Партизан.

— Шибче ветки обрубайте, свиньи, — Из-за кустов, возле какого-то сарая, показался худощавый мужичок в гражданке с белой повязкой на рукаве, — Пан ефрейтор ждать не будет.... Быстро сучья сбейте, а то к стенке поставлю....

Пленные, тихо ворча ругательства, принялись за дело.

— Эй, что это вы там бубните, — Полицай, застегнув падающие штаны, схватился за мосинку, — Плетей захотели?

Пленные вняли угрозам немецкого прихлебателя и принялись за дело. Пять минут, и голый ствол березки был оттащен в сторону трех сестер.

— Топор на землю, — Крикнул полицай, — Быстро..... В барак пошли, — Он ухмыльнулся, — Глядишь, свежих помоев на завтрак выдам.

Полицай загоготал, видимо, довольный своей шутке. Пленные, между тем, оставив топор, уныло побрели по дорожке в сторону виднеющихся за деревьями строений.

— Пожалуйте, пан ефрейтор, — Прихвостень, подхватив топор, склонился перед фрицем в дурашливом поклоне.

— gute Arbeit, Andres* — Довольно пролаял немец и двинулся за пленными.

* Хорошая работа, Андрес (нем)

Полицай, засунув топор за пояс и закинув винтовку за плечо, поспешил за фашистом, как пес за хозяином.

Немного погодя, я двинулся за ними, стараясь не шуметь. Пленных загнали в небольшой сарай. Охраны было не много: три немца, включая ефрейтора, который и был старшим команды и четыре холуя с белыми повязками полицаев. Дела.... Мне и двух человек охраны хватило бы за глаза, ну не Клинт Иствуд я, чтобы мочит вражин влет с двух рук. Надо что-то думать. Эх, сюда бы нашего капитана-десантника или пару бойцов... Покрошили бы охрану на мясной салат. Немцы, сразу видно, тыловики. Вон как расслабленно лямку тянут. Бы ли бы вояки, давно бы посты выставили и все такое. Эти же нежатся под навесом. Свининку под самогон трескают. Про полицаев вообще молчу. Не вояки, а свора гиен. Когда вместе и сила за спиной, шипят, страх нагоняют. А если, вдруг, кто решит геморрой им вправить неэстетичным способом, то разбегутся с воем. Порода такая. Так, за наблюдениями, я провел часа четыре. Ничего особенного не произошло, если не считать того, что интернациональная бригада по охране основательно пережрала самогона. Понятно. Непуганые совсем. Пленных выгоняли пару раз. В первый раз, вышли четверо, двоих из них я видел утром на своеобразном лесоповале. Эта четверка, под улюлюканье полицаев и аплодисменты господ оккупантов, перенесла срубленные утром деревья на центральную площадку бывшего пионерского лагеря. Во второй раз, немцы затеяли утреннюю гимнастику среди пленных под разливистую трель губной гармошки. Именно в этот раз я заметил Серегу и одного из танкистов, кажется Вовку Сергеева. Немцы с полицаями веселились во всю. Стреляли в воздух, заставляя приседать, отжиматься и делать прочие физические упражнения. Пугали оружием, горланили, смеялись, аплодировали. Все это было бы смешно, если бы не было так грустно. Пленных было человек четырнадцать-пятнадцать. Половина из них — раненые. И, наверняка, все некормленые и измотанные. Какая уж тут зарядка. При мне пристрелили раненого в ногу красноармейца, который отказался приседать. Ну не мог он этого делать физически. Правда, убийство пленного несколько остудило веселые головы хозяев жизни. Пленных загнали обратно в сарай. Попойка продолжилась. Ближе к обеду, трое полицаев под предводительством ефрейтора, запрягли телегу, кинули в нее жалобно звякнувший бидон и пару пустых бутылей гигантского размера из-под самогона, направились, видимо, за добавкой горячительного. Ну что ж, как минимум час у меня есть. Пока туда, пока сюда, пока там. К тому же, оставшиеся фрицы завалились спать, безбожно нарушив устав караульной службы. Правда на часах они оставили бывшего знакомца, Андреса, который важно растянулся перед сараем с пленными, вцепившись двумя руками в винтовку.

