7 футов над килем

Пушкин и третье отделение

В паспорте он был обозначен как Пушкин Александр Сергеевич, а служил коком на вспомогательном танкере "Марс". Стихов Пушкин не только не писал, но и не читал и не видел разницы между Мильтоном и мильтоном, чего от него, однако, и не требовалось.

В одном из портов, куда танкер забрёл по малой нужде (для пополнения запасов), А.С. Пушкин загулял, отбился от стаи, смущал ночной покой горожан, был отловлен и доставлен в милицию. Когда Пушкина вталкивали в дверь, он успел заметить вывеску "Отделение милиции N 3". Тут прослеживается некая смутная параллель, но Пушкин её не осознал по необразованности и нетрезвости текущего состояния.

—  Встань передо мной, как лист перед травой! — велел весёлый милицейский лейтенант, увидев пьяного кока.

Пушкин не разобрал, чего от него хотят, но, на всякий случай, попытался придать своей фигуре максимальную вертикальность.

Ничего из этого не вышло: стоять прямо он не мог, но и падать не желал. Промучившись какое-то время, он утвердился под углом 45 градусов к поверхности геоида и так застыл, переплюнув, в смысле таинственной устойчивости, саму Пизанскую башню. Дежурный несколько раз обошёл вокруг него, внимательно оглядел и даже ткнул пальцем, ожидая неминуемого падения, но Пушкин стоял непоколебимо как Святогор-богатырь.

—  Да-а-а! — сказал дежурный. — Чего только на свете не бывает!

Он ещё не знал — чего бывает!

—  Документов при нём не имеется, — наябедничал один из доставивших Пушкина милиционеров.

—  Говорить можешь, несчастный? — спросил дежурный.

Пушкин с готовностью закивал.

—  Фамилия? — лейтенант приготовился заполнять протокол.

—  Пушкин, — донеслось в ответ.

—  Уж не Александр ли Сергеевич? — прищурился дежурный.

—  Я, — подтвердил кок, со скрипом пытаясь вспомнить, не залетал ли он прежде в неприветливое третье отделение.

—  Так! — дежурный отложил ручку, и в глазах его появился недобрый блеск. — И откуда же вы к нам, Александр Сергеевич, пожаловали?

—  Я — с "Марса", — признался Пушкин, памятуя, что откровенность способна смягчить даже самую задубелую казённую душу.

У дежурного задёргалось веко, которое он придержал указательным пальцем, пытаясь при этом сохранить некоторое добродушие.

—  Слыхали? — обратился он к своим помощникам. — С Марса! Он не только великий поэт, но ещё и межпланетный путешественник! — и свободным пальцем указал на Пушкина, всё ещё стоявшего под углом, немыслимым для всякого живого существа.

—  Значит, так всю жизнь на Марсе и просидел? — спросил сержант, желая поддержать шутку начальника.

—  Зачем, — обиделся Пушкин. — До "Марса" я был на "Андромеде"!

У дежурного дёрнулось правое веко, и его тоже пришлось придержать указательным пальцем. Теперь он напоминал китайского мудреца, предавшегося внутреннему созерцанию.

—  Может, он рехнулся на почве употребления?  — предположил сержант, обеспокоенный позой дежурного. — Тогда его не сюда надо, тогда его в психушку надо!

—  Нет! — лейтенант решительно отнял персты от век. — Он — не псих! Он — гад и нахал! А за издевательство надо мною при исполнении он у меня огребёт по самое некуда! Я ему устрою "Полтаву" и "Бахчисарайский фонтан", и кое-что ещё из грубой прозы!

Может, и устроил бы, но в этот момент дверь распахнулась, и в участок ввалилась огромная, пышущая негодованием свежепьяная фигура второго помощника, отправленного на поиски непутёвого кока.

—  Я — с "Марса"! — заорала фигура, едва переступив порог. — Отдайте Пушкина, нам без него труба!

—  Держите! — заголосил дежурный, снова утыкая персты в веки. — Вяжите этих инопланетян! Это точно банда психов!

