Из Терний

— Тир... Ты что делаешь?..

Хлопком открылась дверь. Открылась раньше ещё, чем раздался голос, но Терилун почему-то услышала всё именно в таком порядке. Тир снова был здесь, живой, настоящий, с поникшей, виноватой головой. А в дверном проёме стояла Криста. Такой тревоги, что была у неё сейчас на лице, Терилун не видела ещё ни у неё, ни у кого-то другого. Совсем не то же, что тревога Сурры, истерически-крикливая, обычно заканчивавшаяся бранью и подзатыльниками. Нет, это было другое — растерянность и молчаливый ужас. Ужас?.. почему?..

— Я просто... дал ей цвета. У неё же так мало своего, почти совсем нет... И я подумал...

В том взгляде, которым Криста посмотрела на Тира, сложно было что-то прочитать. Вернее, наоборот, очень просто, но... удивление, недоумение, укор, сострадание, ненависть, презрение... и всё это — одновременно?.. правда?..

А потом она молча взяла Терилун за руку, вывела из комнаты и закрыла дверь. Прошла вместе с ней в кухню, посадила на табурет перед деревянной кадушкой, налила туда горячей воды из чугунка. Её руки, даже смягчённые мыльной травой, и впрямь были жёсткие, шершавые, натруженные. Но движения — мягкие, бережные, как вся она.

Она заговорила не сразу.

— Чего он от тебя хотел?

Терилун чувствовала себя как-то растерянно-беспомощно, сидя перед этой кадушкой, глядя, как с пальцев слой за слоем сходят жирные пятна краски.

— Он... Тир говорил со мной о цвете. О Терниях. Учил меня рисовать. А... почему вы с ним думаете так по-разному? Обо всём этом?

Криста не отвечала, лишь опустила голову ниже к воде.

— Ведь... этот поход на рынок — он ведь не просто так. Эти цвета, запахи, жизнь — они не только во фруктах, они везде, правда? Тогда почему они у вас такие разные? У Ласа, у тебя, теперь у него — неужели всё вправду так сложно, так... странно? И никто не знает, как правильно? Неужели нет правильного?..

Вода была уже вся грязная, серо-бурая, в жирных разводах. Руки, напротив, почти отмылись, только под ногтями оставались тёмные следы. В доме было тихо, мёртво, будто ничего не осталось снаружи, даже плеск воды стих, и пропало последнее.

— Мы познакомились с ним давным-давно. Двенадцать зим назад, может, больше. Он не был таким, как сейчас. Но кое-что уже было. И как раз оно мне так нравилось.

Что бы ни было сейчас на душе у Кристы, говорила она спокойно, ровно, ещё ровнее, чем всегда, словно зачитывала из книги — только глаза не поднимала вверх, всё так же сидела на корточках на полу.

— Когда никто не видит того же, что ты, так же, как ты, — знаешь, как это? Знаешь, конечно, с твоими-то способностями. А теперь представь — встретить кого-то ровно такого же, кто всё замечает, всё понимает, представляешь?

Терилун подумала о Ласе, потом о Кристе — и ничего не сказала.

— Вот как всё было. А потом... теперь у него свой мир. Тёмный, больной. И нам этом мире не место — мне в том числе. Хорошо ещё, что он иногда заходит в гости в наш... А мы ведь наконец-то зажили нормально — и дом, и деньги, от заказчиков отбоя нет... И тут... вот.

Криста не жаловалась. Рассказывала медленно, последовательно, унимая дрожь в голосе. Но всё равно, Терилун в этот момент так захотелось обнять её и погладить по волосам.

— Нет, нет одной правды, одного верного толкования всего на свете. Не может быть. Но есть вещи, в которые мы верим. То, во что верит он, и то, во что верю я. Пока мы верили в одно, мы были одним. Теперь — нет. Но я всё равно вижу то, что вижу: что жизнь — поток, что цвет, вкус и касание — одно и то же. И что все они нам не враги. И Основа не враг. И мы ничего не ломаем... Ладно, что это я. Просто не ищи что-то единственно правильное — выбери, во что будешь верить, и верь. Выбери хорошо.

