Море в роялях

Штаб корпорации был местом, можно сказать, легендарным и покрытым воинской славой. Побольше, чем пентагон — здесь служили известные военачальники современности, прошедшие множество войн и ставшие любимцами публики. Большое высотное здание с мощным внешним каркасом, из-за чего всё строение имело вид внушительный, как у какой-либо боевой техники.

Находился он в Ёбурге, одном из самых красивых, современных и денежных городов мира с двадцатимиллионным населением. Командировка для журналистов из Москвы в Ёбург была прекрасным способом хорошенько отдохнуть — поскольку в городе почти всем заправляла Корпорация, жизнь в городе, в который вложили огромные деньги, была прекрасной. Безопасной и уютной.

По дорогам курсировали электроавтобусы, в центре города, среди исторических зданий, было трудно потеряться и забыть, что ты не в каком-нибудь европейском городе, вроде Парижа, а всего лишь в далёком не только от границ, но и от Европейской части России, Ёбурге. Улицы были вымощены новенькой цветной брусчаткой, имевшей форму и цвета, помогавшие пешеходам ориентироваться. Тишина — вечный спутник Ёбурга, отсутствие шумного транспорта далеко на периферии создавало тишину, как в заштатном пятидесятитысячном городке, не было гула многомиллионного мегаполиса.

То тут, то там, стояли большие высотные здания, построенные Корпорацией — офисные и торговые центры, которые во множестве нужны были среднему и малому бизнесу, который сопровождал корпорацию как рыбки-чистильщики сопровождают кита. Улицы многомиллионного города были полны народу, люди уже давно стали предпочитать общественный транспорт личному.

Офис корпорации мог бы поспорить с планируемым дворцом советов по величине, хотя пафоса было всё-таки поменьше. Гигантский купол на окраине города, под которым разместился большой сад с неагрессивной природой, ручьями, лесами, в центре райского сада стоял небоскрёб, приземистый и объёмистый, не тонкий шпиль, тянущийся к небу, а несколько слегка косых зданий, как зубцы шестерни или часть какого-то другого механизма.

Владелец корпорации, впрочем, сидел на вертолётной площадке сверху, на километровой высоте, и кушая конфеты, смотрел на город Ёбург, который он построил во второй раз, думал, решал, прикидывал, мечтал. Условия для Бизнеса в городе уже были невероятно привлекательными, одних только миллионеров — больше двадцати тысяч.

* * *

В кабинете было очень атмосферно — большое пространство, большой стол, и восемь военачальников. Каждый из них был так же известен народу, как маршалы советского союза — каждый из них стал известным и уважаемым. Адмиралы, генералы различных родов войск, пользовались безграничным авторитетом в армии среди военных, тех, с кем они плечом к плечу воевали в Аравии, Турции, Сербии, Китае.

Владелец корпорации хмуро оглядывал этих людей.

— Что вам известно о мультивселенной? — спросил он.

Военных застали врасплох. Они переглянулись, некоторые пожали плечами, а некоторые старались вспомнить значение этого слова. Видя, что на его ответ никто не дал ответа, владелец продолжил:

— Это термин, используемый в научной фантастике и теоретической физике. Грубо говоря, он подразумевает существование параллельных миров. Основана эта теория на стандартной теории элементарных частиц. Буду краток — мультивселенная существует. Как и параллельные миры. И вот тут уже встаёт вопрос о том, какая нам с того польза?

Владелец всегда казался и военным, и гражданским, служащим ему, странным человеком. Вообще чудаком, его логика не укладывалась в стандартное мышление. Он богател. Он покупал никому не нужные предприятия где-то на краю мира, тратил деньги на кажущиеся сумасшедшими цели и становился всё богаче и богаче. Получая назначение в какое-нибудь восточно-китайское море или получая приказ построить базу где-нибудь в совершенно тихом районе, военные только плечами пожимали, но всё почему-то оказывалось уместным. Менеджеры только в полголоса спрашивали друг у друга, что происходит, а владелец богател и богател. Недавно он увлёкся ретро-техникой, телетайпами, пишущими машинками, радиосвязью и флотом — все тоже только пожимали плечами — к чему бы это? Он что, рехнулся?

Ответ на этот вопрос был, пожалуй, очень интересным. Генералитет переглядывался, но не понимал, к чему вообще ведёт из Шеф, и тогда владелец грустно вздохнул:

— Ну же, думайте ширше! — просторечно сказал он, — давайте, скрипите извилинами! Существует другая реальность, можно сказать — полная копия нашей земли, в чём нам польза от неё?

— Тыловое обеспечение из другого мира? — спросил один из адмиралов.

— Нет, возможность получить собственное жилое пространство. Расширить сферу влияния. А время там так же течёт?

— Нет, — ответил владелец, — мы можем переместиться в любой момент истории.

— Тогда всё лучше, — улыбнулся генерал, — тогда всего лишь переносимся в каменный век, подавляем аборигенов и занимаем жилое пространство сами.

— Ага, а смысл? — задумался владелец, — ну займём мы его, переход из одного мира в другой это вам не хухры-мухры, всё будет в таком случае зависеть от технологии перехода.

— Смысл? Возможно, создание запасного аэродрома. Если тут что-то случится — можно продолжить действия там. Про добычу ископаемых я промолчу, но есть же ресурс, который не добудешь в космосе — это люди, специалисты, солдаты... с людьми, особенно своими, русскими, у нас всегда было тяжело. А если говорить про хороших, грамотных, а не деревенских пентюхов, то тем более!

— Вот, уже первое хорошее предложение, — владелец улыбнулся, — ценные кадры, да и просто люди, которые тут, в этом мире, не плодятся как китайцы. Демография-с. Но есть ещё кое-что, а именно — возможность воспитать грамотного высокопрофессионального специалиста за счёт достижения целей в мультивселенной. Вот вам задачка — мы можем переместить вас в отдельный мир, отражение нашего, в любой момент истории, — владелец замолчал, следя за реакцией генералитета, — вы можете переместиться куда угодно. Хоть в каменный век, хоть во времена перестройки, хоть в будущее, чего я вам искренне не советую. От вас требуется достичь определённых целей — заработать влияние, предотвратить крупные катастрофы, в частности, вступление России в первую мировую, гражданскую, тем самым сохранив миллионы и миллионы жизней. По моим подсчётам в результате этих двух катастроф от голода, пуль и осколков умерли около тринадцати миллионов русских людей.

— Почему бы тогда не вторую мировую? — вдруг спросил один из генералов, — тогда погибло много больше!

— Потому что тогда был советский союз. А советский союз в его сталинском исполнении — это крайне жёсткое государство, которое не может сосуществовать с любыми другими интересами, вроде наших. Либо сами развалятся, либо нас будут убивать. Поэтому вероятные даты на заброс — это от восемнадцатого года и раньше, вплоть до каменного века.

Генералы зашумели, каждый высказывал свои мысли, но ничего такого ценного в их словах не было. Владелец не стал людям мешать — сами через несколько секунд поняли, что в шуме не разобраться и навели порядок.

— Естественно, главной проблемой для нас является поиск солдат, которых можно завербовать в такую экспедицию. На совершенно чужую землю, без шанса возвращения, да ещё и не тех, кто сбежит и передаст левую информацию местным, пожелав хорошей жизни.

— Это ладно, — один из молодых, но талантливых военачальников отмахнулся, — это вопрос кадровый, его решим. Главное понять, что мы вообще можем сделать?

— Да что угодно, — хмыкнул владелец, — хоть разбомбить Японию в русско-японскую, хоть шведов под полтавой из дивизионной артиллерии...

Воцарилась тишина, которую через несколько секунд прервал голос адмирала:

— Это уже будет не тренировка и не война, а убийство. Да и вредно для солдат, когда враг немногим отличается от мирного населения и огрызнуться не может. Страх теряют.

Эту мысль поддержало большинство, высказался же главком ВВС:

— Мне это напоминает второсортный попаданческий роман, когда приходят попаданцы и начинают учить предков уму-разуму и наводить свои порядки, в большинстве случаев — бред больного воображения о том, как обустроить Россию. Дальше идеи массовых расстрелов и создания промежуточных патронов в царское время — редко уходит.

Владелец кивнул:

— Увлекаешься такой литературой?

— Нет, просто попалась на глаза. Почитал, посмеялся. Особенно там, где герои лезут поперёк военных воевать с фашистами. Менеджеры, пороху не нюхавшие, и служившие на кухне, вдруг становятся такими богатырями...

— Ладно, — владелец улыбнулся, — примем как данность, что использование всех наших возможностей вредно для нас самих. Я жду предложений, в какие временные координаты можно заслать группу, каким образом группу экипировать, чем снабдить, сколько человек и как действовать будете?

Снова начался шум, но на этот раз он не затих сам собой, а только начал разгораться сильнее и сильнее. Спорили обо всём на свете, пока Владельцу это не надоело и он не хлопнул рукой по столу:

— Убавьте децибелы, товарищи военные! И теперь по порядку, по одному, с младшего. Сергей, твоя мысля какая? — он посмотрел на мужчину лет тридцати пяти, в тёмно-синем мундире. Сергей Палавенов, адмирал флота Абстерго, кивнул в знак благодарности и оглядев остальных мимолётным взглядом, начал говорить:

— Мне наиболее адекватным местом кажется русско-японская война. Я не знаток, но именно проигрыш в этой войне, по мнению многих, стал причиной последующих революций. Военные отношения с предками не будут выглядеть как избиение младенцев, хотя некоторое преимущество в живучести и броне, нам следует оставить за собой.

— Есть какие замечания? — владелец осмотрел всех остальных.

— Авиация тут вообще не при чём, — ответил авиатор.

— По-моему, всё сведётся к морским баталиям, — поддакнул офицер сухопутных войск, — к тому же, по моему мнению, к моменту русско-японской царизм загнил уже крепко и окончательно. За полтора года интенданты разворовали шесть тысяч вагонов с припасами, идущих на фронт — это уже невероятное по своему масштабу воровство. Коррупция. С одной стороны, правительство смотрит на выступающих сквозь пальцы, а с другой — голос народа просто становится слышным, аристократия и чиновничество не привыкли к тому, что они не абсолют власти и у народа вообще есть право голоса. Поэтому их первые действия отличаются нелепостью, которая, порой, только усугубляла ситуацию. Взять хотя бы кровавое воскресенье, которое организовал обычный горлопан-сектант...

Остальные пошумели немного, но без фанатизма. Владелец только смотрел на лица военных.

Порядки в армии государственной и ЧВК были совершенно разными, как и атмосфера, как и подход к решению различных проблем. Эти военные не страдали всеми теми проблемами, которые не давали сварить кашу вместе с армейским командованием. У них была личная власть и ответственность, были широкие полномочия, вплоть до самостоятельного решения о производстве отдельных моделей и модификаций техники. Да и служили они не за копеечную зарплату, не воровали, не злоупотребляли своей властью. За это можно было лишиться не только поста, но и работы в корпорации вообще, а это значило бы для них конец, одно из самых тёплых и престижных мест в мире...

— Я бы хотел услышать предложения других товарищей, — прервал их владелец, — что вы думаете по поводу моего вопроса?

* * *

Предложений поступило несколько. Но все они акцентировались либо на русско-японской, либо на революции, и только одно, от главкома ВВС, о первой мировой. Увы и ах, но по результатам голосования с отрывом в один голос победила русско-японская война. И тут начались уже технические споры. Адмирал послужил причиной этому:

— По результатам русско-японской были созданы дредноуты, линкоры, как идеальные боевые корабли современной им войны. По-моему, одного линкора хватит для противостояния японскому флоту.

И понеслась. Шум, гам. Сухопутный генерал возразил:

— А пулемёты? Врага чем стрелять будете, когда они высадятся, или на их территории? В порт-Артур подкинуть пулемётов и патронов — и город удержат от любой осады, будет такая же окопная война с несокрушимой обороной, как в первую мировую.

— Постойте, — вдруг сказал инженер, — корабли, пулемёты, это всё конечно же важно, но ведь основной причиной проигранной войны являлось взяточничество, местничество, прогнившая система управления, повальное воровство в интендантуре!

— Владелец поддержал его:

— Я склонен поддержать товарища Никифорова, основной причиной поражения были не слабые пушки и не нехватка пулемётов, а воровство, кумовство и полная оторванность власти от реальности.

— В таком случае, — вдруг впервые подал голос Волков, командующий гвардии — самого страшного для врага вида войск АМ, — мы должны воевать не столько с японцами, сколько с внутренними врагами России. И не столько на дальнем востоке, сколько в Петербурге.

Владелец заинтересовался его выводом и ответил:

— Это очень интересное предложение. Да, я с вами согласен, но это значит — мы должны выйти на связь с царём лично и сделать из тряпки-Коли реалиста. Что мне кажется делом крайне невероятным, он идиот, не знающий ничего о народе и живущий в своём собственном мире. И это не лечится.

— Лечить по разному можно, — коварно ухмыльнулся Волков, — можем раскрыть перед ним карты, будущее, но возможно, он только сильнее замкнётся в себе. А можем вставить пистон и заставить играть по нашим правилам.

— Каким образом?

— Мистификация, — Волков улыбнулся, — он человек очень набожный, верующий, тут нам на помощь могут прийти наши технологии. Если мы используем их, чтобы имитировать некие божественные указания, на него можно получить гигантское влияние. То же касается и его семьи. Только нужно продумать, как это сделать.

— Так, я передам вам спецификации на все наши подходящие технологии, так что ваша идея будет реализована как самая лучшая за сегодняшний вечер, — улыбнулся владелец, — а теперь давайте перейдём к технической стороне вопроса. Так, Палавенов, идея с линкорами хорошая, но нет. Танки — сразу да, это способ сохранить человеческие жизни для преодоления позиционного тупика. Использование танков нашего времени я считаю нецелесообразным. Впрочем, танки МК-1 тоже там совершенно не к месту. Нужно сделать всё это так, чтобы с одной стороны — солдаты получили бесценный опыт, а с другой — минимизировать потери. Я думал использовать технику, выглядящую как сверхсовременная, но не настолько. Технику межвоенного периода. Естественно, с надёжностью и прочностью, которую могут обеспечить наши технологии.

— То есть — танки межвоенного периода?

— Да. И немного переработанный вариант тридцатьчетвёрки. Видите ли в чём цимес, — шеф положил обе руки на стол и сцепил в замочек, — танки современной войны уже менее подготовлены к противостоянию брони и снаряда. Вместо рациональных углов наклона, которые обеспечивают рикошет и увеличивают толщину проходимой снарядом брони, всех заботят скорее низкий профиль, обилие электроники, защита от гранатомётов, ракет, средств разведки. Современные танки имеют столько абсолютно не актуальных тогда систем, что в них смысла нет. Это раз. И два — я бы не хотел, чтобы люди тогда догадались, из насколько далёкого будущего мы происходим. Это значит, что никаких откровений по поводу судьбы России, никаких разговоров за обустройство России, не должно быть. Только в форме мистификаций, — шеф кивнул на Волкова, — и никак иначе. Не нужно раскрывать все карты. То же касается оружия — обойдёмся без автоматов Калашникова — ручные пулемёты, самозарядные винтовки и карабины, единственное, что я разрешаю взять из сверхсовременного — это лекарства.

* * *

Палавенов.

* * *

Команда шевелилась бодро, люди были сняты с совершенно другого корабля. Вообще, переселение на броненосец происходило в условиях чрезвычайного положения. Спуск корабля на воду вообще происходил втихаря и ночью, никто не хотел огласки наших планов. На корабле было хорошо, не покидал дух старорежимности — хотя сделано всё было по современным стандартам. Наверное, сказывалась тяжесть всего судна — броня по двести и сто пятьдесят миллиметров, бронепалуба, броневой пояс, и мощное артиллерийское вооружение... Корабль не имел классических для этого времени элементов — труб и раструбов вентиляции, всё вооружение умещалось в четырёх башнях с роботизированным заряжанием. То есть — с помощью встроенного промышленного робота-заряжающего, который загонял поднимаемые из артпогреба боеприпасы в орудие. Сделать автомат заряжания для калибра 305мм было крайне сложно, прямо таки нереально. Тем более, учитывая, что в башнях было по три орудия.

Остальные башни — четыре двуствольные шестидюймовые, со скорострельностью по пятьдесят выстрелов в минуту на ствол, располагались по бортам и были перепроектированы из башен самоходных гаубиц. Нарастили броню, и схему заряжания использовали изначальную, для двух стволов. Подобное вооружение позволяло если не прикинуться чугунным утюгом этой войны, то хотя бы не шокировать общественность раньше времени. Естественно, когда дело дойдёт до дальности и точности стрельбы — корабли покажут свою силу на все сто.

Вывалились из перехода они все разом, моряки схватились кто за что, чтобы не улететь кубарем на пол — уровень моря тут был чуть ниже и тяжёлые броненосцы просели чуть ли не до самой верхней палубы в воду, но вернулись в нормальное состояние к нормальной ватерлинии.

Я видел их все через боковые окна и мониторы. Шесть броненосцев, четыре танкодесантных корабля с тяжёлыми танками и инженерными машинами, и наконец — два транспортника с соответствующим оборудованием для перегрузки припасов на остальные корабли.

Великое приключение началось! Я поднялся с кресла и пошёл посмотреть, как там мои товарищи, не менее именитые, чем я сам, пережили переход. Сидели они в рубке рядом с мостиком, ожидали результата.

— Перешли, — я заглянул к ним, — все живы?

— Да что с нами станется то, — отмахнулся волков, — можно отстёгиваться? Болтанка была знатная!

— Отстёгивайтесь.

Итак, вместе со мной назначили — Волкова, как командира спецназа и Юдина, как командира морпехов-танкистов. У каждого было в команде намного меньше людей, чем у меня — у нас по двести-четыреста человек на каждом корабле. С Юдиным прибыли сорок два тяжёлых танка, у Волкова — полсотни человек из тех, кому он хотел преподать подобный урок. Волков смотрел волком, правильная фамилия, даром, что зовут его Филиппом — имя какое-то несерьёзное, напоминает мне напыщенных аристократов или жеманных французов.

Волков вообще был человеком с большой миссией — одурачить царя — это не каждому доверят. Но идея мне понравилась. Он отстегнул ремни и размял плечи — пришлось полчаса сидеть в ожидании перехода, пока накопители в кораблях накапливали заряд для переноса.

Генералитет вышел и увлёк меня за собой — члены команды не мешали им, благо, все мы были достаточно известны, биографии у моих товарищей не менее богатые на битвы, чем у меня. Юдин был забавным парнем. Полноватый, с широким лицом и добрыми глазами, он всегда умудрялся быть человеком компанейским и приободрять бойцов. Это у него в крови. Оба моих товарища завели меня в кают-компанию корабля. Нужно было работать, но им это чёрта-с-два объяснишь — да и на корабле свой капитан имеется, он организует порядок. Кают-компания на корабле была крайне роскошной, как по мне. В представительских целях её оформление и оснащение взял на себя дизайнерский отдел корпорации, с учётом времени и особенностей местных, её сделали просто шикарной. Напольная плитка из особого вида керамики, стены, украшенные светильниками, большие мониторы на стенах, внушительная мебель — диваны, столы, кресла, отдельно обеденный стол... Красота, в общем, даже небольшой бар был. Юдин присвистнул:

— Ничего себе, флотские живут... а у нас всё в грязи или песке по колено...

— Не жалуйся, — ответил Волков, — Серёга вон, на мостике стоит и команды раздаёт — никакого близкого боя в жизни не видел. Так, чтоб пули свистели...

— Нда... хорошо живут! — воодушевился Юдин. Похоже, взгляд на войну у них был разный. Волков — типичный вояка, который без острых ощущений чувствует только скуку, Юдин наоборот, человек добрый и войну считает необходимостью, удовольствия от уничтожения врага не получает никакого.

Командиры вольготно расположились на диванах, я включил кофе-машину и пока готовился кофе, слушал Юдина. Тот сказал всем нам:

— Давайте как в курдистане, без лишней спешки и суеты. Нам ничего не грозит, враг от нас не убежит, время в запасе ещё есть.

— Давай, — волков прикрыл глаза, — Серёг, тут от тебя всё зависит. Ты же у нас флот. Вот и скажи что-нибудь.

Хм... а что я мог сказать?

— Скажу так, мужики, с такими кораблями нам и шайтан и роял неви не страшны. Эта малышка не хуже линкора долбить может. Вот только нас реально мало.

— Ну да, у меня с собой две сотни человек, — ответил Юдин, — это неслыханная бедность, даже в охранении отдельной базы — вдвое больше бывает! Зато сорок два танка.

— Ты поясни, — прервал его радость Волков, — на какие танки мы рассчитывать могём?

— После всех долгих изысканий решили не выпендриваться. Взяли наш АТА1, слегка доработали напильником. Не боись, сорок танков для этого времени — вундервафля. Куда важнее всё остальное.

— Кстати об остальном, — волков хорошо так задумался, — вы не думали, как доставлять грузы, не привлекая ненужного внимания?

— Это как? — удивился Юдин.

— Ну, если мы на нашем корабле припрёмся в Порт-Артур и выдадим тамошним бойцам оружие, это будет моветон. В общем, у меня была мысль, шеф меня поддержал, оружие и боеприпасы можно сбрасывать с воздуха. Как и любые другие припасы.

— На парашютах что ли?

— Именно. Только для этого нужен транспортный самолёт, шеф разрешил взять десять "архангелов".

Юдин присвистнул — архангелы были новейшей техникой. И очень дорогим транспортом — самолёты размером с большой эйрбас или мрию, с вертикальным взлётом и четырьмя мощными двигателями, каждый в отдельной отклоняемой кольцевой гондоле. Два на хвосте, два на крыльях, техника пока что стоила баснословных денег и сочетала в себе удобства уже приевшихся всем "Левиафанов" с тяжёлыми транспортными самолётами. И грузоподъёмность у них была побольше — триста двадцать тонн против ста двадцати у вертолёта.

Основной причиной дороговизны были использованные материалы — чтобы такой красавец не развалился на взлёте и при манёврах, пришлось использовать материалы, прочность которых столь же велика, как и цена.

— Тогда легче, — вздохнул я, понимая, что без лобби ВВС тут не обошлось, впрочем, мне же меньше проблем. Но тогда зачем мы брали столько груза на сухогрузах? Надо бы узнать, что нам туда вдогонку понапихали. От нашего шефа можно ждать чего угодно.

Волков кивнул на иллюминатор:

— Для начала — я предлагаю не ввязываться в войну раньше времени. Нужно отправить группу в столицу, организовать операцию "Голгофа", осмотреться, провести политическую разведку, когда Николай будет у нас на крючке — мы сможем из него верёвки вить.

— И когда же? — с нетерпением спросил я.

— Когда он всерьёз задумается о том, чтобы сдать позиции японцам. Когда потеряет флот, когда придёт время делиться крохами наших технологий. А до тех пор мои ребята возьмут тонны золота, искуственных драгоценных камней, которые нам выделил шеф и организуют в Петербурге оружейный завод. Будем производить пулемёты, самозарядные карабины, корабельную оснастку... Там же приказано выкупить землю, организовать настоящую верфь. Я тут ради развлечения прочитал опус некоего Новикова о том, как строили броненосец...

Ну да. Мемуары Новикова — хоть и не слишком документальные, с долей публицистики, но хорошо описывают атмосферу и особенности судостроения тех, то есть, этих лет.

— Очень полезное и не слишком тяжёлое чтиво, — подтвердил я, — а мы тогда как и куда по твоему плану?

— А вы... что ж, нужно втайне выгрузить с сухогрузов контейнеры с производственным оборудованием, станки, конвейеры, инструменты, и так далее. Я думал организовать производство где-то подальше от столицы.

— Екатеринбург?

— Как вариант, — кивнул Волков, — но к производству мы уже никакого отношения не имеем. Шеф просто создал заводы, причём полностью роботизированные и автоматизированные, разобрал по винтику и упаковал в контейнеры. Моя забота — отдать эту хрень инженерам, снабдить их достаточным количеством металла, хоть лома, хоть с заводов. На верфи тоже новое оборудование организовал, вот тут уж манагеры будут организовывать судостроение как минимум — нормального уровня.

Это было замечательно. А суда могут стать рычагом давления на императора. Хороший ход. Юдин потягивал кофе, развалившись на диване, Волков — сидел прямо, напряжён и сосредоточен. Какие же мои сослуживцы разные, что внутри, что снаружи!

