"На грани"

— Это было похоже на эксперимент? — процедил он, подойдя вплотную, и протянул руку, не то пытаясь схватить за горло, не то обнять. Костя криво усмехнулся. В его глазах на миг появилось странное, непонятное выражение, будто он колебался, не зная, что выбрать, но Стас не дал ему времени на раздумья, притянув к себе. Предусмотрительно запертая дверь оказалась очень кстати.

В первый момент Костины губы были неподвижны, а потом дрогнули, чуть раздвигаясь, и Стас тут же этим воспользовался. Он не был напорист, но настойчив, жаден, но не груб. И Костя поддавался, уступая, отвечая с не меньшей горячностью, словно ему передался чужой запал. Его ладонь удобно устроилась на затылке, не позволяя отстраниться, если бы Стас вдруг захотел сделать такую глупость. Вчерашний угар, послевкусие драки встрепенулись снова, разжигая в крови совершенно дикое, первобытное желание.

— Не здесь, — прошипел Стас с усилием отдирая себя от Кости. Тот, лихорадочно облизнувшись, кивнул.

— Вечером, — сказал он, и Стасу стало жарко.

— Вечером, — словно эхо, отозвался он, делая шаг назад. Оставалось продержаться каких-то несколько часов. Кажется, это были самые долгие часы в его жизни.

Ужин длился целую вечность, избавиться от Антона удалось далеко не сразу. Минуты тянулись бесконечно долго, но Стас не решался торопить события, боясь соскользнуть с тонкой нити, протянувшейся между ними тремя. Костя вел себя так, будто ничего не произошло, улыбался, шутил, снова строил железную дорогу, попутно обнаружив, что в ней не хватает целого блока.

— Здесь можно достроить еще станцию, — сообщил он, тщательно изучив рекламный буклет. Антон с надеждой покосился на отца, и Стас кивнул.

— Я помню, где покупал ее. На выходных сходим, посмотрим. Так, на сегодня хватит. Завтра в школу, хватит пропускать.

Антон, нисколько не расстроившись, отправился спать. Весь вечер он просто сиял, переполненный радостью от возвращения Кости, но все равно то и дело настораживался и внимательно приглядывался к обоим взрослым. Стас вздохнул, снова заметив его пытливый взгляд. Утраченное доверие придется восстанавливать долго и трудно. Главное, не сорваться второй раз.

— Что-то ты долго, — сказал он, когда дверь в спальню приоткрылась. Костя виновато развел руками и опустился на кровать, быстро избавляясь от футболки и джинсов, в которых ходил по дому. Раздеваясь, он приподнялся, и свет, проникавший с улицы, выхватил из темноты его силуэт. Тело моментально отреагировало на это зрелище, и Стас, зарычав, потянулся к нему, помогая стащить одежду. Сам он уже был совершенно обнажен.

Было горячо.

Губам, терзавшим чужие губы и ставившим метки на шее и груди.

Ладоням, скользящим по влажной от испарины коже, ощупывавшим каждый сантиметр вверенного им тела.

В жадных, настойчивых прикосновениях скрывалось все: желание, извинения, просьба. Было легко и просто общаться так: беззвучно, не тратя время на то, чтобы подбирать слова, облекая в них мысли и чувства. Напрямую, кожа к коже, не лицемеря и не притворяясь. И не было места неловкости и стыду.

— Отсоси мне, — прохрипел Костя, настойчиво подталкивая его вниз к наполненному кровью, набухшему члену. Возбуждение выцарапывало внутренности, сворачивая их в болезненный, подрагивающий клубок, и Стас глухо выругался, едва не сходя с ума. Просьба была вопиюще неприемлемая, недозволенная, недопустимая, но он не нашел в себе сил отказать.

— Расскажешь кому-нибудь — убью, — предупредил он и, собрав в кулак всю силу воли, спустился ниже, устраиваясь поудобнее. Костя нервно рассмеялся, а потом глухо застонал, подавшись навстречу неумелой, но старательной ласке. И у Стаса окончательно слетели последние тормоза.

— А если бы я сам не отказался от дела, — спросил его Костя, одеваясь, чтобы перебраться обратно в кабинет. — Что бы ты сделал?

— У меня не было выбора, — пожал плечами Стас, разморенный после секса. Его мысли витали где-то вдалеке, поэтому он ответил правду, как есть. — Я бы нашел способ тебя заставить. Пойми, это для твоего же блага.

— Ясно, — кивнул Костя, отвернувшись, и это очень не понравилось Стасу. Он приподнялся и ухватил его за плечо.

— Прекрати дурить, — прошипел он, снова разозлившись. — Ты же понимаешь, к чему бы это привело. Мы все повязаны, система прогибает нас. Даже меня. И дело не в продажности, я, к твоему сведению, не продаюсь. Я сам выбираю, какую работу буду делать, как и за какие деньги. И чтобы и дальше иметь такую возможность, иногда стоит уступить в мелочах.

— Жизнь этой девочки — мелочь? — глядя ему в глаза, уточнил Костя. Стас уверенно кивнул.

— По сравнению с твоей или моей — да. Она никто и звать ее никак. Сама виновата, что посеяла, то и жрет полной ложкой. И утопить тебя из-за этой дуры-наркоманки я не позволю. Жизнь, Костенька, она не терпит слюнтяев.

— Ясно, — повторил Костя и поднялся на ноги. — Да... у меня к тебе просьба есть. Мать моя звонила, просила подъехать к ним на пару дней. Можно устроить?

— Придумаем что-нибудь, — кивнул Стас, порадовавшись, что они соскочили со скользкой темы. — Но, надеюсь, это не надолго?

— Два — три дня, не больше, — успокоил его Костя и невесело улыбнулся. — Не натвори дел, пока меня нет.

— Не обещаю, — с серьезным выражением лица ответил ему Стас. — Но постараюсь. Черт, это значит, что опять мне забирать Антона...

Отъезд Кости пришелся очень кстати, Стас получил возможность вплотную заняться Черновым. Он отодвинул все свои дела, внимательно просматривая данные, и наконец смог найти нужный адрес. Там, если сведения были точны, проживали родители Виталия.

Оказавшись у подъезда, Стас внимательно разглядывал высотный дом, с первого взгляда производивший впечатление респектабельного. Закрытая территория, отдельная стоянка, на которой виднелись не самые дешевые машины, чистая, благоустроенная детская площадка — все свидетельствовало о том, что здесь проживают состоятельные люди. Решив, что медлить незачем, Стас направился ко входу.

— Кто? — поинтересовался женский голос, когда он позвонил в квартиру.

— Милиция! — громко ответил Стас и махнул перед глазком раскрытой ксивой. За дверью ойкнули и загремели замком. Через несколько секунд перед Стасом предстала статная высокая женщина с горделивым, как принято говорить, аристократическим лицом. При виде гостя она поджала тонкие губы и нервно затеребила ворот платья.

— Что-то случилось, офицер?

Это прозвучало так киношно, что Стаса невольно передернуло от подобного обращения.

— Полковник Лазарев, — представился он, снова предъявив удостоверение, а затем быстро его спрятав. — Пройти можно, или на пороге разговаривать будем?

— Да, разумеется, — тоном, которым обычно просят выйти вон, произнесла женщина и посторонилась, позволяя Стасу войти. — Сменной обуви у вас, разумеется, нет. Ну что ж, проходите так, не разувайтесь.

— Галина, кто это? — пробасили из глубины квартиры. Женщина сделала большие глаза и укоризненно посмотрела на Стаса.

— Это офицер милиции, — громко сообщила она. — Славочка, ты отдыхай, я сейчас уведу его на кухню.

— Не шумите только, — страдальчески попросил невидимый Славочка, и женщина, ловко ухватив Стаса за локоть, потащила его дальше по коридору.

— Мой муж — писатель, — сообщила она, когда они оказались на кухне. — Ему требуется полный покой и сосредоточенность! Иначе вдохновение упорхнет.

— И много он издал книг, этот писатель? — скептически поинтересовался Стас, усаживаясь на невысокий диванчик. Галина посмотрела на него осуждающе.

— Истинные гении, — с нажимом произнесла она, — при жизни никогда не были признаны обществом.

— Значит, ни одной, — насмешливо фыркнул Стас, изрядно позабавленный порядками в этом доме. И здесь вырос тот самый Чернов? Очень интересно.

— Виталий Чернов приходится вам сыном? — спросил он, решив перейти к делу. Он достал из кармана фотографию, на которой заранее вымарал изображение Кости, и женщина сразу будто окаменела.

— Этот человек мне не сын, — холодно ответила она. Стас удивленно поднял бровь. — Больше не сын. Я растила хорошего, добропорядочного мальчика. И он умер — для меня. Та аморальная тварь, которая сейчас носит это имя, не имеет ко мне отношения.

— Что? — опешил Стас, ничего не разобравший из услышанного бреда. — Как — умер? Когда? От чего? Где свидетельство о смерти?

— Вы что, не понимаете? — взвилась Галина, порывисто стиснув ворот платья. — Он... Он преступил все законы морали и нравственности. Мой сын, мой мальчик, пал на самое дно порока, связавшись... Я не могу это произнести.

Она отвернулась, едва не глотая слезы. Стасу стало противно. Он ясно видел наигрыш, фальшь разыгрываемого спектакля, и от этого оставалось липкое чувство брезгливости. Резко поднявшись, он грубо потряс женщину за плечи.

— Толком говори, что случилось. И хватит истерик!

— Что вы себе позволяете! — вскрикнула она, но быстро стушевалась под яростным взглядом.

— Что произошло? — настойчиво повторил Стас, отпустив ее.

— Я застала его... — Галина, испуганно глядя ему в глаза, всхлипнула, — с парнем! Господи, я чуть не сошла с ума! Я требовала, чтобы он пошел к врачу, к священнику, психологу...

— К черту на рога, я понял. Дальше! — поторопил ее Стас, которому изрядно надоело выслушивать поток сетований.

— А он сказал мне, что это нормально! — всплеснула руками Галина. — Что он любит его! Славочка так переживал, у него даже случился творческий кризис! Мы пригрозили выгнать его из дома, если он не откажется от этой гадости, а он взял и ушел! К этому!

— Давно это было? — продолжал допытываться Стас. — Как звали его любовника?

Губы Галины болезненно искривились.

— Любовника... — повторила она. — Как это мерзко.

— Его имя, — прошипел Стас, теряя терпение. — Быстро!

— Я не помню! — заполошно выкрикнула та. — То ли Кирилл... То ли Костя... Да, Костя! Я уговаривала его вернуться, угрожала, что прокляну. Но в него словно бес вселился! А потом эти фотографии...

— Фотографии? — насторожился Стас, моментально сделав стойку. — Какие фотографии?

— В журнале, — брезгливо скривившись, ответила Галина. — Такая гадость...

— Что за фотографии? — Стас едва сдерживался, чтобы снова не встряхнуть ее. — В каком журнале?

Плечи женщины внезапно поникли, она разом постарела на десяток лет.

— Я покажу, — неожиданно спокойно произнесла она. — Сама не знаю, зачем я это сохранила...

Журнал оказался обычный, глянцевый — двухгодичной давности. С одной из страниц на него смотрел тот самый Виталий Чернов. Что он рекламировал, Стас не обратил внимания — было не до этого. На тех фотографиях, которые ему подкинули, лицо Чернова было видно в профиль, что сильно искажало восприятие. Здесь же...

— Он работал моделью? — забыв, как дышать, уточнил он у Галины, которая обхватила себя руками, будто ей было холодно. Та кивнула.

— Агентство у них еще так пошло назвалось, — тихо произнесла она. — "Нарцисс". Разве это мужское занятие? Это позор, пятно на всю семью. После этого я решила, что у меня нет сына.

Стас не слушал ее. Он, не отрываясь, смотрел на фотографию, и внутри становилось все холоднее и холоднее. Пальцы сжались, комкая жесткую бумагу. Он, наконец, узнал изображенного на них человека, а название модельного агентства только подстегнуло проснувшуюся память. Теперь все становилось на свои места.

— Где он сейчас? — перебил он продолжавшую что-то бубнить Галину. Та, осекшись, недоуменно воззрилась на него. — Где живет, я спрашиваю! Адрес!

— Он уехал чуть больше двух лет назад, — под его почти безумным взглядом женщина в испуге отступила назад. — В Канаду, кажется... Он звонил, что-то пытался сказать, но я бросила трубку.

— Уехал, значит... — Стас смотрел сквозь нее, бездумно сминая журнал. — Два с половиной года назад... Как и было велено... Молодец мальчик, сообразил, что не стоит дергаться. Только вот...

Не договорив, он развернулся и зашагал к выходу. Здесь больше было нечего делать.

— Подождите! — окрик нагнал его уже на лестнице. Галина, выбежав на площадку, перегнулась через перила, с отчаянием заглядывая ему в глаза. — С ним... все в порядке? Вы ведь зачем-то его разыскивали...

— Не надо было бросать трубку, — резко, не скрывая презрения, отозвался Стас. Ему было ее не жаль. — Я бы сказал, что ты проебала сына, но, кажется, ты даже этим не занималась. Иди, Славочка заждался.

Не дожидаясь ответа, он поспешил вниз. Его не оставляло жуткое ощущение, что отпущенное ему время утекало буквально на глазах. Нужно было срочно забрать Антона из школы, а потом... А потом предстоял очень серьезный разговор с Костей. При мысли об этом Стаса затрясло.

Выйдя из подъезда, он набрал номер Антона, но в трубке слышались лишь длинные гудки. На уроке? Стас посмотрел на часы. Нет, как раз сейчас должна была быть перемена. Не слышит? Забыл дома? Стас выругался и набрал другой номер. Костя тоже не брал трубку.

Он звонил снова и снова, уже сидя в машине и даже потом, выруливая на проспект. Телефон Антона не отвечал, в динамике, как и прежде, уныло неслись длинные гудки, наводя тревогу своей монотонностью. Отшвырнув мобильник, Стас мертвой хваткой вцепился в руль и прибавил скорость. Кажется, время вышло.

Все детали, так долго терявшиеся в хаосе, вставали на свои места, создавая если не цельную картину, то хотя бы эскиз. Как он мог быть так слеп? Ведь с самого начала были понятны две вещи. Первое: тот, кто подкинул фотографии, добивался одного — чтобы он, Стас, обратил на Артемьева внимание. Второе: этот кто-то явно был очень хорошо осведомлен о личной жизни Кости и о подробностях тех дел, которые он вел. Что в первом случае, что во втором, Артемьев не был неаккуратен, зря не болтал, а уж о том, с кем он спит, никто не знал вовсе. В расчет следовало принять две вещи: обличающие снимки и визит Махова, вторично заставивший его обратить внимание на следака. Все остальное: жалоба Лугиной, вся история с Пальчиковым, очевидно не имело прямого отношения к провокатору, но послужило идеальными помехами, замаскировавшими самое важное. Если откинуть это, вывод напрашивался лишь один: фотографии, с которых все началось, не мог подкинуть никто, кроме самого Кости. Зачем?

Напряженно уставившись на проезжую часть, Стас вспоминал.

Рейд можно было считать успешным. Точку, про которую ходили настолько недобрые слухи, что даже у не отличавшегося особыми сантиментами Лазарева волосы вставали дыбом, накрыли, взяв нескольких клиентов, целый выводок "ночных бабочек", которые, на этот раз, были весьма признательны стражам порядка, и даже одного из устроителей веселого дома. К нему было особенно много вопросов — например, касательно нескольких женских трупов, обнаруженных три месяца назад. Все складывалось вполне удачно, если бы не одно "но", с которым Стасу теперь предстояло разобраться.