За Край. Часть 1 (Главы 1 - 12)

— Что же вы, Айта, не поспешили остановить детей? — интересуюсь, подходя к ожидающему порталу.

— Смысла нет, — пожимает плечами она. — Что Дара, что Торан — упрямцы, как и отец, если что-то втемяшилось, не вышибешь. Да и выросли уже, что бы там Сайел не думал. Не могу же я мешать им жить. Спросят совета — отвечу, а так...

Мудрость, осознанная многими, но лишь единицами воплощённая в жизнь.

— Тогда, может быть, вы не откажетесь пойти со мной в лагерь? Вы же никогда не были за Краем? — искушение, госпожа, искушение для думающего человека. Неужели откажется? — Ручаюсь, там есть чем дышать и неплохие пейзажи.

— Ой! Тогда подождите минутку! — и скрывается в доме.

Даже так?

Не через минуту, но очень скоро госпожа Трамме появляется на крыльце с двумя нагруженными корзинами.

— Еда, — коротко поясняет она.

Глава 10

То, что в лагере неспокойно, я понимаю, едва за нами закрывается портал. Айта изумленно рассматривает горы, реку и нашу стоянку, неверяще восклицает: 'Неужели это всё за Краем!' А я пытаюсь отыскать взглядом беглецов и их отца. Но ко мне со всех сторон сбегаются те, кто оставался у реки.

— Что у вас произошло? — останавливаю их вопросом. — И где Торан и Дара с отцом?

— Эти ругаются где-то за шалашами. Если прислушаетесь — услышите, — отвечает Иво.

И действительно, теперь можно слышать гул двух басов, перемежающийся звонким голоском Дары. Айта раздраженно морщится и отправляется мирить поколения.

Юные чародеи обступают меня плотным кружком.

— Что здесь случилось? — хмурюсь я.

— Вы знаете что-нибудь о письме? — вопросом на вопрос отвечает Хастин. — Знаете, иначе бы родителей Дары и Торана здесь не было.

— Интересный документ, — стиснув зубы, цежу я. — А ты откуда узнал?

— Меня нашел отец, — и видя мой удивленный взгляд, добавляет: — По мыслесвязи, конечно. Ему нездоровилось еще когда я уезжал, так что десяток дней в Совете он не появлялся. А сегодня утром получил извещение о моей смерти. И, естественно, сразу же меня позвал. Простите, мастер, мне пришлось ему всё рассказать, так что теперь отец грозится бросить к демонам все микстуры и скрутить Дарона в шнурок для обуви.

— Из Дарона не получится шнурок. Разве что канат...

— Вам смешно... — вздыхает Хастин. — А я еле уговорил отца оставаться дома и делать скорбный вид. Но не уверен, что он послушает. Мне нужно в Столицу, мастер. Я хотел уйти с Вильной, но потом решил дождаться вас.

— Вильна ушла? Куда?

— Успокаивать отца. Он у нее тоже способен натворить таких дел, что сам окажется за Краем. А извещение, скорее всего, получили все.

— И мне нужно домой. И мне. И нам, — разноголосый хор чуть не лишает меня способности здраво рассуждать.

— Тихо! — рявкаю я. — Дайте минуту подумать спокойно.

Сумасбродная девчонка! Сунулась в Столицу наобум, еще и, небось, сразу в отчий дом в центре города. А там такой контроль колебаний Силы, что ее сразу Надзор вычислит и назад уйти не даст.

Почему Дарон так поторопился с этим извещением? Не терпелось доказать королю несостоятельность выбора?

Да еще здесь всем сразу домой понадобилось. Ну да, Вильна ушла, а больше универсалов, кроме меня и нее, нет. Обступили все вместе и смотрят. Как будто ход раздумий написан на моем лице. Все вместе... Хо! А почему бы и нет! Как только портал закрывается за открывшим его магом, никто не в силах отследить направление. Попробуем?

— Хастин!

— Да, мастер!

— Бери адреса всех ребят из Столицы и передавай их своему отцу. Пусть тихо, с таким лицом, как будто ты и вправду умер, собирает всех родителей и уезжает с ними на окраину. Хорошо бы подальше, но времени жаль, а через портал-станцию их не выпустят, и вообще лучше, чтобы об этих перемещениях никто посторонний не знал. И про Вильну с отцом пусть попробует выяснить, чует мое сердце, ничего хорошего из ее попыток не выйдет. Так, окраины.... Я знаю заброшенную пивоварню на Западной стороне, третий квартал, пройти по Аптечной улице до самого конца. Пусть собираются там и сообщат тебе, как только будут готовы.

