Драконье логово. Главы 1- 8

Пролог.

"Запомните, а лучше запишите — магия почти не действует на драконов. Все дело в этом "почти". Есть те короткие минуты, когда дракон меняет ипостась. Так называемый период метаморфозы. Так вот, запомните, дети... впрочем, какие вы дети? Если ящер превращается в человека, на него действует оружие. Если человек в ящера — магия. Так и никак иначе."

— А ну разойдись! Назад, я сказала! — толпа отхлынула, опасливо косясь на сложенные в боевом жесте пальцы девицы. — Башку оторву!

Где-то в подсобке захлебнулась истошным визгом подавальщица.

— Чего орешь, дура! — рявкнул на нее трактирщик.

— Милсдарыня ведьма, вы уж не обессудьте, не виноватые мы. Сам же он начал... Милсдарь-то... это ж надо такое учинить, огнем плеваться-то... вы бы... это... увели его отсель подобру-поздорову. — Трактирщик проложил пузом путь сквозь ощетинившуюся ножами и поварешками толпу и склонился перед девицей в поясном поклоне. — Бог, видать, вас нам послал-то... утихомирили стархолюдину такую...

— Бог, бог... — мрачно кивнула девица, накидывая на растрепанные волосы капюшон. Вот что, давай-ка бери этого красавца под белы руки... бери-бери... он покамест смирный. И волоки к моей лошади.

Толпа зароптала. Ведьма предупреждающе вскинула руку:

— Повторяю, первому, кто сделает одно резкое движение в нашу сторону, я оторву башку...

— У, вееедьма... для опытов, небось заберет. — Послышались шепотки в спину. Хозяин не посмел ослушаться приказа, взвалил на плечи буяна, пускавшего теперь слюни, точно младенец слабоумный, поволок следом за девицей. Благо, парень оказался легок и костляв.

* * *

Поместье Ашен.

За 10 лет до начала повествования.

Иган Шеррил, князь Ашен, нервно мерил шагами гостиную. Задел веночек омелы, свисавший с потолка, выругался, оборвал, швырнул на пол. Плеснули по воздуху алые праздничные ленты.

Жена молча проводила букет глазами и только невозмутимо поджала безупречные губы.

— Мираш?

Она подняла глаза, как обычно, не тратясь на слова.

— Почему ты молчишь? Или речь шла не о твоей дочери?

— О моей. Но я надеюсь, что все еще обойдется. В конце концов, этот чудной старик мог быть обычным сумасшедшим, а вовсе не Седым Вещуном.

Иган покачал головой.

Он знал как никто другой, что седобородый чудак, явившийся в дом Ашен и напророчивший его дочерям судьбу, был никто иной, как Зимник, Седой Вещун.

Это на Западе, в Ирии и дальше, его почитают святым, и даже дети почти не верят в его существование. Как знать, может, Вещун просто обходит стороной их дома. Здесь же, в землях Шена, каждый знает, что один раз, на сломе года, в день середины зимы, в дом может постучаться старик. Постучится и ответит на один вопрос. Важно лишь верно его задать. И Вещун откроет судьбу тому, кто хочет ее знать.

И пусть Мираш не верила этим сказкам, пусть боялась сознаться самой себе — но Иган знал как никто другой, что старик, пригубивший чарку грога за его столом, был Вещуном. Раз увидав, его всегда узнаешь.

Это он, Седой Провидец, странник нехоженых дорог напророчил Игану, сыну княжеского егеря, спасти княгиню от смерти и в награду получить руку княжны.

Это он предсказал, что война окончится в день, когда его, Игана родная дочь встанет перед алтарем рядом с сыном Керана, заклятого врага Ашен.

Предсказал прилюдно, на свадебном пире. И если не врали сплетники, то в тот же самый час, седого Вещуна видели и в доме Керан. И предсказание его было слово в слово таким же.

Шен — это вам не утыканная монастырями Ирия, это не шумный и не верящий вовсе ни во что Майлисс, в Шене чтят закон предков и не отмахиваются от Знаков Судьбы.

Никто не удивился, когда на пятый день после рождения дочери у ворот усадьбы Ашен объявился гонец дома Керан.

Гонца встретили с подозрением, но белый посольский пояс говорил о том, что гость пришел с миром.

Весть была доброй — жена господина Керана успешно разрешилась от бремени. Мальчиком.

На помолвке нареченный орал дурным голосом. Новоиспеченная невеста капризно морщила спрятанный в пену кружев и вышивки маленький носик, но не просыпалась.

Решено было дождаться вхождения жениха в брачный возраст и на день его рождения назначить свадьбу.

Согласно пророчеству Седого Вещуна и закону предков.

Нет, давние враги не стали вдруг друзьями. И нареченных отнесли каждого в свою колыбель.

Но стычки между людьми Ашен и Керан, перераставшие зачастую в кровопролитные побоища, ставшие уже почти привычным, но от того не менее ужасающими, на время стихли.

Колесо судьбы крутилось, мелькали спицы.

Счастливая невеста играла в куклы, носилась с ребятней по двору, пускала кораблики в лужах, дразнила младшую сестру, любила праздники и сказки.

На День середины Зимы для девочек украсили дом, Шайен едва разменяла десятый год, и, хоть и знала о своей помолвке и абстрактном, живущим в далеком и странном Лесном Шене женихе, куда больше интересовалась отцовским палашом, тонконогими жеребятами, которых так упоительно кормить хлебом с ладони, бабушкиной гадальной колодой, спрятанной на дне шкатулки с бумагами... Да мало ли интересного можно найти, когда тебе всего десять лет?

Именно теща — старая княгиня — выявила у внучки колдовской талант. В роду Ашен колдуньи были испокон века, это знали все. И хотя отец был категорически против, бабка исподтишка учила девчонку всяческим фокусам.

Получалось у Шайен не то чтоб очень хорошо, но со зверьем она ладила, как никто другой, и отец не раз замечал, как, замечтавшись, она болтает сама с собой и пускает с ладони маленьких светящихся бабочек.

Поразмыслив, Иган решил, что не так уж это и ужасно — прожила же теща добрые восемь десятков лет, родила Мираш и, говорят, была старому князю хорошей женой. Разве что наследников-сыновей не оставила. Но на все воля Седого Вещуна.

И вот теперь Вещун своей волей разрушил зародившуюся было надежду на скорый мир между Степным и Лесным Шеном.

Мираш сама поднесла старцу чашу горячего грога.

Он вытер усы, поблагодарил княгиню и безошибочно выцепил острыми голубыми глазами Игана среди нарядных гостей.

— Хорошего года тебе, добрый хозяин. — Старик поклонился, седая борода коснулась половиц. Иган ответил на поклон. По толпе гостей и прислуги прокатился неровный шепот.

Шайен и пятилетняя Сайан, по случаю праздника разодетые в белое с алым, с любопытством разглядывали гостя, прячась за отцовской спиной.

— И тебе, добрый человек, хорошего года. Будь моим гостем, — ответил князь.

— Гостем не останусь, спешу я, добрый хозяин. Но если ты желаешь спросить меня о чем-то, спроси... — в глазах старика сверкнули до дрожи знакомые лукавые искры.

И словно кто-то невидимой рукой вдруг погасил голоса. В звенящей тишине слышно было только, как потрескивает пламя на витых праздничных свечах.

— Предскажи судьбу моим дочерям, Седой вещун. — князь склонил голову.

— Что ж... воля твоя, Иган, князь Ашен. Твоей младшей дочери, той, что сейчас по правую руку от тебя, предстоит стать любящей женой любимого мужа. И дни ее пройдут в достатке и мире, и умрет она в своей постели, окруженная детьми и внуками.

Князь едва удержался от облегченного вздоха.

— А твоей старшей дочери, маленькой колдунье, предстоит в день своей свадьбы быть похищенной драконом...— повысил голос старик и грянул посохом об пол.

— ... я не позволю... — не сдержался было князь, но старик перебил его. Голос, поначалу старческий, дребезжащий, теперь взвился громовым раскатом до самых сводов залы, и в оглушающей тишине прозвучал приговор:

— Княжне предстоит быть похищенной драконом и умереть в его логове!

Мир поплыл перед глазами князя. Ему захотелось кинуться на дерзкого старика, впихнуть ему в глотку страшное пророчество, но там, где долей мгновения ранее стоял, сгорбившись, Вещун, сейчас лишь таяла горстка осыпавшихся с его бороды снежинок.

Безмолвие охваченного оцепенением зала расколол звенящий голос его старшей дочери:

— Папа, папа, а что такое — дракон? А он большой? А он красивый?..

И вот теперь, два часа спустя, когда раздосадованные и обескураженные гости разошлись по комнатам, когда дочери сладко сопели и видели, — он надеялся, — лучшие из снов, Иган загнанным зверем метался по комнате, пытаясь придумать, как спасти дочь, а более того — как спасти хрупкий мир в разъединенном княжестве.

— Как только Керан узнает... он разорвет помолвку. Он не допустит, чтоб его наследник ехал сражаться с каким-то там драконом. Он трус. — отрезал Иган, падая в кресло. Оно жалобно всхлипнуло, прогибаясь ножками под массивной фигурой князя.

И тогда Мирраш подняла глаза.

— У нас есть и вторая дочь, Иган... И ей предстоит стать любящей женой.

— Но помолвка...?

— Помолвку можно разорвать.

— И нанести тем самым оскорбление дому Керан? Ты представляешь, сколько будет крови?

— Крови не будет, Иган. — у княгини от напряжения побелели губы, — если девица до замужества отдает себя на служение Богу, это веский повод для расторжения помолвки. Тем более, что у нас есть вторая дочь... И скоро будет, возможно, сын.

* * *

Мать не плакала. Она прятала глаза под вуаль, но слез в них не было даже сейчас — Шайен знала, все это будет позже. Девочка и сама едва держалась, чтоб не разреветься — княжне ведь надлежит выдержка, да и негоже распускать сопли, как какой-нибудь дочке поварихи.

— Запомни еще раз, в левом кармане письмо матери настоятельнице. В правом — метрика. В узелке смена белья. В корзинке пирог и сыр на дорогу. Сестра Раиза проводит вас в обитель святой Тамиры-заступницы. И никакого больше... колдовства. — Мать понизила голос. Она все хотела обставить так, словно Шайен уезжает ненадолго, на пару недель, пока все не успокоится, но обе они понимали, что расстаются надолго, возможно навсегда, что маленькой княжне уготован обет безбрачия и годы в унылой монастырской келье.

На прощанье мать быстро мазанула щеку дочери поцелуем и заторопилась прочь от дороги. Княгине не терпелось добраться до покоев, и там, за наглухо закрытыми даже от мужа дверями, предаться своему горю, не стыдясь уронить княжеское достоинство.

Загрохотали колеса по булыжнику.

Сестра Раиза, в синем суровом платье, в белом крахмальном чепце, сухая дама неопределенного возраста, сидела напротив, перебирая в пальцах белые костяные четки. Бусины щелкали, убаюкивая лучше всякого стука колес.

А рядом с Шайен сидела маленькая белокурая девчушка, на вид помладше самой Шай. Девчушка осталась сиротой и по завещанию отца также должна была стать монахиней. Только в отличие от Шайен, она не пялилась хмуро на бесконечную снежную степь, проплывавшую за узкой щелью меж занавесками, а смиренно листала "молитвословь" под одобрительным взглядом сестры Раизы.

Выехали в ночь, но ни волки, ни разбойники не позарились на карету с княжескими гербами.

Шайен спала дурно, снился дракон, жадно разевающий над ней пышущую жаром пасть, и в скрипе колес ей слышался его рев.

Утром сделали остановку в селе, сменили лошадей, обогрелись и поели. А потом Раиза решила заняться воспитанием.

— Скажи, прелестное дитя, любишь ли ты господа? — обратилась она, склоняясь к Шайен.

Мама всегда учила быть вежливой. Отец — быть честной. Бабушка уверяла, что нехорошо обижать добрых людей.

Но ответить так, чтоб не нарушить ни один из советов, у девочки никак не получалось. Помявшись, она уточнила:

— Вам лучше ответить честно или вежливо?

Сестра побледнела. Девчонка, которую, как оказалось, звали Элоиза, сделала круглые от ужаса глаза.

— Что значит честно или вежливо? — возмущенно фыркнула монахиня, — девице надлежит быть правдивой и смиренной...

— Значит, честно. — вздохнула княжна. — Нет, сестра Раиза. Не люблю.

— Почему? — возмущенно захлопала глазами сестра.

— Я маму и папу люблю. Сайан люблю. Тетушку Марту люблю — она меня пирогами угощала. А господа я не знаю. — Но видя, что сестре совсем худо от ее слов, девочка покладисто добавила, — но когда я с ним познакомлюсь, мы непременно подружимся.

— Элоиза, объясните юной княжне, что означает любовь к Господу. — Сестра поджала тонкие губы, и Элоиза ангельским голоском залепетала:

— Господь наш единый, всеведающий и вездесущий, дарует нам грешным всемилостивое свое прощение, ибо грешен от начала путь наш земной...

Карета в очередной раз остановилась, и довольная ответом, монахиня велела Элоизе продолжать, а сама чинно направилась куда-то в сторону каретного домика.

Лаз проводила ее обожающим взглядом, но едва только синяя ряса скрылась за углом, прыснула в кулак.

— Ну и дура она, правда? А ты ничего, веселая, хоть и княжна.

Шайен ошалело разинула рот. Набожный ангелочек вдруг превратился в обманчивого бесенка.

— Думает, я с ней в монастырь поеду. Сейчас, как же... Вот погоди, доедем до Майлисса, и я сразу слиняю.

— И куда ты пойдешь?

— Я пойду к дяде! Он у меня великий маг! Вот! И я тоже буду магом. Я вот как умею! — в пальчиков девочки соскочила хвостатая искра.

— Ну, так я тоже умею. — Шайен без труда повторила фокус. — Только мне все равно придется в монастырь.

— Ты дракона, что ли, испугалась? Ой, да ладно... Вот мой дядя дракона в прошлом году раз-раз... и победил! На смерть!

Шайен навострила ушки.

— А дракона разве можно победить?

— Конечно, глупая. Я вот тоже вырасту и научусь. И буду как дядя. А он мне подарит башмачки из драконьей шкурки. А потом... Потом я выйду замуж за кого-нибудь богатого и знатного!

Маленькая княжна скривила губы при слове "замуж".

— Ну и напрасно ты сомневаешься, — обиделась Лиз. — Если я буду колдуньей, так я кого хочешь околдую. Хоть короля.

Глава 1.

* * *

"Усекновение порождений врагов

рода человеческого есть занятие достойное рыцаря.

Наделенный волей и разумением дьявольским

гад суть враг, а посему рыцарь, одержавший

победу над таковым, получает трофеем все,

обнаруженное в логове его, буде то сокровища,

оружие или девица похищенная, а также шкуру

и гребень его в свободное свое распоряжение,

исключая десятую часть отходящую Святой Церкви

и десятую — ордену, коему рыцарь приписан.

Фистокл Отважный. Зерцало рыцарства. Майлис. 312г. Э.З.

Великая Майлисская библиотека."

* * *

Трактирщика еще с утра мучили неприятные предчувствия. Когда к вечеру сгустился туман и липкими промозглыми лохмотьями пополз по дороге, предчувствия превратились в уверенность, хоть ворота запирай да читай "Спаси, Вседержитель" по десятку раз. Но только полный кретин закроет на ночь придорожный кабак и лишит себя выручки, а потому старый Холь повздыхал, глядя на непривычно бесснежную ноябрьскую мглу за окном, да и приказал жене открывать ворота.

К темени посетителей набралось десятка полтора — все больше ремесленники, возвращавшиеся с ярмарки. Было и двое купцов, видно, из городских. Интересовались лисьими шкурами и ценами на репу, много пили, курили табак. В углу надрывалась дудка и, звеня, вторил ей бубен, но в шляпе музыкантов не прибавлялось пока монет. Все это будет потом, когда публика опьянеет и раздобреет.

И впрямь, уже через полчаса купцы резались в кости с мастеровыми, а симпатичные подавальщицы, смеясь, уворачивались от крепких рук работяг.

Только засевший в угол седоволосый тип молча, сосредоточенно ковырялся в тарелке. И лицо вроде какое-то знакомое. А вот глядишь ты, не вспоминается, кто такой и откуда...

Он заявился в трактир с четверть часа назад, Симона только-только поднесла ему жаркое, и теперь вовсю любезничала, вертясь вокруг него точно кошка возле жбана со сметаной.

Беловолосый, к ее разочарованию, куда больше интересовался содержимым тарелки, нежели Симоной, но Холь ни минутой не сомневался, что настырная девица своего добьется.

Милашка Лола со вздохом привалилась к стойке, обиженно надула губки.

— Ну вот... Опять, если молодой, симпатичный и одет хорошо, значит, Симоне достанется...

Старый трактирщик с неодобрением покачал головой.

— Уж больно он бледен и костляв. Не приведи Господь, хворый какой. Еще заразу подхватите... Девки глупые.

— Ничего он не бледен! — Возмутилась Лола, тряхнув льняными кудрями, — И вообще... Гляди, как на нашего лорда похож.

Когда б Лола было чуток поумнее курицы, она бы хоть голос понизила. Но к вящему сожалению трактирщика идею немедля подхватили пировавшие за соседним столом братья-шорники.

— А ты глянь! И впрямь похож! Один в один ведь с лордом-то нашим, верно бает девка, — пихнул один другого в бок. Вино из кружки плеснулось на стол, и Лола нехотя побрела на кухню за свежей тряпицей, а лишившийся выпивки шорник смачно выматерил брата. Посетители разом повернули головы в их стороны, предвкушая заварушку.

— А я те говорю, похож! — грохнул кулаком по столу первый, — Один в один похож! Мой деверь у старого лорда служил. Эй, парень... Обернись-ка!

Беловолосый и ухом не повел. Точно не слышал.

Шорник привстал, опустил лапищу ему на плечо.

— Слышь, тебе говорят...

Холь напрягся — как бы драки не получилось. Ведь переколошматят всю посуду.

Но беловолосый только обернулся, глянул на шорника со смесью презрения и раздражения и тот, отпрянув, плюхнулся обратно на лавку.

— И не похож ни капли! — пробасил его брат. — Лорд-то и в кости поширше, и в бровях — погуще, и скуластей и вообще... Сравнил тоже, то — этот, а то — ландмайер!

— Пожалуй, что верно... Не похож. Хиловат для лорда-то... — Встрял в разговор один из мастеровых и добродушно заулыбался. — Да ты не серчай, парень. Выпей давай-ка лучше с нами.

— И то верно! — не унимался тот шорник, — А мы с братом угощаем! Эй, Холь, что там у тебя покрепче? Неси-ка сюда.

Холь прищурился, в уме подсчитывая, во что шорникам обойдется угощение, прикинул, что братьям найдется, чем расплатиться, и кивнул разносчицам — слышали, мол, так выполняйте.

Симона резво сверкнула юбкой, белкой юркнула по лестнице в погреб и через минуту вернулась с запотевшим кувшином. Лола, все еще обиженная, уныло волокла следом поднос с чистыми чарками.

— Выпьем за упокой старого лорда! Хороший мужик был! Правильный, — продолжал громогласно басить шорник. Подвыпивший народ поддержал его выкриками.

Выпить за покойного ландмайера, да еще и задарма, кто ж откажется?

Вот только беловолосый, похоже, вовсе не желал поднимать упокойную чашу не самого лучшего, но зато самого крепкого пойла, какое хранилось в погребе Холя. Симона подала ему выпивку, склоняясь при том так, что едва не купала в вине словно невзначай развязавшиеся тесемки рубахи.

— До краев наливай! — подначивали мастеровые, и Симона старалась во всю, справедливо надеясь, что захмелевший парень станет посговорчивее.

Холь усмехнулся в усы. За спиной раздраженно фыркнула Лола.

— Не стой без дела и губенки не криви, от этого краше не станешь, — строго одернул разносчицу старик, — Погляди, вон у окна колдунья сидит, дожидается. Вот поди и подай ей кушанье. Чего она там заказала?

— Зайчатины. — Лоли покорно поплелась на кухню. Колдунью и впрямь не стоило заставлять ждать.

То, что сидевшая у окна девица была не кем иным как ведьмой, трактирщик не сомневался. Видел он их на своем веку не так чтоб уж очень много, но для памяти и острастки хватило. До чего нахальны девки, по одной бы перебить нечестивиц, да только ведь они, как осы, одну пришлепнешь, стаей налетят, даром что поодиночке ходят.

Вот и эта тоже, мало того, что подобно мужику штаны нацепила, так у нее еще и каменья диковинные к поясу привязаны, да кожаные мешочки — не с деньгами, со снадобьями колдовскими. Патлы, опять же, черт разберешь какого цвета, то синевой отливают, то медью, в небрежный узел завязаны, а из узла косички торчат, и перья и них да бусины вплетены. На шее цепочка блестит — не иначе, знак гильдии под рубахой прячет. Ела бы скорей, да убиралась.

Ведьма заявилась в трактир полчаса назад и сразу заняла свободный стол у окна. Не смотря на тесноту, никто не подсел к ней, не заговорил, даже глянуть в ее сторону лишний раз не решался. Косились исподволь — это да, бывало. Но прямо взгляд поднять не осмеливались: последний раз чародеи были в этих краях пару лет назад, и таких дел наворотили, что и теперь еще свежа память.

Впрочем, колдунья и сама держалась особняком, в разговоры не вступала, сидела себе, подперев кулаком щеку, и настороженно наблюдала... Как ни странно, за беловолосым.

Тот тем временем поддался на уговоры шорников, а верней всего — Симоны, и, выдохнув, опрокинул в себя чарку. Холь немало видел пьянчуг на своем веку, но тут вдруг тревожно екнуло стариковское сердце. Словно подтверждая его предчувствия, привстала со скамьи ведьма, неспешно стянула перчатки с узких ладоней.

Старик обернулся и увидал, что беловолосый, пошатываясь, поднимается. И от этого, казалось бы, привычного зрелища, у старого Холя похолодела спина.

Первой заткнулась визгливая дудка.

Беловолосый, шатаясь, ломанулся сквозь толпу, на пол пути согнулся, забился в кашле, прижимая к лицу скрюченные пальцы, на которых — померещилось трактирщику — вдруг блеснули нечеловечьи когти.

Как оказалось, померещилось не ему одному. Мужики повскакивали, хватаясь за ножи и кружки.

Беловолосый, содрогаясь от кашля, сделал еще два шага, и... неожиданно харкнул прямо под ноги Симоне сгустком слепящего алого пламени.

Визг прорезал воздух и взвился под потолок.

Кто-то плеснул девице супом на подол.

Толпа взревела:

— Нежить!

И двинулась на бьющегося в конвульсивном припадке кашля беловолосого.

Как и когда треклятая ведьма успела оказаться между ним и ощетинившейся кто чем толпой, старый Холь к своему стыду не углядел. Что за слово выкрикнула, ударив беловолосого открытой ладонью в лицо, не смог разобрать. Только секундой спустя тот блаженно пускал слюни на замызганном полу трактира и выдыхал разбитым носом струйки сизого дыма.

