Найла, проворно стрельнув мимо меня, понеслась по зеленеющей равнине, уткнувшись мордочкой в землю, и быстро пропала из виду, потерявшись в густой траве. Я обеспокоено нахмурилась. Куда ей взбрело в голову исчезнуть, когда у нас не так много времени?

— Найла! — тихо окликнула я непоседливого щенка.

Позади меня прошуршала трава. Я быстро обернулась и посмотрела вниз. Щенок смирно сидел рядом, положив к моим ногам клинок, и вилял хвостом. Острая белая мордочка вымазана в земле, в шерсти застряли травинки, в зубах зажат комок темно-зеленого мха. Наклонившись, я подняла клинок и потрепала щенка по ушам.

— Больше не пропадай, — предупредила я.

Найла насмешливо фыркнула, и, не выпуская из зубов новую игрушку, неспешно потрусила по полю, показывая дорогу. Бережно вытерев мокрый клинок о рукав куртки, я вернула его в ножны и последовала за своей проводницей, а под моими шагами уже распускались первые цветы. Синие, желтые, красные и нежно-розовые, незнакомые мне крупные венчики застенчиво выглядывали из густых зарослей, то и дело прячась в траву под ленивыми порывами теплого ветра. Ясное небо заволокла клетчатая пелена тонких облаков, спрятав от чужих взглядов солнце, и у меня при виде знакомой картины надрывно заныло сердце. Альвион — и его бесконечные сонные равнины, затянутое облаками небо, неповторимый запах чудес... Я слишком давно не была дома, слишком давно...

Высокие травы путались под ногами, мешая идти и скрывая за своим причудливым плетением маленькую проводницу. Я прибавила шагу, чтобы не отставать. Найла тоже побежала быстрее. Скорее всего, от чего-то меня уводит... Вытаскивая ногу из очередного сплетения трав, я с удивлением обнаружила следующую неприятность: растения наотрез отказывались отпускать меня на свободу, обвившись вокруг моей щиколотки. Очередная не то ловушка, не проверка? Вооружившись, я осторожно перерубила путы и замерла. Из перерезанных стеблей сочилась дымящаяся кровь, а в шорохе трав угадывались крики боли.

Мрачно помянув про себя толпу безликих со всеми их фокусами, я поспешила уйти с проклятого поля, но не тут-то было. Растения, словно мстя за убитых соседей, вцепились в меня мертвой хваткой. Я только и успевала орудовать клинками, и за каждый шаг приходилось платить собственным потом и чужой кровью. Темно-бордовые пятна несмываемыми печатями застывали на штанах, кровь ручейками стекала в сапоги и впитывалась в землю, поднимающийся из открытых ран пар превращался в туман, оседая на лице и руках. И голоса. Невнятные крики боли, достигающие моих ушей, звучали приятнее иной музыки. Когда я в последний раз оказывалась в центре битвы? Сразу и не вспомнить...

Улыбаясь знакомому предчувствию хорошей драки, я безжалостно прорубала себе дорогу вперед, следуя за зовущим лаем щенка. Кровь, боль, запах смерти и тяжесть клинков в руках, защищающих чью-то жизнь и обрекающих кого-то на смерть, — сколько бесконечных мгновений прошло с тех пор, как... Скользкая земля и густые клубы красного пара уже не мешали — я ориентировалась по ощущениям, закрыв глаза и на ходу вспоминая нужные движения. Ох, Касси, и запустила же ты себя... Сколько я тебе говорила — занимайся собой, тренируйся, но все впустую. И где бы ты теперь ни находилась — надеюсь, ты тоже справляешься с подарками Судьбы...

Трава уже не цеплялась и не кричала, то ли покорившись воле высших сил, то ли став нормальной и полуживой, когда на ее защиту встали цветы. Безобидные, милые и яркие существа, созданные радовать глаз, вступили в бой совершенно неожиданно и не с нужной стороны. И пока они кусали мертвую часть тела, я не замечала их внезапно прорезавшейся силы, а вот когда взялись за живую... Я давно забыла, что такое настоящая физическая боль и на несколько мгновений растерялась, забыв, где нахожусь. Болевой шок от острого укуса комком крика застрял в горле. Обведя поле тяжелым невидящим взглядом, я вспомнила все самые страшные проклятья, какие мне только приходилось использовать для уничтожения врагов. Вспомнила и повторила вслух. Для профилактики.

