Последнее Лето

Значит, или меня элементарнейшим образом разводят на дальнейшие действия и признания, или кто-то тут врет самому себе. И этот кто-то — не я. Таким образом...

— В таком случае мы посмеемся вместе, и дружно пойдем выбирать музыку. Вместе. — я улыбнулся еще шире, и сделал последний ход. — Я ведь не знаю, какая именно музыка тебе нравится.

Шах и мат, дорогая. Если бы я не умел вывернуть почти любую ситуацию в выигрышную — дорогой отец бы меня уже удавил, и зачал кого-то поспособнее и умнее. Так что думай, будто все, что я устроил, было для того, чтобы тебе не пришлось танцевать под какое-то дерьмо. Думать вообще полезно, Алиса. Кто знает, что еще ты мне припишешь — я не знаю деталей твоего дня. Теории заговора ведь так хорошо подтверждаются, если ты сам ищешь им подтверждения.

— Я... — девушка замялась. Похоже, так на ситуацию до этого она и правда не смотрела. — Хорошо. Пошли.

Я кивнул, и улыбнулся — все-таки я правильно сделал, не оставив все на самотек. Все-таки искать ее прямо перед танцами было бы крайне неудобно, и, самое главное, это было бы прямой ошибкой организатора. Конечно, никто таких полномочий мне не давал... Но если бы каждому руководителю их давали, то никакого Союза так никогда бы не получилось.

Осталось только понять, зачем я на самом деле начал всю эту историю. Не для того же, чтобы потанцевать с Алисой, верно ведь?

* * *

Вечер был теплым и томным. И я даже не знаю, что из этого меня радует больше. После того, как Шурик допаял светомузыку, стало понятно, что на этом украшения и закончатся. Не считать же за них деревья, в самом деле.

Я сидел, прислонившись лбом к прохладному зеркалу. Голова отчаянно ныла, будто в сосуды насыпали игл и хорошенько так встряхнули. Все-таки мои глаза получили многовато солнца за последние пару дней, и теперь сообщали мне об этом. Ничего, привыкнут и подстроятся. Конечно, под ребром тоже саднит... Но уже как-то плевать. Фантомная боль — не та вещь, с которой можно бороться.

'Все нормально, все с тобой нормально.'

Я вздохнул, и посмотрел в зеркало. Из глубин стеклянного мира на меня смотрело усталое, потрепанное лицо с заострившимися будто от недельного недосыпа скулами. Коротко постриженные волосы, светлые, но далеко не блондинистые, падали на лоб, регулярно забиваясь в глаза. Славный малый — не хватает только пустой бутылки на заднем плане.

Ладно. К дискотеке нужно подготовиться не только морально. Что там в шкафу? А, форму сразу к черту. Прийти танцевать в пионерской форме могла бы местная библиотекарша, но никак не я. А не идти... Что я, зря весь день носился, что ли? Да и Славя, опять же.

В шкафу висели джинсы, вроде даже с каким-то лейблом, пара рубашек, майка и что-то, похожее на рубашку, но уплотненное и с парой нашивок на плечах. Значит... Ай, плевать. Джинсы и белая рубашка, это, как минимум, удобно.

— Сереж? — в дверь осторожно постучали. — Ты готов?

Голос знакомый до дрожжи в ногах. Аккуратный, деликатный, но уверенный стук.

'А разве она не должна была собираться...'

Ах да. Это же Славя — с нее станется еще и самой пробежаться по домам всего отряда, проверяя готовность. Самое забавное — при таком уровне ответственности у нее еще остаются силы быть девушкой, а не надсмотрщиком неясной половой принадлежности. Или это я просто так загоняюсь, а на самом деле она пришла напомнить именно мне?

— Да. — я улыбнулся. Вымученно и слабо, но улыбнулся. — Когда танцы начнутся?

Девушка переплела две косы в одну, теперь мягко падающую на спину. И выглядело это... Интересно. Из одежды — легкомысленный голубой сарафанчик со странным растительным орнаментом, подпоясанный чуть более светлого оттенка поясом. Все это ей шло, разумеется. Просто есть такие люди, которые даже в мешке с дырками для рук и опоясанные веревкой будут выглядеть прекрасно.