В короткой потасовке Александру Сергеевичу Пушкину разбили губу, а на втором помощнике разодрали тулуп, и теперь он походил на Емельку Пугачёва перед казнью. Однако, в конце концов, недоразумение выяснилось, и бывалый ходатай выкупил кока за бутыль корабельного спирта.

—  Слушай, поэт! — спросил дежурный, когда Пушкин А.С. уже стоял на пороге проклятого отделения. — А всё-таки, зачем ты в трамвай с телефонной будкой лез?

—  Автомат там был испорчен, — насупился Пушкин, — монеты сглатывал. Хотел его в ремонт отвезти.

Поход — куча хлопот

И было знамение — повисло над кораблём

Огромное облако в форме кукиша.

И убоялись моряки, и возроптали,

И принялись крыть начальство

Горькими матерными словами...

—  Что же это за война, без картошки? — пожаловался командир эсминца "Непросыхающий" и сердито выщёлкнул окурок папиросы в открытую дверь рубки. Окурок не упал в воду и не улетел в морскую даль, а повис над крылом мостика. Ветер дул в корму, и скорость его равнялась скорости корабля. Вид плавающего в воздухе окурка ещё более разозлил командира.

—  Вот зараза! — выругался он и попытался прогнать окурок, но тот предупредительно отодвинулся, а потом вновь занял прежнюю позицию.

Командир вдруг испугался, что наглый чинарик будет теперь сопровождать их до возвращения в базу, где его обязательно заметит командование и устроит нагоняй. Опасения эти свидетельствовали, что эсминец уже длительное время находился в море, а подобное времяпровождение, как известно, некоторым образом влияет на психику.

—  Разрешите, я с ним разберусь? — вызвался капитан-лейтенант Сипунов, которому передалось волнение начальника.

Не дожидаясь согласия, он подкрался к окурку и попытался уловить его горстью, но окурок отскочил в сторону и повис в метре от борта. Сипунов пошарил глазами, схватил с откидного столика чёрную командирскую пилотку и сделал движение, каким дети ловят кузнечиков. Пилотка выскользнула из рук и плюхнулась в равнодушный Тихий океан. Окурок же описал плавную дугу и ласково прилепился к лобовому стеклу.

Командир некоторое время переводил взгляд с окурка на застывшего в страхе охотника. Потом задумчиво и грустно осведомился, какого хрена Сипунов цапает чужую пилотку, ежели у него на голове имеется своя?

—  Я про неё забыл, — честно признался Сипунов.

—  Понимаю, — кивнул командир. — Так что же нам делать с картошкой, вернее, как без неё жить?

Эсминец "Непросыхающий" болтался в море, ожидая приказа произвести учебные торпедные стрельбы. Но что-то, видно, засбоило в сложном флотском механизме, а тем временем кончилась картошка, и это вогнало командира в мрачноту. Конечно, экипаж мог ещё долго кормиться кашами и макаронами, но командир на дух не переносил ни того, ни другого.

Покосившись на окурок, елозивший по стеклу, командир взял лист бумаги и принялся писать какие-то цифры. Офицеры притихли, с уважением поглядывая на своего вождя. Сипунов осторожно приблизился и украдкой заглянул через плечо сопевшего от напряжения начальника. Листок быстро покрывался сложными формулами. Сипунов неслышно отдалился, решив, что производится хитроумный расчёт маневрирования для предстоящих стрельб.

—  Вот, товарищи офицеры, — командир небрежно, по-штурмански отбросил карандаш, — я тут посчитал, и получается, что макаронами, которые я сожрал с начала службы, можно дважды обернуть земной шар по экватору.

—  Хотите, я вам свою пилотку отдам? — перепугался Сипунов.

Командир посмотрел на него, пошевелил губами, но ничего не ответил, и взгляд этот Сипунову очень не понравился.

Он бочком переместился в штурманскую, озаботился лицом и склонился над прокладочным столом. На карте пунктиром из маленьких рыбьих силуэтов была обозначена зона лова.