Где-то вдали глухо зарычала Найла. Только бы она не пострадала... Как местной жительнице, слуги теней не могли ей навредить, зато моя неразборчивая магия — могла. Я громко окликнула щенка, вернула в ножны клинки, протянула руки и пошатнулась под ее тяжестью, когда пушистая проводница ловко на них запрыгнула. Я прижала к себе маленькое дрожащее тельце. Вот теперь — гори все синим пламенем!

Цветущий луг вспыхнул, как сухие дрова. Всепожирающее льдисто-белое пламя, не грея, но принося приятную сырость, сжигало свежие цветы, замораживая на корню пробивающиеся к свету новые ростки, и я шла сквозь холодный пожар, не встречая на своем пути никаких препятствий. Под подошвами сапог, ломаясь, хрустел тонкий лед, земля покрывалась инеем, подступающая полуденная летняя жара сменялась осенней прохладой. Так-то лучше.

Меж делом я вытерла об куртку стекающую по руке кровь и поморщилась. Об костюм цветы только зубы обломали, но прокушенная насквозь кисть болела немилосердно. Я осторожно пошевелила пальцами и скрипнула зубами от боли. Впрочем, кости вроде целы, а остальное однажды заживет само собой. Дойдя до кромки поля, я ссадила Найлу на землю и, сняв свитер, пустила его на бинты. Кое-как разодрала шерстяную ткань на полосы, туго перетянула правую ладонь и зубами стянула концы повязки, закрепив их кривым узлом. И пусть это будет мне уроком. Отныне я уязвима.

Щенок завертелся юлой, мордочкой подталкивая меня под колено. Да, действительно, не стоит зря терять время. На ходу надевая куртку и поправляя перевязь, я поспешила за своей проводницей, чутко прислушиваясь к собственным ощущениям. Если и здесь, на ровной утоптанной дороге затаилась опасность, я должна ее почувствовать. То, что случилось недавно, когда я пропустила нападение растений, больше повториться не должно. Ни в коем случае. Я мимоходом оглянулась на поле. Ледяное пламя, тая под лучами солнца, догорало, потрескивая и подбрасывая к облакам редкие пригоршни белых искр. Кстати, мне не нравятся вышеупомянутые облака... Будет ли конец неприятным сюрпризам, прежде чем я доберусь до второй тени Судьбы?..

Дорога, лишенная поворотов и изгибов, четко очерченной и неестественно ровной стрелой устремлялась вдаль. Вдоль обочины ютились жухлые колючие кустики смирных растений, а за ее пределами властвовали невысокие, корявые, узловатые деревья. И, да не обманет меня память, их вид очень напоминает деревья смерти из сердца мира, а это наводит на определенные подозрения относительно личности тени Судьбы...

Голые ветви деревьев слабо шевелились под порывами ветра, издавая мерзкий, леденящий душу скрип, корни выпирали из сухой потрескавшейся земли. И ни зверья в их округе, ни живых растений... Более чем странно, если вспомнить, что пару мгновений назад я шла по цветущему полю. И если к очередной проверке отнести лишь головокружительную смену пейзажей... Я удивленно вздрогнула, посмотрев вперед.

У закатной полосы горизонта на смену странным деревьям уже приходил нормальный живой лес, сквозь который и проходила дорога. И куда бодро торопилась Найла. И время здесь слишком долго на месте не стоит, нарушая все мыслимые и немыслимые законы мироздания: сейчас полдень, совсем недавно была ночь, а через несколько шагов наступит вечер. Хотя это — иная реальность, так чему я удивляюсь? Здесь возможно все и здесь — свои законы, отличные обычных. И если хочет хозяйка странных мест наблюдать одновременно ночь, рассвет, полдень и закат — это ее право.

