Двойной горизонт

После неудач ночного штурма, войска союзников на некоторое время притихли, давая такую нужную русским войскам передышку, но летуны работали без перерывов. Окопы передовой линии, полевые склады и батареи, всё находилось под плотным огнём, так что даже ночью солдаты двигались короткими перебежками от воронки к воронке. Но больше всего доставалось штабам и местам размещения офицеров. Как только пилот видел шатёр, украшенный гербом или вымпелом, туда сразу летел десяток двухкилограммовых бомб не оставляющий на земле ничего кроме россыпи воронок.

Маршал Веллингтон даже прислал гневный протест, где потребовал исключить из списка целей палатки командиров, но Багратион написал в ответ ему такое, что офицерам союзников пришлось переселяться в окопы и блиндажи.

Дату решительного штурма герцог назначил на раннее утро, но то, что войска строились без единого сигнала, и обычного в таких случаях пения рожков, не спасло их от бомбового налёта всей русской авиации. Даже грузовые дирижабли сбрасывали вниз бочки с алхимическим порохом, которые давали вполне приличное фугасное действие, раскидывая изломанные тела на десятки метров. Когда дирижабли ушли, на изрытом воронками поле уже открыто запели полковые горны собирая выживших, но налёт авиаторов на быстрых бипланах сорвал и эту попытку, и через несколько минут армия, бросая оружие и припасы, побежала.

Словно стало обезумевших баранов люди стремились к спасительному берегу, где по слухам должны были ждать корабли британской эскадры, но встретили их лишь огромные жарко пылавшие костры, гремящие детонирующим боезапасом.

Водные пластуны атамана Бакланова ночью завели мины под корпуса кораблей, и уничтожили все десантные средства, до которых ранее командованию русской армии не было дела.

На изрытом и оставленном армией поле, оставался лишь баронет Фэрфакс, и приданные ему морские пехотинцы. Пока баронет спокойно и несколько отрешённо чертил фигуру вызова, солдаты стояли рядом, но стоило саб лейтенанту поднять голову, они увидели красные от крови и безумные глаза фанатика.

Бывалые воины попятились назад, а когда баронет взмахнул рукой с церемониальным кинжалом, тоже бросились бежать от безумца.

Но Фэрфакса было уже не остановить, и войдя в центр фигуры, высыпав прямо на землю сумку с кристаллами, стал брать из один за другим, и вытягивать энергию до той стадии, когда драгоценный камень просто разрушался в пыль. Камней было много, но пентаграмма забирала в себя все излишки, наливаясь багровым свечением.

Заклинание вызова, соединённое с трансформацией, было разработано Фэрфаксом на случай если попадётся достойный для роли сосуда экземпляр аборигена, но в ситуации, когда всё рухнуло, он с упрямством обречённого, решил провести ритуал на себе, встав в центр пентаграммы.

У баронета оставалось ещё пять камней, когда земля под ним вспыхнула алым светом, и оттуда ударил плотный луч кроваво-красного цвета. Стоящий в луче лейтенант откинул голову назад, и глядя прямо в небо расхохотался от ощущения силы переполнявшей его, но через десяток секунд, рухнул на землю, и стал корчиться от адской боли, терзавшей тело. Руки, ноги, и даже лицо стали подёргиваться в конвульсиях, и через небольшое время одежда на баронете стала трескаться словно её распирало изнутри.

То, что встало после того, как погасла пентаграмма, было уже не похоже на баронета, и даже человека напоминало весьма отдалённо. Мощные бугристые плечи, длинные узловатые руки и вытянутые ноги, покрывала серая шерсть со стальным отливом, а голова была низкой и приплюснутой словно танковая башня. Тонкие губы обрамлявшие широкий рот были приподняты в углах длинными острыми клыками, а на пальцах росли острые словно иглы когти, длиной в десяток сантиметров. Чудовище, в сознании которого ещё оставалось что-то от баронета, подняло руки к узким маленьким глазам, и довольно ухнув развернулось на месте хлестанув по земле длинным хвостом, с жалом на конце.