Я начал осторожно подбираться к сараю. Оставалось проползти метров десять, как Андрес чертыхнувшись, поднялся и зашел за сарай, чтобы опорожнить желудок. Из-под навеса раздавался ровный храп немецких вояк. Лучшего случая и не придумаешь. Андреса я застал со спущенными штанами, в одной руке он сжимал папиросу, а в другой — обрывок газеты. Винтовка стояла рядом, прислоненная к стене сарая. Он даже не пикнул, только резко побледнел, а его желудок вмиг освободился от содержимого с соответствующими звуками и запахом. Я скривился от омерзения, показал знаком — не шуметь. А когда кивнул ему за спину с вопросительным выражением и он в панике попытался повернуться, резко ударил его прикладом по голове. Андрес — доблестный победитель безоружных военнопленных, мешком свалился прямо в кучу своего дерьма. Это ничего. Я немного постоял над ним, связывать испачканного фекалиями врага было нечем, да, собственно, и особого желания не возникало. Я лишь прихватил его винтовку. Теперь вопрос: открыть сарай с пленными, благо он запирался простым шестом, продетым в проушины, или разобраться с оставшимися немцами. Я выбрал дрыхнувших тевтонов. Не дай бог, проснуться от шума, когда я буду открывать сарай, или Андрес очнется и поднимет тревогу. Приняв решение, я двинул к навесу с безмятежно почивающими немцами. Перегаром перло от них, дай бог. Не скоро ребятки отойдут с бодуна. Да, это не вояки с передовой. Те точно прочувствовали особенности боев с русскими. А эти даже свои карабины сложили возле стола. Ничего не боятся, скоты. Подойдя к немцам, я сильно ткнул стволом СВТ в нос самому здоровому фрицу и сразу отскочил, от греха. Немец взвыл и хлюпнув кровавыми соплями вскочил с лавки, сильно толкнув собрата по оружию. Из-за чего тот мешком свалился с лавки на пыльную землю и охнув вскочил с воплем, — Was ist los? *. Но увидев меня, заткнулся и выпучил глаза.

*Что случилось (нем)

— Встать, schnell**, — Скомандовал я и, как мог убедительнее, махнул стволом СВТ в сторону сарая с пленными.

— nicht schießen**, — Проблеял упитанный фриц лет сорока.

Его же сотоварищ с разбитым носом, только крутил головой и пытался понять, что происходит. Я повторил жест. Немцы прониклись и потрусили в указанную сторону. Фу-у-ух, как же я взмок. Нервы ни к черту. Палец подрагивал на спусковом крючке. Попробую обойтись без смертоубийств. Во-первых, я никогда не убивал человека, по крайней мере, настолько близко, если вспомнить похождения последних дней и не известно, как воспримет это мой организм. Может, блевать до вечера буду. Берите меня тепленьким. Во-вторых, если этих немцев убрать, то вряд ли фашики дадут нам уйти, будут гонять по болотам до победного. А так, есть шанс. Подумаешь, утекло несколько пленных. Их сейчас тысячи. Немцы понимали меня с полуслова. Конечно, ведь в моих руках хороший такой аргумент для перевода. Они с небольшой заминкой открыли ворота сарая и отошли в сторону, синхронно задрав руки вверх.

— Эй, болезные, выходите, — Крикнул я, не спуская глаз с немцев, — Власть переменилась.

Раздались изумленные возгласы и пленные толпой выкатились наружу. При этом немцы сжались от страха.

— Что здесь происходит? — Раздался за моей спиной бодрый такой голос, с начальственными нотками.

— Да вот, дружба народов победила, — Ответил я, не оборачиваясь, — Все свободны.

— Сашка, — Раздался Серегин вопль, — А я думал, ты того....

— Нет, я этого, — Усмехнулся я, — Там под навесом два карабина и Мосинский винтарь. Берите все и уходим. Сейчас их дружки могут вернуться.

