На_ощупь

— Вот тебе, бабка, и Юрьев день... Получите, распишитесь. Чую, запахло чем-то новым в городе. Переменами запахло, черт возьми, переменами... Но и говном откуда-то тянет. Это не вы ребят, не?

— Кончай ерунду нести! Ты и так горазд всех вокруг дураками выставлять денно и нощно, да еще пророчества из ничего стряпаешь на ровном месте, задери тебя наркоз, — из-за спины Юры вышла женщина лет тридцати, низкого роста, коротко стриженная, чем-то похожая на Сигурни Уивер из "Чужих". Женщина была вооружена самодельным копьем, а на поясе унее помимо нескольких мешочков висело что-то вроде булавы. Света от фонаря распространялся в радиусе пары метров, как будто заключая всех нас в сферу, отчего было возможно рассмотреть новых знакомых во всей красе.

Говорившая была явно насторожена и взволнована, но прямые черты лица не выдавали ни единой эмоции. Тонкие губы, аккуратный нос, и хмурые брови — вот что сразу бросалось в глаза. Казалось, серьезности у этой амазонки не занимать. Даже Юлька рядом с ней сейчас кажется веселым безобидным клоуном.

Но через мгновение мое первое впечатление рассеялось. Женщина удивительно радостно улыбнулась нам, краем глаза все-таки рассматривая необыкновенный фонарь из автомобильной форы. И тут же протянула руку:

— Приятно видеть человеческие физиономии среди этих небритых и скептических рож.

— А нам как приятно, — подал голос Илья.

— Катя. Очень приятно, — представилась женщина и махнула рукой. — Это Юра. Знакомьтесь.

Поочередно мы потрепали ее сухую, но жилистую ладонь, затянутую в кожаные перчатки. Юрка же жал краба крепко, сильно, щерился, бурчал что-то вроде "Загрызи меня наркоз! Наконец, есть хоть с кем-то выпить водки, а то все бабы и бабы".

Представились, перебросившись парой фраз: как зовут, откуда, кто по профессии.

— Можно глянуть? — наконец решившись, спросил у меня украдкой Юра, все это время сверливший странный прибор жадным заинтересованным взглядом.

— Пожалуйста, — ответил я и протянул фонарь. Но снимать ремень с шеи не стал от греха подальше. Кто его, этого черта небритого, знает. Сейчас еще прихватизирует и ускачет с фонарем во мглу: ищи, свищи потом. Мы же вслепую за ним не угонимся.

— На месте рассмотришь, Кулибин, — Юля стукнула мужчину по плечу. Фонарь дрогнул. Свет упал на лицо и мы, наконец, разглядели ту самую бороду и ее владельца. Юрка был совсем невысокого роста, достаточно крепкий, приземистый, с кривыми ногами и хорошо развитой мускулатурой, и вместе с густой бородой и выпирающими скулами походил на помесь викинга и гнома. Не хватало только топора за пазухой, шлема с рубинами и пары вставных золотых зубов.

Юрка девушку тут же послушался, поднял глаза: глубокие, темные, смотрящие на нас с удивительным радушием и добротой. Чем-то этот взгляд мне напомнил прищур Леонова из "Джентльменов удачи". Такой же добрый мужик, наш Юрка, открытый и радостный, вселяющий спокойствие и умиротворенность одним своим присутствием. Прямая что ни есть противоположность Катерине. Понятно, почему он ее беспрекословно слушает. Баба эта совсем железная, почти кремень, и как мне показалось, вроде бы у них за главную. Юрец у них похоже в роли огневой мощи выступает, на должность лидера ну никак не тянет. И к тому же не умеют такие мужики быть вредными и принципиальными, что так необходимо для контроля и подчинения. Чего не скажешь о девушках-одуванчиках, вроде Юли. Вот вроде бы и ангелок она, а через секунду — оп, и перед тобой — черт из печи. Но не будем вспоминать хвостатого всуе.

Интересные ребята нас встретили, интересные. Стоит к ним присмотреться внимательней прежде, чем бросаться в объятия. Несмотря на то, что Катя по отношению к нам чересчур позитивно настроена, доверять ей тыл я пока бы не стал.