— Значит так, от плана отклоняться смысла не вижу. Ляодун Россия просрать должна, иначе не будет повода для чисток, пока что флоту работы нет совершенно, так что мы сидим тихо и притираемся друг к другу. Может быть, оставить корабли и махнуть в Питер?

— Можно, — подтвердил Волков, — ты, как высшее руководство, тут нахер не нужен, пока не начнём воевать на море — только людей зря беспокоишь. Предлагаю захватить остров Осагавара, что на востоке от Японии. Там можно построить себе порт, базу, главное — это наладить береговую оборону.

— Идея мне нравится, — признался я, — но японцы?

— Никакого ценза. Расстреляем хоть весь БК кораблей, потом высадим танки и проутюжим несколько мелких посёлков... Установим РЛС, патрулирование района, и ни одна узкоглазая сволочь не подойдёт.

— А не обнаружат?

— Обнаружат, и очень быстро. Там находится военная база и рыболовный флот... Думаю, это самое главное для нас на сегодняшний день. Захватим Осагавару, закрепимся, я в Питер, а наши бойцы будут ждать момента.

* * *

Слово и дело у адмирала корпорации никогда не расходятся. Мы на войне круглосуточно, всегда, без перерывов на обед и отпусков. Боевые корабли выстроились в линию в тридцати трёх километрах от острова. Грохот первого залпа оглушил, пожалуй, всех. Прислушивались. Даже шумозащита не спасала на сто процентов. Башенные орудия изрыгнули пламя и сталь, ухнули менее громко шестидюймовые орудия. Шестидюймовки стреляли без перерыва, сплошным потоком.

Я стоял на мостике и следил за башней ГК — она медленно шевелилась. В её нутре огромный манипулятор забрасывает снаряд в пушку, и снова выстрел. Корабль тряхнуло. Перед нами стояли остальные корабли — они так же вели обстрел осколочными снарядами военной базы японцев. Война уже идёт, но на атаку тылового объекта никто не рассчитывал. Тяжёлые снаряды трёхсот миллиметров рассекая воздух с громким свистом по почти гаубичной траектории — сорок градусов уклона, летели в сторону врага. Первое попадание пришлось на окраину базы, а дальше там начался ад и израиль. Главный калибр стрелял шесть раз в минуту, шестидюймовки — по пятьдесят выстрелов в минуту с каждого ствола.

Второй корабль линии — "Роза", стрелял без остановок, у него шестидюймовок было больше — главного калибра только одна башня, а шестидюймовых двуствольных башен — семь штук. Четырнадцать стволов. Секундный залп всей эскадры был в разы больше, чем у местных аналогичных кораблей.

На берегу царил Ад — снаряды сыпались как из рога изобилия, разрывы шестидюймовых поднимали столбы земли, когда попадал вдвое больший калибр — это было хорошо заметно, взрывом разбрасывало всё в зоне попадания.

Долбили корабли до израсходования половины боекомплекта — сначала по военной базе, потом по наблюдательным пунктам, дальномерным пунктам, два военных корабля в порту никто не трогал — затонут, заблокируют порт. Растаскивать их потом — та ещё морока.

Юдин командовал танкистами прямо на месте, залез в танк в качестве оператора оружия и решил прокатиться. Я же только мог пожалеть — мне туда нельзя. Война... войны нет. Так мы в Курдистане бомбили турецкие лагеря, подходили к берегу и жахали из артиллерии, чтобы не расходовать дефицитные ракеты.

* * *

Юдин выехал на берег в своей машине — танк уверенно подгрёб под себя песок берега. Тут можно было бы застрять, но песок был густой, твёрдый, так что танк уверенно прошёл, машины одна за другой вылезали с песка на глинозём. Остров одновременно удивлял и разочаровывал. Даже того, что было видно через прицел, было достаточно, чтобы выдать вердикт — райский уголок. Песчаные пляжи, голубые лагуны, горы, это место прямо таки рай для семейного отдыха. Посёлок портил картину — вообще, японские поселения, как и русские, не отличались особой красотой. Танковая группа двигалась со скоростью в двадцать километров в час по прибрежной зоне — во главе группы шёл сам командир. Он огляделся по сторонам с помощью систем наблюдения, пощёлкал разные режимы визора и услышал голос танкиста по радио:

— Хотел бы я в таком месте себе отхватить особнячок.

— Фаркрай, чистый фаркрай, — отозвался второй голос.

— Не засоряйте эфир, — попросил командир, — хотя я с вами согласен, места тут красивые! Но порт мелководный, придётся углублять. А без этого — никаких туристов, и с продуктами как на северном полюсе.

— Так что делаем, командир?

* * *

Выводы танкистов были верными. Остров как раз один из тех, кто послужил прототипом для компьютерной игрушки. Охарактеризовать его можно было просто — тропический рай. А так же нищета, крестьяне-рыболовы, мелководный порт, в который не мог войти сколь нибудь крупный корабль и проблемы с дикими животными. Когда мы прощупали дно эхолотом, пришлось признать — тут не пройти. Никак.

Остров встретил нас запуганными местными крестьянами, разрушенными зданиями и кучей японских трупов. Десантные корабли могли подойти вплотную к берегу — они имели небольшую осадку и были подготовлены к форсированию мелководья, а вот наши броненосцы имели большую осадку. Место и правда было похоже на дикий порт какой-нибудь далёкой-далёкой страны. Горы, покрытые зеленью, джунглями, песчаный пляж и около него — простенькие причалы, у которых стояли десятки парусно-паровых и парусных судов. Рыболовные, метров двадцати-тридцати в длинну, редко больше. У порта пахло рыбой, запах такой стойкий, что впитался даже в доски причала. Нужно будет порядок навести, а то эта гниль — сплошная антисанитария. На берегу меня уже встречал Юдин и два его танка. Выглядел мой бравый товарищ ещё более бравым.

— Ну как у тебя тут?

— Отлично! — он широко улыбался, — без единого выстрела взяли. Местное поселение, кстати, оно так и называется Осагавара, полностью под нашим контролем. Трепыхаться не вздумал никто, как увидели танки, вопрос был решён окончательно.

Что ж, это хорошо. Я огляделся по сторонам, оценивая приобретённые территории — порт обычный сельский рыбный, то есть деревянные постройки из местных джунглевых пород дерева, домики японского типа, то есть — пол выше уровня земли, плюс характерная форма крыши. Хорошо хоть стены не бумажные!

— Отлично. Так, нам тут есть, где разместиться?

— Места тут немного, — Юдин махнул рукой в сторону бухты, — вон там, на той стороне, есть ещё одна площадка, деревенька, типа, но там рыбаки победнее живут, больше хороших мест тут нет. Разве что можно поработать с северной частью острова, вон там, сразу за посёлком, но там придётся взрывать скалы, разравнивать площадку...

— Паш, я на тебя рассчитываю, — кивнул я, — сам понимаешь, рыбаков мы выгнать не можем, площадка для транспорта нужна, да и самим хочется жить где-нибудь. Организуешь?

— Придётся, — он развёл руками, — понадобится три-четыре дня круглосуточных работ.

— Круглосуточных не надо, — отказался я, — мы не торопимся.

* * *

*

Поскольку сухогрузы не могли подойти к порту, использовали грузовые вертолёты, которые были в количестве двух штук на сухогрузах. Цепляли контейнеры к внешней подвеске и перетаскивали по одному на место строительства военной базы. Я вернулся на корабль, но не найдя особых занятий, поехал на место строительства базы — ещё предстояло запросить дноуглубительное судно, которое могло бы углубить порт.

Пока дело находилось на рассмотрении, ребята Юдина взрывали скалы. Местность тут была так себе, скажем прямо — порой валуны и выветренные куски скал прямо на пустыре торчали, а нам была нужна ровная площадка. Инженерные машины, которые прихватил с собой Юдин, обычные ИМР, пригодились тут как нельзя лучше — взорванные горные породы отталкивали в сторону бульдозерными отвалами. Большие машины с длинной гидравлической стрелой и шасси танка, работали крайне интенсивно. Площадка была на возвышенности, поэтому нам было прекрасно с места нашего будущего базирования видно порт, село, и внешний рейд порта — всё как на ладони. Я не стал, конечно, самостоятельно что-то растаскивать, но привлёк дополнительно восемьдесят моряков, которым выдали экзоскелеты и инструменты для точной работы. И начали привозить вертолётами контейнеры.

Я только в сторонке был, в палатке штаба строительства. Юдин сидел недалеко и читал какие-то документы.

— Не, ну ты представляешь? — возмущался он, — нам вместо современной станции РЛС выдали какую-то рухлядь роботизированную. Дескать, ей обслуживающий персонал не требуется.

— Да ладно тебе, у противника и этого нет.

— Нет так нет, но... а, пофиг, — он махнул рукой, — зато вот, посмотри, жилых контейнерных модулей казарменного типа — шестьдесят штук. По четыре койки на каждом. Это получается на всех твоих ребят не хватит.

— Моим и не надо, — отказался я, — они могут и на корабле жить, если его в порт загнать сумеем. Ты лучше скажи, есть там, в этих твоих списках, гуманитарные грузы, которые мы должны будем доставить местным раньше времени?

— Есть, как не быть, — Юдин протёр глаза и уставился на список, — лекарства, бинты, та же жрачка. Шоколадки, к примеру, или сгущёнка. Шеф наш малость поехал умом.

— Давно заметил? — усмехнулся я.

— Не, я не о том, Он нам отгрузил сто двадцать контейнеров со сгущёнкой. Забитых под завязку.

— О, а попа не слипнется?

— Вот и я о том же. Судя по всему, сгущёнку он поставил как энергоёмкий продукт. Шоколад я ещё понимаю, его, кстати, ещё больше. Тушёнки — вообще завались.

* * *

*

Военная база на острове была замечательной. Для наспех созданной базы, конечно же. Тут было тепло — плюс двадцать восемь, июль. Лето. Солдаты размещались в казармах, преимущественно это были люди Юдина. Они же медленно строили военные склады на основе наших контейнеров, то есть — под открытым небом. Хорошо, что контейнеры у нас герметичные.

Я приехал на базу на личном броневике — хороший такой тигрёнок, который выделил мне Юдин. Машина подъехала к КПП. Кстати, стену сделали просто — засыпали камнями пустые грузовые контейнеры, пару шестидюймовых снарядов такая стена выдержит, и главное — такую хрен снесёшь, тяжёлая. Солдат на КПП козырнул и ворота отъехали в сторону. Я дал газу и машина тяжело разогнавшись, въехала на базу. Военная база была очень компактной, всего на тысячу человек, и больше была грузовым пунктом. Склад — это такая площадка в сторонке, заваленная грузовыми сорокафутовыми контейнерами и с грузовым оборудованием для их перевозки. А вот штаб сделали нормальный, хотя и тоже модульный. Около штаба курил Юдин — есть у него привычки, не приветствующиеся в Корпорации...

— Здрав буде, боярин!

— Да ну тебя, — он подошёл ко мне, я захлопнул дверцу и пожал руку:

— А что, не так? Вон, и вотчиной своей обзавёлся.

— Это? Не смеши меня, — он махнул рукой, — хотя, я всё равно рад. Хоть какое-то разнообразие.

— Ну что там у тебя?

— Да всё по скучному. Приехали, развернули лагерь, аэродром, казармы, кухню, медблок и штаб, и всё. Солдаты сидят целыми днями на базе, время убивают, как могут, скука. Одно хорошо, зарплата идёт. Тут парни нашли новое развлечение. Тир устроили.

— Как будто на войне не настрелялись, — хмыкнул я.

Оно и понятно, люди все воевавшие... это диванным хомячкам всё это доставляет истинное удовольствие, а уже повоевав тишину начинаешь ценить больше, чем лязг гусениц танков или шум выстрелов.

— Настрелялись, но из такого ретро им стрелять точно не приходилось, — отмахнулся Юдин, — поехали, покажу. Тут перевал через горку и с той стороны стрельбище.

* * *

Мы выехали, мне было интересно. Паша молчал как партизан. Дороги, кстати, были относительно неплохими для острова, на котором отродясь не было цивилизации — только узкоглазые японцы-рыбаки, и те со своими тараканами в голове... Конечно, не шоссе, но тоже неплохо. Машинами не укатанные.

Я таки припомнил компьютерную игрушку, в которую играл в юности и сравнение нашёл очень удачным — остров выглядел так, как будто его оттуда и скопировали. Вернее, отсюда — туда. Хибары местных жителей, грунтовые укатанные телегами дороги, и много ребят с пушками в нашем лице.

Шум стрельбы я услышал, как только машина перевалила через холм и поехала под горку. Подтормаживая, я старался увидеть, что там такое интересное, что паша решил съездить со мной и вместо обеда нам придётся проторчать на стрельбище.

Бойцы расположились в долине между двумя горами — это очень удобно в том плане, что шанс попасть по гражданскому нулевой — даже если выстрелить так, что пуля уйдёт над горами, она упадёт в море. На зелёной траве стояли ящики из под какого-то военного барахла, кажется, из под снарядов, на ящиках разместилось оружие. Три десятка бойцов стреляли по мишеням, ещё несколько — чистили пушки. Я остановился в десятке метров от их местоположения. Вылезли.

Ну понеслось, подбежал руководитель этого балагана и отчитался Юдину:

— Товарищ...

— Ша, — он поднял руку, — как у тебя тут?

— Никаких происшествий!

— Молодец, — Паша обернулся ко мне, — вот, нам оказывается, шеф отвалил целую гору исторического огнестрела. Тут вообще всё, смотри...

Паша был личностью очень увлекающейся историей, поэтому он зарядил очень страстную речь про то, что оказалось в его руках. И дело тут не в оружии, хотя оно тоже было, а во всём остальном. Стрельбище больше напоминало музейный склад, на который свалили экспонаты самых разных времён — на ящиках стоял пулемёт максима — словно только что был на фронтах гражданской войны в руках красного пулемётчика, рядом стояли, прислонённые к ящикам винтовки — знаменитый американский Рюгер-мини, используемый для охоты на мелкую дичь и полицией, и тут же — СВД. Некоторые стволы представлять не нужно было.

— И на кой? — вдруг задумался я, — мы что, играть в реконструкторов сюда отправились? Для местных, что максим, что "Печенег", что "Корд" — один хрен, а нам с этим антиквариатом в бой идти? Нет, максим, конечно, пулемёт хороший. Для своего времени, но не более того.

— Да не в этом дело, — возмутился Паша, — а в том, что часть этого оружия будут производить здесь, в этом времени!

— Секреты немедленно утекут к врагу и начнётся беспредел, наши технологии используют все, кому не лень.

— Эх, а ты не думал, что пулемёты до второй мировой так мало производили не потому, что не верили в скорострельное оружие? Тот же "Максим" весит двадцать килограмм не потому, что конструктор мудак, не мог сделать нормальный механизм. В этом времени произвести всю ту тонкую механику, которая нужна для компактного и надёжного пулемёта — практически нереально. Даже добыть и очистить металл для пружин — и то едва ли смогут. Там всё работает на отдаче ствола... В общем, если мы будем снабжать пушками своих, то всё будет в порядке.

— Не дешевле ли тогда перевезти их из нашего мира?

— Именно так и поступили. Но как минимум — собственное патронное производство нужно. Хотя бы просто потому, что тут не производятся пригодные нам боеприпасы.

— Я думал, производятся, — точно помню, что патроны парабеллум или мосинский 7.62 — из этого времени.

— Не все. Кстати, и для личного пользования вещи нужно делать, и машины наши ремонтировать, и судовое оборудование производить... короче, по любому ставим собственное производство. А один сраный снаряд сделать — это и порох, массивное оборудование химпроизводств, и взрывчатка, и механика, и много чего ещё.

Ну вот и разрешилась ситуация. Я только кивнул и посмотрел, как резко перестали шуметь все остальные стреляющие бойцы.

— Вы продолжайте, продолжайте, — я взял Пашу под локоток, — слушай, мне глубоко наплевать на всю эту рухлядь. Ну серьёзно, Паш, мы что, будем сплавлять предкам старьё под видом своих гениальных изобретений?

— Именно. Серёг, уже всё решено за нас и до нас, так что не спорь, — он высвободил руку, — поехали отсюда?

— Поехали. Я хочу узнать, что там происходит на фронте. Давай что ли сбросим нашим предкам какой-нибудь гуманитарный груз, чисто ради пробы? Заодно посмотрим на их реакцию.

— Хм... Что ж, можно. Тогда ты и организуй.

* * *

*

Я плохо понимал, зачем вообще нужно было производить всё это барахло, но если всё решили — значит так надо. Честно говоря, желания заниматься какими-то левыми невоенными вопросами у меня не было. А то шеф нас может вообще за менеджеров запрячь. С него станется. Возможно, именно поэтому, посовещавшись по радио со своим помощником, я вышел на связь с командиром борта "А2". Договориться удалось быстро — у нас тут всегда война, люди друг друга понимают, бюрократией не страдают. Сказал — нужно готовить гумпомощь, понял, обещал подготовить операцию.

* * *

Это невыносимо. Рай. Тропический рай. Голубая вода, песок, тепло, настоящий рай. Солдаты были рады, офицеры так себе, а мы с Пашей скучали. После войны попасть в такой рай — это прям с корабля на бал. Такое ощущение, что мы в отпуске...

Паша лежал на шезлонге и потягивал коктейль. Мы развалились на берегу бухты. Прямо перед нами огромный инженерный корабль делал своё грязное дело — отсасывал грунт, чтобы броненосцы могли пользоваться портом. Грунт было трудно отсасывать и ежечасно с борта корабля под воду спускались водолазы в массивных жёстких костюмах, тащили с собой взрывчатку. Наконец, корабль отошёл подальше. Я свернул шезлонг и гаркнул на отдыхающих солдат:

— Все на берег! Быстро!

Паша засуетился, он схватил бутылку с молоком и посеменил к дороге. Солдаты резво вышли из воды — с пляжа мы по небольшому уклону прошли метров пятьдесят вверх.

— Начинается? — спросил пашка.

— Ага. Ща, сирены начнут выть.

Едва я успел договорить, послышался гул сирены. Корабль дал громкий гудок и пиротехническое Аква-шоу началось. Из под воды были слышны слабые влажные хлопки, вода кругами вздымалась — вдоль берегов, прямо по береговой линии. А потом как жахнет! Столб метров на пятьдесят вверх, аж земля затряслась.

Чтобы сделать этот порт пригодным, мало убрать грунт, нужно было убрать скальные породы — островок то горный. Взрывы около берега и наконец — шесть ядерных зарядов по тридцать килотонн на глубине десяти метров в скальных породах. Сила взрыва разнесла дно бухты, волна цунами накрыла порт. Хорошо людей там не было — не пострадал никто. Хиленькие досчатые причалы смыло в море, вода слизнула большую часть посёлка и отступила...

— Охренеть, — только и прокомментировал Паша, — и что теперь?

— Теперь дно бухты и порта — гора валунов. Вулканические породы твёрдые и хрупкие, их ударной волной раскололо. Кораблём растаскивать это долго, примерно здесь, где мы стоим, установят глубокие сваи, лебёдки, и ими по одному вытащат на берег валуны. Судя по глубине закладки, сюда без проблем войдут даже линкоры.

* * *

Так и случилось. Местным рыбакам пришлось переселяться в новые халупы — мы не жадные, инженеры, те, что с Юдиным прибыли, изготовили рыбакам новые избы, лучше прежних. Не скажу за плотников, а вот кирпича было в достатке, как и цемента. Но это так, сторонние расходы. Главным, конечно же, стало то, что вся наша эскадра беспрепятственно вошла в порт. Порт получался тут довольно уютным, хотя и диковатым. Бухта позволяла пережить шторма и любые ненастья, и самое главное — мы тут действительно обустраивались. Новое совещание провели в кают-кампании флагмана, Волков присутствовал по громкой связи. Откель? Так мы запустили коммуникационные спутники. На обычной ракете, слегка доработанной.

Паша уже порядком загорел, я тоже, а вот Волков был белее мела. Смотрел на нас и недовольно качал головой.

— Ну так что, что обнаружил, предприниматель наш? — тут же спросил Юдин.

— Обнаружил полный бардак, — ответил Волков, — система большая и неповоротливая, работает через пень-колоду.

— А по деньгам у нас как?

— Хорошо. Денег не то чтобы как раньше, но жаловаться не приходится. Офис в центре, продаём пишмашинки, запатентовал дюжину мелких изобретений. Готовим производство полноценных машин, с оглядкой на время, конечно же, двигатели бензиновые и дизельные уже пустили в серию. Основной нашей рабочей лошадкой планируется сделать вариант полуторки, слегка упрощённый.

— И зачем они нам?

— Тут главная проблема — отсутствие спроса. Лет через пять, может быть, привыкнут. Но главное — у нас есть производство двигателей и обеспеченные собственные нужды.

— И как к тебе относятся местные? Поди ты там выглядишь вундерландом.

— Сейчас наш заводик — держит пальму первенства по электрификации. Уличное освещение, электроприводы ворот, электрооборудование на погрузке и разгрузке материала, и наконец, электрическая узкоколейка на предприятии. Если так дальше пойдёт — начнут интересоваться, но пока что-то не очень. Так, у меня к вам ряд вопросов, просьб и предложений! На дальнем востоке, в Якутии, есть гигантские запасы угля. Поскольку переход на жидкое топливо будет нескоро, нужно разрабатывать угольные месторождения. Дело это крайне сложное даже в наше время, тут — невыполнимое, но нет ничего, с чем бы мы не справились. Чертежи оборудования для добычи у меня есть, само оборудование могут поставить из нашего времени, больше всего нужны наши любимые супербульдозеры и прочая техника с приставкой "супер" и мощными реакторами. Я уже связался с корпорацией и шеф обещал прислать команду знающих толк в добыче угля людей.

— По углю у меня тоже был вопрос, — я поднял руку как школьник на уроке, — он нужен всем нынешним пароходам...

— Хер с ними с пароходами, он нужен на ТЭЦ! — тут же ответил Волков, — чтобы что-то производить — нужно много электричества. Очень много. Как я понимаю Ленина — все развитые страны давно уже электрифицируются, а у нас электричество — ну прям бл, дефицитней, чем колбаса в советском союзе. Где-то есть, но розетку хрен найдёшь! — он был зол. Видно, больная тема.

— Не знаю как у тебя там, с реакторами, а пока что уголь — это основное топливо войны. Паровозы, пароходы, военные корабли и даже заштатные электростанции — всем нужен уголь!

— Вот. Этим займутся профи. Я уже купил за восемь миллионов рублей права на разработку крупнейших месторождений. Вернее, мне продали право найти самому и разрабатывать, давил на то, что дальнему востоку сейчас очень нужно топливо, и если там будет своё производство — регион можно развивать крайне интенсивно.

— Правильно мыслишь, — кивнул я, — на островах нужно создать базу для заправки союзных нам кораблей. Когда можно приступать к постройке?

— Чем скорее, тем лучше. Хотя сейчас я уже активно веду переговоры по постройке НПЗ, если дело выгорит — в наши руки попадёт не только уголь, но и сибирская нефть. Если удастся — мы будем играть первую скрипку в экономике страны. В будущем. Но топливом будем обеспечены всегда!

Юдин прервал нас:

— Филипп, не отвлекайся. Давай оставим эти дела профи, наше дело маленькое — затребовать и получить.

— Тут всё иначе, — ответил ему волков, — впрочем... к чему это я? Ах, да, главная цель — научиться делать турбозубчатые агрегаты для кораблей нового поколения. Японцы не успеют перестроить флот, а нам, после избавления от утюгов на паровых машинах, это будет проще.

— Сымаю шляпу, — только и сказал я, — а ты правда можешь?

— Да, сможем. Ответственные детали сделают роботы и ЧПУ, а дальше разберёмся. Суть в том, что мы получим огромное влияние за счёт этого. Нефть и уголь Сибири и дальнего востока уже у нас в кармане.

— Нужно просить шефа выделить нам стройбат.

— А ты думаешь, кто мне всё это построил? Волшебник на голубом веротолёте? Инженеры, они, родимые. Сейчас уже активно строят ветку железки от угольного месторождения во Владивосток. Когда в обе стороны пойдут наши поезда — начнётся веселье. А пока — ждём-с. Мне от вас нужны кое-какие грузы с наших кораблей, если вам не нужно, конечно...

— Проси что хочешь, — тут же ответил Паша.

