Вселенная Метро 2033: к далекому синему морю

Вот тогда в первый раз мы с девчонками и повоевали...

Багира вздохнула. Одноглазый протянул ей флягу с водой. Та пила, чуть морщась. Вода здорово холодила два раскрошившихся зуба. Прямо как тогда...

Догорал невысокий дом прямо по улице. Рядом с забором, неподвижно и страшно лежала фигура в голубом берете. Еще одна свисала на крашеных досках, так и не упав. Из дома недавно выскочила полыхающая фигура, вылетела, дико крича и мечась из стороны в сторону. Патронов на нее никто из девчонок не потратил. Сейчас тело догорало поодаль, жутко воняя сгоревшим мясом.

Багира, опустошив желудок, лежала за кучей песка. Ждала возможности помочь девочкам, зажавшим тройку ублюдков в доме по правую сторону. Жевала кисточку шелковицы, что густо лежала по земле. Медбрат, раненый в плечо, старался не шевелиться. Кровь густо проступала поверх бинта.

Местные не врали. Дозиметры практически не трещали. Тучи на небе... а когда их не бывает? Солнца нет? Не страшно. Люди страшнее.

Когда разведка добралась до крайних хат, часового они нашли одного. Пьяного и спящего. Связывать капитан не стал. Молча провел ладонью себе по горлу и кивнул сначала на часового, потом на подчиненную, Лизу. Лиза справилась. Без сожаления... практически. А остатки его, если и были, разлетелись чуть позже. Сразу за дверью первого же домика.

Багира, влетевшая внутрь из-за рвущегося наружу тонкого детского крика, не думала. Державшему девчонку за руки — вынесла мозг с первого выстрела. Тому, что пыхтел над малолеткой, врезала промеж тощих волосатых ляжек и только потом, откинув его в сторону, забила до смерти ногами и прикладом АК. Тогда желудок не бунтовал.

Багира дождалась. Выбрала спуск, спокойно глядя в убегающую спину. Приклад толкнул в плечо, силуэт упал. Она села, положив автомат на колени и стала жадно глотать воду. Чуть ныл зуб, зацепленный крошкой кирпича, когда в неё стреляли. Губа распухла, но уже не кровила. Стрельба медленно стихала. Сложно справиться с десантурой из Рязанки, даже когда в ней почти одни бабы, что и говорить.

Последний из тройки, прятавшейся в доме, остался в живых. Ненадолго, надо думать. Саша с Аней, заломав немалого парня, волоком тащили его в центр станицы. Багира встала и пошла к ним, помогать.

Станичные собирались. Стояли, косились на девок в камуфляже и голубых беретах. Перешептывались, щелкали семечки и нервно курили. Багира, сидевшая на прилавке для торговли пенсионеров, смотрела и поражалась. Всё как всегда. Просто люди. Просто военные. Просто преступники. Как-будто никакой войны, никаких ядерных ударов... Уже потом ей рассказали про станичного врача, имевшего сдвиг по поводу ядерного удара и всего прочего. Так что результаты замеров тот станичным довел оперативно. И пока не было дождей люди не боялись.

— Тихо! — капитан вышел вперед. — Слушайте меня!

Люди притихли. Косились и шебуршали, приходя в себя и переставая опасаться. Беда отступила. Так они думали.

— Мы только что уничтожили тех, кто пытался превратить вас в рабов, — капитан заложил большие пальцы за портупею, покачался на каблуках, — наплевав на общую беду. Так вот... станичники, мы это сделали не за просто так. Вы нам немного должны. Сколько? Это вам глава администрации расскажет. А сейчас, чтобы у вас не возникало сомнений в нашей решимости защищать вас всеми возможными способами, проведем публичную демонстрацию наказания за убийство, изнасилование и вооруженный грабеж. Суд теперь один. И это мы.

Притащенный здоровяк, уже разложенный на земле, крепко привязанный руками-ногами к палаточным длинным кольям, вбитым по самые "ушки", начал кричать. Багира вздохнула, приложилась к фляжке. Блевать, так хоть чем-то. Было с чего.