Проверяя свои подозрения, у кромки леса я обернулась. И верно. Там, откуда я ушла, не угасал добродушно улыбающийся день, а слабые солнечные лучи, пробиваясь сквозь плотную завесу облаков, по-прежнему освещали мрачную долину странных деревьев. Там же, куда я пришла, расцветал, играя красочным переливами ярких оттенков, чудесный закат. А ведь, судя по солнечным часам Тхалла-тея, дорога заняла у меня не больше одного деления... Шагая по тихому лесу, я размотала сухую, жесткую от спекшейся крови повязку на руке и хмыкнула. Но, судя по замолчавшей боли, затянувшимся ранкам и остановившемуся кровотечению, я действительно провела в дороге полдня, если не больше.

Посматривая на свою проводницу, которая пока не проявляла беспокойства, я торопливо сменила повязку. Из карманов крутки вытащила запасные бинты и перевязала правую кисть, а старые — подбросила в воздух и дотла сожгла мелким проклятьем. Негласное правило воина: не оставляй на территории врага ни капли своей крови, иначе позже она может сыграть против тебя.

Проследив за тем, чтобы от повязки не осталось даже мелкого пепла, я осторожно пошевелила раненой рукой, складывая ладонь в кулак и разминая затекшие мышцы. Конечно, мне без разницы, какой рукой драться, но правая рука для правши — основная, а я ярко выраженная правша. Отец в свое время прилагал немалые усилия, чтобы научить меня держать клинок и в левой руке, и научил-таки, несмотря на мое упрямство.

Я невесело улыбнулась, вспоминая свою так называемую семью. Когда-то я принимала их деспотичную опеку за искреннюю любовь, за стремление защитить меня от кроющихся в семи мирах опасностей... Пока не поняла, кем являюсь на самом деле. Пока не догадалась, кем им прихожусь, особенно — Райту. Пока не раскусила истинные намерения и планы вождя относительно меня. Нет, Тхалла-тей всегда был и будет моим настоящим домом, как и Альвион, но давно семья перестала быть семьей. Конечно же, Касси об этом ничего не известно, читать мои мысли она так и не научилась... Но однажды и она узнает, и спасибо мне за правду не скажет. Как и за остальную. Впрочем, я молчала ради ее же блага, поймет она это или нет... Должна понять, если узнает, что именно я от нее скрывала и почему.

Желто-красные лучи заходящего солнца паутиной нереальности опутывали небольшую рощицу, затеняя редко растущие деревья. Я прикрыла глаза левой ладонью. Огромный оранжевый шар, разбитый на крупные осколки черными росчерками костлявых ветвей, сиял чересчур ярко, нестерпимо ярко... Я невольно прищурила единственный глаз, шагая практически на ощупь, то и дело запинаясь о неровные бугорки земли и высказывающие на дорогу корни деревьев. Солнце, казалось, вспыхивало тем ярче, чем скорее я к нему приближалась. Я зажмурилась, закрывая здоровый глаз рукавом куртки, и, на всякий случай, вооружилась. Вслепую я дралась из рук вон плохо, но с оружием в руках мне спокойнее.

Шаг, второй, третий... Запнувшись, я с трудом удержалась на ногах и услышала возмущенный визг. Найла, извини, девочка... Я рискнула взглянуть на щенка, приоткрыла слезящийся глаз и оцепенела. На мертвой левой руке, которой я заслонялась от солнца, красовался огромный ожог. И нестерпимо воняло горелым мясом и жженой тканью. Защитный костюм выстоял и сейчас, но обнаженным участкам кожи досталось, как и дымящейся повязке.

Я поспешно спряталась за толстым стволом дерева и только тогда заметила, что черен он не от отсветов, а от гари. Вредоносные лучи заходящего солнца дотла сожгли рощицу, а теперь взялись и за меня. И ладно бы, обожгли живую часть тела, на ней ожоги пройдут быстро. Мертвая-то часть тем и неудобна, что лишена регенерации, и нанесенный ей ущерб на неопределенное время застывает в виде открытых ран.