—  Вот бы подойти туда и рыбки попросить! Там всегда рыбаки пасутся, — помечтал Сипунов, и вдруг его осенило. — А ведь можно и картошкой разжиться!

Будучи человеком опытным, он не полез тут же к командиру, а под благовидным предлогом заманил в штурманскую старпома и, тыча в карту, горячо зашептал, переминаясь от нетерпенья. Старпом оценил деликатность Сипунова, похвалил за сметливость и доложил о предложении по команде.

—  Это ты сам придумал? — недоверчиво спросил командир.

Старпом, помявшись, признался, что лишь озвучил идею Сипунова.

—  Этот может, — улыбнулся командир, но, вспомнив о пилотке, опять нахмурился.

Незамедлительно в штаб отправили радиограмму и вскоре получили разрешение взять на рыболовецкой базе три тонны картофеля. Предписывалось сделать это спешно, ибо к стрельбам всё уже было готово.

Эсминец заложил крутую циркуляцию и, выбросив в небо облако сажи, рванулся в указанную точку. Сипунов ходил именинником.

Через несколько часов "Непросыхающий" уже маневрировал, чтобы приткнуться к огромному корпусу базы.

—  Разрешите мне ошвартоваться? — попросил старпом.

—  Ещё чего! — грубо отклонил командир. — Долбанёшь корабль, и опять пролетит моё очередное звание как фанера над Парижем! Ты лучше присматривайся, учись! А сейчас свяжись с рыбаками!

—  Я ещё и тебя могу поучить! — подумал старпом, полагая, как всякий подчинённый, что может справиться с делом лучше начальника.

У капитан-директора был скучный, невыразительный голос, а когда подошли поближе, то в бинокли разглядели, что и лицо было таким же.

Он подтвердил, что распоряжение насчёт картофеля получил, ничего против не имеет, швартоваться лучше по правому борту, картошка лежит россыпью, если не боитесь, посылайте матросов для расфасовки в мешки.

—  А чего бояться-то? — удивился старпом. — Приём!

—  Бояться нужно всегда, — рассудительно ответил надтреснутый голос. — До связи!

Ошвартовался командир хорошо, с первого захода, аккуратно и красиво.

—  Вот так это нужно делать! — заметил он с довольным видом. — Ещё раз говорю тебе, старпом, учись, постигай морскую науку.

На это старпом ничего не ответил, ибо не посмел произнести то, что думал.

—  Пойду, отдохну, — объявил командир. — Ты, старпом, распоряжайся. И чтобы всё было в порядке!

Оставшись на хозяйстве, старпом вышел на крыло мостика и увидел, как обширная палуба базы быстро заполняется публикой, причём публика эта почти сплошь состояла из женщин, одетых в синие и белые халаты, передники, фуфайки.

—  Это что же такое? — изумился старпом.

—  Разрешите доложить — бабы! — почтительно отреагировал Сипунов.

—  Сам вижу! — рассердился старпом. — Но почему, чёрт побери, их так много?

—  У них две трети экипажа — женский персонал, — пояснил Сипунов. — Это же плавучий, как бы это сказать, э-э-э — завод!

Женский персонал тем временем начал проявлять явное волнение — размахивал платочками, делал в сторону эсминца приглашающие жесты, а некоторые уже успели переодеться в пёстрые платья и туфли на каблуках.

Экипаж эсминца тоже вывалил на палубу. Матросы орали и подпрыгивали от нетерпенья.

—  Вызовите замполита! — велел старпом. — И прогоните всех лишних с палубы к чёртовой матери!

—  Нежелательный контакт с гражданским населением! — начал сетовать комиссар, едва переступив комингс.

—  Картошка нужна! — вздохнул старпом. — Любой ценой! Надеюсь, понятно?

—  Я отвечаю за политико-моральное состояние, — напомнил замполит.

—  Вот и возьмите на себя руководство! — поймал его на слове старпом. — И обязательно проведите инструктаж по технике безопасности!

