Дорогой подарок (продолжение Помолвки по-рокуэльски)

Дель Мора предложил Дануто проникнуть во двор и отворить им какую-нибудь калиточку понезаметней. Дон Арвело холодно посмотрел на приятеля и сказал, что он, Даниэль, между прочим, сбежал из особняка тайком и посему мельтешить перед солдатами... Робийяр слабо затрепыхался в плаще.

— Руи, угомони его, — приказал Миро, сосредоточенно грызя костяшку пальца. Дель Мора сунул в глубины плаща платок с эфиром, из-под капюшона донесся слабый чих, и трепыхание утихло. Дануто меланхолично наблюдал за четырьмя крытыми повозками, подкатившими к особняку, недоумевая, какого ж черта томоэ еще терпит этих проглотов.

— Ну и горазды же жрать эти аргассцы, — заметил Родриго.

— Жрать? — тупо повторил Миро. — Жрать? — в черных глазах вспыхнуло вдохновение. — Руи, хватай Робийяра и за мной!

Тяжело груженые повозки ползли, как улитки; на трех юнцов, запихивающих в последнюю телегу четвертого, никто не обратил внимания. А идальго, забравшись под навес, поняли, что крупно просчитались. Потому что вместо мешков с пищей, в которых можно было укрыться, в повозке стояли бочки. Руи многоопытно потянул носом.

— Вино и пиво, — доложил он товарищам. — Что делать?

— Спрятаться вон туда, — Миро указал на бочонки, сложенные пирамидкой в самом углу, — сидеть тихо и не рыпаться.

— Ликер, — облизнулся дель Мора, пристраивая за бочонками Эрнани.

Дануто предупредил товарищей о досмотре на въезде, но для дворян прошло все гладко: в каждую телегу сунулось по паре аргасских гвардейцев, но они слишком рьяно принюхивались к алкогольным ароматам. Тем более, что пили гости с севера не меньше, чем ели, и рокуэльцев попросту не было видно за внушительными бочками.

Во дворе последняя повозка отделилась от первых трех и покатила в сторону винного погреба, а Рамиро наконец осознал свою фатальную ошибку. Если на мешок свеклы необычной формы внимания могли и не обратить, то как укрыть среди бочек пятерых дворян? Ибаньес осторожно выглянул наружу и с радостью обнаружил, что около винного погреба пока никого из слуг нет, а вот скат для бочек — уже есть. Возница тоже не горел желанием разгружать повозку в одиночку и подремывал на козлах. Сын адмирала выбрался из телеги, ловко съехал по скату и поймал пущенного следом Робийяра.

Когда рокуэльцы вновь собрались в полном составе, то Дануто приложил ухо к двери погреба, затем приоткрыл ее и жестом поманил друзей за собой. Молодые доны юркнули под лестницу и затаились. Через несколько минут заскрипела дверь, и по лестнице спустились четверо слуг, негромко переговариваясь.

Рассудив, что на чердаке их уж точно никто не побеспокоит, друзья обождали, пока аргассцы скроются в погребе, и стали подниматься, подозрительно озираясь. Удача не изменяла рокуэльцам на протяжении всей лестницы, но подкинула гадость уже на подходе к чердаку: последний лестничный пролет охраняли трое хадизар. Смуглые стражи, с длинными, лежащими на плечах усами, бритыми макушками и кривыми ятаганами выглядели столь грозно, что кабальеро предпочли рискнуть и отступить в ближайшую комнату, где заперлись изнутри. Руи со вздохом облегчения сгрузил Робийяра в кресло.

— Что за черт?! — Даниэль бросился к двери и посмотрел в замочную скважину. — Откуда они тут взялись?

— Может, наемники? — предположил Миро и покосился на Родриго. — Томоэ тоже когда-то нанимали хадизар...

— Не путай, — строго ответил дель Мора. — Во-первых, это были те хадизарские кланы, которые не захотели покинуть Рокуэллу после Отвовевания, а во-вторых, они приняли тиарианство и рокуэльские обычаи, а эти...

— По-моему, они охраняют Бьяно, — сказал Миро. — Но действительно — почему хадизары?

— Какая, к дьяволу, разница, — отмахнулся Родриго. — Главное — когтистый где-то тут... Может, им в качестве взятки Робийяра предложить?

— Руи! — вознегодовал Даниэль.