— Уже начались. — девушка лукаво улыбнулась. — Но пока что там танцуют дети.

Я кивнул. Значит, часам к десяти мелочь разгонят спать, и последнему школьному году дадут отдохнуть. Забавно, но меня всегда расстаривала такая несправедливость — детишки специально готовились, примерно себя вели, чтобы им дали потанцевать, как взрослым, а тут гляди, какое разочарование.

На площади уже было шумно — созданная нашими стараниями светомузыка работала на полную мощность, а огромные, но удивительно низкокачественные для такого размера, колонки транслировали какую-то русскоязычную музыку. Новую для меня, но уже мне совершенно не нравящуюся.

— Не нравится музыка? — Славя улыбнулась.

Мы сели на скамейку у площади, скрытые листвой и кустами от чужих взглядов.

— Плохо понимаю, как под нее можно танцевать. — нет, я мог танцевать и под Manowar, и даже под Сабатон, смотря сколько и в каком порядке выпито, но тут ведь предлагали танцевать на трезвую голову. — Надеюсь, будет много медленных.

И что ведущему дискотеку дятлу хватит ума убраться вместе с подопечными, в конце-концов я верю в Ольгу. Она не допустит совсем уж кошмарной музыки — ей тоже ее слушать, в конце-концов.

— Детям нравится. — голос Слави был каким-то странно веселым, но в то же время меланхоличным.

Я кивнул. С этим и правда было сложно поспорить — детишки и правда радовались жизни, даже не пытясь танцевать попарно. Ничего, это придет — еще четыре года у них есть. А там... Кто его знает, чем это для них закончится. Не всем же умирать, в самом деле.

Наконец, прозвучал горн, и музыка затихла. Вожатые, явно радостные от того, что рабочий день закончился, мягко, но уверенно и почти пинками строили и уводили по домикам своих подопечных — вечер для них уже кончился. Оставили только избранных — как я понимаю, самых старших и снискавших доверие. Все равно вожатые вернутся на площадь через минут десять, как обьявят своим отбой — они тоже люди, и хотят отдохнуть.

Вскоре Мику проверила аппаратуру, глухо выматерившись, а иначе с такой интонацией не говорят, на японском, и поправила пару кабелей. Шурик перенастроил свою импровизированную светомузыку, и вечеринка продолжилась — хотя все еще без алкоголя, но став на порядок уютней и тише.

— Потанцуем? — первая же песня оказалась достаточно медленной, чтобы приглашение не казалось страным. Конечно, после полных ночных клубов, все это казалось тихим и даже слишком спокойным, но мне и не хотелось быстрой музыки.

Хотя джаз бы не помешал.

— Давай. — Славя улыбнулась, и вложила свою руку мне в ладонь. Та оказалась мягкой и теплой.

Мы вышли на площадь одними из первых, кроме нас танцевала только несколько пар вожатых других старших отрядов, и, судя по их взглядам, давно и крайне близко знакомых. Знакомых по отряду, кроме Шурика и Мику, пока не было. Хотя... На самом краю площади, у деревьев сидела... Черт. Как же ее зовут то... Лена, что ли.

— Знаешь, мне давно хотелось спросить... Как тебе в лагере? — я улыбнулся, смотря ей в глаза — хотя и было совершенно ясно, что под сарафаном нет ничего лишнего. — Я имею в виду, ты столько работаешь... Тебе не одиноко?

Черт, она ведь даже не накрашена. Так странно — девушка на дискотеке, и ни грама штукатурки. Но огромные синие глаза от этого глубины ничуть не потеряли. Парадокс. Да и само лицо... Загорелое, однозначно смпатичное. Маленькие губы. Нос средней курносости.

И — без макияжа. Дьявол, я залипаю.

— Немного. — девушка грустно улыбнулась. — Но тут хорошо.

Разумеется, после вечной мерзлоты и чуть-ли не кислотных осадков. Хотя... Только ли в этом дело?

— Понимаю. — я кивнул. Сердце колотилось все быстрее, безо всякого толка ускоренно перекачивая насыщенную выделевшейся химией кровь. Ноги дрожжали, и дьявол, я порой ненавижу свой организм. Просто человеческий организм. — А ты уже нашла себе кого-то?

Ну почему она не накрашена, а? Это такой трюк, чтобы отвлечь меня? Или она просто принципиально не красится?

— Я... — она покраснела. — Что ты имеешь в виду?

Я вздохнул. Ненавижу признания, ненавижу танцы, и как же меня бесит реакция собственного организма. А еще я не могу оторвать взгляда от чистых, без единой крупицы блеска или помады, губ.

Сергей, ты фетишист. Косметический. Ты видел девушек с полным макияжем, видел без. Ты всяких видел. Какого хрена тебе сдалось это лицо, а?

— Парня. Молодого человека. — я улыбнулся. Одними губами, как это совершенно профессионально делала Виола. — Или как это еще называется?

Я тороплю события. Но... Черт, если да — так будет лучше для нас обоих. Перестанем тратить время друг друга. В конце-концов, точки над и лучше расставить зарание.

— Я... — Славя покраснела. — Я думаю, мне еще рано. Сначала нужно отучится, и...

Кажется, я фыркнул. Кажется — потому что мне и вправду было смешно. Потому что это такой прекрасный, правильный, синечулочный ответ, что хочется смеятся. Потому что на мгновение я увидел себя — того, старого, еще не получившего в бок железку. Полгода сидевшего над учебниками, чтобы сдать экзамены и вылезти из ссылки, в которую сам себя и загнал. ' — Мне еще рано — сначала нужно...'. Ведь это чертовски верно.

Сначала закончить универ, попутно получая рабочий опыт, после этого первые годы впахивать, устраивая карьеру, потом научится искать выходные, и понять, что сил в них хватает только на сон. Безусловно правильная, корректная и верная социальная лестница, в которой, словно в аквариуме застывают люди до тридцати. А там уже и поздно, и другие дела появляются. Вот и ходят до тридцати одинокие мальчики и девочки, так ничего и не испытавшие, чтобы потом познакомиться, кого-то наспех родить и снова сесть за работу.

А те, кто плюет на карьеру, и останавливается, загребая впечатления, так и остаются ни с чем — потому что ты или работаешь, или живешь. А быт, скорее всего, так и разрушит несложившуюся ячейку общества.

Наверное, мне даже стоит быть благодарным будущему за то, что в нем нет и не может быть никакой стабильности. И бессмысленно цепляться за учебу или работу — все равно скоро рухнет вся система, а собирать осколки можно и на пару с кем-то.

— Можешь не беспокоится на этот счет. — я улыбнулся. — Прогуляемся к озеру?

Медленная мелодия кончилась, и на ее место пришла какая-то странная, похожая на помесь рока с попсой, мелодия. Судя по выражению лица Слави — танцевать под это ей тоже не хотелось.

— Пошли. — девушка кивнула, и почему-то ничуть не протестуя против моей руки, взявшей ее под локоть.

У озера было тихо. Переливающаяся серебром в лунном свете вода тихо набегала на берег, разбиваясь волнами о песок. Где-то за нашими спинами гремела музыка, тут уже едва слышимая и почти не мешающая. Я просто шел по берегу, аккуратно поддерживая под локоть Славю, и наслаждался теплым ветром, и волнами дрожжи, бегающими по спине.

— Красивый вечер. — я улыбнулся. — Знаешь, мне всегда казалось странным то, как быстро идет время. Только вчера еще была школа — а пройдет лето, и мы пойдем в институт. Как-то не верится даже.

Славя задумчиво кивнула.

— Да. Время летит. — она вздохнула, и с какой-то грустью посмотрела на меня. — Смена ведь закончится через пару недель.

И ты отправишься обратно домой, в вечную мерзлоту и тундру, к постоянным выбросам газа, и огромному количеству обязанностей в доме.

— Как ты выдерживаешь, Славь? — я прямо посмотрел ей в глаза. — В доме четверо детей, родители все время на работе... Ты вообще отдыхаешь?

