Четыре грани 3.2

Ренальд же, в компании Дерека, Ильшата, Мергена и увязавшегося с ними Руслана, отправился, наконец, в конюшню, где его заждались живые подарки от Даута. Истинному хозяину пора было поближе пообщаться с бесценными лошадками, за которыми пару дней лично ухаживали Ильшат и старший конюх Михай. И попробовать вывести их на променад, пока есть возможность беспрепятственного перемещения по территории Замка и его окрестностей.

В ближайшие дни, начиная с завтрашнего, во избежание ненужных недоразумений, Рени было строго-настрого велено находиться в старой казарме со степняками, и не отсвечивать перед 'проверяющими'. Тем более что экзамены в Академии никто не отменял и не переносил, и юноше неплохо бы было повторить пройденный материал.

Наверное, словами невозможно передать эмоции человека, с тревогой (которую нельзя показывать сородичам), ожидавшего вестей из Замка Аслана о том, как прошло пробуждение крови Ренальда. Чуть ли не с самой зари (даже понимая, что Ритуал нанесения татуировки еще и не начался), Даут, дав задание старшим ученикам присматривать за младшими, до рези в глазах вглядывался в небо над Степью, ожидая появление сокола от Айдара. Что принесет вестник — радость или горечь невосполнимой утраты?

По своим летам Даут уже должен был спокойно доживать отпущенный век в окружении многочисленных внуков и правнуков (и, если бы оказались милостивы Великие Духи — не только пацанов, которыми щедро наделяли семьи степняков их боги, но и девочек). Но сейчас, потеряв родную семью, у него оставался только один приемный сын, с такой же редкой кровью, дороже которого не было в этой жизни пожилого воина больше ничего. Только благодаря тренировкам собственной силы воли Даут оставался дома, а не решался сейчас же последовать за отбывшим в гости к лаэру сородичами. Да и пробирающий до самых печенок страх того, что отчаянная надежда получить непревзойденного воина окажется эфемерной.

Он сильно рисковал, велев Мансуру добавить в тушь для татуировки особый ингредиент. Но это было оправдано заботой об остальных членах Рода. И при неудаче (кстати, грозившей Ренальду смертельным исходом) тяжким бременем легло бы только на его совесть. Сколько таур смог бы прожить с таким глубоким и огромным чувством вины (хотя на здоровье крепкий еще для своих лет, степняк не жаловался), он не представлял. Но в бесконечно длящийся день ожидания известий, Дауту все-таки пришлось заварить себе особых травок, потому что сердце мужчины вдруг разболелось не на шутку, напомнив и о возрасте, и о долге пред сородичами. И о череде безвозвратных личных потерь, которые тянули его поскорее покинуть материальный мир и присоединиться к ним в скитании за Гранью земного бытия.

Несмотря на недолгое общение с Реном, Даут имел представление о характере парня, и не слишком рассчитывал 'задобрить' его небывалой щедростью своих подарков, к которым присоединились и другие семьи Рода. Наверное, этот жест был просто старческой сентиментальностью и спонтанным желанием хоть как-то отблагодарить Судьбу за то, что она сделала ему такой сюрприз, послав ему приемного сына, когда он уже отчаялся надеяться на перемены в своей жизни.

И тем более было бы неописуемо жаль потерять мальчишку, способного продолжить род носителей редкой крови и возродить традиции воспитания воинов, в одиночку, стоивших нескольких.

Даут снова и снова мучительно переживал принятое решение сначала провести тестирование на 'человечность' Ренальда, а потом уж и озаботиться вынужденным отбором его семени для возрождения себе подобных будущих защитников Клана.

Тагир, переживающий не меньше, сунулся было к нему с поддержкой, но был послан восвояси. Благо вездесущих пацанов, плотно занятых тренировками, не было рядом, и таур мог не стесняться в выражениях, беспокоясь о нанесении урона авторитету Вождя в их глазах.

Заходящее солнце залило заснеженную поверхность равнины слепящим оранжевым светом, почему-то ассоциировавшимся с кровавым озером. На душе у старого воина было так же тревожно. Но он с каким-то маниакальным упорством продолжал вглядываться в темнеющий горизонт — не покажется ли вдалеке быстро растущая точка приближающегося сокола.

И только лишь когда небо над Степью ночь плотно укрыла своим бархатным иссиня-черным крылом, рассыпав кое-где редкие пока что звезды, долгожданная птица принесла радостную весть с земли Аслана.

И не описать словами неподдельное облегчение, практически ликование старого таура, от известия, принесенного соколом Айдара, что Рен справился...

Он готов был сразу же двинуться в путь, чтобы воочию убедиться, что все прошло хорошо (Айдар не вдавался в подробности описания процесса ломки личности нового воина ледяной крови). Только Тагир запретил, велев отдохнуть и явиться утром на Совет Старейшин. Вождь, так же получивший известие от Аслана, предполагал, что тауру (если тот, поговорив с лаэром, не придет к другому решению), придется задержаться в гостях у его племянника.

Так что в Замок-крепость Даут в сопровождении двоих степняков выехал лишь ближе к полудню следующего дня.

