Тихие песни Эшленда

Текто открыл глаза. Свет был до боли ярким. А еще — белым. Тускло-желтое освещение Бчанд-Мерцерга почему-то преобразилось. Флавиус рывком вскочил на ноги. Вместо ржавых двемерских стен его окружали высокие своды из белого камня. Не исчезла только машина, она по-прежнему шипела и тряслась, извергая из своего нутра клубы серого пара.

— Я вижу, ты очнулся, брат. Добро пожаловать! — голос говорившего был удивительно приятным.

— Где я? — Флавиус не мог видеть поприветствовавшего его незнакомца. Он испуганно озирался по сторонам. Правая рука легла на рукоять меча.

— Ты в моей столице. На том языке, к которому ты привык, она называлась бы Новым Ресдайном, Городом-Королевством, — часть одной из белоснежных стен неслышно опустилась, и перед имперцем предстало совершенно невероятное существо.

Он был удивительно высок и внешне походил на альтмера, но первое впечатление было обманчивым. Ни один высокий эльф не мог быть настолько красив. Тонкие благородные черты лица, большие небесно-синие глаза и аристократическая худоба придавали собеседнику Текто совершенно неземной вид. Длинные белые волосы были заплетены в две косицы и украшены изящным серебристым обручем. Из одежды на незнакомце была лишь набедренная повязка, и все его тело, кроме лица, покрывали замысловатые узоры татуировок.

— Кто ты? — задал еще один вопрос ошарашенный Текто.

— У меня много имен. Когда-то я носил данмерское имя, но теперь уже забыл его. Меня называли Нереварином, Воплощением, меня клеймили еретиком и богохульником. Затем некоторое время я были известен как Темный Нереварин, и, по правде говоря, это имя мне нравится больше других. Сейчас меня называют Моим Величеством, но ты не должен обращаться ко мне так, брат мой. Зови меня Неревар.

— Как я попал сюда, Неревар?

— Через усилитель инстинктов, — Темный Нереварин похлопал ладонью по машине Бчанд-Мерцерга. — Видишь ли, на этом устройстве лежит мое заклятие. Когда двемеры создавали его, то наивно полагали, что смогут его контролировать. Увы, они ошибались. В четыреста двадцать седьмом году Третьей Эры в Морровинд приплыл я. Император Уриэль Септим увидел во мне воплощение Нереварина и... не ошибся.

— Подожди, но ведь четыреста двадцать седьмой год еще не наступил! — перебил Неревара Флавиус.

— Возможно, не наступил. Для тебя. Для меня же четыреста двадцать седьмой год остановился навечно. Мы с тобой беседуем в четыреста двадцать седьмом году, через год будет четыреста двадцать седьмой год, через десять тысяч лет тоже будет четыреста двадцать седьмой год. Время больше не имеет значения в моем мире.

— Я не понимаю тебя, — развел руки Текто. Он чувствовал себя словно в безумном сне. Как бы проснуться и дать отпор ординаторам? Они наверняка уже вломились в комнату с машиной!

— А хочешь понять?

— Наверное, хочу.

— Тогда приготовься слушать, — Темный Нереварин щелкнул пальцами, и перед ним и Флавиусом появилось по глубокому креслу. Следопыт с наслаждением плюхнулся в кресло. Нереварин удобно уселся в своем, взмахнул ладонью и сотворил для себя и гостя по стакану ароматного хмельного напитка. — Это вино называется эссенцией счастья, брат. Угощайся и слушай меня. Итак, в четыреста двадцать седьмом году я прибыл на Вварденфелл. К этому времени Дагот Ур почти достроил своего искусственного бога, Акулахана. Меня завербовали в Клинки, и главный из имперских агентов, Кай, открыл мне, что я, возможно, являюсь Воплощением. Сначала я не верил. Но затем, поняв, что самые гибельные задания, которые мне давал Кай, мне удается выполнить, не получив ни единой царапины, я начал постепенно прозревать. В бесконечных битвах с Шестым Домом ни стрелы, ни разрушительные заклинания, ни когти корпрусных тварей не могли причинить мне вреда. За короткое время я поднялся в иерархии Клинков Морровинда до самого верха, затем сместил Кая и получил право напрямую общаться с Императором. Уриэль Септим явно гордился мной. Он верил, что тяжелых и кровопролитных боев с армиями Дагота Ура, ведомыми под знаменем Акулахана, удастся избежать именно с моей помощью.