Девушка вздохнула, и посмотрела мне в глаза. Уже без улыбки, искренней, но уже почти приросшей к лицу. Просто посмотрела — прямо, устало и с грустью.

— Как-то. — она вздохнула. — Знаешь, Сереж, здесь, в лагере, я не просто отдыхаю — здесь и дышется по другому. Тут ты свободен — от себя, от других... Даже Ольга не столько работает, сколько наслаждается. — а ты — работаешь, хотя можешь и отдыхать. И не нужно рассказывать, как все прекрасно в семье — не может не быть проблем среди пяти детей и двух родителей, особенно в таком городе.

Я вздохнул. Ничего ведь не станет проще, Славь — с университетом, готов поспорить, городским, к семейным проблемам добавится еще и усиленная учеба, которая так и останется бесполезной.

— Давай сделаем что-нибудь глупое? — я улыбнулся как-то даже неожиданно для себя.

— М? — Славя недоуменно посмотрела на меня.

Я только покачал головой. Мы сели у самого края озера, и волны разбивались прямо у наших ног, а головы как-то вдруг оказались рядом.

— Ты работаешь круглые сутки. Сначала дома, потом здесь. Учеба, помощь родителям, планы на жизнь... — я улыбнулся, и моя рука, и без того лежавшая на ее спине, поднялась выше. — Слишком много усталости для семнадцатилетней девушки. Расслабься — время летит — но у нас ведь еще есть целое лето.

Говорят, поцелуи переоценивают — ведь это просто прикосновение кожи. Но целовать Славю было... Сладко. Девушка, сначала замершая, обняла меня за спину, но не предпринимала больше никаких действий. А потом закашлялась — целоваться и при этом дышать носом она еще не умела.

Глава 3

Как и велела Виола, утром я пришел в медпункт. Тело было приятно расслаблено после хорошего сна, а воспоминания о вчерашнем вечере отдавались теплом. Хотя, в данной ситуации, это скорее минус — слишком легко уйти в приятные мысли, вместо того, чтобы сосоредоточится на деле. А оно, скорее всего, предстоит, и серьезное — вряд ли Виола стала бы вызывать просто так. Скорее всего устроит что-то вроде экзамена. Ну, я надеюсь — просто быть весь день мальчиком на побегушках отчаянно не хотелось. Вздохнув, постучался в дверь здания. Солнце, несмотря на раннее время, светило во всю, и росы почти не осталось. Впрочем, рубашка у меня промокла и так — хватило оставшихся капель.

— Заходи, пионер. — за дверью послышался приглушенныый голос Виолы.

Женщина в этот раз была во все том же форменном белом халате, только накинула его, похоже, прямо на спальную одежду, что заспанные глаза и кружка горячего кофе на столике только подтверждала. Женщина посмотрела на меня мутным взглядом и вздохнула.

— Типы ран? — она взяла с тарелки бутерброд, откусила и снова посмотрела на меня. — Ну?

У меня щелкнуло в голове.

— Рваные, резанные, колотые, колото-резаные, скальпированные, ушибленные, размноженные, рубленые, укушенные, отравленные... — заученное определение было высказанно, но Виола смотрела на меня так же прямо, устало и с легкой ехидицей. Во взгляде буквально читалось — 'Кто ты такой, и почему я трачу на тебя свое время?' — Термические?

Последнее слово прозвучало с ощутимой вопросительной интонацией. Женщина вздохнула, хотела что-то сказать, но оборвала себя, покачав головой.

— Допустим. — она встала с кресла, грустно посмотрев на недоеденный бутерброд, и резким движением повязала салфетку себе на ногу, чуть ниже колена. — Открытый перелом голени.

А, дьявол! Я вскочил, и кинулся к медицинскому столику за ее спиной, на ходу одевая перчатки, лежавшие до того в растворе. Хорошо бы помыть руки, хотя бы просто мылом, но времени нет. Так, дальше...

— Обезболивающего нет. — меланхоличный голос Виолы, спокойно наблюдающей за моими метаниями, будто ударил по ушам.