Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
...Действия последних вызывали у Коэлина щенячий восторг: эти десять воинов, считая сотника, делали для будущей победы больше, чем вся остальная армия Делирии, вместе взятая! Четыре отряда по двадцать человек, спрятанные неподалеку от Найриза, Фриата, Вирента и Лативы, постепенно просачивались внутрь городских стен. А пять остальных, оседлав дороги, ведущие на юг Морийора, уже перехватывали и уничтожали обозы с продовольствием, отправленные Красавчиком к объединенной армии трех королевств.
Четыре обоза за три дня. Вроде бы не так много. Но для снабжения десятитысячной армии, только что добравшейся до Найриза, это было чувствительным ударом. Не зря же оба соглядатая графа Игрена, 'служащих' в свите графа Мальира, в один голос утверждали, что, узнав о пропаже обозов, самый именитый военачальник Морийора в гневе топал ногами и обещал лично перевешать разбойников, 'потерявших всякое чувство меры'!
Еще больший гнев у правой руки Красавчика вызвал приказ командующего объединенной армией трех королевств, графа Олафа де Лемойра, выделять для сопровождения каждого обоза не менее двух сотен ополченцев: вернувшись с совещания, граф Мальир, брызгая слюной, клял свою судьбу, поставившую его в подчинение недоумка, 'боящегося собственной тени'.
'Поменьше бы таких недоумков...' — думал Коэлин, слушая доклад графа Игрена. — 'И моя Империя уже была бы как минимум втрое больше...'
...'Недоумок' занялся делом, как только его армия подошла к Найризу. Инженеры принялись приводить в порядок городские стены, ворота и ров, интенданты — закупать продовольствие и фураж в близлежащих деревнях, солдаты — вырубать деревья, растущие слишком близко к городским стенам, а двухтысячный отряд онгаронцев под командованием барона Глайра, быстренько отстроив и укрепив полевой лагерь, занялся муштрой городского ополчения.
Не забыл Старый Лис и про разведку — по сообщениям соглядатаев, еще за двое суток до подхода к Найризу несколько довольно крупных отрядов элирейцев скрытно покинуло армию. И, скорее всего, ушло к южной границе Морийора. Иарус Рендарр был более категоричен — он считал, что де Лемойр, по своему обыкновению, решил узнать о враге как можно больше. И собирается его атаковать до начала боевых действий. По его мнению, люди графа Олафа ушли не к сожженному дотла Дилессу, а гораздо дальше, в степь. И не просто так...
Коэлин не мог с ним не согласиться. Поэтому, услышав, что отец приказал Игрену связаться с Гогнаром Подковой и сообщить ему о посланных в степь элирейцах, позволил себе его перебить:
— Простите, ваше величество, но я думаю, что этого делать не стоит...
— Почему? — приподняв бровь, спросил монарх.
— Если мне не изменяет память, то после последнего Большого Хэйвара армия Алван-берза стала расти быстрее, чем вы рассчитывали. Если она станет слишком большой, то жалкие десять-пятнадцать тысяч солдат, стоящих на ее пути, не смогут ее уполовинить. То есть мы, упустив имеющуюся сейчас возможность, сами усложним себе будущее...
— Правильно мыслишь, сын! — ухмыльнулся Иарус. — Только ты меня не дослушал! А если бы ты был менее нетерпелив, то понял бы, что твой отец тоже умеет думать...
— Простите, ваше величество... — буркнул принц, несколько раз согнул и разогнул затекшую левую ногу и превратился в слух...
...Да, действительно, думать Молниеносный умел: информацию о посланных в степь отрядах он посылал совсем не для того, чтобы их уничтожить! Нет! Он планировал использовать элирейцев в межклановых интригах ерзидов! Да и не только их — в очередном сообщении сотнику Гогнару должны были передать сведения о размерах состояний полутора десятков дворян, проживающих на юге Морийора!
— Когда сотнику Гогнару потребуется убрать какой-нибудь небольшой клан, у него будет весьма неплохой выбор возможных действий... — закончив свой монолог, заметил король.