Ну а еще через четверть часа и ведьма, и так и не очухавшийся беловолосый, водруженный на спину норовистой серой кобыле, скрылись в промозглом тумане.

Только вернувшись в трактир и отмывая брезгливо свои руки, которыми прикасался к нежити, трактирщик сообразил, что ни он, ни она так и не заплатили за выпивку и ужин.

* * *

"Драконы, иначе именуемые ящерами, бывают двух видов. Звероящеры, кои суть звери опасные, но бессмысленные, како всякая тварь божия, Адамовым сынам покоренные быть могут.

И людоящеры, кои суть порождения врага рода человеческого, и наряду с бесами лесными и прочей нечистью должны быть истребляемы поголовно.

Однако ж сей промысел — удел мужей отважных, вооруженных как верой в единого, так и мощами праведников, а пуще всего копиями заговоренными, стрелами и мечами.

Перфон-проповедник. "О гадах" Майлис. 308г. Эпохи завоеваний."

* * *

Мышь плелась по вязкой грязи размеренно и неторопливо, недовольно косясь на мешком висящего на спине всадника. Но с хозяйкой, особенно если та — ведьма, спорить тяжело и бессмысленно.

Сама же хозяйка шлепала рядом, ведя серую кобылу на поводу. Ведьма давно вымочила ноги, и сапоги, держащиеся на честном слове и пяти ремонтных заклинаниях, звучно чавкали при каждом шаге.

Наконец, ей надоело это издевательство над собой, лошадью и мерно посапывающей поклажей, она вытащила из-за пазухи блестящую побрякушку на тонкой цепочке, прошептала несколько коротких непонятных слов, и дорога опустела.

Точка выхода из портала оказалась, ясное дело, аккурат посреди здоровой лужи. Кобыла недовольно фыркнула, беловолосый мешком повалился вправо.

Колдунья чертыхнулась, подхватила его, вновь взгромоздила на шею недовольной кобыле, и, хлюпая по липкой грязи, направилась к чернеющим среди редкого ельника воротам поместья.

Колотушка молотила по доске вот уже четверть часа. Наконец где-то в отдалении хлопнула дверь, задрожал, приближаясь, тусклый свет масляного фонаря.

— Ваша светлость, это Вы? — вопросил из темноты грубоватый голос.

— Он. — Ответила колдунья.

В Воротах отворилось оконце, показалось желтоватое от неясных бликов огня, дрожащего в фонаре, старческое лицо.

— Вы кто?

— Шайен Шеррил. Аконит седьмой ступени Майлисского круга магов. — Колдунья выудила из-за пазухи блестящий медальон, сунула старику под нос. Он сощурил подслеповатые глаза, вчитываясь в вязь символов на желтом сплаве, но тут лошадка, которой порядком надоело мокнуть под накрапывающим дождиком, досадливо мотнула головой, и поклажа ее с тихим стоном повалилась в лужу...

Повалилась бы, если б колдунья с руганью в который раз уже не подхватила падающее тело за костлявые плечи.

— Ну, чего стоите? — зло крикнула она привратнику, — Кажется, это Вашему хозяину нужна помощь, а не моему!

Привратник торопливо отворил створку ворот, причитая, помог колдунье сгрузить господина на землю. Тот безвольной куклой повис между девушкой и стариком, обвивая их шеи руками.

— Ваша Светлость, да что ж это такое... да как же это... Госпожа колдунья, что с ним?

— Пить надо меньше, вот что!

— Но... как же это... до сего дня господин ни капли....

— Ну, так то до сего дня. Может, все-таки доставим его в дом? Или черт с ним, пускай отмокает тут?

— Да что Вы, как можно! — Привратник всплеснул руками и едва не уронил господина.

Втроем они кое-как протолкнулись в узкую створку малых ворот.

На шум из приземистого флигеля вышла женщина. Ветер немедленно набросился на кисти тяжелой шали, в которую та кутала плечи.

— Тим? Тим, кто там пришел?

— Валь, помоги! Это хозяина... привезли... — прокряхтел привратник. Жена, а Шайен даже не усомнилась в том, что Валь приходилась привратнику женой, поспешила навстречу, кивком поприветствовала колдунью, бросила вопросительный взгляд на мужа и приняла из его рук уже почти погасший фонарь.

Дождь превратился в ливень, он стегал по лицам и одеждам людей, заставляя поторапливаться.

Валь позвенела ключами, отпирая дверь особняка, застыла на крыльце. Замер и сам привратник.

— Ну, вносите же его! — раздраженно рявкнула колдунья

— Мы не можем, госпожа колдунья, — виновато опустил глаза привратник, — хозяин строго запретил нам переступать порог этого дома, когда он там.

— И что теперь? Он запретил и теперь мы должны сгрузить его тут, на крыльце?

— Может, он придет в себя... и сам дойдет? — неуверенно предположила женщина.

— Может. Но скорее сдохнет к утру. — Колдунья выругалась вполголоса, оправила сумку, — Ладно... Отойдите-ка. Мне Ваш хозяин, вроде как, ничего не запрещал...

Шайен ухватила бесчувственного лорда подмышки. Он оказался тяжелее, чем можно было бы предположить, глядя на его долговязую костлявую фигуру, но колдунья только закусила губу и, кряхтя, поволокла свою ношу в дом.

— О лошади позаботьтесь, — бросила она через плечо провожающей её настороженными взглядами паре.

Глава 2.

"Предметы магические, иначе именуемые артефактами,

обладают свойством накапливать и удерживать одновременно заряд магической силы, достаточный для совершения магических действий в крупных и особо крупных размерах,а также большой длительности.

Наиболее распространенными артефактами, несомненно, являются Знаки Гильдии, подтверждающие право ведения магической практики. Для их изготовления традиционно используются ингредиенты, содержащие в себе элементы магических существ, как то: фрагменты рога единорога белого, коготь мантихоры горной. Но, безусловно, наиболее эффективным является применение в амулетах составляющих дракона, которого можно использовать целиком — от оболочек, до продуктов жизнедеятельности"

Толь Крахен. "Артефактология" Учебное пособие.

Великая Майлисская библиотека.

* * *

В гостиной пахло пылью и затхлостью.

Сгрузив мирно пускающего слюни лорда на кушетку, Шайен устало опустилась прямо на холодный пол и теперь шумно дышала, пугая привыкшее к тишине эхо.

В висках стучало, живот сводило судорогой.

Этот день высосал из нее последние силы, гулкая, звенящая пустота подреберья, где должен бы теплиться резерв, отзывалась всхлипами и судорогами.

— Дура, — обругала Шайен сама себя сквозь зубы.

Отдышавшись, она стянула мокрую крутку, подумала, и скинула хлюпающие, отяжелевшие от грязи сапоги и бросила их к холодной каминной решетке.

Дрова, как и все в этом доме, припорошенные пылью, видно, приготовлены были давненько, но от того не стали менее горючими. Шайен привычно щелкнула пальцами, но тошнотворный комок боли, подкативший к горлу, мигом развеял иллюзии — резерв пуст. Нечего и надеяться.

Огниво с непривычки норовило выскочить из озябших ладоней, наконец, растопка задымилась, и вскоре жадные языки пламени слизали пыль с поленьев.

Лорд тихо застонал на кушетке.

Заклятье слабело. Шайен представила себе, что будет после того, как этот буйный очухается, а утихомирить его окажется нечем... Представила и обругала себя еще разок.

Развешанные на спинках массивных стульев, намокшие штаны и куртка парили. Шайен, кутаясь в позаимствованную тут же вышитую скатерть, пропахшую пылью и пожелтевшую от времени, мерила шагами узкое пространство от каминной решетки до кушетки и обратно. Шагов получалось ровно три.

Чары таяли, ежеминутно, ежесекундно. Бледное почти до просини, остроносое лицо искажала мучительная гримаса.

Что дальше? Озноб? Судороги?

Шайен нервно облизала губы. Во рту стало солоно, — она и не заметила, когда успела искусать себя в кровь.

— Ну же... Поворачивайся! — колдунья перекатила бесчувственное тело на спину, рванула шнуровку рубашки. Та оказалась такой же промокшей, как и плащ. — Чертов ноябрь, чертова затяжная осень!

Раздетый, лорд показался ей приготовленным к омовению покойником.

— Таковым он и будет, если ты сейчас же что-нибудь не сделаешь. Ну, Шай! Соображай скорее! — подумаешь, разговор с самой собой. Других собеседников в темной гостиной все равно не наблюдается.

Выломав застрявшую в канделябре свечку, колдунья решительно направилась к лестнице, повинуясь скорее чутью, чем логике, свернула налево, миновала галерею запыленных, а местами и затянутых паутиной мрачных портретов, шарахнулась от блеснувшего в темноте глазами-стекляшками чучела лисицы, наугад толкнула дверь какой-то из комнат, и не ошиблась. Дверь поддалась, и дрожащий огонек свечи выхватил из темноты клок неряшливой, но обжитой спальни. Кровать исполинских размеров под пунцовым балдахином, ком меховых оделял...

— Вот они-то мне и нужны!

Волочь одеяла по ступеням, стараясь не споткнуться и не выронить свечу, оказалось труднее, чем себе представляла Шайен. Но тащить костлявого лорда в его спальню было бы не легче. Все ж одеяла нужно перенести вниз по лестнице, а лорда пришлось бы волочь вверх.

"Не стоит доверять обманчивой внешности дракона. Он лишь скрывается в теле человека, подчас тщедушном, подчас — могучем. Это ровным счетом ни о чем не говорит. Дракон не является человеком ни в одном из известных смыслов, с нами его роднит лишь человекоподобное обличье. Суть же его дьявольская, жестокая. Дракон — идеальная машина подавления, подчинения и уничтожения. В первую очередь это оружие, тем более удивительное, что непредсказуемое."

Вилан Гесиман. Лекции. Не опубликовано

Распростертая на кушетке, ее несчастная жертва казалась растянутой для препарирования лягушкой. Безвольная белая рука касалась длинными пальцами пола.

Шайен свалила одеяла кучей, опомнилась, метнулась к сумке, вытащила затянутую в кожу тетрадь и острое стило, накидала эскиз несколькими быстрыми штрихами. Высохшее, выбеленное, почти старческое лицо, потемневшие от воды, седые космы. Кости да жилы. Страшен, как сто чертей. Врут умные книги, врут, описывая ему подобных как опасных тварей, что в одном, что в другом своем обличье. Откуда силе взяться в этом тщедушном теле?

Лорд еле слышно застонал, перекатил голову.

— Тихо-тихо. — колдунья небрежно пнула с дороги ком его мокрой одежды, набросила на бледные мощи одно одеяло... поразмыслила, и добавила к нему второе.

Босые ноги оледенели. Сапоги еще не успели подсохнуть, но, отколупав кое-как засохшую грязь с подошв, колдунья все же сунула ступни в расхлябанные голенища и подбросила дров в камин.

В сумке нашелся котелок и с десяток пакетиков, Шайен подслеповато щурилась, пытаясь вчитаться в собственный неуклюжий почерк, наконец, отобрала из десятка кульков три, на глаз сыпанула в котелок из каждого, дошлепала, шаркая сапогами и волоча по полу кисти скатерти, до двери, за которой все также бесчинствовала непогода.

Хватило минуты, чтоб котелок наполнился хлещущей с небес водой до половины.

Варево все никак не закипало, только источало удушающее сладкий аромат летнего луга. Шайен нервничала, без конца перелистывала страницы тетради.

За ее спиной Лорд зашелся хриплым кашлем, скорчился под одеялами. Колдунья перелила подоспевшее зелье в деревянную плошку, подсела на край кушетки.

— Нет уж, красавчик. Не для того я на тебя три года охотилась, чтоб ты так вот взял и помер. А ну расцепляй зубы. Давай-ка, пока не остыло... Пей, зараза! Пей, гадина!

* * *

Во флигеле не гас свет.

— Тим, думаешь хорошо это, что мы в дом ее пустили? Вдруг негодяйка какая?

— Ложись спать, жена. Отложи уже свое вязание. Хорошая она девушка. Глаза у нее добрые.

* * *

"Опустите оружие, Шеррил. Не дано — значит, не дано. Тем более что дракон откусит вашу глупую голову раньше, чем вы скажете слово "меч". Берите пример с Элоиз...

Нет, Шеррил. Даже если дракон в теле восьмилетнего ребенка, он в разы, в десятки раз сильнее вас. Я уже не говорю о реакции, болевом пороге и прочих вещах, недоступных вашему скромному разумению. Он разорвет вас пополам голыми руками. А потом вами же поужинает."

* * *

Ей снилось все то же. Чавкающие сапоги, тяжесть намокшего плаща и ветер с косыми, норовящими опрокинуть колдунью в липкую жирную грязь, плетями ливня. И даже сквозь сон она проклинала эту все никак не желающую заканчиваться осень.

Где-то посреди сна мелькало лицо лорда, он заходился кашлем, и Шайен просыпалась, чтоб процедить еще несколько капель отвара сквозь упрямо сжатые зубы и снова забыться коротким вязким сном.

Когда холодное солнце заглянуло в гостиную, пробравшись сквозь подернутый тонкой паутинкой вычурный витраж, Шайен чувствовала себя еще более разбитой, чем накануне.

Камин давно отдал все свое тепло, заскорузлые от грязи штаны просохли, колдунья попыталась было привести их в божеский вид, потом плюнула, выругалась, натянула, как есть. Сослужившая свою службу вышитая скатерть обреченно повисла на спинке дубового стула.

Остатки зелья застыли на дне котелка студенистой жижей, Шайен слила их в глиняную чашку.

Вчерашний пациент дрых, нелепо скрючившись на слишком тесной для него кушетке. При свете дня он оказался моложе, чем она поначалу решила. Определенно ему не было еще и сорока. И сбившиеся в неряшливый колтун волосы были не седыми — просто очень светлыми. Видать, выгорели? Или видовой признак?

Шайен заглянула в тетрадь, наискось прочитала пару листов, пометила на полях несколько знаков.

Пациент зашевелился. Колдунья подняла глаза. Замерла, впившись пальцами в подлокотники.

Лорд открыл глаза, огляделся непонимающе. Его взгляд остановился на ее лице, темные брови медленно поползли вверх.

— Ты кто такая?— нахмурился беловолосый, приподнявшись на локте.

Шайен промолчала, подыскивая слова.

— Кто ты, я спраш... кхе-кхе... — должно быть, он полагал, что говорит грозно, но сорванное кашлем и сожженное пламенем горло отозвалось только беспомощным хрипом. В итоге он согнулся, зашелся болезненным рваным кашлем. Шайен молча поднесла к его губам чашку с зельем, попутно подогревая варево коротким импульсом восстановившейся силы.

Он недоверчиво скосил глаза сжал губы и упрямо мотнул головой, отталкивая ее руку.

— Пейте, лорд Вердэн, не отравлю. Это всего лишь шалфей, мята, ромашка и кошачий ус. Если бы я желала вашей смерти, я бы организовала ее чуть раньше, — усмехнулась Шайен.

— Убирайтесь! — он рывком сел, выбив из ее рук чашку с зельем. Варево выплеснулось бы Шайен на колени, но та отскочила с проворством, почти невозможным для человека.

— Как невежливо... — покачала головой колдунья, оттирая ладонью несколько капель, попавших на и без того замызганные штаны.

Лорд смерил ее злым взглядом, попытался было встать, но вовремя сообразил, что не одет.

— Ухожу, ухожу. Не пугайтесь, лорд Вердэн. Хотя мы, думаю, могли бы рассказать друг другу массу интересного.

Лорд возмущенно закашлялся и обессилено сполз на подушку.

Шайен ждала.

Он отдышался, тяжело перекатил голову и хрипло выдохнул:

— Убирайтесь. Кто бы вы ни были.

— Уже... — Шайен сунула тетрадь в котомку, встала, одернула куртку, уже у самой двери обернулась, бросила насмешливо: — Не очень-то Вы любезны, Лорд Вердэн.

— Вон!

— Всего доброго. Кстати, я знаю Вашу маленькую тайну...

На прощанье Шайен позволила себе вольность ядовито и недобро осклабиться.

* * *

Сапоги снова захлюпали по грязи, кроша хрупкое зеркало утреннего льда.

По траве стелилась белесая изморозь, похрустывали под подошвами серебристые иглы.

У самых ворот печально дымил трубкой привратник. Почти у его ног, и не думая бояться, важно вышагивали горделивые вороны, деловито ворошили клювами опадень, выковыривая из-подо льда крупные рубины боярышника.

Шайен поздоровалась кивком.

Старик молча вывел под уздцы мышасто-серую кобылу.

Скрипнули тяжелые створы ворот...

Майлисс.

Дом Вилана Гесимана, магистра магии.

За восемь лет до начала повествования.

— Шеррил! Могу я узнать, кто позволил вам трогать эти книги.

Шайен, насупившись, молчала, комкая в руках кусок пергамента, с переведенной со старинной книжки картинкой.

— Шеррил, я задал вопрос.

Девочка в грязном переднике продолжала молчать.

— Отдайте мне это. — Учитель повелительно протянул открытую ладонь, — Немедленно.

Щайен разжала пальцы. Учитель брезгливо развернул мятый клок.

— Драконы... ну конечно. — На его одутловатом лице появилась презрительная гримаса, — Запомните, Шеррил. В этом доме я решаю, что и когда Вы будете изучать. И будете ли изучать вообще.

-Но я...

— Я не велел вам говорить. Извольте закрыть рот, княжна.

— Вы знаете, кто я?

— Разумеется, знаю. А также знаю, почему. — Магистр раздраженно швырнул пергамент в огонь. — Не думаете же Вы, что я не сообщил о Вашем месте пребывания Вашим почтенным родителям? Вы здесь, Шайен, исключительно мольбами Вашей матушки. Если Вас не устраивают мои правила — монастырь все еще ожидает Вас. А теперь ступайте на кухню. Вы наказаны.

Вечером, сидя в своей комнате над козырьком крыльца, Шайен глотала злые слезы и зубами пыталась вытащить занозу из пальца. В наказание ей досталось мытье разделочных досок, те были старые, местами выщербленные, и девочка пребольно занозила руку.

— Шай? — в двери появилась хорошенькая головка Элоизы. — Ты чего?

— Скажи, Лиз, я совсем никакая магичка?

Элоиза села на кровать, задумавшись.

— Ну не знаю. Теория предсказаний у тебя идет лучше, чем у меня. И экзорцизмы тоже. Но в тонких чарах — извини, дорогая, ты так себе. Да полно тебе убиваться. Можно подумать, ты будешь магичкой работать. Отучишься. Вернешься домой. Выйдешь замуж...

— Я не выйду замуж. — Шайен упрямо мотнула головой и размазала кулаками набежавшие было слезы. — И домой не вернусь. Пока не узнаю все про драконов. Скоро мы их начнем изучать?

— Как учитель скажет, так и начнем. Куда торопиться то? Вот дядя убьет дракона, может нам хотя бы по коготку достанется...

Глава 3

"Людоящер — суть кровожадное чудище, денно и нощно томимое жаждой живой плоти человеческой, науськиваемый сатанинским промыслом рыщет он среди людей, выискивая среди них заблудших, неокрепших, возросших вне лона Святой Церкви. И пожирает их тела, подобно тому как Сатана поглощает их души. И нет ему ни покоя, ни насыщения".

Перфон-проповедник. "О гадах" Майлис. 308г. Эпохи завоеваний

Мышь протяжно выдохнула, выпустив в воздух кудрявое облако пара. Шайен нехотя забралась в седло, и кобыла поплелась, проламывая копытами тонкую корочку подмерзшей слякоти.

Сколько же она вечера "перепрыгнула"? Лигу? Больше? Стоило бы порадоваться — растет мастерство. Да вот только в душе, как и на улице, было по-ноябрьски серо. Поганенько так...

Шайен оглянулась. Мрачный особняк — или все-таки замок? — лендмайеров Ирийских черной иглой башни протыкал небо. Западный фасад его, должно быть, смотрелся в Великое озеро, чаще именуемое малым морем... Шайен когда-то хотелось хоть бы одним глазком взглянуть на широкую, до самого горизонта водную гладь. А вот сейчас, будучи в полулиге от ее берега, она не находила в себе ни сил, ни даже желания вернуться.

Малое море дышало холодом и сыростью. Ветер пробирал до костей, без труда ныряя под заскорузлую куртку. Лентяйка-зима не торопилась укрывать лесистые холмы Ирии снежными шапками, и теперь они, осиротевшие, раздетые бесстыдными ветрами, мрачно высились по обе стороны долины.

— Мышь, ты ведь все-таки лошадь... — Шайен поежилась, — пошевеливай копытами. Поедем в город, посмотрим, не найдется ли там какой работы для ведьмы.

Мышь укоризненно покосилась на хозяйку. Та лишь пожала плечами.

Усадьба "Два крыла".

За 10 лет до начала повествования.

— Дэрел?

— Да, отец.

— Запомни хорошо — проклятье нашей семьи — это то, с чем тебе предстоит бороться всю жизнь. А значит — всю жизнь держать в узде свою натуру. Запомни — сходиться близко с людьми не стоит. Будь внимателен и осторожен, не позволяй себе расслабляться. И вот еще что... В Майлисее будет много... всякого. Зелья. Вина... Не пей. Не пробуй. Даже не принюхивайся. — Отец нахмурился, видно, припомнил что-то недоброе. — Ты гарантированно потеряешь контроль. Потеря контроля для тебя — смерть. Хуже того. Это смерть для окружающих... Ты понял?

Юноша угрюмо кивнул, сверкнув глазами из-под упрямой спутанной челки.

* * *

Если это и есть похмелье, то оно еще гаже, чем о нем рассказывают. Горло, да и все внутри саднило так невыносимо, словно Дэрел спьяну проглотил вчера ежа.

Дверь за дерзкой девицей захлопнулась вот уже с полчаса как, а он все силился заставить себя подняться с постели. Впрочем, узкую кушетку и постелью-то назвать было нельзя.

Что же имел в виду отец, когда предостерегал Дэрела от пития вин крепче виноградных, теперь уже не узнать. Но, судя по всему, от этого и впрямь можно сдохнуть.

Встать... надо встать. И привести себя в порядок.

Гостиная, обычно неприбранная, неуютная, сейчас не стала чище. Разве что ком меховых одеял и беспорядочно наброшенные на спинки резных буковых стульев предметы вчерашнего его неказистого туалета придали неуютной комнате какой-то обжитой, почти домашний вид. Пахло травами и каминной золой. Нахальная колдунья, видимо, изрядно похозяйничала здесь этой ночью.

При мысли, что девица провела тут, в доме, бок о бок с ним, беспамятным, целую ночь, лорда передернуло.

Почти как тогда... Такое же утро, только вместо гостиной — гостиница. Ночь в беспамятстве и утро... ему до сих пор иногда снится это пробуждение. Точно также — запах трав и золы. Комок тряпья на полу... истерзанного, изжеванного, окровавленного тряпья...

* * *

— Сколько-сколько? — колдунья нахмурилась.

