— Андрей, позволь мне сказать этому господину несколько слов наедине, — Марии с трудом удалось вытянуть за дверь мужа, пока его сжавшиеся кулаки не натворили дел.

— Уважаемый, — Маша сделала паузу, припоминая, — господин Казаков, не будете ли вы столь любезны, что оторвете свой зад от кресла и сообщите господину консулу, что встречи с ним ожидает Мария Николаевна Романова, дочь бывшего российского императора?

— Но как это может быть, — чиновник действительно вскочил из кресла, когда до него начал доходить смысл её слов, — Вы дочь Николая Второго?

— Позовите консула, — терпеливо повторила Мария, — я устала и не могу рассказывать свою историю всем сотрудникам консульства.

Чиновник торопливо юркнул в дверь ведущую во внутренние помещения и буквально через несколько минут вернулся в сопровождении лощеного импозантного мужчины средних лет.

Вошедший внимательным и цепким взглядом впился в Марию, заставив ту ощутить острый приступ стыда за свой внешний вид, явно не соответствующий её заявлению. Затем он что-то сказал на ухо чиновнику и тот умчался куда-то, бросив на Марию изумленный взгляд.

— Мария Николаевна, безумно рад вас видеть, — к великому смущению, консул поднес к губам и поцеловал её обветренную и поцарапанную ладонь, — вы наверное не помните меня, я был представлен вашему семейству семь лет назад, когда вы посещали Швейцарию. Я Сергей Иванович Рубинов, российский консул в Женеве.

— Извините, Сергей Иванович, не припоминаю, — честно созналась Мария, — нам в тот визит не до того было. Ведь мы приехали в Швейцарию, чтобы показать Алешу специалистам по легочным заболеваниям. А на приеме столько людей было, что всех не упомнишь. Я и не подозревала, сколько русских в Швейцарии.

— Да, многие аристократы разочаровавшись в новой России, предпочли ей патриархально-тихие Альпы, — согласился консул, — но вернемся к главному — как вам удалось выбраться из Франции? Из того сообщения была неясна ваша судьба и мы не знали, разделили ли вы участь отца и матери или сидите где-то в темнице.

— Какого сообщения, какую участь? — тревожно заломила руки Мария, а душа заныла от нехороших предчувствий.

— Значит, не знаете, — медленно роняя слова произнес консул, — Как жаль, что на мою долю выпало сообщить вам эту тяжелую новость... Мария Николаевна, ваши родители были обезглавлены по постановлению Революционного Комитета Юга Франции.

Комната поплыла у неё перед глазами и чтобы не упасть она судорожно впилась посиневшими ногтями за край столешницы. Консул подхватил ее под плечо и крикнул неторопливо вплывавшему в комнату Казакову осторожно несущему перед собой поднос с чашками и пирожными: — Живо, нашатырь и коньяк!

— Им отрубили головы на гильотине, — повторила Мария, тупо глядя на стену и продолжая сжимать в руке опустевший бокал, — за что? Они ничего им не сделали плохого. Отец — он такой добрый, всегда... был...

— Революция, смута, — тяжело вздохнул консул, — для них ваш отец был не человек — живой символ всего, что они ненавидели. Вот они и расправились с ним. Просто счастье, что вы тоже не попали к ним в руки.

— Скорее случайность, меня не было дома, когда они пришли. А потом я встретила Андрея, моего мужа, вместе мы добрались сюда.

— Мужа? Казаков упомянул о муже, но я решил, что он что-то напутал. Вы вышли замуж, когда? Кто этот счастливчик? — консул осторожно высвободил из её руки бокал.

— Два часа назад. Мой муж — инженер, и он не дворянин! — Маша подняла глаза и с вызовом посмотрела на Рубинова.

— Вот значит как, — задумчиво протянул консул, — морганатический брак. Романовы будут в ярости. Вашему дяде Михаилу подобное с рук не сошло. Вашей сестре Анастасии тоже. Но сейчас это может уже и не так важно — подумаешь, ещё капля в море забот. Главное — вы живы! Хотел бы я услышать о ваших приключениях подробно, но боюсь, сейчас для вас важнее отдохнуть и хорошо покушать. Я распоряжусь, вас отвезут в ближайшую подобающую вам гостиницу, а завтра мы встретимся и поговорим более подробно.