— Вы хотите их всех сюда? — изумляется менталист.

— А куда еще? Мне кажется, это практичнее, чем навещать каждого и трястись, открывая портал — засекут или нет. И безопаснее, чем шляться по столице. Дарон, хоть и совершил массу ошибок в нашем деле, так просто, знаешь ли, не сдастся: малейший намек на то, что его игра ломается — и против нас будет весь Королевский Надзор. А я уже не так молод, чтобы с Надзирателями задираться. Да, и скажи отцу, пусть предупредит остальных, что все живы — еще не хватало, чтобы на выходе из портала на меня кинулась толпа. Я, друг мой, не люблю, когда меня бьют, и стараюсь этого не допускать.

— Хорошо, мастер, — ухмыляется Хастин, видимо, представив неравный бой на окраине, и уводит за собой столичных ребят — записывать адреса.

Около меня остались Этта, Ран и Тиана.

— Ну, друзья, что будем делать с вашими родичами? — спрашиваю я, усаживаясь на траву. — Тиана?

— Ничего, — без тени эмоций говорит та. — Родителей не стало давно, я еще совсем маленькой была. А тетка, с которой я жила, умерла за полгода до моего выпуска из Университета.

Печально. Но что поделать...

— Ран?

— Я так точно не доставлю вам хлопот, — морщится рыжий. — Знаете, почему меня так зовут? Вам и Ти я могу сказать, а Этта у нас вообще могила для чужих тайн. Как-то семейство Цантеш, разъезжая с представлениями в своем фургоне, встретило на проселочной дороге нищенку с трехлетним мальчиком. Нищенка выпросила монетку и сбежала, взамен оставив ребенка прямо на дороге. Они были не очень плохими людьми, эти Цантеши. По крайней мере, забрали меня с собой и даже кормили. Имени своего я не знал. А папаша Цантеш с присущим ему юмором сказал: 'Выходит, мы тебя купили за один ран. Ну-ка, Ран, спляши...' Я плясал. Знаете, сколько монеток бросали сердобольные тетушки в поселках, когда я плясал? Потом я подрос и стал вызывать не умиление и жалость, а страх за кошель на поясе... В общем, дальше не интересно. Нет у меня никого.

И умолк.

Ах вот почему мальчик тогда так болезненно воспринял расхожую шутку Тианы: 'Тебя бы в балаган...' Тиане, видимо, тоже не давала покоя эта загадка, потому как она ойкает и прижимает руки к груди:

— Прости меня, Ранчик, я же не знала! Я больше не буду так шутить! На самом деле мы тебя очень любим!

Тот великодушно оценил искреннее раскаяние коллеги:

— Да ладно, что уж там... Это уже в прошлом, а сейчас так, накатывает иногда...

Не буду я вас жалеть, ребятки, меня и самого никто нигде не ждет.

— Этта, а ты? — от одной больной темы перейдем к другой.

— Даже не буду просить вас открывать портал, нечего мне там делать, — бормочет она.

— Не думал, что жестокость присуща целителям, — вырывается у меня. Ай, что ты делаешь, Йеруше, ищешь дополнительных забот на свои плечи?

— Они и не заметят, — совсем сникает Этта. — За время учебы ни разу — слышите, мастер, ни разу! — они не ответили на мои письма!

Обида — одно из самых глупых чувств. Глупее, я думаю, только зависть. Обида лишает человека способности логически размышлять. Она кормится любой мелочью, любым словом или жестом, жиреет на недоразумениях и рвет самые крепкие связи. Целитель с обидой в душе — ничего хорошего из этого не выйдет. Но имею ли я право вмешиваться в чужую жизнь?

Тиана решительней меня:

— Знаешь, Этта, то, что отец с матерью не принимают выбранный тобой путь — это одно дело. Но знать, что ты никогда не вернешься не потому, что не хочешь, а просто тебя нет — нет нигде... Это чрезмерное наказание для родителей, какой бы ты их в глазах ни была.

— Какие вы мудрые, — фыркает Этта. — Мастер, обещаете меня оттуда забрать в любом случае?

— Хоть всю деревню по бревнышку раскатаю, но заберу, — улыбаюсь.

— Ну, до этого, надеюсь, не дойдет, — вздыхает целительница и даёт ориентир.

Предупредив остальных, отправляемся на родину Этты.

Речушки, во множестве рожденные горами, стекаются к зеленым долинам и впадают в десятки озер. Здесь нет городов, только небольшие поселки и деревушки, в изобилии усыпавшие домами причудливые изгибы озерных берегов. В одном из таких поселков мы и очутились.

