Белые Врата

Несколько раз встречался попить пива с товарищами по цеху, периодически накатывавшими в столицу. Один раз дал себя уговорить на поездку на дачу. А так...

Лето. Skype, ICQ, MMS, SMS, телефонные звонки. Голос Курта Кобейна в наушниках. И километры обоев.

___________

Allons enfants de la Patrie, le jour de gloire est arrivИ !*

— Арти, привет.

— Привет, Ален. Как ты?

— О, у меня отличные новости! Наши программисты смогли достать данные с той флэшки, представляешь? Все результаты съемок сохранились!

— Здорово. Я очень рад.

— А я как рада! У тебя как дела?

Мерно покачивается вагон метро. Слева от него сидит замученная жизнью тетка, клюя носом и периодически наваливалась на его плечо, справа — надувающая пузыри из жвачки нимфетка, целенаправленно перекладывающая ногу на ногу в попытке привлечь его внимание.

— Да нормально. Все в порядке.

— Хорошо. Знаешь, я так... я хотела бы еще раз тебя увидеть, Арти.

— Да? Я тоже, Ален.

__________

Allons enfants de la Patrie, le jour de gloire est arrivИ !

— Тема, телефона!..

— Спасибо, Ашур.

Снимает наушники, достает из заднего кармана телефон, отходит к окну.

— Да, Ален.

— Тима, привет!

— Привет. Как ты?

— Работаю. Мы сейчас грузим и проверяем данные. Ругаюсь с нашими программистами.

— Хулиганят?

— Что? А... Нет, — она смеется. — Но они такие — за ними нужно следить.

— Понимаю.

— Ты как? Как дела?

Он смотрит за окно. Внизу стоит забитое машинами Волоколамское шоссе. Стоит, сколько хватает глаз. Москва, Москва, как много в этом...

За его спиной грохот и громкие голоса. Оборачивается — опрокинули ведро с клеем. Ашур ругается, мешая слова русского и родного языка.

— Что у тебя там за шум?

— Коллеги по работе спорят. А у меня все отлично.

— Я... ты знаешь... я... скучаю... по тебе.

Перед его глазами нескончаемая река из машин.

— Аленушка... Я тоже...

________________

Allons enfants de la Patrie, le jour de gloire est arrivИ !

Пятнадцатый этаж, можно передохнуть. Скидывает с плеч по связке обоев, аккуратно ставит их на лестничную площадку. Тыльной стороной одной руки вытирает пот с лица, другой лезет в задний карман рабочих штанов.

— Да, Ален?

— Арти, что с голосом? Ты бежишь?

— Поднимаюсь по лестнице. На двадцать восьмой этаж.

— Пешком?

Приваливается к стене.

— Лифт не работает.

— Бедняжка.

— Да. Пожалей меня.

— Приезжай. Пожалею.

Он молчит. Дыхание постепенно выравнивается.

— Арти?

— Что?

— Я... хочу пригласить тебя... в гости. Можно, я пришлю тебе вызов?

— Ну... спасибо, конечно. Но я не уверен, что у меня получится.

— Я понимаю! Просто... я так скучаю, Арти. Ужасно скучаю по тебе.

— Я тоже, — прикрывает глаза. — Я тоже, малыш.

Кладет телефон обратно, в карман. Поднимает связки обоев. И кто придумал, что лифты в новостройках не нужно запускать, пока не сделаны ремонты во всех квартирах?

__________

Allons enfants de la Patrie, le jour de gloire est arrivИ !

— Привет, Аленушка.

— Арти, привет! Как ты?

— Да нормально. Еду на работу. Ты как?

Катит на роликах, пробираясь сквозь толпу. Москва накрыта смогом и дымом от горящих торфяников. В некоторых районах дышать совсем нечем, но здесь, в районе Рижской, еще вполне ничего.

— Загрузили данные. Я обеспечена работой на полгода вперед, наверное.

— Это же хорошо?

— Да. Арти... я вызов отправила.

— Спасибо.

— Тима... Ты приедешь?

