Двойной горизонт

Любимчик богов — 2

Двойной горизонт

1

Повстречал Иван говорящего волка, да без разговоров как влепил ему из двух стволов картечью. Ну не дурак ли?

Новые русские сказки. Сборник историй престранных записанных со слов князя Кропоткина, с его разрешения публикуемых. Издательство Коломяги. 7355 год

Скандал с невозможностью выплат меняльным домом купца Игнатова вполне ожидаемо разрешился приездом правоохранителей в главную контору, с предписанием предоставить все фискальные и иные документы для работы ревизии. Но то, что произошло потом, ещё долго будет предметом пересудов столичного общества, так как в здании внезапно возник сильнейший пожар, грозивший уничтожить все искомое ревизорами. Трудно сказать были ли предупреждены чины охранительной стражи, но тройка боевых волхвов мгновенно затушила огонь, и уже через час, ревизоры приступили к описи бумаг, слегка испорченных пламенем.

Сам же купец Игнатов подан во всеимперский розыск, о чем составлены розыскные листы, направленные курьерской почтой во все уголки державы.

* * *

Решением высшего суда Империи, организация под названием Русский ковен, признана враждебной, и подлежит немедленному запрещению. Все отделения её должны быть закрыты, помещения опечатаны, и произведена выемка документов, с последующей отправкой в адрес коллегии судебных следователей, для продолжения действий по изучению противогосударственной деятельности означенной организации. Всякое же упоминание Русского Ковена в прессе отныне должно соотноситься с пометкой "Запрещена в Российской Империи".

Московские ведомости. 8 травня 7361 года.

— На Красную площадь выходит бронеходная сотня первого гренадёрского полка! Бронеходы первого гренадёрского, штурмовали Эривань, принимая на себя огонь басурманских батарей, и прорывая укрепления. Сегодня отборную сотню ведёт сам генерал-лейтенант Платов, снискавший великую славу на полях сражений.

Под грохот гусениц и рёв моторов на Красную площадь стали выползать угловатые коробки бронетранспортёров, украшенный алыми лентами и гербом полка на лобовой броне. Несмотря на все усилия Кропоткина и Стародубского, бронетранспортёры получились совсем "так себе" с запасом хода в сотню километров, угловатые, неповоротливые и смрадно чадившие сизым дымом. Но даже такие изделия заставляли сильно задуматься вражеских генералов, оттягивая начало войны.

Но на параде они произвели действительно феерическое впечатление на всех иностранных гостей, заставив побледнеть тех, у кого было хоть немного воображения.

Идея с парадом, была не нова, но такого зрелища, которое продемонстрировали в Москве, никто ещё не видел. Колонны войск, техники, трибуны для публики, огромный сводный оркестр и многоцветье флагов.

Князь Кропоткин явно не доигравший в детстве, превращал всё, что попадало в его руки, нет не в балаган, но в яркое и запоминающееся зрелище. Вот и сейчас он организовал парад в честь взятия Эривани в стиле советских военных парадов, с флагами, зрителями и громким голосом ведущего — советника военного приказа Загряжского отличавшегося глубоким и бархатным тембром голоса.

Звук усиливали пять сменяющих друг друга волхвов, и его громовые раскаты были слышны далеко от площади, где тоже было полно народу слушавших таким образом "прямую трансляцию" с места событий. Впрочем, войска, участвовавшие в освобождении Кавказа всё равно прошли по крупнейшим улицам Москвы, дав полюбоваться на себя горожанам.

Княжич Горыня Стародубский находился на вышке, откуда было удобно руководить всем представлением, исполняя роль второго номера при Кропоткине, и следя за очерёдностью появления сводных батальонов на площади.

Рядом с ними находилась тройка волхвов, передававших сообщения по магической связи волхвам, находившимся в войсковых колоннах, и выпускающим на площадь, так что управление было вполне оперативным.

Государева ложа, где сидел сам монарх и высшие руководители империи находилась там, где в ином мире возвышался мавзолей Ленина, а кресла для царской семьи стояли чуть ниже государя, и сейчас, там, среди пёстрой толпы где-то была и великая княжна Анна, занимавшая мысли Горыни намного больше чем этого ему, хотелось.

Та ночь, на Перунов день, проведённая на берегу Аузы, на первый взгляд не имела никаких последствий. Как объяснил князь Дмитрий Николаевич Васильчиков: "Всё, что в той ночи было, там же и осталось". Первое время Горыня всё искал способа объясниться с Анной, но словно натыкался на глухую стену, и через какое-то время бросил эту маету, занявшись действительно важными делами, которых у него было хоть отбавляй.

Но маленький пушистый комочек, за три месяца выросший в чуть нескладного, но крупного кота, и очень мощное, но своенравное оружие, притворявшееся простой металлической палкой, напоминали о той ночи постоянно.

— Дмитрий Николаевич, воздухолёты пошли. — Горыня наблюдавший горизонт через зрительную трубу, увидел, как из-за крыш появились пять точек штурмовиков класса Альбатрос. Собранные на стапеле полужёсткие дирижабли могли нести до двадцати тонн боевой нагрузки, что обещало вражеским войскам немало ярких впечатлений.

После уничтожения Королевского Источника в Лондоне все европейские страны начали торопливо строить дирижабли. В ущерб массовым программам строительства воздушного флота, даже урезались военные корабли, и перевооружение войск, так что к будущему лету, евроорда должна была обзавестись более чем двумя сотнями летающих кораблей.

Против этого, русские воздухоплавательные силы могли выставить всего около тридцати кораблей разного тоннажа, но, как сказано в одном старом анекдоте, был нюанс. И эти нюансы различных калибров сейчас ударно клепали на двух оружейных заводах, а ещё три фабрики нарабатывали боеприпасы, которые автоматическое оружие потребляло со страшной скоростью.

Были и другие сюрпризы, которые готовили на заводах и фабриках империи сотни тысяч специалистов разных профессий. Учёные, инженеры, мастера и рабочие, трудились в три — четыре смены, выпуская оружие, которого ещё не было на полях сражений.

Доставалось и охранителям, которые отлавливали многочисленных шпионов, и волхвам занятым воплощением в жизнь того, что князь Кропоткин назвал "магическим закрытием технологического разрыва". Даже сто сорокалетний старик — Михайло Ломоносов, академик и действительный тайный советник, вернулся из своего имения под Калугой, чтобы поучаствовать в процессе.

Но работы хватало всем. Последний выпуск политехнического училища, практически целиком, загнали на стройку промышленного комплекса берегу Волглы, у создаваемого Усть-Щекнинского водохранилища, где по плану должна встать новая гидроэлектростанция, а ещё три срочных выпуска мастеровых училищ, распределили среди государевых заводов, сразу закрыв десятки мест, где требовалась высокая квалификация.

Да, многие проблемы можно было решить с помощью волхвов, но княжич Стародубский и князь Кропоткин предпочитали сразу закладывать основание для тяжёлого машиностроения, не зависящего от магии и вообще от природных капризов. И волхвы обеспечивали лишь хороший и удобный старт для развития технологии, но в дальнейшем заводы работали уже без их помощи.

И дело было не только в том, что волхвов было мало и силы их не бесконечны. Обучить грамотного станочника было на порядок проще, чем сильного волхва, а инженерных училищ было намного больше, чем школ готовящих магов всех специальностей.

— Над Красной Площадью — воздухолётный отряд первого воздушно штурмового полка под командованием адмирала воздушного флота стольного боярина Нахимова. Сокол — флагманский корабль полка, совершил более пятидесяти вылетов на бомбардировки позиций турецкого войска, и вывозя раненых с поля боя, что спасло сотни жизней наших воинов...

Горыня вновь отвлёкся от своих мыслей, наведя подзорную трубу на сводный оркестр, который после пролёта дирижаблей должен был заиграть "Прощание славянки" — марш подаренный Кропоткиным императорской гвардии, заканчивавшей парад торжественным проходом.

Точно в нужный момент, когда хвосты воздухолётов миновали островерхие крыши храма Рода, оркестр врубил марш, и под звуки труб на площадь начали выезжать эскадронные колонны гвардии.

— Десять часов, князь. — Горыня улыбнулся Кропоткину, и с треском сложил подзорную трубу.

— Мы молодцы. — Князь кивнул. — Всё минута в минуту. Так. Теперь погуляй по городу, отдохни, и вечером, давай во дворец. Ровно в шесть — выход государя.

— Да знаю. — Горыня вздохнул. Одной из обязанностей сотрудника Канцелярии было присутствие на всех мероприятиях, где появлялся государь, причём в парадной форме, со всеми регалиями, и торчать там как минимум до ухода императора. С одной стороны, не слишком обременительная нагрузка, а с другой, времени и так не хватало, и раз не дают нормально работать, Горыня с удовольствием всё это время поспал бы, или посидел где-нибудь на берегу тихой речки.

Но сегодня он должен был появиться не один, а с сестрой и отцом, который выводил в свет младшую княжну Марию Стародубскую, а значит смыться под благовидным предлогом никак нельзя.

За полгода пребывания в Москве она успешно подтянула знание этикета, танцы, музицирование и всё то, что должна знать юная девица, выходящая в свет. Были пошиты многочисленные наряды на все случаи жизни, а также приобретены украшения приличествующие девушке юных лет.

Обычно девиц представляли обществу на ежегодном Осеннем Бале, но для Марии было сделано исключение, и две недели назад князю Стародубскому доставили именное приглашение на бал в Кремле, где было указано, что княжна Мария Стародубская, должна непременно быть.

И хорошо, что до торжества оставалось достаточно времени, чтобы резко ускорить приготовления. Особняк Стародубских превратился в сумасшедший дом, где мелькали портные, парикмахеры и представители ювелирных компаний. Везде, от приёмной до зимнего сада были разбросаны каталоги, обрезы тканей, и рекламные листовки. Слуги бегали, словно наскипидаренные, а Горыня несколько дней взиравший на этот бардак, чуть было не сбежал жить в гостевой дом Канцелярии. Но неожиданно напоролся на строгую отповедь князя Юсупова, который и пояснил, что как минимум треть этого шума делается для того, чтобы ему, Горыне Стародубскому, молодому генералу, обласканному государем, не было стыдно за сестру, перед представителями старых семей. Так что пришлось смириться и терпеть бесконечные показы платьев, и моделей причёсок.

Зато кот, получивший позывной Бластер, в особняке чувствовал себя словно лягушка в болоте. Сначала бегал по комнатам и давил мышей, потом, когда чуть подрос начал спускаться в подвалы и ловить крыс, а закончил тем, что извёл на всей территории, всю деструктивную живность, включая кротов.

Последним подвигом малолетнего шкодника была триумфальная победа над выводком мелких комнатных собачонок, которых по французской моде держала хозяйка соседнего особняка графиня Полозова. Шумная и визгливая свора временами пробиралась в парк Стародубских и учиняла мелкий разгром, но тут им вышла натуральная Березина, так как Бластер категорически не желал делить свою территорию с кем бы это ни было. Когда визжащая и окровавленная стая вернулась в свои владения, графиня даже изволила прийти лично дабы высказать своё неудовольствие, и потребовать виру за "покалеченных бедняжек" но вполне ожидаемо получила полный отлуп, и встречные требования в связи с неоднократной порчей паркового хозяйства.

— А вот кому пирожки, с телятиной, икоркой, зайчатиной, и зеленью! Пирожки вкусные исправят лица грустные! — Надрывалась продавщица державшая лоток на длинной верёвке на шее. Одетая в женский полукафтан и повойник, дородная румяная девица своим зычным голосом перекрывала весь уличный шум, и Горыня чуть поморщившись подошёл ближе.

— Пирожки Меньшиковские?

— Они самые соколик. — Не оборачиваясь бросила лотошница, и повернув голову увидела белый с золотом генеральский мундир. — Ой. — Она прикрыла рот, кончиком платка, и неожиданно широко улыбнулась. Попробуйте, господин хороший. Ещё горяченькие. И у Шинь Ю, чаёк ханьский непременно возьмите. Духовитый что лес перед грозой.

— Давай пару с икрой красной, и один с зайчатиной. — Горыня улыбнулся в ответ. — Зайчатина-то не тухлая?

— Да как-можно-то? — Вскинулась лотошница, и поняв, что молодой генерал шутит, покачала головой. — Из хозяйства Гордонов, же. Тока вчерась ещё прыгали.

Устроившись за столом у маленького загончика со столами и стульями, Горыня стал неторопливо поедать вкуснейшие пирожки с хрустящей корочкой, перемежая с душистым зелёным чаем, и вновь мысли, словно притянутые магнитом вернулись к последствиям той памятной ночи.

Такая простая с виду стальная палка, мгновенно превратившая упыря в горстку пыли, была предъявлена главе приказа Охотников, а также стольных начальников, хранителей — оружейников, архивариусу, и даже князьям Васильчикову и Гагарину — Главному Имперскому Обережнику, занимавшегося всякой рунистикой и артефакторикой.

Через пару часов напряжённой дискуссии мэтры боевой магии, артефакторики и прочих прикладных магических дисциплин, вынесли вердикт, что штука сия, весьма похожа на Громовую Десницу, что была у Ильи Муромского, и на Святогорову Палицу, но совсем не такова, а вот совершенно другая. Но все согласились, что штука зачётная, и рекомендовали Горыне пользоваться ею почаще, чтобы по-возможности раскрыть потенциал оружия.

И теперь Горыня вместо подаренного кинжала таскал на поясе в специально изготовленных ножнах, фактически простую арматурину, которая правда периодически показывала свой крутой нрав, проходя на тренировках сквозь брёвна, оставляя ровный срез.

Но Горыня, как насквозь прагматичный тип, недолго задумывался над волшебными свойствами палки. Хватало других забот.

Охотники в лице главы управы князя Остен-Сакена настоятельно попросили сделать им гранаты, причём такие чтобы сами охотники уже в пяти — десяти метрах никак не пострадали, а вот всякой нежити было нехорошо. И Горыня сделал. Маленькие, размером с крупное яйцо, гранаты были снаряжены гексогеном, а в оболочке находилось пятьдесят граммов серебросодержащего геля, опасного только на ближней дистанции и только нежити. Кроме того, наладил выпуск взрывающейся пули под гладкоствольное ружьё крупного калибра, снаряжённой бронебойным сердечником, мощной взрывчаткой и мелкой серебряной пылью. Такая пуля с высокой вероятностью пробивала даже шкуру упыря, и взорвавшись внутри, отравляла его серебром. Но даже просто детонировав на коже, выдавала плотное облако металлической пыли, мгновенно лишавшее нежить возможности ориентироваться в пространстве.

Ещё одна проблема, с которой Горыня и Кропоткин мучились уже сколько времени, заключалась в компактном и мощном двигателе внутреннего сгорания для самолёта. Как ни бились, как ни изгалялись, получалось нечто тяжёлое, маломощное и тихоходное. В шутку предложив соратникам по Государевой Канцелярии решить проблему мозговым штурмом, Горыня получил неожиданно действенную помощь от всех, но особенно от боярина Штемберга. Именно он внёс несколько десятков предложений и изменений в технологический процесс, позволивший двигателям достичь мощности в сто пятьдесят лошадиных сил, при весе в сто семьдесят килограмм, что для этих технологий было техническим, а точнее техномагическим совершенством.

Первый самолёт — кургузый биплан с открытой кабиной, сломался ещё не взлетев. Подкачали крепления крыльев. Второй экземпляр эффектно взорвался на рулёжке, разнеся моторный отсек по всему аэродрому и только пятый более или менее успешно поднялся в воздух, совершив аккуратный и осторожный круг над аэродромом. Горыня, ставший первым и единственным испытателем новой техники, добивался от самолёта лёгкости в управлении, и надёжности, но пока, машина была весьма капризной.

В то время, когда безымянный самолёт учился летать, учились и лётчики авиаотряда, набранные из экипажей дирижаблей, егерей, а также гражданских добровольцев, в основном из служилого дворянства, хотя было и двое мещан и даже один бывший крестьянин, упросивший Кропоткина дать ему шанс.

Летали вначале на планерах, которые запускали прямо с земли паровой тягой, и в условиях строжайшей секретности, расположив лётное поле между владениями князей Кропткина и Васильчикова. Там по определению не могло быть посторонних, так как с одной стороны находилась школа для военных волхвов, а с другой производственные площадки где создавалось автоматическое оружие, и людей оба князя подбирали исключительно осторожно. К февралю месяцу все курсанты школы уже сдали практическое пилотирование на машинах первого этапа, и школа сразу же приняла три десятка курсантов — будущий истребительный авиаотряд, под который сделали новую машину — двухместный двухмоторный штурмовик — бомбардировщик с полезной нагрузкой в пятьсот килограммов. Таких штурмовиков наштамповали больше трёх десятков, и пилоты-инструкторы первого выпуска довольно уверенно поражали и воздушные шары, и мишени на земле.

Пирожки и чай закончились почти одновременно и, отпив последний глоток, Горыня встал, проверил мундир на предмет прилипших крошек и степенно, как и подобает столь высокому чину, отправился гулять дальше, разглядывая нарядно одетых горожан.

В толпе мелькали национальные одежды многих народов населявших империю, от ханьских халатов, до архангелогородских кафтанов, малороссийских, расшитых бисером жилеток и стоял разноголосый гул десятков языков. А ещё проскальзывали стайки лицеистов в форменных тужурках, школяров и курсантов различных училищ, в сопровождении воспитателей и сами по себе, дети с родителями, лотошники, и прочая публика, радовавшаяся тёплому солнечному дню и всеобщему празднику.

Тренированный взгляд отмечал в толпе и тех, для кого праздник был рабочим днём. Чинов охранительной стражи в чёрных мундирах, патрули Особых Сотен и волхвов, следивших, чтобы никто в толпе не таскал опасные амулеты.

С Манежной площади, через Охотный Ряд, Горыня вышел к Большому театру, где прямо на ступенях театра, актёры показывали спектакль, для гуляющей публики, из маленьких комедийных сценок.

Горыня постоял немного, с улыбкой смотря, как нерадивый градоначальник пытается наладить дела в своём городе накануне приезда ревизора и пошёл дальше, никуда не спеша, наслаждаясь аурой всеобщей радости, и тепла.

В маленьком сквере у перекрёстка Неглинной и Кузнецкого моста, выступали италийские комедианты, с фокусами, и проходя мимо, Горыня бросил рубль в потёртую шляпу протянутую совсем юной, лет четырнадцати девчонкой в ярком платье, и получил ослепительную улыбку в ответ.

— Ваше превосходительство? — Стройная, высокая, но фигуристая девушка в длинном, почти до земли платье зелёного шёлка, расшитом золотой нитью, накинутой поверх меховой накидкой, кокетливой соломенной шляпке по последней германской моде и крошечной жёлтой сумочкой в руках, стояла чуть сбоку, а на её сочных губах гуляла лёгкая улыбка, словно у кошки, которая наблюдала за метаниями загнанной в угол мыши.

— Чему обязан, госпожа...

— Софи Потоцкая. — Девушка, правильно поняв причину паузы, сразу же представилась. — Слушательница третьего курса Московского Имперского Университета. Насилу догнала вас, ваше превосходительство.

— И что же послужило причиной ваших трудностей? — Горыня едва заметно усмехнулся. Это был уже не "оценочный подход" а полноценная "медовая ловушка" правда, исполненная довольно примитивно.

— Я пишу квалификационную работу на тему "Государственное управление в предвоенный период" и мне порекомендовали обратиться к кому-то из личной канцелярии государя. А так как вы самый известный из государевых советников, и самый молодой... Софья сделала паузу и очаровательно покраснела, опустив глаза.

— И кто же, позвольте спросить, ваш рекомендатель?

Девушка подняла голову.

— Профессор Даниил Галицкий. Он известен своей работой "Основание Империи" посвящённой роли старого дворянства.

Горыня задумался на минуту. С одной стороны, исполнять за Тайную Канцелярию их обязанности, было слегка лениво, а с другой, делать всё равно было нечего. Ну и кроме того, девица Потоцкая действительно была чудо как хороша, и способна была скрасить пару часов. Он оглянулся и увидев вывеску французского ресторана, кивнул.

— Тогда предлагаю зайти вот в это заведение, и поговорить предметно. — Горыня сдёрнул с руки перчатку, и подал даме.

Как и было положено, чин тайной канцелярии сидел у столика в углу, попивая наверняка осточертевший кофе, и перечитывая в сотый раз газету "Московский вестник". Поймав его взгляд, Горыня сделал жест ладонью, проведя рукой снизу-вверх, с поднятым большим пальцем, и увидев, как тот едва заметно кивнул в ответ, подвёл Софью к столику, указанному метрдотелем, помог даме сесть, и сел сам.

— Так что же вы хотели узнать, госпожа Потоцкая?

— Можно просто София. — Проворковала девушка, подняла бокал, наполненный игристым вином и сделала крошечный глоток. — Мне интересно всё что касается управления, когда государство находится в крайнем напряжении сил. Ведь только тогда, цена ошибки возрастает многократно и раскрываются истинные способы управления.

— И, да и нет. — Горыня отсалютовал поднятым бокалом, и сделал крошечный глоток, чтобы только освежить горло. — Всё что нужно знать о стране — это способ воспроизводства элиты. То есть наличие альтернативных путей продвижения помимо родства и богатства. Если всё это есть, то и реакция на различные вызовы будет творческой и неожиданной для врагов. А если оно погрязло в кастовости, то и реакция будет... прогнозируемой. Ничего сложного.

— И какой же путь вы видите наилучшим?

— Тот, при котором родовитость и богатство предков не имеют никакого значения, а во главу угла ставятся личные качества.

— Но вы — то сами не из крестьян. — Софи лукаво сверкнула взглядом из-под бровей, и достав из сумочки веер стала обмахиваться.

— Нет, но и моё нынешнее положение трудно объяснить даже высоким происхождением.

— Так благодаря чему вы попали в такой фавор?

— Это страшная тайна! — Горыня понизил голос, и чуть придвинулся к собеседнице, нависнув над столом. — Боюсь? если вы о ней узнаете, то мне придётся увезти вас в далёкое имение, чтобы вы никому не сказали об этом.

— Так за чем же дело стало? — Девушка тоже придвинулась так, что их головы почти соприкоснулись. — Я уже сейчас готова... уехать.

"Как голос модулирует, чертовка!" Горыня улыбнулся и положил свою ладонь на руку девушки, сжимавшую тонкий шёлковый платок.

— И куда же мы уедем?

— Я знаю такое место.

На удивление, в городе, переполненном гуляющими, свободная пролётка нашлась мгновенно, и пара гнедых, понесла лёгкую коляску куда-то в сторону от центра Москвы. Софи, уже совсем не дичилась, а прижималась к Горыне, поглядывая снизу, с многообещающей улыбкой.

Ехали достаточно долго, чтобы покинуть центр, и углубиться в переплетение узких улочек подмосковной Дубровки, где состоятельные горожане держали дачи, и небольшие владения.

Двухэтажный особняк, переживший каким-то образом нашествие евроорды в 1812 году, был отремонтирован, и сверкал новыми окнами, и свежеокрашенным фасадом.

К пролётке подскочили две служанки в простых серых платьях, и склонившись приветствовали хозяйку, которая величаво сошла с подножки, и коротко бросив: — Чай в малую гостиную. — Пошла вперёд, показывая Горыне дорогу.

Несмотря на качественный ремонт, и дорогую мебель, в доме чувствовался дух запустения и заброшенности. И в лёгком запахе плесени, и в пыли, которая была даже на стенах, и в гулком эхе шагов по отполированным пластинам паркета.

— Уфф. — Софи вытащила пару заколок, сняла шляпку, и помотав головой распустила длинные, пшеничного цвета волосы по плечам. — Еще начало травня, а уже такая жара...

— Волхвы говорят, что это лето будет особенно жарким. — Произнёс Горыня, поддерживая светскую беседу и внимательно осматриваясь в комнате.

Ничего особенного в ней не было, кроме того, что весь центр совсем не маленького помещения был пустым, с толстым шёлковым ковром на полу.

С некоторых пор, Горыня не доверял такому интерьеру, но здесь и без подобных подсказок было понятно, что все увеселения должны для него закончится плохо.

— Ну что же вы стоите, мой герой. — София потянулась словно кошка, и присела на широкий диван. — Садитесь ближе.

Как раз в этот момент, две девушки почти неслышно вошли в комнату с подносами и стали быстро сервировать стол, стоявший у широкого окна. Горыня сел на диван, и сразу же ловкие пальчики стали расстёгивать мундир.

— Мы не одни...

— А! — София отмахнулась. — Они никому не расскажут и даже не захотят. Это мои люди, и они сделают всё, что я скажу. — Речь девушки постепенно ускорялась, щёки заалели, а дыхание стало частым и неглубоким, словно ей не хватало воздуха. Ладошка юркнула под полурасстёгнутый китель, но наткнувшись на рукоять пистолета отдёрнулась.

— Ой!

— Это просто пугач против собак. — Горыня улыбнулся и слегка приобнял девушку. — Холостой патрон к тому же всего один. Неужели какая-то игрушка сможет остановить порыв смелой дочери Польши?

В ответ, смелая дочь польского народа подумала, и начала раздеваться прямо на диване, вызвав у Горыни мгновенный ступор. Девушки этого времени были чрезвычайно стыдливы, и даже для "медовой ловушки" Софи вела себя весьма вызывающе.

Вопреки ожиданиям Горыни, платье было сброшено в рекордное время, а точнее обнажена грудь и отвязана внешняя юбка, открывая стройные ножки. Рука девицы легла ему на шею, и в затуманенных похотливой поволокой глазах мелькнула злость, но отстраниться Стародубский уже не успел. Что-то царапнуло шею, и Софи отпрянула, закрывшись, словно кошка выставленными вперёд когтями.

— Вы ведь скажете, что это было? — Горыня перехватил кусок кожи на шее рукой, и крепко сдавил, чувствуя, как намокает кровью воротник.

— Тебе это не поможет. — София осторожно, боком выскользнула с дивана и стала быстро приводить себя в порядок. — Уже через час тебя вознесут на алтарь "Дикой охоты" а я получу много денег!

Боевой амулет на груди уже разогрелся так, что жёг кожу на груди, и Горыня отнял руку от шеи, и резким движением стряхнул кровь с ладони.

— Вот напасть-то. — Он покачал головой и почувствовал, как натужно двигаются мышцы. — Но денег, тебе, скорее всего не видать.

— Сёстры никогда не нарушают своих обещаний! — Выкрикнула София, и топнула ногой.

— Я тоже. — Горыня улыбнулся. — И сейчас я обещаю, что ты умрёшь.

Он, оттолкнувшись руками от мягкой поверхности, резко вскочил, и оказавшись совсем близко от Софии резко пробил кулаком в грудь сверху вниз, разрывая внутренние органы. Уже лёжа на полу, девушка раскрыла рот, но вместо слов на паркет выплеснулся сгусток крови, и она затихла.

— Так. — Горыню уже шатало, но он подошёл к столу, и машинально застегнувшись, отбросил в сторону крышку графина, поднял горлышко ко рту и стал быстро пить большими глотками. В графине оказалось какое-то слабое вино, но княжичу уже было не до вкусовых изысков. Жидкость должна была помочь вывести отраву из тела, и Стародубский остановился лишь тогда, когда вино кончилось.

В комнате вдруг стало резко темнеть, и Горыня, оглянувшись на окно, подумал, что сумерки как-то подозрительно рано, после чего потерял сознание и рухнул на ковёр.

Из пустоты небытия он начал потихоньку выплывать, когда его потащили куда-то по полу, временами ударяя об углы и громко переругиваясь при этом.

— Гардольфа заплатит мне за это втройне! — Судя по голосу, молодая девушка, тащившая Горыню за руки тяжело дышала, и вполголоса переругивалась со второй, что тащила Горыню за ноги.

— Спасибо скажешь, если и своё получишь. Бросай. — Княжича отпустили, и он рухнул на пол, уже окончательно придя в себя, но всё ещё плохо контролируя своё тело.

— А по лестнице как спускать будем? Там узко... Произнесла вторая. — Может скинем его, и пусть катится до поворота?

— Тебя потом как скинут! — Ворчливо произнесла первая. — Спустим уж как-нибудь. Сёстры готовят ритуал, и от них помощи не дождёшься. А мешки все полумёртвые, после "Крови кардинала" и не очнутся, даже когда их начнут резать. Да и нет там взрослых. Собрали мелких тварей, где могли. Конечно, крови в них немного, зато вся — первый сорт.

Горыня попробовал пошевелить пальцами ног и с удовлетворением отметил, что подвижность возвращается. Постепенно словно всплывая из-под толщи воды, в теле проявилась ломота, и боль от ушибов. Но этой боли княжич обрадовался, словно доброй приятельнице, потому что возвращение контроля над телом резко повышало его шансы выжить в этой переделке.

— Ну всё. — Первая встала. — Поднимай этого верзилу, и понесли.

— А чего мы вообще с ним возимся? — Вторая подхватила Горыню за ноги и тяжело кряхтя понесла его вместе с подругой по коридору.

— Так, эта, рюрикова кровь же. Она вообще один к ста идёт, а у этого, ещё и метка богини, и не одной. Так что он у нас фокусом поработает. Недолго конечно. Но говорят очень зрелищно. Вызов Дикой Охоты, вообще очень красивое зрелище. Сама правда не видала, но...

— Всё. — Вторая опять бросила ноги Горыни на пол. — Опять резерв кончился.

— Да, Сельвена. Такой скоростью мы его только к утру принесём. — Первая тоже уронила тело. — Пойду, схожу, выпрошу пару кристаллов. А ты побудь с ним.

Шаги быстро стихли, а вторая, судя по звукам, сначала попыталась устроиться на полу, а после, повздыхав, пролезла рукой Горыне под китель, туда, где располагалась пряжка ремня. Узкая ладонь довольно ловко скользнула под завязки нижних штанов, и наткнувшись на то, что называют "мужским достоинством" замерла словно пойманная мышь.

Как ни странно, именно возбуждение, вызванное касанием ведьмы, помогло Горыне окончательно сбросить оцепенение.

Правая рука, сомкнутая в "змеиную голову" пробила Сельвене горло, а левая перехватила девичью руку у запястья и осторожно вытащила наружу.

Ведьма, одетая в простое серое платье и белый передник с расширенными глазами ухватила себя за шею и пыталась дышать, но получалось плохо, и лицо быстро наливалось синюшной бледностью.

Не выпуская колдунью из поля зрения, Горыня встал, и сначала подвигался, проверяя как работает организм, а после, сделав несколько разминочных движений, потянулся и, вытащив из кобуры пистолет, снял с предохранителя, а запасные магазины передвинул с бока поближе к животу. К его удивлению ведьмы даже не сняли с его пояса дубину видимо посчитав её декоративным элементом, а не оружием.

— Где лестница в подвал?

— Хррр. — Ведьма наконец отпустила свою шею, и уперевшись руками в пол, с трудом поднялась.

— Малоинформативно. — Горыня покачал головой, и резко ударил ребром стопы в лодыжку ведьмы ломая кость. Живучесть у ведьм была конечно запредельной, но это не значило, что они не чувствовали боли.

— Аххрр. — Колдунья припала на колено, и с ненавистью посмотрела снизу.

— Повторить вопрос?

— В конце коридора — лестница. — Просипела ведьма, и не удержавшись завалилась набок.

— Спасибо красавица. — Горыня кивнул. — Может, и увидимся, коли, живы будем.

Лестница в подвал вопреки ожиданию была широкой, набранной из толстых дубовых плах, и вела к такой же массивной двери, обшитой железом. Как видно прежние хозяева особняка хранили в подвале не только запас продуктов.

Сквозь щель между приоткрытой дверью и косяком, был виден лишь коридор, тускло освещённый магическими светляками, и стену из красного кирпича. Потолок, вопреки ожиданию, был очень высоким, больше трёх метров, и сложен из того же кирпича арочным сводом.

Лёгкий шелест ткани заставил его отпрянуть в сторону, и когда дверь распахнулась на площадку перед лестницей вышла ещё одна ведьма, держа в руках два шара размером с яблоко.

Не вступая в дискуссии, Горыня резким ударом смял противнику горло, и чуть придержав, уложил тело на пол, отбросив шары как можно дальше в сторону.

Под постепенно стихающие хрипы прошёлся по коридору в обе стороны, и выбрав направление, быстро пошёл вперёд держа пистолет в готовности к бою.

Двустворчатые двери в большую комнату, находящуюся прямо под парадной залой на первом этаже, были распахнуты настежь. Прямо из коридора Горыня увидел, что пол в комнате был буквально устлан обнажёнными детскими телами, а в центре, где оставалось свободное место диаметром примерно в пять метров, уже курились чаши с каким-то ведьмовским зельем, установленные в углах шестиконечной звезды. Возле каждой чаши стояло по ведьме в чёрном балахоне, а когда стоявший на четвереньках в самом центре звезды и аккуратно рисовавший знаки тонкой кисточкой, поднял голову, Горыня увидел, что это был седобородый мужчина в таком же чёрном одеянии. Колдун уже открыл рот, собираясь что-то сказать, когда княжич начал стрелять.

В пистолете было всего шесть патронов, но огромный калибр в пять линий, навеска из нитропороха и пуля с жидким серебром делали достаточно компактный пистолет грозным оружием.

Скорость боя была сейчас важнее точности, и Горыня бил в корпус, оставляя огромные рваные раны в телах ведьм, которые падали, словно сломанные куклы прямо на гексаграмму орошая её своей кровью.

Отдача у пистолета была очень сильной, и буквально сотрясала всё тело княжича, но успел что-то сделать лишь старый колдун, и последняя пуля ударила его в поднятую ладонь.

— Молодец. — Горыня кивнул, увидев, что начинка пули расплескалась по ладони, сбросил пустой магазин, и мгновенно воткнул новый. — А теперь поймай вот это.

— Стой!!! — Мужчина одним движением вскочил на ноги. — Даже если я погибну, демон крови всё равно придёт. Кровь Сестёр уже напитала фигуру вызова. Но только я смогу его остановить.

Горыня подошёл ближе и в этот момент на полу зашевелились всё ещё живые ведьмы. Княжич не глядя выстрелил ещё пять раз, не особенно целясь, и перевёл оружие на колдуна.

— Знаешь, один мой друг, всегда знал, куда нужно стрелять. Это же так важно. Знать, кто должен лечь сейчас, а кто должен выжить. Так вот тебя в списке выживших нет.

На этот раз колдун ничего не успел сделать, и его голова буквально взорвалась осколками черепа, и кровавой взвесью.

Кровь ведьм уже просочилась по линиям гексаграммы и осевшая в центр мешанина из мозгов и костей замкнула линии магической фигуры, заставив её вспыхнуть холодным голубым сиянием.

Горыня машинально сделал шаг назад, и не отрывая взгляда от разгорающегося свечения, перезарядил пистолет последним магазином.

Через минуту, сияние стало настолько ярким, что весь подвал залило ярким светом, и Горыня отвёл взгляд, прикрывшись рукой, но ещё через десяток секунд, свечение погасло, и от гексаграммы донёсся негромкий, но тяжёлый рык.

— Хррр.

Монстр похожий на вставшего на задние лапы льва без гривы, но с широким поясом и длинным широким мечом с пилообразным лезвием в лапах оглянулся и встретившись взглядом с Горыней, опустил оружие остриём вниз.

— Хауарген гоураа...

— Ты по-русски говори. — Горыня не опуская пистолета, снова шагнул вперёд. — Ну или по-английски, или по-немецки. На худой конец на ханьском диалекте... А лучше всего, просто молча у@бывай откуда пришёл.

— Тода заучем зуал? — Раздался рыкающий голос создания.

— Я не звал. Это они звали. — Горыня показал пистолетом на снова начинавших шевелиться ведьм. — Они звали, и я так понимаю, хотели рассчитаться с тобой вот этими детьми.

— Мне сё рауно плата.

— Забирай этих. — Княжич кивнул на ведьм. — И ещё в коридоре прямо отсюда лежит ещё одна, и ещё одна этажом выше. Ты понимаешь слово этаж?

— Понимау. — Монстр с интересом посмотрел на Горыню. — Но мелких нет?

— Нет. — Горыня покачал головой. — И не проси.

— Я могоу полезен. Я сильну.

— Сам справлюсь.

— Я убьюу тебя и заберуу всех.

Демон которого призвали колдуньи был ростом метра три, и просто бугрился мышцами. Да и страхолюдный меч в его лапах не выглядел игрушкой. Но пока не опустел последний магазин, и пока тело готово к бою, отступать было немыслимо. Чуть не полсотни детей всех возрастов, распластанные на пыльном полу, для Горыни были достойной платой за его собственную жизнь. Не опуская пистолета, Горыня перехватил его в левую руку правой вытащив из ножен своё строптивое оружие которое вновь показало свой непростой нрав, превращаясь прямо в руках княжича в длинный прямой меч с крестообразной рукоятью. От меча вдруг плеснуло волной такой силы и уверенности что Горыня улыбнулся.

— Попробуй.

Минуту или чуть больше демон смотрел на меч, а придя к какому-то решению отвёл взгляд.

— Заберу эутих. — Монстр кивнул, и не поворачиваясь ткнул своим оружием в каждую из ведьм, превращая тела в серую пыль. — Хорошая кровь. Много силы. Мы равно. — Лёгкая рябь окутала тело монстра, и он исчез на несколько секунд, а затем вновь появился. — Ещё две хорошая. Я должен. Нужно — зови. — На этот раз демон исчез окончательно, оставив после себя лишь небольшой плоский знак, похожий на круглый жетон, но без петельки для подвеса. На поверхности серебристого металла была рельефная картинка морды чудовища, и какие-то письмена по окружности.

Горыня ещё долго рассматривал бы находку, но здание вдруг тряхнуло так, что с потолка посыпалась пыль и обломки кирпича.

— Вы окружены. Выходите или будете уничтожены! — Донёсся громкий голос, усиленный магией.

— О! всё-таки успели. — Горыня окинул взглядом всё ещё не шевелившихся детей, и поспешил на выход.

У самых дверей особняка, стояла толпа охотников с рунными щитами, а за ними выстроившиеся треугольником десяток боевых волхвов, из приказа князя Васильчикова. Многих Горыня знал лично, и его появление на лестнице, вызвало и у охотников, и у волхвов оторопь, и желание протереть глаза.

Поднимали всех в страшной спешке, и часть войск провели "Быстрыми тропами" невзирая на огромный расход силы на такие перемещения. Но у самого особняка тревожные группы наткнулись на мощный щит накрывавший весь особняк.

Несколько попыток взломать защиту не привели к результату, и князь распорядился вызвать пушкарей, которые могли пробить купол за счёт мощи своих орудий.

Но пушки не понадобились. С лёгким звоном битого стекла, купол распался, и охотничьи команды мгновенным рывком подскочили к дверям, чтобы увидеть выходящего из особняка генерала.

— Значит так. — Горыня поймал взгляд старшего волхва, и кивнул ему. — Было девять — десять человек. Кроме одной подсадной, и колдуна все ведьмы. Все уничтожены. В подвале примерно полсотни детишек. Вроде живы, но не шевелятся. Ну и загашенный круг вызова там же. Но вполне мог кто-то остаться на других этажах, так что быть начеку.

— Ясно, господин старший советник. — Командир охотников кивнул, и повёл своих людей в особняк, а Горыня, увидев стоящего вдалеке князя Васильчикова пошёл к нему.

2

- Я бы купил этот дом, но только если в нем нет привидений.

- Не знаю сэр, ещё ни разу не видел здесь приведений, хотя живу в этом доме уже 800 лет.

Журнал Панч 1853 год.

Новая забава общества — спортивные клубы воинских искусств завоёвывает любовь публики. Организованные под патронатом князя Кропоткина и губернских войсковых товариществ клубы предоставляют возможность не только заниматься улучшением боевого искусства, но и совершенствованием тела под руководством опытных учителей, прошедших специальные курсы.

Многочисленные посетители таковых клубов занимаются на учебных машинах, тренирующих использование разных групп мышц, а также точности движения.

Для дам имеется специальная программа укрепления тела, и самообороны без оружия с использованием различных носильных вещей и развития грации.

Но настоящей жемчужиной клубов стали роскошные бани и ристалища для воинских поединков, используемые как для дружеских встреч, так и для вполне официальных дуэлей.

Московское время. 10 Травня.7361 года.

Начальнику разведки Южной группы войск генерал-полковнику Грибоедову.

Донесение.

Сообщаю Вам, что в период со второго сухиня по настоящее время отмечено прибытие большого количества войск в районы города Констанца, Варна и на границе с Одесской губернией. Общее количество войск оценивается в полтора — два миллиона человек, включая тыловые подразделения и обоз. Вместе с тем отмечена низкая дисциплина прибывающих подразделений. В районах проживания местного населения участились случаи грабежей, убийств, и краж, так что местное население в страхе вынуждено частью бежать, частью запираться в домах.

Командующий отдельным корпусом полевой разведки генерал-лейтенант боярин Денис Давыдов.

Парадный мундир, был безнадёжно испорчен, поэтому Горыне пришлось ехать в особняк Стародубских и переодеваться в запасной, которых он по совету бывалых друзей нашил целых шесть штук. Правда, пришлось заказать у ювелира шесть копий комплекта наградных знаков, чтобы не перевешивать их с кителя на китель. А в шкафу, заодно, был встречен Бластером и обмяукан, за то, что шлялся непонятно где.

В комнатах сестры по-прежнему царил ураган из тряпок, людей и украшений, и Горыня лишь мельком удостоверившись, что там всё в порядке, пошёл искать князя, который обнаружился в библиотеке.

Умиротворённый и спокойный словно будда, князь Стародубский меланхолично попивал шустовский коньяк, глядя на роскошный сад, за полукруглым панорамным стеклом библиотеки.

— А... Горынюшка. — Он приветливо взмахнул рукой. — Садись. А я вот, сбежал понимаешь. От турок не бегал, от германцев не бегал, даже когда в заслоне перед армией Мюрата стояли, и то, слабины не дали. А вот сейчас — сбежал.

— Эта ретирада, не признак страха, а свидетельство мудрости. — Горыня присел в кресло, напротив. — Думаю, Машеньке так будет даже легче. А нужны будем — позовёт.

— Кстати, я там видел бриллианты, что ты привёз... — Григорий Николаевич, покачал головой. — Я таковых камней и не видел никогда. Дорого взял?

— То князь Лопухин отдарился. Сказал, что за дочку его и того будет мало. — Горыня улыбнулся, вспомнив поджарого, но ещё крепкого князя, владевшего многими десятками заводов и фабрик по всей империи.

— То верно. — Князь Стародубский медленно кивнул. Коли не ты, так все они полегли бы там. Ведьма та, как мне сказывали, дюже сильна была. Как, сам-то уцелел. Не иначе как Перуновым благоволением.

— На благоволение надейся, а сам не плошай. — Княжич хмыкнул. — Ты мне батюшка лучше расскажи, что это к нам двоюродный дядя зачастил. То носа не показывал, а то прям каждую неделю с визитами.

— Ну, так сродственник он, хотя и дурной на всю голову. — Григорий Николаевич, вздохнул. — Но причина проста. Проигрался он крупно, да и пообещал младшенькую Аглаю, дочь князя Абашидзе за тебя выдать. Я уж ему сказывал, что у тебя другое на уме, но тот и слушать не хочет. Ты смотри там поосторожнее. Не вздумай с ней наедине остаться. С этих станется тебя "на пузо" взять, или охаять, в непотребстве с девкой.

— Понял. — Горыня кивнул. — А может, стоит ему предложить за долю в имениях Стародубских денег дать? Тысяч двести дадим, а нам всё лучше. И в приданое Машеньке добавим, и вообще, хозяйство расширим.

— Двести тысяч. — Князь фыркнул, и огладил длинную бороду. — Лёгкий ты, насчёт денег как я погляжу. Да там и на сотню не будет.

— Так ему за сотню чего торговаться? — Горыня подхватил бутылку, и налил себе в серебряную рюмку коньяк, плеснув на самое донышко. — В любом меняльном доме дадут. А земли его с нашими чересполосицу идут, и деревеньки людьми богатые. Вот и выходит, что подпортить он нам может сильно, а кроме нас, земли те и не нужны никому. А деньги, могу, и я дать. У меня уже почти полмиллиона так и лежат в Первом Имперском, да тратить некуда.

— Ты подожди... — Князь вздохнул. — Как оженишься, так каждую копейку начнёшь считать. Хотя в карты ты не игрок, обошла тебя зараза иноземная, да в гульбищах не замечен.

— У меня же всё казённое. — Горыня усмехнулся. — Вон, даже мундир, и тот за казённый кошт пошит. Можно сказать, на всём готовом. А Машеньке, дать хорошее приданое, так и среди старших семей поискать партию можно. Вон, князь Белосельский всё интересовался, когда мы Марию обществу покажем. У него сын, кстати, весьма дельный офицер. Командует ротой егерей. Двадцать пять ему, а уже сотник, и у начальства на хорошем счету.

— Ты-то ещё и двадцатый год не прожил, а уже вона — генерал. — Ворчливо заметил князь.

— Так и я за прачками не бегаю.

— Знаю я, за кем ты бегаешь. — Григорий Николаевич тяжело вздохнул и подвигал толстыми губами, словно проговаривая бранное слово. — Лекарки это конечно да. Можно сказать, вполне прилично, но когда же там у вас с княжной Анной, сладится — то?

— Да, ворон его знает. — Горыня повёл широкими плечами и взял в руки рюмку. — То привечает, то не замечает. Словно собака на сене. Не ест сама и не даёт другим. Вот третьего дня княжну Курбскую от меня чуть не пинками отогнала. Скандал на всю Москву.

— Это политика, сынок. Тута скорости не будет. — Спокойно ответил князь, и легко коснулся своей рюмкой, рюмки Горыни. — Давай, чтобы добру быть, а злобне сгнить.

Горыня опрокинул в рот терпкий напиток, и вдохнув послевкусие, медленно выдохнул, смакуя аромат.

— А насчёт великой княжны, я тебе так скажу. Хоть я и хочу внуков поскорее, да думаю, что у Машки-то быстрее всё сладится. А ты уж не торопись. Дело такое, серьёзное. Не простую девку берёшь, и даже не княжну старого рода. Царскую дочь! Понимать должен.

— Да понимать-то я понимаю... — Горыня помедлил, но потом всё же решился. — Только вот ничего я не понимаю. Подруги ее, и Катя Лопухина, и Анфиса Гагарина, и Любава Туманова и даже Лиза Дашкова, что просто тихоня, все уже хоть по разу, а косу со мной расплели. И словно, так, то и надо. И приветливы, и друг-дружку не ревнуют...

— Хмм. — Стародубский-старший задумался. — А ведомо ли тебе Горынюшка, что они перед Макошью — сёстры? Однова посвящение получали у Кремлёва Источника, и повязаны, куда как крепче чем скажем ты с Машкой.

— Откуда? — Вскинулся Горыня. Я в эти дебри вообще не лез.

— А зря! — Князь вскинул вверх указательный палец с массивным перстнем. — То знал бы, что лучше всего им вообще одного мужа на всех, чтобы круг силы не распадался. Я про то конечно не самый большой знаток, но кое-что рассказать могу. То вообще старинная традиция, что с самой Малуши жены Святослава Игоревича идёт. Малуша и сама была ведуньей не из последних, а когда призвала своих сестёр во Макоши, войско Святослава вообще не знало поражений. Тогда и хазаров разбили да рассеяли, и цареградцам наподдали. А печенегов, что под Киев пришли, так и вовсе вырезали до последнего человека.

— Ну, со Святославом понятно. Он Князем всей земли русской был. А мне-то этот хоровод зачем? Тут с одной женой бы управится, а как с пятью?

— Ну, то при случае у государя нашего спросишь. У него ведь в жёнах тоже Макошин круг. — Григорий Николаевич, усмехнулся. — Когда благоволение Родово на войско накладывали, так свет аж глаза резал. Так мы после того, веришь, сотню вёрст прошагали, после в бой вступили, да ещё гнали супостатов до самой Березины. Ну а там уж и егеря вступили. Великая сила это, Макошин круг. И никак сёстрам в полную силу не войти, пока они себе мужа не найдут.

За разговорами, незаметно подошло время, когда нужно было ехать во дворец. Роскошная карета лазоревого цвета с золочёным гербом Стародубских, запряжённая четвёркой вороных коней, уже ждала у входа, как и почётный конвой из шести казачков, нетерпеливо гарцевавших рядом. Горыня стоял внизу, ожидая пока князь выведет Марию, и чуть было не прозевал появление сестры, на широкой лестнице.

Одетая в бледно-голубое платье, с золотой вышивкой по краю широкой юбки, Мария не шла, а будто плыла, над землёй. Сверху на плечи была накинута пелерина из тончайшего кружева, отороченного лебяжьим пухом, а на руках, шее и на венце сверкали крупные бриллианты, обрамлённые в затейливую платиновую вязь.

— Маша, боюсь, сегодня ты затмишь даже царевен. — Горыня с улыбкой отвесил поклон сестре, и подал руку, чтобы она могла взойти на подножку кареты.

— А я боюсь, как бы вам с батюшкой не было стыдно за деревенскую простушку. — Мария лукаво улыбнулась, и аккуратно расправив складки платья, села на мягкое сидение.

Кареты, возки и большие многоместные повозки, съезжались к Кремлю со всей Москвы, и у Спасской башни, царила уже привычная суета, и толкотня. Но на этот раз, въезжавшие кареты проверяли не только волхвы, но и охотники, рядом стояла полная сотня егерей, а на стенах крепости, были видны усиленные караулы.

Всё это Горыня разглядел, выйдя из застрявшей в пробке кареты, и покачав головой вернулся внутрь.

— Что там, сынок?

— Усиленные патрули, сотня егерей, да волхвов два десятка. Проверяют всех.

— Эх, а не случилось ли чего? — Многоопытный князь, нахмурился. — Неспроста, даже егерей подняли.

— Что случилось уже прошло. — Горыня небрежно взмахнул рукой. — Это так. Больше от испуга, и показного рвения в службе.

— Да что случилось-то? — Подала голос Мария.

— Ведьмы опять затеяли волшбу в Москве. — Нехотя пояснил Горыня. — Да не вышло у них. Все там и остались.

— А ты...?

— Да просто мимо проходил. — Горыня успокаивающе улыбнулся сестре. — Там главный — князь Васильчиков со своими головорезами.

Карету качнуло, и пройдя буквально десяток метров, она снова встала.

— Я вот чего понять не могу. — Маша, ласково улыбнулась, но голос у неё просто сочился ядом. — Как можно быть таким отважным воином, отлично разбираться в поэзии и музыке, и быть таким отчаянным вруном?

— А ты хочешь, чтобы я направо и налево рассказывал о том, что составляет государственную тайну? — Горыня усмехнулся. — Ты вон батюшку расспроси, как он в Польском королевстве, заработал знак Ярого в серебре с пушками.

— Горыня! — Григорий Николаевич даже руками развёл, от такой подставы. — Негоже молодым девицам знать такое. А вот ты лучше расскажи нам, как в гостях у Гагариных блистал. Вот уж то история так история. — Он довольно рассмеялся. — Представь себе, Машенька, что Горыня, устроил у Гагариных настоящий концерт, совершенно покорив всех присутствующих, а княгиня, Всемила свет Игоревна так расчувствовалась, что прилюдно расцеловала его, и тут же объявила, что двери дома Гагариных всякий час открыты для Стародубских, и в любой день.

— Да, для Всемилы, такое совсем не свойственно. — Маша, уже давно была в курсе всех светских сплетен, что было одной из частей подготовки к выходу в общество, и о грозной ведунье была много наслышана. — Что же ты такое ей спел?

— Гагарины — семья военная. — Горыня посмотрел невидящим взглядом за оконце кареты, вспоминая тот вечер. — Даже Всемила Игоревна десять лет в войсковых волхвах отходила, за что и звание подполковника имеет вполне заслужено, да и знаков воинской доблести, немало. А уж старый князь, так тот с самим Кутузовым Берлин брал. Ну, я и спел... — Он вздохнул. — Я как стихи прочитаю, ладно?

Мне кажется порою что солдаты

С кровавых не пришедшие полей

Не в землю нашу полегли когда-то

А превратились в белых журавлей

Они до сей поры с времён тех дальних

Летят и подают нам голоса

Не потому ль так часто и печально

Мы замолкаем, глядя в небеса

— Она потеряла двоих братьев в битве за Москву. — Глухо произнёс Григорий Николаевич. — Слав умер у неё на руках, и даже её огромная сила не смогла спасти раненого. А Драгомир Вячеславович, схоронил там отца. Так и познакомились, когда тела похоронным обозом в Москву отправляли.

Карета вновь качнулась, набирая ход, и вновь остановилась, проехав буквально сто метров.

Князь, прикрыв глаза, откинулся в удобном кресле, и привычным усилием взял под контроль дыхание и погрузился в поверхностную медитацию, которая помогала ему обдумывать сложные вещи.

Горыня, воспитанный в деревне, и взятый им практически с "улицы" оказался совсем не прост, что и доказали последующие события. Резкий взлёт до ближайшего государева советника, тесное, (куда уж теснее!) знакомство с царевной, и отношение царёвых ближников — Васильчикова, Бенкендорфа, Кропоткина, Гагарина ... всех не перечесть, безмерно льстило князю.

Его стали наперебой приглашать в лучшие московские дома, и даже сватали дочерей, словно забыв о том, что потомства можно не ждать. И всё это благодаря Горыне, ворвавшемся в Российское высшее общество, словно ядро из осадной пушки. Нет, конечно, Стародубские — старый род, и по праву, записаны в бархатные книги пяти губерний. Да и сам князь, дослужившийся до генерала — вполне благопристойная фигура. Только вот княжеских родов на Руси больше трёх сотен, а есть ещё и боярские роды, и служилое дворянство, многие из которых в немалых чинах, и с серьёзным влиянием в обществе. Так что соперничество и грызня между родами за влияние и близость к государю, идёт отчаянная.

Горыня конечно ото всего этого весьма далёк, и не потому, что глуп, а потому, что ко всем этим игрищам испытывает глубокое отвращение. На мелкие сговоры не идёт, а любую попытку подмять его расценивает как акт агрессии. На этом уже прогорели Бельские, вздумавшие подкупить молодого генерала, подарив ему пару юных рабынь-гречанок, сведущих в искусстве наслаждений.

В тот же день, гречанки были освобождены, и с посольским кораблём отправлены к себе на родину.

В обществе, решение Горыни обсуждали весьма горячо, и в итоге сошлись, на том, что поступок был весьма благородный, и в высшей степени достойный, несмотря на крайнюю молодость самого генерала, и ходящие про него слухи.

В общем, в светские игры молодой княжич просто не лез и полностью их игнорировал, тратя время на вещи порой совсем непонятные князю, но видимо важные, так как царские курьеры бывали у них в доме регулярно, также, как и посланники от Васильчикова, Бенкендорфа и Юсупова.

"Похоже, нужно строиться поближе к Кремлю" — подумал, Григорий Николаевич, кивая своим мыслям. Конечно, это будет стоить немало денег, но тут уже не до экономии. Честь важнее.

Карету вновь качнуло, и она проехала почти до самой башни, где была остановлена досмотровой группой волхвов. Дверь распахнулась, и старший офицер наряда, кивнув с улыбкой Горыне, поводил внутри истошно верещавшим и вспыхивающим алым светом поисковым амулетом, и отдав воинское приветствие, аккуратно закрыл дверцу.

— Проезжай!

— А что это у него амулет так шумел? — Маша посмотрела на Горыню, чтобы тот, как человек сведущий пояснил ей непонятный момент.

— Это проверка на оружие и боевые артефакты. — Спокойно ответил Горыня. — На мне и то, и другое, вот амулет и забренчал.

— А почему нас пропустили?

— Так кому ещё на празднике быть с оружием, как не личной государевой канцелярии? — Князь рассмеялся. — Волхв наоборот, сильно бы удивился приедь Горыня без всего.

На первом этаже, где стояло огромное, в два человеческих роста, зеркало, Стародубские остановились, приводя гардероб в идеальное состояние, а Горыня бросив короткий взгляд на Марию, в очередной раз поразился тому, насколько красота Марии была естественной.

— Что-то не так? — Маша перехватив взгляд брата нахмурилась.

— Всё так. — Горыня улыбнулся. — Просто восхищаюсь твоей красотой.

