероятно, принадлежащие лично хозяину и оттого не имеющие отношения к продаже. Посредине стоял стол, тоже драгоценного дерева, рядом с которым с противоположных сторон призывали к уютному отдыху два кресла-качалки (естественно, так же из натурального дерева). С хозяйской стороны стола наблюдалась кипа распечаток(обычных, из пластика), а так же управляющий контур стационарного терминала визора, всё-таки выдававшего отношение помещения к двадцать пятому веку.

Места было мало, и когда Оливия убедилась, что других выходов нет, а ее высочеству ничего не угрожает, Фрейя попросила её удалиться. Оглядев её собеседника, сделав выводы о его физическом состоянии, а так же зная о подготовке подопечной, Бергер скривилась, но всё же вышла, сделав напарнице знак следовать за нею. Это против правил, но кто сказал, что правилам нужно следовать всегда? Тем более, что происходящее в кабинете, включая разговор, полностью контролируется.

Когда охрана удалилась, старик любезно отодвинул принцессе кресло, начав рассказывать что-то из истории этих качалок. По его словам, в них сидели самые яркие знаменитости музыкального мира Венеры ушедшей эпохи. Оперные дивы, известные гитаристы, скрипачи, саксофонисты, актёры... Да много кто! Фрейя не знала и половины из них, хотя вторая половина перечня имён уважение внушала. Но главное, отметила она, это были представители именно минувшей эпохи — старик так и остался жить в ней, и вряд ли когда-нибудь 'спустится' к современности. Впрочем, судя по его взгляду и словесным оборотам, он и не собирался позиционировать себя молоденьким мальчиком.

Фрейя уселась в качалку, несколько раз оттолкнулась ногами, ловя непривычные ощущения — в подобной версии привычного предмета мебели она оказалась впервые. Поймала себя на мысли, что ей нравится дух старины вокруг, как и одуряющий запах натурального дерева. И что к беседе, к которой нервно готовилась, пришла расслабленной и умиротворенной. Ай да мистер Смит!

— Итак, чем могу быть полезен вашему высочеству? — перешел старик к делу, когда она отказалась от кофе, ссылаясь на протоколы безопасности.

— Наверное, все ваши ОСОБЫЕ клиенты в восторге от этого помещения, не так ли? — озвучила Фрейя свои мысли, оттягивая момент разговора о главном.

Старик выдал ослепительную улыбку.

— Это бизнес, мисс Фрейя. Если старый Адам не создаст у клиента нужной эмоции, не расположит его к контакту, он прогорит. А этот хитрый тип не хочет прогорать! Кто же тогда вместо него будет нести семена настоящей музыки варварам латинос?

— Полегче сень... мистер Смит. — Фрейя рассмеялась. — Всё-таки я представляю правящий дом этих латинос. И кстати, почему варваров? Разве всё так грустно?

— Нет, не всё. Но кое-что всё же есть. — Мистер Смит сделал пафосное выражение лица и пожал плечами. — Скажем так, я бы назвал амигос полноценными 'белыми' людьми, в цивилизационном смысле этого слова, если бы они слушали НАСТОЯЩУЮ музыку, а не свои средневековые танцульки.

Фрейя снова рассмеялась, на сей раз более непринужденно.

— Значит, единственный критерий 'доразвитости', 'белости' цивилизации, является показатель музыки?

— Увы, мисс Фрейя, но только развитые цивилизации могут создать истинное многообразие и разносторонность музыкального мира, — театрально закатил он глаза.

— А как же космические корабли и деструкторы? Термоядерные реакторы и технологии строительства всего и вся, даже на такой планете, как наша? Как же иное разнообразие мира? Ведь именно латинос уничтожили так воспеваемую вами цивилизацию гринго!

На лице хозяина кабинета не дрогнул ни один мускул.

— К сожалению, и моему, и всей моей культуры, когда пришли вы, всё было уже окончено. Североатлантическая цивилизация уже деградировала, сама по себе. Подтверждением этого как раз и стали ваши космолёты и деструкторы — в иных условиях вам бы никто не дал возможности их создать. А варвары потому, что ни вы, ни кто-либо другой в поствоенном мире так и не создал ничего... Не то, что лучше, но даже отдаленно напоминающего блистательную эпоху гринго! Вы... Мы, — нехотя поправился он, — уже больше трех сотен лет представляем собой точную копию варваров Древнего мира, усвоивших кое-какие новинки технического прогресса и пришедшие с их помощью жить на земли древних цивилизаций. Цивилизаций в упадке, местами разрушенных, потерявших величие... Но тем не менее, в лучшие годы это величие имевших. Как киммерийцы, скифы или готы жили на развалинах Вавилонии, Рима, или Бактрии. Да, мы сильны... Но сила наша — пустая. Сила голого оружия. За ней нет ничего. И даже 'танцульки' достались нам по наследству от далёких предков, которые смогли покорить Южноамериканский континент. Покорить не только силой оружия, но и культурой, ассимиляцией, создав симбиоз своей культуры и местной. Тех, у кого хватило воли и смелости, кто МЕЧТАЛ и СТРОИЛ, а не только пользовался благами.

— Вы ведь даже не ставите себе развитие глобальной целью! — повысил голос старик, вновь перескочив на 'вы'. Видимо в этот момент он обращался не к абстрактной амигос, а к представителю королевского дома. — Торговля ресурсами, деструкторы, линкоры, наращивание военных мускулов ради выхватывания друг у друга оных ресурсов, на которые строятся новые деструкторы и линкоры... Бренное существование государств и корпораций... И полное отсутствие каких бы то ни было ИДЕЙ! — воскликнул он. — У нас нет ничего, к чему можно было бы стремиться. И я говорю не только про Венеру — весь мир болеет этим. Мы даже перестали исследовать звёзды, ваше высочество. Мы не грезим о них. Ограничились посылкой нескольких автоматических экспедиций, да и те были отправлены в далёком прошлом. Мы не мертвы, нет. Но мы ВАРВАРЫ! — закончил он с нажимом. — Живущие достижениями других цивилизаций, ДРУГОЙ цивилизации. И даже не помышляющие созданием своей.

Фрейя поёжилась. Она не любила такие глубоко философские диспуты, чувствовала себя в них маленьким беспомощным котёнком. Потому, как частью ума понимала, что-то в этих рассуждениях есть. Однако у неё не было рецепта, как оздоровить общество, как изменить в этой жизни хоть что-то. Как нет такого решения и у 'мистеров Смитов', подобных сидящему перед ней старику, философствующих у себя в уютном деревянном кабинетике в подземелье купольного города неживой планеты с адскими условиями существования. Где и купол, и жизнь под ним были построены и устроены той самой 'варварской' цивилизацией, не ищущей счастья в звёздах. Разговор был неприятен, потому она поёжилась и попыталась закрыть тему.

— Поэтому вы и поставили целью жизни просветлять оных варваров, неся им свет древней цивилизации, которую считаете своей, мистер Смит? Знакомя с культурными достижениями, которые она приобрела на пике своей мощи? А заодно зарабатываете на этом на хлеб насущный?

Собеседник пожал плечами и выдал ослепительную улыбку.

— А почему я не должен делать этого, если моя Великая Цель приносит прибыль? Я ведь на самом деле гринго, а какой чистокровный гринго пройдет мимо того, что приносит прибыль?

— Вы очень положительный гринго! — снова рассмеялась Фрейя такой жизненной позиции. Ибо этот человек не юлил — он и вправду считал ровно так, как думает. Его хобби, его Великая Цель, и его бизнес просто совпадали.

— Мне нужна информация, — перешла она к делу, взяв быка за рога. — И я совершенно точно знаю, что вы мне можете помочь.

— Откуда же такая уверенность? — усмехнулся старик, мгновенно собравшись. Но не зло усмехнулся, и без надменности. С интересом.

— Потому, что я проверила всех ваших коллег, которые могли сделать это вместо вас. И везде меня ждало разочарование — ваши коллеги совершенно искренне не смогли пролить свет на проблему. А значит, кроме вас это сделать некому.

— Ваше высочество, я не знаю корня вопроса, — хмыкнул старик, — но следуя логике, вы можете допустить системную ошибку. Свет на вашу проблему совершенно искренне не смогу пролить и я, и это будет означать, что вы ошиблись изначально. Вы уверены, что я в состоянии вам помочь?

Она дрогнула. На долю секунды, но хитрый гринго её неуверенность уловил. И то, что она взяла себя в руки и надавила с напором, уже не имело значения:

— Мистер Смит, два плюс один всегда будет три! Равно как и три минус два — один. Как думаете, если на выставке в Королевской галерее в прошлом году работали три магазина антикварной музыки, и в двух из них признали, что не имеют к одному из проданных в тот день дисков никакого отношения, кто мог продать его ещё, кроме вас?

Старик при словах о Королевской галерее посерьезнел, нахмурился. Кажется, она по адресу. Однако ей показалось, что захоти он, и она бы никогда его не расколола. Мистер Смит не считал, что произошло что-то эдакое, потому был открыт для диалога, и только поэтому она прочла по лицу, что он всё понял. Что случилось бы, если б он затаился... Представить трудно. Ибо вести с этим человеком войну бесполезно. На него у третьего управления, как и у департамента безопасности, не нашлось абсолютно ничего. Даже если он и имеет какие-то криминальные контакты (а какой порядочный антиквар такого уровня их не имеет), то шифруется и перестраховывается, и под удар не подставится. А творить беспредел, чтоб прижучить его на чем-нибудь, ей не позволят.

— Что за диск? — спросил хозяин кабинета профессиональным тоном переговорщика, очевидно, ожидая услышать вполне определенный ответ. Но Фрейя, к своему стыду, не могла дать даже его. Ни она, ни Сильвия так и не вспомнили, что было на искомом предмете поиска изображено. Пожала плечами и протянула вместо этого распечатку, на которой был запечатлен Хуан, идущий с гитарой по коридору Школы.

— Насчет диска сказать трудно, но знакомые мне эксперты оценивают его стоимость в семьдесят — сто тысяч империалов. Сумма немаленькая, согласитесь! — Старик задумчиво кивнул. По лицу его начинала расползаться понимающая улыбка. — Точно могу сказать только об этом мальчике. Именно у него в руках находился тот пресловутый диск, о котором я хотела бы вас спросить.

— Он совершил что-то криминальное? Этот мальчик? — сверкнул глазами старик. Фрейя нехотя покачала головой.

— Нет.

— Тогда в чём его подозревают? И при чём здесь этот диск?

— Так вы помните его? — теперь нахмурилась Фрейя, причем излишне картинно. — Мальчика? Ибо диск вы явно вспомнили!

Однако хозяина этого кабинета её 'детективными' ужимками было не пронять.

— Вначале скажите, в чём его подозревают, ваше высочество. — Он демонстративно расслабился, показывая полное владение ситуацией. — И только после этого старый гринго скажет, что он помнит.

Фрейя про себя выругалась. Задумалась, и, признав бесперспективность нагнетания, честно ответила:

— Его ни в чём не подозревают. Я просто ищу его. Не диск, мальчика.

Хитрый блеск в глазах собеседника.

— Мне кажется, с вашей властью, с вашими ресурсами вы давно могли его найти, ваше высочество. И сомневаюсь, что вы этого не сделали. Не так ли? Тогда в чем дело?

Господи, как же сложно! И как же сложно маме. Ей ПРИДЕТСЯ со временем общаться с подобными людьми. Причем не на уровне бытовых поисков, а на переговорах государственной важности. А она не может справиться с каким-то антикваром-гринго! Хоть бы приготовилась к разговору, прогнала про себя возможные встречные вопросы оппонента! Детектив недоделанный!..

Однако, статус инфанты всё же сработал сегодня. С коллегами этого человека по цеху, причем оба раза. То есть, этот инструмент тоже действенен. Просто уповать на него слишком сильно не стоит — такое упование расслабляет перед схватками с серьезными, настоящими противниками.

Сделав для себя несложные, но далеко идущие выводы, ее высочество собралась и продолжила:

— Да, разумеется, я его нашла. — Пауза. — Мне нужно знать, откуда этот мальчик взял тот предмет древности, сеньор. А точнее, с кем в компании заходил в ваш магазин, и, соответственно, кто его ему купил.

Смех старика был подобен раскату грома по силе и радости младенца по искренности. И был совершенно неожиданным для собравшейся к битве и внутренне скукоженной принцессы.

Отсмеявшись с минуты две, даже пустив весёлую слезу, хозяин кабинета качнулся к её высочеству вперед.

— Мисс, для чего вам эта информация?

Фрейя зеркально подалась вперед, так же наклонив каталку.

— А вот это вас не касается, мистер Смит. Я и так сказала больше, чем следовало, в знак доверия. Это моё личное дело. Уверить могу только в том, что криминала в нём нет, и мальчику ничего не угрожает. Ведь именно это для вас главное, не так ли?

Старик подался назад и начал качаться в кресле. Взад-вперед, взад-вперед. Словно ребенок! Фрейя нехотя последовала его примеру и почувствовала, что расслабляется. Всё-таки качалки — великая вещь! Надо и себе домой такую заказать.

Кажется, у неё получилось. Не надавить, нет — на такого, как мистер Смит, не надавишь. Но заявить о серьезности намерений. Что она будет добиваться своего до конца, любыми средствами, и проще рассказать ей всё, как есть, чем иметь проблемы на пятую точку. Ибо мухой вьющаяся вокруг принцесса — всё же проблема. Как минимум для бизнеса.

— Почему бы вам в таком случае просто не взять камеры галереи и не просмотреть нужные моменты? — вдруг задал простой, но гениальный в своей простоте вопрос старик. — Ведь даже на том пятачке, где располагалась моя точка, их было несколько. Не думаю, что вам составило бы труда найти его спутницу.

— Спутницу? Это была всё-таки женщина? — Фрейя вновь выдала себя, чуть не подскочив. Глаза старика весело заблестели. Как у истинного ценителя эмоций, знатока человеческих отношений. Фрейя чуть не рассмеялась такому простому, но эффективному приёму, и поймала себя на мысли, что спровоцированная стариком ревность стала для неё откровением. Неужели всё так сложно и запущено? Когда она только успела?

— Данные камер исчезли, сеньор, — вновь призналась она, понимая, что вытянуть ответ из старика можно только откровением. Любой иной способ она не потянет. — Произошла некая история с моей сестрой... Знаете, Изабелла вечно влипает в дурацкие ситуации, и тот день не стал исключением. И изъятые службой дворцовой охраны данные 'потерялись'. Если бы дело касалось криминала, я бы их 'нашла'. Но криминала нет, и мне их никто не даст. Это семейное, и я там ничего не решаю.

— Сильно подозреваю, это решение вашего отца, — ухмыльнулся собеседник. — Это его методы, в его духе.

Фрейя улыбнулась — вопрос явно относился к разряду риторических.

— Однако, вы не просветите меня, что это за история случилась с вашей сестрой? — ухмыльнулся старик. — Ничего криминального, просто одному старому гринго интересно, для общего ознакомления. Он любит такие истории. И что самое главное, дальше него они не уйдут!..

Судя по глазам собеседника, последние слова с большой долей вероятности могли быть правдой. Она была склонна верить этому человеку. Но это мало что меняло, и Фрейя покачала головой.

— К сожалению, сеньор. Это не моя тайна.

— Эта девочка тоже заходила ко мне, — продолжил хозяин кабинета. Глаза его сощурились, сознание ушло глубоко в себя. — Она купила у меня несколько хороших вещей. Что-то из старого доброго джаза. А еще Эдит Пиаф. По-моему, она любит французский шансон, не так ли?

Фрейя нехотя кивнула.

— Да, это у неё есть. И всё-таки...

— Мисс, — старик вновь откинулся и закачался, — предлагаю вам сделку. Я рассказываю, откуда у парня тот диск, вы — что за история произошла у вашей сестры. — Он вскинул руки в останавливающем жесте, пресекая её попытку гневной тирады:

— Прошу извинить за такую настойчивость! Наверное, вы думаете, что копание в грязном белье недостойно истинного джентельмена!.. — Картинный вздох. — Просто вы не понимаете, что человеку, у которого есть всё — и любимая работа, и Дело жизни, и достаток — трудно найти достойное развлечение. И подобные истории весьма разнообразят скучность его бытия!..

Пауза.

— Мне не так уж и много осталось, юная мисс, — продолжил он тихо. — Почему бы за оставшееся время не посмотреть на вас, молодых, не позабавиться вашими ошибками? И, может быть, не дать совершить ошибки другим? Другим молодым, но на поступки кого повлиять мы в силах?

В любом случае, обещаю, это останется только между мной и вами! — воздел он руки вверх, и Фрейе вновь показалось, что этому человеку можно доверять. Во всяком случае, в этом вопросе. — За пределы сего кабинета это знание не распространится!

Да уж, скучающий богач-антиквар, коллекционирующий сплетни о семьях сильных мира сего. Которые не совсем сплетни, но не должны касаться никого за пределами их семей. Попала она на собеседника, чего уж говорить!

— Да, конечно, мистер Смит. Развлекаться с нас... Действительно, что вам еще осталось! — Она фыркнула, понимая, что в ней говорила злость, и стоит больших усилий её сдержать.

Впрочем, история Изабеллы хоть и не касалась никого теоретически, не относилась к разряду секретных. Более того, её не так давно достаточно много обсуждали в узких кругах их ровесников, среди наследников правящего страной сословия. Особенно тех, кто по политическим мотивам имеет на её сестру те или иные виды. Как бы в тайне, тихо и отвернувшись, но никто даже не делал вид, что это его не касается.

— Она была в галерее с мальчиком, — произнесла Фрейя, подписывая капитуляцию. — Которого видела второй раз в жизни и практически не знала. О котором наша служба безопасности на тот момент не имела никакого представления, кроме его наличия и количества приводов в гвардию. — Из груди вырвался тяжелый вздох — она не любила историю поиска того мальчишки. — Как выяснилось, с ним не всё чисто, есть за ним какой-то криминал, и отец решил спрятать его от Изабеллы, услав на Землю. И вернет не раньше, чем та остынет и забудет его, найдёт себе другую игрушку.

— И как, та успешно забывает? — задумчиво хмыкнул старик.

Фрейя максимально безразлично пожала плечами.

— Сеньор, а вот это вас уже, действительно, не касается.

— Мне жаль того мальчика. — Мистер Смит покачал головой, словно поясняя. — Близость к трону, к коронованным особам... Это всегда опасность! И наверняка он попал в эту кашу неосознанно, не отдавая отчет о последствиях.

Это меня и печалит — жил себе человек, своей жизнью... — Вздох. — ...И прогулялся с девочкой из королевской семьи. На свою голову.

— Пусть скажет спасибо, что его не 'утилизировали'! — холодно бросила её высочество. — Обычно отец не церемонится. А исполнителей у нашей семьи хватает.

— Хватает, — согласно кивнул мистер Смит. — Но смотреть в глаза своей любимице дон Козлов после этого не захотел...

Слова были обращены не к ней, фраза была риторической, но Фрейя поёжилась. Примерно так же думала и она, и примерно так всё обстояло на самом деле. Просто неприятно слушать такое от... Какого-то постороннего человека, да ещё и гринго, пусть даже ничего порочащего семью в поступке отца нет.

Однако, Бэль исправляется, потихоньку приходит в себя. Вон, даже встречаться с мальчиками начала! Вроде у неё уже есть кто-то постоянный. И тему эту пора сворачивать — с мистера Смита достаточно.

— Итак, теперь ваша очередь, — улыбнулась она, с победным видом откидываясь в кресле, мягко покачиваясь.

— Ах, да, — словно спохватился старик, выходя из размышлений. — Этот диск подарил Хуану я...

Пауза. После которой Фрейя спросила не совсем то, что следовало:

— Хуану? Вы запомнили его имя?

— Я не каждому дарю 'Мехико', 2258, самой студии 'Золотой дракон', мисс! — гневно воскликнул в ответ хозяин кабинета. — И если кому-то дарю, то этот человек стоит того, чтобы помнить его имя. Кстати, вы ведь участвовали в недавнем концерте крёстного своей матери, — это не вопрошалось, а утверждалось, — разве вы не заметили, что играл и пел этот юноша? По-моему, тот диск пошел ему на пользу, раз он выбрал для выступления песню той же самой группы, что подарил я, а не просто что-нибудь из той эпохи...

Старик загадочно замолчал. Фрейя же нехорошо выругалась. И самым мягким эпитетом в её тираде было словосочетание: 'Долбанные рок-н-ролльщики!' Естественно, ругалась она про себя, но по мрачному виду понять её настроение можно было издалека.

— Простите, мисс, я, действительно, разбираюсь в людях, — продолжил старик, довершая разгром. — И если я дал человеку диск стоимостью в восемьдесят-сто тысяч, поверьте, я абсолютно уверен, что не выбросил эти деньги, и мой подарок 'выстрелит'. Что не будет стоять на полке лишь в качестве предмета коллекции.

— А его спутница... — Она проговорила эти слова и поразилась, как жалко они прозвучали на фоне грандиозных дел, творимых... Каким-то безвестным антикваром.

Старик пожал плечами.

— Да, у него была спутница. Но я не могу сказать, кто она. Простите, мисс Фрейя, но некоторые вещи для старика Смита выше его выгоды. Выгода в данном случае — возможность не получить во враги наследницу венерианского престола. — Он весело улыбнулся. — Но он лучше пойдёт на риск, чем совершит поступок, запятнающий его честь и репутацию.

— Мистер Смит! — вспыхнула её высочество. — О какой репутации вы говорите? Я вам рассказала всё, о чем мы договорились, вы же условия сделки не выполнили! И смеете утверждать что-то о чести?

— Вы не сказали ничего, что не было бы неизвестно другим, — парировал старик, — и чего я не знал бы ранее. Что не обсуждалось бы до этого в высшем свете. Я же... — Пауза. — ...Если я скажу — раскрою секрет, — вздохнул он. И тут же поправился:

— ...Возможно, не секрет. Мне неизвестно, секрет это или нет. Но я не могу рисковать. При том, что, — он пригвоздил ее взглядом, — что вы, если сильно захотите, можете самостоятельно обо всём спросить непосредственно у этого мальчика. Если отчаетесь искать потерянные записи, конечно же. С вашими ресурсами нет ничего невозможного, ни на одном из фронтов, было бы желание.

— И всё же, как бы там ни было со мной и моими желаниями, вы истинный гринго, мистер Смит, — покачала головой Фрейя. — Даёте обещания, которые не выполняете уже через минуту разговора. Теперь понимаю, откуда вы нажили состояние!..

— Мисс Фрейя, о, да, я истинный гринго! — вновь расплылся в улыбке старик. — Но не правы в другом. Я предельно честный гринго! И условия своих сделок выполняю всегда, даже если мне это невыгодно. Просто я стараюсь не обещать того, что не выполню. Например, вы спросили, ОТКУДА у парня тот диск. И я честно ответил: его дал ему я.