— Ну ладно, десять. — Махнул рукой старый Холь. Цена за комнату и сейчас вдвое превышала реальную ее стоимость, но поторговаться он любил. А вот колдунья, похоже, считала это дело ниже своего колдовского достоинства. Ишь, миледи какая. Как брови-то сдвинула, того гляди развернется и пойдет искать другое место для зимовки. Но попросить скостить пару монет — язык не повернется. — Вы ведь собираетесь у нас задержаться надолго?

Прежде чем ответить, ведьма задумчиво заглянула трактирщику через плечо, в затянутое мутной слюдой оконце.

— Я то? Да кто ж знает... Как работа будет. Упырей вроде вчерашнего в округе больше нет случаем?

Трактирщик сплюнул через плечо и тут же осенил себя знамением.

— Да что вы, милсдарыня. Единый милостив к земле нашей...

— Значит, не задержусь... — пожала плечами колдунья, выуживая из кошеля серебро.

— Да... вот... хозяйство бы от дурного глаза заговорить. Да скотину от хвори... — решился, наконец, трактирщик, подвигая к себе ровно половину монет и понижая голос почти до шепота. К колдунам обращались все, но каждый стремился это скрыть и поскорее отмолить грех на воскресной службе.

— На двор после обеда проводишь. — так же тихо ответила колдунья. — И ночью чтоб по ту сторону ворот ни одна дворняга не заглядывала, понял?

— Понял. Как не понять. — смотреть на то, как творят колдуны чародейство, решались только самые безрассудные из деревенских мальчишек. И дело было даже не в том, что церковь приравнивала погляд к соучастию, а в том, что колдуны берегли свои цеховые тайны и могли оторвать не в меру любопытный нос в самом что ни на есть прямом смысле. Побаивались. И правильно делали.

И хоть эта ведьма особо грозной не выглядела — девчонка, Холевой старшей дочери погодка, пожалуй, разве что усталая да нечесаная, — именовать ее он предпочитал "милсдарыней", как знатную госпожу.

"Милсдарыня" тем временем заправила за ухо свисавшую у виска тонкую косицу с вплетенной агатовой бусиной, одернула куртку и поплелась по лестнице в дальнюю комнату под самой крышей. То ли и впрямь людей чуралась, то ли за дешевизной гналась.

— С тем... упырем-то... легко ли сладили?

— Не упырь он. Одержимый просто. Сладила... — почти не солгала Шайен в ответ.

* * *

Трактирщик был прав вдвойне. Денег оставалось впритык: перезимовать и разжиться какой-никакой курткой на меху. А ночные перебранки, хохот, пьяные песни, храп да скрип кроватей — все то, чем славилось доброе соседство в придорожных трактирах, Шайен не переносила на дух, всему предпочитая уединение и тишину.

И если первая проблема решалась довольно легко — вот-вот весть о заезжей чародейке разнесется по округе, и потянутся вереницы желающих "заговорить поле" и "снять сглаз", — то вторая грозила обернуться докучливой головной болью и применением магического искусства не в самых мирных целях. И — как следствие — быстрыми сборами и переменой места зимовки. Пока не подпалили. Шайен-то выберется, не впервой. А вот трактир жалко.

Комната на третьем — цокольном — этаже под самой крышей была, может, не самой уютной, но Шйен приходилось ночевать в местах и похуже. Ей вообще нравились здешние беленькие, все как один крытые красной черепицей, домики, рассыпанные у подножия холмов, как пузатые подосиновики меж мшистых кочек. Ирия... Райская земля. Должно быть, она и впрямь была такой — если бы не этот серый затянувшийся ноябрь.

После полудня, проспав часа четыре, она умылась ледяной водой, переоделась в чистое, расчесала волосы. В любой другой раз она, может, и пренебрегла бы ритуалом, но говорить впервые с этой землей, с Ирией, ей хотелось именно так — чистой, причесанной. Точно на землю это и впрямь могло произвести какое-то впечатление.

Стемнело по-осеннему быстро.

Хозяин молча проводил ее до выхода на двор, оставил фонарь и затворил за собой двери.

Шайен разулась. Бросила на пожухшую склизкую траву холстину и шагнула под мелкую морось. Опустилась на колени. Коснулась ладонями земли. Медленно-медленно втянула ноздрями холодный запах прелой листвы. И прошептала:

— Ну, здравствуй...

Ирия ответила. Усталым вздохом, порывом ветра. Невыспавшаяся, утомленная, все никак не решающаяся нырнуть под снежное одеяло земля. Может, это и породнило их с колдуньей?

— Примешь меня?

Ветер стих. Морось больше не колола лицо скользкими иглами. По ногам к животу, и оттуда — по венам разлилось тепло.

— Благодарю тебя.

Ну, вот — теперь и колдовать можно. Здесь. На этой земле. На земле, что признала в ней — свою.

* * *

— Дядюшка Холь! Дядюшка Холь!!! — Лола, раскрасневшаяся, запыхавшаяся, влетела в трактир, запнувшись о ступеньку. — Там... там... у ворот... Лорд Вердэн...

Холь не успел даже поставить стаканы, только глазами приказал девчонке убраться.

Дверь распахнулись, без грохота, без излишней помпы, не так, как перед подвыпившим бродягой, вваливающимся в трактир едва ли не головой вперед. Нет, эти двери открывала властная рука, которой по праву принадлежала Ирия, вместе с трактиром и старым Холем.

Рука в черной шагреневой перчатке.

Холь поклонился. Последний раз он видел лорда в день летнего солнцестояния, да и то издалека. Не любил лендмайер показываться на глаза простым смертным. Даже в доме управляющего поместьями, что выходил окнами на центральную городскую площадь, лорд появлялся редко и лишь для того, чтоб просмотреть бумаги. Те, кто полагал, будто управляющий обманывает своего господина, просто никогда не пытались заглядывать в глаза лордам Ирийским. А уж тем более в глаза врать.

Именно поэтому на короткий вопрос "Где ведьма?", брошенный обладателем шагреневой перчатки, Холь без запинки рассказал, как есть.

— На дворе. Попросил скотину заговорить. — И еще ниже склонил седую голову.

— Где ее комната?

— Я провожу...

* * *

Лицо и ладони горели, сердце билось, точно попавший в силки воробей.

Шатаясь от усталости, Шайен вышла со двора.

Светало. Старый трактирщик протирал кружки, готовясь к новому дню.

Заслышав ее шаги, он испуганно вздрогнул.

— Укрепите тын, мэтр. Весной южный склон обвалится. — Выдохнула хрипло Шайен.

Холь хотел было что-то ответить, но закрыл рот, так ничего и не сказав.

Колдунья шла босиком, по волосам и рубашке стекала вода пополам с грязью.

"Второй день — мокрая и грязная, вторую ночь без сна. Ну уж нет. К дьяволу. — думала Шайен, скользя ладонью по отполированными сотней прикосновений дубовым перилам, — Сегодня я высплюсь."

Уже подходя к двери, Шайен поняла, что выспаться не удастся. В комнате кто-то был.

— Чем обязана, лорд Вердэн? — колдунья устало оперлась на косяк.

Лорд стоял у окна мрачным изваянием и с молчаливым любопытством разглядывал колдунью.

Разодетый как на парад — в геральдическое черное с серебром, не иначе как для того, чтоб ни одна живая душа не углядела в нем сходства со всполошившим трактир беловолосым пьянчужкой. Все одно — хорош.

На мгновение ей стало стыдно своего замызганного балахона, босых грязных ног, мокрых, слипшихся сосульками волос. Но только на мгновение.

"Но-но, Шай! Он-то бывал и похуже!", — напомнила она себе и, нацепив самое безразличное выражение, перешагнула через брошенные здесь же, прямо посреди комнаты сапоги.

— Что именно Вам известно обо мне? — без лишних предисловий начал лорд.

Сейчас он уже не казался ни старым, не изможденным. Черт, ведь и впрямь стоит его опасаться. Опасный и сильный противник. А ты на что рассчитывала, девочка? Тебя предупреждали.

"Забудьте байки о доблестных рыцарях — победителях драконов. Их шкуру не проткнуть мечом. Может помочь заговоренное копье, но раненный зверь расплющит осмелившегося одним ударом хвоста. Дракона нельзя победить. Его можно только обмануть. Купить на лесть и внимание. Обвести вокруг пальца.

— Шеррил, я говорю это специально для вас: одолеть дракона в бою нельзя. Тем более девице. Но умная, — а не как вы! — девица может обвести его вокруг пальца.

Сердце? Нет. Забудьте. Сердца у дракона нет. Но на страстях можно играть не хуже, чем на чувствах..."

— Что известно? — Шайен как можно более равнодушно повела плечами. Присела на краешек кровати. Магия таяла, на ее место приходили холод и озноб. И каких богов молить, чтоб несчастный лорд поскорее убрался — Мало, к несчастью. Мне известно только что Вы, равно как и семь поколений ваших бесспорно славных предков, в действительности не люди.

— И кто же я? — очень осторожно, подбирая слова и понизив голос до угрожающего полушепота, спросил он.

Шайен дорогого стоило не съежиться и маленький комок трусливой плоти от одного только звука этого голоса. На ладони, кажется, остались лунки от впившихся ногтей.

Остатков сил и нахальства хватило только на то, чтоб насмешливо бросить в ответ:

— Дракон, лорд Вердэн. Всего лишь дракон. Людоящер.

На лице беловолосого дрогнули желваки. Только на мгновение, на долю секунды, сжались кулаки.

Сдержался. Молодец...

Шайен наблюдала. Каждым нервом, каждой клеточкой тела, она впитывала то, ради чего добиралась сюда, в эти холмистые земли, то, ради чего перелопатила сотни книг и писем, — Знание.

— Кто Вам сказал такой бред? — притворно удивился ландмайер. Шайен почуяла фальшь, даже не глядя на его надменное бледное лицо.

— По Вам заметно, лорд. И увы, заметно не мне одной. — Лорд смерил колдунью недоуменным взглядом, презрительно скривился.

— По мне заметно что? Или вы считаете, что внезапный приступ падучей, свидетельницей которого Вы стали — признак нечеловеческой природы? — Усмешка вышла натянутой. Не будь Шайен такой усталой, она бы, пожалуй, порадовалась этой маленькой победе. Но на то, чтоб упиваться рискованной игрой на нервах дракона, сейчас не доставало ни сил, ни азарта, а потому колдунья только уточнила:

— И часто ли эпилептики плюются огнем, лорд Вердэн?

— Огнем? — продолжил разыгрывать непонимание лорд, — Простите, сударыня, но вам показалось.

— Конечно, показалось, — нарочито покладисто согласилась Шайен, — Мне и двум десяткам завсегдатаев трактира.

— Боюсь, они поднимут Вас на смех. — В голосе лорда сквозило уже неприкрытое раздражение.

Шайен устало выдохнула, прикрыла глаза и спокойно возразила:

— Меня-то поднимут только на смех. А вас, боюсь, на колья...

Похоже, лорду послышалась угроза в ее словах. Шайен поняла это запоздало, перехватив его мрачный, устремленный куда-то в небытие взгляд, и ей в который раз уже стало не по себе.

Пауза висела бесконечно долгую минуту. Шайен не знала, о чем думал лорд, глядя сквозь нее пустыми, словно остекленевшими глазами. Лишь с тупой отрешенностью осознавала, что самое простое и разумное, что ему стоит сделать — это убить ее. И лучше бы прямо сейчас. Потому что без отдыха и почти без еды, после обряда под холодным ноябрьским дождем, после второй изнуряющей бессонной ночи противопоставить ему ей решительно нечего.

Нечего... и ничего не нужно...

Она поймала себя на том, что все смотрит и не может отвести взгляда от лица дракона, цепенея под его холодным, бесстрастным взором. На долю мгновения ей показалось, что пространство вокруг свернулось в телескопическую трубку и сфокусировалось на черных провалах драконьих зрачков. И, едва справляясь с собственным одеревенелым телом, он резко зажмурилась и отвернулась, якобы стряхивая с лица непослушную прядь.

Наваждение рассыпалось.

— Он оторвет тебе голову раньше, чем ты успеешь сказать "меч"!

— Пожалуй, он оторвет ее раньше, чем я успею открыть рот.

— Что Вам от меня нужно? — наконец, холодно поинтересовался ландмайер.

— Да ничего мне не нужно. — Шайен вдруг накрыло волной безразличия. Она вздохнула, промокнула рукавом мокрое от дождя лицо. — Я приехала сюда изучать.

— Изучать что?

— То, что в ваших семейных хрониках называется проклятьем.

Дракон насмешливо усмехнулся:

— И зачем вам это?

— Не мне, лорд. Науке...

— Науке есть что изучать и без нашей семьи. Поищите себе другой объект для исследований.

Где-то на дне океана безразличия слабо шевельнула плавниками злость. "Когда ж ты наконец уйдешь?", — мученически подумала колдунья, но вслух, собрав остатки сарказма, лишь рассерженно огрызнулась:

— Позвольте я сама решу, что мне исследовать, господин ландмайер. Возможно, результаты моих исследований вам бы первому пригодились.

— Лично мне Ваши исследования абсолютно не нужны. — Отрезал лорд.

Впрочем, она и не надеялась, будто дракон вдруг покорно позволит себя поизучать. Угу... конечно... еще и шкуру даст спустить и скелет рассмотреть вблизи. А заодно подарит пару чешуек на амулеты.

— Ну что ж, дело Ваше, лорд, дело ваше...

— Да мое! — раздраженно рявкнул ландмайер, в два размашистых шара пересекая комнатку, — И я не рекомендовал бы вам совать свой нос в МОИ дела. И имейте в виду, на случай, если вам вздумается поделиться с кем-то своими наблюдениями — в этих краях ваше слово против моего ничего не стоит...

Шайен не смотрела ему в след.

И не открыла усталых воспаленных глаз, даже когда дверь, грохнув о косяк, со скрипом приоткрылась вновь. Только прошипела язвительно вслед: "И вам тоже доброй ночи, господин ландмайер", от всей души надеясь, что сглазила.

Лорд Вэрден спускался по лестнице о чем-то глубоко задумавшись.

Холь проводил его взглядом, отложил полотенце. В груди кольнуло — не то настигло предчувствие беды, не то старческое сердце дало слабинку.

На всякий случай старик отложил полотенце, неспешно поднялся по лестнице, приоткрыл дверь в комнату ведьмы ровно настолько, чтоб разглядеть, как она, свернувшись в комок под тонким шерстяным одеялом, мелко дрожит, обнимая себя за плечи.

Холь вернулся к стойке, подозвал Лолли кивком, и тихо велел отнести госпоже колдунье горячего вина.

* * *

Дэрел быстрым шагом шел к озеру.

Вода цвета серого неба морщилась простуженной рябью, дробила темные отражения холмов.

— Хоть бы снег, что ли, выпал, — задумчиво пробормотал лорд.

* * *

Этой осени следовало бы давным-давно закончиться — близился Йоль, день середины года. Впрочем, церковь предпочитала именовать праздник днем святого Николы, но от названия суть вовсе не менялась — середине зимы полагалось быть снежной, вьюжной. Старожилы не могли вспомнить, чтоб в начале декабря холмы стояли бесстыдно голыми, бесснежными.

Но эта осень затянулась так, что никто уже не верил в ее окончание.

Тем более волшебным оказалось это утро, когда, выглянув на опостылевший серый двор, Шайен вдруг увидела Ирию во всем ее зимнем великолепии.

Укрытые снежными одеялами холмы сливались с белым небом, серебрились, кокетливо подмигивая алыми ягодами, рябинки за окном, восторженно носились ошалевшие от счастья дворняги, и даже люди, казалось, враз помолодели, отрешились от забот.

Внизу обсуждали варку грога и близящийся праздник. И все вдруг показалось простым и чистым, как белый снег.

— Ну что, Мышь? — седлая кобылку, Шайен улыбалась неизвестно чему. — Проедемся в город? Раздобудем твоей хозяйке что-то посущественнее драной куртки.

* * *

Город со звучным названием Ланген жил своей размеренной жизнью. Сновали туда-сюда ушлые мальчишки-посыльные, шумел на удивление чистенький, прибранный под козырьки и палатки, рынок. Все здесь было бы таким же степенным, чинным, чистеньким наверняка не смотря даже на слякоть и бесконечный моросящий дождь. А уж теперь, припорошенный снежной пудрой, Ланген и вовсе походил на пряничный городок с витрины кондитерской лавки.

Но Шайен интересовали не кондитеры, а кожевенники и портные.

Колдунья без труда отыскала одежную лавку, долго и придирчиво выбирала себе сначала теплые сапоги, потом — шерстяную тунику, а после и куртку, подбитую мехом. С последней оказалось больше всего проблем — лавочник все норовил предложить колдунье то слишком длинную и тяжелую доху, но вовсе непрактичную душегреечку. Наконец, вытащил из-под прилавка нечто странного, зеленоватого оттенка.

— Из какого же зверя эта пошито, уважаемый? — хохотнула Шайен.

— Из овчины, милсдарыня. Да краситель сбой дал — передержали. — Начал оправдываться лавочник. — На заказ шили, но, видите ли, милсдарыня, не угодили с цветом. Вы купите. Скажете потом, что из драконьей шкуры пошили.

Сочтя это добрым знаком, Шайен раскошелилась.

— А что, уважаемый, есть ли у вас тут драконы?

— Есть, как не быть, — протянул лавочник, пересчитывая монеты, — Почитай старого лорда как раз гад и сожрал. Да только лорд, батюшка нынешнего, саданул тварь такую напоследок... Нашли его в ущелье, говорят, у самого озера. Сам не видел, но рассказывают, будто размером он с дом. О как!

Шайен присвистнула, хоть и ни на грош не поверила словам трактирщика. Дракон легко утаскивал в лапах лошадь вместе с наездником, но выглядел скорее грациозным, чем громоздким. По крайней мере, таким изображали его гравюры, таким описывали умные книги.

— Значит, курток из него не нашили? — поддела она лавочника.

— Какое там. Маги со святыми отцами понаехали, такой был переполох, все делили, кому же туша достанется, сокровища его искали. Не нашли... А маг тот, который вместе с Лордом супротив дракона выходил, покалечился, говорят.

— А что же, большой вред от того зверя был? — осторожно уточнила Шайен. Лавочник понизил голос.

— Да, по чести говоря, не было от него особого вреда. Скорей уж польза была. Ну, утащит овцу из стада, так волки в голодный год больше сжирают. Старики говорят, будто дракон — добрый для Ирии знак. И земля лучше родила, и безобразия такого по осени не было, и лиходеев каких, про которых все знают, что и вдову обидят и сирого обворуют, а суду показать нечего, приструнить горазд дракон был.

— Это как? — заинтересовалась Шайен.

— А так. Дыхнет огнем, только волосы опалит, да глянет желтыми глазищами. И сразу такой стыд накатывает, такой стыд... — лавочник вдруг отчаянно запунцовел, поймав подозрительный взгляд колдуньи, и вдруг махнул рукой, решив высказать все, как есть. — Да что там говорить. Молодой тогда был. Перебрать мог. Ну а на пьяную голову чего не натворишь? А по соседству вдовушка жила. Гордая да языкатая. Ну и... вы не подумайте ничего, милсдарыня. Только замахнулся я. А тут, свист крыльев, да такая громадина опускается. Посмотрел на меня, и так стало мне... так... вот как будто душу всю взяли да вытряхнули!

Лавочника передернуло от воспоминаний.

— И что? — Шайен даже подалась вперед от нетерпения.

— А ничего. — Заулыбался вдруг торговец, — Десять лет уже живем душа в душу.

* * *

"Сила дракона столь разрушительна, что ни одно живое существо не способно противостоять ему. Скрываясь в человеческом обличье, дракон остается драконом. Им движет не разумение и воля, им движут только страсти и своеволие. Голод, жажда наживы, страсть к игре, а главное нрав, не терпящий ни малейшего повиновения устоявшимся нормам поведения, закону человеческому" .

Вот, значит, как. Яростная, жадная до крови тварь... И миротворец в мелких разборках людишек. Мелких? Для кого как. Едва ли той вдовушке казался мелким внушительный кулачище будущего супруга.

Душу вывернуть? Это они могут. Не стоит и сомневаться.

Озадаченная, Шайен забралась в седло и предоставила кобыле самой выбирать дорогу.

Глава 4

"Не будьте наивной. Идите, лечите, принимайте роды, показывайте фокусы в кабаках. Но не вздумайте искать встречи с драконом, Шайен. Не бабское это дело. "

Вилан Гесиман. Лекции.

Шайен бродяжничала уже второй год, и по опыту знала, что зимовать лучше в городе, без опаски быть застигнутой морозом или метелью среди занесенного снегом тракта, вдалеке от тепла и жилья.

Майлисский круг магов предоставлял своим выпускникам какие-никакие места. Хотя большей частью все-таки никакие.

Гильдия магов набирала адептов мало и неохотно. Редкое сочетание таланта, удачи и доброго расположения Мастера, готового взять в ученики пару-другую ротозеев, а еще нахальства и способности прогибаться, быть девочкой на побегушках, подмастерьем, терпеливым слушателем порой откровений, а порой и откровенных старческих бредней, годы книжной пыли и изматывающих тренировок — только такое невозможное сочетание открывало дорогу к медальону мага, к грамоте круга со светящейся зеленой печатью.

Шайен прошла этот путь. Те, кто не прошли, бродили по городам и весям недоучками, их гоняли свои же, запирали в браслеты из оникса, объявляли шарлатанами и лгунами.

Гильдия боялась конкурентов. Но не страх был причиной охоты и травли. Самоучки, отступники, доморощенные лекари и ворожеи наносили вреда не меньше, чем стая волков, в голодный год прошедшая по деревне.

Обещая исцеление за золотой и облегчение — за полмедяка, они орудовали силой, как ювелир кузнечным молотом. Круша хрупкое кружево судеб, беззастенчиво перекраивая свои и чужие жизни, взяв себе право исцелять, калечили, взяв себе право лечить — убивали.

Шайен не любила Гильдию, с ее медленным, неповоротливым штатом бумагомарак, с ее совкими агентами, с ее ежегодными поборами в пользу Круга, но армию шарлатанов не любила еще больше.

И путь вольной колдуньи, Искателя, выбрала сама. Мало кто знал что именно, вернее, кого она искала.

Но, предъявляя грамоту здешнему градоправителю — собственного Круга тут, конечно же, не было, — Шайен назвала в качестве цели пребывания именно зимовку. И намекнула, что за умеренную плату поможет Лагенским жителям, если те испытывают надобность в услугах чародеев.

А уж в том, что такую надобность испытывают все и повсюду, сомневаться не стоило.

* * *

В трактире и раньше бывало людно, особенно теми снежными зимними вечерами, когда так и тянет заглянуть на огонек и пропустить кружечку другую горячего грога. А теперь от посетителей и вовсе отбою не стало — похоже, что весть о колдунье в куртке на драконьем меху долетела уже до самых окраин, и теперь даже оттуда по вечерам стекались в заведение Холя зеваки, дабы посмотреть, что заезжая чародейка собой представляет.

Чародейка взглядов не чуралась, но и фокусов не показывала, садилась по вечерам за один и тот же стол, так, чтоб видеть весь зал, заказывала что-то, ковырялась в тарелке. Впрочем, ела всегда с аппетитом.

На нее косились, шушукались, дожидались, когда колдунья окончит свою трапезу, и подзывали подавальщиц, совали им в ладони записки для госпожи чародейки и пару грошей за услуги.

Днем в трактир зачастили матроны и служанки знатных горожанок.

Матрон колдунья уводила в свою комнату, там, по слухам, доставала из мешочка цветные картинки и предсказывала судьбу.

К сударыням-горожанкам же приезжала сама, но брала уже куда дороже.

Ее называли надменной, странной, но Холь видел, что в чужих, непривычных для этих мест чертах ее сквозило скорее равнодушие, отрешенность, словно она каждый день решала и не могла решить какую-то задачу.

Она задавала вопросы, все больше про чудищ-страшилищ разных, половину их которых горожане давно считали пыльными сказками, про странные исчезновения, про старого ландмайера и его нелюдимого сына,

Священник в воскресной проповеди вещал про ересь и грех ворожеи, лоток для подаяний полнился... А под вечер горожане снова стекались в трактир к Холю, смотрели на чародейку, а меж делом ели да пили.

В общем, все были довольны и сыты.

* * *

Ночью она проснулась от того, что судорогой свело живот.

Рот наполнился горькой слюной, с привкусом чуждой, недоброй магии.

Шайен сглотнула ком, отдышалась, прислушалась к ночным звукам. Собаки молчали. Только тревожно дребезжал на ветру флюгер и свистел насмешливо ветер в ставнях.

— Колдун, что ли, какой-то в город пожаловал? — пробормотала она. — Не должно бы, в общем-то... не сезон.

За стенкой скребся домовик — напрасно грешил старик Холь на свору местных кошек, не способных подчистую вывести мышей. Его хозяйство и впрямь стерег самый настоящий домовый дух, из тех, что ровесники этим землям.

Шайен привычно поклонилась углам, оделась.

Еще с час бродила по двору, принюхивалась, пробовала на вкус ветер.

Ветер пах гарью.

— Ур-роды... — тихонько прорычала колдунья, грозя неведомому колдуну, укрывшемуся в лесу, и только поднявшись на крыльцо сообразила, что как раз в той стороне обитает ее злополучная жертва.

Сердце кольнуло тревогой. Но лишь ненадолго.

Дни летели бестолково. Она не преминула справиться у городничего, не появлялись ли в городе ее коллеги, и с некоторым удивлением узнала, что нет, не останавливались, разве что, может, мимо проезжали.

А после потянулись вереницы сглаженных, порченных, одетых в венцы безбрачия, большей частью мнимые, им хватало бессмысленного шепотка над макушкой, чтоб гордо расправить плечи и уйти от чародейки "исцеленными". Были и те, кому и впрямь не повезло — но таковых встречалось до смешного мало, видимо, в Лангене народ жил добрый и не глазливый.

Но почти у каждого пришедшего Шайен вместе с чисто символической платой за свои сомнительные услуги брала по крупице знания.

Драконов здесь уважали, вопреки наветам церковников, считая покровителями края. И боялись тоже — все же проповедники не первую сотню лет промывали мозги прихожан. Но такое двоемыслие считалось здесь почти единственно верным, равно как и обращение к богомерзкой колдунье.

Стоило бы покопаться в древних, покрытых вековой пылью преданиях. Но в городском архиве самым интересным экспонатом оказался сам старенький архивариус.

Он напоил Шайен чаем с ежевичным вареньем и со вздохом рассказал, что некогда служил в поместье "Два крыла" хранителем библиотеки, и самые интересные книги все остались там. Но стоило Шайен заикнуться про семью ландмайера, как дружелюбие осыпалось со старичка, точно книжная пыль с переплета. Он ткнул корявым пальцем в стеллаж и предложил "милсдарыне колдунье" поискать ответы на интересующие ее вопросы самостоятельно.

А ответы не находились.

Горожане все сплошь благожелательно отзывались о прежнем ландмайере, да и о сыне его, живущим затворником в поместье "Два Крыла", говорили скорее с сочувствием, чем с неприязнью. И ни-че-го нового о драконах. Ни полслова

* * *

Всю неделю она выкраивала по часу, чтоб пройтись хотя бы вдоль стен Ландмайерского поместья. Это место манило ее, как магнит, и колдунья раз за разом возвращалась к кованым воротам, крадучись как вор, разглядывала сквозь прутья решетки старинный замок. Как она узнала от горожан, родовая усадьба ландмайеров Ирийских называлась "Два крыла", возможно, причиной тому послужила странная фантазия зодчих, объединивших в одном монументальном сооружении массивные зубчатые башни, так напоминавшие Шайен замки ее родной земли, и легкие, стремительные арки и высокие узкие окна особняков Майлисса.

От мира "Два крыла" укрывала каменная стена. Видимо, некогда она служила для защиты поместья, но со временем превратилась в обычный забор, отделявший дикий лес от относительно причесанного ландмайерского сада.

Высокая, почти вдвое выше самой Шайен, и по виду надежная стенка в некоторых местах обвалилась, но нетронутый снег без единого следа вокруг говорил о том, что охотников перебраться за нее не так уж много — лучше всяких оград покой и тишину поместья охраняла мрачная слава этих мест и безусловное почтение, смешанное если не со страхом, то с осторожным желанием держаться подальше, которое неизменно вызывал их хозяин.

Впрочем, одна тропка в эту неприступную крепость все же вела.

Тропка эта ныряла в кусты за городом и петляла меж деревьями до покосившейся калитки, сейчас настежь открытой.

То-то дорожки сада показались Шайен слишком уж утоптанными. Едва ли Валь, Тим и сам лорд Дерэл, при всей его любви к долгим прогулкам, могли так качественно утрамбовать еще свежий снег.

Не иначе, на территорию поместья, в заповедные леса его Светлости, повадились чужаки? Достаточно смелые, а может, достаточно безрассудные, чтоб вытаптывать снег, ни мало не заботясь о дурной славе этих мест. Верней о дурном характере их хозяина.

В воскресный день, когда страждущие и болеющие исповедовались в своих грехах, первым пунктом в списке которых стояло обращение к ворожее, Шайен одела варежки, замоталась в шарф и отправилась на поиски злоумышленников.

Злоумышленники, надо признать, нашлись быстро. Морозный воздух звенел хохотом, визгом и задорным криком "Ведьма, сгори!"

Ведьма притаилась за сосной.

По полянке, бывшей видимо просекой, носились четверо малышей — мальчик и девочка лет по десять, похожие, как две вишенки, с той лишь разницей, что у девчонки по спине болталась длиннющая рыжая коса, и два мальчугана помладше. Все одинаково раскрасневшиеся, смеющиеся, абсолютно не желающие замечать непрошенную наблюдательницу.

Правила игры были просты и понятны — трое догоняли четвертого, "ловили ведьму". "Ведьма" же убегала и, если успевала очертить вокруг себя круг, то отстреливалась снежками. Малышня с веселым визгом уворачивалась, старший мальчик читал какой-то стишок, быстро-быстро, видимо, "магический круг" защищал "ведьму" ровно до последней строчки.

Раз-два три-четыре

Ведьму на костер тащили

Только ведьма убежала

Но дракона повстречала

В замке тот дракон живет

Ведьму в замок унесет

Чтобы сгинула в огне

Этой ведьмой быть тебе!

Потом беготня начиналась по новой, "ведьму" ловили, и теперь уже поймавшему предстояло убегать от "драконов".

Шайен усмехнулась про себя — в замке на холме и впрямь обитал дракон. Вот только дети об этом не знали. Или...?

Игра увлекла ее, застыв в своем укрытии, она продолжила наблюдать.

Ведьма успела замерзнуть, а ловцы — раскраснеться от бега и поочередно побывать "ведьмами". Шайен бы и дальше наблюдала за веселой возней, если бы обладательница рыжей косы, увлеченно отстреливаясь снежками, не нырнула за сосну и едва не сбила колдунью с ног.

— Ведьма, сгори! — выпалил старший мальчишка, выбегая следом за онемевшей от удивления сестрой, но Шайен прочертила перед ним линию носком сапога и, подмигнув, заявила:

— А мы в круге!

Смех и голоса разом стихли. Малышня узнала ее, не иначе, как о чародейке из трактира говорили родители. Рыжеволосая "ведьма" подала голос первой.

— Здравствуйте... тетенька. Мы... сейчас уйдем. Извините, что помешали.

— Помешали? — Шайен подняла слетевшую с одного из малышей шапку, отряхнула от снега, протянула ему. Тот опасливо шагнул навстречу, недоверчиво покосился на колдунью, но все же нахлобучил на смоляную макушку забавный красный колпак. — Это я вам помешала. А хотела попроситься с вами поиграть.

Кажется, таких круглых глаз она не видела с тех пор, как на спор заставила танцевать ложку с вилкой в одном из придорожных трактиров.

— Ну, так — как? Поймаете ведьму?

Ах, какая это была игра! Как давно она не убегала, не падала в снег, хохоча, а не плача. Как давно ее гнал вперед не страх и не долг, а азарт игры. Как давно она не поддавалась, будто случайно ухнув в снег по коленку, чтоб в следующую же секунду быть поваленной в сугроб. Как давно!

Мийке, так звали чернявого малыша, выпала очередь водить. Жутко гордый тем, что именно он смог поймать взрослую тетю-ведьму, мальчишка вовсю улепетывал по сугробам, а старшие делали вид, что никак не могут его догнать. Малыши носились между деревцами и кустами, не замечая, что давно уже миновали заброшенные закоулки сада, и бегут теперь по вычищенным дорожкам прямиком в сторону господского дома. И возможно, так и не заметили бы, если б неловко пущенный рыжеволосой Карин снежок не ударился с глухим стуком в закрытый наглухо ставень.

Ставень одного из окон библиотеки, между прочим...

Шайен выдохнула, порадовавшись предусмотрительности Тима — витража было бы очень и очень жаль.

Но игра вновь замерла. Дети сбились тесной стайкой, с ужасом и любопытством разглядывая оказавшийся вдруг таким близким запретный "дом мрачного лорда".

— Тетя ведьма, нам, наверное, надо уйти... Лорд Вэрден рассердится. — Карин мигом стала очень серьезной.

— Лорд? — рассеянно переспросила Шай, пытаясь угадать тень движения за сомкнутыми ставнями. — Не бойся, милая. Его все равно дома нет.

Словно в опровержение ее словам, ставни отворились, и в черном провале окна возникло сердитое бледное лицо. И увидев его, дети бросились в рассыпную, истошно завопив на четыре голоса "Дракон! "

Даэрела на долю секунды перекосило.

Шайен с дурашливой учтивостью отвесила любезный поклон.

— Прошу нас простить, милорд. Мы увлеклись игрой. Простите, что помешали. — Она еще раз поклонилась и, с достоинством вышколенной гувернантки подхватив зазевавшуюся Карин за капюшон, направилась к воротам.

Он захлопнул ставень с такой силой, что с веток взмыла черной кляксой в небо растревоженная воронья стая.

Уже у самых ворот Шайен, не удержавшись, показала закрытому окну язык, за что заслужила хитрые смешки столпившейся за забором ребятни и полный недоумения взгляд выглянувшего на шум из своей домушки Тима.

И судя по тому, как тепло приветствовали привратника дети, не трудно было догадаться, с чьего молчаливого попустительства оказывается открытой калитка в дальней стене.

* * *

"Сей зверь остается зверем и в человечьем облике. Жажда крови не утихает в драконе ни на мгновение. Ради удовлетворения оной промышляет он заблудших, преимущественно девиц, и, не в силах будучи поглотить ее, беспрестанно терзает бренную плоть, находя наслаждение в сем действе.

Перфон-проповедник. "О гадах" Майлис. 308г. Эпохи завоеваний "

Шайен разложила на столе гримуары и устало опустилась в покосившееся кресло. Работа не продвигалась. Ни на шаг. Ни на полшага. То есть, конечно, работа шла своим чередом — сглазы, гадания, семейные разборки, шебуршунчики в углах богатых спален, — но это все не то, совсем не то.

За дверью прошелестели юбки.

— Заходите, Симона. — Опережая стук, бросила Шайен.

Симона протиснулась в дверь, опустила на стол перед Шайен кувшин молока и краюху хлеба, подвинув локтем гримуары. Шайен поморщилась, но промолчала.

Молоко горчило. Не сильно, но ощутимо. Кусок не лез в горло. Зато под кувшином обнаружился вчетверо сложенный кусок пергамента.

Шайен пробежала глазами по строчкам, порвала записку на клочки и устало поднялась с кресла. Идти не хотелось. Вообще никуда. Не то, что в дом градоправителя, к его молоденькой жене.

Но что-то подсказывало Шайен, что упираться бессмысленно.

Она накинула куртку, быстро и тихо спустилась по лестнице и вышла в морозную, дышащую паром ночь. Через черный ход. Как обычно.

* * *

Карты легли на вышитую розами скатерть кельтским крестом.

Луиза сидела молчаливая, отрешенная, нервно кусала бледные тонкие губы, вздрагивала от каждого шороха, точно загнанный в ловушку дикий зверек.

Шайен поначалу приняла Луизу за дочь градоправителя, и только почтение слуг и уважительное обращение "метресса" убедили колдунью, что вот эта тоненькая голубоглазая девочка на вид, пожалуй, помладше самой Шайен — и есть жена того широкоплечего, коренастого, солидного типа, которому Шайен показывала грамоту неделю назад.

— Да все в порядке у Вашего супруга будет. — С центральной карты и впрямь улыбалась пышногрудая богиня Изобилия и щедро лила вино из красного кувшина.

Луиза рассеянно кивнула.

Шайен собрала карты.

— Что-то еще?

— Нет... то есть... да... Госпожа колдунья, не могли бы Вы посмотреть... что с одним... человеком...

Луиза запиналась, кровь хлынула к ее белым холеным щекам.

— Отчего же нет? — Шайен с деланным безразличием вновь перемешала колоду. — Как его имя?

— К-каспий, — выдохнула хозяйка и тут же затараторила, оправдываясь, — он управляющий моего мужа. Вы не подумайте, он просто... пропал. Его уже неделю нет. Мы... все... переживаем...

— Я ни о чем не подумаю, — мягко перебила ее Шайен, выкладывая на скатерть карту "страсть". — Тайна гадания... это почти тайна исповеди, метресса Луиза.

* * *

Каспий пропал еще до снега.

Луиза боялась спрашивать мужа, боялась быть узнанной, разоблаченной, боялась...

Страх стал привычным ее спутником, она бродил за ней по пятам с того самого дня, как с торгов муж вернулся один, без вечного своего компаньона, молодого, белокурого красавца Каспия, тех пор, как угрюмо швырнул сапоги в угол супружеской спальни.

Ушел? Просто ушел? Чтоб не подставлять под удар свою и ее, Луизы, честь и репутацию? Или... или муж все-таки узнал? Или нет?

Страх сводил с ума — не иначе как пребывая в полубезумном состоянии отправила она посыльного за колдуньей, о которой на днях рассказывал муж.

И колдунья пришла.

Не такая, какой представлялась Луизе по рассказам, но, может, еще более странная, чуждая.

Разложила два десятка карт, заглянула Луизе в лицо, и сердце, замученное предчувствиями и страхами, ухнуло я пятки. Показалось вдруг, что раскосые зеленые глаза видят ее насквозь, до щелочки, до потаенных от самой себя мыслей о Каспии.

— Он... жив?

Лицо колдуньи помрачнело.

Короли и шуты скалились зловеще с картинок, маг в звездном колпаке хитро щурил зоркие глаза, белокурая королева презрительно скалила ровные зубы в усмешке.

— Жив. — Наконец, произнесла приговор колдунья. — Но вот Вам грозит опасность. Будьте осторожны... Не выходите из дома одна. Даже в кондитерку.

Хотя бы до Йоля.

* * *

Болела голова. Боль пульсировала в висках и растекалась горячей удушливой волной до самых кончиков пальцев.

Шайен скатала в горячих ладонях комочек снега с наслаждением прижала оледеневшие пальцы к вискам.

Хотелось упасть на снег и просто смотреть в бесконечно звездное чернильное небо. Не думать...

За знание платят болью.

Глуп тот, кто считает, будто гадание говорит о том, что будет. Нет, все не так. Карты ли, резы, ракушки или камни — все эти бесконечные комбинации случайных черточек, знаков и картинок, укажут видящему лишь наиболее вероятный исход при текущем положении дел.

Только Серый Вещун, тот, в чьем облике сама Судьба стучится в двери, может предсказать то, что будет. Так или иначе, рано или поздно. Да и то — лишь раз в год, лишь в доме, где рады гостям, лишь в канун Йоля — дня середины Зимы.

Но за плечом Луизы стояла сама Смерть, безвременная, привлеченная чужим колдовством, а от того немилосердная. Она уже сейчас пила из нее силы, по капле, по толике.

Да и Каспий этот ее — жертва колдовства, вон как масть огней легла... Неужели заезжий колдун? Дикарь? Что-то ищет в драконьем краю. Не в сезон. Не регистрируется.

И заказал ему муженек отвадить от жены полюбовника. А что, тоже выход. Шайен бы не взялась, ну так то — Шайен. А кому-то другому и такой кусок хлеба — не лишний.

Да нет. Быть не может. Шайен отогнала прочь тягостное предчувствие.

Вполне возможно ведь и то, что какая-то доморощенная ворожея объявилась. Приворожила по бабкиным книгам, небось, парня, чтоб дорогу в дом забыл. Или еще что похуже...

Воистину, дура с силой хуже взбесившейся кобылы!

Как некстати, как не ко времени!

Глава 5

"Дракона нельзя победить. Но его можно подчинить. И это куда важнее, дети. Шеррил, не вертитесь. Вам нужна драконья шкура? Но не лучше ли получить ее вместе с властью над самим драконом? "

Во дворе трактира Шайен почудился запах мертвечины.

Тихо... только медленно падают колючие ежинки снега. Шайен поймала снежинку губами, выдохнула облачко морозного пара и шагнула в желтый ароматный уют трактира.

Пиликала флейта. Посетители привычно косились на чародейку, Холь приветливо улыбался из-за деревянной стойки.

— Как здоровьице, милсдарыня колдунья?

— Благодарю, господин Холь. Здорова, чего и Вам желаю. — Шайен облокотилась на стойку, пригубила травяного настоя, загодя приготовленного для нее Холем.

— Милсдарыня колдунья, — Холь понизил голос почти до шепота, — тут, говорят, в округе опять упырь объявился. Сплетни, конечно, может, девки брешут... Третьего дня сестра мясника от золовки возвращалась — встретила на дороге. Вроде как беловолос и бледен, по виду человек, но глаза, говорят, адским огнем горят. Зубы скалил, кинулся следом — насилу ноги унесла. Уж не тот ли самый?

— Не тот, — отрезала Шайен, и, подумав, добавила, — я очень надеюсь, что не тот...

* * *

В комнате хозяйничала метель — она трепала белую занавеску и ворошила разложенные на столе свитки пергамента.

Окно хлопало расхлябанными ставнями, и ночь швыряла в комнату пригоршни колючих снежинок.

— Что за черт! — выругалась Шайен, захлопывая ставни. На долю мгновения ей померещился шум под окном и чей-то темный силуэт, промелькнувший в тени тына.

Охранный заговор висел целехонек, даже руны, спешно нацарапанные на подоконнике, не обуглились, не потемнели. Но еще минуту назад здесь кто-то был. Этот кто-то ворошил ее бумаги, заглядывал в сложенные стопкой книги.

Шайен начертала охранный знак на ставне и обессилено опустилась на жесткую койку.

В висках стучало.

Это все казалось немыслимым, нереальным.

Или все-таки колдун? Но кому, кому понадобилось залезать в ее бумаги?

Что бы там ни было, дневник наблюдений, крупицы истины, рецепты декоктов и сетки заговоров, все, что касалось драконов и не было досужим домыслом, Шайен носила у сердца — во внутреннем кармане куртки из "драконьей шкуры". В старенькой потрепанной тетрадочке.

Или... нет. Любопытные... просто любопытные. Мальчишки. Залезли поглазеть, что у госпожи магички в комнате делается. Поглазеть на страшные оскаленные черепа упырей, волшебную палочку или летучую метлу — чем там еще принято награждать колдуний в деревенских сказочках?

Ага... И не оставили следов присутствия. И прошли сквозь защитный контур, будто его и не было.

А может все просто — ветер распахнул ставни?.. С вечера запертые на крюк.

Карты легли на суконную скатерть бессмысленной мешаниной мастей и персон. Шайен собрала колоду, распустила шнуровку рубашки...

Нет. Спать. Теперь точно — спать.

И в этот миг снежную тишину ночи разорвал истошный визг.

* * *

"Помилуйте, неужто вы и впрямь думаете, будто драконам приносили в жертву девиц? Да они сами шли за этими гадами, как мыши за дудочкой. Покорные и очарованные.

Власть дракона над человеческой душой необычайна, она заставляет забыть обо всем и идти следом, не отставать ни на шаг. И молодые дурочки вроде вас, Шеррил, теряли остатки разума.

Вас интересует их судьба? По-моему четырнадцать лет — достаточно зрелый возраст, чтоб сообразить, как можно при должной фантазии использовать девицу. Не краснейте так отчаянно, Шеррил, человеческое мясо по своим гастрономическим свойствам превосходит оленину и баранину в разы. А Вы о чем подумали?"

* * *

— Упырь! Упырь! Единый видит, не вру — упырище там! Как есть один в один беловолосый, а зубищи — во! — Симона не плакала даже — выла, надрывно, истошно, и в этом вое не почти разобрать было слов и причитаний. — Я иду себе, корзину несу... а он как выскочит из-за сосны... сам огромный, белый весь аки мертвец, несется на меня прямехонько... насилу удрала.

— От упыря бы не удрала. — Мрачно констатировала чародейка, как из-под земли выросшая за спиной Холя. Вечерние посетители трактира, сейчас толпой собравшиеся вокруг рыдающей на груди у старика подавальщицы, вновь ощетинились ножами, но перед колдуньей расступились.

— Поднимись. И прекрати реветь. Не поранил он тебя? — в голосе колдуньи послышался металл, и девица мигом прекратила вой, послушно утерла глаза краем переехавшей на бок шали, протянула трясущиеся как у мелкого пьянчуги руки.

— Не поранил... За рукав хватанул, только овчина старая — вишь, клок выдрал, а я на крыльцо сиганула и сюда... — Симона выразительно покосилась на полысевший овчинный полушубок и протяжно всхлипнула.

— Едва ли это упырь. — Покачала головой Шайен. — Если упырь, то ведьмака звать надо. Сама не одолею. Вдвоем на нежить ходить надо. Или облавой.

Мужики в толпе опасливо переглянулись, рисковать брюхом им не хотелось.

— Впрочем, не думаю, что и впрямь упырь. — Чародейка поджала губы, нахмурилась. — Пойду посмотрю. Сидите спокойно. Мало ли, что девке померещилось, может, какой олух перебрал да позарился — Симона у нас барышня видная, так ведь? — "видная барышня" согласно хлюпнула красным от слез носом, в толпе послышался одобрительный ропот. Верить в то, что в тихом, мирном Лагене могла объявиться поднятая нежить, не хотелось никому. А менее всех — самой Шайен. А потому она накинула куртку и преувеличенно бодрым шагом направилась к выходу.

