Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Девочки собрали за это время подписи с двухсот дворов близлежащих поселков о том, что их мать ни в чем не повинна, и отнесли их в полицейскую управу. Кроме того, Михаил, узнав о положении матери и детей, повесил тайно на дверях домов местных полицейских предупреждение, что если упадет хоть один волос с ее матери и сестер, то эти карательные методы будут направлены по отношению и к их семьям...
— Через две недели, Верочка, меня отпустили и привезли на повозке домой: избитую, изувеченную, больную. Ходить после гестаповских пыток, как ты знаешь, я почти не могу...
Терпеть и жить, жить и страдать — вот женский удел, Верочка, если другой судьбы не дано. Но руки на себя не смей накладывать. Надейся на лучшее и живи до последнего вздоха, моя доченька...
— Хорошо, мама, я выживу. Я обязательно выживу. Мы будем жить, — прошептала в бредовом сне Вера. Разбитые губы девушки впервые раскрылись в улыбке...
Глава 8
Берлин — Восточный фронт. 5 июля 1944 года
Рейхсканцлер и фюрер Германии, верховный главнокомандующий Третьего рейха, основатель национал-социалистической немецкой рабочей партии Адольф Гитлер не любил заниматься текущей канцелярской работой. Просмотр ежедневных докладных записок, сводок с фронтов, информативных бюллетеней, различного рода проектов и принятие по ним решений тяготили его. Он всячески, если можно было, откладывал время на их изучение. Он всегда подчеркивал, что всякий документ должен отлежаться, что всякая проблема может разрешиться сама по себе, если ее не торопить. Тем не менее почти каждый день он уделял внимание документам по часу времени.
Сегодня, в это приветливое июльское утро, дела рейха требовали его вмешательства.
Гитлер настороженно прошелся в рабочий кабинет рейхсканцелярии невероятно огромных размеров, отделанный в стиле барокко. Он любил этот кабинет, красовался его дорогой инкрустированной мебелью, внутренне радовался, как ребенок, видя над рабочим столом висящий монументальный герб с изображением средневекового рыцаря, его портретное сходство, в объятиях скелета и с чертом у левого плеча. Такая помпезность, по его мнению, нужна была, чтобы показать любому сюда входящему основательность и незыблемость строящегося тысячелетнего рейха, величие его вождя. Но сегодня ему было нерадостно. Сегодня ему было как никогда тревожно. Причина была не только в плохом здоровье, даже не в отвратительных делах на Восточном фронте. Причина лежала в его сновидении. В сегодняшнем утреннем сновидении.
Несмотря на то что он поздно лег спать, до двух ночи проговорил с прислугой и адъютантом и выпил антигазовую пилюлю Кестера против вздутия живота, проснулся он рано, в шестом часу, весь разбитый, в тревогах и в слезах. Его разбудил провидческий сон. Во сне он увидел себя альпинистом. Он ловко восходил на высокую вершину Тянь-Шаня. Его сопровождал Мартин Борман. Там они хотели водрузить знамя вечного Третьего рейха. Но в последний момент на пике вершины, где лежали серебристые снежные шапки, где светило яркое солнце, кто-то — он не видел, кто — обрезал канат. Молнией сверкнул клинок, и он полетел вниз в пропасть. Он кричал, но крика своего не слышал, он просил о помощи у Господа, но его лик был закрыт. И вдруг кто-то по-собачьи прорычал: 'Держись, волк!' — и в последний момент мощно, уцепившись пастью за веревку, потащил его наверх. У него градом потекли слезы благодарности... Он открыл глаза. Его верная любимица овчарка Блонди скулила, напуганная его состоянием, и тянула зубами одеяло...
Рейхсканцлер, одетый в обычный партийный костюм серого цвета со значком и железным крестом на левой стороне двубортного пиджака и нацистской повязкой на рукаве, медленно шел по кабинету, немного волоча левую ногу.
