Не гадайте на ромашках. Книга 3

Но бабу так легко из седла оказалось не выбить и она ещё долго рассказывала обитателям леса, призывая небо в свидетели, кто эти валяющиеся в траве двое такие и с чем их следует есть...

Возвращаясь в город, машина медленно ползла по грунтовой колее. Бугров, одной рукой выкручивая руль, другой непременно старался дотронуться до Даши или легонько прижать её к себе. Чувства из него выплёскивались.

— Останови, я перейду на заднее сидение, разобьёмся ведь, — рискнула остановить это безумство она.

— Глупышка, я с десяти лет за рулём. — Потёрся он о её носик.

— Это меня мало успокаивает.

Но Бугров хохотнув по этому поводу перевёл разговор на интересующую его волну.

— Ты вот мне скажи, как в тебе уживаются два совершенно разных человека? Вчера ты лезешь в окно к пьяному, невменяемому дураку, сегодня, боишься безопасного ужа...

— Сравнил, уж страшнее, — насупилась Даша.

— Червяк страшнее? Он же не кусается... Ничего непонятно. Бабу ни под что не подгонишь. Наша баба — это особое божье творение, наказание и награда для мужика. Ответь, мобильный звонок, мамуля?— указал он подбородком на трезвон.

Показав, что муж не ошибся, Даша нажала кнопку.

— Дашенька, где вы?— ворвался голос Зинаиды в салон.

Даша стрельнув в сторону мужа запела:

— Едем домой, чудесно провели время, приеду, расскажу.

— Про ужа не забудь, — подначивая напомнил Роман о неприятном моменте.

— Зачем?— не поняла юмора она.

На таком перепаде жена была для него особенно забавной и он погнал юморить дальше:

— Чтоб порадовались, естественно. После такой роковой встречи со змеем Горынычем не превратится в лягушку — большая удача. — Издевался муж, подтягивая Дарью к себе, пьяня её жаром безумно любящих глаз.

— Бугров, ты говнюк, — надув губки, отвернулась она от Романа поняв, что её опять удалось Бугрову развести.

— Ого-го, Дарьюшка, что за выражение? — изумился тону и словам жены Бугров. -Обиделась? Малышка, я пошутил, вспомнил тебя, аппетитненькую, на поляночке, слюньки закапали. Давай мириться, солнышко, — загнав машину во двор и кинув ключи Сан Санычу, подхватив жену на руки, полетел в дом.

— Мам, мы сейчас придём, приготовь нам поесть, ужасно голодные.

— Хоть бы раз сказал, что-то другое. Надя, перекрой ему путь, а то слиняет только его и видели, из берлоги его не так просто выманить,— прокричала она появившейся на веранде Громовой.

Та тут же приняла такой крик души к действию.

— Пропавшие козлятушки, — обрадовалась приходу детей Громова. Ломая безжалостно планы бежавшего во всю прыть с желанной ношей на руках Бугрова.— Как погуляли?

— По-пионерски, круто вы меня повязали, — скривился недовольный Роман, опуская жену на веранду.— Взяли в осаду по всем правилам военного искусства.

Даша переводя разговор от Романа в иную плоскость, ляпнула:

— Я ужа видела.

— Бедный ужик, — жалостливо вздохнула Надежда Фёдоровна.

— Почему, — не поняла Даша.

— Должно быть, умер, разрыв сердца, от твоего верещания.

Ромка только крякнул в кулак: — Что-то около того.

— Папуля, они меня обижают, — кинулась она к отцу.

— Мы потешаемся, — защищалась Громова.

— По какому поводу злословим? — включился в игру, всё поняв, Борис Викторович.

— Она увидела в лесу нечто ужасное, — закатила глаза Надежда Фёдоровна.

— У нас крокодилы завелись? — подмигнул Роману он.

— Хватит вам, там был уж. — Взмолилась Дашка.

— Я не понял, мы идём париться или нет? — прекратил мучения снохи появившийся из сауны Фёдор Егорович. Всё готово. Раки покраснели, веники запарились, пиво на льду доходит.

— Заберите ещё вот это, — сунула мать поднос с фруктами Роману.

Пропустив всех вперёд, Роман тормознул отца. — Пап, на пять слов.— Отойдя от семьи спросил в упор:— Как там у соседей?