— На месте рассмотрю, — передразнил женщину Юра. И будто обиженный ребенок глянул на меня украдкой. Затем подмигнул. — Двигаем за нами, чебураторы. Уши только прижмите к голове, а то зацепитесь где за фонарь, так с головой ухи и оторвутся.

И одним легким движением закинул огромный топор за спину.

"Я знал, что без топора тут не обойдется" — пронеслась ликующая мысль в моей голове.

А вслух я сказал:

— Милый топорик.

— Сам тащусь, — улыбнулся Юрка и вдруг протянул мне его рукояткой вперед. — Возьми, попробуй размахнуться. Давай. Не стесняйся. Ну же!

— Спасибо, но сейчас не время, как мне кажется, — я постарался съехать с темы и одновременно не обидеть человека.

— Как не время? Вот порвут меня наркозы на лоскуты, ты топорик подымешь и в фарш за меня их искромсаешь? Как идея, ась? — гоготнул Юрка. — Кстати, Юлик, пришельцы о наркозах уже знают?

Получив одобрительный кивок в ответ, он обнял меня за плечи:

— Ну чего ссышь? Пробуй.

— Замечательная идейка, — не нашелся, что сказать я, и проскользнул мимо него. — Давай потом.

— Тихо, — цыкнула Катя. — Юрец, прекрати балагурить.

— Все, прекратил, — ответил Юра и снова закинул страшную железяку себе за спину. Как мне показалось, он немного обиделся таким моим нежеланием помахать страшным оружием в полной темноте. И на меня обиделся, и на Катерину. Лишь сказал:

— Идем за мной шаг в шаг. Если кто заблудится, пеняет на себя.

— Гонишь, — сказала Юля. — Мертвецы не пеняют.

Юрец чересчур громко гоготнул и сказал:

— Вот тропинка, туристы. Разуваем глаза и топаем.

И мы двинули вслед за бородачом.

Через пару часов ноги начали заплетаться, а конца этому пути всё не было и не было. Лишь отбойник, да обочина сопровождали нас по сторонам, контролируя, чтобы мы не свернули, куда не надо. Плохо это или хорошо — черт его знает. Верю, что местным спасателям хорошо известны пути и тропинки. Ибо в такой темноте я чувствую себя слепым, глухим и беспомощным дождевым червем, завернутым в сотню одеял, три шапки и две пары наушников. Одно дело — идти по городу среди ночи, подсвечивая дорогу фонарем. В этом случае, какой бы свет ни был, видны очертания предметов, заметны заборы, деревья, пни, ямы, собаки, контуры высоток в вечно жужжащем городе, дальний свет автомобильных фар, небесные фонарики, мигающие датчики заходящих на посадку самолетов и прочее, прочее, прочее. Даже звезды иногда видны в этом городе, когда дымное марево, укрывающее пыхтящий денно и нощно муравейник плотным куполом, рассеивается и истончается — обычно зимой.

В нашем же случае не видно ни зги, как говаривал классик. Кроме лоскута освещенного пространства естественно. Высунешь руку из сферы света — будто и нет ее у тебя. А ты шевелишь там во мгле пальцами, как дурак, чувствуешь их и не знаешь, стоит ли рядом тварь, уставившись на дергающуюся конечность, или не стоит уже, а приготовилась к прыжку и вот-вот кинется из темноты. Оттого мы старались прижаться друг к другу, пытались вертеть котелками по сторонам, дабы не проворонить незваных гостей. Наши путники же вели себя совсем наоборот: часто уходили во тьму, периодически шептались друг с другом, но озабоченности и беспокойства в их глазах я не увидел. Видимо, все идет по плану.

Кстати, по какому плану? Нам они ничего не спешат рассказывать. Ведут куда-то, говорят что-то, но агрессии не проявляют, и то хорошо. Иного выбора у нас нет, и в ближайшей перспективе не ожидается. Отпочковываться и бродить обособленно в поисках выхода из этого лабиринта, рыскать в поисках решения, спасении или чего там обычно ищут брошенные за пазуху мира неудачники, сейчас казалось не самой лучшей идеей. О вездесущей темноте я уже не заикаюсь. От нее не скрыться и не сбежать. Прибавьте ко всему разъяренных зрячих, смертельных наркозов и получите на выходе три свежих куска мяса. Пес, сдается мне, сможет унести лапы в случае заварухи и засады. Ему не грозит перспектива оказаться на тарелке местных гурманов. Окажемся ли такими проворными мы сами? Не гарантирую.

Пес, будто почувствовав мои мысли, проскочил чуть вперед, зацепив штанину своим виляющим из стороны в сторону хвостом.

"А парень-то на позитиве" — подумал я и улыбнулся.

Все же ситуация не совсем критична. Прорвемся, не порвемся.

Неожиданно Маша взяла меня за руку, буквально вцепилась своими тонкими пальчиками в мою дрожащую ладонь, и ни секунды не медля, прижалась всем телом: дрожит, трясется, будто замерзла.

— Холодно? — спросил я.

— Нет, мне страшно, Максим.

— А так? — я крепче сжал ее лапку и засунул вместе со своей в карман кофты.

— А я туда не помещусь? Будешь меня нести.

— Марфа, губу закати, — по-доброму пошутил я.

— С радостью, лишь бы все стало на свои места. Я скоро начну сходить с ума.

— Будешь сходить, меня не забудь позвать. Вместе рванем к единорогам.

— Спасибо, Максим, — она сжала мою ладонь крепче. Непонятно почему, но я начал краснеть от неожиданного смущения. Благо в темноте этого совершенно не видно. Хоть какие-то плюсы в этой изнанке.

— Пожалуйста, — только и сказал я.

Пути, казалось, не было конца. Чудо-лампу я вручил Юле, дабы она возглавило спасательную операцию.

Тропинка, что змеей тянулась по краю дороги, была совсем незаметна. Она выныривала из мглы частями, метрами, словно мы шли не через город, а сквозь текстуры старых компьютерных игр, для которых понятия "перспектива" и "фон" были чересчур тяжелыми и затратными. Как будто, там, в темноте, разработчики и сотни инженеров метр за метром совсем бесшумно и аккуратно раскатывают тропинку из бесконечного рулона. Только знающий, бывалый путник вроде Катерины или Юли ее мог бы отыскать. Железные штыри, куски металла, осколки стекла и прочий хлам были аккуратно спихнуты на обочину. Похоже, здесь недавно работал грейдер. Только откуда тут нашлась исправная машина? Вон, даже следы на асфальте можно разглядеть, будто кто ножом острым срезал верхний слой. Асфальт в стороне был не в пример подножному: вздутый и покрытый паутиной трещин. Такое бывает, если дорогу не латают на протяжении нескольких сезонов. Морозы, дожди, большие перепады температуры — от минус тридцати до плюс сорока, что свойственно нашему региону, не оставили дорожному покрытию ни шанса. Человечеству, замечу, шансов было оставлено еще меньше.

"Сколько, мать его, лет тут прошло" — подумал я.

Выходит, нас действительно забросило к черту на куличики.

— Куда мы идем? — спросила осторожно Машка.

— К нам в берлогу, миледи — ответил Юра. — Там безопасно.

— Спасибо за миледи, но тут, пожалуйста, подробнее. Не хочется снова забиваться гуртом в тесную конуру и ждать, пока зрячие зайдут на огонек. А там еще и наркозы скопом осаждать примутся. Снова на те же грабли? Не хочу. Где гарантии?

— В магазине нижнего белья гарантии, — зло ей ответила Юля.

— Не было там никогда гарантии, — вступила в диалог Катерина.

— Там и возврата нет, — подал голос Илья.

Повисла тишина. Мы даже перестали двигаться.

Первым расхохотался Юрец:

— А длинный у вас-то — еще тот знаток белья! Эксперт, мать его итить.

— Я просто..., — начал было Илья, но договорить ему не дали.

— А я бы сейчас такая пришла в магазин, — начала Юля.

— Сквозь разбитую витрину зашла, — вторила Катя.

— А как же! — смеялась Юля. — И сразу на кассу с криками, что чашечки-то у лифчика больше, чем нужно, суки!

— А они? — это уже хохотал Илья.

— А они чего? Обожди, красавчик, — сделала паузу Юлик. — Продавщица такая сисястая, большая, из-за прилавка вышла бы надменно, посмотрела на меня так свысока и зычно: "Ты же на пять размеров похудела, дура! С таким-то питанием это неудивительно. Как ты еще не сдохла от голода, анорексичка!"