Левая рука висела плетью и нервно дергалась. Было заметно, что при движении он заваливается в сторону и не может держать равновесие. Но он отказался от чьей-либо помощи, шел без поддержки. Даже не вызвал лечащего врача Морелля. С ним он решил поговорить перед обедом. Он думал об утреннем сновидении. Оно не давало ему покоя. Он хотел побыть один в своем огромном имперском кабинете. Уединиться и подумать. Верная собака Блонди шла рядом.
Поражение под Сталинградом, неудачная попытка переломить ситуацию на Восточном фронте под Курском, открытие союзниками Сталина второго Западного фронта серьезно подкосили и до того некрепкое здоровье нацистского вождя. Нарушение зрения, особенно правого глаза, так отразилось на Гитлере, что его существенная черта характера — недоверие — приняла угрожающие размеры, а невротическая неконтролируемая критика перешла все границы. Он стал гневно реагировать на возражения и ситуации, которые ему не нравились. Он стал упрямо придерживаться только своего мнения, даже если его окружение с ним было несогласно. Он стал бояться военного риска и длительных операций. Если раньше он лихорадочно торопился, то теперь он осторожничал, был упрям и главный принцип своего военного руководства видел в укреплении позиций на каждом квадратном метре. Он не оставлял захваченных территорий добровольно, даже если это было необходимо. Любое предложение казалось ему попыткой подчинить его волю. Его болезненные недоверие и подозрительность, которые вместе с приступами ярости и агрессивного упрямства уже порой граничили с безрассудством и умопомешательством, были невыносимы.
Рейхсканцлер тихо уселся на кожаное кресло с высокой спинкой и резными ножками и посмотрел на стопку свежих газет. До них не дотронулся, но внутренне обрадовался, увидев на первой полосе свое фото в кругу детей. Он знал: ниже будет его поздравительная речь в честь восемнадцатилетия образования организации 'Гитлерюгенд'. Да-да, 3-4 июля 1926 года в Веймаре он организовал национал-социалистическое молодежное движение. Он хорошо помнит это время. Свое пламенное выступление на трибуне... Ему восторженно рукоплескали и приветствовали стоя. Ему подносили цветы... Молодежь, молодое поколение Германии поверило ему и дружно встало в строй...
'Но кто мне подрезал канат?' — Гитлер вновь вернулся к мучащей, пророческой, как ему показалось, теме. Он же был почти у цели, и с ним его соратник по партии, его заместитель Мартин.
...Сталин? Рузвельт? Черчилль?.. Они?.. Но они и так каждый день отрезают от него по кусочку, ждут, когда он изойдет кровью. Нет. С ними он лицом к лицу. 'Кто-то из своих? Если свои, то кто? От кого ждать взмаха клинка? Гиммлер? Кальтенбруннер? Абсурд! Эти по локоть в крови. Со мной пойдут до конца'. Может, абвер, Канарис? Но он их разогнал еще в феврале, переподчинил СС. 'Тогда кто?.. Вермахт?.. Вермахт...' — Гитлер задумался.
В этот момент резко и неожиданно зазвонил телефон дежурного адъютанта. Он вздрогнул.
— Экселенц, с вами в третий раз пытается связаться фельдмаршал Буш. Он безотлагательно просит соединить с вами.
— Кто? Буш? — оторвался от мыслительной деятельности нацистский вождь, подняв недовольно телефонную трубку, наклонившись над столом. — Что ему надо? Он же получил 5-ю танковую дивизию из Северной Украины. Притом целый батальон 'Тигров'. Он мне мешает. Скажите, что он мне мешает.
— Слушаюсь, мой фюрер.
— Впрочем, подождите, Фриц, соедините меня с ним, иначе он плохо позавтракает и у него будет несварение желудка. Это плохо скажется на принятии им решений.