— Черт! Ой, простите, — небольшое столкновение с велосипедистом, по счастью, без крэшей. — Это я не тебе, извини. Я... постараюсь. Честно.

— Арти, пожалуйста. Я буду очень ждать.

В октябре вернулся к Виталию. С деньгами и сумбуром в голове. Был обруган Татьяной за то, что привез в подарок Лизке дорогую немецкую куклу, которой любопытное чадо тут же открутило голову.

А потом у них вечером — традиционные посиделки под коньяк.

— Ну что, какие планы?

— Да как обычно. Ждем снег и алга!(казах. вперёд)

— То есть ты здесь остаешься?

— Выгоняешь?

— Тьфу на тебя! Я имел в виду... Тебе же вызов прислали?..

Литвин пожимает плечами, наливает себе коньяку, задумчиво выпивает.

— Прислали и что?

— Не поедешь?

— Нет. Не знаю!

— Слушай, Литвин, не е*и мозги! Себе и ей. Девка по тебе сохнет, вызов вон тебе прислала. Ждет. Чего тебе еще надо?! Чтобы она приехала и за ручку тебя увезла?!

— Не лез бы ты не в свое дело, Ковалев...

— Включил бы ты голову, Литвинский...

— Ну, приеду я туда! Что мне там делать?!

— Литвин, я должен тебе объяснять, что делать с сохнущей по тебе бабой?! То же самое, что ты сейчас делаешь с мозгами!

— Блять, Виталя... Я понимаю, у тебя спермотоксикоз, и мысли все об одном. Но я имел в виду другое!

Виталий разливает им еще по коньяку.

— А что — другое?! Там же Альпы, епт! Тебе надо объяснять, что делать в Альпах?!

Артем вздыхает.

— Ну, так-то да...

— Так, Литвин! Хорош ломаться как целочка на первом свидании! Собирайся и вали отсюда, чтобы духу твоего здесь не было! С глаз моих долой!

Артем складывает руки на груди.

— А еще друг называется...

— Ты мне потом спасибо скажешь!

______________

Перелет Москва-Париж занимает четыре часа. Вполне достаточно, чтобы в красках, уже совершенно безнадежно, усомниться в правильности принятого решения. Нескончаемо прокручивать все в голове. Их три дня в снежной пещере. Мегабайты откровенных и не очень разговоров за это адски длинное лето. Ее голос и смех. И отчаянно-просящие глаза в мониторе ноутбука. "Арти, приезжай. Пожалуйста. Прошу тебя".

Он едет. Точнее, летит. В дороге терзая себя сомнениями. К кому он едет? Стоит ли она этого? Чего ждет от него? Четыре часа — это более чем достаточно, чтобы совершенно издергать себя сомнениями. И слишком мало, чтобы как-то справиться с их удушающим гнетом. Даже профессиональному психологу.

Но, по крайней мере, одно он знает точно: она не любит незаконченных дел. Впрочем, он тоже. А, как минимум, одно дело у них осталось незавершенным.

_______________

Аэропорт "Руасси" огромен и футуристичен. Артем не успевает подумать о том, как он будет искать ее в этом гигантском стеклянном аквариуме, полном чужих лиц, не успевает заметить — так стремительно она врезается в него, обнимает, утыкаясь прохладным носом в шею. И обнимает крепко, поверх его рук, так, что у него даже нет возможности обнять ее в ответ. Потом отстраняется все же, слепяще сияющие глаза.

— Арти! Ты приехал! — снова порывисто ему на шею, но теперь он хотя бы может обнять ее. И ему легких вздохом на ухо: — Ты приехал, мой русский медведь...

— Медведь? — он отстраняется, усмехаясь.

— Да, — кивает она, глядя на него снизу вверх. — Медвежонок. Mon ourson.