Почти у самых дверей ее остановил тихий оклик трактирщика.

— Милсдарыня колдунья, не ходили бы Вы, а? А что, если и впрямь упырь?

— Нет там упыря, господин Холь, — качнула косицами колдунья. — Потому и пойду...

* * *

Тишина, почти нереальная. Слышно, как падают снежные хлопья, и ломается, поскрипывая, под подошвами хрупкая вечерняя наледь.

Тонкая улыбка месяца цепляется за чернеющую вдали башенку поместья.

Двор, давеча вычищенный заботливым Холем, вытоптанный посетителями, припорошен снежной крупой. Вот здесь на снежной шали дыра — тут, видимо, Симона споткнулась. Прямо у крыльца. Две цепочки следов, мешанина — не разобрать.

Поисковый импульс срывается с кончиков пальцев, дрожит, ведет вглубь двора, за поленницу, за конюшни, сюда и окон-то не выходит. Только на цокольном этаже желтеет щелочка в ставнях. Это Шайен забыла погасить лампу.

Пусто.

Яблони спят под снежным пологом.

И тревожно. Тревожно как никогда.

Повинуясь скорее предчувствию, чем чутью, Шайен бесшумно нырнула под сень поленницы, и почти с тот же миг от стены отлепилась узкая темная тень.

Тень ловко пробежала по узкому козырьку аккурат на уровне цокольного окошка, уцепилась за ветку раскидистой яблони и почти бесшумно спрыгнула в сугроб.

Не разглядеть, кто такой — лицо спрятано в тени капюшона.

Меж тем обостренное до предела чутье врало колдунье. Впервые за восемь лет. Оно говорило, что здесь нет никого, кроме снега, яблонь и морозной ночи.

Если это и маскировка, то Шайен она не по зубам. А значит, ее ставил маг куда более высокого класса.

Нет. Выходить из укрытия не стоит. Стоит проследить.

Шайен замерла, только кончики пальцев задрожали.

Он шагал осторожно, слишком осторожно для упыря... слишком бесшумно для человека.

Хлопнул ставень по ту сторону поленницы. Незнакомец, воровато оглядевшись, юркнул за амбар. Шайен, подумав, обошла амбар с другой стороны, притаилась. На кончиках пальцев застыло, готовое сорваться, оглушающее заклятье. Кто бы ни был этот молодчик, а против прямого удара едва ли устоит.

"Убить не убью, а от привычки совать нос в чужие бумаги отучу", — со злостью думала колдунья, вглядываясь в непроглядную снежную темень.

Все произошло стремительно, с почти невозможной даже для мага скоростью.

Шайен не успела сообразить, с какой стороны в ее укрытие вломилась черная тень, рефлексы сработали раньше, и, уже отлетая спиной в сугроб, она выпустила из ладони узкую ласточку силы.

К счастью или несчастью эффекта от заклятья оказалось не больше чем от шаловливого сквозняка. Падая плашмя в снег, Шайен успела заметить только, как слетел с головы злоумышленника капюшон, и плеснули по ветру белые патлы.

* * *

Ну конечно... Можно было бы и сразу догадаться. На кого не действует магия? Кого не ощутит даже натренированное чутье?

Дракон. Разумеется...

— Ах ты сволочь, — процедила колдунья, приложившись затылком к счастью не об лед, а всего лишь о белую шапку сугроба.

— Ну и чего Вы хотели этим добиться? — поинтересовался лорд с издевкой.

Шайен притворилась, будто не замечает протянутой ей руки. Поднялась, торопливо вытряхнула забившийся в рукава снег.

— Чего хотела добиться я? Мне больше интересно, что было нужно Вам?

Лорд удивился. На этот раз даже непритворно:

— По-моему, это Вы на меня напали.

Вот как. Напала, значит... Интересно....

Вездесущий снег пробрался и под ворот и теперь стекал под курткой по спине мерзкими ледяными струйками.

В душе уже почти жалея, что заклятье не подействовало на несносного лорда, Шайен зло процедила:

— А по-моему, это вы крались тут, как вор, по подворотне.

— Я не крался, а шел навестить вас, сударыня и никак не ожидал, что вы будете подстерегать меня за углом

— Навестить, говорите? Так дождались бы в комнате, раз уж все равно пришли. Незачем было устраивать прыжки с карниза... Несолидно, лорд Вердэн.

Глаза лорда стали почти круглыми.

— Вы меня с кем-то путаете, — отрезал он.

Или и впрямь — не врет?

— Ну, конечно же... Это наверняка были не Вы. — Тоном, предполагающим прямо противоположное, согласилась Шайен. Холод пробирался цепкими лапами под куртку, под мокрый ворот рубашки, и колдунья держалась, чтоб не начать клацать зубами почище злосчастного упыря, — Так чем обязана визиту, лорд Вэрден?

Лорд Верден не снизошел до ответа. Только кивнул на чернеющий проем черного хода.

— Вы не пригласите меня в дом?

— Боюсь, Вы войдете и без приглашения,— мрачно усмехнулась Шайен, направляясь к двери. Лорд уверенно шагнул следом.

* * *

В крохотной, размером с небольшой чулан, комнатке царил беспорядок. Догорала, мерцая синим лепестком пламени, масляная лампа. В полумраке желтела страницами наугад распахнутая книга, груда свитков напоминала птичье гнездо, разоренное голодной куницей, кое-где помятые, попорченные временем листы сиротливо валялись на полу и колченогом столе. Шайен досадливо поморщилась, скинула куртку, кивком пригласила лорда зайти.

Он переступил порог, с ехидцей заметил:

— У вас всегда такой порядок?

И, не найдя, где присесть, оперся о косяк, прикрыв за собой жалобно скрипнувшую дверь.

— Не всегда, — Шайен скинула куртку, уже привычно устроилась на широком подоконнике, — Только после прихода незваных гостей, норовящих порыться в чужих бумагах.

Лорд не поддался и на эту провокацию, только протянул задумчиво "Странные у Вас гости". Шайен не сочла нужным возражать.

Повисла неловкая пауза. Лорд задумчиво помолчал, а потом, отбросив, видимо, ненужные предисловия, спросил в лоб:

— Что Вам нужно?

Шайен возвела очи горе и протяжно выдохнула.

— Я уже говорила и повторю снова — я изучаю драконов, их суть и природу. Больше мне от Вас ничего не нужно. Успокойтесь, лорд Вэрден, Ваши тайны никому кроме меня не интересны.

Лорд не поверил. Ни тяжелым вздохам, ни увещеваниям. И, скрестив на груди руки, уставился в пол, туда, где желтел клок пергамента.

— Да, конечно. — Наконец, желчно процедил он, — С тех пор как вы здесь появились, каждый ребенок в окрестностях кричит, что в замке живет дракон

* * *

Такой реакции он никак не ожидал. Девушка, закрыв лицо руками, сдавленно зарыдала, содрогаясь всем телом. Дэрел опешил. Ему не часто приходилось быть свидетелем женских истерик, и он плохо представлял, что надо делать в такой ситуации. Вроде бы отхлестать по щекам? Или лучше все-таки позвать на помощь служанок? Странные существа эти женщины...

Прежде чем выйти Дэрел еще раз взглянул на истерически всхлипывающую колдунью. Она смеялась. Весело, взахлеб, до слез.

— Что с вами? — холодно поинтересовался Лорд.

Шайен утерла набежавшую слезинку и нараспев продекламировала:

В замке тот дракон живет

Ведьму в замок унесет

Чтобы сгинула в огне

Этой ведьмой быть тебе!

"Точно — сумасшедшая", — понял Дэрел.

Колдунья замолчала, уставилась на него, явно ожидая какой-то реакции.

— Ну и что это значит? — ему показалось, девица решила просто поиздеваться.

— Это считалочка, лорд. Просто считалочка для детской игры в догонялки.

Дэрел усмехнулся:

— Вы и считалочки про драконов изучаете? И, по всей видимости, сказки?

— Сказки, считалочки, древние легенды... Поверьте, лорд Вердэн, в них куда больше смысла, чем в большинстве бредовых книг, — подтвердила колдунья, небрежно кивнув на кучу растрепанных свитков.

Все это уже порядком раздражало ландмайера.

— Я все еще не понимаю зачем вам все это, — устало выдохнул он.

— Лорд, Вам нравятся долгие прогулки? — неожиданно спросила колдунья, и, не дожидаясь ответа, продолжила: — А мне вот нравится изучать драконов.

— А Вы не могли бы изучать их где-нибудь в другой провинции?

— К несчастью Вы, возможно, последний из ныне живущих драконов. — Колдунья развела руками. — Только вот не могу понять — чем же я Вам так мешаю, лорд?

— А вам бы понравилось, если бы кто-то, приехавший из дальних земель, начал совать свой любопытный нос в вашу жизнь?

— А я разве затрагиваю ВАШУ жизнь? Я расспрашиваю людей о драконах, я собираю сказки, предания и вот такие считалочки... Я бы, конечно, с удовольствием пообщалась с Вами лично, но заметьте, я даже не прошу об этом.

— В том то и дело. Вы расспрашиваете, люди задумываются, некоторые делают выводы... Вы сами сказали, что рано или поздно меня поднимут на колья, — Дэрел язвительно усмехнулся. — Впрочем, какое Вам дело до всего этого. Вам нравится изучать драконов...

Чародейка покачала головой.

— Возможно, я удивлю Вас, но, как оказалось, среди Ваших людей мало охотников поднимать драконов на колья. Вы тут для них что-то вроде Бога. — И добавила с сарказмом — Ну разве что Единый не потерпит такой конкуренции...

— И все же я бы посоветовал Вам вести свои поиски где-то в другом месте, — нахмурился Дэрел. — хотя бы в том же Майлиссе — там масса свитков о драконах.

— Уверяю Вас, лорд, самое разумное, что есть в этой библиотеке о драконах — это каракули на партах, — улыбнулась колдунья.

* * *

Майлисс.

За три года до начала повествования.

Пахло пылью... Здесь всегда пахло пылью и старой бумагой. Этот запах Шайен помнила с детства, запах дома, где в казавшейся ей тогда огромной библиотеке пряталось в углу у камина глубокое красное кресло с драконьими мордами на подлокотниках. В этом кресле вечерами сидел отец и листал книги, а Шайен, затаив дыхание, стояла у него за плечом и рассматривала картинки.

Позже она таскала книжки уже сама, забираясь на верхние полки по шаткой белой лестнице.

Великая Майлисская Библиотека была несоизмеримо, в разы, если не десятки раз обширней. Но и здесь пахло пылью. Пыль кружила в солнечных столбах, бьющих из высоких стрельчатых окон, и оседала на склоненные головы студиозов.

Ровные, строгие шеренги скамеек и парт с однообразными лампадами на случай, если какой-нибудь умник зачитается допоздна, тянулись от стены до стены и упирались в барельеф святой Августы — покровительницы учащихся. Пожалуй, Августе не понравилось бы, что в святая святых Академии допускают посторонних магичек-недоучек. Но для своих учеников магистр Гесиман выбил разрешение на пользование библиотекой, и теперь Шайен вместе с Элоизой прилежно корпела над пыльными фолиантами. Вернее она корпела прилежно, а вот Элоизе не сиделось на месте. Она скрипела пером по пергаменту, рисуя забавную рожицу и время от времени делала пометки в конспекте, заглядывая в увесистый том "О гадах".

- Шай, пошли отсюда... а? Мы уже все, что надо, нашли. Хватит... Там на рыночной площади циркачи приехали, шатры разбили... пойдем, посмотрим? — Она захлопнула лежащую перед ними книгу, Шайен сердито нахмурилась и собралась было высказать все, что она думает о выходке подруги.

Но Лиз уже занимало другое.

На парте, отполированной тысячью локтей и щедро покрытой не одним слоем каракуль, красовалась клякса. Кто-то пририсовал кляксе крылья и хвост, отчего та стала напоминать дракона в полете. А под рисунком острым угловатым почерком Шайен значилось: "Драконы, ау? Вы еще живы?", и ниже чья-то уверенная рука отвечала "Мы живы. Мы летим за тобой. Мы уже рядом".

- Это ты с кем? — полюбопытствовала Лиз.

- Понятия не имею. — Шайен сложила тетрадь и перья в сумку. — Идем?

- А вдруг он дракон? — вдохновилась Лиз, - Ходит тут. Высматривает себе в жертву невинную деву...

- Угу. Конечно. — Согласилась Шайен, - Тогда тем более пойдем отсюда. А то увидит тебя и съест. Пошли уж к твоим циркачам.

- Да ну тебя, — надула губки Лиз, - Иди сама... Я передумала.

* * *

Вечер давно перетек в ночь, стихли пьяные голоса, давно опустился на крюки запор трактирных ворот, но упрямый лорд все также возвышался в дверном проеме, подпирая беловолосым затылком косяк и время от времени переминаясь с ноги на ногу, а Шайен, все так же обняв колено, гнездилась на подоконнике.

Мигнула васильковым лепестком пламени и погасла старенькая лампа.

Но Шайен не замечала этого.

В полутьме освещаемой лишь любопытной луной комнаты черты лица дракона потеряли резкость, только глаза остались колючими, пронизывающими. Шайен вновь цепенела под их взглядом, но уже не могла остановиться.

Она говорила и говорила, отвечала на какие-то вопросы, иногда почти механически, иногда — увлеченно, норовя схватить со стола тот или другой свиток. Вдруг не к месту всплывали почти общие воспоминания о Майлиссе, его улочках и каналах, обсерватории на холме и конечно, пыльной библиотеке. Ландмайер ненадолго "оживал", но потом, точно опомнившись, снова мрачнел, ронял что-то не слишком дружелюбное. Шайен все это казалось одним из снов, если не кошмарных, то смутных, бредовых, после которых просыпаешься почти больной.

Амулет под рубахой раскалился, но ей не хватало сил даже сорвать его с шеи.

Она тщетно пыталась сбросить наваждение, выставить хоть какой-то ментальный щит, но не могла сконцентрироваться ни на чем, кроме стеклянного безразличия глаз ландмайера Ирийского.

"Так вот, в чем сила Дракона...", — отстраненно думала она, продолжая механически отвечать на вопросы.

Вечер превращался в безумие.

Провожая уходящего ландмайера недоуменным растерянным взглядом, Шайен почему-то подумалось, что самое время собирать вещи и сбегать. Пока не поздно. Но вместо этого упала на постель и провалилась в глубокий вязкий сон.

Глава 6

"Запомните, дети... Дракон подчиняет, он ломает волю и проникает в само сознание. Противостоять ему сложно, очень сложно. Это искусство, доступное лишь избранным. А потому мы не будет учиться побеждать дракона оружием и заговаривать копья и мечи на пробой драконьей шкуры.Оставьте геройство дуракам. Оружие мага — интеллект и осторожность. Шеррил, Вы поняли меня? "

Шаейн проснулась от собственного крика, рывком села на постели и пару секунд безумно вглядывалась в темноту перед глазами.

В ушах еще звенел хор голосов из сна: "Раз-два три-четыре, Ведьму под венец тащили...".

— Куда ночь, туда и сон, — привычно прошептала колдунья "чтоб не сбылось" и откинулась на подушку.

Снился Дэрел Вердэн, хищно скалящий острые драконьи клыки.

Все, хватит. Эта погоня за драконом превращается в погоню за собственной смертью.

Черт со всем. Будь что будет. Решено. Она сегодня же собирается и уезжает. Куда? А хотя бы домой. Если это место все еще может называться ее домом.

Шайен села на постели, коснулась босыми ступнями холодного пола, неуклюже встала.

Вода в шайке за ночь остыла окончательно, но холодные капли, ручейками сбегающие по телу, привели колдунью в чувство. Она зябко поежилась, промокнула лицо жестким рушником, торопливо оделась.

Наспех упаковала сумки, поправила пояс, еще раз пересчитала карты в мешочке и, убедившись, что все в порядке, вышла вон из опостылевшей комнатушки.

Внизу старик трактирщик как обычно уже был занят делом. "Спит он когда-нибудь вообще или нет?" — подумала Шайен, направляясь к стойке и натягивая на лицо подобие улыбки.

— Милсдарыня чародейка? Не иначе как уезжать собрались? — Холь бросил удивленный взгляд на сумки. — Не понравилось Вам у нас?

— Да вот, — на ходу придумала Шайен, — решила к родне на Йоль заглянуть. Соскучилась.

— Давно не были?

— Давненько.

И впрямь — уж больше десяти лет минуло с тех пор, как Шайен последний раз переступала порог родного дома. Едва ли кто-то ее там ждет. Но это мало что меняет.

Рассчитавшись за стол и ночлег, чародейка проследовала на конюшню. Оседлала недовольно фыркающую Мышь.

Оставалось только заехать в Ланген, к градоправителю. Заявить об отъезде. Пусть лорд Вердэн знает — а в том, что градоправитель доложит ландмайеру от отбытии чародейки, она даже не сомневалась, — больше тут некому покушаться на его фамильные тайны.

"Жажда убийства в драконах неистребима. Ярость, гнев, все, что разрывает его изнутри, однажды потребуют выхода. Если дракон не позволяет проявиться своей истинной природе, он становится вдвойне опасен — человеческому сыну не устоять супротив гада. Он не делает разницы между жертвами — когда дракону застит глаза его безумие, он не в силах себя держать. Никому не спастись... Лишь господь всемогущий и всемилостивый дланью своей укрыть может детей Адамовых..."

Ронар Мракоборец. "О гадах" Велика Майлисская Библиотека

* * *

— Убили! Убили душеньку! — вопль взвился над сонными крышами, спугнув задремавших под стрехами воробьев, и превратился в надрывный, истошный плач.

Градоправитель выскочил на крыльцо как был — в ночном колпаке, сбившемся набекрень, да в спальной рубахе едва закрывающей загнутые носки шлепанцев.

Голосила повариха, к ней присоединились высыпавшие во двор служанки, да скулила, захлебываясь жалобным воем, лохматая дворовая псина.

Луиза лежала на снегу, неестественно запрокинув голову. Бордовые, отороченные кружевной каймой крылья шали распластались за ее спиной. А некогда белая, тонкого льна сорочка теперь бесстыдно обнажала располосованную грудь.

У градоправителя подкосились ноги, и он повис на перилах, судорожно цепляясь побелевшими пальцами за холодное дерево.

— Убили! Убили-и-и-и!! — все вопила повариха, скликая к дому толпу зевак.

Кто-то принес ему шубу. Кто-то — сердечные капли.

Стражу звать он велел уже сам.

Толпа роптала, толпа требовала выдать виноватых, расправиться сей же час.

— Упырь это! Истинный крест даю — упырь! — визгливо выкрикнула молочница. — Третьего дня у старого кладбища его видели!

— А ведь верно — упырь! — отвлеклась от рыданий повариха. — Я ж с сыроварни шла, так меня с ног едва не сбил беловолосый какой-то... Еще рожа у него такая... знакомая кажись. Торопился больно... Глаза белесые, безумные... А ко двору подхожу, а госпожа — то у ворот мертвая лежи-и-ит....

— Беловолосый, говоришь? — шорник, что держал неподалеку мастерскую, задумчиво подкрутил усы. — Не тот ли, которого у Холя в трактире ведьма гоняла?

— Было дело... Ведьму надо звать!

— Ведьму... — согласно подхватила толпа.

— Да не надо звать — вон же она. — Шорник указал мясистым пальцем куда-то за спины зевак.

Ропот стих. Толпа расступилась.

Колдунья стояла у ворот, теребя гриву мышастого цвета кобылки.

Бледная, прямая, точно жердь. С холодным блеском в раскосых кошачьих глазах.

Она миновала живой коридор зевак, постояла, молча глядя на остывающее тело, подняла глаза на городничего и тихо сказала:

— Вы бы хоть прикрыли ее чем...

* * *

Удивленно распахнутые синие глаза. Застывшее недоумение на полудетском личике. Левая ладонь сжата в кулак, а правая призывно открыта, как будто милостыню просит.

А от щеки почти до живота — рваная, глубокая рана, с вывороченными краями рана в три борозды. Средняя — глубокая и длинная, две крайние — уже и ровнее.

Шайен смотрела и не могла оторвать взгляда.

Ронар Мракоборец. "О гадах". Издание первое, иллюстрированное. Номера страницы она не помнила, а вот название иллюстрации, так красочно и жутко вдруг ожившей... или все же умершей?.... перед ее глазами, напротив, помнила очень хорошо. "Дева, умерщвленная драконом в ярости"

Неполная трансформация человеческой кисти в лапу.

Вечер. Трактир... Аристократические пальцы беловолосого лорда, увенчанные острыми когтями...

— Что вы можете сказать по этому поводу, сударыня колдунья? — голос начальника стражи донесся как сквозь пелену. Шайен усилием воли выдернула себя из оцепенения.

— Я хочу поговорить с ландмайером Ирийским.

— Вы можете подтвердить, что в городе орудовал упырь? Почему Вы не доложили? — напирал старый служака, шокированный не меньше всех остальных. В тихом Лангене не часто, видать, убивали.

— Я буду говорить только с ландмайером. — упрямо повторила колдунья.

— А это не она часом упыря натравила? Ась? — прогнусавил в толпе старческий голос. — Гляди-ка, с лордом говорить хочет... Тьфу, нечисть.

— А чего бы и не она? Я все видела! — каким ветром сюда занесло Симону, Шайен не знала. Но подавальщица уже вошла в раж, обличая бывшую постоялицу во всех грехах:

— Как есть говорю, я упыря видала! Вчера только на меня напал, ой, бабоньки, насилу вырвалась! — пока Симона демонстрировала плешь на рукаве полушубка и пересказывала, приукрасив для пущей важности, историю о нападении на нее упыря, Шайен искала пути к отступлению. Медальон как назло был почти пуст — слишком долго противостоял драконьим чарам. Значит, о провешивании портала можно забыть.

А кольцо толпы все плотнее, и бдительный стражник косится с подозрением, лучше и не пытаться колдовать.

Нет. Бежать рано. В конце концов, ее пока еще ни в чем не обвиняют.

Но, словно насмехаясь над ее мыслями, Симона вдруг выпалила:

— А в ночи выходил от нее беловолосый какой-то! Я все знаю! Все видела!

Сердце глухо ударило о ребра и оборвалось.

— Вы обвиняетесь в черном колдовстве, сударыня. Что вы можете сказать в свое оправдание? — кровь шумела в ушах, начальник стражи говорил что-то еще, а может, это роптала толпа.

— Руки! Руки ей держи! Уйдет ведьма! — визгливо крикнул кто-то.

Но раньше, чем стражники успели шагнуть к ней, раньше, чем Шайен успела подумать, что бежать уже поздно, да и некуда, рука сама метнулась к вороту рубахи и сорвала медальон.

Глава 7

"Драконье логово — место обычно удаленное, в тиши и покое хоронится сей зверь от глаз людских. Там же хранит богатства свои, кои велики есть, здесь же растит детенышей.

Ронар Мракоборец. "О гадах". Издание третье, дополненное.