Я вытерла рукавом струящиеся по правой щеке слезы. Судя по распухшим векам, глаз сильно воспалился. А, судя по выпирающим костям на левой щеке, от кожного покрова там мало что осталось, а то, что осталось, заживать будет долго и болезненно. Неприятно... И непонятно пока, как пройти очередную проверку и не превратиться в аналог местного дерева. Вернее, есть два варианта. Первый — навсегда погасить странное солнце. Второй — рискнуть и попробовать впитать в себя растворенную вокруг силу.

Но. Первый вариант не подходит по причине незнания мною природы окружающего мира, а второй... А второй не совсем подходит по той же самой причине. Находясь в сердце метели, я примерно знала, какую именно силу в себя впускала, но об этой, окружающей, имела лишь смутное представление. То ли живой огонь, то ли раскаленный докрасна воздух, то ли нечто иное, мне незнакомое... А третий вариант — продраться сквозь смертоносные лучи — я даже рассматривать не стала. Либо первый вариант, либо второй — невелик выбор...

Найла, привлекая к себе внимание, встала на задние лапки, опершись передними о мои колени, и завиляла хвостом. В огромных живых глазищах затаилось беспокойство и понимание. Что ты хочешь мне сказать, девочка?.. Опустив искалеченную левую руку, я потрепала свою пушистую проводницу по ушам, а она ухватила меня за рукав и резко потянула его на себя. Я уже говорила о том, что здесь все не то, чем кажется? И в столь маленьком существе может быть скрыта бездна силы.

На ногах я не устояла. С размаху села на жухлую траву, вопросительно приподняла бровь, а Найла меж тем начала чудить. Снова встала на задние лапки, уперлась передними в мои плечи, причем с такой силой, что я невольно ссутулилась и съежилась, наклонившись к ней. И праматерь-память знает, зачем и как она собирается мне помочь...

Маленький розовый язычок лизнул мой нос. Брезгливо сморщившись, я попыталась отстраниться, отодвинуться, но так меня и отпустили... Найла с силой прижала меня к стволу дерева, увеличившись раза в три, и продолжила начатое. Я фыркала, отворачивалась и недовольно шипела сквозь зубы, но мнимый щенок не обращал внимания на мою реакцию, спокойно продолжая делать свое мокрое дело. Смирившись, я скривилась и закрыла глаза. И с удивлением ощутила, что мое общее состояние значительно улучшилось. Перестали саднить раны, болеть и слезиться глаз, которому маленькая врачевательница уделила особое внимание, и, готова дать Слово, на левой щеке зарубцевался страшный ожог.

Закончив возиться с лицом, щенок занялся моими руками. Быстро стащив и отбросив в сторону повязку, в два мгновения залечил укусы цветов, не оставив на их месте ни царапин, ни шрамов, и в четыре — солнечный ожог, нарастив на месте раны новую кожу. Подняв правую руку, я аккуратно ощупала собственное лицо. Ни следа выпирающих костей, только ровная кожа да сеть тонких шрамов. Однако...

Встав и отряхнув штаны, я задумчиво улыбнулась Найле. Та вильнула завитым в калачик хвостиком и бегом бросилась по тропинке. Я высоко подняла воротник, спрятав в нем лицо и шею, натянула на ладони рукава куртки, и, спотыкаясь, побежала следом. Заходящее солнце палило нещадно, острые лучи просачивались сквозь куртку и закрытое веко, но, шатаясь, я не сбавляла хода, ориентируясь на звонкий голосок своей проводницы. Узловатые голые ветви больно хлестали по плечам и спине, словно силясь меня поймать, и я торопливо пригибалась, уклоняясь от новых препятствий и жалея о невозможности отбиваться. Рукояти клинков, нагревшись под вредоносными лучами, раскалились докрасна, прожигая сквозь костюм. Я стиснула зубы, молча перенося тяготы своего нелегкого пути. Не думаю, что буду долго здесь находиться.

Цветные круги перед моим внутренним взором погасли так же внезапно, как и появились. Запнувшись, я чудом удержала равновесие и, заморгав, недоверчиво выглянула из-под воротника. На горную долину спускалась ночь, прохладная и обманчиво спокойная, и лишь жуткие красноватые отблески заката, лежащие на снежных вершинах, напоминали о недавнем испытании.