Пламя на воде

— Ну, рыцарь Пламени, только такого ма-аленького, — показал пальцами Комин.

— А-а. Сам придумал?

— В мое время так всех новичков дразнили.

— А потом что же? Забыли, или надоело?

Комин пожал плечами.

— Да новичков как-то меньше стало. Опять же, посмотрел бы я на того, кто вздумал бы тебя так подразнить в свое время.

— Ну, ты уж из меня совсем-то пугало не делай.

— Тут и делать ничего не надо, — хмыкнул Комин.

— Давно мечтал мне это сказать, да?

Старый рыцарь довольно ухмыльнулся.

— Да ну тебя, — рассмеялся Барс, толкая Комина плечом.

— Так вы еще драться будете? — спросил подошедший в этот момент Бруно. — Может, я все же прогуляюсь еще кружочек?

— Я тебе прогуляюсь, — рыкнул Комин. — Здесь люди будут с минуты на минуту. Живо ставь чай!

— Слушаюсь! — карикатурно-тонким голоском пискнул Бруно.

Впрочем, котелок схватил и за водой побежал очень быстро.

— А ты говоришь — тихий, — тяжело вздохнув, пожаловался Комин Барсу.

— Да пусть резвится.

— Кто бы был против.

— Что-то ребят и правда долго нет.

— Не волнуйся. Небось сбились в кучку и обсуждают последние новости. Рыцари Пламени, а посплетничать любят не хуже деревенских бабуль.

— Ладно. Тогда я спать ложусь, — сказал Барс и тут же подкрепил свои слова действием, заворачиваясь в шикарное кальвиновское одеяло.

— Ух ты, — изумился Комин. — Спать, значит? Да еще в одеяле? А мозговать когда же?

— А мозгование все это выеденного яйца не стоит. Я сейчас два динара на двоих не разделю.

— Врешь ты, Барс. Была у тебя мысль какая-то.

— Ну, была. Только полный ли это бред или не полный, я лучше завтра прикину. На свежую голову.

— Что-то ты сильно веселый. Неужто и правда придумал что? Про Клятву не забыл?

— Не беспокойся. Пусть даже я рехнулся, но все же не настолько. Просто мы еще поборемся, Комин — вот и все.

— В этом-то можешь не сомневаться.

— И не сомневаюсь, — пробормотал Барс, засыпая в тепле — первый раз за много дней.

— Ну-ну, — удивленно покачал головой Комин, глядя на крепко спящего уже через минуту рыцаря. — Ну-ну.

И задумчиво добавил:

— Молодой ты еще.

Глава VI.

Застыло солнце на гребне гор

И равнодушно глядит на нас,

И чем закончится этот спор,

Узнает точно на этот раз.

Поверь нам, солнце — мы будем жить,

И ты увидишь еще не раз,

Как злую нечисть мы будем бить,

А нечисть будет бояться нас!

Бруно, рыцарь Ордена Пламени.

— 1 —

Кому и когда принадлежало изобретение построения `'вложенным ромбом'', узнать теперь трудно. Вероятно, задумывалось оно для эскортирования в боевых условиях неких важных особ, но не исключено, что и для каких-нибудь других, совершенно неожиданных целей — кому дано заглянуть вглубь веков и познать образ мыслей предков. И честно говоря, никого из собравшихся перед периметром прорыва Рыцарей Пламени подобные вопросы не беспокоили. Гораздо важней было другое: этот способ построения давал возможность двигаться довольно плотной группой, в то же время оставляя каждому из воинов достаточно пространства для эффективной работы мечом. Максимально прикрытым человеком в построении был тот, кто находился в центре, и он же имел самую большую свободу маневра, позволявшую использовать как веерную, так и круговую технику защиты — разумеется, при условии достаточно слаженных действий команды. Первоначально `'вложенный ромб'', скорее всего, задумывался для пешего строя. Для конного его пришлось слегка модернизировать, переместив парочку узловых точек — с учетом выучки и возможностей боевых скакунов. Построение стало чуть менее жестким, но более мобильным и для конкретной ситуации в эффективности выиграло.

