Годо провел Рауля на самый верх, и они оказались в мансарде с полукруглым окном, выходящим на Сену. Мансарда Годо помещалась на четвертом этаже, из окна открывалась живописная панорама, великолепная картина Парижа.

Рауль с удивлением отметил, что мансарда завалена холстами, подрамниками, в углу стоял большой мольберт, на столе — краски в горшочках, стаканы с кистями и прочие атрибуты художественного ремесла.

-Вы занимаетесь живописью? — с улыбкой спросил Рауль.

-Я-то? Господь с вами, виконт! Скажете тоже! Какой из меня художник! Просто сдаю мансарду художнику. Здесь мы можем говорить открыто. Чем могу быть полезен, господин виконт? Да вы садитесь, сударь!

-Да,... но... куда бы сесть?

На стульях стояли маленькие холстики и банки с красками.

-А куда хотите! У господина Люка всегда так.

Рауль хотел, было сесть на первый попавшийся стул, но Годо дернул его за руку.

-Осторожнее! Перекраситесь! Дайте-ка я сам посмотрю, куда вас усадить. Когда-нибудь выгоню я этого мазилу! Из-за его проклятой живописи негде повернуться, чтобы не вляпаться в его краски! Порядочного человека усадить негде.

Рауль подошел к полукруглому окну, рассматривая крыши Парижа, Сену, Новый Мост. Где-то в одном из домов похитители прячут молоденькую Анжелику, дочь Бофора. Сможет ли он найти этот дом и спасти девушку? Или герцогу придется просить помощи у его врага, короля Людовика XIV? И в худшем варианте, если все кончено — взывать к правосудию короля?

-Не выгоняйте беднягу, — сказал Рауль, — Здесь даже забавно.

-Садитесь, виконт, и простите, что заставил вас ждать. Пришлось нести стулья снизу.

-Зря вы так суетитесь, господин Годо. Я любовался прекрасным видом Парижа, — сказал Рауль и мысленно добавил: "И прощался с ним навсегда".

-Раз ваша милость просит за этого чудака, Бог с ним. Вы правы: грех сдавать такую комнату какому-нибудь прощелыге, судебному приставу или пьянице... Видно, сударь, вы человек со вкусом, впрочем, старик Годо это всегда знал. Здесь должен жить только художник. Правда, бедняга гол как сокол, но он рассчитывается со мной своими работами. Вывеску мне подкрасил. Но поговорим о деле — болтать Годо-батька всегда любил, особенно с вами. Итак, чему обязан?

И Рауль, всегда говоривший правду, на этот раз обманул Годо-батьку. Он заявил:

-Я к вам от графа де Ла Фера.

— Я так и подумал! Могли бы и не говорить, господин виконт! В вас я вижу прежнего Атоса, молодого мушкетера, который.... Ах, виконт, останавливайте меня, я ужасный болтун. Сейчас нам не до лирических воспоминаний. В лучшие времена вспомним юность вашего знаменитого батюшки. Мой нижайший поклон графу. Кстати, а сейчас о вашем деле. Ведь вы ко мне по делу?

-Дочь Бофора похищена. Граф де Ла Фер полагает, что вы можете помочь напасть на след похитителей. Бофор — друг моего отца, и вы понимаете, не так ли?

-Граф правильно полагает, мой дорогой виконт. Но я вам не советую впутываться в это дело. Этим делом займутся и выручат малютку без вас.

-Я обещал герцогу найти Анжелику де Бофор!

-А достать луну с неба или говорящую розу вы ему не обещали?! Ах, до чего вы еще молоды, мой мальчик! Надеюсь, вы не обижаетесь за такое обращение? Тридцатилетнее знакомство с вашим почтенным отцом дает мне право...

-Нет, я не обижаюсь, господин Годо, но я прошу вас рассказать мне все, что знаете.

-Не лезьте в это дело, юноша, вы погубите себя.

-Вот беда! — насмешливо сказал Бражелон.

