Весь внешний вид девахи: дешевые, но с претензией на местечковый 'гломур' вещи (типичные 'дольчи и кабана' с Черкизовского рынка, но зато яркие и блестючие), откровенный перебор с косметикой, выжженные гидропиритом чуть не до состояния пакли волосы, вульгарное поведение и сильный украинский акцент... Всего этого Женьке и так вполне хватало, что бы понять, что вообще из себя представляет их внезапная гостья. Но объяснение 'должностных обязанностей', за которые были обещаны по нынешним временам просто неземные блага, окончательно расставило все точки над 'ё'. Крашеная хохлушка вербовала их в проститутки.

— Слушай, 'гарна дивчина', — максимально серьезно глядя той в глаза, протянула девушка. — Шла бы ты отсюда. А то ведь я и огорчить тебя могу до невозможности.

Та собиралась было что-то сказать в ответ и даже воздуха в легкие набрала побольше, видать, громкий вопль планировался. Но от вида небрежно извлеченного из-под расстегнутого на три верхние пуговицы бушлата 'Кедра' хохлушка буквально подавилась втянутым воздухом и юрко порскнула куда-то между палатками.

Однако визит представительницы древнейшей профессии не прошел даром: пока Женька щелкала предохранителем на складе РАВ, из палатки, собрав немногочисленные пожитки и не говоря никому ни слова, тихонько ушли еще две девушки. Причем, 'ангелы-хранители' с внешнего периметра позже сказали, что видели тех садящимися в бутылочно-зеленый 'Гран Чероки', на котором приехала со своего таинственного Базара крашеная. Когда она на следующее утро рассказала о произошедшем дяде Коле, тот лишь пожал плечами и буркнул.

— Естественный отбор пошёл... Каждый имеет право топать в ад своей собственной дорожкой...

Ну, да, собственно...Решение ехать на этот самый Базар девушки приняли самостоятельное и осознанное. Никто их насильно, в старый половичок завернутых, в тот джип не волок, никто ни к чему силой и угрозами не принуждал. Потому и часовые с периметра ничего не предприняли. Колхоз — дело добровольное. Решили уехать — их полное право. Но и ответственность за свой шаг теперь нести тоже им, и только им.

Помолчав еще полминуты, Грушин посмотрел на Женьку и поинтересовался.

— Что, Эухения, еще не у всех добровольцев боевой запал угас? Если желание у кого не пропало — завтра приводи всех ко мне. И вооружим, и учить начнем...

На следующее утро, когда Женька ввела в полутемное помещение склада свою 'бригаду-ух', в глазах вставшего им навстречу Николая Николаевича было не только искреннее удивление, но и нешуточное уважение. А то! Имелся повод, чего уж скромничать! Потому как вместе с ней было их пятеро. Нет, если учесть, что поначалу в ученицы к Грушину собирались едва не две трети обитательниц палатки — результат мог бы показаться не таким уж впечатляющим. Но это был результат. Сюда с ней пришли только те, кто действительно этого по-настоящему хотел.

— Ну, что... кхм,— откашлялся Грушин, — а потом вдруг окинул притихших девушек озорным взглядом и продолжил. — Саида, Фарида, Зухра, Лейла... За мной, барышни.

Немного неуверенно вошедшие следом за уже вполне освоившейся на складе Женькой, девушки выстроились возле стены и выжидающе смотрели на явно получавшего удовольствие от игры в красноармейца Сухова старшего прапорщика.

— Так, молодые-красивые... Чем же мне вас вооружить? — задумчиво протянул тот внимательно оглядывая девушек.

г. Пересвет, база Подмосковного ОМОН — поселок Осинники. 31 марта, суббота, утро — день.

С Горбунцовым поговорить удалось только на следующее утро. Перехватил его у ворот автопарка, где он выпускал, на строительные работы, как я понимаю, те самые, вчера мною примеченные новенькие китайские грузовики 'Фотон'. Несмотря на вчерашнее обещание командира, я решил сразу сдаваться. Как в народе говорят: 'Повинную голову меч не сечет'.

— Юр, слушай, тут такое дело...