Первыми чудовищу попались пластуны Сибирской Казачьей Бригады. Завидев метнувшуюся к ним тень, они грамотно отсекли её огнём, и забросав гранатами, отошли за линию окопов, дав через амулет сигнал ведунам, что есть работа по их профилю.

Три роты в виду отсутствия противника и других целей сконцентрировали огонь на подвижной словно ртуть, и кажущейся неуязвимой фигуре, задорно паля изо всех стволов, хотя и без видимого результата.

Монстр пару раз попытался подойти ближе, но быстро подтянутые станковые пулемёты быстро охладили его пыл, и когда группа боевых ведунов подошла, он носился вдоль линии окопов, ища дырку в обороне.

Огненный вал, вихрь из камней, и прочие изыски атакующих заклинаний, совсем не обрадовали тварь, и на пределе сил, совершив гигантский прыжок, кромешный монстр перепрыгнул передовую линию окопов, сразу умчавшись к одному ему известной цели.

Сообщение о том, что в расположении передовых частей русской армии бегает тварь из-за кромки, подняло всех командиров, и даже отдыхающие смены. Войсковые лагеря, закрывали подходы рогатками и ощетинивались стволами, торчавшими изо всех мест пригодных для стрельбы.

Батарейные укрепления на Макензиевых горах, тоже пришли в полную боевую готовность, выставив караулы и поставив дополнительные пушки на круговой обстрел. Были подняты дирижабли с наблюдателями на борту, которые уже через десять минут зависли над войском.

Кромешная тварь, зализавшая раны и успевшая поглотить два десятка солдат, выскочила внезапно, так что пулемётчик не успел даже нажать на спусковую гашетку, как был разорван крепкими словно железо когтями. Двигаясь на астральный образ, который запечатлел Луи д`Альбер и сохранённый осколком сознания Фэрфакса в теле твари, монстр, сильно оттолкнувшись ногами прыгнул почти на двадцать метров, и оказался рядом с навесом, под которым стояли командиры батарей, и княжич Стародубский.

Скорее машинально, чем обдуманно, княжич перемахнул через стол, выхватив в полёте своенравную палицу, и встретил взмах когтистой лапы хлёстким ударом снизу, и тут же, не сбавляя темпа, ударил тварь окованным сталью сапогом в живот, и сразу же обрушил удлинившуюся палку на голову монстра.

Тот, не ожидая ничего плохого, даже не стал уходить от удара, ведь даже пули крупного калибра моли лишь оттолкнуть его, но не поранить, и с лёгким шелестом палица прошла сквозь тело твари до самой земли, раскроив её на две аккуратных половинки.

Командующий Южной Армией, князь Пётр Иванович Багратион, собрал срочное совещание старших командиров армии, в просторном доме, отведённом ему под резиденцию Сословным собранием Таврической губернии. На совещании кроме командиров корпусов, дивизий и отдельных полков, приданных для усиления, таких как батальон водных пластунов, были командующие отдельными родами войск, и специалисты — фортификаторы.

Армия Веллингтона была разгромлена полностью, и фактически уничтожена. В живых, после огневого налёта авиации осталось полторы тысячи полностью деморализованных, часто тяжело раненых солдат и офицеров. Победные реляции уже были отправлены императору, губернский город готовился чествовать победителей, а в преддверии празднеств, Багратион решил провести полностью рабочее совещание.

Сели без чинов, в круг, освободив место в центре комнаты, и возле окна, где стоял высокий стул, почти трон для Багратиона.

Докладывали в основном суммарные потери, состояние войск и войскового имущества, и получив начальственный одобрямс, уступали место следующему.

— Ну, господин генерал, — Багратион поднял голову от записей и строго посмотрел на Горыню. — А вы-то что-ж отмалчиваетесь. Ваши летуны, нас почти без работы оставили. И в порту Констанцы, и вот здесь.

Горыня встал.