-Ну-ну, это вы сейчас так говорите. Герцог де Бофор, король парижских баррикад, любимец нашего города, нашей Фронды, Бофор, в котором мы видим воскресшего Генриха Четвертого — наш герой, и есть люди, которые позаботятся о спасении его дочери. А вы занимайтесь своими проблемами, их у вас, кажется, достаточно и без освобождения похищенной девицы.

-У меня больше нет проблем.

-Гм! Хотел бы я, чтобы у меня, старика, не было проблем. А ведь это вам только кажется.

-Дядюшка Годо... вы, надеюсь, тоже не обижаетесь, что я обращаюсь к вам запросто, как во время... Фронды.

-Ну конечно, господин виконт, как еще может обращаться к Годо-батьке сынок Атоса!

-Вот и отлично... Прошу вас рассказать мне все, что вы знаете о похищении м-ль де Бофор. Я буду краток. У меня к вам три вопроса: кто ее похитил? Каковы мотивы похитителей? Где преступники прячут девушку? Вопросы сложные, но граф и герцог — я Бофора имею в виду — не раз пользовались вашими услугами, и мы думаем, что ДЯДЮШКА ГОДО ЗНАЕТ ВСЕ.

-Я знаю все? С чего это вы взяли, мой маленький Атос?

-Вы — Париж, дядюшка Годо. Вы народ Парижа. А народ Парижа знает все!

-Вы меня идеализируете, мой мальчик. Я так сказал это ученое слово — "идеализируете"? В последний раз прошу вас, не пытайтесь, забудьте об этом. Кроме вас есть кому позаботиться о дочери Бофора. Мы-то помним, как герцог Франсуа де Бофор ехал по нашим улицам на своем белом коне, посадив на седло перед собой малютку Анжелику в венке из колосьев, когда в сорок девятом Двор и Фронда заключили перемирие...

-Юная богиня Фронды... — вздохнул Бражелон.

-Ах, я, старый болван! Да вы никак...

-Да нет же, что вы!

-Нет, старика Годо не проведете, молодой человек. Я как хорошая охотничья собака за лье чую, где пахнет дуэлью, где заговором, а где любовью.

-Ваше чутье на этот раз вас обмануло. Я должен спасти эту девушку, вот и все.

-Вы никому ничего не должны, виконт. Кто вам Анжелика де Бофор? Для чего вам лезть в дело, которое может окончиться пожизненным заключением или Гревской площадью? Хотя нет — в этом случае — разве только тайная казнь в тайной тюрьме.

-Вот беда! — махнул перчаткой виконт, презрительно улыбаясь, — Говорите, дядюшка Годо!

-Хорошо, виконт, раз вы так упрямы, слушайте! Я расскажу вам все, что знаю, и, может быть, вы убедитесь, что хотите ввязаться в гиблое дело. Итак, ваш первый вопрос: кто похитители Анжелики де Бофор? Мой сын Клод содержит кабачок недалеко от Фонтенбло. Вы знаете его "Поющую свинью".

-Разумеется, и Клода прекрасно знаю. Но не он же похитил дочь герцога! Ближе к делу, пожалуйста!

-Но все-таки позвольте поблагодарить вас за Клода. Я был в отъезде, когда Клоду понадобились деньги за домик, и так, кстати, в тот момент Ангелочки Конде отмечали какое-то событие и засыпали Клода золотыми экю!

-Мы только положили столько экю, сколько поместилось на серебряном блюде. Мы считали, что в долгу перед хозяином "Поющей свиньи".

-Господь с вами! Благодаря вам "Поющая свинья" вошла в моду! Право, вы приносите счастье!

-Ну что вы, дядюшка Годо, мы же причинили ущерб этому заведению! Ломали стулья, били горшки и бутылки, сейчас даже и не вспомнить, что мы там вытворяли. Мы давно собирались заплатить за ущерб, но то времени не было, то с деньгами проблемы, а тут как раз десятилетие истории с яичницей. Мы, кстати, на этот раз уже преспокойно съели Самую Большую во Франции Яичницу!

-Я знаю, что Клод и его жена относятся к вам как к друзьям.

-Еще бы! Мы даже на свадьбу к вашему Клоду попали, помните?

-Как не помнить!

-Причем совершенно случайно!

-А уж мы как рады были! Ангелочков Конде, говорили, сам Господь послал. Но не все, господин виконт, были нашими друзьями, и не каждого придворного кавалера я рад был бы видеть в качестве почетного гостя на свадьбе сына! Вы тогда славно повеселились, но некоторые придворные кавалеры "веселятся" иначе....

-Я не представляю себе иного веселья, — удивился Бражелон.

-Мой молодой друг, я уже стар, и я знаю много того, чего бы хотел никогда не знать. Мне не очень-то хочется рассказывать вам правду о тех, кому мы должны служить. Да вы, боюсь, не поверите.

-Я знаю вас как честнейшего человека, дядюшка Годо, и теперь я всему поверю про них. Говорите!

-Настоящие преступники не работают веслами на галерах его величества. И не томятся в застенках Бастилии. Настоящие преступники в шелках и бархате живут в Лувре, Фонтенбло, Люксембургском дворце.... При Дворе короля действует хорошо организованная банда. Во главе брат короля, принц Филипп Орлеанский.

-Герцог Орлеанский? — переспросил Бражелон, — Я так и думал.

-Господин виконт, я не дворянин, мне вроде бы и соврать не грех.... Но клянусь,... клянусь лилиями, теми лилиями, что кардинал велел вышить на мушкетерской салфетке, и мушкетеры — а они были не дураки выпить — потом обмыли свою салфетку в моем кабаке, и пока они пили, стреляли по пустым бутылкам, пели песни, жгли свечи — словом, резвились как малые дети, салфеточка трепыхалась над ними как настоящее знамя. Которое потом, когда пирушка закончилась, господин Атос оставил мне, их, как он тогда выразился "кормильцу, поильцу, кредитору и приятелю"... С тех пор мушкетерская салфеточка принесла мне богатство, и я не раз говорил господину Атосу, что если когда-нибудь ему понадобится крупная сумма — тысяч сто или даже целый миллион — деньги в тот же день будут у него.

-Вы стали миллионером? — шутливо спросил Бражелон.

-Нет, конечно, но мы, трактирщики, составляем особый цех, вроде как портные, оружейники и так далее. И ваш покорный слуга, владелец бойкого кабачка "Три золотые лилии" — глава этого цеха. Правда, граф никогда не прибегал к моему кредиту....

-Ближе к делу, дядюшка Годо, нам не нужны деньги, — перебил Рауль.

-Вот счастливчик! — воскликнул Годо, — Хорошо, не буду отвлекаться. Так вот, я всегда снабжал графа информацией, что он и его друзья считали гораздо дороже денег.

-Я знал, что вы шпион моего отца, — усмехнулся Рауль.

-И доброй старой Фронды, виконт. Поэтому на Годо-батьку можно рассчитывать. Вы даже представить не можете, как много тайн Двора, полиции, Парижа, армии умещается в моей бедной голове... Так вот, клянусь вам золотыми лилиями, которые для меня залог успеха и процветания моего дела.... (Слава Богу, вернулся к своей клятве, — вздохнул с облегчением Рауль, мысленно дав зарок не перебивать Годо — это, как он убедился, было бесполезно).... Я, повторяю, не дворянин, но золотые лилии на мушкетерской салфетке для вас — фамильная легенда, героический эпизод из юности вашего отца, который вы когда-нибудь расскажете вашим детишкам, которые, если жив буду к тому времени, меня будут уже звать дедушкой Годо...

-Что за глупости, дядюшка Годо, какие еще детишки! Не будет у меня никаких детишек!

-Ба! — только и сказал Годо,— Никуда не денетесь! Но вы верите моей клятве?