Даже предстоящий нелегкий разговор с бывшими учениками не страшил таура, потому что от предвкушения встречи с приемным сыном, сладко ныло исстрадавшееся из-за переживаний сердце.

С Айдаром, который наверняка только уже на месте понял, во что его втянули, объясниться будет проще. Парень хорошо понимает позицию старших Рода о долге перед сородичами. Но вот о том, в каком ключе пойдет объяснение с Асланом — у Даута не было ни малейшего представления. Судя по всему, это будет нелегко. Аслан слишком привязан к своему мальчишке. И, кажется, не только лаэр, но и его жена, красавица Тесса, верная спутница своего мужчины-варвара.

К неожиданному выводу, на основании своих наблюдений во время предыдущего визита в крепость, и таур, и брат матери полукровки пришли совершенно самостоятельно, и теперь с жадной заинтересованностью ожидали, во что такое редкое исключение в отношениях двух мужчин и женщины может вылиться. В Степи слишком мало подобных союзов...

Аслан со спутниками едва успел вернуться из города и перепоручить инструктаж и размещение пополнения личного состава Инвару, когда связной между постами доложил о прибытии таура.

Отряд из трех стремительно приближающихся со стороны Степи всадников дозорные углядели издалека. С высоты крепостных стен расположенного на возвышенности Замка хорошо просматривались окрестности, и солдаты были предупреждены о прибытии Даута, которого велено было пропустить незамедлительно.

Но Аслан едва успел заскочить домой, чтобы увидеться с женой и переодеться, как Даут уже оказался у ворот. И, не собираясь, вопреки обыкновению, заморачиваться традиционным неспешным обменом приветствиями с хозяином, влетел на взмыленном коне на плац, соскочил, бросив поводья одному из спутников, и сдавленно произнес, вглядываясь в гущу толпящихся на площадке солдат крепости и степняков:

— Где он?!

И почему-то никому не пришло в голову уточнять, кого именно имеет в виду взволнованный седовласый мужчина.

Орис, у которого как раз выпала минутка передышки в этой кутерьме, несколько дней творящейся в Замке лаэра, чтобы выслушать Ренальда, взахлеб рассказывающего о своем впечатлении о выездке по манежу на одном из коней, полученных в подарок, отступил в сторону, тихо шепнув:

— Иди, Рен...

Стоявшие рядом бойцы замолчали, с интересом ожидая развития событий. Кое-кто уже успел заметить, как поспешно приближается вышедший из господского дома Аслан. Но Даут, казалось, совершенно не собирался следовать обычному ритуалу, нетерпеливо обшаривая глазами собравшихся. Ему нужно было срочно и непременно увидеть своего приемного сына и ученика, на которого он возлагал огромные надежды!

И Ренальд, вдруг почувствовавший буквально осязаемую значимость своей персоны для только что прибывшего именитого воина, вновь оробел.

Да только Дерек, раньше всех понявший, какой сонм сомнений снова может зародиться в голове наложника господина, легонько подтолкнул его вперед, насмешливо прошептав в спину:

— Не робей, Мелкий! Мы рядом!

Этого оказалось вполне достаточно, чтобы Рени негодующе фыркнул за такое вот 'ободряющее напутствие' и уже решительно шагнул навстречу тауру, заставив себя не думать сейчас о том, как он будет держать ответ перед степняком, что не сразу удалось усмирить разбуженного в крови монстра. Все-таки заочное ожидание Даутом каких-то особых его способностей, накладывало определенную ответственность.

Помня о ритуале приветствия названного отца и наставника, юноша встал на одно колено и преклонил голову... Вернее, он почти идеально и как-то совершенно естественно (будто подобное происходило не в третий раз в его жизни), попытался проделать эту манипуляцию, но не преуспел. Потому что таур стремительно шагнул навстречу и на глазах изумленных свидетелей (прекрасно осведомленных о сдержанности сурового степняка), крепко обнял ошеломленного Ренальда, вынуждая его выпрямиться и стойко принять сентиментальный порыв. Точнее, просто не оставил ему шанса увильнуть от медвежьих объятий, взрыкнув и приподняв юношу над землей.

На памяти степняков такое проявление сильных эмоций Даута было практически впервые, если не считать того дня, когда он горевал о смерти последнего из своих родных сыновей.

— Рен! Мальчик мой! Ты справился, Рен! Я горжусь тобой! — с рокочущей ноткой в срывающемся голосе бормотал степняк, совершенно не обращая внимания на скупые слезы, падающие с коротких ресниц и теряющиеся в глубоких морщинах загорелого обветренного лица.

Подошедший Аслан, у которого было что сказать своему бывшему наставнику по поводу риска для жизни любимого мальчишки, желваки перекатывались по скулам. Но вот вся злость на Даута, искренне радующегося, что с Рени все в порядке, куда-то испарилась, глядя на незабываемое зрелище, слегка охладившее первый кровожадный порыв лаэра. Взглянув на понятливо ухмыляющегося Айдара, Аслан глубоко вздохнул и решительно подошел ближе, кивком приказав Орису, чтобы разогнал невольных зрителей.