За спиной раздалась торопливая беготня. И через минуту рядом со мной стоял Серега и плечистый танкист Вовка с немецкими маузерами. Мосинка была в руках у какого-то молодого вояки со следами споротых знаков отличия. Именно этот оболтус с некоторой наглецой, поставленным командным голосом предъявил мне, — Представьтесь! Кто, откуда, почему в таком виде?

Я посмотрел на наглеца, — А вы, собственно, кто?

— Да как вы смеете? — Щеки молодого щеголя залила краска, — Да я вас под трибунал... Да я..

— Заткнись, — Рявкнул я, — Я вот вижу перед собой дезертира, срезавшего с формы знаки отличия и сдавшегося в плен врагу. Так что не перед кем мне изголяться.

Несостоявшийся командир захлопал глазами и стал пытаться передернуть затвор.

— Не дури, — Ласково так, сказал Сергеев и забрал у шалуна стреляющую игрушку.

— Уходим, быстро, — Крикнул я, — Жрачку только под навесом захватите.

В ответ только ропот. Я обернулся. Толпа военнопленных, как бы, разделилась на две части. Первая, человек шесть, включая меня, Сергея и танкиста Вовку, была готова к действию. А вот вторая, то есть большая часть, топталась на месте с еле слышным ропотом.

— Не понял, — Сказал я.

— А что тут не понять? — вперед выступил Агафонов, — Мы тут останемся, по всему, конец скоро войне. Вон у немца сила какая.

— Ты чего? — Недоуменно посмотрел на него Сергеев, — Мы ж с тобой сколько времени в одном экипаже?

Я оборвал этот диалог взмахом руки, — Думайте сами мужики. Не сладко вам придется в плену. Может, все там костьми ляжете. Я не политинформацию развожу, а просто предупреждаю вас. Времени у нас нет, вас агитировать. Немцев мы убивать не будем, может, и не расстреляют вас. Так, свяжем и в соседний сарай закроем. Но смотрите сами, ваша судьба в ваших руках.

Мои слова возымели некоторое действие, к нам присоединилось еще двое бойцов. Странно, но боевой прощелыга в форме без знаков отличий остался в пионерском лагере. Видимо, не по пути ему с нами было. Немцев, как я и обещал, не тронули. Только Андреса вздернули на воротах. Оказалось, он не только раненого на 'зарядке' пристрелил, он еще и Вовкиного командира добил, впрочем, не только.... Не смог я мужиков отговорить. Они нашли время на казнь, хотя, каждая минута была нам дорога. Вот так мы и уходили, ввосьмером с четырьмя винтовками и тремя пистолетами. Не бог весть, какая сила, но если с умом, то выжить можно.

Отошли мы километра на полтора, вглубь болот, благо, один из бойцов, здоровенный бугай Синельников, был из этих краев, и здешние болота исходил вдоль и поперек. Остановились на стоянку на одном из сухих островков, размером метров тридцать на двадцать, протянувшемся с запада на восток, и заросшем кустарником и березками с ивами. Сначала, разводить костер побоялись из-за дыма и огня, который бы нас мог выдать с головой, если бы немцы вздумали организовать погоню и поиски. На наше счастье, среди нас оказался пожилой якут, с интригующей фамилией Пилипенко, да и имя Иван казалось несколько экзотичным для него. Пилипенко, похвалившись тем, что он охотник в надцатом поколении, быстро организовал, так называемый, таежный костер. Действительно, дыма от костра практически не было, а отблески огня были прикрыты со всех сторон бурно растущим кустарником. Да и время было еще дневное, так что до вечера, за визуальную безопасность, можно было не беспокоиться. Собачки тоже след в болоте не найдут. Разве что запах костра мог нас выдать, но для этого надо было подобраться к нам достаточно близко. Но мы не дети малые, выставили охранение, а на болоте обзор достаточно хороший, чтобы мы могли не опасаться незваных гостей. С дежурствами разобрались быстро, четверо бодрствуют, четверо отдыхают. Смена каждые два часа. Кроме меня, Сергея, танкиста Сергеева и бойцов Синельникова и Пилипенко, с нами было еще трое. Здоровенный, метров двух, Игорь Зимин, больше похожий на колобка, Федор Красников, и цыганистого вида Альфред Гринберг. Кроме Красникова и Зимина, все внушали определенное доверие и выказывали некоторую сплоченность. Вот только эта парочка наводила на недобрые мысли. Именно они присоединились к нам в последний момент. И если Игорь просто не собирался ни с кем воевать, а хотел прибиться к какой-нибудь молодке в глухом селе, то у Федора глубоко посаженные глазки блестели и неприятно бегали. О своих дальнейших планах на жизнь он старался не распространяться, зато настойчиво выпытывал наши намерения. Что собираемся делать? Где будем пережидать? Куда и каким путем пойдем? Не нравилось мне это. Чем я и поделился с Серегой, когда нам выпало дежурство.