Полуденное солнце опалило улицу и загнало в тень даже вездесущих собак и мальчишек. Никто не тычет в нас пальцами и не глядит удивленно на исчезающее облачко портала. Только от ближнего дома лениво брехнул огромный старый кобель и снова улегся разморено под крыльцом. Потом вдруг вскочил и, взвизгивая, кинулся к нам.

— Вашка! Золотой мой! — Этта, счастливо смеясь, запускает пальцы в густую шерсть. — Живой, демон! Мастер, это Вашка! Ай, свалишь меня сейчас, чудовище!

Кто может обрадоваться тебе искреннее старого верного пса? Они помнят нас и любят, даже когда мы их бросаем.

Потормошив собаку, Этта нерешительно ступает на крыльцо небольшого бревенчатого домика и скрывается за дверью. Я, поколебавшись мгновение, вхожу следом. Девушка уже в просторной комнате, скорее всего, совмещавшей кухню, столовую и гостиную. Оглядывается на меня, словно ища поддержки. Я киваю: смелее. И вижу, что комната не пуста. Спиной к нам стоит у окна высокая седая женщина и сосредоточенно что-то помешивает.

— Мама, я дома, — тихо говорит Этта.

Женщина прерывается на миг, потом руки снова оживают и продолжают работу.

— Мама! — зовёт девушка.

— Уйдите, демоны, — бормочет женщина, не оборачиваясь.

— Мама, это я, Этта!

— Моей девочки больше нет, — плечи ее застывают. — А вас, демоны, я не боюсь. Мы и так скоро встретимся.

Этта прижимает руку ко рту, потом кидается к матери, обнимает и горячо шепчет в ухо:

— Мама, мамочка, я живая, всё хорошо!

Деревянная ложка с глухим стуком падает на скоблёные доски пола.

Этта за плечи разворачивает мать к себе и, глядя ей в глаза, продолжает без остановки приговаривать:

— Всё хорошо, мамочка, это я, видишь? Видишь, это я, живая, твоя Эти, ну посмотри, вот, потрогай, видишь, живая?

А я ужасаюсь застывшей маске серого лица, которое, впрочем, постепенно обретает осмысленность и цвет под влиянием Эттиного бормотания. Не удивлюсь, если целительница вплела немного магии в свой монолог.

Обреченность на лице матери сменяется недоверием, затем радостной вспышкой озаряются глаза, но вслух она говорит другое:

— Сколько раз тебе говорить, Этта Сонвай, не смей пускать на меня свои чары!

Этта отчего-то радуется этому ворчанию.

— Теперь узнаю свою мамочку! Мама, это мастер Йеруше.

И я тотчас удостаиваюсь пристального внимания госпожи Сонвай. Теперь, когда она не походит на изваяние из серого камня, цепкий взгляд добавляет в облик женщины чего-то хищного.

— Ну и как это понимать? — сурово спрашивает она.

— Что именно?

— Вот это! — она поднимает с пола уже знакомый мне зеленоватый листок гербовой бумаги.

— Происки врагов, — развожу я руками.

— Чьих? — какой мудрый вопрос...

— Наших общих.

— Что общего может быть у моей дочери с таким человеком, как вы? — и госпожа Сонвай многозначительно потрясает посланием перед моим лицом.

Такой допрос приводит Этту в замешательство. Девочка так готовилась отражать нападки родных, что совершенно не учла — объектом может быть и не она.

— Мам, ну что ты, мастер Йеруше порядочный человек!

Я бы с удовольствием послушал панегирик в свою честь, но, жаль, нет времени.

— Спасибо, конечно, Этта, но не стоит — слова можно тратить бессчётно, они ничего не докажут. А вы, госпожа Сонвай, подумайте: если одна часть этого документа оказалась ложью — трудно отрицать, что ваша дочь жива — то отчего бы и остальному не быть выдумкой?

Всё, больше ничего доказывать не стану. В конце концов, мы здесь для того, чтобы успокоить Эттиных домашних, а не для выяснения, плох или хорош мастер Йеруше. Пусть Этта общается с матерью, а я присяду самовольно вот здесь, на лавке, раз уж не предложили, и подожду.

Госпожа Сонвай наконец оттаивает и принимается хлопотать вокруг дочери, не забывая то ворчать, то всхлипывать попеременно. Даже мне от ее хлопот перепадает чашка ягодно-травяного отвара, изумительно вкусного, приправленного луговым медом. Прихлебывая обжигающий напиток, я наблюдаю, как госпоже Сонвай достаётся очень отредактированная версия наших похождений, в которой нет ни ссылки, ни Печатей, а есть только почётное предложение короля и козни завистников. Ну, как оберегать родных — личное дело каждого.