— Мой фюрер! — ворвался в трубку Гитлера через телефонный треск надрывный, тревожный голос главнокомандующего группой армий 'Центр'. — Положение на всех направлениях фронта резко ухудшилось. Витебск и Могилев оставлены. Генерал Гольвитцер не вышел из окружения, сдался в плен. С севера и с юга, прорвав нашу оборону, танки русских пошли на Минск. В ваших руках, только в ваших руках находятся жизни многих тысяч солдат и офицеров. Они могут еще доблестно послужить своему Отечеству и вам, мой фюрер. Прошу разрешения на отвод войск за реку Березина. Иначе...
— Нет! Нет! И нет! — Адольф Гитлер оборвал доклад фельдмаршала Буша и вскочил со своего кресла. Его посеревшее лицо выражало крайнее неудовольствие. Он моментально закипел. Его перебили от важной государственной деятельности, причем с плохими известиями. Левая рука нацистского вождя от возмущения стала сильнее дергаться и пальцами ударяться о стол. — Отводить войска запрещаю! Держать фронт! Держаться до последнего солдата. Каждый город — неприступная крепость для русских...
— Мой фюрер!..
— Каждая река — непроходимая водная преграда! Бросить все резервы, остановить русских на Березине. Вот где должна быть граница с Советами...
— Мой фюрер! Бобруйск не удержать. 20-я танковая резервная дивизия понесла большие потери. 9-я армия генерала Йордана с боями пытается выйти из окружения. С севера по междуречью между Днепром и Двиной и с юга со стороны южнее Слуцка на рассвете, прорвав нашу оборону, танковые колонны русских пошли на Минск. Положение катастрофическое, — с трудом докладывал главнокомандующий о боевой обстановке на утро 5 июля.
— Это малодушие, фельдмаршал, — стоял на своем Гитлер. — Вам передана 5-я танковая дивизия с батальоном 'Тигров' из Северной Украины. Используйте каждый танк как опорный пункт. Проявляйте решительность и упорство. Упорство и настойчивость. Настойчивость и ответственность и еще раз решительность — вот составляющие успеха. Моя вера в солдат вермахта непоколебима...
— Мой фюрер, — продолжал докладывать умоляюще, с надломом в голосе Буш. — Время упущено. Одной дивизии явно недостаточно. В дивизии всего 159 танков, из них несколько десятков 'Тигров' и 'Пантер'. Они достойно встретят русские танки перед Минском. Но перевес русских сил огромный, авиации и артиллерии в разы. Мне нечем остановить эту лавину. Я предупреждал штаб ОКВ о возможном ином развитии летнего наступления русских. Мной была передана информация о тщательно скрываемой подготовке русских армий. Но...
— Вам не уйти от ответственности, фельдмаршал, — невротически дернулся рейхсканцлер. — Вы паникер! Вы за полгода позиционной войны разучились воевать. Разучились мыслить. Вы потеряли интуицию. Вы ослепли до такой степени, что оставили войска и ушли в июне в отпуск, вместо того чтобы заниматься укреплением оборонительных рубежей и вести тщательную разведку. Ваши переданные предположения были пустозвоном. Документально они не были подкреплены. Вы думаете, я не помню, о чем идет речь? Ошибаетесь, фельдмаршал. Память у меня исключительная, — Гитлер закатил глаза. — Мне все было доложено о проведенном рейде доблестных разведчиков во главе с Арийцем. Но вы в итоговом докладе, переданном Кейтелю, сделали обратные выводы. Вы прозевали эту грозу, фельдмаршал!.. Кстати, этот смелый юноша, капитан Ольбрихт, где он сейчас?.. Не знаете? Вы ничего не знаете! Вы не владеете обстановкой, фельдмаршал! Мне жаль вас.
— Мой фюрер...
— Вы и только вы, — жестким, характерным только Гитлеру тембром исступленно прохрипел главный нацист, — виноваты в этой катастрофе! Вы оказались более бездарным, чем я думал о вас... Вы... Вы... — у Гитлера сильно задрожала левая нога, перекосился рот, потекла слюна, глаза сузились, лицо исказилось и побагровело. Растрепанные волосы сползли на левый глаз. Он не мог стоять, его шатало из стороны в сторону. Он терял не только самообладание, но и силы. — Вы ответите за все, Буш, за все... Я найду вам настоящую замену... — Адольф Гитлер изнеможенно, словно выжатый лимон, упал в имперское кресло и дрожащей рукой нажал кнопку вызова адъютанта...