Я не обманул надежды Императора. К концу года с Даготом Уром было покончено. Это произошло сразу после того, как в одном из своих бесчисленных странствий я наткнулся на Бчанд-Мерцерг. Я перебил гнездившихся там вампиров и обнаружил в одной из комнат странную машину. Она работала. Я подошел к ней и по странному наитию нажал на самую большую кнопку. В тот же момент машина выплеснула из какой-то трубки немного необычной жидкости. Вместе с Клинками мы исследовали и жидкость, и машину. Как оказалось, эликсир позволял многократно усиливать врожденные таланты любого живого существа. Я не смог побороть искушение, чтобы не опробовать этот чудесный эффект на себе. Я выпил немного жидкости. Затем еще немного. И еще немного. В какой-то момент я почувствовал, что избыток эликсира приводит к самым неожиданным последствиям. Он пробудил во мне магические таланты, затем я понял, что понимаю, как работают механизмы двемеров, еще позднее, разговаривая с одним из Клинков, я обнаружил, что мои глаза видят сквозь его кожу. Я впервые почувствовал красоту внутреннего устройства живого существа. Моя жажда новых познаний и открытий становилась все невыносимее день ото дня. К тому же, Клинки начали подозревать, что я употребляю эликсир в недопустимых дозах. И тогда я убил их. Всех. Это было очень просто с моими новыми способностями. Одним заклинанием я превратил одних из лучших воинов Империи в пепел.

Я почувствовал радость убийства. Выполняя приказы Уриэля, я и не подозревал, что отнимать чужую жизнь так невыносимо приятно. Теперь же я был готов на все. За неделю я исполнил все пророчества о Нереварине. Силой и магией склонил все Великие Дома к назначению меня Наставником, затем вихрем пронесся по лагерям эшлендеров, уничтожая все на своем пути и заставляя их увидеть во мне грозного Нереварина из их сказаний. Потом была встреча с Вивеком, обретение Призрачного Стража и путешествие на Красную Гору. У Дагота Ура не было ни единого шанса. Его питало сердце, но мне давал силу эликсир, изобретенный двемерами, и против моих новых способностей Дагот не устоял. Я не стал убивать его, но подчинил его волю себе. С помощью моих многократно усиленных магических способностей я понял принципы работы Разделителя и Разрубателя и пустил магию Сердца Лорхана по иному пути, отбирая силу у Трибунала и передавая ее себе. Таким образом, я стал единственным богом Морровинда. Дагота Ура я отпустил, отобрав у него бессмертие и запретив пользоваться магией. Он дожил свой смертный век отшельником и умер глубоким стариком. По-моему, он был счастлив.

Я видел творящуюся на землях данмеров несправедливость и теперь стал воздавать каждому по заслугам. Первым пал лживый Храм. Я своими руками вырвал сердце из груди Вивека, затем отправился в Морнхолд и уничтожил Высокий Собор вместе со всеми священниками, ординаторами и их ничтожной богиней. Последним был Сота Сил. Я питал к нему некоторую долю уважения, поэтому появившись в его Заводном Городе, я долго беседовал с ним о вопросах мироустройства. Даже тогда, во время моего наивысшего расцвета, великий волшебник Трибунала кое-что понимал значительно лучше меня. Я убил его тихо. Просто щелкнул пальцами — и Сота Сил отправился исследовать доселе недоступный ему Этериус. Так я избавил Морровинд от ложных богов.