— Квадроциклы — шестнадцать штук, снегоходы — двадцать штук, электрогенераторы — штук тридцать, примерно. И ещё, мне тут шеф указал на дирижаблестроение. Это действительно крайне важно в наших условиях.

— Дирижабли? — Паша удивился, — хотя да. Грузоподъёмные, летят далеко, только скорость, ветер сносит, причалить им негде...

— Забудь, — Волков ухмыльнулся, — всё уже придумано до нас. Дирижабли куплены, двадцать тяжёлых больших машин, пять "эйрландер" и пятнадцать "цеппелин-НТ". Эйрландеры могут брать по двадцать пять тонн, цеппелины — всего по четыре, это летающие лимузины. Главное, что вместо ДВС в них использовали реакторы, двигатели вдесятеро мощнее, такой может разгоняться до приличной скорости, маневрировать даже при ветре, ну и главное — им не нужны причальные мачты. Движки вверх, и прижимаются к земле, вот и всё.

— Круто, — Паша был воодушевлён, — то есть аналог лёгкой транспортной авиации у нас есть?

— Не у вас, а у нас, — хмыкнул Волков, — на остров переправят два Эйрландера и два цеппелина. Эйрландеры — для грузоперевозок и цеппелины — в качестве личного транспорта. Аналог лёгкого самолёта. Кстати, на них комфортно — есть даже отдельная кухня и туалет.

— Ну удивил, — отмахнулся я, — слушай, эта идея конечно правильная, но как ты всё это местным объяснишь?

— А никак. Сами пусть себе версию придумывают, а я поддержу. Главное, что вопрос личного перемещения я решил — буду летать на дирижабле. Скорость ни к чёрту зато виды из кабины открываются живописнейшие. Едем дальше, тут в Питере сейчас неспокойно, разные политические силы практически свободно ведут подрывную деятельность. ФСБ на них нет! Я планирую начать чистки по-тихому, будем мочить. Эсеров, коммунистов, левых, правых, белых, красных, зелёных и фиолетовых в крапинку. Ну и до кучи — организуем собственную партию, по всем нашим политтехнологиям.

— А не заметут? — спросил Паша.

— Ты что? Тут обстановка такая, что правительство вообще не смотрит на всю эту возню. Не хочет замарать белы рученьки и разбираться в эсерах, агитаторы действуют практически легально, никого не метут и не мочат. Максимум — могут запретить газетёнку, но и то бывает редко. Короче, на волне патриотического подъёма два брата-акробата из нашего пресс-центра создают политическое движение, газеты, журналы, даже фильмы снимать обещают и к зиме у нас уже будет собственная аудитория. Назвали это пошло — "народный фронт".

— Интересно у вас там, — паша грустно вздохнул, — а у нас тут так тихо и скучно, что уже со скуки на стену лезем. Ну разве что ядерные взрывы под дном бухты — хоть какое-то развлечение!

— Так вы прилетайте, — уверенно сказал Волков, — давайте, не стесняйтесь. Я знаю, ты, Серёг, в авиации что-то смыслишь — вот и начнёшь развивать отечественную авиацию. Тебе, Паш, работы вообще море — нам нужны легковые и грузовые автомобили, бери своих людей десяток-другой в качестве водителей и будем работать.

— Хорошо, давно пора, — тут же согласился я — сидеть на острове уже мочи не было, — так, давай теперь поговорим по конкретному делу, которое нам нужно делать. Наша нужда следующая — нужно организовать угольную заправку на острове, для кораблей РИФ.

— Организуем, всё организуем, — отмахнулся волков, — вот прилетите и сами всё тет-а-тет скажете. Так, мне нужны квадроциклы и снегоходы — вам снегоходы всё равно без надобности. Прихватите с собой радиостанции, военные и гражданские, усилители для радиостанций, бензиновые двигатели, камеры наблюдения, цифровой печатный аппарат для наших журналистов — шеф мог бы переправить ещё один, но чтобы доставить сюда грузы приходится гонять целые сухогрузы. Порожняком он их не погонит.

— Понятно. Ещё что-то?

— Хм... — Волков задумался, — да вообще много что нужно. Конкретно по вашим направлениям, если вы согласны их курировать — не забудьте взять всё необходимое.

* * *

*

Удивительно, но квадроцикл оказался вполне нормальным транспортом, причём на острове квадрики пользовались особой популярностью среди солдат и моряков. Хорошая проходимость по грязям и хлябям, хорошо идёт в горку — собственный вес небольшой, а двигатель под пятьдесят лошадок. Эквивалент, конечно же. Но электрические нам не были нужны, нужны были с ДВС.

Машины и прочая техника с ДВС были нам отданы потому, что здесь это не такая уж и секретная техника, плюс — можно было организовать производство топлива.

Мы с Юдиным сообщили всем о нашем улёте в Питер, забрали несколько человек кто откуда — я взял связистов с кораблей, трёх компетентных электриков, артиллеристов. Паша — своих ребят.

С сухогруза пришлось снимать контейнеры с нужными нам вещами. И вот стою я и думаю, почему Филипп потребовал именно квадроциклы? С одной стороны — в суровом климате Петербурга открытый транспорт вообще не приветствуется, с другой — хотя они и проходимы, свои недостатки есть. И главный — это отсутствие кабины.

Впрочем, не моего ума дело. Квадроциклы у нас были мощные, видимо, не захотели там, наверху, мелочиться — передо мной стоял красавец с трубчатой рамой, мощным кенгурятником и тремя фарами — двумя обычными, в корпусе и одной фарой-искателем на руле. Судя по шильдику на заднем бампере — имел он семьсот кубиков объём двигателя и всего тридцать лошадиных сил — приспособлен к низкосортному бензину. Семьдесят шестому или даже хуже. На переднем бампере-кенгурятнике красовалась лебёдка.

И всё бы ничего, да его корпус явно наводил на мысль о далёких-далёких землях, чуждых этому миру — уж больно он был не утилитарным, дизайнерским. Пусть даже это и военная модель.

Чего нельзя сказать про мотоциклы-вездеходы — эти были строго утилитарны, с большими колёсами и грубой рамой, словно пьяный сварщик сделал их из обрезков труб. Но тем не менее, именно такое было нужно здесь.

Квадроциклы, мотоциклы, контейнеры с грузом — прямо на грузовиках, всё это загружали в Архангела. Наконец, мы сели перед самым взлётом. Лететь предстояло без каких-либо удобств и почти целый день. Пилотам, впрочем, ещё хуже, так что не буду жаловаться. Тяжёлый самолёт с трудом оторвался от земли и начал набирать скорость. Мы расположились без каких-либо удобств в десантно-грузовом отсеке, на обычных откидных лавочках десантников. Прямо перед нашим носом стояли грузы, квадроциклы и мотоциклы. Хороший такой способ изучить их строение, пока летим, делать то больше нечего!

* * *

*

В Петербурге было пасмурно. Осень вообще не лучшая пора для этого города — и без того излишне промозглого. Описать его можно в двух словах — классический Питер. Сфинксы на набережной, люди в дореволюционных одеждах, с преобладанием классических костюмов или военных и полувоенных мундириов, дамы — это вообще отдельная песня. Удивительный город, где сочеталось несочетаемое. Красота и бедность русского народа. Причины революции не нужно искать в учебниках истории — достаточно просто взглянуть на Петербург дореволюционный, на то, как работают люди и как друг к другу относятся. Следствия революции тоже отдельная тема для выставления диагноза, но это будет потом и неправда.

Я прогуливался по набережной Невы, в осенней военной форме, только без знаков различия — пальто, шапка, под ними ставший привычным адмиральский мундир — опять же, без привычных глазу знаков различия. Тут носили такие погоны, что впору удивиться — не самоубийцы ли офицеры. Ведь любая яркая форма — это как красная точка посреди мишени, целиться помогает врагу.

Ноги совершенно замёрзли, в этой сырости без военных ботинок было решительно невозможно передвигаться, да и с ними — тоже не слишком приятно. Свернув с набережной, заметил маленькую вывеску местного ресторанчика и поспешил туда — не обжорства для, а тепла ради. В ресторанчике было относительно тихо, у входа стоял гардеробщик, принимающий одежду. Я снял пальто и шапку, кивнув ему. Хотя в целом нельзя было сказать о высочайшем уровне сервиса, официанты были вполне нормальные, приняли у меня заказ на суп и салат, и тут же упорхнули на кухню.

Пока сидел, ждал заказа, глазел по сторонам, отмечая очень непривычную картину, всё то, что мы привнесли в этот мир. За окном, по набережной, пусть только один, но ехал грузовичок. Машина ехала неспешно, километров сорок в час, но по меркам времени это почти что скорость поезда. Очень быстро. Машина пропылила по проспекту и завернула за угол.

Я думал. Мы особо не высовывались, всё то, что привезли — используем для того, чтобы не искать местных аналогов и заменителей, как Робинзон Крузо искал замену привычным ему благам цивилизации на острове. Вот чтобы наше путешествие не превратилось в робинзониаду, у нас было всё. Машины, связь, навигация, разведка, даже воздушный транспорт.

Пока несли, я вытащил телефон и тайком отстучал сообщение для своего помощника, чтобы приехал на машине. Надоело ходить. Как раз к концу обеда он и подъехал к кафетерию, ждал меня.

Начиналась зима. Октябрь уже заканчивался, в Петербурге начинались холода, погода была самой омерзительной из всех возможных. Начиналась холодная зима девятьсот пятого года. Атмосфера в городе была напряжённой — крайне остро влияло на неё положение Порт-Артура, осаждённого японцами. Поговаривали, что нового штурма крепость точно не выдержит. Некоторые личности вообще винили Россию в войне, таких Волков либо брал на карандаш, либо оставлял в покое — перебесятся, либералы. Один раз добесились до захвата власти и не только просрали всё, но и всему народу свинью подложили, второй раз этих личностей скорее повесят на сенатской, чем допустят до правления.

Я расплатился щедро — рубль, вместо пятидесяти копеек по счёту, и вышел к ожидающей меня машине. Водитель сидел и грелся. Я забрался на переднее сидение:

— Давай к нашему офису. Пора начинать операцию.

— Так точно, — ответил водитель и машина резко стартанула, распугивая прохожих и лошадок.

Прибыв на место, я немедленно скинул сообщения Паше и Филу, они тут руководили всей нашей операцией. Фил был в соседней комнате, а вот Паша занимался в гараже постройкой нового автомобиля, поэтому когда прибыл, я уже пересказал Волкову свою основную мысль. Мы уже просрали Порт-Артур, пришла пора всерьёз оказывать давление на царя. Фил выслушал моё предложение и кивнул:

— Идея мне нравится. Значит, не будем ждать?

— Ждать больше нечего. После захвата Порт-Артура японцы получат любые кредиты, которые захотят, тихоокеанская эскадра Рожественского вообще будет неликвидной. Как у тебя там успехи?

— Сам посмотри, — он взял со стола ноут и запустил какое-то видео из геонета.

На видео неизвестная машинерия гудела.

— И что это?

— Серёж, я этой всей хренью не занимаюсь. Инженеры наладили выпуск турбин, это ТЭЦ, пока маломощная, всего двадцать пять мегаватт, но работает же. По мощности примерно такая же, как паровая машина на "Варяге", при этом существенно меньше. И уголь расходует экономичней, по подсчётам инженеров с такой турбиной он может пройти десять тысяч миль при нормальном запасе угля.

— Это слишком много, — я покачал головой, — где-то тут явно ошибка затесалась.

— Может быть, может быть, — не стал верить мне Волков, — инженеры считали по современным нам турбинам, а те, что у нас делают — несколько проще. Зато по их же расчётам скорость экономичного хода поднимается с десяти до шестнадцати узлов, расход угля на скорости двадцать-двадцать пять узлов — ниже в три раза, КПД поршневого парового двигателя при таких режимах падает очень сильно.

— Хорошо.

— И это только одна сторона медали. Ладно, двигатель, готовый к установке на корабль, есть. Две таких турбины — и будет пятьдесят тысяч лошадок.

— Тогда начинаем мистификацию, — кивнул я, — ты подготовил речь?

— Да, — кивнул он, — речь уже готова, пройдёмся по всем нехорошим закоулкам политики Николая, заставим его выиграть войну, скажу не сдаваться... ну и укажу на нас, как на перспективных людей. После этого — мы начинаем официальные чистки в армии.

— А раньше что было?

— А раньше, — Фил коварно ухмыльнулся, — раньше я собирал информацию. У меня почти все кабинеты чиновников на прослушке, спутниковая и авиаразведка выявила столько воровства, что впору нам полностью менять состав адмиралтейства и военного командования. Надеюсь только, что новая метла будет мести чисто.

Атмосфера в нашем офисе была очень... атмосферная. Мы сидели в обычной комнатушке, за дверью, стоило войти, слышался стук печатных машинок, работало шесть телетайпов, отбивая свежие новости, царил лёгкий гомон и шум, заваленные бумагами столы, невозмутимо пьюшие кофею и какаву с чаем редакторы нашей газеты "Народный Фронт", и над всем этим верховодил главный журналист, профессионал своего дела, Лапин, который только изредка вмешивался в работу подчинённых. В редакции почти все журналисты были местные, они не знали о том, на кого мы работаем, не знали о том, откуда берут данные телетайпы и как нам удаётся печатать свои журналы. Но работали на совесть, хотя порой и выдавали в ежедневнике вместо яркого материала средней паршивости водянистый текст. По моим меркам.

Публика у нашего медиахолдинга была самая разная, но продавали газеты во всех крупных городах России. Любых тем, касающихся императора, старались избегать — иначе придётся тащить свою писанину через отдельные части бюрократической машины, которая проверит, есть ли в газете заговорщики. Коммунистов, как и Эсеров, клеймили таким позором, что им впору объявлять нас врагами народа — журналисты умели втаптывать в грязь. Несмотря на с виду приличные действия и тех и других, регулярно "юноши со взором горящим начинают решать за русского мужика, что ему хорошо, а что плохо, и размахивая пистолетом, или иконой, заставляют падких на слова людей идти за собой". Цитата колумниста нашего, Феди.

— Тогда что от нас требуется? — спросил Паша, едва дослушав остальных. Хорошо, что конференц-зал был звукоизолирован и проверен на жучки. Можно было не бояться подслушки.

— От вас — ничего. Вообще, сидите тихо и на время лучше просто займитесь своим делом. Учтите, разговор с императором буду вести я, используя экспериментальный стелс-костюм для изменения внешности, невидимости, голоса, и так далее.

Я только руками развёл:

— С богом. Дашь хоть посмотреть?

— Да, дам. Как раз завтра с утра и отбуду. Учтите, я порекомендую вас Николаю, а как он на это отреагирует — чёрт его знает. Но готовьтесь.

* * *

*

Мы с пашей уже с вечера отправились прочь. Нельзя, чтобы нас так легко связывали воедино с газетой и журналами Народного Фронта. Я заглянул на выходе к журналистам:

— Джентльмены, у вас последнего выпуска не завалялось?

— Завалялось, — ответил первый прохожий, из местных, — вон там, на полке возьми.

Прихватив журнал, я вышел прочь из редакции. И уже в машине, развалившись на заднем сидении, листал его и думал о своих делах.

— Куда едем?

— В мастерскую.

* * *

Пашина машина уже стояла около ворот мастерской. Хотя, какая мастерская? Большой гараж. Паша уже вовсю трудился над стоящим на стапеле автомобилем. Это было странное транспортное средство, как по мне.

— Паш, — я обошёл этот пепелац на колёсах вокруг, — ты мне объяснишь, что это за страхолюдина?

— О, это наш проект. Нужно же будет чем-то объяснить свою занятость? Вот по идее Фила мы и работаем. Смотри, — он воодушевился, всё-таки железяки — его любимая тема, — сейчас главная беда артиллерии — это её неповоротливость, вот Фил и предложил сделать нам свой буксировщик.

— И что ты сделал? — я раньше не уделял особого внимания тому, что делал Паша, всё больше занимался собственно жизнью здесь, наводил знакомства, посещал различные мероприятия и, чего граха таить, ходил по музеям и галереям. Самообразованием, то бишь, занимался, чтобы понимать вообще, где я оказался и как местные мыслят.

— Ну, — Паша потёр щёку, — мы тут с ребятами посовещались и пришли к выводу, что ничего лучше, чем обычный трактор, нам не нужно. Тяговитый, неприхотливый, и главное — чтобы мог тянуть за собой тяжёлое орудие, или прицеп с грузом. Паровые машины отмели сразу, и начали работать над этим. Трактор ДТ-20, только в новом исполнении.

Действительно, пепелац напоминал трактор. Колёса задние были больше передних.

— И как?

— Работаем, — он махнул рукой, — смотри, двигатель мы скопировали полностью без каких-либо изменений, систему управления тоже, добавили тент-крышу, на всякий случай, но вот с массовым изготовлением приходится мучаться. Выходит либо слишком сложно, либо слишком ненадёжно и неэкономично.

К слову, трактор, судя по виду, уже поездил по местной землице...

Работа над трактором так нас увлекла, что к восьми утра мы ещё не спали. Работали, но дело своё сделали — не без гордости. И вот тут нам пригодилась великая и могучая шморгалка. Что это такое? Не каждый в наше время знает. Трактор таки завёлся и тарахтел, мелко трясясь. За руль сел Паша, а я встал на подножку за его спиной, и мы поехали по району, таким безумным смехом распугивая прохожих и заставляя уличных котеек смотреть на нас как на идиотов. Всё-таки, оно завелось и даже поехало, хотя поверить в это, зная, насколько примитивна конструкция, было сложно. Жрал этот трактор самый низкосортный бензин, соляру, да хоть спирт — и то мог поехать, правда, недалеко. Топливные фильтры — тоже кустарного изготовления, но работали. Наконец, сделав круг почёта вокруг квартала, в котором находилась наша мастерская, мы вернулись к гаражу и тут же начали проверять трахтор на предмет буксировки тяжёлых грузов. По-хорошему сюда был гаубицу, но за неимением гаубицы пришлось взять на буксир обычный двухосный прицеп, сиречь телегу, которая стояла вместе с барахлом около мастерской, для вывоза мусора. Навалив на неё ещё больше барахла, примерно тонны три, мы начали эксперименты с конструкцией трактора. Экспериментальным путём и с помощью измерительных приборов было установлено, что сила тяги у трактора — четыреста двадцать килограмм, и этого вполне достаточно, чтобы утянуть примерно три тонны груза по ровной дороге.

* * *

*

Утро для императора России, Николая Романова, было очень неприятным. Плохие известия с фронтов, плохая погода и наконец — не в духе оказалась жена. Происходящее на фронте очень живо влияло на происходящее в Столице, словно новые земли и столица были связаны одной нитью, потянем там — сдвинется здесь. Конечно, не всё было так плохо, но тем не менее, радости во всём происходящем было мало. Зайдя в свой кабинет, Николай Александрович обнаружил, что за его столом кто-то сидит и изучает какие-то бумаги. Его величество было подумал, что он ошибся дверью, но память его не подвела — он был в своём кабинете, понял он это, стоило лишь осмотреться по сторонам. Непрошенный гость имел весьма удивительный вид — в белом строгом костюме, с такими же белыми волосами, статный и высокий мужчина, и самое главное — над головой его имелся нимб. Самый обычный нимб, какой бывает у всех ангелов, если верить библии. Оный мужчина поднял взгляд на вошедшего и заговорил глубоким баритоном:

— А, Николай Александрович, собсвенной персоной. Что ж, проходи, садись, — гость махнул рукой и словно по волшебству из-за стола выехал стул.

Николаю показалось, что он ещё спит, однако, это было не так. Он на негнущихся ногах подошёл к столу и сел за стул, человек, вернее, ангел, посмотрел на него с осуждением:

— Что ж вы, батенька, натворили? — он подвинул к Николаю папку, в которой были фотографии, — ну как это называется?

— А в...вы кто? — заикаясь, спросил Николай, потянувшись было перекреститься, но передумал и терпеливо ждал ответа.

— Я? Начальство ваше, непосредственное, — собеседник усмехнулся, — а это как понимать? Статистика, — он положил папку перед царём, — на, почитай.

В папке были обычные листы бумаги, на которых слегка светящимися синим цветом буквами был текст. Статистика. Украдено, убито, сколько взяток взяли чиновники и так далее. Николай, едва прочитав это, едва не хлопнулся в обморок, подумав было, что всё, пришёл его конец. Однако, собеседник быстро выхватил обратно свою папку и набросился с критикой:

— Слушай, ты, наверное, думал, что если родился в царской семье, то тебя сам, — он ткнул пальцем вверх, — руководить и поставил? Как бы не так. А теперь к чему ты это всё привёл? А? Я тебя спрашиваю? Что твои родственники, Великие Князья, в воровстве участвуют, знаешь?

Николай потупил взгляд. Знал, точно знал.

— Знаешь, — подытожил "Ангел", — или вот, сумма взяток и откатов. Ты знал, что за всего неполный год войны у тебя разворовали имущества на сорок тысяч вагонов... если уж использовать эту меру.

— Неужели? — Николай удивился, — откуда так много?

— Как откуда? Воруют. Причём воруют целыми вагонами, и никто ничего сделать не может. Система госуправления архаична, она уже не соответствует реальности. Всякие народовольцы, эсеры, коммунисты и прочие — почти как у себя дома хозяйничают. Вот взять к примеру коммуниста Яшку, который вчера приходил на Обуховский завод, агитировать — его кто-нибудь остановил? Кто за ним следит? Кто занимается идеологической работой с широкими слоями населения?

— Я не понимаю, о чём вы...

— Идиот, — вынес вердикт "Ангел", — неужели я должен объяснять тебе простые вещи? Или ты думаешь, что если сто лет назад крестьяне и рабочие были бесправным скотом, то сегодня этот же трюк выйдет? Нет, не выйдет. Ты похоже начал забывать, что все люди равны меж собой, или считаешь, что девяносто процентов русских людей — рабочие, крестьяне, простой народ, это не заслуживающая внимания "народная масса"? Так знай, не будешь шевелить булками — выйдет это, — ангел щёлкнул пальцами и рядом с ним прямо в воздухе оказалось изображение. Кадры из фильма про трагическую судьбу семьи Романовых. Сам царь, с осунувшимся лицом, его семья, расстрел.

— Что это? — у Николая уже мозги начали закипать, — неужели это правда?

— А ты что думал? Конечно же правда. И если не будешь ничего делать, то так и случится. В общем так, слушай меня сюда, внимательно, два раза я повторять не буду, — ангел посмотрел на побелевшего Романова как на таракана усатого, — тебя дурака вразумлять мне не по чину мне, поэтому пошлю тебе на помощь пару людей из недалёкого будущего. Людей, которые в своём времени выигрывали войны не раз, и пусть они тебя вразумляют. Я им верю, а тебя не заставляю, но советую. Учти, просрёшь власть, дашь всяким левым силам устроить в России вольницу, или войну проиграешь — ответишь. Не здесь, на земле на тебя суда нет — на небе найдётся. И родственников своих приструни, а то так называемые "великие князья" совсем распоясались. И последнее — жену свою сплавь какому-нибудь генералу или адмиралу, такая нервная баба даже близко к власти быть не должна. Всё, брак расторгнут. Найди себе достойную пару.

— К... как? — снова начал заикаться Николай, — разве так можно.

— Почему нет? Полномочия всё равно у нас, а если ты о юридической стороне вопроса — ты тут царь, тебе решать, что делать. Найди женщину умную и целеустремлённую, но без замашек нервозной романтической натуры. Или вообще холостяком живи — оно как-то вернее будет.

— А как же наследник?

— Этот гемофилик? Ой, да не смешите всевышнего, не может быть инвалид наследником престола. Сделай нового, надеюсь, это то ты сможешь сделать, а? — усмехнулся Ангел, — вот тебе адреса и имена засланцев. Я их уже перетащил сюда, дал игрушки, чтобы не заскучали совсем, — ангел вытащил из кармана визитки и положил на стол. Это были удивительные визитки из прозрачного, как стекло, но мягкого, как бумага материала, на которых светящимися люминисцирующими буквами были выведены имена Сергея, Филиппа и Павла.

