Море в роялях

* * *

Адмирал Палавенов пришёл в академию с лекцией. Его попросил ректор, в обмен на право лично отбирать среди выпускников людей на новые корабли — можно было бы такие вопросы решать и в приказном порядке, но естественно, всё решали полюбовно. Палавенов размял плечи и вышел перед аудиторией. Перешёптывания в зале были довольно громкими — адмирал на военно-морском поприще был тёмной лошадкой. Он тихо и властно сказал:

— Тишина в зале! Итак, господа кадеты, будущие моряки, я пришёл сюда не потому, что горел желанием выступать перед вами — меня попросили поделиться с вами тем, чего у вас нет. Опытом. Реальным боевым опытом. Как вы понимаете, чин адмирала я получил не за выслугу лет, поэтому опыта у меня в избытке. Я начну с критики — и критиковать позволю вам. Назовите мне три главных слабости кораблей русского флота?

В зале воцарилось молчание — курсанты думали. Перебивать старших не решились бы никогда — всё-таки не солдатня какая!

— Вы, — Палавенов указал на безусого парня, — скажите, какой недостаток присущ всем российским броненосцам?

— Эм... — курсант задумался.

— Вспомните, как уходила от нас вторая тихоокеанская эскадра, бесславно и бесстыдно избитая японцами. Что вы запомнили?

— Они глубоко сидели в воде?

— Верно. В результате постройки броненосцев проект много раз меняли и дорабатывали, адмиралтейство предъявляло всё новые и новые требования, плюс они взяли на себя слишком много груза в результате безалаберности и пренебрежения техническим состоянием и приказами командования. И в адмиралтействе, и в команде, сами вырыли могилу второй тихоокеанской эскдаре. Едем дальше, господа. Что ещё?

Не обнаружив отклика, Сергей начал жечь критикой сам:

— Полный раздрай и анархия в адмиралтействе. Достаточно сказать, что из средств, выделенных на постройку ЭБР "Орёл" было разворовано двадцать пять процентов. Никто не может определиться с конструкцией кораблей, нет испытательной и экспериментальной научной базы, конструкторы и военные с большим уважением смотрят на флоты других государств, а не на свой собственный. В команде часто устанавливается нездоровая атмосфера, низкая грамотность служащих — большая часть "Нижних чинов" малограмотны и плохо образованы. Им страшно доверять корабль, но это общая беда всей России, а не только флота. Офицеры зачастую больше волнуются за сохранность вверенного имущества и чистоту палубы, чем о боевой подготовке и психологическом климате в команде. Зачастую погоны носят, уж простите за прямоту, жополизы, которые давят обычных честных людей. Тех, кто готов служить, а не выслуживаться и прислуживать.

В аудитории царила тишина. Сидящие за задними партами преподаватели сохраняли гробовое молчание.

— Поэтому, — продолжил Сергей, — мы неизбежно продуем японцам, если не вычистим всех морально-устаревших офицеров и крыс с наших кораблей и из армии. Это будет больно, местами кроваво и тяжело, но главное — войну мы можем выиграть. Если сконцентрируемся на уничтожении врага, если умрут все морально устаревшие офицеры, которые пытаются воевать, не снимая белых перчаток, которые живут ещё в мирном времени, когда о чести и красивой картинке на смотрах и парадах заботятся больше, чем о реальной боевой силе. Вся эта чепуха, оставшаяся нам по наследству из прошлого века, ещё дурит головы молодым и даже пожилым офицерам. Честь, офицерское достоинство, всё это не имеет ни малейшего значения. Значение имеет только, кто победит, и не важно, какими средствами, не важно.

Вам, дорогие мои будущие моряки можно всё, абсолютно всё, если это идёт на благо отечества! Честь на войне есть только одна — это не сдаться морально, а остальное — не имеет ни малейшего значения. Можете ударить врага в спину — ударьте, можете оборвать ему снабжение — оборвите, можете деморализовать и напугать — пугайте и деморализуйте. Можете потопить транспорты — топите, а если хоть одна "либеральная" антироссийская газетёнка посмеет обвинить вас в этом — этого никогда не было. Главное — не попасться!

Палавенов таки понимал, что учили в этом времени кадетов совершенно другому. Разговоры о чести офицерской ещё велись и курсантов приучали её хранить, но на фоне обычных военных этого времени Палавенов был совершенно Иным человеком. Словно из другой вселенной, где нет ни чести, ни достоинства, есть только победители и проигравшие. Это он сам замечал уже много раз — многие офицеры считали его полным козлом и совершеннейшим дикарём. И тем не менее, у некоторых хватало духу повестись на его речи.

Речь в академии была скорее даже нонконформистской, она шатала устои и традиции, которыми русский флот гордился. Курсанты ожидали, что прибывший адмирал расскажет им про славу русского оружия, попытается воодушевить и оправдать своих коллег, проигравших несколько битв, но Палавенов порвал шаблон, втоптав его в грязь.

— И наконец, хохот японских разведчиков! Прибывающие на фронт войска до недавнего времени постоянно сообщали через телеграф о своём местоположении в штаб. Естественно, все телеграммы читались японцами и японский штаб из-за безалаберности наших мудрых военных владел полной картиной не только положения на фронте, но и в нашем тылу. Солдаты совершенно не понимают, что такое секретность. Да, некоторые отдельные случаи есть, когда из наших не удавалось вытянуть ничего, но в большинстве случаев в кабаке в том же Порт-Артуре солдаты говорили обо всём, японцы прекрасно видели обстановку внутри крепости и поэтому шли на штурм, понимая, что долго те же тряпки Стессель с Небогатовым, не выдержат. Они показали слабость. Японский генерал Ноги сумел ударить по самому выгодному месту — горе Высокая. После её захвата участь кораблей и всего Порт-Артура была предрешена.

Я надеюсь, все поймут, что секретность — это не просто пожелание — тех, через кого информация попадает к врагу, стоит вешать на рее, или выбрасывать за борт, как предателей. И не слушать отговорки — по пьяни разболтали, или бес попутал... Японцы пользуются обширной шпионской сетью и, естественно, главным источником информации для них служат наши средства коммуникации и простые солдаты, младшие офицеры, которые плохо понимают, о чём говорить можно, а о чём лучше помалкивать. Посылка незашифрованной или слабо зашифрованной телеграммы с фронта — это уже предательство, лучше сразу в японский штаб слать — меньше мороки японцам будет. Поэтому необходимо строго соблюдать режим секретности. Любые данные передавать в зашифрованном виде, строго следить за тем, чтобы доверенная вам информация не попала в руки врага. И за тем, чтобы ваши сослуживцы не выведали. Мы все в одной лодке, и если кто-то её раскачает — на корм рыбам отправимся все вместе. Поэтому будьте бдительны! Если устав или руководство требуют передавать информацию небезопасным способом — значит это либо халатность, либо недосмотр, и в том, и в другом случае следует докладывать высшему руководству, используя безопасные методы коммуникации. И плевать, что не по уставу, главное — информация не попадёт в руки врага.

Как я уже говорил — вам можно всё, абсолютно всё, что идёт на благо отечества. И вам запрещено всё, что идёт ему во вред. Даже если очень хочется. Даже если все относятся к делу халатно и во флоте царит атмосфера шапкозакидательства и раздрая, вы должны быть островком спокойствия и порядка — и тогда вы увидите, что ваш настрой передаётся другим. Никогда не сдавайтесь — и вы увидите, как сдаются ваши враги!

* * *

*

Палавенов.

* * *

*

Людей мне позволили отобрать собственноручно. Некоторые не хотели идти в отбираемый мною контингент — таких я не неволил, сильно желающих тоже не особо привечал, а вот остальных... Пришлось лично побеседовать с пятью сотнями курсантов, из которых две сотни — я отобрал в члены экипажей кораблей будущей эскадры.

Тут дело было в том, что в отличии от обычного устаканившегося флота эскадра, создаваемая на наших верфях создавалась быстро и для конкретной цели. Роли кораблей были расписаны, и они были призваны действовать совместно. Помимо Тяжёлых и Лёгких крейсеров в прошлом месяца осуществили закладку на одной сборочной линии, а в этом — приступили к сборке, ещё одного судна, вместе с остальными они должны образовать боевую триаду, у которой в бою есть свои роли и особенности. В частности — мы создавали плавбазу на основе сухогруза "Грузчик-ABS". Плавбаза — должна была взять на себя обеспечение флота. В первую очередь — мазутом. Наши НПЗ в Сибири производили большое количество нефтепродуктов, для кораблей изготавливали флотский мазут — смешанный с дизельным топливом и несколькими химическими добавками, именно на таком топливе двигались корабли серии ТК, мазут использовался для разогрева котлов и позволял сэкономить на кочегарах — топливные насосы справлялись лучше и не пьянствовали на стоянках.

Естественно, о том, что на наших кораблях установлены турбины на жидком топливе не знал никто, кроме нас самих — котельная секция устанавливалась единым блоком, а понять что-то в нагромождении труб вряд ли смогли бы простые рабочие. Переход на нефтяное отопление потребовал целой эпопеи с получением нефтепродуктов — с января по июнь мы строили инфраструктуру нефтеснабжения. Тут нас выручало только то, что постройка простого танкера не требовала каких-то суперских технологий. Корабль снабжения на базе Грузчика — это быстроходное эскадренное судно с двумя секциями для жидкого топлива, мощным насосным оборудованием для заправки пришвартованных судов, грузовым краном — для переправки груза прямо на пришвартованный корабль. Так же на корабле-базе были предусмотрены все необходимые и излишние удобства — хорошая кухня с кафетерием, библиотека, кинозал, спальные шумозащищённые каюты, хороший, хорошо оборудованный медотсек, уют был как на императорской яхте. Или вернее — яхте какого-нибудь миллиардера века двадцать первого — дизайн местами был роскошен. Про наличие бани и прачечной и говорить нечего.

Корпорация на своих верфях уже построила больше тысячи сухогрузов подобного класса — проект был настолько хорошо отработан, что вмешиваться в него было грешно. Но пришлось убрать все слишком современные детали, заменив их аналогичными, вместо реактора холодного синтеза установить два ТЗА, вместо компьютеризированных систем управления судном — ручные, обычные, то бишь. Но в целом — конструкция этого корабля это как американский транспорт Либерти или Форд-Т — проста, как топор, эффективна и отработана на конвейере. Строительство такого транспорта было делом очень простым прежде всего потому, что у нас был готовый роботизированный завод, были производства, и все детали давным-давно хорошо известны, нужно только загрузить чертежи и получить результат. Без электроники, с примитивной электрикой.

Рояль, конечно, в кустах позвякивает, но ведь оно же работает. На верфях корпорации вообще всё производство роботизировано, а не только создание комплектующих. Сборка корабля велась с помощью крана и на этот раз собирали его полностью блочным методом, а не частично, как в случая с крейсерами. Вообще, хорошо бы и крейсера перевести на блок — без потери скорости можно увеличить качество судна, улучшить его оснащённость.

Но что я о судне да о судне, в двух словах его можно описать как типичный сухогруз. Белая надстройка в кормовой части, четыре больших люка на корпусе, длинные высокие краны для перегрузки на пришвартованные суда, особенно хорошо развитые швартовочные устройства — с лебёдками, по бортам — пятки. Если не вдаваться в подробности, то пятки — это выдвижные ножничные кранцы с торсионным механизмом регулировки усилия, которые обеспечивают мягкую швартовку судов в море, и могут настраиваться под любую обстановку, от мягкой швартовки в тихом море с лёгким судном до крайне жёсткого — в неспокойной воде, с тяжёлым судном. Сто двадцать устройств по каждому борту — обычно использовали не больше тридцати кранцев, но при этом максимальные параметры по сдерживаемому удару при швартовке не позволили бы нам пришвартовывать ТК. А операция швартовки для судна обеспечения — основная, оно должно иметь возможность быстро пришвартоваться к любому судну, принять раненых, перетащить кранами ящики с продовольствием, перекачать мазут и воду...

Жил я в Петербурге в обычном доме, пусть даже и весьма, весьма хорошем. Со мной проживала только одна домработница, которая следила за порядком похлеще, чем боцман на корабле. Пожилая и строгая баба.

С утра пораньше я налил себе свежемолотого кофе и вышел в гостиную, где и предпочитал завтракать, читая прессу и изучая документы и донесения от наших людей на фронтах войны. На этот раз я предпочёл просмотр на планшете отчёты о проведённых боях. Что можно сказать? Паша работал. Не так шумно, как я, его служна и опасна, и трудна, и совершенно не видна. Русские военные окапывались недалеко от Мукдена, строили укреплённый район — траншеи, блиндажи, цепь ДЗОТов и хорошо укреплённых позиций. К постройке пришлось привлекать всех, включая солдат и офицеров армии. Этому всему помогало наличие инструментов и крепежа, но прочность таких построек была сомнительна. На это никто особого внимания не обращал.

В квартире ярко светило электрическое освещение — редкость для этого времени. Однако, мы потихоньку начали электрификацию. Его величество ознакомился с этим процессом, признал необходимым и мы установили уже двадцать шесть турбин на ТЭЦ — самая большая ТЭЦ — в Петербурге, на ней турбоагрегаты вырабатывали электричество для города, потихоньку начинало появляться массовое электрическое освещение. Война — действительно двигатель прогресса. Улицы города освещали фонари, в квартиры проводили электричество, навешивали розетки и прибивали коробы с проводами в простой и грубой оплётке из ПВХ, производство которого развернули в Екатеринбурге.

Утром в Петербурге было темно — ясных дней тут почти не было, поэтому в квартирах царил лёгкий сумрак, разгоняемый лампочками под типовыми промышленными плафонами, иногда вешаемыми и в квартирах — за неимением лучшего. В моей квартире тоже такое было. Домработница заглянула ко мне:

— Сергей Викторович, что ж вы не позавтракали?

— Не сегодня, Марфа, потом, — ответил я женщине, — сегодня я на море, ждите только к завтрашнему дню.

— Как скажете, — и след простыл, ушла прочь.

Вдруг в дверь позвонили. Марфа немедленно пошла открывать, со стороны двери послышались голоса многих мужчин. Я отложил планшет, спрятав его под газету. Ну, блин, наверняка газетчики прибежали, пронюхали про лекцию в академии и сейчас будут донимать меня...

Однако, к моему удивлению, это оказались не газетчики, а курсанты, которые ну очень просились ко мне во флот. Мне пришлось сходу завернуть всех, а то они уже почти силой пробились через грузную фигуру домработницы:

— Господа, ваш патриотизм похвален, но в свете нашей службы — совершенно неуместен.

— Так скажите хотя бы, когда уходит эскадра?

— Господа, вы совершенно не слышали, что я говорил про секретность? Всё, что касается моей военной службы — государственная тайна. Никаких комментариев.