Кол, крепкий, смазанный маслом-переработкой, ему воткнули в задний проход. В быстро выпиленный паз на конце кола вставили веревку, а ее саму зацепили к морде УАЗа-буханки, служившего здесь за скорую. А машина стояла прямо перед лицом матом орущего детины.

Капитан посмотрел на него, закурил и, бледный, сухой, сел за руль. Бандит заголосил сильнее, заплакал детским плачем. В толпе закричали, двигатель УАЗа зажужжал, машина двинулась вперед. Крик ушел в инфразвук, стеганул по ушам плёткой и оборвался.

— Они потом и не спорили... — Багира почесалась в затылке, — дали всё, что нужно. Нас построили и дали выбор. Идти домой, с боекомплектом и сухпаем, или влиться в ряды наемной роты.

— И ты ее выбрала?

— Нет, — Багира зевнула, — я ушла домой. Пешком. Добралась до границы с Ростовом. И потом вернулась назад. Пойду вздремну.

Кённинг четвертый: доказательства жизни

Самарская обл., с. Красный Яр (координаты: 530®29?51? с. ш. 50®239?20? в. д.), 2033 год от РХ:

— Вот ты чудак человек... — гном присвистнул, закуривая самокрутку. — А вот табак у тебя знатный, духовитый.

Морхольд улыбнулся, глядя на него. Парочка поражала. Просто своим наличием. Непохожестью, серьёзностью и вообще. Хотя ещё час назад он и не думал улыбаться. Не до того стало.

Морхольд дошел практически до самого конца. Туман, слева от ограждений, загустел, потемнел и зашевелился. Морхольд остановился, сплюнув. И, впрямь, все когда-то случается в первый раз. Вот те и тролль. Или что хуже.

Тролль впечатлял. Никак не меньше в ширину чудовища, желавшего замочить Морхольда кувалдо-колотушкой. Пусть и ниже, заметнее. Даже внешне существо весьма напоминало ту дрянь. Разве что морду прятало за темным и удивительно целым экраном сварочной маски. И вместо убей-колотилки на плече тащило самую настоящую деревянную дубину, густо усеянную торчащими разнокалиберными ржавыми шипами. Мост даже ухнул, когда та пошла вниз и стукнулась о бетон.

— Беда-а-а-а... — протянул Морхольд. — Ну и хрена ли мне с тобой теперь делать?

Тролль молчал и сопел. Густое белесое дыхание пробивалось через низ маски, клубилось, смешиваясь с туманом. Позади сухо щёлкнуло. Очень знакомым звуком предохранителя, поставленного на боевое положение. Голос любителя подкрадываться оказался подстать, сухой и скрипучий.

— Ты не смущайся, человече... кхе-кхе... скидывай всё. И вали себе откуда шёл. Тролль что-то пробухтел. Ну, точно, прямо как медведь в зоопарке. Морхольд сплюнул.

— А если зал..пу на воротник?

Тролль неожиданно заухал. Прямо как сыч. Засмеялся?

— На каждый хитрый...

— Полна жопа огурцов, точно... — Морхольд ещё раз сплюнул. Так это круто, прямо как в боевиках. — Так поговорим может, или будем фольклором меряться? Писькомерство, оно ж для школьников.

Тролль заухал сильнее. Морхольд натурально разозлился. Ситуация казалась идиотской. Но сзади тоже, сухо и скрипя, засмеялись. Засмеялся.

— А чё ты такой дерзкий? Бессмертным ся щитаеш?

Морхольд покачал головой.

— Я сейчас обернусь. Медленно.

— Да хоть быстро. Ляля, подойди поближе. Вбей его по колена, если дёрнется.

Ляля? Твою-то мать... Морхольд чуть не присвистнул, глядя на громаду, двинувшуюся к нему. Тролля звали Лялей. Если он ещё и девочка, ну, чего тут скажешь? Век живи, век удивляйся.

Он обернулся, стараясь не обращать внимания на тяжёлый топот за спиной. Интересно, громада специально вот так бухает ножищами? Нагнетающе-депрессивный эффект, ага. Психологи подмостовые, етит их за ногу. Воображения вполне хватало. И быть вбитым по колени Морхольду не хотелось.