Какое-то время они сидели молча. Потом Терилун вдруг заметила, что Криста до сих пор держит её ладони — уже сами по себе высохшие и согревшиеся. За окном, кажется, уже темнело.

— Может, останешься с нами? Ненадолго. Или надолго. Тир — не плохой человек, просто... иногда понимает всё по-своему. А я научу тебя, ещё лучше. Будешь лучше всех выбирать персики. У тебя уже так хорошо получается. Хочешь?

Терилун будто оглоблей по голове ударили. Чего угодно она ожидала от нынешнего разговора, только не этого. Остаться... здесь... вместе с Кристой... в этом доме... в этом городе... Это казалось чем-то невозможным, невероятным. И в то же время хотелось вскочить на ноги, прыгать и кричать: "Да-а-а, конечно, хочу, чего ещё ты спрашиваешь!.." Даже странная встреча с Тиром — не такая она была и неприятная, даже интересная...

— Д... э... Спасибо. Да. Я спрошу у Ласа.

Криста улыбнулась.

— Да, конечно. Спроси.

Терилун чувствовала, что она потихоньку успокаивалась — сказав всё, что было на сердце, выбросив беспокойство ведром грязной воды наружу. И сам воздух стал словно спокойнее, легче, уже пропуская вечерние звуки с улицы.

— Криста... А что значит — "у меня нет своего цвета"?

Сначала она точно обратилась в камень. Как будто не слышала, как Тир это говорит, или забыла, или... Сразу после того жуткого, невыносимого взгляда снизу вверх, которым она посмотрела на Терилун в ответ на самый обычный вопрос. Минут десять она сидела, глядя в пустоту, ни на что не откликаясь, до боли сжав руками колени. Что-то очень плохое случилось, Терилун чувствовала, но не могла понять, что, и от этого было только тревожнее. Ещё через пять минут ей удалось отвести Кристу в её комнату и усадить на кровать. Потом Криста заплакала. Обняв Терилун за плечи, уткнувшись лицом ей в спину, не говоря ни слова. В этом было что-то торжественное — неведомая беда, способная с непоколебимой Кристой вот что сделать... Девочке тоже немного хотелось плакать, но она просто сидела, будто пережидала дождь под крышей, считала капли, вслушивалась в убаюкивающий шум воды, сама превращаясь в большое, величественное, невозмутимое каменное изваяние.

Проснулась она незадолго до рассвета. Незнакомые тени, запахи плавали в полутьме, задевая края шерстяного одеяла. Это была кровать Кристы — широкая, старая, пахнущая шалфеем и дикой мятой. Приподняв голову с подушки, Терилун увидела её саму — она спала на другом конце кровати, в одежде, поверх одеяла, подложив локоть под голову. Или не спала. Только взглянув во второй раз, Терилун заметила, что левый глаз Кристы открыт и внимательно её изучает.

— С добрым утром.

Криста поняла, что её разоблачили, но не сдвинулась с места, только пошевелила ногами, устраиваясь поудобнее.

— Спасибо тебе за вчерашнее. Я... я даже не знаю толком, чего испугалась. Просто стало вдруг так холодно и страшно, и... спасибо. Было бы здорово, если бы ты могла жить здесь. Правда.

— Но...

— Нужно поговорить с Ласом. Посмотрим, что он скажет.

К горлу подкатил ком досады. Она... она же сама вчера предлагала! А теперь — Лас то, Лас это... Да кто такой этот Лас, не отец, не хозяин, чтобы тут указывать, я вообще добровольно с ним ходила, хочу — уйду... Но Криста так тихо лежала, безмятежно, улыбаясь, что Терилун не хотелось её сейчас тревожить. Ну, хорошо, поговорим... Это ведь ничего не изменит, правда?..

— Ну что, будем вставать? — Будто подтверждая свои слова, она сначала села, а потом поднялась на ноги, отряхнула одежду, будто от пуха. — Сейчас перекусить — и за работу. Мы вчера такую кучу всего накупили — то надо перебрать, это помыть, и почти всё — спрятать по кладовым, чтобы не попортилось. Я же говорила — у меня за бесплатно есть не будешь.