Фёдор опустил тяжёлую руку на плечо сына и сказал стараясь ровно:

— По-людски похороним, Ромаха, не переживай. Гроб я уже отвёз в морг, услуги оплатил. Завтра все следственные дела окончат, заберём Кольку и похороним. С могилкой, поминками договорился, памятник купил. Матери хуже всего его сейчас, "скорая" постоянно дежурит, дочь сиднем около неё сидит. Завтра перед похоронами зайдём, без этого нельзя. Идём сынок, жизнь, она любит вперёд катиться. Нельзя тормозить и оглядываться назад, тогда крышка, остановка на долгие годы.

В сауне шли дебаты, бурно решали, кому идти париться первыми. Уступили женщинам, себе оставив накрытый по всем правилам стол у бассейна. По сути-то спорила женская сторона, а мужская в лице Громова только оборонялась. Боясь прибывшей поддержки в лице сына и мужа Зинаида скомандовала:

— Пока мужики не передумали, пошли девчонки.

Но Фёдор с Романом и не собирались перечить. Мужской люд, прогибаясь и уступая, знал, что долго женщины в пару не продержатся, всё пройдёт быстро и безболезненно. Так оно и произошло. Пахнущие мятой, берёзовым веником, парком, замотанные экзотически простынями они напоминали греческих богинь.

— Лентяи, — сходу напала на мужчин Зинаида, — хоть бы поплавали, размялись. — Нет, сидят себе пивко потягивают и рыбкой хрустят.

— Больно надо, когда есть стол, — съязвила в тон свахи и Надежда Фёдоровна.— Такая уж мужская натура.

— Как банька, с лёгким парком вас, девочки, — подскочил на месте Фёдор Егорович, торопясь пододвинуть стул жене.

— Меняемся. Вы отдыхайте, а мы пойдём, жирок потопим, — поманил Громов мужиков.

Уходя, Роман умудрился пошептаться с Дашкиным ушком, от чего побурели её щёки и опустились в стол глаза.

— Даш, неугомонный в баню приглашал?

— Почему вы так решили, Зинаида Валентиновна? — совсем смутилась такой прозорливости Даша.

— По твоим пунцовым щекам. Где-то он должен наверстать упущенное?

— Если она не придет, что он предпримет, а, Зиночка?

— Придёт, перекинет, через плечо и унесёт.

— Голый, что ли?

— Необязательно, но с него станется. За ним не заржавеет. Даш, а ты чего молчишь, сладко с ним мыться? А помнишь, что я тебе говорила. Съешь дыньку, вкусно.

— Пивка с рыбкой попробуй, — пододвинула мать.

— Рыбка во рту тает, пивко светлое, хоть глоточек, — угощала и свекровь.

— Я не люблю, спасибо. Ромаше оставлю, он от всего этого балдеет.

— Хватит ему, Фёдор накупил столько, что упиться можно, вон ящики стоят. Даш, ты погоди не ходи, посмотрим, что мой бугай делать будет, интересно же нам с Надей понаблюдать. — Уговаривала Зинаида невестку, хотя если догадается, что это мы научили, покидает в бассейн.

— Как покидает, кого? — обмерла Надежда Фёдоровна.

— Нас с тобой Наденька.

— Зина, ты пошутила?

— Какие могут быть шутки, будем нырять.

Не дав им обсудить дальнейшее плавание, из бани выкатились, охая, пыхтя и отдуваясь, Громов с Фёдором Егоровичем. Романа с ними не было.

— Хорошо, — крякали мужики, запивая парок пивком.

— Даш, там Ромка ждёт, — поторопил дочь Борис Викторович.

— Сиди, — пригвоздила вскочившую сноху к месту Зинаида.

— Чего ты, Зин, там Ромаха просил, спинку потереть ему надо, — вступился за сына Бугров.

— Сиди, я сказала, — не уступала свекровь, прицыкнув на вскочившую со стула Дашутку.

— Чего-то бабы задумали, прибамбас какой-то для Ромахи сочинили. — Поняли мужики.— Смотрите сами, мы передали, а вы как хотите, потом выкручивайтесь. От вас сейчас лучше подальше отойти, чтоб под его горячую руку не попасть. Издалека, оно спокойнее наблюдать.