Ангел встал, открыл окно и напоследок хлопнул императора по плечу:

— И чтоб без фокусов. За тобой следят. Хватит быть мямлей, вон, бери пример со своего кузена Вилли. Хотя он тоже тот ещё шалопай, хотя бы характер у него есть! А ты, если не хочешь, чтобы тебя потомки поминали как "Царь-тряпка", сконцентрируйся на создании нормального работоспособного государственного аппарата, а не лезь в Китай за чёрт знает какими выгодами. Своя страна отстаёт по всем параметрам, а ты, вместо того, чтобы наводить порядок и стимулировать прогресс, лезешь расширять границы? Ты даже не можешь полностью обеспечивать собственную армию, не прибегая к закупке у потенциального противника ресурсов или чего хуже — товаров, страна застряла в девятнадцатом веке. Ментально и юридически, а время то идёт! Удачи тебе, — ангел подошёл к окну, залез на подоконник и став невидимым, упорхнул прочь, только слабый светящийся свет вёл в небо. Император впервые крепко так перекрестился и, обдумав произошедшее, упал в спасительный обморок.

* * *

*

Когда мы с пашей смотрели запись разговора Фила и Николая, ржали как кони, не могли остановиться! Это было эпично. Надо же!

— Ща, погоди, вот, — Фил промотал запись, — смотри, он увидел визитки и второй раз чуть в обморок не грохнулся!

— Вот красота, — я не мог перестать улыбаться, — думаешь, он возьмётся за ум?

— Не знаю. Короче, легенда у нас такая, — сказал Фил, — нас из нашего времени выдернул этот самый ангел, помогать Николаю мы не особо хотим, но согласимся. Из своей биографии утаивать ничего не нужно, только вместо ангела будет наш Шеф.

— Неплохое такое повышение.

— Это как посмотреть, живёт как царь, — хмыкнул Пашка, — так что, нам теперь ждать гостей?

— Я дал адрес мастерской, так что да, ждите гостей. К вечеру оклемается его величество.

— Поехали? — посмотрел на Пашу, — ждать ведь будет.

— Поехали. Заодно нужно войти в курс дела по поводу заводов — наверное, потребуется много чего, чтобы порядок навести.

— Порядок внутри страны — это моя работа, — осадил его Волков, — а вы, друзья мои, думайте, как на фронте порядок навести да так, чтобы не пришлось вместо России японца самим воевать. Давайте, дуйте, у меня ещё работы непочатый край в редакции...

* * *

И Фил был прав. Гости от императора прибыли очень быстро, одно он не учёл — вечером, часов в девять, к мастерской подъехала карета самого Николая. Похоже, он так расчувствовался, что решил лично нас навестить. Казачий конвой окружал карету, прибыл Царь, причём, один и без высоких чинов в сопровождении. Не считать же личную охрану за сопровождение?

В этот прекрасный момент я уже от нечего делать использовал имеющиеся в мастерской инструменты чтобы привести в подобие порядка тот квадроцикл, что отложил для себя. Пользоваться этим транспортом мне ещё не приходилось. С квадрика я обдирал панели кузова, оставляя его голым, и хотел потом сделать более примитивные, соответствующие технологиям времени, панели, но не успел — перед воротами гаража разыгралось натуральное действо. Его величество прибыл с пафосом и помпой, только был белее мела, когда вылезал из кареты. Я в это время посматривал на экран своего смартфона, включив передачу с камеры наружки, и продолжал работать над квадроциклом — уж больно мне техника понравилась. Паша и вовсе в этот момент растачивал цилиндры на двигателе, чтобы он заработал на топливе ещё более низкого сорта, чем шестидесятый бензин. Его величество зашёл в мастерскую и к его же удивлению, наши военные особенно не выглядели так, словно вот-вот расплачутся от умиления, ведь ЦАРЬ лично присутствует. Для них Николай был личностью исторической, к тому же они ходили бок-о-бок в бой с Шефом, куда более яркой звездой политического олимпа. Поэтому Николай, я готов поспроить на свой флагман, был ошеломлён тем, как его приняли. Никто не оторвался от своей работы, двое подчинённых Паши прикручивали задний мост к машине, остальные тоже занимались своими делами. Царь почувствовал себя так, словно его намеренно игнорируют. Но нет, как раз в этот момент вышел я, закончив своё дело. В руках у меня было заднее крыло от квадроцикла.

— Вам кого?

Такой вопрос заставил его величество впасть в лёгкий ступор. Я ждал ответа.

— Я ищу Палавенова Сергея и Павла Юдина, — ответил он после возникшей заминки.

— Так уже нашли, — я положил деталь от квадроцикла в сторонку и вытер руки попавшейся на глаза ветошью, — Сергей Палавенов. А Паша... Эй, Паш! — громко крикнул я, — оставь ты свой станок, тут к тебе люди пришли!

Павел подошёл к нам, заметил Николая, поздоровался:

— Здравия желаю, ваш величество, — он недоумённо посмотрел на меня, — а как вы нас нашли?

Его величество поведал нам историю, только очень кратко.

— Вот оно что, — я кивнул, — значит, это всё упрощает, — кивнул Паша, — а то занимаемся тут всякой фигнёй, а дома ещё работы непочатый край...

— Так вы поможете мне, как и было обещано?

— Ну, мы вам ничего не обещали, — сказал я, — но учитывая, что вернуться мы сможем, только выполнив задание, то деваться нам и некуда. Поможем. Опыт войны у нас есть, богатый, почитай в трёх войнах участвовали. Только этот ангел не сказал, каким образом мы должны в норму привести весь гигантский государственный аппарат — медлительный, неповоротливый и морально устаревший?

— Этого он мне не поведал, — ответил Николай. У меня сложилось ощущение, что говорил он с нами так, словно ждал помощи и волшебной палочки, которую мы можем достать из кармана.

— Похоже, без Фила здесь не обойдётся, — сказал Паша, — к нему вы уже наведались?

— Ещё нет. Обязательно наведаемся.

Я только махнул рукой:

— Паш, берём наш лимузин и поехали, незачем лишний раз народ распугивать большим казачьим караулом. Ваше величество, приглашаю с нами.

* * *

*

Паша сел за руль, а я — сзади, Николай спереди. Охране был дан приказ возвращаться с пустой каретой во дворец, а мы отправились по ночному городу к издательству газеты Народный Фронт. Стоило нам отъехать от мастерской, паша заговорил, больше для императора:

— Фил — человек очень активный, профессионал разведки и внутренней безопасности. Естественно, учитывая, как далеко у вас зашло, учитывая то, что разные политические силы действуют почти легально, Фил устроился на очень тёплое местечко — начал печатать свою газету, постепенно собирать компромат на казнокрадов, коррупционеров и прочих нехороших личностей. И изредка публикует его, вызывая волны народного гнева.

— Что ж, дело полезное, — ответил сдержанно Николай, — скажите, а вы как здесь оказались? Откуда прибыли? Кем были у себя?

Ответил я:

— Забрали нас грубо, зачем — не объяснили, так же с собой дали кучу всякого, целую военную базу вытащили. Золота отсыпали кучу, чтобы не оголодали. Павел у нас генерал армии, я — Адмирал Флота, командующий военно-морскими силами. Волков... волков командовал одним очень опасным и секретным подразделением, которое специализировалось на специальных операциях, не входящих в практику обычной войны.

— Не слишком ли вы молоды? — возразил Николай.

— Нет, мне уже сорок скоро, — ответил Паша, — в армию попал в двадцать два, простым солдатом, потом контрактная, война в Аравии, офицерская школа, опять война в Аравии, будучи капитаном уже принял войну в Турции, закончили мы её через полгода, я уже был полковником, а дальше война в Сербии против НАТО, после убедительной победы над Франко-Германским альянсом, мы с Волковым стали генералами. Сергей...

— А я тоже пошёл на аравийскую войну капитаном маленького судёнышка, корвет прибрежной зоны. Но там нам работы было много, многие погибли, многие проштрафились, многие сделали головокружительные карьеры. Война была очень быстрой и флот постоянно участвовал в боевых операциях. Через год службы командовал уже ракетным крейсером, через два года — авианосцем, а после войны в Аравии стал адмиралом. После войны в Турции — Адмиралом Флота, сиречь главнокомандующим ВМФ.

— Ничего себе карьера, — Николай покачал головой.

Паша просветил меня, а заодно и Николая:

— Знаешь, Серёг, в этом времени большая часть военных чинов — сугубо гражданские крысы, которые получают чины по выслуге лет, большая часть имеет далёкий боевой опыт на крымской войне, то есть имеет уже безнадёжно устаревшие представления о войне, военной тактике, стратегии, оружии. Они профессионалы в деле устройства парадов и смотров, как ножкой шаркнуть, как козырнуть, чтоб заметили... воруют поэтому по-чёрному. Из-за морального устаревания техники, тактики и стратегии войны, пользы от такой армии — как с козла молока.

— Нда... — я покачал головой.

— А у вас разве не так? — Николай, казалось бы, возмутился.

— Нет. У нас и простые солдаты, вроде нас, могут стать высшим руководством. Только для этого нужно пройти жесточайший отбор среди тысяч таких же, не проштрафиться, повышения могут быть только за реальные боевые заслуги. Ну или по результатам учений и сдачи сложных и громоздких тестов, экзаменов, и прочего, но это в мирное время. А наша армия войну, как свинья грязь, всегда найдёт. Так что уж извините, — Паша отвлёкся от дороги и бросил взгляд на Николая, — но мнения о вашей армии мы самого нелицеприятного.

* * *

*

Снова утро, и снова — на новом месте. Я впервые хорошенько задумался о том, чем я тут вообще занимаюсь? А действительно, чем? Впрочем, дальнейшее расставило всё на свои места. Ко мне в комнату постучался Паша.

— Ты там спишь что ли?

— Подъём уже, — я подскочил с кровати, — нечего харю плющить. Сейчас буду!

Через пять минут вышел из комнатки, которую мне выделили в Аничковом дворце. Да, приехали мы конкретно так сюда, другого подходящего места для нашего размещения его величество не нашёл. Следует сделать определённое отступление — Император есть человек сильно зависящий от своего окружения, в том числе и от всяких Витте, Плеве и прочих. Некоторых из них регулярно убивали народовольцы, некоторые подозрительно много денег имели на зарубежных счетах — и теми и другими обещал заняться Фил. Некоторых добить, некоторых арестовать.

Естественно, что появление во дворце новых лиц, конкретно — наших лиц, не могло не оказать влияние на всё происходящее.

Вечером, когда Его Величество остался в других покоях ночевать — не поехал к жене, по понятной причине, Фил связался по рации с нашим штабом. Он вызвал к дворцу специально для нас охрану на двух бронированных камазах. Машины эти, под кодовым именем "Буря", имели самый грозный вид — бронированные стёкла, большие колёса, тёмно-зелёный цвет кузова, и композитная броня из стали и полимерных материалов, выдерживающая очередь крупнокалиберного пулемёта в упор, или подрыв на мине, или осколочно-фугасный выстрел трёхдюймовки.

Камазы ездили на обычном бензине — напряжно тут было с электротопливом, хотя для порядку в них и был предусмотрен двигатель и слот для реактора — при необходимости можно было и на электричестве прокатиться. Машины это были очень внушительные даже для нашего времени. От обычных, привычных нам по Турции "Бурь" их отличала небольшая телеуправляемая башенка с пулемётом, над кабиной водителя — стрелок располагался рядом с водителем и мог при необходимости прикрывать высадку десанта. Я и не знал, что у нас при себе такие полезные и нужные бронированные грузовики! Камаза было два — на одном приехали наши охранники, и заодно — привезли комплект информационных материалов, которые мы собирались показать царю. Компьютеры с соответствующей аппаратурой.

До кучи я прихватил с собой пару книг, мемуары об этой войне. Одна из них — слегка отцензуренные мемуары Новикова, вторая — мемуары Вороновича. Опус новикова пришлось слегка подредактировать, чтобы не испортить молодому инженеру карьеру, Воронович — уже гораздо более подробно клеймил всё то, что привело к поражению России. И разбирал по полочкам, что немаловажно, пусть и в своей манере.

Императорское Величество ждали дела, и он не был разбужен подъехавшими машинами, хотя они и навели немало шороху, всё-таки тут мы уже не стеснялись и плевать хотели на то, что жители всего Петербурга их видят. Николай вышел посмотреть самолично, и мы могли вздохнуть спокойно. Тем более, местные слуги меня раздражали своей угодливостью, за которой, судя по тону, скрывался гадкий и едкий характер с толикой завышенного самомнения.

Осмотр машин вылился в начало личного знакомства — естественно, подобные бронированные монстры навели шороху среди петербургской общественности, той, которая собиралась на улице, но за стенами дворца опасаться было нечего. Ребята Волкова вышли из машин — все в полном боевом облачении, правда, без груза — в городском камуфляже, бронежилетах, в руках ставшие уже привычными автоматы АК-12, которые шеф выдал всем нашим воинам, все в касках и с суровыми мордами лица. Выстроились вдоль машины, в этот момент вышел Николай, Фил уже строил своих.

Я вышел следом и застал картину, как Паша и Фил разговариваают с Николаем, при этом больше объясняют, что такое наши машины и с чем их едят, нежели разговаривают на полезные и нужные темы. Императора интересовало всё — какие двигатели, как баранка поворачивается, из чего сделано пуленепробиваемое стекло, из чего броня, из чего... и так далее и тому подобное.

— Утро доброе, Господа, — я подошёл к ним, — знакомитесь с матчастью?

— Именно, — Паша повернулся ко мне, — а как ты посмотришь на идею выделить в охрану его величества такой вот автомобиль?

— Нормально, только нужно реактор засунуть — иначе намучаетесь с поставками бензина. Главное — это его величеству выделить автомобиль покрепче, чёрт его знает, как наши "партнёры" отреагируют на то, что Россия не выбросит белый флаг.

— Кстати, — из машины вдруг выглянул Николай, он был страстным любителем автомобилей и поэтому выглядел так, словно помолодел ещё лет на десять и снова стал молодым парнем, — а на обуховском заводе нечто подобное сделать можно?

— Боюсь, что нет, — Паша развернулся, — в принципе, броневик склепать можно, но для этого придётся подтягивать культуру труда, менять оборудование, да и получится в результате хоть и пригодная для боя машина, но всё-таки даже близко не подобное.

— И то хлеб, — его величество вышел из десантного отсека броневика, — и то хлеб. Ну что же, раз все собрались, приглашаю к завтраку. Павел, не просветите меня, какое место автомобили занимают в вашей армии?

* * *

*

Лекция Павла была пропитана любовью ко всем движущемуся, аж я заслушался, не говоря уже про Николая.

— Самое важное, — мы двинули в сторону дворца, Николай и Павел шли рядом, Павел говорил, — самое важное! Автомобили позволяют быстро перебрасывать войска практически на любое расстояние, причём гораздо эффективнее железнодорожного или морского транспорта. Не зависят даже от дорог — могут и по бездорожью проехать, хотя много медленней. Началась настоящая автомобилизация армии после первой мировой войны. Тогда немцы подошли к Парижу, французы реквизировали все городские такси и на более чем тысяче автомобилей доставили к месту пехотную дивизию. Это было проделано практически мгновенно, в разы быстрее, чем с помощью конных обозов — медлительных, требующих время на подготовку, длительного простоя на отдыхе...

— Насколько быстро?

— День. За одни день они перебросили дивизию из под Парижа к речке Марне, это примерно семьдесят километров по прямой. За день организовали транспорт, собрали вещички и перебросили солдат.

— Хм... — Император многозначительно посмотрел на Пашу, — почему же раньше тогда не использовали подобный ход, если и машины, и люди у них были?

— Инертность мышления, — Паша пожал плечами, — думаю вам, увидев эти бронированные монстры, которые с лёгкостью могут перевезти на себе две дюжины солдат со всем походным скарбом, это очевидно, но до того случая автомобиль не воспринимали как серьёзный транспорт. И не случайно — автомобили требовали топливо — бензин, который в отличии от сена, есть не везде и требует особого хранения, требуют расходных материалов — те же шины, к примеру, из натурального и дорогого каучука. Пока синтетический делать не научились, но на мой взгляд это можно организовать даже сейчас, химический процесс не требует сложного оборудования... Надёжность первых автомобилей, то есть нынешних, тоже вызывает большие вопросы — бензиновые двигатели могут взрываться, детонация топлива в цилиндрах разрушает и цилиндры, и двигатель. Автомобили требуют намного более качественных дорог, нежели есть сейчас. Конечно, и по укатанной телегами деревенской дороге проедут, без проблем, но расход топлива будет больше, за счёт того, что часть энергии будет тратиться на преодоление неровностей дороги. Скорость намного меньше. Эти машины, — паша кивнул себе за спину, — могут по ровной дороге разогнаться до ста километров в час. По грунту — уже примерно сорок-пятьдесят, не больше. По плохой, ухабистой дороге — двадцать-тридцать километров в час.

Его величество спросил:

— А аргументы сторонников автомобилей? Не поверю, чтобы не было лобби, — он пригладил усы и посмотрел на Пашу крайне заинтересованно, уже наверное проча ему роль любимого автомеханика. Не, так дело не пойдёт...

— Аргументы сторонников тоже справедливы и, что главное — дальновидны. Машина не требует расхдов, пока стоит в гараже, почти не требует, в отличии от лошади. Машина предсказуема, долговечна, их можно выпустить в любом количестве, а лошадей, пардон, не получится резко во время войны нарастить выпуск в десять раз. В отличии от лошади, она не боится пуль, лошадку же один маленький осколок может отправить в утиль. Машину всегда можно отремонтировать и вернуть в строй, а сломанную — разобрать на запчасти. С живым транспортом так не получится — пришить лошади ногу от убитой взамен сломанной ноги... хотя чисто медицински это вполне возможно.

— В России кто производил?

— Были кустарные производства и завод в Риге, на базе вагонного завода, но серьёзные производства во всём мире начались только после появления в тринадцатом году, то есть через девять лет, конвейера Генри Форда. Его машины выпускались массово, миллионами, были просты как сапог и дёшевы, поэтому стали массовыми. Во время первой мировой, которая зреет уже сейчас, производили, конечно, но всё равно лидирующие позиции оставались за лошадьми. Автомобили блиндировали, устанавливали пулемёты, получая броневики... вроде этих, только менее живучие и проходимые. А дальше в России началась политическая буря, которая остановила прогресс аж до тридцатых годов, когда в ударных темпах, порой ломая народные устои, шла индустриализация. Россия покрывала то промышленное отставание от остальных стран, которое образовалось с конца девятнадцатого века — не считаясь с потерями, ни в людях, ни в деньгах.

Николай только покачал головой:

— Нельзя же так.

— Нужно было. Иначе нас бы сожрали и не подавились. Эффект был достигнут и на середину двадцатого века Россия отвоевала утерянные позиции по промышленности и техническому развитию. Хотя всё равно из-за политики оставалось некоторое отставание в большинстве отраслей — но это уже следствие политического режима, а не реальной слабости экономики.

— Ладно, дела будущего оставим в будущем, — вдруг сказал Император, — сейчас меня волнует одна вещь — как использовать это для блага страны?

— Боюсь, тут дело не только в отсутствии автомобилей, но и в отсутствии грамотных специалистов, — вдруг вмешался Волков, доселе молчавший, — производство, эксплуатация машин, требует высокой культуры труда. Для этого нужно навести порядок внутри страны. Учитывая, что многие рабочие малограмотны, придётся приложить море усилий, чтобы Россия смогла производить собственные автомобили массово, не менее массово, чем любая другая страна.

* * *

Завтрак прошёл в молчании. А потом Паша взял слово, на этот раз слово это было не про машины, что понравилось бы Николаю, а про войну. Стоило слугам унести еду, Фил приказал бойцам оцепить комнату со всех сторон и Паша заговорил:

— Так, на сегодняшний день мы имеем следующую картину: японцы смогли высадить массовые десанты в Корее и захватить мощный плацдарм для дальнейшего наступления. Наши дальневосточные земли под угрозой. Расширение страны в таких условиях, когда нужно наводить порядок внутри, причём по-новому, а не методами вашего дедушки, это крайне странный ход.

Я вмешался:

— Тихоокеанскому флоту нужен незамерзающий порт. Сам видишь, что получилось, война началась, а часть кораблей была скована льдом во Владивостоке!

— Хорошо, — тут же согласился Паша, — оставлю критику при себе. На данный момент мы имеем врага, который уже в шаге от захвата крепости Порт-Артур. Крепость будет сдана, иное решение бессмысленно. Да, мы могли бы вытянуть ситуацию, однако, ценой огромных потерь. Я предлагаю отступить из Порт-Артура, сдавшего крепость Стесселя — когда он сдаст, конечно, отправить под суд — потому что Русские Не Сдаются, и готовиться ко второму этапу войны.

— Второму? — спросил Николай, — а это всё — было первым этапом?

— Да, если смотреть не на фронт, а на штаб и снабжение. Коррупция и воровство во время этой войны достигли таких масштабов, что их можно смело назвать мощным внутренним врагом, который страшнее любого внешнего. Воруют, берут взятки, дают взятки, назначают совершенно некомпетентных людей на важные должности, и снова, и снова воруют.

В связи с этим я предлагаю воспользоваться поражением как предлогом к масштабной чистке внутри армии и штаба — незаменимых людей у нас нет. Как вычислить воров — это уже товарищ Волков нам подскажет, а наша задача — наладить снабжение солдат на фронте. Для этого нужно создать фронт, позиционный тупик, стабилизировать фронт, и наконец — обеспечить защитой остальные земли России, на случай, если японцы захотят атаковать другие наши земли.

— Позиционный тупик — это что такое? — Николай ожидаемо не понял термина.

— Сложившаяся практика первой мировой, ровно как и этой войны. Когда возможности обороны существенно превосходят возможности наступления. Пулемёты, артиллерия — всё это заставляет врага штурмовать наши позиции ценой гигантских, неприемлемых для него потерь. Поэтому обе стороны сидят в окопах и изредка обмениваются артиллерийскими обстрелами, посылать солдат на убой никто не хочет, пиррова победа не нужна. Я предлагаю построить где-нибудь в Туле завод по производству пулемётов. На база тульского оружейного. С пулемётами практически та же история, что и с автомобилями, лошадью в этой истории выступила винтовка. Один пулемётный расчёт из двух человек в обороне столь же эффективен, как рота солдат с винтовками. Так же и скорострельное оружие рано или поздно заменит винтовки, оставив им узкую нишу высокоточной стрельбы по вражеским солдатам с больших расстояний. Однако, пока что списывать винтовку со счетов рано — прежде всего потому, что у нас не хватает грамотных технических спецов, которые могут обслуживать пулемёты. Недостаточная культура пехоты, в большинстве своём — это малограмотные селяне. Культурный разрыв между солдатом и офицером очень велик, можно сказать — это пропасть, которую нельзя преодолеть.

— Я так понимаю, — вдруг вклинился Николай, — что в вашем времени его нет?

— Нет, — я ответил вместо Паши, — но насколько я успел понять ваше время, ваша оценка во многом зависит от культурных традиций прошлого, когда происхождение человека имело большое влияние на его настоящее и будущее. Это послужит одной из причин морального устаревания строя Российской Империи, — видя, что Паша недоволен моей откровенностью, я покачал ему головой, мол, не лезь, — видите ли, со временем жизнь человека будет усложняться и усложняться. Промышленно-слабые страны попадают в плотную зависимость к более развитым, становясь их колониями и у России два пути — либо стать развитой, то есть с грамотным населением. Грамотное население — требует прав и свобод, им просто не понятно, по какому такому праву существует монархия и почему именно вы имеете право управлять страной. Вы не родились в короне. Естественно, что в начале двадцатого века основные мировые державы опирались в своей политике на рабочих, на народные массы, если так можно выразиться. Вели масштабную идеологическую обработку, потому что человеку нужно понимание окружающего его мира и политической системы, он хочет понимать, как всё устроено, и хочет лучшего будущего. Если оставить это, просто бросить на произвол судьбы, мол, думайте что хотите, закономерно, свято место пусто не бывает — немедленно появляются революционеры, коммунисты, демократы, эсеры и прочая шушера, каждая из которых предлагает своё понимание и использует отпущенные идеологические вожжи, чтобы перехватить управление народом. Вот чего я не заметил в Петербурге — это чтобы правительство в лице ваших министерств, чиновников, вело какую-то идеологическую борьбу и агитировало широкие массы на что-либо. У меня сложилось стойкое ощущение, что всё это досталось вам по наследству из прошлого века, когда существовало чёткое разделение на классы общества. И в данный момент революция зреет не столько потому, что в стране бардак, сколько потому, что эти самые революционеры, приходя на заводы, чтобы агитировать рабочих, приезжая в деревни, агитировать крестьян, вообще не встречают конкуренции со стороны правительства. Рабочие же нуждаются в понимании системы и Вере в лучшее будущее, в то, что завтра будет лучше, чем вчера. Коммунисты дают им это, обещая и лучшую жизнь, и всё-всё-всё. Естественно, видя, как неповоротлива и недееспособна государственная система, зреет недовольство. Протест.