Сеньорита... Насчёт сеньориты копайте сами, ваше высочество. Старый Адам вам в этом молодом деле не помощник... — глаза его лучились от смеха, но Фрейя вновь поразилась полному отсутствию в них любых отрицательных эмоций. Просто очередное развлечение, очередная забава старого пожившего своё рыцаря.

* * *

— Садись.

Голос был женский, но уверенный, повелительный. Машина знакомая — точно на такой, только коричневой, они с Хуаном ездили ... Узаконить отношения. Смутно представляя, что от неё хотят, но понимая, что опасность не грозит, Марина села в распахнутый люк подъехавшего прямо к крыльцу 'Мустанга'.

М-да, её высочеству инфанту она увидеть не ожидала. Надо сказать, она вообще видеть никого не ожидала, но визит наследницы престола банально выбивался из логики. Если к Хуану приезжала Изабелла, ловить здесь её сестре как бы нечего. Но это не её ума дело — сами разберутся.

— К ближайшему метро, — кивнула она начальнице охраны инфанты, смуглой сеньорите с черными густыми волосами и огромными глазами, с важным видом сидящей у противоположного люка. Та кивнула и что-то произнесла по внутренней связи.

— Ты уже командуешь в моей машине? — изумилась её высочество.

Марина пожала плечами.

— Почему нет? Вам же всё равно, где меня высаживать после разговора? А мне к дому ближе.

— Ты меня не боишься, — констатировала Фрейя.

— А чего тебя бояться? — хмыкнула Марина.

Машина набрала ход и направилась к выезду с территории. Покидать Центральный военный госпиталь, где она проходила практику, на машине, да ещё на одном из самых совершенных венерианских броневиков, ей не приходилось. Это ОЧЕНЬ защищенное место; правят бал тут военные, а они не склонны пускать в свою епархию кого бы то ни было. Даже аристократы из самых знатных и богатых семей, как правило, оставляют машины за проходной.

— Я хочу знать, что между тобой и Хуаном. Какие взаимоотношения, — произнесла Фрейя. Она была предельно собрана и напряжена — легкомысленное лёгкое розовое платьице и припудренные блёстками разноцветные волосы не могли обмануть в этом намётанный взгляд врача, хотя на первый взгляд сказать о ней такое было трудно. Вот она, аристократическая выдержка! Но вела собеседница себя при этом с достоинством, и даже лёгким пренебрежением. Впрочем, не переходящим в унижение собеседника, скорее она подчеркивала им статус. Что понравилось.

Сделав выводы об оппоненте, Марина пожала плечами, возвращаясь к вопросу.

— Никаких. Он свободен.

— Как вышло, что вы поженились? — Фрейя пыталась давить интонацией, но выходило у неё не очень.

— Так получилось, — скупо ответила собеседница.

— Это не ответ.

Какое-то время ехали молча. Миновали КПП, где их кортеж из трёх машин прошел шлюз, причем ни одну машину парни воинственного вида в лёгкой броне и с винтовками не досматривали. Однако, когда выехали на проспект, к ним в хвост смело пристроился небольшой транспорт купольного класса неброской окраски.

— По твою душу? — нахмурясь, спросила начальник охраны. Почему она посчитала, что это начальник, Марина не знала, но уж больно походила та выражением лица и властностью на девочку, Кассандру, которая пару раз от имени Хуана заходила к ним в гости. Его комвзвода.

— По мою, — не стала отнекиваться Марина.

— И кто это? — завертела головой её высочество, переводя взгляд с одного обзорного визора на другой.

— Мне сказали, департамент безопасности. Но сами понимаете, я не проверяла.

Фрейя нахмурилась, пытаясь понять, какой вопрос задать следующим. Ей не нравилась абсолютно пофигистская реакция этой Санчес: никакого пиетета к её статусу, никакого опасения возможностей. При том, что она её определенно узнала и по определению должна была вызвать эмоции. Как будто наследная принцесса Венеры у неё ассоциировалась с кем-то чуть более значимым, чем гастербайтер-дворник из Европы или Персии!

Наконец, нужная формулировка отчетливо проступила в голове:

— От кого они должны тебя защищать? Явно не от меня — на моё появление они не отреагировали. Вон, спокойно едут сзади. Кстати, мои девочки имеют право их остановить и даже расстрелять, зря они так.

— Боюсь, они вас узнали. — Марина презрительно скривилась. — Но дворцовый кортеж не входит в список угроз их 'нулевого' объекта. Вот и едут сзади. Вы же так зовете охраняемых особ? 'Нулевой объект'? — повернулась она к черненькой. — Телохранительница согласно кивнула. — А защищать они должны меня от дружков... моего бывшего жениха, — продолжила Марина. — Его зовут Карлос, он занимает в нашем эскадроне должность главы боевой группы. Если это можно назвать должностью, конечно.

— Вашем эскадроне? — нахмурилась Фрейя.

— Я из Северного Боливареса, — коротко пояснила Марина.

— Северный Боливарес!.. — Ее высочество вздохнула и явно прошептала про себя что-то нецензурное. — Столько лет, а всё никак эту лавочку не прикроем!

Пауза.

— Хорошо, но при чем здесь Хуан? — вернулась она к главной теме. — Это он посодействовал, что тебя охраняют?

— Это был единственный способ, чтоб меня охраняли! — повысила голос Марина. — Я — член семьи сотрудника. Они не могут меня бросить.

— Ясно. — Собеседница задумчиво кивнула, и глаза её засияли огнем понимания. — То есть, он женился ради того, чтобы они были вынуждены тебя защитить? Умно! Но почему он это сделал? Что вас связывало?

— Не поверишь, но ничего! — хмыкнула Марина, чувствуя в душе превосходство. Кажется, она поняла, наконец, почему ей приказали ничего, абсолютно ничего не говорить Изабелле про Хуана! Да уж, высоко мальчик взлетел. Не всем так везёт. Хотя, а везёт ли?

— Твоя сестра, — склонила голову на бок её высочество, нахмурив брови. — Она беременна. И она была на концерте. Это ребёнок Хуана?

Марина хотела съязвить, но язык не послушался. В вопросах, касаемых Беатрис, ехидство не работало. Вместо этого девушка скупо кивнула.

— Класс! — Из груди её высочества вырвался облегченный вздох. — И как же так получилось?

Марина пожала плечами.

— По глупости, как ещё такое получается? Огромной невероятной глупости!

— То есть, их тоже ничего не связывает, — скорее констатировала Фрейя. Отвечать не требовалось. — Но женился он не на ней, а на тебе!

— Тогда бы они охраняли её, — абстрактно кивнула Марина куда-то в сторону. — А меня бы Карлос с дружками встретил. И кончил.

— А её, значит, не кончат? — прищурились глазки Фрейи.

— В бандах есть свой кодекс чести! — менторским тоном произнесла Марина. Ей нравилось чувствовать, что она знает что-то, что далеко от её высочества инфанты, что её жизненный опыт в некоторых вещах несказанно богаче. — Истинный кабальеро (4) никогда не опустится до того, чтобы причинить вред близким кинувшей его сучки. Хуан — да. Я — да. Нас он может встретить и вонзить нож в спину. И вообще сделать с нами всё, что захочет. А родные... Это признак слабости, — пояснила она. — Его засмеют, как дешевую тряпку. С ним не будут иметь никаких дел.

— Ибо уважение — первая и самая главная ценность в преступном мире. — Из легких Фрейи вновь вырвался вздох, то ли облегчения, то ли наоборот — Марина не поняла. — И где же ты его нашла, такого рыцаря? — усмехнулась принцесса. — Ведь он по сути испортил ради тебя себе жизнь! Это не ты носишь его ребенка!

Марина пожала плечами. Эту тему она хотела обсуждать меньше всего.

— Были обстоятельства. Но тебя вряд ли заинтересуют подробности. Просто прими к сведению, между нами ничего нет и не будет.

Фрейя согласно кивнула, признавая мудрость последнего довода, и расслаблено откинулась на спинку сидения. Напряжение, в котором она приехала на встречу с этой дрянью (а что она дрянь — только подтвердилось) начало отпускать.

— Марина... Так ведь тебя? — Кивок. — Марина, мне очень не хочется угрожать тебе. Поверь, я девушка мирная и добрая. Но если увижу тебя рядом с ним... Я это сделаю. — Она сверкнула глазами, выдавив ехидную и очень жесткую улыбку. — Наверняка это не последняя наша встреча, я имею на твоего супруга большие планы, поэтому будь паинькой. И поверь, я этого не забуду. Я не забываю друзей.

— Друзей? — хмыкнула Марина. Однако, гонора в её голосе по сравнению с началом разговора заметно поубавилось.

— Мне придется приблизить и тебя, если получится сделать с Хуаном всё, что планирую, — пояснила собеседница. — Не бросать же вашу семью на растерзание этого... Карлоса! Вот и ведите себя соответствующе. Все вы.

— Мы с удовольствием, — расплылась Марина в улыбке, ехидной кошки. — Только ты поспеши, твоё высочество. Хоть у тебя и преимущества перед остальными, но очередь к Хуану от этого никто не отменял. Как бы не опоздать!..

— Очередь? — Фрейя снова напряглась. — С этого места подробнее. Кто она? Как близко ты её знаешь?

Марина замотала головой.

— Давай так, я буду выполнять все твои ограничительные условия, но помогать, равно как и мешать, не стану. Ни в чём. Хочешь этим заниматься — твоё дело. Копай, ищи все ответы сама. Нет... Вон как раз метро, — кивнула она за окно.

Телохранительница что-то произнесла, и кортеж начал притормаживать, смещаясь к обочине. — Жила я как-то раньше, до вашего появления, и дальше проживу.

— Договорились! — согласно улыбнулась Фрейя. Такая позиция её явно устраивала. — В таком случае, до скорого.

— Пока-пока! — Люк поднялся, Марина вышла.

Через минуту кортеж покатился дальше.

— Куда? — повернула голову Оливия.

— Домой. Надо утрясти последний вопрос.

— Вот же сучка! — проговорила она в сердцах. Оливия лишь равнодушно пожала плечами.

Глава 10. Поиски и находки

Тишину и покой в этой маленькой захламлённой квартирке на окраине Альфы, в нескольких минутах езды от Флёр-дель-Параисо, не нарушал ни один раздражающий фактор. Что несказанно нравилось сеньору, сидящему в главной комнате квартиры, так как занимался он ответственным и кропотливым делом, поглощающим всё его внимание. Чем именно он занимался — сказать непосвященному человеку было бы сложно, ибо сеньор этот сидел за информационным терминалом, окруженный коконом визоров со всех трех сторон обзора, не считая огромной плоской стены, на которой были закреплены двенадцать архаичных пленочных мониторов. Но и количество визоров, и устройство терминала внушали бы уважение даже тем, кто не разбирается в технике совершенно — такие терминалы больше подходили операторам термоядерных энергостанций, орбитальных ЦУПов или контролёрам систем жизнеобеспечения огромных куполов венерианской столицы. По сосредоточенному взгляду сеньора было видно, он прекрасно разбирался в том, что делает, несмотря на то, что его внешний вид диссонировал с подобной профессией. Тридцати лет, бритый череп с агрессивной татуировкой на затылке мрачного религиозно-философского содержания, толстая шея, плотное накаченное тело с огромными бицепсами. На левой руке от плеча до локтя так же красовалась мрачная татуировка в тёмных тонах, изображающая то ли древнего бога, то ли демона, окруженного непонятной чертовщиной. Судя по внешности, ему подошла бы работа вышибалы в баре или ночном клубе... Да хотя бы соседнего неспокойного района. Или должность охранника. На худой конец, грузчика. Но человек этот считался одним из талантливейших информационных взломщиков планеты, опровергая все законы логики и стереотипы.

— Дэн, поднимайся! — прокричал он, обернувшись в сторону соседней комнаты, считающейся зоной релаксации, по-испански — спальней. В этой комнате стоял старый обветшалый диван, на котором с наслаждением посапывал долговязый паренек с волосами, крашенными в зеленый и малиновый цвета (половина головы зеленая, половина — малиновая) в футболке и лёгкой куртке популярного неформального пацифистского движения. Валялся на диване он обутым, прямо в кроссовках, и, вероятно, готовился в любой момент вскочить и продолжить жизнедеятельность в активной фазе, однако, на крик 'вышибалы' не отреагировал, лишь промычал что-то невыразительное и перевернулся на другой бок, лицом к спинке дивана.

— Смотри, я тебя предупредил! — вновь крикнул бритоголовый и коварно усмехнулся. На квадратике вихря, куда были устремлены его глаза, можно было разглядеть молодого сеньора и трёх сеньорит, уверенной походкой подходящих к крыльцу дома.

Квартира, в которой они находились, располагалась на первом этаже приготовленного к сносу строения, и в плане проживания не представляла собой ничего интересного. Три маленьких комнатки, узкие коридоры. Грязный прокуренный санузел с одной единственной раковиной без душевой кабины. Миниатюрная кухня, так же насквозь прокуренная. Пыль и грязь по всей квартире, с которой обитатели, конечно, вели борьбу, но лишь для того, чтоб всё вокруг выглядело убрано, а не чисто. Пепельница с окурками на столе кухни, батарея пустых стеклянных пивных бутылок — самое вкусное, настоящее пиво разливается только в стекло. Несколько пакетов мусора, состоящего в основном из бутылок, только пластиковых, и упаковок-оберток от продуктов быстрого приготовления...

В общем, данное помещение полностью подходило под термин 'берлога', которым прозвали её и окрестили, и как нельзя более походило под образ обиталища работников информационного фронта, сложившийся в народе. Не хватало лишь таблички на входе: 'Сисадминская'.

Пару минут в помещении царила звенящая тишина, в которой фоном разлилось гудение размещенного по всей квартире оборудования жуткого для непосвященных вида, после чего главная, входная дверь открылась, и внутрь юркнула одна из сеньорит. Прошлась по помещению до самого конца, заглянула в умывальную, кухню, и бегло бросила, ни к кому не обращаясь:

— Чисто!

Следом вошли остальные. Замыкала шествие сеньорита сходной с нею внешности — такая же одежда, похожая прическа, идентичное выражение лица. И такой же бугорок под пиджаком, выдающий наличие оружия. Сеньором был молодой человек, долговязый, как и лежащий на диване, но более низкого роста, делающего строение тела не таким комичным, с типично ботанской внешностью. Лицо его было предельно сосредоточено, по виду можно было сказать: 'Идёт, как на казнь'. Третья сеньорита — среднего роста атлетически сложенная девушка двадцати пяти лет с раскрашенными во все цвета радуги волосами и подведенными выразительными глазами. Её можно было описать одним словом: 'Жизнерадостность'. Она бурлила, кипела энергий, и эта энергия была способна заразить кого угодно. Ну, кроме сосредоточенного парня, её спутника, и чересчур серьезных девушек рядом. В этой компании она чувствовала себя главной, ибо бросив что-то парню, с видом королевского инспектора прошлась по квартире.

— Что, так и не убрались, да? — проворчала она, исследовав все закоулки 'берлоги', пару раз поморщившись от невыветриваемого запаха табака.

— Вчера матч был, — пожал плечами бритый, бегло обернувшись. — Не успели. Кстати, привет!

— Привет-привет! — Девушка пнула стоящие в углу, прямо на полу, пустые бутылки, засунутые в полиэтиленовый пакет, но отчего-то не донесенные даже до кухни. — Нехорошо, Ктулху! Ко мне сюда люди приходят, а вы свинарник устраиваете!

Тот, кого она назвала Ктулху, флегматично пожал плечами.

— Ты же знаешь, это не я. Я не играю. А за них делать ничего не буду, хоть убей. Да, и их тоже не убивай — кто ж тогда убираться будет? — хмыкнул он. — Не мы же с тобой!

Сеньорита грустно, но одновременно пакостно усмехнулась.

— Майки, — произнесла она, видя, что спутник, пришедший с нею, появился на пороге. — Сегодня будет некогда, сам знаешь, что нам предстоит. Но после операции еще раз такое увижу... Проследи!

— Слушаюсь, моя королева! — откозырнул он, и не поймешь, то ли серьезно, то ли шутливо.

— Остальные где? — Вопрос предназначался бритому.

— Еще не подъехали, в пути. — Тот вывел на главные мониторы несколько картинок, одна из которых — карта города с мерцающими на ней тремя точками. — Пошли, введешь в курс дела, набросаем план, а их подключим по факту.

— Иди к машине, там сумки. Я вам кое-что вкусненькое захватила, — добродушно улыбнулась её высочество, а это была она. После чего прошла в дальнюю комнату и рывком, какого трудно ожидать от девушки её комплекции, сдёрнула лежащего на диване на пол.

— А? Что? — тот попробовал понять, что происходит, заозирался, и даже подскочил, но получил жесткий пинок под пятую точку и полетел в сторону дверного косяка.

— Фрей, ты чего! — произнес он, обнявшись с оным косяком. Пинок был чувствительный, но не сильный — ничего себе не расшиб.

— Даниель, я когда тебе сказала быть в боевой готовности?

— Но я же здесь! — парировал пацифист. 'Нет войне!' — гласила надпись на его куртке.

— Здесь, — согласилась девушка. — Но бессовестно дрыхнешь!

— Ну, долго ли проснуться? — пожал плечами он.

Фрейе нечем было парировать — с нею, действительно, не долго.

— Бегом к машине! — вместо пререканий, скомандовала она.

Нет, они неисправимы. Каждый из их шестерки уникум, неповторим — талантливейшие и гениальные ребята. Но всех вместе, да и по отдельности тоже, можно назвать одним словом — оболтусы. Она не могла злиться на них — 'злилка' отказывала. И несмотря на тот ад, что пережила вчера и сегодня утром, несмотря на дикое количество согласований и разрешений, которые подписала, переговоры, которые провела, и что вымоталась до предела, злиться на них сейчас, абсолютно не помогавших, более того, не сумевших даже собраться вместе в назначенное время, а ночью еще и успевших поиграть в очередную командную игрушку с сигаретами и пивом, злость как-то сама собой опала. Она представляла каждого из них, даже Ктулху, в образе большого ребенка, а на детей не злятся.

— В общем, слушайте внимательно, — начала она, когда все сотрудники её отдела были в сборе, а облитый ледяной водой Дэн, наконец, пришел в себя. — Не спрашивайте, чего мне это стоило, но я договорилась. Завтра или послезавтра, по готовности, будем пытаться взломать базу данных управления дворцовой стражи. Кто не знает, что такое дворцовая стража, пояснять надо?

Парни замотали головами. Дэн и Ктулху при этом не переставали орудовать вилками — ее высочество, зная, что без неё орлы питаются одними субпродуктами, привезла с дворцовой кухни 'кое-чего на обед'. Этого 'кое-чего' им хватит дня на два, и судя по аппетиту, нормально не ели парни давно.

— Не надо, — ответил за всех бритый.

— Правильно. Это сердце клана Веласкес, — продолжила она. — Там собрана вся информация его службы безопасности. И нам нужно имитировать атаку на главную базу данных. Цель по легенде — кража данных о внедренных кланом агентов в структуры безопасности других кланов.

Дэн присвистнул.

— То есть, к собственно управлению ДС мы как бы изначально...

— Да. — Фрейя кивнула. — Это с самого начала операция внутри клана. Поэтому не обессудьте, но меры безопасности будут соответствующие. К каждому из вас будет приставлена охрана, и не выделывайтесь, у охраны в случае чего будет право грохнуть вас за неповиновение.

Парни отнеслись к новости спокойно, только Дэн втянул плечи.

— Жестко!

— А чем вызвано? — хмыкнул Ктулху.

— Тем, что у операции будет крайняя степень допустимости. По легенде несколько админов и операторов будет 'за нас'. Предположительно, трое.

— Трое?! — Дэн присвистнул. — Фрей, ты чего? Кто ж так работает?

Её высочество выдала победную улыбку.

— По легенде враждебный клан подобрался к нашей службе безопасности неприлично близко. Наша задача протестировать работу отдела защиты информации в таких стрессовых условиях. Я уже поговорила с одним из 'предателей', он задачу понял. Остальные 'кроты' не будут знать друг о друге, каждый будет думать, что оценивается лично он. Это всё чтобы исключить утечки и сговоры.

— Фрей, зачем тебе это? — Ктулху напрягся и даже положил вилку. — Мне это не нравится.

— Всё будет хорошо. — Её высочество натянуто улыбнулась, обошла стол, села напротив. После чего начала выкладывать из принесенной с собой папки документы.

— Вот договор. Вот разрешения. — На столе начали появляться бумаги с подписями и печатями, увидь которые любой недоброжелатель клана — удавился бы от зависти. — Мероприятие официальное, вот согласование с начальником третьего управления. — На столе появилась очередная бумага. — Так что всё легально, и как сотрудникам, вам не будет ничего.

— Когда амбалы в броне врываются в помещение, где ты сидишь, их дубинкам плевать, что ты сотрудник!.. — пожаловался Дэн и почесал спину за правым плечом. Фрейя выдавила улыбку.

— Я же сказала, как в тот раз не будет. Да и в тот раз была инициатива исполнителей, которые были наказаны. Теперь с вами будет охрана, и это меняет многое.

— Хотелось бы верить! — за стол подсел стоявший до этого Михаэль. Он всё утро мотался с Фрейей, был в курсе многих её замыслов, однако опасения насчет последствий операции разделял — ему в тот раз тоже досталось.

— А вот главное. Схема защиты информационных потоков. Да-да, Дэн, я раздобыла и это! — засияла её высочество. Даниель же раскрыл рот от изумления, вчитавшись в то, что было написано и нарисовано на бумажке. Одна она стоила состояние, попади в руки фрилансерам. Недруги Веласкесов выложат за такое сокровище огромные деньги!

— То есть, ты сэкономила нам минимум месяц работы, — констатировал Ктулху, — пока мы бы всё это разведывали и пробивались.

— Я же говорю, по легенде недруги подкрались к нашему клану ОЧЕНЬ близко. — Фрейя победно сверкнула глазами. Из груди Майка, который знал больше всех, вырвался обреченный вздох.

После этого началось обсуждение, на основе последнего документа, как и что лучше сделать, какие мероприятия провести. Получалось, сделать надо много, всё равно много. И подготовка займет не один день. Через полчаса к ним присоединился еще один сотрудник 'департамента её высочества', как окрестили этот реальный, но вынесенный за основной штат отдел в третьем управлении. Естественно, сразу же набросился на дворцовые деликатесы — повара у Веласкесов просто отменные, ведь её высочество несла 'вкусняшки' с кухни, готовящей непосредственно для королевской семьи, а не прислуги. И участие в обсуждении принял живейшее. После — и два оставшихся.

Через пару часов план 'на коленке' был составлен, споры утихли, роли, кто чем будет заниматься, распределены. Естественно, прибывшим досталась вся работа 'в поле', в качестве наказания, но судя по их лицам, они были не против. Ведь то, что им предстояло — мечта для любого информационного взломщика! Хакнуть СБ королевского клана? В таких уникальных шоколадных условиях? Если есть на свете Эльдорадо, то для хакеров оно именно такое.