— О, заморосил, вредитель, — фыркнул в ответ тот. — Как казенное имущество портить, а потом сбегать втихаря и за начальников прятаться — так герой. Как честно в глаза потерпевшему глянуть — так заюлил, хвостом пыль замел, как бобик нашкодивший...

— Так, Юрий Владимирович, — перехожу я на холодно-официальный тон. — Палку не перегибаете?

— Кхм, ну, может и перестарался мальца, — в голосе Горбунцова явно слышно смущение.

— И я о том же. Мы этот чертов триплекс не сами по пьяной лавочке прострелили. Если б на обычном УАЗе ехали — мне б полголовы снесло к едрене фене. Хочешь сказать, тебя такой вариант больше устроил бы?

— Ладно-ладно, не дуйся, Грошев, а то лопнешь, — командир автороты уже явно передумал ругаться и скандалить. — Я ж ничего, так, по привычке.

— Ну, да, — скептически хмыкаю я. — Привычка — вторая натура. Юр, нам сегодня уже ехать нужно...

— В курсе, — отмахивается он в ответ. — Батя еще вчера предупредил. Прямо сейчас занимаются твоей машиной. Ночью времени не было — 'китайцев' в рабочее состояние приводили.

С этими словами он мотнул головой в сторону проезжавшего мимо нас автокрана, кабина которого была выкрашена веселенькой, лиловой с перламутровым отливом, краской. И они, как я подметил, все такие — не грузовики, а прямо ёлочные игрушки какие-то. Причем, тоже китайские. Там, как я понимаю, вообще излишне яркие и ядовито-кислотные цвета в моде. Судя по их товарам.

— Откуда вы этих 'ёлочных шариков' понабрали вообще?

— Не поверишь — в Посаде нашли, недалеко от твоего дома, кстати, за путепроводом что-то вроде небольшой автобазы раньше было, а теперь — салон продаж всего этого китайского безобразия. Грузовики разные, автокраны...

— Надо же... Странно, сколько раз мимо ездил, получается, и не видел даже...

— А там забор высокий, вот и не видел. Мы б и сами не узнали — из беженцев один мужик подсказал, когда мы строителей и водителей да операторов строительной техники набирали. Ну, мы и не растерялись...

— Это верно, — согласно кивнул я. — В большой семье хлебалом щелкать нельзя... Особенно в такие времена. Так что там, по 'пепелацу' нашему?

— Брось, не такая уж эта 'семья' теперь большая. Того, что по складам да прочим базам стоит да лежит на оставшихся за глаза хватит. Другое дело, что время поджимает — это да. А УАЗ ваш, думаю, через полчаса готов будет. Только ты это, постарайся уж на будущее поаккуратнее. А то ведь ЗИП* не бесконечный.

— Блин, Юр, я б с радостью, только далеко не всегда от меня зависит. Вот, к примеру, чем мы этим придуркам в Дмитрове помешали? Ан, нет, они и машину нам попортили, и самим себе проблем на задницу нашли. И, чувствую, то ли ещё будет. Думается мне, сейчас с первоначальными проблемами, вроде выжить и где-нибудь забазироваться, народ разгребётся — такое начнется... Любой 'Безумный Макс' будет завистливо покуривать в сторонке.

Возразить Горбунцов даже не пытается. Он тоже калач тёртый и человеческую натуру знает не понаслышке. Как бы плохо не было, всегда найдутся какие-нибудь 'свободномыслящие индивидуумы', которые всеми силами ситуацию ухудшать начнут. Всегда так было, всегда так будет. Не переделать людей.

— Ладно, Юр, ещё раз извини за триплекс... Пойду я, тогда, 'гвардию' свою поднимать. Если что, мы у вас в курилке обождём, благо — погодка шепчет.

— Ага, лады, — коротко бросает он и быстрым шагом, почти бегом, срывается в сторону явно не вписывающегося в разворот грузовика. — Стоять!!! Куда?! Куда, твою душу за ногу?!! Ты на чём раньше ездил?! На 'Логане'?!!!

Так, понятно, тут теперь не до меня. Пора сваливать. Тихонько, по-английски. Нечего людям мешать.