Но и этого мне показалось мало. Я долго экспериментировал, прежде чем сумел обратить вспять проклятие Азуры. И, наконец, в семьях темных эльфов начали появляться светлокожие младенцы. Это были первые возрожденные вслед за Нереваром кимеры. Теперь многострадальный народ был избавлен ото всех напастей, кроме одной. Но и она не стала проблемой. Империя была изгнана из Морровинда меньше, чем за месяц. Затем, по прошествии пары десятилетий (хотя, как я уже говорил, для меня по-прежнему стоял четыреста двадцать седьмой год), начались наступательные походы. Кимерские армии под моим командованием огненным маршем прошлись по провинциям Сиродильской Империи. Последним пал Имперский Город. Многомудрый Мартин Септим, сын Уриэля, последний великий человек из тех, кого я знал, отчаянно сопротивлялся моим непобедимым воинам. Я помню, что в ночь перед последним штурмом я лично появился в его комнате в Башне Белого Золота. Мартин сидел на своем ложе и крутил в руках длинный серебряный меч. "Я знал, что ты придешь" — он назвал меня по старому данмерскому имени. "Я не мог не прийти, Мартин" — ответил я. "Что ты ждешь от завтрашнего дня?" — снова забытое имя. "Победы". "А я — только смерти. Моя Империя пала. Пусть твоя продержится дольше". "Спасибо, Мартин. Удачи тебе завтра в бою". "Не сомневайся, твоим головорезам не взять меня живым".

Я исчез. А наутро повел свои войска на штурм. Люди не отступали без боя. Каждый район, каждый дом они отстаивали до последнего. Я видел, как наравне с солдатами сражались старики, дети, женщины, калеки. Имперский город превратился в самый настоящий кошмар, по булыжным мостовым текли потоки людской и кимерской крови. Я видел, как мои воины окружили Башню Белого Золота, и последние легионеры пали на ступенях, ведущих в святая святых Империи. Тогда двери Башни распахнулись. Мартин Септим был облачен в сверкающие доспехи. Он был один. Ни одного выжившего человека, кроме него, в городе не было. "Я готов!" — закричал он, вытаскивая из ножен свой меч. И в тот же момент он перестал существовать. Мои боевые маги мощным ударом обратили его тело в пыль, в ничто. Я помню бешеный рев радости десятков тысяч кимеров, которые не только вернули себе былую силу, но и многократно преумножили ее.

У меня осталось лишь одно слабое место — усилитель инстинктов. Его уничтожение могло бы обернуться для меня катастрофой. И тогда я наложил на него чары, из-за которых ты и находишься здесь. Магией я связал воедино прошлое, настоящее и будущее машины и заключил их здесь, в этой комнате. И к ней же я привязал основы своего мира и своей империи. Уничтожение машины означает и мою гибель, но кто бы и когда бы ни прикоснулся к усилителю инстинктов, будет уничтожен на месте. За исключением меня самого, то есть Нереварина. Любой, кто подходит, подходил или будет подходить на роль истинного или даже ложного Воплощения, становится моим гостем. Мы с тобой братья, Флавиус Текто. Братья по судьбе и крови, пусть я кимер, а ты человек. Я предлагаю тебе жить в мире, сотворенном мной. Ты первый из Воплощений, кто смог найти усилитель инстинктов, и поэтому я предлагаю тебе разделить со мной мою власть, брат.

— Но как же мое время? Моя собственная судьба? — Текто допивал уже третий стакан изумительно вкусного вина, который каждый раз чудесным образом пополнялся.

— Судьба? А не она ли привела тебя в Бчанд-Мерцерг? Не по ее ли зову ты сидишь сейчас напротив меня?

— А мои спутники?

— Погибнут, если ты оставил их перед ордами врагов. Или вернутся назад, если вы путешествовали в одиночестве. Оплачут твою смерть. А через некоторое время машину обнаружу я, еще не подозревающий о грядущих великих свершениях, и цикл мира, который знал ты, замкнется. Только ты останешься здесь.

— Но я не могу оставить их там! Я, как ложное, но все-таки Воплощение, чувствую, что я не все успел сделать там, в Бчанд-Мерцерге. Ведь это твоя магия заставила меня выпить эликсир?