Когда споры стихли, за столом повисло молчание. И вдруг Ктулху, ввиду своей мрачности по жизни говорящий мало и только по делу, задал вопрос, от которого все присутствующие поёжились. Ибо интуитивно чувствовали то же самое — что что-то не так, что-то не сходится — но по привычке не задавали глупых вопросов.

— Как я понимаю, наша цель не проверка, да?

'Отдел её высочества' в полном составе переглянулся друг с другом, после чего все взгляды обратились к начальнице.

— Да, — коротко ответила та, понимая, что если не будет с ребятами откровенна, не получит нужных результатов.

— Мы должны не попробовать систему на прочность. Мы должны её именно взломать, — продолжал бритый. — Пауза. — Лесная королева, мы знакомы уже давно, давай сразу, как есть. Ты же знаешь, так будет лучше.

Из груди Фрейи вырвался тяжелый вздох.

— Хорошо. Да, нам нужно ВЗЛОМАТЬ систему дворцовой стражи. При этом цель, как я и сказала, база данных по агентам. Мне нужно проверить, является ли один человек... Подчиненным мачехи.

— И ради этого ты проводишь войсковую операцию? — фыркнул Дэн, глаза его вылезли на лоб.

— Ради него она замуж готова выйти, что там войсковая операция! — произнес молчавший до этого Майк.

Фрейя пиханула его локтем, а после лягнула под столом, но было поздно, своё дело он сделал — парни заулыбались. Всё, вопросы оказались сняты, точки расставлены.

— Что, правда, такой важный мальчик? — покачал Ктулху головой. — И стоит этого?

— Ну, насчет замуж, это Майки придумал... — начала было оправдываться Фрейя, но Михаэль ей закончить не дал:

— Парни, как показывает практика, отец наследников престола всегда шишка, даже если он не муж королевы. Потому давайте напряжемся и сделаем это!

— Да! — воскликнули парни, ибо финал своей фразы Майк выкрикнул, как кричалку фанатов на футбольном матче.

Фрейя вновь хотела возмутиться, устроить разнос, но не находила слов. Раскрывала и закрывала рот, не в силах ничего выдавить. Парни же развеселились, начали перебрасываться сальными шуточками и даже хлопать Фрейю по плечу, и она поняла, что сработало. Они увидели Цель, четкую и осязаемую. Живую. А не какой-то тестинг очередной системы безопасности, коих они сделали уже за время существования отдела немало. А Цель отличается от цели тем, что ради неё люди готовы расшибиться в лепешку, но прорваться. Добиться результата любой ценой, а не просто отсидеть своё время и поставить галочку в графе 'попытка'.

Итог заседанию отдела по проблеме подвел Ктулху, как самый мудрый и опытный. Он молча достал из холодильника несколько бутылок пива и поставил посреди стола.

— Так, парни, любовь — это святое! За неё не грех и выпить! И сегодня, твоё высочество, не отвертишься!..

* * *

Описывать работу настоящих электронных взломщиков скучно. Ну, нет в ней драйва, той энергии, что присуща спортивным состязаниям. И нет комплекса переживаний, который испытываешь во время напряженного момента в качественно снятом триллере. Потому, как то, что происходит на экране,тебе понятно и ясно до мелочей. Вопрос сводится лишь к игре актеров, способных или не способных передать накал страстей.

Так же всё понятно и в спорте: забили гол — молодцы. Сорвался пас — плохо. Добежал до финиша первым, применил на ринге силовой приём... В общем, всё ясно и понятно, а если и нет, то даже школьник через непродолжительное время разберется. Касаемо любого спорта, любой игры.

Хакинг — это нечто иное уже потому, что нет абсолютно никакой зрелищности. А есть интерфейсы программы, вирусы, 'дыры', сертификаты, протоколы, шлюзы, контроллеры, точки обратной связи, сети запутывания следов, контроллеры собственной защиты — чтобы в процессе кто-нибудь не вычислил тебя самого. Всё это дело пишется специалистами под конкретное использование, после длительных подготовительных мероприятий. Даже технари мало что поймут в действиях взломщиков. Только айтишники, и только заточенные под необходимую специфику.

Нет, страсти в процессе взлома нешуточные, Шекспир нервно курит от зависти в сторонке. Вот только ЗРЕЛИЩНОСТИ...

Хотя в хакинге зрителя не может быть в принципе. Любой, кто наблюдает за процессом, находится либо на 'этой' стороне, либо на 'той'.

Команда её высочества занималась тестингом систем защиты уже несколько лет. Кто-то из ребят два года, кто-то три. А Ктулху так вообще из самого первого набора. Того самого, который взбрыкнул, видя перед собой глупую доверчивую девочку-принцесску, на которой можно 'покататься'. После того, как она картинно прикончила двоих, бросивших ей наглый вызов в лицо, остальные были возвращены назад, в тюрьму (где долго не прожили, но это уже отдельная история, к которой ее высочество не имеет отношения), а бритый остался. И считался здесь хоть и не лидером, но лицом неприкосновенным.

На памяти Майка они взломали несколько десятков различных учреждений. В основном это предприятия клана Веласкес и подконтрольные ему конторы, но было и несколько госучреждений, и даже 'конкурирующие фирмы'. В большинстве случаев после удачного взлома они писали рекомендации по устранению недостатков, а для некоторых 'своих' контор сами же баги и патчили. С возможностью захода в будущем 'на огонек', естественно, но лишь для богоизбранных. Ох, не доверяет её величество людям! Особенно своим! Может потому больше двадцати лет и сидит на троне, и аристократия ей до сих пор ничего не сделала, хотя регулярно пытается?

Некоторые же 'дыры' оставляли как есть. Стырили что-то по-тихому, под вывеской третьего управления, и молчок. Такие операции проводились хоть и на том же оборудовании, с той же административной поддержкой... Но это была их 'личная' инициатива, как фрилансеров. Её высочество при подобном взломе вживую не присутствовала, только удаленно, и у неё на это время оказывалось алиби. Да, опасно, но Майк не переживал — на войне, как на войне. У каждого крупного претендующего на что-то клана есть свои спецы подобного рода, разница лишь в том, что у Веласкесов они числились внештатными сотрудниками императорской гвардии.

Поскольку опыт в подобных делах у них имелся значительный, система 'отвода стрелок' и запутывания следов, была приготовлена заранее. Говорят, какая-то из точек доступа оборудована даже под имперским посольством, но это уже политика, провокацию с имперцами Веласкесы приберегут на черный день. Организация подобной системы — несколько дней работы, которые были сэкономлены. Далее, разведка, 'прощупывание' противника — структура и слабые места в организации его системы безопасности. То, на что тратятся недели, и даже месяцы, было преподнесено Фрейей на блюдечке. Если бы она раздобыла еще и сертификаты безопасности...

Но это уже чересчур. Тогда и ломать нечего будет. А какая жизнь без интереса?

Итак, их работа свелась к минимуму. Определение стратегии, небольшая подготовка и попытка собственного взлома. Последнее, как правило, занимает часы, время, несравнимое с подготовкой. И полностью зависит от фактора dues ex machine (5), который и определяет изначальную стратегию взлома. Если это 'дыра', которую удалось обнаружить/купить у сотрудника/разработчика — подключение и взлом. Если коды или сертификаты безопасности — подключение, мимикрия под сервер с последующим 'сливом' данных. Если во вражеском 'лагере' свой человек — то действия, в зависимости от этого. Без фактора dues ex machine взлом невозможен в принципе, это только в кино талантливые хакеры подключаются мимоходом к сложнейшим системам и 'выносят' их за несколько минут. Потому, что гении.

На то она и система безопасности, что ничего ей не сделаешь, будь ты четырежды гением!

У них по легенде оказались 'свои' люди внутри. Фактор немаловажный, но система серьезного учреждения защищается и от этого. А так же от 'дурака' — действий персонала, не осознающего последствий. Ломать они собрались силовую структуру, находящуюся под 'крышей' одного из управлений ИГ, а значит, сладкой жизнь не покажется, несмотря на всех 'кротов' и добытые Фрейей 'печенюшки'.

И действительно, не показалась. Как они выяснили позже, в ходе взлома один из 'кротов' был оперативно вычислен и обезврежен на рабочем месте службой внутренней безопасности, один через несколько часов после обрубания концов. На третьего не вышли, и всей службе сделали за это огромный втык с лишением премий — так что их усилия не пропали даром.

— Четырнадцать часов, Фрей! Четырнадцать! — воскликнул Дэн, откинувшийся на спинку кресла. Головы у всех после бессонной ночи гудели и отказывались работать.

— Продолжаем! — сосредоточенно хмурилась их начальник. Эта её идея фикс за ночь непрерывного напряжения надоела. Стимуляторы бодрили, но когда нет результатов, и они не панацея. А результатов не было, они топтались на месте, не зная, как к чему подступиться.

Начали они вечером, как и положено порядочным взломщикам. Прошли через подготовленный 'кротами' шлюз, залезли в систему... И на этом всё. Прицепиться к кому бы то ни было не получалось. Защита работала, как обойти её они не понимали, а 'палить' своих ценных сотрудников не решались. Трафик был, УДС это структура, которая не спит никогда, прицепиться было к кому... Но не выходило.

— Мы так ничего не высидим, — подал голос Ктулху. — Да, сидим тихо, но обнаружить нас — вопрос времени. Давай уже, решайся, Фрей. Или вперед, или в следующий раз.

Фрейя покачала головой.

— Следующего раза не будет. А сейчас... Сейчас мы 'запалимся'.

— Тебе взломать базу надо, а не скачать и уйти? — начал терять терпение обычно уравновешенный бритый. — Вот и пусть 'запалимся'! Пусть сюда хоть орлы из спецназа ворвутся! Главное успеть до информации добраться!

— Нам нужен один МИГ, Фрей. Мгновение. И всё. Чего бы оно ни стоило, — подытожил он.

И ведь правильно говорит. Техзадание совершенно иное, не такое, как обычно. Не подразумевает обычные меры предосторожности. Но инерция мышления у всех них работала, делая своё тёмное дело. Впрочем, она не сильно мешала — у них все равно не получится, хоть шифруйся, хоть нет. Чтобы найти 'дыру' в такой системе, нужны месяцы осады. Которых по ТЗ у них нет.

— Хорошо. Приготовились!..

Фрейя решилась и начала раздавать указания, что делать, к кому 'цепляться'. Указания получили и 'кроты', и остальная часть их команды, работающая хоть и под присмотром ангелов, но удаленно.

— Есть! Нас заметили! Начинаю обрубать концы! — раздался в ушах голос члена команды, отвечающего за безопасность.

— Стоп! Не выходим из системы! — остановил Майка, на автомате дёрнувшегося к привычной иконке рассоединения её напряженный голос. — Продолжаем! Сколько у нас времени? — Это парням.

— Обманку включили. От трёх до пяти минут.

'Обманка' даст время. Еще немного времени даст система запутывания следов. После чего по тревоге сюда потянутся все силовые структуры планеты, с которыми ей придется объясняться, теряя авторитет, покрывая себя славой хакера-неудачницы. Но Фрейя всё равно не хотела покидать систему. Ей нужна была эта база, любой ценой.

Даже ценой полной потери авторитета среди взломщиков. Ведь они после сегодняшнего будут смотреть косо и воротить нос. Что ж, пусть. Она заранее приготовилась к этому и еще вечером договорилась с мамой и постом, охраняющим её терминал. Который сейчас подключит к работе, в качестве фактора super dues ex machine.

Нет, взламывать терминал главы государства никто не будет. Любой из парней, кто дернется, получит от ангелов иглу в затылок. Соль в том, что сам терминал обладает 'врожденной' способностью получать информацию почти из любых баз данных планеты, включая многие госструктуры и силовые ведомства, к которым днем с огнем не подберешься. И абсолютно любые базы клана Веласкес.

Конечно, есть такая вещь, как авторизация, которую организовали не самые глупые люди. 'С улицы', просто сев за мамин терминал, Фрейя бы в базу ДС не вошла. Но они УЖЕ в системе, им просто нужна машина, которая имеет право делать здесь всё, что захочется. Железное право, прописанное во всех протоколах и сертификатах безопасности, которое невозможно взять и отменить с пульта в один момент — служба безопасности прежних королев постаралась. Ведь согласитесь, никому на планете не придет в голову хакнуть систему безопасности клана, используя терминал главы этого клана. Бред-бредятина. А вот королева должна иметь возможность проникнуть куда угодно, даже если дворец осажден врагами-мятежниками и на улицах идет бой.

Вот Фрейя и попыталась использовать 'дыру' в системе планетарной безопасности, как козырь, последнюю надежду. Без которой всё же не получится.

— Лионелла, это Фрейя, как слышишь? — произнесла она, активировав отдельный выделенный заранее канал.

— Хорошо слышу, — раздался слегка сонный голосок одной из 'старых дев'.

— Лионалла, подключайте.

В ответ усмешка:

— Что, сами не справились?

— Такова наша доля хакерская, — грустно вздохнула её высочество. — Иногда разработчики не оставляют нам шанса. А утром нам засчитают поражение.

— Но ломать что-то с терминала королевы... — теперь вздохнули на том конце, и вздыхающая явно осуждающе покачала головой.

Послышались шаги. Ангел вошла в кабинет и подключила разъем, о котором было оговорено, о чем просигналила одна из активировавшихся иконок.

— Всё, будь там. Если скажу — обрубай, — подобралась Фрейя — её теперь распирало на эмоции.

— Так точно... — вяло ответила женщина.

— Фрей, ты чего? — выпучил глаза Ктулху.

— Я же говорю, ей нужно взломать эту базу, во что бы то ни стало, — усмехнулся Майк.

— А что, по легенде королева тоже нами завербована? — округлил глаза Дэн. — Кто ж такую легенду придумал?

— Я придумала, — зло фыркнула её высочество. — Работаем! Дэн, Ктулху! Парни!

— Есть, поймал! Вошел! Есть подключение! — раздался 'удаленный' голос в ушах.

Они оказались в базе. Переполошенная фактом взлома охрана не могла их не увидеть, но подключение, идентифицирующееся, как запрос главы государства, обрубить не решалась. Правильно это, неправильно — пусть разбирается Сирена, её кухня. У неё в любом случае имелось несколько запрограммированных секунд, даже если парни решатся. И она уверенно выбрала раздел под грифом 'Секретно'.

Так, база данных сотрудников. Есть. Поиск. Есть. Ввод: 'Хуан Шимановский'. Иконка запуска.

Пауза. Голос искина интерфейса, дублирующего надпись на экране:

— Совпадений не найдено.

— Майк, изображение нашего мальчика, быстро! — затараторила принцесса.

Через пять секунд Майк переслал ей со своего терминала одно из изображений объекта их поиска.

Загрузка. Новый запрос.

— Совпадений не найдено, — продублировал надпись металлический голос. — Попробуйте уточнить входные параметры.

— Да незачем мне уточнять эти параметры! — взъярилась Фрейя, стукнув кулаками по столу. — Они верные! Ищи лучше!

— Совпадений не найдено, — вновь повторился искин. — Попробуйте заново.

— Майки, изображение Санчес. Обеих.

— Готово. — Майк тут же переслал требумое.

— Совпадений не найдено. Попробовать расширить поиск? — Спросил голос, и Фрейе показалось, что в нем прорезалось ехидство.

— Да, расширь, — подобралась она. Она — принцесса, не дело ей раскисать!

— Ограничения зоны поиска? — поинтересовался искин.

— Вся база дворцовой стражи, — хмыкнула Фрейя. Гулять — так гулять.

Секунд десять искин молчал, на экране крутилась каретка. Наконец появилась картинка:

— Есть совпадения. Четыре человека подходят под указанные параметры.

— Всем руки от терминалов! — медленно проговорила Фрейя по общему каналу, чтобы её слышали и подстраховывающие операцию ангелы. Незачем парням копаться в базе ДС.

Первым оказался сотрудник, работавший на стражу еще при королеве Верджинии. Второй — информатор 'подводной' части СБ клана в Полонии. Сиречь, человек ведомства тёти Елены. Причем самого низшего звена, завербованный обыватель, о котором она сама вряд ли имеет представление.

Два других, один — глубокий старик, другой давно умер — люди враждебных кланов, на которых у Веласкесов имелось досье. Исполнители низкого ранга, 'силовики'.

Негусто. И главное, ее Хуана нет! И не будет — если его досье заранее убрали, то и терминал королевы не поможет. К личному терминалу Сирены доступа не получить от слова 'совсем'. И это только в том случае, если досье на мальчика там есть...

Что это значит?

Теперь уже неважно. Подумаем об этом позже, время есть.

— Обрубай! — коротко приказала она, но Майк её огорошил:

— Опоздали. Нас только что вышвырнули. И даже начали отключать от сети, работаем по выделенным резервным каналам.

Фрейя нахмурилась.

— Плохо.

Вышвырнули. Значит, поняли, что это была не глава государства, проследив путь королевского запроса до конечной точки. И от планетарной сети попытались отключить, осложнив процесс заминания следов. А значит, спецназ в пути.

— Парни, закругляемся! — отдала она приказ, развернулась в кресле. Отключение от сети мера наивная, но прописанная в инструкции, настоящим взломщикам не сможет даже настроения испортить. — Оливия, связь с диспетчером третьего управления. И держи активной связь с дворцовой стражей.

Парни с энтузиазмом принялись 'разгребать дерьмо', как называли они последствия неудачного взлома. Она же почувствовала опустошение. Опустошение и... Облегчение.

— Диспетчер на связи, — отозвалась Оливия. Фрейя переключила на наголовнике рычажок связи.

— Здравствуйте, это двести сорок восьмая. Кодовое слово... — Она проговорила условную фразу, пароль, проверяемый вместе с тембром голоса, на который должна отреагировать автоматика при приеме экстренной заявки. Который должна знать только она, и который постоянно меняется с лагом по времени. Что ж, отрицательный результат — это тоже результат.

* * *

— Отрицательный результат — тоже результат! — словно прочитал её мысли Майк, когда она закончила переговоры с диспетчерами. Всё, проблема улажена, оба управления поставлены в известность, группа захвата отозвана. И даже сеть обещали включить через несколько минут.

Фрейя смолчала — сдержалась. Хотя стоило это большого труда. Остальные бойцы информационного фронта выглядели хмуро и пасмурно.

— Месяцы подготовки — и всё псу под хвост! — подвел общий итог настроения Ктулху.

Ему никто не ответил — все всё понимали. Готовить систему запутывания придется заново, начиная с завтрашнего дня. Парней не смущал отрицательный результат — в конце концов, при наличии времени они нашли бы лазейку, с их-то ресурсами. Всех выбивало из колеи её читтерство, использование уж слишком super dues ex machine. Но что им сказать, Фрейя не знала.

Вдруг на глаза сам собой сполз козырек, и в 'стекло' вихря постучалась симпатичная русалка из детского мультика. В ушах же, неслышимое для других, зазвучало высокое, срывающееся на фальцет, сопрано из известной классической оперной постановки.

— Я сейчас, — вздохнула она, поднялась и вышла из главной комнаты. Спальня. Ага, тут тихо.

Войдя, Фрейя закрылась изнутри (в этой квартире таким правом обладала только она, как 'главный пользователь'), и активировала доступные ей внешние средства защиты от прослушки. Не идеал, но чем богаты. На канал связи с родной службой безопасности глушилки не подействуют, как и на защищенное оборудование — лазеек хоть отбавляй. Но от 'дурака', как и от 'сыщиков'-любителей, защита действовала.

— Привет! — активировала Фрейя вторую линию, расправляя юбку и усаживаясь на диван, одновременно завихряя визор с функцией обратной связи во всю противоположную стену.

Мачеха сидела в кресле в своём кабинете, как и положено, по форме. И улыбалась. Торжествующей, но не надменной улыбкой умудренной жизнью воспитательницы. Своих детей она так и не завела, и весь материнский потенциал всю свою жизнь реализовывала на них с братом и сестрой. И надо отдать должное, неплохо реализовывала.

— И стоило ради такого заваривать весь этот чай? — хмыкнула она. — Ты могла прийти ко мне и спросить. Я бы тебе и так сказала. Без потери времени и дурацких взломов.

— А сказала бы? — усмехнулась Фрейя. Мачеха пожала плечами.

— А смысл врать? Ты же всё равно сама всё раскопаешь, это вопрос времени. Не думаю, что обман способствовал бы нашему взаимопониманию.

Что ж, логично.

— Ты могла не ответить, — не сдавалась её высочество.

— Могла. — Сирена кивнула. — Но ответила бы. Повторюсь, для тебя любые раскопки — дело времени. Спрятать что-либо на территории клана Веласкес... ОТ ТЕБЯ...?

Тоже логично. Но Фрейя чувствовала себя слишком уязвленной, чтобы так быстро признать поражение.

— Я хотела сделать это сама, — покачала она головой. — Потому, что... Да и систему безопасности мы всё же протестировали! Не так ли? — Из её груди вырвался смешок.

Сирена поддерживающе улыбнулась.

— Что ж, понимаю. И ни в коем случае не осуждаю. Сама — значит сама. Шаг, достойный и твоей матери, и тем более бабушки. Но, девочка моя, — её улыбка превратилась в приторную, — ломать систему дворцовой стражи, и тем более клана Веласкес, с терминала главы государства, главы клана... Тебе не кажется, это чересчур для любой легенды?

Фрейя опустила голову. Стало стыдно.

— Иначе не получалось. Даже со всеми предателями и техническими возможности. Так что да, это поражение, хоть мы и прошли защиту! — гордо подняла она глаза на последних словах, чувствуя, что глаза её полыхнули.

Теперь улыбка Сирены стала куда мягче. Признавать ошибки — этому учила и она, и мама. И, по их словам, это был девиз её бабушки, страшной женщины, о которой среди старшего поколения аристократии до сих пор ходят легенды.

— Значит, говоришь, не будешь отпираться, если задам прямой вопрос? — усмехнулась её высочество, поняв, что, наконец, пришла в себя.

Улыбка Сирены стала шире — теперь перед нею сидела не воспитательница, а хищница, игрок. Причем хищница мудрая и опытная, наставляющая её, глупую и молодую, как брать след дичи.

— Нет, не буду. Ты приедешь? Или так поговорим?

— Если эта информация не под грифом 'секретно', предпочитаю не терять время, — покачала её высочество головой.

Мачеха кивнула.

— Нет, не под грифом.

— Ты знала, когда я буду проводить взлом. И специально убрала его досье из базы. Так?

Сирена покачала головой.

— Эксперимент должен был быть чистым. По крайней мере, с нашей стороны. — Насмешливый блеск в глазах, от которого Фрейя поёжилась. — Нет, я не убирала его досье из базы.

— То есть, его там и не было?

Кивок.

— Кто такой Хуан? — перешла её высочество на новый уровень вопросов... Но вдруг потерпела поражение.

— Девочка моя, я обещала отвечать только на то, что касается своего ведомства. Или мы не оговаривали подробности?

