Драконье логово. Главы 1- 8

Тим улыбнулся, вокруг глаз разбежались лукавые морщинки. Но Шайен передернуло — меньше всего она хотела бы вновь болтаться безвольным кулем в чужих руках.

Колени все еще подгибались, но, цепляясь одной рукой за перила, в другой — за плечо привратника, она преодолела лестницу и добралась до неприбранной кровати.

— Отдыхайте, доброй ночи. — Тим опять улыбнулся, и прикрыл за собой дверь.

Шайен разделась, дрожащими пальцами расшнуровав рубаху. Забралась в постель, натянула одеяло до шеи, откинулась на подушку и прикрыла глаза. Сон и не думал идти, сердце бухало где-то у горла, готовое задушить всхлипами. Колдунья прикусила губу, чтобы не позволить им вырваться наружу.

Боги древние, ну почему все так глупо? Такой нелепой и жалкой Шайен, пожалуй, не чувствовала себя никогда — даже в доме учителя. Там, драя полы в людской, или отчищая очередной закопченный котел, княжна, по крайней мере, считала, что она — маленькая колдунья — права, а учитель — неправ и несправедлив. И это злое негодование подстегивало, не давало раскиснуть. Сейчас же, как ни крути, Шайен была кругом и всюду виноватой. А правым был лорд.

И даже Элоиза.

Вернуться в Шен. Пойти под венец. Дождаться дракона. Можно даже с порога храма не уходить, только лучников и копейщиков приказать убрать. Отец ведь, наивный, попытается защитить блудную дочку. Только что дракону сотня стрел да полсотни лучников? И огненного выдоха не понадобится — от одного вида сыпанут по сторонам как мыши от веника.

— Дочка? — Шайен вздрогнула, приподнялась на локтях. Дверь спальни открылась, прошаркали войлочные шлепанцы. — Ты легла уже, я смотрю. А я вот тебе грелку принесла. — Старушка, улыбаясь, опустила на одеяло недовольно виляющего хвостом кота. Кот, оказавшись на постели, немедленно свернулся клубком и притворился, будто давно и сладко спит. — Его светлость велел тебя не тревожить, но я подумала, может, тебе нужно чего. Хорошо, что нашел он тебя. А то мы перепугались...

— Я... гуляла.. и заблудилась. — Жгучее чувство стыда за очередную ложь царапало сердце. Но не рассказывать же старикам о встрече в лесу. А вот лорду рассказать стоит. Да только станет ли он слушать?

— Нехорошая ночь сегодня. — Валь тревожно глянула в узкую щель между ставнями и опустила занавеску. — Недобрая. Напрасно гулять пошла... Пойду на кухню. Ты погрейся пока.

Шайен подумала, что Валь, по деревенской традиции, сейчас принесет с кухни нож, чтоб проверить, не пришел ли в проклятую ночь вместо гостьи с улицы подменыш. Этот дикий и древний обычай — пускать кровь любому пришедшему с улицы в Проклятую ночь сейчас уже забылся в городах, но в деревнях и некрупных селениях его чтили до сих пор. И не безосновательно. Еще каких-то пару сотен лет назад такое кровопускание и впрямь могло спасти семью от подменыша — теперь уже изведенного вида нежити, в самую долгую ночь в году имевшего обыкновение подкрадываться к жилищам человеческим и селиться в телах несчастливцев, не послушавших запрета. Никто не знал, как и зачем. Но если кровь по серебряному ножу не стекала — а чего бы ей течь у мертвяка? — то нож всаживали по рукоять. В сына ли, брата ли.

Дверь тихо скрипнула.

Шайен, вздрогнув, обернулась. В руках старушка держала не нож — чашу.

— Вот грога тебе согрела.