Великая Майлисская Библиотека

* * *

Лужу затянуло зеркальной коркой. Мышь недовольно фыркнула — ступать подковами по льду ей вовсе не нравилось, а бестолковая хозяйка отчего-то разлеглась прямо на дороге, нелепо завернув за спину запутавшуюся в поводьях руку.

Лошадь мотнула головой, и, распластанная на льду, колдунья тихо застонала, выругалась сквозь зубы, перекатилась на спину, выпутала левое запястье, с усилием села, да так и осталась сидеть посреди замерзшей лужи, тупо глядя на собственную ладонь, сжимающую блестящую побрякушку.

Впереди чернела решетка ворот, украшенная фамильным гербом дома Вердэн и десятком красногрудых любопытных пичуг, рассевшихся на створках.

Неудивительно.

Все произошло слишком быстро — желая сбежать хоть куда-нибудь от разъяренной толпы, Шайен сорвала медальон, и послушная вещица перенесла ее туда же — к последнему месту назначения. Ведь нового она задать не успела. Волшебные вещи, если они и впрямь волшебные, все же устроены на редкость умно.

Мир перед глазами плыл цветными пятнами и норовил погаснуть.

Шайен отерла лицо горстью снега и попыталась встать. Не тут то было.

Чертово перемещение на этот раз не только выпило остатки резерва, но и вдоволь глотнуло того, что высокопарно именовалось "жизненными соками".

Неловким мешком вновь сползая на лед, Шайен успела подумать, что кобылу стоило оставить на площади — тогда перемещение далось бы куда как легче.

Да только далеко ли она уйдет без кобылы. А далеко ли она уйдет теперь?

— Сударыня чародейка? — знакомый старческий голос вырвал Шайен из болезненного полузабытья, в который она начала уже проваливаться.

— Тим?

Старик привратник, шаркая, поспешил к Шайен. В одной руке он нес ведро, должно быть, с речным песком. Не иначе, собрался посыпать злосчастное ледяное зеркало.

— Поскользнулись, сударыня чародейка? — Он заботливо склонился к Шайен, подавая ей руку.

Шайен, собрав остатки сил, промямлила нечто среднее между да и нет и нерешительно оперлась на руку старика. Следовало убираться отсюда, сейчас же, немедленно, пока на шум не вышел хозяин, следовало забраться в седло и позволить флегматичной, умненькой Мыши, вывезти свою непутевую хозяйку хоть куда-нибудь. Подальше от проклятущего драконьего логова.

Следовало... Но Тим уже кликнул Валь, и старики вдвоем, как давеча лорда, волокли колдунью к дому. Вернее, к приземистому, добротному домику привратника.

* * *

Шайен разбудил запах. Еще не открывая глаз, она втянула воздух, пропитанный пряными ароматами летних трав. Собственное тело казалось мягким, расслабленным и как будто чужим. Ноги грела приятная тяжесть.

Она открыла глаза и в первую секунду подумала, что каким-то чудом оказалась дома, в Шене, в том, каким она помнила его десять лет назад.

Но нет... Потолки дома были куда выше.

Да и постели стелили иначе. Не в ходу в Шене вышитые наволочки.

Колдунья поднялась на локте, огляделась. Небольшая светлая комната выходила окнами в сад. На дубовом табурете возле постели аккуратной стопкой покоились штаны и рубаха, здесь же нашлись сапоги и пара седельных сумок.

Шайен откинула одеяло и обнаружила себя одетой в домотканую ночную рубаху, широкую, с короткими — не по росту Шайен, рукавами. В ногах с недовольным ворчанием завозился здоровый котяра, открыл янтарные глазищи, смерил колдунью заинтересованно-нахальным взглядом, потянулся, зевнул, распушив роскошные усы, и мягко спрыгнул на пол, важно выгнув серую с черными подпалинами спину.

Всем своим видом кот демонстрировал, что Шайен тут — его и ничья больше гостья.

За дверью послышались мягкие шаги, кот дернул ухом, важно прошествовал мимо колдуньи. Парой секунд позже он вовсю терся в ногах у вошедшей хозяйки — Валь добродушно ворчала, пытаясь удержать в руках заставленный плошками деревянный поднос и закрыть при этом дверь.

— Доброе утро, — смущенно поздоровалась Шайен, натягивая до подбородка одеяло.

— День, сударыня чародейка. Полные сутки с хвостиком проспали. Ну, хоть на человека похожи стали, а то мы с Тимом перепугались уже, — она проворно составила плошки на крышку прикроватного рундука. — Белая ведь как полотно, губы синюшные, глазки закатились. Напугали стариков.

Старушка добродушно улыбнулась, но Шайен почувствовала, что щеки заливает краска стыда. Свалилась как снег на голову, доставила хлопот. Ее могли бы оставить замерзать за воротами, и были бы правы. Кстати, знают ли старики, что укрывают беглянку, которую, должно быть, обыскалась городская стража?

— Метресса Валь, — осторожно начала Шайен, — я благодарна Вам за заботу, но боюсь, мое здесь присутствие может Вам повредить. Мне лучше уйти.

Валь подняла глаза от своих многочисленных мисок, посмотрела на колдунью неожиданно серьезно.

— Сударыня чародейка, неужто Вы и впрямь думаете, что я пущу Вас за порог в таком-то состоянии?

— Но городская стража... — осекшись, промямлила Шайен.

— Городская стража и носа сюда не сунет, пока молодой хозяин не вернется.

— А он в отъезде?

— Так кто ж его знает, — снова беззаботно защебетала старушка, — ваше дело молодое, гуляете, сколько вздумается. Это нам, старикам, по домам сидеть да чулки вязать...

— Метресса Валь, лорд не знает, что я здесь? — настороженно уточнила Шайен.

Валь покачала головой и сунула колдунье в руки чашку с дымящимся варевом.

— Ты ешь, ешь... дочка.

* * *

Слабость не проходила слишком долго, у Шайен закралось подозрение, что дело тут не только в перемещении.

Только под вечер удалось встать. Она прошла на ватных ногах до окна и долго смотрела на утоптанную, посыпанную песком дорожку, с ужасом ожидая появления на ней одинокого всадника. Но хозяин задерживался.

Не выдержав препирательств с собственной совестью, колдунья оделась, и, цепляясь за перила, спустилась вниз. Стоило хотя бы рассказать старикам, какими судьбами занесло ее к воротам усадьбы. А по-хорошему — и вовсе поскорее убираться из этого гостеприимного дома. Шайен уже почти добралась до кухни, но на полпути едва не полетела носом в пол и была усажена подоспевшим Тимом в плетеное кресло.

Полосатый кот, считавший кресло своей персональной территорией, бессовестно забрался ей на колени.

— Напрасно встали, сударыня чародейка, — покачала головой Валь, помешав угли в печи. — Слабенькая вы еще. Вот лорд давеча заходил, я упросила его Вас не тревожить.

Шайен передернуло.

— Так все-таки лорд Вердэн знает, что я здесь?

— Так как ему не знать, коли кобылка-то Ваша в стойле стоит. Он еще на закате из города вернулся.

— А осерчал-то как, — добродушно проворчала Валь, усаживаясь возле камина с чашкой горячего молока в руках.

— Валь... — Тим бросил укоризненный взгляд на жену, но та продолжала ворчать:

— А я говорю — осерчал Его Светлость шибко. А напрасно осерчал. Мало ли, что ему там в городе про сударыню колдунью наговорили, так что ж это — повод больного человека будить? — И тут же, смягчившись, добавила: — Вообще-то он мальчик добрый. Только нелюдимый. Ведь без матери рос, да почитай, последние-то годы и без отца.

Шайен отхлебнула топленого молока из глубокой чашки и навострила ушки:

— А что стряслось с госпожой Вердэн, — и, заметив, как переглянулись старики, спешно добавила, — если не секрет?

— Хворала она... — помрачнела Валь. — Лорду и десяти лет не было, когда она вовсе слегла. Лорд ландмайер тогда очень уж убивался. Лекарей созывал, один маг отозвался, госпожу, правда, на ноги не поставил.

Валь недовольно поджала тонкие губы, погружаясь в неприятные воспоминания.

Тим раскурил трубку, отчего комната немедленно наполнилась тем самым пряным запахом, и продолжил за женой:

— Маг не маг — того не знаю. Года три прожил в поместье и каждое лето погостить наведывался. Старый лорд его уж слишком слушался, а когда госпожа скончалась, так вовсе поник. Мальчика в город на обучение отправили. А я так скажу — негоже ребенку вдалеке от отчего дома расти.

Валь легонько ткнула мужа локтем в бок. Она-то помнила, что мажьему делу обучаются как раз вдалеке от дома. А чаще таскает маг ученика с собой по долинам и весям.

— А что, сударыня чародейка, живы ли Ваши батюшка с матушкой? — неуклюже перевел тему Тим.

— Живы... наверное. — Чародейка погрустнела. Вестей из дома не было уже года три. С того самого дня, когда она отправила в Шен зачарованного сокола с письмом о том, что получила грамоту и Знак и отправляется на поиски дракона.

В повисшей тишине каждый думал о чем-то своем.

Тим дымил трубкой, Валь, отставив чашку, взялась за вязание.

Дверь хлопнула за спиной, морозно дыхнув в затылок Шайен, и колдунья малодушно списала пробежавший по спине озноб на сквозняк.

Тим поднялся медленно, без суеты, поприветствовал вошедшего легким наклоном головы:

— Доброго вечера, Ваша Светлость.

— Доброго. — Холодно отозвался знакомый голос и приказал. — Оставьте нас.

Валь спешно собрала со стола чашки и, пробормотав что-то на счет подгорающего ужина, скрылась за дверью кухни. Тим бросил на Шайен ободряющий взгляд и неторопливо последовал за женой.

Шайен медленно выдохнула, считая про себя до пяти. Ровно пять очень тихих, почти звериных шагов понадобилось лорду Вердену, чтоб пересечь маленькую гостиную.

Захотелось встать, выбраться из кресла, стать выше, сделать хоть что-нибудь, чтобы на нее не смотрели вот так — сверху вниз, как на докучливое, но в целом ничтожное насекомое. Но, поразмыслив, она решила не геройствовать — смотреть вровень на лорда все равно не получится, а вот сползти на пол, не устояв на ватных ногах — запросто. Лорд — не добродушный Тим, ловить и в кресло усаживать не станет.

Окинув колдунью с высоты своего немалого роста цепким колючим взглядом, он поприветствовал ее чуть заметным кивком и с нарочитой любезностью поинтересовался:

— Госпожа ведьма соизволила выспаться?

— Давайте обойдемся без предисловий, лорд, — Шайен поборола желание опустить глаза и упрямо уставилась на дракона. В глубине души шевельнулся червячок неприязни — лицо лорда, хищное, острое, не сулило легкого разговора. — Как я понимаю, то, что произошло в городе вам известно. Стража ждет у ворот или как?

— До сих пор этот дом не охранялся, и я не вижу веских оснований что-то менять.

Ландмайер равнодушно пожал плечами и опустился в кресло напротив.

— Желаете доставить меня пред светлые очи господина градоначальника лично? — Не дрогнувшим голосом предположила Шайен, но внутри все съежилось, свернулось улиткой и замерло где-то на дне души.

Она боялась. Отчаянно, панически, не столько даже дракона или грядущей расправы, сколько самой необходимости идти в морозную тьму. Шайен зло обругала себя за дурость и слабость. Легче не стало.

— Я похож на конвоира? — Лорд удивленно приподнял бровь. — В данный момент я намерен выслушать вашу версию этого... инцидента.

— Вы видели труп?

— Разумеется, — кивнул лорд.

— Так вот, можете мне не верить, но кто-то очень хотел, чтоб это убийство выглядело так, как будто ее убил не упырь, — Шайен выдержала паузу и выпалила, — а дракон.

— Кто-то? — Недоверчивый драконий взгляд царапал как гвоздь по стеклу. Смотреть в лицо лорда вровень не доставало сил. Шайен сдалась и отвела глаза.

— Этот кто-то — не я, — отрезала она и попыталась объяснить. — Картина классическая. Три борозды. Как по учебнику... Любой маг опознает след драконьих когтей. Если любопытно — сходите, посмотрите... В вашей библиотеке без сомнения найдется подходящая книжка.

— Интересно кому в этом городе могла понадобиться такая комедия?

— Мне тоже интересно. И, кстати, этот самый упырь, про которого все тут говорят, похоже, действительно существует. И на достигнутом не остановится. А еще я почти уверена, что в городе работает еще, по меньшей мере, один маг. Больше мне Вам сказать, пожалуй, нечего.

— И вы хотите, чтобы я поверил во всю эту чушь? — Голос лорда не выражал ничего, кроме ироничного презрения. Засмотревшись на драконье горло, Шайен на секунду пожалела, что драконы и впрямь почти неуязвимы. Удавить бы надменного гада!

— Мне все равно поверите вы или нет. Это ВАШ город. Вот и позаботьтесь о его безопасности. А для разбирательства пригласят мага — вы знаете. И для вас было бы лучше, чтоб он ни черта не смыслил в драконах и вообще не видел трупа.

Приступ бессильной злости отнял последние силы. Камин прогорел, комната медленно погружалась в темноту, нарушаемую только красноватым мерцанием углей. Становилось все неуютнее — без защиты, без силы, не способная не то, что колдовать, толком стоять на ногах — она чувствовала себя жалкой, как ошкуренное яблоко. Давящая темнота почти осязалась кожей.

— Я не понимаю, чего вы добиваетесь? — сухо бросил Дэрел. Его рука, расслабленно возлежавшая на резном подлокотнике, на долю мгновения дрогнула, и Шайен с некоторым удовлетворением подумалось, что дракон куда менее спокоен, чем хочет казаться.

— Я ничего не добиваюсь, — она поймала себя на том, что остервенело терзает край пледа, успев уже растрепать одну из вязаных кистей. — Да поймите же вы, наконец! Вас пытаются подставить. Вас, а не меня. Я-то, скорее всего, выкручусь, как только дело дойдет до Гильдии. А у вас в городе творится черти что. Вам наплевать?

— Пока в городе не появились вы, ни у меня, ни у города проблем не было, — лорд уже не скрывал раздражения. — Я не понимаю, какого дьявола вы все это затеяли и что вам от меня надо. Денег, исполнения желаний? Да говорите же, черт возьми!

Даже сквозь защиту драконья магия давила с силой, болезненно, проминая пусть хилые, но попытки сопротивляться. Сейчас же она обрушилась лавиной, смяв волю в две коротких мгновения, в два удара сердца.

Пальцы Шайен ослабли, отпустили растрепанную кисть, упали на укутанные пледом колени.

— Я изучаю драконов уже почти десять лет, лорд, — Шайен слышала собственный голос как со стороны, с трудом различая слова. — Вы ведь знаете о Седом Вещуне? Так вот... Десять лет назад он предсказал мне быть похищенной и убитой драконом. В день моей свадьбы.

Лорд, задумавшись, перебирал по подоконнику кресла аристократическими бледными пальцами. Их ритмичное завораживающее движение гипнотизировало Шайен не хуже драконьего взгляда.

Наконец, пальцы замерли, Дерел вскинул голову и спросил вдруг уже совсем другим тоном:

— А вам непременно надо связывать себя узами брака? Ведь свадьбы может и не быть. Нет свадьбы — нет пророчества, нет дракона... Вам не приходила в голову такая мысль?

— Разумеется приходила, — Шайен поправила сползающий с коленей плед, — прежде, чем заняться драконами, я перекопала кучу книжек по пророчествам. Так вот, пророчества Вещуна действительно сбываются всегда. И сбываются буквально. Рано или поздно, так или иначе. Дракон похитит меня в день моей свадьбы. А день моей свадьбы — он был определен, когда мне и года еще не было...

— И Вам известна точная дата?

— На Имболк. В год, когда моему жениху исполнится двадцать три. — Шайен умолчала, что двадцать три жениху, да и ей самой, исполняется в наступившем году. И отсчет ее жизни уже идет на дни. Только сухо добавила: — Дракон все равно прилетит, и я все равно окажусь в его логове. Независимо от того, буду я в этот день под венцом, или не буду.

— И Вы начали изучать драконов, чтобы... А действительно почему?

— А что мне оставалось делать? Я хочу просто понять, почему именно я. Почему именно дракон. И вообще — почему? Зачем все это? Раз уж мне предстоит войти в легенду, — она усмехнулась, — то хотелось бы знать, что там, за этой легендой на самом деле.

— И что поняли?

— Поняла, что драконы не едят юных дев. — Шайен попыталась улыбнуться, — все это сказки, которыми добрые матушки пугают непослушных детей. — И, откинувшись в кресле все-таки подняла взгляд: — У меня остается не так много времени, лорд. Здесь я узнала все, что могла. Мне не было смысла оставаться. И уж тем более — поднимать упырей и натравливать их на мирных жителей.

— Но, тем не менее, вы остались...

— Я не осталась! Я сбежала. Просто сбежала от толпы!

— Вы нашли все, что хотели?

— Скорее поняла, что и здесь не найду ничего. — пожала плечами колдунья, и очень серьезно добавилаЖ — Я хотела посмотреть на живого дракона, и я на него посмотрела. Он не похож на маньяка, который питается человечиной.

— Вы уверены? — издевательски усмехнулся Дэрел.

— А что, все-таки питается?

— Ну, если судить по книгам, то драконы — кровожадные чудовища. Если бы тут жил хотя бы один из них, боюсь, нашему городу было бы туго...

По его лицу скользнула и погасла ироничная, с легким привкусом грусти усмешка. Шайен с удивлением заметила, что она вдруг сделала его на десяток лет моложе. И в комнате едва заметно потеплело.

— Боюсь, мы читали с вами разные книги, лорд. Если бы тут НЕ жил хотя бы один дракон, этому городу пришлось бы туго...

— Отчего же? — удивился ландмайер.

Шайен откашлялась, и, припомнив пожелтевшие страницы книги, процитировала:

"И ринулся змей оземь и сей же час обернулся юношей дивным с лицом светлым.

- Не бойся меня, девица, -— сказал он, и стало так. — Я и мои братья — закон этой земли, ее дух.

И спросила дева — как имя твое. Ничего не ответил юноша дивный, только очами блеснул во мраке ночи.

Ибо имя ему было — "воля", ибо воля есть сила и свобода, слитые воедино. От сотворения холмов Ирии и до той поры, когда обратит время и ветер в пыль их, не было и не будет у этой земли другого закона и другой души".

— Это всего лишь старинная легенда, сударыня.

— Да, но именно эта легенда привела меня сюда. О драконах Ирии я узнала случайно, когда листала книгу сказок Ирии. В этой, единственной, упоминалось малое море — то озеро, на которое, должно быть, у вас прекрасный вид из окна. Не смотрите на меня так непонимающе, лорд! Вы не можете не знать этой истории. Тут ее каждый ребенок знает. "Дева и змей" — легенда о девушке, гулявшей по берегу горного озера и потревожившей хранителя-дракона. Дева опрометчиво пообещала вернуться. А тот самый змей впоследствии обернулся "юношей дивным"...

— И Вы отчего-то решили, что этот змей — я?

— Нет... вовсе нет. Легенде почти пять веков. Но в год моего выпуска из ученичества прошла весть, что в Ирии убит дракон. Что в бою с драконом пал лорд Ирийский... Мне и в голову не пришло, что лорд и дракон — одно лицо. И не пришло бы, пока я не увидела Вас, лорд Вэрден. Я приехала в Ирию действительно за сказками и легендами. Слухами, рассказами очевидцев. А более того, хотела просто перезимовать в тихом месте. Зашла в первый же придорожный трактир. А там — дракон, опрокидывающий в себя кружку самогона. Ну а дальше Вы знаете...

Что-то сломалось в Шайен. Лопнуло струной. Очень хотелось, чтобы он понял и поверил. Не в пророчество. В то, что она не желала — да и не могла пожелать ничего дурного его земле. Но добавить к сказанному было решительно нечего. Не уговаривать же, не умолять поверить. Да и поверит ли дракон магу, который носит знак змееборца на груди?

Шайен молчала, терзая в пальцах край пледа. Молчала и молилась про себя тем древним богам, в которых оставалась еще хоть какая-то вера.

Лорд истолковал ее молчание по-своему. Поднялся и быстро произнес:

— Похоже, беседа вас утомила. Отдыхайте. Я зайду узнать о вашем самочувствии.

И такими же тихими и стремительными шагами пересек гостиную.

Шайен проводила ландмайера взглядом и, только когда дверь за его спиной захлопнулась, поняла, что больше не чувствует удушающей слабости.

— Сударыня? — мягкий голос Тима вывел ее из ступора. — Может, наверх Вас проводить? Прилечь бы вам... Бледны уж больно...

— Не нужно, Тим, спасибо. Я могу дойти сама, — ответила чародейка, с удивлением отмечая, что и впрямь — может.

Глава 8

"Человечность? О чем Вы говорите, Шеррил? Дракон не заслуживает человеческого отношения. Он — не человек. В нем нет ничего от человека. Дракон — источник силы в умелых руках. И источник проблем в руках неумелых"

Она проснулась за полночь от ощущения неясной тревоги.

Над холмами огромным — в половину оконной рамы белым блюдцем — висела луна. Поворочавшись с боку на бок больше часа, так и эдак прячась от сквозящего в узкую щель меж занавесками призрачно-белесого света, Шайен не выдержала, встала, бестолково промерила комнату шагами, заслужив неодобрительный взгляд кошачьих глаз, замерзла, натянула штаны и рубаху.

Ноги держали уже без предательской дрожи.

Обрадовавшись, Шайен выскользнула за дверь, спустилась по лестнице.

— Дочка? Ты чего не спишь? — мягкий шепот кухарки остановил ее на последней ступеньке.

— Не спится. — Шайен смущенно пожала плечами. — Полнолуние ведь.

Валь, легко ступая войлочными шлепанцами, подошла ближе. Ее лицо лучилось морщинками в оправе кружев ночного чепца.

— Вот и мне не спится. Вот, решила за вязание взяться.

— А я, пожалуй, воздухом подышу. Постою пойду на крылечке.

— Ну постой. Только шубку накинь — простынешь. — заботливая старушка села в кресло, запалила лампаду. — Да смотри. Проклятая ночь все-таки. От дома не отходи...

— Ну, я же колдунья. — Шайен улыбнулась и накинула куртку, — Не мне духов бояться.

От бессонницы голова казалась чугунной. Колдунья затворила за спиной дверь и глубоко вдохнула разлитую в воздухе зимнюю ночь. Тяжесть отступила. Тело вдруг показалось легким, почти прозрачным.

Над снежными вершинами лесистых холмов плыло рваное облачное одеяло, луна прожгла в нем прореху, и теперь с недоуменной печалью взирала на невидимый отсюда пряничный городок, замок и маленький домик привратника, притаившийся в тени заснеженных вишен.

Ночь перед Йолем. Ни души на улице. Люди закрыли ставни и ждут, когда злые духи отправятся на последнюю пляску уходящего года. Но духи не торопятся.

Тихо-тихо.

Кружится в лунном свете хрустальная пыль.

Шайен прикрыла глаза и на несколько долгих секунд затаила дыхание.

Звук...

Шаги...

Мягкие, почти кошачьи, почти невесомые.