— Что ты им сказала, что беременна? — тихо спросил Андрей, хотя салон представительского 'Руссо-Балта' был отделен от передних сидений, где сидели водитель и сотрудник консульства, толстым стеклом.

— Позднее поговорим, в гостинице.

Немного смущаясь, Казаков протянул конверт.

— Сергей Иванович просил принять на текущие расходы и передал, что оплату гостиницы посольство берет на себя.

— Передайте ему нашу благодарность.

— Вот теперь можем и поговорить,— Мария вывесила табличку 'не беспокоить' и повернулась лицом к Андрею,— честно и откровенно.

— А, может, сначала примем ванну, вызовем обед из ресторана и уж потом будем слушать твои страшные тайны?— усмехнулся Андрей.

— Нет,— вздернула подбородок Мария,— я и так слишком долго откладывала этот разговор.

Андрей с сомнением осмотрел себя, затем с сожалением посмотрел на обитое шелком кресло, махнул рукой и развалился в нем, — слушаю тебя, дочь моя. Поведай мне грехи свои тяжкие.

— Не ерничай! Разговор серьезный и тяжелый. Во — первых: консул Рубинов известил меня что моих родителей казнили.

— Черт! — в сердцах выругался Андрей,— говорят о всеобщем счастье, но первое, что делают, дорвавшись до власти — уничтожают всех, в ком увидят хоть намек на противника. Чем им помешали твои родители?

— А это — во-вторых: мой отец Николай — бывший император России, Николай Романов, Второй.

— Но ты говорила, что твой отец служит в армии!

— Я сказала, что он полковник гвардии, и это истинная правда. То, что он служит в армии, это уже твои собственные умозаключения. Я не лгала тебе, просто не сказала всей правды.

— Ну, знаешь!— Андрей возмущенно вскочил с кресла,— она не солгала мне! Нет, именно что солгала, ты обманывала меня и водила за нос. Неужели ты боялась, что, узнав истину, я сдам тебя французам?

— Вряд ли я могла тебе открыться при нашем первом знакомстве. Сам понимаешь, что это было бы безрассудством. Ну а потом, потом... потом... мне не хотелось чтобы ты, узнав правду, отдалился от меня, как уже бывало в прошлом, когда за фамилией и родословной во мне не замечали человека.

Андрей грузно упал обратно в кресло, и на несколько минут в комнате повисло тягостное молчание.

— Ты чем-то недоволен?— ломко и напряженно зазвенел Машин голос,— ты получил в жены княжну. Не такая уж незавидная участь.

— Да,— задумчиво протянул Андрей,— а в конце книги герой обязательно женится на принцессе. Всё? На этом сюрпризы закончились?

— Осталось самое последнее, — Мария спрятала глаза,— когда ты спросил меня о возрасте, я была немного неточна: мне не двадцать два, мне двадцать семь, и я на четыре года старше тебя.

— Какое ужасное известие!— С серьёзной миной произнес Андрей,— если раньше я ещё как-то держался, то теперь сердце мое разбито окончательно и бесповоротно.

— Нашел время издеваться.— С обидой подняла на него глаза жена,— для меня это такая же больная тема, как и вопрос о семье.

— Ты не выглядишь на двадцать семь,— подбодрил её Андрей,— когда я в первый раз увидел тебя, то подумал 'какая прекрасная девушка'.

— Врешь, но приятно,— губы Марии изобразили слабое подобие улыбки,— спасибо. Ты подумай, Андрюшенька, о том, что я тебе сказала, а я пока пойду приму ванну — я о ней больше месяца мечтала.

— Андрей!— тревожно-болезненный голос жены вырвал его из полудремотного забытья. Мария стояла в открытых дверях ванной в накинутом на плечи гостиничном махровом халате, всем телом навалившись на дверной косяк.— помоги мне дойти до кровати.

