Дом всех тварей

— Скажи, что никогда не оставишь меня, Шацар.

— Я никогда тебя не оставлю.

— И не убивай моего отца, — сказала Амти, но Шацар уже притянул ее к себе и поцеловал в губы, будто скрепляя данное обещание.

Амти и не заметила, как следуя за толпой, она шептала:

— Что же мне делать, что же делать, что же делать.

Хорошо бы ее приняли за Инкарни Безумия. Наконец, процессия остановилась. Амти, вместе со многими другими, стояла во дворе школы, остальные желающие посмотреть растянулись вдоль по улице. Здесь было шумно, люди смеялись, радовались, вопили. Будто на концерте, где дешевые рок-группы играют громкую музыку, под которую хорошо пить и трахаться.

Мескете вела Шацара на цепи, его руки были скованы за спиной. Вид у Шацара был разве что любопытствующий, хотя вся его одежда давно пропиталась кровью. Амти хотелось думать, что Шацар сможет применить магию сейчас, но в этих фантазиях не было смысла. Дом Правосудия, как и школа, мог налагать запрет на магию, а применять ее на улице было бы абсолютно бесполезно — вокруг слишком много Инкарни, практически весь Двор, у Шацара не хватило бы сил обездвижить и половину. Мескете остановилась у ступеней школы и сказала:

— Перед тем, как я и солдаты изгоним Шацара во Внешние Земли, мне хотелось бы усладить ваш взор, мой народ. Я знаю, что вам угодно отведать крови. И я предоставлю вам кровь. Шацар, ты склонишься передо мной добровольно?

— Какая разница, если у тебя есть твои солдаты? — спросил он с интересом, но, впрочем, безо всякой гордости. Мескете пнула его под ноге, и он, ослабевший от потери крови, упал на колени.

Она достала кнут. Амти подалась вперед, распихивая людей в толпе с неожиданной силой и рвением. Она и сама не заметила, как оказалась в первом ряду. Шацар и так был слаб, удары кнута могли его убить, и Амти дрожала от страха за него.

Мескете не могла позволить себе показаться достаточно мягкой. Для нее царствование стоило жизни. Она просто не могла просчитаться. Амти ее понимала.

Шацар стоял на коленях у порога, Мескете обошла его, чуть скривила губы. Она тоже не верила, что этот человек, окровавленный, заторможенный, управлял жизнями миллионов людей в Государстве, что он не просто обладал властью, но и был властью.

Слабый, больной и израненный, Шацар казался не больше, чем пленным солдатом, давно разбитой армии.

Когда Мескете занесла руку с кнутом, Амти зажала себе рот, она задрожала, не только от предчувствия боли, но и от страха за Шацара.

Раз. Они с Шацаром вскрикнули одновременно, но их обоих заглушил восторженный рев толпы.

Два. Он виноват, он заслужил это, он обрек на смерть многих, он причинил столько боли, и это меньшее, чем он может ответить.

Три. Все горит от невыносимой боли, пахнет кровью. Откуда в нем вообще столько крови?

Четыре. Он ведь убил ее мать. Он должен понести наказание.

Пять. Мир не должен быть таким, не может быть таким.

Шесть. Им обоим так невероятно больно, но Амти удалось сдержать слезы. Интересно, что он чувствовал сейчас, неся свое последнее наказание в месте, где прошли самые счастливые годы его детства? Он ведь на пороге своего дома.

Семь. Когда ее матери выстрелили в голову, его обрызгало кровью и мозгами — всем, что от мамы осталось.

Восемь. Почему так больно? Пусть бы ее падение приняли за религиозный экстаз.

Девять. Все в мире возвращается. Чудовище, чудовище, чудовище, монстр. Пусть ему будет больно хоть вполовину от того, как больно было тем, кто умер во имя его идиотского плана. Пусть будет больно, хоть в треть оттого, как было больно ее отцу. Так ему и надо, так и надо, так правильно.

Десять. Тогда почему она любит его?

Амти пришла в себя на земле, она упала от боли и сама едва заметила это. Шацар уже стоял, его трясло, как при высокой температуре. Мескете собиралась его уводить.