Нет, не оговаривали. Внутри Фрейи пробежала волна злости — вот всегда так!

Хотя, с другой стороны, найдя Хуана, она будет знать, что обязана этому не кому-то из родных и близких, что сделала всё сама. И победа будет куда слаще. Нет, её мачеха мудрая женщина, хоть ей иногда и хочется её задушить. Жаль, что эта 'мудрая женщина' по тому же лекалу воспитывает и Изабеллу с Эдуардо. Брат и сестра лишены государственного мышления и принимают такое поведение в штыки, как будто она их злейший враг. Особенно Бэль. Но здесь уже ничего не поделаешь — и думать об этом надо было много лет назад, и сама Сирена до сих пор свято уверена, что поступала и поступает правильно.

— Хорошо, — продолжила Фрейя, лихорадочно размышляя, какой бы вопрос задать, — тогда вопрос по твоему ведомству. Не так — лично к тебе. — Глаза её полыхнули. — Как вы с мамой могли дойти до того, чтоб подкладывать мне мальчиков? Никогда бы не подумала, что вы на такое способны! Вы, с вашей красотой замыслов... И так топорно?

Маска на лице Сирены вновь видоизменилась на 'добрую воспитательницу'. Причем Фрейя точно знала, это не совсем маска. Точнее, совсем не маска.

— Девочка, как ты могла подумать на нас так плохо? Я не буду тебе ничего говорить, просто поинтересуйся у своей лучшей подруги, когда она заметила, что ей подложили мальчика? Через сколько ЛЕТ?

Фрейю передернуло — кажется, она даже покраснела. Неужели она не права, и все её умозаключения...

Сирена меж тем продолжала:

— Если бы мы ставили целью сделать именно это — ты бы узнала о сем событии последняя. И не надо возражать! — вскинула она руку, останавливая готовый сорваться протест, — мы не ОНИ, знаем тебя, как облупленную. Поверь, у нас бы получилось!

Пауза. И снова:

— Он, действительно, ехал в Школу на прослушивание. Мы всего лишь узнали, к кому именно, и решили воспользоваться возможностью. Попросили дона Бернардо перенести твоё занятие ровно на это же время.

Мы не знали, будет он прорываться к тебе, или подождет своей очереди, — Сирена нахмурилась, что подтверждало её правоту. — Не знали, понравится ли он тебе, или ты не обратишь на него внимания. Не знали, как он сам отнесётся к твоему высочеству — ты уже убедилась, это сложный мальчик. А после вашей первой встречи гадали, как скоро состоится ваша стычка, и кого после неё придется выносить. — Усмешка. — Нет, претензия не по адресу, моя дорогая.

Фрейю вновь пробрало зло, но теперь на саму себя. Однако, она не сдавалась.

— Но планы сводничества, выходит, всё же были? Раз вы пошли на этот шаг — перебить время занятия?

— Давай сформулируем так, Хуан — наш тебе подарок, — улыбнулась Сирена. — Как ты им воспользуешься, и воспользуешься ли — решать тебе. Но если он тебе не нужен — мы и дальше будем заниматься им, как планировали.

Мы в любом случае ничего не потеряем. И, соответственно, раз так, ничем и не рискуем. Еще вопросы?

Фрейя растерянно покачала головой.

— Хуан. Он... Немного леворадикальных политических взглядов. Антимонархист. Вы уверены, что мне безопасно... Находиться в его присутствии? — сформулировала она.

Улыбка Сирены стала более яркой и понимающей.

— Елена за него поручилась. А она в таких вещах разбирается.

— Тётя Елена тоже в этом участвует?

Пожатие плеч.

— Она всегда во всём участвует. Ты же знаешь.

Фрейя знала. Тётя Елена единственная, кто может отговорить маму от каких-либо безумств. Когда та 'втемяшит' в голову что-либо глупое и никого не слышит. Причем, это слова мамы, так же умеющей признавать ошибки.

— Ну что, всё? Остальное будешь копать дальше? — усмехнулась мачеха.

— Наверное, сама. — Фрейя выдавила постную улыбку, почувствовав, однако, в душе облегчение. — Спасибо!

— Не за что! — благодарность была искренней. Сирена рассоединилась.

Её высочество ещё долго сидела на искомом диване, пока кто-то не начал ломиться в комнату, видно, не владея информацией о том, что её высочество занята.

— Слушай, Лесная королева, ты это... Пиво будешь? — раздался голос Дэна. — Или что покрепче? Отрицательный результат — это тоже результат!

Еще один, со своими результатами! Фрейя закатила глаза. Но затем тяжело вздохнула, прогоняя оцепенение, и поднялась. Жизнь продолжается!

— Буду. Но не то пойло, что вы тут глушите, а... — отворила она дверь.

Собрать мысли в кучу удалось лишь в машине, на обратном пути.

Отмечать 'успех' операции она не стала, покинув ребят и отправившись во дворец. В 'берлоге' обстановка поразмышлять не располагала, квартира была полна постоянно галдящих людей — как взломщиков, чувствующих после сложной и важной операции эмоциональное опустошение, а вместе с ним прилив жизненных сил, так и девчонок, за её спиной, как только отвернется, пытающихся с парнями крутить.

...Итак, кто-то походатайствовал перед доном Бернардо, чтобы тот послушал... Никому не известного мальчика. Пускай его взял в разработку клан Веласкес, обозначим пока так, — сформулировала она, — но мальчик на самом деле никому не известный. И это исходило не от команды её матери — если Сирена не врет, конечно. Но врать ей Фрейя особого смысла не видела. Это не пропавший сеньорито Изабеллы, а вполне живой и осязаемый юный сеньор, местоположение которого минимум три раза в неделю ей прекрасно известно. Ну, в текущий момент занятия в школе еще не начались, но скоро начнутся, и она запросто сможет прижать его и вытащить любую информацию, как бы правда ни звучала.

То есть, это не сеньорины офицеры. Но кто-то, хорошо Бени знающий. Кто еще, кроме команды матери, мог походатайствовать?

Вопрос сложный, потому, как ответов на него было множество.

Отец?

Нет, не его почерк. Скорее всего, отца сеньорины держат от своего проекта подальше, да и после случая с Изабеллой тот вряд ли горит желанием лезть в жизнь второй дочери. Тогда кто? КТО???

...Ладно, дальше. В базе данных Сирены Хуана нет. Хотя он сам признался, что... Господи, как же он сказал дословно?.. Что имел с мачехой разговор! Вот! Это может быть ключом?

Может, да. А может, нет. Хуанито лишь признал, что работает на сеньорин, на клан. Что часть их проекта. Конечно, он не мог признаться, что тоже Веласкес, хоть и незаконный, не мог сказать, что из него готовят кадровый резерв...

...'Кадровый резерв!..'.

Мозг зацепился за эти слова. И перед глазами сразу же предстала Мерседес, идущая по дому провинциального криминального барона, стреляя по очереди с двух рук...

...И размахивающая ногами в частной школе, в драке с охраной. Рядом с ЕЁ Хуаном. 'Кадровый резерв'...

...'Она дала присягу' — прошептало внутреннее чутьё. И Фрейя похолодела, почувствовав, как по спине маршируют мурашки.

'Дон Бернардо... Бени...' — промелькнула следующая мысль, и она поймала себя на том, что пусть и рассеянно, но в упор смотрит на Оливию, глядящую на неё заботливым нежным взглядом. Бергер...

— Всё в порядке? — напряглась начальник её опергруппы, почувствовав, что что-то не так.

— Нет, всё нормально. — Фрейя поняла, что пришла в себя. Что поймала нужную птицу версий за хвост, и та никуда больше не денется. Откинулась на диване, издала облегченный вздох. В голове выстроилась простейшая, но гениальная картина.

Глава опергруппы. Которая всегда рядом. Вхожа в любые кабинеты, в которые вхожа она. Знакомая с любыми людьми, с которыми она общается. И железобетонный предлог к любому закадровому разговору — её же безопасность. Ай, да Оливия!..

...Впрочем, не обязательно она. Это может быть любая из девочек первого кольца. Та же Жанка, например. Она ведь тоже русская! А Оливии достаточно просто не мешать.

Захотелось рассмеяться, как всё просто. Предельно, невероятно просто! Но нельзя — девочки не поймут. Она — принцесса, и должна вести себя достойно, а не как какая-то истеричка.

— Лив, поставь ту песню... — Фрейя нахмурилась. — ...Ну, помнишь, Лана нам скинула, когда мы искали мальчика Изабеллы? Которая на русском. Гимн шестой интербригады.

Кажется, попала — глазки Бергер забегали — совершенно не умеет владеть лицом. Впрочем, ей простительно, она 'мясо', телохран. Её забота охранять, а не 'мутить' интриги.

Вздохнув и что-то недовольно прошептав, Оливия вызвала перед собой контур управления машины, и через минуту салон огласила скрипучая музыка с невероятным акцентом:

Земля в иллюминаторе! Земля в иллюминаторе!

Земля в иллюминаторе видна!

Как сын грустит о матери! как сын грустит о матери!

Грустим мы о Земле — она одна!..

— Полегчало? — ухмыльнулась Оливия, заметив, что её отпустило. Фрейя кивнула.

— Слушай, можно вопрос? Немного личный, в смысле, не связанный с работой?

— А с чем связанный? — напряглась Оливия.

— С корпусом. Вашей жизнью в нём.

Начальник охраны пожала плечами.

— Если смогу — отвечу. Ты же знаешь, это режимный объект, а я — человек маленький.

Фрейя кивнула.

— Да нет, ваши секреты мне не нужны. Туда даже мама лезть не жаждет, куда уж мне...— Пауза. — Просто скажи, единорог — чей тотем? Какого взвода?

Ага, лицо дернулось. Нет, не умеете вы собой владень, сеньорита. Да и остальные девочки отчего-то поотворачивались, не желая встречаться с нею взглядами. У всех, конечно, мотивированная 'отмазка', заняты чем-то важным, но она в эту занятость не верила.

— Точнее, единорожиха, — поправилась Фрейя и почувствовала, что улыбается. Улыбка лезла из неё наружу, ломая все мыслимые барьеры хладнокровия. — Такая симпатичная, с ресничками. Тринадцатый взвод, да?

В ответ закономерное молчание. Оливия тоже отвернулась, решив, что достаточно искушать судьбу. Типа, она не при чем, её высочество и сама обо всём догадалась. Красноречивее подтверждения представить было сложно.

— Изменение маршрута! — скомандовала Фрейя, приободрившись. — Въезжаем на территорию через Восточные ворота. Кстати, они отсюда ближе — почти и доехали, — выглянула она в окно. Спрашивать, в каком взводе проходит обучение взятый в корпус мальчик, не стала. Достаточно, что в тринадцатом взводе и числится, и находится её 'любимая' имперская кузина.

* * *

Вот так всегда, стоишь в спарринге, никого не трогаешь... А всякие там приходят и начинают!

Впрочем, обо всем по порядку.

После памятного концерта прошло где-то с неделю. Школа закрылась до октября — каникулы, потом прием молодняка. Карен и Хан сказали, что тоже берут паузу — будут решать какие-то свои проблемы. Мы работаем, но дистанционно — я лопачу материал и отсылаю им, они его 'переваривают', обрабатывают и пересылают мне для оценки. Так и общаемся.

Свободного выхода у меня всё так же нет. Златовласая сказала: 'В счёт будущих увалов. Сиди на базе, и так бываешь тут по праздникам. Наверстывай...'. Что наверстывать, если конец лета, преподаватели в отпусках? Они же тоже люди, особенно вольняшки. Так что теоретическая нагрузка на меня не восстановилась, хоть я и не выхожу за гермозатвор. А потому гораздо больше времени, чем обычно, приходится отдавать физическим упражнениям, отработке навыков ближнего боя. И это хорошо — я чувствовал, именно этот аспект изучаемых здесь умений мне в обозримом будущем пригодится больше всего.

Девчонки помогали, не отказывались. Для коллективного спарринга в тренажерку я приглашал 'пятнашек'; 'тет-а-тет' против меня стояла Паула; для отработки же парного боя иногда приходили Сестренки и Гюльзар. Получалось неплохо, белобрысая выдра не обманула тогда с отчетом о проекте 'Белый ягуар' — я чувствовал, что скоростью восприятия медленно, но догоняю их. При том, что физически был сильнее изначально. Но для того, чтобы сравняться, всё равно нужно время, быстро только крысы плодятся.

В этот день я решил отработать индивидуальный бой. Надо сказать, на решение моё повлиял задумчивый вид Паулы, переживший два дня назад очередную сердечную трагедию — её текущая 'горизонтальная связь' нашла себе мальчика за воротами и отправила её за орбиту Эриды. Личные трагедии у рыжеволосой происходят с регулярностью раз в два-три месяца, для неё это своеобразная ничему не обязывающая игра, но мне хотелось с нею поговорить, потрепаться 'за жизнь', пока её психика отвлечена и максимально открыта для диалога.

После той ночи она изменилась, стала более задумчивой, более ответственной в решениях и поступках. Начала теснее общаться с девчонками, окончательно разрушая последние барьеры со своей стороны. В отношении меня... Тоже изменилась. Исчезли глупые подколки, попытки совращения, шарахания в душевой. Мне всё меньше и меньше хотелось назвать её словом 'любовница' и все больше и больше 'друг'. С такой Паулой было гораздо интереснее — сдержанной, не пытающейся воздействовать женскими чарами, рассудительной и спокойной. Можно сказать, я разглядел в ней совсем иную сеньориту, и все последние дни лихорадочно думал, что из этого всего выйдет. Ведь перемены не завершены, это не конец трансформации. Впрочем, мимо сие не пройдет, поживем — увидим.

Заняв самое дальнее татами, чтоб никому не мешать, мы занимались, в перерывах обсуждая какие-то невинные вопросы. Настроение было благодушное, приподнятое, которое можно описать словами 'покой' и 'умиротворение'. Вокруг стоял самый обычный фоновый галдеж, присущий любому большому спортивному залу: голоса, выкрики, звук звонких и глухих ударов. Иногда ругань и различные восклицания — обычный день обычной тренировки. Ты этот гул никогда не замечаешь, обращая внимание лишь в момент, когда он вдруг куда-то исчезает, и ты оказываешься как бы в вакууме. Вот мы неожиданно и оказались в таком вакууме, разлившемся по залу словно волна, зародившаяся возле выхода — эпицентра.

— Стоп! — Паула подняла руки, сделав шаг назад. Я стоял спиной к выходу, но к тому моменту уже и сам почувствовал непорядок и напрягся. Медленно обернулся.

Deja vu. Тогда их было пятеро, и без оружия. Теперь же к ним добавилась её высочество инфанта, а на поясах у каждой висели игольники. Всё остальное один в один — девочки высокого статуса зашли проучить глупого мальчика-выскочку. Нет, по лицам хранителей это сказать было невозможно, но вот Фрейя скривила мордашку так, что компенсировала показное равнодушие остальных.

— Привет. — Я улыбнулся, решив первым начать разговор. Появление ее высочества сюрпризом хоть и стало, но не особо ярким. Где-то в подсознании вероятность такого события просчитывалась. Фрейя, сверкая глазенками, подошла вплотную, картинно уткнула руки в бока. Медленно перевела взгляд с меня на стоящую за спиной Паулу и обратно.

— Привет-привет, сеньор республиканец! Как же так, с твоими взглядами, и в корпусе телохранителей королевы?

Я меланхолично пожал плечами. Этот вопрос ни я, ни она всерьез обсуждать не собирались.

— Да еще с кем? С этой самкой богомола? Знаешь, если бы мне сразу сказали, что ты — кадет корпуса, я бы не задумываясь ответила, кто будет рядом с тобой!

— Ты имеешь что-то против Паулы? — нахмурился я. — Или меня?

— Паулы... — пробормотала Фрейя под нос, как бы пробуя на вкус это имя. — Да нет, против неё ничего не имею.

— Значит меня. И что плохого я сделал? — Происходящее нравилось мне всё меньше и меньше. И особо не нравилось то, что Фрейя целенаправленно устраивала скандал. — Я чем-то провинился?

— А то ты сам не знаешь, чем провинился! — сделала она огромные, как чайные блюдца, глаза. — Ты трепло и обманщик! А еще предатель!

— Предатель... — Теперь слово на вкус попробовал я. — Знаешь, солнышко, ты в корпусе, а здесь не принято разбрасываться такими обвинениями. Аргументируй!

— Я 'аргументируй'? — Её высочество заводила себя, распалялась... И вдруг созрела. Демонстративно обернулась налево, направо, словно проверяя, что делают её хранители, после чего подошла к кромке татами и взяла свободную пару перчаток.

— Не буду я ничего аргументировать. Это ты должен аргументировать. И советую поскорее начинать.

— Фрейя! — Это Оливия. Дошло. Впрочем, наверняка она просчитала что-то в поведении подопечной — вон, сколько кобылиц с собой взяла. Ведь впрямую запретить ей что-либо делать, пока та не совершит глупость, она не может.

— Что, 'Фрейя'! Это же тренажерный зал? — показно заозиралась её высочество. — Вот я и позанимаюсь. Постою в спарринге с маминым будущем телохранителем. Не думаешь же ты, что мамин будущий вассал сделает мне больно?

Нет, Оливия не думала. Но ситуация висела на волоске, и она ни на что не могла повлиять. Потому продолжила увещевания, впрочем, не особо надеясь на успех:

— Ты не в форме. И вообще в юбке!

Фрейя лишь усмехнулась.

— И что? Некоторым можно драться в юбках, чем я хуже? У меня тоже ноги красивые! — И бросила уничтожающий взгляд на мою спутницу.

— Хуан, думаю, вам лучше поговорить наедине, — мудро произнесла огненный демон, устранившись от конфликта

Предательница!

Больше всего мне понравилось слово 'поговорить'. Да и 'наедине' тоже ничего!..

Я окинул её высочество придирчивым взглядом. Ну, что раскопала насчет школы — ничего удивительного с её возможностями. И юбка у неё хоть и не длинная, но по меркам Венеры достаточно скромная. И главное, не узкая — движений стеснять не будет. Остальное мелочи.

— Слушаю тебя? — отошел я на несколько шагов и встал в защитную стойку. Фрейя встала напротив, отзеркалив моё действие. 'Левша' — пронеслось в голове. И это не очень хорошо.

— Я думала ты обычный парень, — начала предъявлять она претензии, нарезая круги. Пару раз попробовала провести удары, но не всерьез — пристреливалась.

— А я необычный? — Я удивленно закатил глаза, стараясь не терять контроля за её движением. Это чертовски сложно, переключаться между режимами! На сверхскорости, я был уверен, побью её (хотя кто его знает...), но вот разговаривали мы в нормальном восприятии. То есть, в данный момент ключ к успеху лежал в кармане у того, кто быстрее может переходить из состояния в состояние, а женщины мало того, что превосходят в этом мужчин физиологически, так и эта выдра тренируется уже много лет. У неё опыт, что вещь немаловажная.

— Ты — ангел, — продолжила она.

— И что?

— Ты меня обманывал, всё это время.

Подтверждением её слов стала серия ударов. Еще не серьезная, но уже качественная разведка боем. Она кипела злостью, но при этом успевала пробовать на 'вкус' мою защиту. Эх, не наделать бы ошибок! Не в ТАКОМ поединке!

— Я не обязан отчитываться перед тобой, кто я, — пытался парировать я, разрывая дистанцию.

— Как бы нет, не обязан... — Фрейя грустно усмехнулась. — ...С точки зрения закона, устава. Но ты ломал передо мной комедию. Играл, заставляя верить в игру. Что ты — обычный. Чтобы я относилась к тебе, как к простому парню с улицы. Черт возьми, ты даже цирк устроил с этим республиканским нонконформизмом!

Она сорвалась резко, неожиданно — я почти проморгал её атаку. Которую отбил чудом. Ого! А её высочество умеет бдительность усыплять! И да, переходы у неё великолепны. Стоит ли говорить, что о контратаке я и не помышлял?

— Ты смеялся надо мной, да? — продолжила она, накручивая саму себя. — Какая я дура? Ничего не знаю, не подозреваю?.. Постой, это, получается, мои жучки на тебе обнаружили в воротах? — скривилось вдруг её личико. — А я гадала, куда сигнал делся!..

Теперь моя атака — надо было срочно перехватить инициативу. Есть, попал, хоть и вскользь. Заболталась, голубушка! Болтология до добра не доводит!

Фрейя и сама поняла ошибку. Отскочила, прижав перчатку к губе. Бывает, девочка, бывает. Я тоже не лыком шит.

— Зачем тебе вообще понадобилось сажать жучки? — усмехнулся я. — Зачем принцессе какой-то республиканец с улицы? Я — мусор, ты на таких никогда не обращаешь внимания! Долго думал, солнышко, но так этого и не понял!

— Не называй меня 'солнышко'! — Вспышка ярости, атака. ОЧЕНЬ быстрая. Да у неё уверенная 'четверочка' и без границы перехода! М-да!..

— Хотела, чтобы Бени тебя вышвырнул! — со злостью продолжила Фрейя, когда я отбил атаку. — Решила насобирать материал! 'Жучки' из долгоиграющих, не ломаются, не портятся от воды и прочих раздражителей. После мои мальчики просмотрели бы записи по ключевым словам, и тебя бы точно вышвырнули. Рано или поздно. Но сигнал исчез в первый же вечер.

— То есть, ты их нацепила с прицелом на будущее, — вновь ухмыльнулся я и провел атаку. Она отступила. Атака не была вершиной моего мастерства, но за ней угадывались знания и опыт, и в глазах противницы появилось уважение. Нет, она всё еще смотрела на меня свысока, как на нахватавшегося выскочку, но на выскочку с потенциалом.

— А они 'выстрелили' в первые же несколько часов! — Усмешка. — Националисты хреновы...

Удар. Она меня достала — проморгал. Но я обладал еще одним преимуществом — физической крепостью. Женский кулачок есть женский кулачок, даже на скорости, и на ногах я устоял, вновь позорно разрывая дистанцию.

— Фрейя, я не обязан был раскрываться перед тобой, — попробовал решить дело миром и успокоить её, пока не кончилось чем-то плохим. Женщина, обиженная на мужчину, подобна дикой кошке. И не важно, что мужчина не виноват — для женщины нет такого понятия, 'не виноват'. Он виноват уже потому, что мужчина. И вряд ли Фрейя будет выбиваться из математического ожидания.

Меня, как и думал, не услышали, восприняв слова как лишний повод себя распалить.

— Конечно, не должен! Ты должен был кривляться передо мной, держать меня за дуру! И знаешь, получилось у тебя отлично! — Удар. Я отвел, но это было только начало. Еще удар, и еще. Злость придавала маленькой богине поистине нечеловеческие силы. — Скажи, вы сильно смеялись надо мной?

— Мы? — сделал я удивленное лицо, не понимая, кого конкретно она имеет в виду.

