"Товарищи" покивали — лишь одна женщина изобразила подобие улыбки — и стали расходится по рабочим местам, усаживаясь за разные устройства непонятного мне назначения.

— Ну наконец-то... — с недовольством разомкнул уста Кобзон.

Лещенко промолчал.

"Дивная встреча...".

— Самолеты пока быстрее не летают... — я пожал плечами и счел этого достаточным.

"Чего вы, sуки, на ребенка взъелись?!"

Звукорежиссер стал выяснять, записывался ли я раньше, и знаю ли, что делать. Процесс я себе приблизительно представлял, решив, что запись во Всесоюзной студии не должна кардинально отличаться от записи в сочинской или у Зацепина.

Лещенко и Кобзон свои партии уже записали, и все ждали только моей записи, чтобы затем "свести" припевы и скандирование, и переписать возможные огрехи.

Рафик Нишанович попытался сразу отправить меня в звуконепроницаемую комнату для начала работы, но я попросил дать послушать уже получившийся "материал".

— Хочешь убедиться, что не сфальшивили?! — с насмешкой поинтересовался Кобзон.

— Ага... — нагло ответил я.

Атмосфера стала сгущаться. Послышались осуждающие хмыканья.

Звукорежиссер на мгновение в растерянности замер, но затем сделал приглашающий жест к своему здоровенному пульту:

— Мы ознакомились с предоставленной нам записью, и... основная концепция... как бы была понятна...

Я молча натянул наушники и прослушал поочередно записи Кобзона и Лещенко.

Ну, Америку второй раз не откроешь (хотя разок можно было бы и закрыть!) — короче, как они в ТОМ времени спели — так и сейчас получилось! В любом случае, получилось заметно лучше, чем у Клаймича с Завадским...

— Сойдет? — с нескрываемым сарказмом поинтересовался Лещенко.

— Ну не переписывать же... — эхом откликнулся я.

— О наглец... — уже не стал сдерживаться Кобзон.

Я пропустил мимо ушей и отвернулся.

— Рафик Нишанович, мне нужна одна попытка на " распеться", а потом буду готов набело...

— Хорошо — хорошо... — поспешно согласился тот, предупреждающим взглядом сдерживая уже явственно накатывающую волну недовольство за моей спиной.

Я зашел в комнату с микрофоном, и когда в наушниках зазвучала музыка, закрыл глаза и начал свой второй куплет.

Черт его знает, почему я не могу спеть нормально с первого раза! Уже многократно проверял — но то с темпом опоздаю, то голос хрипит и срывается, то дыхания не хватит... Зато сразу же после этого, исполняю без единой помарки.

Так и в этот раз получилось... Не зря глаза закрывал, чтобы не расстраиваться — но и того что увидел, хватило.

Сотрудники студии переглядывались с насмешливыми улыбками, Лещенко демонстративно несколько раз пожал плечами и досадливо качал головой. Лицо Кобзона выражало откровенное презрение к "юному таланту".

Обескураженный, но многоопытный Рафик наклонился к микрофону, и его голос в наушниках предложил мне записывать куплет кусками.

— Не надо, — самоуверенно отмахнулся я, — запишем целиком, вместе с припевом!

Хотя моя практика стабильно подтверждала, что так оно сейчас и случится, но "нервяк" начинал потряхивать.

А напрасно! Все вытянул безукоризненно: с напором, задором, высоко и на одном дыхании:

Чтоб небо осталось звёздным,

Нам бой предстоит земной.

Во всех испытаниях грозных,

Страна моя, будь со мной!

Я небу скажу, как другу:

Наш долг — продолжать полёт!

Стрелки — идут по кругу,

Время — идёт вперёд.

Если дело отцов станет делом твоим, —

Только так победим! Только так победим!

Слышишь юности голос мятежный,

Слышишь голос заводов и сёл:

Ленин, Партия, Ком-со-мол!

Вылезая из комнаты, встречаю откровенно удивленные взгляды.

"Вот вам, padlы! Выкусите...".