Дослушав Эттину байку, мать с надеждой спрашивает:

— Может, теперь хоть останешся? Говорили мы с отцом — не доведет до добра эта столица.

— А где папа? — несмело спрашивает Этта.

— Папа еще вчера уехал в Осотки на ярмарку, так что этот кошмар достался мне одной.

Девушка виновато прячет взгляд, будто это она разослала дурацкие извещения.

— Он еще сердится на меня?

Мать машет рукой:

— Сердится. По привычке. Но когда письмо твое получили, полдня не умолкал, всё повторял: 'Всё же Эти у нас умная девочка, сам король отметил!' Так что, останешься? И папа к вечеру должен вернуться, он побурчит немного, но будет доволен.

А госпожа Сонвай не так проста, как хочет казаться. 'Папа будет доволен' Даже искренняя материнская радость не может справиться с желанием управлять судьбой своего ребенка. 'Папа будет доволен' — сколько взрослых детей расшибается в лепешку ради этих слов, переступая чрез себя, совершая ненужные им поступки, учась ненужным им вещам. Чтобы родители похвалили и были довольны. Но, повторюсь, способ достичь гармонии у каждого свой. Кто-то сломается и будет жить чужим умом, кто-то пойдет наперекор, терпеливо ожидая, что когда-нибудь 'они поймут'.

А в нашем случае мать, кажется, зря старается. Птенец вырос и машет крылышками совершенно самостоятельно.

— Нет, мам, не останусь, — решительно отодвигает чашку Этта. — Теперь ты знаешь, что я жива, так что мы пойдем. Очень многое нужно сделать. Я напишу.

И направляется к выходу. Я же замешкался, ставя чашку, и попался. Госпожа Сонвай смотрит мне в глаза и тихо говорит:

— Она у нас одна. Пообещайте мне, что будете беречь ее.

Я пожимаю плечами, бормочу 'Всё будет хорошо' и устремляюсь к двери. Не имею привычки давать обещаний, которые не собираюсь выполнять. Я, конечно, отвечаю за своих ребят, но только перед собой, а не перед такими людьми, которые за семь лет не смогли простить дочери ее выбора и не ответили ни на одно письмо. Тем более, если обещание стараются выжать, играя на моей совести и жалости. А вот ошибочка — нет их у меня!

Шум в лагере даже перекрывает плеск весело бегущей по камням речушки. Это что у нас здесь такое?! Незнакомые люди вперемешку с моими студентами о чем-то спорят, кто-то кому-то кричит, кто-то кого-то перекрикивает, поэтому портал даже не заметили. Нас не было от силы час. Кто эти люди?

А, вот идет ответ, до невозможности элегантный и весь в белом. Ребятишки решили не утомлять старика и справились без меня — значит, Вильна отыскалась в столице и сама открыла портал для обеспокоенных родственников.

— Здравствуйте, господин Йеруше, — холодно и без удовольствия кланяется советник Шамбо.

— Здравствуйте, господин советник, — церемонно отвечаю я.

— Ну и кашу вы заварили, уважаемый! — упрекает он. — Зачем вам понадобилось тащить нас сюда?

— Мне как-то не хотелось прыгать по адресам под носом у Королевского Надзора и господина Дарона. Который, кстати, и есть главный повар.

— Да, Хастин рассказал. Но он знает это с ваших слов. А вы откуда взяли?

— У меня есть свой надежный источник.

— Это какой же?

— И не надейтесь, — я отрицательно мотаю головой. Если кто и будет причиной нарушенного покоя старика Шальву, то уж точно не я. И приплетать сюда Энво Даголара тоже не стану: мы над ним всё же изрядно поглумились, хотя он виноват только в том, что хорошо выполнил поручение учителя.

Нас постепенно окружает толпа остальных родителей, сдерживаемая моими юными коллегами. Ой, хочется сесть наземь и закрыть руками глаза и уши! Может, собрать их вместе и не такая хорошая задумка, как мне казалось вначале? Вот что значит действовать впопыхах и под нажимом. Но уже никуда не деться.

— Или вы сейчас же рассказываете, что происходит, или мы забираем детей и возвращаемся по домам, — выкрикивают из толпы.