В этот же день по приказу Адольфа Гитлера в Минск вылетел генерал-фельдмаршал Вальтер Модель, опора и надежда фюрера в исправлении всех пожарных случаев.
Прибытие в Белоруссию фельдмаршала Моделя не могло существенно повлиять на исход операции 'Багратион'. Поражение немцев было предрешено.
Фронты Красной армии, тайно создав огромный перевес в людских силах и вооружении, всей массой двинулись вперед. Концентрация войск была настолько мощной, удары были настолько сильными, что немецкому командованию удалось только в августе остановить это величайшее наступление, благодаря которому была полностью очищена Белоруссия, отбита часть Прибалтики, освобождены восточные районы Польши.
Достаточно подчеркнуть, что соотношение между наступавшими силами и оборонявшимися по личному составу было почти два с половиной к одному; по авиации — семь к одному. Против пяти тысяч русских танков немцы смогли выставить только шестьсот, причем основная часть из них была переброшена лишь в июле.
Немецкие дивизии, предупрежденные о дате наступления русских в его начальной фазе, сумели оказать упорное сопротивление передовым частям Красной армии и сдержать их наступательный порыв. Развитие операции шло с опозданием на пять-семь дней от даты, спланированной Ставкой Главнокомандования.
Однако, не имея должной поддержки с воздуха, артиллерийской поддержки, при отсутствии новых танковых и моторизованных частей, немецкие дивизии вынуждены были отходить, порой оставляя свои позиции бегством. Лето 1944 года для немцев в военном плане стало такой же катастрофой, как для русских лето 1941 года.
Немецкие корпуса и дивизии рассыпались как карточные домики. До недавнего времени они представляли грозные боевые соединения, ныне это были разрозненные, без связи, без общего командования, без еды и боеприпасов смешанные многочисленные полубандитские группы, имевшие целью быстрее убежать, скрыться от непрерывных бомбежек Ил-2 или стремительных Т-34-к, гнавших их на запад. Здесь буквально подходило прижившееся слово тех лет 'драпать'. Но убегая, немецкие части вермахта вместе с особыми командами полевой жандармерии, полиции, СС, гестапо по приказу нового главкома группы армий 'Центр' фельдмаршала Моделя жестко применяли тактику выжженной земли. Сжигались деревни и малые города, разрушались жизненно важные коммуникации, взрывались железнодорожные мосты и вокзалы, расстреливались тысячи жителей, оказавшиеся на пути затравленных отступавших частей, а также те, кто был выставлен живым щитом против русских армий. Вот один из характерных примеров жестокости отступающего вермахта.
В городе Жлобине русские солдаты обнаружили в противотанковом рву трупы двух тысяч пятисот мирных граждан, которых немцы замучили и расстреляли перед своим уходом.
Пепелище и смерть оставляли после себя 'арийские' орды.
Бежали Мюллеры и Херляйны, Райнхарды и Йорданы, Вайсы и Хайнрици, бежал и командир 41-го танкового корпуса генерал-лейтенант Вейдлинг. Ему дорого обошлась устойчивая оборона своих позиций на участке в восемьдесят семь километров.
Генерал Вейдлинг, зная о дате наступления русских, готовясь к обороне, предполагал, что удастся отразить удар, предотвратить катастрофу развала центрального фронта. Вернее, ему хотелось так думать, хотя в душе он был уже готов к худшей развязке событий.
Его корпусу удалось на неделю задержать наступление русских войск, при этом уничтожить значительное количество танков и живой силы противника. Подсказка Франца была верной. Русские наступали через танконепроходимые, заболоченные места по заранее проложенным гатям. Вейдлингу удалось выставить здесь ловушки и укрепить противотанковую оборону, используя армейский резерв, переданный ему накануне.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |