"Гуд бай, Америка-остров..."-1

— Тебе?

— Тебе.

— Да брось ты. Ромео, что ли? У нас пацаны не жадные, что б ты знала.

— Дело не в жадности. Тебе не холодно?

Нико был в синей трикотажной короткорукавке.

— Нет. Да посиди, а то скучно одному.

Не возражая, Майка взгромоздилась на перила балкона.

— Упадешь.

— Нет.

— Кому говорю.

— Да все нормально. Не собираюсь, по крайней мере.

Тогда он легко толкнул ее назад, Майка потеряла равновесие, испугалась не на шутку, вцепилась в его руки.

— Сдурел, да? Что ты делаешь?

— Я же говорил — упадешь, — довольно заулыбался Нико.— Да отпусти меня. Или вот что: меняем жизнь на полноценный секс.

Майка спрыгнула на пол.

— Ты нормальный?!

— А что ты понимаешь под словом "норма"?

— Стопроцентный придурок! — ответила она сердито.

— К вашим услугам! — и он изобразил витиеватый поклон с воображаемой мушкетерской шляпой.

Зашуршал тюль, шторивший балконный проем. Пришел Володька.

Молчит. И я молчу, хотя мне убить его хочется. Он тоже подошел к перилам, посмотрел вниз на улицу. Потом сказал Нико:

— Тебя Слава зовет. Кино смотреть.

— Сейчас, докурю... "Космос" уже пятерку стоит, ты въезжаешь?

— Беда, — Вовка улыбнулся мне.

— Чего пришел? — говорю. — Чего надо?

— Шоколада.

— Хам!

— Ругается, — спросил он у Нико совета. — Никак привыкнуть не могу.

— Бить не пробовал?

— Считаешь?

— Проверено.

-Думаю, это не моя забота, — очень серьезно ответил он.

— Очень остроумно,— говорю. — Ха-ха. Умора!

Нико поднял брови и кувыркнул окурок под дождь. Ушел.

У меня так тоскливо на душе было! Хотелось лечь куда-нибудь, свернувшись в клубочек, и смотреть в небо и серые нити капель. Чуть поскуливая. Осеннее такое безобразие.

— Ну и что скажешь? — наконец-то спросил он.

— Странное место. Ни как не пойму, в чем был прикол сюда ехать.

— Все приколы к ночи потянутся. Мне особенно нравится с ними по ночам колобродить...Такие акции устраивали...А здесь так, кто ночевать приходит, кто знакомых ищет. Входная дверь с ноги открывается, и без хозяина. Хочешь, покажу, как?

— Не хочу.

— Майка, мне надо сгонять кое-куда, это на полчаса, ты тут не посидишь?

— Нетушки, лучше я домой.

— Да вместе потом поедем. Я быстро. Телек посмотри. Я тебя Нико поручу. Или с девочками посиди. Хорошо?

— А ты куда?

— Да мне найти надо. Человечка. Он со мной финансами завязан. Подождешь?

— Не знаю. Меня же здесь никто не знает. А если хозяин придет?

— Хозяин, — фыркнул. — Хозяин не придет. Он сюда не ходит.

— Хозяин квартиры, я сказала.

— Никто не спросит ничего. Не грузись ты. Скажешь, что со мной — и точка.

Тут надо понимать, фиг бы я в обычной жизни одна в таком месте осталась. Но тут игра шла, которая мне нервы щекотала, "на слабо" называлась, и уступать счет мне не хотелось.

— Ну и отлично. Пошли.

Пошли. Дошли до маленькой комнаты.

— Располагайся, — говорит. Никого не было, музыка играла. Я села на диван.— На вот, книжку посмотри. С картинками. Короче, я исчез. Не скучай.

— Угу.

Он пропал. Магнитофон распевал, как вечером на лавочке...Плакатов было немного, в основном вырезки из журналов, все рокеры, тупомордые, старые. Хозяин квартиры поди хардист какой, если не металлюга. Только "Сектор Газа" мне тогда тут непонятен. Правда над диваном обнималась джинсовая пара, да из угла щурилась Саманта Фокс с невзначай обнаженной грудью. Все в пыли, пустые сигаретные пачки, банки, кажется, из под пива. Я взяла книжку. "У бабушки, у дедушки". Пришли девушки.

— Что, ушел Володька?