Как мне надоел этот вопрос... Каждый, с кем я знакомлюсь в последнее время, перво-наперво с завидным постоянством повторяет: 'Что происходит?' Хоть бы кто-нибудь спросил: 'Как поживаете, мастер Йеруше?'

— А разве ваши дети не рассказали? А что до угроз, — я радушно скалюсь, — прошу... Я господ чародеев не держу при себе, они вольны в поступках. Только прошу учесть, что вслед за неудавшимся покушением на их свободу вполне может последовать удачное.

— Эти сказки про ссылки-Печати и причастность Главы Королевского Совета мы слышали, — шумит толпа.— Где доказательства?!

Ну вот еще!

— Господа, господа! — поднимаю руки, призывая к тишине. — Я собрал вас здесь с единственной целью — опровергнуть полученное всеми вами известие и убедить, что ваши дети живы и здоровы. Мне безразлично, что вы думаете о моей персоне, а посему — никаких доказательств и, тем более, оправданий. Господа выпускники официально объявлены жертвами, поэтому они без помех могут вернуться в столицу, не опасаясь преследования со стороны Надзора — документ, который остался в канцелярии Ранда, никогда не всплывет, если Дарон решит быть умнее, чем в этот раз. А мне вообще в столице делать нечего. Наплевать мне, будет наказан или нет автор этой интриги — она ему не удалась и на этом всё. Никто ничего не потерял.

— Отца арестовали, — тихо говорит над моим ухом Вильна.

Я вздрагиваю от неожиданности. Кто же знал, что она стоит так близко. Что?!

— Как арестовали?! За что?

— Не знаю, за что, но могу догадаться, — Вильна ожесточённо кусает губу. — Старая сплетница, что живет напротив и не отлипает от окна, заметила меня входящей в дом и сразу прилетела, стервятница. Вот она-то всё и видела. Утром отец ушел почти бегом и вернулся через час еще мрачнее, чем вышел. Почти сразу же появились четыре Надзирателя в полной форме и забрали его. Понятно, он получил извещение о моей смерти и рванул выяснять, кто виноват. Довыяснялся...

Она шмыгает носом.

— А в эту компанию как ты попала? — спрашиваю, больше желая отвлечь, чем узнать.

— Я сидела в доме и думала, что делать. Пришел господин Шамбо, удивился, увидев меня, и сказал, что вы, мастер, собираете всех на окраине, чтобы открыть портал сюда. Так я подумала — чего лишний раз вас дергать... Сидя на месте, я отцу не помогу, а здесь мы с ребятами придумаем что-нибудь.

— Придумаем, Вильна, обязательно придумаем, — думаю я, но оказалось, говорю вслух.

— Вы хотите помочь?! — изумляется она, смахивая со щеки невесть как прокравшуюся слезинку.

— Как будто я не этим занимаюсь с первых дней нашего безумного путешествия, — ядовито огрызаюсь.

Ну вот, стоило отвлечься, как народ снова спорит, перекрикивая друг друга.

— Подождите! Да помолчите же! — женщина с неуловимо знакомыми чертами лица гневно машет руками. И поворачивается ко мне: — Как это вам наплевать, будет наказан или нет человек, который доставил нашим детям — и вам, кстати, тоже — столько неприятностей? Они вернутся домой, а через время их снова попытаются услать, если не хуже.

Дошло, наконец. Это кто у нас такой сообразительный? Я присматриваюсь и понимаю — мать Дани Керсо. Такие же нервные тонкие черты лица, сумбурные жесты и торопливая речь. Впрочем, я могу и ошибаться.

Нет, не ошибся. Дани проталкивается к женщине и, успокаивая, берёт за руку. А его и не узнать: раньше мальчик самым первым начинал бубнить о поруганной чести и ущемленном достоинстве. Может, понял, что честь и достоинство — это не то, что думают о тебе другие, а нечто внутри тебя самого.

— Господа, что вы от меня-то хотите? — спрашиваю. — Мне что, повести вас на штурм резиденции Главы Совета?

— А хотя бы и так! — запальчиво выкрикивает Сайел Трамме, тем самым заработав ироничную усмешку жены.

— Вообще-то я пошутил, — мрачно говорю я. — К тому же, вы не верите в то, что Дарон — главный источник ваших неприятностей.

— Ну почему не верим... — спокойный голос советника Шамбо льётся целебным бальзамом на общее настроение, — затеять грандиозную интригу в одиночку — вполне в его духе. Но наверняка мы этого не знаем.

— Знаем, — вмешивается Хастин.

— Откуда? — и к пронзительности взгляда добавляется... что это? настороженность?