— А почему они сторожат лестницу? — Руи потеснил у скважины Дануто. — Разумнее было бы поставить их у комнаты с пленником.

— И почему, — не слушая приятеля, размышлял вслух Ибаньес, — они стоят тут так на виду, словно аргассцы совсем не боятся слухов и сплетен? Разве что...

— Разве что им уже все равно, что о них скажут, — медленно проговорил дон Арвело. — Томоэ!

Рокуэльцы хором выругались. Похоже, аргассцы сделали в своей игре последний ход.

— Так, черт их подери, почему лестница? Они что, замуровали Бьяно под одной из ступенек? — снова спросил Родриго.

— Руи, не дури, — поморщился Рамиро. — Эти трое охраняют лестницу, еще трое наверняка стоят перед дверью каморы, где держат Бьяно. Вопрос в другом. Нам придется снова спуститься и подняться по другой лестнице. Рискнем?

— А если они все лестницы караулят? — спросил Даниэль.

— Не каркай, — отмахнулся Родриго, вновь взваливая на себя Робийяра, сладко сопящего во сне.

В любом рокуэльском особняке подвал и чердак делились на большие, отделенные друг от друга каморы — по числу лестниц в доме. Повозившись с замками и изрядно затупив два кинжала, кабальеро осторожно выбрались на плоскую крышу. Хадизар нигде не наблюдалось, что тут же насторожило Рамиро. На крыше имелось еще три люка, и Миро, предупредив приятелей, чтобы соблюдали осторожность, велел приступать к розыскам. Искомый люк обнаружил Дануто — по знакомому фиолетовому мерцанию.

— Магия, — сказал Руи и долго ругался; Робийяр висел на его широких плечах, как шарф. Наконец, уставший рокуэлец раздраженно сбросил юношу на крышу. Эрнани упал на бок, из-за воротника сорочки выскользнул медальон на шнурке.

— Эй, гляньте! — Миро присел и стянул с шеи Эрнани шнурок. — Что это за штучка?

— Амулет удачи, — безошибочно опознал Дануто. — Я с помощью такого вылез из окна!

— Еще бы, — хмыкнул Руи, — не кто-нибудь заговаривал, Феоне! Что ей там какие-то судейские маги. Дай-ка сюда свой.

— Зачем? — спросил дон Арвело, послушно снимая амулет. Руи намотал оба медальона на руку, вытащил из ножен кинжал и поднес к замку. Фиолетовое свечение задрожало; юноша осторожно сунул кончик клинка в замок, поддел язычок сперва вверх, потом вниз, внутри лязгнуло, хрупнуло, свечение плюнуло искрой и погасло. Сзади чихнул Робийяр.

— Пошли, — решил Миро, первым толкая люк.

Камора была практически пуста — видимо, хозяева перед тем, как запустить внутрь аргассцев, решили вывезти даже мусор. В наличии имелась тумбочка, медный умывальный набор и кровать, а на ней — дон Эрбо.

— Ишь, упеленали, как сосунка, — поцокал языком Руи: он вместе с Дануто проталкивал в люк Эрнани — шевалье, еще толком не опомнившись, мычал и мотал головой. Фабиан молча наблюдал за этим действом с кровати.

— Бьяно! — Миро бросился к другу и выхватил кинжал, нацеливаясь на шарфы.

— Не трожь!!! — зашипел полукровка. Рокуэлец отдернул руку. — Заколдовано!

— А вот это не поможет? — Родриго, оставив Робийяра на попечение шатающегося под такой тяжестью Даниэля, протянул другу два медальона. Фабиан принюхался.

— Много использовали?

— Раза два точно, — простонал худощавый дон Арвело, и полукровка обратил внимание на его ношу.

— Вы что? Вы кого сюда притащили?! — ахнул Фабиан.

— Потом! — отмахнулся Родриго, взяв у Ибаньеса кинжал и вспарывая шарфы. — Ишь, нежности какие... Дань, давай сюда шевалье.

— Бьяно, все в порядке, мы сейчас тебя спасем, — успокоил Миро, сдергивая с Робийяра плащ и бесцеремонно заматывая в него друга. — Руи, тащи!

Рокуэльцы принялись запихивать Фабиана в люк; они так торопились, что не обратили внимания на то, что спасенный друг судорожно извивается, тщетно пытаясь донести до них какую-то мысль сквозь плотную ткань капюшона. Дануто кое-как связал Эрнани шарфами и полез следом.