— Очень хорошо, очень хорошо... сейчас послушаем, и посмотрим, как ложится... — бормотал себе под нос обрадованный "Микроавтобус" Нишанович, колдуя над пультом и вслушиваясь в наушники...

Нормально у него все там" легло"... Минут через двадцать ожидания и повторной записи "на всякий случай", звукорежиссер сказал, что все "чудненько", и мы можем быть свободны.

"Что ж... значит "маститые коллеги" априори решили, что я им "не в масть"?! Тогда ничто не мешает на их "принципиальность" ответить своей беспринципностью. Привет Троцкому... Кажется, это его цитата? Впрочем, соблюдение авторских прав — не мой конёк!".

* * *

Мой сегодняшний водитель (младший сержант милиции по имени Константин, как я у него узнал) дождался, как и обещал, но ехать я решил не в ведомственную гостиницу на Пушкинской, где по его словам мне был забронирован номер, а несколько по иному адресу.

— Мне все равно. — Константин пожал плечами, — Было приказано встретить в Шереметьево, доставить на Станкевича, разместить в гостинице и быть в распоряжении. Куда ехать?

"Хочется кушать, трахаться, и Судьбу вершить! Причем одновременно. Хм... Тяжёлый выбор — но моё "мессианство" подсказывает, что "потрахаться" придётся поставить на третье место. К сожалению... Гы!".

...Через полчаса две трети задач я уже выполнял в поте лица. А если точнее, то аж рожа взмокла от горячего сладкого чая и неумеренного поглощения пирожков с картошкой и курицей. Удивительное сочетание пюре с жареным до хруста луком и перемолотого филе вареной куры! Жру, сколько могу, и стараюсь подвести разговор к интересующей меня теме...

Ладина бабуленция если моему звонку и удивилась, то вида не подала. Зато сразу сказала, что Лада еще в консерватории, и... опять-таки ничем не выразила своего удивления, когда я сообщил, что хотел бы пообщаться именно с ней, а не с внучкой.

Правда, от ресторана пожилая леди, паче чаяния, отказалась:

— В ресторанах я порчу желудок только по большим праздникам или на поминках! Второе чаще... Приезжай к нам в гости, как раз пирожки поспеют. Почаевничаем...

Квартира Розы Афанасьевны на Красной Пресне, была достойным конкурентом "моей" на Тверской. Причём они друг друга чем-то неуловимо напоминали — наверное, некоторой "музейностью".

Массивная темная мебель явно зарубежного происхождения, потемневшие картины в золоченых рамах, антикварные хрустальные люстры и азиатские фарфоровые вазы. Вся обстановка представляла собой затейливую смесь предметов довоенной европейской и старинной китайской культуры. Было понятно, что кто-то из хозяев бывал за границей, и имел возможность это великолепие приобретать.

Но Роза Афанасьевна смотрелась в этом странном интерьере удивительно органично, словно и сама была редкой музейной диковинкой. Встретила она меня, одетая словно на дипломатический раут начала века: белоснежное жабо, приталенный жакет, и юбка длиной до пола. Волосы убраны в сложную прическу и накрыты редкой черной сеточкой с жемчугом, на пальцах золотые кольца с крупными камнями, а в ушах причудливые серьги, поблескивающие бриллиантовыми гранями.

Хотя, если уточнить, то встречала меня все же... горничная — полная тётя в возрасте, и в безукоризненно белом, и кажется, даже накрахмаленном переднике.

"Красиво жить не запретишь! Надо бы тоже домработницей озаботиться...".

В углу большой гостиной, куда меня провели, был сервирован небольшой "чайный" столик на две персоны, украшенный живыми(!) цветами в низкой фарфоровой вазе. Сервиз тоже был необычным, видимо, китайским — чашки из белоснежного до голубизны фарфора с золотыми завитушками по фигурному краю.

Изображаю "белогвардейский" кивок, и начинаю "дурковать" заранее подготовленным "экспромтом":

— Сударыня, позвольте мне войти,

Я Ваш покой, поверьте, не нарушу,

Лишь отдохну от долгого пути,

Послушаю таинственную душу...