— Да мне он тоже не особо нравиться, — Прошептал Серега, — Мутный он какой-то.

Он помолчал, — А что сам-то думаешь? Что делать будем?

Тут я ему и вывалил свои размышления по поводу преимущества партизанского движения. Как ни странно, Серега меня поддержал, только спросил: Из кого отряд набирать будем? И кто будет командиром?

— Давай-ка, Сергей, поиграем завтра в демократию, — Усмехнулся я, — Глядишь, может что и выгорит? А народ набрать, не проблема? Сейчас в лесах тысячи окруженцев. Если не из наших спутников отряд создадим, то уж кого-нибудь наберем.

— А если вдвоем, — Спросил Сергей, — Так и прятаться от врага легче будет.

— Ага, — В тон ему ответил я, — И жратвы у немцев отбирать меньше надо, и оружия с патронами как раз хватит, учитывая нашу заначку. Все будет легче легкого.

— Слушай, — Вскинулся Серега, — Ведь на большую ораву, действительно, больше еды надо.

— Конечно, — Согласился я, — А нас двоих и местные покормят, пока немцам не сдадут. Не думаю, что халявщиков будут везде жаловать. Двое — это так, мелочь. А какой-никаой отряд — это определенная сила. Давай-ка, завтра все мнения выслушаем и решим. Как у нас говорят, война план покажет.

Утром, после завтрака, развернулись дебаты.

Гринберг с танкистом рвались в бой. Правда, в другую сторону, на прорыв к нашим. Зимин опять озвучил свое видение ситуации, то есть, война не нужна, моя хата с краю, немцы любят порядок, так что ничего страшного не будет. Синельников, тоже пока не собирался воевать. У него родная деревня в пяти километрах отсюда. Там родители, да молодая жена. О них надо позаботиться. Как ни странно, но мужики нормально, с пониманием, отнеслись к отповеди Егора. У всех были семьи, и позаботиться о них следовало, тем более родня Синельникова была рядом. Федор, по большей части, молчал. Ограничился лишь тем, что куда все, туда и я. Потом высказался я. Сказал о партизанах, о том, что это также является большим вкладом в дело победы над врагом, ведь с нарушенными коммуникациями в тылу, очень сложно воевать. Умолчал я лишь о том, что многие окруженцы, прорвавшись к нашим, попадут в фильтрационные лагеря. Сергей, понятное дело, меня поддержал. А вот долго молчавший, но внимательно слушавший наши речи, Иван Пилипенко поддержал мое мнение, добавив, то, о чем я умолчал. О том, что русские бойцы и командиры не имеют права попадать в плен, а они все там побывали, и что за это спрос будет жесткий. Добавил, что проще заслужить право на жизнь здесь, в боях с врагом, чем там, где-нибудь на Колыме. Да глубокомысленное изречение старого якута, внесло некоторые коррективы в наши планы. По крайней мере, танкист Сергеев, Пилипенко и Альфред поддержали наше с Сергеем решение. Правда, Синельников и Зимин остались при своем мнении. Единственно, Егор предложил вывести нас в 'хорошие удобные' для партизанщины места, снабдив нас провиантом на первое время. Красников, как водится, пробурчал что-то невразумительное, спросив, — А чем здесь плохо?

— Да тем, — Сказали мы одновременно с Синельниковым и рассмеялись. Егор кивнул мне, чтобы я продолжал...