Вась-Вась-Вась

— Во как! — подумал старый хрыч — здесь они предусмотрительные, понимают, что квартирный вопрос людей портит... Впрочем, если бы у меня был выбор, я бы хотел квартиру с хорошим видом на закат Солнца...

— С моего балкона закат прекрасно виден — тут же подсказал Вась-Вась-Вась — если выйти на него и смотреть немного вбок... А возможно и вынести на балкон кресло, и, сидя в нём, пить чай, глядя на закат...

— Это хорошо!... — подумал старый хрыч.

Ещё раз покосился на зачитавшуюся журналом тётю Свету, отошёл от подшивок "Правды" и хотел было вернуться за стол с "Крокодилами", но увидел среди стеллажей один с комплектами журнала "Коммунист". Подошёл, взял экземпляр, полистал и нашёл интересную статью.

Оказывается, этот самый журнал ещё в позапрошлом году устроил такой конкурс — кто из его читателей накатает лучший художественный рассказ на тему "Как я представляю себе окончательно достроенный коммунизм". И на этот конкурс пришло по почте весьма немало рукописей; из коих оказалось, что советские граждане представляют себе коммунизм достаточно разнообразно — кто-то как такой порядок, при котором очень много бесплатной колбасы, а кто-то и как совсем другой порядок, при котором есть такие таблетки, которую проглотил — и стал очень здоровым, умным и красивым. А кто-то и ещё как какой-то порядок...

— Вот как оно тут... — подумал старый хрыч.

И вспомнил, что в его прежнем мире подобную писанину даже бывалые фантасты не очень-то писали; навскидку вспоминалась разве что "Далёкая Радуга" Стругацких, да и та — скорее коммунистическая антиутопия, жители которой имеют уйму достоинств, этого у них не отнять, однако же ради своих научных амбиций (не абы каких, а научных!) с чистой совестью и сами пойдут на верную гибель, и других заставят...

Посмотрел, что в журнале далее — а там несколько таких рассказов, как люди представляют себе коммунизм.

Оглянувшись на забывшую про него библиотекаршу, начал читать один из них, называвшийся: "Легенда о счастливом человеке, живущем при коммунизме".

"...Человек жил в одном из кварталов центральной Москвы, недалеко от Кремля.

И жил этот человек в очень хорошей многокомнатной квартире, с высокими расписными потолками, в роскошном доме дореволюционной ещё постройки. Не всякий барин в царские времена жил в такой! А в этой — жил богатый не то барин, не то купец, не то церковный иерарх, сбежавший за границу вскоре после Февральской революции.

Досталась эта квартира предкам человека ещё при Керенском или при раннем Ленине. И досталась не абы за какие заслуги, а за то, что эти самые предки ещё при царе были достаточно революционно настроены и потому лично принимали участие в Революциях — и Февральской, и Октябрьской. И притом он был мещанского сословия, природный житель этого квартала.

Возможно, конечно, что ранее в эту квартиру подселяли немало коммунальщиков, причём всех из природных мещан всё того же квартала; но впоследствии всех их расселили, в построенные здесь же дома, такие же роскошные и стилизованные под местные архитектурные традиции. Посторонний человек не сразу определил бы на глаз, какие из этих домов построены ещё до Революции, а какие совсем недавно; но старожилы квартала знали это великолепно.

И во всём квартале было так — только роскошные дома, только многокомнатные квартиры, и живут в них только природные жители этого квартала, все из потомков дореволюционных москвичей мещанского сословия, и ни у кого из них не было в роду ни бар, ни купчишек, ни церковников, ни тем паче врагов Революции. И у всех предки жили в этом квартале Москвы ещё задолго до событий Смутного времени!

Только что этот человек был одним из самых счастливых — жил в доме, антикварном по-настоящему. И потому была его квартира набита множеством всяких антикварных вещей, оставшихся от нескольких поколений её дореволюционных жителей. Человек даже чай пил из настоящих фарфоровых китайских чашек эпохи Мин. Хотя и вполне возможно, что в его антикварнейший самовар был вделан ещё не изобретённый в наше время плазменный нагреватель. Но при коммунизме его изобретут...

А самое большое Счастье этого человека было в том, что он, как и всякий житель эпохи коммунизма, работал в одном из госучреждений где-то вблизи своего жилья. И не знал, а каково это, когда до работы нужно добираться через весь город!

Кем же он работал — наркомом в наркомате или подсобником в гастрономе — это уже не важно. Главное, что всё у человека было под боком, в его квартале — и рабочее место, и все житейские подробности, вплоть до мастерской по ремонту утюгов.

И был этот квартал коммуной как таковой, ячейкой коммунистического общества.

И на всей коммунистической Земле все люди живут подобно этому человеку — в подобных такому городских кварталах, если городские; или в подобно ему благоустроенных деревнях, если деревенские.