Все сомнения осыпаются прахом к его ногам. Литвин не знает никого в этой стране, и ему все равно. Арлетт тоже все равно, похоже. И потому они целуются прямо в одном из залов второго терминала аэропорта имени Шарля де Голля. Их обтекает толпа прилетевших и встречающих, Литвинского периодически толкают то в спину, то в плечо. Но остановиться заставляет их отнюдь не это. А осознание того простого факта, что дальнейшее лучше осуществлять где-то в месте более уединенном, чем терминал одного из крупнейших аэропортов мира. Схватив за руку, Аленка тащит его получать багаж.

____________

*(рус. Вперёд, Отчизны сыны вы, час славы вашей настал!) - первые сточки "Марсельезы".

Глава 18. Чужбинная

Париж на Литвинского не произвел ровным счетом никого впечатления. Лувр нах, Мулен Руж тоска, хмурое небо, периодически впрыскивающее в полный выхлопных газов городской воздух морось.

Лишь три вещи его порадовали. Мекка всех туристов, посещающих Париж — Эйфелева башня. Стоя на верхней площадке "железной дамы" и засунув руки в карманы куртки, он смотрел. Не на панораму серого, на грани "поздняя осень — ранняя зима" Парижа. Нет, он смотрел в небо и понимал. Как же он устал от бесконечного города этим летом. И как ему не хватает безбрежности неба. И ощущения бездны под ногами. Еще не хватало гор, но их здесь нет. Он очень рассчитывал в скором времени собственными глазами увидеть Альпы.

Вторая вещь... О, это не вещь... Это мегавещь! Сеть специализированных магазинов и бутиков в глубине Латинского квартала поглотила Литвина целиком на три часа. Там Арлетт с удивлением обнаружила, что ее ourson вполне в состоянии объясниться по-французски, если ему нужно выяснить нюансы "кэмберов" и "рокеров" в коллекции фрирайдовых лыж этого сезона. Говорил он с кошмарным акцентом, безграмотно, когда не хватало слов, помогал себе бурной артикуляцией. Но продавцы его, что самое удивительное, понимали.

Вытащило оттуда Литвина чувство голода. И самым непреклонным тоном высказанная угроза того, что еще десять минут здесь — и ему не дадут пожрать. И вообще — не дадут.

Ну и третье. И самое главное, наверное. Ему все-таки дали. Две охрененные ночи в номере парижского отеля. Их первый раз, от которого в голове не осталось никаких подробностей, кроме сладостного чувства: оно было, оно случилось. Наконец-то.

______________

На второй день пребывания в Париже Литвин умудрился отличиться — заблудился в парижском метро. А оказался он там следующим образом.

Он таки решил прикупить себе пару приглянувшихся хитроумных девайсов в одном из тех самых магазинчиков, откуда Арлетт его выманивала шантажом. А поскольку у мадмуазель Деларю нашлись какие-то собственные дела в Париже, они решил на пару часов разделиться. На предложение Аленки взять такси до Латинского квартала он отмахнулся фразой "Наши люди в булочную на такси не ездят" и самоуверенным заявлением, что человек, ориентирующийся в Московском метро, и в Парижском не потеряется. На самом деле, он просто хотел сэкономить.

В горах самоуверенность ему была не свойственна. А вот в метро он выпендрился. И заблудился. Пару раз пересаживался, попадая все время не на те линии, которые были нужны. Заскочил в очередной вагон метро. Уставился, уже совершенно безнадежно, на напоминающую хитроумный ребус схему парижской подземки. Через пару минут вздохнул обреченно — нет, разобраться в этом ему не по силам. И лишь потом понял. Оглядел лица вокруг него. Чернокожие, арабы, мулаты... Он был единственным белым во всем вагоне!

Выскочив на следующей же станции и найдя глазами благословенную надпись "Sortie", он решил, что черт с ней, с экономией. Лучше он поедет на такси. Неправильный какой-то этот Париж.

В целом, Арлетт довольно быстро сообразила, что дежурную программу "Покажи Париж иностранцу" можно в данном случае совершенно пропустить. И спустя два дня они покинули столицу Франции. Направление — юго-запад, цель — Орлеан.

Орлеан понравился Артему чуть больше. Он был чище, малолюднее, провинциальнее. В глазах Литвинского это был определенно плюс.

