Слуга положил письмо на кровать и быстро вышел из комнаты.
— Видишь, как всё замечательно сложилось, Джованни! — первым пришёл в себя Дино. — Теперь ты можешь спокойно залечивать рану, а после, когда она перестанет тебя беспокоить, придёт время вернуться во Флоренцию... В нашу родную Флоренцию... — чуть слышно добавил молодой человек
Часть 3
Папа и король
Глава 1
Маэстро
— Я счастлив, что вы откликнулись на приглашение, маэстро Арнольфо. Прошу, присаживайтесь — разговор предстоит долгий.
Джано делла Белла указал рукой на скамью с высокой спинкой и дружески улыбнулся седовласому мужчине, минуту назад вошедшему в комнату. Что-то общее было в облике хозяина и гостя, нечто едва уловимое — возможно, след той незримой "печати", которую, если верить людям, небеса налагают на чело гения, чьему имени суждено навсегда сохраниться в человеческой памяти.
— Вся Италия знает вас и восхищается творениями ваших рук, — продолжал Джано. — И вот, наконец, вы всё же решили остановиться во Флоренции. Разве это не счастье для нашего города? Разве простил бы я себя, упустив такую чудесную возможность сделать родную землю ещё прекраснее?
— Я тоже счастлив от встречи с вами, мессер Джано, — поклонился Арнольфо. — Если честно, приехать сюда меня побудили слухи, достигшие самого Рима: оказывается, новые власти Флоренции поистине одолеваемы безумием, поскольку тратят громадные деньги на строительство. Но мне, по правде говоря, больше пришлось по душе такое "помешательство", нежели страсть других итальянцев к разрушению.
Делла Белла негромко рассмеялся:
— И что же вы почувствовали, ступив на землю Флоренции?
— Ярость!
— Вот как? — спрятав улыбку, притворно изумился Джано. — Отчего?
— Всюду я видел какие-то жалкие останки прекрасных зданий, поэтому решил, что оказался жестоко обманут. К счастью, некий мальчишка учтиво пояснил, что руины, так разозлившие меня, на самом деле вскоре превратятся в чудесные дворцы и крепости... И слава Господу, что я встретил этого сорванца!
Арнольфо осенил себя крестным знамением.
— И всё же, флорентийцы — безумный народ, — покачал головой Джано. — Кого, скажем, кроме наших приоров, посетит мысль украсить город столькими храмами, — их ведь и без того больше полусотни.
— Выходит, вы предлагаете мне поучаствовать в строительстве церкви?
— Собора, маэстро Арнольфо, собора! И огромного, даю вам слово!
Глаза Арнольфо возбуждённо засверкали.
— Поистине, это королевский подарок, мессер Джано!
Делла Белла извлёк из ящика стола внушительный пергаментный свиток и, развернув его, торжественно прочёл:
— Принимая во внимание, что любому великому народу надлежит действовать так, чтобы по внешним делам познавались его мудрость и благородство, мы отдаём приказ маэстро Арнольфо, архитектору нашего славного города, изготовить планы и чертежи нового собора Санта-Кроче... Собора, который сменил бы прежнее скромное сооружение и поражал своим великолепием, дабы никогда больше человеческий разум не сумел сотворить ничего столь же пышного и прекрасного.
Джано протянул собеседнику постановление приоров. Архитектор коснулся бумаги дрожащими от неизъяснимого волнения пальцами..
— Благодарю вас! — воскликнул он.
Делла Белла пожал плечами:
— Это мне следует произносить благодарственные речи. Более того, просить прощения: вы ведь не считаете, что так просто сумеете покинуть Флоренцию, едва дело будет завершено? — Заметив недоумёние на лице собеседника, он пояснил: — Чтобы желание приоров сбылось, и флорентийский народ действительно оставил о себе добрую память, недостаточно построить одну-единственную церковь. Я, конечно, знаком с восторженными одами поэтов, воспевающих прелести родного города. Апельсиновые сады возле епископской резиденции у них подобны райским кущам, площадь перед рынком так велика, что может поспорить с античным форумом, и даже воды Арно, куда горожане сбрасывают отходы и в которых кожевники мочат шкуры, на самом деле чисты, точно небесная лазурь. Но всё же, стоит, скажем, войти под своды собора Санта-Репарата, чтобы испытать страх: они так обветшали, что могут в любой миг обрушиться на головы прихожан...