Потому как коммунизм — это такой порядок, когда люди живут коммунами; а самая лучшая из коммун, которую только возможно вообразить — подобна вот такому кварталу, из которого никому не нужно никогда никуда уходить..."

— Однако! — подумал старый хрыч — при таком коммунизме и я бы пожить не отказался...

Поставил журнал на место и вернулся за стол с "Крокодилами". Оглянулся на библиотекаршу — она всё зачитывалась журналом.

А вот так предполагается ещё дальше:

Бабка сказала Вась-Вась-Васю:

— Вот так мы при царе и жили... Как-то заболел мой дед, старый уже был. А тут — как раз великий пост! Вот дед и послал своих внуков и внучек, и меня тоже, сходить к попу, поплакать и слёзно попросить для него разрешения пост нарушить, скоромного покушать...

Вась-Вась-Вась переспросил:

— А что поп, разрешил?...

Бабка продолжила:

— Да поп-то разрешил, что попу какой-то дед. А ты вот подумай, внучек, кого тогда старый дед боялся?!... Неужели он того попа боялся?!...

* * *

Старый хрыч пришёл к Выводу:

— В этом мире мне никак нельзя высовываться — ни с песнями, ни с анекдотами, ни даже с учёностью. И вообще, нежелательно попадать в среду таких типов, которые моего носителя с детства не знают. Да и среди своих нужно найти такое место, чтобы уменьшить вероятность случайного ляпа...Как бы чего не вышло!...

А потому мне ничего более не остаётся, кроме как этим же летом начать подбивать клинья к нашему лесхозу. Благо это возможно делать на пару с Вовочкой. Сначала на подхвате, потом учеником, потом краткие курсы без отрыва от производства, и — на всю трудовую биографию лесником на отдалённый кордон... С перерывом разве что на срочную службу, которая и выпадет соответствующая...

* * *

— Вот тут и живу... — сказал Вась-Вась-Вась Инне, заводя её в свою комнату.

А взглянув на приоткрытую дверь на балкон и на подоконник, добавил:

— А вот это наши кисы. Рыжий это мой Рыжик, а белая это соседская Мурка. Иногда её Рыжик приводит в гости, а иногда сам к ней бегает. Они очень ловко прыгают с балкона на балкон...

Кисы разлеглись на подоконнике.

— Толстая кошка Мурка... — сказала Инна.

— Как же ей не быть толстой, если Рыжик отдаёт ей пойманных крыс... — пояснил Вась-Вась-Вась.

И сказал Инне:

— Присаживайся...

Инна, похоже, посчитала бестактным присаживаться в единственное полукресло, и потому присела на застеленную кровать.

— Великолепно! — подумал старый хрыч — уже сидит на моей постели!...

Присел в кресло и сказал Инне:

— Инночка, мы с Вовочкой подумываем, не начать ли нам загодя прибиваться к нашему лесхозу, насчёт выйти в лесники... Как ты насчёт с нами?!... Втроём веселее...

Инна задумалась. А потом сказала:

— В лесниках — это не в конторе, но тоже неплохо... А насчёт втроём веселее — так вчетвером ещё лучше. Наша Марина тоже подумывает туда податься, у неё же там оба дядьки...

Вась-Вась-Вась вспомнил Марину, тоже их бывшую одноклассницу, с которой Инна дружила с ясельного возраста. А старый хрыч сказал:

— Да, вчетвером ещё лучше. Решите составить нам компанию — сразу говорите. Так вчетвером и пойдём напрашиваться...

И подумал, что пусть девочки так думают, что они сами приняли такое решение — идти в лесхозовки. А Инна сказала:

— В лесхозе за меня может отец попросить. А за Марину — её дядьки. Да и за вас с Вовочкой тоже...

Вась-Вась-Вась (а точнее, старый хрыч) ответил:

— В нашем посёлке вовсе не обязательно кому-то за кого-то просить. И так возьмут своих. Куда они денутся?... Если мы вчетвером придём... А поскольку никто за нас не просил — поймут, что мы сами пришли, никто нас не заставлял. И отношение к нам будет получше... Так и скажут — из молодых, да ранние...

Насчёт того, что стаж пойдёт с 11-летнего возраста, старый хрыч опять предпочёл промолчать. Понимал, что не нужно так не по-детски рассуждать!

Инна задумалась. А старый хрыч обратил внимание, что как-то так само собой получилось, что изо всех окончивших четырёхлетку в этом году — нет ни одного, который заявил бы чётко и однозначно, что намерен бездельничать до самого призыва. И это вопреки тому, что взрослые никого из них не заставляют...

Кисы неторопливо встали и ушли с подоконника. Рыжик прыгнул на колени Вась-Вась-Васю, а Мурка — на кровать, и ткнулась лобом в бок Инне.