И тогда мысленно Амти закричала. Она прекрасно знала, что Шацар не ответит ей, но знала и то, что он услышит.

— Я люблю тебя! — думала она. — Я люблю тебя, Шацар. Я так невозможно тебя люблю! Если бы я могла тебя не любить, видит Тьма, я не любила бы тебя! Но ты мне дорог, Шацар, ты нужен мне! Я хочу чтобы ты это знал, я полюбила тебя, и я не смогу перестать, даже если я умру или ты умрешь!

Амти с трудом подняла взгляд, и увидела, что Шацар пошатывается, едва удерживаясь на ногах. Он неотрывно смотрел на нее, его светлые, жутковатого цвета глаза, выражали недоумение и растерянность, совсем не приличествующие ситуации. Как будто из всего, что произошло сегодня больше всего его испугали слова Амти даже не сказанные вслух.

А потом его увели. Его у нее забрали. Амти видела солдат, волокших его за собой, как животное, видела Мескете, идущую впереди, и в то же время как будто не видела никого. Все потеряло важность. Амти устала объяснять себе, что этот проклятый человек не стоит того.

Она стояла, чуть пошатываясь, как и он, чувствуя его затихающую боль.

— Амти, — она услышала голос Адрамаута. Ничего не ответив, она подняла на него глаза. Он стоял рядом, аккуратно ее поддерживая, а Амти заметила это только что. — Пойдем.

Амти молча кивнула. Она вслед за Адрамаутом пробиралась назад, к воротам. Ждать дальше не имело смысла. Амти плелась за Адрамаутом, не совсем осознавая, что происходит. Звуки казались далекими-далекими.

— Он не мертв, — сказал Адрамаут. — Если тебя это так волнует.

— Конечно, меня это волнует! Он отец моего ребенка! — неожиданно ощетинилась Амти. И именно в этот момент снова почувствовала пустоту внутри — все было кончено. Теперь Шацар снова был неизмеримо далеко. Амти ощутила безграничное одиночество. Надо же, как просто все оказалось. Всего одна секунда, которой Амти ждала так долго и которая вовсе не принесла ей облегчения.

Дальше они с Адрамаутом шли молча. Во дворце Амти направилась к первому же зеркалу. Адрамаут удержал ее за руку, он сказал:

— Подожди.

Амти посмотрела на него непонимающе.

— Разумеется, ты злишься.

С улицы Амти слышала музыку и смех, был праздник.

— Да! — сказала Амти честно. — Я ее ненавижу. И тебя, потому что ты ей помогал.

Все было очень непросто. Если бы Амти не понимала, почему Мескете сделала то, что сделала, ненавидеть ее было бы намного легче. Но Амти все понимала.

— Однако твой, — Адрамаут сделал фразу и с тщательно скрываемым отвращением добавил, — Муж, ведь и вправду не мертв. Он может спастись.

— Как? — спросила Амти. Она ожидала от Адрамаута ответа, однако быстро поняла, что ей придется искать ответ самой. Он сказал:

— Я не знаю.

Амти ничего не ответила, только шагнула сквозь зеркало, даже не сумев прошептать что-нибудь вроде "домой". Она просто сосредоточилась на этой мысли, даже не ожидая, что у нее получится. Подумала о Шауле и о папе, и очутилась в своей комнате. Зеркало за спиной надсадно хрустнуло и разлетелось на осколки. Амти сначала села на пол, а потом улеглась, рукой перебирая остатки зеркала, необычайно холодные наощупь. Мыслей в голове не было. В Государстве занимался рассвет, и Амти лежала, смотря, как светлеет и блекнет небо. Легкая боль в ладонях ее совсем не беспокоила. Все это было ничто по сравнению с тем, что чувствовал на себе Шацар.

Амти думала о том, что ей делать дальше. Ответ у нее был, и он был прост, но она не могла его произнести. Амти услышала шаги отца, но не шелохнулась.

— Амти! Милая! Я обзвонил все морги! Хотя это не было нужно, ведь я знал, что пошла в этот свой... О, Свет, что у тебя с руками?