— Тогда ладно. — Мария благодарно улыбнулась, и дав себя подхватить под руку, шагнула вместе с отцом и братом на лестницу.

— Тёмник поместной управы военного приказа, князь Стародубский с княжной Марией Стародубской и старший советник личной государевой канцелярии княжич Стародубский! Громко объявил глашатай, и Стародубские вошли в зал.

Парадный "Знамённый" зал Большого дворца, уже был полон гостями праздника. В основном высшими чиновниками империи, хотя мелькали золотые пояса купцов первой гильдии, и национальные костюмы в которых приехали выборные от губерний.

Как и было заведено с подачи князя Кропоткина ещё лет тридцать назад, вдоль стен зала стояли столы с лёгкой закуской, винами и сладостями для дам.

Неторопливо совершая круг по залу, князь и княжич раскланивались с знакомыми, и их представляли пока ещё незнакомым гостям, в числе которых совершенно неожиданно оказался посланник короля Франции — граф Артуа. Высокий мужчина в сером сюртуке с несколько измождённым лицом, и слегка поникшей ярко алой розой в петлице алого кафтана, расшитого серебром.

Французским Горыня владел не очень хорошо, но, несмотря на это, граф наговорил комплиментов, хваля произношение, а затем, перейдя к Маше, буквально осыпал её ворохом славословий. Оторваться от навязчивого француза удалось с некоторым трудом, и перейдя в Царский Зал, они вновь попали в людской водоворот, только на этот раз деловитый и осмысленный так как все готовились к выходу императора.

Через полчаса вдруг запели горны, и под громкий крик глашатая: "Император Всея Руси Михайло третий" высокие двери распахнулись.

Государь на этот раз был не только в сопровождении всех пятерых жён, но также детей, среди которых взгляд Горыни сразу выхватил царевну Анну.

Одетая в белое платье расшитое жемчугом, и с высоким венцом на голове, Анна держала за руку шестилетнего брата Яромила, который, судя по лицу, вообще не понимал, что он здесь делает.

Пройдя по коридору из первых лиц империи, государь занял место на троне, а жёны и дети сели рядом на одну или две ступеньки ниже, как было положено по рангу.

После началась долгая и неторопливая церемония представления всех новоприглашённых среди которых были военные, чиновники, купцы и выборные от общин. Стародубских вызвали последними, но в отличие от всех прежних, государь вдруг попросил Марию Стародубскую с князем подойти ближе, и минут десять о чём-то с ними беседовал, а после даже встал с трона, и обращаясь к князю, произнёс:

— Славный род, и славные воины. Рад видеть вас, князь Стародубский и вас княжна у себя в гостях. Ну, а вас, господин старший советник, прошу подойти ближе.

Горыня подивившись такому повороту, вышел из толпы и встал перед троном, отметив лишь, как по бокам выдвинулись пара ведунов, отсекая трон и пространство перед ним, силовым пологом.

— Что же это вы, Горыня Григорьевич, лишаете наших охотников и волхвов работы? — С лёгкой улыбкой произнёс Михайло. — Вот, князь, жалуюсь вам на сына вашего. Опять учудил. Уничтожил полный круг ведьм полонских, колдуна из Германского царства, да спас от лютой смерти шестьдесят пять детей и отроков.

— Всегда неслухом был. — Притворно вздохнул князь. — Вот когда Машеньку скрали, так в одиночку ворвался в крепость, и всю внешнюю охрану, да трёх упырей перебил. Если бы не ещё пара упырей, да ведьма внутри, так и вовсе зря волхвов военной управы беспокоил. А так, государь, он парень хороший. Резкий конечно да быстрый, так и возраст такой.

— Женить его поскорее, что ли, дабы род не пресёкся? — Государь задумчиво посмотрел на княжича.

— Так предлагал уже. — Князь вздохнул ещё более горестно, и покачал головой. — И боярынь из семей родовитых, и графинь заморских, и даже княжон из старых семей.

— Неужто никто не люб? — Михайло грозно нахмурившись, посмотрел на Горыню. — Нешто у нас в державе не найдётся невесты такому молодцу? Может среди ханьских поискать, или вот, давеча посольство манчжурское прибыло. Так там просто цветник юных красавиц. А? что скажешь Горыня Григорьевич?

— Люба мне одна девица, государь. — Горыня не отрываясь, смотрел в лицо Анны, которая, тоже не опуская глаз, сидела, выпрямившись в кресле, напряжённо сжимая подлокотники. — Только она и видеть меня не желает.

— Может, обидел чем? — Предположил государь, и посмотрел на дочь.

— Того не ведаю, но спрашивал, и ответа не получил.

— Так что же? — Михайло Алексеевич, задумался. — Воин справный, разумный на диво, в непотребствах не замечен, рода достойного, да и статью не обижен... — Государь повернулся к Анне. — Может, скажешь своё слово? А то ведь мне уже все уши прожужжали, про сватовство с Горыней Стародубским. И Курбатовы, и Веретенниковы, и вот ещё Татищевы... Ведь правду говорят. Или забирайте молодца, или отпустите на вольное сватовство. А сдерживать отцам молодых дочерей, уже никак невозможно.

— А сам-то что скажешь княжич? — Анна, напряжённая до звона словно струна, смотрела на Горыню так, словно хотела пробурить в нём дырку. — Не одну ведь меня берёшь. С сёстрами моими, тоже объясниться должен.

— А ты-то сама, знаешь, чего хочешь? — Горыня, которого уже несколько утомили эти скачки, спокойно посмотрел на Анну. — Девчонки рядом? Ну так пойдём и объяснимся по-людски. — Он перевёл взгляд на императора. — Вы позволите, государь?

— Иди, да будет дух Перуна с тобой. — Михайло вздохнул, и качнул головой. И лишь когда Горыня с Анной скрылись за одной из дверей, ведущих из зала, устало посмотрел на князя. — Даст Род, слюбится там у них, да всё нам полегче.

— То, так государь. — Стародубский кивнул. — Дети на выданье, и слону хребет переломят.

В комнате украшенной цветочными корзинами, и от того благоухающей густыми цветочными ароматами, тихо словно мышки сидели в креслах изящная словно статуэтка Катерина Лопухина, жёсткая и прямая будто клинок Анфиса Гагарина, обычно весёлая, но сейчас непривычно тихая и зажатая Любава Туманова, и Лиза Дашкова философское настроение которой не могло поколебать ничего.

Анна заняла одно из свободных кресел, и кивнула Горыне.

— Ну вот. Мы здесь. Говори, что хотел.

Около минуты, Горыня молчал, посматривая на девушек, и после, шагнув так чтобы видеть их всех, коротко поклонился.

— А всё уже сказано не по одному разу. И каждой из вас, и всем вместе. К сожалению, я ничего не знал ни о Макошином круге, ни о сложностях, которые с этим связанны, но что-то такое предполагал. Уж больно смотрины у вас были... сложные. — Горыня помедлил, подбирая слова. — Что хочу сказать, кроме того. Просто не будет. Мы все разные, и если двум людям сложно подстроиться друг к другу, то одному к пяти девушкам, ещё сложнее. Но если вы этого захотите, то всё сложится. Почему большая часть гармонии зависит от вас? Так вы знакомы уже много лет, и между собой-то притёрлись. А я, как ни крути, человек новый. Чего там ещё от меня ожидать, кто знает? — Он сделал паузу.

— Катя. — Горыня посмотрел на Лопухину. — Я знаю, что секреты этого мира для тебя важнее, чем всё остальное. Ты роешься в старых книгах, пытаешься понять, как устроено всё, что вокруг нас. Обещаю тебе, что расскажу всё что знаю, и что не рассказывал ещё никому. И мир никогда не встанет между нами. — Княжич перевёл взгляд на Гагарину. — Анфиса. Ты человек боя, и знаешь об этом не меньше меня. Но все мои знания — твои знания. Стрелковая подготовка, тактика, и всё что я знаю о войне. И никогда она не встанет между нами. — Он повернулся к Любаве Тумановой.

— Любава. Я ничем не смогу тебе помочь. То, что ты сделала смыслом своей жизни, мне вообще никак незнакомо. Но обещаю тебе все артефакты и древние вещи, которые я достану, добуду, или выкуплю. И никогда и ничто не встанет между нами. А тебе Лиза, смогу рассказать совсем немногое, потому как твоё лекарское искусство намного выше, чем мои знания. Но тоже помогу, чем смогу. Хотя мои знания о ядах, тебе вряд ли пригодятся.

Он повернулся к Анне.

— Анна. — Ты открываешь новые источники, и наделяешь силой всех ведунов. За тобой вся мощь империи, и я лишь малая песчинка в стене этой крепости. Но всё что от меня зависит, я сделаю.

— А про любовь, что-нибудь расскажешь? — Негромко произнесла лукавая Любава, и будто бы в смущении, прикрылась кончиком платка, наброшенного на плечи.

— Про любовь? — Горыня улыбнулся. — Так я и не знаю про неё ничего. А говорить о том, чего не знаешь, могут или глупцы, или политики. Но вот с каждой из вас мне было хорошо. И не только тогда, когда мы были близки. Но и когда просто гуляли, говорили. Хорошо, спокойно и я не чувствую никого из вас как чужого человека. Могу узнать любую из вас по запаху, по звуку шагов. Знаю, что любит каждая из вас, и знаю, чего не любит. Ещё, наверное, многого не знаю, но тут всё в ваших руках.

Из комнаты он вышел уставшим словно целый день таскал железо, и прислонившись к прохладной стене, некоторое время приходил в себя, а когда открыл глаза обнаружил, что метрах в пяти стоит князь Васильчиков.

— Государь просил поинтересоваться результатом. — Пояснил он своё присутствие.

— Да ворон его знает. — Горыня пожал плечами. — Вроде нормально поговорили, но что они там у себя в голове решили? — Он вздохнул и отлип от стены. — Пойду посмотрю, как там дела у отца с Машей. А то бросил их...

— Хорошо. — Князь кивнул. — Если что узнаю, пришлю человека. И... спасибо тебе за деток. Мы этих пропащих, где только не искали. А они все здесь, под боком. Охотники кстати тебе новое имя придумали. — Он широко улыбнулся. — Вакула Ижорский сказанул, что-то вроде "Чисто сработано, как доктор прошёл" ну и все подхватили. Теперь тебя у охотников иначе чем "доктор" не называют.

В зал Горыня вышел пусть и в глубокой задумчивости, но уже натянув на лицо маску спокойствия и уверенности, которой вовсе не испытывал, собираясь жениться сразу на пяти совсем непростых девицах. В прошлой жизни ему очень не везло с женщинами. Относительно нормальную семью удалось создать лишь один раз, и основой её была не любовь, а взаимное уважение и внимание к интересам друг друга. Тоже немало, но нынешняя ситуация выбивала его из колеи начисто.

Из размышлений его вывел незнакомец в роскошном алом камзоле расшитом золотом и жемчугом, словно женское платье, и золочёной парадной шпажкой на боку. Незнакомец щеголял длинными седыми волосами, забранными в косицу, и имел взгляд снайпера, высматривающего цель из-под густых и косматых бровей.

— Позвольте представится, глава посольства Ордена Песочных Часов, Луи д`Альбер. — Он церемонно поклонился, придерживая рукой шляпу — треуголку, обшитую барбантским кружевом.

— Старший советник личной государевой канцелярии княжич Стародубский. — Горыня в ответ коротко поклонился. — Чем обязан интересу столь могущественного ордена к своей скромной персоне, господин магистр?

— Вы скромны, что делает вам честь, господин старший советник. — д`Альбер рассмеялся негромким, но приятным смехом, и доверительно взяв Горыню под локоток повёл его к столам. — Вы так молоды, но уже занимаете столь высокое положение при троне крупнейшей мировой державы. А ещё у вас на груди столь впечатляющая коллекция военных орденов, что я просто не мог пройти мимо и не познакомиться со столь блестящим представителем молодого поколения России. Старики, увы и ах, костны и недальновидны, а вот молодёжь, устремлена в будущее. Ей открыты все тайны мира, и для них нет ничего невозможного.

— Молодёжь, не стоящая на плечах стариков, мало что стоит. — Горыня улыбнулся простоте нравов посла. Вот так, вот, среди толпы прихлебателей, и наблюдателей, подбивать клинья к чиновнику высокого ранга...

— О! Прекрасно сказано! — Д`Альбер, широко улыбнулся. Что ж, вижу, что слухи о вашем уме ничуть не преувеличивали. Позволено ли будет мне поинтересоваться, какое образование вы собираетесь получить? Если философское или инженерное, могу порекомендовать несколько превосходных учебных заведений, где есть все возможности для совершенствования столь яркого таланта, как ваш.

— Заведения конечно же Европейские? — Горыня усмехнулся.

— Но ведь всем известно, что философская школа Европы сильнейшая в мире! А европейские инженеры приняты ко дворам всех просвещённых правителей! — Воскликнул дипломат, останавливаясь возле стола с винами и закусками.

— Философия... — Горыня покачал головой, глядя как ловко д`Альбер разливает вино в два бокала, и отрицательно кивнув взял чашу, и наполнил её прозрачным словно слеза берёзовым соком. — Философия — просто набор инструментов, позволяющий размышлять и делать выводы. А в любом наборе важнее не качество оного, а способности того, кто этим набором владеет. Это конечно важно и в любых других видах человеческой деятельности, но в философии — фактор личности наибольший. И так, что же получается? Любая философская кафедра, это всего лишь способ привлечения, и приручения людей умных от природы, чтобы по возможности использовать их в своих целях, либо для обеспечения невозможности их использования другими. И если от отъезда толкового инженера вреда будет немного, инженеру нужны и станки, и общий уровень материальной культуры, и соответствующая интеллектуальная поддержка, то с философом всё проще. Бумага, карандаш, дом с красивым садом, и женщина, которая за всем этим будет следить. А в результате — новые пути развития цивилизации, или ещё что-нибудь столь же разрушительное. Ваше здоровье. — Горыня поднял чашу, и в несколько длинных глотков осушил её. — И возвращаясь к вашему предложению. Инструменты познания широко известны, а садиков с домами и покладистых женщин полно в любой точке мира. Так что Европа в этом смысле ничем не выделяется.

— А общение с себе подобными? — Не сдавался д`Альбер. — Окружение — это тоже очень значимый фактор.

— Тогда почему все великие философы одиноки и предпочитают общаться письмами? — Горыня улыбнулся. — И кстати, это справедливо для всех стран кроме России. Только здесь при ведовских школах действуют центры обмена знаниями, что очень помогает именно в научных исследованиях. Вон, там, у выхода в танцевальный зал, видите? Михайло Ломоносов, беседует с группой молодых людей, среди которых и военные, и ведуны, и выборные от общин. А ваши философы делятся знаниями с крестьянами?

— Но вы забыли ещё один очень важный момент. — д`Альбер отпил крошечный глоток из своего бокала, и видимо найдя вино вполне годным приложился уже куда основательнее. — Императорская стипендия для учёных весьма велика...

— Я достаточно обеспеченный человек, чтобы не думать о хлебе насущном. — Отмахнулся Горыня.

— Так что же вам надо? — Дипломат внимательно посмотрел в глаза Горыне.

— А у меня всё есть. — Горыня так же прямо посмотрел на д`Альбера. — Слава, женщины, деньги, всё это у меня есть, или будет, в любом количестве, только протяни руку. Но самое главное, у меня есть дело. Важное. Огромное. Интересное, до дрожи в кулаках, и бесконечное, как само время. Дело, которое возвышает мою честь, и даёт смысл жизни. — Он улыбнулся. — Защищать, строить, и делать лучше мою страну. А всё, что вы можете мне предложить это быть чужаком за тридцать серебряников, и утешать себя мыслью, о том какой ты умный и как ловко ты выбрал другую родину.

— О! Вы знакомы с Книгой? — Д`Альбер, никак не отреагировав на последний выпад Горыни, поставил на стол уже пустой бокал.

— Я вообще начитанный мальчик. — Горыня без улыбки посмотрел в лицо д`Альбера. — Знаком и с Кодексом Гермеса Трисмегиста, и многими другими трудами. И все они убеждают меня в том, что я принял и осуществляю правильное решение.

— Что-ж. — д`Альбер, вновь наполнил бокал, и с улыбкой кивнул. — Я вижу похвально твёрдого в убеждениях молодого человека, прекрасной учёности, и широких взглядов. Могу лишь пожелать вам удачи, во всех начинаниях. — Он поднял бокал салютуя, и отпив пару глотков с поклоном удалился, освобождая сцену для ещё одного действующего лица.

Это был мужчина лет тридцати, черноволосый, смуглый, одетый в чёрное с фиолетовым, и гордо брякающий вполне боевой шпагой на поясе.

— Имею ли я честь беседовать с принцем Горыней Стародубским? — Произнёс он на вполне понятном английском.

— Да, милорд. Но в данном случае был бы скорее уместен титул маркиз, так как ближайший аналог князя — герцог, и я старший сын. — Горыня учтиво поклонился.

— Я герцог Арко, Филипп Луис, де ла Куэва, де ла Мина, требую у вас сатисфакции за оскорбление, нанесённое Британской короне.

"Ну хоть какое-то развлечение" — Горыня кивнул скорее своим мыслям, чем словам горячего испанца и задумчиво оглянулся. К стыду своему, дуэльного кодекса он не знал совершенно, хотя дуэли в Московском обществе периодически случались. К своей удаче, совсем рядом, он увидел оживлённо беседующих князей Суворова, и Пушкина и шагнув к ним, остановился ожидая пока беседующие обратят на него внимание.

— А, княжич! — Александр Сергеевич, улыбнувшись Горыне словно старому знакомому, отставил бокал в сторону, и крепко пожал ему руку. — Вот, Александр Васильевич, хочу рекомендовать вам, сего весьма молодого, но очень перспективного юношу.

— Перун, Ярый, да и прочая, прочая, прочая. — Суворов довольно рассмеялся, и хлопнул сухой, но неожиданно тяжёлой рукой по плечу Горыни. — Вижу не в штабах отирался! Молодец! — Говорил Александр Васильевич быстро, словно торопился, широко жестикулировал руками, двигался из стороны в сторону словно сбивая прицел снайперу, но взгляд был сосредоточенный, внимательный и взвешивающий. — Но ведь не для разговора пришёл, не для разговора. Вижу нужда какая-то?

— Да вон, испанец стоит. Требует дуэли. А я ни кодекса дуэльного не знаю, ни правил. Пристрелить бы его, чтобы не мучился, но как-то неловко. Всё же издалека ехал...

— Вот молодец! — Суворов расхохотался и вновь хлопнул ладонью по плечу Горыни. — Слышь, Сашка. Весь в тебя. — Александр Васильевич посмотрел на княжича. — Тоже по молодости любил подраться на дуэлях. Но после того как ему ногу прострелили, как завязал. — Суворов в пару быстрых шагов подскочил к испанскому дворянину, и перейдя на испанский язык стал быстро что-то выяснять, временами похохатывая, словно тот рассказывал ему смешную историю. Тем временем генерал Пушкин обращаясь к Горыне негромко произнёс.

— Может статься, что идея пристрелить этого гишпанца была не такой уж плохой. — И пояснил, видя удивление Горыни. — Это известный в Европе бретёр, наёмный дуэлянт и мастер дестрезы. Ученик самого Антонио де Брея. Вы знаете, что такое дестреза?

— Знаю. — Спокойно ответил Горыня. — Хорошая школа двуручного боя, с элементами акробатики. Но у меня тоже были достойные учителя.

— Ну, вот. Почти договорился. — Суворов с улыбкой вернулся к Горыне и Александру Сергеевичу, подхватил свой бокал и сделал большой глоток, словно у него пересохло горло. — Биться будете завтра, в Перуновом дворике, что у Рогожской заставы. Время — сразу после утренних свирелей. Поскольку это он тебя вызвал — оружие на твой выбор. Но, меч брать не советую. — Суворов с улыбкой посмотрел на Горыню. — Пока ты им размахнёшься, он уже наделает в тебе сотню дырок.

— Да у меня и шпаги-то нет. — Княжич покачал головой, и одним движением выдернув из ножен свою палку с некоторым удивлением смотрел, как она удлиняется, превращаясь в нечто похожее на трость.

— Ну-ка? — Александр Васильевич нагнулся и внимательно посмотрел на оружие Горыни. — Никак Святогорова Палица?

— Да вообще нечто непонятное. — Хмуро произнёс Горыня. — Ведёт себя как хочет. То притворяется простой палкой, то режет всё словно масло. Да справлюсь я с этим испанцем, господин неведник. Вы мне лучше вот что скажите. Нам такой специалист нужен, или можно прибить?

— Хмм. — Суворов задумался. — С одной стороны наши мастера ничуть не хуже. И порубежники, и из ханьцев, и наши мечники. А с другой, было бы неплохо. Новая школа, новый взгляд, новые техники...

— Тогда господин неведник, объявите этому кренделю заморскому, что мой выбор шпага, против шпаги. И если я побеждаю, то служить ему учителем двадцать лет. А если нет, то я выбираю пистолеты, и пусть ищет себе место на кладбище.

3

Не важно, женитесь вы или нет — вы всё равно об этом пожалеете.

Приписывается государю — императору Михайло третьему.

Взрыв и пожар на фабрике оберегов купца второй гильдии Оборина, неожиданно порадовал москвичей невиданным ранее зрелищем радужного сияния в небе, и вспышек всех цветов, а также переливов света какое бывает лишь на севере, и зовётся северным сиянием.

Вызванные по тревоге ведуны охранительной стражи быстро справились с бедствием, но зданию фабрики и складам нанесён огромный урон.

К счастью, всё имущество было застраховано в конторе боярыни Гу Янлинь, которая пообещала выплатить положенное в кратчайшие сроки, после завершения расследования.

Московские ведомости 12 травня 7361 года.

Мария, блиставшая на балу, князь Стародубский разрывавшийся между гордостью за детей и опасениями перед дуэлью, многочисленные разговоры знакомых и не очень знакомых людей, дававших какие-то советы, всё это промелькнуло перед Горыней словно кино на ускоренной перемотке. Не особо напрягаясь он лёг спать, и проснулся наутро бодрый и готовый к подвигам. Для поединка выбрал удобный, чуть широковатый костюм, а шпагу ему должны были привезти к самой заставе, секунданты, которыми как ни странно оказались сам князь Суворов, и князь Пушкин. И это волновало Горыню больше всего. Не облажаться перед двумя такими людьми. Отец молча благословил Горыню, и хмурый словно грозовая туча, ушёл к себе в кабинет, а княжич, покатил к месту дуэли в сопровождении Александра Сергеевича, который всю дорогу не останавливаясь сыпал анекдотами, и смешными историями, отчего у Горыни скоро чуть не приключился нервный тик на почве непрерывного смеха.

Когда они вышли из коляски, другая сторона была уже на месте, как и доктор Глебов которого пригласил лично Суворов. Иван Тимофеевич Глебов заведовал кафедрой в Московской Лекарской Высшей Школе, и по слухам лучше него не было целителя по всей Москве.

Дуэлянтов осмотрели волхвы из Военного приказа и колдун из посольства Ордена Песочных часов, после чего внесли в протокол запись о том, что боевые, защитные и иные амулеты отсутствуют, как нет и следов применения стимулирующих зелий.

— Вот держи. — Суворов протянул Горыне шпагу в потёртых ножнах с простой чашеобразной гардой. — Не одну кампанию с ней прошёл. Вакула Тамбовский лично ковал. Это тебе не штатная шпажка.

— Благодарствую Александр Васильевич. — Горыня с поклоном принял оружие, и сдёрнув ножны оценил баланс и гибкость клинка. Шпага была чуть тяжелее, чем он привык, но была отменно сбалансирована, и остра словно бритва.

Аккуратно сняв китель, и отдав Пушкину, Горыня остался в рубашке и штанах.

Наконец секунданты, судья и доктор договорились, и судивший поединок военный атташе германского посольства, взмахнул платком привлекая внимание дуэлянтов.

— Поединок назначен по вызову герцога Арко, Филиппа Луиса, де ла Куэва, де ла Мина, и принят княжичем Стародубским. Бой идёт до смерти одного из участников. Перед поединком хочу спросить, не желают ли они разрешить происшествие миром? Нет? Тогда сходитесь господа.

Разведка боем у испанца была резвой и резкой. Чуть смещаясь из стороны в сторону, он атаковал с разных направлений, пока ещё не в полную силу, но вполне твёрдо. Горыня который мог двигаться как минимум втрое быстрее пока отвечал скупо, надеясь подловить нахального бретёра так, чтобы не зарезать того насмерть, но мастер дестрезы держался на приличной дистанции готовый в любой момент отпрянуть назад, а выкладываться в длинном выпаде было опасно.

Наконец немного осмелев, Арко резко ушёл в сторону, и качнувшись вперёд в имитации длинного выпада, пробил Горыне по опорной ноге, целясь ниже колена.

В ответ княжич чуть присел, и отдёрнув атакуемую ногу назад, резко ударил левой снизу-вверх, но в долю секунды чуть наклонился вперёд, выигрывая драгоценные сантиметры, и чётко словно на тренировке пробил стопой в лицо испанцу.

От удара того бросило назад, и почти потеряв сознание герцог рухнул на спину, но даже в таком состоянии смог быстро подняться, и встать в защитную стойку.

Уважая принципы дуэли Горыня остановился, давая противнику прийти в себя, хотя совсем не был уверен, что Арко поступил бы так же в этой ситуации. Через пятнадцать секунд, испанец кивнул, дав понять, что он готов к продолжению, и пару раз взмахнул шпагой.

Теперь герцог был предельно осторожен. Держался на дистанции всё время пытаясь поставить Горыню в неудобную позицию для защиты. Но в какой-то момент взвинтив темп, пошёл в атаку и, ткнув шпагой вперёд, щёлкнул чем-то на рукояти. Голубоватое облако, вылетевшее откуда-то из гарды, мгновенно преодолело расстояние до княжича, и несмотря на то, что он успел отпрянуть назад, коснулось лица, и осело на рубахе.

Судья что-то крикнул на испанском, закричали и секунданты поединка, но перед лицом Горыни уже стояла ровная белая пелена, словно он плавал в молоке. Время на размышления не оставалось совсем, и почувствовав каким-то верхним чутьём, что противник пошёл на сближение сам рванул вперёд.

Шпага испанца пробила плечо, но выдернуть клинок из раны, Горыня не дал. Запах чужого тела и пыльных тряпок, был уже совсем близко, и княжич ударил гардой примерно на уровне головы противника, рукой почувствовав, как хрустят сминаемые кости, и горячую кровь, брызнувшую прямо на него. И ставя точку в поединке, захватил голову противника левой рукой, коротким движением свернул ему шею после чего мир померк окончательно.

Князь Бенкендорф руководивший Тайной Канцелярией, стоял перед Михайло третьим, словно провинившийся школьник, что очень, очень ему не нравилось, но дела были таковы, что канцелярия и вправду допустила весьма болезненный провал, который ещё скажется в полную силу. Выговор государя был мягким, почти семейным, и вовсе не походил на выволочку, но от этого не становился менее болезненным, поскольку вопросы Михайло били что называется не в бровь, а в глаз.

— И кому же пришло в голову разыгрывать сотрудника моей личной канцелярии, в столь тупых комбинациях? — Михайло сидел в кресле за столом заваленном бумагами, и папками, а перед ним стоял массивный письменный прибор, ощетинившийся карандашами и ручками-самописками, и оттого Бенкендорфу всё время чудилось, что Михайло прицеливается в него.

— А знаете, сколько военных разработок ведёт этот юный генерал? Семнадцать! Он делает новую взрывчатку, дальнесвязь, пушки и даже систему городского освещения, поскольку к каждому перекрёстку волхва — фонарщика не приставишь. И он делал бы ещё больше, только вот кубышка у нас не бездонная. Приходится ограничивать его желания нашими возможностями. И вот этот человек, по сути, второй Кропоткин, идёт на дуэль с каким-то проходимцем, при полном потворстве вашей, князь, службы. Горыня Григорьевич конечно воин каких мало, что и подтверждает результат дуэли, но вы-то! Как вы могли допустить подобное? Не знай я Вас больше тридцати лет, подумал, чего плохого, например, что вы решили таким образом изменить расстановку при дворе. И всё это в преддверии грядущей войны! Больше двух миллионов солдат, собирается против нас только на южном направлении, а сколько будет на северном фронте Род знает! Да вам охранять его нужно словно зеницу ока!

— Государь, восемь сотрудников канцелярии ходят за ним неотступно. Именно они вовремя вызвали подкрепление, и обеспечили прибытие дополнительных сил к дому, где ведьмы собрались провести свой ритуал.

— Что не помешало им пропустить всё основное действие. — Едко прокомментировал государь. — Ну и где же были ваши люди, когда этот гишпанец вызывал на дуэль княжича Стародубского?

— Дуэль между дворянами — дело чести каждого из них. — Твёрдо ответил Бенкендорф. — Они просто не могли вмешаться.

— Они были обязаны! Слышите? Обязаны! — Государь несмотря на спокойный тон явно начинал терять контроль. — Представьте, что было бы с вами, князь, если бы Горыня погиб? Я бы просто не смог остановить Анну, и её сестёр во Макоши.

"А вот это довод" — Подумал Бенкендорф. — "Анна тогда точно прокляла бы всех причастных и просто стоявших рядом. А проклятие берегини, это верная смерть. Верная и тяжёлая."

Михайло третий тяжело вздохнул, и повернулся в сторону окна, за которым шумел свежей весенней листвой, ухоженный дворцовый парк.

— Я с ним конечно поговорю, и объясню, что ему теперь можно делать, а что нельзя ни при каких условиях. Но и вы, Александр Христофорович, не зевайте. Молодец резкий да быстрый, но нам очень нужный со всех сторон. За ним ни кланов, ни обязательств, ни долгов. Зато ума — палата. И с оружием новым подсобил, и со многим другим. Так что берегите его. Это, в конце концов, и в ваших интересах.

Из кабинета государя, Бенкендорф вышел в чрезвычайно растрёпанных чувствах, и только успел подумать, что всё хорошо закончилось, когда увидел стоявшую рядом княжну Анну.

— Александр Христофорович? — Произнесла девушка мелодичным голосом, в котором для князя отчего-то послышались звуки набатного колокола. — Не будете ли вы так любезны и не уделите мне полчаса вашего внимания?

— Да, великая княжна. — Глава Тайной Канцелярии обречённо кивнул, и слегка сутулясь, пошёл за такой хрупкой и внешне совсем беззащитной девушкой.

На этот раз Горыня очнулся совсем не в лучшем состоянии. Тело ломило и крутило, словно по нему прошёлся взвод гренадёров, а во рту образовалась такая сухость, что горло нещадно драло от боли. Но стоило ему открыть глаза, как на лоб легла лёгкая узкая ладонь, и под негромкий плохо различимый шёпот, боль и спазмы стали уходить. Потом в приоткрытый рот полилась такая восхитительно-прохладная и чуть солоноватая влага, он вновь отключился и не слышал, как тихо приоткрылась дверь, и в комнату едва слышно шурша юбкой, вошла Анна.

— Как он?

Лиза Дашкова сидевшая у постели раненого всё время и выходившая лишь чтобы привести себя в порядок и немного поспать, сделала предупреждающий жест рукой, и произнесла шёпотом: — Заснул. — Затем поднялась со стула, и выйдя в смежную комнату тяжело прислонилась к стене.

— Э, а давай-ка Лизонька ты сейчас пойдёшь и поспишь хотя бы до завтрашнего утра. — И гася возможные отговорки, жёстко добавила. — Я сейчас вызову дворцового лекаря, и пару сиделок. Всё самое плохое уже миновало, так что к его пробуждению ты должна сиять, как золотая гривна с монетного двора. А то представляешь, что он увидит? Замученную, высохшую и потрёпанную девицу, которая к тому же должна стать его женой!

Выпроводив Лизу, Анна снова вошла в комнату, где лежал Горыня, и присела на стул, долго смотря в его лицо, на котором даже в забытьи были плотно сжаты губы.

Она что-то тихо зашептала, затем потёрла ладони и раскрыла сжатые кулачки прямо над княжичем, и из них, словно огоньки просыпалось светящееся облако искристой пыли, которая мгновенно впиталась в тело. Лицо сразу разгладилось, Горыня как-то обмяк, и глубоко вздохнув, повернулся на бок, засунув кулак под подушку.

На следующее утро княжича разбудил звук девичьих голосов, журчавших словно ручей, прямо у кровати. Раскрыв глаза, он чуть приподнял голову, и увидел, что лежит на огромной кровати, что в ширину была значительно больше чем в длину, а сама кровать стоит в большой светлой комнате, с расписными стенами, и большим столом в центре, накрытом белой скатертью. От серебряного чайного набора по скатерти разбегались мелкие солнечные зайчики, а над чашками едва заметно вставал парок. Как раз за чаем и сидели пять девиц, негромко что-то обсуждавших. А прислушавшись, Горыня понял, что обсуждают они не что, а кого, а именно его.

— Всё равно будет влезать в разные переделки. — Припечатала Анфиса Гагарина. — Я эту породу знаю. У меня и батюшка и три брата старших. Так постоянно, кто-то лекарем пользует, а то и все вместе. — Она негромко фыркнула.

— Да, согласна. Нрав у Горынюшки конечно спокойный, но это вовсе не мешает ему участвовать в крайне сомнительных предприятиях. — Катерина Лопухина, вздохнула. — А он настоящая шкатулка с секретами. Мне тут от Кропоткина привезли пластину, что не плавится в огне горячей кузни. Не плавится, и не становится хуже. Хвастается, змей подколодный. А мне бы весьма пригодился сей рецепт. Вон, Любаве никак посох-начертатель драконьего призыва сделать не могу. Горит всё словно бумага.

Любава, сидевшая напротив Анны, лишь сосредоточенно кивнула, подтверждая слова Кати, и вопреки своему обычном поведению, молча уткнулась глазами в чашку.

— Ну, не всё так плохо сударыни. — Лиза Дашкова улыбнулась и обвела присутствующих взглядом. — На Горыне печать нашей Пресветлой Госпожи Макоши и, кстати, метка самой Мары. Так что убить его совсем непросто, хотя конечно возможно. Но про печать совсем немногие знают, так что клинок что был у того бретёра-гишпанца, не только стрелялся отравленным облаком ослепляющего зелья, но и сам был смазан ядом Борджиа. Весьма действенная смесь, но к счастью не для нашего героя. Обычный человек скончался бы несмотря на все усилия лекарей, а этот вон, лежит себе подслушивает... — И обращаясь уже к Горыне добавила. — Вставайте Горыня Григорьевич. Я знаю, что вы уже проснулись и чувствуете себя хорошо.

— Ну, если мне дадут одеться...

— Уж чего мы там не видели-то? — Анфиса притворно всплеснула руками, но Анна, тронув колокольчик на столе, не оборачиваясь на вошедшую прислугу бросила: "Одежду княжичу." Затем словно сговорившись, девушки одновременно встали и вышли из комнаты, дав Горыне возможность нормально встать, и одеться в чёрный повседневный мундир государевой канцелярии.

Чего было не отнять у местной медицины так это скорости восстановления. По сути никакого послекризисного состояния, и долгого лежания в постели. Лекарь держал раненого или больного в состоянии сна всё время лечения, и поднимал его лишь тогда, когда пациент был полностью здоров. Так что Горыню не шатало, и двигался он вполне бодро и когда вошёл в комнату, где сидели девушки, был вполне готов к разговору.

Но к тому, что его встретят натуральной головомойкой, обвинив за пару минут во всех грехах, готов конечно не был. Говорила только Анна, а остальные девушки лишь изображали согласие с её позицией, и когда княжна выдохлась, озвучив последний пункт требований — перевод в Академию Наук, Горыня, улыбнулся всем пятерым, и только сейчас присел в полукресло стоявшее рядом.

— Пункт первый. Да, мы в общем не чужие друг другу люди, но это не повод устраивать подобный разнос. Пункт второй. Если вы хотите спокойного, и покладистого мужа, то искать нужно где-то в другом месте. Ну и третье. Человек, который посоветовал вам устроить подобный спектакль, вам не друг, а как раз наоборот — злейший враг. Потому, что сама перспектива вести под венец сразу пятерых, меня вообще не прельщает, а даже слегка пугает. И чтобы у вас в голове не закралось никакой шальной мысли, могу прямо сейчас пойти к государю, и положить на стол прошение об отставке. Поеду в Южное войско десятником, чего мне никто запретить не сможет. Вы реально думаете, что положение в обществе, звания и награды что-то для меня стоят? Да я в могиле видал ваши светские игрища. И на этом жизнеутверждающем аккорде, позвольте откланяться.

Он встал, и найдя глазами Дашу, поклонился.

— Дарья Михайловна. От всего сердца благодарю за лечение и заботу.

После чего поклонился уже всем, и вышел в коридор.

Когда стихли звуки его шагов, Анфиса тяжело вздохнула, и потеребив кончик косы, задумчиво произнесла. — Ну, теперь у нас только два выхода. Или мы его ведём под венец, или он нас.

— И вот какого змия мы тут ему устроили? Катя вздохнула. — Не зря мамка моя говорит, что от мужика только лаской и улыбкой добиться можно.

Идущего по коридору Горыню, перехватил князь Васильчиков, к которому Стародубский испытывал глубочайшее уважение, и лишь взглянув в лицо княжича, потащил его куда-то в переплетение дворцовых комнат и переходов.

Пройдя через два поста охраны, они поднялись по узкой металлической лесенке, и оказались в небольшой прихожей усланной толстым ковром, откуда вели сразу шесть дверей.

— Покои государынь. — Спокойно пояснил князь Васильчиков, и уверенно толкнул крайнюю левую дверь, за которой оказалась большая и очень светлая гостиная, с высоким резным потолком, ростовыми окнами, зеркалами, и мягкой мебелью. — А это семейная гостиная. — Он точно так же спокойно провёл Горыню через комнату и аккуратно стукнулся в дверь, покрытую белым лаком.

— Входите! — Голос Михайло не узнать было невозможно, и Горыня машинально одёрнул мундир.

— Государь. — Княжич, остановившись в дверях замер, сделал шаг вперёд, и коротко поклонился.

В этом кабинете он ещё ни разу не был, несмотря на то, что входил в ближнюю свиту царя. Комната была небольшой, примерно шесть на шесть метров, с массивным столом из тёмного дерева по центру, высокими книжным шкафами вдоль стен, и огромным метровым глобусом в углу. Михайло Алексеевич, сидел за столом в одной рубашке, и подслеповато щурясь затачивал карандаш, коротким засапожным ножом.

— Проходи, Горыня Григорьевич, не чинись, и не тянись. — Михайло аккуратно поставил карандаш в стаканчик острием вверх и негромко рассмеялся. — Можно сказать мы с тобой родственники. Были вот дальними, а теперь и ближними будем.

— Это после всего, что они там мне наговорили? — Горыня с сомнением посмотрел на Государя.

— Наговорили! — Михайло фыркнул. — Мои, вон, бывает, и кричат на меня. Да вот только ни у тебя, ни у них, особо выбирать-то не из чего. — Самодержец огромной империи сдвинул руками документы, с которыми работал в сторону, и достав откуда-то снизу бутылку и три бокала на высокой ножке, ловко наполнил их густым красным вином. — У них выбора нет, так как мало что ты рюрикова кровь, да ещё отмечен Макошью, да и сила в тебе большая. Источник ваш, в имении, где ты посвящение проходил, уже по первому разряду числится, да так, что ко мне уже из Китежа подкатывали, просили отписать для волхвических нужд. Да и рода хорошего. А это тоже, как сам понимаешь важно. Ну и последнее по списку, но не по значению то, что тебя приняли все Анюткины сёстры во Макоши. А прийтись по сердцу сразу пяти разным девицам, это сам понимаешь непросто.

Горыня взял поданный ему бокал, и отпив небольшой глоток поразился глубине вкуса благородного напитка.

— Ну а мне-то эта канитель зачем? — Он посмотрел на государя. — Живу себе спокойно, никого не трогаю... ну почти. А если они решат, что клевать мне мозги, это вообще замечательная идея? Вы меня простите, государь, но у меня и других забот хватает. И война в доме мне совсем не нужна. Сначала подумал, что они вроде нормальные девицы, и можно будет с ними как-то договориться, а сейчас понимаю — дурацкая была затея. Лучше я до седых волос буду бегать к лекаркам, чем воевать и дома и на службе.

Михайло третий нахмурился, побелел, поставил бокал на стол и подняв пронзительный взгляд на. Горыню звенящим от напряжения голосом произнёс.

— Не девку себе на ночь выбираешь. Анна — царских кровей!

— Царская кровь — это конечно очень важно и нужно. — Горыня кивнул. — Да вот только жизнь эта — моя. И почему это я должен все оставшиеся годы мириться с их склоками и руганью? Я мало делаю для державы? Сплю по шесть часов в день. Бумаги извожу как канцелярия, подковы коню своему меняю чуть не раз в три месяца, мундир, вон порохом пропах так, что не отстирывается. Что ещё я должен положить на этот жертвенник?

— Подожди, Горыня. — Князь Васильчиков коснулся руки княжича и пристально посмотрел на царя. — Государь не то, хотел сказать. Правда, Михайло Алексеевич?

Государь отвернулся, и помолчав несколько минут, видимо справляясь с гневом, нехотя кивнул.

— Правда твоя, князь. Не то. Сейчас мои жёны как раз беседуют с Анькой и её подругами. Хвосты им накручивают, чтобы не виляли лишку. Но и ты с пониманием быть должон. Круг Макошин, это огромная сила. Огромная, и для нас, для всей империи очень важная. И как бы не важнее, чем всё, что ты делаешь, и ещё сделаешь. Аня ведь не просто Открывающая. В девочке дар великий, открывать новые источники, а каждый источник, это как глоток воды в жаркий день. И источники, они ведь как люди. Тоже болеют, чахнут, и пропадают без следа. И без Открывающих, никак не справиться. А силу ей даёт круг сестёр. А сила круга она и в муже, что с ними. За полгода, что ты рядом с девчонками, Аня подняла вдвое больше источников, чем все три московских Круга, вместе взятых. Даже забытый "Кузнецкий колодец" оживила. А над ним не один десяток волхвов бился. — Государь снова замолчал, глядя невидящим взором куда-то вдаль. — И если спросить, где ты нужнее, рядом с Анной или на фабриках князя Кропоткина, то скажу тебе точно. То, что делает моя дочь — нужнее во сто крат.

— Ладно, государь. — Горыня кивнул. — Надо, так надо. Не скажу, что мне нравиться вся эта история, но...

— Без, но. — Михайло хлопнул ладонью по столу так, что бокал подпрыгнул, недовольно звякнув. — Через две недели — пойдёшь под венец и свирели в Родов Дом. Для жилья вам отдаю Владимирский дворец, что за Родовым подворьем, у Перуновой башни. Там и вам и охране будет просторно, заодно и библиотека дворцовая рядом.

— Да, без библиотеки никак. — Задумчиво произнёс Горыня. — Кстати о книгах. Эдуард Иванович уже убыл в Тавриду?

— А при чём тут Тотлебен? — Михайло подозрительно посмотрел на княжича.

— А при том, что при всём его таланте, инженерное оборудование позиций на побережье нужно проводить не под пушки образца сорокового года, а под новые орудия. Плюс бронеплиты для усиления защиты огневых точек, новые наблюдательные приборы, и всё то, для чего ещё нет ни инженерных наставлений, ни расчётов.

— А нужно ли тащить новые, ещё не отработанные виды вооружения? — Государь чуть прищурился, глядя на Горыню.

— Если сейчас евроорда получит по мозгам особенно больно, то ещё лет тридцать — пятьдесят будет тихо. — Горыня улыбнулся. — А к этому времени мы такое сделаем, они опупеют от горя. А чтобы они получили, как следует, нужно всё поставить и расставить как нужно. А кто ещё это сделает кроме меня? Тотлебен конечно гений, и в следующий раз, он всё это сделает так, что мне и не снилось, но в первый раз, без меня никак.

— Сбежать значит задумал. — Михайло задумчиво начал барабанить пальцами по столешнице обтянутой зелёным сукном.

— Так на войну же, а не к девкам... — Нейтрально произнёс Васильчиков.

— Да, пусть бы лучше по девкам бегал, если здоровье позволит. — Отмахнулся император. — А ну как что случится, кто будет поднимать эти как их... самолёты, вот.

— Первая эскадрилья сформирована и уже обучает пилотов второй волны. — Горыня удивлённо посмотрел на Михайло, не понимая, как мимо него мог проскочить документ о первом выпуске лётчиков-инструкторов. — Сейчас уверенно пилотируют уже двадцать восемь пилотов, и учится ещё тридцать человек. Через неделю второй выпуск, и мы закрываем весь состав "Особой Эскадрильи Альбатрос". Техники уже готовы, и проходят практику на обеспечении реальных полётов. Всего собрано и готово к использованию шестьдесят самолётов, и боеприпасы из расчёта полсотни боевых вылетов на каждую машину. По результатам экзаменов и практических стрельб, а также учитывая звания, полученные до службы в отдельном учебном полку, командиром эскадрильи назначен полковник Степанян. И поверьте, государь, лучшего командира и не найти.

— Да знаю я. — Ворчливо отмахнулся Михайло. — Переманили у егерей отличного командира. Мне Денис Васильевич тут целый скандал закатил.

— Вспомнит ещё господин Давыдов нас добрым словом, когда его егерей летуны будут прикрывать да забрасывать в тыл врага. — С улыбкой ответил Горыня. — И государь, не его ли спешно в госпиталь доставили воздухолётом с рассечённым плечом?

— Его, — Васильчиков кивнул. — Решил первым ворваться во дворец наместника султана, вот и отхватил.

— В общем, у летунов дела идут, и без меня. — Горыня вернул обсуждение к волнующей его теме. — Взять Царьград и проливы за оставшееся до войны время мы конечно же не успеем, а объединённый флот уже движется. И собственно время до войны — это ровно столько сколько нужно чтобы посадить всё это отребье на баржи, и перебросить к нашим берегам.

— Доложили уже. — Михайло вновь нахмурился, и не чувствуя вкуса, допил бокал. — Думаешь расколотим мы эту армаду?

— Расколотим конечно. — Горыня пожал плечами. Вопрос в том, сколько людей положим, и не придётся ли выводить войско с Кавказа.

— Ладно. — Михайло кивнул. — Даю тебе своё дозволение. Сразу после обряда, отправляйся в Южное войско. Будешь там главным по использованию летунов и "Царёвым оком" о чём я сейчас же сообщу Тотлебену и командующему войском Багратиону. Даже воздухолёт свой отдам. На время конечно, но доберёшься белым лебедем.

— Не нужно. — Горыня усмехнулся. — Полечу на "Вещем Олеге". Его уже давно пора переводить ближе к фронту.

4

Круги ада, это ерунда. Я ушёл после девятого.

Лоренцо де Куава. Военный медикус легионерского госпиталя Римская Империя, 1850 год от обретения благодати.

На двести пятом году жизни упокоился волхв-смотритель Нило-Столбенского Источника Елисей Михайлович Режицкий известный миру как Елисей — врачеватель.

Личная Государева Канцелярия, Русский Волхвический Собор, и Высший Сословный Совет выражает согласную скорбь по почившему, всем ученикам Елисея-врачевателя, его семье и близким. Решением Русского Собора и Высшего Совета на содержание и благоустройство Нило-Столбенского Источника дополнительно выделено двести тысяч гривен, каковые будут потрачены на устройство гостиниц и подворий для страждущих и болезных.

Московские новости. 28 травня 7361 года.

В Родов Дом, под венец, Горыня вошёл в широких белых шёлковых штанах — шароварах, алой рубахе, и сафьяновых сапогах, а рядом шли пять невест в длинных платьях, с высокими кокошниками на головах и волосами, убранными в длинные косы.

В огромном столичном храме было битком народу, но лишь родичи со стороны невест, и жениха, хотя и таковых набралось больше сотни. Приехали даже неведомые Горыне сродственники из Сибири, каким-то образом подрядившие для такой оказии воздухолёт.

Невестины родичи, которые никак не могли поместиться в храме, устроили настоящую битву за то, кто из них удостоится такой чести. Но княжичу вся эта суета была глубоко безразлична. На женитьбу он шёл как на неприятную необходимость. До времени всеобщей демократии и свободы нравов было ещё лет двести, и не факт, что это время здесь вообще наступит, так что если царь сказал "надо", то все сразу же забегали. Поэтому он спокойно перенёс все стадии венчального обряда. И сватовство, когда пришлось ездить по всей Москве, к родителям невест, и смотрины, и рукобитие, и мальчишник, который он провёл со своим первым десятком, добравшимся наконец с Кавказа в Москву.

Свадебный поезд, длиной чуть не в пару вёрст, переполошил всю Москву, пока собирали невест из отчих домов, и выстраивались длинной многослойной спиралью вокруг храма Рода на Красной Площади.

Десяток Горыни — одетые в алые рубахи, загорелые до черноты воины, стояли в первом ряду, довольно скалясь, поглядывая на подружек невест, и оглаживая навершия поясных кинжалов, словно разминая руки перед куда более приятным занятием.

Сам обряд венчания был простым и коротким. Молодые подносили простые деревянные чаши с дарами к подножью статуи Рода, стоявшей на небольшом возвышении, и распитии общей чаши с водой, в которую должны превратиться дары. Если же дары не были приняты, считалось, что они должны быть употреблены на нуждающихся, а воду в чашу наливал храмовый волхв.

Но никаких казусов не произошло. Чаши девиц поочерёдно окутывались разноцветными искрами, и в них появлялась мягко светящаяся вода.

Горыня для дара приготовил не золото и не драгоценные камни, как предлагали Михайло и князь Стародубский, а одинаковые, словно монеты бляшки ванадия, полученного с его помощью в лабораториях Кропоткина.

Ванадий был остро необходим самому Горыне и для производства новых двигателей, и для сотен других нужд, но княжич, сам встал к тиглю, и договорился с волхвами, что чистили для него руду, и выделяли металл, для того, чтобы дар соответствовал случаю.

Подойдя к ступеням последним, Горыня протянул чашу, и мгновенно в храме стало светлее.

Со скрипом и хрустом, сидевшая на троне фигура сначала встала, подняв облако пыли, а затем, огромная, в два человеческих роста фигура сошла по ступеням вниз сразу уменьшившись до нормальной высоты. Раскрашенные суриком и белилами одежды в которые был облачена статуя, превратились в белую шёлковую рубаху, и широкие белые штаны, подпоясанные сверкающим словно расплавленное золото тонким пояском.

— Ты не скупишься воин. — Громко прозвучал в полной тишине голос, густой и тяжёлый, будто громовые раскаты. — Я помню твой первый дар, когда ты отдал самое дорогое, что у тебя было. И сейчас ты сделал дар, цены которого может и не понимаешь. — Рука древнего божества коснулась слитков, и они словно ртуть в золото впитались в тело. Род вздохнул, и от его вздоха задрожали витражи в окнах храма.

— Дары от Макоши и Мары, получишь своим чередом. А от меня какой дар хочешь?

— Не для мены я принёс своё подношение тебе. — Горыня твёрдо и спокойно посмотрел в глаза Роду, и ещё раз поклонился. — Пусть на то будет воля твоя.

— Так тому и быть. — Род, улыбнулся, как-то по-хитрому взглянул на Горыню, и провёл рукой в воздухе на уровне глаз оставляя за пальцами светящийся след который словно змейка влетел в Горыню, оставив на лбу светящееся пятно, которое быстро погасло.

Горыня был несколько опешен происшедшим, несмотря на знакомство с богами этого мира, а попавшие на церемонию родственники и близкие просто пребывали в шоке от такого видения.

Может быть в силу этого, а может по другой причине, всё последующее действие прошло мимо княжича, словно титры неинтересного фильма. Завершение обряда на берегу Аузы, где он с жёнами бросил в воду венчальные пояса, и специально изготовленные кольца, и пир в Большом Зале кремлёвского дворца, запомнился лишь зрелищем засветившейся реки, и огромным, во весь стол пирогом которым для начала потчевали всех гостей.

Огромный восьмимоторный воздухолёт "Вещий Олег", рассекал небо негромко гудя механизмами, и шелестя на встречном потоке алюминиевой обшивкой. Горыня который строил этот корабль как центр управления боем, озаботился и удобными каютами, и обзорной палубой, совмещённой с штабным залом, и даже душевыми. Но сейчас на борту было лишь два десятка офицеров, летевших в штаб Южного войска, его личный десяток, да сто тонн особых грузов для войск, расположенных в Тавриде.

Двухсотпятидесятиметровый дирижабль сопровождали пять кораблей поменьше, но двигались все ходко, не экономя на топливе.

Несмотря на первоначальное отчуждение между офицерами и Горыней, через пару дней он перезнакомился со всеми, и установил спокойные деловые отношения, убедив их в том, что не собирается ни под кого копать, и вообще летит в действующее войско не для интриг. Оставался ещё немаловажный вопрос, как его встретит князь Багратион, но эти сложности нужно было разрешать по мере поступления. Пока что Горыня любовался видами с широкой обзорной палубы возухолёта, и работал с картами Севастопольского укрепрайона, где были обозначены укрепления уже возведённые Тотлебеном.

До войны оставалось совсем немного времени. Дипломатическая почта уже доставила ультиматум, подписанный главами европейских держав, объединённая эскадра прошла проливы, и готовилась встать под загрузку войсками в устье Дуная, а это значило, что максимум через месяц, заговорят пушки.

Самолёты и воздухолёт Русь должны были начать выдвижение к фронту уже после начала боевых действий, чтобы максимально затруднить принятие контрмер. А для начального этапа вполне годились два десятка воздухолётов оснащённых пушками и бомбосбрасывателями.

— Волнуетесь, Горыня Григорьевич? — Вошедший на палубу командир инженерной бригады генерал-инженер Проскурин летавший в Москву за какой-то служебной надобностью, подошёл и встал рядом.

— Да. — Княжич кивнул, признавая очевидное. — Очень много новой техники в войсках. И хотя всё обкатали на полигонах, и вроде даже пропустили артиллеристов через учебки, всё равно душа не на месте. Как-то всё оно в реальном бою?

— Это ведь у вас первая компания?

— Ну, можно сказать и так. — Горыня усмехнулся. — В самом начале службы была небольшая заварушка у крепости Отрадная, но на большую кавказскую войну я уже не попал.

Проскурин улыбнулся. "Солдатский телеграф" мгновенно разнёс весть о разгроме крупнейшей турецкой банды на Кавказе, что сильно подняло боевой дух войск, а имя Горыни Стародубского тогда в первый раз стало мелькать в разговорах.

— Славное дело. — Генерал кивнул. — Но долгая кампания — совсем другая история. Придётся вгрызаться в землю — матушку изо всех сил. Уж очень серьёзная армия на нас идёт. И я обратил внимание на карты, с которыми вы работаете... Что за углы, которыми вы помечаете артиллерийские позиции? Для секторов обстрела пушек что-то многовато берёте.

— Пушки новые. — Пояснил Горыня. — На поворотных лафетах, с повышенной точностью, и увеличенной дальностью стрельбы. Кроме того, мощь даже двадцатилинейной пушки не ниже сорокалинейки образца двадцать восьмого года а пятидесятилинейную и сравнить-то не с чем. Другая начинка, другая оболочка, другой взрыватель. Мы везём с собой пять таких пушек с боеприпасом, а основная часть оружия придёт вторым и третьим рейсом воздухолётов. Всего полагаю разместить сто тридцать десятилинейных, пятьдесят тридцатилинейных, и десять пятидесятилинейных пушек, на господствующих позициях. Это сразу даст подавляющее огневое преимущество, и позволит срывать вражеские перегруппировки войск. Но главная надежда всё равно на воздушный флот.

— Вы это только Эдуарду Ивановичу Тотлебену не говорите. — Проскурин рассмеялся. — Хотя без него, всё равно ни одна лопата земли не будет брошена.

— Договоримся, я думаю. — Горыня улыбнулся. — Цель-то у нас одна.

Штаб Южного войска, расквартированный в Симферополе, гудел словно потревоженный улей. Вестовые, штабные офицеры, казаки охранных сотен, и пара курьерских воздухолётов, находились в постоянном осмысленном движении, и бурлило предвкушением хорошей драки. Горыня переодевшийся для такого случая в парадный мундир, поспешил представиться командующему войском неведнику Петру Ивановичу Багратиону, который несмотря на девяностолетний возраст, был крепок, быстр и даже внешне не обладал никакими старческими признаками, что конечно, прежде всего, было выдающимся достижением волхвов — целителей.

Толстенный пакет, который отдал Горыня, был в туже секунду вскрыт, распотрошён, а документы тщательно осмотрены.

— Садитесь княжич. — Багратион нетерпеливо кивнул Горыне, и стал быстро просматривать листы с гербовыми печатями. — Через два часа совещание, и прошу вас присутствовать, как командующего воздушными силами. Охрана я так понял у вас своя, так что с квартирьером разберётесь сами. Встать рекомендую недалеко от штаба, чтобы быстро быть при тревоге. Так, а это что? Список имущества особой артиллерийской группы? Отчего не обычным порядком, а через канцелярию Государя?

— Всё просто ваша светлость. — Горыня развернул карту, что была у него в руках. — Вы же присутствовали на полигоне, при испытаниях нового автоматического скорострела?

— Да, такое не забывается. — Багратион быстро кивнул. — Ловко вы их тогда...

— Так вот, это то же самое, только стреляет не пулями, а снарядами. Небольшими. Всего в двадцать линий, но по могуществу чуть выше, чем стоящие на вооружении пушки. Через час могу продемонстрировать в действии, только нужно указать место для показа. Прицельная дальность больших пушек — четыре тысячи сажен, а максимальная дальность полёта шесть — семь вёрст, в зависимости от высоты позиции.

— Змей мне в ребро. Это же всю диспозицию нужно пересматривать!

— Совсем немного, ваша светлость. — Горыня удерживая в руках карту продемонстрировал Багратиону. — Мы просто подопрём уже имеющиеся батареи своими пушками, расположив на высотах, откуда старые орудия не могут стрелять прицельно. Да и мало их совсем. Всего полторы сотни успели сделать. Но боезапас приличный. Ну и связных амулетов привёз триста штук. Это не считая тех, что приписаны к возухолётному отряду.

— Все бы так в войско приезжали. — Багратион вздохнул и встав из-за стола подошёл к карте полуострова. — Наши агенты докладывают, что основная точка высадки будет именно здесь. У Севастополя. Смогут ваши воздухолёты хоть немного проредить десант?

— Не только проредят, но и сильно снизят его численность. Но всех утопить не сможем. — Горыня развёл руками. — Слишком большой флот.

— Это понятно. — Князь нетерпеливо взмахнул рукой. — Но даже если утопите хоть треть войск, низкий вам будет поклон и от меня лично и от всего войска. Поделитесь планами на воздушную баталию?

— С вами — разумеется. — Горыня кивнул. — А вот на совещании я бы лучше помолчал. Мало ли что? Не хочу испортить сюрприз герцогу Веллингтону.

— Хмм. — Пётр Иванович нахмурился. — Я уверен во всех генералах как в самом себе. Неужели вы подозреваете кого-то в предательстве?

— Ни в коем случае, ваша светлость. — Горыня покачал головой. — Просто полагаю, что кто-то из них может обронить случайно несколько слов, не в той компании, или чего хуже станет менее интенсивно готовиться к бою. А я бы хотел исключить любые случайности. Но даже вам я не могу всего рассказать, хотя бы потому, что кое-что лучше один раз увидеть.

На следующий день Горыня с одобрения Багратиона переехал ближе к Севастополю, устроившись в деревеньке Холмовка расположив там же штаб командования воздушными силами, и начав оборудовать стоянку для дирижаблей.

На возведении укреплений трудилось уже больше десятка воздухолётов работавших воздушными подъёмными кранами, и перевозчиками материалов, так что позиции в основном были уже оборудованы. С Тотлебеном тоже удалось быстро договориться, просто продемонстрировав работу тридцатилинейной пушки, которую установили в двух вёрстах от невысокого холма, разметив на нём флажками крестообразную мишень.

Пара орудий, установленных на разлапистых поворотных лафетах, уже была готовы к стрельбе, когда с грохотом подков и стуком колёсных ободов подлетела коляска с генерал-инженером Тотлебеном и командующим армией князем Багратионом.

— Ну-с, голубчик, что этот тут у вас? — Командиры несколько раз обошли пушку, и внимательно осмотрели станок и направляющие для снарядов, потом Багратион обернулся к Горыне, и с каким-то странным выражением лица, вытер вспотевший от жары лоб большим платком, и усевшись с Тотлебеном в походные кресла, поставленное расторопными адъютантами, взяли в руки большие морские бинокли. — Начинайте, Горыня Григорьевич.

— Слушаюсь ваше светлость. Первое орудие, пристрелочным, одиночным, по мишени, Угол двадцать, поправка ноль. — Горыня стоя у стереотрубы, навёлся на мишень, и чуть крутанул резкость. — Огонь!

Гулко ахнуло семидесятишестимиллиметровое орудие, выплеснув факел огня вперёд и в стороны, и через пару секунд, у основания холма, метрах в тридцати от центра мишени, встал столб дыма.

— Первое орудие, пристрелочный, по мишени, угол двадцать три, поправка минус один.

Теперь дымный столб встал метрах в пяти от мишени, что было практическим накрытием.

— Первое орудие, огонь на полную загрузку элеватора, по мишени. Углы прежние. Огонь.

С задержкой в три секунды, пять снарядов разворотили в склоне холма огромную яму. Артиллерист-наблюдатель стоявший с краю, вскинул флажок.

— Цель поражена, ваше превосходительство!

— А уж я-то как поражён. — Тотлебен встал с кресла и ещё раз обошёл орудие кругом. — Вы хоть понимаете голубчик, что вы сотворили? Это же просто ужас для вражеских батарей! Какова дальность огня?

— Прицельная три версты ваше сиятельство, а на полную дальность, так можно и на шесть забросить.

— Мда. — Тотлебен задумчиво посмотрел на развороченный холм, и перевёл взгляд на второе орудие. — А это что за зверь?

— Это? — Горыня усмехнулся. — Это моё любимое творение. — Он подошёл ближе к двадцатипятимиллиметровой пушке с длинным тонким стволом, который заканчивался мощным дульным тормозом. — Собственный дальномер, бункер на двадцать выстрелов, и исключительная точность боя.

— Продемонстрируете?

— Разумеется, ваше сиятельство.

Горыня сначала хотел сесть на место стрелка сам, но встретившись глазами с молодым лейтенантом-артиллеристом, закончившим артиллерийские курсы, с улыбкой кивнул.

— Господин лейтенант, а нарисуйте мне поверх этой ямы крестик.

— Слушаюсь ваше сиятельство! — Лейтенант на несколько секунд приник к прицелу, совмещённому с оптической дальномерной трубкой, и удостоверившись в том, что всё в порядке, дёрнул рычаг подачи унитаров, и плавно вдавил педаль спуска.

Тяжёлая гулкая очередь, хлестанула по холму вспучивая фонтаны разрывов, встававших один за другим, ровно, словно по линейке. Сначала справа налево, а потом сверху вниз, образовав на склоне почти идеальный крест.

— Да... Много я всякого слышал о государевой канцелярии, но такое, признаюсь, вижу впервые. — Тотлебен опустил бинокль, и широко улыбнулся. — Горыня Григорьевич, предлагаю по сему случаю отобедать у меня, чем Род послал, и заодно обсудить будущую диспозицию.

Переделав вдвоём за одну ночь расположение артиллерийских позиций и частично схему обороны, со следующего утра начали установку пушек, и рытьё дополнительных окопов, так как Тотлебен категорически настоял на дополнительном пехотном прикрытии, столь ценных батарей.

Вызов из ставки командующего пришёл на пятый день непрерывных работ, когда в целом оборона была уже выстроена, артиллеристы обживались на позициях, и даже сделав запасы воды и еды согласно предписанных норм.

Полсотни километров до ставки, Горыня решил проделать верхом, благо погода благоприятствовала, а Обжора уже слегка застоялся. Вместе со своим десятком, щеголявшем уже не в форме поместного войска, а в мундирах государевой канцелярии, двинул в путь по дороге, которую уже закончили ремонтировать, превратив если не в шоссе, то в очень пристойную двухполосную дорогу.

Ставка Багратиона всё так же деловито шумела, перемалывая донесения, сводки, и синхронизируя полумиллионную группировку Южного войска. Всё ещё прибывали подкрепления, везли воинские припасы, и всё это нужно было расставить, правильно применить и выдать непротиворечивые указания. Слава местным богам, что продолжительность жизни в среднем была куда больше ста лет, и для большинства офицеров это была далеко не первая война.

Стоило Горыне появиться в приёмной, как дежурный адъютант сразу же проводил его в кабинет командующего, а тот в свою очередь попросил работавших у карты офицеров выйти.

— Горыня Григорьевич, — Багратион крепко пожал руку княжичу, и кивнул, разрешая сесть. — У меня для вас важные новости. К нам, в Южное войско летит Макошин круг великой княжны Анны. Я знаю о ваших сложных взаимоотношениях, но сразу хочу сказать, что благословение ваших супруг, очень важно для всей нас.

— Да пусть прилетают. — Горыня пожал плечами. — Делов-то. У меня свои заботы, у них свои. Охрана там вполне приличная, так что думаю проблем не будет.

— Да, охрана у них своя. — Кивнул князь задумчиво глядя на Горыню — Но я хотел бы попросить вас о личном одолжении. — Командующий помолчал и не дождавшись вопроса, произнёс. — Качество благословения сильно зависит от духовного состояния берегинь. Может отложите хотя бы на пару дней ваши разногласия, и поможете им? Не за себя прошу, за солдатиков. Многим, это жизнь спасёт. Очень многим.

— Да нет по сути никаких разногласий. — Неохотно ответил княжич. — Вообще вся эта история со свадьбой была моей дуростью и ошибкой. И вот эта ошибка и вылезает всем нам теперь боком. Но, вы Пётр Иванович не переживайте. Всё что от меня зависит, я сделаю.

Встречали воздухолёт императорской семьи с помпой. Оркестр, ковровая дорожка, расстеленная прямо в пыли, и почётный караул из казаков и гвардейцев по обе стороны прохода.

Чётко зависнув над площадкой, Буревестник — воздушная яхта императорской фамилии, развернув винты, мягко прижался к земле, и сразу же откинул широкую дверцу, которая превратилась в сходни. Все пять жён Горыни одетые в относительно скромные шёлковые платья, всех оттенков синего цвета, чинно спустились к дорожке, и пошли к встречающим, одаривая гвардейцев и казаков улыбками.

— Рад приветствовать вас, великая княжна и ваших сестёр на земле Юга России. — Багратион по-военному был краток и уже через полчаса, вся процессия сидела за праздничным столом в зале Сословного Собрания Таврической губернии. Горыню, как мужа, посадили в самый центр, а справа и слева уселись весело улыбающиеся жёны.

Сам Горыня старался вести себя как можно более раскованно. Шутил и отвечал смехом на шутки других участников застолья, поднимал бокалы за здравие своих жён, и за силу русского войска, а когда перешли в музыкальный салон даже спел одну песню, к удовольствию всех присутствующих.

Расходились уже когда заходящее солнце сменило цвет с золотого на багряный, а перед домом где разместили дорогих гостей, зажглись фонари.

Пока в спальне и прилегающих комнатах царила какая-то нездоровая суета. Горыня успел вымыться в довольно приличной ванной с магическим подогревом воды, и переоделся в простые штаны и рубаху.

Дом, ранее принадлежавший купцу первой гильдии Орешкину, был выкуплен казной, и сейчас числился как гостевые покои Сословного Собрания, что не помешало ему, в смысле дому сохранить и богатую библиотеку.

Здесь его и нашла Лиза, тихонько проскользнувшая в приоткрытую дверь словно котёнок. Она молча присела на пол у кресла в котором сидел Горыня, и так же молча положила голову ему на колени.

Стоило Горыне шевельнуться, Лиза словно отмерла, и подняв голову произнесла.

— Только не гони меня, Горынюшка. Знаю миленький, что сложно с нами, да и ты орёл непокорный. Но вот такого мы у Макоши просили. Тебя просили. Прости нас, дур глуподырых.

Взгляд Горыни упал на огромные глаза Лизы, в которых было столько всего, что сердце сразу дало сбой, захлебнувшись от накатившей нежности. Он коснулся волос Лизы, и взяв её руку коснулся губами пальчиков, пахнущих травами и степью.

— Пойдём. — Лиза поднялась, и взяв Горыню за руку, легонько потянула за собой.

Все двадцать воинов десятка Лутони Железнова, плюс пятнадцать бойцов под командованием Дубыни Горицкого сидели на заднем дворе дома плотным кружком, возле начинающего закипать котла, где варился сбитень.

Гости компании — старший урядник Петро Ковыль, уже расставивший своих пластунов вокруг дома, и капитан гренадёрской роты, обеспечивавший внешнее кольцо охранения сидели здесь же, спокойно и несколько расслаблено наблюдая за игрой языков пламени.

— А что, господа десятники, сговорится княжич Стародубский с жёнами, али нет? Говорят, нет меж ними согласия. — Казак, не страдавший излишней деликатностью, задал вопрос, ответ на который хотели бы знать очень многие.

Были вполне живы и здоровы ветераны, помнившие благословение макошиного круга перед битвами в прошедшую войну, и силу, которую это благословение давало. Раны тогда заживали намного быстрее, усталость проходила после пары часов сна, а пули, как казалось, и вовсе обходят стороной. Поэтому вопрос о благости настроения берегинь, был вовсе не праздным.

— Да кто его знает. — Дубыня голыми руками переломив толстый чурбачок, подбросил половинки в огонь. — Сильно видать осерчал Горынюшка на жён своих бестолковых.

— Ну, поговори мне тут... — Вступился Лутоня за Анну, которую знал с момента рождения.

— Не нукай, не запряг. — Беззлобно отмахнулся Дубыня. — Я те так скажу Лутоня. Вот сколько девок ни было с княжичем, все от одного взгляда его млели, а как с утра от него шли, так словно над землёй летели, ногами матушки не касаясь. Знал он как душу девичью успокоить, да радость подарить. То не каждому дано, а вот ему, наверное, Макошь отмерила полной чашей. Да и явление Рода, в храме, сам видел, вот этими вот глазами. Чем уж он поклонился Батюшке, не знаю, но дар тот по сердцу пришёлся. И ежели княжнам он не по нраву, так неча его было в мужья брать.

— А ну как не сладится у них? — Не сдавался урядник.

— А не сладится, так будем биться. — Дубыня вздохнул. Кровушки уж верно больше польём, так на то и воины, чтобы кровью мать сыру землю кропить, да в неё ложиться.

— А верно говорят, что княжич в бою лют? — С жадным интересом спросил командир гренадёров.

— Не. — Антип усмехнулся, и подхватив котёл, осторожно снял его с огня и отставил в сторону — остывать. — Врут. Не лют он совсем. Вот ты видел, чтобы косарь, лютовал с косой на поле? Вот и княжич. Он разумник каких мало. У такового человека никогда злость вперёд головы править не будет. Я за его спиной стоял, когда он турок клал сотнями. В той бойне их тысячи четыре уложили, и две, а то и три — княжича работа. Пуля из скорострела, что он придумал и сделал, двоих — троих насквозь прошивала, руки — ноги отрывала, а коли в голову какая попала, так и голова сразу долой. Не чисто конечно, как сабелькой, но тоже неплохо. — Антип тихо, почти беззвучно, рассмеялся. — И я те так скажу. Вот сколько новиков не видал, так они с первого трупа ну самое первое так зеленеют словно трава, а то и харч метать принимаются. Но княжич не таков. Он все время переживал, знаешь за что? Что огневого припаса у него не хватит на всех, хоть и запас словно на тысячу. А когда один на дороге остался, а нас с лекарками прогнал в крепость, так я и вовсе не чаял живым увидеть. На верную смерть ведь шёл соколик. Да вот только Мару он ублажил полной чашей. Чуть не с полсотни башибузуков там оставил, да их главаря Исмаил Пашу вдобавок. А сам, ну как с поля учебного вышел. Запыхался немного, чутка помят, но без единой царапины. А лицо у Горыни, ну как у нашего кузнеца деревенского Вакулы. Тот тоже вечно недоволен был работой своей. Всё мелкие огрехи находил.

В этот момент, над крышей особняка полыхнуло радугой, и дом словно вздрогнул, окутавшись светло-розовым сиянием.

— Ну похоже, сладилось у них. — Капитан довольно потёр ладони. — Эх, будет теперь дело! Ну разливайте что ли? А то похладим сбитень, какой тогда с него жар?

5

— Какая странная у вас шпага сэр.

— Это арматура.

Подслушано на дуэли между русским витязем, и британским джентльменом.

Восстановленный в силе, Кузнецкий Источник, будет наново благоустроен приимным домом, и платами для волхвов и страждущих. Так в своём еженедельном послании объявил московский генерал-губернатор князь Голицын Дмитрий Влодимирович. За годы бездействия многие сооружения источника пришли в запустение и негодность, так как средств, выделяемых на поддержание порядка, было недостаточно. Теперь, будет нанята артель каменщиков для возведения каменных строений вместо стоявших деревянных палат, и значительно расширена площадь подворья. Макошин же родник, находящийся на территории, будет всё так же доступен всем желающим, а вывод воды от того родника устроен в стене, окружающей подворье, дабы всякий мог сполна и безплатно набрать требуемое ему количество.

Газета Московские Новости.

Благословение Круга, оказалось весьма красочным зрелищем. Жёны, вышедшие поутру следующего дня на Сапун-гору, встали кольцом вокруг сложенной на вершине пятигранной пирамиды из белого камня, и возложив руки на её стороны, запели заклинание, от которого облако свечения, появившееся над верхушкой пирамиды, начало разрастаться, и переливаясь всеми цветами радуги, накрывать словно купол, сначала гору, затем её подножье пока не растянулось на всю территорию от Балаклавы до Бельбека накрыв весь город и извилистую словно фьорд Севастопольскую бухту. Сам Горыня ничего не почувствовал, но видя, как на глазах подтягиваются и словно молодеют Багратион и Тотлебен, счёл дело стоящим того безумного марафона страсти, который ему устроили жёны в ночь примирения.

Вражеская армада уже грузилась на баржи и корабли, поэтому все средства усиления включая воздушные силы были сконцентрированы в Тавриде, включая воздушного гиганта — дирижабль Гнев Перуна.

Длинный, больше двухсот пятидесяти метров, воздухолёт имел плоскую верхнюю площадку, и выпускающий ангар для самолётов, позволявши одновременно опускать самолёты вниз, на рабочую палубу для обслуживания и поднимать для старта подготовленные машины.

Всего на "Перуне базировалось тридцать самолётов, и ещё тридцать располагалось на земле, в районе Симферополя, под охраной Терской Казачьей бригады.

Именно он, и приданная авиагруппа в составе двадцати дирижаблей вышла на перехват армады кораблей что грузилась десантом в порту Констанцы.

По прямой, от Симферополя до Констанцы, было немногим более четырёхсот пятидесяти вёрст, и воздушная группа преодолела это расстояние всего за пять часов идя экономичным ходом в восемьдесят вёрст в час.

Атаковали Констанцу на рассвете, когда корабли и баржи с уже погруженными войсками кучно стояли у причалов. Первыми, с высоты в тысячу сажен прошлись дирижабли-бомбардировщики, сбрасывая на порт и город десятки тонн двухкилограммовых осколочных и зажигательных бомб, отчего в городе с преимущественно деревянной застройкой воцарился настоящий ад. Порту и припортовой акватории тоже досталось, но корабли, стоявшие на рейде, были атакованы штурмовиками которых вёл лично полковник Степанян. Маги, приписанные к кораблям, ничего не могли сделать против быстрых и относительно малоразмерных целей, и очень быстро море украсилось живописными кострами из горящих кораблей, и немногочисленными шлюпками со спасшимися матросами и солдатами. К огромному сожалению Горыни, флагманского корабля эскадры Веллингтона и ядра его флота в Констанце не оказалось, но и так, удар по войскам Священного Союза оказался впечатляющим. Армия, предназначенная для высадки в Тавриде, фактически перестала существовать.

Герцог Веллингтон, гостивший в это время у падишаха Порты — Абдул-Меджида, получил сообщение о разгроме Констанцы за завтраком, что, конечно же, совсем не улучшило его аппетит. Правда, остальные сообщения, которые начали поступать одно за другим вообще вызвали у него изжогу, и нервный тик, появившийся после ранения в Индии. Порт и город фактически перестали существовать, так как дно перед Констанцой было густо завалено останками кораблей. Погибло больше пятисот тысяч солдат собранных по всей Европе, около ста кораблей, и без счёта вспомогательных судов. Правда в распоряжении герцога ещё оставался весь Средиземноморский флот Её Величества, и отборные британские войска. Но было их не так чтобы много, поскольку предполагалось вводить в бой вторым эшелоном, по мере того как будут выбивать ветеранские части русских.

Но Веллингтон был действительно опытным генералом, и решение простое и эффективное родилось у него довольно быстро. Собрав командиров полков и капитанов кораблей, он объявил своё решение уже в полдень, когда солнце встало над минаретами Золотой Софии.

— Так господа. Командуйте срочную погрузку на корабли и баржи всех солдат. Гарри, на тебе эта отрыжка противоестественной страсти козла и ослицы — султан. Выгреби у него все войска, какие сможешь, и какие не сможешь, грузи на фелюги, лодки контрабандистов и вообще всё что найдёшь, и сразу отправляй к Тавриде. Точно так же поступать с баржами, несущими войска её величества. Россыпью, разными маршрутами, но сойтись они должны у этой точки. — Герцог обозначил на карте место в полусотне миль от Севастополя.

— Сэр, мы отправим десант без прикрытия кораблей? — Подал голос командир флагманского линкора Британия.

— Да, чёрт меня возьми! А иначе у них не будет ни единого шанса добраться до этих русских! Сейчас господа мы должны распылить свои силы по всему морю, чтобы сойтись для высадки. Воздушная армада прибудет туда чуть ранее, для прикрытия высадки и бомбардировки позиций. Кораблям идти скрытно, и упаси вас господь, если кто-то зажжёт хоть один фонарь на борту. К вечеру, в порту Истамбула не должно быть ни одного нашего корабля. Я отправил сообщение на флот в Варне и Бургасе, и они прибудут туда же, так что у нас не всё так плохо. Но господа, это наш последний шанс обзавестись уютным поместьем в этой европейской жемчужине — Тавриде.

Когда командиры разошлись, герцог звякнул колокольчиком вызывая адъютанта и когда тот вошёл, не оборачиваясь произнёс:

— Пригласите баронета Фэрфакса.

— Слушаюсь. — Адъютант испарился, а через минуту, в кабинет герцога уже входил высокий подтянутый молодой человек с вытянутым аристократическим лицом, обрамлённым роскошными бакенбардами. Алый с чёрным мундир сидел на нём словно влитой, и Веллингтон чуть заметно кивнул, оценивая великолепную стать одного из Фэрфаксов.

— Садитесь мой мальчик. Садитесь. Здесь, пока я командую войсками Её Величества, вы не саб-лейтенант, а мой воспитанник, и ученик.

— Благодарю вас ваша светлость. — Молодой человек сел, держа спину прямо, как и подобало выпускнику "Магазина" как неофициально именовали Королевскую военную академию в Вулидже, готовившую офицеров — артиллеристов, сапёров и военных магов.

— Я знаю, что ты не только был первым на курсе, но и сейчас — сильнейший маг во всём Флоте Её Величества. Для нашей операции — это очень важно, потому как после подлого удара этих бородатых варваров, наш Остров можно сказать остался совсем без защиты. Тем важнее и опаснее твоя миссия. На тренировках ты мог бить на половину мили. Можешь насмерть высушить всех своих ассистентов, рабов и вообще всех вокруг, но от места высадки ты должен снести все эти чёртовы батареи русских, или хотя бы заставить их замолчать пока солдаты не развернут пушки. Я дам тебе в охрану роту морских пехотинцев под командой лейтенанта Гизи. Это опытный офицер, и при нём ты будешь в безопасности как в отцовском доме.

— Не беспокойтесь сэр. — Джон Фэрфакс кивнул. — Меня снабдили достаточным количеством накопителей благодати, чтобы оставить на месте высадки сплошное выжженное пятно. Русские заплатят за всё, и в первую очередь за смерть моей семьи.

— Это хорошо мой мальчик, что ты решительно настроен. Порой для победы нам не хватает именно решительности. — Маршал Веллингтон кивнул, и жестом отпустив молодого офицера, посидел ещё какое -то время за столом, и подойдя к широким панорамным окнам каюты, сел в стоящее тут же кресло.

Веллингтон был очень опытным военачальником, прошедшим через несколько войн. Голландия, Индия, Дания. После — война с "Маленьким Корсиканцем", которого он не любил, но уважал за полководческий талант. И даже когда Наполеона захватили русские казаки, гнал лошадей всю ночь, чтобы остановить казнь, но не успел. Военно-полевой суд приговорил Наполеона первого к расстрелу за военное нападение на Российскую империю, и тут же привёл приговор в исполнение. Маршалу осталось только присутствовать на его похоронах.

Теперь, Веллингтон, с армией всей Европы противостоял недавним союзникам, и, если бы не недавняя опустошительная междоусобица, европейские силы были бы куда сильнее.

К 1850 году от обретения благодати, Британия была не только сильнейшей в Европе страной, но и самой передовой в техническом отношении, что сказалось и на военной промышленности, и на оснащении флота Её Величества и армии. Корабли получили кроме мощных пушек паровые двигатели, что увеличивало их боевую скорость и позволяло двигаться против ветра. Теперь их строили не из дерева, а полностью из металла, что положительно сказалось на вместимости и мореходности, а бомбические орудия отливались из специального чугуна. Кроме того, во флоте которым командовал адмирал Эдмонд Лайонс присутствовали французские бронированные плавучие батареи и большой отряд скоростных кораблей, предназначенный для блокады перевозок по Русскому морю.

Армия в свою очередь получила первые многозарядные ружья с нарезными стволами, и даже скорострельные картечницы, буквально заливавшие поле боя свинцом.

Всё это позволяло Веллингтону надеяться на скоротечную и победоносную кампанию, и единственным тёмным пятном на его планах был воздушный флот русских.

Но британцы сделали свои выводы из воздушного нападения на Лондон, и каждый дирижабль нёс одну скорострельную картечницу и несколько бомбических пушек с картечными зарядами. Таких воздушных батарей у Веллингтона было почти два десятка, а остальные дирижабли должны были воевать в составе армии под командованием маршала Раглана — относительно молодого, но весьма талантливого военачальника. Однако основной удар будет нанесён отсюда. Захватив русские поселения вдоль побережья, Британия не только отрезала России выход к важнейшей транспортной артерии, но и создавала постоянную угрозу военного вторжения с Юга, что позволило бы держать Российскую империю на коротком поводке. Лорд Пальмерстон, случайно выживший под завалами своего дома, и являвшийся главным организатором и вдохновителем нового похода на восток, этот момент в своём докладе парламенту отразил специально, и нашёл полное понимание среди британской знати.

План рассредоточения сил флота был неожиданным, и увенчался полным успехом. Прошедшая над проливами воздушная армада не обнаружила ни одного военного корабля, и ушла ни с чем в то самое время, когда британский флот, уже начинал концентрироваться у Тавридского побережья. Наблюдатели на аэростатах своевременно отследили вражеские корабли в полсотни миль от берега, но силы русского флота и объединённой эскадры были несопоставимы даже после разгрома у Констанцы.

Командующий Южным войском князь Багратион немедленно приказал Горыне атаковать вражескую флотилию, но княжич сумел доказать, что ещё рано, и находившийся на летающем наблюдательном пункте командующий, сейчас стоял с биноклем нервно следя за перемещением мелких кораблей между гигантов линкоров и десантных барж.

Но на берегу уже кипела работа. Загружались бомбовые отсеки воздухолётов и заправляли снарядные ленты в короба. По расчётам Горыни, авианалёт должен был начаться в сумерках, когда подойдут французские плавучие батареи Орлеан, Паризия, и Марсель. Собственно, именно они, вооружённые германскими дальнобойными пушками, и были главной угрозой побережью, так как могли близко подойти к берегу и одновременно обрушить такой вал огня, что не поздоровилось бы никому.

Линейные корабли и фрегаты тоже были не подарок, но у них была весьма приличная осадка, так что можно было надеяться на их радостную встречу с минным полем, которое уже с год, выставлял и настраивал великий русский инженер-электротехник Борис Семёнович Якоби.

Конечно мины были серьёзно улучшены и новой взрывчаткой, и взрывателями, но основное, было сделано Якоби.

Кроме этого для приёма дорогих гостей были основательно подготовлены Балаклавская и другие бухты и пологие берега Тавриды, что внушало Горыне сдержанный оптимизм. Он хорошо помнил ту, историю Крымской войны, случившуюся в его мире, и в докладе государю постарался описать последствия каждой из них. Но и без княжича, нужные решения принимались своевременно и быстро. Князь Кропоткин тоже помнил историю той войны.

Кроме командующего, на наблюдательном пункте воздухолёта, присутствовал генерал Тотлебен, адмирал Истомин командовавший Флотом Русского Моря, а также множество других причастных и не очень лиц, включая генерал-губернатора Тавриды князя Оболенского.

— Ну, надеюсь, что ваши летуны не подведут. — Истомин сложил подзорную трубу, и вопросительно посмотрел на Горыню, который тоже оторвался от своей стереотрубы.

— Не подведут, Владислав Иванович. Вот через пару часов солнце в зенит встанет там и начнём.

— А какой резон в сём действе, Горыня Григорьевич? — Спросил инженер-генерал Тотлебен, не отрываясь от своей карманной подзорной трубы, украшенной серебряными накладками.

— А резон такой, что мы ждём флагман флота Британию с его мателотами — линкорами Ланкастер, Мальборо, и прочими фрегатами, а также французские плавучие батареи. Собственно, весь ударный кулак Союзного флота. Сомнём их — дальше всё будет сильно проще. Чем они кучнее встанут, тем нам будет проще. Ну и главное, чтобы вражеским пушкарям целится было тяжелее. Заходить-то мы будем от солнца. Но, господа, прошу иметь в виду, что высадку полностью нам не сорвать. Пощиплем серьёзно, но даже если перенацелим воздушные силы на уничтожение баржей с десантом, на кораблях достаточно солдат, чтобы испортить нам настроение. Но тогда пушки соединённого флота здесь всё перекопают.

— За то не беспокойтесь, княжич. — Багратион, отошёл от своей стереотрубы, и склонился над картой. — Половину, а скорее три четверти десанта вы уже утопили, за что летунам вашим — Ярый в серебре, будет моим приказом, а вам да полковнику Степаняну Ярого в золоте, да с парусами, как настоящим морским волкам. — Князь усмехнулся, полагая, что награждение морским знаком отличия человека глубоко сухопутного — отличная шутка. — А если ваши пушкари хоть толику малую успеха летунов повторят, то и Перуна с мечами.

С улыбкой посмотрев на Горыню, проникся ли величием наград, кивнул своим мыслям и повернулся к свите. — А пока, господа предлагаю отобедать да подождать триумфа Горыни Григорьевича прямо здесь.

Столы поставили в кают-компании, и через полчаса, разгорячённые вином и острыми блюдами, генералы уже вовсю шумели, поднимая тосты.

Когда адъютант княжича — лейтенант Рудый осторожно тронул плечо Горыни, тот сразу встал из-за стола поспешив к развёрнутому на наблюдательной площадке своеобразному узлу связи, с десятком слухачей магических амулетов, и большим планшетом, расчерченным на квадраты.

— Ваше превосходительство...

— Короче. — Горыня подошёл к планшету, на котором уже выкладывали фишки обозначавшие штурмовики и бомбардировочные тройки воздухолётов.

— Все в воздухе. Подлётное время сорок минут. Над нами будут через двадцать. — Начальник штаба полковник Горянинов принял записку от слухачей, и чуть передвинул отметку изображавшую высотный воздухолёт-разведчик.

— Наблюдатель занял позицию. Докладывает, что видит подход группы кораблей. Пока определить не может, но по судя по размеру — линкоры.

— Нет тут никаких линкоров кроме британских. — Горыня кивнул. — Германцы сейчас на Балтике гуляют, а французов мы у Констанцы пожгли. — Он с тоской посмотрел на офицеров, сидящих за столами, на которых веером лежали десятки связных амулетов и вполголоса произнёс. — Когда же мы связь нормальную сделаем-то? Как же это деревянное убожество надоело.

— Вы о беспроволочном телеграфе князя Кропоткина? — Поспешил блеснуть знаниями начальник штаба.

— О нём, господин полковник. Только не Кропоткина, а Стародубского. — Сухо поправил его адъютант. — Князь лишь представил его Высшему Техническому совету Военной Канцелярии, а сделал сие устройство господин генерал-майор Стародубский.

— Да там не радио, а кустарщина сплошная. — Горыня покачал головой. — Весу в установке больше двух пудов, а работает едва ли на двадцать вёрст. До новой войны конечно до ума доведём, но на эту никак не успеем.

— Мы уже готовимся к будущей войне? — Горянинов, сразу сделал стойку, словно сторожевой пёс, увидевший нарушителя.

— Ну так не ко вчерашней же готовиться. — Горыня усмехнулся. — Следующая война будет войной пушек и быстрых перемещений войск. Хорошо бы построить к тому времени быстрые бронеходы, да с пушками. Иначе тяжело будет.

Говоря, Горыня не отрывал взгляд от планшета, на котором постоянно передвигали фишки и фигурки обозначая взаимное расположение войск и их местонахождение.

Не прошло и получаса, как далеко в стороне появился строй воздушного полка, который, как и в Констанце, лично вёл полковник Степанян.

Самолёты заходили по длинной дуге, целясь в бок строю эскадры, где уже маневрировали британские линкоры.

— Заходим сверху. Коротко скомандовал командир полка, ведя машины на высоте пяти тысяч саженей.

Наблюдатели на кораблях конечно же заметили самолёты, но вести огонь вверх не могли никак, лишь спуская шлюпки для того, чтобы на их буксире разойтись в стороны.

Двойной рунный щит на боках дирижаблей выдержал первую атаку. Огненные вспышки отмечавшие места попаданий автоматических пушек лишь испятнали корпус баллона тёмными кляксами, но за первой эскадрильей шла вторая, и с лёгким звоном разбившегося стекла, защита рухнула.

Снаряды уже взрывались внутри корпуса, но воспламенившийся водород был куда более разрушительным.

Словно огромный факел, флагман германской воздушной эскадры, дирижабль Небесный Повелитель, рухнул в море, зацепив облаком горящего газа, испанский пароходофрегат Сан Мартин который вспыхнул будто солома.

Третья и четвёртая тройки атаковали вторую по значению цель — германский дирижабль Роланд и тоже подожгли его, уронив в море правда без последствий для кораблей эскадры.

Выбив пять из двадцати дирижаблей полк ушёл на дозаправку, и пополнение боезапаса, а над берегом уже появились относительно манёвренные и скоростные воздухолёты — истребители, оснащённые пулемётами крупного калибра и курсовыми пушками.

Они открыли огонь ещё с дистанции в три версты, куда не добивали вражеские пушки, и постепенно маневрируя, отжимали воздушное прикрытие кораблей в открытое море. Через сорок минут вернулись самолёты, продолжившие избиение воздушного флота, но устрашённый огромными потерями, маршал Веллингтон скомандовал начинать высадку.

Пушки, установленные на берегу, сразу же начали обстрел зон высадки, корабли сначала попытались ответить, но дистанция была слишком велика, и большинство снарядов упало на голову десантирующимся войскам вызвав у них вспышку горячей любви к морякам.

Одновременно с высадкой у Качи, войска высаживались у Евпатории, и сунулись к Балаклаве, но там проход уже был перегорожен затопленным кораблём, а вход в бухту держали под прицелом сразу пять батарей.

Но как ни пытались артиллеристы, ни сорвать ни даже приостановить высадку в районе Севастополя не удалось, и поротно и побатальонно войска покидали плацдарм сразу уходя ближе к городу, вставая огромным лагерем.

Часть войск, попыталась обойти город, чтобы взять его в блокаду, но на Макензиевых горах уже закрепились две пехотных бригады, занявшие систему окопов полного профиля, и бетонных блиндажей в которых были установлены не очень мощные, но зато весьма скорострельные пушки.

Отбив атаку кавалерийской бригады Джеймса Кардигана, войска князя Андронникова ухитрились контратакой отбить британскую батарею, но были вынуждены отойти ввиду прибытия подкреплений к британцам.

Вещий Олег совершил посадку высадив большую часть штабных офицеров и командования, а Горыня снова поднялся в воздух, корректируя действия авиации.

За три захода, полк Степаняна уничтожил две трети дирижаблей объединённой эскадры, и когда над кораблями повисли бомбардировщики, сопротивления уже фактически не было.

Лёгкие бомбы весом в две гривны, что было примерно равно двум килограммам, попадая в тонкую палубу корабля, прошивали её насквозь взрываясь внутри, и разнося в щепки переборки. Достаточно было трёх-четырёх таких попаданий, чтобы корабль потерял всякую боеспособность, или даже пошёл ко дну.

Бомбардиры, натренировавшиеся на полигоне, сбрасывали свой смертоносный груз исключительно точно даже с трёхкилометровой высоты, и через час, от всего флота из полутора сотен вымпелов на плаву осталось лишь два десятка кораблей, успевших уйти из-под огня.

Герцог Веллингтон сумел пережить этот день, вовремя перейдя на пароходофрегат Тигр, и в бессильной злости наблюдая, как флагман флота избитый и горящий, медленно погружается в морскую глубину.

Не такой войны он ждал. Всё же Европа. Но невероятное ожесточение боёв с первого дня, чудовищные потери в войсках и кораблях, заставили его сердце на секунду дрогнуть, от мысли что это возможно его последняя война.

6

Прежде, чем дёргать за хвост, посмотри, что находится на другом конце.

Хранитель артефактов и исторических реликвий Большого Кремлёвского Дворца, стольный боярин Орлов.

Продолжается стояние армий на западных рубежах империи. Миллионному войску Священного Союза, противостоит семисоттысячная группировка под командованием главного неведника князя Суворова. Оборудованные фортификаторами позиции усилены артиллерией, и прикрыты с воздуха тремя десятками воздухолётов под командованием адмирала воздушного флота Нахимова.

На провокации лёгкой кавалерии, незамедлительно следует ответ артиллерии и воздухолётов, но в атаку армия не переходит, оставаясь на позициях.

Видоки сообщают, что завязавшаяся схватка воздушных флотов, была быстро прекращена в виду сбития пяти из восьми вражеских воздухолётов скорострельными пушками.

Русский инвалид 3 изока 7361 года.

Обстрел позиций русских войск начался с самого раннего утра третьего дня, когда союзниками были подготовлены позиции артиллерийских батарей, и подвезены все необходимые припасы.

Такая небольшая цель как отдельная пушка не могла быть уверенно накрыта с высоты в несколько километров, а опускаться ниже воздухолёты не могли, имея прямой приказ княжича Стародубского, и опасаясь ответного удара вражеских магов и зенитных картечниц, стрелявших пусть неточно, но часто и довольно высоко. Да и бомб было не настолько много, чтобы пытаться накрыть ими малоразмерную цель.

Зато в полной мере развернулись пилоты самолётов, которым сам чёрт был не брат. Подкрадываясь на низкой высоте к вражеским позициям, они сбрасывали десяток бомб, или давали одну прицельную очередь, и уходили свечой в небо провожаемые взрывами и проклятиями.

Артиллеристы тоже не упустили случая добавить огоньку ударив по противнику. На шум сразу же подтянулись французские плавучие батареи, но стоило им чуть подойти к берегу, как под днищами встали пенные фонтаны взрывов от морских мин, и творения галльских корабелов разошлись по морской воде обломками корпусов и обрывками такелажа.

Солнце уже клонилось к закату, когда на нейтральной полосе, вспаханной воронками встала стена огня, и гудя от чудовищного жара двинулась в сторону русских окопов.

Земля вскипала и брызгала во все стороны потёками раскалённой лавы, а там, где прошла волна магического пламени, поверхность блестела словно чёрное зеркало.

Несмотря на весь ужас, который могла родить эта картина, солдаты организованно и без особой спешки стали покидать окопы первой линии, отходя назад, а где-то в тылу, уже слышался ритмичный напев боевых волхвов, от которого напротив стены огня вставала другая стена. Земля, поднятая тысячами нитевидных смерчей, сначала выросла вверх на сотню метров, а затем двинулась навстречу огню.

— Ваше превосходительство. — Адъютант тронул Горыню за плечо. — Надобно в окоп. Сейчас...

Повторять было не нужно, и княжич нырнул в укрытие, где уже находились офицеры его свиты. Не прошло и минуты как грохнуло с такой силой, что в глазах потемнело, а во рту появился привкус крови.

— Не вставать! — Громко прокричал начальник штаба. — Камни ещё долго летать будут.

Пять минут, пока пережидали взрыв, вокруг падали камни, и часть упала в окоп к счастью никого не зацепив.

— Ну уже всё. — Полковник Горянинов встал, и поправив фуражку, приник к окулярам бинокля. — Не иначе, благоверные ваши, господин генерал, подпёрли атаку наших ведунов своим щитом, так что почитай всё на супостата упало.

Горыня тоже поднял бинокль, и увидел, что передовых позиций вражеской армии просто не существовало. Сметённые потоками камней и песка, они представляли собой лишь кривые холмики там, где были пушки, и полузасыпанные рвы на месте окопов.

— Князь Андронников уводит войска на вторую линию. — Сухо прокомментировал полковник. — Да и нам работы сегодня не будет. — Он опустил бинокль. — Сейчас время волхвов да магов.

— А я так думал, что раз не получилось, то будут в другой раз пробовать... — Предположил Горыня.

— Нет, ваше превосходительство. — Горянинов покачал головой, и сняв фуражку, вытер пот со лба платком. — Так и будут пробовать передавить друг дружку, пока силы не кончаться. Но нашим-то проще. На своей земле-то. Но и легко не будет. Змей его знает сколько там колдуны европские накопителей взяли. А вы-бы, поспешили к любушкам вашим, да помогли чем-то. Нам всё одно сегодня не воевать, а им, глядишь и легче будет.

— Да, пожалуй. — Горыня оглянулся на отнорок, где коротали время воины его десятка, но увидел лишь пустые лавки, а бойцы уже стояли чуть сзади, в здоровенной яме с пологим спуском, придерживая за уздцы осёдланных лошадей.

— Тут похоже все кроме меня знают, что делать. — Хмуро бросил княжич, и пройдя по окопу подошёл к своему коню, и легко вспрыгнул в седло.

— Ты брате не ярься. — Дубыня чуть поддав коня, поровнялся и пошёл рядом с Княжичем. — Берегини, они же между нами и богами. И неизвестно к кому ближе. И все, кто есть, им в ноги кланяются. Ты конечно тоже непрост, но и лады твои, куда как не просты, даже по ведунским меркам. — В небе снова громыхнуло, и лошади сами ускорились почти до рыси. — Один ведун ста опытных воев стоит, а уж как измерить твоих жён, и не знаю. Так что не им помогаешь, а всему войску.

— Да нет, Дубыня. Не про то печалюсь. — Горыня вздохнул. — Просто все вокруг знают то, что мне вроде знать положено, а я про то ни сном, ни духом.

— Так это вовсе не беда, друже. — Дубыня хмыкнул. — Знаю я здесь ведуна одного, он тебе всё живо растолкует, да разложит.

Пока ехали, небо вспыхивало огнём ещё пару раз, но минут через двадцать всё успокоилось.

К Инкерману, где находился шатёр горыниных жён, подъехали, когда солнце уже закатилось за горизонт, и короткие южные сумерки стремительно переходили в ночь. Охрана, увидев кто едет, споро сдвинула рогатки, обмотанные колючей проволокой, и десяток остановился метрах в пятидесяти, а Горыня уже в одиночестве прошёл до шатра, и поднимал руку чтобы стукнутся в щит, висевший у входа, когда услышал Анну.

— Заходи, Горынюшка.

Все его жёны сидели на широких лежанках, застеленных покровами из шкур, а в центре стоял стол с напитками в кувшинах из чеканного серебра и едой на больших тарелках.

— Садись, муж наш. Без тебя не начинали.

— Благодарю. — Горыня снял фуражку, скинул с плеча автоматный ремень, и прислонил оружие у входа, оставив пистолет в набедренной кобуре, и пройдя по мягкому ковру, сел в кресло. — Чего невесёлые такие? Колдунов вражеских вроде отбили?

— Час-полтора и пойдут ещё. — Лиза Дашкова вздохнула и пригубила из чаши что держала в руках. — Тут что-то нужно сделать такое... А у нас, и сил почти не осталось. Ведуны князя Васильчикова конечно в полной силе, но боюсь и тех надолго не хватит.

— Я что-то могу сделать? — Горыня внимательно обвёл взглядом всех пятерых.

— А что тут сделаешь? — Анна качнула головой. — Пять кругов Макоши, в Центральном Войске, ещё три в Северном. Да сильнейшие боевые волхвы тоже там. Мы здесь только из-за тебя.

— Как-то подпитать вас можно? Горыня зацепил кончиками пальцев кувшин, понюхав горлышко понял, что там не вино, налил себе в кубок.

— Источник далеко. Не набегаешься. — Любава, тоже налила себе ягодного взвара, и прилегла на лавку. Да и нельзя так часто набирать силу. Грязь в теле скапливается, а выходит она долго...

— Горыня, беда. — Ворвавшийся в шатёр Дубыня, не утруждая себя этикетом, подхватил стоявший у входа автомат и кинул его побратиму. — Колдуны кромешных тварей поднимают.

— Ну, козлы! — Горыня одним движением допил свой бокал, и выскочил из шатра. — Лутоня! Уводи их в тыл! Дубыня, послал тревогу пушкарям?

— Так сразу и подняли. — Степенно кивнул богатырь. — Но минут десять у нас есть. По одному пускать не будут. Собьют в стадо, а после — погонят на нас.

На батарею, что находилась на вершине горы Инкерман Горыня поднялся одновременно с приходом туда десятка боевых волхвов, собиравшихся установить защитный барьер для тварей. Дав команду помочь если что им понадобится, сам Горыня занял место у НП артиллеристов.

— Что Виктор Игнатьич, готовы пострелять?

— Так вон уже и за довеском к боекомплекту послали. — Спокойно отозвался командир артдивизиона капитан Рощин. — Думаю, как бы не сшибли нас отсюда. Место вон какое. Весь город, как на ладони. Хотя ежели не обойдут то продержимся.

— Я приказал подтянуть ещё одну батарею двадцатимиллиметровок. — Отозвался Горыня. Так что удержимся. Главное пусть ведуны не зевают.

В это время над позициями союзных войск начало вставать огненное зарево ярко осветившее нейтральную полосу, и в багровом сиянии стала видна накатывающая на русские позиции сплошная серая волна.

— Отметка восемь, осколочными. Десять. Огонь! — Мгновенно отреагировал Рощин, и два десятка семидесяти пяти миллиметровок, с грохотом стали посылать снаряд за снарядом, в орду кромешных созданий.

Каждый взрыв разносил в клочья всё что попадало в круг десять метров, высоко поднимая фонтаны из камней и грунта. Прорывались через стену огня совсем немногие которых брали на прицел пушки калибром поменьше.

Зарево над кругом вызывателей вспыхнуло ещё ярче, и через минуту по вспаханной взрывами земле, низко пригибаясь побежали два десятка огромных, высотой больше трёх метров тварей. От взрывов их бросало из стороны в сторону, но несмотря на это, изрезанные осколками и побитые близкими разрывами гхоры неудержимо лезли вперёд, когда стоявшая на краю обрыва батарея автоматических пушек огрызнулась волной стали и огня, добив их всего в полуверсте от позиций.

Батареи, пятидесятилинейных пушек стоявшие по другую сторону от прохода в Макензиевых горах, пока молчали, готовые открыть огонь в случае попытки обхода, но и того, что выдали артиллеристы Рощина, было достаточно чтобы перебить всех тварей.

С разрывом последнего снаряда над полем боя повисла тишина. Артиллеристы спешно приводили пушки в порядок, чистя и охлаждая стволы, делая ревизию подающим элеваторам и поднося снаряды к позициям.

Волхвы, сила которых так и не понадобилась, отошли назад чтобы не мешать, но были наготове.

Горыня прошёлся по батареям, убедившись, что всё в порядке, и присел на бруствер с которого были видны позиции союзников, и полыхавшая вдали огромная пентаграмма вызова. До неё было больше восьми километров, и поэтому обстрел из пушек исключался. Но к следующей активизации, уже были готовы десяток дирижаблей пилоты и бомбардиры которых уже принимали зелье "кошачий глаз" позволявшее видеть в кромешной темноте. Тут его и нашли посыльные из штаба Корпуса Егерей, беззвучно подойдя на расстояние десяти метров.

— Можете подойти ближе, я вас уже заметил. — Проговорил негромко Горыня, пряча флягу с клюквенным морсом, в карман, и оглянувшись на подошедших егерей. Старший из них — бородатый мужчина средних лет, в лохматой камуфляжной накидке, и с торчащим из-за плеча автоматным стволом, а второй — сильно моложе, ещё безусый, но с приметным шрамом на щеке, с оружием в руках.

— Присаживайтесь. — Горыня кивнул на возвышавшийся над землёй бруствер. С чем пожаловали господа егеря?

— Здрав будь, ваше превосходительство. — Пожилой кивнул и присев, снял с пояса плоскую флягу, и сделав большой глоток, протянул княжичу. — Сказывают есть у тебя дальнобойные пушки, огромной силы.

— Да не у меня, а у нас, а так, да вон, стоят. Те что за проходом, те самые сильные. Пудовые снаряды кидают на шесть вёрст. А те, что ближе, те поменьше. Снаряд всего две трети пуда, а дистанция всего в три версты. И то, на такую дистанцию, уже попасть можно только чудом. Ну или завалить снарядами. А их у нас немного. А что, есть достойная цель? — Горыня глотнул духовитого взвара, и благодарно кивнув, отдал флягу назад.

— Так с тем и пришли. — Егерь качнул головой. В четырёх вёрстах отсюда лагерь вызывателей. Хоть пару снарядов туда положить, нам всё легче будет. Наши-то сейчас собираются в ночь, устроить колдунам веселье, да вот пока купол сломаем, там половина армии будет. А нам бы надобно по-тихому. Быстро прийти, да уйти.

Горыня задумался.

— А что, господин егерь, купол он как, жёсткий, или упругий? Ну вот к примеру, как дерево, металл или как пузырь рыбий?

— Хм. — Командир взвода егерей задумался, почесав шею под бородой. — Если вначале рукой давить, так мягкий. А после как двинешь на ладонь вглубь, так жёсткий как шкура воловья. Чуть поддаётся, а дале не идёт.

— А пробиваете как?

— Да так и пробиваем. Закладываем в землю у края купола пороховые заряды, да рвём их пока защита не рухнет. От десяти до двух десятков бочек пороха нужно, или вот новые заряды привезли, так их от двух до пяти нужно. Хорошие бомбы, сильные, но мало их у нас. А пороха ведовского — того завались.

— А купол на карте показать можете? — Горыня оглянулся и увидев молча стоявшего в стороне своего адъютанта, подозвал жестом, и взяв из его рук свёрнутый рулон, аккуратно развернул его у себя на коленях, засветив небольшой фонарик с магическим светильником, дававшим лишь небольшое пятно света.

— Вот тут. — Уверенно ткнул пальцем егерь в точку на карте. — Три дня мы его искали. Едва пролезли. Постов, да секретов через каждые пять шагов, наставлено. Но войск особо нет, ну это значит, чтобы не привлекать внимание. А вот тута, лёгкая кавалерия числом до батальона, а вот тута батарея сорокафунтовых пушек, да батальон инженерный. Чего-то копают, но разглядеть невозможно.

Багратион дал согласие на обстрел сразу, как только Горыня через связной амулет объяснил, что именно он собирается накрыть, и через полчаса, когда все орудия были осмотрены и развёрнуты к новой цели, артиллеристы открыли огонь. К делу подключились даже старые сорокафунтовые пушки, надеясь если не поразить цель, то хотя бы устроить кошмар на прилегающих позициях.

Ещё горели над нейтральной полосой подвешенные ведунами осветительные шары, когда с оглушающим треском сложился защитный купол над гексаграммой вызова, и первые снаряды упали прямо в её центр перепахав песок и жертвенник, с распятой на камне женщиной.

Но вызов уже состоялся, и сквозь раскрытый зев портала, на песок выбиралось бугристое нечто, пяти метров ростом, короткими тумбообразными ногами и с огромными узловатыми руками, достававшими до самой земли.

Все вызыватели кроме Фэрфакса к этому моменту были уже мертвы, и лишь он окружённый сферой силового щита, продолжал магичить, просыпая из сомкнутых ладоней серебристый песок в стоящую у ног огромную золотую чашу.

— Даром этим, подчиняю тебя, исчадие нижнего мира, и повелеваю идти туда! — От центра круга вызова, в сторону русских позиций метнулась серебристая дорожка, но демон, получивший пару десятков осколков от взорвавшихся снарядов, уже сообразил откуда ему угрожает большая опасность. Двигаясь на четырёх конечностях, словно гигантская горилла, он рванул вперёд, оставляя за собой цепочку вдавленных в землю следов.

— Ох ни хрена ж себе. — Горыня стоявший у обрыва увидел быстро двигавшуюся фигуру, и оглянулся на артиллеристов, которые уже крутили маховики наводки.

— Бронебойный давай! — Крикнул Рощин, но Горыня остановил подносчиков.

— Отставить бронебойный. Давай с чёрной полосой!

Ящиков, помеченных тонкой чёрной полоской, было всего пять штук, что означало всего два полностью загруженных элеватора, но были это снаряды, которые Горыня берёг на крайний случай. Снаряжённые сверхмощной взрывчаткой, в толстой чугунной оболочке, они могли разорвать деревянно-металлический корпус пароходо-фрегата одним попаданием, и сейчас, артиллеристы прошедшие специальное обучение аккуратно заправляли снаряды в подающий элеватор пушки.

К этому моменту зверь уже преодолел половину расстояния до батареи, и пушки, были вынуждены опустить стволы почти до упора ограничителей вертикальной наводки.

— Огонь по готовности! — Рощин взмахнул рукой, и сразу же крайняя правая пушка гулко ухнула, окутавшись быстро тающим пироксилиновым дымом.

Снаряд ударил в каких-то метрах от стремительно приближающейся фигуры и взрыв десяти килограммов смеси, отшвырнул вызванного демона назад, но тот перевернулся на ноги, и снова побежал вперёд хотя уже и немного медленнее. Теперь взрывы гремели, не переставая и пару раз пушкари попадали в самого монстра, но видимых повреждений не нанесли. Тем временем, элеваторы больших пушек опустели, и в дело вступил средний и малый калибр. Эти попадали куда чаще, а десятимиллиметровки буквально взбивали вокруг демона пыль столбом.

Тем временем к избиению чудовища подключились и стоявшие по бокам батареи сорокафунтовок, но с тем же результатом.

— Бронебойные! — Скомандовал командир батареи, но расстояние до зверя уменьшилось настолько, что пушки уже не могли стрелять.

Относительно спокойно демон начал карабкаться по высокому склону, который сапёры сделали ещё более крутым, но, когда тот, начал забираться по осыпающейся глине, пару мелкокалиберных пушек всё же подтянули к самому краю, и ударили в упор, сбросив монстра вниз. Во второй раз тот взбирался куда быстрее, перемещаясь из стороны в сторону чтобы сбить прицел, но, когда голова его показалась над обрывом, командир батареи, ждавший этого момента, спокойно докрутил маховики точной наводки и вбил ему в башку бронебойный снаряд, из стодвадцатимиллиметровки, оторвав её начисто. Тело повисело на медленно расслабляющихся руках, и через пару секунд, осыпалось вниз с огромным пластом земли, частично похоронившим демона.

А в трёх километрах от бесславной смерти призванного существа, баронет Фэрфакс, оседал на руки сопровождавших его солдат, поймав откат смерти призванного существа.

— Экое чудище завалили! — Рощин подошёл к брустверу, глянул с обрыва, и присел рядом с Горыней.

— Да, зверюга. — Княжич устало кивнул. — А вы, Виктор Игнатьич, готовьте китель. Я думаю вам не менее "Ярого" в золоте за такое дадут.

— Да не ваши бы пушки, так не в жизнь. — Командир батареи довольно улыбнулся и снял фуражку подставляя стриженную голову под прохладный ветерок.

— Это пустое, — Горыня отмахнулся. — Я ведь не артиллерист, и половины вашего бы не смог. Так что инструмент мало сделать. Нужно ещё его и в хорошие руки вручить. — Он с улыбкой посмотрел на артиллериста. — Сейчас наверняка посыльный от Багратиона прискачет, за новостями. Я всё командующему распишу в лучшем свете, а вы тут уж давайте, обеспечьте беспокоящий огонь по вражескому лагерю, да картечи не жалейте. Я особым образом запас её больше чем остальных снарядов вчетверо.

После неудач ночного штурма, войска союзников на некоторое время притихли, давая такую нужную русским войскам передышку, но летуны работали без перерывов. Окопы передовой линии, полевые склады и батареи, всё находилось под плотным огнём, так что даже ночью солдаты двигались короткими перебежками от воронки к воронке. Но больше всего доставалось штабам и местам размещения офицеров. Как только пилот видел шатёр, украшенный гербом или вымпелом, туда сразу летел десяток двухкилограммовых бомб не оставляющий на земле ничего кроме россыпи воронок.

Маршал Веллингтон даже прислал гневный протест, где потребовал исключить из списка целей палатки командиров, но Багратион написал в ответ ему такое, что офицерам союзников пришлось переселяться в окопы и блиндажи.

Дату решительного штурма герцог назначил на раннее утро, но то, что войска строились без единого сигнала, и обычного в таких случаях пения рожков, не спасло их от бомбового налёта всей русской авиации. Даже грузовые дирижабли сбрасывали вниз бочки с алхимическим порохом, которые давали вполне приличное фугасное действие, раскидывая изломанные тела на десятки метров. Когда дирижабли ушли, на изрытом воронками поле уже открыто запели полковые горны собирая выживших, но налёт авиаторов на быстрых бипланах сорвал и эту попытку, и через несколько минут армия, бросая оружие и припасы, побежала.

Словно стало обезумевших баранов люди стремились к спасительному берегу, где по слухам должны были ждать корабли британской эскадры, но встретили их лишь огромные жарко пылавшие костры, гремящие детонирующим боезапасом.

Водные пластуны атамана Бакланова ночью завели мины под корпуса кораблей, и уничтожили все десантные средства, до которых ранее командованию русской армии не было дела.

На изрытом и оставленном армией поле, оставался лишь баронет Фэрфакс, и приданные ему морские пехотинцы. Пока баронет спокойно и несколько отрешённо чертил фигуру вызова, солдаты стояли рядом, но стоило саб лейтенанту поднять голову, они увидели красные от крови и безумные глаза фанатика.

Бывалые воины попятились назад, а когда баронет взмахнул рукой с церемониальным кинжалом, тоже бросились бежать от безумца.

Но Фэрфакса было уже не остановить, и войдя в центр фигуры, высыпав прямо на землю сумку с кристаллами, стал брать из один за другим, и вытягивать энергию до той стадии, когда драгоценный камень просто разрушался в пыль. Камней было много, но пентаграмма забирала в себя все излишки, наливаясь багровым свечением.

Заклинание вызова, соединённое с трансформацией, было разработано Фэрфаксом на случай если попадётся достойный для роли сосуда экземпляр аборигена, но в ситуации, когда всё рухнуло, он с упрямством обречённого, решил провести ритуал на себе, встав в центр пентаграммы.

У баронета оставалось ещё пять камней, когда земля под ним вспыхнула алым светом, и оттуда ударил плотный луч кроваво-красного цвета. Стоящий в луче лейтенант откинул голову назад, и глядя прямо в небо расхохотался от ощущения силы переполнявшей его, но через десяток секунд, рухнул на землю, и стал корчиться от адской боли, терзавшей тело. Руки, ноги, и даже лицо стали подёргиваться в конвульсиях, и через небольшое время одежда на баронете стала трескаться словно её распирало изнутри.

То, что встало после того, как погасла пентаграмма, было уже не похоже на баронета, и даже человека напоминало весьма отдалённо. Мощные бугристые плечи, длинные узловатые руки и вытянутые ноги, покрывала серая шерсть со стальным отливом, а голова была низкой и приплюснутой словно танковая башня. Тонкие губы обрамлявшие широкий рот были приподняты в углах длинными острыми клыками, а на пальцах росли острые словно иглы когти, длиной в десяток сантиметров. Чудовище, в сознании которого ещё оставалось что-то от баронета, подняло руки к узким маленьким глазам, и довольно ухнув развернулось на месте хлестанув по земле длинным хвостом, с жалом на конце.

Первыми чудовищу попались пластуны Сибирской Казачьей Бригады. Завидев метнувшуюся к ним тень, они грамотно отсекли её огнём, и забросав гранатами, отошли за линию окопов, дав через амулет сигнал ведунам, что есть работа по их профилю.

Три роты в виду отсутствия противника и других целей сконцентрировали огонь на подвижной словно ртуть, и кажущейся неуязвимой фигуре, задорно паля изо всех стволов, хотя и без видимого результата.

Монстр пару раз попытался подойти ближе, но быстро подтянутые станковые пулемёты быстро охладили его пыл, и когда группа боевых ведунов подошла, он носился вдоль линии окопов, ища дырку в обороне.

Огненный вал, вихрь из камней, и прочие изыски атакующих заклинаний, совсем не обрадовали тварь, и на пределе сил, совершив гигантский прыжок, кромешный монстр перепрыгнул передовую линию окопов, сразу умчавшись к одному ему известной цели.

Сообщение о том, что в расположении передовых частей русской армии бегает тварь из-за кромки, подняло всех командиров, и даже отдыхающие смены. Войсковые лагеря, закрывали подходы рогатками и ощетинивались стволами, торчавшими изо всех мест пригодных для стрельбы.

Батарейные укрепления на Макензиевых горах, тоже пришли в полную боевую готовность, выставив караулы и поставив дополнительные пушки на круговой обстрел. Были подняты дирижабли с наблюдателями на борту, которые уже через десять минут зависли над войском.

Кромешная тварь, зализавшая раны и успевшая поглотить два десятка солдат, выскочила внезапно, так что пулемётчик не успел даже нажать на спусковую гашетку, как был разорван крепкими словно железо когтями. Двигаясь на астральный образ, который запечатлел Луи д`Альбер и сохранённый осколком сознания Фэрфакса в теле твари, монстр, сильно оттолкнувшись ногами прыгнул почти на двадцать метров, и оказался рядом с навесом, под которым стояли командиры батарей, и княжич Стародубский.

Скорее машинально, чем обдуманно, княжич перемахнул через стол, выхватив в полёте своенравную палицу, и встретил взмах когтистой лапы хлёстким ударом снизу, и тут же, не сбавляя темпа, ударил тварь окованным сталью сапогом в живот, и сразу же обрушил удлинившуюся палку на голову монстра.

Тот, не ожидая ничего плохого, даже не стал уходить от удара, ведь даже пули крупного калибра моли лишь оттолкнуть его, но не поранить, и с лёгким шелестом палица прошла сквозь тело твари до самой земли, раскроив её на две аккуратных половинки.

Командующий Южной Армией, князь Пётр Иванович Багратион, собрал срочное совещание старших командиров армии, в просторном доме, отведённом ему под резиденцию Сословным собранием Таврической губернии. На совещании кроме командиров корпусов, дивизий и отдельных полков, приданных для усиления, таких как батальон водных пластунов, были командующие отдельными родами войск, и специалисты — фортификаторы.

Армия Веллингтона была разгромлена полностью, и фактически уничтожена. В живых, после огневого налёта авиации осталось полторы тысячи полностью деморализованных, часто тяжело раненых солдат и офицеров. Победные реляции уже были отправлены императору, губернский город готовился чествовать победителей, а в преддверии празднеств, Багратион решил провести полностью рабочее совещание.

Сели без чинов, в круг, освободив место в центре комнаты, и возле окна, где стоял высокий стул, почти трон для Багратиона.

Докладывали в основном суммарные потери, состояние войск и войскового имущества, и получив начальственный одобрямс, уступали место следующему.

— Ну, господин генерал, — Багратион поднял голову от записей и строго посмотрел на Горыню. — А вы-то что-ж отмалчиваетесь. Ваши летуны, нас почти без работы оставили. И в порту Констанцы, и вот здесь.

Горыня встал.

— Пехота, ваша светлость, никогда не останется без работы. Пока пехота не вошла в город, он не захвачен. Так что мой низкий поклон всем солдатам, офицерам и генералам, удержавшим рубежи обороны в самых тяжёлых моментах. — Горыня поклонился, приложив руку к груди. — Хочу особо отметить расторопность артиллеристов генерал-полковника Раевского, переносивших огонь по нашим залпам, казаков Терской дивизии охранявших лётчиков и технический состав авиаторов, и конечно генерал-инженера Якоби, создавшего минное поле перед севастопольской бухтой. Казаки в боях с прорывающимися группами британцев потеряли почти двести человек, а из пластунов погиб каждый пятый.

— Их заслуги, будут непременно и особым образом отмечены перед Государем. — Багратион кивнул, признавая доводы княжича.

— Ну а в таких условиях, чего-ж не воевать-то? — Горыня усмехнулся. — Только успевай бомбы подвозить к самолётам и воздухолётам. Опять же, пластуны вовремя подсказали где круг вызывателей стоит. Кто его знает, чего оттуда попёрло, если бы мы не поломали им всю волшбу.

— И тут согласен. Багратион кивнул старшему группы Управления Военных Ведунов, генералу Николаю Тучкову. — Вон, Николай Алексеевич, тоже сидит тихо, а ведь и ему есть что рассказать. Вам же, Горыня Григорьевич, от всей армии поклон. — Багратион встал, и приложив руку к груди, поклонился. — За уничтоженный десант в Констанце, за флот, что утопили у Севастополя, да за жизни солдатские, что сберегли ваши благоверные. — Он сел и повернулся к командиру корпуса пластунов генералу Давыдову.

— А что там с герцогом Веллингтоном?

— Вот, ваша светлость, всё что нашли. — Денис Давыдов вынес на середину комнаты затянутую в узел холстину, и развернул её, став в стороне так, чтобы было видно всем. — Опознали только по раскиданным орденам, наградной шпаге, да перстню, с гербом, что был на оторванной руке. И так бы всё это разлетелось, но видать он в воронку спрятался, а тут его бомба с воздухолёта и нашла. Так что, хоронить то и нечего.

— Пусть всё, что собрали запакуют в короб, и с ганзейским кораблём отправят в Британию. — Распорядился Багратион. — Только шпагу оставьте. Государю отдадим. — Он повернулся к Тучкову. — А с чудищем этим, что возник поутру, разобрались?

— Да, ваша светлость. — Тучков кивнул. — Нашли фигуру вызова, и в ней, обрывки одежды и бумаги на имя баронета Фэрфакса, саб лейтенанта и старшего мастера Ордена Песочных часов. Судя по остаткам заклинания, именно он вызвал кромешную тварь, причём для привязки использовал себя самого. Видать за Лондонское дело поквитаться решил. Пока к княжичу шёл, два десятка солдат положил, да трёх офицеров. Ну и на батарее капитана Рощина пулемётчика разорвал. А там уж, княжич Стародубский, его и приложил. Останки зафиксированы заклятьем нетленным, и упакованы для отправки в столицу.

Багратион жестом усадил Тучкова и снова встал.

— Ну, что, господа. Дело, порученное государем мы справили отлично. Потери ниже всех ожиданий, а войско вражеское здесь и осталось, что просто превосходно. С чем я вас всех и поздравляю. Чины, ордена да иные отличия за государем не останутся, так что всем составить сводные донесения, по своим людям, и до завтрашнего вечера представить в штаб. И напоминаю, что завтра торжественный парад, и приём у губернатора Таврической губернии, всем старшим офицерам и выборным от солдат и унтеров, быть по параду, в Сословном собрании, а для офицеров будет отдельный пир, на Храмовой площади.

Пиры и балы, Горыня не любил, но тут был совсем особый случай, так как жёны, находившиеся здесь же непременно желали посетить губернатора, к каковому визиту, княжич прилагался в виде статусного аксессуара.

Добирались в двух каретах, хотя от бывшего дома купца Орешкина до Собрания было всего метров двести, но положение в обществе не предполагало пеших прогулок.

Одетые в лёгкие воздушные платья, разных цветов, Анна, Катерина, Анфиса, Любава и Лиза степенно словно королевы прошествовали в зал, и под звонкий голос распорядителя бала, объявлявшего титулы и звания, вошли в распахнутые двери бального зала.

Вопреки ожиданию Горыни, зал оказался вполне достаточным чтобы вместить более пятисот гостей, так как был построен в виде огромной, мощёной отполированным камнем площадки накрытой лёгкой крышей из стали и стекла. В центре, на небольшом возвышении находился оркестр, и звуки музыки достигали самых удалённых уголков зала, примыкавшего к зимнему саду, прогулочной галерее и парку.

Поздоровавшись с губернатором Тавриды милейшим Степаном Аркадьевичем Оболенским, и пройдясь в туре вальса поочерёдно со всеми жёнами, Горыня уже хотел сбежать в парк, как был отловлен Багратионом и приглашён за стол с другими генералами, где уже кипело дружеское застолье.

Все уже знали, что Горыня Стародубский практически не пьёт, поэтому наливали ему лишь разбавленного вина. Но чарку, за победу русского оружия выпили традиционной столетней медовухи, которой хлебосольный хозяин выставил победителям.

Много было разговоров о прошедшей кампании, поминали погибших, и чествовали отличившихся, но Горыня всячески избегал принимать славословия в свой адрес переводя поздравления или на непосредственных исполнителей, или на заслуженных командиров. Денис Давыдов, заметив это, попенял Горыне.

— А вы, княжич, совсем не честолюбивы, я погляжу.

— Нет, Денис Васильевич. — Стародубский улыбнулся. — Да и действительно, моей заслуги в победе немного. А вот солдаты, да офицеры, те что в окопах находились, те — да. Полной мерой заслужили сегодняшний праздник. Тем более, что у меня к войне отношение как к работе. Опасная, грязная, но необходимая работа. Но самая важная часть её, всё равно будет делаться на заводах и фабриках. Вот вам, Денис Васильевич, понравились новые автоматические карабины?

— Ну, так. — Командир корпуса пластунов довольно подкрутил ус. — Не оружие — мечта! Всё по уму сделано. И жилетки эти, с магазинами, и вообще всё.

— А знаете, что для того, чтобы вас всем этим вооружить, сколько людей ночами не спало, Ведуны, конструкторы, мастера, простые рабочие... Мы пока пружинную сталь нужную сделали, под тонну хорошей стали угробили. Ведуны князя Васильчикова от меня уже шарахаются, а сталевары, что с Урала выписали, так те вообще смотрят волком.

— Ну это мы поправим. — Давыдов жестом подозвал отирающегося рядом адъютанта. — Сергей Иваныч, запиши-ка, как будем в Москве, посетить заводы князя Кропоткина. Расскажу им для чего стараются. А то ведь и не знают поди.

— Да и я, пожалуй, присоединюсь. — Тотлебен, подмигнул Горыне. — За пушки ваши, да за щиты противоосколочные, да за многое другое...

— И за пулемёты, — Подал голос князь Андронников.

— И за ружья дальнобойные с телескопами. — Добавил генерал Бебутов. — Знаете, господа, у меня унтер один. Заслуженный воин, уже третью кампанию со мной. Так вот он особым образом попросил меня достать ему такой штуцер, и мои интенданты, да расстарались. Пять штук выменяли. Вроде игрушка такая, вида конечно престранного, но лёгкая, удобная. Ну пусть его, думаю. Воин хороший, чего бы не уважить. Тем более, что не вина да девок требует, а оружия. А как пошли на нас англы, так эти архаровцы впятером, сначала перебили офицеров, затем взялись за унтеров и сержантов, а на расстояние выстрела они подошли уже не армией, а право, словно толпой баранов. Боюсь, Александру Васильевичу Суворову придётся пересмотреть фразу "Пуля — дура, штык — молодец". — Бебутов огладил усы. — Такая вот диспозиция.

— Ну и я внесу свою гривну. — Генерал кавалерии Пётр Александрович Чичерин, вынул из кармана кусочек смятого в лепёшку металла. — Вот вроде простая вещь. Жилетка эта, что приказом государя каждому командиру от лейтенанта и выше положена в постоянную носку, под форменным камзолом. Ну ерунда вроде. И жарко в ней, и вообще неудобно. Но вот словил я грудью пулю, и лежать бы мне сейчас в мертвецком обозе, но отделался синяком, да руку поломал, когда с лошади падал. Лекари поправили всё за день. А жилетки эти, как мне доложили, опять авторства Горыни Григорьевича. Так что я ваш должник княжич. — Чичерин встал и поклонился Горыне.

— Да тут, гривной не откупиться. — Тучков взял в руку и внимательно осмотрел пулю и с каким-то сталинским прищуром посмотрел на Горыню. — Знаете, княжич. Лавры князя Кропоткина конечно велики, но думаю, выражу мнение всех здесь сидящих, что нам, как боевым генералам, важно, что вы, не только великий разумник, но и военный человек, всей душой радеющий за армию. Так что примите нашу благодарность. — Тучков встал с чаркой, и сразу же его примеру последовали другие генералы. Встал и Горыня, которому конечно было очень приятно, что такие люди, герои и полководцы оценили его вклад в победу.

— Генерал-майору княжичу Стародубскому Горыне Григорьевичу — Славься!!!

— Славься!

7

А слыхали, вчерась в пороховой избе что-то напутали с составом?.

— Да весь город слышал!

Из разговора на рыночной площади.

Большой Совет французской Академии ознаменовался грандиозным скандалом происшедшим между Андре Ампером, и маршалом Луи Даву, в ходе обсуждения перспектив воздушного флота. Господин Ампер, категорически не приветствовавший создание летающих аппаратов тяжелее воздуха, был жестоко высмеян маршалом, попавшим под воздушную бомбардировку русских аэропланов в Констанце, и выживший лишь чудом, тогда как его штаб и все сопровождающие лица погибли.

В запале спора, Андре Ампер, предположил, что полёт русских машин мог быть объяснён лишь с помощью колдовских сил, и которые он, как учёный рассматривать не может, и предложил маршалу, заняться лучше дисциплиной войск, а не бесплодными прожектами, а маршал в ответ высказал мнение, о неких учёных, что не видят дальше собственного носа, даже если тот отличается героическими размерами.

Газета Фигаро, 20 июня 1853 года.

Разгром союзных войск в Тавриде, сильно охладил военные настроения в Европе, так как на успехи этой группировки возлагались, далеко идущие стратегические расчёты. Ну и бесславная гибель маршала Веллингтона, прошедшего через десяток войн, очень сильно повлияла на командование войск. Каждый генерал примерял на себя судьбу прославленного полководца, и делал определённые выводы. Раньше, генералы и командиры полков имели все шансы если не покинуть поле боя, то как минимум дождаться выкупа из плена. Но новые правила войны, когда под бомбами оказывались все участники баталии, очень не нравились европейскому генералитету. Ну и наёмные полки, из Италии, Испании и других стран, узнав, что из миллионной группировки уцелело всего несколько тысяч, подались к себе на родину, разорвав контракты.

Так, многообещающий союз европейских стран стал не победным походом на восток, а новым поводом для раздоров и склок, в шумной и противоречивой Европе.

Германия сразу же рассорилась с Австрией, и Швейцарией, Италия которая всегда недобро посматривала на Адриатическую часть Австрии, стала активно собирать флот, Франция, потерявшая в крымской войне лучшую часть флота, теперь называла эту войну никак не иначе как "Тавридская авантюра", а король Наполеон третий приказал учинить расследование действий высшего армейского и флотского начальства, надеясь восстановить своё влияние на военные дела империи.

По всей Европе прокатилась волна внезапных смертей и несчастных случаев, а иногда, даже странных эпидемий, выкашивавших целые замки до последнего человека. Теперь уже никто не желал идти войной на Россию, а поскольку без грабежа и насилия европейская цивилизация существовать не могла, то все сцепились со всеми, и ринулись по морям в поисках ещё не занятых земель.

Преуспели в этом деле естественно британцы, так как у них был действительно прекрасный флот, и французы, подтянувшие свои корабли до уровня британских.

Паровые фрегаты и броненосцы сходили со стапелей один за другим, раздувая и без того большие флоты, но вопрос кто — кого, в споре французской и британской короны ещё не был решён.

А в России тем временем отгремели балы, приёмы и парады, посвящённые великой победе. Горыню осыпали ворохом наград, вручив даже флотоводческий орден Ярого в золоте с парусами, ещё одного Перуна, и Честь и Польза первой степени, за все сделанные изобретения. Кроме того, по представлению Ломоносова, Академия наук приняла его в действительные члены, и чего Горыня никак не ожидал, медаль "За отвагу", что вручалась за личное мужество в бою.

Баронет Фэрфакс занял почётное место в стеклянной витрине кунсткамеры Охотников за нежитью, шпага и слегка обгоревший штандарт Валлентайна в Знамённом зале, а среди всего этого блеска пиров и фейерверков словно королевы блистали жёны Горыни, получившие за отражение атаки вражеских колдунов Перуна в серебре, и знак за Тавридскую кампанию.

Может благодаря войне, а может ещё чему, семейная жизнь Горыни наладилась, и вечерами он с удовольствием проводил в компании жён, устраивая домашние концерты, на которые приходили и царь, с близкими и друзья самого Горыни.

Кропоткин, сам не имевший ни слуха, ни голоса, очень любил, когда пели другие, и именно он сделал Горыне поистине царский подарок. Из электронных ламп, которые уже делали полукустарным способом в лабораториях князя, он изготовил усилитель звука и пусть, и не очень качественный, но вполне рабочий динамик, который ухитрился засунуть в небольшой резной короб из красного дерева. Теперь, запустив генератор в подвале, можно было озвучить большой зал, в который они переместились, когда гости перестали помещаться в большой гостиной.

Но кроме тихих семейных вечеров, приходилось ходить по приёмам, и балам, которые Горыня очень не любил. Но жёны, зная об этом, старались его не дёргать, вывозя лишь на действительно важные светские мероприятия, и не задерживали надолго, отпуская домой после окончания официальной программы.

Денис Давыдов и другие генералы не забыли о своём обещании, и осенью, после больших манёвров, проехали по заводам и лабораториям князя Кропоткина, устраивая настоящие митинги, где рассказывали о новом оружии и насколько оно важно.

В результате, атмосфера в цехах и исследовательских центрах стала сильно лучше, и на Горыню уже не косились как на безумного изобретателя, а обращались с настоящим уважением, которое княжич очень ценил.

Тем временем, войска под командованием главного неведника Суворова ударом от проливов и от Кавказа смяли армию султана, и выдавили на сопредельные территории, совершенно очистив от турков.

Горыня вместе с воздухолётным отрядом дважды вылетал на фронт, но пока к длительным боевым действиям авиация была не готова. Ресурс двигателей был очень маленьким, и после десятка -вылетов, приходилось полностью перебирать моторы. Зачарование на прочность которое делали волхвы, держалось на металле в зависимости от нагрузки от недели до полугода, а сплавы, на которые очень рассчитывал Горыня и Кропоткин, пока не получались достаточно прочными.

Но даже в таком виде, авиация являлась тем джокером, который бил любую армию.

После каждого такого "выхода в поле" у мастерских появлялось масса работы по восстановлению двигателей, редукторов и прочего механического хозяйства, а сам княжич носился по цехам, следя чтобы все работы были выполнены в срок.

Именно в цеху его и отловил князь Васильчиков, который пришёл в сопровождении пары молодых волхвов военной управы в серых форменных кафтанах. Княжич, смотрел, как кран-балкой вытягивают главный двигатель из гондолы дирижабля. Массивный двенадцатицилиндровый мотор, был сердцем всего воздухолёта, и самой дорогой его частью, так что внимание к этой операции не было излишним.

— Княжич. — Васильчиков подошёл ближе и окликнув Горыню, пожал руку. — Вот хочу представить вам двух дубинушек стоеросовых — братьев Игнатовых. Очень им для шкод понадобилась верёвка тонкая да крепкая. — Князь сунул руку в карман и вытащил собранную в моток леску, сплетённую из трёх конских волосков. — Так-то она держит ну пару гривен не более. А вот после этих вот. — Глава управы кивнул на парней, которые с открытыми ртами смотрели на висящий на талях дирижабль. — Десять выдерживает точно. Я знаю, что у вас проблема с прочностью деталей, и вот, отдаю этих охламонов. Благо что у вас ведунов некомплект, а у нас эти как-то не прижились.

— Спасибо Дмитрий Николаевич. — Горыня кивнул, и посмотрел на мальчишек. А ну. — Княжич помахал рукой перед лицом парней, и те словно отмерли. — Линейку видите? — Княжич показал молодым ведунам простую деревянную линейку. — Ну-ка зачаруйте её, да по-серьёзному.

Дерево как материал мягкий, зачарование практически не держало, и отдельные детали из дерева или пропитывали лаком, или усиливали металлом делая многослойные конструкции.

Тот, кто был постарше, пожал плечами, подошёл, провёл рукой над деревяшкой, потом ещё раз, и поднял глаза на Горыню. — Готово.

— А ну-ка. — Княжич зажал один конец струбциной, а на другой подвесил чугунный груз в пять килограммов. Линейка чуть прогнулась, но и не думала ломаться.

— Если до утра провисит, возьму на должность старшего мастера.

— А если неделю простоит? — Влез тот что был моложе и меньше ростом.

— Всё равно возьму, только оклад будет повыше.

— А коли месяц? — Задорно спросил старший, сразу получив локтем в бок от брата.

— А коли месяц, то быть вам братцы ведунами в Управе воздушных сил, и числиться по двенадцатому разряду, с присвоением звания сержант для начала. А там посмотрим. Мне ведь не только талантливые да умные нужны. — Горыня внутренне улыбаясь смотрел на мальчишек. — Здесь не школа, и не родная деревня. Здесь шкодам и выходкам места нет. — Он поднял со стола снятое с цилиндра уплотнительное кольцо. Вот эта вот деталь была бы дешевле, если бы её отливали из серебра. И так тут всё. — Княжич повёл рукой вокруг себя. — Или дорого, или сложно в изготовлении, или и то и другое сразу. Мастера у нас заслуженные, по тридцать лет с металлом работают, а кто и поболе. И в обиду их я не дам. Даже таким перспективным парням как вы.

— А полетать дадут? — Совсем тихо спросил младший брат, и чуть сдвинулся в сторону словно прятался за старшего.

— Будете себя хорошо вести, лично дам команду чтобы вас регулярно катали на самолёте. — Горыня усмехнулся. — А там может и обучение пройдёте, на пилота. Механики с правом поднимать самолёты в воздух тоже очень нужны. — Горыня обернулся и взмахнул рукой. — Константин Петрович!

Коренастый широкоплечий мужчина в рабочем комбинезоне, в хромовых сапогах, и скрещёнными молотками в петлицах, подошёл сразу же.

— Княже?

— Вот прими на постой. Выдели им отдельную комнату, выпиши все пропуска, и поставь на первую бригаду к доводчикам. Пусть зачаровывают детали для пятьсот восьмого. А как соберёте, сразу на стенд, и гонять до первой поломки.

— Сделаю. — Мужчина кивнул, и махнув рукой парням чтобы шли за ним, ушёл.

Не сразу, но со временем, Горыня оценил, что у всех предприятий, где он был занят как специалист, были свои начальники, и инженеры. Ему не приходилось вникать в снабжение, кадры и тысячи важных и нужных вещей, что сильно экономило его время позволяя заниматься тем, что нужно в данный момент. И не начальству, а именно для дела как он его понимал.

Конечно даже при такой организации труда, к нему постоянно подходили и рабочие и служащие с просьбами, и даже требованиями, но всегда был адрес куда их можно было послать, чтобы работа двигалась.