Не дождавшись жены, наспех замотавшись полотенцем, Роман выскочил к бассейну. Отец, перехватив его блуждающий взгляд, явно о чём-то сигнализировал. Помозговав, можно было принять за совет, купануть маменьку и тёщу, именно они не пускали Дарьюшку. Маменьку понятно, но тёщу, это уже чересчур, что на такое предложение Громов скажет. Тот, поняв сомнение зятя, бодро махнул, сдав неломаясь жену. "Купать, да запросто, хлебайте потом", — решился потешить мужиков Роман. Показав отцу, мол, понял, сейчас устрою, он легко подняв мать на руки, нежненько, без всплесков, опустил в воду. "Плыви".

— Медведь, пусти, что ты ненормальный делаешь. Надя, беги. Роман в один прыжок настиг мечущуюся тёщу, покачав, отправил, на радость Громову вслед за маменькой. Перекинув через плечо жену, с чувством бойца вернувшегося с задания, растаял в парах закрываемой двери.

— До чего сам не додумался, папеньки обделать помогли. Не крутись, Фёдор, я твои знаки сразу приметила, — плыла к лесенке Зинаида. — Ничего, Надя, сейчас они у нас тоже поплавают.

— Мы сами ныряем, — вопили мужики, добровольно плюхаясь в бассейн.— Уже купаемся.

— Простыни намочили, — выжимая концы, вздыхала Надежда Фёдоровна. — Силён, чертяка. Гурьбой покупал.

— Паровоз. Фёдор силушку имеет, а этот — сама видела, мои килограммы, как пушинку, качнул. Простыней у нас сухих много. Мы в душ, мальчики, переодеться в сухое. Вы как?

— Ребят дождёмся и ещё заход сделаем, парком полечимся.

— В мокром не сидите. Их быстро не выкуришь оттуда.

— Пока вас нет, отожмёмся. Давайте быстрее, без вас скучно, барышни.

Дарья в бане, перекочевав с плеча мужа на дубовый диванчик, погрозила ухмыляющемуся Бугрову пальчиком. — Ты зачем их утопил?

— Это наши отцы поприкалываться решили, но силёнок не хватало на это, мной воспользовались. Тебя, моя радость, не пускали ко мне и, скорее всего, моя мамочка, да? Ба, краснеешь, врать ты пока не научилась, значит, я батю с тестем правильно понял.

— Ромаша, боюсь, за купание тебе достанется на орехи.

— Ничего, они сейчас все вместе поплавают и о нас забудут. — Заторопился он с женой на руках в парную.

— Дорогой, я не могу долго сидеть в парной.

— Мы немножко позабавимся, тебе же хотелось. Ложись, вот так, птенчик. Я тебя веничком пошлёпаю. Облизав её розовую от жары попу, проворковал. — Теперь, золотко, переворачиваемся, — замкнул он её тяжело дышащий рот поцелуем. — Ещё минутка терпения, ласковая моя, и бегом в душ. Нет, подожди, — ловил он её губы, — оболью мятой. Ну, как, хорошо? Давай разотру твою шёлковую кожу. Массирующие движения его сильных рук вызвали сладкое томление внизу живота.

Опять капли бежали по его груди, обгоняя друг друга, мощные мускулы перекатывали алмазные капли по бронзовому телу. Огонь, поднимающийся из глубины, рвёт грудь, жжет голову и заволакивает туманом глаза. Если б сразу не смотреть на него, может, и обошлось бы всё, но момент упущен, поборовшись с собой без особого успеха, Дашкины руки птицей взметнулись на его шею.

— Детка, что тебя опять так завело с полуоборота. — Насторожился Бугров. — Я торчу с тебя, нет, так распыляет, скажи, малышка?

— Тебе кажется...

— Не финти, малыш, — загорелся Бугров. — Ты не только плавишься рядом, а рвёшь меня.

— Пусть это будет моей маленькой тайной, — стонала она, — чтоб ты не использовал ЭТО каждый день.

Роман медлил, и у неё всё дрожало от нетерпения, губы сушил огонь. Облегчение и влагу мог принести только он. Поцелуи, что она с него срывала, долгие и страстные, сладки, но ими не напьёшься, жажды не утолишь, а уж огонь точно не потушишь. Металась Дашка в таком угаре, слизывая капли с его плеч, груди, живота. О, в пупке целый колодец. Бугров с любопытством наблюдал за женой, загораясь, как лучина. Огонь хозяйничал по Дашке, моля о помощи и покое. Жажда стала невыносимой, когда его губы коснулись её груди. Легкие прикосновения кончика языка к соскам, вызывали блаженство и не произвольный стон, наслаждения слетел с Дашкиных измученных жаждой губ.