От де-е-ела-а-а...

Мальчик-с-пальчик. Годзилла-транссексуал Ляля и крохотуля-гоблин с адски злобным морщинистым личиком. Вот только глаза... глаз, оказался молодым. Таким ясным и чистым, как кусок неба, настоящего, виденного Морхольдом за двадцать лет Беды раза три. Второй закрывал глухая повязка. С белым ржущим весёлым черепом. Пираты, ё-моё. Корсары великого Большого Кинеля. Сухопутные.

По грудь Морхольду. Сухой и весь какой-то скукоженный, с нездорово-жёлтой кожей. Длинные руки с совсем уж длинными пальцами узких, но сильных ладоней, держали КС-23. Как кроха умудрился удерживать это чудище, практически не дрожащее, Морхольд не особо понимал. Но этот вопрос волновал куда меньше, чем чёрный зев ствола, практически упершийся ему в нос.

Хотя... сползшие вниз рукава, слишком большой для гнома куртки, показали предплечья. Крепкие, жилистые и совсем неподходящие для такого коротышки. М-да, ситуёвина.

— Дело пытаешь, аль от дела лытаешь? — Поинтересовался, чуть качнувшись, ствол. Морхольд выругался про себя. Ну как ствол мог что-то спросить?

— Гуляю, не видно разве? — Он вздохнул. И замер. Потому как куртка на груди гнома чуть оттопырилась, явив взгляду нечто, совершенно неожиданное.

Как оно бывает? Вроде бы попал ты по самое не балуй, и выхода нет. Вот прям сейчас раз, и случится что-то необратимое. А потом, внимательнее оценив ситуацию, выход находишь легко и непринужденно. Если вовремя включишь голову. Вот прямо как здесь и в текущий момент.

— Куба либре? — Морхольд замер, внимательно наблюдая за чёрным провалом, следившим за ним.

Ствол замер. Дрогнул. Чуть повернул в сторону.

— Патриа о муэрте, блин... — Ствол опустился. Гном поставил его прикладом на бетон и почесал грудь. Поскреб пальцами по красной майке. Такой же, как недавно имелась у Морхольда. С портретом Че. Великого и незабвенного Комманданте. — Я в шоке.

— Такая же фигня, — Морхольд выдохнул. Пот по спине всё же покатился. — Перекурим-перетрём?

— А то.

— Вот ты чудак человек... — гном присвистнул, закуривая самокрутку. — А вот табак у тебя знатный, духовитый.

Морхольд улыбнулся, глядя на него. Парочка поражала. Просто своим наличием. Непохожестью, серьезностью и вообще. Хотя еще час назад он и не думал улыбаться. Не до того стало. А вот сейчас...

Ляля все же оказался мальчиком. Огромным мальчиком, лет пятнадцати. Как и его друг, злобный кроха Зима. Почему Зима тот не объяснил, да Морхольду оно и не требовалось. Ему требовалось пройти дальше. И цели он вроде достиг.

Рассказал всё. Про то, как еле выжил здесь недавно. Про дорогу к семье. Тут гнома и проняло. Гном всхлипнул носом и отвернулся. Морхольд почесал совсем уже начавшую отрастать бороду и задумался. Задумался о том — кто эти двое.

Мутанты? Ну да. Ни с чего другого не меняет людей таким-то вот образом. Мастер-Бластер, не иначе. Разве что Мастер Зима не лилипут, а просто небольшой. Скромный по размерам. Хотя Морхольд и не удивлялся его атаманству. Ляля не снимал маску, смущался, объяснил Зима. Но и так стало ясно — тому лет совсем мало. Что за жизнь?

Два ребенка, ведь Зиме точно не больше шестнадцати, живут разбоем и грабежом. Спокойно мордуют и убивают прохожих, хотя порой оказываются вот такими хорошими парнями.

— А вы как тут вообще оказались-то? — он посмотрел на ребят. — А?

Ляля вздохнул и отошёл, сел, опёршись на дубину и мелко затрясся плечами. Зима затянулся, разом став старше глазом, нахмурился, зло и нехорошо.

