Альви усмехнулась:
-Ну, аисты разные бывают...
-Ага, — засмеялась Тирца. — Главное, чтобы аист был хорош собой и клюв долго стоял...
-Угу! — кивнула Альви. — Вот и я о том же.
-Ой! — смутилась Тирца. — Прости, Альви. Я не подумала... Но ты и сама виновата! Могла бы снова замуж выйти! — перешла она в наступление. — Все еще ведь мужики заглядываются, а? Ой! Прости, Альви...
-Да ладно, — пожала плечами Альви. — Я свой возраст не скрываю: тридцать два мне уже. А что до замужества... Я боюсь потерять дочь, Тирца. Ребенок трудный, упрямый, как-то она отчима примет?
-Поговори с ней? — посоветовала Тирца. — А, хочешь, я сама с ней поговорю? Еще кое-что про аистов расскажу?
-Я тебе расскажу! — пригрозила Альви. — Мала еще!
-Мала? На год старше моей! Гляди, Аль! Еще затеешь с Уной подобный разговор — я твоей девке "про аистов" все расскажу!
-Ладно, Тирца. Уговорила. Не затею...
Посмеялись. На сем разговор и закончился...
Вигдис была потрясена. Впервые в жизни она видела, как мама лжет!
"Это я-то — трудный и упрямый ребенок? Это я-то не даю маме выйти замуж? Да она же никогда, ни разу не заговаривала о замужестве! Она же..."
-Вигдис! Что с тобой?
-Ничего, мама. Все в порядке...
-Виг! Ты умеешь врать, как лошадь бодаться! Что с тобой?
Девочка вздохнула, поняв, что от расспросов отвертеться не удастся.
-Почему ты сказала, что не выходишь замуж из-за меня? Почему ты сказала неправду? — и, закипая: — Я хоть раз не слушалась тебя? Я хоть раз сказала тебе, что не хочу твоего замужества?... Да ты же сама отшиваешь всех! И потом с облегчением вздыхаешь. Думаешь, я не вижу?
Мама терпеливо выслушала тираду дочери, потом спросила:
-Подслушивала? Ты не знаешь, что подслушивать неприлично?
-Это касалось меня! — упрямо вскинув голову, возразила Вигдис.
-Не все там тебя касалось, дочка.
-Пусть так. Я знаю, что поступила плохо. Но почему ты солгала тете Тирце?
-Ей тоже не все знать надо. Это — мой секрет.
На сем Альви, по-видимому, планировала разговор закончить, однако, встретив прямой взгляд дочери, выдержав его, она поняла, что без некоторых объяснений не обойтись.
-Ладно... Ты, конечно, тоже не совсем женщина, но будь по-твоему. Поговорим... Ты что же, думаешь, что мужик в доме мне не нужен? Что мне так нравится спать одной уже двенадцать лет? Я ведь не старуха, Вигдис!
Горечь в голосе... Боль в глазах...
-Тогда почему? — тихо спросила девочка. — Я же не против! Выходи замуж, мама! Только если он тебя обидит хоть раз — я его убью. Так и скажи ему...
Боль в глазах... Затаенный страх... И сама мама запахла страхом. Давним, полузабытым...
-Есть у меня причины, девочка моя! Есть...
-Какие?
-До поры тебе лучше их не знать...
-До какой поры? — позволила себе усмехнуться Вигдис. — Пока юбка не будет держаться на бедрах?
-Нет, — улыбнулась мама. — Не до той. Не спрашивай меня, доченька! Поверь мне: так будет лучше нам обеим. Ты права — этот секрет касается тебя, но он — мой. Пока еще мой... И ты его не трогай, пожалуйста! Я ведь твои секреты не трогаю!
-Какие секреты? — не поняла девочка.
-Ну, например: что у вас неделю назад в лесу случилось? Я даже не стала допытываться у Уны... И, кстати: кто это тебе разрешил в лес ходить без меня, а?
-Ты же говорила с Уной! — возразила Вигдис.
-Говорила, — не стала спорить Альви. — Но Уна отказалась рассказывать. А я не стала спорить: это — ваш с ней секрет.
-Скорее уж это — ее секрет! — вздохнула Вигдис. — Она поняла там больше меня...
-Вот как? — удивилась Альви. — Ну, тогда прими совет: никому не рассказывай об этом. Договорились?
Она вспоминала... То же лето, август...Неделей раньше... Медведи.
Нельзя сказать, что Альви вовсе не пускала дочь в лес. Она водила ее в лес с двухлетнего возраста. Ох, и весело там было! Они носились по полянам, играя в догонялки, собирали цветы и плели венки... Ясным полуднем слушали они пение птиц. ...А в Велесову ночь разводили они костер на берегу Вилья-озера, глядели на звезды, пели песни. ...Они купались в лесных озерах, а потом причесывали друг друга и вплетали в косы ленточки. ...Они нередко уходили в лес до рассвета — поваляться обнаженными в росе, а потом, стоя на коленях и протягивая руки к небу, встретить древним гимном восходящее солнце.
Но Альви строго запретила дочери ходить в лес без нее.
Сейчас, через много лет, княгиня понимала причины маминого беспокойства. Сейчас — не тогда.
Надолго запомнила она день, когда подбила Уну сбегать в лес!
Она знала лес, как никто в деревне. Она любила его. Только там она ощущала себя его частью, малой частью огромного, единого и прекрасного целого. Только там она чуяла: не будь ее, малой части, лес останется огромным, прекрасным... но не единым. Нет, не единым.
Ей хотелось показать своей подруге красоту и величие леса, его покой и мудрость.
...Они уже собирались возвращаться. Вот еще на ту полянку забежим, земляники наберем, в ручье водички попьем. И по домам, да?
На полянке они увидели медвежонка. Маленький и пушистый звереныш был очень забавным, он ел землянику и смешно урчал, ничего вокруг не замечая... Он казался совсем неопасным.
-Виг, давай его погладим?
-Давай!
Они подошли к медвежонку, тот неохотно оторвался от ягод, подслеповатыми глазами поглядел на девочек, понюхал их и вернулся к землянике. Девочки гладили его мягкую теплую шерсть.
И в этот момент из кустов выломилась медведица.
Огромный бурый зверь, взревел, встал на задние лапы и пошел прямо на них.
"Все, конец! — промелькнуло в голове Вигдис. — От нее не убежать: в скорости и ловкости медведи нам не многим уступят. И на дерево не стоит лезть: от нас в отличие, медведи умеют лазать по деревьям... Конец!... Стоп! Кого это "нас"?..."
Но времени на раздумья не было!
-Уна? Что делать?...
Белое от ужаса лицо подруги яснее ясного сказало ей, что придется рассчитывать только на себя. Жаль только, что в голову ничего толкового не приходило. Медведица была уже в трех метрах...
И тогда в отчаянии Вигдис заслонила собой Уну и протянула руки ладонями вперед.
-Нет! Назад!
Глупо... Нелепо...
Но медведица остановилась. Потом она рявкнула что-то сыну, повернулась и пошла вслед за ним в чащу. Несколько мгновений — и их уже нет.
Потом началась истерика. Ужас перед медвежьим оскалом неминуемой смерти смешался с беспредельной эйфорией и диким восторгом после того, как "неминуемое" миновало.
Они смеялись, плакали, вопили разом. Им обеим вдруг вспомнилось дурацкое поверье, что все дикие звери боятся человека... "Она нас испугалась! Ура! Мы ее прогнали!!!" — кричали они.
И вдруг Уна внезапно замолчала и стала задумчивой. Это пугало всех... В таком состоянии она могла пробыть долго, до нескольких часов. Тогда ее бесполезно было окликать, и очень опасно до нее дотрагиваться — она могла перестать дышать. Когда приступ проходил, девочка ничего не помнила о времени, прошедшем с начала приступа. Она говорила странные вещи, это тоже пугало, но никогда не оказывалось бредом и никому не нужной ерундой. К счастью, приступы с ней случались редко — несколько раз в год, а в последние годы все реже и реже. Знахарка говорила, что когда у Уны начнутся первые месячные, болезнь пропадет сама...
На этот раз Уна простояла так несколько минут. Потом очнулась и чужим размеренным голосом сообщила:
-Это не мы ее прогнали, Вигдис. Это ты ее прогнала! Не беспокойся, пожалуйста: я никому не расскажу.
И сдержала слово.
А Вигдис тогда так и не поняла — в чем дело?
Она вспоминала... Через два дня после встречи с медведями. Эмиссар.
Последнее новолуние лета в Озерищах издревле встречали танцами и песнями у костра, чтобы почтить Велеса, чтоб подарил добрый урожай, и Сварога, чтобы не оставил теплом долгой зимой. Молодежь танцевала и прыгала через костер, люди более степенные больше нажимали на пиво... Даже дети в эту ночь могли не спать...
-Ох, мамочка! Как спать хочется! — пожаловалась Вигдис матери, когда они на рассвете вернулись домой.
-Странное желание! — саркастически прокомментировала Альви. — По-моему, пора вставать и приниматься за работу, а? Если уж само солнышко изволило пробудиться, то и тебе пора бы...
-Но, мама! — возмущенно взвыла девочка. — Я ж всю ночь не спала!
-А кто тебе не давал? Вольно ж тебе было плясать у костра до зари вместе со всеми взрослыми! Ну как же, ты же уже выросла!
-Но, мама! Ты же не пошла спать?
-А я и не жалуюсь, — отрезала Альви, но сразу смягчилась: — ладно. Иди, поспи.
-Ну, если ты этого хочешь? — стрельнула глазами Вигдис, — пожалуйста! Могу и поспать. Хотя и не хочется ни капельки!
С этими словами девочка зевнула, вздохнула и побрела к себе, в светелку. Спать...
Из последних сил она разделась, влезла в ночную сорочку, разобрала постель и улеглась с единственной мыслью: "Все-о-о-о-о! Спать!.. До ужина!!.. Завтрашнего!!!"
Но, как порой случается, стоило ей опустить голову на подушку и закрыть глаза, как сон пропал напрочь. Уй, какое неприятное состояние: и спать хочется, и не уснуть...
Помаявшись немного. Вигдис встала и с несчастным видом направилась вниз. Что-то ей подсказывало, что мама не пожалеет... Вернее, потом-то она пожалеет, конечно. Но сперва Вигдис получит положенную ей порцию насмешек.
Выйдя из светелки, девочка собралась, было, спуститься в горницу, когда услыхала внизу разговор. Она прислушалась...
-Уна! Что произошло позавчера?
-Ничего, тетя Альви.
-Совсем ничего? — саркастически уточнила мама.
-Ну... Ничего особенного... — поправилась Уна.
-Это правда?
-Да-а-а!..
-Уна! — жестко прервала ее Альви. — Не хочешь рассказывать — имей мужество отказаться прямо. Не ври мне! Скажи: не хочу говорить.
-Не хочу говорить, — послушно повторила Уна.
-Не доверяешь? Мне?
-Не сердись, тетя Альви! Я сейчас никому не доверяю.
-Из-за Вигдис?
-Да!
-Даже мне, ее матери? А почему?
Не сразу решилась Уна ответить. Долго формулировала она ответ, чтобы не сказать лишнего...
-Не обидишься?
-Постараюсь, девка! Говори.
Снова помолчав, Уна с трудом начала отвечать. И по мере ее ответа голос ее креп, становился жестче, взрослее...
-Потому, что ты — приемная мать Вигдис! Не сердись, тетя Альви! Я знаю, ты любишь Виг, ты всегда ее защищаешь, но ты — не родная ее мама. А ценой моей болтливости будет ее жизнь!!!
На сей раз уже мама надолго замолчала...
-Вот оно что? А скажи-ка, Уна! Ты видела или догадалась?
-Я... догадалась.
По-видимому, обе старались не сказать лишнего, поскольку обе не были уверены друг в друге и, кроме всего прочего, не знали — что же известно другой. Рисковать никто не хотел... наконец, Альви заговорила вновь.
-Ты никому не рассказывала?
-Никому.
-Послушай, Уна! Даже маме не рассказывай, хорошо?
Сталью прозвенел, языком пламени метнулся ответ подруги:
-Тетя Альви! Если я не рассказала даже тебе — маме лучшей моей подруги, неужто я своей расскажу?
-Хм! Ладно. Виг тоже не говори.
Уна, похоже, задохнулась от изумления и спросила потрясенно:
-Тетя Альви! Она, что, не знает?
-Нет. Не знает.
-Обалдеть!.. Ой!
-Ничего... Так будешь молчать?
-Буду!.. Э, тетя Альви! А ты не...
-Нет, — прервала ее мама. — Я — человек, и...