Ударный кулак Рыцарей Пламени — двадцать один человек в полной боевой выкладке, с оголенными мечами, антрацитовые доспехи отблескивают огненными сполохами — двинулся вглубь периметра, как только полностью рассвело. Не было ни громких команд, ни пения труб или барабанного боя, не было и вдохновляющих речей перед выступлением. Была обычная побудка и легкий быстрый завтрак, перемежающийся добродушным пикированием. Были деловитые сборы и спокойное построение. Было несколько минут молчаливого ожидания, пока ярко-красное солнце отрывалось от порозовевшего бока заснеженной горы, сокращая тени. Была работа.

В центре `'ромба'' отдохнувший Шторм возбужденно поигрывал под Барсом, предвкушая азартную схватку. Жеребец знал, что означает доспех, и любил бой — его никогда не приходилось горячить специально. Барс привычно разминал чуткие пальцы, лаская рукоять меча — сам клинок при этом оставался неподвижным, как замершая, но готовая ужалить змея. Справа тихонько насвистывал себе под нос Беркет — то ли застарелая привычка, то ли собственный способ настройки. Слева легко поводил плечами Комин. Вместе со Зраком и Кеннетом они составляли четвеку `'стариков'', образующую внутренний ромб — ядро построения. На ударном острие шла пара — Баус и Халиф, в арьергарде — Самус и Дерека. Корп и Лабрефор закрывали левый фланг, Ежка и Брок — правый. Остальные занимали промежуточные позиции.

Первая волна нечисти накатилась на линию усиленных магией клинков, когда арьергард отряда еще не пересек периметр. Это даже не было боем: атакующее острие сделало свою работу красиво и экономно, не тратя лишних усилий. Отряд ускорил темп, торопясь закрепить крошечную, но первую победу. Начало было положено.

Поросшую кустарником долину отряд пересек на скаку. Передний клин расчищал дорогу, не замедляя галопа; на долю фланговых приходились остатки, задним же не доставалось ничего. Выбирая дорогу к эпицентру прорыва, Рыцари старались избежать крутых подъемов и узких неудобных ущелий, способных сломать строй. Но местность диктовала свои условия, и первый подъем пришлось преодолевать серпантином, на каждом участке отбивая атаки с верхнего яруса. Это разогрело кровь — поработать здесь уже пришлось всем — но почти не замедлило продвижения вошедшего в единый ритм отряда. Короткий, но крутой участок взяли на галопе, и вскоре разгоряченные кони вынесли всадников на длинный, изогнутый гребень, слегка понижающийся впереди и изящной петлей выводящий почти к самому эпицентру. На этом отрезок пути, который можно было считать легким, закончился.

Гребень тянулся на мили и мили вперед и был похож на хребет невиданного животного, прилегшего отдохнуть на пуховую перину меж подушек-гор и оставшегося здесь навечно. Снежное одеяло искрилось всеми оттенками голубого и синего, расшвыривая пучки отраженного утреннего света. Здесь было очень красиво — если бы только кто-то из находящихся здесь людей способен был сейчас замечать красоту. Если бы не приходилось отвоевывать с боем каждый метр пространства. Если бы это пространство не кишело неимоверным количеством пестрящих отвратительным многообразием тварей. Мили, оставшиеся до эпицентра, растянулись в десятки, сотни миль, каждая из которых стоила крови и пота, и натянутых как струна жил, и бешеной скорости принятия решений, и напряжения всех обострившихся до остроты клинка чувств. Движения и магия слились в единый танец, и их уже нельзя было разделить, и нельзя было понять, чей клинок и чей магический импульс достигли цели — твой или того, кто за твоим плечом, и только коротко мелькала мысль: раз за плечом кто-то есть, значит, все хорошо. Еще живем.

Барс не слышал звуков, кроме свиста своего клинка, работая в предельном режиме — сколько? Минуты? Часы? Дни? Он уже не помнил, не понимал, сколько они уже прошли и сколько осталось, когда сквозь блок одурманенного горячкой боя сознания пробились слова, бросаемые, как удары меча, молодым звонким голосом.