Прикладываюсь к милостиво протянутой надушенной ручке и тяну вперёд букет из одиннадцати бордовых роз, предусмотрительно купленных на Центральном рынке.

— Проходите, мой юный баловень судьбы! Развейте мрак бытия одинокой старой затворницы, — не осталась в долгу пожилая леди, — "как хороши, как свежи были розы"... Ах!..

...Пирожки с чудной начинкой были совсем маленькие — на один "кус", что называется — но их было очень много! Гораздо больше, чем я мог бы осилить...

— Кулинарные таланты Томы неисчерпаемы, — хвалит Роза Афанасьевна поварские способности своей... домоправительницы, горничной, кухарки — или кто она на самом деле — я уже запутался, — одна беда — их мало кто может оценить. Мой аппетит уже не тот, что в молодости, а Лада боится растолстеть, чтобы ты её из группы не выгнал!

"Бабуленция" ехидно улыбается.

— Я такой... — от случившегося обжорства уже тяжело дышать — я откидываюсь на спинку кресла, и жалобным тоном еле живого человека заканчиваю, — За пару лишних килограммов не то что выгнать... уф... убить могу!..

— Можно и убить, — доброжелательно соглашается Роза Афанасьевна, — но женщины это такие существа, использовать которых рациональнее по-другому! На службе человеку, например...

Я весело ухмыляюсь.

"Бабуленция" возвращает мне ухмылку, и грозит аккуратным пальчиком с безукоризненным маникюром:

— И я совсем не об "этом", юный охальник!

— Помилуй бог, сударыня! — я потупил взгляд, — Лишь идея служения женщины человеку вызвала у меня прилив радостных эмоций. Только она!

Мы смеемся.

Роза Афанасьевна улыбается мне, как родная бабушка — морщинки лучиками расходятся от добрых и чуть печальных глаз, маленькая ручка подпирает щеку, а голос звучит убаюкивающе и как-то по-домашнему:

— Ну давай, выкладывай, акула, с чем приплыла в нашу тихую заводь... пока внучки нет... Мнится мне, что текст будет не для её детских ушей...

В первый момент мне показалось, что я ослышался! Я тупо вылупился на "бабулька" и захлопал глазами. Мысли заметались в голове, а я судорожно пытался осознать услышанное и выстроить правильную тактику дальнейшего общения.

"Это что за неожиданный "наезд", и чего она от меня ждет?".

Я, пересиливая себя, улыбаюсь:

— Роза Афанасьевна, я вас разочарую... Мои помыслы чисты и корыстны!..

"Бабуленция", усмехаясь, легко наклоняется, и не вставая с кресла, берёт с нижней полки "чайного" столика какой-то длинный деревянный пенал.

— Давай, рассказывай... с чем пришел... Не объесть же бедную старушку!..

Взяв себя в руки, я более-менее связно излагаю мысли по поводу сложностей со сценическими нарядами для солисток группы, подтанцовки, и... себя любимого.

По ходу рассказа "бабулёк" достает из "пенала" длинные и тонкие сигареты с золотым обрезом, явно импортные.

"Слава богу, что сегодня не вонючий "Беломор"! Как-то не вязался он с ее рафинированным обликом гранд-дамы..."

— Вот я и подумал...

— Понятно мне, что ты подумал... — перебила меня Роза Афанасьевна. Она вставила сигарету в янтарный с серебряными накладками мундштук, и глубоко "по-мужски" затянулась... спалив тонкую сигарету почти до половины, — будет тебе хорошая портниха...

Странная Ладина бабушка легонько "пыхнула" сигаретой, но теперь вместо "паровозной струи", к потолку медленно поплыло изящно тающее колечко дыма.

— Нам нужна не совсем портниха... а скорее, модельер для сценических костюмов. — осторожно пытаюсь уточнить я.

— Она модельер высшей категории, и сошьет, Витенька, любое вечернее платье, но сразу предупреждаю — характер у дамы не сахар. Стерва она порядочная, но если вы с ней подружитесь... то проблема, считай, решена...