"Вот это да! — подумала Вигдис. — У меня, оказывается, есть тайна, за которую меня могут убить. Здорово! Жаль только, что я — ни сном ни духом... И еще! Почему это Уна уперлась? Ну что такого в лесу случилось? Ну, напугала нас лесная хозяйка! И все! Что такого увидела и поняла Уна, чего не поняла я?"
Ее размышления прервало легкое прикосновение к ее плечу. Вигдис обернулась. За ее спиной стоял незнакомый мужчина.
Он был одет в черную рубашку, заправленную в черные же брюки, дорогой черной кожи были его сапоги, длинные черные волосы обрамляли смуглое лицо... И сияли удивительные светлые глаза...
Всего оружия был у него длинный нож в плетенных кожаных ножнах, подвешенный на поясном ремне под левую руку.
Во взгляде его таилась усмешка, хотя сейчас он не усмехался, не улыбался...
-Вигдис! — сказал он. — Ты не должна была слышать этот разговор. Сейчас ты его забудешь.
-Не ты ли заставишь?
-Я.
-А сможешь?
Вместо ответа незнакомец спросил сам:
-Тебя не удивляет, что твоя мама говорит с твоей подругой, не обращая никакого внимания на мое присутствие? Я вошел в ваш дом, и этого никто не заметил! А тебя не удивляет, Вигдис, что все ЭТО тебя НЕ УДИВЛЯЕТ?
"Это верно, — подумала девочка. — Вошел чужак в дом, а они там и ухом не повели! Как же это?"
-Вот так! — прочел ее мысли гость. — Не повели. Потому, что не заметили меня.
-...Тогда сможешь! — согласилась Вигдис. — Только... зачем?
-Затем, — объяснил гость, — что ты можешь раньше времени узнать свою тайну. И тогда ты погибнешь.
-Тебе-то что? — огрызнулась Вигдис.
-Мне? Ничего. Просто захотелось вмешаться.
-Зачем? — рявкнула девочка ему в лицо. — Стер бы память без разговоров, раз такой всемогущий, я бы и не заметила. Не мучилась бы... Ишь, добрый какой выискался!
-Да не сотру я память твою, Вигдис, дочь Альви... Вигдис дотАльви... Ты забудешь этот разговор, меня... Чтобы вспомнить в свой черед...
-Зачем тебе это? Мне это зачем? И кто ты, Тор тебя пришиби?
-Сколько вопросов сразу! — усмехнулся гость. — Не спеши спрашивать, девочка: вопрос бывает дороже ответа. Не имею я права отвечать на вопрос "зачем?". А что касаемо имени...
Помолчав мгновение, гость закончил:
-Меня зовут Эмиссар.
-Странное имя!
-Это не имя. Эмиссар — тот, кто послан с заданием. С долгим, трудным и тайным заданием. И все.
-Кем ты послан?
-Не могу отвечать.
-Так я же все одно забуду! Мог бы и сказать.
-Во-первых, забудешь ты не навсегда, — веско возразил Эмиссар и сделал паузу, чтобы собеседница вникла. — А во-вторых, не важно — запомнишь ты или нет. Мне запрещено говорить — кто я и кем послан. И зачем послан.
Собеседница вникла. И настолько расстроилась, что даже про злость забыла.
-Ну, хоть имя-то свое ты назвать можешь?
-Не могу, — вздохнул Эмиссар. — Нет у меня имени...
-У каждого человека должно быть имя! — убежденно заявила Вигдис.
-Я не человек, — вздохнул гость.
-А кто!?... — и тут же догадалась сама: — Что, и это нельзя?
-Нельзя.
-Да что же тебе можно-то, свинья тебя забодай?
Гость рассмеялся, и, вместо ответа, предложил:
-Давай, к тебе зайдем, а? Неудобно в коридоре беседовать...
-Давай. Заходи. Дверь видишь?
Эмиссар сделал шаг, а Вигдис в это мгновение подумала, что пора удивляться! Если б ей кто-нибудь еще полчаса назад сказал, что она способна впустить в свою спальню (!) незнакомого мужчину (!), она б даже не рассердилась — так дико это прозвучало бы. А сейчас — впускает. И ничего! Что бы сказали бабы, — хихикнула она про себя, — увидев, что я в ночной сорочке, босая, веду его в спальню? Аста, стерва проклятая, точно поедом съела бы!