— Оттуда, — почти шепчет Шамбо-младший. — Я читал того, кто нас запечатал. А приказал ему сделать это и снабдил амулетами именно главный советник.

Советник Шамбо трёт кончик носа, смешно морщится и поворачивается к остальным:

— Сомнения отменяются. Мой сын всегда говорит только то, в чем уверен.

Ну, хвала Высшим Силам, народ переключился на семейство Шамбо. Сыплются предложения нанести визит Дарону и спросить его самого, пожаловаться в Королевский Совет, и, наконец, пожаловаться самому Королю. Услышав первые два, я скептично хмыкаю, а вот на третьем начинаю задумываться. Совет Советом, а сбрасывать со счетов Его Величество рановато. Он хоть и наивен не по годам, но, думаю, будет не в восторге от того, как с ним обошелся Дарон. И королевское слово всё же что-то да значит. Вот только как до Ардеша добраться, если советник не отлипает от него ни на час...

Я сейчас разорвусь надвое! С одной стороны, хочется всё бросить, собрать минимум снаряжения и рвануть подальше отсюда, через густой лес, манящий тишиной, в неизведанные земли, где нет ни Королевского Совета, ни его пухлозадого Главы, ни детишек с кучей нерешенных проблем. А с другой — меня наконец-то разобрал азарт: с чего это я должен спускать Дарону его шалости? Так он и вовсе обнаглеет, хотя куда уж больше... Опять же, Вильну я обнадежил, что-то надо придумать и освободить ее родителя. Я бросаю взгляд в лесную чащу, на горы... А, успеется. Всё это ждало меня много лет, пусть подождет еще немного. И я потерплю, не привыкать. Я вернусь, обязательно вернусь. Вот только прищемлю хвост наглецу...

'Как бы тебе хвост не прищемили' — голос разума трезв, как всегда, только мне сейчас не до него.

Надоело торчать на ногах среди громогласных спорщиков. Вот так, осторожно протиснуться, пока все увлеклись, дойти до шалашика и сесть, опершись спиной и вытянув ноги в траву. Я так долго играл семидесятилетнего старца, что иногда и сам себе верю: мнимая усталость прокрадывается в реальность и грызет кости.

Со мной рядом присаживается Тиана.

— Устали, мастер? Принести вам чего-нибудь поесть?

— Нет, спасибо. Лучше выдерни из этого гвалта старшего Шамбо и притащи его сюда. А то я боюсь к ним подходить — опять окружат и станут чего-то требовать. Я уже раскаиваюсь, что позвал их сюда. И, кажется, они не верят, что находятся за Краем.

— В это невозможно поверить, мастер, — усмехается Ти. — Я тоже не поверила бы, если бы не дошла сюда сама. А то, что ребята встретились с родителями — очень хорошо. Разве вы не видите, как все ожили?

— Чересчур ожили, — ворчу.

Но Тиана уже упорхнула выполнять поручение. Я задумчиво срываю и прикусываю травинку. Как же повидать Его Величество? Если придворные маги не совсем распустились, защита королевского дворца не оставляет никаких лазеек — портал туда не поставить. Значит, придется по-человечески, через дверь. Ага, так меня и пустили без приглашения... Совсем забыл — я же еще и преступник! Точно не впустят. И не выпустят. Да, но в королевском дворце не одна дверь, возражаю сам себе. Как-то туда входят слуги, повара и прочий мелкий люд — ведь не через вычурный парадный вход! Явно где-то сзади, скрытый от прихотливых вельможных глаз, есть хозяйственный двор, куда приезжают зеленщики, торговцы мясом, рыбой и прочими прозаическими, но необходимыми вещами. Монархи — они тоже, знаете ли, едят, и всё такое...

— Размышляете, стоит ли ввязываться? — тьфу, что за манера подкрадываться! К тому, что Хастин появляется около меня внезапно, я как-то даже привык, но это свойство оказалось наследственным — советник тоже подошел неслышным кошачьим шагом. Может, и они оборотни? Я уже ничему не удивлюсь.

— Размышляю, как пообщаться с Его Величеством, — сообщаю невозмутимо. — Есть идеи?

— А может, вас устроит другой, менее изощренный способ самоубийства? — скалится советник Шамбо и усаживается прямо на траву. — И хлопот поменьше.

— Хлопот и так будет меньше, если вы решитесь участвовать.

— Я? Чем же я могу помочь? — удивляется он.

Ай, какая скромность...

— Например, можете узнать, где в данный момент находится Дарон. Его присутствие мне абсолютно не нужно.

— А как войти в королевский дворец, вы уже знаете?