Невесомые шаги человека, спешащего по одной из дорожек сада.

Пожалуй, не если б она не вслушивалась в напряженную ночную тишь, не впитывала звуки каждой клеточкой тела, он прошел бы незамеченным. Но не теперь.

Колдунья открыла глаза.

Силуэт мелькнул далеко впереди, меж двух старых узловатых яблонь. Но Шайен успела разглядеть белесые, стянутые в неряшливый хвост патлы, спускающиеся по затянутым в черное плечам.

Лорд Вердэн? Куда это он, среди ночи? Неужели?.. Ну конечно...

Когда еще полетать в истинном обличье, как не в глухую морозную ночь?

Потом, восстанавливая по крупицам в памяти эту ночь, Шайен так и не смогла понять, что заставило ее, одетую не по погоде, слабую, пойти по его следам. Что толкнуло на то, чтоб подобно ищейке, прячась в тени стволов, растворяясь в просвеченной лунным молоком сумраке, идти за беловолосым. Любопытство? Или острый укол интуиции да безвременная кончина остатков здравого смысла?

Она шла следом, не сокращая расстояния, приноравливаясь к походке беловолосого, к его нечеловеческому шагу. Не человеческому. Но и не драконьему.

Шайен поняла, что обозналась, еще до того, как тропинка вывела их на поляну — ту самую, где давеча играли дети. Сейчас на вытоптанном пятаке было пусто. Только бездумно застыл посередине беловолосый упырь. А если уж быть совсем точной, то голем. Бездумный болван, полностью подчиненный воле хозяина. Мага, между прочим, не менее чем седьмой ступени. А значит преступника. По определению. Просто потому что дозволений на подчинение Круги не выдавали уже лет... в общем, столько не живут даже маги.

Затаившись в полупрозрачной тени заснеженной ели, она смотрела, как по тропинке, с другой стороны, навстречу упырю идет девочка. Маленькая девочка или совсем молоденькая девушка в пушистой, снежно-белой шубке... Отсюда было не видно ее лица, но Шайен различала ее торопливую поступь. Она трогательно прятала ладошки в белую муфту и все ускоряла шаг, торопилась навстречу.

Может быть, заблудилась в лесу, удрала из дома в Проклятую ночь и теперь, струсив, бежит к первому встречному, как к спасителю...

Голем ждал...

Шайен вспомнила располосованный труп на городской площади.

Пустота внутри только-только стала заполняться силой, ее хватило бы затеплить свечу, но не совладать с големом. А девочка торопилась, почти бежала, запыхавшись. Изо рта, пока еще неразличимого в темноте, вырывались белые клубы пара. От залитой лунным светом полянки ее теперь отделял десяток взрослых шагов.

И Шайен не выдержала, оттолкнула еловую лапу и крикнула:

— Не ходи сюда!

Снежная шапка рухнула с потревоженной ели, осыпалась за ворот.

Маленькая девочка шагнула в освещенный луной круг и повелительно подняла трогательную ладошку.

Упырь замер, с собачьей преданностью глядя на госпожу.

Что-то внутри оборвалось и осыпалось пеплом.

— Ну, здравствуй, Элоиза. — горько усмехнулась Шайен.

— Здравствуй-здравствуй, подруга. — Совсем не по-детски усмехнулась маленькая девочка.

Майлисс.

За три года до начала повествования.

Дом Виллана Гесимана, магистра магии

Учитель уехал еще в начале лета. Запер половину комнат, законопатил заклинанием двери собственного кабинета, вручил ученицам по свитку с заданиями к выпускному испытанию и по пропуску в библиотеку, и отбыл. Куда — не сказал.

Домоправительница — почтенная и строгая матрона Садора, единственная в доме прислуга, хранительница очагов и кладовок, — блюла хозяйство с неизменной тщательностью, и дальше лаборатории и комнаты над лестницей, где жили ученицы, никого не пускала.

Шайен едва ли не до заката протирала штаны в библиотеке, правда, без подруги. Элоиза пропадала неизвестно где, возвращалась за полночь, неизменно довольная, мурлыкала, как добравшаяся до жбана со сметаной кошка. На расспросы отвечала туманно, говорила только, что если у нее получится задуманное, то никакие испытания в Круге магов ей будут не страшны.

Шайен пожимала плечами и возвращалась к своим свиткам.

Этот вечер, последний перед испытаниями, был точно таким же, как всегда. Вот разве что не спалось.

Элоиза где-то гуляла, издалека доносился стук ночной колотушки сторожа, брехали собаки, да тянул серенаду кот на соседской крыше. По жестяному желобу над крыльцом ударили горошины капель. Дождь собирался с самого утра, но все никак не мог пролиться весь. Шайен села на постели. Где-то в подреберье паучьими лапками перебирала тревога. Горло пересохло, она вдруг поняла, что жутко, почти нестерпимо хочет пить.

Садора давно видела десятый сон. А в гостиной, на столе, наверняка осталась вода в графине.

Шайен на цыпочках, стараясь не шуметь, вышла из комнаты, спустилась по лестнице и совсем уже было собралась прокрасться по коридору до гостиной, как вдруг заметила, что из-под массивных дубовых дверей кабинета Учителя, пробирается полоска света. Там за стеной раздавались приглушенные голоса. Шайен, поразмыслив пару секунд, нырнула за шпалеру и затаилась.

- Зачем? Я не понимаю, зачем ты это сделала? - Шайен прислушалась. Голос учителя — и когда только он успел вернуться? - звучал отрывисто и раздраженно. - Нет, ты скажи, я тебя просил? Ты хотя бы понимаешь, что ты натворила, пустоголовая кукла?

— Но учитель... - до ушей Шайен донесся сдавленный всхлип. И снова холодный голос учителя:

-— Ну, конечно, теперь ты будешь рыдать и вымаливать прощенье. Ты знаешь, чтобы я сделал с тобой за такой проступок, если бы не обещание покойной сестре? -— голос превратился в шипение змеи и стих. Послышались торопливые шаги, звон каких-то склянок, шуршание материи и отчаянные всхлипы. Теперь Шаейен уже точно знала, кого отчитывал маг.

Элоиза — а это была именно она — жалобно заскулила...

- Я.. я не хотела. Я же все правильно сделала. А он дракон. Он точно дракон. Я... как вы сказали... заварила зелье. Он выпил, начал пере.. пере.. вол...

- ...перевоплощаться, - зло перебил учитель. — Ну и?!

- И я кинула в него.. ваше.. заклинание... а оно... - протяжный всхлип, - не подействовалооо...

Звук пощечины оборвал плач.

- Ты хотела применить заклинание высшей ступени до получения знака?

- Но он сказал, что уедет... - пристыжено промямлила Лиз.

- Мы позже об этом поговорим. А сейчас — марш в свою комнату.

Шайен замерла, вжавшись в стенку. Лиз, прижимая к груди перевязанную руку, пронеслась по коридору в спальню.

Наутро было назначено вручение Знаков. Перед началом церемонии, сидя в кружке приятелей — таких же учеников, Лиз баюкала ручку, томно бледнела и закатывала глаза, а на расспросы якобы нехотя отвечала, что, мол, сокрушена горем. Что даже пыталась вскрыть себе вены, потому что ее любимый решил на ней не жениться. Девочки ахали, мальчики хмурились.

Шаейн про себя обозвала ее дурой.

На испытания собрались все ученики, чьи наставники сочли что "отроки", как помпезно именовали их в уставе Круга, достаточно поднаторели в магических искусствах.

В этом году студиозов набралось до обидного много — не меньше двух десятков мальчишек и с десяток девушек ждали своей участи в коридорах старинного мажьего особняка, где заседал Круг. Лавок на всех не хватало, и мальчишки, а с ними и Шайен, расселись на широких подоконниках, напоминая стайку воробьев. Девушки держались особняком. Пятеро — облаченные в одинаковые зеленые с белыми отворотами платья целительниц — скромно зубрили в уголке страницы потрепанных травников.

Их обучением занимался круг целителей. Пожалуй, только туда охотно брали на обучение девочек из простых семей, наделенных магическим даром.

Да еще изредка случалось, что в богатом и знатном роду обнаруживалась даровитая наследница. Но тех не отдавали в обучение, а нанимали учителей.

Чаще же дар, а вместе с ним и знания, передавался от отца сыну, от матери — дочери.

Но избежать круга не мог никто — ни сынок знатных родителей, ни крестьянский отпрыск, зубами и ногтями прорвавшийся в стольный Майлисс и сумевший напроситься в ученики к кому-то из магов.

По прохождении экзамена в Круге маг получал знак и право практиковать. Одним это право не требовалось вовсе — так, еще одна регалия, повод блеснуть перед соседями и потомками. Другим обеспечивало кусок хлеба.

Испытания же предстояли одинаковые всем.

Дубовая дверь с грохотом распахнулась, и в коридор вылетел Этуш — ученик чародея — хранителя библиотеки. Он прикрыл дверь за собой, привалился спиной к стене, шумно выдохнул и сполз на корточки, сияя счастливой улыбкой. На шее его болтался вдетый в серебряную оправу кончик драконьего клыка.

- Ну? Как? — разноголосая толпа окружила счастлива. Тот перевел дыхание и обвел будущих коллег ошалелым взглядом.

- Сначала спрашивают по общей магии. Все. — Шумно дыша, рассказывал Этуш. — Потом просят назвать специализацию. Ну я сказал — Алхимия, и передо мной появился стол с препаратами... Потом практическое задание... и...

Шайен протиснулась сквозь толпу, плечом отодвинув кого-то из ребят, и отошла. Все это она знала и так.

Целительниц, вероятно, ждали счастливцы из городской больницы для бедных.

Практическим заданием для алхимика был бокал зелья. За те короткие минуты, что требовались для его действия, экзаменуемый должен был не только по внешнему виду, вкусу и действию выпитого, определить, чем, собственно, отравился, но также приготовить, а в редких случаях, выбрать из предложенного, противоядие. Ну и конечно рассказать почтенным магистрам, как, зачем и почему готовится выпитое зелье.

Шайен и Лиз готовили как раз к Алхимии.

Но у Шайен было совсем другое мнение.

Часы текли медленно, еще медленнее таяла толпа несчастных, измученных ожиданием студиозов.

Сынки богатых родителей прошли в числе первых, их, счастливых, верно уже качали на лаврах в родных домах. К вечеру город утонет в многочисленных пирушках, а ночью праздник перельется через край фамильных особняков и таверн и выплеснется на улицы. Все следующее утро маги будут устранять последствия гулянки недавних учеников, залатывать дырки в пространстве и снимать честным гражданам иллюзии ослиных ушей и коровьих хвостов. В эту, единственную ночь в жизни, молодым разгильдяям за это ничего не будет. Скорее всего.

- Шай!! — Элоиза выскочила в уже полупустой коридор. — Я сдала! Сдала!!

Шайен улыбнулась, слегка натянуто, вчерашний разговор и утренняя ложь подруги лежали осадком на сердце.

- Поздравляю. Что досталось?

- Ерунда. Любовное зелье. — она пренебрежительно махнула свободной от бинтов ладошкой. Вторую руку залечила какая-то из только что выпустившихся целительниц, но Лиз все еще опасливо кутала ее в повязку.

- Молодец. — Шайен тревожно косилась на дверь. Вот-вот произнесут фамилию следующего...

На этот раз вызвали опять не Шайен.

Лиз хвалилась амулетом.

Ей достался перстень, с вправленным в металл хрусталем. Вернее хрусталиком. Драконьего глаза. Шайен передернуло.

Лиз светилась счастьем.

Амулет мага носил в себе часть магического существа. Единорога, пегаса... Он предназначался не столько и не только для того, чтобы удостоверить право мага практиковать. Волшебная вещь копила силу и позволяла одномоментно вложить ее в одно мощное и сложное заклинание. Какое именно — выбирал сам новоявленный маг. Из предложенных вариантов, конечно.

- Что в нем? — Шайен определила бы и сама, но трогать чужой амулет почиталось кощунственным и бестактным.

- Ну что может пригодиться девушке? — Лиз кокетливо улыбнулась.

- Ммм.. вечная молодость? — предположила Шайен в шутку. — Или нравиться всем и каждому даже рано утром после пьянки по случаю получения знака?

- Ну вообще-то... почти. — Лиз смутилась. — Там любовные чары... Ну... что-то типа того...

Воздействие на психику. Сложная штучка. Сложная и красивая. Две серебряные летучие мыши держат в лапках хрусталь. Перстень сваливался с маленьких пальчиков Лиз, она повесила его на цепочку и надела на шею. Как кулон.

Шайен не стала спрашивать, зачем это ей.

Над коридором рокотом прокатилась ее фамилия.

- Шеррил!

Шайен выдохнула и переступила порог освещенной десятком магических огней залы.

Магистры сидели в тени, за длинными, укрытыми бархатными скатертями, столами.

- Войдите в пентакль, Шайен. — раздался голос метрессы Агнессы. Шайен посмотрела под ноги и увидела на гранитном полу очерченный алыми прожилками пятиугольник. Сделала шаг и встала в его центре.

Вопросы посыпались градом. Они не казались сложными — все это, описанное в трактатах, Шайен не столько знала, сколько чуяла нутром с детства, и только вспоминала сети и формулы заклинаний, формируя мыслеобразы.

- Что ж, неплохо. — удовлетворенно прервала ее Агнесса. — Переходим к специальности. Алхимия, если не ошибаюсь?

Шайен сжала кулаки и охрипшим голосом произнесла:

- Змееборство.

Повисла пауза.

- Шайен, вы ничего не путаете? — осторожно поинтересовался длиннобородый хранитель библиотеки.

- Она путает! — вмешался Учитель. Он сидела в самом дальнем углу, Шайен не сразу заметила его. — Алхимия!

- Слова ученика, произнесенные в пентакле, определяют его выбор. — строго напомнила глава Круга. — Шайен, Вы настаиваете? Змееборство?

- Змееборство. — Отрезала Шайен.

Последние сорок лет по этой специальности не экзаменовались. Она понятия не имела, каким может стать задание. Комиссия, похоже, не имела понятия тоже.

- Я полагаю, коллеги, - вновь заговорила Агнесса, - что прежде чем переходить к практической части, нам следует определить, насколько девушка подготовлена в теории...

"А пока мы будем ее спрашивать, попробуйте придумать ей практическое задание" — ехидно подумала Шайен. Агнесса, не чуравшаяся чтением студенческих мыслей, укоризненно глянула на нее, но промолчала.

- Шайен, - начала магесса, - Вы отдаете себе отчет, что встретить дракона в настоящий момент... Эмм... несколько затруднительно.

- Отдаю, Магистр Агнесса. Но у меня есть основания полагать, что мне повезет его встретить...

- Чтож... в таком случае, предположим, - только предположим, - что Вы встретили дракона. Что Вы станете делать?

- В каком облике я его встретила?

- В человеческом. Как Вы распознаете дракона?

-— Никак, магесса. Это невозможно. С первого взгляда дракон неотличим от человека. Равно как и со второго, третьего и четвертого. Волевых и умных мужчин достаточно и среди людей. Дракона отличает разве что это.

- Мужчин?

- Да, магистр. Дракон принимает исключительно мужское обличье. Дракониц не бывает.

- Так как же они размножаются? — хмыкнул кто-то из молодых магистров.

- Так же как и все, магистр Трей. — невозмутимо ответила Шайен, - если вы, конечно, имеете ввиду истинных драконов, а не звероящеров, которые, как известно, не представляют магической ценности и являются яйцекладущими хищниками.

Агнесса постучала карандашом по стакану.

- Так Вы не ответили на главный вопрос. Как бы вы убили дракона?

- Никак, магистр. — Тихо, но твердо ответила Шайен. — Я не стала бы убивать дракона. Ни в человеческом, ни в каком другом облике.

- Почему? — Агнесса с любопытством склонила голову, на ее красивом лице медленно расцветала хитрая полуулыбка. Похоже, магесса знала ответ.

- Потому что это варварство и кощунство... - выдохнула экзаменуемая, и сама поразилась собственной дерзости.

Вопросов было много. Очень много. Больше всех зверствовал Учитель, чаще всего звучал возглас "спорно!" и между членами Большого Майлиского круга начиналась перебранка, во время которой о заключенной в пентаграмму ученице забывали вовсе.

Наконец, Агнесса вспомнила о времени и томящихся за дверью учениках.

- Шайен. Ваша теоретическая подготовка не вызывает сомнений. Но Вы должны понять — мы не можем дать Вам практическое задание. За неимением дракона... В порядке исключения, решением круга Вам предоставляется право практиковать. И... — она запнулась, и добавила, - я очень надеюсь, Вам никогда не придется проверить на практике Ваши знания.

- Боюсь, что придется. — Чуть слышно прошептала Шайен, но перед ней, по повелению руки Агнессы, уже открылся ларец с амулетами. Их оставалось пять штук.

- Выбирайте себе Амулет, Шеррил.

Шайен легко касалась кончиками пальцев блестящих безделушек. Колба с зеленоватой жидкостью внутри — телепатия. Перо, распятое по золотой оправе. "Огненная дуга". Мутный белый камень на серебряной цепочке. Невидимость.

Пальцы покалывало от прикосновения к древней магии.

В дальнем углу ларца пылилась круглая вещица из желтого металла. Шайен перевернула ее. Две вплавленные в медь перламутровые пластинки. Чешуйки. С крыла...

- Я возьму этот. — произнесла Шайен раньше, чем успела подумать.

- Он... не совсем исправен. — Агнесса вышла из-за стола и пересекла зал, шелестя подолом строгого платья. — Это перемещение...

- Я поняла, магистр. Могу я узнать, в чем неисправность?

- Видите ли, Шайен. Медальон этот именуют часто медальоном трусов. — Со спины подобрался Учитель. — Мгновенное перемещение из опасного места в.. эм... более безопасное. Это конечно благоразумно, учитывая Ваши способности... - в его голосе сквозила издевка. — Так что очень рекомендую.

- Коллега... - Агнесса нехорошо посмотрела на Учителя, и тот с самым невинным выражением лица продолжил:

- Я лишь хотел предупредить свою ученицу о возможных неприятностях. Видите ли, медальон срабатывает всегда. Переносит, куда нужно. Вне зависимости от того, сколько силы успел накопить... Неудивительно, что последний владелец был доставлен прямо с поля боя... Без повреждений. Но уже остывающим трупом.

Шайен тревожно и вопросительно оглянулась на главу Круга. Агнесса согласно кивнула.

- Это так. Но если пользоваться с умом...

- О, да. С умом — это как раз для Шайен. — издевательские нотки в голосе Учителя были понятны ей одной.

- Я возьму его. — она решилась и накинула на шею цепочку.

— Хорошо. — Агнесса устало потерла виски. — Вы свободны, Шайен. Пригласите пожалуйста Тревора Вишку.

Элоиза не дождалась. Шайен спустилась по лестнице особняка, мраморные львы, державшие крыльцо, признали в ней коллегу и басовито прорычали:

- Доброго вечера, магесса Шеррил.

Шайен вздрогнула с непривычки, потрепала львов по каменным гривам — на удачу, и вышла в город, позволив празднику подхватить себя.

У Шайен никогда не было близких друзей среди учеников, но число приятелей и знакомых не знало счету.

Уже четверть часа спустя она каталась на лодке с какой-то из многочисленных компаниях нынешних и будущих выпускников.

Ночь прошла весело. С танцами на площади, купанием в канале и, кажется, даже с компанией нетрезвых русалок, каждый год неизменно прибивавшихся к гуляньям молодых магов.

Шайен не хотелось думать о завтрашнем дне. Он не сулил ничего хорошего. Как впрочем, и ничего плохого.

На рассвете она незаметно отбилась от компании и, плутая по узким улочкам, вышла к дому учителя. Зачарованная дверь не открылась в ответ на прикосновение ладони.

Шайен постучалась.

Через некоторое время на пороге появился Учитель. В ночном колпаке и халате.

- Шеррил, Ваша выходка была глупа. Такого я не ожидал даже от Вас. — вместо приветствия начал он.

- Я могу войти?

- Зачем? Вещи Вам собирать незачем. В этом доме нет ничего Вашего. Вот разве что... - он порылся в кармане и выудил на свет помятый свиток. — Письмо Вашей матушки. Поздравляет с окончанием курса. Князь негодует, от семьи вы отлучены. Всего доброго. — Дверь с грохотом захлопнулась.

Шайен осталась одна на безлюдной площади. Из вещей у нее осталась только пухлая тетрадка конспектов, метрики да медальон мага.

Спустя два часа Шайен покинула Майлисс, нанявшись магичкой в один из речных обозов.

* * *

— Скажи, Шайен, — маленькая девочка зло сплюнула ее имя, — почему ты всегда, всегда встаешь у меня на пути? Тебя сюда не звали. Это МОЙ дракон.

— Лиз, опомнись. Это ты подняла голема? Ты совсем свихнулась? — Шайен сделала шаг к Лиз, но та предупреждающе вскинула руку. Кончики пальцев светились, выдавая заготовленное заклинание.

— Не подходи ко мне. — выкрикнула Лиз, — исчезни наконец.

— Лиз, не дури. — Шайен миролюбиво опустила руки ладонями вниз. — Какой дракон, о чем ты?

— Ты прекрасно знаешь, какой! На которого ты зубы точишь! Зачем тебе? Ты княжна, у тебя и так все будет...

— Лиз, успокойся. Я ни на кого не точу зубы. Я вообще домой собиралась...

— Вот и уезжай! Проваливай в Шен, выходи замуж и не мешай мне жить!

— А давай ты прекратишь психовать и уберешь заклятье?

— Так ты же у нас великая волшебница. Что ж ты щит не поставишь? — Со злой иронией спросила Элоиза. — Ты же так блестяще защищалась на выпуске! Отправляйся домой. К жениху... — Спокойнее и тише повторила Элоиза. — Там тебя заждались. По твоей милости степняки и лесовики скоро перережут друг друга окончательно. Отправляйся...

Лиз взмахнула ладонями, как будто стряхивая с пальцев невидимую пыль, и Шайен рухнула в снег, на лету сплетая щит. Живот свело судорогой, к горлу подкатила тошнота. На секунду накрыло желание сорвать амулет с шеи и вложить остатки сил — своих и почти пустого медальона — в перемещение. Домой. В Шен. К маме. Но только на секунду...

Ей живо представилось, как медальон с двумя перламутровыми чешуйками, будут снимать с ее холодного трупа.

Не-ет.. так быть не может. Ее должен похитить дракон. И он ее похитит. А значит, сейчас она как минимум останется жива. И это не может не радовать. Шайен поднялась на локтях и села, прислонившись спиной к стволу.

Медленно занося следы Элоизы и исчезнувшего вместе с ней голема, на поляну опускались крупные снежные хлопья.

* * *

Дэрелу не спалось. Слова колдуньи не выходили из головы. С детства ему внушали, что он чудовище, что в один прекрасный день его драконья сущность выйдет из-под контроля разума и тогда... Почему она так уверена, что он не несет в себе зла? Лорд зашел в библиотеку, прошелся вдоль полок с книгами, снял с одной из них увесистый том и вернулся в свое удобное кресло. Сотню раз он пролистывал эти страницы, стараясь разобраться в себе, а она... свалилась, как снег на голову и уверяет, что знает его лучше его самого. Самоуверенная девчонка!