— Метресса Валь... — Шайен приняла чашку из узловатых пальцев и ощутила смятение. Забота стариков, почти незнакомых, настораживала, но только теперь она поняла — с непривычки. Надо же. Отвыкла. С того самого дня, как за ней захлопнулась дверца княжеской кареты, о ней не заботились. Никто. Никогда. В Майлиссе Шайен не ощущала нехватки этой заботы, быстро привыкнув полагаться сама на себя, печься о благополучии своем и Лиз. И уж подавно никому не была "дочкой" за три года странствий по тракту. И теперь Шайен смотрела на чашку в своих руках, понимая, что не знает — не помнит — что чувствуют нормальные люди. Как и чем они отвечают.

"Должно быть, лорду с ними очень хорошо,"— подумала она и осеклась. Вспомнился острый хищный профиль, холодный и надменный прищур непроницаемых глаз. Как же можно быть таким холодным рядом с такими теплыми людьми? Кем же нужно быть, чтобы не оттаять?

— Дочка? О чем задумалась? — старушка тронула ее за рукав. Шайен смутилась и созналась:

— О том, что вам надо бы меня на крови проверить. Проклятая ночь как-никак.

— Да чего мне тебя проверять, — засмеялась старушка, — ты же себя сама проверила — все губы искусала.

Колдунья спешно поставила чашку на стол и отерла губы тыльной стороной ладони. На коже осталась алая полоса.

— Допивай скорее, — Валь улыбалась — одними глазами, синими, в лучинках морщин.

Шайен с усилием проглотила вино вместе с подступившим к горлу комком слез.

Истерика... Черт, только этого еще не хватало.

Все эти три года ей казалось, что время еще есть. Что она найдет объяснение — и, как знать, может, и средство противостоять грядущей участи. Даже последние месяцы, когда ниточки, ведущие к драконам, сошлись вдруг на Ирии, и оборвались, ей еще казалось, что судьбу можно как-то обмануть. Наивная. Сколько уверенности в непреложности исполнения пророчества и тупого смирения с собственной судьбой было в ее словах, столько же страха — в забившейся куда-то под ключицу душе.

Шайен глубоко вдохнула и медленно-медленно выдохнула, успокаивая сердцебиение. На закрытых веках заплясали алые ответы каминного пламени.

— Дочка? Плохо тебе? — Встревоженная Валь коснулась ее руки и присела на край кровати. Шайен вздрогнула.

— Нет, метресса Валь...

— Перепугала ты нас, — еще раз повторила старушка.

Шайен пристыжено опустила глаза.

— Простите, метресса Валь. От меня одни неприятности и для вас, и для Лорда. Я бы уехала, да не могу...

— Что ты... что ты! — Валь замахала руками. — Не уж-то в серьез решила, что пленница ты тут? Не слушай ты Его Светлость. Это он так, для острастки... А так он же добрый мальчик. Хороший. Только видишь — судьба у него... сложная. Не приведи Единый кому такой доли...

— А тут еще и я на его голову свалилась, — через силу усмехнулась Шайен.

Валь тяжко вздохнула.

— Да оно может и к лучшему, что свалилась. Как из Майлисса вернулся, он ведь совсем одичал. Слуг из дома поразгонял, одни только мы с Тимом и остались. Одиноко тут. Тоскливо. И гостей почти не бывает...

— Метресса Валь, а чем лорду слуги не угодили? — осторожно полюбопытствовала Шайен.

— Так ведь, — стряпуха запнулась, вгляделась в лицо колдуньи, как будто решая, стоит ли продолжать фразу, — боится он...

— Кого боится?

— Себя, милая. Себя... Да что уж там, ты ж и так знаешь, — решилась она, — чай, видела все своими глазами в трактире-то.

— Вы... знаете... о драконах? — аккуратно, подбирая слова, Шайен отважилась на прямой вопрос.

Валь кивнула.

— Как не знать, дочка. Я же еще у деда Его Светлости служила. И мать моя. И бабка. Все у лордов Ирийских в доме бывали. И, скажу я тебе, никакой обиды от них никто не знал. Наказывать наказывали, да только по справедливости. А какой хозяин всем добр и хорош? То-то и оно, что никакой... Только... уж не знаю, кто тут виной, то ли отцы святые, то ли маги ваши, то ли матушка его светлости — она была женщина не плохая, только набожная больно. Вбили мальчонке в голову, будто одержимый он. Вот он и чудачит.