Андрей подбежал и успел подхватить её на руки в тот момент, когда она начала падать. С ужасом он увидел на белом кафельном полу ванной цепочку розоватых лужиц со сгустками крови. Он бережно положил побледневшую Марию на широкую кровать.

— Позвони портье, пусть срочно вызовут врача, женского врача, — прошептала Мария.

— Ну что же, боюсь, мне нечем вас обрадовать.— Врач, чем-то неуловимо напоминающий Чехова в молодые годы, защелкнул свой докторский чемоданчик с инструментами, — у вашей жены выкидыш. Она сказала, что перенесла сильное нервное потрясение, что, видимо, и вызвало печальные последствия. К тому же, голубчик, у вашей жены явные признаки истощения. Конечно, я понимаю, какой женщине не хочется выглядеть красивой, но так изнурять себя диетами!

— Да какие уж тут диеты,— со вздохом произнес Андрей, вспомнив недавнее полуголодное существование.

— Но я думаю, что обойдется без серьёзных последствий. Конечно, если вы хотите родить наследника, то я рекомендовал бы вам обождать полгода, а за это время уделить особое внимание здоровью и питанию жены. Обильная пища и длительные прогулки на свежем воздухе, и все у вас будет прекрасно. А пока больной необходимо в течение недели соблюдать постельный режим.

Попрощавшись с симпатичным доктором, Андрей тихо, на цыпочках зашел в комнату, где лежала укрытая по самый подбородок простынями Маша, и немигающим взглядом смотрела в потолок.

— Ну как наши дела?— он осторожно поцеловал её в щеку.

— Плохо,— тихо сказала Маша и беззвучно заплакала,— я его потеряла, я потеряла нашего ребенка. Стоило только привыкнуть к мысли, что я беременна, а его уже нет.

— Видишь, как тебе не повезло, достаточно было подождать один день, и уже не было бы причины жениться, — горько произнесла она.

— Ты так легко от меня не избавишься, — погладил её по плечу Андрей, — Доктор сказал, что уже через полгода мы сможем повторить попытку. Ты поспи пока, тебе отдыхать надо и сил набираться. А у меня есть ещё одно срочное дело.

Он спустился вниз к стойке портье и спросил: 'У вас есть бланки телеграмм?'

— Конечно.— Служащий протянул ему несколько штук.

Андрей отошел к чернильнице, обмакнул перо и написал адрес: Россия, Новониколаевск, Каинская 16, Петелеву Петру Сергеевичу.

' Нахожусь Швейцарии, жив, здоров, где Лиза, не знаю. Срочно телеграфируйте. Андрей.' Он отдал бланк портье.

— Это надо отправить срочной телеграммой.

Звонок телефона разбудил его в шесть утра.— Господин Петелев? На ваше имя получена срочная телеграмма.

— Принесите её, пожалуйста в номер,— сонно попросил Андрей.

'Лизой все обошлось, бежала английской тюрьмы, плывет Петербург. Возвращайся. Оторву голову. Отец.'

— Сеструха, какой черт тебя понес в Англию? Сбежала из тюрьмы? — Андрей задумчиво почесал затылок, но это не прибавило ясности мышления, и, махнув рукой, мол, главное — жива и здорова, отправился спать.

Через полторы недели экспресс 'Женева — Санкт-Петербург' уносил их все дальше и дальше от опостылевших за время пешего перехода красот Альп навстречу к родному дому.

— Как хорошо! Наконец-то дома, в России,— Андрей показал в окно на заснеженную станцию,— даже лица родные, русские, как у того парня.

Упомянутый парень метался по платформе на соседнем пути и пытался справиться с брезентом, за которым был укрыт какой-то гигантский механизм. Порывы ветра вырывали брезент из его рук, и тогда он начинал хлопать на ветру как гигантский флаг. Управившись с непокорным полотнищем, он обошел механизм вокруг, видимо, проверяя надежность крепления в остальных местах, и остановился напротив окна вагона-ресторана, где сидели Андрей с Машей.