—  Придётся привлечь партийно-комсомольский актив, — начал рассуждать замполит.

—  Вам виднее, — быстро согласился старпом, — но картошку нужно погрузить как можно скорее!

Море было спокойным. Эсминец, казавшийся крошечным рядом с базой, слегка елозил вдоль высокого борта, приминая кранцы. Подали трап. Плотная группа матросов ссыпалась в объятия рыбачек и была тут же увлечена в недра судна. Женщин на палубе стало меньше.

Прошёл час. Старпом вышел на крыло и, сложив ладони рупором, крикнул: "Капитан!"

—  Ну? — сверху свесилась унылая голова.

—  Как там идёт работа? Справляются?

—  Стараются, — уклончиво ответил рыбный директор.

—  Может, ещё людей подкинуть?

—  А чего же, подкинь, — неторопливо согласился директор. — Чем больше, тем лучше — я так думаю.

Старпом позвонил командиру и попросил разрешения усилить ряды сортировщиков картофеля.

—  Выражаю вам своё неудовольствие! — пробурчал разбуженный командир и добавил уже неофициально. — Чёрт бы тебя побрал, старпом, когда же ты человеком станешь? Ладно, сейчас поднимусь. А ты собирай людей и сам с ними отправляйся. Понял?

—  Прошу разрешения проинструктировать личный состав? — попросил старпом, когда командир с недовольным видом появился на мостике.

—  Некогда! — махнул рукой начальник. — Отправляйся так. Да смотри у меня!

Через десять минут следующая группа боевых флотских парней во главе со старпомом провалилась во чрево базы. Как и в первый раз, с ними исчезла часть женщин. Но всё же на палубе их оставалось ещё много.

Тут их, наконец, заметил командир.

—  Смотри, Сипунов, вот бы на таком пароходе служить! — захохотал он.

Сипунов лишь пожал плечами. Между тем на базе продолжалось беспокойное движение.

—  Эй, сачки! — кричали труженицы моря. — Чего прохлаждаетесь? Ваши ребята там из сил выбиваются! Давай к нам!

—  Мы бы и рады, девки! — отвечали матросы. — Да без команды нельзя!

—  А-а-а! — сообразили рыбачки. — Ну, ладно, хлопцы, команду мы вам сейчас организуем!

Время шло, командир курил на мостике, нетерпеливо поглядывая на часы.

—  На "Непросыхающем"! — вдруг услышал он сдавленный голос. — Командир!

Оглянувшись, он встретился взглядом с Сипуновым. Тот пожал плечами. Обращение повторилось, и теперь стало ясно, что доносилось оно из узкой щели меж бортов. Командир перевесился через поручень и увидел внизу голову старпома, торчавшую из иллюминатора. Голова была неестественно вывернута, а в каком положении находилось тело, догадаться было невозможно.

—  Командир! — с натугой проговорила голова. — Нужно... — голова замолчала и тяжело задышала широко открытым ртом, а потом с трудом, словно по подсказке, выдавила. — Нужна... помощь.

Вслед за этим голова затряслась, а физиономия перекосилась в гримасе.

—  Что вы там вытворяете, чёрт побери? — заорал командир. — Где люди? Как идёт расфасовка?

—  Расфасовка... Уф! Идёт... нормально, уф! — голова вздрогнула. — Нужно послать ещё людей! Ой! — сказала голова. — Что же это такое? Ой! Посылайте всех! Всех! О, господи!

И с этим призывом к всевышнему голова исчезла, более не появлялась и звуками себя не обозначала.

—  Сипунов! Сколько людей осталось на борту? — не оборачиваясь, крикнул командир.

Сипунов заглянул в вахтенный журнал и доложил, что экипаж тает.

—  Не могу же я всех подчистую туда отправить! — командир потряс кулаком. — Бардак! Саботаж! А всё — ты! — оскалился он на Сипунова.

—  Вот и делай после этого добро! — с горечью подумал капитан-лейтенант и на всякий случай задвинулся за локатор.