— Я готов взяться за строительство!.. — вскричал архитектор.
Мессер Джано продолжил:
— Впрочем, думая о Господе, не следует забывать и о земной жизни... Я считаю, что сам вид здания, где живут люди, правящие Флоренцией, должен внушать горожанам уважение к власти и трепет перед законом. Вряд ли церковь Сан-Пьеро Скераджо вызывает подобные чувства. Приорам нужно поселиться в новом месте — настоящей крепости, которая выстоит под натиском любых врагов — будь то магнаты или иноземцы.
— Что ж... Взяться за сооружение крепости? Почему бы и нет? — задумчиво протянул мужчина. Глаза его хитро блеснули. — Кажется, я знаю, что нужно делать. Позвольте мне поразмышлять несколько дней — и я обещаю, что ожидание ваше не окажется напрасным.
— Спасибо, мессер Арнольфо! — Голос Джано дрогнул. — Если бы все люди были влюблены в искусство подобно вам! Тогда мне не пришлось бы примерять на себя маску страшного тирана, ненавидящего грандов и желающего их гибели...
Делла Белла прервал себя на полуслове и смолк. Некоторое время собеседники не произносили ни слова.
Первым тишину нарушил Арнольфо:
— Знаете, мессер Джано, я побывал во многих городах Италии, и, увидев, как на улицах их беспрерывно льётся кровь, могу сказать лишь одно: простолюдины там были бы счастливы, правь ими такой "тиран", как вы.
Джано с трудом выдавил улыбку.
— Всем разумным людям до смерти надоела эта война между сторонниками Папы и императора! — ударил кулаком по столу Арнольфо. — Да и о чём может идти речь?! Уже давно власть германского государя пошатнулась — он и не думает больше о борьбе со Святым престолом! Но аристократы, которые жить не могут без того, чтобы не свести счёты друг с другом, продолжают прикрываться лживыми лозунгами и сеять смуту. Скажите, разве можно мне сохранить здравый рассудок, если, приехав в Ареццо, я вынужден изображать врага Папы, а в Пистойе — его сторонника? Почти век прошёл со времён, когда во Флоренции началась эта кровавая вражда, а мне по-прежнему приходится слышать: городом правят гвельфы...
— Вы ошибаетесь, — криво усмехнулся Делла Белла.
— Почему?
— По моему совету приоры приказали конфисковать казну гвельфской партии и передали её городской коммуне.
— Господи... — потрясённо прошептал Арнольфо. — Вы хоть понимаете, что это — настоящее безумие?
— Да. Но пусть лучше эти деньги послужат благородным целям, чем окажутся в руках негодяев...
— Вам этого не простят. И не только флорентийские гранды. В Риме придут в ярость, едва станет известно о вашем поступке.
— Кто знает? — сверкнул глазами Джано. — Возможно, новый Папа будет больше занят восстановлением среди священнослужителей чистоты нравов, нежели обогащением и уничтожением своих врагов?
— Нам остаётся лишь молиться, чтобы Господь позволил свершиться этому чуду.
За дверьми раздались чьи-то взволнованные голоса.
— Что происходит? — пробормотал мессер Джано и, встав из-за стола, поспешно направился к двери.
Впрочем, не успел делла Белла сделать даже пару шагов, как в комнату вошёл мужчина, вид которого был взволнованным, но ничуть не испуганным. Джано с удивлением узнал в нём своего брата и спросил, стараясь казаться спокойным:
— Что-нибудь стряслось, Тальдо?
Нежданный гость перевёл дух и выдохнул:
— Да! Избран новый Папа...