Поскольку от долгого лежания у Фабиана порядком затекли руки и ноги, он не смог толком воспротивиться спасению, и друзья без особых усилий дотащили его аж до беседки на крыше. Там подросток собрался с силами и стал вырываться так, что Миро и Родриго упустили его на пол.

— Бьяно, ты что, не рад? — напряженно спросил Ибаньес, удивленный тем, что друг так яро отбивается.

— Рад?! — злобно зашипел Фабиан, срывая с головы капюшон. — Вы какого черта Робийяра приперли?! Рехнулись?! В гарем его хотите засунуть? К хадизарам?

— Бьяно, — вкрадчиво начал Дануто, — ты о чем? Какой гарем? При чем тут Робийяр?

— При том, — очень тихо и очень спокойно сказал дон Эрбо, — что аргассцы стакнулись с хадизарами. Коланья обещал хадизарскому послу, что он получит меня в свой гарем. Как ценный приз.

Его друзья обалдело умолкли.

— Они тебя... евнухом, что ли?! — выдавил Руи после минутной паузы.

— Хуже, — сквозь зубы бросил Фабиан, растирая ноги.

— Еще хуже?!

— Для удовольствий.

— О боги, — прошептал Миро. — Там же Робийяр!

— Доехало наконец, — устало отметил полукровка. — Дань, дай мне свои кинжалы.

— Но это же Робийяр... — растерянно сказал Руи. — Может, пусть... он же это...

Фабиан сунул кинжалы Даниэля за пояс и, не поднимая глаз на дель Мору, ответил:

— Кем бы он ни был — если сунется к томоэ, я ему сам шею сверну. А то, что с ним хадизар сделает...

— Нда, учитывая внешность Робийярчика — посол обрадуется ему, как родному, — протянул Руи, получив в ответ три гневно пылающих взгляда. — Ну ладно, ладно...

— Ты что, один туда собрался? — напряженно спросил Рамиро. Маг-оборотень кивнул.

— Я с тобой! — вскинулся Даниэль. — Посторожу снаружи и тащить помогу. Робийяр-то у нас того... эфира нанюхался. Еще стошнит...

— Убью на месте, — мрачно пообещал Фабиан. Так далеко его милосердие не распространялось.

Подумав, Гусеин решил навестить дона Эрбо еще раз. В конце концов, вряд ли мальчишка будет долго упрямиться, если осознает, какая опасность грозит томоэ. Однако когда томкар вошел в камору, то вместо Фабиана узрел в кровати совершенно незнакомого мальчика. Мальчик был на диво хорош собой: стройный, черноглазый, с чудными рыжеватыми локонами; в данный момент подросток, несколько осоловело водя взглядом по сторонам, подергивался в кое-как связанных шелковых шарфах.

Купец остановился на пороге. Это что, попытка откупиться?

И вообще, откуда он здесь взялся? В полном стражи доме, напичканном заклинаниями? Мысль, что некто проник внутрь и подложил подростка на место дона Эрбо, Гусеин отбросил сразу, как бредовую. Выходит, что это дело рук Феоне, известной рокуэльской ведьмы, или же... постарался сам герцог, тем более, что скрывать ему уже нечего.

Гусеин в задумчивости уставился на трепыхающийся "дар". Как-то один из визирей султана подарил томкару пару белокурых мальчиков, но хадизар отчего-то сомневался, что герцог станет поступать так же. Деньги, драгоценности, торговые льготы — возможно, но мальчик? Красивый, кстати... Гораздо красивее любовника Вальдано.

Приказав телохранителям обыскать дом на предмет беглого дона Эрбо, Гусеин сел на стул, не отводя глаз от подростка. Такие узкие штаны ни один правоверный не одел бы даже в качестве исподнего, но как же они хорошо обтягивают стройные ляжки отрока! А какая тонкая талия!

Купец пригладил бороду. Столь дорогой подарок сразу приводил к мысли, что Фабиан знает о своем герцоге нечто такое, чего другим знать не положено, а прикончить мальчишку Вальдано почему-то жалко. Тем паче, если Рамон все-таки склонен к (Гусеин хмыкнул) хадизарскому греху, то он, в общем-то, может откупиться и мальчиком... Особенно, если у него их целый гарем. Шайтан, как трудно удержаться... А надо ли?