— Пехота, ваша светлость, никогда не останется без работы. Пока пехота не вошла в город, он не захвачен. Так что мой низкий поклон всем солдатам, офицерам и генералам, удержавшим рубежи обороны в самых тяжёлых моментах. — Горыня поклонился, приложив руку к груди. — Хочу особо отметить расторопность артиллеристов генерал-полковника Раевского, переносивших огонь по нашим залпам, казаков Терской дивизии охранявших лётчиков и технический состав авиаторов, и конечно генерал-инженера Якоби, создавшего минное поле перед севастопольской бухтой. Казаки в боях с прорывающимися группами британцев потеряли почти двести человек, а из пластунов погиб каждый пятый.

— Их заслуги, будут непременно и особым образом отмечены перед Государем. — Багратион кивнул, признавая доводы княжича.

— Ну а в таких условиях, чего-ж не воевать-то? — Горыня усмехнулся. — Только успевай бомбы подвозить к самолётам и воздухолётам. Опять же, пластуны вовремя подсказали где круг вызывателей стоит. Кто его знает, чего оттуда попёрло, если бы мы не поломали им всю волшбу.

— И тут согласен. Багратион кивнул старшему группы Управления Военных Ведунов, генералу Николаю Тучкову. — Вон, Николай Алексеевич, тоже сидит тихо, а ведь и ему есть что рассказать. Вам же, Горыня Григорьевич, от всей армии поклон. — Багратион встал, и приложив руку к груди, поклонился. — За уничтоженный десант в Констанце, за флот, что утопили у Севастополя, да за жизни солдатские, что сберегли ваши благоверные. — Он сел и повернулся к командиру корпуса пластунов генералу Давыдову.

— А что там с герцогом Веллингтоном?

— Вот, ваша светлость, всё что нашли. — Денис Давыдов вынес на середину комнаты затянутую в узел холстину, и развернул её, став в стороне так, чтобы было видно всем. — Опознали только по раскиданным орденам, наградной шпаге, да перстню, с гербом, что был на оторванной руке. И так бы всё это разлетелось, но видать он в воронку спрятался, а тут его бомба с воздухолёта и нашла. Так что, хоронить то и нечего.

— Пусть всё, что собрали запакуют в короб, и с ганзейским кораблём отправят в Британию. — Распорядился Багратион. — Только шпагу оставьте. Государю отдадим. — Он повернулся к Тучкову. — А с чудищем этим, что возник поутру, разобрались?

— Да, ваша светлость. — Тучков кивнул. — Нашли фигуру вызова, и в ней, обрывки одежды и бумаги на имя баронета Фэрфакса, саб лейтенанта и старшего мастера Ордена Песочных часов. Судя по остаткам заклинания, именно он вызвал кромешную тварь, причём для привязки использовал себя самого. Видать за Лондонское дело поквитаться решил. Пока к княжичу шёл, два десятка солдат положил, да трёх офицеров. Ну и на батарее капитана Рощина пулемётчика разорвал. А там уж, княжич Стародубский, его и приложил. Останки зафиксированы заклятьем нетленным, и упакованы для отправки в столицу.

Багратион жестом усадил Тучкова и снова встал.

— Ну, что, господа. Дело, порученное государем мы справили отлично. Потери ниже всех ожиданий, а войско вражеское здесь и осталось, что просто превосходно. С чем я вас всех и поздравляю. Чины, ордена да иные отличия за государем не останутся, так что всем составить сводные донесения, по своим людям, и до завтрашнего вечера представить в штаб. И напоминаю, что завтра торжественный парад, и приём у губернатора Таврической губернии, всем старшим офицерам и выборным от солдат и унтеров, быть по параду, в Сословном собрании, а для офицеров будет отдельный пир, на Храмовой площади.

Пиры и балы, Горыня не любил, но тут был совсем особый случай, так как жёны, находившиеся здесь же непременно желали посетить губернатора, к каковому визиту, княжич прилагался в виде статусного аксессуара.

Добирались в двух каретах, хотя от бывшего дома купца Орешкина до Собрания было всего метров двести, но положение в обществе не предполагало пеших прогулок.