Съездим завтра к ней в ателье — она без предварительного звонка никого не принимает...

Я решительно мотаю головой:

— Не поедем... У меня нет времени, которое придется тратить на самолюбивую и стервозную тетку. Нужен кто-то... — я пощелкал пальцами, подбирая нужные слова, — кто талантлив, но еще не добился жизненного успеха.

Роза Афанасьевна тихонько смеётся:

— Не любишь рядом с собой сильных личностей?!

— Не люблю. — покладисто соглашаюсь я.

— Если вокруг будут слабые, заглядывающие тебе в глаза и ждущие поддержки... то самому тебе будет просто не на кого опереться... — Роза Афанасьевна вопросительно смотрит на меня.

Я пожимаю плечами и улыбаюсь:

— Если вы говорите о единомышленниках — я согласен... но терпеть самолюбивую и вздорную портниху... Тогда остаётся дополнить ее принципиальной уборщицей и философствующим водителем... А потом всю жизнь удивляться, почему "воз" твоих замыслов "и ныне там"!

Роза Афанасьевна мой смех не поддерживает. Она молча сидит и рассматривает меня, как будто видит впервые.

Подобный поворот разговора меня начитает раздражать. Результата нет, а просто "переливать из пустого в порожнее" со скучающей эстетствующей старушкой... Мне банально жаль времени.

— Других вариантов нет, Роза Афанасьевна? — "играть в молчанку" мне тоже скучно.

— Есть... — Ладина бабушка кивает, — Из талантливых в Москве есть ещё два человека... Один — некто Вячеслав Зайцев, если тебе это что-то говорит...

"О! Мне это много о чем говорит! Гораздо больше, чем вы себе можете представить... Но "альтернативно-ориентированная" публика мне в группе не нужна..."

-...второй вариант — Татьяна Львова, эта тоже из разряда "самолюбивая и вздорная". По крайней мере, лет пять назад была такой. Пока ее из Дома Моделей, что на Кузнецком, пинком под зад не выперли... Модельер от бога — как бы даже не талантливее первых двух, но не ужилась... и ко мне не прислушалась. Так что если надумаешь, то общаться с ней будешь сам.

— Львова... — я не раздумывал. Да и выбора, по сути, не было.

Звонок дребезжаще протрезвонил где-то в глубине квартиры, и оставил меня скучать на темной и пахнущей кошачьей мочой лестнице.

Тянуть я не стал, и сразу от Розы Афанасьевны отправился в Лялин переулок, где и жила пресловутая Львова.

— Кто? — глухо поинтересовался женский голос из-за двери.

— Меня зовут Виктор... мне ваш адрес дала Роза Афанасьевна Энгельгардт... Я хотел бы с вами поговорить...

Защелкали замки, и обшарпанную дверь с порванным дерматином мне открыла невысокая светловолосая женщина лет сорока в домашнем халате и тапочках на босу ногу. Ни моему позднему (а был уже девятый час) визиту, ни моему... хм... юному виду она не удивилась.

— Проходи... — женщина посторонилась, пропуская меня в темный коридор, за спиной щелкнул замок, — прямо и налево...

Следуя указаниям, я оказываюсь на кухне. Женщина освобождает стол от каких-то чашек и смахивает тряпкой со стола невидимые крошки:

— Садись... Дети ели, не успела убрать...

— Мне все равно... — я улыбнулся "а la Лада", — Вы, я смотрю, не сильно моему визиту удивлены...

— Старуха звонила... Буркнула что-то о том, что ты мой последний шанс в жизни, и повесила трубку... — женщина криво улыбнулась и принялась меня рассматривать.

Я занялся тем же самым. Лицо довольно свежее, но утомленное, глаза покрасневшие... внешность приятная. Светлые волосы демонстрируют хоть и давнюю, но оригинальную стрижку. Хотя сейчас в моде высокие начёсы, каре или просто длинные волосы. На запястье резинкой прикреплена подушечка, в которую воткнуты булавки.

"Работает на дому... Дом и квартира так себе... Дети. Судя по всему, нуждается. Это я удачно зашел!".