Дэрел отложил книгу и мягкими шагами подошел к окну. Сквозь кружево мертвых, выбеленных снегом, веток пробивалось желтое пятно света. Отсюда, из окон библиотеки на втором этаже особняка, бестолковые метания газового фонаря по заснеженному саду походили на агонию бьющегося в паутине светляка. Кто-то ходил по саду, да и во флигеле слуг, обычно спящих в этот поздний час, теплился огонек. Опять колдунья? Лорд накинул куртку и вышел...

— ...да не видела я, куда она пошла. Сказала, на крылечке посидит... — донесся до слуха лорда встревоженный голос стряпухи.

— Успокойся, — отвечал Тим, освещая фонарем тропинку между старыми яблонями, — вот ее следы. Небось, пройтись решила... Иди в дом, жена. Не студись...

Валь всхлипнула, поплотнее завернулась в шаль и заторопилась к крыльцу.

— Что случилось, Тим? — окликнул слугу лорд.

Тим, вздрогнув, обернулся, торопливо поклонился.

— Доброй ночи, Ваша Светлость. Да вот, сударыня чародейка погулять вышли. А жена волнуется, как бы не заблудилась... Все же Проклятая ночь на дворе.

— Оставь мне фонарь и ступай к жене, — кивнул Дэлер, протягивая руку. — Я как раз собирался пройтись по окрестностям... — И, не слушая возражений, забрал фонарь и пошел по не заметенным еще следам в направлении леса.

Слуга растерянно проводил лорда взглядом, вздохнул, покачал головой и отправился к флигелю.

Полог заснеженных ветвей нависал над головой, норовя зацепить Дэрела едва ли не за ворот. Почти не заметная цепочка следов вела в глубь сада, петляя между стволами.

Вскоре к первой цепочке присоединилась и вторая. Они вились вместе, иногда переплетаясь, так что не всегда можно было понять, один человек шел, или их все же было двое. Странно, до сих пор он считал, что у колдуньи нет знакомых среди местного населения. Хотя она вроде бы упоминала о еще одном маге. Что она задумала?

У края круглой поляны — любимого места детских забав, заботливо расчищаемого Тимом каждую весну — цепочки вновь расплетались. Одна обрывалась под шапкой упавшего с оголившейся еловой лапы снега, вторая пересекала поляну, постепенно истончаясь и теряясь под снежным покровом. Снегопад, которому здесь не мешали сплетенные ветви, не пощадил следов неизвестного спутника чародейки.

Сама же чародейка обнаружилась неподалеку. Она сидела, бесформенным кулем привалившись к стволу заснеженной ели и, казалось, спала. Поединок магов? Дэрел мысленно проклял себя за непредусмотрительность. Он мог бы и догадаться, что эта взбалмошная девчонка решит самостоятельно восстановить справедливость!

Согнувшись в три погибели, он поднырнул под мохнатую еловую лапу и прикоснулся к холодеющей щеке чародейки. Ресницы дрогнули. У Дэрела отлегло от сердца — жива.

Она открыла глаза, вздрогнула, во взгляде промелькнуло узнавание, быстро сменившееся ужасом и смущением.

— Хорошее местечко вы выбрали для отдыха, сударыня, — насмешливо . — Прошу простить меня за то, что нарушил ваше уединение...

Колдунья разлепила губы и пробормотала:

— Вам... надо уйти отсюда. Скорее... — и неуклюже попыталась подняться

* * *

В первый миг Шайен подумала, что это вернулась Элоиза. Или голем. Решили убедиться, что заклятье подействовало, и Шайен отбыла в Шен. Но едва только в глазах прояснилось, и в чертах склонившегося над ней человека она узнала лорда Ирийского, Шайен поняла — все еще хуже. Гораздо хуже.

Что, если они еще поблизости?! Если Лиз не ушла, отчего-то полагая, что дракон не заставит себя ждать?!

Что ей стоит, подойти со спины и... Что могло бы быть дальше, Шайен не знала. Но если Лиз так уверенно заявляла, что это ее дракон, значит ей или учителю, а, что вероятнее, им вместе, удалось-таки найти управу и на драконов. Какую — Шайен и предположить не могла. А она без капли сил... Ей даже защиту выставить нечем.

— Уходите же! — Вместо крика получился сип. Шайен подалась вперед, попыталась толкнуть лорда в плечо, но только безуспешно увязла коленями в снегу.

Увы, лорд пропустил ее предостережение мимо ушей.

— Вы позволите? — как на светском приеме произнес он и с учтивым поклоном, без которого, впрочем, он бы и не смог этого сделать, взял Шайен под локоть.

Нашел время паясничать!

— Вы не понимаете! — замерзшие губы плохо слушались, но Шайен все же пыталась донести до лорда мысль, напряженно вглядываясь в темноту за его спиной. — Вам нужно уйти! Идите же, я сама дойду!

— Конечно нужно, и чем быстрее, тем лучше, но только вместе с вами, — лорд никуда не спешил. Он настойчиво попытался приподнять Шайен за локоть, но, убедившись, что девушка не расположена куда-то идти, просто поднял ее на руки. — Не вырывайтесь, уроню, — строго сказал он на слабые попытки сопротивляться.

— Да что Вы ко мне привязались! Оставьте меня в покое! — возопила Шайен, тем не менее, судорожно вцепившись оледенелыми пальцами в куртку ланмайера. Ощущение, что тебя куда-то волокут против воли, того и гляди — уронят, — и без того было не из приятных, а захлестывающая тревога делала его почти невыносимым. Шайен брыкалась, выворачивала шею, пытаясь заглядывать ему за плечо. Но лорду да ее возмущения не было дела. Как и до тщетных попыток высвободиться. А за его спиной, по счастью, не нашлось ни упырей, ни враждебно настроенных магов.

На крыльце флигеля дожидался Тим. Свет лампы плеснул Шайен в глаза, уже привыкшие к темноте. (Она смутно припомнила, что лорд так и оставил свой фонарь в снегу).

Привратник придержал дверь, лорд с облегчением сгрузил свою ношу в уже знакомое кресло и перевел дыхание.

К Шайен кинулась встревоженная Валь, сунула ей в руки чашку с чем-то горячим, закутала в плед, запричитала, но, наткнувшись на сердитый взор лорда, затихла и отступила.

— Какого черта, скажите, Вас понесло в лес, сударыня? — Лорд не повышал голоса, но Шаейн стало жутко.

— А Вам какая разница? — Поборов оторопь, огрызнулась она.

— В городе совершено преступление. Ваши... хм... прогулки наводят на подозрения.

Валь успела уже развести огонь, и теперь звенела посудой на кухне. Но Шайен не замечала разливающегося по телу тепла — ее колотило от рвущегося наружу напряжения последних дней. Слова вырывались сами — резкие и злые.

— Ну, так сдайте меня страже!

— Вам больше нравится в тюрьме? — Лорд иронично поднял брови.

— Не смею злоупотреблять гостеприимством, — процедила сквозь зубы Шайен.

— Можете считать себя пленницей. — Отрезал Дэрел и, не дожидаясь ответа направился к двери. — Будьте так любезны, Валь, напоите сударыню грогом, — распорядился он на ходу.

— Да делайте, что хотите. Мне все равно, — с деланным безразличием ответила Шайен и отвернулась.

— Да, Тим, если она еще что-нибудь выкинет — доложите, — бросил лорд с порога.

— Черт бы Вас побрал, лорд Верден. Вместе с замком, упырем и Элоизой, — зло пробормотала Шайен.

Дверь захлопнулась.

* * *

— Давайте наверх Вас провожу, сударыня чародейка? Вот только на руках не донесу. Староват уже.

Тим улыбнулся, вокруг глаз разбежались лукавые морщинки. Но Шайен передернуло — меньше всего она хотела бы вновь болтаться безвольным кулем в чужих руках.

Колени все еще подгибались, но, цепляясь одной рукой за перила, в другой — за плечо привратника, она преодолела лестницу и добралась до неприбранной кровати.

— Отдыхайте, доброй ночи. — Тим опять улыбнулся, и прикрыл за собой дверь.

Шайен разделась, дрожащими пальцами расшнуровав рубаху. Забралась в постель, натянула одеяло до шеи, откинулась на подушку и прикрыла глаза. Сон и не думал идти, сердце бухало где-то у горла, готовое задушить всхлипами. Колдунья прикусила губу, чтобы не позволить им вырваться наружу.

Боги древние, ну почему все так глупо? Такой нелепой и жалкой Шайен, пожалуй, не чувствовала себя никогда — даже в доме учителя. Там, драя полы в людской, или отчищая очередной закопченный котел, княжна, по крайней мере, считала, что она — маленькая колдунья — права, а учитель — неправ и несправедлив. И это злое негодование подстегивало, не давало раскиснуть. Сейчас же, как ни крути, Шайен была кругом и всюду виноватой. А правым был лорд.

И даже Элоиза.

Вернуться в Шен. Пойти под венец. Дождаться дракона. Можно даже с порога храма не уходить, только лучников и копейщиков приказать убрать. Отец ведь, наивный, попытается защитить блудную дочку. Только что дракону сотня стрел да полсотни лучников? И огненного выдоха не понадобится — от одного вида сыпанут по сторонам как мыши от веника.

— Дочка? — Шайен вздрогнула, приподнялась на локтях. Дверь спальни открылась, прошаркали войлочные шлепанцы. — Ты легла уже, я смотрю. А я вот тебе грелку принесла. — Старушка, улыбаясь, опустила на одеяло недовольно виляющего хвостом кота. Кот, оказавшись на постели, немедленно свернулся клубком и притворился, будто давно и сладко спит. — Его светлость велел тебя не тревожить, но я подумала, может, тебе нужно чего. Хорошо, что нашел он тебя. А то мы перепугались...

— Я... гуляла.. и заблудилась. — Жгучее чувство стыда за очередную ложь царапало сердце. Но не рассказывать же старикам о встрече в лесу. А вот лорду рассказать стоит. Да только станет ли он слушать?

— Нехорошая ночь сегодня. — Валь тревожно глянула в узкую щель между ставнями и опустила занавеску. — Недобрая. Напрасно гулять пошла... Пойду на кухню. Ты погрейся пока.

Шайен подумала, что Валь, по деревенской традиции, сейчас принесет с кухни нож, чтоб проверить, не пришел ли в проклятую ночь вместо гостьи с улицы подменыш. Этот дикий и древний обычай — пускать кровь любому пришедшему с улицы в Проклятую ночь сейчас уже забылся в городах, но в деревнях и некрупных селениях его чтили до сих пор. И не безосновательно. Еще каких-то пару сотен лет назад такое кровопускание и впрямь могло спасти семью от подменыша — теперь уже изведенного вида нежити, в самую долгую ночь в году имевшего обыкновение подкрадываться к жилищам человеческим и селиться в телах несчастливцев, не послушавших запрета. Никто не знал, как и зачем. Но если кровь по серебряному ножу не стекала — а чего бы ей течь у мертвяка? — то нож всаживали по рукоять. В сына ли, брата ли.

Дверь тихо скрипнула.

Шайен, вздрогнув, обернулась. В руках старушка держала не нож — чашу.

— Вот грога тебе согрела.

— Метресса Валь... — Шайен приняла чашку из узловатых пальцев и ощутила смятение. Забота стариков, почти незнакомых, настораживала, но только теперь она поняла — с непривычки. Надо же. Отвыкла. С того самого дня, как за ней захлопнулась дверца княжеской кареты, о ней не заботились. Никто. Никогда. В Майлиссе Шайен не ощущала нехватки этой заботы, быстро привыкнув полагаться сама на себя, печься о благополучии своем и Лиз. И уж подавно никому не была "дочкой" за три года странствий по тракту. И теперь Шайен смотрела на чашку в своих руках, понимая, что не знает — не помнит — что чувствуют нормальные люди. Как и чем они отвечают.

"Должно быть, лорду с ними очень хорошо,"— подумала она и осеклась. Вспомнился острый хищный профиль, холодный и надменный прищур непроницаемых глаз. Как же можно быть таким холодным рядом с такими теплыми людьми? Кем же нужно быть, чтобы не оттаять?

— Дочка? О чем задумалась? — старушка тронула ее за рукав. Шайен смутилась и созналась:

— О том, что вам надо бы меня на крови проверить. Проклятая ночь как-никак.

— Да чего мне тебя проверять, — засмеялась старушка, — ты же себя сама проверила — все губы искусала.

Колдунья спешно поставила чашку на стол и отерла губы тыльной стороной ладони. На коже осталась алая полоса.

— Допивай скорее, — Валь улыбалась — одними глазами, синими, в лучинках морщин.

Шайен с усилием проглотила вино вместе с подступившим к горлу комком слез.

Истерика... Черт, только этого еще не хватало.

Все эти три года ей казалось, что время еще есть. Что она найдет объяснение — и, как знать, может, и средство противостоять грядущей участи. Даже последние месяцы, когда ниточки, ведущие к драконам, сошлись вдруг на Ирии, и оборвались, ей еще казалось, что судьбу можно как-то обмануть. Наивная. Сколько уверенности в непреложности исполнения пророчества и тупого смирения с собственной судьбой было в ее словах, столько же страха — в забившейся куда-то под ключицу душе.

Шайен глубоко вдохнула и медленно-медленно выдохнула, успокаивая сердцебиение. На закрытых веках заплясали алые ответы каминного пламени.

— Дочка? Плохо тебе? — Встревоженная Валь коснулась ее руки и присела на край кровати. Шайен вздрогнула.

— Нет, метресса Валь...

— Перепугала ты нас, — еще раз повторила старушка.

Шайен пристыжено опустила глаза.

— Простите, метресса Валь. От меня одни неприятности и для вас, и для Лорда. Я бы уехала, да не могу...

— Что ты... что ты! — Валь замахала руками. — Не уж-то в серьез решила, что пленница ты тут? Не слушай ты Его Светлость. Это он так, для острастки... А так он же добрый мальчик. Хороший. Только видишь — судьба у него... сложная. Не приведи Единый кому такой доли...

— А тут еще и я на его голову свалилась, — через силу усмехнулась Шайен.

Валь тяжко вздохнула.

— Да оно может и к лучшему, что свалилась. Как из Майлисса вернулся, он ведь совсем одичал. Слуг из дома поразгонял, одни только мы с Тимом и остались. Одиноко тут. Тоскливо. И гостей почти не бывает...

— Метресса Валь, а чем лорду слуги не угодили? — осторожно полюбопытствовала Шайен.

— Так ведь, — стряпуха запнулась, вгляделась в лицо колдуньи, как будто решая, стоит ли продолжать фразу, — боится он...

— Кого боится?

— Себя, милая. Себя... Да что уж там, ты ж и так знаешь, — решилась она, — чай, видела все своими глазами в трактире-то.

— Вы... знаете... о драконах? — аккуратно, подбирая слова, Шайен отважилась на прямой вопрос.

Валь кивнула.

— Как не знать, дочка. Я же еще у деда Его Светлости служила. И мать моя. И бабка. Все у лордов Ирийских в доме бывали. И, скажу я тебе, никакой обиды от них никто не знал. Наказывать наказывали, да только по справедливости. А какой хозяин всем добр и хорош? То-то и оно, что никакой... Только... уж не знаю, кто тут виной, то ли отцы святые, то ли маги ваши, то ли матушка его светлости — она была женщина не плохая, только набожная больно. Вбили мальчонке в голову, будто одержимый он. Вот он и чудачит.

Шайен невольно улыбнулась. Угрюмый, суровый ландмайер меньше всего походил на "мальчонку". Но Валь, забывшись, продолжала рассказ.

— Он же сорванцом рос. А его затюкали — это тебе нельзя, то недопустимо, се — непозволительно, — Шайен угадывала в ее словах интонации не то строгой матери, не то деспотичного воспитателя-мага, — а потом и вовсе в Майлисс услали. А как лорд погиб, Дэрел и вернулся. Совсем другим вернулся. Как будто погасло в нем чего-то... Слуг разогнал, комнаты позапирал. Один, говорил, останусь. Никого, говорит, видеть, не желаю. А я тебе так скажу, дракон — не дракон, все едино. Живой человек, он живой и есть. Нельзя совсем одному. Вот мы с Тимом и остались. Да и куда нам, старикам, деваться? Всю жизнь с лордами бок о бок прожили, теперь уж не срок их бояться начинать. Ну, чего-то заболталась я с тобой, — встрепенулась старушка, — а тебе отдыхать надо. Рассвет уж скоро.

Она поднялась, поправила примятое одеяло, забрала опустевшую чашку и вышла, тихо притворив за собой дверь.

Шайен нашарила рукой медальон под ночной рубахой. Спать... нужно обязательно поспать, восстановить силы, а завтра пойти к лорду. Извиниться и рассказать о Лиз.

Что бы там она ни задумала, Шайен не позволит этому осуществиться. Не ради лорда, так ради этих людей.

Глава 9.

"Обретая же умение обращаться в гада чешуйчатого, и в ярости забыв душу человеческую, теряет дракон разум, и сокрушает все и вся на пути своем. И нет от него пощады ни ближнему ни дальнему, ни сородичу, ни смертному сыну человеческому."

Ронар Мракоборец. "О гадах" Великая Майлисская Библиотека

На другой день случилась оттепель, и едва выпавший снег принялся таять. Шайен сидела на широком подоконнике и смотрела вниз — на раскисающий сад. Воробьи на карнизе удивленно переговаривались, чего это весна вдруг надумала прийти так рано? И, если уж пришла, то не пора ли вить гнезда?

Шайен слышала их звонкоголосую перепалку, но не вмешивалась. Воробьям виднее, надолго ли в эти края заглянула не по-весеннему хмурая оттепель.

Под рубахой грел кругляшок медальона. Не иначе, драконы построили свое поместье в месте силы — уж очень быстро восстанавливался резерв под крышей этого гостеприимного дома.

На прикроватной тумбочке аккуратной стопкой покоились заботливо вычищенные и залатанные Валь штаны и чистая рубаха. В груди зашевелилось чувство вины. "Как же им отплатить за гостеприимство?" — Шайен размяла пальцы, прислушалась к себе. Пожалуй, если сила будет пребывать также скоро, к вечеру ее достанет, чтоб заговорить дом от мышей, клещей, да и всякой напасти. Впрочем, она вовсе не была уверена, что в вотчине дракона ее чародейское мастерство может хоть как-то пригодиться. И все-таки отблагодарить добрую хозяйку и ее мужа хотелось.

Шайен оделась, прошлась по комнате, с удовольствием отмечая, что слабости в ногах нет и в помине, зато есть зверский аппетит. Спугнув дежурившего под дверью кота, колдунья почти бегом спустилась по ступенькам, прошла сквозь пронизывающие маленькую гостиную солнечные лучи, разметав танцующие в них пылинки, и остановилась на пороге кухни.

— Доброе утро, местресса Валь!

— Какое утро, милая? День уж к вечеру идет, — улыбнулась старушка, отряхивая с ладоней муку. Белый каравай ждал своей очереди быть задвинутым в печь и зарумяниться.

— К вечеру? — Шайен выглянула в окошко. Солнышко и впрямь клонилось к закату. А она-то его с утренним перепутала. Вот непутевая.

— Ты смотрю совсем поправилась? — Валь задвинула каравай в печь

Шайен кивнула, вглядываясь в рисунок трещин на кухонном столе.

— Метресса Валь, а где мне найти Его Светлость? Мне очень нужно с ним поговорить...

— Да он зайдет, как вернется, я думаю. — беспечно проговорила Валь, хлопоча над необъятных размеров блюдом, — Он справлялся о тебе, да потом в город уехал... И получаса не прошло еще.

— По делам? — рассеянно спросила Шайен. В груди нехорошо кольнуло.

— Должно быть. — Валь пожала плечами, — посыльный от градоправителя утром был. Привез письмо. Что в письме было, не знаю, а Форк — посыльный-то, — сказал, что, мол, из Майлисса маг приехал.

— М-маг? — запинаясь, переспросила колдунья, — какой?

Старушка оглянулась через плечо, внимательно всмотрелась в лицо колдуньи и вдруг отложила хлопоты, села напротив и склонилась к Шайен:

— Дочка, ты не думай о нем плохого. — ее морщинистая ладонь накрыла пальцы Шайен, — Не выдаст он им тебя... Тот маг, что из города приехал, — продолжала Валь, — у нас в поместье каждое лето бывал, пока старый лорд жив был. Да только Его светлость не слишком с ним ладил. Скажу я тебе, дочка, при всем уважении к старому хозяину, мир его памяти, сын то получше чем отец в людях разбирается. Что-то есть в метре Гессимане нехорошее такое... И Дэрел ничего про тебя не скажет ему, ей богу.

Шайен замерла, не донеся до губ кружку.

— Как Вы сказали, звали того мага?

— Мэтр Гессиман звали. — повторила старушка, тревожно вглядываясь в разом побелевшее лицо чародейки. — Дочка? Ты чего? Плохо тебе?

— Валь, думаете лорд успел до города доехать? — Шайен вскочила, стул с грохотом упал на пол за ее спиной, но колдунья даже не обернулась.

— Да вот как раз подъезжает, я думаю. Не будет же он коня гнать по такой-то дороге... — взволнованно ответила Валь. — Да что стряслось то, милая?

— Потом... — отмахнулась Шайен, на бегу хватая куртку, и рванула дверную ручку. Потом вдруг оглянулась на пороге, — Где они могут встречаться, местресса Валь, не знаете?

— Так знаю... Форк сказал, что к себе его маг позвал. В гостевые покои ратуши...

— Найду! — решительно заявила Шайен, и опрометью помчалась на конюшню.

Сонная Мышь недоуменно косилась на ополоумевшую хозяйку. Так быстро ее еще никогда не седлали.

— Потерпи, милая. Торопимся. — прошептала Шайен, запрыгнув в седло, и пустила лошадь в галоп.

Мозаика сложилась. Может не вся, но самый страшный ее кусок.

В ушах стучала кровь и слова Элоизы "Это мой дракон!"

Немногочисленные прохожие шарахались от колдуньи на взмыленной кобыле. Шпиль ратуши служил надежным ориентиром.

Шайен выскочила из седла у самого крыльца, не озаботившись даже привязать кобылу, раскидала коротким заклинанием опешивших стражей у двери и влетела по лестнице, перескакивая через три ступени. Повинуясь скорее чутью, чем здравому смыслу толкнула плечом одну из дверей и ввалилась в пышно обставленную гостиную.

Три пары глаз, обращенные на нее.

Фарфоровая чашка в аристократичных пальцах лорда, до половины пустая.

Сложенные "лодочкой" маленькие ладони Лиз, готовые выпустить птицу-заклинание.

Учитель — слишком ошарашенный, а оттого слишком медленно складывающий знак Шаад, способный сравнять Шайен с полом.

— Что это значит, сударыня?

— Потом... — не тратя время на объяснения, она вцепилась одной рукой в медальон, а другой — в рукав изумленного лорда.

Заклинание Лиз и Шаад с треском сомкнулись над пустотой.

* * *

* * *

Поместье "Два крыла"

За 12 лет до начала повествования

62