| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
За это Кэт и любила город, сохранивший похожие на белые свечи церквушки среди нелепых прямоугольных громад из стекла и бетона.
Кэт спустилась в переход под Арбатской площадью. Там тоже сияли витрины с какими-то трикотажными кофточками, толпился народ, и ей вдруг стало дурно. Накипь. Мутная накипь большого города...
Кэт чуть не заплакала от тяжкой маяты, упавшей на сердце, и прислонилась к стене. И тут глаз вдруг уловил мгновенную вспышку какой-то чистой и холодной радужности. Это было подобно брызгам долгожданного дождя в пыльную жару. Кэт заозиралась. В душе всколыхнулось робкое и страстное ощущение близкого чуда, от которого хотелось и плакать, и смеяться. Неужели Рождество и правда прокралось в суетный город и бродит по улицам? "Ангел мой, ангел Катерина! — вздохнула Кэт. — Ведь это же все правда? Ведь сегодня что-то случится?"
Снова всплеск драгоценных чистых сверкающих цветов — из чуть приоткрытой двери в стене перехода. Иногда в таких бывают торговые точки, даже диагностические кабинеты — в общем, все, что угодно.
"Вот оно"!
Раскрылась дверь в кафельной стене, и брызнул из нее яркий свет, а внутри засияло радужно, как в сокровищнице индийского царя. Кэт сморгнула. Сняла очки, сунула в карман. Дверь снова распахнулась, выпуская кого-то — а внутри сияло и переливалось. Она подошла к двери — простой, деревянной, каких полно в подземных переходах и в метро, и ведут они в служебные помещения... Кэт помедлила и дернула за ручку. И решительно шагнула внутрь.
За дверью оказался ювелирно-сувенирный магазинчик. Его так и тянуло назвать лавкой. Не бутиком, не магазином — а именно лавкой. Справа и слева от входа в стеклянных высоких витринах разложены были ожерелья и браслеты, серьги и кольца из серебра явно авторской работы, и другие браслеты и ожерелья, с самоцветами и без, грубоватые и похожие на ворохи тонких нитей, развешаны были на черном бархате за прилавком, и снизки бус — из янтаря и соколиного глаза, нефрита и оникса, дымчатого хрусталя и аметиста, хризопраза и лазурита — свисают связками с крючков, на прилавке под стеклом теснятся кольца и серьги, а в особых лоточках без счету колец из обсидиана и нефрита и кулонов всяких форм из агатов и хрусталя, авантюрина и тигрового глаза. Лавка сокровищ.
Кэт закрыла дверь, оставив за ней шум и суету, и облегченно вздохнула. Перебросила сумку с уставшего плеча на другое. Наклонилась над прилавком. Под левым рукавом у нее зашевелилось, и из песцовой опушки чуть-чуть высунулась граненая змеиная головка.
— Что желаете? — спросила продавщица, черноволосая и черноглазая красавица с соболиными бровями. Была она в каком-то невообразимом платье, словно сошла с персидской миниатюры. Пахло от нее розой, сандалом и корицей. — Серебро, жемчуг речной, бирюза туркестанская, самоцветы индийские... А вот, извольте взглянуть, уральские — малахит, змеевик, лазурит, селенит...
— Уральские?
Продавщица тут же достала унизанной перстнями и браслетами дивной красоты рукой из-под стекла плоскую, обтянутую черным бархатом подставку, на которой искрились кольца, серьги и кулоны.
В лавке было тепло. Кэт расстегнула дубленку и полезла в сумку за очками, забыв, что они в кармане. На прилавок выпали патрончик с помадой, авторучка, флешка с отломанным ушком для шнурка, потом что-то металлическое. Блеснув под яркой лампой боками, медная ящерка пробежала по стеклу и юркнула на бархат. Замерла, поводя треугольной головкой с изумрудными глазками, и шнырнула в самый центр. Продавщица неодобрительно нахмурилась. А медная ящерка обхватила лапками малахитовый кулон и замерла.
— Ой, — сказала продавщица. — А смотрится-то как! Словно так и было задумано.