Шайен невольно улыбнулась. Угрюмый, суровый ландмайер меньше всего походил на "мальчонку". Но Валь, забывшись, продолжала рассказ.

— Он же сорванцом рос. А его затюкали — это тебе нельзя, то недопустимо, се — непозволительно, — Шайен угадывала в ее словах интонации не то строгой матери, не то деспотичного воспитателя-мага, — а потом и вовсе в Майлисс услали. А как лорд погиб, Дэрел и вернулся. Совсем другим вернулся. Как будто погасло в нем чего-то... Слуг разогнал, комнаты позапирал. Один, говорил, останусь. Никого, говорит, видеть, не желаю. А я тебе так скажу, дракон — не дракон, все едино. Живой человек, он живой и есть. Нельзя совсем одному. Вот мы с Тимом и остались. Да и куда нам, старикам, деваться? Всю жизнь с лордами бок о бок прожили, теперь уж не срок их бояться начинать. Ну, чего-то заболталась я с тобой, — встрепенулась старушка, — а тебе отдыхать надо. Рассвет уж скоро.

Она поднялась, поправила примятое одеяло, забрала опустевшую чашку и вышла, тихо притворив за собой дверь.

Шайен нашарила рукой медальон под ночной рубахой. Спать... нужно обязательно поспать, восстановить силы, а завтра пойти к лорду. Извиниться и рассказать о Лиз.

Что бы там она ни задумала, Шайен не позволит этому осуществиться. Не ради лорда, так ради этих людей.

Глава 9.

"Обретая же умение обращаться в гада чешуйчатого, и в ярости забыв душу человеческую, теряет дракон разум, и сокрушает все и вся на пути своем. И нет от него пощады ни ближнему ни дальнему, ни сородичу, ни смертному сыну человеческому."

Ронар Мракоборец. "О гадах" Великая Майлисская Библиотека

На другой день случилась оттепель, и едва выпавший снег принялся таять. Шайен сидела на широком подоконнике и смотрела вниз — на раскисающий сад. Воробьи на карнизе удивленно переговаривались, чего это весна вдруг надумала прийти так рано? И, если уж пришла, то не пора ли вить гнезда?

Шайен слышала их звонкоголосую перепалку, но не вмешивалась. Воробьям виднее, надолго ли в эти края заглянула не по-весеннему хмурая оттепель.

Под рубахой грел кругляшок медальона. Не иначе, драконы построили свое поместье в месте силы — уж очень быстро восстанавливался резерв под крышей этого гостеприимного дома.

На прикроватной тумбочке аккуратной стопкой покоились заботливо вычищенные и залатанные Валь штаны и чистая рубаха. В груди зашевелилось чувство вины. "Как же им отплатить за гостеприимство?" — Шайен размяла пальцы, прислушалась к себе. Пожалуй, если сила будет пребывать также скоро, к вечеру ее достанет, чтоб заговорить дом от мышей, клещей, да и всякой напасти. Впрочем, она вовсе не была уверена, что в вотчине дракона ее чародейское мастерство может хоть как-то пригодиться. И все-таки отблагодарить добрую хозяйку и ее мужа хотелось.

Шайен оделась, прошлась по комнате, с удовольствием отмечая, что слабости в ногах нет и в помине, зато есть зверский аппетит. Спугнув дежурившего под дверью кота, колдунья почти бегом спустилась по ступенькам, прошла сквозь пронизывающие маленькую гостиную солнечные лучи, разметав танцующие в них пылинки, и остановилась на пороге кухни.

— Доброе утро, местресса Валь!

— Какое утро, милая? День уж к вечеру идет, — улыбнулась старушка, отряхивая с ладоней муку. Белый каравай ждал своей очереди быть задвинутым в печь и зарумяниться.

— К вечеру? — Шайен выглянула в окошко. Солнышко и впрямь клонилось к закату. А она-то его с утренним перепутала. Вот непутевая.