— И что же ты предлагаешь?

— Этим занимаюсь уже я, — ответил вместо меня волков, — Сергей сказал всё, в принципе, правильно, хотя это и его личное мнение, которое следует уточнить и дополнить по всем пунктам. Людям нужна Вера в лучшее будущее, в то, что Россия избавится от воровства, чиновничьего произвола, голода, холода, станет развитой и уважаемой державой. Уважение наших противников в двадцатом веке заслуживают не величиной территории, а показателями выплавки чугуна и стали, тем, может ли страна производить собственные автомобили, корабли, самолёты... И чтобы построить эту систему, нужно перестроить всё государство. Но это уже ваши проблемы, наше дело — выиграть войну. Паш, продолжай.

Павел, изрядно уставший, пока мы чесали языками о политике, привлёк внимание Николая.

— Вопросы революционеров оставим на потом, сейчас главное — выиграть войну. Итак, мы имеем плачевное состояние. Я предлагаю установить и стабилизировать фронт — чтобы японцы не могли продвинуться дальше. Филипп начнёт чистку в интендантуре. Да, это будет жестоко, но поверьте, если мы не будем строгими — погибнут миллионы русских людей в огне хаоса и анархии. В это же время Сергей займётся постройкой новых кораблей для флота — экстренной, срочной. Теперь уже с предельной скоростью работы, без малейших промедлений, чтобы к лету следующего года у нас было как минимум — три новых боевых корабля, которые существенно превосходят японские. Я понимаю, это будет вам неприятно...

Николай покачал головой:

— Я понимаю вас, поэтому прошу только об одном — увольте меня от необходимости лично участвовать в этих чистках. В остальном же вам, Филипп, я доверю право уничтожать любого вредителя в стране. Надеюсь, тот, кто вас прислал ко мне, доверяет вам неспроста.

— Хм... — Волков прищурился, — это просто праздник какой-то. Приступлю в скором времени. Идеологическими вопросами тоже придётся заниматься мне. Общеполитические вопросы, всё-таки, на вас. Думаю, настала та самая пора, когда в деревнях и сёлах можно массово открывать деревенские школы с тщательно выверенной программой подготовки, включающей техническую, военную и политическую подготовку учеников. Вы можете лично мобилизовать народ, дать ему веру в будущее и победу, создать такое всенародное движение на войну, что японцев сметут, как табун лошадей кролика... но для этого нужно иметь заготовленные речи, которые поймёт простой народ, программу реформ, лояльных к рабочим и крестьянам. То же касается и учёных, нужно прекратить их занятия всякой фигнёй и сконцентрировать научный потенциал России на военных нуждах, промышленность — сконцентрировать на импортозамещении, чтобы хотя бы армия была полностью на обеспечении российских предприятий и мы никогда не платили никому лицензионных отчислений.

— Это так важно?

— Именно, — кивнул Волков, — очень важно. Думаю, у нас с вами большая программа в плане путешествий по России и выступлений перед рабочими заводов, перед чиновниками... а я заодно разошлю по крупным городам своих людей с оборудованием, чтобы они навели порядок. Паша, дальше что делать будем?

— Дальше — необходимо насытить фронт скорострельным оружием. В частности — пулемётами системы Максима. Естественно, платить Хайрему мы не будем, ибо они наши враги, как ни крути. Нам понадобится около тридцати тысяч пулемётов, для начала, в перспективе — количество необходимо увеличить втрое, до девяноста-ста тысяч. Так же война выявила крайне плачевное состояние артиллерии, особенно крупного калибра, устаревшей как морально, так и физически. Особенно это касается дальнобойных систем шестидюймового калибра, именно их нужно развивать в первую очередь и направить все ресурсы наших инженеров на их совершенствование.

— А деньги, деньги то где взять? — удивился Николай, — это стоит баснословных сумм — разработать и выпустить большим тиражом!

— Деньги будут, — уверенно сказал Фил, — придётся отвести часть мощностей экспортные товары, чтобы обеспечить свои нужды. И наконец, финиш — это производство кораблей. Это уже к тебе, Сергей, — он повернулся ко мне, — высказывайся.

Я прокашлялся. До этого сидел и осматривал обстановку — обычный обеденный зал, длинный стол, картины на стенах... Лепота.

— В общем-то в производстве судов я рассчитываю существенно увеличить культуру труда и ускорить их постройку. Наша цель — в перспективе построить Линкоры, мощные большие тяжелобронированные корабли, но пока что задача простая — построить большой броненосец с паровыми турбинами вместо поршневых машин, тремя-четырьмя башнями только крупного калибра и необходимым минимумом противоминной артиллерии, способный победить любой другой корабль схожего класса. Ту же "Микаса", флагман японцев. Минимум три таких корабля нужно построить за полгода — тут я делаю ставку на массовое использование сварки вместо клёпки, как более прочного и гибкого в монтаже соединения, унификацию всех составных частей корабля, стандартизацию и производство их на заводах серийно, а так же метод секционной сборки подбронного пространства на судостроительных заводах, вместо стапельного метода.

Сделать это нужно быстро, чтобы к лету уже были корабли, поэтому мне понадобятся очень широкие полномочия и помощь как от вас, Николай Александрович, так и от вас, друзья мои.

— Кстати, — прервал меня Волков, — ты не думал, что можно построить Ледокол и с его помощью провести суда севморпутём, а не в обход всего мира...

— Это фантастика. Севморпуть даже в наше время слабо используется, но... впрочем, если у нас будет мощный и огромный ледокол, то мы сможем наладить снабжение всей армии сухогрузами через севморпуть, из Архангельска. Попросить чтоли там помощи? — я кивнул наверх, над нами висела красивая развесистая хрустальная люстра с электрическими лампами, но намекнул я явно не на неё.

Николай Александрович перекрестился, Паша хмыкнул:

— А помогут?

— Уверен, если хорошо попросить.

— Я уверен в обратном, — сказал Паша, — если сразу не дали ледокол, значит — такой хитрый план. Иначе бы снабдили, ему не сложно.

— Ну да, да, — вынужден был согласиться я, — значит тогда при перегоне кораблей на дальний восток ставим вместо жаровых труб электронагреватели и запитываем от реакторов, один переход они перетянут корабли из Питера во Владивосток, а дальше переходим на уголь.

— Собственно, — прервал меня Паша, — твоя задача — не допустить дальнейшей эскалации конфликта на суше, если япы возьмут себе абсолютное доминирование на море, тогда пиши пропало и на суше, смогут выбросить десант куда угодно. Мы такой большой фронт прикрыть не сумеем при всём желании.

— Это я сделаю. Итак, у кого есть замечания?

Николай немедленно ответил:

— Считайте, что полномочия у вас есть. Я напишу бумагу, вас будут слушать, как меня. Если вы сможете построить обещанные корабли — то это невелика трудность.

— Благодарю. Итак, господа, учитывая, что мы на войне, забудем про мирную жизнь, я сегодня же отправляюсь на верфи, и вам советую приступать к работе немедленно.

* * *

*

Верфи встретили меня полным отсутствием порядка. Отправился я туда, уже имея письмо от императора, официальный адмиральский чин и более того — предписание, полностью написанное рукой Николая, с текстом, гласящим, что действую я от его имени и неприемлемо чинить мне любые препятствия, а за выданные мной задачи спрашивать будет уже он лично.

С таким бегунком я и пришёл к начальнику порта, в кабинет, показав ему документ, заверенный печатями и на защищённой бумаге. Начальник Верфи был человеком грузным, вороватого вида, он прочитал документ, стиснув зубы и обречённо сказал:

— Могу я спросить, чем вызвано подобное внимание ко мне?

— Пока что не к вам, — отказался я, — а к верфям. До лета нужно спустить на воду три больших и мощных броненосца. Император лично стребует с меня и вас, если к следующей зиме корабли не будут громить японцев — я уже не буду заниматься судостроением, а вы — вообще всем, потому как отправитесь на пенсию куда-нибудь в Сибирь.

— Но это невозможно! — начпорт воскликнул, — это нереальные сроки! Никто и никогда не построит корабль за такой срок!

— Придётся, — вздохнул я, — документ распространяется не только на вас, а значит — нам окажут содействие все, кто нам потребуется. Деньги будут.

— Много? — у начпорта включился инстинкт.

— Достаточно. Учти, своруешь ты или твои люди хоть копейку — повешу на мачте просушиться. А теперь — за работу. Что там у тебя на верфях стоит?

— Как-с, как ушла вторая тихоокеанская кроме долгостроев ничего нет. Но их достройка — точно не до лета.

— Значит, будем резать долгострои на металл, — я нагло взял стул и сел у стола начальника верфи, — один хрен, толку от них нет. Очевидно, наша судостроительная программа провалилась.

— На это нужно высочайшее...

— Разрешение, да, — я махнул рукой, — оно у меня есть, хочешь — сам к Николаю беги и спрашивай, если пустят.

Нда. Работы на верфи было столько, что я пожалуй лишнего хватил — построить три корабля обещал, но не учёл, сколько здесь хаоса и анархии. Нужно было что-то резко придумать. Не выйдет быстро разработать новый корабль, поэтому у меня есть только один приемлемый выход — это чуть изменить уже имеющийся проект и пустить его в серию.

Для этого придётся притащить сюда море оборудования. Надеюсь, та робототизированная фабрика, которую поставил Фил, может изготавливать броневые листы корпуса, потому что иначе — полный ПЭ.

— Начнём мы с вами вот с чего — немедля освободите место для закладки трёх кораблей, размерность — сто восемьдесят метров в длинну. С верфи в обязательном порядке удалить всех, кто не является постоянным рабочим, проще говоря — деревенщин, прибывших на заработки. Рабочих выделяй сколько сможешь, инженеры приедут в скором времени. Готовь верфь. Работа будет вестись круглосуточно, днём и ночью, как обычно. Справишься?

— Это можно, у нас места свободные есть, — ответил мой собеседник, — сделаю в лучшем виде.

* * *

*

На верфи был лёгкий переполох — люди видели, каким озадаченным вышел из кабинета я, и каким белым как мел — начальник верфи, обычно человек властный и раболепный перед начальством. Впрочем, мне до этого дела не было, я уже перебирал в ноутбуке все варианты чертежей и думал над тем, как поставить на поток корабли новой серии. А именно для производства лучше всего подходил американский тяжёлый крейсер "Балтимор". По технологиям тоже — идеально вписывался в наши нужды. С тем лишь изменением, что готовили эти ТК мы для крупных морских сражений, а значит — нужно делать упор на большие пушки. Лучше всего в схему вписывалось уменьшение количества мелкокалиберной артиллерии, замена минного калибра на шестидюймовый, с уменьшением количества пушек, а так же модернизация силовой установки — для большей защищённости её следует бронировать крепче, чем у американца — ремонт может быть затяжным и неприятным делом, учитывая новизну паровых турбин.

Проект был идеален во всём, кроме одного — мне требовалось по сути разобрать корабль на составные части, вплоть до последнего винтика, начиная с огромного киля и брони, и заканчивая мелким судовым оборудованием. И всё это — нужно поставить на поток, при этом избавившись от многих ненужных сейчас вещей. Конечно, в руках моих инженеров были компьютеры — огромные вычислительные мощности, но даже так — пришлось задачу скинуть на пятерых инженеров и участвовать в процессе "сброса балласта" лично, чтобы избавить проект корабля от любых ненужных нам частей. Так, попивая кофе, мы решили изменить расположение турбин, и использовать вместо проектного секцию серии "ЭМИР", в варианте под паровые турбины. Эта секция — стандартизированные до предела двигательные установки. ЭМИР это внутреннее устройство секции, не зависящее от особенностей судна. Это позволяло корпорации производить типовые судовые энергетические установки для любых судов, с конвейера. Ситуация обычная для малотоннажных судов, но тут речь шла о супертанкерах, круизных лайнерах и прочих кораблях-гигантах. Замена оборудования секции на сухогрузе занимала всего шесть часов — с помощью гигантского крана из корабля доставали вообще весь отсек, со всеми его лесницами, трубами, оборудованием и прочим...

Если использовать секцию уровня ЭМИР-100, при этом заменив паровые турбины на агрегаты нашего производства, то мы получим многократное ускорение работы по этому направлению.

Так же, посовещавшись с главным инженером-технологом я согласился с его предложением, что судно нужно строить секционно.

Корпорация использовала блочно-агрегатный поточный способ, то есть на верфи были закреплены промышленные роботы и они строили, монтировали целые отсеки за один проход, судно при этом строилось начиная с кормы и энергетической установки, и заканчивая носовой частью.

Тут такой роскоши у нас не было, поэтому инженер предложил одновременно осуществлять постройку секций на нашей промзоне и протянуть к верфи две параллельные ветки железной дороги — когда придёт время, по ним мы сможем отвезти на стапель секции. Тем более, что здесь можно задействовать промышленных роботов-сварщиков, которые сварят секции из стальных листов и прочих деталей.

Я от безвыходности согласился:

— Пускай, давай хоть тушкой, хоть чучелом, главное — чтобы к лету было три корабля.

— Главное, Сергей, установить линию производства, а там мы хоть три, хоть тридцать, хоть три тысячи сделаем, только детали подвози. Я так понимаю, сборка секции будет происходить без брони?

— Да, бронирование установим отдельно, иначе намучаемся с ремонтом. Там шесть дюймов бронепояс, представляешь, какой он имеет вес?

— Представляю. Без хороших кранов на производстве мы не обойдёмся.

— Либо сами сделайте, либо запросите у шефа отдельный сухогруз с оборудованием для верфи. Я тут не смогу вам помочь, только поддержу запрос.

— Оборудование для верфи? — спросил Инженер, — хорошая идея. Как раз целый сухогруз и выйдет. Я покумекаю, а ты ступай, отдохни, поговори с рабочими на верфях...

* * *

*

Воруют. Так можно охарактеризовать попытку навести порядок на верфях — воровали рабочие всё. И не от голода — хотя на верфи было много крестьян, прибывших на заработки — такие воровали особенно сильно, тащили всё, что плохо лежит. Несуны.

Приехал Волков, я сидел на кресле, рядом на лавочке — шесть наших хронических несунов. Трое — любители выпить, ещё один — просто дурак, алчный, и двое — вообще атас, умудрились стырить не болты или гайки, а деньги, выделенные на покупку нового оборудования взамен забракованного. Остапы, блин, Бендеры. Я сидел с ТТ в руке, за стенкой — был страшный шум — огромный кран двигал две первые секции нового Тяжёлого Крейсера, Секции изготовили в специально построенном для этого Эллинге, с помощью оборудования, привезённого из нашего мира — шеф решил, что наличие тут судостроительных мощностей очень полезно для страны и для Корпорации в частности. Поэтому на дворе Январь, а секции ТК-01 уже сваривают. Всего в корабле восемь больших секций.

Волков вошёл в помещение с мороза, щёки красные, глаза довольные, на нём — генеральский мундир гвардейца. Впрочем, его ещё мало кто знает.

— О, какие люди, — он заметил меня, — ты что ли этим занимаешься?

— Да, как твой человек свистнул, я этих архаровцев-бендеров взял на мушку и сюда за шкирку.

— Ну, дело хорошее, — кивнул Фил, — кто тут у нас?

— Три алкаша, два махинатора и один любитель больших денег. Что делать будем?

— Как что? — Фил улыбнулся, — как будто ты не знаешь, что у нас с такими делают...

— Действительно, — хмыкнул я, — ждёт их смертушка лютая...

— Знаю я, есть на флоте такая традиция — бунтовщиков вешать на рее. Может, того? Попробуем? И заодно для наглядности.

— Рей у нас нету, — я развёл руками, спрятал пистолет в кобуру, — Рей у нас нет, мачты только для радио.

— Ну так я видел в порту пару парусных кораблей, — не сдавался Фил, — старые, но военные, вроде как. Может быть, договоримся с их руководством?

— Руководство хрен знает где, а на чужом корабле даже с адмиральским чином невместно распоряжаться без ведома хозяина.

— Ерунда, разберёмся, — махнул рукой Фил, — найдём руководство. Ну так что, тащим этих, а ты пока сходи к рабочим, собери всех главных, пусть пойдут посмотрят.

— Куда их вести то?

— Да тут совсем рядом у причала парусник стоит, "Кавказец", кажется, вот туда и веди.

Парусник этот стоял у причала как напоминание о давно ушедшем веке паруса, был он транспортник. Некрасивый, но крепко сделанный, развозил, поди, до самой революции уголь и прочую лабуду, вместную сухогрузам. Кивнув, я вышел из комнаты и попал в главный зал. Зрелище было внушительным — потолок уходил вверх на пятнадцать метров, почти всё помещение занимал один огромный стапель — на нём рабочие лазили по двум секциям, корме будущего Тяжёлого Крейсера. На этот раз все детали делались на заводах серийно и заранее, и порядок монтажа был расписан по шагам так, что даже дурак бы справился. В секциях то тут, то там, полыхала сварка, весь эллинг был освещён мощными прожекторами под потолком, рядом с кораблём работала небольшая но удивительно мощная электростанция на реакторе холодного синтеза.

Все рабочие, допущенные до работы, были в специальных комбинезонах, гладко выбриты, чисто одеты, в перчатках и защитных очках, плюс у каждого на пуговицы была пристёгнута бирка с вышитым именем на груди и на рукаве. У каждого свой номер на спине — хоть это и делало работу похожей на тюремную, так мы могли мониторить через камеры местонахождение рабочих.

Обстановка разительно отличалась от той, которая царила на верфи до моего прихода — тогда не было крана, корабль собирали медленно и неспешно, хотя работали тоже в две смены — дневную и ночную. Рабочие были одеты кто как, многие бородатые, встречались и совсем пожилые деды, которые помнят ещё наполеона. Образно выражаясь. Современники наполеона действительно кое-где встречаются в этом времени, ещё и ста лет им не исполнилось. Я оглядел весь этот процесс — причину моей тайной и явной гордости. Хотя сварщики были только наши, рабочие уже оценили удобство унификации и стандартизации — детали не требовали доработки напильником и сборка корабля становилась делом если не простым, то по крайней мере — не требующим подгонять детали друг к другу. Январь уже на исходе, а первые две секции уже почти доварили, завтра начнут подтягивать третью. После того, как рабочие привыкнут к новому ритму работы — начнётся веселье и работа пойдёт с огоньком.

До кучи на рею корабля решили повесить ещё двух личностей, которые крупно проворовались — заместитель начальника верфи и главный бухгалтер, которые через свои схемы отмывали примерно по тридцать тысяч рублей в год. О богатстве своём они никому пока не поведали, жили скромно, как подпольный миллионер Корейко, личностями были неприятнейшими. Я старался с ними лишний раз не контактировать, и когда они пытались лезть в мои дела — бил по рукам. Видимо, у них с тех пор затаилась злоба лютая на мои методы.

Руководил процессом казни Фил, он не испытывал ни капли мук совести — все обвиняемые были у него на карандаше ещё с прошлого месяца и наворовали немало на всех прошлых проектах.

Происходящее рабочим показалось сюрреализмом — ну как это, средь бела дня, без санкции суда, полиции... Однако, мордовороты Волкова отбивали желание шутить по этому поводу — за плечом у каждого имелось оружие, автоаты, ножи, и действовали они как грамотные военные, а не зелёнка.

Волков осведомился у меня, где здесь рея, и получив указание на металлическую трубу, как часть мачты, приказал людям готовить процесс. Бухгалтера и его подельника притащили под конвоем со связанными руками. И, наконец, перед толпой, повесили первым бухгалтера. Фил громко и с чувством зачитал всё, в чём его обвиняют, тот умудрился ещё и начать болтать, от нервов, видимо — признался во всём, просил отпустить. Повесили засранца, следующим заместителя, а потом и рабочих с мохнатыми лапами.

После чего, прямо на морозе, Фил задвинул пятиминутную речь про то, как из-за таких личностей, как они, погибают простые русские солдаты, и так далее, и тому подобное... в общем, жалость к убиенным давилась на корню. В военное время их выкрутасы можно смело приравнять к диверсии и вражеским действиям, а с врагами у нас разговор короткий.

Представление имело популярность — казнокрады и воры, повешенные на рее, по старой морской традиции, возымели чудодейственный эффект на рабочих верфи — одни наши действия поддерживали, другие не очень. И те и другие находились под полным наблюдением Волкова, к тому же газета "Народный Фронт" тоже отписалась по этому поводу.

* * *

*

Николай Александрович, царь наш, батюшка, он же кормилец, он же просто царь-тряпка, работал в поте лица, чтобы соответствовать тому, что от него ждал народ и ждали люди. Волков конечно был не профессиональным политтехнологом, но подготовку кое-какую имел, и как действовать — понимал. В общих чертах. Перемены в личности царя свита связывала с произошедшей сдачей Порт-Артура, и в Петербурге воцарилось настроение, что дескать, война проиграна. Этому способствовали тревожные вести с фронтов, уважаемые люди гибли, как дальше жить — было непонятно.

Жена была от греха подальше выпровожена во дворец — с ней Николай почти прекратил всякое общение, от греха подальше. Решение по самому статусу ещё не принял, но было понятно, что если Сверху приказали, нужно выполнять. Николай не мог решиться просто так разорвать с семьёй, поэтому под благовидным предлогом работы и войны пропал из поля зрения своей семьи. Первое время изменения в расписании императора оказались минимальные — сократилось количество приёмов по невоенным вопросам, появился отдельный пункт — выступления. Выступать Николай не любил, но выхода у него не было. Поэтому совместно с политтехнологами он объезжал крупные заводы, фабрики, выступая там перед рабочими, обещая выиграть войну, привести Россию к процветанию и светлому будущему, а так же в комплекте с выступлением, как правило, шёл хороший обед, накрываемый рабочим, мелкие подарки, в том числе и памятные медальки, так же он же награждал отличившихся рабочих, особенно тех, кто был одобрен Волковым.

Долго эта канитель не продлилась — очень скоро крупные госпредприятия в Петербурге закончились. Журналисты на все лады мусолили поведение его величества, в самых раболепных или нелицеприятных выражениях. Впрочем, это было только одной частью картины, в это же время на заводах происходили масштабные чистки — пьяниц, непостоянных и некомпетентных рабочих от производств удаляли, станки устанавливали новые, на Обуховском заводе экстренно разрабатывали новую шестидюймовую длинноствольную гаубицу и сложный лафет к ней. Патронные предприятия пришлось так же серьёзно модернизировать, заменив станки — прошлый план по патронам теперь казался смешным до безобразия. Требовались миллиарды патронов винтовочного калибра.

Помимо Юдина вопрос оснащения армии пулемётами заинтересовал и Николая, который стал не столько энтузиастом, сколько мощным лоббистом введения в армию большого количества пулемётов. Не двух-трёх на дивизию, а как минимум — одного на пехотную роту. Всё это требовало создать устав, тактику применения пулемётов в обороне и атаке, обучения большого количества пулемётных расчётов, в конце концов — просто нужна была металлическая рассыпная лента.

Тем временем на механическом заводе Корпорации практически все мощности, вплоть до самых малых, были заняты производством корабельной оснастки — инженеры решали задачу сверхсложную — построить серийное производство всех корабельных приблуд, причём, многие из них — крупной серией. С роботами решили легко — они запросто сменили направление своей деятельности, с людьми оказалось сложнее. Да и создание конвейеров потребовало определённых затрат времени, так что к началу февраля, пока в столице бушевал лютый мороз, на заводе кое-как освоили производство корабельного оборудования и начали создавать секцию броненосца на производственной площадке верфи. Сваривали из прочных стальных элементов набор секции, устанавливали внутреннее оборудование, вплоть до монтажа электротехники.

Так прошёл в заботах и делах февраль — месяц всем показался крайне коротким...