Задор Кристы звучал как-то натяжно, не так, как вчера, но всё равно, стало легче. Пока Терилун вставала и одевалась, Криста раздвинула шторы, потом вышла из комнаты и вернулась с двумя широкими льняными полотенцами.

— А это — для прекрасных ледяных процедур. Как, неужели ты дома этим не занималась?

Терилун было незнакомо слово "процедуры", но она примерно догадалась, о чём речь. Вот только считать ли полоскание заготовок для лиссов "процедурами"...

— Ну, не страшно. Сейчас взбодримся. — Криста снова бойко подмигнула, и это было лучше ледяных и прекрасных. — Всё когда-нибудь бывает в первый раз. А ещё..

Во дворе на цепи залилась собака. Лязгнула и закрылась калитка. Кто-то пришёл. Криста замолчала, прислушиваясь. Секундами спустя шаги были уже в доме. Плавные, мерные, неотвратимые.

— Здравствуй снова, Криста.

Но она смотрела не на Ласа, стоявшего в дверном проёме, а на Терилун — с такой болью, виной, с таким... что же это такое?..

— Здравствуй, Терилун.

Этот неполный день с Кристой казался таким долгим, что Терилун ожидала увидеть в Ласе какие-то серьёзные изменения. Но он был всё таким же — внушительным, собранным, непроницаемым. Разве что беспокойства у него на лице и в воздухе вокруг стало ещё больше, чем вчера, — настолько, что он уже с трудом это скрывал. Или это Терилун за один день научилась видеть лучше?..

— И тебе здрави. Шойт-ты рано — не по нраву, чай, наша Нисса пришлась, а?

— У меня нет на это времени. Прости, Криста.

— Хорошо. — Криста сдвинула брови, помрачнела и тут же превратилась обратно в себя настоящую. — Вам пора?

— Да. Нам пора. — Лас сделал шаг внутрь комнаты, и тут только стало заметно, что светлые его одежды все посерели, потемнели от пыли. — Я думал, что смогу разрешить наше дело здесь и сейчас. Я ошибался. Теперь нам с Терилун нужно выступать, и чем раньше, тем лучше.

С каждым словом Ласа Терилун всё меньше и меньше нравилось происходящее.

— Спасибо за помощь, Криста.

Тревожное, неуютное, опасное. И сейчас оно пришло забрать с собой всех непослушных девочек, как чудовище из детских страшилок. Терилун с надеждой поглядела на Кристу.

— Не за что. Идите.

И будто молотом опустились эти слова. Криста, кажется, тоже это почувствовала — несколько секунд не смотрела на Терилун, будто боялась. Но потом повернулась сама: лицо мёртвое, застывшее, глаза — дикие, отчаянные, с кровяными прожилками по краям.

— Помни: одной правды нет. Верь, во что веришь. — И сразу же, без перерыва, обернувшись к Ласу: — Я соберу вам припасов в дорогу. Можете пока выходить.

Не видя ничего вокруг себя, с трудом удерживаясь, чтобы не расплакаться, Терилун поплелась за вещами в свою комнату. Тира нигде не было видно. Терилун прошла по коридору до двери и прислонилась лбом к притолоке. Сил как будто не стало совсем. Лас всё стоял на прежнем месте, у дальнего дверного проёма; показавшись из комнаты, к нему подошла Криста и наклонилась над ухом. Терилун думала, что ничего не услышит, но, удивительно, её шёпот донёсся очень чётко:

— Я бы пронзила ножом твоё подлое сердце. Прямо сейчас. — И потом, уже громко: — Береги её.

Узелок Кристы оказался весьма внушительным и едва уместился в сумку. Терилун повесила ремень на левое плечо взамен затёкшего правого. Стало легче. Девочка вздохнула и ускорила шаг.

С тех пор, как они выступили, Лас не проронил ни слова. Сначала они дошли до той самой границы города, где расстались вчера, и свернули на кружную дорогу. Потом, пройдя немного по ней, направились на закат — хотя никакого заката сейчас не было: солнце, если и взошло, то пряталось в густых облаках. Вокруг были уже знакомые холмистые луга и купы деревьев, но всё более дикие и безлюдные. Впереди чувствовались Тернии.

