| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Разумова всыпала ещё пакет.
– Лена, где у нас соль?
– А вот соли надо совсем чуть-чуть, – посоветовала Светка. – Тушёнка ведь солёная. Смешаем, и нормально будет.
– Ой, а чем размешивать? – спохватилась повариха.
Староста протянул ей длинную щепку:
– Это подойдёт?
– Подойдёт. Лена, возьми, помешай кашу, чтобы не пригорела, – обратилась она к Коко. – Мальчики, а вы открывайте пока тушёнку.
Разумова подняла две банки ладонями кверху, и их моментально расхватали жадные до работы руки тройняшек.
– А мне? – спросил один из них, которому не досталось банки.
– Да, почему только две? – поддержал Синицыных Малой. – Я один могу съесть целую банку!
– О, Боже! – закатила глаза Дашка и вытащила ещё одну. – Смотрите, не лопните потом, обжоры.
Лена ползала по рюкзакам в поисках соли, и вдруг задела гитару. Струны мелодично напомнили всем о том, что кроме каши в мире бывает ещё и духовная пища.
– Ирочка, спой, – попросила Лена, передавая Нестеровой музыкальный инструмент.
– Не хочу... – закапризничала та.
Гитару перехватила Светка. Никто и не сомневался, что она это сделает. Девушка провела по струнам пальцами, глаза её от удовольствия сузились.
– Папина любимая, – объявила она. – Он в юности тоже в походы ходил. Жалко, что меня тогда ещё не было... Я бы с ним хоть куда – хоть на Килиманджаро залезла!
Ирка пересела поближе, боясь пропустить что-нибудь интересное.
– Так а ты не с ним, разве, в походы ходила? – спросила она.
– Не-а. С его студентами. У нас была приятная компания: два парня и две девушки, ну, и я в довесок... – Светка засмеялась. – Я с четырнадцати лет стала с ними ходить. Мама меня сначала боялась отпускать, но ребята были очень надёжные, с такими хоть в огонь и воду, и она потом всё-таки разрешила.
– Коко, не забывай помешивать кашу, – невпопад напомнил Малой, но на его слова никто не обратил внимания, даже сама Курочкина. Всех очень заинтересовал маленький кусочек из биографии Светланы Карамышевой.
Девушка попробовала несколько первых аккордов и болезненно сморщилась:
– Расстроилась на морозе... Сейчас, минутку...
Все терпеливо ждали, когда она настроит инструмент. Светка сидела на краю бревна, отвернувшись от костра, чтобы гриф гитары не упирался в соседа – Юрку Гарина, – и свет освещал лишь её профиль. Позади неё чернела непроглядная темнота леса. К вечеру заметно похолодало, и изо рта девушки шёл густой белый пар. В глухой тиши зимней тайги ноты перебираемых струн звучали таинственно и волшебно.
– Давно не держала в руках гитары, – улыбнулась Светка, – уже, наверно, недели две...
– Ты классно с ней смотришься, – заметил Брыкин. – Лёшка тоже поёт, мы его потом попросим, пусть что-нибудь сбацает.
– Ничего я не буду бацать, – буркнул Иванов. – У меня гангрена.
– Не приставайте к Лёшеньке, – встала на его защиту Ирка. – Лучше я спою. Если хорошо попросите.
– Ой, ой, ой! – запаясничал Борис.
– Ну, всё. Тихо! – Нестерова показала ему кулак. – Не порти хорошее настроение.
– Вот, возьми щепку и помешивай кашу, – нашла ему работу Разумова.
– Да он всё слопает, ты что! – в страхе воскликнула Коко.
Светка прыснула, упав грудью на гитару. Потом собралась с мыслями и проговорила:
– Эту песню написал Визбор – был такой композитор давно-давно. Он тоже в походы ходил, и поэтому песни у него классные получались. Эта песня про лётчика – Серёгу Санина. Был такой лётчик давно-давно, в прошлом веке, во время войны. Он был очень отважным.