— Ушел.

Сели, Танюша на стул, Марина — рядом со мной. Танюша потянулась курить.

— Оставишь?

Чиркнули ногтем отметку на сигарете.

— Ты не куришь, Майка?

— Нет.

Пауза. Девчонки были такие...Нескучающие. По ним видно, что на них тратят деньги...

— Ты тоже с Гальянки?

— Угу.

— Кого знаешь?

— Я старших никого не знаю.

Пауза. Со мной им разговаривать, похоже, не о чем. И мне с ними — так же!

— Надо домой сходить. Я переоденусь. Поедим.

— Карандаш отдашь.

— И чего он тебе сказал?

— Да что он сказать может, косяк ходячий. Ты же знаешь. Как ты со мной разговариваешь, дождешься, по-другому заговорю...Напугал, блин, девочку нашел.

— Чего ломается, — вздохнула Марина. — Был бы мужик навороченный, а то так, гопата рыночная...

— Да пошел он........., он мне погоду не устраивает. Что хочу, то делаю.

Снова пауза. Потом Марина спросила:

— Ты Володьку откуда знаешь?

— В школе учимся одной.

Пауза ироническая.

— А...Славный мальчик. В школе учится, Тань.

— Молодой еще. Пусть учится, — сказала Танюша. — Он тебе китайские горки не показывал? Нет? Корищи...

— Танька, ты позор...Ты разбираешь когда, с кем?

— А что, он не трепло хотя бы. Я тогда с Ташиком ругалась, мне по фигам было...Фиолетово. Да ты молчи-сиди, тоже мне, верная подруга...Ты знаешь, с кем мы вчера подснялись? С южными...

— Да ты дура, я же говорю...

— Да пошла ты... Там один такой был — аа! Красивый, одет, и по-своему — тыр-тыр-тыр...Мы с Тарасовой балдели. И ржет, зубы белые, в кольцах, в часах золотых...Классно покатались.

Танюша, похоже, темпераментна — до края. Говорит быстро, но не взахлеб, глазами сверкает, на улыбке — обаятельная девчонка. Потом они еще про что-то свое зарядили, короче, так себе. Я посидела еще, спросила, где они учатся. Оказалось — в медучилище. И лет им — по шестнадцать! Это они мне ровесницы, да?

Я вышла из комнаты. От каждого персонажа квартиры мне становилось все тяжелее на душе. Я себя колобком чувствовала.

В комнате сидел еще один, лет за двадцать пять, совсем взрослый, бородатый, страшный, развалился в моем кресле, я на балкон прошла.

Сразу стало тихо — ни музыки, ни дыма, ни болтовни. Я и дождь, и мокрые зонты внизу. Серо, мокро... Я сильно устала, пятнадцать минут с девочками меня убили окончательно... Володька не паинька, здесь такие барышни, это финиш! Парням, конечно, другие предъявы, но знать, что Детка, мальчик из сна с сиреневыми глазами... Как гадко! Зачем я тут?

— Скучаешь? — Нико снова схватил меня за руку, когда я проходила мимо его кресла. И снова сказал: — иди сюда. Кино посмотрим.

— Не хочу! — сказала я. И отцепила его пальцы. — Придурочный.

— Это Немца трофей? — спросил Страшный.

— Его. Иди отсюда, дура.

— Ты зачем ругаешься?

— А ты кино со мной смотреть не хочешь. Я совсем замерз. Дай мне одеяло, вон, у Тихомира забери.

Слава молча отдал мне шерстяное одеяло в пионерлагеровую клеточку. Я бросила его Нико. Тот закутался до подбородка, а я пошла в прихожую, опять зеркала, вышла из квартиры...

В подъезде пахло отсыревшей известкой. Гадко. На улице еще хуже. В кофте одной я замерзла в три минуты, ветер пробивал насквозь. Не знала, куда податься. Назад не хотелось, только не назад! Сходила в ближайший магазин, полюбовалась на очередь, а на витрине "Монте Карло" и квас-полуфабрикат, больше ничего. За чем очередь? В комке напротив — тоже ничего хорошего, но по бешеным деньгам. Кое-как распинала минут двадцать. Холодно. Надо забирать Детку и ехать домой

Я позвонила с тяжелым сердцем, дверь снова долго-долго не открывали, но музыки уже не было. Открыла незнакомая девица, которую я еще не видела, вся в черном — узкая, гибкая. Смерила меня суровым взглядом.

— Ты к кому?

— Я? К Володьке...— по глупому отвечала я.— Он вернулся?

Девчонка, не отвечая, ушла. Я и зашла без приглашения, что делать. В комнате с телевизором больше не было толпы, а была она, в кресле по уши, поглощенная экраном.

— К Дону, что ли? — спросила, не оборачиваясь.

— А? Да. К нему.

— Его нет.

— Я знаю. Он подойти должен.

Сидеть с ней и смотреть, как она сквозь зубы цедит слова — не располагало. Она даже на меня не смотрела и — таким тоном!

Я рванула к порогу. Не хочу, что бы со мной так разговаривали в этой квартире — и девочки, и Нико придурочный со своими развязными шуточками, и даже Доннер, скотина — какое у него право?

Я уже ручку крутить начала, дергать сердито, как откуда-то из коридора вышел Нико.

— Ты куда?

— Домой!

— Не пойдешь никуда. Давай без фокусов.

Я завертела замок. Он прижал дверь рукой.

— Ну так, подружка. Дон мне тебя оставил. Под расписку. Вернется — катись куда хочешь. Это понятно?

— Пусти дверь!

— Да ну?

Нико (глаза у него стали жесткие, серые) крепко взял меня за плечо, развернул, повел к девкам.

— Сиди здесь и не пикай. Это понятно?

Барышень в комнате больше не было. Они, как в Муми-шляпе, за двадцать минут трансформировались в двух пацанов. Он втолкнул меня внутрь и приказал:

— Не выпускать. Персона государственной важности.

Захлопнул за мной дверь. Я разозлилась, как наш Демон в лучшие моменты жизни.

— Казлы все!

Бухнулась на диван между ними. Ненавижу! Доннера первого ненавижу!

Что он о себе вообразил?..

Кажется, что-то спросили. Потом парни засмеялись, надо мной.

— Как-как?

— Что?

— Зовут-то как?

— Зовут меня, — я им хищно улыбнулась. — Сейчас Стошнит!

— Ах ты черт! — восхитился один. — Не беременная?

Он глядел так весело, что злость вся ушла.

— Отнюдь, — говорю. Голосом ангельским.

Они снова засмеялись.

Первый мне понравился. Нервный, худое лицо с живыми глазами, стриженый очень коротко. Пошла ведь мода. В стильной рыжей куртке. Другой чмошный, хоть и в коже. Кожа кожей, а морда все равно круглая, красная, в угрях. Волосы вьющиеся, жирные.

— Нас зовут по-простому, даже сказать не жалко, — первый тоже солнышко, неопределенного возраста.— Меня Тахиром. Так тоже бывает, я не шучу. А этот замечательный мужик — Олежка, можно просто Князь. Он симпатичный и неделю только как из армии...Ты еще не замужем? У тебя редкая возможность приобрести фамилию Князева. Такую ни за какие деньги не купишь, это как круглый номер на машине, только для крутых. Ты не против?

— Совершенно против, — говорю. — К имени не подходит.

— Да брось ты... Главное — Князь согласен. Как все-таки тебя зовут?

— Я не помню. Серьезно.

— Ну ладно, я сосватал, Олег, действуй. Со щитом или на щите! Я за дверью. Привет!

И ушел. Остался жуткий Олег со своей мордой. Заявки! Как я разозлилась, в таком состоянии уже ничего не боятся. Ладно, хоть Олег был не настолько идиот, чтобы воплощать идеи приятеля. Но светская беседа у него не получалась.

Снова заглянул Тахир, подмигнул.

— Олег, ты как? На коне? Я, кстати, навел справки, ее зовут Майка... Князь, не робей, не позорь древний род!

— Куда ты?

— Я рядом в комнате покурю. Танька звонит.

— Она придет, что ли?

— Она здесь целый вечер висела с Маринкой. Щас концерты дает. Майка, у тебя случайно стольник нигде не завалялся? Вот по шею надо.

Я промолчала. В таком дебильном месте я еще никогда не оказывалась, а я-то еще думала, что наш гараж — зона свободного выражения. Тахир прождал секунду и снова скрылся.

Потом долго тянулось время, пока я начитывала Олегу, он сидел, обиженный, еще более раскрасневшись, я вкручивала по всякие числа. Без разбору...