Он стоически выдержал экскурсию в Собор Святого Креста. Даже признал, что "готический стиль победит как школа". Поход в Бюро, где работала Арлетт, дался тяжелее. Все это понятно — одна из ведущих геологических служб мира, сборище именитых ученых мужей, и не только мужей, куча всякого дорогостоящего оборудования. Работают над "зелеными" технологиями в сфере недропользования, как с гордостью заявила Арлетт. Но ему совсем не нравилось, как на него смотрели Алькины коллеги. Что она им про него рассказала, что глядели на него со смесью уважения и опасения, осторожно пожимая руку "мсье Литуинскому"? Причем опасения в этих взглядах было на порядок больше. Артем себя чувствовал реально каким-то диким зверем, от которого не знают, чего ждать. Русский медведь, блин...

Умница Аленка уловила его настроение. И вот, наконец-то... Его везут в Альпы!

От Орлеана до Тиня ехать почти через всю страну, более восьмисот километров. Ночной скоростной романтичный TGV. Потом еще немного на автобусе. И вот они... горы. Наконец-то он дома. Почти дома.

Шале Арлетт расположено высоко, на двух тысячах. Он на этой высоте — дома, все-таки — дома. Сама "избушка пастуха", а если уж быть совсем точным — пастушки, оказалась небольшой, но весьма комфортабельной. "От отца досталось", — пояснила Арлетт.

В Тине Литвин совершенно не капризничает. Послушно позволяет себя протащить по местным ресторанчиками и барам. В Тине до хрена всего — и подледное плавание, и крытые теннисные корты, и каток, и пещера с ледяными фигурами, и куча всего прочего, включая лошадей и собачьи упряжки, но самое главное... В Espace Killy катаются круглый год — по леднику Гранд-Мот. Уже вовсю работают подъемники, и Литвин наконец-то расчехляет лыжи. Хотя катание по леднику — это все же немного не то, свежего снега еще нет, но в Тине уже ждут начала первых зимних снегопадов и настоящего свежего, пушистого, а не фирнового, ледникового снега. Нет, не напрасно он решился сюда приехать, со всех точек зрения, совершенно определенно, не напрасно.

_____________

— Арти, давай, собирай рюкзак!

— Уже выгоняешь?

— Нет, — смеется. — Хочу показать тебе кое-что. Совершенно особые места. Хочешь?

— Конечно.

— Это тропа Деларю. Когда-то, в шестидесятые годы, это был серьезный горный маршрут. Потом построили много подъемников, и подниматься стало проще. Но мы с отцом в детстве часто ходили этим маршрутом. Там очень красиво. Пойдем?

— Спрашиваешь!

________________

Он собирался привычно тщательно, перепроверил и перепаковал Аленкин рюкзак, несмотря на то, что не знал, куда они пойдут. В отличие от нее. Поход планировался на два дня, с выходом ранним утром, одной ночевкой и возвращением под вечер в Тинь. В принципе, ничего сложного, насколько он мог судить. Но он же перестраховщик. Живой перестраховщик.

Идти в качестве ведомого было непривычно. Тогда, с экологами, он хоть и шел, куда ему говорят, но он прекрасно знал, где они находятся и примерное направление движения угадывал. Это же были ЕГО горы, которые он знал, чувствовал и любил. Здесь ему пока все внове. Впрочем, в этом были и свои плюсы. Каждый новый штурмуемый перевал открывал такие виды, что Артем останавливался в немом восхищении. И ощущение, что, несмотря на три тысячи километров разницы, он снова — дома, лишь усиливалось.

Тропа Деларю на поверку оказалась действительно не очень сложным маршрутом. Хотя у него пару раз по ходу первого дня возникли замечания к гиду, он благоразумно промолчал. Это тропа Деларю, его ведет дочь того, кто проложил эту тропу, которая ходила этим маршрутом не один раз. И даже если она кое-что делает неправильно, он ей об этом не скажет. Потому что это совсем неважно.

К вечеру, уже в сумерках, они дошли до места назначения.

— На этом месте мы с папой всегда ставили палатку.