И она запела:
С моим Серёгой мы шагаем по Петровке,
По самой бровке, по самой бровке.
Жуём мороженое мы без остановки –
В тайге мороженого нам не подают.
То взлёт, то посадка, то снег, то дожди,
Сырая палатка, и писем не жди.
Идёт молчаливо в распадок рассвет.
Уходишь – счастливо! Приходишь – привет!
Идёт на взлёт по полосе мой друг Серёга,
Мой друг Серёга, Серёга Санин.
Серёге Санину легко под небесами,
Другого парня в пекло не пошлют.
То взлёт, то посадка, то снег, то дожди,
Сырая палатка, и писем не жди.
Идёт молчаливо в распадок рассвет.
Уходишь – счастливо! Приходишь – привет!
Два дня искали мы в тайге капот и крылья,
Два дня искали мы Серёгу.
А он чуть-чуть не долетел, совсем немного
Не дотянул он до посадочных огней.
То взлёт, то посадка, то снег, то дожди,
Сырая палатка, и писем не жди.
Идёт молчаливо в распадок рассвет.
Уходишь – счастливо! Приходишь – привет!
У Светки был приятный голос, она его намеренно огрубляла лёгкой хрипотцой, но никто из слушателей даже не подумал подтрунить над ней по этому поводу. Перебирая струны, чуть улыбаясь, девушка пела и смотрела в темноту леса, и в её зрачках плясали языки костра. На припеве она взмахивала чёлкой, выбившейся из-под шапочки, и голос её становился чуть сильней и напористей. Спев последний куплет, она вздохнула.
– Это папина любимая, – ещё раз сказала она, прижав ладонь к струнам. – А вот эта – самая легендарная у Визбора, про солнышко лесное. Папа говорит, что этой песне уже тысяча лет, но туристы до сих пор поют её у костра. Она немножко печальная. Ну, как и первая.
Она обвела всех озорным взглядом и, чуть наклонив голову набок, ударила по струнам:
Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены,
Тих и печален ручей у янтарной сосны,
Пеплом несмелым подёрнулись угли костра,
Вот и окончилось всё – расставаться пора.
Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях
Встретишься со мною?
Крылья сложили палатки – их кончен полёт,
Крылья расправил искатель разлук – самолёт,
И потихонечку пятится трап от крыла,
Вот уж действительно пропасть меж нами легла.
Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях
Встретишься со мною?
Не утешайте меня, мне слова не нужны,
Мне б отыскать тот ручей у янтарной сосны,
Вдруг сквозь туман там алеет кусочек огня,
Вдруг у огня ожидают, представьте, меня!
Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях
Встретишься со мною?
– Никогда не слышала этой песни, – задумчиво сказала Ирка. – Как хорошо! Какой у тебя чудесный голос, Света... Спой ещё что-нибудь?
Светка повернулась и поймала на себе скользящий взгляд Алексея. Парень всё ещё хмурился, но уже чисто для проформы. Карамышева засмеялась и протянула гитару Ирке:
– Теперь твоя очередь, Ируся.
– Ой, да я плохо пою... – замахала руками девушка. Но все посмотрели на неё с таким немым укором, что ей пришлось сдаться. Она взяла гитару. – Но только я спою ещё более печальную песню. Раз уж пошла такая мода... Эту песню вы все знаете. Мальчиков прошу не буянить: песня для нас, женщин, горячо нелюбимых...
Она задела струны, вздохнула. Подумала, ловя вдохновение, потом сильным гортанным голосом запела*:
Как из прошлого проклятье,
Зарыдала скрипка с болью.
Пролилось вино на платье –
Присыпаю его солью.
Отчего же скрипка плачет,
Неужели скрипке больно?
Я прошу, не надо, скрипка,
Хватит скрипка, ну, довольно!
Скрипка-скрипка, чаровница,
Ей смеяться бы – не плакать!