— Вы. Ты. Оливия. Жанка. Остальные. — Удар, и я, кажется, пропустил — отвлекся, подсознательно желая увидеть лицо черненькой в этот момент. Ай, как нехорошо! — Вы все предатели! ВСЕ!!! Но ты — особенно!

Пауза, разрыв дистанции.

— Почему же я — особенно? — усмехнулся я, пытаясь перехватить инициативу.

— Потому. Ты знал, кто я. Но всё равно кривлялся. Хотя, если бы у тебя в отношении меня в планах ничего не было, я не вижу ни одной причины не сказать мне, кто ты!

Контратака, и вновь её удар достиг цели. Нет, ну я так не играю! И главное, не возразишь! Оттого и с защитой торможу. Она искренняя, кипит внутри, слова от души идут; я же трачу ресурс внимания, чтоб сообразить, что говорить. М-да!

— Объясни, Хуан! — не стала добивать она, видимо, решив, что не всё сказала. — Вот объясни мне, такой мартышке? Я не права? Почему бы тебе, кадету корпуса, будущему вассалу матери, МОЕМУ вассалу, черт возьми, не признаться? Если ты в школу с чистым сердцем пришел?

Атака, для закрепления, подтверждения доминирования. Я молчал — не успевал соображать, и это была лучшая стратегия, хотя и не выигрышная.

— Может потому, что пришел не с чистым сердцем? — она ядовито усмехнулась. — И наша встреча не такая случайная?

Удар, но я отбил. Эта валькирия продолжала:

— Конечно не случайная! Трахнуть меня ты шел! Это называется 'подложить мальчика'. Что, не так?

Я отрицательно покачал головой.

— Не ври. Сирена уже призналась. Знаешь, она бы хоть тебе сказала, чтобы показания совпали! А то некрасиво получается!

— ...Нет, я всё понимаю, тебе приказали — ты пошел! — вновь усмехнулась её высочество, разорвав дистанцию, чтоб подольше поговорить. — Но пойми и меня, как ко всему относиться мне?

— Я не получал приказа тебя охмурять, — покачал я головой и даже попробовал провести пробную атаку. — Ты не поверишь, но шел я именно к дону Бернардо. И кортеж внизу меня озадачил.

— Потому ты и ломанулся через охрану?

И тут я не выдержал.

— Да, черт возьми! — Я встал, показно опуская руки. Дескать, делай что хочешь, я говорю правду. — А ты бы на моем месте как поступила? Тебя знакомят с инфантой! Потрясной девчонкой! С которой ты все равно будешь работать потом, когда-нибудь, через время! Так какая разница, если мы познакомимся сейчас?!

Фрейя тоже опустила руки, рассматривая меня через прищур.

— И что?

— И то! Ты стоишь того, чтобы ломиться к тебе через охрану! Я это понял еще на площади, когда ты сжигала 'демократию'! — Вздох. Так, Шимановский, быстро взял тебя в руки! Бегом!

— Ты хочешь сказать?.. — хмыкнула она, я перебил:

— Что я бы не простил себе, если бы не познакомился с тобой. Только и всего. И плевать на матерей-командиров.

Пауза. После которой она отрицательно покачала головой.

— Не верю. Ты знал. Знал, что надо меня... Совратить. Соблазнить. Как ни называй, ты знал, зачем идешь. Хуан?

Я немного вспылил:

— Я НЕ ПОЛУЧАЛ такого приказа!

— А разве все приказы нужно озвучивать вслух? — усмехнулась она, сверкнув глазами.

Она была в неадеквате, эта маленькая богиня. Ей очень хотелось выместить на мне зло, любой ценой. Потому любые аргументы разбились бы о её броню, или отскочили, как горох от стенки. Нет, всё было бесполезно — она пришла избить меня, и не поставив галочки напротив этого пункта, не успокоится. Просто потому, что. Но я честно пытался.

...К тому же, как невыносимо сложно оправдываться, когда оппонент так чертовски прав!

Видимо прочитав во мне неуверенность от последней мысли, поняв по глазам, что я говорю не всю правду, тиски ярости, которую она хоть как-то сдерживала, дали сбой. И горящий в её глазах огонь выплеснулся наружу огромным вулканом.

Атака. Удар, еще удар. Я ушел в транс, сдерживать её натиск стало легче. Однако, я всё равно только защищался.

— Я для тебя кукла! Игрушка! Над которой можно посмеяться! — успевала кричать она, вновь и вновь нападая. — Посмеяться, а потом трахнуть! Да, Хуан?

Я молчал — все слова сказаны. Что осталось — эмоции, а с эмоциями нужно поступать совершенно иначе

— Ты... — Она продолжила тираду. Кричала и кричала, но я уже знал, что делать. Если было бы возможно, встретился бы глазами с Оливией, получить благословение, но такой возможности я не имел.

Есть, перехват... Увод в сторону, захват... И удар. Не сильный, но в лицо — святое место для любой женщины, в её 'витрину'.

— К чему слова, солнышко? — зло усмехнулся я — меня тоже прорвало. — Ты пришла сюда за этим? Избить меня? Вперед! — сделал я приглашающий жест.

Фрейя криво ухмыльнулась — на лице её явно будет неплохой синяк.

— Действительно, чико, к чему слова?..

И понеслось.

Но теперь бой не походил на наш 'разговор'. Теперь два человека совершенно целенаправленно бились друг с другом до последнего. Цель определена, задачи ясны, инструментарием каждый владел на приемлемом уровне... Сказка, а не бой!

Мы бродили по татами кругами, проверяя защиту друг друга. Она больше не лезла на рожон — словно вспышка ярости активировала в ней центр контроля над разумом. Подозреваю, это тоже продукт длительных тренировок, перед серьезной угрозой настоящий боец просто обязан очищать голову от посторонних мыслей. А бой, повторюсь, как раз и перешел на подобный уровень. Однако, ненависть в её глазах стала лишь сильнее — передо мной стояла не кошка, а как минимум тигрица.

Я тоже не рисковал. Я не знаю её уровня, не стоит свою маленькую богиню недооценивать. А что она моя уже не сомневался — как было сказано месяц назад, от ненависти до любви один шаг. Тогда эта теория подтвердилась, подтвердится и на этот раз, не будь я Хуаном Шимановским. Ибо в любом ином случае она выкинула бы что угодно, но не пришла бить мне морду сюда, на территорию корпуса. Однако это теория, практически же её еще надо воплощать, и это далеко не тривиальная задача.

Есть, атака. Продуманная, серьезная, с несколькими обманными сериями. Она действовала быстро, почти достигая уровня ангелов, явно превышая стандартную для спецподразделений 'троечку' погружения. Но теперь я успевал, хоть и на пределе. Видел её атаки до завершения. А еще... Фрейя принцесса, будущий менеджер государственного уровня, и, наверняка не самый плохой. Но как боец она — хуже посредственности, несмотря на тренировки и длительную раскачку сознания. Потому, как по лицу истинного бойца не должно читаться о его действиях ничего; по её же глазам я видел каждую задумку задолго до её начала. Что так же облегчало противодействие на стратегическом уровне.

Итак, мы кружились. Я в основном отбивался, она — атаковала; иногда серьезно, иногда лишь прощупывая. И вдруг я поймал себя на мысли, что не хочу бить её! Она зла, да. Но злость пройдет. А память об ударах останется. Стоит ли оно того? Можно, конечно, подождать, пока она устанет... Но что-то подсказывало, я ошибусь раньше, чем это произойдет. И выждав какое-то время, зашел на новый, последний круг переговоров:

— Фрей, может давай прекратим этот фарс? — снова опустил я перчатки.

Противница усмехнулась.

— Боишься?

Я отрицательно покачал головой.

— Нет. Просто глупо это. Да, я не ангел, в смысле поведения. И многого не сделал, что мог бы, — обтекаемо сформулировал я, не вдаваясь. — Ну, покуражились — теперь давай обсудим это в менее нервной обстановке?

Она задумалась, но тоже покачала головой.

— Нет, Хуанито. Мы обязательно поговорим, и ты еще споешь свою песню. Но не сейчас, позже.

— После того, как буду валяться у твоих ног? — усмехнулся я.

— Угу. — Скупой кивок. — Весь избитый, униженный и в крови. Тогда я почувствую, что отмщена, и всё выслушаю.

— Униженный? — не понял я.

Она пояснила:

— Я же не ангел. Я — 'какая-то девчонка'. Да еще член королевской семьи, политическая противница!..

Вот оно как.

— Фрей, я не хочу тебя бить, — покачал я головой. — Давай остановимся. Попсиховали и хватит.

Она ядовито ухмыльнулась:

— Защищайся!

Уход на сверхскорость, атака.

Я отбил, где заблокировав, но теперь жестко, не отводя удары в сторону, а встречая, как и положено в гибридной школе, а где уйдя с линии атаки, разрывая дистанцию. Фрейя не унялась и снова нагнала, пытаясь додавить, нащупать в моей защите дыру.

Я снова ушел, часть ударов отведя, часть заблокировав. Но её высочество не унималась.

Значит, доминантная альфа-самка? Права она и только она, а если кто думает иначе — его проблемы? Девочка, привыкшая получать всё, и чтобы перед нею при этом плясали?

Угу. Вот и сейчас, вместо того, чтобы реально разобраться, выпустив пар (а мы со своими плясками его уже порядочно выпустили) пытается добить. Унизить? Ну, в своих глазах определенно унизить. Поставить себя выше. И только потом 'договариваться'.

Такой подход — бескомпромиссность, диктат условий, тем более, когда есть чем заявку подтвердить — неплох для королевы. Но сейчас она не королева, мы не на дипломатическом поприще, и вообще не та ситуация. Совсем не та. И окоротить девчонку не просто нужно — для неё это будет полезно! Мир состоит не только из побед и превосходства, и даже хорошо, если этот урок ей дам я.

Ну вот, всё и встало на места. Я не буду её бить — я всего лишь преподам урок. Совершу благородное дело, без кавычек. Приняв такое решение, я про себя усмехнулся и атаковал, собрав все силы и активировав все доступные способности. Кажется, мои глаза даже сверкнули, но это мелочи.

Она отбилась, почти. Несколько ударов все же достигли цели. И сама попыталась ударить в ответ, так же выжимая из тела всё, что можно — почувствовала, что настал ТОТ САМЫЙ момент.

Я атаку выдержал, и контратаковал, жестко, кое-какие её удары банально не замечая. И двинулся вперед.

Удар. Блок. Блок. Удар. Шаг вперед. Удар. А этот серьезный, в силу. И этот.

Есть, а вот, наконец, и то, чего так усердно добивался — дыра в её обороне. Фрейя открылась, я заставил её таки совершить ошибку!..

...И ударил. Мощно, эффектно — со всей доступной силой. Не знаю, какие у её высочества будут последствия, в тот момент было наплевать. Во мне проснулся дракон, и он тоже хотел проучить некую наглую девчонку, возомнившую о себе невесть что. Нет, я себя контролировал, просто наши цели с этим рептилоидом совпадали.

Фрейя отлетела назад, метра на полтора. Застыла, удивленно блымая глазенками. То, что синяк будет на полрожи — полбеды, думаю, заплывет и глаз. Про зубы молчу — мог выбить, мог нет, но в любом случае справится. А вот если я организовал ей сотрясение — уже хуже. За такое королева по головке не погладит.

Впрочем, плевать и на королеву. Девчонка сама заявила на всю тренажерку, что хочет постоять в спарринге. А спарринг вещь травмоопасная в принципе. Главное, теперь она трижды подумает, как пристало вести себя наследной принцессе, а как нельзя ни в коем случае.

...Нет, я ошибся — не подумает. И сотрясения я не сделал. Потому, как хищно оскалившись, Фрейя снова пошла в атаку. Мощную, безудержную, на одной ярости, совершенно позабыв о защите.

За что и поплатилась. Я её не жалел, бил от души. И в корпус, и вновь по лицу, разбивая в кровь её нос. Снова в корпус, надолго оставляя следы на таком аппетитном восхитительном теле. И, завершающим штрихом, в подбородок. Для этого удара в последний момент унял силу, чтобы не покалечить, но вышло всё равно убойно.

На сей раз её высочество не удержалась, упала, и я бы удивился, будь иначе. Повторюсь, бил от души, выплескивая этим всё напряжение, которое она сама же во мне и вызвала. Что будет дальше... Что-то будет, но меня такие вещи не волновали. Однако кое-кого волновали, ибо её высочество еще не коснулась земли, а со всех сторон началось движение, и несколько шустрых тел сбили меня с ног, валя на землю и погребая под собой.

Глава 11. Ох уж эти принцессы!

Сентябрь 2448, Венера, Альфа

— Хуан, зайди.

И всё, рассоединилась. Я шел после развода на занятие, сегодня это была стрельба. Ну что ж, опоздаю — не страшно. Хуже, если пропущу рукопашку, или, ни дай бог, теоретические занятия.

Издав тяжелый вздох, направился в кабинет любовницы-начальницы. А вздыхать было над чем. Прошло почти три недели. И Фрейя всё это время как залегла на дно. Я её понимал, синяки там, всё такое... Но по моим подсчетам, выйти на контакт она должна была с неделю назад. Неужели я неправильно просчитал ситуацию? Неужели ошибся? И теперь все мои построения полетят на Макемаке? Или там что-то другое, о чём я не знаю, и, соответственно, банально не могу учесть?

— Садись, — кивнула златовласка, указывая на место рядом. На столе уже дымился фарфоровый чайник и стояла заветная коробка с баночками самых изысканных сортов древнего напитка, а так же всеразличные ароматизующие добавки — разговор будет личным.

— Что будешь? Жасмин, бергамот, ромашка? — кивнула она на это богатство.

— Ромашку давай. Нервный я какой-то. — Я поёжился.

Хозяйка кабинета кивнула и приступила к процессу заваривания. Сама? Мне? Что это на неё нашло?

— Рассказывай, — произнесла она, закончив и требовательно уставив взгляд. Я присел, развалился, насколько позволяло кресло (раз разговор неформальный).

— Что именно?

— Свой план. Насчет Фрейи. Ты ведь что-то задумал, так?

Отпираться было глупо, но я и не отпирался. Я молчал.

— Хуан, нам надо знать, чтобы ничего не испортить. Лея ввалила нам за тот раз, за разбитую дочуркину физиономию. Оливию спасла от расправы Елена, лично настояв, что та не могла ничего сделать, не усугубив ситуацию еще больше. А она для Леи — последняя инстанция, последний заслон. Вот и представь уровень её гнева.

Я озадаченно покачал головой.

— Так всё серьёзно?

Кивок.

— Через три дня после вашей 'беседы' Фрейя должна была присутствовать на знаковом благотворительном мероприятии в Авроре, открытии образовательного центра для людей с ограниченными возможностями.

— Но не поехала, — констатировал я, пробуя на вкус обжигающий напиток. Мишель покачала головой.

— Даже укол не помог. Не рассосалось. А светиться с таким... С такой... Это мы здесь свои, привычные. А они там...

Из моей груди вырвался вздох. Да, там, на воле всё по другому...

...Господи, я здесь уже свой до мозга костей! А еще и года не прошло!

— В целом она осталась довольна, что вы все же завязали знакомство, — продолжила златовласая. — Но требует от меня плана, отчета, что ты задумал и как будешь действовать. Чтобы ничего эдакого больше не повторилось.

Я повесил на лицо приторную улыбку.

— Мишель, план есть. Но никаких объяснений. Я буду действовать сам, без вашего контроля и тем более помощи.

— Хуан, это королева! — воскликнула собеседница. — Ты можешь строить тут меня — я переживу. Но она...

— Мать. И это её дочь, — отрезал я. — Потому нет, тебе я бы еще сказал. Если бы знал, что дальше тебя не пойдет. Ей — нет, не скажу. Проще закрыть проект, чем ждать удара еще и со стороны королевы.

Она вздохнула, тяжело и обреченно.

— Хуан, ты понимаешь, что играешь с огнем?

Я кивнул.

— Уверен, что план сработает?

— А в таких вещах можно быть уверенным? — усмехнулся я. — Или я влюбил в себя не одну сотню принцесс, чтобы делать далекоидущие прогнозы?

— Ну, одну-то до этого влюбил!.. — вырвалось у неё. Тихо, как оффтоп, но я услышал.

— Ладно, постараюсь тебя прикрыть, — выдала она вердикт. — Буду отбрёхиваться тем, что на тебя нельзя давить — ты можешь взбрыкнуть. Что последствия будут непредсказуемы. Но ты прав, она мать, и именно поэтому будет трудно.

— Понимаю.— Я закивал и перевел тему. — У тебя есть новости? Ты за этим позвала?

Кажется, чай приостыл, и я начал пить небольшими глотками.

— Да. Сегодня вечером ты едешь с её высочеством... Куда-то. Куда — не знаю.

Внутри меня всё возликовало. Не ошибся! Клюнула! И это была радость не только прожженного циника, сделавшего правильный расчет. Что-то в душе всколыхнулось и кроме — и это надо признавать открыто, чтобы не стало поздно.

— Форма одежды?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Наверное, любая.

Пауза.

— Да, Хуан, она клюнула. Потому-то Лея и лютует. Хочет определенности.

— А до этого, все эти дни, значит, ждали реакции.

Вопрос относился к разряду риторических.

— Передай ей, — усмехнулся я, — и можешь даже процитировать. Если она вмешается, влезет и испортит мне игру, это будет на её совести. Пусть потом сама думает, как влюбить дочь в меня.

Мишель осуждающе покачала головой.

— Хуан, с королевой так нельзя.

— Солнышко, мы или делаем дело, или отпускайте меня домой на четыре стороны. Нет, правда, смысл тогда был в этой подготовке, если мне в любой момент могут подгадить?

Хозяйка кабинета смотрела долго и выразительно. Наконец, издав вздох, полный обреченности, решилась:.

— Ладно, прикрою. Но завтра утром ко мне с отчетом. Так и быть, дальше меня это не пойдет, но мне надо понять, как держать Лею на расстоянии.

Грамотная позиция. Взвешенная. И что-то подсказывало, белобрысая, действительно, трепаться не будет.

Я как раз добил чашку и поставил её на стол.

— Замётано. Во сколько быть готовым?

— В шесть. Вот пропуск на выход. До полдевятого утра. К разводу чтоб был как штык, хоть затрахай её до полусмерти. Дисциплина есть дисциплина, сейчас это важно.

Я похабно улыбнулся. Говорить 'солнышку' о том, что 'трахать' её высочество я буду очень нескоро, не стоит.

И вообще, перебьются. Или они мне доверяют и все свои действия координируют... Или, блин, я сам пошлю этот проект к Проксиме Центавра!

* * *

Без пятнадцати шесть я уже стоял с внешней стороны шлюза. Дежурный офицер не стала ломаться и выпустила, когда клятвенно заверил, что буду стоять эти пятнадцать минут рядом. Эта тоже ситуацию просекла — что иду на свидание с её высочеством к обеду в корпусе знала даже малышня.

К моему удивлению, машины кортежа подъехали без пяти шесть. То есть Фрейя не то, что не опоздала, а приехала раньше. Выругавшись про себя, я, словно извиняясь, кивнул на головной 'мустанг':

— Мне пора!..

Из груди офицера вырвался вздох. В пропуске было указано четко — восемнадцать ноль-ноль, и ни минутой раньше. Кивнула:

— Ладно, иди!..

В этот раз её высочество приехала не на стандартном функциональном 'мустанге', а на чуть более роскошной, но менее бронированной 'иберии'. Люк салона распахнулся, приглашая меня сесть, и, как только я залез, кортеж тронулся по направлению к проходной.

— Привет. — Фрейя сидела в роскошном вечернем платье всех оттенков коричневого. Волосы покрашены в ядовито-черный цвет, лицо загримировано. Однако загримировано не настолько, чтобы её нельзя было узнать.

Я окинул её стандартным раздевающим взглядом, оценивая фигуру, платье и боевую раскраску, мысленно отмечая сережки из какого-то явно дорогого, но подходящего под цвет платья коричневого камня. Что можно сказать, стильно! Со вкусом! Это не в окровавленной блузке бегать.

Последнюю мысль она прочитала по моим глазам.

— Я могу одеваться как надо, когда надо. — Расплылась в улыбке. — Как ты это время? Скучал?

Я пожал плечами.

— С сеньоринами инструкторами не соскучишься. Ты как? Всё же решила рискнуть?

Она отрицательно покачала головой.

— Не совсем. Пока просто пристреляться, посмотреть на тебя поближе. Ты против?

Боже упаси? Против? Я?

В следующий момент мне удалось перевести разговор на что-то нейтральное, 'о погоде'. А после — на беспроигрышный вариант, её жизнь в корпусе.

— ...Ты не представляешь, как у меня тогда голова кружилась! — рассказывала она про 'мозговерт', когда в машине установилась доверительная атмосфера. — Если бы не девчонки — с ума бы сошла, честно тебе говорю!

— Да нет, я как раз представляю!..

Так и доехали, избегая скользких тем, шутя и веселясь.

В салоне мы были одни, что делать, как отшить её дальше я не знал. Потому шутил, поддерживал беседу, выжидал. И ожидания оправдались — с таким мной, одетым в пролетарские брюки и недорогую рубашку, она никуда ехать не собиралась. А собралась привезти меня в бутик, где и одеть с иголочки, как подобает выглядеть в сопровождении сеньориты её уровня истинному кабальеро.

Моё мнение никто не спрашивал, да я и не лез. И ад, именуемый, 'выбор одежды', длившийся примерно час, вынес стоически, по максимуму используя это отведенное судьбой время. Я что-то одевал, что-то снимал, вертелся, крутился, но постоянно держал под наблюдением лицо спутницы, её мимику и жесты. Мне нужно было поймать момент, когда она, погруженная в привычную атмосферу шопинга, расслабится, и мысли, спрятанные в черепной коробке, сами вылезут наружу.

Тактика сработала, кое-какие выводы сложились — боги в тот день были на моей стороне. И главный из них, передо мной была не та девочка, с которой я целовался возле лавочек в роще. Это была альфа-самка, всё просчитавшая, взвесившая, расписавшая план действий по уничтожению моей свободы и уверенно ему следующая. Я для неё превратился в гаджет, объект; центровой нашей пары была она, только она и никто кроме неё. И следующей мыслью после осознания реалий стало противодействие — как поставить её на место, не разругавшись вдрызг? Не сделав своими руками то, чем пугал её тогда в раздевалке?

В общем, передышка пошла мне на пользу. К тому же всё заканчивается, закончилось и это.

— Вот, то, что надо! Теперь тебя от настоящего аристократа не отличить! — выдала вердикт она, поддерживаемая Оливией и еще двумя девочками первого кольца, участвующими в 'смотринах'.

Всё, мой выход. План, принятый после недолгих раздумий, был прост, как всё гениальное, но и одновременно гениален, как всё простое. Я картинно окинул себя — в примерочной делал всё, только не разглядывал отражение в зеркале — и остался доволен. Аж жаль, что придется входить в новый образ. Серебристые в легкую крапинку туфли по последней моде, светлые брюки, пиджак, стоящий целое состояние... Деньги не важны — настоящую принцессу можно сопровождать только так, важно то, что одежда сидела превосходно и безумно мне шла. Я чувствовал себя будто сросшимся с нею. Потому в душе после первых же слов у самого что-то оборвалось и облилось кровью.