— По горным склонам, взрывая снег,

Прошли копыта боевых коней.

Под зимним солнцем упавших нет,

Нет места страхам прошедших дней.

`'Что за хреновина?'' — изумился Барс в каком-то запредельном далеке, вне сиюминутной монотонной круговерти движений.

— Светло и ясно взошел рассвет,

И мы с рассветом вощли в прорыв.

На горных склонах упавших нет,

Мечи замИршие ждут поры.

Завораживающий ритм слов вплетался в узор битвы, подчинял его себе, озвучивался тяжелой поступью копыт и ударами бешено бьющегося сердца.

— Под зимним солнцем запел клинок,

Нет места страху, и боли нет,

Здесь нет упавших, пролился пот,

Но мы увидим другой рассвет...

`'Да это же Бруно'', — вдруг понял Барс. И следом за этой мыслью пришла другая: `'Да это же стихи!'' И настолько диким ему показалось сочетание отчаянной мясорубки боя и ритмичного речитатива неумелых, неправильных, но обладающих примитивной красотой фраз, что он расхохотался, запрокидывая голову к ослепительно сияющему в вышине солнцу — а потом меч в его руке запел с новой силой, и каждое движение выгрызало, выдирало еще один кусок пространства из расстояния, отделявшего его от цели.

— Застыло солнце над склоном гор

И равнодушно глядит на нас,

И чем закончится этот спор,

Узнает точно на этот раз.

`'Уже близко, — почувствовал Барс. — Вот он, эпицентр, рукой подать''. И подал — рукой, и клинком, и всем телом, и под продолжающий звенеть голос Бруно вырвал у судьбы этот последний отрезок необходимого ему пространства.

— Прикрывайте меня! — громко крикнул Барс. — Я в центре!

Тут же вокруг него вырос веер сверкающих клинков — Барс не считал, скольких, и не присматривался, чьих. Он вложил в ножны свой меч — впервые за много часов; несколько раз глубоко вздохнул — и начал плести заклинание, очень спокойно, не торопясь, отчетливо понимая, до какой степени не может позволить себе сейчас упустить какую-нибудь нить. Заключенный в кокон спокойствия, Барс больше не был частью боя, и только голос Бруно по-прежнему проникал в сознание, отзываясь болезненными ударами в груди.

— Поверь нам, солнце — мы будем жить,

И ты увидишь еще не раз,

Как злую нечисть мы будем бить,

А нечисть будет бояться нас!

`'Сделано!'' — выкрикнул Барс, затягивая узел, и солнце завертелось безумным хороводом, словно сорвавшись со своего места на небосклоне, а рыцарь почему-то кубарем полетел на снег с приличной высоты, прокатился по склону, взрывая жесткий снежный наст, и замер, оглушенный не столько падением, сколько обрушившейся вдруг на него тишиной.

— 2 —

— Ты этого ожидал? — спросил сам себя Барс, когда поднялся на ноги и увидел пустой горный склон, взрыхленный наст, покрытый следами копыт, пятнами крови и усеянный тающими на глазах трупами нечисти.

При падении рыцарь потерял шлем, и теперь холодный ветер зло трепал его волосы. Выше Барса простирался отсверкивающий голубым гребень, и в нескольких местах на нем что-то темнело, но ничто не шевелилось, ничто не двигалось в пределах видимости. Ни единой живой твари. Ни одного рыцаря. Впрочем, последнее не совсем верно — Барс быстро поднялся к ближайшему чернеющему пятну, и это оказался Зрак, ничком растянувшийся на снегу. Он без всякого сомнения был мертв: Барс как раз успел увидеть, как превращается в черепки и с глухим стуком осыпается с неподвижного тела потерявший магический заряд доспех. Дальше рыцарь подниматься не стал: не время считать трупы. Вывод для себя он уже сделал — никого живого на склоне не осталось. Если уж даже Шторм умудрился испариться прямо из-под всадника...