— Как?! И кто же он? — превратившись от напряжения в подобие каменного изваяния, воскликнул делла Белла. Арнольфо, вскочивший при этих словах, устремил на Тальдо взгляд, полный надежды.
Помедлив немного, тот ответил:
— Я до сих пор не могу поверить в происшедшее... Кардиналы, не сумев договориться между собой, решили посадить на папский престол некоего пустынника по имени Пётр, живущего в лесу близ горы Мурроне. Когда-то он основал там монастырь, чьи обитатели решили превзойти своим благочестием и милосердием самого святого Франциска, но вскоре покинул его и обосновался в пещере. Говорят, будто кардинал Латинус — такой же старик, как и сам Пётр, — встречался с ним и был поражён видениями, являвшимися иногда отшельнику. Поэтому-то конклав, поддавшись уговорам Латинуса, и согласился надеть тиару на голову этого человека, подобного древним святым...
Лицо Арнольфо просветлело. Джано, напротив, нахмурил брови:
— Боюсь, как бы через несколько месяцев кардиналы, испытавшие вдруг такой восторг при виде подвигов святого отшельника, не вспомнили о временах, когда за каких-то полвека на небеса отправилось два десятка римских первосвященников. И произошло это отнюдь не по воле Всевышнего.
Архитектор побледнел:
— Господь не допустит этого!
— Вам ли не знать нравы папского двора, маэстро Арнольфо? — с горечью произнёс делла Белла. — За годы, проведённые в Риме, вы, полагаю, успели привыкнуть к такому зрелищу, как въезд в Латеран нового наместника Христа на земле... — Помолчав немного, он задумчиво произнёс: — Что же сулит нам правление Папы-отшельника?.. Быть может, сей "святой" пустынник окажется фанатиком, который пожелает сделать Церковь всевластной? Тогда Флоренции придётся несладко... Или проявит такую слабость, что авторитет Святого престола, и без того изрядно пошатнувшийся, ослабнет ещё сильнее, а кардиналы получат власть большую, чем у самого Папы?..
Джано принялся расхаживать по комнате, заложив руки за спину.
— Сколько лет новому Папе? — спросил он.
— Восемьдесят, — ответил Тальдо.
— Всё ясно... — прошептал мужчина. — После этого вы, маэстро Арнольфо, ещё сомневаетесь в причинах, побудивших кардиналов сделать столь неожиданный выбор? И верите, что Папа успеет восстановить первозданную чистоту христианства?
Увидев, как исказилось лицо архитектора, он сказал:
— Можете не отвечать.
Арнольфо в бешенстве сжал кулаки и воскликнул:
— Пусть! Пусть кардиналы губят свои души, мечтая о власти над христианским миром! Преступления их не останутся безнаказанными, а имена будут прокляты потомками. Нам же — людям, преданным учению Христа — остаётся лишь сохранить в веках хотя бы искру святой веры, чтобы однажды она вновь превратилась в пожар, который очистит людские сердца.
Мужчина потряс в воздухе приказом о строительстве церкви, полученном несколько минут назад:
— Я возьмусь за работу, предложенную вами, мессер Джано, с пылом, куда большим, чем тот, который охватывал меня в дни юности, заставляя сердце биться от восторга — тогда я был просто влюблён в искусство и наслаждался им, теперь же у меня появилась настоящая цель. И если Рим когда-нибудь навеки утратит своё величие, место его займёт Флоренция.
— Я вновь повторю свои слова, сказанные совсем недавно, — медленно произнёс Джано. — Жаль, что на земле очень мало людей, подобных вам...
И он, прижав ладонь к груди, поклонился.
Глава 2
Разочарование
Мессер Джери Спини был так бледен, словно с минуты на минуту должен был испустить дух.
Откинувшись на спинку стула, мужчина судорожно глотал ртом воздух. Из груди его вырывались звуки, похожие на сдавленные рыдания. Увидь это зрелище люди, близко знакомые с банкиром, они оказались бы потрясены до глубины души: разве может мессер Джери так страдать? Мессер Джери — образец выдержки и спокойствия, человек, которому, казалось, ничто не может причинить боль?