— Пока нет, — отмахиваюсь. — Как-нибудь.

Шамбо — старший даже морщится от такого легкомыслия:

— Как-нибудь... Хотелось бы знать, какую очередную пакость вы заготовили... Ладно, сейчас попробую выполнить вашу просьбу.

Он отворачивается, шепчет заклинание и замирает. Хитрец, решил пойти простым путем: вместо тяжелого в исполнении заклинания поиска просто с кем-то болтает по мыслесвязи. Ну и правильно — сначала надо использовать простые методы.

А ребятки мои молодцы — заняли родителей, чтобы не мешались под ногами. Помощи от тех мало, а шуму много. Поэтому чародеи прибегли к самому детскому приему из всех возможных — завопили, что хотят есть, и подключили родных к готовке. А в наших условиях это требует немалых сил: дрова собрать — раз, костер разложить — два, и так далее. Занятие нашлось всем. Смешно — представительный фабрикант Нарин, пыхтя, топает от леса, прижимая к объемистому брюшку охапку сухих веток. Его обгоняет незнакомый мне господин с такой же ношей — интересно, это чей родственник? А Сайел вписывается в пейзаж вполне гармонично. Женщины во главе с госпожой Трамме потрошат принесенные ею корзины — всё-таки повезло фермеру с женой. Умница Айта явно разгадала нехитрую уловку детишек, вон как хитро косится временами, но виду не подает, усердно руководит, даже делится рецептами.

Тем временем советник Шамбо отмер и ошарашивает меня новостью:

— Дарон уже четвертый день не показывается ни в Совете, ни во дворце. Сидит в своей резиденции и болеет неизвестно чем. Но королевского лекаря к себе не звал, и целителей из Совета — тоже.

— Интересно... И откуда такие сведения?

— Вам это надо? — брюзжит Шамбо. — Достаточно с вас и того, что за источник я ручаюсь.

Придется смириться: на что имею право я, в том не приходится отказывать другим.

Только и спросил:

— А сами вы этого не знали? Вроде в столице были...

— Болел я дома, — нехотя отвечает советник, словно признавался в чем-то постыдном. — Когда прихватывает, я вообще никого не впускаю, жену отправляю к родственникам и стараюсь ни с кем не говорить. Терпеть не могу хворать и становлюсь ужасен в общении.

Его самообличение прервал Шамбо-младший, усевшись рядом с нами.

— Договорились? — спрашивает он.

Мы единодушны в изумлении:

— О чем?

Хастин с укоризной качает головой, мол, не хотите признаваться — и не надо, вам же хуже. Не буду расстраивать мальчика:

— Хастин, ты мне понадобишься. Мы уходим, прямо сейчас.

Советник воззрился на меня.

— Позвольте узнать, куда это?

— На прием к королю, конечно, — говорю я, и заметьте, говорю чистую правду.

Шамбо — старший мгновенно сбрасывает холодное равнодушие и шипит не хуже ядовитой змеи:

— Знаете, Йеруше, если в ваши планы 'как-нибудь' пробраться во дворец входит мой сын, лучше забудьте об этом прямо сейчас.

— Почему? — удивляюсь я. — Хастин — превосходный менталист, а дворец, насколько я знаю, защищен только от боевой магии и недобрых намерений. Воевать мы не собираемся, намерения у нас самые мирные — поговорить с Ардешем, только и всего. Хастин, тебя не затруднит провести несколько сеансов внушения стражам и секретарям?

— Нисколько, — весело отвечает менталист. — Но на полный контроль не надейтесь, мне и после того случая всё еще мерзко.

— Никакого полного контроля, — обещаю я. — Ну, в крайнем случае отправишь их поспать — Колыбельная у тебя выходит что надо, быстро и тихо.

— Это какой еще тот случай? — прерывает нас советник Шамбо.

— Пап, я тебе потом расскажу, — кривится Хастин. — Ну что, мастер, идем?

— Никуда ты не идешь, — холодно цедит отец. — Мальчишка! Куда ты собрался ввязаться? А вы, Йеруше, неужели думаете, что стража и служащие короля не защищены от ментальной магии?

Признаться, именно так я и думал. Неужели ошибся? Ну что ж, одна голова — хорошо, и две — не всегда уродство.

— Можете предложить что-то поумнее?

— Не знаю, насколько это будет умно, но с вами пойду я, — отрезает советник.

— Вы?!

— Ты?!

Мы с Хастином изумились одновременно. Я предполагал, что, увидев своего сына живым и здоровым, член Королевского Совета предпочтёт тихо подождать развязки или действовать чужими руками. Но чтобы вот так...