— Это она просит, чтобы её погладили... — подсказал Вась-Вась-Вась.

Дети погладили кисок. Кисы замурчали.

— А пошли на кухню, чай пить... — предложил Вась-Вась-Вась.

* * *

— Ездят по району... Спрашивают, нет ли где-то у нас особо талантливых малышей?!... Особенно таких, что песни сочиняют и анекдоты выдумывают...

— Да вроде как песни у нас никто не сочиняет... Мы их по радио слушаем... А анекдоты к нам из райцентра приходят...

Старому хрычу опять что-то показалось подозрительным. Но мурчащий кот мешал сосредоточиться.

А вот таким предполагается конец:

Через один оборот Урана.

Старый хрыч, он же Вась-Вась-Вась, он же пенсионер с немалым стажем, обратил внимание, что уже несколько дней чувствует себя много лучше, чем несколько последних лет.

— Э, да у меня опять последний парад!... — подумал старый хрыч — дожил по второму разу! Нужно отметить, как в прошлый раз — а ну, как опять повезёт...

Перво-наперво открыл форточку, выглянул, и убедился, что погода грозовая, как и в прошлый раз.

— Это обнадёживает!... — подумал старый хрыч.

Достал из холодильника коньяки, бальзамы и закуски, напился-нажрался.

— Что там дальше?!... — подумал старый хрыч — ах да, приготовиться пить за здравие...

Налил бокал коньяка, оглянулся на форточку, глядь — а в неё влетает шаровая молния. Старый хрыч с готовностью отсалютовал ей бокалом и провозгласил вслух:

— За здравие!... А за упокой пусть молодые пьют!... — И только начал из бокала пить, как полыхануло...

— Опять! Опять вокруг меня радуги!... — успел подумать старый хрыч.

* * *

— Я проснулся?... Я опять проснулся! — с радостью подумал старый хрыч — где и когда?!... А ну, память, время, место!...

Память безотказно отозвалась:

— Воскресенье, 31 мая, 1959 год, своя комната...

— Что?... Опять?!... — подумал старый хрыч и услышал:

— Мяу!...

И на кровать запрыгнул кот Рыжик. Приткнулся к боку и замурчал, прося ласки...

— Так-так... — подумал старый хрыч — Хронопетля!... Зеркало для героя...

И машинально начал гладить мурчащего кота, вспоминая, что Рыжик много лет не только ловил крыс в сараях, но и водил романы с соседской Муркой. И сколько поколений их потомков он видел в прошлой жизни...

Огляделся, прислушался — вокруг всё как оно и было тогда, в этот момент, при его прежнем Вселении. Голоса сбоку, звон посуды снизу, и даже атлас на полке на своём месте. Из позапрошлой жизни вылезло словечко:

— Никитаворонцовщина!...

И заскользили мысли — эта самая хронопетля, что она такое, награда, наказание, испытание или просто случайность?!... И что будет Интереснее, искать из петли выход или наоборот, искать возможность и дальше в ней оставаться?!....

Вспомнил по-быстрому всё, что произошло с прошлого Вселения. Как он принял решение идти в лесники, как он много лет приучал к себе первую красавицу посёлка и благополучно окольцевал её, как служил срочную в морской авиации, как всю трудовую биографию отработал в лесхозе, как ездил в отпуска на курорты по профсоюзным путёвкам, как вышел на пенсию и жил на ней много лет...

Получалось так, что прожил он, в сущности, неплохо; единственное, что не нравилось — это то, что не в Москве жил, да и просто побывать в столице удалось всего-то несколько раз, да и те фактически проездом...

Вставал Вопрос, жить ещё раз так же, или как-то иначе. И сразу же вылезло понимание, что прожить жизнь иначе — это прежде всего учиться дальше, в райцентре или экстерном, но при этом рискуя ляпнуть что-то из позапрошлой жизни...

— Опасно!... — подумал старый хрыч — или рискнуть на экстернат?!... А впрочем... Была бы гарантия, что выйду в маршалы — пошёл бы в курсанты... Но гарантии-то и нет!... А понапрасну напрягаться неохота...

Старый хрыч задумался, почёсывая кота.

— А пусть так оно и будет! — сделал Вывод старый хрыч — всего-то несколько эпизодов нужно подкорректировать, и все их прекрасно помню, записывать не нужно. В каком году отпуск брать в другое время, в каком году кому посоветовать от какой болезни провериться, в каком году кому посоветовать от пожара поостеречься... И в каком году не спешить с покупкой непроверенной технической новинки... Ещё в каком году не упустить возможность провести отпуск в Москве... Да, пожалуй, и всё на этом...

— Поживём!... — подумал Вась-Вась-Вась.