Одетые в лёгкие воздушные платья, разных цветов, Анна, Катерина, Анфиса, Любава и Лиза степенно словно королевы прошествовали в зал, и под звонкий голос распорядителя бала, объявлявшего титулы и звания, вошли в распахнутые двери бального зала.

Вопреки ожиданию Горыни, зал оказался вполне достаточным чтобы вместить более пятисот гостей, так как был построен в виде огромной, мощёной отполированным камнем площадки накрытой лёгкой крышей из стали и стекла. В центре, на небольшом возвышении находился оркестр, и звуки музыки достигали самых удалённых уголков зала, примыкавшего к зимнему саду, прогулочной галерее и парку.

Поздоровавшись с губернатором Тавриды милейшим Степаном Аркадьевичем Оболенским, и пройдясь в туре вальса поочерёдно со всеми жёнами, Горыня уже хотел сбежать в парк, как был отловлен Багратионом и приглашён за стол с другими генералами, где уже кипело дружеское застолье.

Все уже знали, что Горыня Стародубский практически не пьёт, поэтому наливали ему лишь разбавленного вина. Но чарку, за победу русского оружия выпили традиционной столетней медовухи, которой хлебосольный хозяин выставил победителям.

Много было разговоров о прошедшей кампании, поминали погибших, и чествовали отличившихся, но Горыня всячески избегал принимать славословия в свой адрес переводя поздравления или на непосредственных исполнителей, или на заслуженных командиров. Денис Давыдов, заметив это, попенял Горыне.

— А вы, княжич, совсем не честолюбивы, я погляжу.

— Нет, Денис Васильевич. — Стародубский улыбнулся. — Да и действительно, моей заслуги в победе немного. А вот солдаты, да офицеры, те что в окопах находились, те — да. Полной мерой заслужили сегодняшний праздник. Тем более, что у меня к войне отношение как к работе. Опасная, грязная, но необходимая работа. Но самая важная часть её, всё равно будет делаться на заводах и фабриках. Вот вам, Денис Васильевич, понравились новые автоматические карабины?

— Ну, так. — Командир корпуса пластунов довольно подкрутил ус. — Не оружие — мечта! Всё по уму сделано. И жилетки эти, с магазинами, и вообще всё.

— А знаете, что для того, чтобы вас всем этим вооружить, сколько людей ночами не спало, Ведуны, конструкторы, мастера, простые рабочие... Мы пока пружинную сталь нужную сделали, под тонну хорошей стали угробили. Ведуны князя Васильчикова от меня уже шарахаются, а сталевары, что с Урала выписали, так те вообще смотрят волком.

— Ну это мы поправим. — Давыдов жестом подозвал отирающегося рядом адъютанта. — Сергей Иваныч, запиши-ка, как будем в Москве, посетить заводы князя Кропоткина. Расскажу им для чего стараются. А то ведь и не знают поди.

— Да и я, пожалуй, присоединюсь. — Тотлебен, подмигнул Горыне. — За пушки ваши, да за щиты противоосколочные, да за многое другое...

— И за пулемёты, — Подал голос князь Андронников.

— И за ружья дальнобойные с телескопами. — Добавил генерал Бебутов. — Знаете, господа, у меня унтер один. Заслуженный воин, уже третью кампанию со мной. Так вот он особым образом попросил меня достать ему такой штуцер, и мои интенданты, да расстарались. Пять штук выменяли. Вроде игрушка такая, вида конечно престранного, но лёгкая, удобная. Ну пусть его, думаю. Воин хороший, чего бы не уважить. Тем более, что не вина да девок требует, а оружия. А как пошли на нас англы, так эти архаровцы впятером, сначала перебили офицеров, затем взялись за унтеров и сержантов, а на расстояние выстрела они подошли уже не армией, а право, словно толпой баранов. Боюсь, Александру Васильевичу Суворову придётся пересмотреть фразу "Пуля — дура, штык — молодец". — Бебутов огладил усы. — Такая вот диспозиция.