— Ромаша, я сгорю..., — шептали сухие губы ягодки.

Бугров начинал неровно дышать, теряя голову от неё такой, с радостью влезая в хомут и становясь рабом своей хозяйки. Через безумный час любви, как сытая кошечка, утомлённая Дашка сонно потягивалась на широкой лавке, принимая умиротворённые ласки мужа, мурлыча себе под нос:

— Котик, я спать хочу. Отнеси меня баиньки в нашу спаленку.

Роман пронёсся мимо удивлённых родителей с дремлющей на плече женой, закутанной в простыню.

— Ром, а раки, — кричал вдогонку отец.

— С Дашей всё нормально, шалопут? — достала его спину и Зинаида.

— Шампанского принесите холодного в спальню

— А ты раки, Фёдор. Неси, помоги мужику, бежит, аж язык на плече треплется, похоже парок совсем головку затуманил.

— А чего я, пусть Степанида?

— Своими глазами оцени обстановку. Помощь не нужна там?

Через десять минут вернувшийся Фёдор Егорович недовольно ворчал на жену.

— Это мне помощь нужна, сгонял туда сюда. Им от секса плохо не бывает, чем больше, тем лучше. Пей мать пиво и не морочь голову.

— Отнёс, что сынуля просил?

— Под дверью оставил, постучал ему, догадается. Пусть отрываются, завтра чёрный изматывающий день — похороны.

Хоронить действительно тяжёлое зрелище, но дело соседское, надо пройти и через это. Дашу брать не планировалось, но она, вцепившись в руку мужа, увязалась со всеми.

— Ох, Зиночка, соседушка, — упала Бугровой на грудь мать Кольки. — Вместе они росли с Ромочкой, вместе учились и баловали. Уж и не ведаю какими молитвами ты Богу молилась. Может, я таких и не знаю, только сейчас твой сыночек стоит рядом с тобой. Благополучный, женатый, а у нас горе такое.

У Даши побелели пальчики, как Роман сжал её ладонь.

— Детка, если б не ты тогда на дороге, возможно, и моя судьба брела сейчас рядом с Колькиной.

— Пол-улицы шалобродничают твоих дружков, — вытерла слёзы мать. — Кто сидит, кто спился. Время неспокойное, мутное, люди разгубились, в особенности, молодёжь.

— Девочку берегите, хорошая у вас девочка, — погладила руку Даши несчастная женщина.

— Стараемся. Права ты, соседушка. Не чаяли такому счастью. А Коленька? Судьба видно такая.

— Спасибо за помощь, Фёдор. — Склонил голову сосед.

— Пустяки, по-соседски. Ребята опять же дружили.

Пройдя не только похороны, но и поминки, Ромка с вечера завалился в постель. Даша без возражений прикорнула рядом. Их никто не беспокоил. Всё когда-нибудь кончается. Кончится и эта ночь.

Шаловливое утреннее солнышко нежило переплетённые руками и ногами утомлённые ночными ласками тела щекотало щёки и целовало губы. Но его старания не принесли успеха. От его вмешательства ребята ещё крепче прижимались, друг к другу, не желая просыпаться.

— Степанида, что там с молодёжью делается?

— Спят голубки, нагишом, не растащишь.

— Заглядывала?

— Стучала, не отвечали. Сунуть нос пришлось. Пусть спят, раз им так хорошо.

Его тёплое дыхание касалось её щеки, коснись она его губ, и розовый туман одурманит голову, наполнит желанием тело. Горячая нога его, вот она под рукой. Проведи пальчиком по ней вверх, и сладкий сон ночи повториться. Воспоминания были такими реальными, что из груди её вырвался стон.

— Я сделал тебе больно? — поднялся на локтях Ромка.

— Ты дразнишь меня.

Даша потёрлась щекой о его подбородок, как котёнок, который хочет, чтобы его приласкали. Поколебавшись и вдруг решившись, обвила руками его шею, скользнув губами по горлу.