'Подставить его отрядам элирейцев или столкнуть лбами со своими соплеменниками, 'тоже пожелавшими' оторвать лакомый кусочек...' — подумал принц. И, решив, что настало время изобразить восхищение гением отца, сконфуженно улыбнулся: — Простите, сир, я действительно поторопился! А вы — вы величайший стратег всех времен и народов!
Рендарр самодовольно осклабился:
— Ничего страшного, сын! Ты высказал свое мнение. Я его услышал. И весьма доволен: ты начинаешь думать, как будущий король и Игрок!
— Спасибо, ваше величество!
— Кстати, скажи-ка мне, чем отличается восприятие войны у Игрока и обычных обывателей? — ехидно прищурившись, поинтересовался Иарус Молниеносный.
— Для обывателей война — это столкновение армий, сир! — тут же ответил Коэлин. — А для Игрока — столкновение умов...
— Правильно! Поэтому для тех, кто не умеет думать, война начинается с черных вымпелов, поднятых на башнях, и заканчивается пиром победы. А те воистину великие ходы, которые и заставили одного из Игроков сдаться, видят лишь единицы. Какой из этого можно сделать вывод?
— Чем сильнее Игрок — тем незаметнее его ходы, сир! — немного подумав, ответил принц.
— Я тобой доволен, сын! — кивнул Молниеносный. — Ты вырос. И в тебе чувствуется моя кровь...
...'Я действительно вырос...' — мрачно думал Коэлин, шагая к своим покоям. — 'Поэтому вижу слишком много признаков твоей слабости! Ты безвылазно сидишь в своих покоях уже почти две недели! Ты боишься покушений так, как будто в твоей груди бьется сердце зайца! Скажи, когда ты последний раз был на охоте, на прогулке или хотя бы на псарне? Когда ты показывался своим солдатам? Когда ты, наконец, возлегал с женщиной? Не помнишь? А я — помню! Ты постарел, отец! Поэтому должен уступить место тому, кто не боится никого и ничего! Посмотри — я, в отличие от тебя, живу! Да, меня целыми днями сопровождают два телохранителя, но только потому, что за меня боишься ты! Да, я тоже не выбираюсь из дворца — но только потому, что не вижу в этом необходимости. Да, я почти не гуляю — но не из страха перед личинами Утерсов, а потому, что занят планированием своего будущего. При этом я каждый день тренируюсь с твоими солдатами, которые скоро назовут королем МЕНЯ, навещаю своих коней и сплю с графиней де Вайзи... Кстати, узнав о ней и обо мне, я бы на твоем месте забеспокоился: леди Оланна — это не Лусия де Ириен, перебывавшая в постели всех и каждого. Эта — волчица, чующая перемены одной из первых! Понимаешь? Нет, не понимаешь! Ибо ты — занят! Ты упиваешься собственным страхом! Ты живешь прошлым. И хотя ты все еще мнишь себя Игроком, ты не замечаешь тех ходов, которые делаю я...'
Второе 'я' благоразумно молчало. Так же, как и телохранители, следующие за ним по пятам. И это не могло не радовать — значит, они чувствовали силу его духа и побаивались попасть под горячую руку...
...Добравшись до своих покоев, Коэлин прошел в предупредительно распахнутую лакеями дверь, жестом отпустил сунувшихся за ним воинов, и, упав в любимое кресло, дважды щелкнул пальцами.
Из-за портьеры высунулось симпатичное личико новенькой служанки:
— Вы что-то хотели, ваше высочество?
— Накрой на стол. Я голоден, как волк. И... отправь кого-нибудь в покои Серебряной Гривы: пусть передадут леди Оланне, что я изволю пригласить ее к ужину...
— Будет исполнено, ваше высочество! — протараторила девчушка, и, присев в глубоком реверансе, исчезла.
'Хм...' — мысленно хмыкнул принц, запоздало сообразив, что в вырезе платья новой служанки только что видел грудь, не менее аппетитную, чем грудь де Вайзи. — 'А, ладно, потом! Куда она от меня денется?'
Девчушка вернулась в гостиную буквально через минуту. И, отодвинув в сторону портьеру, раздраженно зашипела. Мгновение — и к столу один за другим побежали насмерть перепуганные слуги.