Кэт сняла с ткани подвеску. Овальная пластинка, с ушком для цепочки. Такие бляшки зашлифовывают тысячами, не глядя, и продают на развалах. Но нет, в этой удивительным образом текли черные в густой зелени прожилки, и проступало что-то из глубины... Кэт двумя пальцами отцепила от подвески ящерку и присмотрелась. Да. Никаких сомнений. Только глаз мастера мог разглядеть в камне узор и вышлифовать, проявить, не добавляя ничего от себя. Зажатая в пальцах ящерка сучила лапками, мотала хвостом и головой.
— Беру, — сказала Кэт и посадила медную негодницу обратно на подвеску. Та вцепилась в края растопыренными лапками, кокетливо изогнула хвост и замерла.
— Мастерицы Данилкиной это работы, вчера только привезли, — продавщица убрала подставку. — Зверушек вот тоже посмотрите.
Кэт обернулась и увидела на подставке рядом с прилавком большой стеклянный террариум. В одном отделении сидели нефритовые и бронзовые жабы, вялые по зимнему времени. А в другом под яркой лампочкой грелся целый клубок серебряных и медных змеек, дремали на плоском камне ящерицы, а перед стеклом чистил перепончатое крыло серебряный дракон в палец длиной. Хвост со стреловидным кончиком он отставил в сторону для равновесия.
— Редкий зверь, — сказала продавщица. -Желаете посмотреть?
Она надела толстую перчатку, подранную и пожженную, сунула руку в террариум и ловко ухватила дракончика за бока. Тот от неожиданности заверещал. Горка песка в углу зашевелилась и из нее высунулась еще одна драконья морда, обладатель которой был в длину не меньше ладони. Кэт перехватила серебрушку у продавщицы — умело перехватила, под передние лапы. Дракончик пыхнул огоньком, как спичка и сверкнул хрустальными глазками.
— Ой, какой ты грозный, — пропела Кэт, близоруко вглядываясь в добычу.
Дракончик изогнулся, обвил хвостом палец и вывернулся из хватки. Подумал-подумал — и обвился вокруг пальца окончательно, пристроил хвост, расправил крылышки.
— Значит, колечко... Беру.
— Выбор славный. Из страны Амаравати привезен! И ящерке вашей скучно не будет.
Вся кровь на мгновение собралась в груди и сильно толкнулась в сердце, аж в ушах зазвенело и голова пошла кругом. Кэт схватилась за прилавок.
— Амаравати? А где это?
— Далеко-далеко, сударыня. За горами, за лесами, за пустынями, там, где Солнце восходит. Зачарованная это страна и опасная. Мало кто осмеливается туда ходит, редко оттуда сокровища к нам попадают.
— А вы там бывали?
— Нет. И мало что могу поведать, — отрезала продавщица, словно заранее прекращая расспросы.
— Давайте его сюда скорее, — выдохнула Кэт, и принялась отсчитывать деньги. Это успокоило ее. — А хороша ли у вас торговля, хозяюшка?
— Не жалуемся, — степенно ответила хозяйка. — К Рождеству торговля бойчее идет, чудес-то люди ждут даже в нынешние времена.
Кэт улыбнулась. Ей стало легко и хорошо, и захотелось всем сделать много-много подарков.
— А вот нет ли у вас чего-нибудь такого, на подарки? — спросила она.
— Чего душа ваша изволит! — обвела рукой лавку хозяйка. — Цари и царевны в Святую Ночь приносят дары! Берите, отдам недорого! Только условие — все раздарить без остатка!
Кэт проследила взглядом ее жест, и с изумлением увидела, что лавка-то куда больше, и что сокровищ тут как в пещере Али-Бабы. Собственно, они и стояли в подземелье — со сводчатым, грубо высеченным потолком, и на потолке играли светлые отблески, словно где-то волны перекатывались над ярко пламенеющим золотом.
— Так, — сказала Кэт. — Только не разбрасываться. А то ведь еще и не раздаришь...
И целенаправленно двинулась в недра сокровищницы.