Повинуясь минутной причуде, Мария подняла руку и помахала ему. Парень улыбнулся и помахал ей в ответ.

— Первый русский, приветствующий меня на родной земле. А я даже имени его не знаю.— Маша задумалась.— Забавно,— произнесла она какое-то время спустя,— вот едешь в поезде, и за окнами твоего вагона мелькают лица людей, тебе незнакомых. Они появляются и исчезают в твоей жизни так быстро, и не знаешь, кто они, чем они занимались до встречи с тобой, и что будут делать дальше, и ты для них только тень, мелькнувшая за стеклом.

За своей землей

Николай сидел на завалинке и отбивал косу, когда увидел на дороге деда Никифора, торопливо ковыляющего куда-то.

— Здорово, дед.

— А, это ты, Кольша, — дед сошел с дороги и подошел к забору,— что, к покосу готовишься?

— А куда деваться? Надо, — Николай придирчиво осмотрел лезвие.

— Да, в плохое время довелось тебе жить, паря. Прямо скажем — в волчье время.

— С чего это? — удивился Николай.

— С того, что время такое. Раньше раз парень повзрослел, значит, надобно его женить. Опсчество поможет хату поставить, надел выделят, как положено, и живи себе, как хозяин, на землице, горя не знай. Да, хорошо жили раньше, одним миром, вот как!— старик сжал узловатые пальцы в кулак,— одних праздников церковных с пять десятков было, а еще дни рождения императора, наследников и августейших особ! Мужики оденутся по-праздничному, сапоги смальцем смажут, парадную фуражку набекрень. Зайдешь в гости в одному, другому, а потом и к тебе в гости заглянут. Благодать! А сейчас — Рождество, Пасха, и все. Скучно стали жить, наособицу...

— Ну тебе-то, дед Никифор, праздники не указ, ты сам себе праздник, когда хочешь, устраиваешь. Не твоя ли вчера старуха на полсела кричала и грозилась дрыном перекрестить?

— Эх, Кольша, Кольша, не понять тебе, от того и пью я, что душа моя болит. И за тебя болит тоже, вот, скажем, не дай Бог, помрет твой отец. Землица, как положено, старшему сыну отойдет, а с чем останешься ты? Вот и придется тебе в батраках у собственного брата до самой смерти горбатиться.

— Послушай, дед, ты, кажется, куда-то спешил? Вот и шел бы туда! — слова старика задели за больное место, наверное потому, что в них было слишком много правды.

— Точно! Вот старый пень! Вербовщики же к нам приехали! Вот я и спешу с людьми поговорить, что на белом свете творится, узнать.

— Что за вербовщики? Куда вербуют? — заинтересовался парень.

— А я откель знаю? Я же еще не дошел, мне сноха Манькина сказала.

— Пойти, что ли, тоже послушать...— Николай отложил инструмент и встал.

— Пятьдесят рублей подъёмных на руки сразу, по приезду на место еще пятьдесят авансом. Питание бесплатное, и за него из заработка не вычитают. Хороший работник за месяц получает больше, чем на заводе,— без устали повторял представитель стройки.

— Это что же,— влез любознательный дед Никифор,— я хуть сейчас могу пятьдесят рубликов получить, записавшись? А ежели я завтра откажусь, как вы меня заставите денежку вернуть, она же кончится!?— Он хитро улыбнулся беззубой улыбкой.

— Так мы не просто деньги даем, мы договор заключаем, а если кто его нарушить решит, то на это есть власти. За мошенничество у нас в тюрьму сажают. Но тебе, дедуля, это не грозит, нам нужны молодые, сильные и умные работники. Но если вдруг на стройке понадобится балаболка, то я о тебе дед обязательно вспомню.

Под смешки односельчан уязвленный дед Никифор нырнул обратно в толпу.

— А что строите-то? — спросил Николай, выбрав момент когда вербовщик замолк.

— Гидроэлектростанцию строим, большую, когда она заработает, то во всей губернии электричество будет.