— Как-как... побили всех наших. Несколько лет назад. Мы ж кочевали. Туда-сюда, искали где лучше. Тут торговцы встретились, давай рассказывать, что там вот, в Кинеле город. А сейчас они Кротовку восстанавливают. Ну, а мы шли чуть не от Урала. Обрадовались. А дальше...

А дальше Морхольд знал. Вот только, недавно, сам рассказывал Даше Дармовой, стоя перед поездом в Кинеле...

— Да то. — Морхольд поднял свою длинную, и явно тяжелую, сумку. Что-то лязгнуло внутри. — Что тогда, возле поворота на Тимашево, оставшись вдесятером, плевать я хотел на выбор между добром или злом, и то, чью сторону представляю. У Кротовки вот эти самые мужики в спецовках, пропахшие креозотом, маслом, углем, тащили и ремонтировали пути. А на них перла первая часть банды откуда-то со стороны Красного Яра.

Голодные и холодные, больные, мутировавшие, но не люди. Нелюди, девочка. И свой выбор оказалось сделать просто. И каждый его сделал. Когда пришла помощь, нас, тех, кто дышал, оставалось четверо. Шестеро уже остыли. И вокруг, накромсанные, разорванные, посеченные осколками, подыхающие и сгоревшие, лежали еще тридцать голов. Очень опасных и злобных животных.

— Тридцать?!

— Да, тридцать. А через год я услышал про пятьдесят. Тем самым ухом, что только-только отошло. В Красном Яру, куда дошел на обеих ногах, хромая той, что продырявили. Дырку мне прижег Лепёха, ИПП наложил Шамиль. Сейчас, даже и не знаю, арифметическая прогрессия работает вовсю. Ну, как тебе объяснить... эй, земляк?!

Топающий по бурой жиже кинелец обернулся, перехватив удобнее мешок, квохчущий и двигающийся.

— Не помнишь, сколько тогда те десятеро положили у Отрадного?

Мужик почесал затылок, смачно харкнул, прочистил горло и ответил.

— Да чуть ли не сто, земеля. Если не больше.

Морхольд повернулся к Дарье:

— Вот такое волшебство и есть арифметическая прогрессия. И сарафанное радио. Те, дикие, шли к станции, злые, голодные, насквозь больные. Мужики, сколько-то баб, подростки. Основной табор остался дальше, им занимались уже не мы. И победили мы, если уж честно, только из-за грамотно выбранной позиции, какой-никакой, но выучки и боеприпасов. И их усталости.

... — вот так все и вышло. Нас двое и осталось. А куда нам? Мне тогда пятнадцать было. Этому одиннадцать не исполнилось. — Зима покачал головой. — За что положили-то, а?

Морхольд не ответил. Захотелось сделать им что-то хорошее. Извиниться как-то. Ну, не признаваться же в том, что он был там, у перекрестка?

— На вот, — протянул Зиме НР. — Пригодится. Хороший нож. Так как говоришь, лучше идти? Прямо вдоль дороги?

— Угу. Только полями. И держись пролесков. Там если что спрятаться можно.

— Ясно. Слушай, дитё полураспада, откуда ты про Кубулибру там, Че?

Зима усмехнулся, достал откуда-то из глубины своего балахона небольшую замусоленную книжку с портретом Комманданте.

— Проходил тут, как-то, один хрен. Вот, оставил. Интересно же, и... Ляля?!

Ляля стоял у моста. Наклонив голову и еле слышно рыча. Как хороший боевой пес перед поединком. Дубина, крепко взятая обеими ручищами, описывала кривые. Гигант смотрел в туман на той стороне моста. И монотонно, одинаково басовито, клокотал злобой внутри.

Морхольд сглотнул, неожиданно почуяв что-то нехорошее. И знакомое.

— Молот, су..а, Молот... — Зима вскочил, подтягивая КС. — А я картечи взял всего два патрона. Молот, Ляля его чует. Ты, мужик, давай, греби отсюда. Лялю с места не сдвинешь теперь. Он Молота ненавидит. Молот мамку его убил, ещё тогда, давно...