Заходит Володька. И выглядит он ненормально.

— Ну как? Не скучала?

— Это любимое слово здесь? — зло восхитилась я. — Только и слышу — скучаешь-не скучаешь...Когда скучать, Детка? Ты же в цирк меня привел! Тебя за смертью носило?

— Я же пришел, — глухо говорит.

— Серьезно? — я уже завелась, поехало. -Так может еще куда погулять пройдешься, а я уж подожду, найду с кем повеселее...Видишь, какого мне орла подогнали? Нравится? И мне все тоже очень нравится!

Олег из комнаты вылетел, догадался. Володька сел на диван, голову опустил на руки.

— Сейчас домой поедем, — снова повторил он. Голос чужой, потерянный. Настолько, насколько не сыграть.

— Что, случилось что-то у тебя?

— Нет. Ничего...Достали тебя?

— Обломаются меня доставать. А сволочь такая, Тахир — это кто?

— Из наперсточников они с братом. У него брат есть, близнец, Захар. Сараевы оба водят, колхозников развлекают, а в толпе у них волонтеры. Кто прикрывает, кто подставляется. Постоянно меняются. Этот из новеньких у них...

Кто бы другой был на его месте, ух, напредъявляла бы! Но он так заставляет к себе относиться, как ни к кому больше! Колдовство, ручаюсь! Ведь ничего особенного не говорит, не делает, голос глуховатый, глаза — жуткие, что в них? Костры, точно!

— Сараевы опять народ в кабак мутят ехать. Хочешь в кабак?

— Хочу!

— И я тоже хочу.

— А я и не хотела. Я так сказала.

— И я не хочу.

Все вдруг встало на свои места, и с ним — хорошо; чужая эта комната неухоженная, и персонажи эти борзые, все как на подбор, все не страшно. Ох, навидались эти стены наверняка, и диван этот, где мы сидим, молчим. Вдвоем.

Он бормотнул что-то, я думала, мне показалось: ругательство!

— Что ты сказал?!

— А?

— А?

— Ты говори...

— Что?

— Что-нибудь...Откуда я знаю. Сейчас поедем.

А я ничего даже не успела ответить, в комнату вошли двое, девчонка та, в черном, сердитая, и еще парень, высокий, светловолосый, кудрявые волосы стрижены коротко...Форум, хозяин хаты, девчонку обнимал одной рукой, а она — куда девались ее колючки?

У парня взгляд нахальный, как у всех тут.

— Слушай, Дон, — сказал он.— Катитесь отсюда, это моя комната. Иди телек смотри, там еще свободно. Забирай куклу свою и катись...

— Пошли, — сухо сказал мне Володька. Я вышла, а хозяин его тормознул, они о чем-то переговорили...

В большой комнате правда, никого не было, а телевизор шумел, старался, показывал Хрюшу со Степашкой. Майка залезла в кресло с ногами, немного покачалась на его пружинах. Немного позже пришел Володька, с парнем. Парень был, что надо — по крайней мере, для подобной квартиры, самый красивый тут. Высоченный, с орлиным носом, огромными женскими глазами. Волосы у него были темные, чистые, по плечи...Короче, без сомнений. Майка заулыбалась. Он был как герой видеоклипа.

— Майка?

— Ага. А ты?

Володька в кресле выпрямился почти горизонтально, насколько позволяла спинка. Красавец мягко промолвил:

— Саша...

— Саша...— одобрила имя Майка, на звук.

Володька без улыбки заметил:

— И Майке понравился. Я рядом с тобой вообще не котируюсь.

— А что тут неправильного? — чуть с вызовом наклонила голову девчонка.

— Я, по-моему, слова против не сказал.

— Слушай, — немедленно завелась Майка. — Ты чего сегодня такой труднячий? — вопрос требовал немедленного прояснения.

— А? — Володька наконец-то посмотрел на нее.

Красавец сказал:

— Ты бы, козочка, попрыгала пока в другом месте. Десять минут? Папа занят.

— Что?!

— Иди туда, — парень указал на раскладушку. Володька опять отвернулся.

— Ради твоих прекрасных глаз...— с тихой ненавистью в душе сказала Майка и ушла на балкон. Кресло тут же занял бессердечный, и ни капли не смутившийся, Саша.