'Гвардейцев' ниоткуда поднимать не пришлось — моя не совсем святая троица ожидала в холле перед 'аквариумом' Дежурной части. Тимур, опершись спиной на стену и уткнув приклад 'Печенега' в пол, 'медитировал', смежив веки. Буров меланхолично поглядывал по сторонам, сидя на поставленных друг на друга патронных ящиках с нашим БК. Солоха что-то перебирал в своем объёмистом, небрежно брошенном на подоконник брезентовом бауле. Экипированы все по прежнему, 'нейтрально-милитаристическому' варианту. Бегло оглядываю всех троих. По вооружению и снаряжению поводов придраться и сделать замечание не нахожу. В принципе — было бы странно, если б нашел: парни далеко не новички. Однако принцип 'Доверяй, но проверяй' никто не отменял. Командир — в ответе за всю группу. И если кто-то из бойцов что-то забыл или не учёл, то виноват в первую очередь все равно будет прошляпивший этот момент командир.

— Что, Борь, 'По ступам!'? — вопросительно смотрит на меня снизу вверх Буров.

— Точно, — согласно киваю я. — 'Пепелац' доделывают, вот-вот готов будет. Так что, вы пока в курилке возле боксов посидите, если что, сами машину примете. А я к связистам заскочу. Они для нас 'сто пятьдесят девятую' должны были подготовить в Осинники и кодовую таблицу.

— Кому там эта таблица нужна? — фыркает Солоха, отрываясь от содержимого баула. — Им бы поначалу не забыть тангенту вовремя нажимать-отпускать.

— Не скажи, Андрюх, — возражаю я. — Там минимум трое — отставные офицеры. Кадровые, не 'пинжнаки'*.

— Ну, если только... — закидывает на плечо своего брезентового монстра наш хохол. — Всё, хлопцы, на выход! Гумаров, подъём, Царство Божие проспишь!

— Не сплю я, — позёвывает тот в ответ. — Опять же, мне ваше Царство по вероисповеданию не положено. Меня ждет райский сад с гуриями...

Уже взбегая по лестнице, слышу, как хмыкает ему в ответ Буров:

— Ты гляди, чтоб Полина тебя не услышала. А то будут тебе гурии...

— Вот-вот, — поддакиваю я с середины пролёта. — А то получится как в том анекдоте, про 'пофиг, на каком ухе тюбетейка'...

— Чего-чего? Какая такая тюбетейка? Погодь, говорю, будь человеком — расскажи. А то заинтриговал, а сам — дёру.

Пришлось вернуться, чтобы поведать Тимуру весьма 'бородатый' анекдот, который он, видимо, просто по молодости лет не знает.

— В общем, в старые, еще советские годы, решил узбек жениться на украинке. Ну, цветы-конфеты, прогулки в парке... Как положено, короче. Подошло дело к свадьбе. Тут он и сообщает невесте, мол, родная, должен тебя предупредить об одной нашей национальной особенности. Дескать, ежели иду я с работы, а тюбетейка у меня на правое ухо сдвинута — все в порядке, у меня хорошее настроение, несу тебе подарок, а вечером сам плов готовить буду. Но если тюбетейка на левом ухе — значит настроение у меня плохое: одевай паранджу, прячься в чулан и до завтра даже на глаза не попадайся. Та выслушала и отвечает: 'Без проблем, милый, всё поняла. Только и я тебе об одной нашей национальной особенности рассказать должна. Если идешь ты с работы, а я тебя у ворот встречаю, и руки у меня на груди сложены — всё хорошо: дом убран, ужин на столе и всё такое. Но вот если я стою, а руки у меня в бока упёрты — плевать я хотела, на каком ухе у тебя тюбетейка'...

Гумаров на мгновение задумался, словно вспоминая что-то из своих с Полей отношений, а потом громко захохотал. Рассмеялся и Буров. Один только Солоха негромко фыркнул.

— Старый анекдот, Борь. Да и вообще, можно сказать — не анекдот совсем. По крайней мере, для тех, кто злую хохлушку в деле видал. Тем, кто видал — вообще не смешно!

— Я видал, — с серьёзным выражением лица соглашаюсь с Солохой. — У меня бабушка из-под Полтавы. Если что не так — рой окопы полного профиля, ставь противотанковые ежи и запускай противопехотных ёжиков. И то, почти наверняка, не поможет. Проще сходу сдаться на милость... Авось, меньше достанется. Ладно, позубоскалили — и будя, топайте в автопарк, а я — к этим, которые 'в дождь, и в грязь'...

Получив от связистов тяжеленный, будто гранитное надгробие, короб Р-159 , запасной аккумулятор и зарядное устройство для него, навьючиваю всё это безобразие на себя и топаю вслед за парнями. Страшная все-таки штука — советская армейская связь. Весит 'сто пятьдесят девятая' под четырнадцать килограммов. Помню, в Чечне связистам официально разрешено было бронежилет не носить. Во-первых, под таким весом более-менее шустро смог бы перемещаться разве что Шварценеггер, а во-вторых, вражью пулю Р-159 и сама остановить могла не хуже 'броника'. Но зато и устойчивую связь на восемнадцать километров обеспечивает в любой грязи и практически в любом мыслимом температурном диапазоне на 'хлыст' штатной антенны. А в комплекте с шифровальным блоком она передаваемый сигнал шифрует так, что у вражины без декодирующего компьютера скорее мозги вскипят, чем он пойманный сигнал расшифрует. Да и с компьютером, далеко не факт, что все сложится. Лично мне в армии наш инструктор на занятиях по связи сказал, что зашифрованный 'Историком'* сигнал расшифровке не поддается в принципе. Всё, точка. Может, конечно, и приврал он слегка, для красного словца, но — за что купил, за то продаю. В общем — зверь-машина. Разве что вес... Последнее время, правда, прорвались в войска и 'Северки' и 'Арбалеты'*, которые и весят в три-четыре раза меньше, и бьют ещё дальше, но те всё больше по подразделениям спецназа и разведки, а простые пехотинцы по-прежнему Р-159 на загривке таскают.

— Фу, блин, как же хорошо, что мне её не на хребтине в Осинники переть, — отдуваюсь я, аккуратно снимая лямки радиостанции с плеча.

— Что, Борь, упрел? — ехидно жмурит глаз Буров. — А я по 'срочке' два года с такой лётал, будто безумный лось.

— Вам, десантникам, положено, — шутливо огрызаюсь я. — Вы ж крутые, 'Никто кроме нас' и всё такое. Вот и отрабатывайте свою могучую распальцовку. Как один мой знакомый говаривал: 'Понты — дело святое, но только при условии, что они обоснованные'.

Ответить мне Андрей не успел — из двери третьего от нас бокса высунулась чумазая физиономия одного из отрядных 'механов'.

— Готов ваш агрегат, парни! Забирайте бегом, а то у нас тут очередь.

— Понял, Славян, уже бегу! — доставая на ходу из нарукавного кармана 'горки' ключи, я быстрым шагом двинулся к боксу.

— Он там белены объелся, что ли? — изумленно выдохнул Тимур, когда увидел метрах в трёхстах впереди головокружительный кульбит в исполнении 'жигуля'-'пятнашки'.

Это да, правда, мне показалось, что одной беленой дело не ограничилось, водитель 'жигулины' явно чего-то покрепче употребил. В общем, летевшая нам на встречу легковушка в сером милицейском окрасе, мало того, что добрые сто пятьдесят по, прямо скажем, плохонькой дороге выжать умудрилась... Сидевший за рулем деятель еще и скорость перед железнодорожным переездом не сбавил. В общем, взлёт, будто с трамплина, короткий полет и кувырок в глубокий кювет получился — Голливуд с его высокооплачиваемыми каскадёрами завидует чёрной завистью.

— Хана, — спокойным голосом подытожил с заднего сиденья Солоха. — Однозначно, без вариантов...

Но оказалось, что водитель 'пятнашки' не только сумасшедший, но и чертовски везучий сукин сын — когда наш УАЗ, скрипнув тормозами, остановился на обочине возле места аварии, тот уже выбрался из смятой буквально в гармошку машины. Вот только повел себя как-то неадекватно. Стоило мне открыть дверь, как он кривыми петлями, но довольно шустро, припустил в лес. Нормально так: вроде только что стоял, держась за центральную стойку, и башкой тряс, в себя приходил... А сейчас уже мчится, будто Карл Льюис* на стометровке — вон уже и спина между голыми пока ветками кустов мелькать перестала.