— Нет. Не этого, — ответил Барс на свой собственный вопрос. — Да, я ждал, что мы все окажемся за барьером. Разве не в этом должен был заключаться твой подвох, Бранигал? Почему же меня отделило от ребят? Или ты знал и об этом, старый хрыч? Не о моей ли совести ты беспокоился, когда брал Клятву?

Барс хрипло рассмеялся.

Бывший прорыв продолжал ощущаться — как-то смутно, словно бы за стенкой, но он не схлопнулся сразу, как бывало обычно, а просто медленно терял отчетливость. Однако это давало возможность попробовать сделать еще кое-что. Барс опять нашел точку эпицентра.

— Клятва выполнена, Бранигал, — сказал он отсутствующему собеседнику. — Теперь у меня есть свобода действий. И я еще натяну тебе нос. И не нужна мне твоя сопливая забота.

Барс опять начал плести заклинание — вторая заплатка поверх первой. Руки слегка дрожали, подрагивали и ноги в коленях, но с этим можно было справиться. Не время беспокоиться о мелочах.

— Узел как на щите, так ты сказал, Бранигал? — продолжал рыцарь односторонний разговор. — Верно. Это единственное статичное заклинание, которое мы все знаем. И единственный вид узла. Но ведь это не значит, что не существует других, правда?

Ткань пространства легонько подергивалась под пальцами.

— Я могу окружить себя щитом, но не могу даже прикрыть им своего коня, — Барс говорил вслух — так ему почему-то было легче. — Щит — это пузырь вокруг меня, он защищает, но не позволяет мне атаковать. Однако двигаться я все же могу, верно? Могу, к примеру, что-то взять — если не делать резких движений. А вот до меня нельзя даже дотронуться. Значит — что? Значит, щит — вещь односторонняя. И внутренней стороной направлен ко мне — это ведь логично? Конечно, логично. Он ведь более проницаем с моей стороны.

Плетение сопротивлялось, давалось плохо, но это было одной из тех досадных мелочей, на которые Барс решил не обращать внимания. Как и на усиливающуюся боль в груди. Он просто сделает то, что нужно, и все. Остальное не имеет значения.

— А если я захочу поступить совсем не логично? — вопросил он окружающую его пустоту. — По-идиотски, прямо скажем, поступить? Повернуть щит внешней стороной к себе? Дурость, правда? Даже и не придумаешь, зачем бы это могло кому-то понадобиться. Ну, допустим, я рехнулся и захотел вот этакое вытворить. Так какой бы узел я связал тогда?

— А вот примерно такой, — ответил Барс на движение собственных пальцев.

Внешне ничего не изменилось. То же солнце, тот же горный склон. На магическом уровне все воспринималось совершенно иначе — Барс оказался как бы внутри линзы меж двух барьеров, чьи края смыкались где-то на линии периметра.

Рыцарь облегченно вздохнул. Собственные рассуждения казались ему до смешного нелепыми, надуманными — в другой ситуации он не стал бы делать на них ставку. Однако эту схватку он выиграл. И принялся распускать первую заплатку.

Это было еще более сложным делом, чем само плетение. Обычно использовался другой метод — заклинание снималось контрзаклинанием, например, тот же щит убирался двумя движениями мизинца. Заплатка была организована таким образом, что никакого видимого контрзаклинания Барс не нашел. И если снять заклинание мог и другой человек, владеющий магией — с чужими заклинаниями работать сложнее, но это осуществимо — то распустить плетение имел возможность только тот, кто его создал.

Скользкие нити вели себя, как живые, извивались под пальцами, не давали себя ухватить. Закусив губу, Барс аккуратно распускал нить за нитью, не замечая, что стоит уже на коленях.

Звуки пришли первыми, взорвали тишину гор какофонией боя. Еще несколько ослабленных нитей — и заплатка расползлась прямо под руками, а рыцарь оказался среди своих товарищей. Здесь продолжала кипеть схватка. Нечисти стало явно больше, и она продолжала прибывать. Какая-то тварь сразу бросилась на Барса, цапнула доспех, к счастью, не пробила.