— А чему вы удивляетесь? Я тоже владею ментальной магией и имею в запасе приемы получше Колыбельной. Но мое присутствие рядом с вами позволит, надеюсь, обойтись без применения Силы вообще. Главное, помалкивайте, пока не доберемся до короля.

Ха, помалкивайте... Я и под невидимость спрятаться могу. Хотя нет, есть другая мысль... Озорничать, так с размахом.

— Господин Шамбо, а как маг-защита дворца относится к иллюзиям?

— Нейтрально, — хмыкает советник.

— Точно?

— Точно. Недавно весь дворец во главе с Его Величеством покатывался от хохота, а Юстал — это штатный дворцовый чародей — заработал немало дайранов: отставленная фаворитка тайком наняла его и оплатила качественную осязаемую иллюзию мужчины, лежащего в кровати фаворитки теперешней — как раз когда король навестит свою новую пассию.

— И как?

— Да как! — пожимает он плечами. — Юстал — не умалишенный, деньги взял, но шутить над королем не решился. Вместо этого пошел и, трясясь и бледнея, изложил дерзкую задумку самому Ардешу. Его Величество, к удивлению чародея, расхохотался и велел заказ выполнить. А потом откровенно наслаждался переполохом дамы, которая, мгновение назад оставив пустое ложе, чтобы томно поприветствовать монарха, обернулась и увидела в своей постели черноволосого красавца. Юстал всё-таки настоящий мастер — красавец ухмылялся и подмигивал. Дама чуть было не лишилась чувств, потом решила, что это — плохое оправдание, и кинулась выталкивать самозванца из кровати, ежесекундно то краснея, то бледнея, и причитая: 'Я его не знаю, ваше величество, я его не знаю!' Красавец выталкиваться решительно не желал, катаясь туда-сюда, как детская кукла-неваляшка, дама путалась в простынях, а король, давясь хохотом, только и смог сказать: 'Как же так, Дори?! Вы мужчину не знаете, а он уже у вас в постели!'

— Бедная женщина! — хохочет Хастин.

— Ничего, — машет рукой советник, — они королю и не такое простят. Так вот, его величеству так пришлась по душе идея, что на самых скучных приемах и заседаниях на месте короля сидит фантом, изрекает церемониальные фразы и не отвечает на вопросы. Поэтому иллюзии защита пропускает.

— Хорошо, — говорю я и приступаю к делу.

Так, вызвать в памяти образ. Теперь — вот сюда добавить, и еще добавить, и щеки потолще раза в три. Кружево радостно отзывается на чары, Сила выплёскивается, обвивает мое тело коконом, закручивается золотистой спиралью и отступает.

— Ничего себе, — пораженный Хастин даже присвистнул.

— Присоединяюсь, — говорит Шамбо-старший и тянет руку — потрогать.

— Щупайте, не стесняйтесь, — охотно разрешаю я. — Настоящий Дарон вряд ли когда-нибудь вам это позволит.

— В такой маске вам и я ни к чему, — мне показалось, или в голосе советника прозвучало облегчение?

— Э нет, господин Шамбо! Я давно не общался с дворцовыми людьми, церемониала не помню, так что быть вам моим проводником.

Я захожу за шалашик подальше от любопытных глаз выпускников и их родителей, и открываю портал на окраину столицы. Советник уже толчётся за спиной, отряхивая свой пижонский белый плащ. А вот и промахнулись, господин Шамбо, пятна от травы так просто не смахнешь. Магией их, магией!

— Подождите! Так вы меня не берете?! — Хастин от возмущения растерял обычную вкрадчивость речи.

— Нет! — хором отвечаем мы и переглядываемся.

— И без сопливых скользко, — бормочет советник.

— Ну зачем же так, — предупредил я новый взрыв возмущения молодого менталиста. — Тебе, Хастин, досталось самое трудное: оставаться в лагере и удерживать наших коллег и их родичей от неразумных поступков. Особенно это касается Вильны — уж очень она быстра.

И немного посторонился, пропуская советника в облако портала. Проводив его взглядом, оборачиваюсь к менталисту:

— Как я выгляжу?

Хастин улыбается:

— В точности как глава Совета. Только смешнее.

— Это почему?

— Ну я же знаю, что вы — это вы. И потом, ваши скупые и короткие жесты не очень-то подходят к этому облику.

— Ладно, буду побольше суетиться, — вздыхаю я и ступаю в облако портала, подальше от беспокойного лагеря и навстречу еще большему беспокойству.