И всё это время Лас молчал. А Терилун... Сначала ей хотелось спросить сразу обо всём — о Тёмном Прохожем, о Кристе, о цвете... Потом стало страшно. Вспомнился жуткий шёпот: "Я бы пронзила ножом твоё подлое сердце. Прямо сейчас". Особенно почему-то это "прямо сейчас". Почему?.. Зачем?.. Внезапно очень захотелось домой. Но куда "домой"? К Кристе?.. Перед глазами встало её лицо, застывшее, каменное: "Не за что. Идите". И все слова тут же застряли в горле. Нет. Нет. А Ласу, кажется, было не до этого: он шёл, погружённый в какие-то свои раздумья. И чем холоднее становилось вокруг, чем ближе чувствовала Терилун дыхание Терний, тем отчётливей проступали вокруг силуэта Ласа тонкие сплетающиеся линии. Всё стало таким чётким, обрисованным. Терилун и раньше чувствовала что-то подобное, почти всё, — но картины Тира и фрукты Кристы как будто дали нужные образцы, чтобы правильно всё представить, увидеть и понять. И то, что она теперь видела... Лас был, словно большая, величественная птица, крыльями своими накрывающая всю округу. Но внутри неё, этой сотканной из незримых нитей птицы, было ещё кое-что. Лас колебался. Терилун поняла, что беспокоило её раньше. Лас потерял уверенность. Вместе с этой своей особенной полуулыбкой, одновременно раздражающей и внушающей спокойствие. Он не был больше всезнающим, всесильным Ласом, он не знал, что делать, он потерялся. И она шла вслед за ним таким, потерянным. Значит, она, Терилун, потерялась ещё больше?..

Будто почувствовав пристальный взгляд в спину, Лас оглянулся.

— Нам нужно ускориться. Я чувствую его. Совсем близко.

Терилун вдруг заметила, что они уже вошли в Тернии — не очень густые, пограничные с миром живых — но позади уже не было видно ничего, ни травы, ни деревьев, только пустота.

— Земли к западу — ничьи, там только леса и редкие дикие деревни. Власть Высочайшего нам там не поможет. Прохожий скроется навсегда. Нужно нагнать его сейчас.

В этот раз идти по Терниям было совсем не тяжело — сухой воздух даже немного освежал, прояснял мысли. Терилун зашагала ещё быстрее и поравнялась с Ласом.

— Лас. — А говорить почему-то было сложно, как будто слепой, низкий гул всё нарастал в ушах. — Почему ты не поймал его в городе? Что тебе помешало?

И Лас замолк. Он знал, что Терилун уже нашла ответ. А Терилун не знала ничего, но теперь чувствовала точно, что лишило его уверенности, что ранило большую птицу изнутри. Страх. На один-единственный миг Лас испугался — и этого оказалось достаточно. Вся его беспокойность, мрачность, молчаливость — от одной крошечной трещинки страха.

— Сейчас всё уже по-другому.

— Я знаю.

И поэтому они снова шли в погоню — в леса, в деревни, куда угодно. Наверстывая упущенное за одну секунду сомнения, шаг за шагом сокращая отставание. И длиться это может хоть целую вечность. Эта погоня важна для Ласа, настолько, что он пожертвует собой и всеми, кто рядом, чтобы она продолжалась, чтобы не потерять след. Только след имеет значение, только он должен жить, — и пока он живёт, мир продолжается. Чем дальше Терилун уходила в Тернии, тем больше чувствовала — в себе, в Ласе, в ледяном воздухе вокруг, — и тем меньше у неё оставалось эмоций, чтобы как-то это оценивать. Она просто холодно смотрела на это новое, безликое, — даже не читала книгу, а только водила пальцем по строкам. Время тоже исчезло. Но когда Лас вдруг замер на месте, и Терилун, пройдя по инерции несколько шагов, остановилась тоже, от боли она почти не чувствовала ног.

— Запад. К западу от Ниссы.

И глаза — холодные, сухие, как будто Терилун много часов шла, ни разу не моргнув.

— После встречи с ним я не могу чувствовать так же тонко, как всегда... не сразу. И он об этом знал! Он обманул меня, пустил по ложному следу! Он не на запад идёт, не на запад — на север!..