— Моя. И, в то же время, твоя, поскольку магическая связь между усилителем инстинктов и живым существом действует только в случае Воплощения. Будь ты просто человеком по имени Флавиус Текто, любое прикосновение к машине разорвало бы твое сердце на куски.

— И все же, если ты не возражаешь, я хочу вернуться назад. Это возможно, Неревар?

— Вполне, — пальцы Темного Нереварина сплелись в замысловатом жесте, и перед Текто открылся портал, сквозь который была хорошо видна комната Бчанд-Мерцерга. — Но поклянись мне, что не будешь пытаться уничтожить усилитель инстинктов.

— Я не могу поклясться в этом, Неревар, — печально промолвил Флавиус.

— Тогда — увы, — кимерский бог уничтожил портал. — Я понимаю, что твоя судьба зовет тебя, как и любое другое Воплощение, но и для тебя, и для моей собственной судьбы будет лучше, если ты останешься здесь. Ты свободен. Можешь быть со мной. Уверен, тебе понравится править. Можешь отправиться на родину, в Сиродил. Возроди эту прекрасную землю к величию, правь оставшимися людьми мудро, а я не буду вмешиваться в твои дела. Я буду только рад, что культура сиродильцев восстанет из небытия, как восстала при мне культура кимеров.

— Я попробую найти себе занятие, — кивнул Текто. — И спасибо за проведенное со мной время.

— Как я уже говорил, время в моем мире не имеет значения, — тряхнул волосами Темный Нереварин. — Важен лишь я.

— Вот и заканчивается наша с тобой история, Серлера, — Ден швырнул еще один стул на импровизированную баррикаду, которая постоянно содрогалась от могучих ударов снаружи. Ординаторы не теряли времени зря.

— Не хочется в это верить. В конце концов, им нужен только Текто.

— Да? — глумливо оскалился Ри-Шахра. — А ты думаешь, маг забыл, кто швырнул в него рубин в порту Альд Велоти? Нет уж, они уничтожат всех нас. Если, конечно, смогут.

— О чем ты? — редгард с трудом поднял тяжеленную двемерскую шестерню и потащил ее к двери.

— О машине, — каджит одной рукой подхватил ношу Дена и броском послал ее в сторону баррикады. Шестерня с глухим грохотом впечаталась в дверь, и снаружи раздался гневный вскрик. Видимо, ординаторы поняли, что дверь постоянно укрепляется.

— В чем смысл говорить о машине? Мы даже не можем к ней подобраться. А Текто она, похоже, убила.

— Отнюдь, — покачал головой Ри-Шахра. — Я связал воедино кое-какие ниточки и пришел к некоторым выводам. Смотрите: изначально мне было известно только то, что машина имеет свойство усиливать врожденные таланты разных разумных существ. Затем появилась записка вампира, из которой следует, что некий Анттон Шери был здесь вместе с двумя альтмерами и что о путешествии в Бчанд-Мерцерг знал Готрен.

— И что? Готрен далеко и, похоже, его более не интересует Бчанд-Мерцерг, — Серлера уселась на поваленный шкаф.

— Глупости! Он по-прежнему его интересует. Последнее письмо, в котором он приглашался сюда, до него не дошло. Трое магов заразились вампиризмом и остались здесь, а потом какой-то катаклизм завалил единственный вход в залу кровных уз, — каджит начал расхаживать по комнате взад-вперед. — Прошло двести лет, и некая Льетт Шери — обратите внимание на фамилию — завлекает в свои сети нашего друга Текто. Очевидно, что она потомок того самого Анттона, который погиб здесь. Льетт из записей или писем своего предка узнает о свойствах машины и решает использовать опытного следопыта, к тому же обучавшегося у эшлендеров, для поисков залы кровных уз. Вместе они добираются до Бчанд-Мерцерга, но выбирают неверный вход в крепость, поскольку та дверь, в которую попали мы, была еще засыпана пеплом. Естественно, машина не была найдена, а, кроме того, в Бчанд-Мерцерге Льетт и нашла свою гибель.

— Я по-прежнему не понимаю роль Готрена во всех наших злоключениях, — сказала Серлера.