Айдар сделал знак своим. Самое интересное варвары уже увидели и теперь могли спокойно расходиться. Помощник лаэра тоже не заставил себя повторять бойцам дважды.

Кроме Ренальда, Аслана, Айдара и Даута на вмиг опустевшей площадке остался лишь Меченый, ожидая особого распоряжения своего господина. Доверяя ему Рена, Аслан недвусмысленно дал понять, что и отменять приказ о назначении его временным опекуном своего сокровища, лаэр будет лично.

Видимо и Аслан, узрев застывшего в нескольких шагах неподалеку бойца, вспомнил об этом разговоре. Поэтому усмехнулся и махнул рукой, приглашая следовать всех оставшихся в дом.

— Приветствую тебя, Аслан, — наконец-то обратил внимание на хозяина Замка обернувшийся Даут, дав Ренальду короткую передышку, чтобы 'расправить' стиснутые крепкими объятиями косточки. — Айдар! — кивнул таур склонившему в приветствии старшего голову сородичу.

— Здравствуй, — сдержанно ответил лаэр. — Я хотел бы потолковать с тобой наедине...

— Успеется! — отмахнулся Даут, все еще придерживая Рени за предплечье, словно он мог куда-то деться. — Сначала хочу поговорить с Реном.

— Пойдем в дом. Там и наговоритесь. До ужина и отбоя еще есть время...

Посиделки в гостиной, вернее некий симбиоз дружеской встречи при праздновании радостного события пробуждения воина ледяной крови, и военного совета при осадном положении, затянулся далеко за полночь.

Через некоторое время к компании хозяев Замка, Дерека и Айдара, присоединились несколько степняков и Орис с Инваром. Вскоре пришли таур и Рени, которым для приватного разговора Аслан уступил свой кабинет.

Легкий ужин, накрытый для собравшихся вернувшейся из города Рутой, перешел в традиционное чаепитие, устроенного Даутом. Правда, в этот раз особым отваром таур 'баловал' лишь Ренальда (которого усадил рядом) и себя, щедро наливая расслабившемуся, слегка осоловевшему юноше полную порцию и символично плеснув степнякам своего знаменитого 'чая' лишь на донышко их чашек.

Тесса, больше помалкивающая в обществе мужчин, на которых возлагалась основная ответственность за встречу столичных гостей, прибывающих завтра, лишь изредка что-то уточняла или задавала вопросы со своей женской позиции видения ситуации. Девушка предпочла простой чай. У нее вообще не было аппетита. Нервозное напряжение не отпускало, несмотря на то, что сегодня и сейчас она чувствовала себя почти счастливой, видя в своей гостиной сразу всех своих мужчин, места для которых хватало в ее сердце.

Дерек держался молодцом, ничем не выдавая своего особого отношения к госпоже, лишь в самом начале почти потребовал показать смутившуюся хозяйку Замка поврежденную сякенами руку (которая уже совсем зажила, только белесые шрамики предательски красовались на ее изящных пальчиках). Проведя беглый осмотр, парень укоризненно покачал головой, увидев результат ее самостоятельных упражнений с опасным оружием.

А у самой виновницы чужих душевных терзаний кошки скребли на сердце. Так хотелось выдумать причину, чтобы хоть ненадолго умыкнуть свое синеглазое Солнышко из гостиной и просто постоять рядышком, тесно обнявшись. Слушая стук его сердца и вдыхая родной запах, чтобы на ощупь удостовериться, что с любимым мальчиком все в полном порядке и никогда не повторится того, что было вчера...

Незадолго до отбоя Ренальда отправили спать, мотивировав тем, что парню пока что не стоит перетруждаться. Причем на этом настаивал таур, и никто не рискнул возразить, хотя сам Рени хоть и боролся с одолевающей сонливостью ослабленного стрессом последних дней организма, надеялся еще немного побыть в теплой компании интересных людей. И имея возможность видеть свою любимую...

И только когда юноша, попрощавшись со всеми, ушел в сопровождении радостного взлаивающего и отчаянно виляющего хвостом Дика, в гостиной хозяев Замка потек более жесткий разговор. И более детальное планирование общей тактики и стратегии на случай непредвиденных действий 'условного противника', которым для всех собравшихся являлась столичная делегация не самых приятных, но, к сожалению, наделенных властью людей государства Энейлис. С которыми приходилось считаться, вопреки отчаянному желанию Аслана позабыть о правилах гостеприимства, искусстве ведения дипломатических переговоров и умения поддерживать навязанную интригу так, что оппонент сам попадал в расставленную ловушку...

К сожалению, Аслан не знал самого главного — с какой целью Правитель отправил сюда именно их? И не следует ли еще опасаться козней со стороны отца и старшего брата, вряд ли забывшего более чем странное поведение собственной жены во время его пребывания в столице, и наглость верных ему бойцов, рискнувших перечить приказам Дамира, ссылаясь на присягу собственному лаэру...

14.

День приезда столичных проверяющих выдался пасмурным, под стать нервозному настроению обитателей Замка. То и дело из серых свинцовых туч, что заволокли все небо от края до края, принимался сыпать колючий снег, больше похожий на крупу.