И всё же, Спини продолжал корчиться под изумлённым взглядом Нери Камби, только что принесшего весть об избрании нового Папы.
— Возьми себя в руки... — бормотал Камби. — Всё ещё можно исправить...
Наконец, плечи Джери безвольно поникли, а взгляд вновь приобрёл осмысленность. И Нери прочёл в глубине чёрных глаз такую страшную ненависть, что по телу его пробежала ледяная дрожь.
— Вот, стало быть, как всё вышло, — прошипел Спини. — Что ж, я недооценил коварство папского двора... Хороши нравы благочестивых кардиналов, правда ведь, Нери? Этот ублюдок Латинус вытянул из наших сундуков уйму золота, а затем бессовестно предал.
— Он поплатится за свою подлость, — произнёс Камби, без особой, впрочем, уверенности.
— Когда? — прохрипел Джери.
Нери развёл руками:
— Не знаю.
Некоторое время мужчины молчали.
За эти несколько минут Спини сумел окончательно вернуть себе спокойствие. Поднявшись со стула, он начал расхаживать по комнате, заложив руки за спину. Брови его сдвинулись к самой переносице, однако Камби прекрасно знал, что это — свидетельство не ярости или недовольства, а глубоких раздумий.
— Как отнеслись к своему поражению Гаэтани? — спросил Джери.
— Насчёт кардинала Бенедетто я ничего не могу сказать, зато мессер Джакопо целый день не выходил из своей комнаты. Вряд ли, конечно, он был сломлен недугом; скорее, строил планы мести.
— Месть... — пожал плечами Спини. — Забудь мою недавнюю вспышку гнева, Нери — я говорил глупости. Надеюсь, Бенедетто и его племянник проявят большую выдержку.
— Вряд ли... — Камби смущённо почесал подбородок. — Когда я уезжал из Рима, мессер Джакопо уже покинул своё логово, но кроме проклятий, которыми он сыпал во время последнего разговора, мне не удалось услышать ничего — ни одной дельной мысли.
— Идиот! — сжал кулаки Спини.
— Не делай поспешных выводов, Джери! — с неожиданным пылом встал на защиту Гаэтани Нери.
Банкир в ответ махнул рукой:
— А что я должен говорить, по-твоему? Этому болвану следует не брызгать слюной в своих врагов, а найти ответ на вопрос, каким образом кардиналу Латинусу в одиночку удалось превратить ничтожного отшельника во властителя христианского мира!
Испугавшись, что Спини вновь поддастся приступу безудержного гнева, Камби поспешил откликнуться на вопрос, прозвучавший в последних словах собеседника.
— Некоторое время назад Латинус внезапно покинул Перуджу, где проходил конклав, — с воодушевлением принялся рассказывать он. — Долго никто не мог понять, куда делся сей старый интриган, и в конце концов было решено, что хитрец просто старается внести ещё большую смуту — мол, без него Папа никогда не будет избран. И вдруг приходит известие... — Мужчина выпучил глаза и сделал картинную паузу. — Латинус в Неаполе! Встречается с королём Карлом! Что тут началось! Пожалуй, впервые кардиналы проявили полное единодушие, без каких-либо споров придя к решению: беглец договаривается с Анжуйским, поскольку сам пожелал надеть тиару. На этом, понятное дело, нежданной идиллии пришёл конец. Трое "других" претендентов сцепились так, что клочки оставшихся на их головах редких волос полетели во все стороны. Каждый хотел любыми правдами и неправдами завоевать-таки недостающие голоса, что в сущности, показалось мне странным, ведь даже мальчишка, изучившей в средней школе основы счёта, доказал бы этим убелённым сединами мудрым мужам: надежды их осуществятся, только если Господь совершит какое-нибудь чудо. А поскольку ни Орсини, ни Колонна, ни Гаэтани не проявляли в бытность свою священнослужителями должного почтения к Создателю, шансов на его благосклонность у них попросту не было...