— Нет, не пойдет! — опротестовал я вердикт.

Мое высказывание стало неожиданностью. Присутствующие в салоне сеньориты, исключая каменно спокойную сотрудницу магазина, переглянулись.

— Почему? — Это Оливия. На правах участницы процесса выбора.

— Потому, что слишком обтягивающее. — Я скривился и хлопнул себя по поясу. — Куда мне оружие цеплять?

Воцарилось недоуменное молчание.

— Дальше, что у меня будет из спецсредств? — продолжал я с самым серьёзным видом, подкатывая рукав. К которому, по-видимому, полагались запонки, просто мы до них ещё не дошли. — Метательные ножи? Если да — то рукав слишком узкий. Если нет... Тогда мне нужно что-то другое. Лёгкое и незаметное. Мне еще не сделали операцию, у меня нет ни 'бабочек', ни 'вельветки', а обладать чем-то метательным хотелось бы.

— Хуан, зачем тебе оружие? — не поняла Фрейя.

— Ну, я же иду с тобой! Сопровождаю тебя! Разве нет? — сделал я удивленное лицо. — Как ты представляешь своего телохранителя без оружия?

— Хуан, ты идешь не как телохранитель, — покачала она головой.

Я сделал вид, что не услышал. Покрутился, облапил себя по спине и животу.

— Вообще, не на сегодня, на будущее, под низ стоит одевать бронерубашку. Я уже бегал в такой — она не сильно массивная. Но место для неё надо оставить, верхняя одежда не должна быть такой плотной.— Перевел глаза на Оливию. — Возможно, надо взять на полразмера больше...

— Хм-м... Хуан, тебе не нужно оружие! — повторилась Фрейя громче. — И бронерубашка не нужна. Ты идешь со мной!

— С тобой? — Только теперь я её 'услышал' и состроил гримасу тяжелого мысленного усилия. — Вот именно, иду с тобой. И потому мне неплохо бы и AEG-шник, и что-нибудь в рукав, — вновь задрал я манжет.

Они вновь удивленно переглянулись. Я же доигрывал:

— Ладно, допустим, игольник будет сильно выделяться. Но тогда я должен в случае угрозы закрыть тебя телом и оттащить подальше, пока злоумышленником займутся девочки. И не поверишь, но мне очень бы хотелось при этом выжить! Что на это скажешь? Это вы продумали?

Оливия и девочки не стояли с раскрытым от удивления ртом только ввиду профессиональной натасканности на раздражители. Фрейя же хлопала глазами, пытаясь понять, я серьезно кошу под дурака, или это шутка такая? И если нет — что плохого она мне в прошлый раз сделала, что я затаил обиду?

— Что? — наконец, я 'увидел' её ступор. — Я что-то не так говорю?

Из груди её вырвался вздох.

— Хуан, всё не так. Я. Пригласила. Тебя. В ресторан. В качестве компании. А не телохранителя при исполнении.

Я выдавил легкую усмешку.

— Начнем с того, что в твоем присутствии я всегда телохранитель. — Помолчал, теребя пальцем манжет. — Но это не важно. Потому, что ты не приглашала меня ни в какой ресторан.

— Как это не приглашала? — Она возмущенно вспыхнула. — Тебе передали, что в шесть я за тобой заеду? Передали. Ты вышел? Вышел. Значит, знал?

— Ты не поняла... Давай присядем, что ли?

Я прошелся и сел на диванчик, на котором по задумке хозяев заведения должны ожидать результатов примерок сопровождающие клиентов лица. Она согласно кивнула, села напротив.

— Фрей, мышонок, сегодня утром я получил приказ... ПРИКАЗ, солнышко! — повысил я голос. — Сопровождать тебя сегодня вечером. Куда? Понятия не имею до сих пор, но я и не интересовался. Моё дело маленькое, куда прикажут — туда и поедем.

Пауза. Она попыталась что-то сказать, но только теперь её пронзило понимание идиотичности ситуации.

— Естественно, я не могу сопровождать тебя абы в чём, — продолжал я, не скрывая издевки. — Это первый мой выход в первом кольце, а потому, пока мы не купили эти вещи, прошу уделить внимание вопросам функционала, а не только тому, как я рядом с тобой буду выглядеть.

— Хуан... — Она блымала глазёнками, подыскивая слова. Получалось с трудом. — Хуан, я не хочу, чтобы ты сопровождал меня. В смысле, хочу, но чтоб сопровождал добровольно! Это не приказ!

— Не приказ? — я показно сощурился. — А Мишель сказала, приказ.

Кажется, маленькая богиня про себя отвесила златовласке пару нелитературных эпитетов. Впрочем, уж кого, но белобрысую подставлять можно, ей всё равно ничего не будет.

— Она должна была всего лишь передать, что я буду тебя ждать, — закончила её высочество.

Я усмехнулся.

— Мышонок, так дела не делаются. Заешь, как это выглядит со стороны? Поясняю. Ты связалась с Мишель и попросила отпустить меня с тобой вечером. Так?

— Так.

— Дальше твои хотелки она, как глава твоих телохранителей, воспринимает, как нечто, обязательное к исполнению. Поправь меня, если не так.

— Если это не противоречит... Чему-то бОльшему, — не стала ломать комедию и играть в бесправную невинность её высочество. — Уставу, другим планам, приказу мамы...

Я кивнул.

— То есть, ты просишь устроить в городе мероприятие и помочь с кадрами. Что делает она? Правильно, выполняет поручение, отдав приказ мне, по инстанции — поступить в твоё распоряжение. Распоряжение, Фрейя. Это слово не подразумевает свободу выбора, тем более учитывая, кто мы.

Чем мы будем заниматься там, куда ты меня отпрашиваешь, — вернулся я к теме, — её не интересует. Я не давал присягу, но это ничего не меняет — я телохранитель твоей матери, и обязан подчиняться.

И вот я здесь! Подчиняюсь! — хлопнул я себя по коленкам. — Приказывай!

Она отрешенно покачала головой.

— Хуан, я не хочу приказывать. Я не хочу, чтоб было ТАК.

— Тогда второй тебе сценарий. Ты спрашиваешь белобрысую о ВОЗМОЖНОСТИ отпустить вечером с тобой мальчика, после чего просишь соединить с ним и открытым текстом говоришь, что хотела бы его видеть и заказала столик. Может сеньорите и не пристало назначать свидания кабальеро, но у нас не та ситуация, чтобы следовать общепринятым правилам. Я нахожусь на военной базе, режимном объекте, и связывает нас куда большее, чем простую сеньориту и простого кабальеро.

— Знаете, в чем была проблема, ваше высочество? — усмехнулся я. — Вы привыкли получать всё, что задумаете с первого взгляда, с первого слова. Для вас ничего не значат мысли или желания других людей.

— То есть ты не желаешь ехать со мной в ресторан, — скривилась она. — В этом всё дело.

Я покачал головой.

— Желаю. Жажду. И ждал этого почти три недели. Но не поеду, потому, что не люблю, когда об меня вытирают ноги.

Есть, главная мысль донесена. Теперь пауза, чтоб закрепилась в сознании. И финальный заход на цель:

— Итак, вы хотели меня видеть, ваше высочество? Хотели сходить со мной куда-то? Я весь в вашем распоряжении до восьми часов завтрашнего утра, пока выписан пропуск. Приказывайте, сделаю всё, как скажете, в лучшем виде!

Она вскочила и заходила взад-вперед по магазину, едва сдерживаясь в приступе ярости. Продавщица, видя, к чему идет дело, спряталась за стеллажами; её коллеги вообще старались не высовываться на линию нашего обзора. И даже молчаливый охранник отдела сделал вид, что он манекен. Девочки Оливии тоже рассредоточились по помещению, выполняя свою работу, не глядя на её высочество, и даже друг на друга. Эдакие эталоны профессии!

— Хуан, зачем ты так? — обернулась Фрейя, видимо, взяв себя в руки. — Ну ладно, лопухнулась я, не позвонила... Да просто боялась я! Что ты... Откажешься!

М-да, сама сливает козыри. Я так не играю!

— То есть, пошла на такой шаг осознанно. Браво! — Я похлопал. Фрейя побагровела. — Осознанно попросила моего командира дать меня тебе в подчинение. А теперь вдруг заявляешь, что не хочешь приказывать, и я должен ехать с тобой добровольно.

А теперь давай подумаем, а что же в этой ситуации делать мне? — подался я вперед. — Выполнять приказ, как должен по распоряжению командира? Или поступать по желанию, как хочешь ты? Если, конечно, ты открыто, в присутствии хранителей, могущих подтвердить твои слова, признаешь, что поступила неправильно, дезинформировав Мишель. Что такого от меня изначально не планировалось.

Фрейя засопела. И сопела долго, обдумывая, какую каверзу я еще выкину. А что выкину — она не сомневалась.

Не придя ни к какому выводу, осторожно произнесла:

— Хуан, я дезинформировала Мишель. Я не хотела тебя в распоряжение. А хотела, чтобы ты поехал со мной в качестве спутника, добровольно. Доволен?

Всё, юридически проблема решена, цели я добился. Остался последний штрих, собственно, 'кидалово' её высочества.

— То есть, ты признаешь, что отказываешься приказывать мне.

— Да, признаю. Ты свободен делать всё, что вздумается, даже если это будет противоречить моим... Хотелкам.

— Все слышали? — обернулся я по сторонам. Девочки отошли подальше и делали вид, будто они тоже манекены. Но не слышать они не могли. А Бергер так и вообще была вынуждена отреагировать — по статусу положено. Пускай всего лишь вздохом и скупым поворотом головы.

— В таком случае, раз это не приказ, поспешу откланяться! — закончил я цирк, поднялся и направился в примерочную. Быстро, в темпе переоделся — назад, в свою рабочее-крестьянскую одежду.

Путь на выход из отдела преграждала её недовольная фигура, готовая метать громы и молнии. Я остановился.

— Хуан, я не понимаю твоих мотивов, — произнесла она.

— Мотивы? — Я скривился. — По-моему, всё очень просто. Я не хочу, чтобы о меня вытирали ноги.

— Хорошо, не мотивов, — согласилась она. — Целей. Да, я... Поступила немного неправильно. Совсем чуть-чуть — мелочь. Но тебе ли выпендриваться?

Я сделал вид, что не понимаю. Хотя, почему сделал вид? Я не понимал!

— Кто ты такой, чтобы ставить меня на место? — продолжила она. — Сын польской шлюхи, ничтожество. Да, талантливый, и на тебя обратила внимание мама. Но кем бы ты был, не будь этого?

И сама же продолжила:

— Да никем! Мусором! Пылью! Кто ты без нас? Так повторюсь, тебе ли выпендриваться?

Я молчал. Смотрел ей в глаза и молчал. Да, не напрасно затеял эту дохлую на первый взгляд авантюру. Я не знал, а только чувствовал, что надо поступить так, осадить её. И сеньора интуиция вновь не обманула. В который раз, в который раз...

Фрейя восприняла моё молчание по-своему и продолжила гневную тираду:

— Клан Веласкес вытащил тебя из дерьма. Ты всем обязан ему — и что имеешь, и что будешь иметь. Так не зарывайся, Хуан! Знай своё место!

— Не возражаешь, если я пройду? — мило улыбнулся я. И когда она посторонилась, подошел к магнитным стойкам у выхода и обернулся.

— В гробу я видал ваш клан, маленькая богиня! Если меня будут топтать с грязью — проживу и без вас как-нибудь! На тебе свет клином не сошелся!

Злой выдох. И итог:

— Привет! Пламенный!

И под гнетущее молчание всего отдела вышел в коридор торгового центра. Вперед, к эскалаторам. Эта дрянь слишком сильно задела последним выпадом, требовалось срочно удалиться на безопасное расстояние и привести себя в порядок.

Mierda!

* * *

На улицу выходил уже спокойным, взявшим себя в руки. М-да, а ваше высочество та ещё зараза! Учтем!

Захотелось закурить, но сдержался.

Что ж, одно могу сказать уверенно, всё идет по плану. Игрушку начинаешь ценить только тогда, когда она тебе дорого досталась; полученное даром никем никогда не ценилось и цениться не будет. Пусть так, как есть, но цели я добился, и высочество озадачил.

Теперь вторая часть операции — ревность. У нас был разговор с красноволосой по этому поводу, она согласилась подыграть мне, но в воздухе висело само будущее проекта. Надо было понять, что же решила Фрейя, прежде чем начинать. А потому никаких активных действий мы не предпринимали.

В ухе пискнул сигнал сообщения. Я щелкнул пальцами, завихряя перед глазами козырек главного меню, ткнул пальцем в мигающую красным иконку. Адресат лаконичный: 'Бергер'.

'Хуан, может не стоило так круто? В целом правильно, вот только...'

Что 'только' она не дописала.

Нет, Оливия, золотая моя смугляночка, всё так, как должно быть. И чем выше планку задеру, тем большего добьюсь. Не сразу, но время есть.

Не торопясь прошелся мимо припаркованного у дороги кортежа. Жаль, сорвался вечер у её высочества, но сама виновата. Девочек, оставшихся внизу, не видел, но недоуменные взгляды их почувствовал.

Итак, старт самому масштабному и грандиозному проекту в моей жизни дан. Теперь важно спокойствие и хладнокровие, ясный здоровый ум. И для начала неплохо было бы где-нибудь присесть и обдумать, что делать дальше. Ибо у меня куча времени, которое можно потратить с пользой — пропуск до утра, а возвращаться на базу — признак дурного тона.

Ребята... С ребятами у нас всё хорошо. Я регулярно отсылаю им материал, который стоит по моему мнению того, чтобы его внимательно рассмотреть. Они его изучают, выдают вердикт. Затем мы спорим. В итоге приходим к какому-то общему мнению, после чего... Они разбирают материал на партии и присылают мне мою. Я у них так и остался на вокале со второй, неглавной гитарой. Таким образом, дистанционно, выучили уже три песни.

С ребятами накладка — звонить им и предлагать встретиться вечером... Тоже дурной тон, если только не приглашать их бухать. А бухать я не хочу. Пить с музыкантами, когда в восемь нужно быть у базы... Бр-р-р-р! Меня передернуло.

В общем, тратить случайно выпавшую халявную ночь за воротами на дела музыкальные я не решился.

В конце улицы уютно располагался небольшой скверик. Это центр города, тут много сквериков — всё же народ вокруг проживает небедный, да и строились сии кварталы еще при королеве Аделине, с её заботой о человеке и его праве на зелень. Присел на ближайшую свободную лавочку, взглянул на браслет. Полвосьмого.

Дом...

Домой не хотелось. Нет, я скучаю, конечно, по маме. Но как-то притерпелся. Как и она. К тому же сегодня туда грозились пойти Сестренки, посекретничать о мальчиках (я мысленно перекрестился) и привет ей от меня передадут. Ах да, я ж не сказал, у девчонок сегодня выходной. Законный трудовой, положенный по уставу раз в четыре дня, если нет усиления.

Марина... Нет, эту солнышку подставлять не буду, хотя пойти и оторваться, эдак отомстить, было закономерной мыслью. Чего доброго её высочество начнет чересчур психовать и мстить всем подряд, а семейство Санчес обидеть легче лёгкого. Может и нет, но я слишком плохо знаю нашу инфанту, чтобы прогнозировать.

Пойти в клуб? Снять кого-то там, оторваться, развеяться? Благо жениться больше всё равно не получится?

Нет, глупо. Не тянет в клуб. Своих... Объектов отрыва девать некуда.

Напроситься в гости к Мишель? Четвертая эскадра неделю назад улетела в третью точку Лагранжа, на расположенную там гелиоцентрическую военную базу. Сеньора Росио Мендеса совершенно точно нет дома. Обсудим с нею стратегию насчет Фрейи, да и как на духу спрошу совета? Она дольше прожила, больше меня знает. Да и её высочество у неё на ладони выросло, чего-нибудь дельного обязательно подскажет. И вино в её ванной пьётся неплохо!..

...Словно в насмешку именно в этот момент раздался вызов по второй линии.

— Не поверишь, только что о тебе подумал! — усмехнулся я, активировав связь.

Белобрысая моего веселого настроения не разделяла.

— Хуан, я обещала тебя прикрыть — и прикрыла. Но еще один такой финт, и не смогу сделать этого. Чисто технически. Понимаешь,о чем я?

Я мысленно издал стон.

— Уже знает?

— Да. Мир не без добрых людей.

— Лютует?

Пауза.

— Пока нет. Но хочет объяснений.

— Скажи, что всё под контролем. — Я скривился. — Я знаю, что делаю.

— Точно? — В голосе насмешка.

— Абсолютно! — зло выдохнул я.

— Хорошо.

И всё, рассоединилась.

Ехать к Мишель резко расхотелось.

Не долго думая, палец вернул предыдущий пункт меню, вызвал горячие иконки вызова и проткнул насквозь маленького лисёнка с косичкой. Или не так, маленькУЮ лисёнкУ. Рыжую и симпатичную.

— Чико? — почти сразу ответили на том конце. Фоновым звуком был звонкий девичий смех. То есть, она в компании.

Но меня это заботило мало — я не собирался вторгаться в её личную жизнь и набиваться её друзьям. Я просто хотел увидеть её саму. Позарез!

— Можно к тебе? — сразу перешел я к делу. Свои люди, чего политес разводить.

Недоуменное молчание на том конце.

— Зачем?

— А что, ты мне не рада? — Я картинно-возмущенно фыркнул.

— Я не одна, — попробовала откреститься она.

— А я не буду мешать. — Я по-проказнически улыбнулся.

Снова молчание. Наконец фоновый звонкий голос спросил:

— Кто там?

— Друг. — Это не мне, ей.

— Что за подруга? — Это я ей.

— Не важно. — А это, кажется, мне. Нет, всё-таки обожаю связь без видео!

— Тогда жди! Еду! — коварно усмехнулся я. — Обожаю групповуху!

— Я не дома! — бросила она. Но слишком быстро, чтоб быть правдой. Врунишка!

— Ну, тогда вообще замечательно! У тебя большая кровать, хорошая!

Рассоединился. Тут же проткнул иконку третьей линии.

— Оперативную, — бросил диспетчеру, предвосхищая стандартное обращение к своей персоне.

— Да, Хуан?

Сегодня за оперативную Марселла. Ну, не Капитошка, но тоже мне не враг. Попробовать стоит.

— Сеньора, вам нельзя давать конфиденциальной информации, потому просто скажите 'да' или 'нет'. Капрал Огонек в данный момент находится в доме номер... улицы ...?

Марселла на том конце засмеялась.

— Что я буду с этого иметь?

— Нет, ну в каморку я к вам не пойду... Как насчет тортика? Вкусного!

Пауза. Длинная-длинная. Достаточная, чтобы отдать искину приказ и взглянуть на карту города.

— Замётано! — выдала она вердикт и рассоединилась.

Граждане, всегда дружите с непосредственным начальством! Даже если с ним не спите!

Я встал и довольный собой направился в сторону ближайшего метро. Которое было не далеко — торговые центры вообще строятся недалеко от подземки.

Если бы Паулы не было дома, Марселла бы на контакт не пошла, рассоединилась. 'Не захотев' меня слушать. А так она официально мне не ответила, чиста. А что тортик выпросила... Так женщины вообще существа нелогичные. Всё в порядке вещей!

* * *

— Привет! — голос её обреченно говорил: 'Ты всё-таки приперся!'

— И тебе не болеть! — довольно хмыкнул я и вошел.

Паула была одета в красный (я говорил, что ей идёт всё красное?) махровый домашний халатик, волосы затянуты полотенцем. Только что из ванной. — И где она?

— Кто? — наигранно хмыкнула напарница.

— Так-так! А у меня уже всё готово! — раздался звонкий голосок из кухни. — Заходите!

Люблю, когда приглашают таким голоском!

Это была симпатичная девчушка лет двадцати-двадцати пяти с ровным слоем естественного загара и неправильными, но миленькими чертами лица. Невысокая, сильно диссонирующая ростом со здоровенной Паулой, но стройная, миниатюрная. Притягивающая. В её фигуре я прочитал некую изысканность, воздушность. Легкость. Которая угадывалась и в её осанке, и в каждом движении. В том, как наступает, в поворотах головы...

— Танцы? — вырвалось у меня. Блин, я ж еще её имени не спросил! — Ты занимаешься танцами?

Паула скривилась, демонстративно хмыкнула и ответила за гостью:

— Танцы.

— Как угадал? — растянула рот до ушей девушка. Её карие глаза выдавали веселое безоблачное настроение. Что-то подсказывало, она вообще жизнерадостная, но меня сегодня еще и с нетерпением ожидала.

Я пожал плечами.

— Легко двигаешься. И ты не воин. Хотя 'мозговерт' проходила.

Ответом мне стал скупой кивок — видимо, в точку. Во всем.

— Тогда мыть руки, и за стол! — подвела она итог 'первому впечатлению'.

К слову, на этом самом столе гордо располагался разнос с еще горячими булочками, явно вынутыми из духовки в пределах последних пяти минут. А так же огромный электрический кофейник.

— Кузина Дженнифер, — произнесла моя напарница, указывая на гостью, когда я, действительно, помыв руки, присел на противоположный от них диван. — Из Техаса.

— Дженнифер? — скривилась 'кузина'.

— Из Техаса? — вторил я. Оба мы выжидающе уставились на огненноволосую, всё-таки снявшую полотенце, решив досушивать волосы естественным путем.

— А что тут такого? — картинно развела она руками. — Да, Дженнифер из Техаса!

Действительно, что такого? Всё равно истинное имя сеньориты вслух не произнесётся. Она, видать, тут инкогнито, и 'палить хату' не стоит. А догадаться... А я уже догадался. Слишком много у девочек общих черт. Так сказать, фамильных.

— Да ничего, — пожал плечами я. — Вот только южный говорок у твоей 'кузины' совершенно с Техасом не ассоциируется. Ладно я — мне всё рано. Но кто другой внимание обратит.

При слове 'южный говорок' 'Дженнифер' скуксилась и даже опустила булку, которую поднесла ко рту.

Паула же была сама невозмутимость.

— Ну да, она из Аргентины. Ну, так я тоже родилась в Венесуэле! А живу на Венере. Закономерность не улавливаешь, Чико?

Нет, не уловил. Чтобы сохранить говорок надо ЖИТЬ в Аргентине. На постоянной основе. Он меняется вместе с переездом, а у девочки он чересчур яркий. То есть, она достаточно много времени проводит в регионе Ла-Платы, подальше от Венесуэлы, Каракаса и королевского двора. Ибо Пурто-ла-Крус находится всего лишь в получасе езды по скоростной магнитке от столицы, слишком близко от её императорского величества.