* * *

*

В Харбине происходили самые разные изменения, вплоть до глобальных по меркам провинциального населённого пункта. Однако, всё вдруг изменилось, когда из столицы прибыл скорый поезд, три тысячи пулемётов, огромное количество патронов и, что немаловажно — новая полевая форма солдат и офицеров. Форма солдатам не нравилась — она была совершенно не нарядной, грязно-зелёного пятнистого цвета, к ней прилагалась тяжёлая каска и тёплая, непродуваемая и непромокаемая куртка. Солдаты, впрочем, были рады и этому. На станции Харбин царило лёгкое недоумение, а потом полетели головы всех — интендантские в первую очередь. Прибыла "Военная Полиция" — дюжина мордоворотов под руководством интилигентного вида человека, который проинспектировал станцию и по результатам инспекции вывел из своих штабов и складов два десятка интендантов и приказал своим людям расстрелять всех. Приговор был приведён в исполнение у солдат на глазах — воровали у солдат много.

Гарнизон харбина возглавил генерал Булатов, человек вне всякого сомнения дельный. Принял он командование не как положено, на смотре при полном параде, а тихо — вызвал к себе начальство и поставил их перед фактом — теперь он тут командир. И предъявил приказ за подписью Императора, персональный. Бумага чудодейственно повлияла на сослуживцев и первым делом, отправив всех по своим войскам, Булатов поехал к человеку Волкова.

Встреча состоялась очень колоритная — когда генерал подъезжал к складам, услышал звуки стрельбы. Он подстегнул коня и был на месте уже через минуту — застал любопытнейшую картину. Интендантура, несколько офицеров, стояли около стенки строем, на земле корчился от боли пузатый человек в форме поручика, вдоль строя прохаживался молодой Волчонок и зачитывал текст какого-то документа.

— Так... а, вот, послушайте. Три вагона с фуражом для армии. Фураж сгнил, в войска доставили такую срань, которую даже в хлев постелить стыдно, не то чтобы лошадь кормить. А потом выясняется, что фураж этот — ободранные крыши соседних домов, а наш архаровец внезапно разбогател на три тысячи рублей, продав фураж местному китайскому купцу... А? Какова схема? — человек резко развернулся и от бедра всадил пулю в ногу интенданта, — слушайте дальше, мои дорогие друзья. Пятнадцатого числа... — он не обращал внимания на вой раненого, которого непременно нужно было доставить к врачу, так думал Булатов, — а, черти, что я здесь перед вами распинаюсь, а? — человек убрал документ, — буду краток, ещё хоть копейку украдёте — станете живой мишенью для наших солдат или пушечным мясом. Понятно?

Белые как мел интенданты, молча кивали, как китайские болванчики. Человек ленностно направил пистолет на потерявшего всякий облик пузатого, валяющегося на земле, и без тени сожаления прострелил тому голову, спрятав пистолет.

— Разойдись. И чтобы к вечеру все солдаты были сыты, одеты, обуты и снабжены по уставу всем необходимым. Найду где дырявые сапоги или хищения — продолжим наше увлекательное, по крайней мере — для меня, знакомство, в более приватной обстановке местного зиндана.

— У нас нет зиндана, — Булатов вспомнил, что это такое и отвлёк палача от его работы.

— Да? — тот развернулся. Это был совсем молодой парень, лет тридцати ещё не будет, гладко выбрит, хорошо одет в форму элитных частей нового образца — строгий чёрный мундир без ярких красок, со знаками отличия капитана, — непорядок. Не стрелять же всех, нужно вырыть зиндан!

* * *

Атмосфера, царившая в Харбине, была крайне нездоровой. Некоторые солдаты, особенно молодые, балагурили, пьянствовали — причём пьянство это достигало паршивейших масштабов. Помогло только одно — когда все запасы водки, вина и всего алкогольного были вылиты прямо на землю рядом с железнодорожной станцией. Остался только медицинский спирт у докторов, но его достать не так то просто. Жизнь солдат определённо стала намного хуже — трезвее.

Булатов сел за стол и взял в руки толстую увесистую папку, которую ему протянул особист. В папке оказались все текущие задачи, которые перед ним ставило наивысшее командование. Предписание было — окопаться в Харбине, построить эшелон обороны, провести перегруппировку сил, которые будут отступать на харбин после мукденского сражения.

Булатов не считал, что мукденское сражение уже проиграно — грандиозный бой ещё шёл, но, тем не менее, спросил:

— И каким образом, извините меня, начальство хочет окопаться под Харбином?

— Очень просто. Эшелонированная оборона, ДЗОТы, пулемётные гнёзда, окопы и траншеи. Необходимо возвести оборонительный рубеж, чтобы не пропустить врага дальше. Харбин станет одним из главных пунктов обороны, первым эшелоном.

— Допустим, допустим... где я возьму припасы для снабжения целого фронта?

— Припасы будут. Их доставят поездами, их доставят иными методами, — ответил сидящий рядом особист, — в скором поезде три тысячи пулемётов, расчёты к ним будут, плюс нужно обучить солдат ими пользоваться. Смотрите...

Дальше пошла красивая рисовка того, что называют укрепрайон — молодой офицер описывал пожилому генералу принципы устройства оборонительного рубежа. Причём рубежей нужно было сделать минимум три, и после провала обороны на одном — отступать к следующему, уничтожая орудия и укрепления заложенной взрывчаткой.

Нужно было копать. Много, сильно, долго. Генерал только усмехнулся:

— Хоть чем-то этих бравых молодцев займу. Эти, которые пьянствовали, лихие молодые, которые приехали на войну за орденами и медалями.

— Что ж, покажем им облик современной войны. Лихие кавалерийские налёты закончились, зарываемся под землю. От себя могу обещать, что сюда прибудут две землеройные машины для отрывки траншей, но получаемые таким образом траншеи слишком узкие и неглубокие, нужно будет их расширять, укреплять, устанавливать брустверы, к тому же — нужно строить блиндажи, стены окопов из досок.

— С досками у нас тяжело, — ответил Булатов, — сам понимаешь, солдатам нужно греться, топливо подвозят редко.

— Значит, с этим мы что-то решим, — уверенно ответил ему офицер, — главная задача — возвести оборонительный рубеж. Траншеи, окопы, блиндажи, множество опорных пунктов. Собственно, вот план...

Перед булатовым расстелили большую карту, на которой было тщательно выведено всё, что предполгалось к созданию — район Харбина был хорошо разрисован различными пиктограммами и символами.

— Боже мой, да как мы всё это снабжать то будем? — Булатов закономерно понял, что главная проблема при такой растяжённости обороны — это снабжение, особенно своевременное.

— Вот тут, вдоль оборонительного рубежа, предлагается установить дорогу, транспорт — будет. А пока что наша задача — построить всё это. Естественно, инженеры-строители прибудут, техника тоже, но большую часть работы мы возлагаем на самих солдат.

* * *

**

И началось грандиозное строительство. Приехавшие машины, которые анонсировал офицер, оказались траншеекопателем, инженерными машинами ИМР, а так же — одним по настоящему гигантским и сверхмощным бульдозером Т-1000, который одним своим видом мог повергнуть любого врага в суеверный ужас. Гигантская машина пугала солдат не меньше, но назначение у неё было сугубо мирное. Карьерный бульдозер, снабжённый гигантским четырнадцатиметровым отвалом, двадцатиметровой тушей с гусеницами, один трак которых весил двести килограмм, изготавливал окопы, причём — за один проход. Опускал отвал настолько, что передняя часть дозера слегка поднималась над землёй, отвал входил в землю на полметра, после чего двигал вперёд. Отвал врезался в землю и поднимал целый пласт земли, которая собиралась перед ним в большой ком. Останавливался и отъезжал назад — получался большой окоп, глубиной в полтора-два метра, с насыпью и плавной аппарелью со стороны обороняющихся — как раз, чтобы завести в него гаубицу или мортиру.

Траншеекопательные машины, роторные экскаваторы, опустив свои роторы, изрыгая землю, двигались со скоростью примерно километр в час, отрывая траншею. А за ними шли бригады солдат с лопатами и ломами — они расширяли окоп, уплотняли бруствер, закрывали стенки окопа досками.

Появление четырёх инженерных машин существенно повлияло на ход работы. Строилась линия простейшая, без сложных элементов, такая, какую могут создать простые солдаты, не владеющие в полной мере рабочими специальностями. Но умеющие копать. Лопат хватило на всех, что хорошо — близ Харбина собралось много народу, сотни тысяч человек, ежедневно прибегали новые и новые отступающие части и их тут же останавливали, перегруппировывали, командиров, бросивших и орудия, и людей, и бегущих впереди своих людей — расстреливали на месте, что, впрочем, солдатами воспринималось крайне положительно. Строительство оборонительного рубежа тесно связано с опорными пунктами — собственно, вес УР и был цепью опорных пунктов, соединённых траншеями и прикрывающий Харбин в три эшелона.

Окопы для гаубиц, мортир и пушек были вырыты довольно быстро, потеря большого количества артиллерии под мукденом привела к острому дефициту стволов на УРе. Солдатам строили блиндажи в качестве полевого размещения — пусть в них было неуютно, но зато хотя бы противник не замечал. Через неделю тяжёлой работы — начали строить полноценные ДЗОТы на ближайших холмах, устанавливая в ДЗОТах пулемёты. Отдельно строились пулемётные гнёзда — тут спасла унификация и наличие кое-какого инженерного обеспечения.

Стандартный опорный пункт этого УРа состоял из роты солдат, двух блиндажей для их размещения, двух гаубиц в окопах и двенадцати пулемётных гнёзд, которые призваны предотвратить штурм ОП японской пехотой. Пулемётные гнёзда располагались по периметру ОП, тогда как гаубицы были в её центре, при взгляде сбоку заметить ОП было не так то просто — и гаубица, и пулемётные гнёзда, и ходы сообщения, и блиндажи, были зарыты под землю и хорошо замаскированы. Солдатам, сражающимся в ОП, полагалось иметь не винтовку мосина, а либо пулемёт Мадсен, либо самозарядную скорострельную винтовку.

Самым страшным горем для современника, наблюдающего за строительством УРа стало отношение солдат к боеприпасам. Патроны порой просто выкидывали, интенданты нарушали всякие положения о их хранении, а в самом тяжёлом случае — солдаты умудрились выбросить патроны в траншею, чтобы взять себе на растопку ящики... Солдаты, конечно же, были отправлены на фронт, прямо под японские пули, причём в их винтовках не было ни единого патрона. Но надо же было что-то делать! Строгость наказания помогала, но не сразу, страх простых русских мужиков перед наказанием был так себе, слабым. Булатов, естественно, знал о проблеме, но и он не мог сделать ничего, кроме как наказать виновников. Все, кто неуважительно относился к военному имуществу, немедленно пополняли ряды строителей, причём никто обратно их в солдаты брать не собирался — если не умеют с винтовкой, сладят с лопатой и кайлом. Конечно, каторжники, как их прозвали на трудовом фронте, не добавляли солдатам радости.

Строительство укрепрайона продолжилось — через полторы недели после начала работ, пришли новые поезда, на этот раз привезли новые пушки и гаубицы. Гаубицы были новыми, мощными и короткоствольными, рассчитанными на мощный огонь на малых и средних дистанциях.

* * *

*

В грузовой кабине Архангела было шумно — лёгкий гул двигателей, ветер — через открытую десантную аппарель не было видно ни зги. Ночь безлунная. Команда самолёта стояла и держалась за поручень.

— Начать сброс, — приказал командир, смотревший в прицел. Большие контейнеры, стоявшие в десантном отделении, сдвинулись с места и по одному пошли через открытый люк, в ночное небо. Купол парашюта раскрывался и дальше уже не было видно ничего — груз опускался вниз. Рядом летели такие же транспортники, так же сбрасывающие грузы. Наконец, с обеих палуб самолёта были выброшены все контейнеры — двести тонн припасов для военных. Еда, фураж для лошадей, боеприпасы и гаубицы в разобранном состоянии — ствол отдельно, лафет отдельно...

Четыре мощных самолёта одновременно закончили сброс, оставив за собой целый рой опускающихся на парашютах грузов. В это же время в месте выброски, в специальных траншеях, ждали солдаты. Что именно происходило — они знать не знали, только слышали гул в небе, а потом на поле начали загораться огоньки — к каждому контейнеру был присоединён отдельный фонарик. И таких огоньков становилось всё больше. С удивлением для себя солдаты обнаружили на поле сотни накрытых лёгкой тканью контейнеров. И началась операция по разгрузке всего этого — десятки телег уже ждали своего часа. Тут же ждали и десять грузовиков-полуторок, которые были поразительно похожи на фиат-15. В них тут же загружали контейнеры и начинали вывоз имущества. Под Харбином, как новым центром обороны, образовался стихийный склад.

Утром Булатов обнаружил, что у него внезапно появились новые пулемёты, фураж, уголь, строительные приблуды, вроде гвоздей, шесть сотен пар сапог, больше тысячи комплектов новой военной формы, и самое, самое главное — запас провизии, который позволял засесть в обороне ещё крепче.

— Откуда это всё? — он читал документ, который дал ему особист и удивлялся.

— Оттуда, — дёрнул щекой особист, — главное — что есть. Привезли.

Поезда конечно приходили каждый день, но по большей части это были составы с пополнением, которое тут же распределялось по укрепрайону.

— Однако! — цыкнул зубом генерал, — я так понимаю, будут и ещё подобные поставки?

— Будут. И немало — завтра привезут ещё. Не так много, но на этот раз — конкретно печи и топливо для них, уголь и дерево. Это всё в блиндажи. Кстати, обратите внимание на пакет документов, доставленный вам вместе с грузами.

— Да, да, видел, — кивнул Булатов, — сейчас прочту. Но всё же, может быть, нам могут привезти ещё пару таких инженерных машин? Без них мы точно не управимся, особенно без землеройных.

— Вот на это уже мои полномочия не распространяются, — покачал головой особист, — но я могу попросить, без малейшего шанса на успех.

— Как так?

— Всё это может организовать только руководитель особого отдела, но никак не кто-то чином ниже. Я попрошу, конечно...

Офицер удалился в свой кабинет, а Булатов распечатал пухлый конверт, предназначенный ему, в котором было много документов самого разного толка относительно дальнейшего хода кампании. В частности, в документе содержались требования к секретности — тотальный запрет пользоваться телеграфом для передачи любой информации, запрет на использование прежних шифров и коды нового шифра, многочисленные уточнения к плану укрепрайона. В частности, количество гаубичных батарей снизить вдвое, заменив часть батарей — полевыми пушками, которые вскоре прибудут, установить наземные минные ловушки для врага, начать строительство долговременных огневых точек в прикрытие Опорных Пунктов. Спецификация и чертежи ДОТа тоже присутствовали, всё остальное обещали дать, включая бетоносмесительные и бетононасосные машины, арматуру и сварочные аппараты.

Не успел Булатов дочитать всё это — на что ушло три часа, как в кабинет постучался особист.

— Господин генерал?

— Входи, — тихо буркнул Булатов, — что-то случилось?

— Я передал командованию в Петербурге запрос на землеройные машины. Обещали выделить двенадцать машин, причём прибудут они к нам уже ночью.

— Очень хорошо. Не откроете секрет, каким образом вы так оперативно связались со столицей и даже получили ответ?

— Вроде бы это должно быть в пакете, который вам передали, — недоумённо ответил особист, — мы переходим на радиосообщение. Характеристики радиоаппаратуры пока что откровенно слабые, но по крайней мере с Владивостоком отсюда связаться можно без проблем.

— Что ж... я ещё не прочитал это, но слава богу, у нас есть радиоаппарат?

— Есть несколько штук. Одна у меня, одна прибыла сегодня, для штаба, ещё восемь приёмопередатчиков — для установки в ключевых местах обороны, штабах. Надеюсь, это улучшит управляемость фронтом...

* * *

*

В столице был хаос. Страна переживала позорнейшее поражение под Цусимой — разгром второй тихоокеанской эскадры. Рожественский приказом императора был разжалован в капитаны первого ранга, так же тем же приказом вторая тихоокеанская эскадра перестала существовать. В Петербурге было крайне подавленное настроение — подавленность по всему пунктам, война казалась безнадёжно проигранной. И тогда то состоялось замечательное событие — его величество решил собрать людей на сенатской площади и выступить перед ними. Николай был не столько напуган, сколько зол — благодаря информации Волкова он точно знал, что привело к поражению, и сейчас он был готов разгромить адмиралтейство собственными руками — зная о том, сколько воруют отдельно взятые чины, сколько проблем в армии, Николай произнёс перед собравшейся толпой очень пылкую и чувственную речь, рассказав про "врага внутри" и то, что война нужна стране, чтобы избавиться от внутренних врагов — будь то революционеры, или казнокрады. Поэтому, воспользовавшись своим положением он объявил, что никогда не сдастся, и был поддержан толпой всецело. Царские генералы и адмиралы после поражения уже не пользовались прошлой народной любовью. Однако, Его Величество заслужил себе некоторый кредит доверия — с трибуны он же объявил о полной смене руководства армией и флотом, полетели погоны многих — Стессель и Фок, Рожественский, и многие другие, покинули ряды доблестной армии и были разжалованы едва ли не в дворники.

После выступления император отправился на личном автомобиле на верфи — флот России откровенно ослаб, ослаб настолько, что уже не мог сопротивляться Японии. На улицах Петербурга царил беспорядок, подавленные настроения, нужно было срочно дать людям надежду на победу. Единственный, кто мог это сделать — это Палавенов, который строил свои корабли на питерских верфях. Визит главы государства не был запланирован — Николай захотел собственными глазами увидеть, как создаются корабли и на какой они стадии готовности. Двадцать второе марта, со времени закладки прошло три месяца — но на верфи его величество увидел огромную тушу корабля. Больше любого другого, вокруг корабля ездил большой кран, половина корабля уже была изготовлена — секции сварили, одели корабль в тяжёлую броню.

Естественно, Николая никто не встречал — не было запланировано, но он этого и не требовал. Романов лично подошёл к огромной туше тяжёлого крейсера и спросил у ближайшего рабочего:

— Голубчик, скоро вы закончите работу над судном?

Рабочий оказался сварщиком, причём не из этого времени, поэтому без особого благоговения ответил:

— Над этим — через месяц спуск на воду, соседний — через два спустим. А потом ещё по месяцу на доработку каждого. Первый корабль, "Адамант", уже дорабатывается, через неделю введём в эксплуатацию.

— Замечательно, — его величество улыбнулся, — и почему вы так быстро его строите? Не откроете секрет?

— Так нет никакого секрета, — рабочий отвлёкся от своего дела и показал рукой, — Вон, видите, секцию? Её ещё на заводе строят, причём все секции корабля строят и монтируют оборудование одновременно. Потом остаётся только сварить их воедино, навесить бронеплиты, обшивку днища и корабль готов к спуску на воду. После этого остаётся только установить башни артиллерии и доработать оборудование надстройки, и можно вводить в строй. Таким образом, мы максимально задействуем превосходство в рабочей силе — при обычной стапельной сборке сначала работают одни, потом другие рабочие, потом третьи и так далее, строится всё слой за слоем, медленно. А у нас все детали заблаговременно делают, никаких доработок на месте не требуется. Даже листы для сварки секций на заводе раскраивают и привозят, здесь их только сварить нужно.

— И долго делается секция?

— Нет, совсем нет. Сама металлическая объёмная конструкция — месяц на полную сборку, ещё месяц на оборудование секции всем — напольным покрытием, покраска, монтаж оборудования, трубопроводов, многочисленных мелких деталей, и последний, третий месяц — сварка всех секций и покрытие корабля бронёй. После этого ещё месяц на работу в надстройке и финальный монтаж оборудования.

— То есть за четыре месяца? — император уже начал высчитывать.

— В общем, да. Выручает только то, что у нас на одной секции работает по полторы тысячи человек — в три смены, с чёткими инструкциями по сборке и наличием всего готового. Вот как завод производит всё это в таких темпах — загадка! Мы тут только отвёрточной сборкой занимаемся, если так можно выразиться.

— Стране нужны эти корабли, — ответил Николай, — крайне нужны.

— Понимаем, все тут понимают, как это важно, — кивнул инженер, — да и настроения в городе такие, что лучше поскорее вывести с верфи в порт наши ТК. Но быстрее, чем к Июню — не получится. С другой стороны — есть хорошая новость. Мы сможем строить по четыре корабля за раз, благодаря тому, что закончили монтажные павильоны для секций, причём на этот раз — потоком. Одни рабочие строят секции, другие их отделывают, третьи сваривают, четвёртые дорабатывают корабли на стапели. Таким образом мы сможем выпускать новые корабли не каждые четыре месяца, а каждый месяц! Правда, не ТК, а ЛК, лёгкие крейсера.

— И зачем нам нужны лёгкие крейсера? — недоумённо спросил Император, — нам нужны именно Тяжёлые и сильные корабли!

— Увы, — инженер развёл руками, — я не военный моряк, но по долгу службы кое-чего смыслю. Лёгкие крейсера, в отличии от тяжёлых, могут иметь гораздо более высокую скорость, их задача — быть лёгкой кавалерией, а не тяжёлыми рыцарями на морском поле боя. Разведка, уничтожение торговли, дозорная служба, охрана морских границ, и самое главное — они должны уметь уклоняться от атаки вражеских ударных сил. Их роль в войне крайне важна, в первую очередь — на них возлагается задача перекрыть японское снабжение и избегать японских же броненосцев. Заставить врага выделять часть флота на охрану практически любой морской перевозки.

— Хм... — император задумался, — значит, каждый месяц, это тридцать два крейсера в год?

— Думаю, до этого не дотянем — есть же ещё нужда в Тяжёлых крейсерах, кораблях всех других классов, — покачал головой сварщик, — сейчас нужны тралщики, чтобы не вышло как у господина Макарова, царство ему небесное, нужны ремонтные корабли и суда снабжения — сухогрузы и танкеры, в конце концов — требуются подводные лодки, а по ним у нас ещё конь не валялся. Думаю, к концу года мы как раз восстановим флот, но непобедимой армады не получится.

— Что ж, честно ответил, — вздохнул император, — значит, обещание Палавенов таки выполнил, — император попрощался со сварщиком и развернувшись, ушёл прочь.

Вызов Палавенова к императору последовал незамедлительно — стоило Николаю только вернуться в свой кабинет, как он тут же вызвал адмирала.

— Заходи, — едва в двери показалась голова адмирала, Николай преобразился и из строгого человека превратился в немного испуганного всем свалившимся на его голову мужчину, — дверь закрой. Я недавно был на верфи, увиденное меня обрадовало. Ты хорошо потрудился.

— Тут больше завод, который нам выдали с собой, — отказался Сергей, но Николай поднял руку, останавливая его:

— Знаю, это я учёл, что в вашем времени всё это произвести не сложнее, чем у нас — глиняные горшки. Но я о другом. Рабочие на твоём заводе выглядят так, что их от руководства не отличить. Все сытые, чистые, довольные, розовощёкие, чистота и порядок. Дорого тебе это обошлось?

— Всего пара миллионов, — покачал головой Палавенов, — зато собирают корабль без дефектов и сюрпризов.

— Я по поводу поточной сборки. Хотелось бы узнать особенности метода, сколько это стоит для казны?

— Благодаря поточной сборке цену корабля мы снизили в полтора раза, — уверенно сказал Сергей, — при переходе на блочный метод сможем ещё полцены сбросить. Но сейчас мой основной проект — это лёгкий крейсер, тип "Корсар", всего пять тысяч тонн водоизмещения. Его срок изготовления существенно меньше, потому что состоит он из пяти, а не восьми секций, имеет более простое устройство.

— Вот про него я впервые слышу, — признался Николай, — мне не нравится, что в стране идёт постройка кораблей, о которых я ничего не знаю. Вам не трудно впредь держать меня в курсе событий?

— Нет, нетрудно. Просто тут я уже не хочу вас обременять информацией. Ведь всё может измениться в один момент, кораблестроительную программу я не имею, всё решается по каждому судну отдельно. Сейчас мы уже начали изготавливать секции "Корсара", четыре судна.

— Расскажите подробней, — Николай вытянул ноги под столом и прикрыл глаза, — зачем вам эти лёгкие крейсера, если по вашим же словам на море первую скрипку играют большие пушки и массивные тяжёлые суда.

Палавенов, впрочем, был полностью готов к такому вопросу и поэтому тут же ответил:

— В первую очередь — их задача — реализовать преимущество в скорости турбинных судов перед поршневыми. "Корсар" — проект лёгкого крейсера, заточенный под максимальные скорости, предназначенный для сражений с миноносцами, захвата вражеских грузовых судов, ухода от преследования. При его проектировании мы отталкивались от необходимости создания максимально быстрого надводного корабля, оснащённого бронепалубой и вооружённого четырьмя пушками калибра шесть дюймов и двенадцатью автоматическими пушками калибра тридцать миллиметров, более чем тридцатью пулемётами. Их задача — захват вражеских гражданских судов и буксировка захваченных до своих портов.