'Молодец какая!' — восхитился принц. — 'Интересно, что она им такого наговорила? Что я мрачен, как самая темная ночь? Или зол, как медведь-шатун? Или... Впрочем, какая разница — главное, что эти зажравшиеся лодыри бегают, выпучив глаза!'
...Выпроводив последнего слугу, девчушка вдруг сдвинула брови, и, смешно отклячив весьма симпатичную задницу, высунулась в коридор:
— Булар!!! Где тебя носит? Шевели мослами, дурень!!!
Представив себе тощие ноги нового чашника, Коэлин невольно улыбнулся: назвать их иначе, чем мослами, было действительно сложно.
— Ну же!!! Или прямо отсюда ты отправишься в Кошмар!
'О, как!' — удивленно приподнял бровь принц. И с интересом уставился на влетевшего в гостиную Булара.
Чашник был бледен, как смерть. На его носу и лбу серебрились капельки пота, а подбородок еле заметно подергивался от страха. Замерев на месте, он сложился в поясном поклоне, и, услышав над ухом недовольное шипение, в три прыжка оказался у стола:
— Киосское? Или, может быть, зальцское?
— Я тебя убью, дурень!!! — взбеленилась девчушка, и, подскочив к растерявшемуся чашнику, вырвала у него из рук бутыль с киосским: — Вон!!! Прошу прощения, ваше высочество, но он во дворце недавно, и не успел изучить ваши вкусы...
— А ты, значит, успела...
— Да, ваше высочество! — на всякий случай присев в реверансе, ответила она.
— Что ж, это радует... — усмехнулся принц, демонстративно задержав взгляд на ее округлостях, скрытых не особенно глубоким вырезом платья.
Поймав его взгляд, девчушка ничуть не удивилась. Однако задерживаться в нижней точке реверанса так, как это делали другие, не стала: выпрямившись и наполнив из бутыли любимый кубок Коэлина, она подхватила его тоненькими, но чрезвычайно красивыми пальчиками и с улыбкой спросила:
— Изволите пригубить, ваше высочество?
Еле заметной паузы между словами 'изволите' и 'пригубить' тоже не оказалось. Что заставило принца задуматься: девушка не захотела высказать ему свое согласие ни одним из наиболее известных способов, которыми обычно пользовались женщины!
'Действительно изучила. Знает, что я терпеть не могу тех, кто ломится в мою постель...' — мысленно хохотнул Коэлин. И, взяв бокал, откинулся на спинку кресла: — Кстати, красавица, а как тебя зовут?
— Зарой, ваше высочество!
— А за глаза, небось, называют заразой?
Девчушка равнодушно пожала плечами:
— Вполне возможно, ваше высочество. Но меня это не особенно волнует. А почему вы спрашиваете?
— Ну, я бы тебя называл именно так!
— Вам можно все... — сказала Зара. Опять без всякого намека на постель. Потом, видимо, что-то услышав, метнулась к двери в коридор.
...Графиня де Вайзи вплыла в гостиную буквально через десять минут. В роскошном темно-зеленом платье с открытыми плечами и с волосами, тщательно уложенными в затейливую прическу. А ведь путь от ее покоев до покоев его высочества занимал не меньше пяти! Удивленно приподняв бровь, принц жестом предложил ей присаживаться там, где ей больше нравится, и задумчиво спросил:
— Леди Оланна? Вы собирались куда-то еще?
Девушка чувственно провела острым язычком по губам и вздохнула:
— Нет, ваше высочество! Я просто надеялась, что вы обо мне сегодня вспомните...
— А вчера вы тоже... на это надеялись? — собственноручно наполнив кубок графини, полюбопытствовал Коэлин, и, увидев, как густо она покраснела, мысленно поморщился: леди Оланна слегка переигрывала. Или не слегка?
Мельком увидев, что в глазах Зары, стоящей у нее за спиной, промелькнули тщательно скрываемые смешинки, принц непонимающе приподнял бровь: для того, чтобы посмеяться над игрой де Вайзи, ей требовалось видеть ее лицо. Или...