Скрипка, что могло случиться?
Со свечи воск начал капать.
Скрипка, чаровница-скрипка,
Мои силы с воском тают...
Ветер в грудь встречает липка –
Цвет теряет, цвет теряет.
Не терзай мне душу, скрипка,
Я прошу, не надо боли!
На лице моём улыбка –
Улыбаюсь против воли.
Ну какой колдун заставил
Скрипку плакать вечерами,
Душу вынул – боль оставил
Под цыганскими шатрами.
Скрипка-скрипка, чаровница,
Ей смеяться бы – не плакать!
Скрипка, что могло случиться?
Со свечи воск начал капать.
Скрипка, чаровница-скрипка,
Мои силы с воском тают...
Ветер в грудь встречает липка –
Цвет теряет, цвет теряет.
В канделябрах гаснут свечи,
И, совсем как наважденье,
За окном мелькнул под вечер
Образ твой лишь на мгновенье.
Ветру за окном не спится,
Куролесит он весь вечер.
Милый, ты мне часто снишься!
В канделябрах гаснут свечи...
Скрипка-скрипка, чаровница,
Ей смеяться бы – не плакать!
Скрипка, что могло случиться?
Со свечи воск начал капать.
Скрипка, чаровница-скрипка,
Мои силы с воском тают...
Ветер в грудь встречает липка –
Цвет теряет, цвет теряет.
— — — — — —
*"Скрипка", музыка Александра Воронцова, стихи Николая Варавина – популярная песня конца второго десятилетия XXI века (в исполнении Татьяны Петровой).
Она едва допела до конца – по щекам её текли крупные слёзы.
– Ира... – прошептала Курочкина.
Но Ирка вскочила, быстро нацепила лыжи и растворилась в темноте. Из леса донеслись её сдавленные рыдания.
– Ируся!
Светка бросилась за нею.
– Ненормальная, – пожал плечами Малой. – Это всё от голода. Я вам точно говорю. Когда там каша сварится? А то я сейчас тоже разревусь...
– Дурак, – прошипела Дашка и стукнула его щепкой по шапке.
Вокруг костра повисло неловкое молчание.
По следу, оставленному Иркой, Светка нарочно шла не торопясь, чтобы плачущая девушка, которая мчалась по глубокому снегу не разбирая дороги, проревелась, устала и стряхнула с себя стресс.
"Глупенькая! Ну просто маленькая, глупенькая девочка!" – думала про неё Светка, улыбаясь в душе. Она прекрасно понимала, из-за чего с Нестеровой случилась эта истерика. А главное, она знала, что вся трагедия была выстроена на песке.
Макушки деревьев освещались луной, от них молочный свет струился вниз, отбрасывая причудливые тени. Они были настолько необычны, что порой казалось – вокруг тебя тропические джунгли, а снег – это не снег, а белый горячий песок... Иногда в зарослях промелькивала мордочка обезьяны, а то и целый бегемот выглядывал... Было тихо, темно, но совсем-совсем не страшно.
Ирка уже не рыдала. Она остервенело боролась с сугробами, высоко поднимая ноги и затем снова глубоко проваливаясь. Без палок идти было трудно, и она несколько раз тонула в снегу, с трудом оттуда выкарабкиваясь. Минут через пять она остановилась, чтобы перевести дух. Лагерь уже был далеко позади, и даже костра не было видно.
Светка догнала её, решительно обогнула, зайдя спереди, и подступила вплотную, просунув одну лыжу между ног девушки.
Несколько минут они молча смотрели друг на друга. Слёзы на Иркиных щеках образовали две блестящие дорожки, которые матово мерцали в неверном свете луны. Линия губ была искривлена, но уже не от злости, а от жалости. Ирка даже в слезах была такая красивая, что у Карамышевой зашлось сердце от доброй зависти. Светка подступила к девушке ещё ближе и ласково улыбнулась, сорвав с себя шапку. Ирка тоже сняла шапочку, с облегчением выставив горячий лоб и щёки на морозный воздух. Светка сделала вперёд ещё полшага, потом продвинулась ещё на сантиметр, привстала на цыпочках, и их лбы коснулись друг друга.