— Пять размеров! — Юрка чуть не валялся на асфальте.

— А я ей "Давай новый!" крикну, швырну в лицо предыдущий и усядусь на пол ждать обмена. Посижу пять минут, подумаю, и такая "А грудь же не худеет!" и к главному продавцу — жалобу писать!

— А главного-то сожрали наркозы, — грустно добавила Катя.

— Вот и сказке конец, — успокоившись, буркнула Юля. — Так и ходить мне с парусами, ветра ждать попутного.

— Прекращаем болтать, — встрепенулась Катя. — Собака ваша на кого-то лает там. Слышите?

За углом, куда мы направлялись, разрывался Умка.

Через секунду пес жалобно взвизгнул и затих.

— Умка! — крикнула Машка, выхватила фонарь из рук еще секунду назад веселящейся Юльки и унеслась на помощь своему верному лохматому брату.

"Куда же тебя понесло, дурочка" — лишь подумал я.

— Подожди, — крикнул вслед Юрка, но художницы уже и след простыл.

Пес ну совсем не к месту принялся выть, отчего мурашки по телу надумали гонять пуще прежнего. Ты посмотри на них, устроили чемпионат по бегу на мне. Я поежился — волосы на голове от страха стали дыбом: видимо мураши снова взяли копья и — в бой. Все от страха. Я же, блин, чертовски боюсь этой мглы. Куда мне-то бежать? Я же не бегун! Я — серун!

Боялся не один я, боялись все, даже Юрка и Катерина, но без раздумий рванули следом. И не только потому, что перепугались за четвероного, но также потому, что останься мы в такой темени без лампы, и каюк неминуемо настигнет нас.

"И где она так бегать научилась?" — задался я вопросом, чудом увернувшись от выросшего из мглы ржавого штыря, перепрыгнул через старое ведро, невесть как оказавшееся посреди дороги. Не ветром же его сюда принесло? Хотя, я ничего о местной погоде не знаю еще. Может, и ветром.

Ужасными и временами причудливыми казались возникающие из ниоткуда сухие, пожухлые деревья, будто из них кто мигом высосал жизнь, гнилые заборы, обшарпанные стены, и ямы, ямы, ямы. И вместе с ямами кругом — горы хлама! Все в этом пейзаже было мне чуждым, инородным, непривычными и где-то даже инопланетными. Да, инопланетными! Наконец я подобрал верное прилагательное, чтобы описать происходящий вокруг цирк-шапито.

— Вот топит, — пыхтел чуть позади Илья. — У меня уже в боку колет. Сейчас крякну. Благо, фонарь в нашу сторону добивает, видно хоть что-то.

— У нее просто ноги длинные, — ответил я на бегу, что пришло в голову.

— Точняк, гачи у нее зачетные.

И как только он замолчал, я почему-то представил эти ноги. И, правда, хороши ходули у рисовальщицы, не поспоришь, не попишешь. Длинные, ровные, как кисти, что торчали тогда из сумки, когда я с ней в лифте катался. На таких ногах сам создатель велел бегать. Да, и еще любо вытворять много чего интересного в кровати. Но об этом потом будем мечтать.

"Мысли, прочь из головы" — разозлился я на себя.

Юля, бежавшая позади на полкорпуса, вдруг остановилась, отчего я сам непроизвольно сбавил скорость и заскользил подошвами по камням. Мозг додумывал на ходу.

— На землю, дура, — вдруг крикнула Юлька.

Уже привычно свистнуло над ухом. Не успел я моргнуть, как свистнуло снова. Пригнулся на автомате, втянул шею, аки черепаха — не хватало мне еще шальную стрелу спиной поймать.

Тут же зазвенело разбитое стекло, буквально в десяти метрах, и почти так же быстро все затихло, будто было покрыто шумопоглощающей стеной от земли до небес. Мне это ужасно напомнило, как гасят волны. Осколки еще некоторое время прыгали по листу железа, отбивая, словно чечёточник набойками, на весь квартал мерзкую, необыкновенно затихающую и даже тоскливую какофонию случившейся беды. В моем мире звуки ведут себя по-иному, факт. Хотя, чего тут удивляться: иной мир, иные звуки. Привыкай, парень.