А Техас... В Сан-Анджело располагается школа подготовки агентов службы внешней разведки Империи. Может это мои догадки, но проживание оной 'Джениффер' в этой северной провинции вполне может быть связано именно с этим. Её грация и легкость в движениях подсказывали, что это не самый нереалистичный вариант.

— Её тут никто не знает, и отчитываться она ни перед кем не будет, — растянула рот до ушей Паула. И перешла ко главному, закрывая тему:

— Итак, что случилось? Почему не на базе?

Я картинно хмыкнул.

— Меня сеньорите в ответную уже не представляешь?

Красноволосая нахмурилась, но всё-таки выдавила:

— Хуан. Тот самый. Мой напарник.

Слова 'тот самый' мне, конечно, понравились больше всего, ну да ладно — что еще ожидать от прекрасного пола, да еще от самых близких друг для друга людей?

Гостья на мое представление бурно не прореагировала — вполне себе поняла, кто я, и без него. А скорее догадалась еще на стадии, когда я напрашивался в гости. Учтиво, но стандартно позволила поцеловать свою руку и старательно, но протокольно, хлопнула ресницами.

— Итак? — требовательно выгнулись брови хозяйки. — Я слушаю?

Пришлось рассказать. Не всё — некоторые подробности при 'кузине Дженнифер' светить не хотелось по этическим соображениям. Но с точки зрения алгоритма произошедшего ситуацию отобразил верно.

— М-да, — покачала напарница головой, уйдя в глубокие раздумья. — Не ищешь ты лёгкой жизни!

— Она меня съест, Паулита, — улыбнулся я, отправляя в рот такую замечательную печеную вкуснятину. Кстати, при слове Паулита 'Дженнифер' непроизвольно скривилась. Впрочем, наверное, стоит писать без кавычек имена их обеих, ибо шиты одними нитками.

— Ну, а от меня чего хочешь? — воскликнула она. Нет, всё она понимала... Но этот разговор оставим на потом, когда будем одни.

Я пожал плечами.

— Ничего. Пожаловаться на судьбу. Если есть совет — выслушать. Ты ж моя напарница, к кому мне еще бегать за советом?

Так-так, а глазки Дженнифер при этих словах заблестели. Словно у Архимеда с его 'Эврикой'. Мои подозрения насчет Сан-Анджело подтверждаются? Господи, не дай мне еще и тут вляпаться! Это уже дипломатия, иной уровень!

Паула задумалась.

— Чико, советов не дождешься — мучайся сам. Но в целом считаю, всё правильно. Я тебе про эту цыпочку давно говорила — рога ей обломать надо, больно высокомерная. Но она инфанта, а значит, в процессе у тебя обязательно возникнут проблемы.

— Я боюсь за тебя! — посмотрела она мне в глаза. Совершенно серьёзно. — Она тебя может раздавить. Ты готов к такой войне?

Я молчал — слишком серьёзно предупреждение прозвучало. Красноволосая же не успокаивалась:

— Это не корпус, Малыш. Это иной уровень.

— Она никто, — покачал я головой. — ПОКА — никто. Только дочь своей матери.

— Это интересное слово 'пока'... — прошептала огненный демон, окончательно испортив мне настроение.

Но, впрочем, всё давно было решено и без неё, и отступать я не собирался. Потому стоило закрыть тему.

— Послушайте, девчонки, — озвучил я еще одну сегодняшнюю гениальную мысль. Причем гениальную без кавычек. Посетила она меня в бутике, когда я понял, как мне одежда идет, но я всё равно совершенно не готов идти в ресторан с наследницей престола. — У меня нарисовалась проблема, о которой я раньше не мог и думать... Но оказывается... В общем, хочу попросить вас о помощи. Обеих.

— Обеих? — вздернулась бровь напарницы.

— Ну, раз уж Гортензия здесь, почему бы и не обеих? Вы же обе отлично знаете нравы, обычаи и порядки в высшем обществе. Кто научит лучше вас?

Девочки переглянулись. Причем глазки Паулы будто сказали:

'Ты же видела, я ничего не говорила! Он сам!'

Больше факт моего упоминания истинного имени гостьи обозначен не был, из чего я сделал вывод, все всё знают, но приличия соблюдены, и не стоит больше заострять внимания на проблеме.

Девочки подошли к делу серьезно. Приготовились читать лекции и тут же демонстрировать на наглядном пособии. Гортензия безапелляционно была назначена главным пособием; её протест был подавлен еще до того, как она его озвучила вслух.

— ...Итак, ты не можешь сесть, пока не усадишь сеньору, — порхала вокруг красноволосая. В этот момент её было не узнать — передо мной стояла настоящая принцесса, аристократка энного поколения. Существо, которое пыталось сойти за свою в обществе венерианских бродяжек, вспоминалось, как страшный сон. — Причем усаживаешь её справа. И запомни, Хуан, сеньора справа для тебя в приоритете! Она прежде всего, кем бы ни являлась!

— Вилки... Ножи... — успел я кивнуть на стол, сервируемой милой крестницей нашей королевы, в которой так же чувствовался аристократический шик, хоть и росла она в стороне от двора. Но красноволосая перебила:

— Дойдем до вилок и ножей. Вначале общие правила. Усвоишь их — пойдем дальше. Я знаю, у тебя хорошая память, так что запоминай!..

Дальше начался ад, который за сегодняшний день. Но этот ад я терпел стоически, ибо правила этикета мне были реально нужны. Я не мог позволить себе выйти в свет с принцессой, не зная даже базовых вещей. Прослыть невеждой, 'свиньёй', оборванцем с улицы... Быдлом каким-нибудь... Это приговор. А в ресторане моё незнание вскроется на раз-два-три! Это великое счастье, что мне удалось сегодня 'откосить!'

— ...Нет, к тарелке! Не от, к! — распиналась меж тем её императорское высочество Мерседес Мария Амеда.

— ...Те, которые расположены ручкой вправо — берутся правой рукой. Влево — левой. Это в качестве подспорья. Если заведение достаточно солидное и расставили правильно — не ошибешься. Но боже упаси сделать наоборот!..

— ...Нет, не так. Вот так. Ручка ножа должна упираться вот сюда. Знаю, Маркиза не так тебя учила, но ты и не метать их будешь! Что, если понадобиться метать? Не смешно, Чико! Ах, ты у нас ещё и телохранитель, автоматически... Гор... Дженнифер, не смейся! Чико правду говорит! Да, такое возможно, это же Венера!..

— ...Нет, метать вилки — это всё-таки к Восточной красавице, не ко мне. Ну, вот как раз и начнете заниматься! Даю голову на отсечение, ей самой интересно будет. А пока только так, как я сказала и никак больше!..

— ...Нет, если соус мясной — им поливают только мясо. Где я тебе его возьму? Вот сейчас закончим, поедем практиковаться — там и принесут. У меня дома не товарная база. Да, без наглядного материала! Но память-то у тебя хорошая, запомнишь!..

— ...Куда! А ну поставил на место! Я же сказала, это для десерта! Когда сказала? Так в самом начале!..

— ...Нет, пробовать мы не будем. Вино есть, могу наполнить, но остальную тару запоминай визуально. Что, с вином лучше запоминается? Дженифер, открой ящик вон того стола, будем память тренировать. И с сушки бокалы захвати. Да, еще два — у нас что-то тоже память ни к черту...

...Нет, там штопор, вино я сама принесу. Где-где, где надо! Это же не квартира, а проходной двор; не успеешь спрятать — без тебя вылакают! Да есть тут одни!..

...О, а следующей темой будет, как правильно открывать вино! Нет, Чико, тоже есть правила...

— ...Нет, рыбой лучше не заморачивайся. Что-что, придешь домой и поешь её вволю! Просто поверь! Нет, не только особый нож. Рыбный нож — меньшее из бед. Конечно изучим, только потом, не сегодня — пожалей и нас, и свою память!..

* * *

— Вот и не знаю теперь, что делать, — вздохнул я, подводя итог длительному монологу.

Паула, держащая в руках полупустой бокал, задумчиво хмыкнула.

— А что тут думать? Ты же всё решил. Еще там, у себя дома, — абстрактно кивнула она в сторону и грустно усмехнулась. — А насколько я знаю таких людей... Вы можете хандрить, плакаться, жаловаться, но всё равно доведёте дело до конца. Кто бы что ни говорил и ни советовал.

— Возможно. — Я залпом допил содержимое своего бокала и отставил его в сторону, на журнальный столик. — Вообще-то не люблю 'плакаться'. Но иногда накатывает, и... И тогда нужен кто-нибудь, кому можно поплакать в жилетку. Кто поймет и не осудит. Иначе сойдешь с ума.

— Понимаю. — Её улыбка стала еще загадочнее и грустнее. — И не осуждаю. Все мы люди. И ты не железный, что бы девчонки о тебе ни думали.

— Спасибо!.. — Я наклонился и убрал мнимую пядь с её лица. — Ты не представляешь, как мне в этом кавардаке нужен друг! Просто друг! Без всяких этих...

— Отношений, — подсказала она.

Я кивнул.

— Если бы меня кто-то понимал, как ты... — Грустный вздох. — Но девчонки... С ними не обсудишь многих вещей. Они просто не смогут осознать, постигнуть их. А ты... Ты, наверное, меня ненавидишь, да? Что я так подло поступаю?

— Нас к этому готовят с детства, Чико. — Она грустно усмехнулась. — Нас — принцесс. Да и принцев тоже. Что личное счастье может только сниться, интересы семьи и государства важнее. Надо будет выйти за кого-то — выйдешь и не пикнешь. И хорошо, если им окажется хороший человек!

Пауза.

— А любовь, чувства... Я готова, Хуан, — улыбнулась она, но по щеке её пробежала предательская слезинка. Возможно, не выпей она столько вина, контролировала эмоции бы лучше. Но мы накачались уже изрядно, раздавив бутылку практически на двоих, да на старые дрожжи.

— Меня готовили с детства, — продолжила она. — Не забывай. Потому быть твоей жилеткой мне не сложно. Могло быть и хуже, это еще не самое неприятное.

— Но ты ко мне неравнодушна! — воскликнул я. — А я обсуждаю с тобой других баб. Это подло!..

— Лучше обсуждай со мной других баб, Чико, — произнесла она. — Только не бросай...

Она подалась вперед, ко мне. Я забрал у неё бокал, обнял. Уткнул себе в плечо, принявшись гладить её по голове свободной рукой. Мне тоже было хорошо — наверное, вино крепкое, быстро подействовало. Но еще больше, чем вино, пьянила эта девушка. Пьянило не просто ощущение близости: атмосфера полного безграничного доверия!

— Конечно, не брошу, — шептал я. — Что ты!.. Как могла такое подумать?..

— Хуан, а кого ты больше любишь из них? Только честно? — произнесла моё рыжее солнышко, лёжа у меня на коленях. — Только не говори, что эту лохудру. Иначе бы тебе не хотелось танцевать по-настоящему. Но и про ту лохудру тоже не говори — иначе бы не устраивал этих концертов, а нашел свою аристократку. Ту самую, потерянную. Которая тебя тоже искала и почти нашла.

Вот что мне ей ответить?

— За это я тебя и люблю, — продолжал я гладить её волосы. — Что задаешь правильные вопросы.

— На которые у тебя нет ответов? — улыбнулась эта бестия.

Я кивнул.

— Но рано или поздно ты определишься, не так ли.

Я пожал плечами.

— Наверное.

Помолчал.

— Скажи, вот вы с Гортензией спокойно делите мальчиков. Почему они... Они ведь тоже сестры!

Паула уткнулась мне в грудь, весело хрюкнув.

— Чико, рассмешил!

— Да нет, я образно, абстрактно! — воскликнул я, оправдываясь.

— Они даже образно не станут тебя делить, — покачала она головой. — И мы с Гортензией делим только тех, кто нам безразличен. Понимаешь, о чем я?

Я кисло скривился.

— Мы весело проводим время. Только и всего. Своих же мальчиков... — Она вновь покачала головой. — Своих мальчиков не дадим даже друг другу. Всё, что говорят по поводу распущенности в верхах — наглая ложь. Когда дело касается чего-то серьезного, распущенность уходит. Так что думай, дорогой напарник, что тебе милее: красиво потанцевать или грамотно порулить государством? И не смотри на меня так. Да, знаю, выбор неочевиден!

— Почему же? — усмехнулся я на веселые искорки в её глазах, но неуверенность давала о себе знать.

— Потому, что лучше быть с готовой ради тебя на всё любящей шлюхой, чем с высокомерной твариной, подставящей тебя при любом удобном случае, когда отвернешься, если в этом возникнет необходимость. Но тут уж, извини, решать тебе, — театрально пожала она плечами. — Это только мои мысли, но ты сам выяснил, что я в душе маленькая мышка, избегающая конфликтов и сложностей.

— Да, это так, моя маленькая мышка, — потрепал я её шевелюру.

— Я бы выбрала младшую, — констатировала она, хотя я это и так понял. Жаль, девочка, что я не ты.

— Мерседес... Ты моя умница! Красавица!.. — продолжил я её гладить. — Чтоб я без тебя делал?

Я гладил её по волосам, проводил ладонью по лицу. Нет, о сестренках Веласкес думать не хотелось — подумаю завтра, когда протрезвею. У меня на коленях лежала обалденная девчонка, которая...

...Которая всегда будет моей, кого бы я ни выбрал и что бы ни случилось. И эта запоздалая мысль окончательно отпечаталась в моём мозгу только что.

У меня будет много 'баб', включая сестренок Веласкес и её кузину Гортензию. И много кого еще — я даже представить боюсь, кого и сколько. Но рыжий демон останется рядом, вот так же, лежа на коленях, и будет помогать и подсказывать, как может. И не только на коленях. Неважно как. Главное, что я не отпущу её. Да, как та собака на сене — ни себе, ни кому-то, но мне плевать. Я порву, разорву любого за неё! Но не отдам. И всё равно, как это будет выглядеть со стороны!

— Ты у меня лучшая, Мерседес! — провел я пальцем ей по носу. — Самая лучшая!..

— Я знаю...

Я наклонился к ней, она одновременно подалась вверх, ко мне, и мы как бы встретились на полпути. Этот поцелуй был жаркий, и он стал логичным завершением такого долгого насыщенного дня, расставляющим все точки всех процессов.

Рывок, и я сижу, откинувшись на спинку дивана, запрокинув голову. Она сидит у меня на коленях, продолжая пытку поцелуем, мои же руки освобождают её прекрасную грудь. Может это не самая большая грудь в корпусе, даже если считать только среди её сверстниц, но самая лучшая — однозначно.

Провал. И вот я уже лежу, откинувшись на диване, а огненноволосая возвышается сверху. Из одежды на ней только трусики... Кажется. На мне... Тоже что-то несущественное. Но до существенного мы еще не дошли. Мы не дети, а ценители, и прежде чем дойти до существенного просто обязаны сгореть в огне друг друга! Истинный мёд сладок только после пожара!..

...И мы горим в порыве страсти. Нас, наверное, не остановит и 'Экспресс любви' на полном ходу. Я готов прыгнуть в огненно-рыжую бездну вновь, послав к чертям всех остальных принцесс, какие только есть на свете. И и я знаю, что никто во всей вселенной не сравнится с моей Паулой-Мерседес...

— Ой, а вы уже начали? И без меня? — донесся до нас показно разочарованный голосок откуда-то издалека. — Вы что, уже пять минут подождать не можете?

Гортензия присела на противоположный диван и налила себе в один из наших бокалов. Пелена безумия спала. Я повернул голову. Её императорское высочество была завернута в банное полотенце, но цель прикрыть все самые интересные места она явно не ставила.

— Ты очень долго плескалась, — произнесла Паула, со вздохом слезая с меня. Я тоже поднялся. — Так состариться и умереть можно, не то, что тебя дождаться!

— Да, что-то долго ты, поддержал я. Ведь действительно, пока она плескалась в душе, мы успели полностью обсудить её наследное высочество Венеры и решить кое-какие свои проблемы.

Паула вознамерилась было встать, но моя рука обняла её за талию и потянула назад, прижав к себе:

— А ты далеко собралась? — Моё! Не отдам!

Огненный демон не сопротивлялась. Расслабилась и утонула в моих объятиях.

— Извините. Привычка, — хмыкнула Гортензия. — Это вы в корпусе быстро моетесь — разводы, тревоги, все дела. Да и вообще на Венере все воду экономят. А я поплескаться люблю-ю!.. — мечтательно закатила она глаза. — Грязь смыть...

Искренности в ней было не больше, чем в предвыборных обещаниях премьер-министра. То есть, она хотела оставить нас наедине, присоединившись позже. Ох уж эти девчонки! И тут мудрят!

Но в таком случае, как согласуется с их 'коварным' планом заявление красноволосой о 'своих' мальчиках, с которыми не делятся? Ибо она всё равно бы вышла, мы бы вдвоем только начали! Или тут что-то своё, их личное? Или со мною можно, так как я очевидно не-свой? Хм...

— Ладно, кто следующий? — фыркнула Гортензия, указывая в сторону ванной комнаты.

— Чико, давай ты, — ткнула меня локтем в живот огненный демон.

Мне не хотелось никуда идти. Я был согласен зацепить обеих девчонок прямо сейчас и тут же тащить в сторону кровати с зеркальным балдахином. О чем настойчиво заявил. Но красноволосая была неумолима:

— Ты хочешь, чтобы две представительницы правящего дома самой сильной державы Земли трахались с каким-то вонючим мужланом? Ты нас совсем не уважаешь?

Кто б говорил! Слышать такое от ангела, с которым прошли все возможные тренировки на износ и полигоны?..

Но Гортензия её поддержала. И я сдался.

— Хорошо. Я быстро!

Стоя под душем я думал о... Принцессах. М-да, ох уж эти принцессы! Фрейя. Изабелла. Гортензия. Мерседес. Все четверо взбалмашные. Все — центры вселенной и готовы драться за статус центра до последнего. У всех куча своих 'фишек', придающих каждой изюминку. Все интересные в общении. И все... Принцессы.

Я — везунчик, или совсем наоборот? Радоваться мне такому обилию контактов с младшими представительницами правящих домов, или хвататься за голову и бежать без оглядки? Ведь общение с ними — это политика. А политика — это власть. Любой неосторожный шаг, любая ошибка — и последствия будут катастрофические!

...Но все-таки они мне нравятся. Все четыре. И нравится ситуация, в которую попал. Я не променяю подобное ни на что на свете, несмотря ни на какие риски. Слишком уж эти девочки... Захватывают.

Даже не тем, что красивые. Они все... Оригинальные! Трудно подобрать грамотную аналогию, но как-то вот так. Мне интересно с каждой из них. А какую в итоге выберу... Определимся по ходу движения.

Кажется, под струями контрастного душа я немного протрезвел, разрозненные неуловимые мысли слетелись в кучу, пришли в порядок. Нет, о том, что все серьёзные вопросы завтра — единственная здравая мысль на сегодня. А пока отдых, отдых и еще раз отдых! Да и как может быть иначе, если в комнате меня ждут две самые сексапильные представительницы человеческого общества, подводить которых я не имею... Просто даже морального права? И вылезши из душевой кабины, я подумал и откинул в сторону полотенце, которое собирался было нацепить на бедра... Ради мнимых приличий.

Гортензия сидела на кухне одна и глушила вино — была открыта следующая бутылка. Догоняла то, чего мы уже как бы достигли с Паулой.

— А эта рыжая бестия где? — картинно заозирался я. — В комнате?

Сидящая девушка внимательно оглядела мое тренированное тело взглядом эдакого профессионального доктора, врача-эксперта. Увиденным осталась довольна. Покачала головой.

— Нет, ушла.

— Как ушла? — не понял я. Ну, как не понял — понял. Просто отказывался верить. Присел на диван напротив, налил и себе полбокала. Залпом выпил. Собеседница пожала плечами.

— Вот так. Ушла.

— Бросила тебя, значит, в трудную минуту? — Ирония из меня так и перла, хотя сидящая напротив девушка не имела к нашим с рыжей проблемам никакого отношения.

— Знаешь, я тут подумала... Я бы тоже ушла на её месте, — выдала вдруг собеседница.

Я как раз налил новую порцию и сделал глоток. Закашлялся.

— Поясни?

— Она любит тебя. Это серьёзно. Серьёзнее, чем я думала. Я бы тоже ушла на её месте.

— А она тебе сказала, что я ей ничего не обещал? — хмыкнул я и нахмурился. — Точнее обещал, что ничего не будет?

— Я думала, она приукрашивает. — Гортензия вновь покачала головой. — Она будет твоей, Хуан. А ты — её. Но на это надо время.

Какой-то нелогичный вывод. Впрочем, выверты женской логики, как кадету корпуса телохранителей, мне знакомы.

— Почему ты так думаешь? — улыбнулся я, но без насмешки. Девушка, как истинная сеньорита, вздёрнула носик.

— Иначе не может быть!

Что ж, для сеньориты аргумент очень себе даже.

— Надеюсь, это маленькое обстоятельство, а именно неуважение к нам со стороны одной твоей кузины, не помешает нам приятно провести время? — высокопарно заявил я и поднялся, протягивая ей ладонь.

— Ни в коем случае! — озорно сверкнула глазами девушка и коснулась моей руки кончиками пальцев.

Я потянул, намереваясь закружить её, словно мы продолжаем нашу битву на танцполе, и она крутанулась вокруг своей оси. Но вино сыграло свою подлую роль, и одна из лучших танцовщиц Империи, потеряв равновесие, плюхнулась мне в объятия. Алкоголь — зло, всегда говорил!

Я отбросил и так почти упавшее с неё полотенце в сторону, подкинул девушку вверх, поймал на руки и понес в комнату, где своего часа спокойно дожидалась зеркальная кровать. Ох уж эти принцессы!

 

Планы на будущее

Проснулся я от писка в ухе. Голова раскалывалась — между первым и вторым разом мы выглушили почти бутылку вина, которую за тот день. Смачно, хоть и шепотом, выругался, перелез через спящую рядом девушку, одернул занавеску и дотянулся до прикроватной тумбочки. Схватил двумя пальцами покоящийся там браслет, активировал приём — навигатор цеплять было в лом.

— Слушаю.

— Хуан! — Кассандра. ОЧЕНЬ недовольная. — Опять???

Я бегло перевел глаза на табло хронометра. Восемь — пятьдесят две. До развода восемь минут. М-да, déjà vu.

— Понял. Разрулю.

Рассоединился. Всё-таки потянулся за навигатором, нацепил его на голову, активировал вихрь с 'горячими' вызовами.

Ответили мне почти сразу:

— И что ты хочешь мне сказать? — ядовито произнес голос. Что его обладательница в бешенстве — слабо.

— И тебя рад видеть! — выдохнул я хриплым голосом. сказано

— Хуан, как это называется? — совсем не весело ухмыльнулась Мишель. — Дорвался до сладкого? Ты думаешь, что если на тебя обратила внимание наследница престола, то теперь ты избранный и можешь ни во что не ставить порядок и дисциплину?