Выбралась она наружу, как ни странно, всего через полчаса, хотя ей показалось, что проторчала она в лавке до ночи. А в сумке лежал пакетик с подарками — золотой ошейничек для сиамца, саламандра на подвеске для Виктории Васильевны — пусть греет, когда еще не топят как следует, и еще немного всяких мелочей, которые она даже и не знала, кому будет дарить. Кэт шла к метро и дарила всякие безделушки кому придется, и люди, обычно такие недоверчивые и хмурые, принимали подарки и улыбались в ответ, и желали всего хорошего в Новом Году, и Кэт становилось все радостнее и радостнее.
В фойе метро она остановилась. Под гитару и флейту пела кругленькая кареглазая девушка в короткой шубке, и несколько человек стояли поодаль полукругом, слушали.
...Пустота. Но при мысли о ней
видишь вдруг как бы свет ниоткуда.
Знал бы Ирод, что чем он сильней,
тем верней, неизбежнее чудо.
Постоянство такого родства -
основной механизм Рождества.
То и празднуют нынче везде,
что Его приближенье, сдвигая
все столы. Не потребность в звезде
пусть еще, но уж воля благая
в человеках видна издали,
и костры пастухи разожгли.
Валит снег; не дымят, но трубят
трубы кровель. Все лица, как пятна.
Ирод пьет. Бабы прячут ребят.
Кто грядет — никому непонятно:
мы не знаем примет, и сердца
могут вдруг не признать пришлеца.
Кэт протерла запотевшие в тепле очки и бросила в раскрытый гитарный футляр последнюю хрустальную безделушку.
Но, когда на дверном сквозняке
из тумана ночного густого
возникает фигура в платке,
и Младенца, и Духа Святого
ощущаешь в себе без стыда;
смотришь в небо и видишь — звезда.
(И.Бродский)
А над городом вдруг расцвела огромная зеленая звездища.
Всего лишь фейерверк. Но почти чудо.
* * *
Ощущение праздника и долгожданного подарка не покидало Игоря всю Рождественскую неделю. Теперь у него был и дом, и кот, и привычные до незаметности домашние "зеленые человечки". И — соседи! Неплохие, кстати, люди. Да что там, просто замечательные! Прежде они казались ему все на одно лицо, вроде сереньких картинок, которых и не упомнишь. Но вот ведь какая интересная штука — как выяснилось, и он им тоже казался этакой незапоминающейся тенью. И когда с утра с ним вдруг чрезвычайно вежливо поздоровался тихий алкоголик дядя Костя, Игорь от неожиданности чуть не выронил пакет с мусором.
Дядя Костя, пятидесятилетний седой битломан и печальный бывший хиппи, был ныне опрятен и держался подчеркнуто прямо, стараясь не выдать алкогольного предрождественского состояния. Говорил интеллигентнейше и о возвышенных материях, и когда Игорь вдруг осознал, что увлеченно обсуждает Борхеса с общеизвестным алкоголиком, стоя на лестничной клетке с пакетом мусора в руке, ему стало не по себе. Такого с ним раньше не бывало. Но это было, черт возьми, приятно!
— Ну, с Рождеством? — сказал дядя Костя, с заговорщическим видом доставая из кармана вытертых джинсов фляжку коньяку. — Будете?
— С Рождеством, — улыбнулся Игорь. — Буду.
* * *
— Ну, все, — Анастасия улыбнулась искренне, как могла. — Не горюй, малыш, я приеду. Я всего на пару месяцев. Буду звонить каждый день.
Катя надулась. Покладистый ребенок. С ней можно договариваться. Но кому же нравится, когда мама уезжает?
— Папа тоже говорил, что вернется, — насупилась она.
— Ну, что ты! Что ты! — она подхватила девочку на руки. — Я же совсем недалеко, под Москву, просто сейчас много работы, потому придется все время быть там. А если получится, я буду и приезжать. Честное слово!
Девочка молча крутила локон.
— Лааадн, — протянула она, наконец. — Маммм, я тебя люблю. Ты меня не бросай, — добавила шепотом.
Мама поцеловала девочку.
— Ну, иди к бабушке. Я ненадолго.
Она еще раз помахала рукой дочке и свекрови, повернулась и пошла к черной машине с тонированными стеклами и с небольшим необычным логотипом в правом верхнем углу лобового стекла. Оранжево-зеленый узел, похожий на двух переплетающихся змей.
Конец 1 части
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