'Посмотри на шею леди Оланны...' — подсказало второе 'я'. — 'Такая же красная, как и лицо. Кроме того, ее молчание так красноречиво...'
Тем временем графиня, не дождавшись ожидаемой реакции на данный таким образом ответ, решила взять нить разговора в свои руки:
— Воспитанные дамы не должны этого говорить, но... когда их сердце переполняют настоящие чувства, они начинают жить надеждой...
'Красиво...' — мысленно усмехнулся принц. И, решив, что его молчание несколько затянулось, встал с кресла, и, обойдя вокруг стола, галантно поцеловал графине руку: — Леди Оланна, вы чудо!
...Пить невеста графа Иггера умела, как никто другой: даже после третьего кувшина киосского она сохраняла ясность ума и трезвость суждений! Мало того, если бы не чуть покрасневшее лицо и не блеск в глазах, то Коэлин ни за что на свете не догадался бы, что она вообще что-то пила! Поэтому, поняв, что споить ее так быстро, как требуется, не удастся, принц был вынужден прибегнуть к крайним мерам. И, дождавшись, пока леди Оланна очередной раз решит отлучиться по нужде, с трудом встал, покачиваясь, обошел вокруг стола, и, сдвинув в сторону камень на своем перстне, высыпал в ее кубок двойную дозу снотворного. Потом вернулся в свое кресло, сел, прикрыл глаза, и... чуть не взвыл от досады: подсыпая порошок, он умудрился забыть про Зару, весь вечер прислуживавшую им за столом!!!
С хрустом сжав кулаки, он поднял взгляд... и ошарашенно уставился на возникшее перед его лицом блюдечко с маслом!
— Скушайте этот кусочек, ваше высочество, и тогда вино будет туманить вам голову значительно меньше... — без тени улыбки на губах предложила служанка. И, увидев, что он колеблется, добавила: — Думаете, почему леди Оланна никак не опьянеет?
— Тоже масло? Ты уверена? — прищурился принц.
— Да, ваше высочество!
— Хм... — принц, морщась, проглотил предложенный кусок и пристально уставился на служанку: — Я могу дать тебе будущее. Могу его забрать. Выбирай. Прямо сейчас...
Девушка не испугалась. Поставив на стол опустевшее блюдце, она пожала хрупкими плечиками и одними губами произнесла:
— Ну, наконец-то! Ваше высочество, мне очень нужна жизнь одного дворянина. И ради того, чтобы ее забрать, я сделаю для вас все, что угодно...
'О, как?' — удивился принц. — 'Она сделала акцент на фразе 'для вас', хотя могла бы подчеркнуть 'все, что угодно...'. И что она имела в виду, говоря 'наконец-то?''
— Жизнь дворянина — это немало. Для того чтобы ее получить, мало изучить мои привычки и прислуживать мне за столом...
— В обмен я предлагаю вам свою абсолютную верность, сир... — еле слышно выдохнула Зара.
— Сир? — услышав такое обращение, принц мгновенно протрезвел: назвав его королем, девочка подписала себе смертный приговор! Значит, либо она работает на Ночной двор и его отца, либо...
— Сир! — без тени сомнения в своей правоте подтвердила служанка. Потом выдержала паузу, и, невесть как догадавшись, о чем размышляет Коэлин, усмехнулась: — Ваше величество! Вам нет необходимости искать подвох там, где его нет. Я — дочь барона Варсина Митарра... А жизнь, которая мне нужна, принадлежит графу Игрену...
'Ого!' — мысленно воскликнул принц. Историю нашумевшей дуэли, во время которой будущий граф, а тогда еще барон Игрен зарубил мужа своей любовницы, а потом сломал руку дочери убитого, бросившейся на него с маленьким кинжальчиком, обсуждали долго. Чуть ли не год. И в основном из-за слов, в сердцах брошенных бьющимся в руках секундантов ребенком: 'Ты отнял у меня жизнь отца и честь матери... Я заберу твою...' Потом девочка куда-то пропала, и вот теперь объявилась во дворце...
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |