Вопрос был вполне естественный, но прозвучал неожиданно. Даже в обычной жизни на него не всегда просто ответить, ведь маловероятно, что спросивший явно не хотел выслушать краткий пересказ твоей, биографии, а тут ещё и биография подвела.
— Я просто тренируюсь перемещаться из одного места в другое, — надо думать, человек видел, как я появился из ниоткуда, так что придумывать откуда я мог прийти смыслы не имело. — Меня зовут Ригхас.
— Это я заметил. Надо сказать, весьма удивительно и тем более приятно встретить тебя именно здесь. Видишь ли, это место остается неизменным уже сотни лет, но ты первый, кто пришел сюда без моей помощи. Так это получилось у тебя случайно, Ригхас, или ты знал, куда направляешься, а если знал, то откуда? Кстати, когда придумываешь себе новое имя, стоит потренироваться его произносить перед зеркалом. Ах да, ко мне можно обращаться Лайлтис. — Он расплылся в улыбке и добавил. — Похоже не стоило блистать проницательностью, если не знаешь с чего начать можешь ответить на вопрос.
— Хорошо, попробую объяснить. Действительно, я хотел попасть именно сюда. Не вдаваясь в подробности, у меня было видение, в котором я сюда приходил, и очнувшись я решил попробовать его повторить.
— Уже интересно, а что ещё было в этом видении? Ты встречался со мной или меня здесь не было? Ты смог войти за стекло?
— Да, сразу оказался внутри, и, кажется, я был хозяином этого места. — Я понимал, что настоящий хозяин сейчас сидит за столом, и от этого мне стало не удобно.
— Это ещё более интересно, я создал это место, других хозяев у него не было, нет, и не предвидится.
— Тогда возможно я был..., — я замялся, решая, как лучше обращаться, — тобой.
Лайлтис опустил лицо к столу, подперев подбородок рукой, что-то решил и продолжил.
— Весело. Скажи, Ригхас, может быть, ты заблудился в Неявном Лабиринте?
— Именно так. Правда, заблудился — это не совсем подходящее слово, чтобы заблудиться нужно искать дорогу куда-либо, даже не так, должно быть хотя бы смутное представление цели пути, а у меня такого нет.
— Разве ты не ищешь выход? — Хозяин дома указал открытой рукой куда-то в бок, я уже начал обшаривать взглядом книжные полки, когда перед ними возникло кресло.
— Теоретически ищу, — согласился я, усаживаясь. — Но на практике, по большей части смотрю, то что мне преподносится, а когда происходящее меня совсем не устраивает, пытаюсь что-то изменить.
— И правильно делаешь! Во-первых, здесь хорошо, открывается масса возможностей, во-вторых, не известно, существует ли выход в принципе, в-третьих, думаю, ты понимаешь, чем заплатил за вход, поэтому, если выход все-таки есть, то подозреваю придется отдать за него то же самое, только в многократно большем размере. Мне поиски выхода не принесли ничего, кроме расстройства, достаточно долго я занимался ими не покладая рук. Знаю, что ты хочешь спросить, в здешних условиях не всегда легко уследить за ходом времени, могу сказать только примерно: порядка трех тысяч лет.
— Думаю, многие согласились бы и не такое, чтобы прожить так долго. Хотя отсутствие выхода все портит
— Это, мой друг, ни что иное, как жадность. Вероятно, недавно ты спокойно жил в каком-то мире, в каком-то городе, большую часть времени работал, спал, шел на работу и с работы и так далее, быть может у тебя была гипотетическая возможность куда-нибудь переехать ничего толком не поменяв, а может и её не было. Средняя продолжительность жизни твоих соотечественников наводила на мысль, что примерно треть жизни уже позади, и за оставшиеся годы ты вряд ли успеешь попробовать хотя бы десятую того, что попробовать хочется. Сейчас ты наверняка побывал в нескольких различных шкурах, пошатался по нескольким мирам, не встретив никаких серьёзных преград, узнал, что имеешь шансы прожить значительно дольше, чем собирался, но вдруг кто-то сказал, что тебя как-то ограничивают, и тебе уже не нравится. Да, это одно из самых сильных чувств, тупая жадность. Кстати, что ты видел, когда был мной? Мне пора начинать смущаться?
— Здесь, практически ничего, а вообще... — Я вкратце пересказал случившееся, собеседник внимательно слушал, иногда кивал. Про себя же я подумал, что понятия не имею, с кем разговариваю, и не стоит рассказывать о себе всё подряд. — Чем всё кончилось? Антон смог "вырасти"?
— Нет, я и тогда на это не особо рассчитывал. Просто людям стоит иногда говорить, что они особенные, это помогает им ощутить осмысленность своего существования и просто приятно. Конечно, я стер все события из его памяти, но кое-что неосознаваемое осталось.
Неожиданный поворот, теоретически я понимал, что сказанное не обязано быть правдой, но мне в это очень хотелось верить. Хотелось верить даже не потому, что хорошо звучало, а просто потому, что и так до сих пор в целом я ни хрена не понимал, а теперь получалось, что даже то немногое, что мне известно нужно ставить под сомнение.
— А как же все остальное, что ты ему рассказывал? Это тоже неправда?
— Честно? Не знаю. Я никогда не встречал этих могущественных существ, о которых говорил. Очень много слышал, но ни разу не встречал. Проклятый Лабиринт, он буквально издевается надо мной. Первый раз, когда услышал слова Хранитель и Охотник в таком контексте, я вообще не придал им значения, но буквально через пару дней то же самое мне рассказали в совершенно другом мире, с принципиально другой культурой. Вскоре я не сомневался в их существовании, мне ужасно захотелось встретиться хотя бы с одним из них, столько вопросов нужно было задать. Но не тут-то было, поначалу я думал, что мне просто не везет, лишь много позже я осознал, что у меня не осталось ни судьбы, ни удачи, есть только Неявный Лабиринт. Сотни раз я слышал о них, сотни раз пытался передать просьбу найти меня, нет числа людям, которые искали для меня хоть какие-нибудь следы. Порой мне удавалось достаточно хорошо узнать того, кого ищу, случалось опоздать меньше, чем на минуту.
— А Кольцо миров? Это и есть цель его существования, свести тебя кем-то из них?
— Изначально, да, — Хранитель кивнул, — только не надо думать, что я паразитировал на них. Я очень многое делал для этих миров, не сказать, чтобы результаты всегда соответствовали ожиданиям, но все же перемены в большинстве были к лучшему. Как уже говорил, со временем я понял, что мне не позволят ни с кем встретиться. Причина запрета мне кажется вполне очевидной, мне могли бы помочь выйти из Лабиринта, нарушив его работу.
— А как же те, кто "вырос" под твоим присмотром, механизм ограничивает и их?
— Все куда проще: их нет. — Лайлтис развел руками. — Думаешь, Совет Кольца миров был мне нужен, как способ управления? Да ни разу, это как раз одни из тех, на кого, я возлагал надежды, но единственное, что они смогли сделать — убедить меня в ограниченности человеческих возможностей. Иногда мне даже казалось, что именно встреча со мной не позволила им пойти дальше.
— Или наоборот, тебе подсовывали исключительных бездарей, — попытался пошутить я. — Закономерно возникает ещё один вопрос...
Я остановился только чтобы набрать воздуха, но Лайлтис не дослушал.
— Конечно, мы не одни в Лабиринте. Мне довелось встретить не один десяток наших братьев по несчастью, но сейчас связь поддерживаю только с одним. Что случилось с остальными, не знаю. Может быть они просто обитают в другом месте, может нашли выход, а может нашли покой. Кстати сказать, некоторые из них явно встречали высших существ, но почти никакой пользы из этих встреч не извлекли, и меня свести с кем-нибудь опять же не смогли.
— В твоем описании, как-то все слишком печально, а ведь сам говорил, что получил, больше, чем мог представить. Жадничаешь?
— Жадничаю, как без этого. Вообще-то я уже получил невероятно много впечатлений и продолжаю получать. Если показалось, что я жалуюсь, то это только показалось. Я рассказал это с другой, куда более корыстной целью. — Он внезапно замолчал, явно ожидая от меня какого-то ответа.
— Какой-же? — Почти автоматически спросил я, но собеседник молчал. — Хорошо, давай я попробую догадаться. Ты немного застрял в саморазвитии и надеешься, что мне будет показано нечто, что тебе не показали, и это поможет сдвинуться с мертвой точки? Я прав?
— В целом да, только точка не такая уж и мертвая, и вообще не думаю, что ты преподнесешь мне откровение. Однако подозреваю, что пути у всех разные, поэтому меня устроит взглянуть краем глаза на твой, это должно быть по меньшей мере интересно. Так что будь внимательней, не проскочи поворот, он не всегда похож на развилку, иногда нужно свернуть с дороги в самые дебри!
— А без поэзии, что-нибудь по делу посоветуешь?
— Я могу давать разнообразные дельные советы несколько дней, не замолкая, но я не знаю, что понадобится тебе завтра. То, что считал действительно важным, я уже сказал. Если будут вопросы, ты знаешь, где меня искать.
Нужно быть полным кретином, чтобы, встретив человека, прожившего несколько тысяч лет, не задать столько же вопросов, но на ум пришли только два:
— Уже есть, прежде всего, можно ли как-то по собственному желанию вселяться в людей? И соответственно выселяться?
— Если ты осознаешь себя, то уйти проще простого, происходит примерно также, как ты попал сюда. Вселиться сложнее, у меня стало получаться только через несколько десятков лет, поэтому, если внешние силы помогли тебе с этим, не торопись убегать. И ещё, что касается вселения в других людей, просто перемещения, и собственно внешних сил, есть люди и места, закрытые для посещения. Думаю, есть и третий вопрос. Так вот, я никогда не пробовал умирать, а тех, кто попробовал, больше никогда не видел, но, строго говоря, это ничего не значит.
— Действительно, это меня тоже интересовало. И ты напомнил мне ещё кое-что. После того, как уничтожил тех бунтовщиков, я, то есть ты, рассказывал Антону, что прочел мысли всех советников, это правда? Такое вообще возможно?
— Возможно, почему нет, только про всех я приврал, всех мне было лень. Рас уж ты спросил, то нельзя не упомянуть о ещё одном подарке Неявного Лабиринта, наши мысли читать нельзя, или можно, но сложно, и я не умею. Конечно, это не защищает от обычной проницательности.
— Что ж, спасибо, я узнал много нового. Постараюсь подготовить побольше вопросов к следующей встрече.
— Тогда увидимся, — Хранитель кивнул на прощанье.
Я встал с кресла, вышел из кабинета на несколько шагов и отправился домой, второй раз было намного проще.
Глаза быстро привыкали к полумраку, я прикрыл за собой дверь и стараясь не смотреть на окутанную тенью дверь напротив входной пошел в комнату.
Надо сказать, нестабильность ситуации начинала меня утомлять. Да, я уже отдаленно представлял, чем занимаюсь, но при этом я понятия не имел, что может произойти в следующую секунду, я постоянно сталкивался с людьми, и не только с людьми, от которых опять же можно было ожидать в прямом смысле всего, чего угодно. Людям надо отдать должное, чем угодно они не злоупотребляли.
Короче говоря, я хотел не на долго отстраниться от этого всего, создать хотя бы иллюзию человеческой жизни. Поскольку ничего отдаленно напоминающего обязанности у меня не было, оставалось изображать тунеядца. Что делает любой уважающий себя бездельник, вернувшись домой? Правильно, идет перекусить. Этим я и занялся, поставил чайник, заглянул в холодильник, ничего не взял, просто примерился, только потом разулся и бросил куртку на кровать.
Положение песка в часах на глаз не изменилось, тем не менее они напомнили, что совсем расслабляться не стоит. Процедуры направленные на повышение чувства реальности отменять я не хотел, просто решил не растягивать, например, можно было сходить в душ, пока чайник кипятится. Уже в полотенце я вернулся к плите и убавил огонь.
После встречи с Лайлтисом мне наконец-то появилось, над чем думать. Дело в том, что до этого у меня голове пересыпался набор отдельных наблюдений, теперь же стали вырисоваться связи хотя бы между базовыми вещами. С другой стороны, большая часть того, что он говорил — необоснованные предположения. Вместе с тем, я не знал, насколько могу ему доверять, он сам сказал, что имеет определенный интерес в отношении меня, но возникал вопрос: не помешают ли он мне воспользоваться выходом, когда я его найду. Если Хранитель не соврал о своем возрасте, то разгадать его игру могло оказаться совершенно непосильной задачей. Оставалось принимать сказанное на веру, но быть готовым пересмотреть любые размышления, при возникновении противоречий. Наконец, не стоило рассказывать без необходимости о людях и событиях, например, ему совсем не нужно знать о Хиарре, не нужно ему знать и о Крихоне. Не знаю почему, но эти два загадочных кадра вызывали у меня куда больше доверия. Впрочем, им при встрече рассказывать всё тоже не обязательно.
Странник Крихон, после разговора с Лайлтисом представал в совсем ином свете. Если он не был связан правилами Лабиринта, то наверняка поддерживал связь с кем-то ещё, и просто мог обладать кучей полезных знаний и навыков. С другой стороны, я мог его больше никогда не встретить, его точно не стоило пытаться знакомить с Хранителем, по словам последнего система была явно против.
С Хиаррой мы, вроде, договорились обмениваться всей полученной информацией. Но она тут же показала, мне что у неё есть причины мне не доверять, возможно, те же причины имели вес и для взаимности. Рассказать ей всё, что узнал, без указания источников, значило, явно, показать, что мне есть что скрывать. С другой стороны, всегда все можно было свалить на догадки, шестое чувство и сплетни деревенских колдунов. Все же я решил её пока не искать.
Дожевав бутерброды и допив чай, я вышел в коридор, свернул дважды направо, потом налево. За мгновение до того, как я, шагнув за порог "обычной двери", отдал себя на милость Лабиринта, кончики пальцев правой руки словно пронзили несколько ледяных иголок.
Верность мечте, как призвание.
Дождя не было уже больше двух недель. В небе виднелся малюсенький клок тумана, не позволявший сказать "в небе не облачка", но явно погоды не делавший. Людей можно было поделить на два вида: тех, кто мог себе позволить таять, как оставленное кем-то мороженное в вафельном стаканчике, на скамейке у трамвайной остановки, и предавался блаженству, и тех, кто ввиду некоторого долга, этого позволить себе не мог и питал искреннюю ненависть к солнцу, всему блестящему и людям из первой категории.
Аня заметила краем глаза здоровенного кота за стеклом ювелирного магазина, спустя секунду она осознала, насколько кот был там неуместен, и оглянулась, никакого кота не было. Аня мысленно пожала плечами и пошла дальше, за углом мужчина с мокрым пятном на спине, чертыхаясь, тер глаза.
— И чем же кот из ниоткуда лучше моего облака?
— Ничем, это средства только средства, одинаково невинные, — начал объяснять я. — Я говорю о целях. В дорожной пыли большого города может быть такое, что многим химикам с биологами и не снилось, а вот яркое солнышко никому не навредит, если не перебарщивать и должным образом прищуриваться.