Таким образом уже к августу пятьдесят третьего, по испытательному полигону носились два десятка бронемашин с новыми двигателями внутреннего сгорания, и автоматическими пушками калибром в двадцать миллиметров. Да, у машины был очень маленький запас хода, а её артустановка не могла бороться с крупными оборонительными сооружениями, но на поле боя где до сих пор стреляли капсюльные ружья, а кое-где и кремнёвые, танкетка была королевой поля боя.

Европейские монархи, посмотрев рисунки, сделанные на параде в Москве, тоже отдали приказ клепать собственные танки, но пока получилось лишь у англичан, сделавших бронемашину на паровом двигателе, с высоко торчащей трубой, и пятидюймовой пушкой, стрелявшей разрывными снарядами.

Французы же разродились своеобразной передвижной крепостью из дерева, обшитого стальными листами, на огромных тележных колёсах, и на конной тяге.

Весь этот паноптикум, созданный европейскими инженерами, сошёлся в битве между Британией и Францией, с довольно предсказуемым результатом. На раскисшем от дождей поле, машины быстро вышли из строя, застряли или были сожжены магами, и в дело привычно пошла пехота и артиллерия. Воюющие стороны разошлись тоже с ничейным результатом перемолов в боях несколько десятков тысяч человек, и экспедиционный корпус англичан убрался обратно на Остров.

Метания Горыни по заводам и фабрикам, в попытках объять необъятное, были прерваны императорским гвардейцем, который принёс срочный вызов к монарху. Посему пришлось всё бросить, и оседлав Обжору лететь сначала в свои покои, и приведя себя в порядок и надев парадно-выходной мундир, поспешить явиться к царю.

— Садись, сынок. — Михайло третий, встретивший Горыню с мягкой полуулыбкой, кивнул на кресло, стоявшее напротив его рабочего стола, и внимательно посмотрел на княжича. — Как твои успехи?

— Продвигаются. — Горыня вздохнул. — Довели пробег бронемашин до ста пятидесяти вёрст и это пока предел. И то, если бы не двое мальчишек — ведунов, и Данилы Троицкого, сварившего новую сталь, всё было бы прахом. Зато, удалось собрать новый двигатель для самолёта. Сто часов без ремонта, это очень хорошо. Почти на тридцать полётов. Ну и по мелочи, там. Охотникам сделали новый карабин в шесть линий. Жерло такое, что и здорового мужика отдачей гнёт, но зато пуля пробивает шкуру упыря. Так что им теперь сильно проще будет. Но вот с генератором всё никак. Горит лак на проводах, хоть тресни. Начали делать станок по обвивке провода шёлком. Дорого будет выходить, но без нормального электричества целая куча проектов просто встанет.

— А вот тут жалуются на тебя... — Михайло улыбнулся. Князь Оболенский говорит, умаление родовой чести...

Горыня фыркнул.

— Пусть лучше язык свой поганый себе в зад засунет. Начал на балу разговоры вести, что мол, общество не уважаю, да на приглашения не отвечаю, а оно, ну в смысле общество непременно желает меня видеть, да с гитарой и жёнами красавицами, чтобы это общество непременно порадовать новыми песнями. Ну я ему и ответил, что вместо балов да пирушек, лучше бы занялся производством, да хозяйством своим. А то, как деньги на балы тратить так это они в первых рядах, а как промышленность поднимать, так на всю Россию — десяток князей, да генералов, которым новое оружие просто позарез нужно. Ну и купцы конечно помогают, но те в первую очередь, за кошелёк свой радеют, а не за благо отчизны. А вот большинства старых родов, на этой ниве как-то не замечено. А дел по всей стране — начать да кончить. Дороги те же, машины для крестьян, школы механиков, да мало ли что ещё? А эти... клопы. Устроились в тепле, да жрут всё вокруг.

— Не любишь ты старое дворянство... — Государь покачал головой.

— Я, отец, никого не люблю, кто бездельником жизнь прожигает, да наследие предков транжирит. А дворянин он, мастеровой или землепашец, мне всё равно. Вот с последним набором, из Твери, на литейный завод, прибыло полсотни работников. Два десятка учатся как проклятые. До красных глаз. Ещё десяток, так себе. Работать будут, но только из-под палки. А два десятка ну оторви да выбрось. Ни к чему негодные людишки. Отправил обратно. Пусть в деревне коровам хвосты крутят. И вот был среди них мужичок такой странный. Перед заводоуправлением берёзка росла. Надуло видать откуда-то семечко. Вырубить жалко, а на вид ну палка — палкой. Так он чего-то бегал вокруг, поливал, да шептал. Я через неделю приехал, а оно там уже на две сажени вымахало, да всё зеленью поросло. И трава вокруг взошла... Так я его главным по всей зелени на заводе назначил. Пусть красоту наводит, раз такой мастер. Вот он — полезный человек. А не как это чмо болотное. Тоже мне князь. Гонору как у поляка, а дел реальных за спиной, нет.

И вот ещё... — Горыня помедлил. — Затевают эти суки что-то. Мне тут человек с завода, сказал, что в городе полно княжеских поместных дружин, и вольных отрядов. Но пока ведут себя тихо. За ворота усадеб почти не выходят. А ещё, заметил, что в подворьях городских мест почти нет. Всё мелкими боярами да их свитами забито. Праздники конечно повод, только вот слишком много их, да свиты большие. А жизнь в столице дорогая. К чему боярину такую толпу кормить да поить?

— Продолжай. — Царь с улыбкой кивнул.

— Я так думаю, что не рассчитывали они что война так быстро кончится. И смуту назначили на осень. К тому времени мы должны были увязнуть в боях, и переворот, мог иметь все шансы на успех. А сейчас приходится форсировать события. Ну, ускорять. — Пояснил Горыня иностранное слово. — Но для них тоже есть положительные моменты. Поместные войска отпущены по домам, а регулярные части на отдыхе, пополнении и вообще отведены на квартиры. Оттого и мяса натащили в Москву. Надеются толпой передавить гарнизон.

— А кто в зачинщиках, как думаешь?

— И думать нечего. Оболенские, Одоевские да Долгоруковы. А кто там в пристяжных, не знаю. Но на круг, тысяч десять собрать, наверное, могут.

— Пятнадцать. — Поправил государь.

— Ну, пятнадцать не страшно. У Васильчикова вон, только боевых ведунов под тысячу.

— Полторы. — Михайло усмехнулся. — Под предлогом обучения, да награждения задержал всех, кто был в действующей армии, да подтянул из отдалённых областей.

— Ну если полторы тысячи ведунов, да войск Московского гарнизона с пять тысяч, да тех, кто в ближних краях расквартирован...

— Этих брать нельзя. — Вздохнул император. — Как начнём выдвигать гарнизоны, так сразу они начнут.

— Так тоже не беда. — Горыня пожал плечами. — Из школы пластунов взять три десятка воинов, да пройтись по усадьбам да особнякам. До ночи ещё далеко, так что можно собрать пять — шесть ударных групп, да устроить им, танцы с песнями. У меня на заводе, воздухолёт только-только собрали. В деле ещё не был. Относительно небольшой, но полсотни людей да груз, взять может. И сядет где угодно, и сверху если нужно огнём причешет. Делали для штурма Стамбула, да не успели. Сто тридцать вёрст в час, может летать. Бомбовой нагрузки почти нет, но пара скорострельных пушек, да два спаренных пулемёта, такого жару дадут...

— Есть слух, что орденских колдунов притащили с десяток.

— А что колдун, — Горыня усмехнулся. — Жизнь-то у всех не в игле, которое на дубу, в неведомых краях. Пуле всё равно, колдун он или просто человек.

— Да, интересный муж Анютке достался. — Император хмыкнул. — Но такое ощущение, что у тебя в этом деле, со смутой какой-то свой интерес.

— Есть интерес, как не быть. — Горыня улыбнулся. — Я, государь, в прошлой жизни видел своими глазами, как руководители продали и просрали огромное государство. И если бы не наша тогдашняя тайная канцелярия, быть бы нам двумя десятками мелких государств, погрязших в междоусобицах, и нищете. А так, ядро страны всё же уберегли, хотя окраины и отвалились. Но то, наверное, и лучше, потому как работали там плохо, а кушать любили вкусно. И вот с тех пор, каждого заговорщика и предателя, воспринимаю, как личного врага, а работу по их уничтожению, такой же важной и нужной, как уборка в доме.

— Ладно. — Михайло кивнул. — Не хотел я тебя в это дело вмешивать, но раз уж так всё закрутилось, принимай под командование группу, что у Макошиной башни под синим штандартом. Всего будет три десятка команд. Поведут их князья Гагарин, Волконский, Юсупов, Лопухин, Бенкендорф, Туманов, Дашков, мои канцеляристы, да от военных, два десятка генералов в княжеском достоинстве. Командует штабом известный тебе князь Багратион. Связной амулет у капитана Тормасова, который побудет при тебе начальником штаба.

— Разрешите исполнять? — Горыня встал, вытянувшись по стойке смирно.

— Иди, сынок. — Михайло вздохнул. — И не лезь в каждую дырку. Для того у тебя люди есть, и немало.

К себе домой Горыня успел заскочить лишь на минуту, чтобы предупредить прислугу, о своём отъезде, но неожиданно встретил всех жён, мирно пьющих чай, в большой гостиной.

— Горынюшка. — Анна встала, и улыбнулась, глядя на то, как разглаживается напряжённое лицо мужа.

— Катя, Лиза, Аня, Люба, Фиса, — Горыня поочерёдно поцеловал каждую. — Рад что вы все здесь. В городе неспокойно, а будет ещё жарче. Так что лучше не выходить пока. — Он обернулся в сторону выхода и чуть повысив голос произнёс: — Лутоня!

— Да княжич. — Начальник охраны Анны, а теперь и всей Горыниной семьи, появился сразу же, так как находился совсем рядом с гостиной, в небольшой комнатке где сидели бойцы дежурной смены.

— Своих поднял? — И увидев кивок десятника, — продолжил. — В моём кабинете ящик с патронами, и ящик гранат. Как пользоваться знаете, на полигоне были. Говорить ничего не буду, сам знаешь, что делать.

— Спокоен будь, княжич. Убережём мы твоих лапушек. Мне от коменданта крепости ещё два десятка прислали, да пару ведунов, так что сдюжим.

У Макошиной Башни, уже толпилась большая группа воинов, сновали курьеры, на тележках подвозили припасы и шелестели картами командиры.

Капитан от кавалерии Тормасов, сын героя войны с Наполеоном, легендарного генерала Александра Петровича Тормасова, который ждал в качестве начальника команды куда более именитого командира, получил приказ о назначении Горыни с неудовольствием, хотя молодой княжич уже имел довольно громкую славу грозного воина, но вот его таланты как военачальника были под очень большим вопросом. Сам Тормасов, не без основания полагал, что справится с руководством полусотни человек, но Большой Императорский Совет постановил, что подавлением бунта будут руководить высшие дворяне империи, к каковым род Тормасовых пока не принадлежал.

Всё это было написано на лице честолюбивого капитана крупными буквами, поэтому Горыня лишь усмехнулся, глядя на своего временного начальника штаба.

— Господин капитан?

— Ваше сиятельство. — Офицер коротко, по-уставному поклонился. — В вашем подчинении три десятка егерей, десять младших офицеров, пять волхвов военной управы, да два лекаря.

— Хорошо. — Горыня кивнул. — Сейчас прибудут мои ратники, да наш транспорт, и пойдём по адресам.

— Транспорт? — капитан удивлённо приподнял бровь. Не верхами пойдём?

— Нет. — Горыня мотнул головой и рассмеялся. — Будем воевать с удобством.

Первые команды уже стали покидать площадь, когда Горыня расслышал в городском шуме гудение моторов воздухолёта.

Развернувшись вдоль стены, командир воздушного корабля стал медленно опускаться, прижимаясь к брусчатке, пока дно гондолы не коснулось земли.

— Грузимся. — Горыня оглядел своё невеликое воинство, которое уже успел проинструктировать по правилам нахождения на борту воздухолёта, и ведения войны с борта оного. Егеря и его личный десяток как самые опытные организованно и строем взошли на борт, после них понялись ведуны, офицеры, набранные из слушателей военной академии, и остальные в числе которых был Горыня.

— Ваше сиятельство, десантно-штурмовой воздухолёт Кречет — один, прибыл согласно приказу адмирала Нахимова в ваше распоряжение. Командир корабля капитан второго ранга Кольцов.

Горыня с чувством пожал руку офицеру, который ещё полгода назад был сугубо наземным, а точнее наводным человеком, и поднялся в рубку.

— Командуйте подъём, Николай Михеевич. — Горыня обернулся и взяв протянутую ему карту, развернул на штурманском столике. — Первая точка — Мытищи, имение князей Долгоруковых.

8

И не из таких поленьев солдат делали.

Мастер големов Карло Бестульджи по прозвищу Папа.

Из глубокой древности до нас дошли сведения, о первых создателях големов, таких как Пигмалион Кипрейский создавший подвижную фигуру прекрасной девушки, и монахи монастыря Ордена Креста, по слухам восстановившие старого голема — привратника, созданного около 1200 года мастером Франциском Ассизским.

Открытие в 1458 году возможности создавать големов для производства тяжёлых работ сделанное Бертольдом Анклитценом по прозвищу Шварц, произвело вначале потрясение в учёном сообществе Европы, так как именно големы могли стать тем решающим звеном в производстве, которого так желали крупные и богатые промышленники. Откачка воды, подъём тяжёлых грузов, и прочие виды деятельности, быстро истощавшие людей, стали большим препятствием на пути развития промышленности.

Но как оказалось, големы не годились для постоянной и тяжёлой работы, так как были весьма медлительны, примитивны до тупости, и быстро выходили из строя, исчерпав свой источник благодати. Попытки внедрить в големов более качественные источники на основе многослойных конструкций из металла и кристаллов, осуществил в 1550 году от обретения благодати, великий магистр Ордена Странствующих Лодовико Феррари. Именно он создал первого надёжно работавшего голема, с шарнирами на основе заметок архимагистра Леонардо да Винчи. Все применённые новшества позволили новым големам без устали трудиться на самых тяжёлых работах, нуждаясь лишь в пополнении благодати, и было выгоднее высушить для наполнения накопителей пару десятков рабов, чем заставлять их трудиться.

И лишь Франсуа де Виет, возведённый в баронское достоинство за выдающиеся заслуги в магии, в начале 17 века создал настолько подвижного и разумного голема, что ему можно было поручить функции охраны.

Ещё никогда царствующие особы и обеспеченные граждане не были в такой безопасности. Ловкие, быстрые и довольно умные големы были неподкупны, неутомимы, и действительно готовы умереть, защищая жизнь своего хозяина.

Конечно стоимость таких големов равнялась четверти их веса в золоте, но что такое золото перед возможностью спокойно спать, под действительно надёжной охраной.

Пространные рассуждения о големах и их пользе во всяком деле, составленные магистром ордена Странствующих, Георгом де Ассизи 1780 год от обретения благодати.

Лететь до Мытищ было куда удобнее и намного быстрее чем скакать даже на самом резвом коне, упоенного до косых глаз алхимическими усилителями. Но несмотря на это, они совсем немного, но не успели. Прямо на глазах, весь центральный корпус усадьбы Долгоруких вспыхнул серебристым сиянием защитного купола.

Обычная пушка могла долбить такой купол неделями и без результата, как минимум потому, что такие вот усадьбы ставились на месте мощных источников Силы, и продавливать их нужно было долго и муторно. Но Горыня, как человек далёкий от магии, но близкий к технике, высадил сначала бойцов, и оружие, а сам вместе с командой дирижабля стал кругами подниматься вверх.

На высоте в три километра одели дыхательные маски, с гофрированными шлангами, уходившими к баллонам, и продолжили подъём.

Новый дирижабль мог забираться и выше, но на шести тысячах, Горыня остановил подъём, и лично выставив бомбосбрасыватель в положение "одиночный", дёрнул рычаг.

Небольшая бомба, всего в два килограмма на такой дистанции разогналась до приличных трёхсот метров в секунду, и остановленная защитным куполом взорвалась, просадив его почти полностью.

— И ещё пару штук, для гарантии. — Княжич два раза качнул рычагом, и две бомбы понеслись вниз. Купол рухнул, сразу же, а взрывная волна от третьей бомбы снесла высокий шпиль над входом.

Горыня взял в руки амулет висевший на груди, и внятно несмотря на маску спросил находящегося на земле Тормасова.

— Александр Александрович, там Долгорукие на хотят сдаваться?

— Предлагал, ваше сиятельство, отвечают огнём.

— Ну и не очень-то хотелось. — Горыня хмыкнул, и один за другим четыре раза дёрнул за рычаг.

Когда воздухолёт сел у ворот усадьбы, егеря уже заканчивали зачистку, и вывод уцелевших. Взрыв сразу четырёх бомб, разворотил середину особняка, убив или покалечив большинство защитников, а чётко уловившие момент егеря, сразу же рванули в атаку.

Выживших было немного. Из двух сотен представителей клана Долгоруких, выжило лишь шесть человек, да два десятка боевых холопов, сидевших со связанными руками в круге, под охраной пары молодых офицеров.

Всю эту картину Горыня охватил одним взором, и кивнув самому себе, жестом подозвал Тормасова.

— Господин капитан, предлагаю оставить на земле всех прикомандированных офицеров, пусть сопровождают пленных в городскую управу. А самим лететь дальше. У нас ещё два адреса. Ну или можем вместо оставленных на земле людей взять Долгоруких. Карцер на корабле всё же есть, хоть и невелик.

Приказ о смене цели поступил уже в воздухе, когда с Горыней связался лично Багратион, и попросил навестить усадьбу князя Бельского, к которой выехавшая верхом команда никак не успевала.

Бельские, как род идущий от самого Рюрика имел немало преференций в налогах, и этим преимуществом воспользовался в полной мере став одним из богатейших родов России. Политического же веса не снискал, так как представители Бельских всегда лучше разбирались в торговле чем в войне.

Именно поэтому усадьба Бельских, в подмосковном Измайлово была огромной территорией со складами, конюшнями парком и настоящим дворцом, стоявшим на берегу рукотворного пруда, где жили белые лебеди, и даже водилась рыба.

Да, в роду Бельских почти не было военных, но деньги умели себя защищать не хуже, чем армия, и уже на подлёте, воздухолёт встретила не очень прицельная, но частая пальба из пушек, а стоило подойти поближе, как весь дворец накрыло плотным защитным куполом.

— Провозимся. — Спокойно произнёс командир воздухолёта и вопросительно посмотрел на Горыню.

— Давайте Николай Михеевич, высаживайте нас, а сами, забирайтесь-ка на самый верх, под семь тысяч, и молотите бомбами пока этот чёртов купол не ляжет. Ну а там уж и мы повоюем.

Как и предполагал Горыня, на предложение сдаться, защитники усадьбы ничего не ответили, и княжич дал команду на бомбардировку.

Купол подпитанный кроме источника ещё десятком боевых волхвов, разлетелся после шестого взрыва на его поверхности, и четыре бомбы, летевшие следом, разворотили верхний этаж усадьбы и даже попали в зимний сад, устроив красочный фейерверк разлетающимся во все стороны стеклом.

Дирижабль ушёл по спирали на снижение, а от особняка дружно ударили ведуны, подняв стену огня. Но приданные команде Горыни тоже не ловили мух, а остановили стену прямо на границе участка, где проходила кованная решётка.

После того, как пламя осело, от решётки и кирпичных столбов, остались только лужи раскалённого металла и горки осыпавшихся прахом кирпичей.

Сразу после этого, послышался звон стёкол, и нестройный залп из пары десятков ружей, заставил штурмующих залечь.

— Эдак мы долго провозимся. — Горыня лёжа за поднятым ведуном бруствером, чуть приподнялся и сразу упал, почувствовав, как стрелки взяли его на прицел.

Несколько пуль с шелестом вошли в земляной вал, а лежавший рядом капитан Тормасов поморщился.

— Может обстреляем их из пушки да дело с концом.

— Да, хороший вариант, если бы только не одно обстоятельство. — Горыня скосил глаза на помощника. — Если у Голициных, в поместье, были только мужчины, то здесь, по нашим данным всё семейство Бельских. А там только детей, если мне память не изменяет, штук сорок.

— Да, даже поболе будет, если с родичами считать. — Ответил капитан.

— Вот и я о том. Перемешать их с кирпичами невелика затея, только вот как на нас потом люди посмотрят? Да и для кармы плохо.

— Вы верите в эти ханьские штучки? — Изумился Тормасов.

— Ещё как. — Горыня перевернулся на живот, и загребая траву и землю разгрузкой быстро пополз к паре бронещитов поднятых его ратниками.

— А ну-ка. — Он осмотрел винтовку, достал из кармана и вставил в гнездо прицел. Затем подкрутил маховики наводки в среднее положение, и высунув ствол из прорези щита, сделал пробный выстрел.

— Высоковато взял. — Ещё подкрутил маховички, и ещё раз выстрелил. — И чуть правее. Ага. Теперь нормально. Ну, и кто там у нас такой умный, и меткий? Новый щелчок выстрела, и стоявший в окне человек упал. На третьем выстреле, уже никто не подходил к окнам, спрятавшись за высокими подоконниками.

— Антип! — Окликнул Горыня побратима. — Держи их на прицеле, не давай высунуться.

— Сделаю, брате. — Антип кивнул, и перехватив винтовку, стал выцеливать неосторожных защитников дома.

— И дай мне свой автомат. Я сейчас прогуляюсь до дома, посмотрю, что там.

— Нешто один пойдёшь? Возмутился Дубыня, нервно поправлявший свою ручную пушку.

— Ну, давай, ты, Герасим, Ждан, и Умир. Мне там быстрые да шустрые нужны. Бой в коридорах, он такой... Тормозов не любит. И гранат нам давайте поболе. Дымовые есть? Их давайте. И Вспышку, тоже.

Проследив как назначенные развешивают боеприпасы по карманам разгрузок, Горыня, наощупь прошёлся по своему снаряжению, и убедившись, что всё в порядке, кивнул.

— Так, Дубыня, давай ты с бронещитом впереди, а мы за тобой след в след. И быстро, пока они не очухались.

Человеческая гусеница с головой в виде гнутого куска стали расписанного рунами, шустро рванула вперёд, и уже была в двадцати метрах от входа, как высунувшийся в окно ведун, метнул в них шар огня.

Ведуна тут же снял Антип, но пущенный в полёт снаряд врезался в землю метрах в двух от бегущих людей, обдав их градом раскалённых комьев земли и камней.

— Ну суки. — Горыня которому камень съездил по уху, озлобился не на шутку. — Сейчас я вам покажу мастер класс практической магии.

Прошедшие обучение как штурмовая команда, побратимы знали, что делать, и достигнув стены дома, прижались к ней, так чтобы войти в мёртвую зону, а Горыня достал из одного из кармашков продолговатый брикет, прилепил его к двери, быстро отскочил в сторону.

Двести граммов гексогена, проломили и дверь, и рунный щит, стоявший прямо за ней, хлестанув осколками и щепой, по стоящим за дверями воинам. И сразу же в разорванные взрывом двери вкатилась граната, действие которой было ещё более ужасающим. Людей, столпившихся у входа, и тех, кто подбежал оказать помощь, просто разорвало в клочья, испятнав лепной потолок кровавыми потёками.

— И ещё саечку, за испуг! — Крикнул Горыня, бросая гранату, но на этот раз "Вспышку", гарантированно лишавшую зрения минут на десять даже в солнечный день.

Держа автомат у лица, в полной готовности открыть огонь, Горыня осторожно высунулся из дверного проёма, и осмотрелся. Нижняя зала была пуста если не считать убитых, и раненых, стонущих в голос, и пытающихся отползти в сторону.

— Ваше сиятельство. — Тихо прозвучал переговорный амулет. — Егеря прошли вдоль ограды, и вошли в левый флигель.

— Следить за их продвижением. Не приведи Род, начнём палить друг в друга.

— Слушаюсь.

Из нижнего зала, шли несколько дверей, явно хозяйственного назначения, и поднималась широкая лестница из белого мрамора, с алой ковровой дорожкой, на бронзовых креплениях. Площадка второго этажа была как раз над головой тех, кто вступал на лестницу, и отщёлкнув предохранительную скобу, и досчитав до двух, Горыня подкинул Вспышку с таким расчётом, чтобы забросить её наверх.

Расчёт оправдался лишь частично, так как граната взорвалась ещё в воздухе, но вихрем взлетевший по ступенькам княжич, не особо церемонясь, мужчину, который схватился за своё лицо обеими руками, подхватил за шиворот, и пинком толкнул вниз.

Ещё трое пострадали меньше, а один так вообще моргал, подслеповато поводя из стороны в сторону стволом большого револьвера, и закономерно получил пулю в лоб.

Тяжёлый штурмовой автомат, который Горыня с присущей ему скромностью назвал "Мара" имел калибр в пять линий, глушитель, вместительный дисковый магазин, и экспансивные пули, не оставлявшие шансов на выживание, так что самому глазастому просто оторвало голову, а остальные получив по пуле в корпус замерли, с остекленевшими глазами.

Побратимы уже поднялись по лестнице, а Дубыня с тяжёлым бронещитом, стоял рядом.

Антип аккуратно выглянул за угол.

— Давай, Дубынюшка, сторожко заходи, голову спрячь, да щит донизу опусти.

— Так всё одно плечи будут торчать. — Возразил богатырь.

— Плечи мы тебе если что залатаем, а вот голову уже не пришьёшь. — Отрезал Горыня, и дождавшись, когда Дубыня словно осадная башня выдвинется вперёд, скользнул ужом по полу, и перекатившись замер на мгновение выставив ствол автомата, и стазу же открыл огонь.

Пушкарь, стоявший возле орудия с дымящимся фитилём, и ведун с поднятой рукой, умерли первыми. За ними, странная группа в чём-то вроде ряс, но не синего цвета, как у ведунов, а чёрного, и усатый мужчина с монструозным двухствольным револьвером.

Падая пушкарь всё же зацепил запальником фитиль, и Дубыня только и успел рухнуть на пол, как ядро пролетело над ним, оставив рваную дыру в стене.

Сражение на Березине — общее название боев 14 (26) — 17 (29) ноября 1812 года между французскими корпусами и русскими армиями Чичагова и Витгенштейна на обоих берегах реки Березина во время переправы Наполеона в ходе Отечественной войны 1812 года.

Сухинь — март месяц в славянском календаре

Журавли — Музыка: Ян Френкель Слова: Расул Гамзатов

Дестреза — испанская школа фехтования предполагающая не только владение двумя руками но и круговые перемещения и основанная на биомеханике человека.

Мануэль Антонио ла Брея — Знаменитый мастер дестрезы написавший трактат "Principios universales y reglas generales de la verdadera destreza del espadin segun la doctrina mixta de francesa, italiana y espaЯola, dispuestos para instruccion de los caballeros seminaristas del real seminario de nobles de esta corte" (1805)

Неведник — маршальский титул в этой реальности.

Яд Борджиа — смесь ядовитых солей и токсичных веществ, не имеющая ни запаха, ни вкуса.

Тотлебен — русский генерал, знаменитый военный инженер, инженер-генерал (1869)

В реальной истории был открыт в 1801 году профессором минералогии из Мехико Андресом Мануэлем Дель Рио.

Семь тысяч триста двадцать восьмой год от сотворения мира — тысяча восемьсот двадцатый от рождества Христова.

50 линий — 127 миллиметров, 30 линий — 76 миллиметров 10 линий — 25 миллиметров.

Традиционно в русской армии высшее дворянство обращалось друг к другу не по званиям, а по титулам.

Сажень в данном случае практически равна метру. Дульнозарядные пушки начала девятнадцатого века в реальной истории прицельно били максимум на километр, а предельная дальность полёта снаряда была около трёх километров.

Английская миля — 1609 метров, следовательно, дистанция о которой говорит Веллингтон — 804 метра.

Как и в реальной истории к Крымской войне во всех флотах, уже ходили корабли, имевшие кроме парусов и паровые машины.

В реальной истории первый цельнометаллический корабль, парусно-винтовой броненосец "Уориор" был построен в 1860 году.

Видок — непосредственный свидетель событий.

Изок — июнь месяц славянского календаря.

Ганзейский союз — торговая организация, объединявшая корпорации разных стран.

На квартиры — в места постоянной дислокации.

Пойти верхами — двигаться верхом на лошади.

55