Амти не сразу сумела сфокусировать свой взгляд на папе, а в следующую секунду он уже обнимал ее, прижимал к себе и гладил. На руках у Амти были порезы, оставленные осколками, кровь капала, но сейчас Амти это совершенно не беспокоило. Она обняла папу в ответ, пачкая кровью его рубашку и разрыдалась.

— Девочка моя, милая, тише, тише, не плачь.

Папа гладил ее по голове, а Амти рыдала, как никогда до этого — горько и взахлеб. Она часто плакала, но никогда ее горло не сжимало так сильно, и глаза так не болели, и она не захлебывалась слезами.

Она была свободна в этом. Потому что папа был рядом, он обнимал ее, и она доверяла ему всю свою боль.

— Я тебя люблю, моя милая, я очень тебя люблю, — говорил он. — И я тебя не оставлю, подожди, я перевяжу тебе руки. Не плачь, дочка, я с тобой.

Он не знал, что сказать, а Амти не слушала его слов, только голос. Ей было так горько, она никогда не думала, что может быть так невыносимо горько, когда рядом нет какого-то человека. Она и представить себе не могла, что значит для нее Шацар, пока не потеряла его.

— Ш-шаул, — выдавила из себя Амти, и снова залилась слезами.

— Все в порядке, Шаул спит.

Папа вернулся с бинтами и антисептиком, он осторожно обработал порезы на руках Амти, сам едва не порезался, когда попытался убрать осколки. А потом снова обнял ее, принялся гладить по волосам.

— Все будет хорошо, девочка. Ты моя маленькая, любимая дочка, я о тебе позабочусь, и о Шауле. Он мертв, да?

Амти мотнула головой, и на секунду в глазах отца, за стеклами очков, блеснули одновременно облегчение и злость.

Папа снова прижал ее к себе, и Амти сильнее разрыдалась от нежности к нему.

Через некоторое время Амти прошептала, потому что голос охрип, что хочет увидеть Шаула. Папа проводил ее в комнату, где спал ее сын. Она села рядом с ним, молча наблюдая за тем, как Шаул улыбается во сне.

За окном наступило окончательное и бесповоротное утро. Рассвет давил на усталый мозг, глаза болели от бессонной ночи и слез. Характерные ощущения, сопровождавшие бессонную ночь — легкая дрожь в руках и песок в голове, затопили ее, притупляя иные чувства.

Еще полчаса, и проснется Шаул. Амти смотрела на сына, сохранявшего их с Шацаром черты, а потом склонилась к нему и поцеловала.

— Я так безумно тебя люблю, Шаул. Я так хочу тебя от всего защитить.

Шаул машинально схватился за ее воротник, прикосновения у него были цепкие.

— Мы с твоим папой так дорожим тобой, — шептала Амти, прижимаясь губами к его лбу. — Сейчас твой папа очень далеко. Там, куда ему не напишешь и куда не позвонишь.

Амти ощущала запах Шаула, его цепкое прикосновение, звук его нежного дыхания. И ответ пришел сам собой, то, что не получалось произнести, было произнесено в миг, прежде, чем Амти об этом задумалась.

— И мама пойдет за ним хоть на край всех миров, чтобы его вернуть.

7 глава

Амти лежала на кровати, обнимая Шаула. Сын еще спал, а вот ей сон не шел, хотя усталость сделала мысли неясными и тяжелыми. Амти уговаривала себя поспать хоть десять минут, хоть пять, хоть ненадолго задремать, но ничего не получалось. Шаул мерно дышал рядом, и тепло его тела, маленький огонек, вынуждало Амти сильнее его обнимать. В сонном, полубредовом состоянии ей казалось, что кто-то может забрать ее Шаула в какое-то холодное, темное место, и Амти хотелось защитить его.

Она крепко обнимала своего маленького сына, и сонная тревога заставляла ее бояться каких-то чужих людей, которые могли бы причинить вред ее ребенку. Из забытья, полного затаенного страха, Амти вывел голос Шацара. Он позвал ее по имени. Сначала Амти даже подумала, что заснула, и голос этот снится ей, зовет из глубины ее сознания, потому что ощущение отсутствия Шацара не исчезло. Его не было рядом и казалось странным слышать внутри его голос. Однако, он говорил:

— Я в порядке. Относительном. Относительность предполагает установленный образец, как ты понимаешь. Поэтому я скажу: относительно первых двух лет войны, я в порядке.

— Что ты делаешь, Шацар?

— Рассуждаю над тем, что государственная власть — карнавализированная форма отношений господина и раба. Я читал одно любопытное эссе на этот счет.

— Я бы сказала, что государственная власть сексуализирована и основана на оргаистических контактах между массами и господином. Я тоже его читала. Но я имею в виду, что ты делаешь во Внешних Землях?

— Ищу место, где можно было бы развести огонь.

— Я хочу забрать тебя, Шацар. Как ты думаешь, есть шанс вытащить тебя оттуда?

Амти сильнее прижала к себе Шаула и так же мысленно добавила:

— Мне сейчас так тебя не хватает.

— Потрясающе,— ответил Шацар после паузы. — Я останусь на связи. По крайней мере, пока меня не съест представитель местной фауны. Или флоры.

Амти поежилась, потом кивнула, забыв, что Шацар ее не видит.

— Я не могу заснуть без тебя, Шацар.

— Я знаю. Впрочем, когда твой организм устанет по-настоящему, ты все равно уснешь, неважно буду я рядом или нет. Даже не важно, буду я жив или нет. В физиологии есть нечто успокаивающее, правда?

— Знаешь, чем ты всегда поражаешь меня, Шацар?

— Нечеловеческой методичностью с некоторым элементом автомата? — спросил он. Разговаривая с ним, Амти отвлеклась и чувствовала себя намного лучше, даже тупая боль в голове чуточку отпустила.

— Полнейшей бесчувственностью, — сказала Амти. — Почему ты не сказал мне, где ты? Почему не отвечал мне?

— То, что ты мне говоришь, они уловить не могут. Однако, все что я отвечаю слышно, как мои обычные мысли. Только теперь я в достаточной безопасности. А значит и ты, и Шаул. Я не хотел, чтобы кто-нибудь о вас узнал.

Амти замолчала. Она почувствовала волну нежности к нему, которую нельзя было выразить словами. Ей захотелось обнять его, поцеловать, прикоснуться к нему. Быть рядом с ним, и расстояние между ними обожгло ее болью.

— Я хочу тебе помочь, Шацар. Я могу за тобой прийти?

— Да. Я полагаю. Но здесь всегда нужно двигаться. Я не могу долго оставаться на одном месте. Спроси у Саянну об этих землях. Она может знать что-то полезное для тебя и для меня. Попасть сюда не сложно, а вот выбраться составляет проблему. Никогда не думал, что когда-нибудь здесь окажусь. Моя наставница меня от этого очень предостерегала.

— А, — Амти немного помолчала, а потом все-таки спросила. — Как здесь?

— Быстро темнеет, — ответил Шацар. — Если ты решила меня отсюда вытащить, то стоит подумать, что мы будем делать потом. Ты ведь понимаешь, что наша жизнь, такая, какой мы ее знаем, кончена?

Амти ответила не сразу. В глубине души она все понимала, и все же ей хотелось верить, что все еще может быть как прежде.

— Да, — сказала она. — Изменится. Может быть, она станет лучше. Или хуже. Я не знаю и не хочу знать. Я не оставлю тебя в этом страшном месте. Я тебя не брошу и не забуду. Потом мы вместе подумаем, что делать дальше.

— Ты очень хорошая женщина, Амти, — ответил он максимально нейтрально, будто все ее слова не относились к нему. И Амти рассеянно подумала, что никогда, пока Шацар был рядом, они не говорили так долго.

— Кроме того, — сказала она. — Это хороший способ узнать друг друга, разве не так? Поддерживай со мной связь, пока я не приду за тобой.

— Я опасаюсь. Тебе может понравиться разговаривать, и ты никогда за мной не придешь, — голос у него был вполне серьезный.

Амти засмеялась, разбудив Шаула и вызвав тем самым его праведное негодование.

Поспать ей так и не удалось. Все действия она выполняла абсолютно механически: кормила Шаула и завтракала сама, одевала его, отправилась с ним на прогулку. Папа боялся даже лишний раз к ней подойти, а Амти ни на секунду не оставляла сына.