– Я его люблю, – всхлипнув, прошептала Ирка, – так люблю, ты не представляешь даже...
– Я очень хорошо представляю, что ты самая глупая дурочка на свете, – проворчала Светка шутливо.
Ирка отстранилась от неё, не понимая.
– Он сегодня... он пытался меня поцеловать, но я его оттолкнула, – доверительно прошептала Карамышева, чуть-чуть приврав реальные события, чтобы окончательно не отпугнуть от себя несчастную девушку.
– Ты... ты оттолкнула его? – не веря своим ушам, проговорила та.
– Нет, не оттолкнула. Я его отпихнула! – весело воскликнула Светка. – У меня есть парень, с которым я переписываюсь. Мы почти помолвлены. – Она смешно закатила глаза, употребив это старомодное слово. – Ты слышишь, что я говорю?
– Парень! – пробормотала Ирка. – Помолвлены?
– Я его обожаю. Не знаю, может, и люблю, ну, как своих родителей, наверно...
– Вот кто из нас настоящая дурочка! – тихо засмеялась Нестерова. Она вдруг в порыве нежности крепко прижала к себе Светку. – Ты такая ещё глупышка, Света! Такая глупышка!
Она отпустила её, и девушки вновь долго смотрели друг на друга, улыбаясь каждая своим самым потаённым мыслям.
– Когда тебе стукнет семнадцать, ты поймёшь, что это такое, – продолжала учить её Ирка.
– А тебе уже стукнуло?
– Нет ещё... Но я всё равно намного тебя старше. – Она мотнула головой, расправив волосы. – Мне иногда хочется умереть...
– Оу, бой! – хихикнула Светка. – Ируся, я сейчас сама тебя убью! Что ты говоришь такое?
– Не знаю... Иногда мне кажется, что жизнь уже кончилась. А иногда... иногда – наоборот... что ещё всё-всё впереди, самое лучшее. Он меня тоже любит, я знаю, Света. Любит!
– Ну, любит или нет – этого я не могу сказать, – покачала головой Светка. Заметив, как задрожали губы подруги, она поспешила успокоить её: – Но я уж точно никогда не полюблю такого, как он.
– Какого "такого"? – насторожилась Ирка.
– Не люблю высоких телевышек и к тому же нахалов, – отрезала девушка довольно гневно.
Нестерова улыбнулась, покачала головой.
– Алёша не нахал. Это ты загнула! – Она облегчённо рассмеялась. – Нахал... Выдумала тоже!
Карамышева ткнула её пальцем в нос, будто нажав на кнопку:
– Вот что, я тоже кое-чему могу тебя поучить, Ируся. Хоть и маленькая, как ты мне тут заявила.
– Ну, и чему ты хочешь меня поучить? – с любопытством спросила та.
– А тому. Если ты будешь так страдальчески сохнуть по нему, закатывать истерики и лить слёзы, твой Лёшенька отвернётся от тебя навсегда. Книжки читать надо!
– Книжки?
– Да. В них про всё это написано.
– А что нужно делать? – почти в ужасе прошептала Ирка. – Это в книжках есть?
– Хм... – Карамышева сделала загадочное лицо. – Конечно есть!
Ирка ждала продолжения, но Светка, нагло испытывая её терпение, долго разглаживала в руках шапку. Наконец сказала:
– Полюби другого. Например, Громоотвода.
– Чи-во?! – открыла рот Нестерова.
– Я хотела сказать – понарошку полюби. И тогда Лёшка из ревности к тебе сам прибежит.
– Смеёшься? Громоотвода? – Иркины плечи брезгливо дёрнулись. – Уж лучше Синицыных. Всех троих. Или твоего братца Юрочку.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