Бражелон, которого реплика Годо о его будущих детишках немного задела, кивнул слегка раздраженно. Добряк Годо, лукаво улыбаясь, продолжал:

-Так вот, говорю вам, виконт, истинную правду. Мне нет смысла дурачить вас, господин Рауль. Более того, действуя в ваших интересах и будучи предан всей душой вашему отцу, я должен был бы обмануть вас, чтобы примирить вас с Двором и говорить о королевской семье только хорошее. Но вас слишком часто обманывали и водили за нос, мой юный друг. И, когда вы узнаете о делах принца Филиппа, вы поймете, что королевская семейка делает вещи похуже, чем ваша печальная история. В банду Филиппа Орлеанского входят — это достоверно — небезызвестный вам господин де Вард, его палач, скажем так. В обязанности де Варда входит прикончить несчастную жертву ударом кинжала или шпаги. А также господин шевалье де Лоррен — специалист по ядам, и еще.... Знаете что, милый виконт? Я лучше напишу вам их имена, и мы сожжем этих еретиков, устроив маленькое аутодафе. Хотя я уверен, что "Золотые Лилии" ушей не имеют, в отличие от Лувра, мне что-то не по себе.

-Пишите,— сказал Бражелон, представив как живых де Варда и де Лоррена, и тряхнул головой, стараясь прогнать наваждение. Годо говорил правду, по рассказу раненого де Линьета Рауль уже вычислил похитителей Бофорочки. Годо протянул четвертинку листа бумаги.

-Вы их знаете?

-Да, всех,... Боже мой!

-Эти господа не являются вашими друзьями?

-О нет! Но я рад, что мой друг де Гиш не попал в этот список. Он же давно служит принцу Филиппу.

-Де Гиш? Де Гиш при Дворе Филиппа Орлеанского белая ворона. Инородное тело. Как говорят дипломаты — персона нон грата. Разве вы не замечали, виконт, что ваш друг не вписывается в их компанию?

Внешние приличия вроде бы соблюдаются, но де Гиш среди них очень чужой и одинокий. А де Гиша держит при Дворе брата короля любовь... вы знаете к кому. И капризный Бог любви последнее время благосклонен к молодому де Гишу, это вы тоже знаете.... Не судите строго своего друга — любовь — это единственное, что у него осталось. Но, если увидите графа де Гиша, передайте ему, что, если он сможет справиться со своим чувством, лучше бы ему покинуть Двор принца Филиппа. При Дворе герцога Орлеанского его любовь обречена. С ним могут расправиться рано или поздно. Кинжал ли, яд ли, не знаю. Но за счастливую любовь граф и его возлюбленная заплатят своими жизнями. Бедные дети!

-Их хотят убить? — тревожно спросил Рауль.

-Все идет к тому, верьте дядюшке Годо.

-Я предупрежу де Гиша. Как он покинет Двор принца, оставив ЕЁ?

-Бесполезно. Вспомните поединок де Гиша и де Варда.

-Это была дуэль...

-Сегодня дуэль, завтра убийство. Эти же негодяи похитили Анжелику де Бофор. И вы, виконт, подумайте о своей безопасности. Хотя ваши друзья, тот же де Гиш, например, боится, что вы едете на войну...

-Вы колдун! — сказал Рауль.

-Там, за морем, вы будете в большей безопасности, чем здесь, в Париже. С вами всеми расправятся поодиночке, если вы не примете их правила игры и не станете такими же, как они. А вы, фрондеры, после развала Фронды живете как придется, каждый сам по себе. Таких легко сломать, загнать в угол, убить. Вас сломали первым на вашей любви. Вы оказались очень доверчивым и судили о людях по себе.

-Де Гиш знает о делах своего сеньора?

-Спросите у него сами.

-Меня сломали, вы полагаете?

-Докажите обратное! — сказал Годо,— Докажите Годо-батьке и всем, кто вас любит, что вы не плаксивый влюбленный, а сын мушкетера, черт побери!

-Я и пришел к вам за этим!

-Что вы еще хотите знать о королевской семье?

-Людовик?

-Людовик ничего не знает. Думаю, что не знает. Хотя его полиция уже напала на след бандитов из Фонтенбло. Но сообщать королю они не решаются. Людовик, надо отдать ему должное, человек вспыльчивый, но в каких-то вещах бывает иногда и справедлив. Когда на него сходит благодать, что ли. Людовик пока еще как дитя, играет с Францией. Король еще совсем молод, и он забавляется, как с диковинной игрушкой, с нашей прекрасной страной, которую наконец-то получил в полную власть. Он играет, повторяю, как дитя, любуясь блеском своей короны. И в войну тоже играет. Еще вопросы есть, сударь?