Риф Великолесья. Вторая. Точнее - предтретья.

— Не замай, старшой! Чавой то... Чаво, и хде? — прямо забитый и затюканный землепашец или служка конюшенный, что кроме задницы лошадиной коня хозяйского в миру ничего не видел. А в здоровенном его домище у него отдельный кабинет, личный, имеется. И никто в него Еремеем не допускается, кроме семейных. Дочери три языка знают и свободно говорят на любые темы, начиная от нарядов девичьих, до ставок налогообложения в той же Такории. Жена картины пишет тайком. И можете мне не говорить, что посыпку к пирогу красила. Пироги вы мясные в основном печёте, лерра Марка, а как пахнет краска, что художники используют я ещё помню и нос у меня не отшибло.

Вот присел за столом у бабы Варенихи и задумался. А у неё окна как раз на ворота Еремеевского двора смотрят, вот я на него и "съехал" в мыслях. Зашёл посоветоваться по поводу трат и пополнения казны нашей общей. Свадьбу общество решило на общественное гулять. Вот так. Не знаю почему. Мне было бы легче на наши с Никатом, мы не бедные, да и беглянка-разведёнка наша, Таора, тоже не бедная, в дорогу успела собрать много чего ценного. На приданное и себе и дочери хватит. А тут думать надо: они хотят такой шалман собрать, что денег потребуется больше, чем надо на восстановление Раздаевской усадьбы. Которую хошь не хошь, а надо восстанавливать. Или прощё село укрепить и в нём дом воинский наладить. Надо со старостой Раздаевским посоветоваться, да послушать что сотник скажет. Его ребятам в случае чего Раздай оборонять. Одна голова хорошо, но и у них пусть тоже она болит от дум тяжёлых. А то избалуются. Хотя вряд ли, народ тёртый и жизнью ученый, лучше меня всё понимают.

Хорошие ворота и забор у Еремея — ни чего за ними не видно, только окна верхнего этажа, занавесками закрытые.

— Поделись, сынок, думой. Может чего подскажу. Да и грусть на двоих разделенная — только половина грусти, — в проёме, ведущем на кухню стоит баба Варениха с ещё одной крынкой молока. Первую я уже оприходовал с пирогом творожным. Вкусно, прямо как бабушка моя пекла.

— Чего на ворота Еремеевские засмотрелся? — уводит разговор в сторону, видя, что делится с ней рассуждениями я пока погодил.

— Да вот смотрю, хороший, высокий, крепкий, и укреплён не хуже чем в усадьбе. И сам Еремей больше на владетеля усадьбы иной раз похож, когда под простака не косит. Откуда у бедного оборотня деньги только на такую домину. Да и вообще...

— Глазастый, ты. Не каждый замечает, а дойти умом и выводы сделать — так тем более. И чем же тебе Еремей не нравится?

— Баб Варь, присядь, неудобно, сижу тут перед старшим. А чем не нравится? Да не то: нравится мне Еремей — и товарищ хороший и мужик крепкий, хозяйственный. Просто раз нравится, то понять хочу, узнать. А тут как не посмотри...

— А ты не смотри, раз нравится и веришь, то принимай как есть.

— Вот так не могу. Как есть. Как с ширмой, за которой стоит истинный облик, разговаривать и дружить я не умею.

— Так на то он и оборотень, что бы несколько ликов иметь. А они ведь и по разному смешиваться могут — сегодня волка больше, завтра человека.

— Сегодня крестьянина больше было, когда про весенние посевы говорили, а вчера, так вообще под дурака неграмотного косил, когда раскладку по запасам на свадьбу у меня увидел. Так баб Варь не бывает. Потому, что два дня назад он руку дочери и жене подавал, когда из брички выходили. По малому дворянскому положению, что принято к всеобщему обращению среди лиц благородного происхождения повсеместно. Вот и думаю, что он не два лика имеет, а четыре или более. И ничуть они у него не смешиваются, а просто он их прячет коряво.