— Ты смотрю совсем поправилась? — Валь задвинула каравай в печь

Шайен кивнула, вглядываясь в рисунок трещин на кухонном столе.

— Метресса Валь, а где мне найти Его Светлость? Мне очень нужно с ним поговорить...

— Да он зайдет, как вернется, я думаю. — беспечно проговорила Валь, хлопоча над необъятных размеров блюдом, — Он справлялся о тебе, да потом в город уехал... И получаса не прошло еще.

— По делам? — рассеянно спросила Шайен. В груди нехорошо кольнуло.

— Должно быть. — Валь пожала плечами, — посыльный от градоправителя утром был. Привез письмо. Что в письме было, не знаю, а Форк — посыльный-то, — сказал, что, мол, из Майлисса маг приехал.

— М-маг? — запинаясь, переспросила колдунья, — какой?

Старушка оглянулась через плечо, внимательно всмотрелась в лицо колдуньи и вдруг отложила хлопоты, села напротив и склонилась к Шайен:

— Дочка, ты не думай о нем плохого. — ее морщинистая ладонь накрыла пальцы Шайен, — Не выдаст он им тебя... Тот маг, что из города приехал, — продолжала Валь, — у нас в поместье каждое лето бывал, пока старый лорд жив был. Да только Его светлость не слишком с ним ладил. Скажу я тебе, дочка, при всем уважении к старому хозяину, мир его памяти, сын то получше чем отец в людях разбирается. Что-то есть в метре Гессимане нехорошее такое... И Дэрел ничего про тебя не скажет ему, ей богу.

Шайен замерла, не донеся до губ кружку.

— Как Вы сказали, звали того мага?

— Мэтр Гессиман звали. — повторила старушка, тревожно вглядываясь в разом побелевшее лицо чародейки. — Дочка? Ты чего? Плохо тебе?

— Валь, думаете лорд успел до города доехать? — Шайен вскочила, стул с грохотом упал на пол за ее спиной, но колдунья даже не обернулась.

— Да вот как раз подъезжает, я думаю. Не будет же он коня гнать по такой-то дороге... — взволнованно ответила Валь. — Да что стряслось то, милая?

— Потом... — отмахнулась Шайен, на бегу хватая куртку, и рванула дверную ручку. Потом вдруг оглянулась на пороге, — Где они могут встречаться, местресса Валь, не знаете?

— Так знаю... Форк сказал, что к себе его маг позвал. В гостевые покои ратуши...

— Найду! — решительно заявила Шайен, и опрометью помчалась на конюшню.

Сонная Мышь недоуменно косилась на ополоумевшую хозяйку. Так быстро ее еще никогда не седлали.

— Потерпи, милая. Торопимся. — прошептала Шайен, запрыгнув в седло, и пустила лошадь в галоп.

Мозаика сложилась. Может не вся, но самый страшный ее кусок.

В ушах стучала кровь и слова Элоизы "Это мой дракон!"

Немногочисленные прохожие шарахались от колдуньи на взмыленной кобыле. Шпиль ратуши служил надежным ориентиром.

Шайен выскочила из седла у самого крыльца, не озаботившись даже привязать кобылу, раскидала коротким заклинанием опешивших стражей у двери и влетела по лестнице, перескакивая через три ступени. Повинуясь скорее чутью, чем здравому смыслу толкнула плечом одну из дверей и ввалилась в пышно обставленную гостиную.

Три пары глаз, обращенные на нее.

Фарфоровая чашка в аристократичных пальцах лорда, до половины пустая.

Сложенные "лодочкой" маленькие ладони Лиз, готовые выпустить птицу-заклинание.

Учитель — слишком ошарашенный, а оттого слишком медленно складывающий знак Шаад, способный сравнять Шайен с полом.

— Что это значит, сударыня?

— Потом... — не тратя время на объяснения, она вцепилась одной рукой в медальон, а другой — в рукав изумленного лорда.

Заклинание Лиз и Шаад с треском сомкнулись над пустотой.

* * *

* * *

Поместье "Два крыла"

За 12 лет до начала повествования

62