— Лапуль, вы взяли меня не для того, чтобы я соблюдал ваш порядок и вашу дисциплину, — нагло парировал я, идя с козырей. — Чтобы ходил в ваши наряды и стоял на ваших постах. Так что не кипятись. И делаю я именно то, для чего вы меня взяли — ни больше, ни меньше.

— Трахая крестницу королевы? Хм...— Наигранное удивление. — Мне кажется, её высочество инфанта дочь королевы, а не крестница. И 'ублажать' ты должен был её. И именно с этой целью получил вчера увольнительную. Я где-то ошиблась, или ты что-то перепутал?

— Приеду — всё объясню, — отмахнулся я. Больная голова не жаждала ввязываться в дискуссию. — Тогда же и назначишь мне наказание. Кстати, я и так не выходной, кнутов и плеток не боюсь, а карцер — слишком строго, офицеры не поймут. Придумай что-нибудь оригинальное, как меня наказать, пока есть время. Всё, скоро буду.

Рассоединился. Откинулся на подушки.

— Проспал? — раздался тихий голосок Гортензии. Эта, кажется, чувствует себя лучше, похмельем не мается — голосок просто сонный. Наверное, большой опыт возлияний, принцесса всё-таки!

— Немного. Не бери в голову, — отмахнулся я.

Закрыл глаза, сделал несколько упражнений на концентрацию. Вроде помогло — почувствовал себя легче.

Девушка тоже согнала с себя сон. Легла на бок, подперев голову рукою, внимательно рассматривая мои действия.

— Что? — улыбнулся я ей.

— Спросить хотела, — покачала она головой. — Я многое понимаю, но некоторые вещи выбиваются из картины.

— И о чем речь?

— Как её зовут?

Моя бровь недоуменно выгнулась.

— Как зовут ту девушку, ради которой ты хочешь хорошо танцевать? Это не Фрейя, для Фрейи ты танцуешь более чем великолепно. Тогда кто?

Я издал обреченный вздох, поднялся. Командным голосом приказал:

— Так, я в душ — надо прийти в себя. Ты же за это время активируй все имеющиеся средства подавления сигналов — и ваши, и наши. Тогда и поговорим. Не хочу, чтобы о нашей беседе кто-либо узнал, особенно представители имперской разведки.

— Хуан, я... — подалась она вперед, но я протестующе поднял руку.

— Ни слова. Я сказал — ты услышала. Всё, я в душ, не подсматриваю и не подглядываю. Действуй!

Распахнул занавесь, вскочил с кровати и быстрым уверенным шагом отправился на процедуру, от которой мозг с утра прочищается, а тело заряжается бодростью. И мозг, и бодрость мне понадобятся — Гортензия не исключение, а яркий пример правила. Любое неосторожное слово в разговоре будет иметь последствия.

Одеваться мы не стали. Я не посчитал нужным ввиду того, что после беседы собирался задержаться (не облысеет Мишель, подождёт); её же нагота вообще не смущала. Будто это она с Венеры, а не я. Ну что ж. Сели друг напротив друга на диваны на кухне, Гортензия, на правах хозяйки, разлила в бокалы остатки ночного вина.

— Я вся во внимании, — расплылась она в улыбке.

— Её зовут Изабелла, — пригубил я волшебный напиток — у Паулы хороший вкус в винах, принимая максимально удобную позу для неторопливой беседы. Собеседница кивнула.

— Кто она? Дочь главы какого-то важного клана? Какого?

— Клана Веласкес, — не моргнул я глазом. — Сестра Фрейи.

Вот тут от показного равнодушия собеседницы не осталось и следа. Возможно, в глубине души она боролась с эмоциями, и на лице даже проступили отголоски этой борьбы, но стали лишь фоном общего ошарашенного выражения.

— Когда ты успеваешь, Чико? — Задумчиво покачала она головой. — Лея тебя не убила?

— Как видишь, — развел я руками. — И еще, не называй меня 'Чико'. Ты тоже не ангел, а это профессионально-корпоративное.

Гортензия кивнула — с аргументом согласилась.

— Меня в корпус взяли из-за Изабеллы, — перешел я на откровенности. — Идея попробовать с Фрейей появилась позже. Ты точно все глушилки включила? — нахмурился я. — Эта зараза мне уже подбрасывала 'жучки', не хотелось бы, чтоб она услышала лишнее.

Её императорское высочество выдавила улыбку заправского астероида, на который несется хоть и гордый, но очень маленький кораблик с намерением его сдвинуть с орбиты.

— Фрейя — не услышит. Хотя за крёстную отвечать не возьмусь.

Я кивнул. Достаточно, на большее и не рассчитывал. Глупо на Венере пытаться скрыть что-то от спецуры Веласкесов. Нет, такое сделать можно, но для того, чтобы прогнозировать, перехватят они беседу, или нет, надо быть специалистом по прослушке очень высокого уровня, коий нам даже не снился.

— План с Фрейей родился позднее, — продолжил я, — и, как видишь, четко выполняется. Потому тебе настоятельно не советую лезть ко мне с любовью-морковью. Паула не улетела на Землю только потому, что я её отшил, и её решение уйти вчера было на самом деле мудрым. Ты ведь именно такое задание получила на Земле, залезть ко мне в постель? — криво усмехнулся я.

Нет, Гортензия хреновый разведчик. Всё, что угодно можно по лицу прочитать. Вспыхнула, как водород на катализаторе.

— Хуан, я...

— Так, давай начистоту, — я вновь пресек. — Если хочешь работать со мной и получать откровенные ответы — плати откровенностью взамен. Я более чем уверен, что Лея в курсе всех подробностей, так что ты ничем не рискуешь.

— Ты не Лея, — пробурчала она. Но задумалась, и, всё же, решилась.

— Нет, не залезть в постель. Стать твоей девушкой. Постоянной.

Я недоуменно нахмурил брови.

— Зачем? Смысл?

— Не знаю. — Она грустно вздохнула. — Исполнитель не задает вопросов, он просто выполняет приказ. А мой приказ — вскружить тебе голову, стать смыслом жизни. Про сестер Веласкес нигде не упоминалась, даже как про осложняющий работу фактор.

— Хотя просчитать такое — плёвое дело... — Я задумался. — Неужели твой отец уверен, что Лея не вышлет тебя с планеты, если перейдёшь ей дорогу?

Гортензия вновь пожала плечами.

— Хотя с другой стороны, а кто еще? — продолжал рассуждать я. — Ты хотя бы её крестница. Любой иной кандидат обречен, даже не начав работать.

Мне вдруг вспомнился дон Козлов и Камилла. Агент влияния, находящийся у всех на виду. Все свято уверены, что держат руку на пульсе, что всё контролируют...

...И что из этого вышло. Нет, император не дурак. Ставка с Гортензией может сработать. В определенный момент, при определенных граничных условиях, но без неё он не получит и этого. Что ж, примем, что ход не так уж и глуп, как кажется на первый взгляд.

— Как Лея тебя пустила? — Кажется, я непроизвольно скривился. — О чем-то спрашивала?

Лицо сеньориты принцессы скривилось, будто лимончик съела.

— Предупредила, что малейшее подтверждение того, что я работаю против Венеры, и стану не въездной до конца жизни. Те, кто платит злом на добро не стоят её внимания.

Что ж, и это логично. Есть еще одно 'но', но о нем позже.

— У тебя раньше были задания? С чем сравнивать есть?

Девушка отрицательно покачала головой.

— Нет. Я только прошла подготовку.

Тяжелый вздох, и:

— ...Вся моя подготовка ерунда, Хуан! — вдруг взорвалась она. — Только для галочки! Мне не доверяют и доверять не будут! Я не знаю ни связных, ни координаторов, ни путей сброса нужной информации, кроме официальной диппочты. Я в вакууме! Агенты так не работают. Всё это задание — липа, фиговый листок.

— Сама что по этому поводу думаешь? — непроизвольно улыбнулся я. — Для чего всё это?

— Возможно, отец хочет тебя перевербовать. Дождаться, пока венерианские Веласкесы сделают ошибку и перехватить тебя, предложив работу на Земле. Не знаю, Хуан. Я не вижу логики.

Я вновь задумался. Что ж, неплохая мысль насчет перевербовки. Однако тут два 'но'. Веласкесы могут не ошибиться, и я не захочу работать на Империю, даже если они это сделают. Но как гипотеза имеет право на существование.

Что же касается информационного вакуума... А вот это как раз логичнее некуда. Незачем 'палить' перед Леей свою девочку. Та не должна оступиться, а проще всего этого не допустить, если у неё не будет для этого технической возможности. Операция рассчитана не на сегодня, и не на завтра. Её задумали с долгим-долгим прицелом. А значит...

...А значит, Гортензия привязана ко мне на долгие годы. Как и Мерседес. Хотя совершенно иначе.

— У меня для тебя предложение, — ухмыльнулся я, переходя к главному.

— Вся во внимании, — девушка отсалютовла бокалом.

— Предложение касается нашего плодотворного обоюдовыгодного сотрудничества. Сама понимаешь, Веласкесы задумали слишком большое дело, которое в одиночку я не потяну. Да я в общем и не планирую этого делать. Но вопрос в том, что и они не вечные. Первоначально да, будут подсказывать, помогать решать важные или наоборот, второстепенные задачи. Но рано или поздно им надо будет воспитать преемников. А для второстепенных задач начинать воспитывать таковых надо уже сейчас...

...Короче, мне нужна команда, — выложил я суть предложения.

— То есть, ты не планируешь стать всемогущим временщиком, единолично заправляющим Венерой, — растянулись в усмешке её губы.

— Я похож на идиота? — сделал я выразительные глаза. — Нет, королева по задумке будет марионеткой, но марионеткой буду и я. И это правильно — я не справлюсь со всем один. Тем более я не потомственный аристократ и многие двери до конца жизни останутся закрыты.

Я помолчал, собираясь с мыслями. Наш разговор, возможно, слышат 'нужные' люди, и потому не стоит рисковать. Слова надо подобрать осторожные. Но, блин, при этом пробивные!

— Может быть когда-нибудь я им и стану, — растянул я губы. — Мне не нравится современная система 'политбюро' в в клане. Но не раньше, чем выполню задачи, которые на меня возлагают и не наберусь опыта. И к тому времени тем, кто начинает проект, будет уже всё равно. Даже дедушка Сантана давным-давно передал нити управления кланом потомкам, а наши сеньорины, при всех их достоинствах, на управленца такого уровня не тянут.

Гортензия расхохоталась и озвучила то, что меня смущало:

— Хуан, а если они тебя слышат?

Я картинно пожал плечами.

— Они властны над временем? Могут контролировать старость? Нет? Тогда ничего страшного.

Помолчал.

— Нет, я не собираюсь бить в спину инвесторам. Но команда мне нужна независимо от них и их хотелок. А если начнут настаивать — то и вопреки. И я предлагаю тебе в ней место... Скажем так, советника по внешним делам.

От веселости на лице собеседницы не осталось и следа. Она задумалась, и думала долго.

— Ладно, опустим моменты с сеньоринами. Думаю, тут ты владеешь информацией больше меня, чтобы делать суждения. Но ты собираешься взять в команду имперскую принцессу, шпионящую на Венере. Шпионящую персонально за тобой. Тебе не кажется это чересчур?

А если хочешь меня перевербовать... — Она театрально усмехнулась. — ...Что можешь предложить для этого? Титул? Деньги? Что можно предложить графине де Росарио Кордоба, официально признанной дочери императора, могущей позволить себе всё, что только можно пожелать?

Я отрицательно покачал головой.

— Ты никто, графиня де Росарио Кордоба. На Венере ты всегда будешь имперской принцессой, на Земле — крестницей венерианской королевы. Тебя нигде не примут, и единственное, что тебе можно поручить, это задание вроде нынешнего, без явных методов и целей.

Удар ниже пояса. Но кто сказал, что рыцари должны быть благородны? Они должны побеждать, а не демонстрировать глупость на ровном месте. Впрочем, Гортензия укола даже не заметила — возможно потому, что дела обстояли даже хуже, чем я собирался расписать. Ибо жена императора, сеньора Герреро, никогда не даст ей жить и дышать спокойно. Просто из чувства мести.

— И самое скверное, отойти от дел, просто пожить своей жизнью тебе тоже не дадут, — продолжил я. — Поскольку ты слишком ценный ресурс для влияния. Для Венеры ты — возможность играть с императором, доводя до него через тебя какие-то важные моменты и сведения, для Империи — такая же игра с королевой. И твоё мнение, твои хотелки, в расчет не берутся — они ничто на алтаре большой политики.

...И кстати, — вновь ухмыльнулся я, — успехи тебя ждут только на этом поприще, на ниве торговли между Веласкесами. Здесь ты можешь подняться до слона или ладьи. Дома же всегда будешь пешкой. Слишком много людей приложат для этого все усилия. Ну что, я тебя перевербовал, или еще нет?

— Продолжай, — благосклонно кивнула девушка.

— Продолжаю. Я предлагаю тебе осесть здесь, на Венере, навсегда. Однако с одним нюансом — на МОЕЙ Венере. Которая к тому моменту должна стать НАШЕЙ.

— 'Нашей' — это не только твоей и моей, разумеется.

Мои губы расплылись в улыбке.

— Ты догадливая.

— Ты так и не ответил, почему тебя не смущает моя работа в имперской разведке, — покачала она головой.

— Почему меня должна смущать работа внедренного в имперскую разведку сотрудника Agencia de Intelligencia? — парировал я.

На этот раз она удар выдержала, я почти не почувствовал её волнения. Да и то, что почувствовал, проявилось не на психологическом, а на биоэнергетическом уровне — то есть собой девочка владела.

— И кто же этот сотрудник? — картинно взлетели её брови.

— Ты. Или скажешь, ты просто так, от страха и с испуга вернулась тогда домой из Форталезы, когда вы бежали с Мерседес?

Вот оно! Попал! Это была всего лишь маленькая морщинка, но её хватило. Внутри запела эйфория — ай да я!

— Вы бежали, сделав кузенов инвалидами. Во всяком случае, они могли ими остаться. Мерседес — племянница твоего отца — возвращаться отказалась. Ты же — его дочь — вернулась. Хотя именно ты для мачехи — цель номер один; на огненного демона ей было плевать. Дочь дуры — что с неё возьмёшь?

Ты же на существо, которое можно парализовать страхом, не похожа — вполне боевая девчонка. А тогда еще и находилась под защитой крёстной. Обмануть, навешать тебе лапши... Извини, слишком сложно. И не под защитой крёстной.

— Нет, ты не могла вернуться, — поставил я в монологе точку. — А Мерседес не годилась для вербовки ввиду своей простоты и прямолинейности. Сама сказала, она силовик, ей важнее стрельба и рукопашка. Ты же — вихрь, необузданный, неуловимый, постоянно изменчивый. Игрок. Артист. И кому, как не тебе, предлагать такое глубокое внедрение? Главной платой которого станет месть, самое сладкое на свете блюдо из всех существующих, и тем более сладкое, чем более остывшее. Я не прав, Гортензия?

Пауза висела достаточно долго, чтобы она могла утверждать, будто это не так. Быстрое отрицание — да, я бы сомневался, что попал. Но долгое раздумье...

— Чего ты от меня хочешь? — улыбнулась, наконец, она. — Твои фантазии — твоё право, но чего ты хочешь от меня?

А вот это уже деловой разговор.

— В будущем — иметь возможность влиять на твоего отца через тебя. Доносить нужные сведения. Или на брата — жизнь сложная штука, всяко бывает. Сегодня, сейчас... — Я непроизвольно вздохнул. — ...На данный момент, чтобы ты подыграла мне в моих начинаниях с Фрейей. Или, если всё же не получится, с Изабеллой. Санчес не очень подходят для объекта раздражения, слишком беззащитные, а вот крестной сестре девочки ничего сделать не смогут.

— То есть, официально ты собираешься со мной... Как бы встречаться?

Я бегло пожал плечами.

— Я собираюсь дразнить Фрейю связью с тобой. Связью реальной, не мнимой. В каком виде? Посмотрим по ходу движения. 'Отшибить рога' Фрейе можно только ревностью к равной.

Ты же в отчете перед отцом сможешь честно писать, что успешно двигаешься в выполнении задания и спишь со мной. Отец останется довольным. А что конкуренция... А он что, хотел, чтобы всё было просто? — искрометно улыбнулся я.

— И, наконец, я. Ты учишь меня танцам. Это мой собственный бонус от нашего сотрудничества. Тебе это ничего не стоит, я же буду благодарен.

Сделал паузу. А теперь, к 'пряникам', немного 'кнутов'.

— А если ты не согласна, то же самое тебе прикажет Лея. Только в более жестких рамках. И ты не пикнешь — сама сказала, исполнитель. Да и отец в случае отказа не поймет. Тебе оно надо? — закончил я. — Так что выбор за тобой.

— Ты умеешь убеждать! — ошарашено покачала головой девушка.

— За всё надо платить, — парировал я. — У меня своя плата. У тебя — своя. Пошли! — протянул я ей руку, подводя конец переговорам. Она моя, чтобы понять это совсем не нужно ждать формального ответа. А время, которое собираюсь выторговать у Мишель на личное, небезгранично. Должен быть предел и наглости (господи, это я говорю?).

* * *

— Хуан, зачем это тебе? — прижалась она ко мне. Я разглядывал изгибы её тела в потолочном зеркале. Красивая девушка! И очень-очень одинокая. Но ей я помочь ничем не мог. Да и нельзя помочь всем. Достаточно её безответно влюбленной кузины.

— Что именно? — пошевелил я ей волосы.

— Зачем ты согласился на всё это? Фрейя, Изабелла... Стать марионеткой ваших сеньорин...

Из моей груди вырвался тяжелый вздох.

— Изначально пришел за защитой. Потом понял, что от игрищ не отвертеться. А не так давно осознал, что надо прекращать этот бардак и брать власть самому. Даже если не всем инвесторам это понравится.

— Они не дадут тебе подвинуть себя, — улыбнулась девушка.

— Куда они денутся. Мы же в одной лодке.

Помолчал.

— Вот смотри, твой отец всё настойчивее и настойчивее лезет во внутренние дела Венеры. Опутывает планету сетями торговых отношений. Королева же на Земле с каждым днем влияние теряет и ничего не может с этим поделать. Что, скажешь не так?

Она покачала головой.

— Так. Об этом раньше тихо говорили, а теперь всё громче.

— И дальше будет только хуже.

М-да, а ведь она задала простой вопрос! Очень простой! А я, оказывается, до сих пор не сформулировал для себя на него ответа.

— Восток объединяется, — продолжил я. — Вторая сверхдержава Земли. Два года назад кое-что произошло, но весь мир почему-то недооценивает это событие.

— Ты о соглашении в Дарвине?

Я кивнул.

— Раньше это был союз. Близких, но независимых держав с общими интересами. Теперь же они создали нечто, вроде Латиноамериканской империи прошлого, монархии во главе с королевой Австралии, ставшей вдруг императрицей.

— Хуан, это пустая болтовня, — покровительственно улыбнулась девушка. — Этим договором не изменилось ничего. Они как были...

— Сейчас — да, — не согласился я. — Но в будущем... Теперь они ОДНО государство, пойми. Пусть и рыхлое. А чем станут через двадцать лет?

— Мы закуклились в своем инопланетном коконе, — продолжил я. — Погрязли в болоте собственных мелочных распрей. Сидим на ресурсах, не думая о развитии. А значит, проиграем. Это вопрос времени.

И значит, надо ломать эту систему! — воскликнул я. — Давить распоясавшуюся олигархию, прижимать к ногтю и ставить на службу государству. Их — государству, а не наоборот.

— Фрейя не справится, — покачал я головой. — И у неё будет второй фронт, пятая колонна. Феррейра. Которым нужно урвать себе от государства, а не наоборот. И таких 'феррейра' на планете множество. Мы не выстоим. Потому я готов пожертвовать Изабеллой, к которой, как мне кажется, всё ещё что-то чувствую, и сделать то, что хотят сеньорины. После же...

Глубокий вздох.

— После же я пойду дальше. Надеюсь, они поддержат и пойдут со мной, не остановятся на достигнутом.

— А если нет?

— Тогда я буду переступать через них, — зло сверкнули мои глаза. — Не говорю, что получится. Но я попытаюсь. Ради Венеры.

Девушка вновь покачала головой.

— Если они тебя слышат, ты труп, Хуан.

Я пожал плечами.

— Морган сломалась, много лет назад. Королева её сломала. Но в душе она — авантюристка. Она может поддержать. Либо уйдет, не станет мешать. Тьерри... Эта на своем месте, и там и останется. Любой королеве нужен абсолютно надежный тыл в виде корпуса, и никто не создаст его лучше неё. Дон Козлов... У него свои счеты со знатью. Он может поддержать только ради этого, хотя да, надо будет активно делать вид, что рулит он. И соответственно оставить ему по максимуму те сектора, которые не потребуют взрывного развития и надрыва. Этот тыл будет надежный, главное, чтобы он захотел. Лиса Алиса... Кстати, ты знаешь, это персонаж старинной русской сказки?

Гортензия улыбнулась.

— Это все знают. Как и то, что дон Козлов не имеет к этому прозвищу никакого отношения.

— Она для меня пока загадка. Но я буду работать и в этом направлении. Надеюсь, она способна понять необходимость перемен. Без неё будет трудно.

— Остаются сестренки Веласкес, — произнесла девушка. — Самый главный пункт плана.

— И самый слабый, — обреченно выдохнул я. — И именно поэтому мне нужна ты. И еще, ты же понимаешь же, что ничего не дается в жизни просто так?

— Ох, Хуан!.. — Эта бестия поднялась и потянулась. — Ты всё говоришь-говоришь... А как же действия?

Я зарычал, схватил её и повалил, нависнув сверху.

— Такие подойдут?

— Такие — да! — предвкушающее закрыла она глаза.

Действия... Будут действия. Что-то мне подсказывало, когда они начнутся, взвоют многие на этой планете. Но всему своё время. Планете — своё, этой девушке — своё. Я вновь зарычал и пошел в атаку. Пока только телесную.

Переговоры завершились, агент влияния завербован. Вторую фазу плана наших сеньорин можно считать официально начавшейся. А дальше... А дальше будем действовать в соответствии с развитием событий, нечего гадать на кофейной гуще. У нас тоже есть планы, вот и будем корректировать.

Октябрь 2015

 

Примечания

(1) 'Stairway to Heaven', 'Led Zeppelin'

(2) 'The Temple of the King', 'Rainbow'

(3) 'Smoke On The Water', 'Deep Purple'

(4) 'Кабальеро' по-испански 'рыцарь'

(5) Dues ex machine — бог из машины (лат). Выражение, означающее неожиданную развязку с привлечением внешнего фактора, не связанного с текущим сюжетом (процессом)

(6) Североевропейская конфедерация — единственное государство, кроме Венеры, где законодательно разрешена порнография

(7) Имеется в виду библейская легенда, в которой Иаков покупает у брата Исава первородство за миску чечевичной похлебки.