— Полезная вещь для наших условий, — кивнул Николай Александрович, по сути, уже знакомый со всем этим от рабочего на верфи, — и какую скорость вы рассчитываете выжать из судна?

— Максимальная — тридцать пять узлов, экономичная — семнадцать, но по нашим расчётам динамика расхода топлива позволит ему преодалевать на скорости двадцать пять узлов в полтора раза меньшее проектного расстояния. То есть — три тысячи миль. Этого должно хватить, чтобы уйти от погони или выйти на перехват вражеского судна.

— Замечательно. Сами разработали проект?

— Нет конечно. Воспользовались кое-какими наработками. В частности весь корпус взят от проекта 26-бис, его переработали под наш метод сборки, разделили на секции, а так — всё осталось прежним, в том числе и турбозубчатые двигатели... внутренние системы мы унифицировали с ТК, так что здесь эти корабли больше похожи на их братьев меньших.

— Что ж... так и быть. Но сейчас меня действительно заботит производство именно тяжёлых судов, — ответил император, — войну лёгкие крейсера не выиграют. Да, сыграют свою роль, но вся тяжесть линейного боя останется на броненосцах. Поэтому желательно продолжить строительство тяжёлых крейсеров. Пусть даже это займёт больше времени и будет стоить нам намного больших денег.

Деньги из казны Николай Александрович не жалел. Только благодаря щедрому финансированию удалось привлечь большое количество рабочих и установить рекорды скорости при постройке судов. Впрочем, только время могло показать, было ли решение строить флот, да ещё и в таких темпах — правильным.

* * *

*

Харбин. Булатов.

* * *

*

Первая атака японцев на подготовленные к обороне позиции выявила слабость наших войск перед японским натиском — врага подпустили на пистолетный выстрел. Пулемёты стрекотали без остановки, шум их выстрелов сливался в единый гул. За один час боя было расстреляно больше патронов, чем за всё мукденское сражение — и только это позволило нам отбить атаку японцев. Воодушевлённые победой, после освобождения части сил захватом ими Порт-Артура, японцы продолжали преследовать нас.

Бой был страшным и тяжёлым — японцы лезли и лезли, бесчисленное количество врага. Враг ломился на нас, солдаты выглядывали из окопов — для некоторых это было последним, что они сделали в жизни — осколки и снаряды забрали много жизней. Многих спасли каски — эти стальные шлемы, от которых рикошетили мелкие осколки, в другой ситуации неизбежно нанесшие бы бойцу травму, а возможно и убившие бы. Бой был затяжным и очень тяжёлым. По окопам то и дело шныряли солдаты, нагруженные в три погибели рюкзаками с патронами, которые им велено было донести до своих позиций от ближайшего опорного пункта. На самих ОП запасы патронов были огромными. Попытки японской артиллерии провести налёт не оправдались — в ответ ей немедля выстрелили наши дальнобойные гаубицы, уже давно пристрелянные по этой местности, поэтому японцы потеряли часть орудий, захваченных у нашей армии под мукденом. И были вынуждены отступить, оставив перед нашими позициями поле, щедро устланное трупами своих солдат.

Передышка. Тысячи людей в траншеях и более крупных окопах, выдающихся вперёд для фланкирующего огня. Тысячи людей, уставших от всего этого, которые ждали, когда враг наконец подойдёт на удар штыка, чтобы можно было по привычному ударом винтовки проткнуть японца, но не дождались. Солдаты скручивали самокрутки из привезённых накануне газет, разговаривали — разговаривали много. Расчёты пулемётов немедля сливали воду из кожухов стволов и бегали за новой, приносили её в больших фляжках и заливали в крупные горловины, мётлами и сапёрными лопатками старались отбросить подальше гильзы, чтобы не мешали под ногами.

Мне было сложнее всего — приходилось постоянно держать руку на пульсе. Одно хорошо — высоко над нашими позициями висел большой дирижабль, с которого постоянно передавали информацию о приближении противника. Я взял со стола грубую телефонную трубку и спросил:

— Наблюдающий, что там с японцами?

На дирижабле тут же ответил штабс-капитан, глазастый парень:

— Наблюдаю отступление, японцы приблизительно в восьми милях от переднего края, рассредоточены. Прямо напротив ОП-6 находится наибольшее скопление, дистанция — восемь миль.

— Понял тебя. Как только начнут движение или выставлять артиллерию — сообщай.

— Так точно! — гаркнул офицер и я повесил трубку. Постучал пальцами по столу. Итак, диспозиция была такова — японцы потеряли около восьми тысяч солдат во время штурма. Мы расстреляли около миллиона патронов — десятую часть имеющегося у нас запаса. Минные заграждения были взорваны полностью, но задачу свою выполнили — атака японцев захлебнулась. Кавалерии не был видно, совсем. С нашей стороны — всех лошадей уже давно передали другим частям, со стороны японцев — было бы глупо использовать кавалерию во время штурма укреплённой позиции.

Пока я думал, что предпринимать, в командный пункт заглянул особист.

— День добрый, я не помешал?

— Нет, проходи, садись, — махнул я рукой. Потому что человек и так здесь по личному распоряжению императора, а значит — не просто так!

— Я прошёлся по ОП, везде картина примерно одинаковая — расстреляли около двадцати лент, солдаты в окопах перенервничали, устали, потери есть, но небольшие. Около трёхсот раненых и двухсот убитых.

— Плохо. Хотя это определённо победа — японцев то полегло несколько тысяч.

— Тысяч пять, приблизительно. Плюс-минус две, сосчитать трудно. Ночью они штурмовать не решатся, без артиллерии это бесполезно.

— Твоё мнение? Что японцы предпримут? — я решил узнать, что по этому поводу думает особист.

— Моё мнение — они либо пойдут в лобовую, как под порт-артуром, либо отступят, соединятся с другими частями и атакуют большими силами и меньший участок фронта. Сейчас главное — это получить возможность быстро перебрасывать пулемётные расчёты по всей линии УРа и всему третьему эшелону обороны.

Я кивнул — мысль был здравая.

— Во ты этим и займись. И ещё, поговори с солдатами, чую, нужно им отдохнуть, баньку чтоли растопить?

— Идея здравая.

Особист ушёл, а я решил так — раз мы отбили этот штурм без особых потерь, то пришла пора немного расслабиться, но нельзя выпускать винтовки из рук и позволять японцу захватить нас. Порт-Артур тоже взяли не одним наскоком, но взяли же. К тому же, впервые, я смог воочию лицезреть, как нам доставляли по воздуху свежие припасы — это был большой дирижабль, который привозил под два вагона грузов за раз. Привозил откуда-то с севера.

Телефонная связь — вот главное, пожалуй, что позволило нам быстро реагировать на все изменения и держать секретность. Откуда она здесь — никто не знает, но скорее всего — оттуда же, откуда и дирижабль. Не иначе как американцы, хотя эти засранцы постоянно выступают против России и уже много раз грозились.

Слишком невероятный вариант. Но за неимением лучшего... ну не французы же пришли на помощь, эти лягушатники никогда и ни за что не вступят в войну! Несмотря на договор.

— Алло? — ответил голос на той стороне.

— Это генерал Булатов.

— Слушаю.

— Была попытка штурма наших позиций. Удалось отбить штурм — потеряно около двухсот солдат, враг потерял до пяти тысяч убитыми.

— Хорошо, — голос моего собеседника был довольным, — продолжайте в том же духе. Вам что-то нужно для этого?

— Да, штурм выявил слабость укреплённых позиций. Не хватает стройматериала для брустверов и стенок окопов, не хватает скорострельного оружия и малокалиберных полевых пушек, годных для стрельбы на короткие дистанции без выхода из окопа.

— Эта проблема решаема, — ответил мой собеседник, — ещё что-то?

— Грузовики. Два грузовика повреждены снарядами, они крайне нужны для ежедневного снабжения УРа. Срочно нужно как минимум новые взамен повреждённых, а лучше — ещё десяток.

— Это тоже решаемо, — ответил мой собеседник, — будут вам грузовики, будут новые пулемёты. Тульский завод как раз изготовил новую партию в девять тысяч пулемётов, они уже в пути. Если сбросим с воздуха — то будут у вас уже через двенадцать часов.

— Спасибо, как раз то, что нужно, — ответил я — мне похоже ни в чём не были намерены отказывать и я этим пользовался, — солдатам нужна экипировка. Самые обычные бытовые вещи — бритвы, зеркала, фляги, каски, полевые кухни и новые отопительные печи, табак...

— А лекарства? — участливо спросил мой собеседник.

— Доктор жаловался, что лекарств в большом избытке, лучше уж ещё врачей, хирургов...

— Выделим, сколько сможем, — ответил собеседник, — что касается материального обеспечения — мы понимаем, что солдатам в окопах нужно много что, поэтому постараемся доставить вам всё необходимое в кратчайшие сроки. То есть — завтра ночью доставим на дирижаблях. Что до стройматериалов — придётся подождать поезда. Сейчас руководство всерьёз хочет установить у вас на позициях электрические генераторы и освещение в блиндажах. Для этого предлагается перевезти изготовленные на наших заводах электрогенераторы и лампы освещения на каждый ОП, а так же проложить гибкие шланги и мотопомпы — для снабжения позиций водой.

— Это было бы... замечательно, — я представил себе картину, — но где тогда взять столько топлива?

— Топливное снабжение будет. Ждите посылки.

* * *

*

Посылки прибыли очень скоро — уже привычным методом — их сбросили в ящиках тёмной ночью. Никто так и не увидел, откуда сбрасывали, но гул двигателей слышали все. Решив не забивать себе голову такой ерундой, я не мог нарадоваться скорости доставки — в числе прочего в посылках были письма солдатам, написанные всего три дня назад в Петербурге, свежая утренняя почта, не иначе как перепечатанная на какой-нибудь типографии во владивостоке, и самое главное — пулемёты. В обороне, как я уже смог убедиться, пулемётчик может уничтожать врага не менее эффективно, чем рота солдат, и не имеет тех ограничений, что полевая пушка, даже установленная на картечь.

Новые пулемёты были восприняты бойцами не так радостно — пусть это и значило, что многих повысили с обычного пехотинца до пулемётчика, всё-таки, самым радостным было обнаружить в ящиках бытовые предметы, самые разные, от хороших новеньких бритв, которых так ждали солдаты...

* * *

*

Палавенов.

* * *

*

Николай Александрович оказался натурой, невероятно сильно увлекающейся автомобилями. В его царском гараже уже имелась коллекция самых разных конструкций — и это в четвёртом то году. Однако, главным его автомобилем стал лимузин, сделанный специально для него — бронированный, взрывозащищённый.

И поэтому Николай Александрович никак не хотел его портить. Он хмуро посмотрел на Волкова.

— Это мне не нравится. Второго такого автомобиля у меня нет!

— Будет, — уверенно сказал генерал, — поймите, если не вытащить этих засранцев из их заимки, то кто знает, когда они попробуют атаковать снова.

— Ладно, — Сдался Николай, — какие у них планы?

— Бомбу им предоставили англичане. Действовать хотят по старой схеме — бросок бомбы в ваш кортеж. Наши специалисты оценили мощность взрывного устройства как три килограмма тротила.

— Автомобиль выдержит?

— Выдержит, — уверенно сказал Волков, — но на всякий случай ездить придётся с закрытыми окнами и люками, а так же держать неподалёку группу захвата.

— Ладно, уговорил. Когда произойдёт покушение?

— Завтра, если вы не измените своего расписания. Во время проезда из зимнего.

Николай кивнул и стал готовиться морально к покушению на его жизнь и самому страшному — порче своего любимого автомобиля.

День был солнечный — шёл апрель пятого года. Существенное сокращение в столице всяких революционных настроений и организаций привело к тому, что исполнителей осталось совсем немного — в частности, работники английского посольства вынуждены были обратиться к группе студентов, мечтающих о терроре "за народное благо". Естественно, неплохо им заплатив. Кортеж императора выглядел величественно — спереди ехал бронированный грузовик, в кузове которого была дюжина вооружённых до зубов солдат, за ним — длинный чёрный автомобиль, с бронированным кузовом и длинным капотом, под которым скрывался почти танковый дизель. Замыкал процессию второй легковой автомобиль, в котором ехали казаки личной охраны царя. Николай сидел на заднем сидении своего лимузина, пристегнувшись и посекундно молясь богу. Из толпы выбежал человек с портфелем в руке и прежде, чем кто-то успел что-то сделать, бросил портфель в машину Его Величества. Прогремел мощный взрыв — машину отбросило на несколько метров в сторону, зато вот едущий следом броневик легко дал газу и из него немедленно выскочили казаки, схватив под белы рученьки бомбиста-неудачника. Хорошо приложив того лбом о брониованную дверь машины, они затолкали несчастное тело в салон своего броневика. Из лимузина же вылез через покорёженную дверь Николай, он был очень, ОЧЕНЬ зол — пожалуй, немногое, что он в своей жизни искренне любил — это машины, и свою он Очень любил. Лицо его покраснело от гнева, стоило ему увидеть, что стало с его любимым и самым дорогим сердцу автомобилем. Толпа зашумела, Николай же, ринувшись к машине охраны, залез в неё и увидел слегка помятую рожу девятнадцатилетнего юноши.

— Вот он, голубчик?

— Он самый, ваш величество, — ответил водитель, охранник его величества, — куда ехать?

— В Кресты! Быстро!

Тем временем из чрева бронированного грузовика выбежали солдаты, которые немедленно взяли на буксир царский лимузин, изрядно помятый взрывом. И поехали следом, но вскоре, получив приказ, двинулись в другую сторону, оставив лимузин во дворе Аничкова дворца, они резко развернулись и отправились по адресу этих бомбистов. При себе все имели особенное штурмовое вооружение — баллистические щиты, экзоскелеты, позволяющие носить тяжёлые щиты без труда, однозарядные ружейные гранатомёты с гранатами для штурма. Подъехав к дому, солдаты немедленно оцепили входы и выходы, двое — тут же выстрелили по окнам квартиры гранатами со слезоточивым газом, а остальные — ринулись по лестнице наверх. Бомбистов застали на лестничной клетке — те о кричали друг на друга. Появление больших, грузных фигур закованных в броню солдат восприняли крайне удивлённо — никто из них не ждал, что их раскроют так быстро. Попытка к бегству была пресечена и арестованные поехали в тюрьму в наручниках.

На месте волков уже выбил все показания из несчастного покушенца. Нанял их некий господин, предложил большую сумму за убийство Императора, обещал заплатить ещё больше. Очевидно было как день, что их самих собирались пустить в расход, но по горячей и глупой наивности своей они этого не понимали. Получив признательные показания, его бросили в тюрьму, а император получил мощный козырь в политической борьбе. Дело в том, что разговор народовольцев был подслушан и записан, даже на видеокамеры, но и фотоснимки присутствовали. Следили за всеми работниками иностранных посольств в Петербурге, так и вышли на сеть информаторов англичан. Волков уже дал приказ начать устранение информаторов и шпионов, однако, нужно было что-то предпринять...

* * *

*

Три новых корабля во флоте — это ещё и капитанские должности, возможность карьерного роста для моряков. Именно поэтому когда Тяжёлые Крейсеры были окончательно введены в эксплуатацию принимал работу лично Николай. И делал он это под грохот салюта — в это же время на воду спускали уже четыре новых Лёгких Крейсера, корсары. Они были чудо как красивы — не стальные клёпанные утюги, с грубым торчащим из воды силуэтом — острый нос, две орудийных башни в носовой части, одна на корме. Трубы две, но как и у ТК, они были низкими и продолговатыми. Надстройка имела вид опрятный и зализанный, мачт не было совсем, никаких. Проект крейсера был настолько упрощён, что в нём самые, казалось бы, очевидные для корабля вещи, были сделаны крайне утилитарно. И тем не менее, корабль был и был он прекрасен на взгляд морских романтиков — низкий остроносый силуэт напоминал о его огромной скорости — хотя по опубликованным в газетах и журналах данным, на корабле стояли поршневые паровые машины, а не турбины, и скорость была занижена в полтора раза от проектной. Проверку на деле никто не стал устраивать.

Тяжёлый крейсер мог похвастать такой же лёгкостью в обводах, несмотря на внушительные характеристики — по факту выходило восемнадцать тысяч тонн водоизмещения, девять орудий калибра 203мм в трёх трёхорудийных башнях. Такой же спартанский, без малейших лишних вещей, предназначенный для одной единственной цели — уничтожать себе подобных. Первый корабль получил имя "Адамант", теперь уже официально, попы помахали кадилами и на корабль взошла его команда, которой пришлось изучать его особенности уже в процессе подготовки к переходу на тихий океан.

Тем временем рабочие не сачковали, а уже работали над Лёгким крейсером — одни сваривали секции, другие их монтировали, третьи дорабатывали — единовременно в производстве находилось восемь лёгких крейсеров, несмотря на то, что на стапели был только один из них.

Палавенов, естественно, присутствовал на церемонии введения во флот новых крейсеров — все три приняли одним махом, и начали обкатку их механизмов — своим ходом они отправились в небольшое путешествие по балтийскому морю. Стоящая на борту делегация из адмиралтейства знала, что проект курировал некий малоизвестный обществу адмирал Палавенов, назначенный в этот чин императором непонятно за какие заслуги — некоторые были заинтересованы, но большинство считало Сергея своим заклятым врагом и были бы рады помешать ему любой ценой. Естественно, что они регулярно поднимали критику технической стороны корабля — ругали его за отсутствие мачт, за отсутствие привычных им удобств или вещей. Впрочем, Николай Александрович уже после первого такого критика обратился к Сергею с просьбой разъяснить особенности строения бронепалубы, отсутствия противоминных сетей и минных, то есть торпедных, аппаратов. И получил ответ, который заставил выслушать и критика — в частности, минные сети есть средство крайне неэффективное, в эскадренном бою, для которого предназначено это судно, шанс попасть по врагу минной атакой близок к нулю. Сами же самодвижущиеся мины — хорошая мишень для снарядов противника. Лодок для эвакуации нет, потому что во время боя над палубой осколки снарядов летают так же, как снежинки в сильную вьюгу, они очень быстро превращают в решето все деревянные лодки, которые немедленно превращаются в костры. На палубе отсутствует вся машинерия, предназначенная для парусов — по причине их полного отсутствия. Две автоматические пушки калибра 57мм с магазинным питанием и магазинами на двенадцать снарядов — предназначены исключительно для огня по скоростным малоразмерным целям, а так же неприятельским дирижаблям и самолётам — тут их скорострельность играет главную роль. Башни нового типа имеют гиростабилизаторы орудий и единый пульт наведения орудий, не требующий высчитывать для каждого орудия свои собственные параметры стрельбы. Корабельное освещение сделано специально мощным — помимо обычных ламп, он имел мощные прожекторы, которые могли осветить море на большом расстоянии и в плохую погоду, упредив таким образом вероятное столкновение с скалами, айсбергами и малоразмерными судами.

Палавенов знал морской бой на пять и в его словах чувствовалось знание дела не понаслышке, он наглухо игнорировал морские традиции или международные законы — единственной целью всего, что он делал — была победа. Появление новых кораблей — всегда праздник, причём, для всего города. И этот праздник обставили красиво — после выхода с трёх ТК дали салют, для чего использовали установленные в кормовой части реактивные бомбомёты, они же РСЗО при определённых условиях. По семь снарядов с корабля.

После взрывов пиротехники состоялся банкет, на котором его величество прилюдно наградил Палавенова за внедрение новейшей технологии кораблестроения и организацию постройки кораблей. Палавенов награду принял скромно, после чего состоялся торжественный ужин и уже утром — началась практическая часть. В частности — корабли ползали недалеко от порта и проявляли чудеса меткости, умудряясь попадать мимо мишеней, причём это было крайне просто организовать — лёгкие изменения в СУАО и вуаля. Английские и французские наблюдатели, высоко оценившие дизайн кораблей, захлёбывались хохотом при виде их реальных боевых качеств. Естественно, вся команда как один винила "железо". Турбины, у которых работали только два из десяти котлов, едва могли выдать мощность в пять тысяч лошадей — что было соответственно оценено соглядатаями. Однако, русская пресса не спешила давать оценку проекту.

* * *

Адмирал Палавенов пришёл в академию с лекцией. Его попросил ректор, в обмен на право лично отбирать среди выпускников людей на новые корабли — можно было бы такие вопросы решать и в приказном порядке, но естественно, всё решали полюбовно. Палавенов размял плечи и вышел перед аудиторией. Перешёптывания в зале были довольно громкими — адмирал на военно-морском поприще был тёмной лошадкой. Он тихо и властно сказал:

— Тишина в зале! Итак, господа кадеты, будущие моряки, я пришёл сюда не потому, что горел желанием выступать перед вами — меня попросили поделиться с вами тем, чего у вас нет. Опытом. Реальным боевым опытом. Как вы понимаете, чин адмирала я получил не за выслугу лет, поэтому опыта у меня в избытке. Я начну с критики — и критиковать позволю вам. Назовите мне три главных слабости кораблей русского флота?

В зале воцарилось молчание — курсанты думали. Перебивать старших не решились бы никогда — всё-таки не солдатня какая!

— Вы, — Палавенов указал на безусого парня, — скажите, какой недостаток присущ всем российским броненосцам?

— Эм... — курсант задумался.

— Вспомните, как уходила от нас вторая тихоокеанская эскадра, бесславно и бесстыдно избитая японцами. Что вы запомнили?

— Они глубоко сидели в воде?

— Верно. В результате постройки броненосцев проект много раз меняли и дорабатывали, адмиралтейство предъявляло всё новые и новые требования, плюс они взяли на себя слишком много груза в результате безалаберности и пренебрежения техническим состоянием и приказами командования. И в адмиралтействе, и в команде, сами вырыли могилу второй тихоокеанской эскдаре. Едем дальше, господа. Что ещё?

Не обнаружив отклика, Сергей начал жечь критикой сам:

— Полный раздрай и анархия в адмиралтействе. Достаточно сказать, что из средств, выделенных на постройку ЭБР "Орёл" было разворовано двадцать пять процентов. Никто не может определиться с конструкцией кораблей, нет испытательной и экспериментальной научной базы, конструкторы и военные с большим уважением смотрят на флоты других государств, а не на свой собственный. В команде часто устанавливается нездоровая атмосфера, низкая грамотность служащих — большая часть "Нижних чинов" малограмотны и плохо образованы. Им страшно доверять корабль, но это общая беда всей России, а не только флота. Офицеры зачастую больше волнуются за сохранность вверенного имущества и чистоту палубы, чем о боевой подготовке и психологическом климате в команде. Зачастую погоны носят, уж простите за прямоту, жополизы, которые давят обычных честных людей. Тех, кто готов служить, а не выслуживаться и прислуживать.

В аудитории царила тишина. Сидящие за задними партами преподаватели сохраняли гробовое молчание.

— Поэтому, — продолжил Сергей, — мы неизбежно продуем японцам, если не вычистим всех морально-устаревших офицеров и крыс с наших кораблей и из армии. Это будет больно, местами кроваво и тяжело, но главное — войну мы можем выиграть. Если сконцентрируемся на уничтожении врага, если умрут все морально устаревшие офицеры, которые пытаются воевать, не снимая белых перчаток, которые живут ещё в мирном времени, когда о чести и красивой картинке на смотрах и парадах заботятся больше, чем о реальной боевой силе. Вся эта чепуха, оставшаяся нам по наследству из прошлого века, ещё дурит головы молодым и даже пожилым офицерам. Честь, офицерское достоинство, всё это не имеет ни малейшего значения. Значение имеет только, кто победит, и не важно, какими средствами, не важно.

Вам, дорогие мои будущие моряки можно всё, абсолютно всё, если это идёт на благо отечества! Честь на войне есть только одна — это не сдаться морально, а остальное — не имеет ни малейшего значения. Можете ударить врага в спину — ударьте, можете оборвать ему снабжение — оборвите, можете деморализовать и напугать — пугайте и деморализуйте. Можете потопить транспорты — топите, а если хоть одна "либеральная" антироссийская газетёнка посмеет обвинить вас в этом — этого никогда не было. Главное — не попасться!

Палавенов таки понимал, что учили в этом времени кадетов совершенно другому. Разговоры о чести офицерской ещё велись и курсантов приучали её хранить, но на фоне обычных военных этого времени Палавенов был совершенно Иным человеком. Словно из другой вселенной, где нет ни чести, ни достоинства, есть только победители и проигравшие. Это он сам замечал уже много раз — многие офицеры считали его полным козлом и совершеннейшим дикарём. И тем не менее, у некоторых хватало духу повестись на его речи.

Речь в академии была скорее даже нонконформистской, она шатала устои и традиции, которыми русский флот гордился. Курсанты ожидали, что прибывший адмирал расскажет им про славу русского оружия, попытается воодушевить и оправдать своих коллег, проигравших несколько битв, но Палавенов порвал шаблон, втоптав его в грязь.

— И наконец, хохот японских разведчиков! Прибывающие на фронт войска до недавнего времени постоянно сообщали через телеграф о своём местоположении в штаб. Естественно, все телеграммы читались японцами и японский штаб из-за безалаберности наших мудрых военных владел полной картиной не только положения на фронте, но и в нашем тылу. Солдаты совершенно не понимают, что такое секретность. Да, некоторые отдельные случаи есть, когда из наших не удавалось вытянуть ничего, но в большинстве случаев в кабаке в том же Порт-Артуре солдаты говорили обо всём, японцы прекрасно видели обстановку внутри крепости и поэтому шли на штурм, понимая, что долго те же тряпки Стессель с Небогатовым, не выдержат. Они показали слабость. Японский генерал Ноги сумел ударить по самому выгодному месту — горе Высокая. После её захвата участь кораблей и всего Порт-Артура была предрешена.

Я надеюсь, все поймут, что секретность — это не просто пожелание — тех, через кого информация попадает к врагу, стоит вешать на рее, или выбрасывать за борт, как предателей. И не слушать отговорки — по пьяни разболтали, или бес попутал... Японцы пользуются обширной шпионской сетью и, естественно, главным источником информации для них служат наши средства коммуникации и простые солдаты, младшие офицеры, которые плохо понимают, о чём говорить можно, а о чём лучше помалкивать. Посылка незашифрованной или слабо зашифрованной телеграммы с фронта — это уже предательство, лучше сразу в японский штаб слать — меньше мороки японцам будет. Поэтому необходимо строго соблюдать режим секретности. Любые данные передавать в зашифрованном виде, строго следить за тем, чтобы доверенная вам информация не попала в руки врага. И за тем, чтобы ваши сослуживцы не выведали. Мы все в одной лодке, и если кто-то её раскачает — на корм рыбам отправимся все вместе. Поэтому будьте бдительны! Если устав или руководство требуют передавать информацию небезопасным способом — значит это либо халатность, либо недосмотр, и в том, и в другом случае следует докладывать высшему руководству, используя безопасные методы коммуникации. И плевать, что не по уставу, главное — информация не попадёт в руки врага.

Как я уже говорил — вам можно всё, абсолютно всё, что идёт на благо отечества. И вам запрещено всё, что идёт ему во вред. Даже если очень хочется. Даже если все относятся к делу халатно и во флоте царит атмосфера шапкозакидательства и раздрая, вы должны быть островком спокойствия и порядка — и тогда вы увидите, что ваш настрой передаётся другим. Никогда не сдавайтесь — и вы увидите, как сдаются ваши враги!

* * *

*

Палавенов.

* * *

*

Людей мне позволили отобрать собственноручно. Некоторые не хотели идти в отбираемый мною контингент — таких я не неволил, сильно желающих тоже не особо привечал, а вот остальных... Пришлось лично побеседовать с пятью сотнями курсантов, из которых две сотни — я отобрал в члены экипажей кораблей будущей эскадры.

Тут дело было в том, что в отличии от обычного устаканившегося флота эскадра, создаваемая на наших верфях создавалась быстро и для конкретной цели. Роли кораблей были расписаны, и они были призваны действовать совместно. Помимо Тяжёлых и Лёгких крейсеров в прошлом месяца осуществили закладку на одной сборочной линии, а в этом — приступили к сборке, ещё одного судна, вместе с остальными они должны образовать боевую триаду, у которой в бою есть свои роли и особенности. В частности — мы создавали плавбазу на основе сухогруза "Грузчик-ABS". Плавбаза — должна была взять на себя обеспечение флота. В первую очередь — мазутом. Наши НПЗ в Сибири производили большое количество нефтепродуктов, для кораблей изготавливали флотский мазут — смешанный с дизельным топливом и несколькими химическими добавками, именно на таком топливе двигались корабли серии ТК, мазут использовался для разогрева котлов и позволял сэкономить на кочегарах — топливные насосы справлялись лучше и не пьянствовали на стоянках.

Естественно, о том, что на наших кораблях установлены турбины на жидком топливе не знал никто, кроме нас самих — котельная секция устанавливалась единым блоком, а понять что-то в нагромождении труб вряд ли смогли бы простые рабочие. Переход на нефтяное отопление потребовал целой эпопеи с получением нефтепродуктов — с января по июнь мы строили инфраструктуру нефтеснабжения. Тут нас выручало только то, что постройка простого танкера не требовала каких-то суперских технологий. Корабль снабжения на базе Грузчика — это быстроходное эскадренное судно с двумя секциями для жидкого топлива, мощным насосным оборудованием для заправки пришвартованных судов, грузовым краном — для переправки груза прямо на пришвартованный корабль. Так же на корабле-базе были предусмотрены все необходимые и излишние удобства — хорошая кухня с кафетерием, библиотека, кинозал, спальные шумозащищённые каюты, хороший, хорошо оборудованный медотсек, уют был как на императорской яхте. Или вернее — яхте какого-нибудь миллиардера века двадцать первого — дизайн местами был роскошен. Про наличие бани и прачечной и говорить нечего.

Корпорация на своих верфях уже построила больше тысячи сухогрузов подобного класса — проект был настолько хорошо отработан, что вмешиваться в него было грешно. Но пришлось убрать все слишком современные детали, заменив их аналогичными, вместо реактора холодного синтеза установить два ТЗА, вместо компьютеризированных систем управления судном — ручные, обычные, то бишь. Но в целом — конструкция этого корабля это как американский транспорт Либерти или Форд-Т — проста, как топор, эффективна и отработана на конвейере. Строительство такого транспорта было делом очень простым прежде всего потому, что у нас был готовый роботизированный завод, были производства, и все детали давным-давно хорошо известны, нужно только загрузить чертежи и получить результат. Без электроники, с примитивной электрикой.

Рояль, конечно, в кустах позвякивает, но ведь оно же работает. На верфях корпорации вообще всё производство роботизировано, а не только создание комплектующих. Сборка корабля велась с помощью крана и на этот раз собирали его полностью блочным методом, а не частично, как в случая с крейсерами. Вообще, хорошо бы и крейсера перевести на блок — без потери скорости можно увеличить качество судна, улучшить его оснащённость.

Но что я о судне да о судне, в двух словах его можно описать как типичный сухогруз. Белая надстройка в кормовой части, четыре больших люка на корпусе, длинные высокие краны для перегрузки на пришвартованные суда, особенно хорошо развитые швартовочные устройства — с лебёдками, по бортам — пятки. Если не вдаваться в подробности, то пятки — это выдвижные ножничные кранцы с торсионным механизмом регулировки усилия, которые обеспечивают мягкую швартовку судов в море, и могут настраиваться под любую обстановку, от мягкой швартовки в тихом море с лёгким судном до крайне жёсткого — в неспокойной воде, с тяжёлым судном. Сто двадцать устройств по каждому борту — обычно использовали не больше тридцати кранцев, но при этом максимальные параметры по сдерживаемому удару при швартовке не позволили бы нам пришвартовывать ТК. А операция швартовки для судна обеспечения — основная, оно должно иметь возможность быстро пришвартоваться к любому судну, принять раненых, перетащить кранами ящики с продовольствием, перекачать мазут и воду...

Жил я в Петербурге в обычном доме, пусть даже и весьма, весьма хорошем. Со мной проживала только одна домработница, которая следила за порядком похлеще, чем боцман на корабле. Пожилая и строгая баба.

С утра пораньше я налил себе свежемолотого кофе и вышел в гостиную, где и предпочитал завтракать, читая прессу и изучая документы и донесения от наших людей на фронтах войны. На этот раз я предпочёл просмотр на планшете отчёты о проведённых боях. Что можно сказать? Паша работал. Не так шумно, как я, его служна и опасна, и трудна, и совершенно не видна. Русские военные окапывались недалеко от Мукдена, строили укреплённый район — траншеи, блиндажи, цепь ДЗОТов и хорошо укреплённых позиций. К постройке пришлось привлекать всех, включая солдат и офицеров армии. Этому всему помогало наличие инструментов и крепежа, но прочность таких построек была сомнительна. На это никто особого внимания не обращал.

В квартире ярко светило электрическое освещение — редкость для этого времени. Однако, мы потихоньку начали электрификацию. Его величество ознакомился с этим процессом, признал необходимым и мы установили уже двадцать шесть турбин на ТЭЦ — самая большая ТЭЦ — в Петербурге, на ней турбоагрегаты вырабатывали электричество для города, потихоньку начинало появляться массовое электрическое освещение. Война — действительно двигатель прогресса. Улицы города освещали фонари, в квартиры проводили электричество, навешивали розетки и прибивали коробы с проводами в простой и грубой оплётке из ПВХ, производство которого развернули в Екатеринбурге.

Утром в Петербурге было темно — ясных дней тут почти не было, поэтому в квартирах царил лёгкий сумрак, разгоняемый лампочками под типовыми промышленными плафонами, иногда вешаемыми и в квартирах — за неимением лучшего. В моей квартире тоже такое было. Домработница заглянула ко мне:

— Сергей Викторович, что ж вы не позавтракали?

— Не сегодня, Марфа, потом, — ответил я женщине, — сегодня я на море, ждите только к завтрашнему дню.

— Как скажете, — и след простыл, ушла прочь.

Вдруг в дверь позвонили. Марфа немедленно пошла открывать, со стороны двери послышались голоса многих мужчин. Я отложил планшет, спрятав его под газету. Ну, блин, наверняка газетчики прибежали, пронюхали про лекцию в академии и сейчас будут донимать меня...

Однако, к моему удивлению, это оказались не газетчики, а курсанты, которые ну очень просились ко мне во флот. Мне пришлось сходу завернуть всех, а то они уже почти силой пробились через грузную фигуру домработницы:

— Господа, ваш патриотизм похвален, но в свете нашей службы — совершенно неуместен.

— Так скажите хотя бы, когда уходит эскадра?

— Господа, вы совершенно не слышали, что я говорил про секретность? Всё, что касается моей военной службы — государственная тайна. Никаких комментариев.

Самым примечательным гостем оказался господин уже в годах, в гражданском костюме, но с явной военной выправкой. Выглядел он презентабельно — аккуратно выбрит, в очках-велосипедах, с короткой стрижкой чёрных волос с лёгкой проседью. Узнать его было слишком сложно.

— А вы, — я руками развёл молодых и горячих парней, обратившись к нему, — по какому вопросу?

— Позвольте представиться, — он сжимал в руках шляпу, — Николай Кладо. Собственно, я к этим юношам не имею отношения, — он с сомнением посмотрел на горячих парней, — я к вам по вопросу трудоустройства. Меня отстранили от службы за критику наместника, великого князя...

— Слышал, — я вспомнил такого человека, — читал ваши статьи. Великолепно написано, хотя и не без доли пропаганды. Что ж, считайте, что вы приняты и с этого дня командуете тяжёлым крейсером "Берилл". Этих юношей, — я оглядел горячих парней, — брать не советую.

— Это почему это? — возмутился самый громкий из группы горячих парней.

— Умный человек никогда не стремится к войне, но вынужден в ней участвовать, потому что иначе — будет хуже. Такие люди — готовы служить там, куда пошлют, а дураки, романтики и желающие выслужиться, или служить на хороших местах — просятся, оббивают пороги и записываются в добровольцы куда угодно, лишь бы поближе к фронту. Вы сами видите, что стало со всеми, кто мечтал пойти бить японцев — треть кормит рыб, треть — червей, третья треть — мечтает, чтобы война поскорее закончилась и всё стало, как раньше. Ничто уже не будет как раньше, поэтому либо вы скажете, почему действительно проситесь в опасную, почти самоубийственную миссию, либо молча уходите.

Заводила компании как-то сдулся:

— Ну, в общем, мы это...

Ответил за него другой, щуплый и плюгавенький юноша с небритыми усами:

— Вы хотя бы не боитесь говорить, что...

А дальше остапа понесло. Понесло так, что даже я удивился. Молодой человек в самых нелицеприятных словах отозвался и о флоте, и о императоре, и обо всей России в общем, короче, был тем ещё либералом, вроде Небогатова, которого прорвало и он увидел во мне кумира, не боящегося говорить в лицо другим то, что другие держат при себе. Я только возвёл очи к небу и досчитал до десяти про себя.

— Закончил, революционер ты наш яростный? А теперь объясни, какого чёрта ты здесь живёшь?

— А? — он не понял.

— Ты живёшь в России, вон, учишься на морского офицера, — как недоумку, впрочем, почему "как"? Именно как недоумку, объяснял я, — ладно, мнение — как задница, оно есть у всех, но если ты журналист, это одно, а если военный — совершенно другое. Как говорилось в анекдоте, Исаак Моисеевич, вы либо крестик снимите, либо трусы наденьте!

Пока остальные хохотали, я продолжил жечь глаголом:

— К тому же, у меня есть очень сильные подозрения, что вы человек слишком нервный, легко возбуждаемый, вами легко манипулировать и вы можете легко предать своих товарищей из-за какого-то своего убеждения. Кто знает, что в голове перемкнёт — либо в анархисты подадитесь, либо в мошенники, либо в террористы... Так что таких, как вы, молодой человек, даже близко не стоит подпускать к флоту и армии.

— Да вы!... — он был оскорблён в лучших чувствах.

— Да, я. Я знаю, таких, как вы. Обратите внимание на человека рядом с собой, — кивнул на нашего капитана, — именно таким вы хотите казаться, громко вещая о своих убеждениях.

Этого революционер не выдержал и в сердцах сплюнув на паркет, убежал в слезах. Не уверен, что в слезах, но похоже на то. Я только хмыкнул и обратился к его друзьям, порядком смущённым этим инцедентом:

— Вот что, мой вам совет, как человека с богатым жизненным опытом. Держитесь от этого своего товарища как можно дальше.

* * *

*

Инцидент с революционером-моряком не прошёл мимо внимания Волкова. Его ребята за день прошерстили всю академию и некоторых после учёбы ждала увлекательная служба на каспийской флотилии, без шанса повышения выше должности старпома какой-нибудь лоханки.

А вот с нашим теоретиком-прибоем мы сошлись во взглядах, местами. Хотя в целом, моё мнение о нём было положительным авансом, за его статьи и смелость их опубликовать. Такое вполне достойно настоящего военного.

Капитан Кладо уже через два дня впервые поднялся на борт ТК, восстановленный в званиях и ставший официальным командующим "Берилла". Кораблей ТК было три — Адамант, Берилл, Вольфрам. Служба не подразумевала пафосные имена, главное — иметь чёткое разделение. Лёгкие крейсера назывались уже по именам знаменитых писателей. Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, и даже "Граф Толстой", хотя я этого странного человека не особенно любил. Но раз уж классик — то пускай будет и свой крейсер.

Экипаж на борту не строили, без малейших признаков церемонии, потом представлю капитана. Я прибыл вместе с Кладо, чтобы объяснить ему ситуацию. Стоило нам войти в тепло, я снял мокрую одежду — на улице было ужасно... сыро. Мелкий дождь моросил, погода — омерзительнейшая! Было жалко, что в такую погоду немного неудобно проводить осмотр корабля.

Николай Лаврентьевич не жаловался.

— Ну и погодка, — уклончиво сказал он.

— Питерская, — кивнул я, — ну что ж, пойдёмте. Наша экскурсия будет интересной. Для начала — мы пойдём в машинный и котельный отсеки. Прошу за мной.

Внутреннее убранство корабля напоминало... сугубо утилитарное военное судно. Это такое странное ощущение, которое бывает не всегда. Иногда только, и очень специфические эмоции — свет, настил, стены — всё это было построено наспех, отделано грубо и без лишних элементов. К примеру — на стенах то тут, то там, висели ярко-красные огнетушители, под потолком помимо обычной лампы были проблесковые тревожные маячки и лампы аварийного освещения, лестницы имели перила из обычного гнутого никелированного швеллера, да и сами были сварены из обычных стальных листов с насечкой. Орудийные башни были примечательными — широкие и низкие, с очень пологим листом лобовой брони — шесть дюймов толщины. Коридоры внутри были относительно широкими — не возникнет заторов. Много гермодверей с характерными рукоятями для запирания.

— Позвольте узнать, я так понял, здесь используются водонепроницаемые переборки?

— Они самые. Шесть переборок по миделю, плюс двигательный отсек разделён ещё одной бронепереборкой.

Мы вошли в двигательный отсек. Пока капитан смотрел на турбины, я веселился, мне действительно было слегка забавно:

— Знаете, что во всей этой истории кажется мне весёлым?

— Что, простите? — не понял "Прибой".

— Забавным. Забавным мне кажется инерция мышления. Те же англичане или французы, построив такой корабль, гордились бы им, трубили на весь свет и изображали из себя великие державы, морально давящие на дикарей. К России они относятся очень... пренебрежительно, поэтому версия о том, что это современный и самый мощный корабль в мире кажется им нелепой. Ореол Цусимы и мукдена преследует наши военные силы, поэтому я без страха спустил этот корабль на воду.

— Вот как... и...

— Дело в том, — я продолжил, не став дослушивать Кладо, — что этот корабль действительно самый мощный в мире. По броне, по вооружению, по оснащению... он движется на двух паровых турбинах, отопляемых мазутом — ни крошки угля. Паровые турбины с их КПД на больших оборотах позволяют этому кораблю пройти три тысячи миль двадцатиузловым ходом — абсолютно невозможная вещь для броненосцев с поршневыми двигателями. Девять мощных длинноствольных орудий с углом возвышения до тридцати градусов позволяют вести огонь на предельной дистанции, на которой вообще вероятность попадания сохраняется. Система управления огнём — вычислительная машина, позволяет наводить все орудия централизованно и учитывает множество факторов, которые обычно берутся "на глазок" или в средних величинах. На корабле нет ни единой заклёпки, только сварные швы, которые и прочнее, и надёжнее, и долговечнее. Радиосвязь — установлен мощный радиопередатчик УКВ-волн, дающий телефонную связь между кораблями эскадры в пределах видимости верхушек мачт, то есть — около пятнадцати морских миль, и телеграфная, телетайпная зашифрованная связь в радиусе двухсот миль.

— Аэээ... — у Прибоя глаза разбегаются, видимо, я его перегрузил информацией.

— И да, тут нет ни одной пожароопасной вещи. Поэтому не советую что-то менять. Даже постельное бельё сделано из негорючих материалов. Гореть может только топливо или туалетная бумага.

Кладо кивнул:

— Немецкие стандарты?

— Они самые.

— А почему тогда все газеты писали о низких качествах корабля?

Я только посмотрел на него взглядом "Семён Семёныч!"

— Так надо, — заключил он, — понял.

— Было трудно ни разу не попасть в упор по мишеням, но мои моряки справились. За это честь им и хвала. И на ходовых испытаниях работал только один из десяти паровых котлов. Каждая из турбин может выдать по пятьдесят тысяч лошадей на предельном режиме, но это экстренный случай. В нормальных условиях — по тридцать пять тысяч, то есть всего семьдесят. При этом экономичный ход у него восемнадцать узлов. Максимальный — никто не проверял, но по расчётам должно быть не меньше двадцати восьми.

— А у лёгких крейсеров... — Кладо вдруг вспомнил их, — у них какая скорость?

— Такие же энергоустановки. Они уже легко разгонятся до тридцати, сами понимаете, тут больше зависит от моря, чем от судна. Глиссировать они не умеют, поэтому на тридцати уже идти крайне... затруднительно. Двадцать два — двадцать пять, это их рабочие скорости, если волнение до двух баллов — то до тридцати можно разогнаться, волнение больше — уже пойдут дефекты корпуса и набора, усталость металла, трещины...

— Понимаю. Хотя в это трудно поверить, честно говоря. И в чём же состоит задумка, если так можно выразиться?

— Все эти корабли, Лёгкий крейсер, Тяжёлый, и корабль обеспечения, который сейчас строится, созданы в рамках моей теории их применения на тихом океане. Корабли обеспечения нужны, чтобы остальные были боеготовы в любой момент времени и не нуждались в заходе в порт по израсходованию всех припасов, или при появлении раненых, чтобы не обременять судовых врачей и не перегружать боевые суда запасами для дальних переходов и долгих миссий. Тяжёлые крейсера — нужны для боестолкновений с военным флотом противника, крейсерами, лёгкие — рассчитаны на работу в паре с тяжёлыми. Они в эскадре занимаются разведкой, перехватом противника, ретрансляцией радиосигнала, поиском, перехватом гражданских судов. Изначально я представлял себе эту эскадру как скоростные суда, которые выдвигаются на линии коммуникаций японцев, лёгкие крейсера "Корсары" — перехватывают транспорты, при появлении в море японца — либо сбегают прочь, либо ведут его в засаду, к тяжёлым кораблям, которые берут того в клещи и уничтожают огнём своих мощных орудий на большой дистанции. Если конвой идёт с охранением — лёгкие крейсера выставляют мины на его пути.

— И где у них столько мин возьмётся?

— Их немного, — качнул я головой, — всего две сотни штук. Они небольшие, поскольку предназначены для преграждения пути транспортникам, из боевых смогут остановить миноносец, да и то не всегда.

* * *

*

Николай Александрович выступал перед рабочими автомобильного завода. Именно автомобильного — созданного при его финансовом участии под эгидой военных нужд. Автомобили на заводе выпускали простейшие, но сам факт важнее — Россия первой наладила серийное изготовление автомобилей. Засланцы тут совершенно не при чём — они даже пробовали отговорить императора, но не получилось — ещё сильнее разожгли в нём огонь энтузиазма. Поскольку флотом успешно занимался Палавенов, особыми делами Волков, на фронте ситуация стала стабильной. Японцы долбились в укрепрайон, отразивший уже шесть штурмов — без толку, только людей положили. Пат.

В это время Николай Александрович имевший самый положительный имидж, профинансировал переоснащение заштатного паровозостроительного предприятия под выпуск машин. И он же — вместе с инженерами принимал участие в разработке первого русского автомобиля. Желания императора — чтобы машина была простой, недорогой, двухместной и с закрытой кабиной. На это возражали инженеры — сделать всё было нереально. С горем пополам сумели установить серийный бензиновый двигатель в двадцать лошадей на раму, оснастить машину рессорной подвеской...

Получился Остин-7. Внешне. Требования похожи, вот и получился Остин-7 — маленький двухдверный двухместный автомобильчик, стоимостью всего в полторы тысячи целковых. Маломощный и дешёвый двухтактный мотор нещадно дымил, но тянул машину. Передние передачи было всего две, и разгонялся автомобиль не больше, чем до сорока километров в час — но и эту скорость он мог выдать только на пределе возможностей. Нормальная скорость — двадцать пять — тридцать километров.

Народного автомобиля, конечно, не получилось, но всё же, машинка могла работать. Это уже было лучше, чем лошадь со скоростью в десять-пятнадцать километров в час.

Николай Александрович, всё-таки делал ставку на энтузиастов, таких же, как и он сам, и не прогадал ни разу — желающих приобщиться к моде на автомобили финансово было пруд пруди, поэтому не прошло и двух летних месяцев, как его пороги уже обивали "известные" инженеры со своими проектами и предложениями. Из всех, пожалуй, самым красивым было предложение создать автомобильный спорт. И именно для автоспорта его величество, делая задел на будущее, принял решение дать зелёный свет инженерам, разрешить творить свои творения и даже выдать им мастерскую.

Тут вылезла ещё одна проблема — попросту не было хороших дорог с асфальтовым покрытием. Да, асфальт использовали для тротуаров на мостах, и уже давно, полвека как, но о строительстве протяжённых дорог из него не было и речи. Поэтому Его величество обратился за помощью к учёным мужам и получил удивительный ответ — дадут битум, сделают асфальт. Но кому столько нужно?