— Юноша? — ласково позвал купец, рассудив, что парень все же не немой и, наверное, может разрешить все сомнения. Заодно посол наметанным глазом оценил гладкую кожу и тонкие черты лица. "Подарок" заморгал и воззрился на купца, как на огнедышащего дракона.

Меньше всего Эрни ожидал увидеть перед собой хадизара. Сглотнув два раза, Робийяр хрипло спросил:

— Вы кто? Я где?

Хадизар удивился. Потеребив бороду, он ответил:

— Я — Гусеин аль-Фатих. Ты — в особняке высокочтимого консула Коланьи, который гостеприимно позволил правоверному поселиться под его кровом.

Эрнани прикрыл глаза. Он ничего не понял. Зачем эти полоумные рокуэльцы приволокли его в дом к графу, почему связали и что, черт подери, тут делает хадизар?

— Зачем? — жалобно протянул юноша, обращаясь больше к себе.

Вопрос поставил купца в тупик. Прелестное создание не предупредили, куда и для чего он отправляется? Гусеин пересел на кровать, склонился над подростком и опасливо (а вдруг тоже цапнет?) потрепал его по макушке. Мальчик дернулся и вытаращился на томкара так, что купец понял — подаренный в таком же неведении, как он сам.

— Скажи, юноша, кем тебе приходится герцог? — мягко спросил правоверный, поглаживая подростка уже по груди.

— Никем! — завопил мальчишка. — И прекратите... это!

— Разве тебе не сказали, зачем привели сюда? — мурлыкнул Гусеин, распуская на подарке сорочку. "Подарок" прошипел сквозь зубы явную непечатность и попытался пнуть нового господина связанными ногами.

— Но-но! — строго прикрикнул хадизар, шлепнув паренька по бедру. Подросток взвыл и забился, как рыба на песке. Гусеин, удивляясь столь странному поведению герцогского возлюбленного (неужели он так любит своего томоэ?), навалился на парнишку и запустил пальцы в шелковистые кудри мальчика. Что случилось потом — не понял никто. Невесть откуда на хадизара прыгнул Фабиан, рыча, уперся в спину купца коленом и стал душить правоверного цепочкой от его же охранного медальона. Купец с хрипом сполз с Робийяра и заскреб пальцами по шее. Полукровка действовал очень умело, но орудие удавления не выдержало первым. Цепочка лопнула, оберег закатился под кровать, хадизар испустил сдавленный крик, а дон Эрбо, выхватив из-за пояса несостоявшегося насильника ятаган, полоснул Гусеина по горлу, прямо по артерии. На Эрнани брызнула кровь; хадизар осел на пол, а Фабиан — для пущей надежности — всадил ятаган в сердце томкара.

— Ик! — напомнил о себе Эрни, и дико горящие глаза вперились ему в лицо.

— Робийяр! — выдохнул Фабиан, и аргассец понял, что ему не мерещится. Никто больше не произносил его имя, как грязное ругательство. Идальго схватил шевалье за плечи, придавил к постели и глумливо осведомился, нависая над врагом:

— Ну как тебе хадизарский грех, гаденыш? Понравилось?

— Н-н-еее... — выдохнул Эрнани, безуспешно выворачиваясь из-под рук полукровки. Хватка герцогского воспитанника была железной.

— О? А я-то думал, ты в восторге! — Фабиан наклонился к самому лицу аргассца. — Ну, каково было на своей шкуре узнать, как это здорово, а?! Когда тебя лапает всякая мразь!

Эрни бросило в дрожь — Эрбо выглядел, как сумасшедший, а в плечи шевалье уже впились не пальцы, а когти. Дыхание рокуэльца обжигало щеку, и вдруг юношу озарило — он понял, с чего кабальеро так бесится.

— Извини, — шепнул шевалье, забыв о своей дворянской спеси. — Извини.

Фабиан изумленно моргнул.

— А? — потерянно переспросил он.

— Извини, — повторил Эрни, с дрожью вспоминая руки хадизара, елозящие по его телу. — Я... мне... ну, это... — подростка передернуло, и он с отвращением покосился на труп купца. — Г-гадство, — прошипел шевалье, до которого только сейчас в полной мере дошло, от чего спас его юный маг. Когти перестали впиваться в его плечи, хватка Фабиана ослабла. Эрни посмотрел на полу-оборотня. — Так ты извиняешь?