— А тебе то, что? Был бы человек хороший, мало ли чего у него на уме. Нахватался, по миру скитаясь. Не грузи голову мелочами, до них ли сейчас. У тебя двойная свадьба на носу. Ты же за тем и зашёл, или ещё о чём поговорить надумал, — Варья берёт с конторки приходно-расходную книгу, — вот смотри, Эр, я тут накидала черновичок, давай вместе помыслим. У меня пока не хватает совсем немного, чтобы на весну запасы сделать нужные и на Раздай ещё немного в помощь оставить.

Стройные колонки аккуратно выписанных цифр с пометками, всё разложено по полочкам и записано так, словно аллиграфией Варья в тяжёлые времена на жизнь подрабатывала. И знакомая руна "Веддай", так только волчицы молодые пишут, с таким загибом верхней части домика. Левый внизу, а правый край вверху. Хоть это и не оговорено и не ошибка, но по канону правильнее наоборот, а не как в ход пера. Я на их творчество насмотрелся, когда они мне описи всего усадебного имущества делали. Вернее даже не мне, а Варье. Просто я попутно с ними ознакомился. Пока раздумывал, подчеркнул ногтем руну в книге, непроизвольно.

— Да, я девчонок грамоте учила. И хозяйство как вести, тоже учу, годы прожитые опыт немалый дали. Разве ж это плохо.

— Да нет, так и нужно, кто ещё в селе лучше тебя в хозяйстве соображает, раз полсела к тебе за советами бегает, я имею ввиду ту половину, что в юбках ходит, — Варья смотрит на мои руки и улыбается. Что она там увидела?

— Что не так, баб Варь?

— Устал ты, сынок. И запутался. А потому ищешь не то и не там. А ещё давно в истинном облике, в любимом облике, давно не был.

— И откуда такие выводы.

— Да просто ты Еремея так хорошо видишь потому, что сам такой же. И он тоже это видит. Так и играетесь. Вместо того, чтобы быть собой. Я вот что тебе скажу, многоликий ты наш, если хочешь что про Еремея узнать, то можешь и у меня спросить.

Вот такой разговор неоконченный вышел. Потому, что не готов я пока к таким разговорам, а она поняла это и больше мы к этой теме не возвращались.

* * *

Ночь, душно, хоть и сплю с открытым окном. Усадьба в Великолесье стала временным прибежищем, хотя всё больше кажется, что время это затянется. Проснулся весь мокрый. Не могу так. В голове сотни вопросов, требующих ответа, сотни дел, что надо сделать ещё вчера. При том, что надо их сделать самому, а не перепоручить кому то другому. А если честно, то делать их не очень хочется.

А хочется сидеть на берегу Белоозера и на утренней зорьке ловить мелочёвку на поплавочную удочку. Или общаться с лесным духом. Очень много вопросов к нему накопилось. То он торгуется как купец, а то подарки мне делает безвозмездные и на горбу катает. Я понимаю, что за те источники, что я ему очистил и в пользование подарил он меня и поить и кормить всю жизнь должен. Я понимаю прекрасно, что в лесу возле Раздая, что он себе попросил, таких источников не один и не два. И он их тоже себе подгрести хочет, потому я ему и нужен. Потому и "прикармливает". Хотя, с другой стороны: народ воинский, что под рукой у сотника ходит, да волки-Оры нашенские, а сейчас уже и Раздайские, поклялись быть у духа в помощниках. И их сил вполне хватит, чтобы и источники почистить и духу помочь при надобности. Ничего сложного и невыполнимого в этом нет. Не понимаю я его, духа этого. Что-то крутит, а что? Ладно, разберёмся со временем, пока не так важно, других забот полон рот.

Надо к выезду в Верховец подготовится. Почему так важно? Не знаю. Не спокойно на сердце что то. Осеннее торжище, на которое собирается считай половина населения вольных баронств, если не более, дело серьёзное. Верховец, хоть и стоит впритык к нашему лесному краю, но является коронным городком Такории. Не баронство и не ещё какой удел, а коронный город и голова подчиняется напрямую его величеству. Иного и быть не может — надо быть дураком, чтобы отдать на сторону такой источник дохода. В Верховец даже северные саамы и орки на осеннее торжище и на зимние гуляния съезжаются. Саамы вверх по Обви, что берёт начало из ручьёв и речушек мелких лесных, течёт мимо Верховца а потом загибается на север, проходя двумя рукавами через половину баронств, и объединяясь вновь, выходит на их территорию, чтобы продолжить свой путь к великому Холодному морю, на лодьях идут. Орки по краю леса из степи. А наши — по тем же речушкам, да по тропам лесным, да немногим, проложенным в пуще, да по склонам старых гор дорогам. Такой же славой и таким же значением для Такории и лесного края пользуется Кажон. Он немного севернее, и в сторону, там, где старые горы баронств плавно переходят в Такорийские холмы и где Такория граничит с узким и вытянутым в сторону нашего леса клином Великого леса эльфов, северной ветви. Есть ещё южная — ниже Такории, в её подбрюшье, есть небольшой анклав, где проживают южные эльфы. Не видел их ни разу. Живут они относительно замкнуто, несколькими родами в родовых рощах, разбросанных на небольшой территории лесостепи. Степные эльфы — толи их прямые потомки, толи родственники. А может быть они и есть срединные эльфы. Есть северные, есть южные, почему бы степнякам не быть срединными?

А сердце не на месте — за своих переживаю. Не очень то по нраву вольным владетелям будет объединение Великолесья и Раздая. Да не просто объединение, а союз вольных поселенцев. Владетеля, поскрипев зубами и позавидовав, ещё бы стерпели. Взял удачливый воин на меч добычу, с кем не бывает. Ты теперь вот удержи попробуй, в зиму, когда лесной край проходимым по речному льду становится. А мы посмотрим, как у тебя силёнок хватит отбиться, а может и сами куснём ненароком, у нас тут просто и с какой стороны меч держать много кто знает.

Цеплять будут все подряд, потому, что почти все владетели осенью в Верховец съезжаются. Что-то вроде негласной традиции, в этот месяц стараются не воевать лишний раз: урожай собран, надо к зиме подзакупиться, то, что в лето добыто в горах и лесу приезжим купцам сбыть. Да и на соседей поглядеть, да себя показать. Невесту к зимним праздникам для сына присмотреть, благо дочерей привозят на торг все, это как пить дать.

В этом году Великолесским, да и Раздаевским тоже, везти на торг особо нечего. Наше добро в усадьбе Раздаевской погорело, а их — барон со злобы своей за ночь, что по селу носился в злобе, испоганил. До чего дотянуться только смог. За одно это его прибить надо было. Всё, что каждый селянин спас от грабежа и потравы, уместилось в заплечном мешке, когда с семьёй в лес от лиха хоронился. Или в схронах с детьми, это у наших. Так что пойдём налегке. Есть золотишко барона Раздая, есть накопители, что горные духи нам с Никатом в садах взять разрешили. Только накопители я здесь продавать не очень хочу — и цены толковой никто не даст, и усиливать кого из возможных противников не хочется. Была мысль слетать в столицу, там попробовать их продать. Дело стоящее и за пару дней обернуться можно. Надо обдумать, да с сотником посоветоваться. Было пару разговоров из которых я понял, что в столице он жил и жил долго. Тем более, что до Верховца им не один день ехать, а я туда и обратно могу в два дня уложиться и к их приезду уже в Верховце их и встречу.

* * *

— Эй, куда прёшь, бородатый? Это я тебе, со шрамом который, говорю. Первый раз город увидел и ошалел?

Молча смотрю на нагловатого парня, стоящего на воротной страже. Аккуратно поправил полу дорожного плаща, "ненароком" показав рукоять меча и ножны.

Парня одёргивает за рукав его более старший напарник: — Оружие, уважаемый, придётся убрать с пояса: в городе его могут носить только благородные.

— А также деловые люди, со знаком уплаты пошлины за ношение на срок им необходимый для пребывания и совершения своих дел. Могу ещё пять пунктов из городского уложения назвать, по которым мне можно не только носить оружие, но и его использовать. А ещё особой королевской дицией жителям Верховца и окрестностей Чёрного леса разрешается носить не только меч, но и копье, как неотъёмлемые части национальной одежды.

— Ты докажи, что ты хотя бы издали Чёрный лес видел, а потом права свои вспоминай. Думаешь не пожалел серебряный на нормальную рукоять для дрянной железяки, так тебя тут со всем почтением встретят? Без тебя голыдьбы хватает — каждый день по утрам вывозят хоронить таких ...

— Ничего и никому я доказывать не буду. Сорвалось чужака на пиво раскрутить или деньгу с лопуха сшибить — так хоть умей достойно принять это. Или ты мытарь воротный? Надо у дежурного мага поинтересоваться когда же такая должность в городской страже появилась.

Паренёк побагровел лицом так, что все веснушки проступили. А стоящий немного в стороне дежурный маг из старшекурсников магической школы грозно насупил брови. А то я не знаю, что все в дежурящем десятке в доле. Перебьётесь, ищите другого лопуха для разделки. Актёрские зарисовки мне тут устраивать вздумали.

— Можно вас на пару слов, уважаемый купец из Чернолесья, отойдём в сторонку? — это старший его товарищ.

— Слушаю.

— Подскажите, сколько будет стоить малый фиал золотого корня в Верховце. И к кому можно обратиться, чтобы не переплачивать втридорога.

— Если подскажете спокойное место, где можно на ночь остановиться, то сговоримся на семи серебряных. А в Верховце это будет стоить не меньше золотого. Вот к кому обратиться — не знаю, сам там не живу.

Воин взмахом руки подзывает ковырявшего чего то возле городской стены малька.

— Мой дом вполне спокойное место. Отдельная комната, баня, чистое бельё и питание. Если гость будет просто спокойно отдыхать после тяжёлой дороги. А погулять вволю — на соседней улице есть неплохое и чистое местечко, без ворья и чего прочего, бывший десятник городской стражи, мой друг, постоялый дом держит.

— В Чернолесье традиции гостеприимства — дело святое. По той же цене и другу, если друг. У меня не много и не для продажи, но раз такое дело, то по рукам, — пожимаю протянутую руку, улыбающегося стражника.

— Отведёшь гостя к нам, предупреди мать, чтобы старший воды натаскал в баню. Я скоро буду, как сменюсь, сразу приду.

Вот и с ночлегом разобрались. А то ночевать там, куда мне советовал идти сотник не очень хочется. Друзья друзьями, но это его друзья, а не мои.

— Ты к нам надолго? — строгий взгляд из под неровно подрезанной чёрной чёлки.

— Не очень.

— Понял, дела, значится... это правильно. Купец?

— Можно и так сказать.

— А чего на своих двоих — торговля не задалась?

— Тебе только судьёй быть, так спрашиваешь с пристрастием.

— Им и буду. Вот вырасту, съезжу в Чёрный лес, добуду чего ценного или подвиг сделаю. Получу за это дворянство и пойду в судьи. Батю подлечу, матери новое платье справлю и отца названного не забуду. Может и старшему невесту сторгую. Он всё одно сам не сможет — беспутный. В деда пошёл, не повезло. Всякой хренью занимается вместо дела. Да вот смотри, пришли уже. Постой тут, за калиткой, я Пушка покороче привяжу, а то кинется ненароком.

Малёк с натугой открыл калитку. Позвенел цепью под радостное гавканье дворового любимца пса.

— Заходи!

Толкаю неожиданно тяжёлую калитку.

— Тяжело? — киваю, — а я чего говорю: дурью мается.

— День добрый, — улыбается что то мастерящий под расположенным слева от дома навесом паренёк лет четырнадцати, — не слушайте его.

— Добрый. Я так понимаю такой тяжёлый противовес потому, что к калитке механизм какой то прикручен?

— Видишь — умный с первого раза пользу сечёт и сразу понимает. Насос в дом воду качает, бак под крышей.